Дональд Э. Уэстлейк Что смешного?

Посвящается Ларри Киршбауму – добро пожаловать на борт.

Часть первая. Ход конем

1

Когда Джон Дортмундер, облегчившись, вышел из «Пойнтеров» и вернулся в главный зал «Бар и Гриль» на Амстердам авеню, было уже начало одиннадцатого очередного ноябрьского вечера, но самое удивительное заключалось в том, что его окружила невероятная тишина. Что особенно контрастировало с тем шумом и гамом, который царил, когда он выходил из зала. А теперь тишь. Ни слова, ни звука. Завсегдатаи все склонились над своими бокалами, практикуя в то же время взгляд за тысячу ярдов, а дамы, которые были далеко не завсегдатаями, очевидно, задумались по поводу домашних закаток. Даже Энди Келп, который делил с Дортмундером бурбон в конце бара, пока они ждали остальных парней из своей группы, теперь, казалось, глубоко задумался над рифмой к слову «серебро». В общем и целом все выглядело так, будто все посетители переживали некий внутренний монолог.

Дортмундеру понадобилась одна и шесть семнадцатых секунды, чтобы понять, что успело поменяться за время его отсутствия. За столиком на диванчике, за который практически никто никогда не садился, тот, что у самого входа, теперь сидел человек, который пил что-то из высокого прозрачного стакана, наполненного льдом и пузырьками, что, скорее всего, было содовой, и что, скорее всего, означало, что напиток безалкогольный. Этот человек, мужчина, лет сорока пяти, который, видимо, до сих пор еще позволял своей бабушке остригать его черные волосы, был скорее в неком смутном рассеянном состоянии, что говорило о том, что внутреннего монолога у него не было, а скорее это было внимательное вслушивание.

Это точно был коп, хоть и одет он был в то, что он, видимо, верил, было гражданской одеждой: бесформенная блестящая старая черная куртка, изумрудно-зеленая рубашка-поло и бесформенные штаны цвета хаки. Он также, похоже, верил, что любой коп мужского пола должен иметь несколько выпуклостей посередине, желательно размером с мешок картошки, для того, чтобы удобнее было цеплять ремень со всякими приспособлениями, и таким образом любой среднестатистический представитель правоохранительных органов представляется публике как человек с показателями Айдахо внутри.

Пока Дортмундер заворачивал за угол барной стойки и уже проходил мимо скрюченных спин людей, ведущих внутренний монолог, произошло две вещи, которые заставили его немного забеспокоиться. Во-первых, смутные черты копа вдруг стали еще менее различаемыми, глаза расслабились, движения руки, поднимающую стакан содовой и подносящей ко рту, стали еще более спокойными.

Это я! Дортмундер воскликнул в душе, хотя внешне не подавал никаких признаков – по крайней мере, он очень на это надеялся – это за мной он охотится, я ему нужен, это из-за меня он разоделся в одежду с гаражной распродажи.

А вторая вещь, которая произошла,– Энди Келп со своей отработанной беспечностью, словно это его обычный рабочий день в роли карманника, поднялся со стула, взял свой стакан и бутылку! их общую бутылку, вообще-то!– потом повернулся, ни с кем взглядом не встретился, и сел за соседний столик, как будто там ему было удобнее сидеть. Но это еще не все. Как только он сел, он поднял ноги под столом и положил их на соседний диванчик, чтобы не только расслабиться, но и остаться там сидеть одному.

«Он тоже знает, что это за мной»,– понял Дортмундер. Даже Ролло, мясистый бармен, стоял спиной к залу, пока писал на картонке красными буквами «МЫ НЕ ПРИНИМАЕМ ТАЛОНЫ НА ЕДУ», чтобы потом прикрепить эту надпись на зеркало за барной стойкой, так вот даже Ролло со своими несоизмеримо огромными плечами ясно давал понять, зачем тут этот любитель содовой – из-за него, персонажа, который только появился на сцене.

Первая мысль Дортмундера – нужно бежать. А вторая мысль – нельзя. Единственный выход находился как раз по левый локоть копа; иными словами – совершенно недоступно. Может ему стоит вернуться в «Пойнтеры» и сидеть там, пока этот парень не уйдет? Нет, тогда коп сможет пойти за ним и, воспользовавшись моментом, начать с ним говорить.

А что если спрятаться в «Сеттерах»? Нет, это тоже не сработает; дамы-незавсегдатаи зайдут и начнут дико орать.

«Чтобы это не было,– подумал Дортмундер,– мне все равно предстоит через это пройти. Но без своего напитка я обходиться не собираюсь».

Практически не останавливаясь на этот внутренний монолог, он направился ко своему одиноко стоящему бокалу. Пока он шел, коп подал ему знак. Это не был прямолинейный взгляд, подзывания пальцем или махание рукой, ничего из этого. Он поднял свой бокал, доброжелательно улыбнулся в бокал, поставил его обратно на стол и посмотрел в никуда. Это все, что он сделал, но это явно было приглашением, типа «давай, подходи, присаживайся, давай знакомиться».

Сначала то, что должно быть сначала. Дортмундер пошел за своим бокалом, увидел, что в нем практически ничего не осталось, опустошил бокал и направился к диванчикам, унося его с собой. По дороге он даже не посмотрел на Келпа, который тоже не смотрел на него, потом он остановился у первого столика, чтобы наполнить свой стакан из их бутылки – их бутылки!– и поплелся дальше вдоль диванов, остановился у столика, где сидел мистер Фатум и пробормотал:

– Занято?

– Присаживайтесь,– ответил коп. У него был приятный мягкий глубокий голос, с легкой хрипотцой, он вполне мог бы петь молитвы в каком-нибудь церковном хоре.

Дортмундер уселся напротив копа, стараясь держать свои колени подальше от колен незнакомца, а потом запрокинул голову, чтобы залить в себя немного бурбона. Когда он опустил голову и поставил стакан на стол, коп протянул через стол какую-то карточку и сказал:

– Позвольте представиться. Он не улыбался, не ухмылялся, но можно было точно сказать, что он явно был собой доволен.

Дортмундер наклонился вперед, чтобы посмотреть, что написано на карточке, чтобы при этом не трогать ее руками. Визитка, цвета слоновой кости, забавный шрифт голубого цвета, посередине было написано:

ДЖОННИ ЭППИК по найму

а в нижнем правом углу был адрес и телефон:

598 E. 3rd St.New York, NY 10009917-555-3585

Восточная Третья улица? Вдоль реки? Кому там вообще может что ли понадобиться? Это была часть Манхэттена, поэтому, чтобы попасть туда, практически требовалась виза, если в этом была какая-то необходимость, но, по большей части, таковой не было.

Телефонный номер был мобильным, код сотовых операторов Манхэттена. Поэтому Джонни Эппик мог всегда сказать, что он на Восточной Третьей, если ему кто-то позвонит, а сам может быть в этот момент в Омахе, и кто узнает?

Но важнее адреса и телефона была небольшая приписка под его именем: По найму. Дортмундер, прочитав эту фразу, нахмурился, не поднимая головы, перевел взгляд на Джонни Эппика, если это действительно был он, и спросил:

– Вы не коп?

– Уже семнадцать месяцев как нет,– ответил Эппик и на этот раз ухмыльнулся. – Отработал двадцать лет, закрыл все дела и решил стать внештатным сотрудником.

– Хм,– выдал Дортмундер. Получается, что убрать копа из Полицейского управления Нью-Йорка можно, а вот Полицейское управление Нью-Йорка из копа нет.

И сейчас этот бывший коп продолжал делать вещи, присущие копам: от достал из внутреннего кармана куртки фотографию, цветную, примерно в два раза больше визитки, протянул ее и спросил:

– Что скажешь?

Похоже было на какой-то переулок, заброшенный и неприглядный, как большинство переулков, виднелись запасные двери магазинчиков в неровных рядах кирпичных зданий. Какой-то парень проходил рядом с одной из таких дверей, двумя руками держал компьютер. Парень был одет во все черное, и он сгорбился так, словно этот компьютер был очень тяжелым.

Дортмундер не всматривался особо в фотографию, бросил быстрый взгляд, покачал головой и сказал:

– Сожалею, но я никогда его раньше не видел.

– Ты видишь его каждое утро, когда бреешься,– отчеканил Эппик.

Дортмундер нахмурился. Что это, какой-то трюк? Это что, был он на фотографии? Пытаясь узнать себя в этой крючковатой темной фигуре на фоне кирпичей, он спросил:

– Что тут вообще происходит?

– Это задний вход в здание H R,– пояснил Эппик. – Воскресенье полдень, не сезон налогов, они закрыты. Ты вынес оттуда четыре компьютера, не помнишь?

Конечно же, Дортмундер помнил. Когда у тебя одна работа за другой, все в конечном итоге смешивается. – Я уверен, что это не я,– ответил он осторожно.

– Слушай, Джон,– уже без интриги сказал Эппик, потом сделал паузу, делая вид, что он очень вежлив и тактичен:

– Ты не против, если я буду звать тебя Джон?

– Наверное, да.

– Хорошо. Джон, дело в том, что, если бы я хотел предоставить это как улику своим бывшим сослуживцам, ты бы уже давно был в месте, где все ходят в особых костюмчиках, понимаешь, о чем я?

– Нет,– сказал Дортмундер.

– А на мой взгляд, все очевидно,– пожал плечами Эппик. – Одна руку моет другую.

Дортмундер кивнул. Кивнув подбородком на фотографию, он спросил:

– А это какая рука?

– То, что тебе нужно, Джон…

– Негатив, я полагаю

Эппик с грустью покачал головой.

– Прости, Джон,– сказал он. – Это цифра. И в компьютере навсегда. И в том, который никогда не сможешь утащить, тем более сдать его своему дружку Арни Олбрайту.

Дортмундер удивленно приподнял одну бровь.

– Ты слишком много знаешь,– недовольно сказал он.

Эппик нахмурился.

– Это угроза, Джон?

– Нет!

Испугавшись, практически смутившись, Дортмундер почти заикался:

– Я только, ты так много знаешь, я не понимаю, откуда ты столько знаешь, в смысле, почему тебе столько нужно обо мне знать, вот и все. Не то чтобы ты знаешь слишком много. Просто так много Вы так много знаете, уммм, мистер Эппик.

– Тогда все в порядке,– спокойно ответил Эппик.

В этот момент его диалог прервался на секунду, когда сразу за ними открылась входная дверь, и вошли двое парней, которые внесли с собой чуточку уличного воздуха. Дортмундер сидел лицом к двери, а Эппик лицом к бару, и даже если Дортмундер и узнал эту парочку, он не подал вида. Да и Эппик не заметил, как свежеприбывшая кровь прошла мимо него.

Первым из двоицы был парень с ярко-оранжевой головой цвета морковки, он шел уверенно и твердо, словно жаждал, чтобы ему на плечо насыпали алмазов; второй парень был моложе, он выглядел нетерпеливым и осторожным в то же время, словно он очень хотел поужинать, но его смутили странные звуки, доносящиеся с кухни.

Эти двое поначалу не заметили Эппика, но когда они вошли внутрь, дверь за ними закрылась, и тут они еще с секунду-две колебались, но потом спокойно, не торопясь, работая, так сказать под прикрытием, пройдя мимо Энди Келпа, словно не знакомы с ним, они пошли в другую сторону, сначала к Пойнтерам и Сеттерам, оттуда к телефонной будке и дальше в заднюю комнату.

Надеясь, что Эппик не заметил ничего странного в этом приходе и уходе, пытаясь игнорировать разбушевавшихся бабочек в животе, Дортмундер как можно тверже сказал:

– Я имею ввиду, что это и правда вопрос. Знать столько обо мне, раздобыть эту фотографию и все прочее. В чем смысл?

– А смысл в том, Джон,– начал Эппик,– что у меня есть клиент, он нанял меня, чтобы начать поиски под его началом.

– Поиски.

– Именно так. Я изучил вопрос, просмотрел старые отчеты по задержанию, ну, знаешь, «почерк» того и этого, у меня все еще есть доступ к таким данным, и пришел к выводу, что ты именно тот парень, который захочет мне помочь в этом поиске.

– Я завязал,– отрезал Дортмундер.

– Значит возьми отпуск,– предложил Эппик. – Вернись к истокам. Он взял фотографию, положил ее обратно в карман куртки, затем пододвинул свою визитку поближе к Дортмундеру и сказал:

– Приходи завтра утром ко мне в офис, часам к десяти, там познакомишься с моим нанимателем, он объяснит тебе всю ситуацию. Если не появишься, жди звонка в дверь дома.

– Уммм,– только и смог выдать Дортмундер.

Поднимаясь из-за стола, Эппик кивнул в сторону, ухмыльнулся в своей манере и сказал:

– Передавай привет своему дружку Энди Келпу. Но завтра утром жду только тебя.

И он вышел из бара в переулок, оставив позади мокрую тряпку, где еще недавно был человек.

2

Когда дыхание Дортмундера восстановилось, он развернулся на диванчике, чтобы посмотреть на Келпа, который, как оказалось, уже ушел в заднюю комнату. Он понимал, что ему тоже нужно туда идти, где вместо изначального плана обсуждений, ему предстоит ответить на целую кучу вопросов. Он знал, что удовольствия от этого будет мало.

Повернув голову в обратную сторону – в сторону улицы – пытаясь решить, что же делать, он как раз увидел еще одного человека, который вошел в бар, он сразу бросался в глаза. Если говорить о размерах, то все люди как люди, а этот был просто гигантом. Можно даже сказать титан. Он был похож на часть ракеты, выброшенную за борт в Индийском океане, только вдобавок к этому еще черная фетровая шляпа. К фетровой шляпе на нем также значились черное шерстяное пальто, несколько ярдов в длину, а под ним черный свитер с высоким горлом, из-за которого казалось, будто его голова выглядывает из-за склона.

Этот парень остановился сразу же, как только оказался внутри, он приподнял свою огромную мохнатую бровь, глядя на Дортмундера.

– Ты говорил с копом,– прогрохотал он.

– Привет, Тини,– поздоровался Дортмундер, видимо, это и было имя этого монстра. – Он больше не коп, уже как семнадцать месяцев. Отработал двадцать лет, закрыл все дела и решил стать внештатным сотрудником.

– Копы не становятся внештатными сотрудниками, Дортмундер,– не согласился Тини. – Копы всегда являются частью системы. И в этой системе внештатных не бывает. Это мы внештатные сотрудники.

– Вот его визитка,– сказал Дортмундер и протянул карточку.

Тини положил визитку в свою огромную лапу и прочитал:

– По найму. Хм. Бывают копы по найму, но это ведь не этот случай?

– Не думаю, нет.

Тини с невероятной нежностью протянул визитку назад и сказал:

– Ну, Дортмундер, интересный ты тип, я всегда так говорил.

– Это не я к нему пришел, Тини,– подметил Дортмундер. – Он пришел ко мне.

– В этом-то и дело,– не унимался Тини. – Он пришел к тебе. Ни к Энди, ни ко мне, а к тебе.

– День везения,– вздохнул Дортмундер, не скрывая своего разочарования.

– Коп, который уже не коп, которого можно арендовать, словно машину,– фыркнул Тини. – И именно с тобой он захотел мило поговорить.

– Это было вовсе не мило, Тини,– покачал головой Дортмундер.

– Я был в лимузине снаружи,– сказал Тини; это был его любимый способ передвижения из-а его габаритов,– я вас заметил, подумал, может Дортмундер и этот коп захотят побыть наедине, потом я увидел, как вошли Стэн и малыш, никаких приветствий, ни «Дай пять!», а потом этот коп собирается и уходит, и оказывается, что он хотел поговорить именно с тобой, он хотел дать тебе свою новую визитку, вроде «открывается новый магазин, копы в лизинг».

– Он не коп, Тини,– не сдавался Дортмундер. – Уже как семнадцать месяцев.

– Мне кажется, такой переход длится все-таки подольше,– предположил Тини. – Поколения три, примерно.

– Возможно, ты прав.

– В очередной раз,– кивнул Тини. – Хочешь поговорить об этом, Дортмундер?

– Пока нет, мне нужно немного подумать,– ответил Дортмундер. – А пока я не хочу об этом даже думать, не сейчас.

– Тогда в другой раз,– согласился Тини.

– Да уж,– тяжело вздохнул Дортмундер. – Когда-нибудь обязательно наступит этот другой раз.

Тини осмотрелся.

– Похоже, все остальные в задней комнате.

– Да, все ушли туда.

– Наверное, нам тоже не мешало бы,– предложил Тини. – Посмотрим, что предложит Стэн. У водителей не так часто возникают идеи.

Он посмотрел на Дортмундера.

– Ты идешь?

Снова тяжело вздохнув – многовато для одного дня – Дортмундер покачал головой.

– Думаю, что не могу, Тини. Этот парень вышиб из меня весь дух, если ты понимаешь, о чем я.

– Пока нет.

– Я думаю,– сказал Дортмундер,– думаю, мне стоит пойти домой. Прости пойти домой, понимаешь?

– Нам будет тебя не хватать,– честно признался Тини.

3

– И так, Джон,– сказала Мэй, когда они сидели за столом и завтракали,– что ты собираешься делать?

После тяжелой ночи, Дортмундер описал свою встречу с Джонни Эппиком по найму своей верной подруге Мэй во время своего стандартного завтрака: кукурузные хлопья с молоком и сахаром, а она слушала с широко раскрытыми глазами, не обращая никакого внимания на свой завтрак: половину грейпфрута и чашку черного кофе. А теперь ей было интересно, что он собирался делать дальше.

– Ну, Мэй,– неуверенно сказал он,– похоже, у меня нет выбора.

– Ты ведь говоришь, что он больше не работает копом.

– Но он все еще имеет связи с копами,– пояснил Дортмундер. – В любой момент он может ткнуть пальцем, и в этом месте разразится молния.

– Значит тебе нужно идти.

– Я даже не знаю как,– застонал Дортмундер. – Нужно ехать на восток на Третью улицу. Как? Как попасть туда, на пароме плыть на остров?

– Наверное, туда ходят автобусы,– предположила Мэй. – Через Четырнадцатую улицу. Могу одолжить тебе свой проездной.

– Все равно оттуда еще идти пешком черт знает сколько,– не успокаивался Дортмундер. – От Четырнадцатой до самой Третьей.

– Ну, Джон,– пожала плечами она,– в данном случае угонять машину точно не стоит.

– Думаю, не стоит.

– Особенно, когда речь идет о встрече с копом,– напомнила она.

– Уже как семнадцать месяцев не коп.

– Ага,– поддакнула она.

Поездка на автобусе оказалась не такой уж и плохой, особенно после того, как он и водитель догадались наконец-таки как правильно просунуть проездной Мэй в проверяющую машинку. Автобус был автобус с прицепом, поэтому он занял место у окна сразу за гармошкой. Как только он сел, автобус с рычанием отъехал от тротуара, и он уставился в окно, изучая новый мир.

Раньше ему никогда не доводилось бывать даже на Четырнадцатой улице. У Нью-Йорка, по сути, нет соседних городов, как у большинства других. Рядом только обособленные деревеньки, некоторые существуют на других континентах, некоторые вообще живут в прошлом веке, но большинство из них живут междоусобной войне. Английский язык не является первым языком в таких деревеньках, но латинский алфавит все же имеет некоторое преимущество.

Глядя в окно, Дортмундер пытался составить свое мнение о конкретно этой деревне. Он никогда не был в Болгарии – не было нужды – но ему казалось, что эта местность была похожа на небольшой городок в этой стране, по одной из сторон горной цепи. Если там есть горы.

Спустя какое-то время пейзаж за окном перестал меняться, и, когда он осмотрел автобус, он понял, что все остальные сидения были свободны, а водитель впереди повернулся к нему и что-то кричал. Дортмундер сконцентрировался и услышал:

– Конечная остановка!

– О, да. Точно.

Он махнул водителю и вышел из автобуса. Дорога к Третьей улице была именно такой длинной, как он и предполагал, но даже когда он до нее дошел, это был еще далеко не конец пути. Не имея никакого понятия, как долго ему придется искать это непонятное здание, он прикинул, что ему понадобится примерно час, но оказалось, что он прибыл на место уже через пятнадцать минут, поэтому он обошел здание вокруг несколько раз, чтобы не приходить на встречу слишком рано.

По крайней мере, эта была хорошая возможность изучить здание. Здание было угловым, из темного кирпича, с виду немного запущенное, высотой в шесть этажей. На первом этаже был пункт выдачи денег, судя по многочисленным неоновым вывескам на разных языках, которые висели на окнах, закрытых железными балками, которыми обычно отгораживают горилл в зоопарке.

Сбоку была зеленая металлическая дверь с вертикальной панелью в несколько кнопочек с именами на узких карточках рядом с кнопками. На некоторых были имена людей, на некоторых – названия фирм. На каждом этаже – по две квартиры/офиса, обозначенные буквами «П» и «Л». ЭППИК – это все, что было написано – был в квартире 3П.

Сделав пару шагов назад, Дортмундер посмотрел наверх на окна, которые, по его предположению, должны были быть окнами квартиры 3П, они были завешены жалюзи, которые были чуть приоткрыты вверху, чтобы можно было видеть небо, но не улицу. Ладно, еще пятнадцать минут. Он решил еще прогуляться.

Оставалось еще пять минут, а он уже успел пройти свой путь уже дважды, придумывая слово, которым можно было бы назвать монгольский бакалейный магазинчик. Но уже было достаточно прогулок, поэтому он нажал на кнопку рядом с фамилией Эппик, и дверь практически сразу же издала этот жужжащий звук, которые издают все подобные двери. Он толкнул дверь и оказался в крохотном вестибюле, прямо перед ним возвышалась крутая лестница, а справа теснился узенький лифт. Он решил проехаться на лифте, но когда он доехал до третьего этажа, там снова оказались ступеньки, ведущие к двум дверям, обе из темного дерева и обе обозначены латунными знаками 3П и 3Л.

Еще кнопка. Он нажал на нее, и уже другая дверь выказал ему свое пренебрежение. Эту дверь нужно было тянуть на себя, как он вскоре понял, но это жужжание не прекращалось, пока он не понял, в чем дело.

Внутри помещение оказалось гораздо просторнее, чем Дортмундер предполагал, он думал, что внутри будет много крохотных комнаток, которые обычно люди называют «офисным муравейником». Но нет. Большинство стен подобного «муравейника» были снесены, большой ковер цвета бургунди объединял все комнаты, и уже на самом ковре были обозначены зоны, которые разделялись мебелью.

Рядом с дверью, которую Дортмундер как раз закрывал, стоял хорошо отполированный деревянный стол, который стоял боком так, чтобы видеть и дверь и комнату. Рядом со столом стоял Эппик, с улыбкой победителя на своей физиономии, сегодня на нем была рубашка поло такого же цвета, как и ковер, серые брюки с прорезиненной талией вместо ремня и двухцветные туфли для гольфа, хотя эти были без шипов.

– Как раз вовремя, Джон,– сказал Эппик и протянул грубую руку. – Хочу пожать тебе руку, потому что скоро мы станем партнерами.

Дортмундер пожал плечами и протянул свою руку в ответ.

– Ладно,– сказал он, не обращая внимания на потенциальное партнерство.

– Позволь представить тебя,– сказал Эппик, отворачиваясь, но при этом все еще держа руку Дортмундера, неприятное ощущение,– нашему главнокомандующему.

Дортмундер собирался было сказать, что он не знал, что у них еще будет главнокомандующий, но не стал этого делать, потому что стал разглядывать остальную часть комнаты. Справа, вдоль стены с окнами с жалюзи, через которые виднелись тонкие полоски бледного неба поздней осени, стоял стол для переговоров из бледного дуба с закругленными краями, к нему придвинуты восемь стульев с синей обивкой. Слева, где окон не было, потому что там уже начиналось другое здание, была зона для беседы: два больших синих дивана под равными углами от квадратного стеклянного кофейного столика, рядом стояли пару таких же по стилю кресел. Сразу за зоной для бесед начиналась кухня, где стоял самый обычный стол и шесть стульев, в дальнем угла за столом переговоров стоял СтэирМастер и еще несколько других тренажеров. Не так себе представлял Дортмундер жилище бывшего копа. По крайней мере, бывшего копа по фамилии Эппик.

– Вот сюда, Джон,– Эппик провел Дортмундера по кругу вокруг стола, подводя к левому углу, где стояло высокотехнологичное инвалидное кресло, похожее на аппарат для запуска в космос, оно стояло перед стеклянным кофейным столиком, напротив одного из синих диванов, а второй диван, который стоял напротив стены, был по его левую сторону.

В кресле сидел кто-то или что-то, одетое в черные штаны, черные грубые башмаки, на плечах накидка в стиле индейцев Навахо и с алым беретом на голове. Это что-то было большим и мягким, едва помещающееся в кресло, оно размышляло, глядя в никуда, не обращая абсолютно никакого внимания на Эппика, который за руку вел Дортмундера.

– Мистер Хэмлоу,– позвал Эппик, так почтительно и аккуратно, вовсе не похоже на того самоуверенного копа,– мистер Хэмлоу, приехал специалист.

– Пусть садится. Тут.

Голос его звучал так, будто из велосипедной шины спускают воздух, поначалу, когда мистер Хэмлоу указал на диван слева от него, ему показалось, что он показывал куриной ножкой, но нет, это оказалась его рука.

Кстати о руках, наконец, Эппик отпустил Дортмундера и жестом указал ему на диван, пробраться к которому нужно было обходя инвалидное кресло мистера Хэмлоу, что Дортмундер и сделал, а Эппик к это время раскинулся на втором диване, закинув ногу на ногу, всем видом показывая, как ему удобно и как он расслаблен, но у него это не очень-то выходило.

Дортмундер сел слева от мистера Хэмлоу, наклонился чуть вперед, оперевшись локтями о бедра, посмотрел мистеру Хэмлоу прямо в глаза и спросил:

– Как ваши дела?

– Бывало и получше,– просвистела велосипедная шина.

Дортмундеру и так это было очевидно. Глядя на мистера Хэмлоу вблизи, можно было увидеть проблем семь или даже восемь. На нос была прицеплена пластиковая штука, которая крепилась к ушам, чтобы подавать в легкие кислород. Его лицо и шея были так сильно раздуты, кроме этих куриных лапок, словно велосипедным насосом усердно пытались восполнить утечку воздуха из шины. Его глаза были маленькими и злыми, зрачки – мутно-синие, из-за чего, когда он смотрел из-под своего красного берета, он был похож на смертоносного ястреба. Кожа его была красной, словно сырое мясо, как будто он по природе своей очень бледный человек, а его забыли на солнцепеке. И поза, в которой он сидел, была ужасной: он сидел практически только на своих лопатках, от чего его борода лежала на груди, и, в общем и целом, он был похож на медицинский мяч. Правое колено постоянно дергалось, словно воспоминание о молодости и роли барабанщика в танцевальном клубе.

Пока Дортмундер изучал эти нелицеприятные детали, мутные глаза мистера Хэмлоу изучали его, и тут мистер Хэмлоу спросил:

– Что вы знаете о Первой Мировой Войне?

Дортмундер задумался.

– Мы победили,– выдал он.

– А кто тогда проиграл?

– Другие. Не знаю, меня там не было.

– Меня тоже,– сказал мистер Хэмлоу, а затем послышался какой-то непонятный звук, то ли смех, то ли предсмертный хрип, но, скорее всего, это был смех, потому что он был все еще жив.

– Зато там был мой отец. Он там был. И он мне все рассказал.

– Наверное, интересно.

– Красноречиво. Мой отец сражался на войне еще два года после ее окончания, что скажете на этот счет?

– Видимо, он был энтузиастом.

– Нет, это был приказ. А знаете ли вы, с кем ему приходилось сражаться?

– Когда война закончилась? Дортмундер покачал головой. – Даже представить себе не могу,– ответил он.

– В 1917,– начал свой рассказ мистер Хэмлоу,– в США началась война. В Европе к тому моменту она уже шла три года. Это был тот же год, когда началась Русская Революция. Царя свергнули, и к власти пришли коммунисты.

– Насыщенный выдался год,– пожал плечами Дортмундер.

– Британцы,– коротко сказал мистер Хэмлоу, а затем сплюнул, как будто продолжения дальше не следовало. – Британцы,– он повторился,– содержали огромные склады боеприпасов в Мурманске, в глубоководном порту на российском побережье Баренцева моря, к северу от Северного Полярного Круга.

– Холодно там, наверное,– предположил Дортмундер.

– Не суть,– ответил мистер Хэмлоу. – Важно то, что после окончания революции им нужно было куда-то спрятать все эти боеприпасы от Красной армии. Поэтому – никакой войны не было объявлено, никаких официальных заявлений – мой отец и еще несколько сотен других бойцов американских вооруженных сил, включая военно-морской флот, отправились туда сражаться на стороне британцев, чтобы эта чертова Красная армия не успела добраться до оружия. Там они пробыли два года, уже после того, как война закончилась. Триста человек погибли. Но, наконец, в 1920 американцы смогли вернуться домой. Это был единственный раз за всю историю, когда американцы воевали с русскими на русской земле.

– Никогда о таком не слышал,– признался Дортмундер.

– Большинство об этом не знают.

– Для меня это тоже стало новостью, а мне казалось, что я довольно хорошо знаю историю,– выдал Эппик.

– Американские солдаты,– продолжил мистер Хэмлоу, в его голосе прозвучало некое удовлетворение, возможно, даже гордость,– нечисты на руку, всегда такими были. По всей Америке разбросаны украденные вещи.

– Издержки войны,– пояснил Эппик.

– Так принято говорить,– поправил его мистер Хэмлоу. – В конце вторжения, взвод американских солдат – девять парней, включая моего отца, и их сержант Альфред Х. Нортвуд нашли необычный склад в Мурманске. Это был шахматный набор, подарок для царя, не знаю, от кого, его только доставили кораблем, как вдруг началась революция большевиков. Этот набор был самой ценной вещью, которую они когда либо видели в своей жизни.

– Шахматный набор,– повторил Дортмундер.

– Фигуры были из золота, инкрустированные драгоценными камнями. Одному человеку было не под силу поднять весь комплект.

– О,– удивленно выдохнул Дортмундер. – Вот это шахматный набор.

– Вот именно. Он стоил миллионы. В военных беспорядках и с суматохой во время революции никто даже не догадывался о существовании этого набора, который был упакован в деревянный ящик.

– Это хорошо,– подметил Дортмундер.

– Многие ребята из этих экспедиционных войск,– продолжал мистер Хэмлоу,– были из Огайо и Миссури, поэтому они заключили соглашение. Они договорились забрать этот шахматный набор с собой в Штаты и продать их, чтобы осуществить их давнишнюю мечту – открыть сеть радио станций по всему Среднему Западу. Если бы они так и сделали, они бы обеспечили себе жизнь до самой смерти.

– Ух,– сказал Дортмундер, подметив это коварное «если».

– Сержант Нортвуд,– говорил мистер Хэмлоу,– забрал себе доску из слоновой кости и черного дерева. Один парень забрал коробочку из тика, где хранились фигуры. Остальные, в том числе и мой отец, забрали по четыре фигуры каждый, чтобы безопасно провести контрабанду.

– Звучит неплохо,– согласился Дортмундер.

– Уже в Штатах,– продолжал рассказ мистер Хэмлоу,– солдаты того взвода встретились с бывшим сержантом Нортвудом в Чикаго, и каждый отдал ему свою часть ворованного, чтобы тот продал это все, и у них были бы деньги, которые им были нужны.

– Ага,– поддакнул Дортмундер.

– Больше они никогда не видели ни Нортвуда, ни шахматного набора.

– А знаете,– выдал свое умозаключение Дортмундер,– я предвидел такой конец.

– Они его искали, очень долго искали,– вздохнул мистер Хэмлоу. – С каждым годом их становилось все меньше и меньше. В конечном счете остались только мой отец и три его друга. Они рассказали всю историю своим сыновьям, и когда мы выросли, семь сыновей, в свободное от рабочей суеты и семейной жизни время мы также продолжали искать Нортвуда и этот шахматный набор. Но и нам не удалось их найти.

Мистер Хэмлоу пожал плечами, хотя больше это походило на судороги.

– А следующее поколение уже таким не интересуется,– вздохнул он. – Это древняя история. Двое парней из моего поколения все еще живы, но ни один из нас не в состоянии продолжить поиски.

Деликатно, насколько это было возможно, Дортмундер высказал свое предположение:

- Скорее всего, этого сержанта Нортвуда уже даже нет в живых.

– Зато есть шахматный набор,– напомнил мистер Хэмлоу. – Ребята хотели назвать свою компанию «Шахматный Король Бродкастинг». Один из них даже нарисовал очень красивый логотип.

– Ага,– снова поддакнул Дортмундер, очень надеясь, что мистер Хэмлоу не станет ему показывать этот логотип.

Он и не стал. Вместо этого он опустил голову, мутные глаза теперь стали стеклянными.

– Я богатый человек,– сказал он. – Я тут не ради денег. У этих парней отобрали мечту.

– Да, я понял,– согласился Дортмундер.

– А теперь, по счастливой случайности,– подытожил мистер Хэмлоу,– если я доживу, то смогу все исправить.

– Вы знаете, где находится шахматный набор,– предположил Дортмундер.

– Возможно,– уклончиво ответил мистер Хэмлоу, откинулся на спинку своего кресла и сложил свои куриные лапки на животу. – А теперь,– сменил он тему,– давайте поговорим о вас. Как, говорите, вас зовут?

4

– Диддамс,– ответил Дортмундер и вздрогнул, ведь это было его самое нелюбимое вымышленное имя, которое всегда вырывалось наружу очень не вовремя, как и синдром Туретта.

Мистер Хэмлоу вытаращился на него.

– Диддамс?

– Уэльское имя.

– Ох.

Эппик спокойно пояснил:

– Джон время от времени использует разные подставные имена, эдакая специфика его работы.

Может ли тыква на медицинском мяче выглядеть раздраженной? Да.

– Понимаю,– коротко ответил мистер Хэмлоу. – Значит на данный момент известно одно – этого джентльмена не зовут Диддамс.

– Скорее всего это и не уэльское имя,– предупредил Эппик.

– Но меня точно зовут Джон,– напомнил Дортмундер.

Эппик улыбнулся в ответ и кивнул.

– Это правда. Похоже на мое. Тебя когда-нибудь звали Джонни?

– Нет,– ответил Дортмундер.

– В этом вся суть,– уверял его Эппик. – Ты же видел на моей визитке. Джон Эппик не принесло бы мне столько пользы.

– Мда, понимаю,– кивнул Дортмундер.

– Конечно, понимаешь. Джонни Эппик. Звучит, как стремление к чему-то. Как Джонни Гитар.

– Ага.

– Джонни Кул. Джонни Холидэй. Джонни Трабл.

– Джонни Белинда,– вдруг неожиданно предложил свою версию мистер Хэмлоу.

Эппик не хотел возражать своему работодателю, но и Джонни Белинда в своем списке он тоже не хотел.

– Это особый случай, сэр,– тактично сказал он и продолжил своей список, повернувшись к Дортмундеру:

– Джонни Рокко. Джонни Тримейн. Джонни Рено.

– Джонни Мнемоник,– снова предложил свою версию мистер Хэмлоу, человек, который, вероятнее всего, не часто ходил смотреть фильмы, скорее, фильмы смотрели на него.

– Сэр, мне кажется, это имя не совсем подходит к вышеперечисленным,– снова тактично сказал Эппик.

Дортмундер, который хоть и также не часто ходил в кино, только если его верная спутница Мэй настаивала, он делал исключения, обладал хорошей памятью, поэтому сейчас в его мозгу всплыло название одного из фильмов: «Джонни взял ружье».

Эта версия тоже сейчас никому не понравилась. Эппик покачал головой:

– Джон, мы сейчас говорим о Джони Юма, Джонни Миднайте, Джонни Юпитере, Джонни Ринго.

– Джонни Эпплсид,– добавил мистер Хэмлоу.

– Нууу,– протянул Эппик,– это тоже далековато от этой области, мистер Хэмлоу.

– Джонни Кэш?– предложил Дортмундер.

– Джонни Уокер,– выдал мистер Хэмлоу.

Дортмундер посмотрел на него.

– Красный или черный?

– О, черный,– ответил мистер Хэмлоу. – Конечно же, черный. Но дело не в этом. Повернувшись основной массой своего тела к Эппику, он спросил:

– Значит вы уверены в этом человеке?

– О, абсолютно,– не сомневаясь ответил Эппик. – Я использовал все возможные ресурсы Полицейского управления Нью-Йорка, чтобы найти того, кто нам нужен, те, которые не находятся за решеткой в данный момент, разумеется, и оказалось, что Джон – лучший из всех вариантов. Он просыпается вором и ложиться спать тоже вором. Честные мысли никогда не проскальзывали в его голове. Если бы он мог быть еще хоть чуточку закрученнее, им можно было бы открывать винные бутылки вместо штопора. Раньше он имел свойство ошибаться, но сейчас он уже научился, как этого избегать. Гарантирую вам, что на данный момент это самый бесчестный, самый криминальный прохвост из всех, которых когда-либо можно встретить.

– Ну,– Дортмундер был слегка удивлен,– пожалуй, это даже чересчур.

Эппик все еще продолжал говорить с мистером Хэмлоу:

– Вы доверяете мне, я доверяю Джону, но дело даже не в этом. Вы знаете, где найти меня при случае, а я знаю, где достать Джона. Он бы мог нас надуть за секунду, если бы…

– О, эй.

– … он знал точно, что смог бы сбежать, но он понимает, что не сможет, поэтому мы все можем в данной ситуации доверять друг другу…

– Прекрасно,– похвалил мистер Хэмлоу и несколько раз кивнул в сторону Дортмундеру, невпопад ритму его колена, что немного раздражало. – Пока что,– сказал он,– мне нравится, что я вижу. Видимо, Джонни, вы угадали с выбором. Вы действуете по своей системе. Вы не бушуете, но за себя постоять в состоянии.

Дортмундер не мог припомнить случая, когда он был в центре внимания, в частности в такой критической степени, даже в суде ни разу такого не было, и это начало его беспокоить. Все чешется. Да уж, мало повода для радости. Пытаясь сократить время его собеседования на сколько это было возможно, он подытожил:

– Значит вы хотите, чтобы я и еще кто-нибудь нашли этот шахматный набор для вас, чтобы вы…

– Кто-нибудь еще?– перебил мистер Хэмлоу.

– Но ведь вы же сказали, что одному человеку было не под силу поднять его.

– О, да.– Мистер Хэмлоу снова начал кивать невпопад. – Так мне сказал мой отец, тогда меня это впечатлило. Откровенно говоря, я не подумал о последствиях, но вы правы. А может вы могли бы сделать несколько подходов, чтобы все забрать самому?

– Когда дело касается грабежа,– Дортмундер решил его немного просветить в этом деле,– не стоит возвращаться на одно и то же место несколько раз.

– Да, конечно, я понимаю. Повернувшись к Эппику, он сказал:

– Сколько вам понадобится времени, чтобы найти второго человека?

– О, я думаю, Джон запросто кого-нибудь найдет,– и Эппик показал свой оскал Дортмундеру. – Может твой друг Энди смог бы помочь?

– Ну,– неуверенно ответил Дортмундер,– думаю, ему надо будет свериться со своим ежедневником, но я могу у него спросить. А мистера Хэмлоу он сказал:

– Похоже, осталось только два вопроса.

– Да?– мистер Хэмлоу с любопытством вытянул шею, как нахохлившийся петух. – Какие вопросы?

– Первый – где находятся шахматы?

– Да, конечно,– согласился мистер Хэмлоу, явно желая поскорее услышать второй вопрос. – А второй?

– Возможно, вы даже не предполагали,– издалека начал Дортмундер,– но у меня есть фамильный герб.

– Правда?

– Да. – И на нем есть надпись.

– Не терпится узнать, как она звучит.

– Quid lucrum istic mihi est.

Мистер Хэмлоу искоса посмотрел на него, словно красноголовый ястреб в полете.

– Боюсь, моего знания латыни будет недостаточно, чтобы перевести это.

– В чем выгода для меня,– помог перевести Дортмундер.

5

Мистер Хэмлоу разразился в смехе, или, по крайней мере, попытался, судя по звукам, которые доносились из области его головы. Потом он сказал:

– Ну, полагаю, если бы вам удалось ускользнуть от Джонни, вы бы могли получить миллионы. Но, если вы будете молодцом, то сумма, конечно же, будет гораздо скромнее.

– Зато будет продолжаться свободная жизнь,– добавил Эппик.

Стопроцентные халявщики, эти двое, все признаки на лицо. Дортмундер уже встречался с таким: ребятам с большими идеями просто нужно немножко его помощи, его знаний, его опыта, но никто не хочет за это платить. Или хотели платить, но слишком мало.

С другой стороны, если он заявит, что он не хочет связываться с ними, то они быстро найдут, за какое больное место можно укусить. Так что теперь ему придется последовать совету мистера Хэмлоу и надо будет быть молодцом. Поэтому он ответил:

– Без информации о том, где находится объект, или, например, как он охраняется, или любой другой необходимой информации, я не смогу понять, какие неприятности меня могут ждать, если я возьмусь за это дело, или какие расходы мне придется понести, или может мне понадобится больше людей, или еще что-то. Поэтому пока что я с вами, но должен вам сказать, что вот Джонни Эппик утверждает, что я именно тот специалист, который вам нужен, поэтому, если я должен быть специалистом, и я приду к выводу, что это сделать невозможно, или что это будет слишком опасно для меня, значит тогда я озвучу вам это вслух, и я бы хотел в таком случае, чтобы вы согласились с тем, как я вижу дальнейшее развитие.

Эппик нахмурился, он явно был недоволен подобной фривольностью, но мистер Хэмлоу сказал:

– Как по мне, это звучит справедливо. Думаю, вы поймете, что это задание достойно ваших навыков, но оно не будет предусматривать определенный уровень опасности, чтобы это вас сподвигло отказаться от выгоды данного дела.

– Тогда все в порядке,– ответил Дортмундер. – Так где набор?

– Боюсь, это не мне предстоит озвучить,– ответил мистер Хэмлоу.

Дортмундеру это явно не понравилось.

– Вы хотите сказать, что вы не один в этом деле? Я думал, что все умерли, или состарились, или чего-то там.

– Кроме,– спокойно ответил мистер Хэмлоу,– моей внучки.

– Ну вот, теперь еще и внучка,– недовольно хмыкнул Дортмундер.

– То, что следующее за мной поколение не заинтересовалось судьбой украденного шахматного набора и их не интересовали разбитые мечты своих дедов,– это правда,– сказал мистер Хэмлоу. – Для них это все было просто историей. Тем не менее, Фиона, дочь моего третьего сына, Флойда, очень заинтересовалась историей шахматного набора, в основном, потому, что это история, а она очень любит историю.

Дортмундер, у которого интерес к истории обычно был вызван конкретным дело, не нашел, что ответить, поэтому просто сделал заинтересованный вид.

Видимо, этого было достаточно, потому как мистер Хэмлоу продолжил рассказ:

– Фиона, моя внучка, адвокат, работает в центральной конторе по имущественному планированию. Она заинтересовалась историей шахматного набора, пришла как-то ко мне узнать те детали, которые рассказывал мне мой отец, провела свое расследование и нашла, или, по крайней мере, она считает, что нашла шахматный набор.

– Считает,– повторил на ним Дортмундер.

– Ну, она не видела его лично,– пояснил мистер Хэмлоу. – И никто из нас его лично не увидит, пока вы его не заполучите.

– Внучке было достаточно того,– продолжил за него Эппик,– что она разгадала мистическую загадку, набор найден, дело закрыто. Мистер Хэмлоу рассказал ей про разбитый мечты и все такое.

– Наконец, она согласилась,– продолжил пояснять мистер Хэмлоу,– что получить шахматы важно для благополучия их семьи, чтобы возместить ущерб прошлого поколения.

– Понял,– коротко ответил Дортмундер.

– Но у нее есть свои условия,– предупредил мистер Хэмлоу.

«И что тут может быть интересного для меня?»,– спросил Дортмундер сам себя, и, похоже, он уже заранее знал ответ.

– Условия,– повторил он.

– Никакого насилия,– озвучил мистер Хэмлоу.

– Я согласен,– уверил его Дортмундер. – Изо дня в день никакого насилия.

– Одна из причин, почему я выбрал тебя, Джон,– снова вставил свое слово Эппик,– это тот факт, что ты не вооружаешься до зубов, чтобы идти против людей.

– Или против имущества,– добавил мистер Хэмлоу.

– Имущества?– переспросил Дортмундер. – Да ладно вам, вы же прекрасно понимаете, что иногда приходится выбить окно, но это не насилие.

Коротко обдумав сказанное, мистер Хэмлоу кивнул:

– Уверен, Фиона согласится с таким уровнем нарушений. Можете обсудить это с ней, если пожелаете.

– А лучше не стоит ее беспокоить,– посоветовал Эппик.

– Значит мне предстоит увидеться с этой Фионой,– озвучил свои мысли вслух Дортмундер и осмотрелся. – А почему ее сейчас здесь нет?

– Мистер Хэмлоу хотел посмотреть на тебя,– пояснил Эппик,– убедиться, что я сделал правильный выбор, прежде, чем отправлять тебя к своей внучке.

– О, да? Дортмундер повернулся к мистеру Хэмлоу:

– Ну и как я? Подхожу?

– Раз уж я упомянул свою внучку,– спокойно ответил мистер Хэмлоу,– значит я согласен с выбором Джонни.

– Ну, тогда это здорово.

– Джонни, позвоните ей?– попросил мистер Хэмлоу.

– Конечно. Эппик встал, но на секунду остановился, чтобы спросить Дортмундера:

– Сегодня днем ты свободен, если у нее получится?

– Конечно. Как раз перерыв между делами.

– Возможно, их больше и не будет,– снова показал свой оскал Эппик,– Запишешь адрес?

– Запишу,– кивнул Дортмундер,– только мне не чем и не на чем писать.

– Ох. Тогда ладно, я сам запишу.

Эппик подошел к столу возле входной двери, сел за него, с минуту крутил в руках каталог с визитными карточками, потом набрал номер. Пока он ждал, он начал писать что-то на обратной стороне одной из своих визиток, потом остановился, нажал еще четыре кнопки, потом сказал:

– Фиону Хэмлоу, пожалуйста. Джонни Эппик. Потом еще пауза, потом он сказал:

– Привет, Фиона, это Джонни Эппик. Нормально. Я тут с твоим дедом, мы нашли парня, который, как нам кажется, может нам помочь с семейным вопросом. Я знаю, что ты бы хотела с ним поговорить. Ну, скажем, сегодня днем, если у тебя есть время. Убрав трубку, он сказал Дортмундеру:

– Сейчас проверит свой ежедневник.

Сегодня днем?

Эппик поднял палец вверх, послушал, что скажут в трубке, потом сказал:

– Да, похоже, это времени будет достаточно. Погоди, сейчас у него спрошу. Снова убрав трубку, он сказал Дортмундеру:

– Сегодня днем, с 16.15 до 16.45 она может с тобой встретиться.

– Тогда хорошо,– согласился Дортмундер. – Как раз свободное время. По правде говоря, он сам никогда не заморачивался таким образом жизни, но тут он прекрасно понимал, что эти люди жили по графику.

Эппик снова сказал в трубку:

– Хорошо. Он… Подожди. Снова трубку в бок, он посмотрел на Дортмундера и спросил:

– Ты все еще хочешь, чтобы тебя называли Диддамсом?

– Нет, называйте мое настоящее имя,– пожал плечами Дортмундер. – Единственный, кому я не хотел его говорить, это вы, но уже слишком поздно, поэтому вперед.

– Хорошо. Фиона, его зовут Джон Дортмундер, он встретится с тобой в 16.15. Позвони мне, после того, как поговоришь с ним, ладно? Спасибо, Фиона.

Он повесил трубку, встал, передал Дортмундеру визитку, на обратной стороне которой было написано:

Фиона Хэмлоу.

CI Интэрнешнл Бэнк Билдинг и Ко.

613 5-я Авеню

Файнберг, Кляйнберг, Райнберг, Стайнберг, Уайнберг Клатч

27

– Двадцать семь?– переспросил Дортмундер.

– У них там целый этаж,– пояснил Эппик. – Там сотни адвокатов.

– Мы все очень гордимся Фионой,– сказал мистер Хэмлоу. – Обосновалась в такой престижной фирме.

Дортмундеру раз или два в жизни приходилось сталкиваться с адвокатами, но они никак не сочетались со словом «престижный».

– Жду не дождусь,– выдал он.

6

В беседе со своей мамой за завтраком, прежде, чем она уехала работать на такси с неблагодарной публикой, Стэн Марч пришел к выводу, что он не просто был раздражен тем, что произошло вчера, или что даже не произошло, но его бесил сам факт произошедшего и с каждой минутой он раздражался все больше, и человек, которого он винил во всем этом, был Джон Дортмундер.

Сначала его мама не поняла его:

– Но ведь его там даже не было.

– В том-то и дело.

Ему пришлось рассказать все от начала и до конца раз семь, прежде, чем она поняла, что он имел ввиду, и, наконец, она поняла, хотя это было все крайне просто и понятно. Вчера вечером в «Бар и Гриль» они собрались маленькой группой, чтобы обсудить то, что в перспективе могло бы вылиться в выгодное дело, собственно, как они это и делали время от времени, но, в любом случае, всегда была какая-то начальная беседа, в которой решалось, стоила ли овчинка выделки, хотели ли все участвовать в таком проекте. У каждого в группе была своя специализация – Тини Булчер, например, специализировался в поднимании и перетаскивании больших и тяжелых предметов, он сам, Стэн Марч, был водителем – Джон Дортмундер всегда разрабатывал план действий.

А теперь, когда Стэн и так не часто первым привносил идеи, а сейчас таковая у него была, и она была хорошая, если бы Дортмундер был там, он бы точно понял суть проекта и придумал бы, как сделать так, чтобы все сработало в жизни и так далее, и уже сейчас они бы начали заниматься проектом. А вместо этого Дортмундер даже не появился на встрече, он просто сидел в баре с каким-то копом.

Но все остальные хотели знать, в чем заключалась идея. И Стэн рассказал им, и всем она вообще не понравилась. А все потому, что не было Дортмундера, который рассказал бы им всем, как это все можно осуществить, идею сразу зарубили на корню. Поэтому во всем виноват Дортмундер.

Когда мама Стэна уехала в своем такси, Стэн еще какое-то время оставался размышлять в одиночестве, а потом пришел к выводу, что стоит позвонить Джону, и спросить, готов ли он встретиться прямо сейчас, только они вдвоем, а потом могут подтянуться все остальные. Он позвонил Джону, но трубку сняла Мэй.

– О, а он только что ушел,– ответила она,– я тоже сейчас собираюсь уходить, мне пора на работу.

– А ты знаешь, куда Джон пошел?

– У него сегодня какая-то встреча в десять…

– С копом?

– Ой, а он тебе уже рассказывал?

– Пока нет. А где встреча, ты знаешь?

– В Нижнем Ист Сайде, такой замысловатый адрес. Джон никогда раньше не бывал в таких местах, вроде собирался ехать туда на автобусе.

– А адрес у тебя есть?

– Он записал его в нескольких местах, чтобы точно не забыть. Я посмотрю, Стэн, но у меня мало времени. Не хочу опаздывать. В «Сэйфуэй» не хватает кассиров на данный момент. Секунду.

Он подождал, спустя минуты три она вернулась и озвучила адрес:

– 598 по Восточной Третьей улице, копа зовут Эппик. Он говорит, что он в отставке.

– Тогда с чего ему разговаривать с Джоном?

– Это нужно у него спросить.

– Я и собираюсь это сделать.

Если тебе нужна машина всего на пару часов, нет ничего лучше, как проехаться на метро из Канарси до какой-нибудь гаражной парковки в одном из офисных зданий Манхэттена, где ставят свои машины работники различных компаний наверху в этом же здании, и выбрать любую машину, пропажу которой никто не заметит, если ее вернуть на место до пяти часов вечера. Кроме того, эти «белые воротнички», как правило, ездят на хороших автомобилях. Все, что нужно сделать,– это найти машину, в которой оставили автоматический ключ от въезда в гараж, что делает большинство водителей.

Стэн выбрал Ауди 9000, темно-зеленого цвета, семнадцать тысяч пробега, на ней он и поехал на Восточную Третью улицу 598, где таких машин там давно не видали. Но поскольку это был все еще Нью-Йорк, даже в том районе все относились к этому совершенно спокойно.

Мэй сказала, что встреча была назначена на десять, Стэн приехал в 10.15, так что, скорее всего, она еще в процессе. В месте, где обналичивают чеки? Навряд ли, скорее всего, где-то на пару этажей выше. Двигатель работает, фары включены, чтобы все понимали, что он не бросил здесь машину, а припарковал рядом с пожарным гидрантом, чтобы можно было быстро подойти к двери и прочитать таблички с именами тех, кто живет выше. Нужную фамилию он нашел быстро: ЭППИК. Он и не думал, что она пишет именно так.

Встреча Джона с копом длилась очень долго, Стэн все это время ждал в машине, фары в которой все еще были включены, а вот двигатель он уже заглушил. Часы на приборной панели показывали 10.52, когда Джон, наконец, вышел и пошел по улице. Стэн посигналил, но Джон продолжал идти, поэтому Стэн снова завел машину, открыл окно, проехал за Джоном до угла и крикнул:

– Эй!

Ничего. Джон продолжал идти, голова опущена, руки и ноги двигались так, словно он чуть заржавел, и, похоже, его уши тоже перестали функционировать.

– Эй!– снова крикнул Стэн и посигналил, но эффект был тот же самый. Ничего.

– Джон! Черт возьми!

И тогда Джон остановился. Он насторожился. Уставился в небо. Потом уставился на здание, которое только что прошел. Уставился на дорогу, по которой только что прошел.

Как это так? Ты слышишь автомобильный гудок, но тебе не приходит в голову посмотреть на проезжую часть? Стэн снова с силой надавил ладонью на сигнал и какое-то время не отпускал руку, пока Джон, наконец, не сообразил посмотреть в его сторону, потому его выражение лица сменилось на «А я ведь знаю этого парня!».

Поймав-таки внимание объекта, Стэн перестал сигналить и позвал его:

– Давай. Садись.

Джон осмотрелся вокруг и сел на пассажирское сиденье.

– Ты что здесь делаешь?– спросил он. – Это один из твоих маршрутов?

– Я хотел поговорить с тобой,– сказал Стэн и начал движение вперед. – Куда направлялся?

– Ты хотел… То есть… Как ты…

– Я позвонил Мэй и поговорил с ней. Куда направлялся?

– Ох. Ну, у меня сегодня встреча в полдень в центре, вот и все.

– Что-то в последнее время у тебя много встреч.

– Не по моей воле,– уныло сказал Джон. ...