КРИСТАЛЛ ВООБРАЖЕНИЯ

Вместо предисловия

Возможна ли «машина времени», котораяN перенесет тебя и в будущее и в прошлое?

Возможно ли достичь скорости, превышающей скорость света и улететь к другим галактикам, а потом вернуться домой, застав ожидающих тебя родных, а не далеких потомков?

Можно ли многократно возвращаться к критической развилке дорог в твоей жизни и выбирать не ту, по которой прошел?

Можно ли брать ходы обратно в великой шахматной игре Жизни?

Ученые однозначно ответят на эти вопросы: «Нет, нет и нет!» Нельзя нарушить закон причинности, не может следствие быть раньше причины, не может сын появиться в мире раньше, чем родилась его мать. И не может материальное тело двигаться в пространстве со скоростью, превышающей скорость света! Но неуемен человек! Он готов преодолеть все запреты и пределы. Но что ему для этого потребуется? Какое-то немыслимое кибернетическое устройство? Сверхмощные космические корабли, использующие вакуумную энергию и взаимодействующие с материальной субстанцией вакуума? Что же изобрести, чтобы обойти законы Природы?

Надо быть неуемным, но нельзя быть неумным! Не обойти законов Природы. Их можно лишь познавать, а не менять.

Но вот представить себе существующим самое непостижимое в силах Человека. Тем он и отличается от всей остальной природы, что только он один в животном мире обладает воображением, в состоянии увидеть то, чего нет, преодолеть непреодолимое, повернуть все вспять, исправить неисправимые ошибки. Все это способно сделать воображение.

Но воображение людское подобно океану с бездонными глубинами, с неведомыми течениями, даже со штормовыми волнами, цунами, способными смести все со своего пути.

Воображение породило и древний эпос народов, и сонм олимпийских богов, красочные мифы Древней Греции, и мрачные догмы средневековья, жуткий мир сверхъестественных сил, от которых не в состоянии избавиться и даже современное культурное человечество. Всякая чертовщина, лешие и домовые, феи и ведьмы, эльфы и привидения - все это порождение фантазии, плод воображения.

Но вместе с этим беспредельна сила человека, обладающего воображением. Оно лежит в основе всякого творчества, позволяет увидеть выполненным задуманное, рождает замыслы. Оно позволяет и перенестись в иное время, поставить себя рядом с фараонами, Ермаком Тимофеевичем, Петром Первым или слушать речь, страстным призывом прозвучавшую с броневика у Финляндского вокзала, а потом штурмовать в осенний октябрьский день Зимний. Воображение подобно подлинной «машине времени», оно может переносить не только во времена, которые прошли и о которых мы что-то знаем, оно способно перенести, а потом вернуть тебя из самих отдаленных мест Галактики, поможет увидеть чужие миры и свет иных звезд, покажет непохожую жизнь непохожих на нас существ или, напротив, во всем сходных с нами, но осуществивших все наши чаяния справедливой и счастливой жизни. Более того - воображение единственное, что может помочь нам заглянуть в грядущее, представить себе наших потомков, которые унаследуют от нас планету и ее культуру не для того, чтобы все это уничтожить, а чтобы утвердить Торжество Разума, о котором мы мечтали, строя гармоничное общество своей мечты, которую защищали и будем защищать с оружием в руках.

В арсенал нашего оружия входит и литература. И есть в ней такая ударная сила (дальнобойная или даже ракетная артиллерия!), как фантастика. Этот вид литературы пользуется, к удивлению некоторых аналитиков, непостижимой любовью читателей. Но чем больше любима и читаема фантастика, тем большие требования надо к ней предъявлять.

Вовсе не все маршруты по океану воображения ведут к светлим целям, к цветущим островам мечты. Читая все фантастическое подряд, попадешь в мир фантасмагорий, безответственной выдумки, больного воображения, перешагивающего через сказку с присущими ей чаяниями народов и тягой к победе добра над злом. И фантастика, рожденная «сверхвыдумкой», заимствуя от сказочности лишь одну ее внешнюю сторону, прикрывает собой, в особенности на Западе, самые мрачные картины безысходности, не видя для человечества будущего, подменяя его апокалипсическими, щекочущими нервы картинами. Конечно, предупреждать о последствиях бездумной политики некоторых западных руководителей надо, но нельзя безответственным вымыслом прикрывать отрицание реальных и светлых путей в грядущее, в желанное грядущее. Нельзя вымысел превращать в самоцель, отрывая его от действительности, пользуясь беспредельными возможностями воображения.

Фантастика, в особенности научная фантастика, ограничивает фантаста требованием правдоподобия нарисованного, верностью подмеченных тенденций развития науки и техники, короче говоря, жизненность фантастики определяется ее реальностью!

Казалось бы, «фантастика» и «реальность» - слова друг друга исключающие. Однако на самом деле это не так. Реальность определяет достоверность. И классики научной фантастики стремились сделать фантастическую выдумку правдоподобной, окружая ее знакомыми, зримыми деталями, в которые поверит читатель, приняв вместе с тем и вымысел писателя.

Вспоминаются строки Буало:

Действительно, погоня за невероятным вовсе не ведет к читательскому сердцу. Чтобы овладеть им, надо читателя растрогать, заставить переживать за судьбы героев, поверить в них.

И если выдумка писателя, воплощенная в понятные образы героев, пусть рожденная воображением писателя, но отражающая то, чего так жаждут добиться люди на Земле, будь то новые достижения техники, справедливые отношения между людьми или путешествия к другим звездам на иные планеты, то она, эта выдумка, становится зеркалом действительности. И зеркалом не простым, можно сказать, «волшебным», увеличивающим отражение, приближающим, переносящим тебя в иную действительность, но неразрывно связанную с действительностью реальной.

Я предпослал эти мысли первой книге молодого писателя Спартака Ахметова потому, что в рассказах и повестях он показывает себя фантастом, отталкивающимся именно от реальности. Будучи сам ученым, он приобщает читателя к мечтам ученого, который в повседневной своей деятельности воплощает мечтания былых фантастов - создает искусственно драгоценные камни, выращивает бесценные кристаллы. Его повести и рассказы тоже подобны выращенным автором кристаллам. И их автор стремится, как и в лаборатории, чтобы они не отличались от природных, то есть были бы жизненными, не оторванными от действительности, как бы ни казались невероятными описанные автором события.

Да, читатель найдет здесь и «взятые у Жизни назад ходы» в бескомпромиссной игре на полигоне, определяющем пригодность людей для выполнения необыкновенных задач, к которым они готовятся. Читатель найдет и поражающие своей красотой гигантские алмазы, сможет проследить их историю, переходя из одного времени в другое, заражаясь увлеченностью автора, любовью к его героям.

СОИСКАТЕЛИ

Памяти бабушки Гайни-Джамал

которая знала много сказок.

1

Неслышные, как призраки, они пробежали открытое место и растворились в кустарнике, которым был обсажен ров. Ни один листик не шелохнулся. Атаман жестом показал - раздеваться. Воины стащили потные халаты и шальвары и остались в розовых набедренных повязках. Атаман оглядел безлюдную стену с вертикальными щелями бойниц. Ткнул пальцем в грудь трем воинам. Юркий Абэ взял саблю в зубы и беззвучно канул в воду. Следом за ним нырнули Кумар и чернокожий Чака. Вскоре их головы показались в локте от противоположной стороны рва. Абэ ловко выбрался наверх, прижался спиной к горячей стене, сцепив на животе кисти рук. Чака влез к нему на плечи и принял ту же позу. Пирамиду завершил Кумар, смуглое тело которого пришлось между бойницами. Подоспели остальные. Держа в зубах сабли, они поднимались по живой лестнице и перемахивали через парапет.

«Первый… второй… третий…» сосчитал Кумар и поднял руки. С парапета его ухватили за кисти, подтянули. Тогда Чака повернулся лицом к стене, сжал лодыжки Кумара и повис, согнув в коленях жилистые ноги. Абэ отлип от стены, подпрыгнул и схватился за них. Подтянулся, неуловимо быстрым рывком оказался за широкой черной спиной. Через мгновение он уже был среди товарищей. Следом за ним на площадку спрыгнули Чака и Кумар. В крепости все еще не подняли тревогу. Неужели стражники спят, разморенные полуденной жарой? А может, следят изо всех щелей, выжидая?

Холодок пробежал по спинам воинов. Они переглянулись и побежали вдоль парапета. Босые ноги шелестели по мрамору. Казалось, раскаленная площадка сама несла воинов. Промелькнула угловая башня, пузатая, словно кувшин. Крутая лестница вела налево вниз, где среди финиковых пальм дремали павлины и лениво лепетал арык. Воины рассыпались по саду, с разных сторон подкрадываясь к лазурному дворцу.

Дверь с золотыми накладками первым увидел узкоглазый Абэ. Он растянул губы и закричал павлином. Неслышно появились товарищи, будто возникли из дрожащего марева. Абэ приоткрыл дверь. Загорелые воины скрылись в черном проеме, последним скользнул в него атаман. Они пробежали по длинному коридору и вдруг оказались в большом зале с ребристыми колоннами. Сквозь стеклянную крышу били солнечные лучи, переливаясь в грудах монет. Все помещение заполняло золотое сияние, в воздухе дрожали золотые пылинки. Там и сям лежали кувшины, истекающие дирхемами и динарами. В волнах золотого моря плавал распахнутый сундук, наполненный лалами, яхонтами и гранатами.

- Аллах!.. - восхищенно выдохнул кто-то. - Золото Искандара…

- Да обратится оно в прах, - прошипел атаман. - Нам нужен перстень с голубым гранатом. Только перстень!

Воины бросились к сундуку, позабыв об опасности. Лишь Чака настороженно посматривал по сторонам. Его мучила мысль, что стражники прознали о нападении. Они не торчали на стенах, пугая ворон. Они поступили умнее: затаились и теперь готовы обрушить удар. Как бы в ответ на эти опасения из-за колонн бесшумно выдвинулись голые по пояс стражники с грозно занесенными для удара копьями.

- А-а-а! - страшно закричал Чака, ныряя под летящее копье. Воины бросились врассыпную, только один остался лежать ничком. Меж его лопаток подрагивало тонкое древко. Чернокожие копьеметатели шагнули в сторону. Из-за их спин появились новые стражники, вооруженные кривыми саблями. Миниатюрный Абэ первым ринулся на них. Дважды взлетел сияющий клинок - два стражника рухнули на рассыпанное по полу золото. Абэ уже схватился с третьим. Зал наполнился лязгом стали, выкриками, стонами. В лучах солнца еще веселее заплясали золотые пылинки. Стражников было слишком много.

- К выходу! - крикнул Стас, нанося и отражая удары.

- Перстень! - задыхался Кумар. - Без него… нельзя!..

- Черт с ним! - прохрипел Ли, которого теснили трое. - Нам не выстоять…

Абэ бился молча, оскалив зубы. В обеих руках гибкого Кумара сверкало по сабле.

- Внимание! - воскликнул Стас, отпрыгивая назад и наклоняясь над полупустым кувшином с золотыми динарами. И тут стражники выбили клинок из руки Ли. Товарища заслонил Абэ, рядом встал улыбающийся Кумар.

- Держи! - Он бросил обезоруженному Ли одну из своих сабель.

И тут атаман поднял над головой тяжелый кувшин. - Тр-рах! Кувшин взорвался, точно ядро. Картечь золотых монет полоснула по стражникам. Разъяренный Ли бросился вперед, рубя направо и налево. Перед ним мелькнула черная спина. Ли яростно полоснул по ней саблей и замер, увидев падающего Чака.

- Я нечаянно, - по-детски пролепетал Ли. - Прости…

Но тут раздались звонкие хлопки, и все услышали знакомый насмешливый голос:

- Стоп, стоп!

Из-за колонны в сопровождении сотрудника Центра вышел невысокий худощавый человек в голубом тренировочном костюме. Он оглядел бурно дышащих соискателей, скользнул взглядом по чернокожим андроботам, игравшим роль стражников. Опустив саблю, Стас вопросительно смотрел на устада Галима Камалова, которого все звали Устад-Галимом.

Лысую голову ученого покрывала тюбетейка, вышитая жемчугом. На желтоватом лице тонкая сетка морщин. Две глубокие складки между косо поставленными бровями придавали ему выражение печали и сострадания. Курчавую бородку тронула седина, в густых коротко подстриженных усах таилась легкая усмешка. Острого языка Устад-Галима боялись все соискатели.

Камалов подошел к сраженному копьем рыжеволосому гиганту. Боб честно изображал труп: он лежал, разметав по золотым монетам кудри, и за время схватки ни разу не пошевелился. Устад-Галим отлепил от его спины копье с присоской, позвал:

- Боб, сынок, проснись, уже поют райские трубы…

Соискатель встал, сокрушенно повесив голову.

- Гибель Чаки я видел, - тихим голосом продолжал Камалов. - Разговор об этом впереди. А вот как тебя угораздило?.. Реакция у тебя замедленная, вот что. А без нее в нашем деле труба… Я, как и все восточные владыки, люблю красные яхонты и рыжих воинов. Но при плохой реакции локоны не спасут! Устад повернулся к Стасу.

- Ты тоже хорош. Попал в засаду, потерял двоих. Задание не выполнил… Чему улыбаешься, атаман? Добудь перстень Искандара, а потом веселись!

Стас поднял руку. На безымянном пальце электрической искрой блеснул голубой гранат. Соискатели радостно вскрикнули.

- Смотри-ка! - удивился Устад-Галим. - Успели… Ну, что ж, ваша группа в прошлое пойдет первой.

2

Вводную программу соискатели получили за декаду до запуска. В холле Стас быстро просмотрел ее и усмехнулся. Насколько Устад-Галим иронично и четко излагал свои мысли вслух, настолько же расплывчато и наивно он выразил их на бумаге. Видимо, информация о заданной точке прошлого была скудна, и ему пришлось напрячь воображение, придумывая подробности. На плечо Стаса опустилась крепкая ладонь Абэ:

- Атаман, мы собрались прогуляться. Ты с нами?

Стас отрицательно мотнул стриженой головой.

- Хочу полистать вводную.

Жилище Стаса мало чем отличалось от комнат его товарищей. Разве что участок стены над столом выложен ромбовидной чешуей таисянского плечерога, да в черной шкатулке искрится марсианская галька. На Марсе и Таисе Стас не был. Чешую и прозрачные камешки привезла Алена. Она любила все лучезарное. И сама была веселая и яркая. Мужа называла Добрыней. «Почему?» - спрашивал Стас, взвешивая на ладонях ее тяжелые волосы. «Ты большой и добрый, смеялась Алена. - И верный. А если отпустишь бороду, то будешь вылитый Добрыня Никитич с картины Васнецова».

Стас посмотрел на стереоизображение Алены, сел и принялся читать вводную программу.

«В стародавние времена, когда ужасные дивы и прекрасные пери являлись людям, царствовал славный Рабиг аль-Мулюк. Его владения омывало море, пересекали реки и сухие русла; сады граничили с пустынями, а дворцы - с хижинами. В числе подданных были визири и воины, звездочеты и купцы, простолюдины и нищие».

Стас постарался представить себе Рабиг аль-Мулюка. Жил, наверное, в древности этакий аравийский царек. Грабил подданных, сладко ел и развлекался. Владел двумя-тремя оазисами, угонял у соседей скот, верил в существование дивов и пери…

«Рабиг аль-Мулюк старался быть праведным владыкой: карал злодеев, возвеличивал храбрых и усердных. Не его вина, если подлинная справедливость не воцарилась в стране. Царь был бездетным. Приближалась старость, но некому было передать власть. Подолгу бродил Рабиг ал-Мулюк в саду, удрученный тягостной думой».

Давняя боль кольнула Стаса: у них с Аленой тоже не было детей. «Успеем, смеялась жена. - Сто лет впереди! Да и некогда. Ты копаешься в жерлах вулканов, я ползаю по планетам…» Сколько ни уговаривал Стас, Алена только смеялась. И он верил, что впереди сто лет. Сто лет! Когда солнечный протуберанец сжег корабль Алены, Стас тоже хотел умереть. Тоскуя по жене, бросил вулканологию и пришел в Центр… Стас снова погрузился в чтение вводной.

«Однажды владыка гулял в саду. Чей-то голос окликнул его.

- Кто посмел? - гневно спросил повелитель.

- Я - Хызр. Разве ты не узнал меня?

Падишах с достоинством наклонил голову.

- Вот чудодейственное яблоко, - негромко промолвил Хызр. - Раздели его с женой, и у вас родится сын.

Царь побледнел и обеими руками принял краснобокий плод».

Стас еще раз перечитал эти строки. Кто такой Хызр?.. А, это добрый вестник. Стало быть, у царя будет сын.

«И когда родился Сайф ал-Мулюк, ликовала вся страна. У колыбели наследника владыка собрал звездочетов и дервишей. Мудрецы долго лицезрели младенца, изучали расположение родинок, многозначительно вздыхали и переглядывались».

Стас отложил вводную. Итак, если отбросить восточную цветистость, информация о Сайф ал-Мулюке выглядит следующим образом: во-первых, он станет мудрым, во-вторых, воинственным, наконец, он приобретет жизненный опыт и превратится в крепкого царька. Дальнейшие предсказания перебрасывали царевича из VIII века в авантюрную сказку. И Стасу, который подменит Сайф ал-Мулюка в прошлом, предстоят большие испытания. Придется работать как следует, чтобы все закончилось благополучно. Надо выполнить задание Устад-Галима и вернуться из прошлого. Только тогда жизнь без Алены приобретет какой-то смысл.

«Время показало, что звездочеты и дервиши не ошиблись. С малых лет царевич радовал воспитателей остротой ума и любознательностью. Он рано научился читать и писать, скакать на коне и владеть оружием. Любил слушать рассказы о злобных дивах и прекрасных пери, о войнах и странствиях, о несчастной птице рухх, детенышей которой пожирает злобная аждаха. Однажды падишах призвал к себе сына…»

3

Через декаду соискатели собрались у Камалова. Вообще-то можно было сразу идти на пусковую площадку, потому что ничего нового устад не сообщал. Все давно говорено-переговорено, уточнено и проверено. Но так уж повелось, что очередная команда усаживалась у овального стола и молча созерцала тюбетейку на голове Устад-Галима. И что интересно: такая игра в молчанку приносила пользу. Медики это подтверждали.

Камалов сидел в глубоком кресле. Пощипывал курчавую бородку и разглядывал соискателей. Смотреть на них - одно удовольствие. За столом собрались здоровенные красивые парни, спокойные или тщательно скрывающие волнение. Стройный Чака согнулся и спрятал ладони между коленями. Мелкие кольца его волос напоминали вязаную шапочку. Соискатель покачивался и смотрел в сторону. «Красив, - подумал Камалов. - Не слишком ли ты волнуешься, сынок?»

Устад перевел взгляд. Уж кто был самоуверен и никогда не волновался - так это Абэ! Он раскинулся в кресле, положив ногу на ногу, щурил узкие глаза. Он мал ростом, невероятно силен и смешлив. На улыбающегося товарища неодобрительно косится дисциплинированный Кумар. Его черные волосы аккуратно причесаны, стартовый костюм застегнут на все кнопки. В Камалова он влюблен, непререкаемо верит каждому слову.

Рыжеволосый Боб напоминает чемпиона Олимпийских игр по метанию молота. Природа щедро одарила его: широченные плечи и грудь, литые бицепсы, длинные ноги. К сожалению, все это большей частью бездействует, ибо их обладатель любит поспать. Он и сейчас дремлет.

А вот Ли никому не нравится. Какой-то он унылый, бесцветный. Скуку наводит. Не понятно, зачем он вообще пришел в Центр. Боясь обнаружить антипатию, Камалов прощал ему мелкие промахи, за которые беспощадно ругал Стаса.

Из общей массы соискателей Стас не особенно выделялся, и все-таки он признанный лидер и бессменный атаман на полигоне. Почему? Причина проста. Если каждый из соискателей чемпион в каком-либо одном виде спорта, то Стас многоборец. Среди узких специалистов он - ученый-энциклопедист. По складу характера он чудак, который, не задумываясь, пойдет туда - не знаю куда, чтобы принести то - не знаю что. «На кого он похож? - думал Устад. Пожалуй, на добродушного и верного Добрыню».

Устад-Галим приподнялся и обвел взглядом соискателей. Парии зашевелились, готовые ко всему.

- Кто не уверен в себе? - спросил Камалов. Не ожидая ответа, решительно встал:

- На старт! В нижнем ярусе их встретил знакомый сотрудник Центра. Камалов быстро прошел мимо пусковой площадки.

- Вы не с нами? - забеспокоился Чака.

- Я буду у мониторов.

На площадке серебристо мерцали стартовые капсулы. Соискатели привычно разместились в них, надели на головы пси-датчики, обмотали их длинными шелковыми чалмами. Пошевелили руками и ногами, принимая удобную позу. Сотрудник Центра меланхолично обошел капсулу, проверяя, все ли сделано по инструкции.

- Внимание!.. - Голос Устада прозвучал в сознании каждого соискателя. - В исходном положении проигрываем вводную. Затем действуете самостоятельно. Время!

Надвинулась металлическая штора, и Стаса окутала темнота. На мгновение безысходное чувство оторванности от всего мира охватило его. «Спокойно!» приказал себе Стас. Тьма обволакивала и теснила грудь. «Алена!.. - позвал он. - Алена!» И успокоился. Мысленно представил, как серебристая капсула поднимается над площадкой. Раздвинулись лепестки приемных диафрагм, капсула вошла в люнет пси-генераторов. Диафрагмы закрылись. Сейчас Устад скажет обычное…

- Доброго пути! - прошелестел в мозгу знакомый голос.

Стас мгновенно расслабил и напряг мышцы… Ну! Перед глазами развернулся огненно-пестрый веер. Он мерцал и переливался. Стас летел сквозь него, возносясь выше и выше. Свет стал невыносимо ярким, под ногами открылась бездна. Стас рухнул в нее, чувствуя, как стремительное падение выворачивает его наизнанку. И вдруг все прекратилось…

…Стас открыл глаза. Он сидел на узорчатом ковре. Стены комнаты расписаны причудливым орнаментом, в узкие окна бьет солнце. Соискатель поднялся и подошел к бронзовому зеркалу. В отполированном металле отразился юный царевич, облаченный в тонкий халат. Адаптация пошла быстрее. Тугая чалма уже не давит голову, рука сжимает кинжал, украшенный огненным рубином…

4

Однажды Сайф ал-Мулюка призвал падишах и молвил:

- Пришло время приобщаться к делам. Вот ключи. Осмотри сокровищницы, познай меру обладаемого. Но только вот этим ключом не воспользуйся, запертую им дверь не отворяй!

Много дней ходил по дворцу юноша, отпирая бесчисленные замки. Пересыпал в ладонях старинные золотые монеты, любовался радужной игрой в алмазах, катал по узорчатым коврам сияющие жемчужины. И вот осталась единственная дверь, в которую он не входил.

«Какое опасное сокровище хранится здесь?» - мимоходом подумал царевич. Ему в голову не пришло открывать замок. Он был послушным сыном, он всегда выполнял волю отца.

Весело напевая, Сайф ал-Мулюк отправился к падишаху. Обилие драгоценностей радовало, наполняло уверенностью. В голове складывались планы переустройства страны, рождались торговые замыслы. Он облегчит труд подданных, пророет каналы, построит медресе и лечебницы. Молодость только началась!

5

Осталась одна дверь, в которую не входил Сайф ал-Мулюк. «От какой опасности предостерегал отец?» - подумал царевич. Долго колебался и решил: «Человек должен знать все!»

Проскрежетал ключ, заскрипела дверь, и он увидел тесное помещение об одном окошке. Комната пуста, если не считать старого сундука. Оставляя следы на пыльном полу. Сайф ал-Мулюк подошел и откинул крышку. Внутри сундука лежала потертая шуба. Юноша вытащил ее. встряхнул, чтобы избавиться от пыли.

На пол упали перстень и скомканная ткань. Юноша подобрал их, приблизился к окну. Перстень был изготовлен из тяжелого металла. Его украшал голубой камень. «Не алмаз, не аквамарин», - подумал царевич. На внутренней кромке выведено: «Искандар». «Неужели перстень принадлежал великому воителю?» - поразился юноша.

Грустный Изабелла сидел рядом с Камаловым. Его вернули из прошлого за то, что он не посмел ослушаться падишаха и не вошел в заветную дверь. Теперь он ревниво следил за остальными соискателями и первым заметил красный сигнал.

- Устад, - позвал он. - Нарушение…

Камалов повернулся к монитору, на котором в полумраке тайной комнаты вырисовывалась фигура Сайф ал-Мулюка. Царевич рассматривал подобранную на полу ткань. Недоуменно вскинул брови, скомкал и бросил ее в сундук. Надел на палец перстень Искандара и, не оглядываясь, пошел к двери…

Устад-Галим озабоченно подвигал тюбетейку на голове.

- Ошибки быть не могло? - спросил он сотрудника Центра. Тот поморгал глазами, не понимая.

- Я спрашиваю о портретном сходстве.

- Пси-копия довольно точная. В пределах допуска, конечно.

- Поразительно! Такой нуль-эффект я наблюдаю впервые.

- Я тоже. - Сотрудник пожал плечами.

- Как быть?

- На возврат. Соискателю там больше делать нечего.

Царевич развернул ткань, заметил в ней нечто странное и вдруг побледнел. Тяжелый стон сорвался с губ. Юноша зашатался и упал на пол…

После посещения запретной комнаты Сайф ал-Мулюк стал неузнаваем. Жизнерадостный юноша превратился в затворника. Целыми днями сидел в покоях, а когда к нему входили, что-то торопливо прятал за пазуху. От печали и раздумий он исхудал и пожелтел. Дворцовый лекарь в недоумении крутил головой. Падишах пригрозил ему смертью, если он не установит причину болезни. Испуганный старик побежал к царевичу.

- Смилуйся, о повелитель, - запричитал он, - топор навис над моей головой! Объясни, почему ты печален?

Юноша достал из-за пазухи тонкую ткань и развернул ее. Долго лекарь разглядывал вытканный портрет девушки неземной красоты. Даже его старое сердце дрогнуло от ее небывалого совершенства. Он пришел к падишаху и прошептал:

- Любовь…

- Кто же она? - вскричал Рабиг ал-Мулюк.

- Пери, - ответил лекарь, подавая портрет.

Владыка задумался… Он корил сына за непослушание. Уговаривал не стремиться к недостижимому. Собрал во дворце красивейших девушек, которые танцевали, играли на сладкозвучных инструментах, пели нежные песни. Царевич не глядел на них.

- Разве я не люблю сына больше жизни? - спросил себя падишах. - Разве я не могу исполнить все его желания?

В короткое время снарядили три быстроходных корабля. Трюмы набили мясом и фруктами, бочками с водой и вином, разнообразными товарами. Лучшие мореходы сновали но мачтам. Суровые воины били рукоятками сабель о медные щиты.

Падишах стоял на берегу и смотрел вслед белым парусам.

- Доброй дороги, сынок, - шептал он. - Возвращайся…

День и ночь шли на восток корабли. Разное случалось в дороге: попутные ветры и штиль, извержения огнедышащих гор и штормы, оживленная торговля и схватки с неведомыми племенами. Мочью море светилось голубыми огнями, днем над волнами носились кры~ латые рыбы и чайки.

Сайф ал-Мулюк был весел, не чурался застолья, играл на палубе тяжелым кожаным мячом или подолгу фехтовал.

Однажды к нему подошел седобородый капитан.

- Посмотри, - встревоженно сказал он.

Царевич глянул в указанном направлении и увидел черную тучу, исполосованную вспышками молний. Сказал безмятежно:

- Шторм, - спокойно сказал он. - Мало ли их было…

- Это не шторм, - покачал головой капитан. - Это див.

- Тогда приказывай, я верю твоей многоопытности.

По слову старого морехода на кораблях спустили паруса. Сайф ал-Мулюк вместе с командой укрылся в трюме, который плотно задраили. Время шло в тревожном ожидании. Юноша ухватился за переборку, чувствуя, как она подрагивает от ударов волн о борт. Бессилие перед стихийной мощью дива охватило его. Внезапно раздался страшный грохот, корабль круто накренился. Покатились бочки, давя людей. Вода хлынула в трюм. Ее шум поглотил крики о помощи и проклятья…

6

Устад-Галим нажал кнопку возврата и быстро огляделся. На остальных мониторах царевич, не слушая предостережений капитана, привязался к мачте. Юноша без страха смотрел на грозную тучу. Бывалые воины учили: не избегай врага, но ищи его. Победа заключена в острие клинка. И царевич обнажил саблю. Увидев, что туча проходит стороной, он облегченно вздохнул. И тут страшный удар обрушился на корабль. Молнии вонзились во вздыбленные волны, все заволокла водяная пыль. Мачта переломилась, как сухой сучок…

Сайф ал-Мулюк очнулся от шипящего прикосновения воды. Поднял голову и увидел себя привязанным к обломку мачты. Рука сжимала бесполезную саблю. Кораблей не было. Спокойное солнце освещало невысокие волны, которые погребли стольких воинов и мореходов. Царевич в отчаянии закрыл глаза. «О див, погубитель живого, - подумал он. - Я не успокоюсь, пока твоя кровь не прольется дождем».

Несколько дней качали волны юношу. Голод и жажда мучили его, соленая вода разъедала кожу. Наконец он заметил скалистую вершину. Ветер был попутный. Царевич сделал из плаща парус и вскоре достиг земли.

Берег поражал обилием деревьев с вкусными плодами, зарослями ягодных кустарников. В лесу летали яркоцветные птнцы. Журчали ручьи. За несколько дней Сайф ал-Мулюк оправился от долгого поста. Он обследовал побережье и убедился, что находится на острове. Тогда он принялся собирать выброшенные на берег обломки, пустые бочонки, из которых надеялся соорудить плот. Но прежде надо было узнать, нет ли вблизи более обширной земли.

Облачным утром царевич отправился к вершине, прихватив бочонок воды. Он шел, прорубая дорогу в кустарнике, провожал взглядом птиц, напуганных треском. К полудню достиг подножия скал, изрезанных трещинами. На вершину царевич взобрался легко. И туг перед ним открылась устрашающая картина.

В расщелине сидел голый птенец размером с крупного страуса, такой же голенастый и долгошеий. Он жалобно кричал, глядя на подползающую безобразную змею.

Вспомнив рассказ о кровожадной аждахе, юноша уронил бочонок. Быстро опомнился, выхватил саблю. Но было поздно. Аждаха проглотила птенца и надвигалась на него. Обезумев от гнева, царевич обрушил удары на рогатую голову, на длинное бородавчатое тело. Клинок рассекал аждаху, но отрубленные части превращались в маленьких змей. Они набрасывались на царевича, кусали, опутывали руки и ноги. Юноша упал на колени, потом на бок. А змеи все прибывали и прибывали…

7

Никто не видел, как погибал Сайф ал-Мулюк. Устад-Галим сидел спиной к монитору, Изабелла сочувственно слушал Чаку. Сотрудник Центра, убаюканный однообразием событий на пси-экранах, бездумно смотрел в сторону. Ему было скучно.

- Я полез в трюм не потому, что испугался дива. - Фиолетовые губы Чаки шевелились едва заметно. - Я не трус.

- Ну, ну, - примирительно оказал Камалов. - Трусом тебя никто не считает. Ведь это ты чуть ли не голым выскочил из шлюза на лунной станции? - Чака кивнул. - Зачем?

- Микрометеорит попал в товарища у самого, входа. Не было времени натягивать защитный костюм.

- А говоришь - трус!.. Кстати, как твои уши?

- Вылечилц.

- Прекрасно. - Устад удовлетворенно кивнул. - Наша система воспитания исключает трусов. Однако скажи мне вот что. - Камалов прищурился на Чаку. - На Луне ты понимал, что можешь погибнуть?

- Естественно….

- Колебался хотя бы долю секунды?

- Ну… - Чака подумал. - Сначала в голове мелькнуло: а если погибнем оба? Потом: как же буду жить дальше?

- Вот видишь! А наша профессия требует органической храбрости. - Устад-Галим говорил жестко, глядя Чаке в глаза. - Беззаветности, а не подавледия инстинкта самосохранения. В общем, возвращайся на лунную станцию.

- Но я хочу…

- Все хотят быть устадами, но не все становятся ими. У каждого свой талант…

- Я выдержал предыдущие испытания, - жалобно начал Чака. - Черт бы побрал этого дива!

- Не обижай. - Камалов усмехнулся в бородку. - Полигон с царевичем придумал я. Не совсем, конечно, я… И вообще не вижу поводов для трагедии! Не калека же ты, как Ли!

- Ли сразу ушел, - задумчиво сказал Изабелла. - Даже не заглянул в мониторную… Почему вы назвали его калекой?

- Потому что многое на этой грешной земле ему безразлично. Многое… Если не все! Потому что он дожил до тридцати лет, не узнав горестей и радостей любви. Даже жена ему безразлична.

- Как?! - Изабелла поперхнулся от изумления. - Разве такое может быть?

Его взгляд остановился на мониторе Ральфа, над которым полыхал зловещий красный сигнал. В тот же миг Изабелла рванулся вперед и нажал кнопку возврата.

Сотрудник Центра продолжал пребывать в меланхолии.

- Та-а-ак, - зловеще протянул Камалов. - Вы, кажется, хотели бросить работу в Центре? Сделайте это сегодня.

Сотрудник глядел непонимающе.

- Вы допустили пси-гибель соискателя. Завтра трагедия может произойти не на экране… Прощайте!

Бывший сотрудник Центра неловко потоптался, махнул рукой и быстро вышел. Камалов проводил его недобрым взглядом.

- Калека! - бросил он. - Человек равнодушный, невлюбленный - калека. Сам по себе он безвреден, но в качестве устада может принести непоправимый ущерб.

Чака вздохнул и нерешительно спросил:

- Мне уйти?

Устад-Галим кивнул. Перевел взгляд на Изабеллу.

- Хочется посмотреть, как пройдут полигон остальные, - попросил несостоявшийся соискатель. - Можно?

- Да, это тебе пригодится.

- У меня…. есть шансы?

- У тебя прекрасные шансы стать государственным деятелем. Или администратором-экономистом. Но я хочу, чтобы ты работал в Центре. Нужен сотрудник, безжалостно выполняющий инструкции.

У Изабеллы радостно блеснули глаза.

- Прекрасно, - сказал Камалов, - А вот и Ральф…

Соискатель ворвался в мониторную, как мамонт. На бледном лице расплывались кирпичного цвета пятна. Волосы торчали пучками, глаза метали голубые молнии.

- Полигон не корректен, - грохотал он. - Полигон нельзя пройти! Это нечестно…

- Ну-ну, сынок, - сказал Устад-Галим. - Не будь категоричным.

- Я шел как бог! - не стихал Ральф. - В лапшу искрошил аждаху! Появление змеек - жульнический прием!

- У тебя замедленная реакция, - решительно оборвал Камалов. - Взгляни, как идут остальные.

8

Птенец жалобно кричал, глядя на подползающую змею. Сайф ал-Мулюк метнул бочонок в разверстую пасть, выхватил саблю и, перемахнув через птенца, оказался перед аждахой. Засверкал клинок. Каждый удар рассекал змею, но отсеченные части превращались в маленьких змеек, которые набрасывались на царевича. Они кусали его, обвивали руки и ноги. Сайф ал-Мулюк изнемогал. И тут на помощь пришел птенец. Точными ударами широкого клюва он убивал змеек. Вскоре мерзкие твари были уничтожены.

Царевич сел, устало вытер лоб. Птенец ластился к нему, трепыхал неоперенными крылышками, радостно верещал…

Гроза, которая собиралась весь день, наконец разразилась. Потемнело, загрохотал гром. Косые струи ливня соединили небо и землю. Царевич устроил из плаща навес. Прижавшись к птенцу, он слушал монотонный шум дождя и дремал. Разбудили его громовой клекот и резкий порыв ветра.

Сайф ал-Мулюк вскочил, не понимая, где находится. Перед ним, как продолжение кошмарного сна, сидела громадная птица с длинной голой шеей и устрашающим клювом. Даже отчаянный храбрец дрогнул бы при виде птицы рухх, способной унести в когтях молодого слона. Юноша закрыл лицо руками.

Рухх ласково проговорила:

- Не бойся, о обладатель перстня Искандара!

Царевич мельком глянул на перстень с голубым камнем.

- Раз в десять лет, - продолжала птица рухх, -я высиживаю птенца, но не могу уберечь. Ты уничтожил аждаху! Скажи любое желание - все получишь в избытке.

- Я не ищу богатства, - покачал головой царевич.

- Чего же ты хочешь?

Сайф ал-Мулюк, загораясь надеждой, развернул вытканный портрет. Рухх посмотрела и сокрушенно вздохнула.

- Знай, о обладатель перстня Искандера, что на шелке выткано изображение царевны-пери.

- Отнеси меня к ней! - воскликнул юноша. Тут он вспомнил о клятве уничтожить дива. - Но прежде…

- Много лет девушка томится в колодце злобного дива. Даже отец бессилен освободить ее.

- Тогда отнеси меня к колодцу! ...