Сборник рассказов Отважная новая любовь

Название: «Отважная новая любовь».

Авторы: Паула Джуран, Джон Ширли, Элизабет Бир, Кира Касс, Низи Шаул, Керри Вон, Мария В.Снайдер, Стив Берман, Аманда Даунам, Диана Петерфреунд, Джин ДюПре, Нина Кирики Хоффман, Керри Райан, Джесси Карп, Уильям Слейтор, Сет Кадин.

Перевод: Largit, fabelina, kethrine95, RyLero4ka, monomind, graces, Bortsova, Sali, Internal.

Сверка: Largit, Internal, waage81, kethrine95, Melinda0, RyLero4ka, Shabs, Sali.

Редактура: Анастасия Юшина, Аспен Леджер, Мария Волкова, Татьяна Арсеньева.

Вычитка: kethrine95, Диана Берчук, Яна Горн.

Переведено специально для группы https:// vk. com / books _25.

Предисловие Паула Джуран

История — это не один длинный отрезок процветания единственной цивилизации, но люди сумели сохранить различные цивилизации в течение пяти тысяч лет или около того. Тысячи лет, может, это и трудно в начале осознать, но если учесть, что динозавры господствовали над планетой более чем 160 миллионов лет, пять тысячелетий только мгновение ока во времени. И в течение этого мгновения многие цивилизации рухнули, иногда безвозвратно, а чаще их просто сменяли новые.

Людям любой павшей цивилизации, которым удалось выжить, приходилось свыкаться с «новым миром». А это редко оказывалось легким процессом.

В древнем мире могла исчезнуть одна цивилизация, в то время как иной появлялся в другом месте. Каждый, возможно, был неизвестен другому. Римская империя уменьшилась, в то время как города-государства Майя достигли своего зенита. Анасази^[1] уже процветал, в то время как Европа только вышла из Средневековья. Точно так же, цивилизация Египтян могла уменьшиться на какое-то время, затем восстановиться, чтобы в конечном счете быть разрушенной и завоеванной другими.

В двадцать первом веке цивилизация гораздо более едина, взаимосвязана и глобальна, чем когда-либо прежде. Ни одна цивилизация во всей человеческой истории не зависела от технологий и ресурсов, которые поддерживали его так сильно, как мы сегодня. Мы никогда не жили так, собранные вместе в городах, которые могли быстро оказаться непригодными для жизни из-за незначительных катаклизмов. Все же мы все еще сталкивались, возможно более часто чем когда-либо, со всеми факторами, которые коренным образом изменили или уничтожили жизнь наших предков: изменение климата, войны, экономический крах, экологические проблемы, неразумность, болезни. Но в современном мире оружие являлось более разрушительным, болезнь могла распространяться быстрее, неразумность и ненависть могли распространяться более широко и немедленно, недовольство росло, и мы, кажется, создали новые проблемы гораздо быстрее, чем могли обеспечить их решения, что в конечном итоге только приводило к новым угрозам.

Возможно, мы могли бы адаптироваться, и наша цивилизация не только выжила бы, но и процветала бы. Мы все еще ничего не могли поделать, но могли задуматься: Какова будет жизнь, если мир, который мы знаем исчезнет? Кто выживет и как? Найдем ли мы индивидуальные или коллективные пути борьбы или же будем находиться под репрессивной системой социального контроля? Перейдем к феодальному обществу или к чему-то более примитивному? Будем ли иметь дело с новой формой человечества? Будем мы или наши потомки помнить, какова была жизнь в 2012 году? Сможем ли мы осознать завтрашний мир? Будет это похоже на темную фантастику или это будет что-то совершенно сюрреалистическое?

Авторов «Отважной Новой Любви» мы попросили задуматься о том, что произошло бы, если миру, который мы знаем, настал бы конец. Мы также попросили их рассмотреть на что любовь, возможно, — самая главная из всех человеческих эмоций, будет похожа в этом мире. Любовь, в конце концов, именно то, что заставляет нас хотеть выжить, бороться, надеяться и мечтать.

Точнее, мы попросили, чтобы они рассмотрели, на что будет похожа любовь для молодых. Ибо независим от того, что нам приносит завтрашний день, новое поколение — кто выходят из детского возраста и несут или вынуждены нести бремя взрослой жизни, те, на которых лежит ответственность за любое будущее. И для молодых, любовь иногда действительно все, что им нужно.

Их разнообразные ответы и составили сборник рассказов «Отважная новая любовь».

§ 1. «Скрытая лента» Джон Ширли

Лос Анджелес, 2044 год.

Пронизывающий ветер трепал длинные волосы Джорджио, в то время как он пытался устоять на веревочном мосту на уровне тридцатого этажа. Раскачивающийся мост тянулся от пропитанной кислотой высотки позади него и до самого своего основания на старой башне Би-Пи Билдинг. Совсем недавно были кислотные дожди, вспомнил он, а это значило, что если защитное вещество на тросах уже поизносилось, то они могли и не выдержать. Он прошёл ещё три шага вперед в затемненную часть моста…

Солнце клонилось к закату позади Би-Пи Билдинг. Скоро стемнеет.

Мальчик прошёл ещё семь шагов вперёд, и тут от порыва ветра веревочный мост головокружительно покачнулся. Мальчик вцепился в плетение прогнивших тросов, в то время как плотный, удушливый воздушный поток завывал и ревел словно живое существо. Он пошатнулся влево и чуть было не перегнулся через трос. Он держался до тех пор, пока ветер не поутих хотя бы чуть-чуть. Веревочный мост, продолжая раскачиваться, медленно осел до своей осевой линии. Положительный момент заключался в том, отметил он, что его было не так-то просто пристрелить из ружья. Если Лимми вернулся бы и стал бы целиться в него, то вероятнее всего, промахнулся бы.

Как только раскачивание прекратилось, Джорджио решился на рывок, преодолевая последние сто метров бегом по неустойчивой полосе беспорядочно накиданных досок разной длины, до открытого окна Би-Пи Билдинг. С глубоким чувством облегчения он перепрыгнул с веревочного моста на стальную опору, как раз в тот момент, когда пуля раздробила бетонную стену над его головой.

Его сердце бешено заколотилось, он нырнул в проёме окна и, оказавшись в холле, прижался к стене, чтобы не оказаться на линии огня. Мальчик слегка изогнул шею и аккуратно выглянул из окна. Он не смог разглядеть стрелка, но определенно знал, что это был Лимми или кто-то из его шайки.

Джорджио забрался довольно высоко: отсюда была видна большая часть Руфтауна. Огромный, созданный из подручных материалов, ветхий городок был построен поверх старых крыш, на протяжении всей территории юго-востока Лос-Анджелеса и походил на ветви дерева, сотворенные из мусора, тянущиеся из старого ствола — Би-Пи Билдинг. Ответвления строились в виде хибар в несколько этажей, некоторые из них детально продуманные, а некоторые всего лишь походили на конструкцию домика на дереве. После того, как Санта Монику и множество других прибрежных городов затопило в результате глобального потепления, и острый дефицит продуктов стал причиной космического повышения цен, многие люди покинули свои дома. Великая Депрессия разрушила многие банки и страховые компании, и не было средств найти им замену. Некоторые люди начали строить сквоты на крышах покинутых зданий, создавая тот самый Руфтаун, возвышающийся над социальным хаосом в низах, в надежде, что прибывающая вода однажды достигнет лишь порога их дома. Им даже удалось избежать самого высшего уровня загрязнения воздуха.

Конечно, были те, кому повезло больше. Люди, у которых было больше денег, больше средств, они могли купить себе пропуск в одну из верховных общин.

А я, я не счастливчик. Пытался нормализовать дыхание и надеялся, чтобы прожил сегодняшний день так, чтобы никто его не пристрелил, Джорджио подумал, что это ещё полбеды.

— Эй, парень! — выкрикнул грубый голос.

Джорджио обернулся и увидел Банкира в противоположном конце холла. Банкир представлял собой огромного, неуклюжего мужчину в безрукавке, его мускулистые руки были покрыты любительскими татуировками. Он называл себя Банкир, потому что он собирал квартплату с людей, которые обосновались внутри или на старом здании Би-Пи Билдинг.

— Тебе нельзя быть в этом здании! Из-за тебя по нам устроили пальбу! Мы не принимаем бездомных несовершеннолетних ни под каким предлогом!

— Он больше не будет стрелять в здание, Банкир. Я же уже внутри.

— Он тебя внутри и прикончит, болван. Смотри! — указал Банкир на окно.

Джорджио выглянул из окна и увидел, как Лимми бежал по веревочному мосту, его ружьё было перекинуто через плечо. Взлохмаченный гангстер остановился, когда поднялся сильный ветер и схватился за веревку. За ним был ещё один человек чуть поодаль, он походил на Романа, заместителя Лимми.

Джорджио надеялся, что бандиты не рискнули бы появиться в этой части Руфтауна, ведь им пришлось бы пробираться сквозь многочисленные устройства защиты территории. Но тем не менее они были здесь, словно пытаясь доказать, что они могли это сделать.

— Парень?

Джорджио повернулся к Банкиру и увидел крупнокалиберный пистолет, направленный прямо на него.

Джорджио вздохнул. Вот дерьмо. Кажется, я тут единственный без пушки.

— Не пытайся дурить меня, просто выметайся. Дорогу ты знаешь!

Джорджио подумал, что смог бы проскочить мимо Банкира: возможно, Банкир промахнулся бы или вообще не решился бы стрелять. Хотя Банкиры не из тех, кто так поступали. В Руфтауне не существовало такого понятия, как милосердие, как бы ты себя не вёл.

— Хорошо, будь по твоему, но тогда ты никогда не узнаешь, что за классную шутку я тебе хотел рассказать, Банкир!

— Убирайся, пока я не…

Слова угрозы потонули в вое ветра, когда Джорджио вышел обратно на платформу. С правой стороны от него была узкая дорожка без какого-либо ограждения. Сооружена она была из листов металла и досок около метра в ширину и ненадежно прилегала к стенам здания, но это был его единственный путь, не считая полёта головой вниз.

Джорджио стал пробираться по дорожке боком так быстро, насколько ему позволял страх — и в этот момент пуля просвистела сзади и попала в здание. Через долю секунды звук выстрела рассеялся эхом. Так как Джорджио жил в Руфтауне, то по нему стреляли далеко не в первый раз. Но от этого не становилось легче.

Джорджио совершил ошибку, когда взглянул влево и увидел пасть пропасти — долгое, долгое падение на твердый, твердый асфальт, скрытый пеленой серо-коричневого смога.

Внезапно у него сильно закружилась голова, он почти потерял равновесие, но опыт проживания в Руфтауне в течение двух лет помог ему собраться, фокусируя взгляд на углу здания впереди него.

Просто иди вперёд, твердил он сам себе.

Ещё пара шагов и Джорджио добрался до угла и немного помедлил прежде чем заставил себя двигаться дальше по дороге. Он завернул за угол, и ещё одна пуля пролетела над его головой. Они не могли промахиваться вечно.

По левую сторону его ждала бездонная пропасть и быстрая смерть, по правую было шесть окон. Когда он осторожно прокладывал себе путь мимо них, прильнув к стене под напором назойливого ветра, то обнаружил, что окна были заколочены изнутри — намертво. Дальше, на следующем углу, дорожка обрывалась. Не было никакого поворота за угол.

Впереди было ещё два окна — они казались не заколоченными. Иного пути, кроме как вниз не было, поэтому он пробрался бы через одно из окон… или умер бы.

Где-то позади Лимми уже прошел по веревочному мосту и вскоре пробирался по дорожке…

Джорджио оказался между двух окон и схватился за ближайший карниз, так как ветер снова поднялся и почти сбил его с ног. Он морщился от боли в пальцах, вцепившись в оконный карниз, ветер, казалось, нарочно старался утащить его в пустоту.

Вскоре ветер стих, и он проскользнул сквозь треснувшее старое окно. Пролезая, Джорджио оцарапался осколками битого стекла. Он оказался в маленьком, пустом офисе, дверь которого вела в коридор и была заперта.

«Остается надеяться, что они решат, что я погиб…» — подумал он.

Если бы только они наткнулись на Банкира, их бы это задержало, а Джорджио бы придумал что-нибудь. Осколки хрустели у него под ногами, он подошёл к двери и дёрнул её. Она не открылась.

Джорджио огляделся и обнаружил старый лом на полу. Снос здания начался, но после Великой Депрессии не был завершён. Он поднял лом, затем замахнулся им словно бейсбольной битой и со всей силы ударил по дверной ручке. Ручка пробила дверь и упала с другой стороны, оставив на своём месте дыру. Он просунул руку, нашёл внутренний запирающий механизм, и дверь щёлкнула. Он сильно толкнул дверь плечом и та вывела его прямиком в коридор, заваленный строительным мусором, через который с трудом можно было протиснуться. Хотя, он и не собирался этого делать.

Прихватив с собой лом, он вернулся к окну и осторожно выглянул наружу. Лимми и его приятель ещё даже не добрались до угла. Они шли медленно при таком ветре, передвигаясь по дорожке по сантиметру, чтобы не упасть.

Джорджио забрался обратно на дорожку, удерживая лом вплотную к стене, чтобы он не мог перевесить его в ненужную сторону. Мальчик прошёл настолько быстро, насколько осмелился, до второго окна.

Это окно было неповреждённым, стекло не разбито. Он заглянул внутрь — казалось, что кто-то там жил: матрас лежал в углу, пара украшений на стенах. С помощью лома он приподнял оконную раму, в надежде, что она не заперта и не сломается. Рама с трудом скользнула вверх, и он проник в комнату так быстро, как только мог. Он повернулся, закрыл окно и запер его: снаружи уже доносился голос Лимми.

Джорджио увидел старый комод, подвинул его к окну, поставил на него вазу, фотографию в рамке и прочую ерунду, стараясь создать впечатление, что так было всегда.

Затем он отпрянул назад из поля зрения и прижался к стене.

Бледный свет просачивался сквозь окно на противоположную стену, на которой появилась тень Лимми, его ружье было у него за спиной.

Джорджио знал, что, возможно, смог бы столкнуть Лимми с дорожки, но он ещё никогда никого не убивал, ему совсем не нравилась эта идея и вовсе не хотелось становиться врагами с каждым бандитом вроде Лимми. Кроме того, не стоило забывать о Романе, который прикрывал Лимми. Роман весьма неплохо обращался с оружием. А лом не слишком-то помогал против пистолета.

Он услышал глухой голос Лимми за окном.

— Оно закрыто. Что? Нет, если я буду пытаться разбить стекло, я могу свалиться. Ты с чего решил, что он именно тут? А?

Голос Лимми становился всё более приглушённым, по мере того, как он продвигался вниз по дороге.

— Ну, тогда давай сам лезь, тупица! Я пропускаю тебя вперёд.

Лимми и Роман проглотили наживку, по крайней мере пока.

Джорджио повернулся, чтобы осмотреться, и увидел пистолет направленный на него.

— Готов поклясться, — начал бормотать он. — …у всех кроме меня есть… Мне точно нужно раздобыть оружие.

Девушка приблизительно его возраста направила на него проржавевший револьвер. В её внешности смешались азиатские и испанские корни, по крайней мере эта была догадка Джорджио, она была одета в порванные джинсы, кроссовки из разных пар, голубую изношенную толстовку. Она была плотно сложена, но с хорошей фигурой, у неё были длинные, блестящие чёрные волосы. Но выражение её лица было так же гостеприимно, как и направленный на него револьвер.

— Отодвинь от окна то, что ты туда наставил и убирайся обратно, сейчас же. Я считаю до двадцати. — выпалила она.

— Послушай, тут за мной гонится парочка головорезов и то, только потому, что я сказал, что мой дядя не станет платить деньги за обеспечение безопасности…

— Семь, восемь, девять…

— И они уже пытались пристрелить меня дважды и всё, что мне нужно это переждать, скажем, двадцать минут…честное слово!

— Четырнадцать, пятнадцать…

— Послушай. — Он медленно положил лом на пол. — Я не собираюсь на тебя нападать. Меня зовут Джорджио. А тебя?

— …двадцать. Она сделала вид, что целиться ему в голову и медленно возвела курок.

— Ну вот и всё. Убирайся или я выстрелю.

— А знаешь, что я подумал? Прежде чем ты меня пристрелишь, я просто посижу тут немного на полу, и честно говоря, если уж мне суждено умереть…

Он сел на пол и скрестил ноги.

— Я бы предпочел, чтобы меня убила такая симпатичная девушка, как ты, а не этот чертов Лимми.

Она пристально смотрела на него поверх ствола.

— Не то чтобы я хотел, чтобы в меня стреляли, — быстро спохватился он. — Я бы предпочел, чтобы этого не случилось.

Она облизнула губы и почти улыбнулась.

— Подожди, ты сказал Лимми? Этот парень? Это он тебя преследует? Ну, тогда твои дела действительно плохи. Значит, он сюда придёт. А я не хочу, чтобы он сюда приходил.

— Нет, я их пустил по ложному следу, вроде как.

Они действительно могли вернуться, чтобы отыскать его, предположил он. Но он решил не упоминать об этом.

— Ну, ты всё равно не можешь здесь оставаться, — настаивала она. — Уходи!

— Обещаю! Но чуть позже! Я лишь надеюсь, что ты не убьёшь меня прямо сейчас. Если я останусь и подожду, когда ему надоест, а ты при этом меня не застрелишь, мне будет в разы легче убраться отсюда. Имей в виду, если ты меня всё-таки убьёшь, я достаточно тяжёлый и моё тело будет не так то просто вытащить отсюда. Так что…

Он пожал плечами и закрыл глаза, сделав вид, что ожидал выстрела. Но он был практически уверен, что она не собиралась стрелять в него. Хотя, не на сто процентов.

Он приоткрыл веко и снова уловил тень улыбки на её лице. Она опустила револьвер, и он открыл глаза.

— Я буду полной дурой, если поверю тебе, — сказала девушка. Она нахмурилась и снова нацелила на него пистолет. — Я не собираюсь доверять тебе. Я ничего о тебе не знаю. Поэтому буду держать оружие наготове. Но я тебя не убью, скажем, в ближайшие…полчаса.

— Полчаса! Хорошо! Тридцать минут! Я ценю твою щедрость! Прости, что навёл тут беспорядок. Я тоже не особо люблю, когда кто-то трогает мои вещи. Я тоже живу в Руфтауне, восточная сторона, ветка Регэсс. Я знаю, насколько тяжело переносить наверх вещи в место, где ты живешь. Господи, да даже затащить матрас сюда оказалось той ещё проблемой. Ты живешь тут одна?

Она вздохнула и села на матрас в противоположном конце комнаты, так же, как он, скрестив ноги. Когда-то это было офисным помещением, но она превратила его в своего рода квартиру. Она опустила пистолет на колено, но он всё равно был нацелен по прежнему в его сторону.

Тем не менее она поставила его на предохранитель. Это обнадёживало.

То и дело поглядывая на окно, Джорджио говорил громко, но старался, чтобы его слышала только она.

— Да, у моего дяди совсем не было денег, когда они пришли и потребовали выплату с восточной части города. И я им сказал: «У нас ничего нет, вам придётся подождать, пока мы раздобудем хоть что-нибудь для вас». А этот парень попытался ударить меня пистолетом, а я его оттолкнул…

— Не слишком умно.

— Ага, это точно. И тут он стал вести себя так, словно хочет меня пристрелить, и я захлопнул дверь перед его носом. В нашем доме большая тяжелая металлическая дверь, её ещё труднее было втащить, чем матрас. Он начал звать своих дружков. Я же смылся через окно, по крышам к мосту…

Она кивнула.

— Тебе стоило найти вещи, которые они бы взяли.

— Да у нас нет ничего стоящего. Я собирался пойти работать уборщиком на случай, если ко мне решит наведаться Бюро по делам неплатежеспособных, но это дело не одного месяца и… — голос Джорджио заглушили крики из холла. Он приложил палец к губам. Она кивнула, когда он на четвереньках прополз до двери и приложил к ней ухо.

— Мне плевать с кем связаны ваши тупые задницы! — кричал кто-то в холле. Было очень похоже на Банкира.

— У нас тут своя организация, и я назначен коллектором, а это значит, что вы платите за вход, столько, сколько я сказал и сдаёте оружие!

Джорджио подавил смех. Сработало.

Раздалось два выстрела. Кто-то закричал:

— Он попал в меня, Лимми, он попал…

Ещё один выстрел, и крик внезапно оборвался.

Характерный залп винтовки, затем ответный выстрел из ружья. Ещё один…

Затем крик:

— Я ухожу, чёрт тебя дери, не стреляй!

Джорджио сел и улыбнулся ей.

— Похоже, они повелись, прошли через другую дверь и наткнулись на Банкира. Судя по звукам, Лимми сейчас улепётывает куда подальше…

— Что ты будешь делать?

— Ну…

Он достал свой инстаселл. Джорджио купил одноразовый телефон из торгового автомата неделю назад во время одной из своих редких вылазок из Руфтауна.

— Всего минута или около того осталась на нём.

Он позвонил своему дяде Тонио в страхе, что тот не ответит… или возьмёт трубку один из головорезов Лимми. А это значило бы, что они убили его дядю и забрали его телефон. Но уставший Тонио ответил:

— Это ты, мой мальчик?

— Да, эм… ты в порядке, Тонио?

— Я занял немного денег у сестры. И выплатил им сотню.

— Хорошо, звучит неплохо. Возможно они оставят тебя в покое на время, если будут думать, что ты сможешь им выплачивать деньги. Но, эм… я кажется их взбесил… думаю, мне нельзя возвращаться.

— Ты прав, мой мальчик. Я ценю твою заботу обо мне, но…

— Послушай, я хочу пойти в одно из новых убежищ, вниз на землю, и буду там, пока не получу работу. Когда всё устаканится, я приду за тобой, и мы построим деревянный домик…

— Парень? Не делай этого. Я хочу умереть здесь наверху, когда настанет моё время.

Теперь казалось, что его отношения с дядей совсем охладели. Он много пил в последнее время, и они много ругались по этому поводу.

— Ладно, забудь. Я позвоню, спрошу как ты поживаешь. Я просто…

«Время на вашем телефонном устройстве истекло…» — перебил механический голос. Затем что-то щелкнуло, зажужжало и наконец повисла тишина.

Джорджио швырнул использованный телефон в сторону и прислонился к стене.

— По крайней мере, с ним всё в порядке.

Он украдкой взглянул на девушку и увидел, что она отложила пистолет. Она всё ещё сидела, скрестив ноги, но теперь держалась руками за лодыжки и пустыми глазами смотрела в пол. Он заметил, что она сняла обувь. Наверное, стеснялась, что кроссовки разные, предположил он. У неё были маленькие стопы, ногти на пальцах были покрашены серебряным лаком.

— Мои полчаса уже истекли? — спросил он.

— Нет. В любом случае…

Она смотрела на свои покрашенные лаком ногти.

— Я… ты можешь оставаться то тех пор, пока не убедишься, что они не вернуться. Ведь если ты попытаешься вернуться по мосту… или пройти мимо Банкира… То есть, ты, конечно же, не можешь тут быть долго, но… пока что останься.

— Да. Спасибо. Что ж… ты знаешь моё имя…

— Ну… хорошо. Меня зовут Фелиция. Хочешь растворимого сока? Правда не знаю с каким он вкусом, наверное, какой-нибудь химический фруктовый пунш, но… в общем он в кулере.

Они пили сок, сидя напротив друг друга, и говорили, в то время как свет за окном тускнел, и комната медленно погружалась в темноту. Сумерки сгущались вокруг них, и это странным образом их успокаивало. Они говорили о том, откуда они родом и как оказались в Руфтауне. Казалось, они делили на двоих не только сок, но и гостеприимную тьму.

Он упомянул, что как-то был на крыше на концерте Рейдеров-Убийц, современной группы, которая соединяла в своей музыке два стиля: джаг и рэп, и выяснилось, что она тоже там была. Они оба были фанатами Рейдеров, особенно им был по душе Джером-Икс. Эта общность словно зажгла искорку между ними, и Джорджио стало казаться, что он знал её уже целую вечность. Она рассказала ему смешную историю о своём брате, который разыграл копа, и который сейчас служил в Орбитальной Армии, она надеялась, что он был всё ещё жив. Она действительно здорово рассказывала истории, и он поражался её чувству юмора, ведь она жила совсем одна в этом месте, одна в Руфтауне. Она была не из тех, кто себя вечно жалел, и ему это нравилось.

Они поговорили ещё немного о музыкальной группе, и она начала напевать слова песни Джерома-Икс, а он подхватил их, ведь это была одна из его любимых песен.

Они оба чувствовали себя так, словно этот мир был сотворён не для них, что для них тут не было места…

Они всё говорили и говорили, чувствуя огромное воодушевление, стена, изолирующая их от мира, наконец-то дала трещину и развалилась на куски.

Неужели есть кто-то ещё, кто чувствует то же, что и я…

Фелис рассказала ему о том, как умерли её родители во время первой волны тропических болезней, которая накрыла Лос-Анджелес, о том, как она тоже заболела, но выжила. Она жила на ничтожные деньги, которые иногда ей присылал её сводный брат, но их было недостаточно, чтобы оплатить жильё. Ей пришлось заплатить Банкиру за право поселиться здесь, жить тут было дёшево, фактически, почти бесплатно. Каждый день она ходила в «школу на колёсах», автобус, который прибывал вплотную к зданию, внутри него была классная комната, которую охранял вооруженные до зубов конвой.

Он рассказал ей, как был разнорабочим, пытался читать книги, когда было время, в надежде вернуться в школу. Рассказал о том, как умерла его тётя два месяца назад, умерла во сне, и как они организовали для неё «Морскую Могилу», что в Руфтауне означало завернуть человека в ковёр и скинуть с края крыши, прямо в руки роботов-уборщиков земного мира.

Она рассказала ему о месте, которое всегда мечтала посетить, которое она видела в трёхмерном журнале. Этим местом был город Миссула, штат Монтана. Он не сильно пострадал от глобального потепления. Там было много суши. Чистый воздух. Затем она вздохнула и сказала:

— Но я там никогда не побываю.

Они много говорили о том, как жили и что чувствовали. Возможно, тому виной была темнота в комнате. Он ещё никогда не был настолько откровенен. В этом была какая-то магия.

Во время краткого молчания Джорджио вздрогнул, когда его желудок достаточно громко заурчал.

— Я это слышала! — сказала Фелиция, слегка усмехнувшись. — В холодильнике в красной пластиковой коробке есть продукты быстрого приготовления.

Он нашёл пакеты с едой, сломал печать и продукты начали самостоятельно нагреваться. Вскоре они ели острую мясную пасту в тишине.

Молчали они около пяти минут. Затем снова окунулись в разговор. Разговор длинною в ночь…

* * *

Уже почти рассвело, когда Джорджио проснулся на полу. Его тело затекло, он сел, потянулся, огляделся вокруг и ещё долю секунды не мог понять, где находился.

Ах, да. Сквот. Фелиция. В предрассветном голубоватом сиянии, исходящем от окна, он увидел, что её не было в комнате. Как же она смогла уйти, не разбудив его? Он спал прямо напротив двери.

Он подошёл к окну и аккуратно выглянул в него. Никаких признаков Лимми. Может быть, ему стоило уйти прямо сейчас. Его присутствие в этом месте ставило под угрозу жизнь Фелиции.

Джорджио направился к двери, ведущей в холл, положил руку на дверную ручку, и тут открылась ещё одна дверь в глубине комнаты, спрятанная за занавеской. Фелиция вышла из неё и удивленно посмотрела на него.

— Я отошла в ванную, хотела проверить коридор, узнать, безопасно ли там, а ты уже решил смотаться…

— Я просто… решил, что должен. Ты же знаешь, они могут вернуться. Вернее, Лимми, по крайней мере. Он мог бы дать уйти моему дяде, но не мне. Он потерял человека из-за меня. А если ты будешь рядом со мной, когда он вернётся…

— Да. Понимаю. Но… я просто… я надеялась, что ты мне поможешь принять кое-какое решение. То есть… мне совсем не с кем поговорить об этом. Я никак не могу напрямую связаться со своей крёстной…

— Какое решение? — Джорджио вздохнул с облегчением, когда у него появилась причина остаться ещё на какое-то время. Он был согласен на всё лишь бы побыть ещё немного с Фелицией.

— Мне пришло сообщение от моей крёстной, она сейчас под куполом в Бель Эйр.

— Купол Бель Эйр! Ты шутишь!

— Никаких шуток. Она говорит, что я могу жить с ней, она получила разрешение для меня. Но… мне кажется, что я не хочу этого.

— Ты что! Почему нет?! Там есть всё, сплошная роскошь! Тебе не нужно будет думать о том, как бы не попасть под кислотный дождь или чёрный ветер, нет преступности, воздух чистый, куча еды, выращенной на гидрофермах. А ты просто не хочешь?

Она состроила такое лицо, словно съела что-то невкусное.

— Я была там однажды. И просто… мне трудно общаться с такими людьми. Они… О, Боже!

Она смотрела куда-то позади него и указывала на что-то пальцем.

— В окне кто-то есть!

Он обернулся и увидел скалящегося Лимми в окне, которое лишь частично было забаррикадировано шкафом. Ухмылка Лимми была неестественной, его щеки подергивались. Он точно был на синтоамфетамине, догадался Джорджио. Скорее всего он не спал всю ночь, левая рука Лимми, которой он вцепился в оконную раму, сильно дрожала. Другой рукой он приподнял пистолет, чтобы они могли увидеть оружие. Он заскрежетал зубами и нацелил пистолет на Джорджио…

«Падай же на пол, тупица!» — говорил внутренний голос. Но Джорджио словно прирос к полу.

Но тут что-то громыхнуло позади него, и оконное стекло взорвалось, унося с собой Лимми: его отшвырнуло вниз с дорожки. Он исчез. Джоржио лишь слышал его отдаляющийся крик.

Фелиция закашлялась. Он обернулся и увидел, что она стояла, держа револьвер в трясущихся руках, задыхаясь в клубах серого оружейного дыма.

— Боже, никогда бы не подумала, что от этой штуки может быть столько дыма. Никогда ещё не стреляла из него внутри помещения…

— Ты убила его…!

— Я попала в него?

— В этом я не уверен, но твой выстрел просто сбил его с ног в пропасть. Теперь он точно мертвец.

Он повернулся к окну и снова кого-то заметил. Но это был не Лимми — это было чьё-то лицо, осторожно выглядывающее с боку окна. Он вспомнил это пухлое лицо, усеянное голубыми татуировками — это был бандит из восточного округа. Его называли Гремлин.

И Гремлин пристально смотрел прямо на Джорджио и Фелицию.

Когда Гремлин понял, что Джорджио его заметил, он отпрянул назад, чтобы скрыться из поля зрения, ведь он понимал, что его могли так же легко скинуть его со здания, как и Лимми.

Джорджио стало не по себе.

— Ну, отлично. Жалкий подонок, один из приятелей Лимми, Гремлин, тебя видел…

Он подошёл к Фелиции и непринужденно забрал у неё пистолет. Ей, казалось, было всё равно. Он сделал это, потому что хотел защитить её, правда, учитывая то, что произошло, это было бессмысленно. Она могла сама постоять за себя и даже вступиться за него. Но ему очень хотелось побыть её защитником.

Она села на край матраса и застонала:

— Какая же я идиотка…

— Я…Фелиция…

Ему трудно было выразить свои эмоции словами. Он был поражён, что она смогла застрелить Лимми, чтобы спасти его. Но с другой стороны, это был верный поступок. Теперь они были связаны. Хотя, казалось, что это чувство единства появилось ещё задолго до их встречи, знакомство, их разговоры помогли лишь прочувствовать эту связь. Словно некая скрытая от глаз лента соединяла их жизни.

— Спасибо тебе, Фелиция. Ещё бы секунда, и он бы убил меня.

— Но… что же нам теперь делать?

— Я точно знаю, что нужно сделать тебе, Фелиция. Ты должна найти безопасное место. Скажи своей крёстной, что ты согласна. Ты будешь жить под куполом в Бель Эйре.

* * *

Выбраться из Би-Пи Билдинг оказалось проще простого: Фелиция вышла и проверила коридоры. Банкир был в своей комнате, а охранник, который должен был нести вахту, сидел на полу в том месте, где пересекались коридоры, облокотившись на стену, и храпел.

Джорджио шёл за ней: он нёс рюкзак с вещами Фелиции, а его оружие было заткнуто за пояс. Вдвоём они незаметно проскользнули мимо храпящего толстяка в грязной футболке. Прошли через пожарный эвакуационный выход и отправились вниз по лестнице, чтобы через чёрный ход выйти на улицу. Им потребовалось много времени, чтобы спуститься на нулевой этаж. Пока они проделывали этот путь, они наткнулись на несколько общин: там ругались пьяные люди, джаг группы сочиняли свою тяжёлую музыку, играли дети, грязные и неопрятные. Косоглазый парень в бронежилете, один из людей Банкира, попытался остановить Джорджио, но они ринулись мимо него и помчались вниз по лестнице. Он же не стал утруждать себя погоней.

В конце-концов они выбрались на улицу через металлическую, исписанную граффитом дверь. Тяжёлый утренний воздух был вязким и едким, было трудно дышать, но им обоим уже приходилось испытывать на себе намного более тяжкие степени загрязнения. Джорджио взял на себя ведущую роль в этот раз и проверил местность на наличие бандитов из шайки Лимми. Они никого не обнаружили, вокруг было пусто, не считая роботов-уборщиков и стаи диких псов, которые доедали тело бездомного мужчины. Был шанс, что бандиты скорее всего всё ещё искали их наверху в Руфтауне.

Они осторожно пробирались мимо потрёпанных, костлявых собак, Джорджио с оружием наготове, но животные были полностью поглощены своей трапезой.

Джорджио и Фелиция добрались до угла, где как раз замедлял ход самоуправляемый грузовик. Казалось, он следовал по нужному им направлению, его открытый кузов был забит кучей старых унитазов, которые, судя по всему, вывезли из домов, которые снесли. Они запрыгнули в него до того, как он стал набирать скорость, Джорджио помог Фелиции забраться в него, и они оба уселись на унитазы, что их сильно рассмешило.

Проехав полтора километра, грузовик оказался около купола.

* * *

В центре купола находился Бель Эйр, но начинался он от самых ворот старой общины, покрывая большую часть территории Беверли Хиллс. Протяжённостью в десять квадратных километров, слегка мутная, но всё же прозрачная, прочная конструкция из пласгласса^[2], почти два километра в вышину, покрывала собой несколько холмов, на которых стояли добротные, хоть и старые дома, заселённые правящим классом купола. Не считая нескольких парков и объектов снабжения, остальная часть территории, которая не уходила под землю, была отдана под жилые кварталы в виде кондоминиумов.

Кислотные дожди оставили свой след на покрытии, а черные ветра притупили его нижние грани — раз в год покрытие обновлялось, но эффект длился не долго. В Калифорнии существовали десятки куполов подобных этому. Обычно в них селились обеспеченные семьи, у которых был свой бизнес в странах Третьего Мира. Обслуживающий их персонал жил в отдельных «пузырях», построенных из бетона и стали, что-то вроде грубо выполненных поселений на одной из сторон купола.

Джорджио сунул пистолет в рюкзак Фелиции и прислонил его к стеклянной стене, рядом с большими металлическими воротами, которые вели к переходному шлюзу.

— Ты написала своей крёстной?

— Ага. Она будет тут через минуту и скажет, чтобы меня впустили. Им нужно будет проверить мои персональные данные, затем они определят меня в один из домов… как-то так. Джорджио?

— Да?

— А что будешь делать ты?

— Недалеко отсюда есть новое убежище… потом эта работа. Ну, если я конечно её получу.

— А что, если ты наткнёшься на бандитов из шайки Лимми?

Она старалась не смотреть на него.

— Тебе лучше оставить мой пистолет у себя.

— Нет. Вдруг что-нибудь пойдёт не так, и тебе не позволят остаться, тогда он тебе пригодиться.

Он посмотрел наверх и увидел, что камера наблюдения следила за ними.

Из модулятора переговорного устройства раздался голос. Мужской голос, мягкий, но серьёзный, сказал:

— Представьтесь! Если вы не житель или служащий с правом доступа, отойдите от ворот.

Фелиция назвала своё имя и имя своего поручителя.

— Вы можете остаться. Вторая особь должна уйти от ворот.

— Ну… мне лучше уйти, — сказал Джорджио.

— Послушай, вернись сюда завтра, около часа, у меня будет время, чтобы… не знаю, может, я смогу узнать, есть ли для тебя работа под куполом. Может, тут ты получишь хорошую работу. Моя крёстная, возможно, сможет что-нибудь придумать, чтобы ты смог остаться…

— Серьёзно? — встрепенулся он. Но на самом-то деле его сердце чуть не выпрыгнуло из груди от мысли о том, что у него есть шанс увидеть Фелицию снова.

— Час дня?

— Да.

Ворота открывались, она повернулась, чтобы войти в них.

Но потом снова обернулась и поцеловала его, очень быстро, в губы, прежде чем схватить рюкзак, и в спешке скрыться в проёме шлюза.

* * *

Фелиция чувствовала себя крайне смущённой, пока шла по коридору в Приёмный Сад. Было такое ощущение, что цветочные кусты, посаженные по одну сторону сада, сияли в лучах солнечных отражателей. Элегантно одетые люди в солнцезащитных очках удивленно смотрели на её рваные джинсы и разные ботинки.

— Мэрилин, они все на меня пялятся.

— Не думай о них, — беззаботно промолвила Мэрилин.

Крёстная Фелиции была высокой, худощавой женщиной, которой было около шестидесяти лет, но выглядела она на тридцать пять. Она была блондинкой с серебряными прядями, волосы были уложены в искусную прическу, губы были накрашены темно-бордовой помадой, которая хорошо сочеталась с оттенком стекол солнцезащитных очков. На ней был надет белый костюм и кремовые туфли под него. Её идеальные ногти были того же цвета, что помада и стекла очков. Фелиция знала, что очки представляли собой систему «Умного зрения» и обеспечивали постоянную коммуникацию.

— А теперь, — сказала Мэрилин слащавым голосом, — нам нужно поподробнее поговорить о твоих генетических данных и…ах, вот и наши сопровождающие.

Двое высоких, холодно улыбающихся, одетых с иголочки в серо-чёрную униформу мужчин приближались к ним по дороге из дроблённого кварца. Они тоже носили солнцезащитные очки с цветными стёклами, у одного из них они были жёлто-золотыми, у другого зелёно-голубыми. Пряди их волос были окрашены под цвет стёкол. У каждого из них было оружие на поясе, но Фелиция не смогла определить их разновидность.

Казалось, что от чистоты воздуха в куполе слегка болела голова, а свет был слишком резким. Следом за Приёмным Садом была стена из пласгласса, сверху усеянная камерами наблюдения, а позади неё виднелось огромное количество блестящих, разноцветных кондоминиумов, которые тянулись ввысь купола, почти достигая самой его высшей точки. Маленькие трамваи ездили по невидимым рельсам от одного здания к другому, механические птицы порхали среди имитаций деревьев.

— Мне тут как-то не по себе, — сказала Фелис. — А что ты там говорила про генетику?

Мэрилин поджала губы и стала говорить слегка в сторону, так как в нескольких шагах позади их поджидали сопровождающие.

— Фелиция… Когда твоя мама умирала, я пыталась забрать её сюда, но мне не выдали разрешение. Но им всегда нужны молодые люди с хорошей наследственностью и… твоя мать передала образец твоего ДНК для того, чтобы у тебя появился шанс. Пришлось долго ждать, прежде чем освободилось место для тебя.

— Для чего нужен образец ДНК?

— Говоря простыми словами: для продолжения рода. Ты сможешь выбрать себе пару: три или четыре мужчины на выбор. Нам нужна свежая кровь. Тебе всего лишь нужно будет родить нескольких детей. Начнёшь со следующего года. Ах, а вот и офицер Дэнфорд и офицер Мерсер. Джентльмены, ведите нас, моя дорогуша уже на месте!

* * *

Джорджио ощущал себя идиотом, пока стоял, прислонившись к двери старого склада через дорогу от купола, он чувствовал себя неуютно в часы ранней полуденной духоты. Похоже он просто тратил своё время впустую. Не было никакой надежды, что она смогла бы найти для него место внутри.

Но она поцеловала его. Он всё ещё ощущал прикосновение её губ.

На улице было жарко и Джорджио сильно потел, воздух был тяжёлым, пропитанный кислотными дождями. Он был рад, что захватил с собой кислотонепроницаемый дождевик, который ему дали в убежище.

Джорджио проверил время на своём инстаселле. Она опаздывала. Возможно, она вообще не придёт. По небу плыли уродливые облака. Автоматический мусоровоз выехал с подземной стоянки через дорогу и поехал вокруг купола. Как только он достиг улицы, он стал объектом внимания бесчисленного роя навозных мух, и это живое жужжащее облако следовало за мусоровозом, пока он катился дальше по своему пути.

Джорджио фыркнул. Он был тут наедине с отбросами, и похоже это было подходящее для него место.

Он ещё раз посмотрел на свой инстаселл. Она уже запаздывала на час. Не будь же придурком, приятель. Он пожал плечами и пошёл по тротуару прочь от купола совершенно в расстроенных чувствах. Ему было плевать, что он не получил место внутри, оно скорее всего и не подошло бы ему. Но он, возможно, больше никогда не увидел бы Фелицию. Именно это его очень беспокоило.

Он ускорил шаг, размышляя о том, посещали ли вообще эту часть города дружки Лимми. Возможно, ему стоило отправиться в Сан-Франциско, чтобы окончательно от них отделаться, если только удалось бы получить разрешение на выезд.

Джорджио услышал грохот и рёв двигателя позади, обернувшись он увидел петляющий по дороге грузовик, огромная машина неслась прямо на него. Было похоже, что грузовик потерял управление. Джорджио оглянулся в поисках убежища, куда можно было бы скрыться с его пути…

Раздался визг тормозов, и грузовик остановился в метре от него. Он посмотрел вверх и увидел, что за рулём на водительском месте сидела Фелиция.

Парень удивленно уставился на неё.

— Фелиция! Какого..?

— Привет! — с улыбкой закричала она, открывая окно машины.

— Смотри-ка, что я раздобыла! Грузовик! Быстро садись, я его угнала и нам нужно сваливать отсюда!

— Угнала? — Но он вовсе не намерен был читать ей мораль, подбежал к другой стороне грузовика и вскарабкался в кабину, сев рядом с ней. Она нажала на газ ещё до того, как он успел закрыть дверь и Джоржио чуть не вывалился обратно.

— Чёрт возьми, Фелиция!

— Прости. Ты в порядке?

Он закрыл дверь.

— Может, уже расскажешь мне, что происходит?

— Ах, ну да. Я пыталась понять, что же мне делать и как мне выбраться, было не похоже, что они меня отпустят так легко. Я стала наблюдать за грузовиками на автоматическом управлении. Они приезжают, и никто не обращает на них внимания. Я забралась в один из них на разгрузочной линии, внутри я поняла, что грузовик можно перевести на ручное управление! Просто вырубаешь компьютер и можешь ехать. Я, кстати, неплохой водитель, вся в папу и…

— Фелиция, тише, притормози. Что значит ты пыталась понять, что тебе делать? Что там произошло?

Она вздохнула.

— Я не хочу, чтобы меня использовали для программы продолжения рода. Вот для чего моя крёстная заманила меня туда! Мне нужно было подписать контакт с каким-то незнакомым подонком! Родить ему ребенка! Я ни под каким предлогом не стану жить с этими людьми! Они словно помешанные проводят всё своё время в виртуальной реальности, играют в какие-то дикие игры друг с другом. Они зациклены на своём мелком ненормальном мирке и обращаются с людьми, которые на них работают, как с роботами и… ну уж нет. Это не для меня. Но мне нужно было придумать, как вытащить нас из города, я увидела грузовик… и угнала его. Они его даже не разгрузили, поэтому не хватятся до завтрашнего утра. Он полон замороженных продуктов, которые невозможно производить под куполом. Мы можем поесть немного, остальное продадим…

— Но они же станут нас преследовать!

— Знаешь, этот грузовик не защищён никакими средствами безопасности, а никто из них не захочет покидать свой рай из пласгласса. Грузчики были как раз на обеде, я взяла их товарные накладные и кое-что изменила в них, в общем, теперь в них всё выглядит так, словно этот грузовик уже давно разгрузили. Им придётся долго разбираться, что к чему. А знаешь ещё что? Если мы уедем достаточно далеко, они даже не станут пытаться нас преследовать, просто потому, что это слишком дорого для них.

— Но… куда же ты хочешь поехать?

Фелиция усмехнулась.

— Сначала далеко-далеко на восток, затем далеко-далеко на север! Аккумулятор грузовика работает на водороде и солнечной энергии, друг мой! Он может проехать тысячи километров без какой-либо заправки! Сначала мы двинемся на восток: нам не потребуется разрешение на выезд, чтобы поехать в Неваду. Затем вверх на север до самой Монтаны!

— Монтана? Ты что, шутишь?

— Нет же! Я тебе уже рассказывала об этом месте: там прекрасная чистая земля, просто нужно знать, куда ехать…

Джорджио откинулся на спинку кресла, пораженный до глубины души. Но он чувствовал себя всё лучше и лучше с каждой секундой.

Он посмотрел на видео экран заднего вида: никто не пытался их догнать.

— Вау. Да у тебя стальные нервы, подруга.

— У меня есть ещё кое-что помимо них. Есть грузовик полный еды. Есть револьвер в рюкзаке под твоим сидением.

Она лихо завернула за угол и мельком взглянула на него.

— А ещё у меня есть кое-кто важный для меня.

Через долю секунды он осознал, что она имела в виду его. Джорджио подозревал, что если бы не он, не важно насколько сумасшедшие люди жили бы под куполом, она, возможно, и не стала бы красть грузовик. Ей было бы тяжело, но она, возможно, со временем смирилась бы с жизнью под куполом и родила бы пару малышей в качестве платы.

Он знал, что его подозрения были правдивыми. Он смог прочувствовать это сквозь ту самую скрытую ленту, которая сплела их жизни воедино.

Она глубоко вздохнула:

— Конечно, ты не обязан ехать со мной. — Она пожала плечами, словно ей не было до этого дела. — Без разницы. Ты не обязан.

— Ну, конечно же, черт возьми, я никому ничего не обязан. — Он улыбнулся, спрашивая: — А порулить дашь, Фелиция?

— Ну, не знаю. Я подумаю над этим…

Они выехали на трассу и направились на восток, и пока они ехали, Фелиция стала напевать слова песни той самой группы, которую они так любили. Через мгновение он подхватил мотив.

§ 2. «Соленое море и небо» Элизабет Бир

Это было ясное, прохладное и чистое утро. В тот день я поняла, что разобью ей сердце. Лето было в самом разгаре, всего две недели до солнцестояния. Я встала рано под пение птиц, чтобы посмотреть на восход солнца. Я отдыхала от привычной суеты, стирала тексты сообщений и выключила свой дешевенький телефон модели Омни, подарок моего отца на семнадцатилетие.

Существовали только я, море, тихий городок и рассвет. Если бы не отсутствие машин, я бы представила, что вернулась в двадцатый век. Конечно, в те времена уровень моря был ниже, пляж не был защищён волноотбойными стенами, которые сдерживали океан.

Я встала, потому что не могла уснуть. Я была в кино с Шоной, но после того, как она ушла домой, мне было невыносимо думать о ещё одном таком походе. Небольшой таунхаус, в котором я жила вместе с отцом, сводной сестрой и её сыном, казался мне клеткой.

На часах было чуть больше четырёх утра, а на небе уже появились оранжевые и серебряные полосы, звёзды растворялись на свету. Было достаточно светло, поэтому я быстро спустилась вниз по скале, не рискуя разбиться насмерть. Я повернулась так, чтобы справа от меня была вода, а скалы и город — слева. Пальцы наступали на серо-черный базальт, покрытый травой и ракушками, разламывали песчаную поверхность. Низкие, медленные волны шипели у кромки спокойной, мягкой морской глади.

По мере того, как я продвигалась на восток вдоль берега Балбригган, прилив отступал. Моя одежда не подходила для прогулок по пляжу, на мне была юбка, в которой я гуляла вчера, и скользкая обувь, к тому же никакой защиты от солнца. Но юбка была достаточно свободной, чтобы я смогла карабкаться по скалам, особенно если придерживать подол. А полчаса, проведенных на солнце, не навредили бы даже такой бледнолицей рыжеволосой девушке, как я.

Я сняла туфли и привязала их к ремню на своём поясе за шнурки. Так они и висели, ударяясь о моё бедро каждый раз, когда я оставляла мокрый след на песке, пробираясь по ручьям, которые стекали в океан.

Идти нужно было осторожно, чтобы не наступить на камни, ракушки или водоросли, особенно если идешь в предрассветные часы туда, где их полно. Ракушки могли очень сильно изрезать стопу.

Но ничего не случилось бы, если я была бы осторожна. Солнечный свет уже начал освещать лик скалы, накинув алую мантию на её бежевую поверхность, местами покрытую растительностью. Так как я не смотрела прямо на солнце, оно не слепило глаза, но было достаточно светло, чтобы можно было разобрать дорогу.

Тюлени резвились вдоль каменистых рифов, и чем выше я поднималась, тем больше они походили на точки, извивающиеся в воде. Серая цапля летела вдоль морской глади, её медленный размах крыльев отбрасывал волнистую тень, в то время как солнце выглядывало из-за края мира. Вдали, в Ирландском море плыл корабль на полных парусах, сам он в тени, но паруса уже вспыхнули в сиянии солнца, я всё переиграла: я могла представить, что сейчас девятнадцатый век, век исследований и мореплавания, и что я отправлялась в Дублин, чтобы сесть на корабль, который отвез бы меня в Америку, Азию, к миру.

В гавани рыбацкие лодки ожидали прилива, их мачты голые, такелаж провисший. Они много раз уплывали и приплывали обратно. При хорошем ветре можно обойти Уэльс за ночь, но ни одна из них не плавала так далеко.

Они не воодушевляли меня так, как треугольные паруса грузовых суден.

Я не могу тут оставаться — думала я. Я умру, если останусь. Машинально я подумала, что стоило позвонить Шоне или, по крайней мере, написать ей. И так же машинально я подавила свой порыв. Я знала, что она мне сказала бы.

«Не глупи, Билли. Мы есть друг у друга, разве этого не достаточно?»

А должно быть достаточно?

Я повернулась спиной к кораблю и морю и стала взбираться ещё выше, чтобы запечатлеть в памяти прекрасный вид. Когда я добралась до вершины, то поняла, что плачу.

* * *

На вершине скалы не было камней, и я смогла аккуратно, чтобы не коснуться крапивы, сесть в травы, спиной к суше, лицом к морю. Солнце светило в глаза, хотя я старалась смотреть вниз. По ту сторону моря была Англия, Лондон, затем континент. Свобода.

Корабль, за которым я наблюдала, плыл на юг к Дублину, и я гадала, что за такой ценный груз решили отправить в долгое морское путешествие. Я знала из истории, что когда-то огромные грузовые судна — и даже авиация! — сжигали органическое топливо, чтобы доставить экзотические фрукты, алкоголь, игрушки со всего света. В те дни было дешевле производить вещи заграницей, а затем доставлять их, чем жить на то, что можно было получить у себя. «Дешёвые иностранные товары» — термин, который я только начала понимать, всё то, что доставлялось издалека, — считалось роскошным и ценным, но не для таких, как я. По крайней мере, не в это время и, впрочем, скорее всего, никогда.

Но путешествия привлекали меня не роскошью. В них была… свобода.

Я получила обязательное образование в прошлом месяце. Но у меня не было никаких шансов поступить в университет с моим-то статусом и способностями, если бы я только смогла получить хорошие оценки… И у меня не было никакого шанса на трудоустройство без высшего образования в университете. Я уже знала, как проведу остаток жизни: здесь в Балбрригане, выживая на минимальные средства, потребляя товары, которые мне бы выделяли. Я смогла бы сводить концы с концами, иметь крышу над головой, но не более. Почти никто не мог теперь позволить себе путешествовать.

Этому миру нужно было намного меньше рабочих рук, чем есть. Царила дефицитная экономика, отголосок прошлого, пришедший в нашу жизнь после законопроекта о нормализации экологической ситуации, который перекочевал в середину двадцать первого века. С таким положением дел большинство людей не могли позволить себе какие-либо излишки.

И я была одной из них.

Также, как мой отец и сестра.

Такой же была и Шона Меллор. По крайней мере, это всегда утешало. Она была в той же западне, что и я, несмотря на то, что её это волновало в меньшей степени. Мы были друг у друга. Так было всегда и будет.

Мы планировали жить вместе, когда нам исполниться восемнадцать, если сможем найти жильё. Мы могли бы подать запрос на пособие, как бездетная нетрадиционная пара, и тогда мы получили бы дополнительную финансовую поддержку, но нам пришлось бы придерживаться этого пути. Быть бездетными. Не давать жизнь ещё одному бесполезному рту, который нужно кормить.

Это было предсказуемо: Шона и я. Мы вместе росли в деревне, были не самыми лучшими друзьями, но мы понимали друг друга, и в пятнадцать лет мы стали парой. У неё была кожа цвета оливы, прямые тёмные волосы, которые развивались на ветру, а её глаза были тёмно-карими и искрились оттенками только на свету.

Никто не понимал меня лучше нее. Никто не любил меня сильнее. Наши семьи предполагали, что мы станем жить вместе, так же думали и мы.

Я никогда бы не поверила, что именно я разобью сердце Шоны Меллор. Но когда я смотрела, как корабль исчезал в солнечных лучах за горизонтом, я уже знала, что это случится.

Потому что я собиралась уехать из Балбриггана. Оставить её. Любым путём. Всё равно как. Я уеду в Дублин. Возможно, мои предки отправлялись в Лондон в поисках удачи: у моряков же тоже когда-то был дом, разве не так? Не могли же они быть космополитами^[3] с рождения. И без всякого сомнения, должен был быть кто-то на всех этих автоматизированных современных кораблях, кто поднял бы паруса, кто всё наладил бы в случае какой-либо неисправности.

Я вытащила свой Омни. Контактные линзы для интерфейса сушили глаза, но все уверяли меня, что со временем я привыкну. Но сейчас всё равно перед глазами стояла пелена из-за того, что я недавно плакала.

Как только я его включила, я услышала голос Шоны позади.

— Билли?

Я выключила Омни. Она, конечно же, писала мне, когда проснулась. Она забеспокоилась и пошла искать меня, точно зная, где сможет найти. Это показатель того, насколько хорошо мы друг друга знали.

К тому же, Балбригган не такой уж и большой городок.

Она спросила:

— Ты в порядке?

Трусость овладела мной.

— Всё прекрасно, любимая, — сказала я, протягивая руку, чтобы она села рядом. — Я думала о тебе.

Она устроилась рядом со мной и поцеловала меня, длинные пряди волос обрамляли её лицо.

Я была самым ужасным человеком на земле.

* * *

Мой отец уже проснулся, когда я пришла домой. Он всегда старался создать видимость пунктуальности, старался придерживаться графика, словно у нас была работа. Он говорил, что так легче распределить дела на день, и когда я сравнивала его с отцами и матерями моих друзей, которые весь день проводили в пабе или спали до обеда, я признавала, что он прав.

Мимо проплывали облака, вытянутые и изодранные, в воздухе пахло дождём. Я смотрела, как ветер скручивал листья ивы в саду, пока отец спускался по ступеням, чтобы встретить меня.

— Тебя искала Шона, — сказал он.

— Она меня нашла, — сказала я и поцеловала его в щёку. Он выносил мешок компоста. Я взяла мешок из его рук и отнесла в мусорный ящик на углу сада.

— Она волнуется за тебя, — сказал он. — Как и я.

Я замерла, одной рукой держась за крышку мусорного бака. Ленивое жужжание ветряной мельницы доносилось до моего уха. Бело-чёрная сорока прыгала вокруг, явно положив глаз на разноцветные съестные отходы. Я хлопнула крышкой мусорного ящика перед её клювом.

— Нет причин для беспокойства, — сказала я. — Можешь стереть эти мысли.

Он вздохнул. Я прекрасно знала, что моему отцу совсем не нужно было ничего стирать. Он был одним из самых стойких людей, которых я встречала в своей жизни, и он строго управлял своими эмоциями. Но в любом случае, эмоции начинали лучше поддаваться контролю только после двадцати лет и старше, я много слышала, что у подростков довольно трудно выровнять гормональный фон, и совершенно не важно, какую хирургию, исследования или химию пытались для этого применить.

Я подумала, что когда окончательно научились бы управлять мыслями, только тогда я смогла бы оставить свою мечту о путешествии по морю.

Но я решила, что мне бы не хотелось такого развития событий. Считалось, что моя психика тоже находилась под контролем, и судя по всему, именно поэтому я могла разумно разговаривать с отцом. Нам рассказывали в школе, что когда-то молодые люди то и дело проявляли эмоциональную неустойчивость.

— Ну же, Билли, — сказал он. — Ты же знаешь, я просто хочу, чтобы ты была довольна жизнью. А не как…

— Не как мама? — спросила я.

Его лицо побледнело.

Это было жестоко с моей стороны, подумала я. Возможно, контролировать свою психику было не так-то просто.

Но он смог разглядеть мою боль за этой жесткостью.

— Ты не твоя мама, Билл, — сказал он. — У меня и мысли такой не было. Ты бы не оставила того, кого любишь.

В его словах звучала нежность. Он коснулся моей руки.

Меня переполнил стыд, меня выворачивало наружу. Разве я не собиралась сделать как раз то, о чём он сказал?

* * *

Я поднялась наверх, чтобы лечь в кровать, моя сводная сестра Кэти только что встала, а значит, не пришлось бы терпеть крики её вечно недовольного ребенка в комнате, и проспала шесть часов, проснувшись к обеду. Когда я спустилась, папа и Кэти уже ушли. Я подумала, что отец, должно быть, пошёл на свои занятия по живописи (он просто ужасен) и, кажется, я смогла припомнить, что сын Кэти, Дэвид, сегодня должен был пройти обследование психики (ему два года). Я подумала о том, что могла бы принять душ, но вместо этого решила поработать в саду. Сидя в гостиной, я съела два тоста с маслом, обдумывала дела по дому и рассматривала пыльную гитару, которая висела над старым камином.

Мы жили в типичном доме в ирландском стиле с террасой и садом, площадь которого составляла шесть на пять метров. Дом был окружён серой высокой стеной, из-за которой трудно было что-либо увидеть. По обоим углам сада росли розы, а красные соцветия фасоли карабкались по их стеблям вверх на стену. У нас росли кабачки, кулинарные травы, подсолнухи, из которых мы добывали масло. Две коричневые курицы-несушки бродили по участку. Каждый раз приходя в сад, я первым делом отыскивала их свежие яйца коричневого цвета.

Мы построили дом ещё до закона об озеленении, но на нашей крыше уже был маленький огород, где росли зелёные травы, сладкие помидоры, картофель и листья салата. У нас росла яблоня и была мелиоративная система, которая работала от солнечной энергии.

У нас было всё, что нужно. То, что мы не могли вырастить, покупали в магазинах. Любой разумный, здравомыслящий человек был бы тут счастлив.

Но у нас не было иных целей, кроме как существовать.

Стремянка хранилась в общем сарае: никому из наших соседей не пришло бы в голову забрать её в такую рань, к тому же никто не собирался ею пользоваться до пяти вечера, судя по отсутствию записей в журнале. Я решила, что буду работать в саду на крыше, и вытащила лестницу, докатила её на колёсиках до дома, прочно установила и забралась наверх. Экран моего Омни помогал мне отличать сорняки, которые я вырывала, от ростков будущих растений. Розовые и белые соцветия валерианы могли заполнить всё, если их не прополоть. Они были красивыми, но как мне показалось, их запах понравился бы только кошкам. Я оставила цветы только в трещинках стены, где им и место.

Работая, я пыталась навести порядок в своих мыслях, но не получалось. Снова и снова я думала о том, почему ушла моя мама.

Первая жена папы, мама Кэти, умерла от рака, медицина была бессильна. Через какое-то время он встретил мою маму и женился на ней, но она исчезла после моего пятилетия, она никому не сказала, куда уехала, и не прислала ни одного письма, чтобы мы хотя бы знали, что она жива.

Долгое время меня не могли убедить ни люди, ни сеансы внушения, что я не была причиной её ухода. Позже я стала думать, что что-то произошло внутри неё, и это заставило её сбежать. Осознание пришло приблизительно в то же время, когда в моей голове стали возникать похожие мысли.

Я вырвала последний росток календулы среди помидор: я была настоящим борцом с вредителями, и спустилась вниз по лестнице. Я сложила её и отнесла обратно в общий сарай.

Я слишком много думала о прошлом, представляла себя в том времени. Я вообразила, что бы было, если бы у каждого из нас была своя лестница. Тогда не пришлось бы ждать своей очереди или записываться за месяц, чтобы просто поработать на крыше.

Я представила, что у каждого в доме есть своя стремянка. Своя газонокосилка. Свой секатор.

У меня даже голова закружилась. Много вещей. Где же их всех хранить?

Расточительство. Так же, как и самолёты, которые везли еду издалека, или использование двигателя внутреннего сгорания, чтобы просто прокатиться по улице. Теперь это можно было увидеть только в старых фильмах, которые люди покупали на дисках из полимерных материалов, в коробочках из тех же полимерных материалов, а затем это всё просто пылилось на полках.

Пусть лучше всё это оставалось бы в мыслях. Так было бы проще. Лучше использовать только то, что тебе нужно, а затем возвращать на место, где другие смогли тоже этим воспользоваться.

В чём смысл проживать комфортную, но никчёмную жизнь? Для чего люди в старых фильмах разъезжали на яхтах, которые волновали море, или летали на самолётах, которые гневали небо?

Они не были похожи на меня. Все они словно куда-то постоянно двигались.

Я отправилась в душ, думая о том, что заслужила эти литры растраченной воды. Тем более, если начался бы дождь, то ёмкость на крыше быстро заполнилась бы. У нас пока что всё ладилось.

Тем более, мне всегда было противно ощущение грязи и сальность на волосах.

* * *

Душ — хорошее место для принятия решений. Горячая вода словно оживляла клетки мозга, а если ты заплакал бы, никто не увидел бы. Даже ты сам. Я, кажется, превысила расход воды, но решила, что смогу восполнить его позже.

После душа я приготовила себе чашку чая, то, что следовало бы импортировать даже в наши дни, выключила все раздражители, кроме обязательного канала, который начинал вещать в случае чрезвычайной ситуации, и занялась интерфейсом телефона. Я собиралась серьёзно взяться за поиски.

«Найти работу» — вбила я запрос в Омни. «Как стать матросом дальнего плавания?»

И через пятнадцать минут я всё узнала. Существовала целая школа, но судя по комментариям, большинство людей учились судоходству просто на практике. Вот только нужно было найти капитана, который взял бы трудиться неопытного новичка и обучил бы основам.

Ещё я узнала, что зарабатывали матросы не лучше, чем те, кто получали пособие по безработице. А ещё это было крайне опасно.

Но теперь я знала, что хотела этого больше всего на свете.

Я закрыла все окна поиска плавающие на периферии зрения, снова окунулась в реальность, заварила ещё одну чашку чая, на этот раз с ромашкой, которую мы вырастили сами, и пыталась понять, какое же письмо я хотела написать Шоне. С отцом и Кэти дело обстояло проще: просто расскажу им всё за ужином.

— Я буду писать, — сказала я. — Будем общаться по видео связи. Вы даже не заметите моего отсутствия.

Отец встал и взял мою тарелку.

— Кто помоет посуду сегодня? — спросил он, но я поняла, что так он пытался сказать, что будет по мне скучать.

— Я помою, — сказала Кэти. — Ну по крайней мере, будем мыть на одну тарелку меньше.

Солнце зашло только около десяти вечера.

* * *

Днём я начала собирать вещи. Летом лучше, чем зимой, хотя летом никогда толком не высыпаешься, но зимой всегда нужно было рано ложиться спать, чтобы экономить электричество. Кэти была внизу с Дэвидом, который дремал в тенистой части парка. Мне показалось, что они старались не обращать внимания на мои сборы, не хотели, чтобы я их беспокоила.

Пока я рассматривала разложенные на кровати толстовки, я услышала, как папа поднимался по лестнице.

Он замешкался в дверном проёме моей комнаты. Я не стала оборачиваться, лишь поймала его изучающий взгляд в зеркале. Я была на него похожа: те же рыжие волосы и веснушки, правда, его волосы выгорели с годами, вот только скулы и заостренный подбородок у меня был в точности, как у мамы.

Он молчал и смотрел на меня любящим и печальным взглядом. Я старалась выдержать его взгляд, как можно дольше, но сдалась и опустила глаза.

Мне было интересно, узнал ли он во мне сейчас черты мамы или, быть может, сейчас они были заметны, как никогда?

— Папа, прости, — сказала я.

С собой он принёс два бокала вина, которое когда-то привёз огромный корабль из Франции. Он приберегал его на особый случай. Он вручил мне один бокал, затем сел на кровать, сдвинув мою одежду, чтобы расчистить место. Он взглянул на меня и сжал губы. Мне не было тяжело слышать его серьёзный и тихий голос.

— Только не говори Кэти, — сказал он. — Когда я был твоего возраста, я хотел уехать в Дублин и стать музыкантом.

Я подумала о пыльной гитаре в гостиной. Я знала, что он умел играть на ней, и, наверное, даже видела, как он играл, но никак не могла воскресить в своей памяти образ отца с гитарой в руках. Я всегда удивлялась, зачем она нам нужна, когда никто в доме ею не пользуется, просто бесполезная трата материала, хлам, который нужно хранить.

Теперь я знала, зачем. ...