Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Владимир Козлов Lithium
Часть первая Март – апрель 1995. Санкт-Петербург.
1
Группа рубила грандж. На крошечной сцене едва помещались барабанщик за установкой, басист и орущий в микрофон вокалист-гитарист. Стены клуба были покрашены в черный цвет поверх плохо отодранной старой краски. У сцены прыгали несколько потных панков, почти касаясь ирокезами низкого потолка. Еще десятка три человек стояли чуть дальше, почти все с бутылками пива. У входа прислонился к стене охранник в форме курсанта МВД. Немолодой волосатый дядька в кожаном жилете поднес ему бутылку водки. Курсант надолго к ней приложился. Песня закончилась. Барабанщик стал поправлять тарелку. Вокалист наклонился, взял из лужи пролитого пива бутылку, поднес ко рту и допил остаток. Малолетний низкорослый панк с ирокезом, в джинсовке с надписью белой краской на спине «Fuck Off» сказал ему: – Вы хуйню играете. Хватит дрочить, сыграйте «Все идет по плану», а? – Ты, наверно, не по адресу пришел. Мы играем свои песни. – Твои песни хуйня. Сыграй «Все идет по плану». Или не умеешь? Басист повернулся к панку. – Пошел на хуй! – Сам пошел. Панк замахнулся кулаком. Басист оттолкнул его ногой. Падая, панк налетел на девушку в драных колготках в сеточку, в кожаной юбке, с короткими светлыми волосами. Она тоже оттолкнула его. Панк схватил ее за руку. Девушка ударила его в нос кулаком. Панк бросился на нее. Вокалист спрыгнул со сцены, оттолкнул его. Стриженный налысло парень в майке Nirvana схватил панка за джинсовку, тряхнул и швырнул на пол. Остальные панки включились в драку. Басист достал из-за колонки неполную бутылку водки, присосался к ней, выпил все. Помахивая дубинкой, к дерущимся подошел охранник. Он схватил панка, затеявшего драку, за воротник, несколько раз ударил дубинкой по ребрам и поволок к выходу. – Я тебя, сука, выебу в жопу, падла ебаная! – орал панк. У него текла кровь из носа. Музыканты вернулись на сцену. Вокалист подал знак. Барабанщик вступил, затем остальные. В клуб зашли два коротко стриженных парня в черных кожаных куртках и три девушки в шубах и сапогах на шпильках. Они остановились у входа. Один достал пистолет, повертел в руках, мутными глазами посмотрел на сцену. Он нетвердо держался на ногах, все время пошатываясь. Его поддерживала за рукав блондинка с ярко накрашенными губами. Бандит уронил пистолет. Девушка наклонилась, подняла его с пола, засыпанного бычками и пеплом, положила в сумку. Она взяла бандита под руку, потащила к выходу. Вторая пара ушла следом, столкнувшись в дверях с возвращавшимся охранником. Группа начала быструю композицию. Панки и алкаш в спортивных штанах и драном свитере устроили слэм. Поскользнувшись в луже пива, алкаш упал. Пытаясь подняться, он перевернулся на живот и застыл в этой позе. Штаны слезли с его задницы. Парень в майке Nirvana облил его пивом из бутылки. Песня закончилась. Алкаш отполз к стене, подтянул штаны. Невысокий парень в очках протянул басисту бутылку пива. Басист сделал нетвердый шаг ему навстречу, забрал бутылку. Высоко закинув голову, он допил все пиво, отдал парню пустую бутылку. – Не, ты че, охуел? Там больше половины было… Барабанщик отстучал три удара. Гитарист заиграл рифф. Басист сделал несколько шагов по сцене, наткнулся на колонку, попытался вступить, но не смог попасть в ноты и бросил играть. Гитарист жестом показал барабанщику остановиться, подошел к микрофону. – Здесь есть кто-нибудь, кто умеет играть на басу и кто еще находится в нормальном состоянии? Дядька в кожаном жилете, угощавший охранника водкой, крикнул: – Я умею! Я еще в восьмидесятом в «Мифах» играл. Думаешь, я твой грандж не смогу? Гитарист кивнул. Дядька залез на сцену. Басист сидел, прислонившись спиной к колонке. Дядька снял с него гитару. Басист не среагировал. Дядька повернулся к гитаристу. – Ты вступай, а я потом подключусь. Гитарист наиграл примитивный рифф. Вступил барабанщик, потом басист. Ритм ускорился. Гитарист заиграл минималистское соло, подскочил к микрофону, заорал: – А-а-а-а-а-а-а-а-а! Он сорвал с себя гитару, швырнул на сцену. Колонки зафонили. Гитарист сказал в микрофон: – Спасибо! Это была группа «Литиум». К сцене подошел мужчина в застиранной майке Dead Kennedys, пожал гитаристу руку. – It was fuckin' awesome! Like fuckin' CBGB in the 1970s, but actually better! It's the true spirit of punk rock![1] На полу у сцены в луже пива лежал выбитый зуб, рядом шприц и две пустые бутылки. Мужчина за сорок, с длинными, собранными в хвост волосами, в костюме и белой рубашке вынес ящик пива. – А вот и ваш гонорар. В гримерку нести? – Да, – ответил гитарист. – Спасибо, Иван. Гитарист заметил девушку в драных колготках, участвовавшую в драке. – Присоединишься к нам? Девушка кивнула. Они прошли в гримерку: узкую каморку за сценой с пластмассовым красным столом и стульями. – Ты всегда дерешься кулаками? – спросил гитарист. – Классе в седьмом научилась. До этого я царапалась. – Как тебя зовут? – Оля. – А я Влад.2
Оля
У меня был выходной, и я сидела в своей комнате за шкафом. Хотя на самом деле это никакая не комната, а отгороженный шкафом угол. Родители отгородили мне его, когда мне было лет тринадцать. Я тогда сказала, что больше не буду спать с Лешей в одной комнате. Ему было восемь, и он уже стал превращаться в придурочного гопника, в которого в итоге вырос. Первое время я иногда по ночам слышала, как родители трахаются, а иногда даже подглядывала за ними. Потом мне это стало неинтересно. Я слушала «Closer»[2] в наушниках на своей старенькой магнитоле Sharp и смотрела в окно. Небо над купчинскими хрущевками было ясным и голубым. На ржавый, обосранный голубями карниз капало с крыши. Я выключила музыку. Снимая наушники, зацепила заколку. Она упала на стол. Под стеклом уже много лет лежали одни и те же фотографии из журналов. «Алиса». «Кино». «Наутилус Помпилиус». Группы, которые я когда-то любила, и к которым давно равнодушна. Мне все недосуг было чем-нибудь их заменить, а потом я просто забила. Я давно уже не считала эту квартиру домом, и поэтому мне было все равно. Точно так же мне было плевать на постеры «Аквариума» и «Алисы» на «спине» шкафа. Уж лучше что-нибудь, чем просто фанера. Я подошла к шкафу с другой стороны, открыла. Из соседней комнаты был слышен телевизор – шел хоккей. Я надела джинсы и свитер, взяла рюкзак, вышла в проходную комнату. Отец и Леша сидели на диване. На полу стояли несколько пивных бутылок. – Ты надолго? – спросил отец. – Купи нам пива, а? – Деньги давай – куплю. – Что значит – деньги? – Он говорил медленно, заплетающимся языком. – А у тебя, что, нет? Или тебе в падлу родному отцу купить пива? Это что, не я тебя вырастил? – Не, правда, а? – сказал Леша. – Хули тебе, жалко? Если ты так жмешься, то я потом отдам… – Когда? Ты сначала работу найди. – Найду, не ссы. Ну что, купишь? – Не куплю. И вообще я скоро съеду от вас. Посмотрим, как вам будет хорошо на одну мамину зарплату. На улице было совсем не холодно, и я не стала застегивать куртку. Я прошла через двор, села на лавочку, достала из рюкзака сигареты и зажигалку, прикурила, выпустила дым. Небо было таким голубым, как будто не март, а май. Я вспомнила вчерашний концерт, Влада. После концерта, в гримерке, он все время молчал. Сидел в углу с бутылкой «гонорарного» пива и слушал, что говорили другие. И я просто пересела поближе к нему. И мы так вот сидели и молчали. А потом он предложил встретиться. Мы договорились на послезавтра.3
Влад
Утром работа. Я подмел двор у восьмого корпуса. На стене за старым «Москвичом» без колес появилась свежая надпись «Н.Б.П.» На краю песочницы два мужика пили портвейн из горла. Они увидели, что я на них смотрю. Позвали. Я бросил метлу, подошел. – Хочешь? Мужик был не похож на ханыгу, скорей на итээровца, забившего на работу. Я кивнул. Второй смотрел на меня исподлобья. Под глазом у него желтел синяк. Рядом, на щеке, засохла кровь. Итээровец протянул мне бутылку. Я вытер горло рукавом куртки. – Да уж, – сказал итээровец. – Погляди на Федю. Он когда-то работал со мной в Арктическом НИИ, а потом перестройка все перестроила… Уже два года, как бомжует. Ни семьи, ни квартиры… Я б и рад поселить его у себя, да негде… Мужик с синяком продолжал смотреть на меня. Я сделал два глотка, отдал ему бутылку. Сказал: – Спасибо. Работать больше не хотелось. Я дворами вышел к набережной. По реке плыли куски льда. Я вытащил из кармана «Союз-Аполлон», зажигалку. В пачке оставалось три сигареты. Я закурил. У тротуара был припаркован ментовский «жигуль». В нем сидели два мента. Мимо пронеслись два черных «Мерседеса». Грязь брызнула на лобовое стекло «жигуля». Включились дворники. Размазали грязь по стеклу. Я нащупал в кармане карандаш. Он был тупой, но еще писал. Я пересыпал сигареты из пачки в карман. Разорвал ее. Записал на внутренней стороне:«Снег догнивает последний,
Небо серое, как понедельник,
Люди глядят на меня из окон,
А мечты-подснежники вянут».
4
Оля
Покупателей было мало. С утра я читала книгу: второй том Кортасара в черной «клетчатой» суперобложке. Степа перелистывал старые номера «Рок-Фуза». Я никогда не видела его с книгой. Модно одетые парень и девушка купили компакт «Наутилуса» «Титаник». Из их разговора между собой я поняла, что это подарок какому-то Даниле. Потом зашел панк лет шестнадцати, с отрастающим, покрашенным зеленкой «ирокезом». Он долго смотрел на косуху в углу, под плакатом «Н.О.М.», потом перешел к вешалкам с футболками. Я отложила книгу. Степа тоже напрягся. Панк попробовал незаметно снять с вешалки футболку «Гражданской обороны», поднял глаза и встретился взглядом со Степой. Оба заулыбались. Панк поднял руки – показать, что ничего не украл – и вышел из магазина. – В другой день я б его отпиздил, а сегодня что-то лень, – сказал Степа. – Иногда руки чешутся – вот тогда не лень. А сегодня лень. Только ебаться мне никогда не лень. А тебе, Олька? Может, закроем магазин и сходим в подсобку? – Знаешь, в чем на самом деле твоя проблема, Степа? Ты все время подменяешь реальность мечтами. Как ты думаешь, сколько есть процентов вероятности, что я пойду с тобой в подсобку? – Пятьдесят. Или пойдешь, или не пойдешь… – Ноль. – Не, а что тут такого невозможного? Катюха со мной постоянно ходит, когда мы с ней в одну смену… – А при ней ты это готов сказать? Или, может, при Игоре, когда он к ней зайдет? Степа пожал плечами. Я открыла книгу, прочла две страницы. Потом меня отвлек чел: лет тридцать пять, в вытертых джинсах, высоких черных ботинках и потертой косухе. Я заметила, что он пьяный. Чел посмотрел на меня, потом на Степу. – Что вы так смотрите? Вы что, меня не знаете? А вы на концерты ходите вообще? Вы, конечно, еще молодые, но все равно. Я с Костей Кинчевым играл, потом со Славой Задерием. Потом с Кириллом Неведомским играл, года два, примерно восемьдесят девятый-девяностый. Ездили с ним по всему «Совку». Нормальных концертов тогда еще не было, играли на фестивалях. Помню, приехали в Могилев. Это в Белоруссии такой город. Или в Гомель? Я уже не помню точно. Я, правда, не играл, только тусовался с Кириллом и Петей. Потом, помню, пиздились с гопотой. Там пацан был охуенный, Вася. Из Минска. Как группа его называлась, забыл. И песен уже ни хера не помню. А стишок один помню его: «Я тебя бубу в губу, ты меня бубу в губу. Я так больше не могу, я хочу бубу в бубу!» Классно, да? Слушайте, ребята, может выручите? «Штук» пять, до пятницы? Ну так как? – Никак, – сказал Степа. Я опустила глаза на книгу. Чел еще немного потоптался у прилавка и вышел. – Как думаешь, он действительно музыкант, или просто пиздит? – спросил Степа. Я заложила страницу книги трамвайным билетом, взяла сигареты и зажигалку. – Курить? – спросил Степа. – А что, не видно? – Ну, давай-давай, получай свою долю никотина. Говорят, что курящие женщины испытывают оргазм в два раза реже, чем некурящие. Я поднялась по ступенькам, остановилась у закрывающейся на ночь решетки, взяла из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой, выпустила дым. В глубине двора три волосатых парня пили из бутылок пиво. Чел, просивший денег, ссал у погнутой водосточной трубы. Он посмотрел на меня, застегнул джинсы, сделал правой рукой пионерский салют, потом – нацистское приветствие. Вчера мы гуляли с Владом. Погода была мокрая, но тепло. Он рассказывал про себя. Что вырос в Луге, занимался футболом, потом прекратил из-за травмы. В Питере уже семь лет – приехал после школы поступать в универ. Не поступил, учился в ПТУ, бросил. «Крутился» от армии – лежал в «дурке». Работал сторожем, продавцом на рынке, кем-то еще. Сейчас работает дворником на Петроградской, за это ему выделили квартиру. Сегодня вечером он пригласил меня к себе.5
Окно полуподвальной квартиры было заклеено газетами. По улице прогремел трамвай, просигналил. Оля и Влад лежали, укрывшись одеялом, на металлической кровати с хромированными закругленными спинками. Оля вылезла из-под одеяла, подняла с пола рюкзак, достала сигареты и зажигалку. Она прикурила себе и Владу, подала ему сигарету. Всю стену напротив занимал коллаж из журналов, газет, рекламных листовок, обложек книг, упаковок от сигарет, шоколадок и чипсов. – Сколько тебе времени понадобилось, чтобы это сделать? – спросила Оля. – Он еще «в процессе». Начал, как только вселился полгода назад. И все время что-нибудь добавляю. Кроме кровати, мебели в комнате не было. В углу стояла прислоненная к стене электрогитара, рядом – самодельный усилитель – «комбик» в корпусе из некрашеного дерева и педаль «овердрайва». У стены были сложены неровной стопкой книги, сверху «Смерть в кредит» Луи Фердинанда Селина в черной обложке. Рядом стопка аудиокассет и мыльница «Panasonix». На вбитом в стену гвозде висела потертая джинсовка. В другом углу стояла спортивная сумка, из нее торчали тряпки. Рядом лежали несколько бутылок из-под пива и портвейна. – Ты не мерзнешь? – спросил Влад. – Нет. Сегодня тепло. Первый по-настоящему теплый день. Оля подошла к кровати, присела, стряхнула пепел в банку из-под кофе «Cacique», почти доверху набитую бычками. Влад дотронулся пальцем до короткого тонкого шрама с тремя швами на Олином животе. – Это что? – Нож. – Ты шутишь. – Нет. Влад дотянулся до бутылки портвейна, стоявшей у кровати, сделал глоток, передал Оле. Оля допила остаток, вытерла пальцем красную струйку на подбородке, поставила бутылку на пол. Влад вылез из-под одеяла, подошел к «комбику», подключил его к розетке, нажал кнопку. Комбик зафонил. Влад всунул в него провод, другой конец – в педаль. Он распутал другой провод, соединил им гитару с «комбиком», подстроил вторую струну, начал играть. Оля выбросила бычок в банку, подняла с пола трусы, надела. Присев на край кровати, стала натягивать колготки. Влад продолжал играть, не обращая на нее внимания. Оля закончила одеваться, подошла к нему, провела рукой перед лицом. Влад остановился. – Я пойду, – сказала Оля.6
Оля
День был теплый, а вечером резко похолодало. По дороге к метро я мерзла в полупустом трамвае на черной неудобной деревяшке вместо сиденья. Я не захотела рассказать ему про нож. И мне понравилось, что он не стал настаивать. Я ему вообще мало что про себя рассказала. Какая разница? Я не рассказала ему про Игоря, хотя там на самом деле и рассказывать нечего. В последние полгода отношения между нами были такими, что любой из нас мог бы просто исчезнуть, выпасть из жизни другого. Нам не нужно даже как-то «уведомлять» друг друга. Завтра или послезавтра Игорь позвонит мне домой или на работу, и все сразу станет понятно без лишних слов. Получается, что я знаю про Влада больше, чем он про меня. Но я не хочу рассказывать про то, что было до института. А ничего и не было. Отличница в окраинной школе, где всем было насрать на учебу. Дебильные подруги-одноклассницы. Еще более дебильные пацаны. На самом деле, все это казалось бы далеким прошлым, если бы я до сих пор не жила в том же районе, в той же квартире, с родителями и Лешей. Все это заебало. Пора переезжать. Может быть, Влад предложит мне переехать к нему. Хотя, когда он играл на гитаре, мне казалось, что ему никто не нужен. Но, может быть, это не так.7
Влад
На полу в кабинете начальницы ЖЭКа стоял обогреватель. Я, не отрываясь, смотрел на его красную раскаленную спираль. – Владик, я к тебе прекрасно отношусь, – говорила начальница. – Ты хороший парень, а я в людях разбираюсь, можешь мне поверить. Но ведь мы с тобой договорились, разве нет? Три раза в неделю подмести дворы. И все! Почему ты этого не делаешь? Почему дворы шестого и четвертого корпусов вторую неделю не убраны? – Мне это надоело. – Владик, ты, ей богу, как ребенок. Я не знаю даже, что тебе сказать… Вот, послушай… Она взяла со стола книжечку в синей затертой обложке, полистала ее. Начала читать: – «В случае систематического неисполнения рабочим или служащим без уважительных причин обязанностей, возложенных на него трудовым договором или правилами внутреннего трудового распорядка, если к рабочему или служащему ранее применялись меры дисциплинарного или общественного взыскания. Пункт четвертый. Прогула без уважительных причин, в том числе появления на работе в нетрезвом состоянии…» Я достал из пачки сигарету. Поднялся со стула. Встал на одно колено. Наклонился к обогревателю. Прикурил от спирали. – Что ты делаешь? – крикнула начальница. – Я стараюсь тебе помочь, а ты? Здесь нельзя курить, и вообще у меня астма! Я вышел из кабинета. – Чтоб за неделю освободил квартиру! Не освободишь – приду с участковым! Я прошел по коридору ЖЭКа. Дверь комнаты сантехников была открыта. На столе стояла бутылка водки. На газете лежал нарезанный хлеб. Дед-сантехник в грязной синей спецовке резал складным ножом ливерку.8
– Знакомьтесь, это – Саша, – сказал Влад. – Мы только что познакомились в метро. И я предложил ему попробовать с нами поиграть. Это – Рома, ударные, а это – Андрей, бас. Из-под Сашиного черного пальто торчал воротник белой рубашки. Длинные светлые волосы были собраны в хвост. На плече висел черный чехол с виолончелью. Рома и Андрей пожали руки Владу и Саше, выбросили бычки. Все четверо вошли в здание. Коридор был засыпан осколками стекла, осыпавшейся штукатуркой, обрывками проводов. За висящей на одной петле дверью видны были обломки оборудования, разбитые колбы, кучи бумаг. Из одного конца в другой пробежала большая черная крыса. – Вот так выглядит настоящий апокалипсис, – сказал Влад. – Полная крутотень! Саша, ты когда-нибудь видел подобное? Саша покрутил головой. Влад постучал в черную металлическую дверь в конце коридора. Открыл дядька под пятьдесят, с длинными седыми волосами, в джинсовой рубашке, с несколькими нитями крупных бус. В комнате стояла ударная установка, усилители, колонки. Дядька поздоровался со всеми за руку. – Это единственный остров цивилизации во всем здании? – спросил Андрей. – Почти что, – ответил дядька. – Есть еще мой бывший кабинет на втором этаже. Я же раньше здесь работал завлабом. Тогда это считалось очень круто: кабинет тридцать метров, с кондиционером. Тридцать метров-то никуда, конечно, не делись, а кондиционер уже давно не работает… Если что понадобится, то я буду там – прямо над этой комнатой, на этаж выше. Только осторожно на лестнице, там нету перил.* * *
Музыканты сидели на столе в бывшей лаборатории. Ее освещал уличный фонарь за окном. – …круто было, – сказал Влад. – Ты сам не обломился? – Он посмотрел на Сашу. – Нет, все классно. – Круто. – Только слышно было плоховато, – сказал Рома. – Надо виолончель через усилитель пропустить. А еще лучше через «примочку». Поговори со своим «Кулибиным», пусть сделает «примочку» специально под виолончель. – А гитарная разве не подойдет? – спросил Андрей. – Не-а. Там тембр другой, – Рома посмотрел на Сашу. – У Влада есть знакомый умелец – он ему «овердрайв» сделал сам, за бутылку водки, а детали все нашел на свалке. – Да, звук у нее совершенно чумовой, – сказал Влад. – Ну что, расходимся? – Да не обязательно. – Андрей потянулся к чехлу бас-гитары. – У меня кой-чего есть. – Он вытащил из чехла бутылку портвейна.* * *
– Я ненавижу русский рок. – Сидя на столе, Андрей катал ногой по полу пустую бутылку. – Ему давно пришел пиздец. Сегодня это слушать невозможно. Если кто-то говорит, что русский рок пошел от Галича или там от Окуджавы, то туда он и вернулся. Только в сто раз хуже. Ты, Рома, можешь мне говорить все, что хочешь, но ты меня не переубедишь. Все эти «Алисы», «Аквариумы», ДДТ – это обыкновенная попса. Для меня что ДДТ, что, например, Филипп Киркоров – одно и то же. Почти такая же попса. Только еще хуже. Потому что Киркоров без пафоса, его дело – зарабатывание бабла. А у этих пафоса выше крыши – «Мы вместе», «Мое поколение», «Революция». – Не, а мне это нравится, оно меня вставляет по-настоящему, – сказал Рома. – И вообще, пацаны, если не хотите со мной играть из-за моих музыкальных вкусов – так и скажите! – Успокойся, Ромыч. – Влад поднял глаза от осколка колбы на подоконнике. – Никто к тебе никаких претензий не имеет. Слушай, что хочешь. Я сам в свое время люто любил эти группы. Но тогда общее ощущение было другое. Мы жили в советской жопе, и вся эта музыка казалась глотком свежего воздуха. А сейчас все это уже не цепляет. – Потому и не цепляет, что все про деньги. – Андрей оттолкнул ногой бутылку. Она покатилась в кучу мусора, вспугнула крысу. – Может, раньше и по-другому было. Я не знаю. Я русский рок никогда толком не слушал. Только западный панк. «Sex Pistols», «Dead Kennedys», «The Clash». С пятнадцати лет. – А «Гражданская оборона»? – спросил Влад. – И «Г.О.» тоже слушал, да. Но это ведь не русский рок. К русскому року она отношения не имеет. Ты, Влад, «Оборону» ведь тоже котируешь? – Да, но вне связи с политикой. «Русский прорыв», баркашевцы, Лимонов – от меня все это супер-далеко. Для меня «Оборона» – это мерзкая гнусная дождливая осень восемьдесят девятого, дождь за окном и «Все идет по плану» из разбитого кассетника «Беларусь».9
Оля
В этот раз комната выглядела по-другому. Газеты с окна были сорваны, и видны были проезжающие машины и ноги пешеходов. Влад складывал в рюкзак книги – «Смерть в кредит», тома Борхеса и Кортасара без суперобложек, книги Набокова, Хэмингуэя, Ремарка, Бодлера, Рэмбо. Он сказал: – Я не могу работать в какие-то определенные часы, я не робот. Если я хочу написать песню, если она у меня придумывается, то я иду и пишу песню. И все по хуям. – Я тебя понимаю на самом деле. Но это невозможно. В смысле, это невозможно жить в реальном мире. – Я понимаю, что невозможно. – И где ты теперь будешь жить? – В клубе. Иван разрешил мне. Там есть комната с туалетом и душем. И я в ней могу жить бесплатно. А за это буду работать в клубе. Подметать, бутылки убирать. ...Все права на текст принадлежат автору: Владимир Владимирович Козлов.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.