Джоанна Линдсей Мой единственный

Lindsey, Johanna

That perfect someone

© Jon Paul, обложка, 2018

© Johanna Lindsey, 2010

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2018

Глава первая

Пожалуй, несколько странно считать Гайд-парк^[1] собственным задним двором, вот только для Джулии Миллер в этом не было ничего противоестественного. Девушка выросла в Лондоне и, сколько себя помнила, почти каждый день каталась в парке верхом: с самого первого пони, которого ей подарили, когда она была еще малышкой, и до последовавших за ним чистокровных кобыл. Знакомые и случайные прохожие приветливо махали ей рукой лишь потому, что привыкли к ее присутствию на аллеях парка. Все – от людей высшего света до продавцов из окрестных магазинчиков, спешащих через парк на работу, и садовников – относились к Джулии как к старой знакомой.

Высокая, светловолосая, модно одетая девушка всегда улыбалась или махала рукой в ответ. Дружелюбная по своей природе, она без труда располагала к себе даже незнакомых людей.

Тот удивительный факт, что Джулия считала этот огромный парк собственным местом для приятных конных прогулок, объяснялся положением, которое она занимала. Джулия выросла в аристократической части города, хотя ее семья не относилась к высшим слоям общества. Девушка жила в одном из самых больших особняков на Беркли-сквер, но подобные дома были доступны не только аристократам. Ее семья обрела фамилию еще в Средневековье, когда ремесленники брали себе фамилии по профессии. В середине XVIII века предок Джулии был одним из первых, кто, выкупив участок, построил на нем дом, когда Беркли-сквер еще не приобрела свой теперешний вид, так что Миллеры^[2] жили здесь не одно поколение.

Обитатели соседних особняков хорошо знали и любили Джулию. Ее лучшая подруга Кэрол Робертс принадлежала к аристократическому обществу. Она и познакомила девушку с другими знатными дамами. Кроме того, Джулия сошлась с ученицами частного пансиона, в котором училась. Ее часто приглашали на светские приемы. Хозяйки совершенно не опасались хорошенькой внешности девушки и немалого ее состояния, ведь едва ли не с колыбели Джулия была помолвлена.

– Вот уж не ожидала увидеть тебя здесь! – услышала Джулия знакомый женский голосок.

Кобыла Кэрол Робертс поравнялась с лошадью Джулии и легкой рысью затрусила рядом. Девушка улыбнулась, глядя на свою изящно сложенную темноволосую подругу.

– Это должна была быть моя реплика. В последнее время ты так редко катаешься верхом.

– Знаю, – вздохнула Кэрол. – Но Гарри сердится, когда я выезжаю, а тем более теперь, когда мы пытаемся завести нашего первенца. Мой дорогой супруг боится, что я могу потерять малыша прежде, чем мы узнаем, что я беременна.

Джулия и сама слышала, что верховая езда может привести к подобному исходу.

– Почему же сегодня ты рискнула?

– В этом месяце я уж точно не забеременела, – расстроено надув губы, сообщила Кэрол.

Джулия сочувственно кивнула головой.

– А еще, – добавила Кэрол, – мне так недостает наших с тобой прогулок, что я готова пренебречь мнением Гарри. К тому же на те несколько дней, когда у меня месячные, мы оставляем свои попытки.

– А еще его не было дома, когда ты уезжала? – предположила Джулия.

Кэрол рассмеялась, лукаво блеснув своими прекрасными голубыми глазами.

– Верно, и я вернусь до того, как он окажется дома.

Джулия не беспокоилась, что подруга поссорится с мужем. Гарольд Робертс обожал свою супругу. Они познакомились и влюбились друг в друга еще до первого сезона Кэрол в свете, состоявшегося три года назад. Никто не удивился, когда они объявили о своей помолвке через пару недель после дебюта Кэрол и сочетались браком несколькими месяцами спустя.

Кэрол и Джулия всю жизнь были соседками. Их респектабельные дома на Беркли-сквер разделял лишь узкий переулок. Даже окна их спален, благодаря стараниям подруг, смотрели друг на друга. Таким образом, девушки, если в это время не были вместе у кого-то в гостях, могли постоянно переговариваться, не повышая голоса. Неудивительно, что они стали лучшими подругами.

Джулия скучала по Кэрол. Когда подруга жила в Лондоне, девушка часто навещала ее, но Кэрол уже не была, как ранее, так близко. Выйдя замуж, она перебралась в дом мужа, который от Беркли-сквер отделяло немало кварталов. А еще периодически они уезжали в фамильное поместье Робертсов и проводили там несколько недель. Гарольд предпочел бы, чтобы они жили там постоянно, но Кэрол была против. К счастью, Гарольд был не из тех властных мужей, которые не считаются с мнением своих жен.

Несколько минут подруги ехали рядом, но Джулия, пробывшая в парке уже около часа, предложила:

– Может, по дороге домой остановимся у чайной и полакомимся мороженым?

– Еще рано и совсем не жарко, чтобы есть мороженое. Зато я ужасно проголодалась. Признаюсь, я очень соскучилась по выпечке миссис Кейблс. Помнишь, как мы лакомились по утрам? У вас по-прежнему на завтрак устраивают фуршет?

– Конечно. С какой стати что-то менять, пусть даже ты вышла замуж?

– Беда в том, как ты знаешь, что Гарольд отказывается переманить вашу кухарку. Я столько раз умоляла его хотя бы попытаться, но тщетно…

Джулия расхохоталась.

– Он понял, что она ему не по карману. Всякий раз, когда кто-то пытается ее сманить, кухарка приходит ко мне, и я повышаю ей жалованье. Она знает, с какой стороны хлеб маслом намазан.

Джулии приходилось самой принимать подобные решения с тех пор, как ее отец Джеральд больше был не в состоянии этим заниматься. Мама, пока была жива, домашним хозяйством тоже не занималась. Никогда в жизни Хелен Миллер ничем не управляла, даже собственным домом. Эта кроткая женщина вечно боялась чем-то обидеть окружающих, даже собственную прислугу. Когда пять лет назад перевернулся экипаж, в котором ехали родители Джулии, ее мама погибла, а отец получил ужасную травму головы и на всю жизнь остался калекой.

– Как отец? – спросила Кэрол.

– По-прежнему…

Кэрол постоянно задавала этот вопрос, получая один и тот же ответ. Доктора в один голос твердили потрясенной Джулии, что ее отец никогда не будет прежним и ему несказанно повезло, что он остался жив. Семь переломов, полученных им в тот день, со временем срослись, а вот разум так и не вернулся. Доктора были с ней предельно откровенны и не оставили Джулии даже призрака надежды. Они утверждали, что мужчина будет нормально засыпать и просыпаться, сможет даже есть, если его кормить с ложки, но ничего кроме невнятного бормотания она от отца больше не услышит. Повезло остаться в живых? Джулия часто засыпала в слезах, думая об этом.

Как бы там ни было, а Джеральд опроверг прогнозы докторов. Однажды, через год после несчастного случая, он вдруг ненадолго пришел в себя. С того времени это начало происходить регулярно, с перерывами в несколько месяцев. Отец ясно осознавал, кто он, где находится, помнил, что с ним случилось, но в первые несколько раз Джеральда охватывала такая сильная ярость и всеразрушающее горе, что периоды просветления трудно было назвать благом. Но он все же помнил! Каждый раз Джеральд вспоминал предыдущие периоды ясности своего сознания. Пускай всего на несколько минут или часов, но он вновь становился собой. Вот только долго это никогда не длилось. Он ничего не помнил из того, что происходило в периоды, когда сумрак застилал его сознание.

Доктора не могли это объяснить. Они вообще не ожидали, что их пациент будет приходить в себя. Они по-прежнему не советовали Джулии надеяться, что когда-нибудь ее отец полностью излечится. Доктора называли периоды просветления счастливой случайностью и всякий раз предупреждали Джулию, что это вряд ли произойдет снова. Вот только периоды просветления повторялись…

Когда отец в третий раз пришел в себя, он спросил дочь:

– Где твоя мать?

Сердце Джулии разрывалось от боли. Врачи советовали ей не расстраивать отца, если он когда-нибудь снова «очнется». Девушка понимала: нельзя рассказывать ему, что его супруга погибла.

– Она уехала за покупками. Ты… ты ведь знаешь, как она любит ходить по магазинам.

Отец рассмеялся. Нерешительная во всем другом, его супруга просто обожала делать покупки. Джулия все еще была в трауре, поэтому улыбка далась ей невероятно тяжело. Девушке пришлось сдерживать слезы, пока отца снова не поглотило серое королевство небытия.

Джулия обращалась за консультациями к разным докторам. Каждый раз, когда очередной врач отрицал вероятность полного выздоровления, девушка, распрощавшись с ним, находила нового. Со временем, впрочем, она смирилась и оставила последнего, доктора Эндрю, которому хватило смелости признать, что случай ее отца уникален.

Чуть позже, когда подруги уже сидели в столовой, где Миллеры имели обыкновение завтракать, Кэрол, которая несла к столу наполненную тарелку и большую корзинку с выпечкой, внезапно остановилась. Похоже, подруга наконец заметила в обстановке комнаты ее последнее приобретение.

– Господи! Когда ты успела? – воскликнула Кэрол, восхищенно глядя на Джулию.

Девушка взглянула на изысканно украшенную коробку, стоявшую на серванте с фарфором и привлекшую внимание подруги. На подкладке из голубого атласа, расшитого драгоценными камнями, за стеклом сидела премиленькая кукла. Джулия присела за стол, стараясь не слишком раскраснеться.

– Пару недель назад, – сказала она, взмахом руки приглашая Кэрол садиться. – Я познакомилась с человеком, который недавно открыл магазин по соседству с нашим. Он делает такие вот красивые коробки для хранения вещиц, которыми люди дорожат. Мне не хотелось, чтобы кукла испортилась от времени, вот я и заказала для нее коробку со стеклянной крышкой. Сначала я не могла решить, куда ее поставить, тем более что в моей комнате и так много вещей, а теперь я уже привыкла к ней здесь.

– Даже не знала, что ты все еще хранишь куклу, которую я когда-то подарила тебе, – удивилась Кэрол.

– Конечно, храню. Она всегда будет моей самой большой драгоценностью.

Джулия не кривила душой. Куклой она дорожила не из-за ее стоимости, а просто потому, что высоко ценила их дружбу. Игрушка понравилась Джулии еще при первой их встрече. И когда Кэрол получила в подарок новую, то не отправила старую пылиться на чердак, а, вспомнив о подруге, застенчиво предложила куклу Джулии.

Кэрол покраснела при воспоминании о том дне, но тут же засмеялась.

– Ты тогда была этаким маленьким чудовищем.

– Ну, я была не такой уж и скверной, – хмыкнула Джулия.

– Не преуменьшай. Ты скандалила, кричала, ругалась, требовала и обижалась. Помню, ты едва не разбила мне нос. Правда, мне удалось шлепнуть тебя первой.

– На меня это произвело впечатление, – усмехнулась Джулия. – Ты была первой, кто мне отказал.

– Не могла же я отдать свою любимую куклу первой встречной! Тебе вообще не полагалось меня об этом просить… Неужели тебе никто ни в чем не отказывал?

– Ни в чем. Мама была слишком слабохарактерной и робкой… Ну, ты ее должна помнить. Она всегда уступала мне, а отец был просто добряком. Он никому ни в чем не отказывал, тем более мне. Даже пони мне купили за несколько лет до того, как я, повзрослев, сумела на него усесться. Стоило только попросить!

– Ага! Теперь понятно, почему ты была таким несносным маленьким чудовищем до нашего знакомства. Безнадежно испорченная девчонка!

– Нет… ну, может, немного… Родители не могли проявлять необходимую для моего воспитания твердость, а гувернантка и слуги не осмеливались меня наказывать. Впрочем, до знакомства с женихом я не была тем ужасным существом, с которым тебе пришлось иметь дело. Это была взаимная ненависть с первого взгляда. Я решительно не желала видеть его хотя бы еще раз, и тогда родители впервые проявили твердость. Можно сказать, что скандал, который я учинила, длился в течение нескольких лет, хотя и с некоторыми перерывами. Пока я не познакомилась с тобой, у меня вообще не было подруг, так что некому было объяснить, насколько глупо я себя веду. Ты помогала мне забыть о его существовании, по крайней мере, в промежутках между светскими визитами, на которых постоянно настаивали наши родители.

– Но ты, как по мне, после нашей первой встречи быстро переменилась. Сколько нам тогда было?

– Лет шесть, но перемены происходили куда медленнее, чем тебе сейчас кажется. Просто я старалась не устраивать при тебе истерик, всегда сдерживалась, за исключением тех случаев, когда в доме появлялся жених. Даже ради тебя я не могла скрывать неприязнь к нему.

Кэрол рассмеялась, но только потому, что Джулия при этом улыбнулась. На самом деле она хорошо понимала, что Кэрол не считает то, что происходило между ними, таким уж забавным. Порой ссоры с женихом перерастали в драки, а однажды она едва не откусила мальчишке ухо. Впрочем, в том была скорее его вина. Джулия познакомилась с женихом в пятилетнем возрасте. В самом начале девочка хотела с ним подружиться, но мальчишка разбил вдребезги все ее надежды своей резкостью и недружелюбием. Он явно не собирался мириться с тем, что эту невесту выбрали для него родители. При каждой их встрече жених доводил ее до того, что Джулии хотелось подскочить к нему и выцарапать глаза. Глупыш почему-то решил, что именно она должна разорвать помолвку, ненавистную им обоим. Джулия понимала, что его бегство из Англии обусловлено тем, что жених наконец догадался, что она так же, как и он, не в силах разорвать помолвку. Тем самым он спас их от брака, заключенного в аду. Теперь она, как ни странно, чувствовала благодарность к нему хотя бы за этот его поступок. Когда жених уплыл из страны навсегда, Джулия то и дело с досадой вспоминала, как дурно себя вела.

Девушка кивком головы пригласила приниматься за завтрак, ведь еда на тарелках уже начала остывать, но Кэрол сменила тему разговора:

– В субботу я даю небольшой званый обед. Ты ведь будешь, Джули?

Это прозвище приклеилось к ней еще в детстве, и даже отец Джулии привык к нему. Ей всегда казалось несколько странным, что ее прозвище такое же длинное, как и ее полное имя. Хотя не совсем: оно было короче на один слог, и, может, поэтому она никогда не возражала, когда к ней так обращались.

Джулия взяла пшеничную лепешку, но прежде чем укусить, взглянула на Кэрол.

– Ты, вероятно, забыла, что в этот день Идены дают бал?

– Нет, просто я надеялась, что ты одумаешься и откажешься от приглашения, – проворчала Кэрол.

– А я рассчитывала, что ты передумаешь и примешь их приглашение.

– Ни за что.

– Ах оставь, Кэрол, – принялась уговаривать подругу Джулия. – Я терпеть не могу таскать своего непутевого транжиру-кузена по светским раутам. Он, кстати, от этого тоже не в восторге. Стоит нам войти в парадную дверь дома, а он уже ищет черный ход, чтобы незаметно ускользнуть. Он никогда надолго не задерживается, но ты…

– Ему и не надо оставаться, – перебила подругу Кэрол. – Тебя и так всем представят. На балу ты ни на минуту не останешься одна. К тому же, брачный договор, который граф Менфорд держит где-то под замком, означает, что ты почти уже замужем, а посему дуэнья тебе уж точно не нужна… Господи! Извини, что подняла эту тему…

Джулия натянуто улыбнулась.

– Ничего страшного. Сама знаешь, тебе не обязательно миндальничать, когда речь заходит об этом. В прошлом мы часто над этим смеялись. Учитывая, как сильно мы друг друга терпеть не могли, олух, с которым я была помолвлена, сделал мне большую услугу, когда улетел из родового гнезда.

– До достижения брачного возраста ты именно так и думала, но теперь… Прошло уже три года. Неужели тебя устраивает положение старой девы в твоем возрасте?

Джулия расхохоталась.

– Так вот о чем ты беспокоишься? Ты забываешь, что я не из аристократической семьи, Кэрол. Подобные ярлыки мало что для меня значат. Куда важнее то, что я сама распоряжаюсь собственной жизнью. Ты представить себе не можешь, как это замечательно! Теперь все деньги и владения семьи официально принадлежат только мне… При условии, что этот прохвост не вернется.

Глава вторая

При виде ужаса, исказившего лицо Кэрол после ее опрометчивого замечания, Джулия ахнула.

– Я не это имела в виду! Я же сказала, что папино состояние не изменилось.

– Тогда как все его деньги и дело могут принадлежать тебе, если он жив? – нерешительно поинтересовалась Кэрол.

– Дело в том, что несколько месяцев назад, в момент просветления, папа распорядился позвать своих стряпчих и банкиров, чтобы передать мне право распоряжаться имуществом. Понятно, что я и так уже управляю всем со времени того несчастного случая, но теперь стряпчие не будут всякий раз одергивать меня. Они, конечно, по-прежнему пытаются влиять на меня, но я больше не обязана их слушаться. Папа ввел меня в наследство раньше, чем мне хотелось бы.

К сожалению, поверенные в делах отца не в силах были разорвать ее брачный договор, и Джулия об этом знала. Отец напрасно пробовал аннулировать его много лет назад, когда стало очевидным, что ее жених сбежал. Договор мог быть расторгнут только по взаимному согласию родителей, скрепивших его своими подписями, однако граф Менфорд, этот ужасный человек, наотрез отказался. Он все еще лелеял надежду прибрать к рукам состояние Миллера, когда Джулия и его сын вступят в брак. Это было его целью с самого начала. Именно поэтому он явился в дом к Миллерам вскоре после рождения их дочери и предложил поженить детей. Хелен Миллер пришла в совершеннейший восторг от возможности стать родственницей настоящего лорда, выдав дочь замуж за аристократа. Джеральд был не так очарован блеском аристократии и согласился на помолвку, лишь поддавшись уговорам жены. Эта затея могла бы привести к счастливому союзу, если бы дети не возненавидели друг друга.

– Понимаю, почему ты довольна обретенной свободой, но не значит ли это, что ты вознамерилась никогда не выходить замуж и не иметь детей? – опасливо спросила Кэрол.

Зная, как сильно подруга старается забеременеть, Джулия понимала ее тревогу по поводу потомства.

– Нет, я хочу детей, – призналась девушка. – Я поняла это, когда ты сказала, что вы с Гарри хотите ребеночка. Со временем я, разумеется, выйду замуж.

– Но как? – удивилась Кэрол. – Мне кажется, что ты навечно связана этим договором…

– Связана, пока сын графа жив. Однако со времени его бегства прошло уже девять лет. И с тех пор о нем никто не слышал. Не исключено, что он давно мертв и похоронен на дне какой-нибудь канавы. Он мог стать жертвой разбойников, например.

– О Господи! – воскликнула Кэрол, округлив свои голубые глаза. – Так вот что ты имеешь в виду! Ты можешь подать петицию, чтобы после стольких лет его официально признали мертвым. Поверить не могу, что я не подумала об этом раньше!

– Я тоже, но три месяца назад, после того как я вступила в права наследования, один из моих поверенных посоветовал мне это, – кивнув головой, сказала Джулия. – Граф, разумеется, станет возражать, но положение дел говорит само за себя. К сожалению, расторжение помолвки лишит меня определенной свободы действий. Ты только подумай! Сейчас, когда я помолвлена, дуэнья мне не нужна. Все, глядя на меня, видят едва ли не замужнюю даму. Но как часто, по-твоему, меня будут приглашать в чужие дома, если люди проведают, что я богатая наследница в поисках мужа?

– Пустое, – насмешливо произнесла Кэрол. – Тебя все обожают. Ты и сама об этом знаешь.

– Ты слишком хорошая подруга, чтобы судить объективно. Сейчас я не представляю ни для кого угрозы, поэтому светские дамы находят меня неплохим дополнением к списку приглашенных гостей. Мамаши не боятся, что их сыновья могут унизить себя мезальянсом, взяв меня в жены. А дочери не тревожатся, что я могу увести у них из-под носа завидную партию.

– Чушь, чушь, и еще раз чушь, – решительно возразила Кэрол. – Ты, дорогая моя, слишком дешево себя ценишь. Людям ты нравишься такой, какая есть. Дело не в твоем богатстве и не в этой пресловутой «безопасности» для их сыновей и дочерей.

Кэрол была очень добра и говорила совершенно искренне, но Джулия отлично знала, что аристократы нередко смотрят на коммерсантов сверху вниз. Хотя, как ни странно, это отношение на нее не особенно распространялось. Возможно, потому, что она всю жизнь была помолвлена с аристократом, и все в высшем свете знали об этом. А может быть, из-за того, что ее семья была баснословно богата, и множество знатных джентльменов на протяжении многих лет приходили к отцу занять денег, словно это был не частный дом, а банк… А еще отец Кэрол, по просьбе дочери, в свое время сделал все, чтобы Джулию приняли в один с Кэрол привилегированный пансион, где она подружилась и с другими девочками из аристократических семейств.

Эти обстоятельства открыли перед ней все двери, но они грозили захлопнуться, как только станет известно, что она ищет мужа.

– Ума не приложу, почему мы раньше об этом не подумали! – воскликнула Кэрол. – Значит, как только ты избавишься от этого альбатроса на своей шее^[3], ты начнешь искать себе мужа?

Джулия улыбнулась.

– Я и прежде искала. Просто никак не могу найти мужчину, за которого хотела бы выйти замуж.

– Не будь столь разборчива! – возразила Кэрол, даже не осознавая, как сильно сейчас она напоминает своего Гарри. – Могу назвать несколько приличных…

Когда Джулия рассмеялась, Кэрол оборвала себя на полуслове, а затем спросила:

– Что тут забавного?

– Ты сейчас говоришь о молодых людях твоего круга, а вот я отнюдь не горю желанием найти себе лорда только потому, что когда-то была помолвлена с сыном графа. Ни в коем случае. Я не намерена ограничивать себя настолько узким выбором. Не то, чтобы я отвергала возможность выйти замуж за аристократа. Напротив, я с нетерпением жду бала, знаменующего собой открытие нового сезона.

Кэрол нахмурилась.

– Неужто за последние месяцы никто не вызвал твоего интереса?

Джулия покраснела.

– Ну… признаюсь, что несколько разборчива, но согласись, дорогая моя, тебе несказанно повезло найти Гарри. Сколько таких Гарри еще осталось на свете? Я хочу иметь мужа, который будет стоять рядом со мной в углу, а не засунет меня в угол, закрыв обзор своей широкой спиной. Не хочу также иметь дело с мужчиной, способным пустить деньги моего отца на ветер. Надо сберечь дело для детей, которые, я надеюсь, у меня когда-нибудь будут.

Глаза Кэрол внезапно расширились. В них засветилась тревога.

– Сколько времени потеряно зря! Тебе уже двадцать один год, а ты еще не замужем!

– Кэрол! – засмеялась Джулия. – Мне уже несколько месяцев назад исполнился двадцать один год. И что сегодня изменилось?

– Ты уже двадцать один год как помолвлена. Это совсем не то, как если бы ты была замужем в двадцать один год. Если сына графа объявят мертвым, вся эта скандальная история станет достоянием газет. Все будут об этом судачить… Ах, перестань метать в меня молнии глазами! Я не называю тебя старой девой…

– Ты только что, минут пятнадцать назад, сделала это прямо тут, за столом.

– Я не то хотела сказать, просто хотела, чтобы ты услышала меня, пока мы тут тет-а-тет: ты официально останешься без жениха.

Джулия покачала головой.

– Ты снова видишь ситуацию своими, а не моими глазами. Ты и другие девочки из нашего пансиона носились с мыслью, что просто обязаны выйти замуж в первый же сезон, в противном случае небеса рухнут вам на голову. Это глупо. Я тебе еще тогда это говорила. В этом году, лет через пять или десять… Какая разница, когда я выйду замуж, коль скоро моим мужем не станет мой нынешний жених. Главное – чтобы я была еще достаточно молода, чтобы родить ребенка.

– Думать так – непозволительная роскошь, – раздраженно произнесла Кэрол.

– Это говорит только о том, что есть определенные преимущества не быть аристократкой.

Джулия произнесла это таким тоном, что Кэрол невольно рассмеялась.

– Туше! Знаешь, что? Я, пожалуй, ради тебя устрою несколько званых обедов.

– Ни за что.

– Нет, устрою. Можешь не ехать на этой неделе на бал к Мэлори. Там ты все равно не встретишь много молодых людей, а я добавлю к списку гостей…

– Кэрол! Ты такая глупенькая! Ты не хуже меня знаешь, что этот бал станет главным событием в этом сезоне! Каждый стремится на него попасть! За мое приглашение, ты не поверишь, предлагали целых триста фунтов!

Глаза Кэрол вспыхнули.

– Ты, должно быть, меня разыгрываешь!

– Да, разыгрываю… не триста, а двести.

Но Джулии не удалось рассмешить подругу. Наоборот, Кэрол посуровела.

– Я знаю, в честь кого дается бал, пусть это и скрывают, – заявила она. – Ты неплохо ладишь с Джорджиной Мэлори и даже несколько раз бывала в ее доме…

– Они – наши соседи. Ради Бога! Они уже лет семь… нет, восемь, как живут рядом, на одной с нами улице.

– Ноги моей у них не будет, – продолжала Кэрол, словно ничего не слышала.

– Бал будет не у Джорджины, а в доме ее племянницы, леди Иден.

– Не важно. Там будет ее супруг. Мне все эти годы удавалось избегать встреч с Джеймсом Мэлори. Я наслышана о нем и намерена и впредь сторониться его. Премного обязана.

Джулия закатила глаза.

– Он совсем не похож на великана-людоеда, каким ты его себе представляешь. Я тебе это уже столько раз говорила. В этом джентльмене нет ничего зловещего или опасного.

– Разумеется, он прячет эту сторону своего характера от жены и друзей.

– Но ты этого не узнаешь, пока сама с ним не познакомишься, Кэрол. Кроме того, он испытывает такое отвращение к светской жизни, что, вполне возможно, вообще не приедет на бал.

– Честно?

Джулия прикусила язык. Конечно, Джеймс приедет, так как бал дают в честь его супруги. Но пусть Кэрол поверит, сколь бы мал ни был шанс, что Джеймс не появится. Тогда подруга, возможно, ответит на ее просьбу согласием.

– Ладно, я поеду с тобой, – произнесла Кэрол, но, будучи не слишком доверчивой, добавила: – Если он будет, не говори мне. Ничего не хочу знать.

Глава третья

Габриэлла Андерсон стояла у штурвала «Тритона». Море сегодня было спокойным, поэтому ей почти не приходилось прилагать усилий, чтобы держать корабль по курсу. Ее муж Дрю нисколько не волновался, что его жена может потопить его любимое судно. Ведь за три года, которые Габриэлла плавала в Карибском море со своим отцом Натаном Бруксом и его командой охотников за сокровищами, она научилась всему, что только стоило знать об управлении кораблем. Габриэлле по-настоящему нравилось стоять за штурвалом, правда, молодая женщина не могла долго выдержать это: ее руки невольно начинали дрожать от напряжения.

Дрю без единого слова сменил ее на вахте, поцеловав в щечку, но при этом не выпустил ее из объятий, против чего Габриэлла отнюдь не возражала. Молодая женщина с довольным вздохом оперлась спиной на его широкую грудь. Мать когда-то предупреждала ее, что не стоит влюбляться в мужчину, который любит море. Росшая без отца, который вечно пропадал в долгих плаваниях, юная Габриэлла намеревалась послушаться совета матери, пока не поняла, что и сама любит море. Нет, муж не оставит ее дома, пока сам плавает вокруг света. Она всегда будет рядом с ним.

Это было их первым длительным плаванием после сыгранной в прошлом году свадьбы. Конечно, бывали непродолжительные «рейсы» между островами. Несколько раз они побывали в Бриджпорте, родном городе Дрю, что в штате Коннектикут, чтобы купить мебель. А теперь, наконец, держали курс в Англию, где они впервые встретились и где сейчас жила часть родни Дрю.

В начале года от его брата Бойда пришло письмо с поразительной вестью, что вслед за Дрю тот тоже связал себя законным браком. Бойд не был закоренелым холостяком, как Дрю, поэтому его женитьба не была такой уж неожиданной. Удивительным оказалось другое: Бойд стал третьим из братьев Андерсон, кто сочетался брачными узами с девицами из многочисленного семейства Мэлори в Англии. А еще Бойд влюбился в Мэлори, которую никто не знал, включая жену Дрю и тестя.

Черт побери этого Бойда! Он ограничивался только туманными намеками, не вдаваясь в подробности. Дрю не терпелось услышать всю историю целиком, и он готов был отправиться в Англию, как только получил письмо. Однако они с Габриэллой были заняты, управляя строительством их нового дома на очаровательном островке, который его жена получила в качестве свадебного подарка.

Наконец дом был готов, и они отправились в Англию. В письме Бойд предложил всем членам семьи собраться в Англии у их сестры Джорджины: ее день рождения был идеальным поводом для воссоединения семейства. Габриэлла и Дрю приплывут туда как раз вовремя.

Будучи единственным ребенком, Габриэлла была счастлива стать частью такой большой семьи. Всего Андерсонов было шестеро – пять братьев и одна сестра. Габриэлла уже встречалась с тремя младшими, а теперь горела желанием познакомиться с тремя старшими братьями. Она с нетерпением ждала этой встречи.

Габриэлла дрожала от холода, пока Дрю не согрел ее в объятиях, прижимаясь к жене. Пусть на дворе почти лето, и завтра, если ветер не переменится, они доплывут до Англии, но как можно сравнивать холодную Атлантику и теплые воды Карибского архипелага, где она выросла?

– Похоже, вам не помешало бы погреться в каюте, – с хитрой улыбкой предложил Ричард Аллен, подойдя к ним. – Может я постою за штурвалом?

– Глупости! Мы уже не молодожены, – начал Дрю, но тут Габби, развернувшись, обняла его.

– Хотя… – простонал Дрю.

Габриэлла рассмеялась и пощекотала Дрю, надеясь, что муж передумает. Конечно, Габриэлла умела его хорошенько поддразнить, но он предпочел не поддаваться, так как жена легко заигрывалась, когда оказывалась так близко к нему.

– Позовете, если передумаете, – засмеялся Ричард и направился к трапу, ведущему на нижнюю палубу. – Я вас сменю.

Габриэлла проводила его пристальным взглядом. Ее лучший друг почти полжизни прожил на Карибских островах, по крайней мере, ту половину, о которой она знала. Очевидно, он тоже продрог, поэтому надел шинель. Где, черт возьми, он смог раздобыть такой чисто английский предмет мужского туалета?

Высокий, необычайно красивый, дерзкий молодой человек, возможно, слишком дерзкий, но такой обаятельный и с прекрасным чувством юмора. Удивительно, но Габриэлла никогда не испытывала влечения к Ричарду. Они так и остались друзьями. Его черные волосы были настолько длинными, что Ричард заплетал их сзади в косу. Тонкие усики придавали ему вид прожигателя жизни, а зеленые глаза обычно сияли смехом.

Четыре года назад, когда они познакомились, Ричард был гораздо стройнее. Но сейчас, когда молодому человеку исполнилось двадцать шесть лет, он возмужал, а его тело налилось мускулами. Все – от кончиков волос до начищенных до блеска сапог он содержал в образцовой чистоте. Этим он всегда выделялся среди других пиратов.

Ричард присоединился к пиратской шайке отца Габриэллы вскоре после того, как приплыл на Карибские острова. Никто не знал, откуда он родом. Впрочем, большинство пиратов скрывали свое прошлое, даже брали себе разные прозвища и имена, которые нередко меняли. Поначалу Ричард называл себя Жан-Полем. Очень долго он старался подражать французскому акценту, чтобы соответствовать взятому им имени, что, признаться, было весьма забавным. У него ушло на это много времени и сил, но, овладев акцентом, ее друг перестал им пользоваться, а также сменил имя с Жан-Поля на Ричарда. Оказалось, он просто не хотел сдаваться, пока не добьется своего, а, добившись, легко оставил эту затею.

Отец Габриэллы не был обычным пиратом, если уж на то пошло. Он скорее выступал в роли посредника, выкупая пленников у других пиратов и возвращая их семьям за вознаграждение. Если же родственники не могли заплатить, он просто так отпускал пленников на волю. Помимо этого, Натан искал сокровища, а иногда перевозил грузы для компании «Скайларк», принадлежащей семье Дрю. Если, конечно, их следовало доставить туда, где он в данное время искал очередной клад.

Погруженная в собственные мысли, Габриэлла не сразу заметила, что Ричард подошел к поручням нижней палубы. Молодой человек пристально смотрел туда, где должны были показаться берега Англии. Как только Ричард забыл о своей дурацкой затее с французским акцентом, всем сразу стало понятно, что он англичанин. Впрочем, Габриэлла давно об этом догадалась, так как ее друг часто сыпал «кровавым адом» и тому подобными словечками, которыми пользуются только англичане.

Несмотря на то, что теперь Ричард говорил, как настоящий английский джентльмен, он так и не сознался, что родом из Англии. Но Габриэлла ни о чем его и не спрашивала. На то имелись веские причины. Те, кто шли в пираты, обычно скрывались от своего прошлого или прятались от правосудия. Она заметила, что в прошлом году Ричард с большой неохотой согласился плыть с ними в Англию. Он старался казаться беспечным и легкомысленным, как всегда, но, когда Ричард думал, что его никто не видит, на его лице проступало… Что? Тревога? Страх? Боязнь угодить в ближайшую тюрьму за проделки в прошлом? Габриэлла не знала. Потом он встретил Джорджину Мэлори, и Габриэлла поняла, что ее тревога не безосновательна.

Правда, глядя сейчас на друга, молодая женщина не могла не отметить сильную перемену в его поведении: Ричард погрузился в глубочайшую меланхолию. Она подозревала, что приятель снова думает о Джорджине, и все сомнения, которыми она терзалась с самого их отплытия, обрушились на Габриэллу с новой силой.

– И почему мы дали ему уговорить нас взять его с собой в Англию? – чуть слышно пробормотала Габриэлла.

Дрю проследил за взглядом жены и хмыкнул.

– Как-никак он твой лучший друг.

Развернувшись, Габриэлла сказала мужу:

– Теперь ты мой лучший друг.

– Я твой муж, а Ричард – по-прежнему твой лучший друг. И это ты позволила другому своему другу Ору убедить тебя, что Ричард вовсе не влюблен в мою сестру. Знаешь, Габби, – прищурив темные глаза, добавил он, – у тебя слишком много друзей-мужчин.

Габриэлла рассмеялась. Вспышка ревности мужа отвлекла ее от мыслей о Ричарде и его проблеме. Дрю смотрел на нее сверху вниз то ли с подлинной, то ли с притворной угрюмостью. Она не удержалась и страстно поцеловала мужа. Габриэлла так его любила! Было весьма непросто держать руки подальше от него, не касаясь. Дрю, похоже, ощущал то же самое по отношению к ней.

– Прекрати, – хриплым голосом предупредил он жену, – или я соглашусь на предложение Ричарда, и он заменит нас у штурвала.

Габриэлла засмеялась. Совсем недурная мысль! Нежиться с Дрю в их каюте куда приятнее, чем думать о том, что Ричард по собственной воле стремится попасть в смертельную ловушку.

Но смертельная ловушка никуда из ее головы не делась, потому что Дрю сказал:

– Меня больше интересует, как тебе удалось уговорить меня позволить этим двоим плыть с нами?

Габриэлла тотчас же отвернулась, чтобы муж не видел, как исказилось ее лицо. Хотя Ор и Ричард были для нее почти членами семьи, Габриэлла сожалела о своем решении.

Но все же возразила Дрю:

– Ты же знаешь, обстоятельства изменились, и пришлось принять поспешное решение. Я сказала Ричарду «нет» много месяцев назад, когда мы только начали планировать это путешествие, а он попросился с нами. А потом перед самым отплытием папа сломал ногу. Теперь он и его команда останутся на берегу еще месяц, а может, два. Ты прекрасно знаешь, что моряки, долго сидящие без дела на берегу, часто попадают в неприятности.

– Да, но эти двое с легкостью смогли бы найти, чем себя занять. Признайся, это твой отец захотел, чтобы они были при тебе, как сторожевые псы. Он еще не доверяет мне заботу о тебе.

– Ты не должен так думать, тем более что он так рад нашей женитьбе. Папа не просил меня взять их, хотя, возможно, приди ему в голову такая мысль, вполне мог попросить. Ему не безразлична их судьба. Он для них словно второй отец, и парни считают себя частью нашей семьи.

– Одна большая счастливая семейка, – хмыкнув, произнес Дрю. – И я стал ее частью, верно?

– Ты родился в большой семье, а теперь вошел в еще большую. Твой зять, возможно, и пренебрег Ричардом при последней встрече, но у Джеймса тогда было другое на уме: он придумывал, как вызволить моего отца из той ужасной темницы. Но это отнюдь не означает, что Джеймс забыл об обещании, данном в тот день, когда он увидел, как его супруга в саду дала Ричарду пощечину за его неуклюжую попытку «познакомиться». Тогда Джеймс, не стесняясь в выражениях, заявил, что, если еще раз увидит Ричарда рядом со своей женой, тот дорого за это заплатит. Я ни минуты не сомневаюсь, что он выполнит свое обещание. Ты знаешь его лучше, чем я, и можешь подтвердить, что тогда он был чертовски серьезен.

– Конечно, серьезен. Я бы на его месте тоже не миндальничал, если бы кто-то посмел предосудительно себя вести в присутствии моей жены. Думаю, дорогая, ты зря волнуешься, – добавил Дрю, когда жена снова прижалась к его груди. – Ричард не глуп. И как всякий здравомыслящий человек дважды подумал бы, прежде чем позволить себе переходить дорогу какому-то громиле из клана Мэлори.

– Разве ты и твои братья не поступили именно так, когда заставили Джеймса жениться на вашей сестре? Вы избили его до потери сознания.

– Дорогая, для этого нам пришлось накинуться на него впятером. Мы пытались драться один на один, но это было бесполезно. Кроме того, я тебе говорил, что Джеймс намеренно нас спровоцировал. Таким странным образом он заставил Джорджину выйти за него замуж без необходимости просить ее руки. А все из-за той дурацкой клятвы никогда не жениться.

– Сдается мне, это весьма романтично.

Дрю засмеялся.

– Еще бы! Только упертый англичанин способен впасть в такие крайности, чтобы не нарушать клятву, касающуюся женитьбы. Если бы речь шла о чести, или родине, или… ты понимаешь, о чем я, он рассуждал бы куда более здраво, но женитьба… Помни, что я рассказал тебе об этом только потому, что ты моя жена. Смотри, не проговорись Джеймсу, что мы с братьями разгадали его хитрость. Он все еще считает, что сумел нас одурачить. Поверь мне, его поведение гораздо легче сносить, когда он молча злорадствует, чем, когда он зол и раздражен.

– Клянусь, что буду помалкивать, – усмехнувшись, пообещала Габриэлла. – Но ты прав: Ричард отнюдь не глуп. Ты и сам это прекрасно знаешь. Он мил, обаятелен, остроумен, насмешлив и всегда улыбается…

– Перестань превозносить его до небес.

– Ты не дал мне договорить. Я лишь собиралась сказать, что Ричард такой, пока не вспоминает Джорджину. При этом он впадает в такую черную меланхолию, что у меня сердце разрывается.

– Только не мое сердце.

– Перестань! Он тебе тоже нравится! Как он может кому-то не нравиться?

– Проблема в том, что он влюблен в мою сестру. Ему повезло, что я не отдраил палубу его физиономией.

Габриэлла оставила без внимания злую реплику мужа.

– Ор считает, что Ричард не любит Джорджину по-настоящему. Я ему верю, иначе не позволила бы Ричарду плыть с нами.

Сначала она скептично отнеслась к мнению Ора, но затем узнала, что за последний год Ричард завел не менее трех интрижек. Это стало определяющим фактором, позволившим Габриэлле разрешить друзьям отправиться с ними в плавание.

– Возможно, и так, – согласился Дрю. – Но какое это имеет значение, если сам Ричард считает, будто влюблен в мою сестру?

– Ор уверен, что Ричард ищет любви, он хочет, чтобы его полюбили, поэтому он легко принимает плотское вожделение за любовь. Он даже до конца не понимает, что ищет. Ричард, сдается мне, не в состоянии понять различий между любовью и похотью, потому что никогда по-настоящему не влюблялся.

Дрю в свое время и сам столкнулся с подобной дилеммой, поэтому заявил:

– Совершенно верно, но с какой стати ты вдруг начала в этом сомневаться?

– Я не сомневаюсь, просто не могу забыть, как Ричард говорил о Джорджине. Когда я напомнила ему, что она замужняя женщина и счастлива в браке и что ему следует забыть о ней, Ричард сказал, что пытался, но не может забыть единственную «настоящую любовь». Как часто мужчина называет женщину своей «настоящей любовью»?

– Я несколько дюжин раз говорил и думал это… о тебе.

Она, едва расслышав ответ, вспомнила свой разговор с Ричардом, когда впервые поняла, что влюблена в Дрю, и искренне считала, что молодой человек не отвечает ей взаимностью.

Ричард тогда обнял ее за плечи и сказал:

– Все обойдется, chéri^[4]. Он обожает тебя.

– Как и всех женщин на свете, – ответила она.

Ричард засмеялся.

– Точно как и я, вот только я отдам всех их за…

– Молчи, – вполне серьезно заявила Габриэлла. – Ричард, пожалуйста, перестань страдать по чужой жене. Мэлори ничего подобного во второй раз не потерпит. Твое безрассудство заставляет меня бояться за твою жизнь.

– Кто может быть рассудительным, когда речь идет о любви?

Этот его ответ крепко запал ей в память, и теперь она повторила его мужу.

– Так и есть, – прибавила она. – В прошлом ты и сам был закоренелым холостяком с возлюбленной в каждом порту.

Муж не ответил. Габриэлла, посмотрев на него, увидела в его взгляде просьбу «подождать» и поняла, что это не имеет ни малейшего отношения к ее последним словам. Лучезарно улыбнувшись, она обвила шею мужа руками.

– Да, я слышала, – сказала она. – Ты действительно так часто называл меня своей настоящей любовью?

Смягчившись, Дрю тоже обнял ее.

– Нет, относительно чисел я весьма консервативен. Что же до последнего, то была веская причина моего нежелания вступать в законный брак. Я поклялся себе никогда не подвергать женщину тем страданиям, которые выпали из-за отца на долю моей матушки. Она с невыразимой тоской постоянно смотрела на море, ожидая корабль, который весьма редко причаливал к пристани. Я и не надеялся найти женщину, которая с радостью будет ходить вместе со мной в море. Да, мой брат Уоррен берет супругу в плавание, но я даже не надеялся, что и мне так несказанно повезет. Лишь ты доказала, насколько безрассудной может быть истинная любовь. Она разрушила все мои прежние предрассудки. Да, любовь может быть столь безрассудной, что я был готов отречься ради тебя от моря. Господи! Поверить не могу, что сказал это, но ты знаешь, это правда.

Дрю едва не раздавил ее в своих объятиях, обуреваемый такими страстными чувствами, что Габриэлла поспешила его заверить:

– Тебе никогда не придется распрощаться с морем. Я люблю его не меньше тебя.

– Понимаю, как сильно мне повезло. Но на сегодня, думаю, достаточно волноваться о твоем друге. Договорились?

Габриэлла вздохнула.

– Не получается вовремя остановиться. Я просто боюсь, что, стоит Ричарду опять увидеть твою сестру, как он забудет об осторожности и…

– Ему не следует переходить Джеймсу дорогу, – предупредил Дрю. – Ты ведь согласна?

– Да, – опять вздохнула Габриэлла.

– Я всегда смогу вышвырнуть его и Ора за борт… снабдив, разумеется, шлюпкой. Пока они догребут до Англии, мы уже готовы будем плыть обратно, в Америку. Проблема, таким образом, будет решена.

Габриэлла понимала, что муж говорит несерьезно, пытаясь развеять ее опасения, но не могла отделаться от неприятного предчувствия, что им грозит беда. Неизвестно, что было тому виной: прошлые проступки Ричарда или недоразумения, вызванные его отношениями с женщиной, в которую, как ему кажется, он влюблен. Габриэлла понимала, что если произойдет что-то плохое, то это будет ее вина. Не стоило ей брать Ричарда с собой в Англию.

Глава четвертая

Ричард низко надвинул шляпу на лоб. Вероятность, что здесь, в лондонских доках, его может кто-нибудь узнать, была ничтожно мала. Но было бы крайне глупо искушать судьбу, допуская хотя бы малейшую возможность быть узнанным. Зачем рисковать, если есть хотя бы один шанс из тысячи, что старый знакомый, вернувшийся из заграничного вояжа, окажется на пристани одновременно с ним?

День выдался теплым, поэтому он снял шинель и остался в своей обычной моряцкой одежде, удобной для работы на корабле. Белая, не стесняющая движения рубаха с V-образным вырезом на груди, широкий пояс, черные штаны, заправленные в сапоги. Он мало чем отличался от обычных портовых грузчиков, если бы не начищенные до блеска ботфорты.

Было невероятно, что кто-то узнает его после стольких лет отсутствия. Он покинул Англию тощим семнадцатилетним мальчишкой, которому только предстояло стать мужчиной. Теперь он вытянулся на несколько дюймов, правда, это произошло с некоторым опозданием, но лучше позже, чем никогда. Никто сейчас не счел бы его худым и костлявым. Длинные, темные волосы до неузнаваемости изменили его внешность. Трудно было придумать что-то менее «английское», чем эта прическа.

На Карибских островах, напротив, это было весьма модным, поэтому Ричард отпустил волосы, чтобы ничем не выделяться. Он не заплетал косичку, как Ор, но волосы настолько отросли, что приходилось стягивать их на затылке, ибо в противном случае они бы очень ему мешали в плавании.

Теперь, когда он в Англии, следовало бы подстричься. Ричард намеревался сделать это еще в прошлом году, когда бывал на родине, но передумал. Он не собирался там надолго задерживаться, а кроме того ему нравилось носить длинные волосы. К тому же эта прическа была символом мятежа, вспыхнувшего, когда он навсегда покинул дом. Живя под железной пятой отца, он ни за что не смог бы отрастить волосы до такой длины.

– Лорд Аллен!

Ричард не заметил, как к нему приблизился мужчина. Присмотревшись, он узнал его. Господь всемогущий! Это был один из светских повес, с которыми он был на приятельской ноге, прежде чем сбежал из дома. Вот и один из тысячи шансов быть узнанным. Черт побери!

– Вы ошиблись, месье. Я Жан-Поль из Гавра, – Ричард почтительно поклонился, при этом его длинные волосы упали на плечи, словно подтверждая его ложь. – Мой корабль только что прибыл из Франции.

Все мускулы в его теле напряглись, готовые к бегству, если его блеф и фальшивый акцент не сработают. Но повеса лишь поморщился, решив, очевидно, что обознался.

– Жаль. Вот бы прекрасная сплетня получилась…

Это уж точно. Если его отец узнает, что он жив… Но мужчина весьма бесцеремонно удалился. Несколько минут ушло на то, чтобы Ричард смог перевести дух и успокоиться. Едва не попался! На такое он не рассчитывал. Ему повезло, что этот человек не был его близким знакомым, поэтому и засомневался, что он и лорд Аллен – одно и то же лицо. Ричард сильно изменился, поэтому никто, кроме разве что членов семьи, не мог бы узнать его наверняка.

– Говорила же, что раньше тебя раздобуду экипаж, – вернувшись к сваленному в кучу багажу, торжественно заявила Марджери и указала рукой назад, где их поджидал наемный экипаж. – А где Габби? Все еще на борту?

Горничная Габриэллы взглянула в сторону стоявшего на якоре посреди Темзы «Тритона». Вряд ли судну в ближайшее время выделят место для стоянки. Летом такое часто случается. Судов настолько много, что, вполне возможно, «Тритон» не сможет причалить даже тогда, когда, завершив все дела, они будут готовы пуститься в обратное плавание.

Ричард глубоко вздохнул, будто стряхивая с плеч остатки тревоги, и улыбнулся горничной.

– Она ждет Дрю. Сама знаешь: прежде, чем сойти на сушу, капитан должен решить тысячу проблем.

Ор подогнал к пристани шлюпку с остатками багажа. Глядя на эту кучу вещей, он думал, что они взяли с собой столько, слово вознамерились пробыть в Англии не меньше месяца, а не две недели.

– Чувствуешь запах? – вдруг упоенно воскликнула Марджери. – Правда, замечательно пахнет?

Ричард посмотрел на свою собеседницу так, словно та была не в себе.

– О чем ты говоришь, черт побери? Здесь воняет…

– Пахнет Англией!

Ричард закатил зеленые глаза:

– Здесь просто воняет. Вот и все! На пристани у нас на Карибах, где всегда дуют пассаты, по сравнению с этим пахнет, как в райском саду.

Женщина фыркнула.

– Значит, Габби ошибается, решив, что ты родился и вырос в Англии. Иначе ты испытывал бы больше уважения к своей родине. Признайся, что твой теперешний английский акцент так же фальшив, как и французский. Просто ты им лучше владеешь.

Сморщив нос, чтобы поддразнить Марджери, Ричард произнес:

– Надеюсь, когда-нибудь в этом городе примут закон, запрещающий бросать всякую дрянь в реку.

Но Марджери и не надеялась, что Ричард во всем сознается только потому, что она озвучила предположения о его прошлом, и просто продолжила:

– Может, уже и приняли, вот только этот район Лондона никогда не отличался большим почтением к законам. Нет, я не жалуюсь. Приятно вновь оказаться дома, пусть даже и на время.

Марджери сама предпочла сопровождать Габриэллу в Новый Свет и, хотя вполне свыклась с новым образом жизни, тосковала по родине, чего нельзя было сказать о Ричарде. Правда, молодой человек скучал по своему брату Чарльзу. Оказавшись так близко от него, Ричард раздумывал, стоит ли повидаться с братом без ведома отца.

– Хватит мечтать, не стой без дела, – возглас Марджери вернул его к действительности. – На борту ты целыми днями этим занимался. Давай-ка лучше поднатужься, нужно загрузить сундуки на крышу экипажа. Кучер предупредил, что он только правит лошадьми и не желает выполнять работу грузчика, бездельник этакий. Знает, что его колымага здесь лучшая, и собирается запросить с нас больше за ожидание. – Потом она вдруг улыбнулась. – Ничто не меняется в этом городе. Разве это не чудесно?

Марджери продолжала без устали лопотать, радостная улыбка то и дело появлялась на ее лице, и Ор, который как раз подошел, едко заметил:

– Опять она завела старую песню, что «все восхитительно, как обычно бывает в Англии»?

– Прямо в точку. Все как обычно, – засмеялся Ричард.

– В прошлый раз с ней творилось то же самое. Когда по чему-то очень соскучишься, а потом, наконец, получишь это, невольно теряешь голову от радости, хотя радость быстро улетучивается, столкнувшись с действительностью.

Ричард невольно поморщился. Ор слишком проницателен. Он имел в виду не только Марджери. Хотя Ричард не собирался добиваться того, чего хотел, они оба это понимали. Ор намекал еще и на то, что радость в любом случае будет преходящей и не стоит того, чтобы за нее умереть.

– Ты, надеюсь, не собираешься тоже меня поучать? – спросил Ричард.

У Ора были самые добрые намерения, впрочем, как и у Габриэллы. Не понимай Ричард этого, он бы наверняка страшно разозлился, что его постоянно донимали разговорами о Джорджине Мэлори во время плавания. К счастью, Ор выражался куда туманнее, чем Габби.

Ор, как и Дрю, был выше Ричарда, несмотря на его шесть футов. А еще он был старше лет на десять, хотя по внешнему виду определить это было невозможно. Полукровка, рожденный от матери-азиатки и отца-американца, плававшего где-то на Дальнем Востоке, Ор, казалось, не имел возраста и сейчас выглядел точно так же, как восемь лет назад, когда они познакомились. В тот день он вытащил нескольких членов команды Натана из тюрьмы в Санта-Лючии, а Ричард, случайно оказавшийся в одной с ними камере, уговорил Ора взять его с собой. Когда Ричард узнал, чем они занимаются, то без колебаний присоединился к пиратам.

Вообще, Ричард не собирался плыть на Карибские острова, просто первый корабль, покидающий Англию в тот день, когда он решил сбежать, направлялся именно туда. Здесь, среди тысячи островов, было легко затеряться, хотя тогда Ричард этого не знал. Молодому английскому аристократу было трудно добывать хлеб собственным трудом. Семнадцатилетний юноша был слишком брезглив и неопытен, чтобы понять: если хочешь выжить, придется приспосабливаться. Он слонялся от острова к острову целый год, постоянно меняя работу. Его отовсюду увольняли, потому что он чурался грязной работы. И в тюрьме он оказался тогда не впервые. В тот раз Ричарда арестовали потому, что он не смог заплатить за жилье, хотя эту грязную дыру трудно было назвать жилищем.

Вся ирония заключалась в том, что он и Ор прибыли в Вест-Индию по абсолютно противоположным причинам. Ор надеялся найти отца, которого никогда не знал, а Ричард сбежал от родителя, которого терпеть не мог. Встреча с Ором в тот день в Санта-Лючии, скорее всего, спасла Ричарду жизнь. Он нашел новую семью в лице Натана Брукса и его экипажа, новых друзей, ближе которых у него никогда прежде не было. А еще эта работенка ему очень понравилась.

– Тоже? – произнес Ор. – Опять Габби досаждает тебе своим сочувствием?

– А когда такое бывало, чтобы наша милая девочка не лезла в чужие дела? – сказал Ричард.

– Есть только одно, чем она тебе может докучать. Мне неприятно об этом упоминать, но…

– Да-да… и вы действуете заодно, – отрезал Ричард.

– Уж очень ты обидчивый. Но ответь мне: ты любишь Джорджину Мэлори, потому что знаешь ее как человека или просто обезоружен ее красотой? Ладно, можешь не отвечать, но поразмысли об этом.

Неужели друзья так несерьезно относятся к его чувствам?

– Я долго разговаривал с ней, Ор, – с готовностью ответил Ричард. – Никогда еще не встречал женщину, с которой так легко общаться… за исключением Габби, разумеется. У Джорджины замечательное чувство юмора. Я видел, как сильно она любит своих детей. Она храбрая… подумать только, за кого она вышла замуж… А в прошлом году она помогла спасти друга. Короче говоря, эта женщина – идеальна во всех отношениях.

– За исключением того, что любит другого.

Джорджина была единственной крошечной радостью в жизни, которую он хотел для себя. Обычно он имел дело с дешевыми девками из таверн или легкомысленными сорвиголовами женского пола. Ричард не знал никого, кого можно было бы представить в роли матери его детей. За все эти годы он не встретил другой женщины, кроме Габриэллы, способной подарить ему ощущение большой, любящей семьи, о которой он так долго мечтал, семьи, совсем не похожей на ту, в которой рос Ричард. Не стань они с Габби настоящими друзьями, не будь она дочерью его капитана, Ричард обязательно начал бы ухаживать за ней. Он не встретил ни одной подходящей женщины, пока не познакомился с Джорджиной Мэлори. Она символизировала все то, что он желал видеть в своей жене. Ричард просто не в состоянии был отказаться от этой женщины.

Как ни странно, мужчина, за которого Джорджина вышла замуж, его отнюдь не отпугнул, а напротив, дал определенную надежду. Как такая женщина может любить мужлана вроде Джеймса Мэлори? Ричард просто не мог в это поверить, а посему терпеливо ждал, пока она одумается и бросит его. Следовало только уведомить ее, что он готов ждать ее с распростертыми объятиями.

Ор покачал головой.

– Ладно. Я ничего больше не скажу, но, признаться, терпеть не могу похороны. Очень надеюсь, что мне не придется присутствовать на твоих.

Ричарда передернуло.

– Что бы вы там с Габби ни воображали, я хочу прожить жизнь по-своему до самого конца, когда бы он ни наступил. Лично я не намерен погибнуть от рук этого бегемота. Клянусь тебе, что впредь не буду предпринимать попыток отбить Джорджину у мужа.

– Мне и этого довольно. Держись от нее подальше, и все будет в порядке.

Ричард, не ответив, отвел взгляд. Ор фыркнул.

– Я так и думал. Не забывай, что Мэлори тебе говорил об ухаживаниях за его женой. Тебе и на пушечный выстрел нельзя к ней приближаться.

– Не преувеличивай. Большинство угроз обычно так и остаются пустыми угрозами.

– Это зависит от того, кто их произносит. Если Джеймс Мэлори дал обещание, он его выполнит.

– Ты, кажется, не собирался больше говорить на эту тему, – пробормотал Ричард.

Ор засмеялся.

– По-моему, именно ты выудил эту тему из небытия, приятель. Мне кажется, ты теряешь способность размышлять здраво, и кому-то нужно помочь тебе ее вернуть.

Неужели Ор прав? Ричард твердо пообещал себе, что оставит попытки соблазнить и отбить любимую у ее мужа, но что, если он не сдержит данное слово? Нет, он же не полный дурак!

– Вы все еще здесь? – спросила Габриэлла, подходя к ним сзади вместе с Дрю. – Пора уже погрузить наши сундуки и отправляться в путь. Вижу, от вас помощи не дождешься.

– Мы ждали твоего мужа, – нашелся Ор. – Он сильнее любого из нас. ...