Дэвид Кушнер В угоне: Подлинная история GTA

David Kushner

Jacked: The Outlaw Story of Grand Theft Auto

© 2012 by David Kushner. All rights reserved

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2017

Посвящается Энди Кушнеру

От автора

Эта книга основана на более чем десятилетних исследованиях. Впервые я сыграл в «Grand Theft Auto» в 1997-м, а два года спустя начал делать репортажи о ее создателях, «Rockstar Games». По мере того как франшиза обретала культовый статус, я собирал материалы о развитии игровой культуры и индустрии видеоигр для статей в «Rolling Stone», «Wired», «New York Times», «GamePro», и «Electronic Gaming Monthly», а также для моей первой книги «Властелины „Doom“».

В ходе работы мне пришлось помотаться по стране и по миру – от офиса «Rockstar» в Нью-Йорке до улиц шотландского города Данди, где зарождалась «GTA». Я проводил долгие дни и бессонные ночи на игровых конвенциях и презентациях. Я потратил сотни, а то и тысячи часов на видеоигры. Я сражался в «Pong»^[1] с основателем «Atari» Ноланом Бушнеллом, а однажды, незабываемым днем в Лэйк-Женева, что в Висконсине, я отважился на поединок с самим Гэри Гайгэксом, одним из отцов «Dungeons & Dragons».

На моих глазах с развитием индустрии ширились протесты против жестоких видеоигр, в особенности против «GTA», и я постарался показать обе стороны конфликта. Я беседовал с безутешной матерью из небольшого городка в Теннесси, сыновья которой убили одного человека и покалечили другого, что породило 259-миллионный иск против команды «Rockstar», поскольку «GTA» якобы воспитывает преступные наклонности. Я ездил в Корал-Гейблс, штат Флорида, чтобы побывать в гостях у самого ярого обличителя «GTA» Джека Томпсона.

Я общался с руководством Ассоциации развлекательного программного обеспечения в Вашингтоне и был допущен в святая святых Совета по оценке игрового ПО в Нью-Йорке, где видел, как играм присуждают рейтинги. А в Айове, в тесной захламленной комнатушке, меня подключили к электродам, и я играл в «Grand Theft Auto», в то время как университетские ученые изучали мой мозг. Весьма странный опыт, доложу я вам.

И хотя не все эти приключения полностью вошли в книгу, они составили фундамент для нее. Здесь приведены реальные факты, воссоздана истинная история «GTA». События и диалоги взяты из сотен моих собственных интервью и личных наблюдений, а также из тысяч статей, судебных документов, теле- и радиорепортажей. Кстати, корреспондент «Rolling Stone», который появляется на страницах книги, – это я сам.

За годы, прошедшие с моего первого визита в «Rockstar Games», я успел побеседовать с кучей сотрудников компании, включая каждого из ее основателей. И хотя нынешнее руководство «Rockstar» отказалось принимать участие в подготовке книги, мне разрешили использовать фрагменты любых моих предыдущих интервью, а также свободно общаться с теми, кто покинул фирму. Некоторые источники в силу личных или профессиональных причин захотели остаться анонимными; другие сначала отказывались разговаривать, а потом страстно желали высказаться, либо наоборот – сначала желали, а потом отказывались. В итоге большинство из них все-таки сказали свое слово. Тут ведь вот в чем фокус: когда пишешь такую книгу, люди наконец начинают осознавать, что им повезло стать частью по-настоящему большой истории, которая принадлежит не только им, но и каждому из нас.

Пролог Поклонники и противники

ЦЕЛЬ: добраться до столицы

ЗАДАНИЕ: завершить миссию «Rockstar»

ПРОВАЛ: если федералы объявят вас в розыск – вы в пролете!

На что вы готовы ради мечты?

В один прекрасный зимний денек Сэм Хаузер забрел куда дальше, чем виделось ему в самых страшных снах, – прямиком на Капитолийский холм, где он должен был предстать перед судом. К своим тридцати четырем годам Сэм достиг всего, чего только можно желать: поднялся из ниоткуда и воплотил свои мечты в жизнь. И вот теперь эта жизнь грозилась отнять у него всё.

Зануда-британец, владеющий игровой империей в Нью-Йорке, Сэм старался соответствовать своему статусу: нечесаные волосы, лохматая борода, очки-авиаторы… Кругом высятся небоскребы, сигналят такси. Сэм резко стартует на своем иссиня-черном «порше», переключает радиостанции; педаль газа в пол – и картина за окном расплывается, как сцена видеоигры, которая сделала его таким богатым и известным: «Grand Theft Auto».

«GTA» – франшиза, созданная компанией Сэма «Rockstar Games», – является одной из самых успешных и скандальных видеоигр в истории. Одна только четвертая часть побила рекорд Книги Гиннесса, как самый успешный развлекательный продукт в истории, заставив все блокбастеры про супергероев и даже последнюю книгу о Гарри Поттере нервно курить в углу. Потребители купили более 114 миллионов экземпляров игры, выложив за них свыше трех миллиардов долларов. Этот крейсер помог видеоиграм стать самой быстро развивающейся областью в развлекательном бизнесе. К 2011 году 60-миллиардная индустрия игр затмевала собой продажи музыки и фильмов – вместе взятые.

«GTA» воспитала целое поколение и засела в печенках у другого, она произвела революцию в сфере игр, превратив ее из развлекухи для детей в культурный феномен, замешанный на черном юморе и полной свободе. Как однажды сказал мне Сэм, благодаря «GTA» оказываешься «в центре собственной криминальной вселенной». Теперь ты – плохой парень, который бесчинствует в придуманных городах, тщательно скопированных с реальных Майами, Вегаса, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.

Для безумных британских студентов, придумавших эту игру, «GTA» стала признанием в любви к Америке во всех ее крайностях: секс и насилие, деньги и преступность, стиль и наркотики. Как говорил мне феноменально талантливый арт-директор Аарон Гэрбат, они ставили себе целью «создать у игрока впечатление, будто он смотрит извращенный фильм Скорсезе с собственным участием».

По идее, игрок должен выполнить ряд заданий от различных гангстерских боссов: мочить врагов, угонять машины, продавать наркотики. Но что еще лучше, здесь совершенно не обязательно играть по правилам: «GTA» – это целый мир, где можно всё. В этом мире не требуется зарабатывать очки или спасать принцесс; достаточно просто угнать фуру, врубить радио и выжать газ, сбивая пешеходов, фонарные столбы и прочие препятствия, которые мешают оторваться по полной программе. А раз уж есть возможность снять проститутку и убить копа, трудно удержаться от искушения.

«GTA» превратила Сэма Хаузера в идола мира видеоигр. Настоящий фанат своего дела, олицетворение креатива, он был назван журналом «Time» одним из самых влиятельных людей планеты наряду с президентом Обамой, Опрой Уинфри и Гордоном Брауном – за «создание отражения современного мира, не менее точного, чем у Бальзака и Диккенса». «Variety» объявил «GTA» «хитом, который не имеет аналогов в медиа-бизнесе». «Wall Street Journal» окрестил Сэма «одной из главных звезд эры видеоигр. Дотошный затворник-трудоголик с темпераментом и бюджетом голливудских воротил». Один аналитик сравнил его компанию с «детьми на острове из „Повелителя мух“». Но все усилия Сэма и все его труды посвящались единственной великой цели: превратить презираемое и невнятное занятие – видеоигры – в нечто по-настоящему выдающееся. Никто, впрочем, не предполагал, что создание игры о преступниках столкнет с законом самого ее создателя. Однако именно «GTA» привела Сэма тем холодным днем в Вашингтон.

После многолетней травли «Grand Theft Auto» за подстрекательство к убийству и насилию политики наконец нашли за что зацепиться: скрытая эротическая мини-игра в новой версии «GTA». Обнародование сексуального эпизода, названного «Горячий кофе», обернулось самым грандиозным скандалом в индустрии, Уотергейтом мира видеоигр. «Rockstar» валила ответственность на хакеров; хакеры обвиняли «Rockstar»; политики и родители требовали запрета «GTA».

Теперь все, начиная от потребителей, выдвинувших многомиллионный групповой иск, до Федеральной торговой комиссии, подозревающей «Rockstar» в мошенничестве, желали знать правду: намеренно ли «Rockstar» запрятала в «GTA» порно, надеясь заработать? Если это правда, песенка компании спета. Главный оппонент Сэма, борец за нравственность Джек Томпсон, так и заявил: «Мы раздавим „Rockstar“, будьте уверены».

Так что же произошло на самом деле? Ответ кроется в истории нового поколения и в игре, которая его воспитала. Как однажды сказал теоретик массовых коммуникаций Маршалл Маклюэн, «игры, в которые играют люди, многое о них говорят». Если не понять «GTA», будет сложно понять и тех, кто взрослел на границе тысячелетий. «Grand Theft Auto» ознаменовала переходный возраст мощной сферы игр, когда та только тянулась ввысь и пыталась найти свой голос. Эта игра стала олицетворением эпохи Джорджа Буша-младшего и борьбы за гражданские свободы.

Не случайно «GTA» появилась во время одного из наиболее неспокойных периодов в истории индустрии развлечений. Она знаменовала собой и полную свободу, и страх перед удивительным новым миром, зарождающимся по ту сторону экранов. «GTA» буквально поделила человечество на своих поклонников и противников: либо ты играешь, либо нет. Для поклонников угон машины в игре был равнозначен заявлению: «Пришло наше время. Теперь мы у руля». Для противников игра явилась предвестником бури.

Когда Сэм предстал перед Федеральной торговой комиссией, ему вспомнилось электронное письмо, которое он отправил коллеге, столкнувшись с обвинениями в адрес «GTA». «Ситуация, когда торговая сеть [„Уолмарт“] диктует нам, что можно и что нельзя добавлять в нашу игру, просто недопустима по многим аспектам, – писал он. – Весь этот материал прекрасно подходит для взрослых [еще бы!], так что надо и дальше добиваться признания нашего продукта в качестве развлекательной платформы для широкого распространения. Мы всю жизнь ломали стереотипы, и сейчас не время останавливаться».

Глава 1 Вне закона

УПРАВЛЕНИЕ

Вперед … [↑] … стрелка вверх

Назад … [↓] … стрелка вниз

Влево … [←] … стрелка влево

Вправо … [→] … стрелка вправо

Сесть/выйти из машины … [Ctrl] … клавиша «Enter»

Атака … [ENTER] … клавиша «Ctrl»

Мрачный город. Вид сверху. Человек в черном бежит вдоль реки, за ним гонится красная спортивная машина. Неожиданно на его пути возникает белый кабриолет.

– Сюда, Джек! – кричит молодая англичанка за рулем.

Джек запрыгивает в машину, и девушка срывается с места в карьер. У нее длинные каштановые волосы и стильные очки в серебристой оправе.

– Не знал, что у тебя есть фея-крестная? – лукаво спрашивает она.

– И куда мы едем, принцесса? – спрашивает Джек.

– В замок короля демонов, естественно. – Она переключает передачу и мчится через многоярусную парковку вперед, к спасению.

В 1971-м не было автомобилистки круче Джеральдины Моффат, актрисы, которая сыграла в этой сцене «Убрать Картера», вышедшего в том же году британского криминального триллера. Критики его освистали, заявив, что «тому, кто возьмется советовать этот фильм друзьям, следует помыть рот с мылом». Но, как часто бывает с новаторским и неоднозначным явлением, картина в итоге нашла своего зрителя. Ее крутизну можно оценить уже по той сцене, где обнаженная Моффат лежит в кровати с Майклом Кейном, а на ночном столике за ними виднеется альбом «The Rolling Stones». «Убрать Картера» стал культовой классикой, а Моффат – одной из самых модных звезд Лондона. Вдобавок она была замужем за Уолтером Хаузером, музыкантом и руководителем известнейшего в Англии джаз-клуба «Ronny Scott’s».

Вскоре после выхода «Убрать Картера» у Моффат и Хаузера появился первенец, Сэм. Парню все карты были в руки. Любой ребенок должен превзойти своих родителей, но если мама снимается в гангстерских фильмах, а папа тусуется с Роем Эйерсом, то это задачка не из простых. Сэм, как и его мать, нашел вдохновение в кино. Его зачаровывали гангстеры – чем круче, тем лучше. Он прошерстил всю местную библиотеку в поисках видеокопий криминальных триллеров: «Побег», «Французский связной», «Дикая банда», «Воины».

Как-то вечером в клубе «Ronny Scott’s» великий джазовый музыкант Диззи Гиллеспи спросил маленького Сэма, чем тот хочет заниматься, когда вырастет. Мальчик был похож на мать: овальное лицо, широкие темные брови. «Грабить банки», – ответил Сэм.

* * *

Волны лизали песок Брайтона, курортного городка к югу от Лондона, но Сэма пляж не интересовал. В тот день родители вывезли его с младшим братом Дэном, родившимся на два года позже, на море, чтобы дети могли поиграть на воздухе, подышать свежим бризом и послушать чаек. Но вместо этого Моффат нашла своего старшенького перед игровым автоматом – длинным ящиком психоделической расцветки. Сэм открыл для себя видеоигры.

Тогда, в начале 1980-х, игровые автоматы для семейного досуга переживали свой золотой век. Благодаря новым течениям в технологии и дизайне парки и магазины наводнило новое поколение гипнотических машин, от «Space Invaders» до «Asteroids». Графика была простой и схематичной, темы (пристрелить пришельцев, «съесть» точечки) – банальными. Сэму больше всего нравилась «Mr. Do!» – сюрреалистичная игра, где героем является клоун, который выкапывает волшебные вишенки, в то время как за ним гоняются монстры. В газетном магазине рядом с домом стоял автомат «Mr. Do!», и Сэм охотно бегал туда за сигаретами для матери, лишь бы поиграть.

Родители мальчика покупали ему все новые игровые приставки, начиная с «Atari» и заканчивая «Omega» и «Spectrum ZX», популярным тогда компьютером родом из Данди, Шотландия. Дэн, которому больше нравилось читать, приставками не интересовался, но старший брат все равно пихал ему в руки контроллер.

– Я не знаю, куда нажимать! – протестовал Дэн.

– Да какая разница! – отвечал Сэм. – Давай играй. Если Дэн не подчинялся, старший брат обрушивал на него весь свой гнев. Позже Сэм со смехом признавался, что однажды даже накормил Дэна ядовитыми ягодами, так что того пришлось везти в больницу. Террор прекратился, лишь когда Дэн перерос брата и доказал свою силу: он прыгнул на Сэма с балкона их дома и в завязавшейся драке сломал ему руку. Впрочем, в одной из любимейших забав Сэма соперник вообще не требовался: это была одиночная игра под названием «Elite», и она открыла для подростка целый мир, который он исследовал самостоятельно. В «Elite» игрок становился капитаном космического корабля. Нужно было улучшать свой звездолет любым способом – добывать минералы на астероидах или заниматься мародерством. Сэм буквально купался в своей пиксельной свободе, превращаясь в настоящего «космического грабителя». Видеоигры – возможно, из-за их относительной новизны, – долго считались второсортным развлечением, так что и геймеры в чем-то были сродни преступникам, и теперь «Elite» позволяла им хотя бы на экране воплотить свои криминальные стремления в жизнь.

Игра не была особенно красивой или реалистичной, но она давала главное: свободу. В те годы в большинстве игр было особенно не развернуться – знай себе бегай по заскриптованным коридорам и стреляй. Но «Elite» предоставляла невиданные возможности выбора из кучи галактик, со своими планетами каждая. В Англии она стала феноменом, разошлась сотнями тысяч копий и завоевала множество поклонников. Она увлекала иной реальностью, затягивала в свою атмосферу, воплощала для Сэма самую суть игры: переносила его в другой мир.

Мало-помалу тогдашнее поколение детей подрастало, уплетая картофельную запеканку и бисквиты с заварным кремом. Все мальчишки выглядели так же прилично и благочинно, как и их рацион: темные пиджачки с эмблемой школы, накрахмаленные белые рубашки, черные галстуки, брючки цвета мокрого асфальта, темные носки, черные кожаные туфли. Все как на подбор – и только у одного из-под брюк торчали ботинки «Доктор Мартинс». Это и был Сэм.

Если Сэм и мечтал сбежать от реальности, то лучшего места, чем его школа Сент-Полз на Темзе, было не найти. Начиная с шестнадцатого века, это легендарное частное учебное заведение для мальчиков взрастило многие светлые умы страны, от Мильтона до Сэмюэла Джонсона. Теперь Сэм и Дэн, как и многие богатые дети Лондона, должны были набираться ума посреди сорока пяти покрытых зеленью акров в Хаммерсмите: играть в крокет на лужайках, изучать русскую историю и слушать выступления оркестра.

Но нетрадиционный выбор обуви Сэма доказывал: ему скучно играть по правилам. Этот дерзкий мятежник уже исповедовал принципы жизни рок-звезды: носил длинные волосы, ходил вразвалочку и частенько уезжал из школы на «роллс-ройсе». А в подростковом возрасте они с братом променяли музыку своего отца на кое-что поживее: хип-хоп.

Особенно им приглянулся «DefJam Recording», американский музыкальный лейбл, который уже завоевал известность у продвинутых деток. Компания, которую панк-рокер Рик Рубин основал в собственной комнатушке в общаге Нью-Йоркского университета, дала мощный старт зарождающейся рэп-сцене Восточного побережья. Рубин вместе со своим партнером, клубным промоутером Расселлом Симмонсом, начал выпускать синглы самых свежих музыкальных открытий пяти нью-йоркских районов. Эта парочка – белый еврейский юноша с Лонг-Айленда и черный паренек из Квинса – представляла собой многообещающую гремучую смесь. Приправив свою любовь к рэпу и року налетом мейнстрима, они вывели на сцену множество артистов, от наглого пацана по имени Эл Эл Кул Джей до трио дерзких белых рэперов Beastie Boys.

Но ребята из «DefJam» могли похвастать не только хорошим музыкальным чутьем: они породили новое течение партизанского маркетинга. Симмонс и Рубин, выходцы из городских трущоб, знали толк в «сарафанном радио»: и в панк-роке, и в рэпе вовсю использовались «DIY»-кампании^[2]. Симмонс называл свою методику «запуском на рельсы»: каждого артиста пытались продвигать любыми возможными способами – лепили на всех углах и фонарных столбах наклейки с легендарным логотипом «DefJam» в виде больших букв «D» и «J», устраивали вечеринки по всему Нью-Йорку, тщательно продумывали каждое представление и создавали впечатляющие декорации вроде огромных надувных пенисов на концертах Beastie Boys.

Отчаянные фанаты, каким был и Сэм, восхищались не только записями «DefJam», но и стилем жизни, который она представляла. Когда вышел сингл хеви-метал группы Slayer «Reign in Blood», сделанный Рубином, Сэм сразу же его купил – нашивку «DefJam» он носит словно медаль. Сэм до сих пор обожает разглагольствовать о своих кумирах: слова вылетают изо рта со скоростью пуль в «Missile Command»^[3], он размахивает руками и мотает головой, словно не в силах снести свое восхищение поп-культурой.

– Для меня Рик Рубин просто офигенный герой, – начинается одна из пламенных тирад Сэма. – Он привносит в мир нечто новое, он создал хип-хоп и Cult. А когда он выпустил альбом «Electric»!.. Как звучат эти рокеры из Ньюкасла с жестким хип-хоповым сведением Рика Рубина! Когда я увидел, что он вдруг занялся роком, причем, самым тяжелым – Slayer, я решил, что круче уже и быть не может. Но он продолжает удивлять… Такие люди меня безумно вдохновляют.

Плюс ко всему «DefJam» были из Нью-Йорка. Сэм глубоко восхищался этим городом, его модой, культурой, музыкой. Днем он носил выглаженную форму школы Сент-Полз, но вечером предпочитал нью-йоркский стиль: забитую пластинками и видеокассетами комнату и широкие шнурки в кроссовках, как у ньюйоркских рэперов. Дело было даже не в любви к моде: ему нравились аутсайдеры, которые устроили в культуре настоящую революцию.

На восемнадцатый день рождения Сэма отец отвез парня в Нью-Йорк. Первым делом по прибытии Сэм купил кожаную куртку и кроссовки «Эйр Джордан Мак-4», как в клипах «MTV». Он слонялся по центру города, впитывая виды и звуки: желтые такси, небоскребы, хмурые пешеходы, проститутки на Таймс-сквер. «С этого момента я навсегда влюбился в этот город», – позже вспоминал Сэм.

Как-то днем Уолтер Хаузер взял сына пообедать со своим другом Хайнцем Хенном, директором по маркетингу в «BMG», музыкальном лейбле немецкой компании «Bertelsmann». Хенн признался, что «BMG» пытается заработать на молодежной культуре. Сэм сидел, слушал и наконец не вытерпел.

– Почему в звукозаписывающем бизнесе все такие старые? – брякнул он. – Почему у вас не работает молодежь?

Хенн уставился на белого богатого паренька, одетого, как участники группы «Run DMC», а потом повернулся к отцу азартного, но слишком уж самоуверенного юнца.

– Твой сын совершенно ненормальный, – сказал Уолтеру Хайнц, – но у него есть неплохие идеи.

Сэм только что получил работу.

Глава 2 Воины

ОТКРЫТ СЛУЧАЙНЫЙ ПЕРСОНАЖ: ДЖЕК ТОМПСОН

Следуйте за значком «J» на Беверли-Хиллз. Найдите Джека Томпсона из Майами: 41 год, адвокат, гольфист, будущий отец.

– Я спилил приклад у своего дробовика. Я выключил фары. Сегодня я намерен пострелять. Я собираюсь пришить пару копов.

Шестнадцатого июля 1992 года эти строки звучали со сцены на Беверли-Хиллз, но читал их не автор, Ice-T, а Чарлтон Хестон, знаменитый актер с квадратной челюстью, наиболее известный по роли Моисея в «Десяти заповедях». Сегодня он явился в отель «Реджент Беверли Уайлшир» с благородной целью: добиться запрета песни «Убийца копов».

Там проходило ежегодное собрание акционеров компании «Time-Warner», владевшей лейблом, на котором вышла запись. С момента выпуска трека в марте «Убийца копов» стал предметом жарких споров и открыто осуждался полицией и президентом Бушем. Ice-T написал эту песню по поводу недавних беспорядков из-за Родни Кинга и говорил в ее защиту, что текст показывает честный портрет человека, уставшего от полицейской жестокости.

Но в этот день акционеры в зале ловили каждое слово Хестона, обличавшего песню. И когда он выкрикивал припев: «Умри, умри, умри, свинья, умри!», лишь один человек был в восторге от представления: Джек Томпсон. Христианин и республиканец, внешне Томпсон напоминал прилежного ученика, нарядившегося для фотосъемки в школьный альбом: костюмчик выглажен, рано поседевшие волосы зачесаны набок, синие глаза сверкают. Он сумел почувствовать важность момента. Как позже говорил Томпсон, Хестон «зажег огонь войны культур». И этот молодой воин был готов драться.

Правда, по сравнению со сторонником легализации оружия, выступающим в тот вечер на сцене, Томпсон выглядел не особенно боевым. Этот щуплый ботаник из Кливленда страдал заиканием, а зрение у него было до того плохое, что во время школьных бейсбольных матчей он гонялся за несуществующими мячами. Товарищи по команде ненавидели Томпсона. «Это было очень обидно», – позже вспоминал он. Однажды паренек сорвался. Он пошел в гараж, разлил по полу бензин, разбросал вокруг пистоны и принялся колотить по ним молотком, чтобы они взрывались.

Томпсону удалось не покалечиться в результате той выходки, но острые ощущения ему понравились. К восемнадцати годам этот сторонник Роберта Кеннеди и либерал возглавлял студенческие протесты против десегрегации проживания, ему прокалывали шины и всячески угрожали. Он слушал Crosby, Stills & Nash и вел радио-шоу в университете Деннисона.

Но внутри Джека рос Потрошитель. Когда один из студентов, член «Черных пантер»^[4], заменил школьный американский флаг знаменем «Власть черным», Томпсон с ним схлестнулся. «Что ты творишь? – возмутился он. – Американский флаг нас всех объединяет!» В ответ парень достал мачете, и Томпсон дал задний ход – как в буквальном смысле, так и по части мировоззрения. «Времена стояли суровые, и нужно было выбрать сторону, – позже вспоминал он. – Я стал осторожно относиться к безумию политкорректности».

С книгой Уилльяма Бакли^[5] под мышкой Томпсон, как и его одноклассник Эл Гор, поступил на юридический факультет университета Вандербилт. Однако ему больше нравилось играть в гольф, чем ходить на занятия, и, несмотря на членство в обществе «Фи бета каппа», Томпсон завалил экзамены. В подавленном состоянии духа он отправился в Майами, и тут один приятель позвал его за компанию на церковную службу. Все прихожане были в шортах и футболках, и Томпсон сразу ощутил себя как дома и стал новообращенным. Перед пересдачей экзамена он усердно молился, и когда ему действительно удалось восстановиться в университете, воспринял это как божье благословение на крестовый поход во имя нравственности.

В 1987-м, услышав по радио местного шок-жокея, Томпсон засел за юридические книги. После долгих поисков он обнаружил малоизвестный в то время факт: Федеральная комиссия по коммуникациям имеет право изымать непристойные передачи из эфира, а эта радиостанция нарушает многие стандарты. Томпсон проявил столько рвения, посылая жалобы в ФКК, что обозленный шок-жокей назвал в эфире его имя и номер телефона. На Томпсона посыпались угрозы и ложные заказы пиццы, а потом подключилась местная пресса и мгновенно превратила его в главного защитника прав потребителей в Майами.

Невозмутимый, хладнокровный, но острый на язык Томпсон ловко играл свою роль, отправляя жалобы корпоративным спонсорам, пока рекламодатели один за другим не начали сливаться из эфира. И хотя радиостанция подала против него иск, Томпсон в суде выиграл право продолжать давить на ее спонсоров и ФКК согласно первой поправке^[6]. Его усилия окупились сторицей: ФКК оштрафовала радиостанцию, где трудился злосчастный шок-жокей, за непристойные высказывания, что стало первым подобным прецедентом. Томпсон воспринял свою победу как очередное благословение. «Люди Божьи сражаются вместе со мной своими молитвами», – писал он позже в мемуарах.

Однако противников у борца за нравственность тоже было достаточно. Основываясь на утверждении радиостанции, что Томпсон одержим порнографией, Адвокатская коллегия Флориды обратилась в Верховный суд с просьбой проверить, насколько Джек вменяем. Под угрозой потери адвокатской лицензии Томпсон прошел психиатрическую экспертизу, которая показала, что он «просто юрист и гражданин, в меру воодушевленный своей активной христианской позицией». Как Томпсон любил позднее шутить: «Я единственный официально вменяемый юрист во всей Флориде».

Вдохновленный первым успехом, Томпсон стал завязывать более масштабные битвы. Он выступил в качестве обвинителя против Дженет Рино, прокурора округа Дэйд, обязав ее публично заявить о своей нетрадиционной ориентации, а затем, обвинив рэп-группу 2 Live Crew за их альбом «As Nasty as They Wanna Be» в непристойном поведении, прославился на всю страну. Впрочем, продажи записи благодаря скандалу только увеличивались, и лидер группы Лютер Кэмпбелл на протяжении всего суда покатывался со смеху.

Так Томпсон оказался рядом с Чарлтоном Хестоном на собрании акционеров по поводу «Убийцы копов». Выйдя на сцену после Хестона, адвокат, несмотря на недовольство собравшихся, громогласно объявил, что «„Time-Warner“ явно учит людей, особенно молодежь, убивать. И однажды компания заплатит за это огромную цену».

Затем Томпсон вернулся в Майами, где у него родился первенец, которого они с женой назвали Джон Дэниел Пис. Спустя три недели, 24 августа 1992-го налетел ураган «Эндрю». Когда окна задрожали и небо расчертили молнии, Томпсон, напялив маску для подводного плавания, изо всех сил уперся руками в стеклянные двери и крепко держал их, чтобы они не лопнуло. Позади него стояла жена с укутанным в одеяло маленьким Джонни. Томпсон откровенно наслаждался библейским образом и сравнивал его с собственной битвой против «человеческого урагана» рэперов, порнографов и шок-жокеев.

Он пережил шторм – и выиграл битву против Ice-T, которого вскоре выкинули с «Time-Warner». Американский союз защиты гражданских свобод в 1992-м назвал Томпсона одним из «цензоров года», чем тот необыкновенно гордился. «Люди с лодки шоу-бизнеса смеялись над другими судами, – позже писал он. – А я взял штурвал корабля приличий и протаранил их лодку, показав, что время пустых разговоров о развращенности поп-культуры миновало. Наступило время действий… Время выиграть эту войну культур».

– Давай, давай, давай, давай, слушай и тусуйся!

Сэм Хаузер смотрел в улыбающиеся лица пятерых симпатичных белых парней, поющих со сцены эти строки. Группа называлась Take That: популярный бойз-бэнд из Манчестера, британский ответ New Kids on the Block. Сэм теперь работал видеопродюсером на «BMG Entertainment» и снимал для группы клип на их первый хит «Take That & Party». Для паренька, который вырос на криминальных фильмах и хип-хопе, сложно найти что-то более далекое от его мятежных пристрастий: в клипе слащавые мальчики отплясывали брейк-данс, братались и плескались в джакузи. Но все-таки это была работа – творческая деятельность, которая позволяла Сэму исполнить его мечту о причастности к музыкальной индустрии.

В 1992-м Сэм успешно пересдал экзамены на аттестат и поступил в Лондонский университет. Между занятиями он подрабатывал в офисе «BMG» на Фуллхэм-Хай-стрит. После того судьбоносного ланча в Нью-Йорке Сэма взяли стажером в отдел корреспонденции «BMG», и он отнесся к работе серьезно, хотя досталось она ему благодаря хамской реплике. Впрочем, таков был его стиль: ради достижения цели Сэм не боясля рисковать всем и выводить людей из себя. «Я получил первую должность, оскорбив за обедом генерального директора», – позже вспоминал он.

Но теперь Сэм уже глядел в другую сторону: на Интернет. Хотя Всемирная паутина была еще не очень популярна, парень видел перспективы перенесения «DIY»-маркетинга «DefJam» в цифровую область. Он убедил боссов «BMG», что лучшим способом продвижения нового альбома Энни Леннокс будет неслыханный на тот момент онлайн-сайт. Они согласились, и Сэм взялся за работу. Когда клип «Diva» достиг первой строчки британского чарта, стало ясно, что молодой бунтарь прав.

Вскоре «BMG» всколыхнула индустрию, объединившись с небольшим CD-ROM стартапом из Лос-Анджелеса, создав, по словам «Los Angeles Times», «первый интерактивный музыкальный лейбл». Новое отделение «BMG Interactive» видело будущее не только в музыкальных дисках, но и в более близкой сердцу Сэма среде – видеоиграх.

В 1994-м игровая индустрия принесла рекордные семь миллиардов долларов и готовилась увеличить эту сумму до девяти миллиардов к 1996 году. Но в культурном плане игры находились на распутье: в этом секторе развлечений происходили радикальные изменения, которые разжигали дебаты о будущем игр и об их влиянии на пользователей. Началом послужил выход «Mortal Kombat», домашней версии популярной игровой консоли, которая обилием крови и жестокостью вывела интерактивное насилие на новый уровень.

В сравнении с невинными хитами вроде симулятора строительства города «SimCity 2000» или «Super Mario Brothers All-Stars» от «Nintendo», «Mortal Kombat» шокировала родителей и политиков, которые по-прежнему полагали, что видеоигры предназначены только для детей. Тот факт, что кровавая версия игры для «Sega Genesis» продавалась в три раза лучше семейного варианта для «Nintendo Entertainment Sys tem», нервировал обеспокоенную общественность еще больше.

Паника вокруг «Mortal Kombat» достигла апогея 9 декабря 1993 года, когда сенатор от демократов Джозеф Либерман провел первые федеральные слушания по поводу угрозы, которую видеоигры несут детям. Если в 1950-х поборники культуры сражались с комиксами и рок-музыкой, а в 1980-х – с «Dungeons & Dragons» и хеви-металом, то теперь они перенесли свои битвы на более современное поле. Дело было не только в содержании игр, но и в совершенствовании технологий, которые обеспечивали все б[о]льшую реалистичность.

«Поскольку видеоигры активны, а не пассивны, они скорее могут приучить впечатлительных детей к насилию», – предупреждал президент Национальной образовательной ассоциации. Когда представитель «Sega» заявил, что жестокие игры лишь отражают повысившуюся планку возраста игроков, исполнительный вице-президент «Nintendo of America» Говард Линкольн вспылил: «Я не позволю вам утверждать, что видеоигры каким-то образом вдруг превратились из детских во взрослые!»

На самом деле дети никогда и не были главной аудиторией видеоигр. Индустрия зародилось в 1960-1970-е в университетских компьютерных лабораториях, где лохматые ботаники на огромных мейнфреймах писали собственные игры. Затем эпидемия «Pac-Man» приковала к экранам игровых автоматов и домашних консолей миллионы людей. К началу 1990-х легионы хакеров корпели над своими персональными компьютерами, а появляющиеся андерграундные игры, полные черного юмора и жестокости, вроде «Wolfenstein-3D» и «Doom», стали настоящим феноменом в среде нового поколения студентов колледжей.

Одновременно с этим сверстники Сэма впитывали свежую волну искусства: фильмы вроде «Бешеных псов» и музыку «DefJam» с их диковатыми броскими фантазиями в духе продвинутого реализма. Эти произведения давали совершенно новый взгляд на мир. Когда после избиения Родни Кинга Лос-Анджелес погряз в беспорядках, Сэм с восторгом встретил появление музыки, которая отражала перемены в сознании людей. Тот факт, что «Time-Warner» запретила «Убийцу копов», лишь подчеркивал, насколько растеряны представители старой формации.

Теперь под прицелом общественности оказались игры. Чтобы избежать запрета после слушаний Либермана, американская игровая индустрия создала коммерческую организацию для защиты своих интересов – Интерактивную ассоциацию производителей программного обеспечения (IDSA). Также был образован Совет по оценке игрового ПО (ESRB), чтобы добровольно маркировать игры, б[о]льшая часть из которых попадала в три категории: «E» – для всех, «T» – для подростков, и «M» – для взрослых (от 17 лет). Лишь меньше одного процента продуктов получали рейтинг сугубо для взрослых – «AO», который служил аналогом киношного рейтинга «X» в игровой индустрии и по сути становился черной меткой, поскольку крупные сети отказывались распространять такой продукт.

Но «Mortal Kombat» продолжал греметь по всей планете, и СМИ рьяно раздували пламя войны за моральные ценности. Компания «Nintendo», заправлявшая индустрией, изначально создала видеоиграм диснеевский имидж в глазах людей, а теперь этот невинный образ оказался под угрозой. Видеоигры «опасны, жестоки, коварны и могут вызвать что угодно, от задержки роста до геморроя, – писал репортер „Scotsman“. -… Бессмысленное развлечение, придуманное с целью извратить и разрушить юные умы».

Пока политики и эксперты считали компьютерные игры детским развлечением, одна из крупнейших корпораций в индустрии развлечений активно боролась с таким подходом. В 1994 году в Японии «Sony» готовилась представить «PlayStation», первую в мире домашнюю игровую консоль, основанную на революционной идее, что геймеры взрослеют. Молодой директор «Sony» Фил Харрисон, занятый поиском европейских разработчиков продукта нового поколения, отмечал, что игровую индустрию несправедливо считают «областью развлечений для двенадцатилетнего мальчика, который в одиночестве торчит в подвале». Исследования «Sony» показывали другое: геймеры стали старше и у них полно собственных денег.

Проблема с привлечением этого сектора потребителей крылась в аппаратной части. Специалисты «Sony» понимали, что если дети без напряжения могут вообразить кучку желто-розовых пикселей Арнольдом Шварценеггером, взрослым требуется более реалистичная графика, чтобы погрузиться в сюжет. Ответом стали CD-диски. В отличие от картриджей «Nintendo», диски вмещали гораздо больше информации – вплоть до полноценного видео – и позволяли создавать игры, которые Харрисон характеризовал как «комплексный мультимедиа-продукт». Объединение высококлассной графической основы с развлекательной надстройкой давало ясный сигнал всей отрасли: пора взрослеть и вылезать из подвалов.

Сэм был обеими руками «за». Он отчаянно хотел попасть в новое подразделение «BMG Interactive», занимающееся выпуском игр. Сэм был уверен, что за ними будущее, и чувствовал, что благодаря играм он наконец-то сможет оставить свой след в отрасли. Задача состояла в том, чтобы поменять сами правила, вывести сюжеты на другой уровень, открыть новую эру – как открыли ее в своих областях искусства его любимые фильмы и песни.

Сэм бросился к начальству «BMG» и стал умолять дать ему шанс. «Я хочу заниматься этим, – твердил он. – Хочу участвовать. Опыта у меня нет, но я мог бы во многом помочь». И вновь его упрямство было вознаграждено: по окончании университета он получил должность в отделении интерактивных продуктов. Работа там строилась по аналогии с музыкальной индустрией: как звукозаписывающие компании выпускают альбомы групп, так и здесь выходили программы, созданные разработчиками. Отделение «BMG» приглядывало за созданием игр и платило проценты генеральному руководству компании, но производством, маркетингом и тиражированием занималось вполне самостоятельно. Разработчикам же оставалась непосредственная работа над игрой, от прорисовки до программирования.

Раз на раз не приходился, и если одна из десяти игр становилась успешной, этого уже было достаточно. Тем не менее, ранние продукты «BMG» (например, симуляторы турпоходов или гольфа) не особенно блистали. Впрочем, Сэм не собирался сдаваться. Возможно, он был безумцем. А возможно, где-то уже зарождалась игра под стать его безумию.

Глава 3 «Race ’n’ Chase»

ПРОФИЛЬ ДРУГА: ДЭЙВ «КАПО ДИ ТУТТИ КАПИ»^[7] ДЖОНС

Вместе с Джонсом завершите игру на 100 процентов.

ЗАНЯТИЯ: рыбалка, программирование, автогонки.

Особые навыки: разработка игр.

Позвоните Джонсу и попросите сделать для вас компьютерную игру, а потом продайте ее за наличные.

Грандиозная кража – присвоить первую строчку в таблице рекордов в игровом автомате, который находится на территории другой банды. Но Дэйв Джонс не мог устоять. Автомат «Galaga» мерцал за стеклом магазина, словно маяк: высокий черный ящик с красноглазым, похожим на жука пришельцем на передней панели. Повторяющаяся электронная мелодия притягивала. Дэйв просто обязан был попробовать: сунуть жетон в прорезь автомата и вдарить по клавишам. Убить захватчиков, поставить рекорд и оказаться на вершине таблицы.

Но тут вам не Данди, шотландский промышленный город к северу от Эдинбурга, где жил Дэйв. Тут Дуглас: один из самых неблагополучных кварталов города, славящегося своим неблагополучием. Когда-то державшаяся на плаву благодаря производству текстиля, знаменитых джемов и комиксов о Деннисе-мучителе, к началу 1980-х экономика Данди пошла ко дну, утянув за собой и местных жителей. По улицам шастали подростковые банды с угрожающими названиями вроде «Варвары» и «Жулики», словно в шотландской версии «Воинов». Они могли прицепиться к чему угодно – не так посмотрел, надел футболку не той команды, – а уж такой нескладный рыжий недотепа в очках, как Джонс, был для них идеальной мишенью.

Джонс все еще учился в школе и жил вместе с родителями на другом конце города, где стоял небольшой газетный киоск отца. Когда мальчик не ловил лосося в реке Тэй, он играл в «Space Invaders» в магазине открыток рядом с автобусной остановкой. И каждый день по дороге в школу и обратно Дэйв проверял, не сместил ли его кто-нибудь с первой строчки таблицы рекордов.

Когда Джонс волею случая оказался в Дугласе, он не смог устоять перед автоматом «Galaga». Жетон, приятно звякнув, провалился внутрь, Джонс положил правый указательный палец на гладкую красную кнопку из пластика, обхватил джойстик и нажал «старт». На экране началась резня, и Джонс, отдавшись азарту сражения, мигом уничтожил всех захватчиков и побил рекорд, выведя свои инициалы на первую строчку. И кто теперь крутой?

Но местные хулиганы следили за ним из-за витрины, и как только Джонс вышел за дверь, его окружила вся банда. Кто это тут играет на наших автоматах?! Дэйв бросился бежать по серым мощеным улицам – мимо старушек с полными авоськами, мимо нищих, дымящих папиросами под тусклым небом. Но его нагнали и повалила на землю. Теперь ему оставалось только ждать, когда противники устанут его бить. Ждать и надеяться, что он выживет и сможет улизнуть обратно в свой безопасный квартал, к привычным игровым автоматам.

Дэйв Джонс и его компания шотландских ботаников знали, что над мощеными улицами Данди назревает буря: компьютерная революция уже началась. Началась с появления в городе большого коричневого завода «Timex», который штамповал первую волну самых популярных британских домашних компьютеров: «Sinclair ZX81» и «Sinclair ZX Spectrum».

Угольно-черная клавиатура «Spectrum» со значком радуги на боку вызывала в воображении контрольную панель на входе в другой мир. Нужно всего лишь знать код – и вот ты уже внутри. Ходили слухи, что «спектрумы» «случайно» выпадали из грузовиков прямиком в руки жаждущих хакеров.

Школа Джонса одной из первых в Великобритании ввела курс компьютерной грамотности, куда парень тут же записался. Будучи одаренным в математике, Джонс сам научился программированию и собирал собственные элементарные машины. Окончив школу, он устроился на завод «Timex» помощником инженера, но в действительности мечтал создавать игры. Доморощенная сцена компьютерных забав уже просочилась из Сан-Франциско в Швецию и далее во всю Европу; геймеры придумывали и разрабатывали собственные программы для «Apple II» и «Commodore 64». Джонс вступил в любительский компьютерный клуб Кингсвэя, который представлял собой разношерстную компанию программистов, собиравшихся к местном техническом колледже.

Когда на «Timex» начались сокращения, Джонсу предложили в качестве выходного пособия 3000 фунтов, которые он с радостью просадил, купив, в том числе, суперсовременный компьютер «Amiga 1000» (к зависти друзей). Хотя Джонс всерьез начал изучать программирование в местном университете, его профессора и родные считали его психом. «Бесцельное занятие, – ворчали они. – Баловством на жизнь не заработаешь».

Но Джонс верил в себя. Его оценки становились все хуже, а он запирался вечерами в своей спальне в родительском доме и продумывал план: самодеятельные разработчики концентрировались на фантастических и фэнтезийных играх, а Джонс хотел перенести на домашние компьютеры стремительность аркадных хитов вроде «Galaga». Его первая игра, полный нечисти шутер «Menace», вышла в 1988 году и разошлась впечатляющим тиражом в пятнадцать тысяч копий, подарив своему создателю признание и 20 000 фун тов – их этому страстному поклоннику автомобилей как раз хватило на шикарный «воксхолл астра» с 16 клапанами.

Решив ковать железо, пока горячо, Джонс бросил учебу и основал собственную игровую компанию «DMA Design» в честь компьютерного термина «прямой доступ к памяти»^[8]. В команду он позвал друзей из компьютерного клуба и обосновался в двухкомнатном офисе на третьем этаже небольшого красно-зеленого здания над магазином для младенцев «Гузберри буш». Растрепанные и бледные, ребята напоминали массовку из клипа Big Country. Днем они писали код, а ночью зависали в местных пабах или рубились в игры в своей конторе. Это был настоящий рай для ботаников. Они настолько замусорили офис, что жена Джонса заставила их пустить ее прибраться в этом свинарнике.

Но успевали парни и работать. «DMA» олицетворяла дух «сделай сам»: все, что нужно, – лишь компьютер и мечта. Джонс стремился сделать игры такими же крутыми и динамичными, как его машина. «У нас не больше трех-пяти минут, чтобы привлечь внимание игрока, – сказал он однажды. – Какой бы крутой ни была игра, нам дается от трех до пяти минут». И его принцип вновь сработал: «Blood Money», вышедшая в 1989-м и провозглашенная лучшей аркадной игрой, разошлась тиражом более тридцати тысяч копий за два месяца. Джонс ликовал – он добился своего.

В переменчивом мире создания игр разработчики соревновались в применении самых свежих и крутых технических инноваций. Однажды программист «DMA» обнаружил способ анимировать на экране до сотни персонажей одновременно и сделал демо-версию, чтобы показать свою находку всей команде. Джонс заворожено наблюдал, как колонна маленьких созданий тупо марширует навстречу смерти под десятитонной гирей или от пушечного выстрела. Сначала это выглядело всего лишь типичным образчиком черного юмора, который так радует шотландцев, но потом пришла идея: а давайте сделаем из этого игру!

Ее назвали «Lemmings». Задача состояла в том, чтобы спасти мохнатых грызунов от смерти. Команда Джонса неустанно придумывала самые изощренные пытки для бедных зверушек: они падали в яму и сгорали дотла, их давили валунами и кромсали на кусочки режущими механизмами. Чтобы уберечь малышей, требовалось наделить каждого из них различными умениями: копать туннели и карабкаться через препятствия, строить и разрушать. Сто двадцать уровней с петляющими туда-сюда леммингами сделали игру не просто интересной – они вдохнули в нее жизнь.

«Lemmings» вышла в 1991 году на день Святого Валентина с предупреждающей надписью: «Мы не несем ответственность за: потерю рассудка, потерю сна, потерю волос». Игра мгновенно стала хитом: в первый же день было продано более пятидесяти тысяч экземпляров. Затем копии разошлись тиражом почти в два миллиона и принесли «DMA» более полутора миллионов фунтов. «Сказать, что „Lemmings“ всколыхнула игровую общественность, – все равно что утверждать, будто Генри Форд оказал некоторое влияние на автомобильный рынок», – писал один репортер.

В свои двадцать пять Джонс превратился в одного из богатейших и известнейших гейм-дизайнеров планеты. Его путь от изгоя до миллионера стал самой громкой историй успеха в этом бизнесе. На радостях Дэйв позволил себе наиболее эффектную на тот момент машину – «феррари». На полной скорости он кружил по улицам мрачного города, гоняясь за бандами. Вот бы об этом был игра…

– Черт! Черт! Черт!

Обычный день в офисе «DMA» – и главный, а по совместительству и самый нервный программист команды снова был не в духе. Создание игр иногда крайне утомительно – родить из абстрактного кода целый мир непросто, и парню периодически требовалось выпустить пар. Как раз в тот момент, когда он бился головой о стену и ругался, в офисе появился энергичный японец.

– Господи боже, – прошептал другой программист, сидевший рядом, – да это же Миямото!

Он угадал: перед ними стоял сам Шигеру Миямото, сумрачный гений «Nintendo», создатель «Mario». Раньше нельзя было и представить, что величайшая звезда игровой индустрии может посетить молодую независимую компанию из Данди. Но после ошеломительного успеха «Lemmings» Джонс получил многомиллионный контракт на создание двух игр для «Nintendo 64». «Мы считаем, что Дэвид Джонс – один из немногих людей, кого можно поставить в один ряд со Спилбергом», – заявил прессе Говард Линкольн, нынешний президент «Nintendo of America». Миямото пришел воочию узреть магию «DMA», и вопящий программист его не пугал.

«DMA» купалась в деньгах: команда переехали в 250-метровый офис в зеркальном охраняемом здании в Технологическом парке Данди на западном конце города. Джонс потратил 250 тысяч фунтов, чтобы оснастить офис по последнему слову техники. Говорили, что у «DMA» один из самых больших в Великобритании кластеров компьютеров «Silicon Graphics» размером со шкаф. Министр обороны даже выразил беспокойство по этому поводу. Но «DMA» нужны были мышцы, чтобы воплотить в жизнь самую безумную идею Джонса: «живой, дышащий город».

Виртуальные миры были скорее прерогативой фантастов, чем реальностью компьютерных игр. Причины ясны: настоящая жизнь непредсказуема и внезапна, а искусственный мир можно контролировать. Джонсу, как он говорил, «было любопытно, насколько живым и динамичным мы сумеем сделать город, используя минимум памяти и процессорного времени. Возможно ли создать жизнь внутри машины?»

Джонс дал своей команде полную свободу творчества. Программист Майк Дэйлли создал городской ландшафт с видом сверху. Другой сотрудник «DMA» придумал динозавров, бегущих по улицам, а третий – заменил динозавров кое-чем более современным и милым сердцу босса: машинами. И когда Дэйлли увидел, как маленькие машинки несутся по городу, он понял: вот оно.

Джонса привлекала концепция «полицейского и вора» – превратить игрока в копа, который ловит плохих парней. «Противостояние полицейского и грабителя – это естественная модель, понятная всем, – говорил он. – Каждый знает, как водить машину и как управляться с пушкой». Но название выглядело слишком банальным, и игру переименовали в «Race ’n’ Chase».

Офис «DMA» превратился в детскую площадку: куча взрослых мужиков играла в машинки, пусть и на компьютерах. Камера парила над городом, по дорогам катались маленькие пиксельные автомобили, фигурки людей забирались в автобусы и поезда, которые притормаживали перед ними. Команда программистов добивалась все более и более реалистичной симуляции: хотя машины могли разгоняться по улице, они останавливались перед светофорами, которые переключались с зеленого на красный. Джонс заворожено наблюдал, как его маленький мир оживает.

Когда демо-версия была готова, он повез игру в Лондон будущему издателю, «BMG Interactive». В компании Джонса приняли с распростертыми объятьями, радуясь возможности вести дела с британским чудо-мальчиком от мира игр. В итоге Джонс заключил контракт на создание четырех игр для «Sony», «Sega» и «Nintendo» в течение следующих тринадцати месяцев. Права на игры он сохранил за собой и получил около 3,4 миллионов фунтов. «С компьютерными компаниями следует обращаться так же, как с музыкальными», – уверял Джонс репортера.

А в офисе «BMG» Сэм и его коллеги в нетерпении запустили «Race ‘n’ Chase». Проблема нашлась только одна: игра оказалась отстойной.

Глава 4 Гауранга!

ОРУЖИЕ

Нерф-лук^[9] – заряжен тремя стрелами или пятью мега-дротиками, максимальная дистанция – 12,5 метров, скорость стрельбы – один выстрел за 2,28 секунды. Благодаря дальности стрельбы идеален для боя на дистанции. Нерф-базука – выплевывает целых 15 баллистических шаров за 6 секунд на расстояние до 10 метров. Впечатляющая скорострельность: два выстрела в секунду. Враги будут вопить: «Шаровой ливень!»

Тому, кто собирался работать в «BMG Interactive», следовало основательно вооружиться. В любой момент могла начаться перестрелка из нерф-пушек, и комната наполнялась роем летящих желтых поролоновых шариков и дротиков. В новой вотчине Сэма царила расслабленная и радостная атмосфера. Он получал всего 120 фунтов в неделю, но жил своей мечтой. Будучи сборищем британских чудиков, засевших в немецком музыкальном конгломерате, геймеры в своем отделе наслаждались статусом изгоев, оккупировав задворки главного лондонского офиса компании.

У них были причины радоваться: в 1996-м благодаря успеху «Sony PlayStation» началась новая эра в истории видеоигр. После выхода в Японии новой консоли «PlayStation» в декабре 1994-го компания продала за первые три месяца 500 тысяч приставок. «Sony» называла этот трехсотмиллионный дебют «своей самой главной новинкой со времен „Walkman“».

Для подготовки выхода консоли в Великобритании «Sony» наняла модное рекламное агентство «Chiat / Day». В Англии они создавали приставке модный имидж, чтобы ее покупали более продвинутые слои населения – «самые крутые детишки Лондона», как выразился Фил Харрисон из «Sony». В ночном клубе «Ministry of Sound» компания организовала демонстрационную зону, заполнив ее приставками и модными дисплеями. Посетителям клубов раздавали флаеры, где был напечатан слоган: «Могущественнее Бога». К осени 1996-го по всему миру было продано более 8 миллионов «PlayStation».

«Pac-Man» с «Donkey Kong» остались в далеком прошлом. Игры становились сложнее, а у Сэма появился новый коллега, разделявший его страсть: Джейми Кинг, худенький симпатичный парень двадцати шести лет, который ни секунды не мог усидеть на месте. Кинг занимался созданием музыкальных видео, а с Сэмом его познакомил их общий приятель. Кинг разделял энциклопедическую страсть своего нового друга к поп-культуре: они оба любили Джона Кассаветеса и французский черно-белый гангстерский фильм «Ненависть», музыку Tribe Called Quest и JVC Force. Начав в отделе с должности стажера, Кинг быстро доказал, что может справиться с безумным темпом работы Сэма.

Сейчас их больше всего занимало новое приобретение компании: «Race ‘n’ Chase». Несмотря на все техническое совершенство, игре по-прежнему не хватало главного – азарта, причем желательно не меньшего, чем во время офисных перестрелок из нерф-пушек. На экране перед Сэмом разворачивалась панорама виртуального города: тянулись вверх разноцветные кирпичные здания, маленькие машинки ездили по серым улицам с белой разметкой, светофоры мигали огоньками, похожие на муравьев человечки сновали по тротуарам. Нажмешь одну клавишу – дверь машины откроется. Нажмешь другую – захлопнется. ...