Все права на текст принадлежат автору: Сергей Альбертович Протасов.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Новые землиСергей Альбертович Протасов

Сергей Протасов Цусимские хроники. Новые земли

© Сергей Протасов, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Часть первая

Мы прошли сквозь японцев, но много еще не умели,
Нагло лезли в проливы и сажали на мель крейсера.
Но покрылись мозолями руки, мы в учебе потели,
Чтоб исправить успеть то, что нормой считалось вчера.
А на Цусимских островах цветы
Невероятной красоты!
Дома

Дома

Глава 1

С получения известия о прибытии флота в залив Посьета и до того момента, когда вторая эскадра пришла во Владивосток, в порту творилась невообразимая суета. Срочно тралились повторно уже проверенные фарватеры, готовились места стоянок у стенок и в бухте Золотой Рог, очищались и подкрашивались причалы. Все плавсредства приводились в готовность, а что не могло быть полезным, убиралось с глаз долой. О суровом нраве Рожественского уже ходило множество слухов, поэтому даже ночью продолжалась подготовка к встрече эскадры, победившей грозного адмирала Того. Только к утру все потихоньку успокоилось.

Когда с батареи на мысе Таран сообщили, что видят на юго-западе множество дымов, вероятно, принадлежащих приближающейся эскадре, все военное и городское начальство начало съезжаться в порт. Слух об этом моментально распространился по Владивостоку. Толпы народа быстро заполнили все возвышенности вокруг Саперной и Иннокентьевской батарей. Множество лодок, баркасов, шаланд и прочей плавучей мелочи заполнило пространство гавани, медленно перемещаясь в пролив Босфор Восточный и двигаясь к Амурскому заливу. Все спешили скорее увидеть эскадру, которую ждали так долго.

Броненосцы и крейсера уже были достаточно хорошо видны с берега. Обладатели биноклей и зрительных труб могли даже разглядеть разрушения на головных, о чем рассказывали окружающим. Вокруг них быстро начали кучковаться горожане, желавшие скорее услышать подробности.

Несколько судов ближе к хвосту колонны шли с явным креном, но все двигались своим ходом и строй держали ровно. Не доходя до западного устья Босфора Восточного, эскадра начала разделяться. Большая ее часть медленно, словно преодолевая боль или усталость, втягивалась в бухту Новик. До них добраться встречающие не успели. Оставшиеся четыре больших корабля, сопровождаемые несколькими пароходами и обступившими их со всех сторон суденышками, входили в гавань порта.

Транспорты имели весьма затасканный вид. Краску с них смыло волнами, борта помяты, да к тому же в многочисленных разводах ржавчины. Но те, кого они сопровождали, выглядели гораздо хуже. В двух головных с трудом можно было узнать сравнительно недавно ушедших в море четырехтрубных красавцев «Россию» и «Громобой». Следом шел «Ослябя», сильно севший в воду носом, а за ним изуродованный до неузнаваемости, почти сплошь закопченный до угольной черноты, а кое-где обгоревший до заводского сурика «Князь Суворов».

Всеобщий восторг несколько угас при виде разодранных в клочья бортов и надстроек, исковерканных и многократно пробитых труб и дефлекторов вентиляторов и обрывков рангоута. Закопченная и обгоревшая корма госпитальной «Костромы», с наполовину облезшим от жара большим красным крестом на ней, вызвала множество пересудов. Зрелище и в самом деле было тяжелым, даже не смотря на частично закрытые деревом и парусиной дыры, выброшенные в море обломки трапов, надстроек и мостиков, смытую и соскобленную, где было возможно, копоть, разводы угольной грязи и крови.

С приходом кораблей суматохи стало еще больше. В первую очередь начали разгружать госпитальные суда. Жаждущих сенсаций журналистов, сразу ринувшихся вперед, быстро оттеснили в сторону подошедшие к стенке на шлюпках матросы с «Громобоя» под командой двух офицеров. Не добравшись до медиков и раненых, журналисты попытались взять в оборот командовавших оцеплением офицеров.

Но молодые лейтенанты в отчищенных и отглаженных мундирах с посеревшими от усталости лицами не были склонны общаться с прессой. На все вопросы они отвечали только обещаниями дать интервью позже. Просили дать перевести дух после боя. Так и не удовлетворив профессионального любопытства, они вскоре отбыли обратно, приставив для охраны приунывшей пишущей братии пару жандармов. Так репортеры и простояли до самого вечера, ожидая, когда к ним выйдет хоть кто-нибудь из начавших съезжать на берег офицеров. Отвлекать занятых в работах эскадренных грузчиков, солдат или матросов из охраны пленных жандармы не позволяли.

После перевозки раненых и пленных места у стенок освободили для боевых кораблей. Тут уж писакам было чем заняться и без интервью. Быстренько набросав в блокнотах очерки о страшных дырах в выгоревших высоких бортах, наспех заткнутых чем попало, добавив к этому мало-мальски посчитанное количество раненых и пленных, переправку которых они могли видеть краем глаза, журналисты, один за другим, мчались на телеграф, где сразу же образовалось столпотворение. Чтобы избежать парализации связи, руководство телеграфа было вынуждено ввести ограничение на количество слов, отправляемых в телеграмме одним человеком.

Едва эскадра встала на якорь, начальника порта контр-адмирала Греве вызвали на борт флагманского броненосца «Орел». Терзаемый недобрыми предчувствиями перед встречей с Рожественским, он подготовился как мог, захватив с собой солидную папку бумаг, но вместо грозного адмирала предстал перед его штабом. В адмиральском салоне в течение получаса он был «накачан» на предмет срочности и важности ремонтных работ.

Затем там же он встретился со всеми механиками эскадры и принял от них уже составленные заявки на необходимые материалы, а от Политовского чертежи некоторых деталей, изготовлением которых в литейных и кузнечных мастерских базы надлежало заняться в первую очередь. В общих чертах был составлен график работ, исходя из возможностей Владивостокского порта, обеих плавмастерских, пришедших с эскадрой, имевшихся в порту бригад, материалов и ремонтных средств.

В этом импровизированном совещании принимали участие все старшие офицеры штаба Рожественского и инженерный корпус эскадры в полном составе. Стиль совещания оказался для Греве совершенно непривычным и каким-то стремительным. Контр-адмирала, начальника порта никто не спрашивал, сможет ли он обеспечить то, что от него требовали. Его просто спросили, что он имеет, а затем уже только ставили задачи, обозначая конкретные сроки с оглядкой на какие-то свои, невероятные нормы производительности. Правда обещали помочь знающими людьми из машинных команд и трюмных дивизионов кораблей, не занятых в боевой подготовке.

А возможности порта, между тем, были весьма и весьма скромными. Единственный сухой док, пригодный для обслуживания крупных кораблей, был сейчас занят «Богатырем» заканчивавшим ремонт после навигационной аварии. Два небольших плавучих дока годились только для обслуживания миноносцев, а новый сухой док еще не был закончен.

Хотя перемычку, отделявшую его от гавани, начали рыть сразу же после ухода «России» и «Громобоя» к Рожественскому, в нем все еще шел монтаж оборудования, постоянно задерживавшийся из-за срывов поставок. Привезенный эскадрой разборный кессон еще требовалось собрать и довести до рабочего состояния, что требовало не малого времени. В таких условиях ремонт мог затянуться.

Правда, благодаря постоянно прибывавшим из европейской части страны квалифицированным рабочим, дополнительным материалам и станкам, отправляемым из Лазаревского адмиралтейства, Петербурга и Сормова, численность мастеровых в последнее время значительно увеличилась. Теперь имелась возможность организовать почти круглосуточную работу в мастерских порта в две длинные смены. Были оборудованы артиллерийские и снарядные мастерские, существенно расширены литейные и кузнечные производства.

Благодаря всему этому, в последнее время работы на «Богатыре» заметно ускорились, и он уже через несколько дней должен был выйти на пробу машин. Немного поразмыслив, Греве решил, что уложиться в отведенные флотским командованием три недели на восстановление боеспособности основной части флота шансы все-таки были.

После совещания контр-адмирал в растрепанных чувствах отбыл на берег обеспечивать первоочередную выгрузку частей разборного кессона и формировать бригаду для скорейшей его сборки и подготовки прочего доставленного оборудования. Так же ему надлежало в срочном порядке озаботиться созданием условий для максимально безопасной стоянки в порту наиболее пострадавших «Осляби», «Суворова», «Громобоя» и «России». Из-за сильных повреждений они все еще могли затонуть в любую минуту.

Сразу после швартовки к ним подошли все имевшиеся буксирные суда, доставившие дополнительные водоотливные средства и подменные команды. Уже к десяти часам вечера стало ясно, что их гарантированно удастся удержать на плаву. Только после этого, когда весь остальной флот был размещен на местах своих стоянок и организована его надежная охрана, начались увольнения на берег.

Отпускали всех желающих, свободных от вахты. Однако ожидавшегося разгула в эту ночь так и не произошло. Все стихло само собой, даже не успев толком начаться. Измотанные и издерганные до последней крайности люди уже просто не имели сил, чтобы как следует отметить окончание своего бесконечного похода. Кто-то просто засыпал, едва выпив первые две-три чарки. Кто-то срывался в слезы, и их уводили на свои корабли. Были и такие, кто, неприкаянно побродив по улицам, посидев в нескольких заведениях и так и не найдя, чем себя потешить, возвращались обратно в каюты и кубрики.

Зато на следующий день «веселье» началось с самого утра. С начала девятого часа утра из ворот порта потек ручеек из офицеров и матросов, и даже мастеровых с «Камчатки» и «Ксении». Несмотря на то, что Греве был категорически против предоставления выходных дней всем задействованным в ремонте кораблей, Рожественский провел через свой штаб приказ о предоставлении наиболее отличившимся рабочим трех дней отдыха. А также премировании всех ремонтных бригад, обеспечивших переход эскадры, в размере годового жалованья с выплатой этой суммы из призовых денег, причитающихся за приведенные в базу трофейные суда.

Также было озвучено его предложение обеспечить всех квалифицированных рабочих с плавмастерских жильем и небольшой суммой подъемных денег, в случае если они решат остаться во Владивостоке. Доставку их семей из европейской части России Рожественский также планировал организовать из призового фонда за казенный счет. Несмотря на все последние пополнения, рабочих рук в порту было все еще недостаточно, и решать этот вопрос нужно было немедленно, причем с прицелом на перспективу.

Растекаясь по улицам, ручеек желающих отдохнуть не ослабевал до обеда, когда увольнения на берег вынужденно прекратили. К этому времени весь город уже гудел, как растревоженный улей. Полиция не успевала прекращать драки и погромы, вспыхивавшие во всех уголках Владивостока.

Было решено ввести в город войска, а до их прибытия местные власти попросили помощи у флотских. С половины первого и до ночи в город для наведения порядка отправили по полуроте матросов, усиленной всеми свободными от вахты офицерами, с каждого корабля первого ранга, однако окончательно справиться с разгулом удалось только к утру.

Слава богу, обошлось без стрельбы, но и без этого, дорвавшиеся до свободы и чуток очухавшиеся от переутомления матросы и работяги успели наворотить таких дел, что полицейский участок, гарнизонная гауптвахта и городская тюрьма были набиты потенциальными героическими каторжанами под завязку. И это не считая тех, что сумели, набедокурив, тишком вернуться на свои корабли и скрыться в жилых палубах.

После усмирения «вольные» увольнительные прекратили, введя лишь двухчасовое посещение берега. Да и то оба следующих дня, оставшихся от дарованных выходных, матросы могли сойти со своего корабля только группой в два-три десятка человек в сопровождении одного или двух офицеров и исключительно для устранения следов погромов и кутежей. Лишь благодаря этим мерам в городе воцарился порядок. Но Рожественский ничего этого не знал.

Приведя свою эскадру во Владивосток и не потеряв после боя ни одного вымпела из ее состава, он первым делом, на минном катере совершил обход всех кораблей, стоявших в порту и в бухте Новик, проверяя надежность и эффективность их охраны, а также условия для отдыха команд.

Из-за сильных разрушений наиболее пострадавших больших броненосных крейсеров «Ослябя» и «Суворов» часть экипажей он планировал разместить в казармах на берегу, где для них еще нужно было создать необходимые условия. Связаться с береговым начальством сразу не удалось, а ждать он был не намерен, поэтому отправился во флотский экипаж лично.

Прибыв в казармы, он был приятно удивлен, когда узнал, что там уже вовсю распоряжался командир Сибирского флотского экипажа и по совместительству командир крейсера «Громобой» капитан второго ранга Шульц. Из-за бюрократических неувязок, он, уйдя в дальний поход, все еще не был освобожден от обязанностей на берегу.

Сам только что с похода и из боя, Шульц оставался на корабле, чтобы организовать все необходимые работы на месте, а через посыльных одновременно озадачил подчиненную ему тыловую интендантскую службу обеспечением дополнительного питания и выкраиванием нужной жилплощади, уплотняя кубрики в расчете на все освобождавшиеся экипажи. К прибытию Рожественского для матросов уже все было готово, так что никаких дополнительных распоряжений не потребовалось.

Дозоры рейда бухты Новик, где были размещены броненосцы, крейсера и транспорты, чья плавучесть не вызывала опасений, командующий осмотрел в сопровождении капитана второго ранга Семенова, исполнявшего обязанности коменданта рейда, до передачи этих полномочий чинам из местной крепостной администрации, что должно было состоятся в ближайшее время после соответствующего инструктажа.

Поскольку на катере, на котором командующий эскадрой совершал свой обход, по его приказу не было поднято никаких отличительных знаков, удалось спокойно и достаточно дотошно осмотреть все к наступлению темноты, не теряя время на приветствия. В общем и целом Рожественский всем остался доволен, распорядившись всю маскировку и бутафорию пока оставить без изменений. На всякий случай.

Вернувшись на флагман уже затемно, он провел совещание со своим штабом, выяснив, как налаживаются отношения с берегом. Потом распустил всех «по домам» спать, а сам еще около часа что-то писал, после чего принял ванну и лег в постель, впервые за последние две недели. В шутку наказав денщику будить его, только если ко дну пойдем, или лично император пожалует, он спокойно уснул, проспав несколько дней.

Глава 2

В ночь с 24 на 25 мая «Богатырь» досрочно вывели из дока. Хотя на нем все еще продолжались работы с трюмным оборудованием и артиллерией, на рассвете 25 мая он вышел из пролива Босфор Восточный на пробу машин. Несмотря на ранний час, пополнение флота встречали многотысячные крики «ура» с берега и кораблей, а в воздух летели бескозырки, фуражки и кепки.

Когда волна, разведенная его корпусом, докатилась до бухты Новик, где стоял действующий флот, и мачты броненосцев и крейсеров чуть кивнули своему возродившемуся собрату, Зиновий Петрович наконец проснулся. Утро было тихим и солнечным, как на заказ.

Командующий, приняв обычные утренние процедуры, поднялся на палубу своего флагмана, удивившись тому, сколько было сделано в его отсутствие. Работы на броненосце кипели вовсю. Поврежденные 152-миллиметровые башни частично разобрали, и в них что-то меняли или ремонтировали. Часть небольших пробоин в бортах уже была закрыта новыми стальными листами, покрытыми пока только суриком и незакрашенными. Вокруг крупных дыр сняли поврежденные листы, отчего они приобрели строгие геометрические формы.

С обоих бортов пришвартовано по нескольку барж, в которые что-то грузили или, наоборот, выгружали. Под кормой пыхтел буксир, забиравший одну из них. Такая же картина наблюдалась вокруг остальных кораблей, стоявших поблизости. Всюду сновали матросы и мастеровые. Стоял жуткий грохот железа и визг работающих механизмов.

Обойдя все палубы «Орла», Рожественский поднялся в адмиральский салон, где застал почти весь свой штаб. Огромный стол был завален бумагами. Едва увидев командующего, все встали, приветствуя своего адмирала. Он же подошел к каждому и поздоровался, говоря, что рад видеть всех в добром здравии.

После чего предложил выпить чаю, добавив: «Как же на Родине-то хорошо!» Когда уже подали чай, он обратился к начальнику своего штаба – Клапье де Колонгу с просьбой ввести его в курс дел, если он пропустил что-то важное. Тот охотно согласился, переложив в своей папке несколько листов и начав свой доклад словами: «За прошедшие четыре дня…»

Но Рожественский его сразу же перебил вопросом: – Простите, со времени чего прошедшие?

– Со дня прихода нашей эскадры во Владивосток.

– Какое сегодня число? – И увидев висевший в салоне календарь с датой 25 мая, он буквально проглотил окончание вопроса. То есть прошло четыре дня, а меня никто не удосужился разбудить?! – начал закипать адмирал.

Казалось, он сейчас учинит всем собравшимся примитивный разнос. У него даже начала краснеть шея, что бывало всегда в крайней степени раздражения, и эта краснота быстро заливала лицо, но он, явно с большим усилием, совладал со своими эмоциями, и спросил, уже почти нормальным тоном: «Почему меня никто не разбудил!»

В воцарившейся абсолютной тишине ему ответил сначала Клапье де Колонг, поддержанный лейтенантом Свенторжедцким, которые, ссылаясь на рекомендации медиков, объяснили, что при таком перенапряжении, что испытывал командующий последние недели перехода, тот сон, что был у него уже во Владивостоке, являлся лучшим лекарством.

Даже солидный консилиум местных и флотских докторов пришел к единому мнению, что тревожить пациента нет необходимости. Столь глубокий и продолжительный сон является естественной реакцией организма, гораздо более эффективной в плане восстановления сил, чем любое медикаментозное воздействие. Проводившиеся три раза в день медицинские осмотры не выявили никаких отклонений от нормы, поэтому никто и не беспокоился. Никаких проблем не возникало, все вопросы решались в рабочем порядке и в срок, поэтому причин мешать отдыху просто не было.

Кроме того, это позволило пустить в городе слух, что вы тяжело ранен и почти безнадежен. Это, в сочетании с сокрытием истинного технического состояния кораблей действующего флота, прибавляет шансов на достижение внезапности при возобновлении боевых действий. О тяжелых повреждениях кораблей, невозможности их быстрого введения в строй и ранении командующего уже пишут во всех газетах. Так что и в Токио об этом узнают не сегодня – завтра.

Выслушав все это и бегло просмотрев поданные ему русские, английские и немецкие газеты, Рожественский успокоился окончательно и потребовал ввести его немедленно в курс всего происходящего на эскадре. Это заняло более полутора часов, но командующий явно остался всем доволен.

Из доклада штаба Рожественский узнал, что для обеспечения обороны базы выделены «Нахимов» и «Наварин», находящиеся в проливе Босфор Восточный в получасовой готовности выйти в море, а также 4 старых номерных миноносца и несколько миноносок, круглосуточно несущие дозорную службу. Линии дозоров заметно выдвинуты в заливы Амурский и Уссурийский, по сравнению с тем, что было до прихода эскадры. Противник в виду крепости не появлялся.

На побережье залива Петра Великого и на всех его островах начато расширение сети сигнальных постов и сплошное оснащение их телефонной и телеграфной связью. Намечены места для строительства новых береговых батарей, возведение которых резко повысит обороноспособность.

В столицу отправлен запрос на скорейшую отправку дополнительных береговых пушек современных моделей и снарядов к ним. Предварительно проработаны планы оборонительных минных постановок на подступах к Владивостоку, но к их реализации невозможно приступить из-за отсутствия в крепости мин в достаточном количестве. Их подвоз ожидается не ранее чем через месяц, поэтому рассматривается вопрос о налаживании производства мин во Владивостоке.

После разбора итогов боев были произведены некоторые кадровые перестановки на эскадре. Так, командира эсминца «Бодрый» капитана второго ранга Иванова пришлось списать на берег по болезни. На его место назначен капитан второго ранга П. П. Дурново, оказавшийся «безлошадным» после гибели своего корабля. А командира также погибшего в бою «Бедового» капитана второго ранга Баранова арестовали, поскольку вскрылись его финансовые махинации.

Командира броненосца «Сисой Великий» капитана первого ранга Озерова так же списали, так как выяснилось, что он был пьян в ночь атаки флота японскими миноносцами у Готских островов и потому не принял должных мер к обеспечению противоторпедной защиты своего корабля. Более того, он препятствовал в этом старшему офицеру капитану второго ранга Ивкову.

За это командир был помещен под арест в своей каюте с приставлением караула вплоть до прибытия в базу, где предстал перед судом офицерской чести. Командиром на «Сисоя» планировали назначить капитана первого ранга Лилье, поскольку восстановить крейсер «Россия», которым он командует сейчас, до конца войны не представляется возможным.

У капитана первого ранга Смирнова, командира «Николая», проявилась почечная недостаточность, вероятно на нервной почве, из-за чего он вынужден был отправиться на лечение. На его место рекомендован командир «Громобоя» капитан второго ранга Шульц.

Командира броненосца «Адмирал Сенявин», проявившего слабость в бою, также пришлось списать на берег. Вместо него теперь капитан второго ранга Похвистнев, бывший старшим офицером на «Ослябе» и доведший свой разбитый броненосец до родных берегов. К счастью, раны его оказались не тяжелыми, и он уже вступил в командование новым кораблем. В связи с назначением на эту должность составлено представление о присвоении ему звания капитана первого ранга. Достоин, безусловно!

Рожественский согласился со всеми назначениями, высказав пожелание подобрать офицеров всех специальностей для планируемого расширения штаба. Причем выбирать в первую очередь из тех, кто теперь, скорее всего, освободится, из-за полной потери боеспособности двух больших броненосных крейсеров и «Осляби» с «Суворовым». Кроме того, он добавил, что нужно будет переформировать оставшиеся силы, для обеспечения обороны нашего побережья и его скорейшего более полного освоения. Все подготовленные бумаги по ротации офицеров были им подписаны немедленно, после чего совещание продолжилось.

О противнике достоверных сведений не имелось, но вблизи Владивостока японцы не показывались. К побережью Японии и Кореи отправлены 4 разведочные экспедиции из трофейных рыбацких и каботажных шхун, укомплектованных корейцами и китайцами из контрабандистов, нанятых на нашу службу. Командовать шхунами поставлены шкиперы-китобои с судов Кайзерлинга, уже имеющие богатый опыт общения с этими авантюристами. В состав их команд включили также наших офицеров-добровольцев из Сибирского экипажа.

Они должны осмотреть берег и установить наличие дозорных судов или флота противника в районе пролива Цугару, у Гензана, севернее Цусимы и в заливе Вакаса. В тех водах постоянно курсирую подобные суда, поэтому штаб рассчитывает, что эти экспедиции в таком виде не привлекут внимания противника.

Наш флот начал ремонт механизмов и исправление боевых повреждений. Все четыре истребителя, имевшие подводные пробоины, разместили в плавучих доках попарно, начав ремонт корпусов и забортной арматуры, остальные ремонтируются пока на плаву. С вышедших из строя кораблей («Громобой», «Ослябя», «Россия» и «Суворов») начали снимать уцелевшие орудия, для замены ими разбитых или неисправных пушек на действующем флоте. Помимо боевых повреждений было выявлено растрескивание стволов от интенсивной стрельбы у четырех шестидюймовок и одной 120-мм пушки. В Петербург отправлен запрос на дополнительные орудия всех калибров для замены вышедших из строя.

На «Ушакове» и «Светлане» силами мастерских порта начаты работы по заделке опасных пробоин, поднятых над водой благодаря дополнительной разгрузке и кренованию. Обе плавмастерские обеспечивают плановую переборку главных механизмов действующего флота в бухте Новик. На всех кораблях, кроме выделенных в охрану, разобраны паропроводы и прочие магистрали, уже давно нуждавшиеся в ремонте. Начат ремонт котлов донок и другого трюмного оборудования, который было невозможно выполнить в походе, при постоянной боеготовности флота.

Для выполнения второстепенных задач по перевооружению и реконструкции кораблей предполагается привлечь паровозное депо и вагоноремонтный завод в Никольск-Уссурийске, который находиться в ста верстах от Владивостока. Это ближайшее предприятие, способное хоть как-то помочь флоту в ремонте. В самом Владивостоке ни железнодорожных мастерских, ни каких-либо других серьезных промышленных предприятий не имеется.

На «Богатыре» закончили основные работы и в ночь с 24 на 25 мая его вывели из дока. Хотя на нем все еще продолжались внутренние работы со вспомогательными механизмами, пушками в носовых плутонгах и реконструкция по новым стандартам внутрисудовой связи, противоосколочной защиты и средствам управления огнем, он уже отправился на ходовые испытания в Амурский залив на протраленный участок между островом Рикорда и полуостровом Ломоносова.

На обратном пути планируется провести стрельбы всеми калибрами в бухте Парис, где оборудован импровизированный опытный полигон. Туда уже доставлены старые водотрубные котлы, коечные сетки, железные цилиндры и прочий металлолом с заводских складов. Результаты стрельб будет отмечать и фиксировать специальная комиссия штаба эскадры во главе с Берсеньевым, уже отправившаяся на место.

Планируется опробовать действие фугасных шестидюймовых снарядов с зарядом влажного пироксилина и взрывателями Бринка, стоящими сейчас на вооружении, а также этих же снарядов но с зарядом из бездымного пороха и взрывателями Барановского (то есть аналогичным по заряду и трубке старым 6- и 8-дюймовым бомбам и 12-дюймовым фугасам, используемым сейчас). Идея проведения подобных стрельб возникла по результатам боев у Цусимы и у Готских островов, когда многократно отмечалось отсутствие разрывов наших снарядов, дававших гарантированные попадания в цель.

Далее обсуждался проект перевооружения старых броненосных крейсеров «Владимир Мономах» и «Дмитрий Донской» на единый шестидюймовый калибр. Но этот вопрос пока остался не решенным, до предоставления окончательных чертежей и расчетов, которые взял на себя инженер с «Орла» Костенко. Уже произведя все необходимые замеры на крейсерах, он планировал предоставить эскизный проект к следующему совместному заседанию штаба и инженерного корпуса, намеченному на 26 мая после обеда.

В общем и целом русский флот пока не был готов к активным действиям на море. Всем кораблям второй эскадры требовался серьезный ремонт по механической части. А имевшихся, до её прихода, во Владивостоке сил флота едва хватало для обеспечения обороны базы и проведения тральных работ на фарватерах и обнаруженном минном поле между островами Римского Корсакова и островом Аскольд.

Плавбазы партии траления «Сунгари» и «Селенга» были недостаточно оборудованы, а тральный флот слаб и малочислен. Для обеспечения регулярного траления фарватеров привлекались миноноски, но и их не хватает, поэтому было решено срочно перебазировать во Владивосток все миноноски из Николаевска-на-Амуре. Там их должны будут заменить мобилизованные гражданские суда.

Были очень слабы портовые средства, начавшие всерьез развиваться лишь с началом войны. Не хватает грузчиков, рабочих, береговых и плавучих кранов, наливных ботов и барж. Поэтому для снабжения пришедшего флота и обеспечения его потребностей пришлось реквизировать либо выкупить в срочном порядке все частные небольшие суда, пригодные для портовых нужд, а также рыбацкие баркасы и шхуны, имевшиеся в окрестностях Владивостока.

Кроме того, из наиболее благонадежных местных каторжан с Сучанских копей сформировали несколько бригад разнорабочих, работавших вахтами, а всех арестантов, имевших подходящие специальности, вовсе перевели на постоянные работы в порт. Но этого все равно оказалось недостаточно.

Для решения проблемы были вынуждены разоружить и срочно привести из Николаевска-на-Амуре все плавучие батареи, перестроенные из больших железных барж «Амурского общества пароходства и торговли». Часть барж до прихода эскадры, к счастью, еще даже не успели вооружить. Изначально их планировалось использовать в обороне устья Амура в районе Софийска, но обстановка изменилась.

Для противоборства с современным флотом, имеющим скорострельную артиллерию, эти сооружения с парой старых тридцатипятикалиберных шестидюймовок на палубе и импровизированной защитой из котельного железа и прочих подручных материалов были мало пригодны. Зато как баржи, вместе с приведшими их буксирными пароходами, появившись во Владивостоке буквально накануне данного совещания, они тут же были приняты в оборот, резко разрядив ситуацию с перевозкой грузов и материалов в интересах флота в акватории порта и прилегающих бухтах.

Учитывая полученный в ходе цусимских боев опыт, решено оснастить все броненосцы и крейсера собственными кузнечными мастерскими, как было сделано на «Орле» и «Бородино» еще в походе. Силами команды на этих двух броненосцах соорудили передвижные кузни, разворачивавшиеся по мере необходимости в котельных отделениях или же на полубаке. Благодаря им, появлялась возможность быстрого восстановления многих вышедших из строя деталей без их перевозки, а ремонт повреждений заметно облегчался. Сейчас уже на всех кораблях подобраны места для постоянных, а не временных таких мастерских, с гораздо большими возможностями.

Для обеспечения действий флота планировалось сформировать два батальона морской пехоты из экипажей разбитых кораблей и казаков-добровольцев. Столь странный подбор личного состава был предложен капитаном 2-го ранга Семеновым, занимающимся этим вопросом. Объясняется он тем, что новые формирования должны будут размещаться на кораблях первого и второго ранга для проведения кратковременных десантов на контролируемое противником побережье с целью решения тактических задач эскадры, а также для захвата призов и управления им. В бою морские пехотинцы должны помогать экипажам в борьбе с пожарами и обеспечении действия артиллерии, что весьма актуально ввиду быстрой убыли людей на этих постах, как показала практика.

Исходя из этого, морские пехотинцы должны иметь хорошую морскую выучку для быстрого захвата судов, а также для максимально скорой высадки на необорудованный берег либо в порту и для обратной амборкации десанта. Одновременно необходима хорошая армейская подготовка для ведения боевых действий против регулярных войск, которыми комплектуются гарнизоны японских военно-морских баз и крупных портов, так как задачами этих подразделений предполагаются также молниеносные десантно-диверсионные операции на береговых объектах противника немедленно после подавления его активной обороны. Для комплектования батальонов отправлен запрос коменданту крепости на выделение нескольких казачьих частей для отбора добровольцев. Ответ до сих пор не получен.


В дальнейшем, из-за большого наплыва добровольцев, в том числе и из Маньчжурской армии, стало возможным проводить жесткий отбор по медицинским и прочим показаниям. Так, прибывшие вместе кавалеристы Маннергейм и Буденный оказались разделены, так как Маннергейм не прошел по здоровью из-за недавнего ранения.

На бурные протесты, дошедшие до высшего командования, ему ответили, что он как кавалерист должен уметь быстро думать, и отправили в штаб, прорабатывать тактику применения предстоящих десантов и способы максимально скорой высадки, пока не открылась другая вакансия.

Тем временем, сведенные вместе в примерно равных пропорциях казаки и моряки изучали шлюпочное дело, навигацию по звездам, казачьи ухватки и стреляли до сплошного синяка на плече и глубокой мозоли на пальце от спускового крючка. Одновременно проводились учения по высадкам, дневные и ночные, с последующим рывком к намеченной цели с полной выкладкой.

В связи с этим резко возросли физические нагрузки в ходе интенсивных тренировок, что вызвало неизбежный отсев из учебных лагерей батальонов тех, кто оказался не в состоянии их выдержать, а также с переломанными руками и ногами.

Вскоре из двух батальонов пришлось формировать один, из-за некомплекта, но зато к началу Сасебской операции все корабли первого ранга, участвовавшие в штурме, получили по полуроте более-менее подготовленных бойцов. Про них говорили, что боец морской пехоты должен быть хорошим моряком, но при этом стрелять и драться как казак и бегать как его лошадь.


В Петербург в Адмиралтейство два дня назад с фельдъегерем ушел обширный рапорт, обобщающий последний боевой опыт и рекомендации по комплектованию и снаряжению дополнительных сил для Тихоокеанского флота. А также методики боевой подготовки, разработанные на эскадре во время похода. Кроме того, отправлен запрос о незамедлительной высылке во Владивосток дополнительного запаса снарядов, особенно больших калибров, и окончательного разрешения вопроса с задержкой поставок оборудования для артиллерийских мастерских фирмой «Унион».

Как выяснилось, в арсеналах базы снарядов основных калибров имеется много менее одного комплекта на сохранившие боеспособность корабли. Только по восьмидюймовым пушкам и шестидюймовкам Кане снарядов было в достатке на одно пополнение погребов. Подробная опись имеющегося боезапаса и прочих артиллерийских припасов была предоставлена штабу эскадры еще в день прихода главным артиллеристом Владивостокского порта полковником Корпуса морской артиллерии Савицким.

Выслушав доклад своего штаба, Рожественский поблагодарил офицеров за проделанную работу, извинившись за неожиданно долгое отсутствие, после чего покинул совещание, для изучения скопившейся корреспонденции. Засев в своей каюте, он затребовал к себе двух офицеров для связи с начальством порта и гарнизона на берегу, а также нескольких ординарцев для постоянного курсирования с депешами между флагманом эскадры и городским телеграфом.

Первым делом он ознакомился с докладной запиской главного артиллериста. Из нее следовало, что артиллерийские мастерские во Владивостоке находятся преимущественно в исправном и работоспособном состоянии, но имеют слабые кузнечные и литейные производства. Как, впрочем, и сам порт. Что же касалось запасов снарядов, то картина по ним была следующая.

1. 305-миллиметровых снарядов на складах было всего 895 штук. Из них 220 бронебойных, 657 фугасных и 18 сегментных. И это на 6 боеспособных эскадренных броненосцев с 22-мя орудиями этого калибра! То есть всего по половине боекомплекта!

2. 254-миллиметровых снарядов было в наличии 648 штук. Из них бронебойных 220, фугасных 337, чугунных 44 и сегментных 55. То есть по 60 снарядов на орудие. Один боекомплект для броненосцев береговой обороны, считая даже почти не имеющие боевой ценности чугунные и сегментные!

Кроме всего прочего, часть тяжелых снарядов была еще не снаряжена, а значит, не могла быть использована немедленно. В погребах десятидюймовых береговых батарей снарядов также было явно недостаточно, так что разжиться за счет крепости было маловероятно. Максимум выменять бронебои и сегментные снаряды на фугасы.

3. Девятидюймовых снарядов на складах флота во Владивостоке не имелось вовсе. Но их можно было изыскать на крепостных батареях, имевших на вооружении орудия такого калибра. Правда, имелись только снаряды для пушек образца 1877 года с массой 113 и 126 килограммов длиной в 2,5–2,7 калибра, причем преимущественно чугунных бомб. Стальных фугасных почти не было. «Тяжелых» 188-килограммовых вообще взять было негде.

4. По боеприпасам к восьмидюймовкам, а также средним и более мелким калибрам картина была не столь печальной, но достаточными запасы все же назвать было нельзя. Почти полностью отсутствовали запчасти для современных скорострельных орудий, из-за чего каждую деталь приходилось изготавливать, что было чрезвычайно трудоемко и медленно. Запасных орудий имелось только 14 штук шестидюймовок да четыре трехдюймовки. Кроме них две 203-миллиметровых пушки в 35 калибров и дюжина 76-миллиметровых пушек с установками.

К докладной записке полковника Савицкого прилагалась также аналитическая записка старшего артиллериста эскадры Берсеньева, в которой обращалось внимание на значительный износ стволов главного калибра на броненосцах береговой обороны, а также на тот факт, что даже у 305-миллиметровых орудий новейших броненосцев ресурс стволов выбран не менее чем на половину.

В этой связи следовало озаботиться немедленным изысканием запасных пушек главного калибра для предстоящей замены тех, что стоят на броненосцах сейчас, не дожидаясь, когда они будут вконец расстреляны. Чтобы запасные стволы успели подвести к моменту замены.

Из выкладок флагарта следовало, что для перевооружения только броненосцев береговой обороны, которым уже пора было заняться вплотную, нужно сразу 11 десятидюймовок, в то время как в наличии, во всей Российской империи их только 8! Из них 4, Берсеньев предлагал снять и отремонтировать с «Осляби» прямо во Владивостоке. Оставшиеся 4 стояли на черноморском «Ростиславе».

Больше их взять было просто негде! Береговые пушки такого же калибра для замены не годились из-за совершенно другого станка. Даже если немедленно заказать такие стволы, изготовить их до конца войны просто не успеть. Таким образом, получалось, что имелась возможность в перспективе заменить только главный калибр «Ушакова» и «Сенявина». Более новые и изначально более тяжелые и прочные пушки «Адмирала Апраксина», несколько менее изношенные, менять было просто нечем.

Стволов главного калибра для больших броненосцев так же не было в запасе не только во Владивостоке, но и у Адмиралтейства тоже. При этом их потребность оценивалась минимум в 12 штук, только для новейших броненосцев «Орел», «Бородино» и «Александр III». Для полного «дожигания» остаточного ресурса тех, что сейчас стояли в башнях, достаточно было израсходовать чуть более одного боекомплекта на ствол.

Поскольку активные боевые действия для эскадры еще далеко не были закончены, вопрос со снабжением боеприпасами и с заменой артиллерии нужно было начинать решать уже сейчас, пока еще есть из чего и чем стрелять. Единственным выходом было временное разоружение черноморских броненосцев, причем как по главному, так и по среднему калибрам. Так сказать на перспективу.

Поэтому, так же как и с десятидюймовками, оставалось только срочное изъятие артиллерии «Пантелеймона». А также немедленная отправка всех уже готовых двенадцатидюймовок из заделов по броненосцам «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» для черноморского флота и «Андрей Первозванный» и «Павел I» для балтийского.

Пушки, уцелевшие после боя, с разоружаемого во Владивостоке «Князя Суворова», сделавшие от 78 до 103 выстрелов, частью учебными снарядами, имеют пока незначительные признаки прогара и могут быть использованы для замены стволов на любом другом броненосце, но только в случае задержки с поступлением новых. Но из четырех его орудий главного калибра одно полностью непригодно из-за повреждения ствола. Артиллерия главного калибра «Сисоя», меньше участвовавшая в бою, еще вполне боеспособна.

Для перспективной замены башенной артиллерии «Наварина» и «Николая» вполне подойдут устаревшие орудия с черноморских броненосцев «Чесма» и «Екатерина II». При этом в башне «Николая», в случае, если удастся выполнить некоторые доработки, возможно установить вместо тридцатикалиберных пушек более мощные тридцатипятикалиберные. Это вызовет перегрузку примерно в 15–16 тонн, но существенно увеличит эффективность главного калибра.

По первым прикидкам, объем этих доработок не слишком велик, и это все вполне выполнимо силами Владивостокского порта и артиллерийских мастерских, хотя, естественно, потребует дополнительного времени. В крайнем случае «Николай» может быть спокойно перевооружен стволами с броненосцев «Екатерина» или «Синоп», совершенно идентичными тем, что стоят на нем сейчас.

Среднекалиберная артиллерия на всех кораблях была пока вполне пригодна, за исключением изношенных еще на Балтике в учебном артиллерийском отряде половины стодвадцаток все тех же малых броненосцев. А те орудия, что вышли из строя от боевых повреждений, могут быть быстро заменены с использованием снятых уцелевших с подбитых кораблей. Также планировалось вооружить все крупные пароходы современными трех-, пяти- и шестидюймовками. Но этим почти весь запас таких орудий с разоружаемых крейсеров и броненосцев будет исчерпан.

Кроме того, все, имевшиеся в арсенале до прихода эскадры шестидюймовые орудия уже были переданы в крепость и установлены либо на сухопутной линии обороны, либо на новых береговых батареях. Так что для их получения придется еще провести кучу согласований и измарать немало бумаги, что в конечном итоге выльется в потерю драгоценного времени.

Ознакомившись с документами по артиллерии, Рожественский составил телеграмму в ГМШ, продублировав ее депешей на имя императора, для ускорения дела. В этой телеграмме он предлагал рассмотреть вариант с арендой или приобретением достаточно крупного быстроходного судна, чтобы отправить боезапас и артиллерию морским путем. Это было бы много быстрее и проще, чем везти все это по единственной железной дороге, перегруженной армейскими перевозками. Но в этом случае следовало принять строжайшие меры к соблюдению секретности, в отношении как аренды, так и характера груза судна.

Помимо ускорения ремонта броненосцев и крейсеров и их предстоящего скорого и неизбежного перевооружения не менее важным вопросом было усиление сухопутной группировки войск в районе Владивостока, для создания существенных резервов, которые можно будет использовать в тактических десантных операциях. Главной целью этих операций будет повышение безопасности путей снабжения флота и всего Дальневосточного побережья с моря.

Очень важно было обеспечить скорейшее прибытие дополнительных регулярных войск, а не мобилизационных пополнений, обязательно с серьезной артиллерийской поддержкой. Для этого Рожественский предлагал императору и генеральному штабу отправить на Дальний Восток гвардейские полки, как наиболее боеспособные и укомплектованные, а также артиллерию, боезапас и прочие виды снабжения из «Особого запаса» Одесского военного округа.

Особо он настаивал на скорейшем решении всех этих проблем, так как любое промедление может сместить чашу весов не в нашу пользу и в корне изменить ход всей предстоящей кампании! Главнокомандующий Второй тихоокеанской эскадры считал, что на согласование изложенных им в телеграмме первоочередных вопросов и их реализацию имеется максимум полтора-два месяца. Потом будет уже поздно! Все это Зиновий Петрович подробно и аргументированно изложил в докладной записке, прилагавшейся к депеше. Еще раз пробежавшись по тексту составленных корреспонденций, командующий передал их для шифровки и скорейшей отправки.

Бегло просмотрев накопившийся ворох русских и иностранных газет, Рожественский задержался только на сообщениях о взрыве бомбистами кареты Витте, произошедшем еще 1 мая. В результате теракта погиб на месте министр иностранных дел Ламсдорф, а премьер-министр получил тяжелые ранения и скончался спустя два дня в больнице, не приходя в сознание. На его место назначен Столыпин, а министерство иностранных дел возглавил граф Остен-Сакен.

Бросилось в глаза вскользь упомянутое в одной из статей резкое ослабление профранцузского лобби в правительственных кругах, вызванное, в первую очередь, гибелью в результате теракта означенных персон, и активизация сторонников сближения с Германской империей. Был ли как-то связан с этим внезапный отъезд великого князя Алексея Александровича в Париж, не известно, но это неожиданное событие в разгар войны весьма удивило многих.

При разборе полученных из столицы телеграмм больше всего его порадовала одна, за личной подписью Николая II, в которой Рожественский освобождался от обязанностей начальника Главного морского штаба и одновременно назначался наместником императора на Дальнем Востоке и главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами, воюющими против Японии.

Именным указом Рожественскому присваивался чин генерал-адмирала и права принимать решения на месте по своему усмотрению. Столь широкие полномочия намного упрощали как управление всеми наличными силами на театре военных действий, так и решение сопутствующих проблем, связанных со снабжением и обслуживанием появившегося теперь у России тихоокеанского флота.

Именно флота, а не эскадры. Депеша с приказом о реорганизации наличных на Дальнем Востоке морских сил в Российский тихоокеанский флот была получена еще до того, как броненосцы Рожественского бросили якоря во Владивостоке. Вопрос о назначении командующего был уже решен, и в ближайшее время ожидалось прибытие назначенного на эту должность вице-адмирала Бирилева. Приказ о его назначении был подписан императором еще 8 мая. Теперь его поезд был где-то в пути. Во Владивостоке достоверно было известно лишь, что он отбыл из столицы 16 мая.

Кипу депеш своего штаба, предназначенную к отправке в Петербург с прошениями о предоставлении внеочередных званий за выдающиеся боевые заслуги и проявленное в бою мужество и находчивость вместе с приказами о награждениях офицеров и матросов Рожественский просмотрел особенно тщательно, дополнив общий список еще несколькими фамилиями, в том числе наиболее отличившихся капитанов пароходов, инженеров и мастеровых с каравана обеспечения эскадры.

Телеграмму императора о Высочайшем пожаловании кораблям «Князь Суворов», «Ослябя», «Россия» и «Громобой» кормовых Георгиевских флагов за мужество в бою командующий отправил в канцелярию с припиской немедленно оформить это приказом и зачитать в торжественной обстановке на всех кораблях и в береговых частях флота и гарнизона крепости в ближайшее время.

Командиров и офицеров удостоенных этой чести кораблей пригласить для вручения Георгиевских флагов в офицерское собрание при непременном присутствии на этом мероприятии возможно большего числа журналистов. Такое событие заслуживало повышенного внимания. За всю историю Российского флота за боевые заслуги награждались подобным образом только линейный корабль «Азов» за Наваринский бой да бриг «Меркурий» за бой с двумя турецкими линейными кораблями.

Разобрав полученную почту, Зиновий Петрович набросал черновики еще нескольких телеграмм в ГМШ и лично великому князю Александру Михайловичу. В них он, так же как и во многих предыдущих, отправленных еще на переходе, просил всемерно ускорить достройку новых минных крейсеров и ремонт тех, что вынужденно вернулись из-за поломок механизмов, с тем, чтобы обязательно включить их в состав готовящейся к отправке на Тихий океан новой, третьей, эскадры. Недостаточность минных, да и вообще всех легких сил, имевшихся на Тихом океане, была просто вопиющей.

Для несения сторожевой службы при базах планировалось широко привлекать паровые катера и миноноски, после существенных переделок по корпусу, улучшавших мореходные качества. Но и их тоже не хватало. Требовалась срочная переброска подобных судов по железной дороге с Балтики и Черного моря.

С отправкой этого пополнения он также просил поспешить. Однако в первую очередь нужно было максимально ускорить подготовку третьей эскадры, как уже стали именовать следующую волну подкреплений для воюющего флота, так как для удержания инициативы на море требовалось вывести корабли в море, а из-за боевых потерь сил было уже недостаточно для уверенных действий.

Кроме того, в специальной секретной телеграмме в Генштаб Рожественский требовал максимально срочно выслать во Владивосток все имевшиеся на складах горные орудия барановского калибра 63 миллиметра и особенно фугасные боеприпасы к ним. Эти легкие пушки были уже сняты с вооружения армии и сданы на хранение. Флотом планировалось широко использовать их при набегах на японское побережье. Имея легкий, просто и быстро разбирающийся лафет, эти пушки вполне подходили для высадки со шлюпок на необорудованный берег. А калибр, совпадающий с десантными пушками кораблей эскадры, упрощал снабжение.

Вызвав посыльного офицера, Рожественский отправил с ним все депеши на шифровку и затем на телеграф, а сам засел за составление более подробного и обстоятельного послания императору. В нем он обосновывал крайнюю важность, как с военной, так и с политической точки зрения, скорейшего выхода с Балтики подкреплений для Тихоокеанского флота. А также немедленной отправки на Дальний Восток всего необходимого снабжения для максимально быстрого развертывания во Владивостоке ремонтных мощностей, соответствующих сосредотачивающемуся там флоту. Для ускорения решения этого вопроса он предлагал в срочном порядке проработать варианты поставок нужного оборудования, материалов и специалистов из САСШ.

Закончив с корреспонденцией, он сразу же, как обычно без огласки, отправился в штаб крепости Владивосток решать вопрос о содействии местной военной и гражданской администрации в скорейшем привлечении паровозного депо и вагоноремонтного завода в Никольск-Уссурийске к ремонту и переоборудованию кораблей, даже не пообедав. Там-то командующий и узнал о беспорядках, имевших место, пока он отсыпался с похода.

В управе его встретил крайне недовольный и раздраженный комендант крепости генерал-лейтенант Казбек. Едва поздоровавшись, он начал высказывать претензии по поводу того, что с приходом флота город снова оказался охвачен беспорядками[1]. Мало того, флотские офицеры требуют в свое распоряжение еще и армейские части, занятые в обороне базы и обеспечении порядка на территории крепости! И это после всех безобразий, что произошли в городе после их прихода!

Он сообщил, что уже уведомил об этом, совершенно не уместном, по его мнению, запросе генерала Линевича и ждет от него телеграммы для окончательного решения. Также Казбек сообщил, что не сомневается в том, что Линевич, как начальник всех сухопутных и морских сил, действующих против Японии, его непременно поддержит и откажет в выделении войск. Даже более того, прикажет использовать пришедшие корабли и их экипажи с артиллерией для организации береговой обороны по образу порт-артурской.

Несколько ошарашенный такой встречей, Рожественский с трудом подавил вспышку гнева. Однако довольно быстро справился с эмоциями и ледяным голосом ответил, что войска ему нужны не для организации охоты и даже не для обороны, а для ведения активных действий на территории противника. Поэтому он считает любые проволочки в решении этого вопроса недопустимыми и даже вредительскими, граничащими с изменой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Что на основании одной только этой вот телеграммы (с этими словами он выложил на стол депешу о назначении его наместником) у него достаточно полномочий, чтобы просто поставить в известность коменданта крепости о забираемых им из гарнизона войсках, даже невзирая на мнение по этому вопросу генерала Линевича.

Однако он не считает для себя возможным такое ведение дел и надеется на полноценное и эффективное сотрудничество берегового командования с флотским начальством в общем и очень важном для Державы деле. В этой связи наместник императора надеется, что все произошедшие в последние дни недоразумения могут быть быстро урегулированы к взаимному удовольствию сторон уже в ближайшее время.

Что касается организации береговой обороны, то флот всячески поддержит в этом армию, вплоть до выделения орудий с прислугой для дополнительных береговых батарей, средств связи и минеров для оборудования сигнальных постов и их комплектования. Но только в случае, если эта техника и люди не будут затребованы для обеспечения боеспособности самого флота, намеренного вести активные боевые действия, а не стоять в бухте, как было в Порт-Артуре.

Однако взамен флот требует всемерного содействия сухопутного командования в создании частей обеспечения, жизненно необходимых для действующей эскадры. А что касается «безобразий», так об этом разговор еще впереди, и виновные непременно будут наказаны.

Увидев императорский бланк телеграммы, Казбек несколько умерил свой гнев. Пока генерал изучал депешу и осмысливал её содержание, Зиновий Петрович успел, оглянувшись, обменяться выразительными взглядами с сопровождавшими его офицерами, дав понять, что о «безобразиях», о которых в общей суете ему так и не успели доложить, спросит с них в ближайшее время, причем с пристрастием. Когда же комендант, оторвавшись от чтения, поднял глаза на него, Рожественский снова был невозмутимым образцом уверенности в себе и своих действиях.

Прочитав телеграмму несколько раз и обдумав ее, а также все услышанное, и поняв, что от сотрудничества с этим адмиралом, сумевшим за неделю сделать больше, чем все, что были до него, вместе взятые, можно немало выгадать, комендант совсем успокоился и сказал:

– Учитывая ваши заслуги, авторитет и, несомненно, дельные предложения, я считаю, что нам есть о чем поговорить. Поэтому предлагаю начать беседу заново! Генерал-лейтенант Казбек – комендант крепости Владивосток. Чем могу служить?

Рожественский в ответ также представился с полным перечислением титулов и званий и протянул генералу руку, со словами: «Служить, надеюсь, вместе будем!»

Закончив, таким образом, обмен любезностями, генерал-лейтенант и генерал-адмирал обменялись рукопожатиями, после чего выпили чаю, начав говорить о деле. Этот разговор занял более двух часов. При этом то морские, то армейские офицеры неоднократно отправлялись на телеграф со срочными сообщениями, а управляющие вагоноремонтного завода и паровозного депо, оказавшиеся по случаю на станции Владивостока, были вызваны в управу под конвоем. Там они пробыли не долго. Им вручили чертежи требуемых от их предприятий изделий с четким ограничением по срокам и качеству, да вдобавок с максимальным соблюдением секретности, и отпустили в сопровождении полуроты солдат для несения караульной службы на становившихся военными предприятиях.

А в конце к совещанию присоединился еще и полицмейстер, получивший инструкции по активизации действий в выявлении и локализации японской агентуры в городе и окрестностях. При этом от арестов пока было настоятельно рекомендовано воздержаться, так же как и от огласки присутствия Рожественского на этом совещании, что вызвало полнейшее недоумение как у коменданта, так и у главы полиции. Только после довольно длительного разъяснения целесообразности таких мер на данном этапе в свете предоставления противнику заведомо ложной информации вопрос был снят.

Выйдя от коменданта, Рожественский, в сопровождении полицмейстера, отправился в городскую тюрьму для ознакомления с делами флотских арестантов, что сейчас там сидели. Туда же были вызваны флаг-офицеры Свербеев и Кржижановский с писарем и городской прокурор. А также начали свозить сидельцев с эскадры с гарнизонной «губы» и из всех полицейских участков и околотков города.

Когда столь представительное собрание ознакомилось с сутью большинства уголовных дел, заведенных «по погромам в городе Владивостоке, имевшим место 21 мая», пришли к выводу, что тяжких преступлений совершенно не было, никаких политических и антиправительственных действий также не отмечено. А посему, с учетом того, что последствия погромов уже устранены силами личного состава флота и пострадавшим выплачены компенсации за понесенный ущерб, все арестанты могут временно считаться не уголовными преступниками, а обычными дебоширами.

Судебные меры в отношении них могут быть перенесены на более поздний срок, даже с учетом строгостей военного времени. Все они немедленно передаются флотскому командованию под личную ответственность нового наместника императора на Дальнем Востоке для отбывания срока исправительных работ на кораблях эскадры и на берегу, по усмотрению штаба флота и в зависимости от серьезности содеянного. Их уголовные дела приостанавливаются до окончания боевых действий, после чего будут рассмотрены вновь с учетом обстоятельств дальнейшей службы.

Это решение устраивало всех, поскольку тюремное начальство спихивало со своей шеи сразу несколько сотен ртов, а флот возвращал себе столько же подготовленных специалистов. На этом заседание было окончено, и все разъехались по своим делам. А смутьянов и погромщиков вывели во двор тюрьмы и построили вдоль стены. Решение собрания им зачитал начальник тюрьмы, после чего они под конвоем комендантского взвода отправились в порт.

У ворот порта, уже в сумерках, конвой отпустили, а колонну арестантов провели на пристань, где стоял разгружаемый от боезапаса и артиллерии крейсер «Россия». Здесь их уже ждал командующий.

Когда бывшие арестанты замерли, словно съёжившись, под его грозным взглядом, он устроил им выволочку с использованием всего флотского лексикона. За 15 минут каждый из них осознал всю глубину своей вины перед жителями РУССКОГО города Владивостока, так долго ждавшего их. А также перед остальными моряками из экипажей кораблей, чью честь они запятнали своим дебошем. И, наконец, перед всей Россией, считающей их всех до одного героями и чудо-богатырями.

Закончил речь Рожественский словами: «Вина ваша велика, но и заслуга огромна! Вам дается шанс начать все заново. Отныне вы не относитесь к флотскому экипажу, а являетесь штрафным батальоном флота. Сумеете отслужить – вернетесь во флот, и дела ваши непотребные никто не вспомнит, а если нет, то себя вините!»

Общее впечатление усиливалось еще и тяжелыми взглядами всех, кто был занят в работах на крейсере за спиной адмирала, так что теперь каждый из проштрафившихся горел желанием искупить свою вину любым способом, хоть в пекло посылай, все исполнят.

Оставшись довольным результатом разъяснительной беседы, Рожественский приказал штрафникам идти отсыпаться, где покажут, но до завтрашнего утра самим организоваться, выбрать старших и в дальнейшем всемерно участвовать в работах на стоящих в заводе и у стенок порта кораблях под руководством флотских инженеров и портового начальства. Дальнейшую их судьбу он обещал решить в ближайшее время, подчеркнув, что все теперь зависит только от них самих.

Закончив с этим неприятным вопросом, командующий отбыл на свой флагман, где его уже ждали офицеры, участвовавшие в артиллерийских опытах на полигоне в бухте Парис, и срочно созванные со всех кораблей первого и второго рангов артиллерийские офицеры. Результаты стрельб «Богатыря» были, мягко говоря, ошеломляющими. О малом разрушительном действии наших снарядов уже догадывались. Но такого не ожидал никто.

Глава 3

Стрельбы проводились из 152-миллиметрового скорострельного орудия Кане с трех кабельтовых. При этом новые фугасные снаряды с двухкапсюльными взрывателями и пироксилиновой начинкой если и взрывались, то лишь в 30–40 метрах за целью, оставляя после себя в стальных конструкциях аккуратные круглые отверстия, легко поддающиеся заделке. Внутренние конструкции, не задетые самим телом снаряда, чаще всего оставались совершенно целыми, а воронка от разрыва в мягкой глинистой почве позади мишени получалась всего чуть больше полуметра диаметром и еще меньше глубиной. И это те самые снаряды, что до сих пор состоят на вооружении и использовались в цусимском бою!

Зато старые снаряды, снаряженные бурым порохом и взрывателями Барановского, каждый раз срабатывали в полуметре или чуть более за первой же преградой с весьма серьезным фугасным действием. Так, например, одним попаданием были напрочь разбиты все внутренности водотрубного котла.

По своему воздействию эти снаряды сильно отличались от того, что было у противника. Намного уступая в силе взрыва, они производили основные разрушения преимущественно крупными осколками уже внутри, в то время как большая часть японских снарядов даже тонкую обшивку пробивали уже взрывной волной. А образовывавшиеся при этом в огромных количествах осколки чаще всего имели малую пробивную силу, ввиду незначительной собственной массы, и легко задерживались даже тонкими стальными переборками[2].

В этой связи комиссия рекомендовала боезапас действующих кораблей флота «Нахимова» и «Наварина» с не скорострельной артиллерией перекомплектовать, по возможности, «тяжелыми» стальными снарядами «старого» образца, что было начато еще в походе после доставки боеприпасов и трубок Барановского из Севастополя. Некоторый запас подобных снарядов имелся на складах крепости. Одновременно в срочном порядке начать работы по возможной замене пороха в таких снарядах на другую взрывчатку, для усиления разрывной силы, и по мере готовности этих боеприпасов заменять ими боекомплект кораблей.

Часть «старых» шестидюймовых снарядов по распоряжению нового заместителя начальника снарядных мастерских лейтенанта Плансона уже начинили мелинитом вместо пороха, подготовив для опытов. По два восьми- и двенадцатидюймовых снаряда должны были подготовить к утру и доставить на дежурные корабли. Однако затем этот план изменили, решив из соображений безопасности испытать «опытные» боеприпасы стрельбой из береговых орудий.


Вообще, этот деятельный молодой офицер с «России», автор брошюры «Курс артиллерии для учеников комендоров», изданной еще до войны, после ранения в цусимском бою отстраненный от плавания и перебравшийся во Владивостокские снарядные мастерские, сделал очень многое для быстрого и качественного улучшения снарядного парка флота.

Именно им, совместно с лейтенантом Пржиленцким и мичманом князем Щербатовым были разработаны все методики замены взрывчатой начинки, взрывателей и запальных трубок в русских снарядах, в массовом порядке применявшихся на Дальнем Востоке в последние месяцы войны. Именно тех снарядов, которые разрушили японские крепости от Майдзуру до мыса Канон и отправили ко дну остатки объединенного флота.

Пржиленцкий и Щербатов, кроме того, в течение месяца разрабатывали методику производства аммонала на борту стоявшего в порту на приколе и разбираемого на запчасти крейсера «Россия». Хотя опыты были вполне успешными, производство аммонала в достаточном количестве во Владивостоке было невозможно по причине недостатка расходных материалов и отсутствия нужного для этого оборудования

Изготовленной ими в кустарных условиях взрывчаткой снарядили шесть двенадцатидюймовых снарядов, поступивших затем в боекомплект броненосца «Александр III». Все они были израсходованы в ходе учебных стрельб 13 июня и показали большую разрушительную силу. К сожалению, использовать такие боеприпасы в боевых условиях возможности не было.


Выслушав доклад и изучив представленные схемы, Рожественский распорядился создать при штабе специальную комиссию для разработки мер по повышению эффективности боеприпасов и их всесторонним испытаниям, а также по доработке противоосколочной защиты, особенно мамеринцев шестидюймовых башен новых броненосцев, неоднократно заклинивавших в бою.

В ГМШ и Артиллерийский комитет была отправлена срочная телеграмма с описанием и анализом итогов сегодняшних стрельб и запросом о срочной отправке во Владивосток всех имеющихся на данный момент в наличии тонкостенных бомб Рудницкого, опытная партия которых была закуплена морским ведомством еще в 1903 году. Также в этой телеграмме указывалось на необходимость срочного начала массового производства подобных боеприпасов всех калибров.

Приказом по флоту из погребов всех кораблей изымались все оставшиеся «новые» снаряды с взрывателями Бринка. Весь остаток таких снарядов надлежало в срочном порядке передать в мастерские порта для переснаряжения и замены взрывателей в максимально сжатые сроки.

Для проведения этих работ начали оборудовать специальные снарядные мастерские на острове Русский, неподалеку от мыса Старицкого, под которые приспособили часть подсобных помещений батареи Ларионовская на пике, прикрывавшей западное устье Босфора – Восточного и вход в бухту Новик.

Артиллерийские опыты было решено продолжить и систематизировать, с целью получения достоверной картины эффективности всех типов имеющихся боеприпасов. На следующий день были намечены стрельбы на полигоне из противоминных орудий и «обуховских» шестидюймовок. А затем планировалось отстреляться и главными калибрами «Нахимова» и «Наварина» с обязательным фиксированием результатов. Для большей наглядности решено было привлечь фотографов с эскадры. Охрана полигона отныне усиливалась, и на его территорию доступ посторонних лиц строжайше запрещался. Разошлись все только за полночь.

С рассветом Рожественский был уже на заводе, где встретился с флагманским механиком Политовским, руководившим подготовкой дока к постановке в него «Орла». С ним обсудили дополнительный список работ по корабельному оборудованию, которые возможно передать в депо и вагоноремонтный завод. В числе прочего им планировалось поручить ремонт электрического и трюмного оборудования, а также изготовление противоосколочной защиты и новых облегченных броневых артиллерийских рубок.

Чертежи для всего этого уже были подготовлены Политовским, а материалы (листовая и броневая сталь, угольники и профили) были заказаны из европейской части страны. Но чтобы не ждать их доставки несколько недель, это все планировалось пока брать на разбитых броненосцах и крейсерах, используемых сейчас как источники материалов и запчастей. Более широкое привлечение железнодорожников к реконструкции и восстановлению боеспособности флота позволило бы несколько разгрузить мастерские порта и, возможно, серьезно сократить сроки необходимых работ.

Здесь же, на заводе, командующего нашел и Костенко, всего лишь за ночь подготовивший проекты перевооружения обоих «князей» на единый калибр в 152 мм. Его проекты были тут же рассмотрены на совещании штаба и инженеров, при активном участии Политовского, одобрившего идею в целом, но усомнившегося в её исполнимости при теперешней загруженности завода и порта.

Зиновий Петрович предложил обсудить этот вопрос напрямую с инженерами и администрацией базы и завода и распорядился отправить за кем-нибудь с «Камчатки» и за контр-адмиралом Греве, для немедленной организации производственного совещания с обменом опытом, после чего засел за изучение проектов, под комментарии автора.

Они ему определенно нравились. Планировалось разместить на каждом из старых крейсеров по восемь 152-мм пушек Кане, использовав, образовавшийся после разоружения «Суворова», «Осляби», «России» и Громобоя» запас. Причем в бортовом залпе после предлагаемой перестройки могли участвовать целых 7 орудий, так как почти все они размещались в диаметральной плоскости. Кроме унификации артиллерии и усиления бортового залпа, подобная перестройка позволяла пустить освобождавшиеся 120-мм с «Князей» на довооружение и замену разбитых и изношенных пушек на броненосцах береговой обороны, как раз стоявших на ремонте у стенок завода.

Зацепившись слухом за слово «довооружение», Рожественский потребовал пояснений. Оказалось, что малые броненосцы Костенко также не обошел вниманием. Он предлагал на них срезать небронированные казематы из двух слоев обычной судостроительной стали с толстой палубой над пушками и все лишние надстройки вдоль бортов между ними на шкафуте, заменив их легкими противоосколочными щитами на орудиях с кольцевыми ограждениями от волн, и установить по дополнительной стодвадцатке между уже имеющимися позициями. Удалить все навесные палубы вокруг труб, разместив на надстройках батареи трехдюймовок с нормальными секторами обстрела. Тяжелые фок-мачты заменить легкими с бронированными артиллерийскими рубками новой конструкции из тонкой брони, снятой с выведенных из состава флота броненосцев. Такие рубки, прикрытые 28-мм броней, будут почти вдвое легче тех, что имеются сейчас. Броню на них можно взять из горизонтальной защиты носовых и кормовых казематов «Суворова». Расчеты весовой нагрузки прилагались. Из них следовало, что при усилении вооружения корабли еще и облегчались почти на 7 тонн.

Одобрив и этот проект, Рожественский уже начал прощаться с Политовским, но вынужден был снова задержаться. Оказалось, что Костенко, помимо основного задания и проекта перестройки броненосцев береговой обороны, подготовил еще и предварительные проекты перевооружения базирующихся на Владивосток номерных миноносцев, с примерным расчетом изменения весовой нагрузки от замены неподвижных носовых минных аппаратов 75-мм пушкой, устанавливаемой в средней части корпуса. Эта позиция орудия, при некотором уменьшении секторов обстрела, позволяла максимально эффективно его использовать, так как воздействие качки оказывалось минимальным.

Наброски проекта очень заинтересовали командующего, предложившего проработать возможные варианты более детально и применительно к возможностям базы в данный момент. Все эскизы он забрал с собой, сказав, что это нужно непременно обсудить со штабом, предложив инженеру сейчас же отправиться на «Орел». Но Костенко остался на заводе, сославшись на неотложные дела. Рожественский не возражал и тепло поблагодарил молодого инженера за его работу, сказав, что «именно такие люди и есть будущее России!».

Покинув контору завода уже перед обедом, он отправился на «Орла», где начиналось собрание штаба. На нем были рассмотрены все проекты Костенко, вызвавшие поначалу много споров. В проекте «Князей» вызывала опасения кажущаяся чрезмерной скученность артиллерии вокруг оконечностей, но после обсуждения сошлись во мнении, что именно такая компоновка позволяет максимально защитить как сами орудия, так и подачу боезапаса.

В броненосцах береговой обороны сомнительной выглядела установка еще двух орудий при почти неизменном боезапасе для них. Однако доводы артиллерийских офицеров о том, что наличного боезапаса для ведения продолжительного боя на больших дистанциях все равно недостаточно, а в скоротечных стычках в условиях ближнего боя в полтора раза большая численность довольно мощных скорострелок и, соответственно, возросшая огневая производительность может серьезно помочь, возымели свое действие, и проект перестройки и перевооружения был принят. Но с обязательным условием его исполнения в течение 20 дней.

По миноносцам много вопросов вызвало возможное ухудшение остойчивости, поэтому окончательное решение по ним отложили до предоставления полных расчетов весовой нагрузки и остойчивости, хотя признавалось допустимым ослабление торпедного вооружения до одного поворотного минного аппарата. Однако, несмотря на неопределенность ситуации, Рожественский настоял на предварительной проработке тактики использования подобных судов (с ослабленным или вообще снятым минным вооружением, обладающих малым водоизмещением и осадкой, но с артиллерией на уровне истребителей и с приличным ходом).

Затем обсудили потребности флота в материалах, необходимых для выполнения запланированных работ, и наметили первоочередные мероприятия по усилению и повышению эффективности береговой обороны залива Петра Великого. Единодушно сошлись во мнении, что более-менее надежную оборону можно организовать лишь с использованием минно-артиллерийских позиций на входе в Амурский и Уссурийский заливы.

А для их создания, по предварительным расчетам, нужно было не менее 3000 мин заграждения, которых на Дальнем Востоке почти не было. Кроме того, для постановки наступательных минных заграждений (так решили назвать минные поля, выставляемые на коммуникациях противника) было бы желательно иметь их еще не менее 1500–2000 штук.

В условиях, когда с Россией Владивосток связывала одна железная дорога, доставка такого количества мин, параллельно со всем остальным снабжением представлялась весьма затруднительной. Развернуть производство якорных мин в самом Владивостоке оказалось невозможно из-за полного отсутствия подходящих для этого предприятий, поэтому решили попробовать закупить мины в Америке, о чем отправили телеграмму в ГМШ. Туда же полетели и другие депеши с запросами, самой важной из которых была заявка на взрывчатку, в том числе и на новый немецкий тол, которым планировалось снаряжать снаряды.

Так же единодушно пришли к выводу, что для уверенных действий флота необходима устойчивая дальняя радиосвязь. Поскольку при продолжении кампании предполагалось разделение оставшихся сил на отдельные отряды, действующие автономно, но в рамках одного общего плана, вопрос согласования этих действий был весьма актуальным.

Для этого в каждом отряде кораблей обязательно должен быть передатчик дальнего действия по типу того, что имеется сейчас на «Урале». Такая же станция, или даже не одна и более мощная, должна быть и на берегу, для обеспечения возможности управления отрядами из штаба флота. В связи с этим признавалось необходимым срочно заказать не менее 5 подобных станций. Запрос на станции был также немедленно отправлен в столицу, причем общее число необходимых комплектов было утроено.

Старые номерные миноносцы Владивостокской базы также решили оснастить беспроволочным телеграфом, для чего каждый из них должен был в ближайшее время получить по две новые легкие мачты для растяжки антенн. Их изготовлением решили озадачить железнодорожников. Оставалось только решить, где добыть нужное количество радиооборудования. Конечно, можно было всемерно использовать станции разбитых судов, которые, по заверениям специалистов, удастся восстановить. Но на всех их не хватало. Тогда решили снять радио еще и с «Александра» с «Сисоем», явно надолго застрявших в ремонте. Для ускорения дела помогать с монтажом и обслуживать радио на миноносцах будут те же минеры, переведенные вместе с оборудованием.

Для более надежной работы службы наблюдения за морем предполагалось развернуть сеть телеграфных станций и на островах на южных подступах к заливу Петра Великого. Это было проще, быстрее и дешевле, чем ставить туда радио. К тому же телеграфная связь не зависит от погоды и соответственно надежнее любой светосигнальной, что особенно важно для Приморья с его частыми летними туманами.

После совещания, отправив всех офицеров, что с ним были с различными поручениями, адмирал отправился на базу подводных лодок, в качестве которой использовался пароход «Шилка». Когда его катер пришвартовался к борту, командующий поднялся на палубу, где его встретил дежурный офицер лейтенант барон Трубецкой – командир подводной лодки «Сом», единственной, стоявшей пока без дела у своей базы.

Барон первым делом предложил командующему отобедать, но Рожественский изъявил желание сначала осмотреть подлодку, на что было потрачено более получаса. При этом молодой лейтенант объяснял внутреннее устройство лодки, стараясь загородить собой бензомотор, весь в подтеках масла, так как «Сом» только что вернулся из дозора.

Однако это не помогло. Почти отодвинув командира, адмирал прошел в корму, дотронулся рукой до еще теплого двигателя, посмотрел на свои испачканные мазутом пальцы, понюхал их и задал совершенно неожиданный вопрос: «Как же вы всем этим дышите, когда погружаетесь? Какова скорость вашей лодки, глубина погружения?»

Вопросы следовали один за другим, так что лейтенант едва успевал отвечать. Он был немало смущен сначала тем, что адмирал обнаружил грязь на вверенном ему корабле, а после уже таким вниманием высокого начальства к технической и даже бытовой части службы ее экипажа. Но это был явно не праздный интерес большого начальника. По вопросам чувствовалось, что Рожественский хочет понять, насколько серьезную силу представляет собой этот принципиально новый и не освоенный еще в должной мере вид оружия[3].

Закончив осмотр лодки, офицеры поднялись на борт плавбазы и продолжили беседу уже за обеденным столом, где к ним присоединились также прибывшие по вызову командиры лодок, стоящих в заводе на ремонте и достройке. Командующий слушал своих собеседников очень внимательно, как обычно отмечая что-то в блокноте.

Выяснилось, что кроме «Сома» в крепости имеется еще две боеготовые лодки. «Фельдмаршал граф Шереметев», приписанная к гвардейскому экипажу, несет дозорную службу у острова Аскольд, а «Касатка» ждет очереди на ремонт, так как на самой «Шилке» не то что ремонтироваться, а даже жить затруднительно. Еще одна лодка, «Скат», готовится к практическим стрельбам и пока еще только осваивается экипажем. Сегодня с утра она вышла в учебный поход к острову Попова. «Дельфин» пятого мая поврежден взрывом паров бензина и не боеспособен. Подлодка «Налим» уже полностью прошла курс боевой подготовки, но после произошедшего девятого мая взрыва аккумуляторной батареи ждет новых аккумуляторов и в море не выходит. Ее экипаж временно используется на строительстве береговых укреплений. В течение одного-двух месяцев ожидается введение в строй двух лодок типа Лека – «Осетр» и «Кефаль», если не будет задержек с поставками, каковые уже случались неоднократно. Их экипажи уже сформированы, но в данный момент также задействованы где-то на берегу.

На вопрос: «Насколько серьезен необходимый уже боеспособным лодкам ремонт?» командующему ответили, что все работы можно выполнить за день, максимум полтора. На «Касатке» после переделки балластных цистерн нужно устранить выявленные небольшие недостатки, а на «Скате» починить привод горизонтального руля, но лодки уже неделю стоят в очереди. Там же в заводе с начала мая почти не ремонтируется лодка «Дельфин». И так продвигавшиеся не слишком успешно работы с приходом эскадры вовсе встали.

Выслушав все это, Рожественский нахмурился, затем сказал: «Предлагаю вам в трехдневный срок, а лучше еще раньше собраться всем отрядом и составить записку с указанием всего необходимого для скорейшего приведения в полную боеготовность всех имеющихся лодок. Все подводные лодки сводятся теперь в отдельный отряд подводного плавания. Кого назначить старшим, решите сами. С несения дозорной службы ваш отряд снимается. От строительных и прочих работ на берегу, безусловно, тоже. В ближайшее время получите в качестве базы госпитальное судно «Кострома», где будете иметь гораздо больше возможности для полноценного отдыха.

Из порта «Кострома» перебазируется в бухту Новик, для соблюдения секретности. Ремонт и обслуживание техники отряда поручим плавмастерской «Ксения». Вам надлежит теперь максимально сосредоточиться на боевой подготовке и разработке тактических приемов применения подводных лодок. Вопросы взаимодействия с другими отрядами в процессе боевой подготовки согласуете через штаб. Всемерное содействие со своей стороны я вам обещаю, но и от вас жду многого и надеюсь на вас!»

После чего тепло простившись, отбыл на свой флагман.

Было уже совсем темно. На пути в бухту Новик катер трижды останавливали дозорные суда, что каждый раз вызывало улыбку одобрения у Зиновия Петровича. На «Орле» Рожественский затребовал к себе уже вернувшихся с полигона артиллеристов для доклада о результатах сегодняшних стрельб.

Их доклад по противоминной артиллерии был так же неутешителен, что и предыдущий. 75-мм снаряды пробивали стальные конструкции с минимальным ущербом для них, взрываясь далеко не всегда, 47-мм гранаты взрывались, но их мощности было недостаточно для нанесения серьезных повреждений атакующим миноносцам. А заряда 37-мм снаряда хватало лишь на то, чтобы расколоть его корпус или даже просто вырвать донный взрыватель. Никаких разрушений произвести он был не в силах. Осколки просто падали и ничего не пробивали.

Разглядывая схемы и зарисовки, слушая Берсеньева, командующий все больше мрачнел. Потом приказал ускорить работы со снарядами, а на полигоне использовать для опытных стрельб один из трофейных миноносцев, поскольку это позволяло без сооружения макетов, на что требовалось время, произвести натурные испытания доработанных снарядов уже через два дня.

Затем флагманский артиллерист приступил к докладу о результатах испытаний мелинитовых и «улучшенных» пироксилиновых «старых» стальных снарядов, выпущенных из устаревших орудий, аналогичных установленным в барбетах и казематах «Нахимова» и «Наварина». Начинка снарядов состояла из французского мелинита и флегматизированного пироксилина 12–15 %-ной влажности, а взрыватели заменили трубками Барановского. Стреляли с той же дистанции, но картина была уже совсем другой.

Шестидюймовые снаряды производили значительные разрушения. Старая деревянная баржа-мишень после такого попадания лишилась кормы, разбитой напрочь силой взрыва. От попадания 203-миллиметрового фугасного снаряда коечные сетки, закрепленные на берегу, перебило пополам, скрутив в жгуты их обшивку, а за ними во влажной почве образовалась воронка диаметром около 4 метров.

Уверившись, хоть и не до конца, в безопасности стрельбы, руководивший учениями флагарт Берсеньев решил рискнуть. По его распоряжению, припасенный на всякий случай двендцатидюймовый снаряд доставили на борт «Наварина», дымившего на якоре рядом с полигоном, и зарядили в правое орудие носовой башни. Заряд пороха был подобран таким образом, чтобы при выстреле с четырех кабельтовых стальная граната при подлете к цели имела скорость как при выстреле с трех миль.

Уже под вечер все хлопоты были закончены, и в сумерках наваринский главный калибр произвел пробный выстрел по сваленным в солидную кучу старым железным конструкциям. Снаряд удачно попал в старый огнетрубный котел, который в результате разорвало со внутренней стороны, буквально вывернув на изнанку. При этом входное отверстие также разорвало, сделав рваную пробоину с вывернутыми наружу краями, крайне неудобную при заделке в море подручными средствами. А крупные осколки прошили металлические конструкции не только вокруг, но даже и в полукабельтове от места разрыва. Подобный эффект, правда, в разы слабее, уже наблюдался при разрыве восьмидюймовой стальной бомбы. В то время как на меньших калибрах совершенно сходил на нет.

Эти результаты уже вселяли некоторый оптимизм. Опыты с такими снарядами решили продолжать и далее, с целью выяснения их надежности и безопасности для своего корабля. Также решили проверить и доставленные из Севастополя трубки Барановского, установленные в снаряды еще в походе. В цусимском бою отмечалось частое несрабатывание таких взрывателей. Для проведения непрерывных опытных стрельб, согласно составленному артиллерийской комиссией графику, на полигон выделялись дополнительно по одному шестидюймовому и девятидюймовому орудию Обуховского завода и одна 152-миллиметровая пушка системы Канэ с необходимым количеством боеприпасов и соответственным увеличением штатов полигона. ...



Все права на текст принадлежат автору: Сергей Альбертович Протасов.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Новые землиСергей Альбертович Протасов