Царфис Петр Григорьевич «В СОЮЗЕ С ПРИРОДОЙ»

Доктор медицинских наук, профессор Петр Григорьевич Царфис руководит клиническим отделом Центрального ордена Трудового Красного Знамени НИИ курортологии и физиотерапии М3 СССР.

Круг его научных интересов включает в себя проблемы взаимосвязей человека и природы, а труды и исследования раскрывают сущность действия физической терапии, применяемой для профилактики, лечения и реабилитации людей, страдающих «болезнями цивилизации».

Автор 200 работ, в том числе 20 монографий, П. Царфис является создателем нового направления в отечественной курортологии, изменившего традиции и практику лечения многих человеческих недугов.

Ученый много и плодотворно работает с молодежью и для нее. Его Ученики успешно работают сегодня в различных краях и областях нашей страны, а идеи и труды широко используются миллионной армией советских и зарубежных врачей.

В серии «Эврика» П. Царфис выступает впервые.

Слово к читателю

Как-то вечером мне позвонил старый друг.

- Знаешь, — поделился он своей тревогой, — у меня, кажется, серьезно заболел младший сын. — И стал перечислять симптомы недуга. Они оказались столь нешуточными, а главное, такими несовместимо разнообразными, что не знай я, где учится его наследник, оснований для волнений было б действительно предостаточно. Здесь же все было очевидным: парень просто-напросто подхватил «болезнь третьего курса». А что она собой представляет, хорошо известно каждому медику. Суть этого весьма распространенного, хотя и не зарегистрированного ни в одном специальном справочнике, заболевания в «примеривании» на себя тех малоприятных признаков, что свойственны изучаемой в данный момент патологии.

Чем только не «страдают» третьекурсники. Лично я, например, обнаружил у себя в том далеком теперь, но незабываемом прошлом туберкулез, «грудную жабу» и… Но стоит ли продолжать? Скажу только, что нам, студентам-медикам 30-х годов, все же несколько «повезло», поскольку общее число заболеваний тогда было значительно меньше, нежели сегодня. И третьекурсники-медики «обнаруживали» у себя всего-навсего какую-нибудь сотню-другую болезней. Современный же студент получил возможность «выбирать» сугубо профессиональные заболевания из гораздо более богатой «палитры». Пять тысяч недугов угрожают сегодняшнему жителю Земли согласно самому авторитетному источнику — каталогу Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ).

Но нет ли здесь преувеличения?

Увы, нет. Откуда же они появились все на наши бедные головы? Вот именно, появились. Не все, конечно. Часть этих болезней существовала еще с незапамятных времен, с тех самых, как человек стал человеком. Просто наука должна была обрести силы, накопить знания, чтобы понять, раскрепостить, выявить все сложные механизмы их возникновения (патогенез, говорят медики) и клинического течения.

Согласитесь, не знать о существовании болезни еще не значит не страдать ею. Специальные исследования, г доведенные на разных этапах развития человеческого общества медиками отдельных стран мира, установили, например, что мумии фараонов хранят неизгладившиеся за тысячелетия смертоносные следы наследственных и онкологических болезней, а некоторые из египетских правителей страдали туберкулезом костей.

И все же большинство из гигантского перечня недугов — печальное приобретение человечества начала двадцатого века, порождение научно-технического прогресса, его негативная, оборотная сторона. Ибо ничего в жизни не дается даром, и за удобства, комфорт современные люди платят урбанизации одну из самых тяжелых даней, когда-либо обременявших наш род. Шумы и обездвиженность (а зачем нам ходить, от кого бегать при наличии автомобилей, самолетов, метро, поездов и кораблей?!), загрязнение окружающей среды, многочисленные производственные отрицательные факторы, психологическая несовместимость с теми, кто живет и работает рядом, социальные аспекты в разных странах мира — вот где истоки того бесчисленного перечня болезней, что дамокловым мечом висят над современным человечеством.

Но нельзя ли их сгладить, а некоторые из названных причин, может быть, и уничтожить?

Можно, конечно. В нашей стране и в других государствах для этого делается очень многое. И в медико-биологическом, и в социальном аспекте. Но факт, увы, остается фактом: 5000 бед грозят сегодня роду людскому, ибо дело сделано — грозный джинн выпущен из бутылки. Имя ему — те разрушительные силы, что несут природе неразумные вторжения в ее интимные механизмы.

Печальный итог такого расточительного использования природы налицо: со всей территории Западной Европы уже исчезли естественная растительность и дикие животные. Дунай, Рейн, Темза стали мертвыми реками, в которых (из-за стоков промышленных отходов) нормальная биологическая жизнь прекратилась. Ущерб, нанесенный окружающей среде, столь значителен, что сложившуюся ситуацию назвали экологическим кризисом. Черная и цветная металлургия, энергетическая и целлюлозно-бумажная индустрия, гигантская химическая промышленность ежесекундно выбрасывают в атмосферу ядовитые газы, возвращающиеся на Землю кислотными дождями. Предельно допустимая концентрация (ПДК) вредных для организма веществ давно превысила во многих странах норму, установленную ВОЗ.

Казалось бы, разумнее всего остановиться, оглядеться, подумать. Ведь еще в 70-е годы члены так называемого Римского клуба, объединившего крупнейших европейских ученых, пытались оценить тот урон, что нанес и продолжает наносить природе ее всеразрушающее детище — человек.

Вдумайтесь: на Земле ежегодно вырубается чуть ли не половина прироста леса, вылавливается около 70 процентов молодняка всех популяций главных промысловых рыб… Красные книги исчезающих с лица Земли видов животных и растений посылают сигнал бедствия народам и государствам. И в этом тревожном, живущем под тяжестью угрозы ядерной войны мире так очевидна ранимость и беззащитность «великого» и «всемогущего» Homo sapiens — человека разумного, давно завершившего свое биологическое развитие.

Завершившего… прошу обратить внимание на это слово. В нем весь секрет, ключ к пониманию тех проблем, многие из которых мы и пытаемся рассмотреть в этой книге.

И если мне удастся убедить хотя бы некоторых из вас в том, что выход из беды все же существует, а здоровье каждого из нас зависит во многом от того, как мы сами к нему относимся, я буду считать, что свою авторскую задачу выполнил.

Что такое здоровье? Как, какими словами определить его?

Состояние, когда ничего не болит?

Однако и в течение болезни бывают фазы затухания и обострения. Равнозначно ли отсутствие болезненных ощущений состоянию здоровья? Думаю, что убеждать никого не придется — первоначальный вариант ответа не может считаться исчерпывающим.

Так что же дарит нам все-таки ощущение здоровья?

Наверное, сочетание двух компонентов: физической «отлаженности» организма и собственной социальной значимости, ощущения своей необходимости обществу, людям. Недаром ВОЗ считает, что здоровье — это не только отсутствие болезней и физических дефектов, но и состояние полного душевного и социального благополучия. Если же «перевести» данное положение на язык медицины, то «болезнь» согласно утверждениям наших великих медиков С. Боткина и И. Павлова не что иное, как нарушение равновесия между внешними и внутренними условиями жизни человека. В общем, истоки многих, если не всех болезней современного человечества следует искать в том сбое, который происходит в эволюционно сложившихся отношениях между ним и природой. И только изменив последнюю, можно думать о здоровье человечества в целом и каждого из нас в отдельности. Вот почему в нашей стране уделяется столько внимания охране окружающей среды. И вопросы применения природы в лечебно-профилактических целях давно стали государственной политикой. И законы о чистоте питьевой воды, воздушного бассейна, рационального использования недр надежно охраняют ее здоровье.

Историю, как известно, невозможно остановить ни постановлением, ни приказом. И все утопические призывы «назад — к природе», звучащие все громче на Западе, остаются наивной позицией страуса, спрятавшего от опасности голову в песок. Научно-техническая революция тяжелой поступью роботов идет по планете… Так где же выход, возможно ли разорвать порочный круг экологического кризиса? Опыт Советского государства говорит, что, как ни сложна проблема, решить ее можно.

Например, тем, кому привелось в последние лет десять побывать в Донецке, и в голову не могло прийти, что город — в кольце терриконов. Причем они видны издали. Посмотришь и не сразу поймешь, что перед тобой гигантские отвалы пустой (вынутой из шахт на поверхность при добыче угля) токсичной породы, потому что теперь это настоящие сопки, так сочна и ярка зелень покрывающих их лесов. А началось все с макеевцев, решивших раз и навсегда покончить с тем уроном, что во все времена наносила горнодобывающая промышленность Природе. Сегодня в Макеевке около 1000 гектаров зеленых насаждений, более 200 миллионов деревьев, пятьсот тысяч кустов, безграничное море цветов. Ведь всего один гектар живой зелени дает за час столько кислорода, что его хватает для нормальной жизнедеятельности двухсот человек. Как же обстоят дела с другими предприятиями, работающими, скажем, на переработке каменного угля? Где токсичные пары, ядовитые газы? Да их просто-напросто нет, поскольку все производства давно перешли здесь на безотходные технологии, на полную утилизацию перерабатываемого сырья. Печально знаменитые промышленные стоки больше не загрязняют подземных вод, рек и естественных водоемов. Земля, а значит, и человек, живущий на ней, вновь обрели здоровье.

Мы живем на прекрасной, зеленой планете. Одно небо над головой человечества, одно солнце дарит ему свет и тепло. Как много общего у людей разных государств и как по-разному относятся они к Природе — дому, в котором живут.

Почти треть территории нашей столицы — зеленые насаждения. Пройдитесь по московским улицам — это же сплошной сад, почти три десятилетия здесь идет плановая работа по охране чистоты атмосферного воздуха. 12 тысяч пылеулавливающих и газоочистных установок берегут его от загрязнения. У нас самая чистая в мире питьевая вода, в Москве-реке вновь появилась рыба. Еще Эмиль Раймон, выдающийся немецкий физиолог XIX столетия, утверждал, что «жизнь — это одушевленная вода». Какая жизнь возможна сегодня, скажем, в Женевском озере, о котором сами швейцарцы невесело шутят: «Слишком густое для питья и слишком жидкое для пахоты». Обреченность и страх испытывает человек перед лицом тех разрушительных сил, которые сам когда-то пробудил. Природа ничего не забыла и ничего не простила ему. Случилось то, что должно было случиться. Бумеранг подорванного здоровья Природы вновь вернулся к самому «возмутителю спокойствия».

Что же делать? То, что планомерно осуществляется в нашем государстве. Лечить природу и в ней искать и находить здоровье для людей. Последним, в частности, занимается Центральный научно-исследовательский институт курортологии и физиотерапии Министерства здравоохранения СССР, где я работаю не одно десятилетие. О методах, способах и приемах терапии, применяемых в нашем институте, и пойдет речь на страницах этой книги. Но прежде чем подвести черту под всем сказанным, я хотел бы добавить еще, что находится он не в загородной зоне, а в центре Москвы, на одной из самых ее оживленных магистралей — Калининском проспекте. И сквозь широкие лапы пальм зимнего сада отлично видна его бесконечная лента с непрерывно бегущими по ней машинами. Сотни наших пациентов, любуясь открывающейся панорамой, принимают ванны и пьют целительную воду, добытую из артезианской скважины во дворе института.

Итак, вернемся к главной теме нашего разговора: к тем тысячам заболеваний, что день и ночь угрожают современному человеку. Посмотрим на их несметное количество, или, как принято было испокон веков говорить на Руси, тьму-тьмущую, сквозь призму известной уже нам информации.

Все мы понимаем: абсолютное большинство грозных недугов — печальный итог взаимодействия организма с бурно трансформирующейся окружающей средой. А вернее — последствия сбоя в работе его внутреннего механизма, наступившего вследствие такого, не всегда благотворного контакта. Но раз так, то многие из устрашающего перечня заболеваний, появившихся в результате негативного действия факторов риска (так принято называть те вреднодействующие агенты, которые сами по себе болезнь не вызывают, но содействуют ее формированию и клиническому проявлению), должны затрагивать какие-то общие «приводные ремни» системы жизнеобеспечения. Стало быть, и развиваться по каким-то общим, свойственным им, независимо от того, в каком органе или ткани они проявились, законам. Вот и выходит, что «страдания» медиков-третьекурсников можно значительно облегчить, заменив неимоверно длинный перечень болезней, к изучению которых они в это время приступают, всего тремя классами. А что это за классы и почему их три, а не четыре и не пять — об этом разговор особый.

Дело в том, что многократные наблюдения и практический опыт врача поставили меня когда-то лицом к лицу с удивительным фактом: людям, страдающим самыми, казалось бы, различными клиническими формами заболевания, помогают какие-то одни конкретные природные лечебные факторы. Чем объяснить, скажем, что сульфидные воды курорта Сочи — Мацеста хороши при лечении ишемической болезни сердца и гипертонии, радикулита и остеохондроза, неврита и артрита? Конечно, каждому больному назначают эти воды строго дифференцированно (например, по концентрации сероводорода, температуре воды, времени и частоте приема ванн), в сочетании с другими средствами (лечебной гимнастикой, дозированной двигательной активностью, массажем, морскими купаниями и т. д.), но основой лечения во всех перечисленных случаях остается все-таки сероводородная вода. Не значит ли это, что между всеми названными заболеваниями существует какая-то внутренняя связь и сложные механизмы возникновения болезней «произрастают» на одной общей почве?

Но раз так, тайное становится явным. И волшебная сила Мацесты, действующая безотказно при врачевании столь разных болезней, теперь вполне объяснима: она восстанавливает нарушенные функции, общие при данных патологиях, заглушает процесс, а нередко (даже после пребывания на курорте в течение всего одного сезона) полностью излечивает. Будь все по-другому, для победы над столь разнообразными недугами понадобились бы многие сотни и тысячи типов вод.

Но одна тайна, как известно, порождает другую, одно открытие мостит дорогу другому. Так случилось и в данном случае.

А не лежат ли истоки всех многочисленных болезней в каком-то одном сбое, в каких-то общих физиологических системах организма? — подумалось мне однажды.

Вот здесь я должен чистосердечно признаться, хотя слово «однажды» и характеризует чувство, получившее в истории естествознания точное наименование — эвристическое, в данном случае все было иначе. И упомянутое здесь, оно скорее вывод из наблюдений, сделанных мною за время практики врача-клинициста, нежели озарение, пришедшее по воле случая или как итог предвидения. Поводом же к такому выводу явился конкретный факт. Ко мне в клинику доставили больную с тяжелейшим диагнозом: острый тромбофлебит. Болезнь эта, к сожалению, хорошо известна и молодым, и старым и представляет собой воспаление магистральных вен нижних конечностей. Обычно подбирается она к человеку исподволь, годами, а потом десятилетиями его изводит. Так что ни сама болезнь, ни форма ее течения не показались мне сначала из ряда вон выходящими. Смутила только скорость развития процесса. Больная утверждала, что еще два дня назад она была абсолютно здоровой.

Что же произошло? На каком фоне организм, еще вчера исправно исполнявший все возложенные на него жизнью обязанности, вдруг дал столь удивительный сбой?

На фоне эмоционального стресса. Дело в том, что моя пациентка потеряла мужа. Здоровый, молодой человек трагически погиб. И хоть похороны — процедура тяжелая, все же, вероятно, заботы и хлопоты, свалившиеся на женщину по этому поводу, несколько отвлекли ее от мысли о сути страшного происшествия. Когда же, вернувшись с кладбища, она оказалась одна в той самой квартире, где они с супругом долго и счастливо жили, ее обожгло внезапной болью. Но не в сердце, не в голове, а… в правой ноге. К утру нога припухла, потом все повторилось с левой ногой, появилась острая боль в бедрах. Это психоэмоциональный стресс, как шок, поразивший нервную систему, мгновенно подорвал функции кровеносной системы организма. Сосуды перестали «держать» необходимый для ее безотказной деятельности тонус. В их просвете появился тромб (сгусток крови, который «пришвартовался» к сосудистой стенке), мешающий оттоку венозной крови к сердцу, поэтому и возник отек правой, а затем левой ноги. Могло быть и пострашнее — этот тромб мог оторваться и вызвать закупорку сосудов легкого, что нередко приводит к тяжелым осложнениям или к смерти. Разумеется, столь трагические последствия эмоционального стресса — личностная особенность данного человека. У многих она проходит сглаженнее, незаметнее. И все же основа всех болезней современного человека — общая. Искать ее следует прежде всего в сбое физиологических механизмов деятельности нервной системы или в нарушении функций адаптивных (приспособительных) систем. И, наконец, ответственность за возникновение и развитие болезни нередко принимают на себя (об этом говорил еще И. Павлов) ослабевшие физиологические механизмы защиты организма.

Но болезни все равно, через какие врата попасть в непобедимую прежде крепость — организм. А в зависимости от того, какой именно ход предпочитает она в каждом конкретном случае, разовьется соответствующий данному способу проникновения класс заболевания: функциональный, воспалительный или дистрофический. При любом из этих классов возможны поражения самых различных органов, и клиническая картина болезни тоже окажется разной. Так, при нарушении функции движения она одна (представить себе человека, с трудом передвигающегося, способен и не медик), при начальной стадии артериальной гипертонии — совершенно другая. При воспалении печени — третья (в этой картине может разобраться только врач, потому что она довольно сложна и требует специальных знаний). Но тем не менее методика их лечения общая для всех. Разумеется, с соответствующей коррекцией на специфику больного органа. А раз враг один, то и пути к победе над ним должны определяться общей тактикой, которая во многом зависит от выбора природных и преобразованных человеком факторов. С внутренними механизмами действия этих факторов мы непременно познакомимся в следующих главах. Пока же речь пойдет несколько о другом…

Сотвори себе кумира…

В студенческую пору, когда симпатии и антипатии определяются, как правило, эмоциями, мысли мои и сердце раз и навсегда оказались отданными человеку, чьи научные интересы (так, по крайней мере, мне тогда казалось) были весьма далеки от медицины.

В вузовской библиотеке труды Климента Аркадьевича Тимирязева, а именно его избрал я в свои кумиры, отсутствовали, и мне приходилось всеми правдами и неправдами пробиваться в университетскую «читалку». Здесь, заполучив по билету приятеля тоненькую коричневатую книжицу с оттиском «Лекции», отправлялся я в дальний угол (дабы не попадаться лишний раз на глаза седоволосой даме, исполнявшей обязанности то ли смотрительницы, то ли сторожихи), находил нужную страницу — и окружающий меня мир мгновенно исчезал, словно отсеченный неведомой дверью, за которой лежала иная страна. Гармония и алгебра жили в ней в тесном содружестве, а стройное здание логики возносилось стремительно и до осязаемости четко.

«…Когда-то, где-то на землю упал луч солнца, — начинал ученый свое приобщение к таинству, словно закладывал фундамент логического небоскреба, — но он упал не на бесплодную почву, а на зеленую былинку пшеничного ростка или, лучше сказать, на хлорофилловое зернышко. Ударившись о него, он потух, перестал быть светом, но не исчез. (Строительство первых этажей завершено — каждый раз отмечал я про себя, дочитывая до этого места.) Он только затаился на внутреннюю работу… Освобожденный углерод, соединяясь с водой, образовал крахмал… В этой или другой форме он вошел в состав хлеба, который послужил нам пищей. Он преобразовался в наши мускулы, в наши нервы. (Все выше и выше мысль ученого, поднимаясь до величайших таинств природы.) И вот атомы углерода стремятся в наших органах вновь соединиться с кислородом, который кровь разносит во все концы нашего тела. При этом луч солнца, таившийся в них в виде химического напряжения, вновь принимает форму явной силы. Этот луч согревает нас, он приводит нас в движение. Быть может, в эту минуту он играет в нашем мозгу».

Я закрывал книгу, рывком возвращаясь в мир реальности, но еще долго, до следующего «набега» в «читалку», во мне жило тепло, подаренное солнцем ли, мыслью ли ученого… И ни на минуту не покидал, бился в голове и сердце, требуя незамедлительного ответа, вопрос: кто ж он, Климент Тимирязев? Гений? Провидец? Чем не похож он на других? Почему так жгуче интересно следить за его рассуждениями?

Ответ нашелся год спустя, после того, как читать заветные лекции мне уже больше не требовалось — я их знал наизусть. Да и отыскал я его неожиданно, в одном из предисловий к «Путешествию Гулливера» Дж. Свифта. В нем критик, вводивший неискушенного читателя (а значит, и меня) в бессмертный мир писательских аллегорий и фантазий, описывая одержимость ученого-сухаря, отрешенного от действительности, привел неизвестное мне прежде высказывание Тимирязева. И… все стало очевидным!

«Когда Гулливер в первый раз осматривал академию в Лагаде, ему прежде всего бросился в глаза человек сухопарого вида, сидевший, уставив глаза на огурец, запаянный в стеклянном сосуде. На вопрос Гулливера диковинный человек пояснил ему, что вот уже восемь лет, как он погружен в созерцание этого предмета в надежде разрешить задачу улавливания солнечных лучей и их дальнейшего применения. Для первого знакомства я должен откровенно признаться, что перед вами именно такой чудак. Более тридцати пяти лет провел я, уставившись если не на зеленый огурец, закупоренный в стеклянную посудину, то на нечто вполне равнозначное — на зеленый лист в стеклянной трубке, ломая себе голову над разрешением вопроса запасания впрок солнечных лучей».

Это произнес все тот же Климент Аркадьевич Тимирязев, приехавший в 1903 году в Лондон по приглашению Королевского общества. Мой кумир и образец для подражания, всемирно признанный великий ученый, человек, познавший истину. Ей одной служил он всю жизнь, пропуская опыт, накопленный другими, сквозь призму собственных знаний. Но не проступает ли сквозь цветастый плащ эмоций, в который облачил ученый свои чувства и мысли, полувысохший над своим огурцом чудак из Лагады, а вместе с ним все, кто, трудясь у телескопов и тиглей, добровольно рядил себя в одежду схимника?

Что касается моего представления о некоторой несовместимости проблем физиологии растений и медицины, оно, как вскоре выяснилось, оказалось просто-напросто заблуждением. Все в природе взаимосвязано и взаимообусловлено. Именно эту мысль, подкрепленную фактами и данными той науки, которой вот уже более сорока лет я беззаветно служу, мне и хотелось бы пронести сквозь всю эту книгу. А если в свете общепринятых понятий кое-какие высказываемые здесь идеи покажутся отдельным читателям несколько странными, я вовсе не обижусь, коль окажусь причисленным к разряду чудаков. Тем более что эти «чудачества» возвратили на сегодня здоровье многим тысячам людей.

Нам надо думать и о будущих поколениях. Что мы оставим в наследство нашим внукам и правнукам? Красные книги исчезающих растений и животных? Мертвые реки и озера? Не пора ли современному человечеству вспомнить, что жизнь, по выражению знаменитого физиолога К. Бернарда, «не что иное, как отношение между организмом и внешней средой». Взаимоотношения эти в наши дни все напряженнее, расплата же за конфликтность сложившейся ситуации чрезмерно велика: пять процентов всех новорожденных мира появляются сегодня на свет с генетическими пороками. Такова негативная сторона воздействия научно-технической революции на человеческий организм.

А так называемые болезни цивилизации, о существовании которых еще несколько десятилетий назад никто и не подозревал? Можно ли «винить» в их широком распространении все тот же научно-технический прогресс, несущий человечеству наряду с огромными достижениями тяжесть эмоциональных и нервных перегрузок, обездвиженность, отрыв от природы?

Безусловно. Общеизвестен же факт: частота сердечно-сосудистых заболеваний в сельской местности в 10–20 раз меньше, чем в городах. Что касается «скорости» распространения сердечных недугов, наиболее распространенной формы болезни цивилизации, то она поистине фантастична, Однако было бы ошибочным предполагать, что столь трагическая тенденция — печальная монополия нашей страны или какого-либо другого отдельного государства. Это явление повсеместное, глобальное. Вот как описывает, например, масштабы распространения сердечно-сосудистых заболеваний старейший американский кардиолог П. Уайт: «…Коронарная болезнь стала обычной причиной смерти во всей стране. Распространение ее все увеличивалось. Она не делала никакого исключения для различных лиц, кроме единственного: поражала значительно чаще мужчин, чем женщин… Стало очевидным, что мы встретились с новой и большой эпидемией, не сходной с огромными эпидемиями инфекционных заболеваний, проникшими в мир с тех пор, как описывается его история…»

Активизация сердечных недугов в век научно-технической революции — весомое подтверждение состоятельности данной гипотезы. Каким же образом может произойти разлад в сложном комплексе физиологических механизмов жизнеобеспечения человеческого организма?

Чтобы ответить на этот непростой вопрос, необходимо прежде всего познакомиться, хотя бы в общих чертах, с характером, механизмом взаимосвязи сердечно-сосудистой и нервной систем. Схематично он представляется так: благополучие организма определяется постоянством его внутренней среды, называемой в науке гомеостазом. Но организм, как известно, не пребывает в некоем вакууме. На него непрерывно оказывает воздействие внешняя среда. И не воздействие даже — грубое вмешательство. Чаще всего в виде отрицательных эмоций — каждый из нас не раз и не два замечал, как сердце бешено бьется или замирает в ответ на боль, радость, гнев. С точки зрения науки это объясняется тем, что в работе адаптивных приспособительных систем организма, призванных по возможности нейтрализовать часть вторжения извне, чтобы предотвратить возникновение различных заболеваний, произошел сбой. Между тем за четкость их действия отвечает нервная система.

И. Павлов, например, считал, что каждый орган находится под тройным строжайшим контролем нервов: функциональным, вызывающим или прерывающим его деятельность, сосудистым — регулирующим доставку кровью питательных веществ, и трофическим. Последнее ответственно за рациональное использование этих веществ органами и тканями. Большинство патологических изменений в сердце и сосудах, к сожалению, — печальное следствие явных или скрытых поломок нервной системы, и прежде всего вегетативной, которая «руководит» процессами питания и дыхания, размножения и роста, обменом веществ и кровообращения, регулирует деятельность всех внутренних органов и систем. Вегетативной ее назвал еще в 1800 году французский биолог М. Биша. Ученый был доволен выбранным термином, ибо считал, что задача системы — регулировать основные жизненные процессы, свойственные и животным и растениям. Что ж, аналогия вполне, на мой взгляд, уместная. Нервы этой системы пронизывают, или, как говорят медики, иннервируют все органы, управляемые ими с помощью двух «приводных ремней». Один из них — симпатическая система, усиливающая функционирование, а применительно к сердцу — убыстряющая темп его работы. Второй «ремень» — парасимпатическая система, своеобразная экономка сердца, поскольку гасит его излишнюю возбудимость, приберегая энергию для других нужд организма. Главный «исполнитель» этой рачительной хозяйки — знаменитый блуждающий нерв. Здесь нужно сказать, что еще в 1924 году выдающийся советский нейроморфолог Б. Лаврентьев установил удивительный факт: блуждающий нерв не просто соприкасается с нервами сердца, а образует на них особые утолщения, по форме напоминающие пуговичку-застежку — синапсы. Именно через них передает блуждающий нерв на нервные клетки сердца импульсы — сигналы, посылаемые мозгом. Через одни «застежки» идут сигналы в предсердие, через другие — к желудочкам сердца, через третьи — к кровеносным сосудам.

Физиологам удалось вскрыть внутренний механизм работы этой удивительной системы передачи информации. Оказалось, что блуждающий нерв, как правило, замедляет ритм работы сердца с помощью особого вещества — ацетилхолина. Выбросит нерв в синапс химический десант на нервную клетку сердца — она передаст импульсы на мышцу, и сердце замедлит ритм, а значит, и частота сердечных сокращений уменьшится. В итоге сэкономится энергия, сердечная мышца сбережет силы… У каждой нервной клетки таких синаптических контактов великое множество. Сам же процесс передачи из клетки в клетку информации осуществляется как химическим, так и электрическим механизмом одновременно. Синапс, используя химический код, применяет при этом специальное вещество — медиатор, который вступает в реакцию с воспринимающей мембраной следующего нейрона.

Все нервные клетки безусловно имеют нейроны, воспринимающие информацию из внешней среды и от внутренних органов, и нейроны, отдающие эту информацию конечному объекту. Это так называемые эффекторные нейроны. Соединяясь, они формируют рефлекторную дугу. Изучением ее занимались еще И. Сеченов и И. Павлов. Место восприятия клеткой информации извне — мембрана нейрона. Она способна трансформировать химическую реакцию в электрический импульс, который нейрон-хозяин пошлет нейрону-соседу. Облик каждого нейрона строго соответствует функциям, возложенным на него. Когда в рефлекторной дуге замыкаются синапсы, принявшие информацию о неблагополучии в организме, возникает резкая боль. Это означает, что гомеостаз (внутренняя среда) организма нарушен. В его механизме адаптации образовалась брешь. А это уже тревожный сигнал, и терпящему бедствие организму необходимо срочно прийти на помощь. Но как? Применить традиционно фармокотерапевтические средства? Что ж, и это, конечно, выход. Но вот беда… Одна и та же таблетка одному из нас помогает, другому — нет. Дело в том. что мембрана клетки принимает химическую «депешу» не всей своей поверхностью, а лишь определенными ее рецепторами. Вот и выходит: попадет химический «заряд» точно в цель — «ключ» препарата откроет «замок» мембраны, лекарство проникнет внутрь клетки. А если нет — организм окажется без помощи. Как же быть? Не лучше ли во многих случаях применять иные средства? Те, например, что сразу «запустят» в организме естественные восстановительные процессы, способные быстро и безошибочно заделать любые пробоины, оставленные жизненными невзгодами в нашей «адаптивной» машине?

Такие средства существуют, мы их подробно рассмотрим в следующей главе. Известны они с тех самых пор, как человек осознал себя человеком. Не секрет и имя их создателя — Природа. Вот кто самый искусный врач на Земле. Думаю, что это вполне объяснимо: кому, как не ей, знать законы жизни и развития, учреждала-то их она сама.

Но почему не всегда медицина использует эти средства, если они столь всесильны и безвредны для организма?

Что ж, и на этот вопрос я постараюсь в дальнейшем ответить. Постараюсь, хотя исчерпывающего ответа не гарантирую в силу безграничности обсуждаемой проблемы. Что мы, например, знаем о лечебных свойствах воды?

Вода — сама жизнь. Недаром наша кровь «сродни» морской воде, да и первые организмы на Земле появились когда-то в море. Количеством потребленной тем или иным обществом воды характеризуются эпохи. Недаром французский философ Мишле определил средневековье как «тысяча лет без единой ванны». Правда, значение воды в лечении недугов у разных народов и на разных исторических этапах то умалялось, то возвеличивалось. Старинное иранское изречение, например, гласит: «Три орудия есть у врача: слово, травы и нож». И основатель медицины Гиппократ тоже не вспомнил о ней в своем знаменитом афоризме: «Чего не излечивает лекарство, излечивает железо, чего не излечивает железо, излечивает огонь. А чего огонь не излечивает, то должно считать неизлечимым».

Не надо быть медиком, чтобы понять, как заблуждался ученый. Я уже не говорю о минеральных источниках, целительные свойства которых мы рассмотрим отдельно, но вода, простая вода, чтобы постирать, напиться, помыться… Да разве можно забыть о целительных ее свойствах! Без русской бани, как и без русской печи, просто невозможно представить историю, культуру всего нашего народа. Она всегда выгоняла хворь, лечила недуги, помогала костоправам, травникам. А наслаждение, доставляемое нам водой, разве можно скидывать его со счетов при оценке роли воды во врачебных успехах? Морские купания… вспомните, какая это радость. А речка с ее удивительной, словно живой, водой?

Так значит, она существует, вода «живая» и «мертвая»? Разумеется, и встречается в природе испокон веков.

Что делает воду «живой», чему обязана она своими целебными и вкусовыми качествами? Может, так благоприятно сказывается пребывание в глубинах земли, фильтрование через многочисленные слои песков? Конечно. Но темная, «мертвая» вода тоже таится на глубине, правда, более значительной.

Тогда в чем дело? А в том, что тритий, называемый сегодня нами как один из радиоактивных элементов, пришелец из космоса, в «мертвой» воде отсутствует.

Да, как это ни кажется парадоксальным, «живой» воду делает наличие в ней именно трития. Дело в том, что наша Земля — детище безбрежного космоса, плоть от плоти его. И космические лучи невидимым для человеческого глаза дождем никогда не прекращают ее бомбардировку. Причем бомбардировка эта столь активна, что при прохождении тропосферы космические лучи разбивают, раскалывают встречающиеся им на пути атомы азота, кислорода, углерода. Осколки из мезонов, нейтронов, протонов разлетаются в разные стороны, становясь, в свою очередь, тоже источниками космического излучения, только уже вторичного. А поскольку они «вторичны», у них и скорость меньше и они способны «разнести» встречающиеся на их пути атомы только на две части. Одна из этих частей может представлять собой тритон — ядро трития, который в своем обличии долго не проживет, а окислится и вместе с дождем благотворно прольется на землю. Недаром изучение трития люди начали когда-то с отыскания его в дождевой воде.

Так что вторичное излучение, столь губительное для человека и природы при ядерных взрывах, оказывается старым знакомцем нашей планеты, несущим ей в образе своих посланцев здоровье и жизнь, а отнюдь не смерть.

Противоречия здесь никакого нет. Дело в том, что радиоизлучение в минимальных, «узаконенных» природой количествах не только не вредит жизни, но и стимулирует ее, где бы пи находились космические посланцы — в атмосфере ли, в воде ли, в почве…

Но как ни велико значение питьевой воды для здоровья человека и природы, «живой» испокон веков звалась в народе все же не она. А та загадочная и таинственно волнующая сила, от которой согласно преданиям и сказкам срастались перерубленные в бою кости, затягивались и заживали раны, возвращалась сила, проходила жестокая немочь. Тропы к «живой» воде искали и находили и люди, и звери, и птицы. Местоположение целительных источников охранялось от чужаков, пришлых, от тех, кто мог «сглазить», испортить нерукотворную силу. Легенды и предания окружали «живую» воду. Холодная иль горячая, как крутой кипяток, она, по народным наблюдениям, всегда оказывала на здоровье благотворное влияние. И, разумеется, помогала добрым и наказывала злых. Но истинно «живая» вода — минеральная, то есть вода, в которой растворены минеральные соли Земли, без которой сама жизнь оказалась бы на ней невозможной. Что же касается скептицизма, то он вполне понятен, ибо механизмы взаимодействия минеральных вод и организма человека были в ту пору от науки скрыты. И даже используя ее в своей практике, веря в ее лечебную силу, врач шел путем интуиции, на ощупь, не гарантируя пациенту успеха.

Другое дело — медицина наших дней. Она целительную силу минеральных вод и грязей знает заранее, выбирая из огромного их арсенала то, что нужно для конкретного больного. Автор этой книги совместно с коллегами Т. Копьевой, И. Балкаровой и А. Абдусалямовой недавно завершил интереснейшую работу, выявившую воздействие бальнеогрязелечения на внутриклеточный обмен веществ. Весь секрет оказался д том, что под воздействием окислительно-восстановительных ферментов в самой клетке происходит стимулирование обмена. А как следствие — объемная плотность сосудов, в которых осуществляется микроциркуляция, значительно увеличивается, уменьшаются очаги склероза. Иными словами — нарушенный обмен веществ в клетках пораженного органа под влиянием бальнеогрязелечения восстанавливается, и питание тканей улучшается. Это особенно важно при заболеваниях дистрофической породы.

Все на нашей прекрасной планете взаимосвязано и взаимообусловлено. Ни одну цепь не изымешь, не повредив другую… Но вряд ли кто станет спорить с тем, что человек занимает в этой бесконечной обусловленности особое место. Только он способен помочь родной природе восстановить разрушенное однажды по недомыслию. Конечно, задача эта огромна, но и притягательна. Потому что в благодарность за любознательность, труд и пытливость признательная природа воздает нам сторицей, одаривая здоровьем людей и землю.

Возьмемся за руки, друзья!

— Как помолодели в наши дни болезни! — все чаще сетуем мы.

— И, главное, как их стало много, — всегда находятся любители поддержать животрепещущую тему.

— Гиподинамия, — с пониманием дела включается в таких случаях в разговор еще один «специалист».

— Переинформированность, — немедленно поправляют их другие.

— Все акселерация! — суммируют под конец разговора наиболее сведущие в медицинских проблемах.

Так кто же прав? Может быть, разговор о молодости болезней — сугубо личное ощущение из серии присказок, что в прошлом и вода-то была мокрее?

К сожалению, нет: болезни за последние 20–30 лет действительно «помолодели». К тому же число их возросло. А объясняется это в какой-то степени и обездвиженностью, и переинформированностью, и акселерацией, глобальность которой за последнее десятилетие, кстати, пошла на убыль.

Все так. Оспаривать подобные факты было бы просто смешно. Однако каждый из них — лишь черточка, штрих на общем полотне отнюдь не отрадной картины поражения самыми серьезными заболеваниями детей и юношества. Впрочем, молодой организм всегда и во все времена подвергался гораздо большей угрозе не выстоять в схватке с заболеванием, чем организм зрелый. Оно и понятно: силы и энергия, добываемые им в процессе жизнедеятельности, расходуются на формирование различных систем, эту самую жизнь обеспечивающих. Вот почему еще совсем недавно (до внедрения в практику всемирного здравоохранения вакцинации) инфекционные заболевания в буквальном смысле слова пожинали страшные плоды.

Но почему теперь, когда наука обрела невиданные прежде силы, не приостанавливается столь нежелательный процесс «омолаживания» грозных недугов? ...