Лайош Мештерхази Великолепная рыбалка

21 августа. Я благодарен паническим слухам. Коллеги сделали все от них зависящее, чтобы испортить нам настроение. «Южная котловина — сущий ад! Каждый день проливные дожди при абсолютном безветрии, вокруг горы и джунгли. Жара, москиты, вещи покрываются плесенью, сигареты раскисают, к утру белье становится мокрым, хоть выжимай...» После таких разговоров действительность показалась нам даже приятной, а молодежь так и сияла. Четыре года назад мы работали в лагере за Полярным кругом. Легенды об адском пламени были, конечно, выдуманы жителями тропиков. Нам же Южная котловина показалась настоящим раем. Что касается меня лично, то независимо ни от чего здесь должно было мне с первого взгляда понравиться. Причудливые дубовые рощи с непроходимым кустарником между деревьями, папоротники и хвощи, напоминающие каменноугольную эру, вдоль водных потоков заросли камыша и осоки, невероятное множество болотных цветов и вдруг редкий буковый лес, царапающий вершинами небо, а все вместе создает впечатление почти гротесковое своими размерами, звуками, запахами, резко отличающимися от наших прилизанных цивилизованных лесов. Древний мир.

И наконец, но в первую очередь — озеро!

Я бы заметил его и в том случае, если б не завяз поблизости один из наших грузовиков. Много часов мы не видели над нами так широко распахнувшегося неба. Не то чтоб узкие полоски или просветы, лес расступился, открыв пространство в четыре или пять сотен гектаров. Низина, где застрял наш караван, вся заросла камышом, кустами, клубками лиан, колеса вдавливались в землю, оставляя колеи, тут же наполняющиеся водой, но это не болото, а чистая живая вода, свидетельствующая о существовании поблизости большого лесного озера.

До чего же я умно поступил, привезя с собой все нужное для рыбалки. Времени, свободного от работы, будет достаточно, а в дни ожидания и от скуки умереть можно. Какие возможности заниматься рыбалкой могут быть у горожанина, любителя природы? Вот уже двадцать семь лет я выплачиваю астрономические взносы в «клуб рыбаков» лишь для того, чтобы каждый год на отчетном собрании услышать, как профессионально объясняет наш председатель, почему в отчетном году не было рыбы или почему она не клевала. После того как я стал персоной значительной или, во всяком случае, по своей работе соприкасаюсь с важными лицами, меня пару раз приглашали поудить в так называемых протокольных водах, иначе говоря, в рыбопитомниках, где хорошо причесанные карпы в матросках, а в озерах еще более высокого разряда даже форели попадаются на удочку высокопоставленных гостей. Но я, по крайней мере, хоть несколько раз в своей жизни испытал, что значит «вываживать рыбу». Узнал я, для чего существуют дорогие пластиковые удилища, забавные катушки (которые мне дарили ко дню рождения члены моей семьи и друзья), как пользоваться блеснами разного цвета и размеров, мормышками и мухами, деревянными с пером, металлическими и пластмассовыми — в скучные зимние дни я иногда извлекаю их, протираю, навожу блеск и снова укладываю. Сколько раз размышлял я о том, что уж лучше было мне заняться коллекционированием насекомых, игрой в карты, ухаживанием за женщинами или еще чем–либо для удовлетворения дремлющей во мне с детских лет, а может быть, и не дремлющей, амбиции. Четыре года назад там, на севере, когда до смерти надоели сухие овощи и консервы, наши ребята сделали для меня прорубь, и мне удалось поймать с дюжину костистых рыбешек. Это был хороший предлог для пиршества, рыбешек поджарили на пропитанном спиртом мху и запили остатками рома, который все равно надо было допить до отъезда. Вся компания чествовала меня как виновника пиршества. Самый большой боевой подвиг моей жизни. И ведь подумать только, что мой прадедушка участвовал в африканских сафари еще в те времена, когда это могло считаться настоящим подвигом.

Но теперь и я смогу кое–что показать всему свету! Останови свою колесницу, Аполлон: вот оно передо мной — настоящее, девственное, спрятанное в джунглях озеро!

Семисоткилометровый путь от ближайшей автострады мы проделали за двадцать девять часов, три раза останавливаясь на отдых и увязнув не более восьми раз. Дорогие мои, что вам известно о «пересеченной местности»? Перед нами, конечно, продвигались солдаты сопровождения, но ведь так было и на севере. И там они были не более чем в двухстах метрах перед нами, но, бывало, связь с ними мы могли поддерживать лишь световыми сигналами или с помощью коротковолнового передатчика, так как следы их тут же заметались снегом. Бывало и так, что за двадцать часов мы продвигались вперед не более чем на двадцать один километр...

Поместили меня в небольшом флигеле при главном здании с отдельным садиком, бассейном для плавания и спортивной площадкой. Убранство помещений... Мне уже давно пора было бы знать, что наша организация заботливо относится даже к мелочам. Лишь в сумерки кончил я распаковывать чемоданы. Потушил свет, вышел на террасу. Вокруг одно за другим гасли окна домиков поселка, уставшие люди ложились спать. Меня охватило очарование тропической ночи в джунглях. Зоолог лучше разобрался бы в ночных голосах: мышиный писк, уханье филина, испуганный крик еще какой–то птицы. А может быть, это любовные призывы? Слышу впервые, но чудится мне в них что–то давно знакомое. Юг. Люблю его. Все же есть во мне что–то от прадедушки, поклонника сафари. Четыре года взаперти, четыре года труднейшей работы в лаборатории, и вот после четырехлетнего отшельничества я почувствовал вокруг себя и в себе бурление воскресшей жизни.

Вошел слуга, спросил, можно ли закрыть окно или дверь — уж не знаю как назвать эту двойную стеклянную стену шириной в восемь метров, — и не включить ли кондиционер. Я отослал его, пусть остается все как есть. Перед альковом занавес из синтетических ленточек, над кроватью полог от москитов. У моего прадедушки ничего этого не было, а о кондиционировании воздуха он и понятия не имел. Холодный чай, лед кусочками, ром я принял с благодарностью, велел поставить на тумбочку у кровати, а кондиционированный воздух мне не понадобится. Я здесь как у себя дома!

22 августа. Сигареты в открытой лачке действительно расклеиваются, и я вытащил трубку. Набил в нее табак из двух сигарет. До полудня выкурил две трубки, а за то же время обычно выкуриваю с десяток сигарет.

Попросил командира военной части дать мне на часок вертолет, чтобы сверху осмотреть озеро. Начальник оказался милым и услужливым, предложил сам слетать со мной после обеда.

Утром я обошел лагерь. Он был построен четыре года назад, одновременно с нашим северным поселком. С его чертежами я был уже знаком. Теперь я велел пристроить к клиническому отделению две лаборатории для гистологических и микробиологических исследований и расширить ферму подопытных животных. Приемный лагерь — Санаторий — представляет собой круг радиусом в пятьдесят шесть с половиной метров, в полутора километрах на запад от нашего лагеря, в джунглях. Вокруг частокол, деревья и кустарники выкорчеваны, тут дюжины полторы маленьких построек: камышовые хижины, крестьянские избушки под черепичной крышей, крытая жестью ферма, современная вилла, каменный свод, деревянные балки, бетонный блиндаж, словом, на одном лишь гектаре — настоящий маленький этнографический музей. Всего этого мне, конечно, не нужно, но раз уж построили, пусть будет. Я велел принести все необходимое, утрамбовать и устроить волейбольную площадку. Отметил места для установки камер — четыре для черно-белых съемок и четыре для цветных, распылитель я оставил там, где он был, на проволоке над центром площадки: звукооператоры установили микрофоны, с главным осветителем договорились о размещении прожекторов для ночных съемок. Рабочие делали все ловко и умело без моего вмешательства. Лишь для порядка я напоминал им, чтоб осторожно обращались с материалом, не забывали о запасном оборудовании, предохранительных устройствах, ведь съемки продлятся не каких–нибудь десять дней, а по меньшей мере шесть недель.

Там, на севере, Тихий Коридор был нами отмечен с большей точностью, тут в этом не было необходимости — к Санаторию вел лишь один путь через джунгли. По эту сторону дороги расположены полукругом жилые помещения военной охраны, склады, коттеджи научных работников, клиника, лаборатории, мастерские, гаражи, ангары. Кстати сказать, в использовании места и материала была проявлена чрезмерная расточительность. Выстроено семьдесят зданий или около того, каждое на отдельной поляне и с особым садиком, ресторан, кинозал, музыкальный салон, клуб, библиотека для солдат, библиотека для научных работников и еще одна для самого узкого круга специалистов, с коврами и с большими удобными креслами, обтянутыми синтетической кожей. Такая роскошь казалась чрезмерной и даже смешной здесь в джунглях. На севере у нас тоже было все необходимое для работы и обеспечения жизненных удобств, но трудность перевозки и климатические особенности не позволили создать подобный комфорт. Да и к чему? Разве это может повысить ученую степень?.. К чему, например, в здании фотолаборатории два помещения для сушилки, величиной каждое с теннисный корт? Ведь и одного было бы за глаза достаточно. Во втором помещении развешена одежда, словно в магазине готового платья. Отмечаю, что наши парни совсем не дураки, и велю слуге тоже принести сюда мою одежду и белье. Хоть это и сильно преувеличено, что из белья приходится выжимать воду, но на ощупь оно всегда влажное... Манипуляторы нам, конечно, нужны, но не двенадцать же штук! А заведующий лабораторией с гордостью показал, что их можно включать параллельно! Кто может уследить за работой сразу двадцати четырех рук? Но я заметил, что манипуляторы служат для забавы. Ну дураки. Словно и не профессионалы!

Майор сдержал обещание и зашел за мной вскоре после обеда. Перед ангаром нас уже ждал с разогретым мотором маленький вертолет. Мы поднялись на две тысячи метров. Под нами раскрылась Южная Котловина — темно-зеленое пятно, окруженное коричневыми склонами гор. Озеро среди темной массы растительности выглядело как нежная мякоть плода в грубой кожуре. В озеро впадало несколько устремлявшихся с гор ручьев.

А само оно имело форму груши, расширяющейся к востоку. Озеро оказалось гораздо больше, чем я предполагал, и занимало около тысячи гектаров. Но открытая водная гладь составляла не больше десятой части, да и на ней, словно причудливые иероглифы, виднелись камышовые островки. Я попытался запомнить, запечатлеть в уме карту озера, определить, можно ли по нему проплыть на лодке. Самое большое пространство открытой воды виднелось в верхней части, у впадения ручья. Впрочем, уже из формы и расположения озера было видно, что образовано оно в кратере вулкана и в свободных от камыша частях должно быть глубоким.

Мы медленно снизились. Ветра не было — здесь вообще никогда не бывает ветра, но на воде в разных местах возникала неожиданная рябь: много в озере живности, очень много.

Пилот включил скорость, вертолет подпрыгнул, и озеро целиком покрылось рябью от движения множества рыбешек.

— Они, бедняжки, и не подозревали, какое чудилище закружит над ними. Денька два вряд ли удастся тут что–нибудь поймать.

Посмеялись.

— Хотите рыбалкой заняться? — спросил майор,

— Хотелось бы.

— А как проберетесь к воде? Впрочем, подождите.

Мы снова медленно облетели вокруг озера.

— Смотрите внимательно, доктор, где тут можно найти лаз.

Я увидел целых два лаза в верхней части озера, вблизи протоки. Низкие, топкие берега — людей тут никогда не бывало, но с другой стороны большой участок земли с пожелтевшей травой.

— Тут будет удобно.

— Но рыба, очевидно, водится там, где глубже.

— Доставим сюда лодку.

Словно в подтверждение в тот же момент от протоки правее камышей взметнулась огромная волна.

— Вот это да!

— Что это может быть?

— Хищник, скорей всего щука. Они везде водятся.

— Огромная рыбина, уж это точно.

— Увидим. Если она такая жадная, что и вертолет ее аппетита не лишает, попадется она мне на крючок... А вы, майор, увлекаетесь рыбалкой?

Он отрицательно затряс головой. Но я уже видел, что ему нравится перспектива поудить на озере.

— Завтра приедем сюда вездеходом.

Очень приятный человек. Ему тридцать семь лет, а уже пятый раз назначен начальником экспедиции.

В баре мы выпили по рюмочке для закрепления дружбы. Показали друг другу фотографии детей, а я и внуков. Было уже совсем темно, на лагерь спустилась бархатная ночь, полная таинственных звуков и шумов джунглей, когда майор проводил меня домой.

23 августа. Прибыли первые пациенты.

Два брата, азиаты. Что касается их национальной принадлежности, определить трудно, похожи на китайцев, но в Китае живет множество племен. Свидетельства о рождении у них нет, говорят, что родились в Сингапуре, отец китаец, мать малайка. Называют себя старшим и младшим братом, но мне кажутся близнецами. Я сказал им об этом, но они продолжают утверждать, что один старше другого. А какая между ними разница в возрасте, не знают. Роста они небольшого, юркие, кажутся смышлеными, но слова из них и клещами не вытянешь. Абсолютно здоровые.

Гигант голландец. Был когда–то боксером тяжелого веса, но уже лет десять, как спился. От боксерских времен остался расплющенный нос, за годы пьянства ожирели мускулы, увеличилась печень. Сердце болезненно расширилось. Интересный материал для исследования. Острых заболеваний нет.

Красавец аргентинец. Тридцать два года, настоящий латинский сутенер, на шее золотой крестик. Дважды проходил курс лечения сальварсаном, но организм еще в приличном состоянии. ...