Сергей Брилёв Забытые союзники во Второй мировой войне

Вступительное слово от Сергея Шойгу

Думал, что знаю Сергея Брилёва. Как выяснилось, ошибался.

Конечно, я и раньше видел, что этот телеведущий не ограничивает себя лишь студийными и кабинетными съемками. Меня с ним судьба сводила и в лагере беженцев в осетинском Алагире во время событий 2008 года, и в тигровом заповеднике в уссурийской тайге, и в учебных центрах МЧС. Сергей — действительно один из тех журналистов, кто не откажется от работы не только на «паркете», но и в поле.

Однако я и предполагать не мог, чем обернется наш с ним, казалось бы, случайный разговор в Русском Географическом обществе в Санкт-Петербурге.

Меня тогда только избрали президентом РГО и пригласили в «святая святых»: в хранилище Общества, где находятся вещи, привезённые из экспедиций Беллинсгаузеном и Лазаревым, Миклухо-Маклаем, Пржевальским, Вавиловым. Признаться, при осмотре этих помещений во мне, прежде всего, заговорил глава МЧС: настолько всё было запущено с точки зрения пожарной безопасности.

Сегодня это — одно из самых безопасных исторических помещений нашей северной столицы. Но в тот первый визит Сергей Брилёв, видя, как я расстроен увиденным, попытался меня несколько ободрить. Ему это удалось. Он обратил мое внимание на политический раритет из хранилищ РГО, который, похоже, оставался вне поле зрения самих хранителей. Потертый и выцветший довоенный глобус академика Вавилова. А на этом глобусе между СССР и Монголией было вполне четко изображено такое отдельное тогда государство, как «Тувинская народная республика».

В 1944 году ТНР, к счастью, вошла в Российскую Федерацию. Но не буду скрывать, что мне, коренному жителю Тувы, было крайне интересно притронуться к этому историческому глобусу. И я, конечно, был очень благодарен Сергею за то, что он, и сам оказавшийся в хранилище впервые, своим профессиональным взглядом выцепил этот экспонат.

Тогда-то я и спросил Сергея, знает ли он, что в самом начале Великой Отечественной еще независимая тогда ТНР объявила войну Германии и даже отправила на советско-германский фронт части Тувинской народно-революционной армии (ТНРА).

Сергей этого не знал. Но каково же было мое удивление, когда пару лет спустя он прислал мне рукопись своей новой книги, где участию Тувы во Второй мировой войне была посвящена многостраничная глава. Оказывается, Брилёв не поленился, сел в самолёт и нашёл в степи на границе с Монголией последнего ветерана ТНРА, легендарную тувинскую женщину-кавалериста.

А ещё Брилёв обнаружил уникальные архивные материалы, о которых я, например, никогда и не слышал. Сопоставив свои находки с тем, что было на этот счёт опубликовано ранее, Сергей удивил меня и тем, в какой геополитический контекст он поместил события вокруг Тувы до и во время войны. Почитайте и увидите, как в Туве и вокруг Тувы сталкивались интересы Коминтерна и Британской империи, русских купцов-большевиков Сафьяновых и монгола Сухэ-Батора, белого барона фон Унгерна и китайцев и, естественно, самих тувинцев. Но, в конце концов, на то Сергей и является не только журналистом, но и членом Президиума Совета по внешней и оборонной политике, чтобы позволить себе некую интеллектуальную провокацию. Предполагаю, что иные профессиональные историки могут и поспорить с видением Брилёва. Но эту книгу интересно читать.

Меня в книге Сергея Брилёва о наших забытых и вообще неизвестных «малых союзниках» во Второй мировой заинтересовала, прежде всего, моя родная Тува. Но ведь это — только одна из глав. Остальные посвящены кубинцам и гондурасцам, эфиопам и свазилендцам, новозеландцам и уругвайцам и т. д. И почти во всех главах есть чёткий советский «след».

Иными словами, рекомендую эту книгу Сергея Брилёва профессиональным исследователям и самому широкому кругу читателей.

Генерал армии Сергей ШОЙГУ,

Президент Русского Географического общества

Предисловие Больше, чем «Большая тройка»

Неужели российская автономия Тува всё ещё не отменила состояние войны с Германией?

Как в годы Второй мировой военно-воздушные силы Гондураса помогли Рабоче-Крестьянскому Красному флоту СССР?!

Почему первым кавалером-иностранцем высшего советского Ордена Ленина в годы Великой Отечественной войны стал лётчик-истребитель из… Новой Зеландии?

Почему про одного абиссинского императора говорили, что он воевал «по-кутузовски», а другому дали советский Орден Суворова?

Что за сыны Палестины (причем сразу и арабы, и евреи) наступали на немцев в Италии справа от… бразильцев?

Что в 1942 году целая флотилия советских судов делала у Мадагаскара, а подлодок — в Гуантанамо?

На первый взгляд, всё это похоже на детский стишок-каламбур, который я выучил в пионерском лагере: «Советская лодка в степях Украины погибла в неравном воздушном бою». Но это не каламбуры. Это — факты, теперь уже точно установленные мной по ходу написания этой книги: и по открытым источникам, и на основе рассекреченных (иной раз в моём присутствии) архивных материалов.

Еще несколько «абсурдных» вопросов.

С чего это памятник своим погибшим во Второй мировой войне воздвигнут в африканском Королевстве Свазиленд? А у парламента Содружества Багамских островов в Нассау? И что за «Мишка Бабичефф» покоится на главном военном кладбище эфиопской Аддис-Абебы?

Союзники известные и неизвестные. По часовой стрелке: 1. «Большая тройка» — Сталин, Черчилль и Рузвельт в Ялте. 2. Автор в гостях у последнего оставшегося в живых ветерана Народно-революционной армии независимой Тувы Веры Байлак. 3. «Наш сукин сын» никарагуанский диктатор Анастасио Сомоса 4. Боевые пляски воинов Свазиленда

И всё-таки рассказ о наших забытых союзниках во Второй мировой войне я начну не с Азии, Африки или Латинской Америки, а с близкой, милой и спокойной ныне «старой Европы».

Странная Европа

…Всего-то тридцать пять километров наверх от Адриатики, через туманы, через горы, по древнему извилистому римскому тракту, обсаженному кипарисами и брошенными рывная: такая, какой она и задумывалась до Второй мировой. До войны это и был один, сплошной и непрерывный город.

Но после Второй мировой Гориция, как Берлин, оказалась нелепо разделённой на две части. По эту сторону — итальянская Гориция, а по ту — Нова Горица, «народная» Югославия. Конечно, в отличие от граждан ГДР, счастливые обладатели югославских паспортов без проблем пересекали границу между Западом и Востоком и во времена социалистические. По этой причине, в отличие от Берлина, в Гориции-Горицы и нет странных пустошей: здесь — не стреляли. Но не стены, так заборы были всё-таки и здесь.

^{1}

Сегодня это вновь — одна Европа, общие для Италии и Словении «еврозона», Шенген и т. п. И всё-таки помимо зависти новые реалии итальяно-словенской границы вызывают вопросов, может быть, даже больше, чем раньше.

^{2}

Со славянской стороны — бум. Но бум своеобразный.

Вокруг того, что русский путешественник сразу и безошибочно идентифицирует как бывший горком компартии (югославской, но такой же «родной»), высятся десятки новехоньких… казино. И это — не просто казино, а подозрительно обширные торгово-развлекательные комплексы с рекламой вроде «Мегаэротика. Private Affairs». Иными словами, словенская «долька» Гориции-Горицы — это большая приграничная «прачечная» для «чёрного нала». И, похоже, большой бордель.

Откуда взялась здесь такая необычная граница?

Европа. Май 1945 года

…Преследуя фашистов с Востока и пытаясь как можно больше расширить границы народной Югославии, именно в этом районе партизаны коммуниста Тито наткнулись на силу, совершенно для них новую. С Запада фашистов гнал экспедиционный корпус союзников из… Новой Зеландии.

Хорошо виден контраст: на словенской стороне — лес из высоких зданий казино

У новозеландцев к тому времени был приказ обуздать уже не фашистов, а коммунистов. Они-то, посланцы с далёкого архипелага в Тихом океане, и остановили в предгориях Альп продвижение югославских партизан. Они-то, новозеландцы, и зафиксировали границу так, как она пролегла.

Естественно, это не новозеландцы превратили потом Нову Горицу в центр обналички и взрослых забав. Все «это» на итальяно-словенской границе возникнет многие десятилетия спустя. И, конечно же, милейшие новозеландцы были не вершителями, а лишь операторами мировой истории. Но это — идеальный пример того, что судьбы мира в годы Второй мировой определяла не одна только «Большая тройка» в составе Сталина, Рузвельта и Черчилля, но и «малые» страны из числа наших «забытых» союзников.

Но даже и новозеландцы — не самая большая экзотика. Никак не менее необычно выглядел также встретивший победный май 1945 года в Старом Свете Хулио Хиль Мендес: лётчик-доброволец из уругвайского Сориано. Правительства таких стран, как Уругвай, войну Германии объявили только к концу Второй мировой, а после, по слухам, принимали беглых нацистских преступников. Но отдельно взятые граждане таких южноамериканских республик всеми правдами и неправдами в личном качестве записывались в ВВС «Сражающейся Франции» и Его Британского Величества. В личном качестве эти достойнейшие граждане своих нерешительных государств воевали за идеалы.

Но за какие идеалы они воевали? За свободу и демократию в борьбе с тиранией Гитлера и Муссолини? Но ведь в «Большую тройку» входил и никакой не демократ Сталин, а в Объединённые нации — кубинский сержант-путчист Батиста, никарагуанский диктатор Сомоса и т. п.

С другой стороны, и оставшиеся две страны «Большой тройки», Британия и Америка, тогда были ещё совсем не теми, что сегодня: им обеим тогда было ещё очень далеко до нынешних либеральных и демократичных порядков во внутренней общественной жизни.

Один только пример: ныне Белиз, а тогда Британский Гондурас. По идее, принадлежность к Британской империи должна была означать куда большую приверженность гражданским свободам, чем в соседнем «обычном» Гондурасе. Но почему же именно из Белиза в 1939 году депортировали в лагеря на Ямайке не немцев даже, а немецких евреев?! А ведь они, было, подумали, что спаслись в Белизе от нацистов…

Итак, это будет книга не только о забытых союзниках, но и о неизвестной политике. И эта политика никак не менее актуальна сегодня: когда даже самые могущественные державы спотыкаются при попытках именно сколотить коалиции. А ведь взывают они к опыту и даже идеалам как раз Второй мировой: как вам все эти «общие угрозы» и т. п.?

Почему книга?

Многие из этих, согласитесь, парадоксальных сюжетов легли в основу серии специальных репортажей в программе «Вести в субботу» на каналах «Россия-1» и «Россия-24». Почему же, спросите вы, я решил написать ещё и книгу? Ведь, по идее, как телевизионщик, я своё профессиональное самолюбие уже удовлетворил.

Если отвечать на этот вопрос коротко, то телевизионные репортажи пишутся жёстко под имеющуюся картинку, а абстрактными «обоями» стены истории (а в нашем случае закадровый наговор) не заклеишь. Нужна не просто хроника, а конкретные фото— и кинокадры. Ими же, картинками, в годы Второй мировой не всегда сопровождались даже самые конкретные истории. По моим подсчетам, кино— и фотоматериалов нам хватало, чтобы «окартинить», ну, может быть, процентов пятнадцать-двадцать от тех удивительных сведений, которые мы добывали по ходу работы над телерепортажами для «Вестей в субботу». Таким образом, мне действительно есть о чём написать.

Но как писать?

Сразу обозначу критерии, по которым я выбирал «действующих персонажей». Что касается героев-государств, то, как правило, наши «малые» союзники проходили через три этапа: разрыв отношений со странами «Оси» — объявление им войны — отправка на фронты Второй мировой своих военных. Главное внимание в этой книге я уделю тем государствам, которые прошли через все три этапа (потому что были и такие, кто ограничился лишь разрывом отношений или только формальным объявлением войны). Отдельный рассказ будет и про героев-людей, особенно тех из них, чьи страны «отсиделись», а они сами — воевали.

Но сразу же — несколько серьёзных оговорок.

Во-первых, я, конечно же, не являюсь профессиональным историком — при том что в силу цеховой принадлежности я иной раз быстрее попадаю в иные архивы^[1].

Но даже с этой своей привилегией (и даже после того, как большую часть рукописи, по моей просьбе, любезно прочел и снабдил ценными замечаниями старейшина российских международников, академик Евгений Максимович Примаков), я остаюсь пленником моей цеховой принадлежности.

Каким бы рациональным я сам себе ни казался, наверное, я буду слишком поверхностен в вопросах научных и, напротив, излишне подробен в другом. Это «другое» заключается в том, что я неизбежно буду «сваливаться» в то, что иному профессиональному историку может показаться эдакой «залихвасткостью». Но мне это представляется прямо-таки необходимой «репортажностью». В конце концов, по-другому я не умею.

Во-вторых, наверное, многое здесь можно было бы изложить с куда большим литературным изяществом — особенно на фоне того, что я не откажу себе в праве на эксперимент и решусь на пару-тройку сугубо литературных экзерсисов. Тем не менее, ни на какую особую нишу в русской словесности я не претендую и пишу неизбежно по-журналистски. Я и есть — много ездящий по стране и миру, много с кем знакомый, наверное, умеющий отличить информацию от пропаганды, но — репортёр.

Ещё менее известные союзники СССР во Второй мировой. Король африканского Свазиленда и президент центральноамериканской республики Гондурас

В-третьих, есть и самая больная для меня проблема. Ещё перед 60-летием Победы мой коллега с телеканала НТВ Владимир Кондратьев провёл буквально сразивший меня опрос среди московских школьников. Из «нарезки» мини-интервью со старшеклассниками (!) выяснилось, что во Второй мировой войне мы воевали не с Германией, Италией и Японией, а с… Америкой! В смысле не вместе с Америкой, а против неё. Мои худшие опасения подтвердила пришедшая на практику к нам в редакцию летом 2011 года студентка-отличница (!) журфака МГУ. Она уже не смогла ответить на вопрос, в каком году началась Великая Отечественная. Напали на нас тогда, по ее предположениям, «австрийцы и американцы».

Как же тогда писать о союзниках ещё и неизвестных? Этот вопрос я задавал себе постоянно. Мне-то всё описанное здесь кажется страшно интересным и поучительным. Но я, в конце концов, принадлежу ещё к тем поколениям.

То есть для меня «холодная война» — часть жизни, а выражение «наши отцы и деды» применительно к участникам Великой Отечественной — не фигурально. Вот я и пытался высчитать, что же для молодых теперь может оказаться уже по-настоящему «фоновым».

Ну, например, целая глава у меня будет посвящена тому, как задолго до Фиделя Кастро союзные отношения с Москвой в годы Второй мировой установил свергнутый потом Фиделем президент Фульхенсио Батиста. Это — классический пример ситуации, где молодой читатель, наверное, уже и запутается: кто такой не Батиста даже, а Кастро. Вот поэтому, когда я буду добираться до таких сюжетов, я буду обильно сопровождать свой рассказ не только литературными этюдами, но подробными сносками-справками: в интересах молодых.

А ещё я решил перестраховаться и подготовил справку, которую, вопреки правилам составления подобных книг, помещу не в приложении в конце, а уже на следующих нескольких страницах. Это — справка о том, кто же и с кем был во время Второй мировой в состоянии войны. Кстати сказать, уверен, что эта справка пригодится и для тех читателей, кто считает себя «продвинутыми». По крайней мере, я, полагая себя человеком довольно образованным, до того, как сел за книгу, половину содержания этой справки и сам плохо себе представлял.

И вот в этом смысле я надеюсь, что этот мой большой репортаж-исследование станет своего рода «интеллектуальной провокацией» не только для тех, кто, возможно, только сейчас узнает, из кого состояла даже «Большая тройка».

В путь!

Для справки Кто с кем воевал?

По ходу печатания текста этой книги я столкнулся с занятной проблемой на моём компьютере. Программа проверки правописания начинала сходить с ума, когда я переходил, например, к участию советских моряков в «австрало-англо-польско-родезийско-франко-южноафриканской операции на острове Мадагаскар». И всё-таки тогда складывались и такие сверхсложные прилагательные, то есть именно такие комплексные тактические группы.

Стержнем этой книги и будут рассказы об участии в войне наших неизвестных и забытых союзников из числа «малых стран». Но начну все-таки со «взрослой» компании. В конце концов, чаще всего именно мы, «гранды», увлекали за собой наших верных последователей, расчётливых марионеток и бесправных вассалов.

Итак, в любой войне есть «мы», а есть «они». Они, враги— это державы «Оси». Они — это нацистская Германия (фюрер Адольф Гитлер), фашистская Италия (дуче Бенито Муссолини) и, как тогда говорили, «милитаристская» Япония (император Хирохито и череда воинствующих премьеров). Мы — это «Большая тройка», состоявшая из СССР, США и Британской империи.

При этом у держав «Оси» были ещё и союзники, о которых сегодняшние молодые люди, по моим наблюдениям, чаще всего вообще ничего не слышали.

Во-первых, упомяну государства-марионетки Германии^[2] и Японии^[3]: вроде учреждённого японцами на севере Китая государства Маньчжоу-Го (ставшего, тем не менее, полноправным подписантом Антикоминтерновского пакта) и вассальных «государств-уродцев», которые в Европе создал Гитлер. Ни в коем случае не желая обидеть сегодняшние Хорватию и Словакию, тем не менее, именно уродцами назову созданные под крылом у нацистов «государства» хорватских усташей (на руинах порушенной Югославии) и националистов-словаков (на пепелище растерзанной Чехословакии). Занятно, что, доказывая свою политическую состоятельность, оба этих европейских «государства» умудрились объявить в декабре 1941 года войну Британии и США.

Но это — с позволения сказать, экзотика. А, во-вторых, в разговорах с молодыми людьми в 99 % случаев без ответа остаётся вопрос о том, например, кто ещё кроме немцев держал в блокаде Ленинград. Обычно молодые очень удивляются, когда узнают, что с севера город-герой Ленинград блокировали не немцы, а финны: «Как финны?! Они же вроде такие мирные!»

В приведённой ниже таблице как раз и указаны те европейские «сателлиты» Германии, которые, вступая с нами в войну, до этого признавались странами «Большой тройки». А именно (в данном случае применю тогдашние советские определения): белофинны, боярская Румыния, царская Болгария^[4] и хортистская Венгрия.

Для «рафинированных»

И вот теперь — главный для этой книги график. Кто оказался в состоянии войны со странами «Оси» и их «сателлитами» из числа наших «малых» союзников? В данном случае жирным шрифтом выделены те страны, кто не просто объявил войну, а применял в ходе ее свои вооруженные силы в период с сентября 1939 по сентябрь 1945 года. Возможно, что-то я и упустил, но постарался сделать этот график максимально полным^[5].

Прав я был, когда предрекал, что даже «продвинутый» читатель из этой таблицы узнает для себя много нового?! И, тем не менее, знаю, что список не полон.

Во-первых, в нём нет Китая. Это — сознательно. Китайцы в войну вошли несколькими колоннами: Китайская республика генералиссимуса Чан Кайши, коммунисты Мао Цзэдуна и несколько марионеточных государств вроде Маньчжурии. То есть про Китай лучше составлять отдельную таблицу и писать отдельную книгу.

Во-вторых, нет в таблице и Индии. Это потому, что тогда эта великая нация была всего-то доминионом Британской империи. Конечно, внимательный читатель может на это возразить, что только что в таблице собственными глазами видел такие же другие британские доминионы, как Австралия, Канада, Новая Зеландия и Южно-Африканский Союз. Это так. Но, в отличие от «белых» доминионов, индийцы подчинялись приказу из Лондона, а сами войну объявлять не могли.

Однако был тогда в Азии ещё один специальный случай: Вьетнам. С формальной точки зрения, и он был всего-то колониальным владением одной из европейских держав (Вьетнам был частью Французского Индокитая). Но, на самом деле, эта страна точно заслуживает если не отдельной строки в приведённой выше таблице (которая всё-таки состоит из уже тогда суверенных игроков), то хотя бы краткой на себя ссылки. Хотя бы коротко, но приведу здесь, на мой взгляд, весьма печальную историю, услышанную мной в окружении президента Вьетнама, товарища Нгуена.

Вьетнамцев очень обидело, что их не позвали на празднование 60-летия Победы, когда в Москву пригласили, как ошибочно казалось, буквально всех^[6]. Но, оказывается, не выяснив точный список даже официальных участников Второй мировой, какой-то умник решил, что приглашать надо делегации только тех стран, которые хотя бы ко 2 сентября 1945 года были независимыми. Для вьетнамцев это был, конечно, плевок в душу. Да, свою независимость они провозгласили только 5 сентября 1945-го, то есть через три дня после капитуляции Японии. Да, 2 сентября 1945 года Вьетнам входил в состав так называемого Французского Индокитая. Но в сентябре 1945 года самураи капитулировали там не перед французами, а перед вьетнамцами, которые и выиграли войну на том фронте.

Во время записи интервью с президентом Вьетнама

Это — только один пример того, что тема каких-то там забытых союзников по Второй мировой войне является, на самом деле, крайне актуальной. Ведь, как считается, одним из следствий неприезда вьетнамцев на 60-летие Победы в Москву стало то, что, вопреки ожиданиям, московские метростроевцы не стали основными подрядчиками при строительстве «подземки» в Хо Ши Мине (Сайгоне).

И последнее в этой справке. Специально для молодых читателей — список сокращений и некоторых понятий, которые я довольно активно использую в этой книге, но не все из которых теперь на слуху.

Подзабытые сокращения и понятия

АО — тогда ещё не акционерное общество, а Автономная область. Это — предпоследний с конца (перед национальным округом) уровень автономии в СССР. В настоящее время существует всего одна АО — Еврейская со столицей в Биробиджане. В годы Второй мировой войны именно в качестве АО в РСФСР вошла независимая до этого Тува, о которой в этой книге будет отдельная часть «Ы или У?».

АО — от немецкого «Auslandsorganisation». То есть «зарубежная организация» партии Гитлера. См. также НСДАП.

АССР — похоже на название фильма «Асса». Но это — «Автономная Советская Социалистическая Республика». Высшая форма автономного национального образования в составе не всего Советского Союза, а отдельно взятой союзной республики. Применительно к Советской России классикой являются Татарская АССР (ныне Республика Татарстан в РФ) или преобразованная со временем из АО в АССР Тува (ныне Республика Тува-Тыва).

Абиссиния — принятое раньше в Европе название африканской страны Эфиопии. Одно из старейших государств на планете. «Абиссиния» — название вообще-то семитского происхождения. Все реже и реже, но его до сих пор используют в Израиле и Турции. Одним из итогов Второй мировой войны стало то, что, проникнувшись уважением к этой первой стране-победительнице фашизма, остальной мир стал называть это государство так, как хотят его жители: Эфиопией.

Антикоминтерновский пакт — соглашение против СССР и Коминтерна (см. ИИКИ), подписанное 25 ноября 1936 года между Германией и Японией. Берлин и Токио заявили тогда, что терпимое отношение к Коминтерну угрожает «спокойствию, общественному и социальному строю». В 1937 году к пакту присоединилась Италия. В феврале 1939-го — Венгрия и марионеточное «Государство Маньчжоу-Го», а в марте — Испания. После вторжения в СССР, 25 ноября 1941 года — Болгария, Румыния, Финляндия, Дания и Словакия^{3}. Примечательно, что, несмотря на откровенно антикоммунистический курс, к этому пакту не подключились США, Британия и Франция. То есть речь шла всё-таки не столько об идеологии, сколько — о геополитике.

Британская империя в начале XX века

Британская империя (British Empire, BE) — некогда крупнейшая и, казалось, незыблемая семья народов: около четверти земной суши и примерно шестая часть населения планеты. По степени влияния на умы сравнима только с Древним Римом, Золотой Ордой, СССР и сегодняшними США.

Членство в Британской империи было нескольких категорий. Во главе — метрополия: Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии (UK) с автономным островом Мэн в Ирландском море и Нормандскими островами в Ла-Манше.

По сути, наравне с UK — доминионы, полностью самостоятельные и во внутренней, и во внешней политике. Это — Австралия, Новая Зеландия, Канада, Ньюфаундленд и ЮАС. Но, как я уже заметил, был и доминион «второго сорта» — Индия.

В известной степени, подобны Индии были протектораты. Они были самостоятельны во внутренней жизни, но отдавали Лондону внешнюю и оборонную политику. Впрочем, в отличие от доминиона Индии протектораты были куда меньшими по размерам. В этой книге речь пойдёт, например, о таком африканском протекторате, как Свазиленд.

После Первой мировой войны Британия (как и Франция и ещё ряд стран) получила в свое управление несколько подмандатных территорий. Например, Британия от Лиги наций получила задание взрастить в самостоятельное государство Палестину, а Франция — Сирию.

Наконец, в самом низу имперской шкалы — полностью подконтрольные и бесправные колонии.

Часть этих бывших составных частей Британской империи стала образцовыми проектами государственного строительства (Сингапур) и даже ядерными державами (Индия и Пакистан). Часть оказались государствами, по сути, несостоявшимися (Сомали). Как бы то ни было, большинство всех этих территорий получили независимость как раз по итогам Второй мировой войны. Сегодня аббревиатура BE чаще всего встречается в сокращениях МВЕ и ОБЕ: медаль и орден Британской империи.

Британский Гондурас — ныне независимый Белиз в Центральной Америке.

Британское Сомали — бывший британский сектор будущего государства на Африканском Роге, которое ныне, впрочем, существует лишь в теории. На землях Британского Сомали на момент написания этой книги действуют, в частности, такие самопровозглашенные государственные объединения кланов и племён, как Сомалилэнд и Пунтлэнд.

Бюробине — Бюро по обслуживанию иностранцев. Организация-предшественница современной «империи» УПДК: Управления по обслуживанию дипломатического корпуса.

ВВС — Военно-воздушные силы. Не путать с английской аббревиатурой ВВС, то есть British Broadcasting Corporation. Чтобы избежать путаницы, о британской организации я буду сознательно писать как о «Би-Би-Си».

ВКП(б) — Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков). Единственная партия в СССР. В 1952 году была переименована в КПСС. «Большевики» — это и есть коммунисты: в отличие от «меньшевиков», которых можно причислить, скорее, к социал-демократам европейского разлива. После раскола на соответствующие фракции схожий термин встречается в истории, например, Болгарии: там местные большевики назывались «тесняками». См. далее КПСС, РКП(б) и РСДРП(б).

ВЛКСМ (Комсомол) — Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи. Самая массовая молодёжная организация в СССР с практически обязательным членством для молодых людей в возрасте от 14 до 28 лет. Член ВЛКСМ — «комсомолец». В некоторых братских странах (например, в Туве) применялся также термин «ревсомолец», то есть активист «революционной молодёжи».

ВМС — Военно-морские силы. За исключением короткого периода в 1930-1940-е в СССР применялся в отношении не своего флота, а иностранных флотов.

ВМФ — не путать с МВФ, Международным валютным фондом. ВМФ — это Военно-морской флот.

Виши — довольно милый городок во Франции, где после завоевания немцами Парижа и всей Северной Франции в июле 1940 года на чрезвычайную сессию собрался французский парламент. На этом заседании было принято решение о создании на неоккупированной территории страны так называемого «Французского государства» во главе с маршалом Петеном. В отличие от генерала Де Голля, бежавшего в Лондон и создавшего там организацию «Сражающаяся Франция» (позже «Свободная Франция»), режим Виши признавал Третий Рейх и его над собой главенствование. После войны маршала Петена судили и приговорили к смертной казни, которую заменили на пожизненное заключение. В контексте этой книги важно, кому — Петену или Де Голлю, присягали после падения Франции её колонии.

ГПУ — Главное политическое управление при НКВД РСФСР. Позже преобразовано в Объединённое государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР. Не путать с ГПУ Красной Армии, которое занималось армейскими комиссарами (политработниками). См. также НКВД.

ГРУ — Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооружённых сил СССР и РФ. Военная разведка.

И — «истребитель». Серия советских боевых самолётов, о которых у нас пойдёт речь в главе про… Новую Зеландию.

ИККИ — Исполнительный комитет (исполком) Коммунистического Интернационала (Коминтерна). Штаб всемирной сети марксистско-ленинских организаций. Основан в 1919 году. Про 21 условие вступление партий в Коминтерн подробно написано в главе «Заговоры и уговоры». Центральный аппарат располагался в Москве. После упразднения в 1943 году функции Коминтерна были распределены между Коминформом (в Праге), Международным отделом ЦК ВКП(б), а также разведслужбами СССР и других стран «социалистического лагеря».

ИНО — Иностранный отдел. В структуре ВЧК-ГПУ — разведка. В структуре, например, газеты «Комсомольская правда» — отдел международной жизни.

Итальянская Восточная Африка — объединение итальянских колоний. Создание такого объединения в результате захватнических войн против Абиссинии и Британской империи позволяло Муссолини на определённом этапе говорить о возрождении Римской империи. Существовало в 1936–1941 годах и сначала объединяло Эфиопию, Эритрею и Итальянское Сомали. Позже итальянцы включили в ИВА и захваченное ими Британское Сомали и часть Кении. Пала в результате совместных действий войск Британской империи, эфиопского императора Хайле Селасси и подразделений из Бельгийского Конго.

КГБ — Комитет государственной безопасности СССР, самый именитый наследник ВЧК-ГПУ-НКВД. Включал разведку, контрразведку, борьбу с инакомыслием, охрану партийно-правительственных VIPob, правительственную связь, погранвойска и т. д. и т. п. В новой России на месте КГБ изначально образовались СВР (Служба внешней разведки), ФПС (Федеральная пограничная служба), ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации), СБП (Служба безопасности Президента), ФСК (Федеральная служба контрразведки) и т. д. На момент написания этой книги бывшие ФСК, ФПС и ФАПСИ входят в объединенную ФСБ (Федеральная служба безопасности) со штаб-квартирой на Лубянке. Функцию обеспечения безопасности высших должностных лиц выполняет ФСО (Федеральная служба охраны). Самостоятельность сохраняет и СВР со штаб-квартирой в Ясеневе.

Коминтерн — см. ИККИ.

КПК — Коммунистическая партия Кубы (при Фиделе и Рауле Кастро). Как будет показано в главе «Вокруг Кубы», до революции на острове действовало три других компартии: Народно-социалистическая партия, Революционный коммунистический союз и Антифашистский фронт.

КПСС — Коммунистическая партия Советского Союза. Самое позднее (1952–1991 годы) название большевистской партии в советский период. См. ранее ВКП(б) и далее — РКП(б) и РСДРП(б).

КПУ — Коммунистическая партия Уругвая, о которой речь пойдёт в главе «Заговоры и уговоры». Создана в 1921 году. В отличие от других коммунистов Южной Америки, КПУ почти всегда сопуствовала удача и на выборах. Партия прошла через жуткие испытания во времена военной диктатуры 1973–1984 годов. Те комунисты-подполыцики, кто попадал в руки военных властей, подвергались многолетнему заключению и пыткам. Многие погибли. После крушения СССР сама КПУ растеряла сторонников, но она остается составной и системной частью правящей ныне в Уругвае коалиции «Широкий фронт».

Лига Наций — организация-предшественница ООН со штаб-квартирой в Женеве. Создана по итогам Первой мировой войны и по предложению президента США Вудро Вильсона. Однако сами США в Лигу так и не вошли. Зато в начале 1930-х был период, когда в неё одновременно входили страны и будущей «Оси», и будущих Объединенных наций, что, впрочем, не помогло предотвратить Вторую мировую. Формально Лига прекратила своё существование в 1946 году.

МГК — Московский городской комитет (партии).

НКИД — Народный комиссариат иностранных дел. До 1944 года — название советского внешнеполитического ведомства. Позже — министерство, МИД. В 1930-е наркомом был Максим Максимович Литвинов, в годы войны — Вячеслав Михайлович Скрябин (больше известный по партийному псевдониму «Молотов»).

При НКИД действовало Совинформбюро. Вопреки стереотипам, в 1941–1944 годах оно передавало сводки с фронтов для советских средств массовой информации, будучи под крылом именно внешнеполитического ведомства, а не какой-то «внутренней» структуры. Но с 1944 года оно передавало свои материалы и на заграницу. В послевоенный период Совинформбюро было переформатировано в АПН (Агентство печати «Новости»), ныне носящее название РИА (Российское информационное агентство) «Новости». Руководителями Совинформбюро в годы войны были первый секретарь МГК ВКП(б) Щербаков и заместитель наркома иностранных дел СССР Лозовский.

НКВД — Народный комиссариат внутренних дел. Позже МВД. В сталинские годы (с включением в систему НКВД такой структуры, как ОГПУ при СНК СССР на правах Главного управления госбезопасности) наркомат выполнял не только полицейские, сыскные и пенитенциарные, но и карательные и разведфункции.

НСДАП — очень похоже на НКВД, но в данном случае толкаемся от немецкого «Nationalsozialistische Deutsche Arbeiter partei». Национал-Социалистическая Немецкая Рабочая Партия. Партия Адольфа Гитлера. Члены партии — национал-социалисты или нацисты.

ПГУ — Первое главное управление КГБ, внешняя разведка.

РИА — Российское информационное агентство «Новости». Штаб-квартира — на Зубовском бульваре в Москве. В том же здании, построенном к московской Олимпиаде 1980 года, долгие годы располагался и пресс-центр МИД СССР и РФ. См. также НКИД.

РККА — Рабоче-Крестьянская Красная Армия, позже переименованная в Советскую Армию. Дата основания — 23 февраля 1918 года.

РККФ — Рабоче-Крестьянский Красный Флот, позже переименованный в Военно-морские силы (ВМС) и Военно-морской флот (ВМФ) Советского Союза.

РКП(б) — Российская коммунистическая партия (большевиков). См. также РСДРП(б).

Родезия — федерация британских колоний на Юге Африки. Северная Родезия стала Замбией, Южная — Зимбабве. В федерацию также входил Ньясалэнд, ставший независимой Республикой Малави.

РСДРП(б) — Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков). Первоначально — радикальная фракция единой РСДРП, возникшая после ее II съезда в 1903 году. Лидер — В. И. Ульянов (Ленин). Осенью 1917 года вместе с левыми эсерами сформировала революционное правительство, Совет народных комиссаров. С лета 1918 года — единственная разрешённая партия России. В 1919 году была переименована в «коммунистическую» партию. В том же году выступила сооснователем Коминтерна. Согласно ст. 6 «Основного Закона» СССР от 1977 года, «ядро политической системы» СССР. Такая же статья в отношении КПК есть в Конституции Республики Куба. Однако, в части «Ы или У» будет показано, что впервые такая статья появилась в Конституции не СССР и не Кубы, а Тувинской народной республики.

РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика или Российская Федерация (этот термин тогда применялся реже).

РСФСР — одна из пятнадцати союзных республик СССР, про которую в гимне СССР говорилось: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь».

До 1930-х годов РСФСР также включала в себя (на правах автономий) нынешние независимые республики Центральной Азии и часть областей сегодняшней Украины.

По ходу и по итогам Второй мировой войны РСФСР присоединила или вернула себе Туву, превращённые по итогам русско-японской войны начала XX века в японские префектуры Южный Сахалин и Курилы, часть немецкой Восточной Пруссии (ныне Калининградская область), финляндские Карельский перешеек (Ленинградская область и Республика Карелия) и район Петсамо-Печенги (Мурманская область), а также входивший до этого в Эстонию нынешний Печерский район Псковской области.

СВР — Служба внешней разведки России. См. также ВЧК, КГБ и НКВД.

СНК — Совет народных комиссаров или сокращённо Совнарком. Официальное название советского правительства в 1917–1944 годах. Переименован в Совет министров.

Совинформбюро — см. АПН, НКИД и РИА.

Советский Союз или СССР — для молодых — популярные кафе в Киеве и Хельсинки. Но также — Союз Советских Социалистических Республик или Советский Союз. Распавшаяся в декабре 1991 года «федерация», созданная на большей части бывшей Российской империи (без Польши и Финляндии). СССР был образован на съезде в декабре 1922 года в Большом театре в Москве. Любопытно, что на российской купюре в 100 рублей отсутствует изображение мемориальной доски в память о том событии на фасаде Большого театра. Первоначально СССР состоял из России, Украины, Белоруссии и Закавказья. На 22 июня 1941 года помимо РСФСР в Советский Союз также входили: Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Казахстан, Карело-Финская ССР, Киргизия, Латвия, Литва, Молдавия, Таджикистан, Туркмения, Украина, Узбекистан и Эстония.

ССР — Советская Социалистическая Республика. Одна из «суверенных» союзных республик Советского Союза. В теории обладала правом выхода из Союза. На практике в союзные республики преобразовывали некоторые бывшие автономии РСФСР в Средней Азии (Киргизия, Туркмения и т. п.), а также занятые РККА и РККФ иностранные государства (Прибалтика) и части иностранных государств. Например, в Молдавскую ССР были объединены изъятая из Румынии Бессарабия и располагавшаяся на территории Приднестровья Молдавская АССР. До 1956 года статус союзной республики был и у Карело-Финской ССР, созданной с тем, чтобы в перспективе объединиться с «буржуазной Финляндией», входившей до 1917 года в Российскую империю. В силу провала этого проекта позже КФССР была «понижена» до Карельской АССР в составе РСФСР (ныне Республика Карелия в составе РФ). Герб КФССР до сих пор можно видеть на деревянной обшивке парадного зала Посольства РФ в Берлине. Пустой шестнадцатый плафон от этого герба — на фасаде павильона «СССР» на ВДНХ-ВВЦ в Москве. Термин «шестнадцатая республика» также применялся (уничижительно или просто в шутку) к Болгарии, Монголии и Кубе^[7].

ТАСС — Телеграфное агентство Советского Союза. Единственное информационное агентство в СССР. Сегодня переименовано в ИТАР-ТАСС и конкурирует с «Интерфаксом» и РИА-«Новости». Штаб-квартира — на Никитских воротах в Москве.

Французское Сомали — ныне независимая Республика Джибути, где, тем не менее, стоит французский Иностранный легион. «Ворота» в Красное море и в Эфиопию. В результате хитрой политики французов не вошла в Республику Сомали, сформированную в эпоху деколонизации из Сомали Британского и Итальянского.

Французская Экваториальная Африка — в её состав входили Габон, Конго-Браззавиль, Убанги-Шари (ныне Центральноафриканская республика), Чад.

ЦК — Центральный комитет. В КПСС утверждался на съезде партии. Из состава ЦК избиралось Политическое бюро (Политбюро). Главой же партии являлся Генеральный секретарь ЦК. Первым генсеком стал Сталин (правда, вопреки стереотипам, в последующие годы у него была должность лишь «простого» секретаря ЦК). В хрущёвские годы должность называлась «Первый секретарь». Именно так она называется и в основанной в «хрущёвские» годы компартии Кубы братьев Кастро.

ЮАС — Южно-Африканский Союз, доминион Британской империи. В будущем — Южно-Африканская Республика (ЮАР), где белое меньшинство правило чёрным большинством. Однако основы такой системы (апартеид) были заложены еще в те времена, когда Южная Африка входила в Британскую империю.

ARA — в данном случае не армянское имя, a «Armada de la Republica Argentina», то есть «ВМС Аргентины». Аббревиатура, которая предшествует названию кораблей в военно-морских силах Аргентины.

DFC — Distinguished Flying Cross, высшая награда в британских ВВС.

HMS — His/Her Majesty’s Ship, то есть «корабль Его/Её Величества». Официальное название боевой единицы британского королевского флота.

NA, North American («Североамериканец») — тип боевого самолета, производившегося в США.

NZ — New Zealand, то есть Новая Зеландия.

NZRAF — New Zealand Royal Air Force, то есть новозеландские ВВС.

ROU — Republica Oriental del Uruguay, Восточная Республика Уругвай. Официальное название этого южноамериканского государства, расположенного на восточном берегу великих рек Уругвай и Рио-де-ла-Плата.

RAF — Royal Air Force, Королевские (британские) ВВС.

SC — submarine chaser, то есть «преследователь подлодок». Тип боевого катера, который США поставляли, в частности, Кубе.

UK — United Kingdom, то есть Соединенное Королевство (Великобритании и Северной Ирландии).

Часть I Латины

Глава 1 Вокруг Кубы

Хотите сразу наладить с кубинцем неформальный контакт? Ответьте ему на дежурный вопрос «Как поживаете?» репликой «Completo Camagiiey!». В ответ будет умиление и даже восторг: ведь любому народу приятно, когда иностранец знает его «пенки».

После их подвигов во Второй мировой престиж военных моряков на Кубе поднялся так, что их образ до революции использовали даже в коммерческой рекламе

В переводе, на первый взгляд, получается полная бессмыслица: «Полный Камагуэй!» Но гаванские старики мне объяснили, в чем тут сразу — и страноведческая изюминка, и дореволюционный (и даже довоенный) флёр.

Итак, когда ещё до войны на Кубе запустили автобус между столичной Гаваной и провинциальным городом Камагуэй, то поначалу на линии были проблемы с заполняемостью. Но вот если раскупались все места, то служащие автобусной компании радостно оповещали друг друга и всю округу: «Полный Камагуэй!». То есть «Полный порядок!» или «Полный борт!»

Вот именно в Гаване я и размещу на борту большинство остальных «пассажиров» этой книги.

Ведь Куба — первая страна Латинской Америки, которая бросила против «Оси» не только своих дипломатов, но и своих военных.

Запахи на закате

В сегодняшних дорогих глянцевых журналах, когда печатают рекламу парфюма, то к фото с очередной волоокой красавицей (или с почему-то всегда небритым мачо) часто приклеивают бумажку, пропитанную запахом соответствующих духов или одеколона. Если же такой бумажкой сопровождать рассказ о Старой Гаване, то наклейку придется пропитать целым букетом запахов: взаимоисключающих дивных ароматов и омерзительных зловоний.

Например, безусловно — ароматом крепких кофе и рома. Кстати, особенно хорош тот ром, что привозят из восточной провинции Сантьяго, выдержав его в бочках добрые одиннадцать лет. Но тут же и завоняет: ядовитыми выхлопами латанных-перелатанных американских лимузинов, что колесят по кубинским дорогам ещё с тех времен, когда Гавана не была под санкциями США.

Я почему-то из раза в раз оказываюсь в этом чудном городе ближе к закату — прилетаю ли из Европы или въезжаю в Гавану из провинций. Чем же насыщен гаванский «парфюм» тогда, когда кубинскую столицу окутывает тропическая темень?

В это время ночной бриз разносит по городу два мгновенно узнаваемых запаха. Во-первых, «спрей» из морских соли и йода, который снисходит на кожу, наверное, самым целебным смягчающим бальзамом. Думаю, что именно этот эффект и породил легенду о том, что самые лучшие кубинские сигары закатывают на гладком бедре мулатки. Про сигары — миф. На самом деле, их делают в самой белой кубинской провинции Пинар-дель-Рио, где про мулаток и сами только фантазируют. А вот про многочисленные здесь гладкие бёдра — факт.

В этой связи критически важен второй ночной запах Гаваны: благоухание гладиолусов. Эти шикарные цветы ставят здесь в вазы на столах в барах и ресторанах. И вот уже на этот запах и слетаются цветущие креолки, норовящие к этим столикам быть званными. Это дело здесь было всегда: и при батистах, и при коммунистах.

И всё-таки глубоко ошибочно думать, что на Кубе только и делают, что, припевая, приплясывают, флиртуют, пьют ром и смолят сигары.

При свете дня

— Пако, марш домой! — 30 апреля 1942 года этот крик Марты Нуньес де лос Сантос распугал куриц, но не произвёл никакого впечатления на её сына.

— Мам, ну ещё полчасика!

— Хватит, подождёт твоя «пелота»^[8], ещё наиграешься, — зычно приказала Марта, и её голос разнёсся над всем их сонным кубинским городком со смешным для русского слуха названием Хибара.

— Ну, мам!

— Тебе надо помочь мне снять с верёвки бельё. Оно только просохло, а, кажется, опять дождь собирается.

— Не собирается!

— Собирается-собирается. Странная в этом году весна.

— Ну, хорошо, иду, — наконец, послушно отвечал Пако, который в отличие от абсолютно чёрной мамы выглядел, как человек смешанного происхождения. Отец его явно был белым. Но отца не было: Пако был зачат вне брака, когда симпатичная Марта попалась на глаза белому хозяину сахарной плантации, где она до этого работала в провинции Матансас.

— Вот, хорошо, послушный мальчик. Будешь слушаться маму, станешь таким же великим человеком, как наш президент Батиста. Он, как и ты, мулат, но посмотри, как вознёсся!

— Ой, мама, что это?! — над горизонтом поднимался столб дыма. Прислушавшись, мать и сын услышали какой-то необычный гул. Шёл он со стороны моря.

— Ну-ка, заберись на крышу, посмотри, что там. Отсюда не видно: пальмы горизонт закрывают.

— Ой, мама, там какой-то корабль горит!

— Не может быть!

…30 апреля 1942 года в штабе расположенной уже тогда на Кубе военно-морской базы США в Гуантанамо приняли настолько удивительное сообщение от кубинских радиолюбителей, что поначалу подумали, что кубинцы выпили слишком много рома. До этого считалось, что Куба — это тыл. А из радиограммы следовало, что в территориальных водах Кубы напротив городка Хибары идёт бой: американского судна «Федерал» и немецкой подлодки, которую потом идентифицируют как U-507 под командованием капитана Шахта.

Вот как, годы спустя, события того дня пересказала кубинская газета «Хувентуд ребельде»:

«В тот роковой полдень жители мирной Хибара в провинции Орьенте были отвлечены от своих дел гулом от взрывов, которые доносились со стороны моря. Тысячи людей высыпали на берег и даже взобрались на крыши, чтобы понять, в чём же дело. Они увидели, как примерно в шести милях от берега некий американский танкер пытается увернуться от огня, который по нему вела немецкая подлодка. Судно „Федерал“ развернулось в сторону Хибары, пытясь скрыться там от хищного немецкого ястреба. Но субмарина всё кружила вокруг него, поливая судно огнём из палубного орудия. Через несколько минут, выпуская клубы дыма, корабль ушёл на дно»^{4}.

Жители Хибары бросились к своим шлюпкам, чтобы выйти в море и спасти уцелевших моряков. Приблизившись к месту трагедии, мирные кубинцы успели хорошо разглядеть и немецкую подлодку, которая всё ещё оставалась на поверхности. Правда, какие они были «мирные»? К тому времени и Куба была с Германией уже в состоянии войны!

По рассказам жителей Хибары, потные гитлеровцы стояли на палубе в одних трусах. Кубинских мирных жителей они трогать не стали, а потом забрались внутрь субмарины и скрылись в пучине.

Это был один из самых первых эпизодов, когда Куба именно что увидела Вторую мировую войну. Но тогда жертвами немцев у берегов Кубы были ещё только американцы. Скоро список жертв немецких подводников пополнили и сами кубинцы…

Похороны членов экипажей уже и кубинских судов «Саншьяго-де-Куба» и «Мансанильо», потопленных немцами

Впереди было нечто такое, что, с привычной точки зрения, с Кубой тем более не ассоциируется.

Чужой человек в Гаване

Куба — единственная страна Латинской Америки, где в годы Второй мировой войны был высчитан, пойман и казнён сознавшийся в содеянном агент немецкой военной разведки Абвер.

— Вы знаете, что здесь у вас жил немецкий шпион? — этим своим вопросом мы, судя по всему, весьма озадачили молодого жителя квартиры на втором этаже в очень хлипком и очень старом, но всё ещё существующем доме номер 366 по улице Теньенте-Рей в Старой Гаване.

— Нет! Какой такой шпион, сопо? — Молодой кубинец (на вид, лет двадцать пять) так и не стал отпирать старомодную входную дверь своей квартиры. Но зато теперь пошире приоткрыл слуховое окошко, и мы увидели, что стоит он без майки и вообще весь какой-то растрёпанный.

— Тут у вас в доме и, вероятнее всего, именно в вашей квартире жил немецкий шпион.

— И что он делал?

— Передавал немецкой военной разведке Абвер информацию о передвижении союзных кораблей.

— Когда?

— Во Вторую мировую войну, в самом начале 1940-х.

— Нет, я об этом первый раз слышу.

— Вы давно здесь живёте?

— Я? Я с самого рождения.

— А родители, бабушки, дедушки?

— Въехали сюда ещё до революции. Как была фамилия этого немецкого шпиона?

— По паспорту Энрике Аугусто Лунин.

— Наш, кубинец?

— Нет, немец.

— Почему же его звали Энрике?

— Ну, это долгий разговор. Извините за беспокойство. До свидания.

— И вам хорошего дня. Вообще интересно вы всё это рассказываете, но извините, и у меня много дел. — За спиной у парня мелькнуло тело обнажённой девушки, которая явно заждалась милого.

Теперь стоит сказать, кто стучался в дверь этой квартиры. В приезд на Кубу в феврале-марте 2012 года моими проводниками по старой Гаване были оператор Анхель Альдерете, а также писатель и журналист Хуан Чонго Лейво. Хуан — это своего рода «кубинский Юлиан Семёнов» (они, кстати, были знакомы). Хуан — автор документального сборника «Почему на Кубе Гитлера ждал провал?» и сборника рассказов «Двойник Гитлера».

Как и любые латиноамериканцы, кубинцы страшно гордились тем, что оказались в самом эпицентре мировой истории. Но, конечно, многое тогда было засекречено, по причине чего всё новые любопытные детали всплывают и поныне.

Итак, въехал агент немецкой военной разведки в страну ещё в сентябре 1941 года по паспорту гражданина Гондураса. Согласно этому документу, его имя звучало как «Энрике Аугусто Лунин». На самом деле, звали его Хайнц Август Кюннинг, а его чернявая для немца внешность объяснялась тем, что мать у него была из Италии.

В Гаване он обосновался на втором этаже дома номер 366 по улице Теньенте-Рей в старом городе. Неподалеку, в доме 314 по улице Индустрия, располагалась его лавка модной одежды. Но коммерция была всего лишь «ширмой».

В задачу Лунина-Кюннинга входило следить за работой порта Гаваны. Способ выведать информацию он избрал самый простой. Особой агентуры у него не было. Но зато он регулярно получал денежные переводы из-за рубежа и щедро угощал спиртным моряков и проституток, которые заходили в портовые бары (а старый город в Гаване плавно «перетекает» как раз в порт).

По идее, свои сообщения он должен был передавать по радио. Но, судя по всему, с техникой он был не в ладах. Поэтому основную массу донесений Лунин-Кюннинг переправлял в Абвер… обычной почтой.

Естественно, немцы были не дураки, и свои донесения Лунин-Кюннинг наносил невидимыми чернилами между строк в якобы обычных открытках. И всё-таки немцы прокололись. В числе адресатов Лунина-Кюннинга значился человек в Испании, про которого было известно, что он является активным членом фашистской Фалангистской партии генерала Франко. Письма таким адресатам у спецслужб вызывали понятную тревогу: ведь такие люди могли быть связаны не только с Франко, но и с немцами или итальянцами.

По одним сведениям, центр обработки почты, которая шла из Латинской Америки в Европу, располагался на Бермудах^{5}, по другим — на Багамах^{6}. Как бы то ни было, и те, и другие острова были британскими колониями, где англичане уже тогда активно работали вместе с американцами. Вот эти англо-американские цензоры и увидели на одной из открыток из Гаваны подозрительный адрес в Испании, изучили эту открытку и обнаружили на ней скрытый текст, нанесённый симпатическими невидимыми чернилами.

Из открытки следовало, что отправлена она в солнечную Испанию с солнечной Кубы, из Гаваны. Адресат был известен. Но кто точно бросил послание в почтовый ящик, было непонятно: адрес отправителя обозначен не был. Вот после этого над кубинской столицей и стали барражировать специальные американские самолёты, на борту которых находились радио-пелегнаторы. Делалось это в рассчёте на то, что в какой-то момент немецкий агент передаст срочное сообщение не по почте, а «морзянкой» по радио. Так оно и случилось. Но это был ещё только относительный успех.

С одной стороны, американцы и британцы смогли сузить поиски до вполне определенного квартала в районе гаванского порта, откуда исходил радиосигнал. Но даже и так речь шла о поиске, по сути, иголки в стогу сена: мало ли народу обитает и просто бродит в зоне порта! Тем более что зона порта в любом городе — место бандитское и мафиозное. Начал бы там что-нибудь разнюхивать бледнолицый «гринго» или брит, его бы сразу вычислили. А так можно было и шпиона спугнуть: мало ли какими связями он обладал. Тогда-то англо-американцы подключили к поискам и кубинцев.

Соответствующая кубинская спецслужба называлась SIAE: Servicio de Investigaciones de Actividades Enemigas, то есть, дословно, «Служба расследований враждебных действий». Там, естественно, мобилизовали агентуру. Но в дополнение решили посмотреть, а нет ли в квартале таких людей, кто получают подозрительные денежные переводы из-за рубежа.

Интересно, что, согласно данным, опубликованным в современном гаванском журнале «Ла Ирибилья», в итоге, Лунина-Кюннинга, таким образом, вычислил сотрудник SIAE по имени Педро Луис Гутьеррес Фернандес, который при этом был членом тогдашней кубинской… компартии. Таким образом, получается, что, в итоге, Лунина-Кюннинга задержали не просто не американцы и не англичане, а человек, лояльный скорее не Вашингтону и Лондону, а Москве…^{7}

Так с чего же это Куба оказалась тогда в эпицентре столь серьёзных мировых процессов?

Ключ

Как, наверное, почувствовал читатель, к наследию Фиделя Кастро у меня отношение, скажем так, сдержанное. Но сам же я немедленно отдам команданте должное: в отличие от других коммунистических правителей, он ничего не стал переименовывать. Естественно, всего знать невозможно, но, насколько я сам видел, именами Маркса, Ленина и даже Че Гевары названы только новые парки, агрокооперативы, стадионы и т. п.

Разумная, на мой вкус, сдержанность была проявлена и в отношении государственного герба Республики Кубы. Никакими красными звездами, серпами и молотами (как, например, в народной Болгарии или социалистической Чехословакии) этот по-настоящему красивый герб додуман не был.

Так что же изображено на суверенном кубинском гербе? Давайте рассмотрим его внимательно.

Помимо «фирменной» для кубинского пейзажа королевской пальмы еще на геральдическом щите изображен ключ. Это — потому что именно стратегические бухты кубинских Гаваны (на Западе) и Гуантанамо (на Востоке острова) держат ключи от стратегических маршрутов, ведущих к богатствам обеих Америк.

То есть, например, если из Атлантики идти к Панамскому каналу — то мимо Кубы. Вдоль Кубы надо идти и если вывозить танкерами нефть со знаменитых месторождений в Мексиканском заливе.

Знал ли Гитлер, что там изображено на кубинском гербе, — неизвестно. Но всю значимость этих стратегических проливов в штабе Гитлера понимали прекрасно. К 1942 году воды вокруг острова буквально кишели немецкими подлодками. В Берлине тогда даже вошло в моду выражение «сезон американской охоты»: хищные гитлеровские субмарины буквально растерзали несколько конвоев, состоявших из американских танкеров с нефтью и нефтепродуктами Мексиканского залива, в том числе для Британии и СССР^[9].

С началом войны именно на Кубе и соседних с ней Багамских островах американцы оборудовали базы для борьбы с этими немецкими подлодками. В частности, через считанные недели после гибели «Федерала» у Хибары, по соглашению от 19 июня 1942 года, американские авиаторы расположили одну базу в Сан-Антонио-де-лос-Баньос около Гаваны, ещё одну на западе страны в Сан-Хулиане, посадочную полосу в Камагуэе, а также пункты для дирижаблей в Кайбарийене и на Острове Пинос. И это — не считая уже имевшейся у американцев базы в Гуантанамо^[10].

Один из немногочисленных обнаруженых мной докладов кубинских историков по этой теме принадлежит перу Сервандо Вальдеса Санчеса^{8}. Теперь я с Сервандо знаком уже не только по его работам, но и лично: именно он водил меня по галереям удивительно красивого дворца на улице Рейна в Гаване, где располагается Институт истории Кубы (работает этот институт под эгидой правящей и единственной на острове КПК).

Но начнём с того, что поначалу я обнаружил в докладе Сервандо. Он, в свою очередь, приводит интересную цитату, принадлежавшую полковнику Косме де ла Торрьенте, который в разные годы был кубинским государственным секретарём, послом в США, главой делегации в Лиге наций и председателем сенатского комитета по международным делам. Приведу здесь эту цитату полностью:

«Мы являемся составной частью стратегической обороны США… Куба — самый большой остров всей антильской гряды, откуда так хорошо и защищать, и атаковать Панамский канал. Выбор очевиден. Либо мы с США являемся союзниками, что позволяет нам защитить и самих себя, либо они нас оккупируют»^{9}.

Любители военной истории из числа кубинских эмигрантов в Майами и Мадриде помогли мне уточнить еще несколько деталей. В частности, аэродром в Сан-Антонио-де-лос-Баньос впервые был использован военными авиаторами США 29 августа 1942 года. Перелетали туда американцы с баз в штатах Небраска и Канзас. При этом часть полётов была «на будущее»: нанося бомбовые удары по расположенным вокруг Кубы мелким островкам в Карибском море, бомбардировщики США отрабатывали навыки боевых действий на островах Тихого океана, где засели японцы^{10}.

Минимум два таких самолета Б-17 так и остались на Кубе, точнее — на дне у берегов Кубы. Столкнувшись, они упали в море. В 1980-х работу водолазов по обнаружению этих самолётов освещала всё та же газета «Хувентуд Ребельде».

Правда, печатный орган кубинского Союза коммунистической молодежи утверждал, что пилоты столкнувшихся самолётов были пьяны, а оказались на Кубе потому, что туда их пристроил служить «Дон Деньги». То есть мысль была такая: непутёвые американские пилоты были детьми богатых родителей, которые пристроили их служить на базах на Кубе, чтобы сохранить чад в тылу.

Однако, как мы уже выяснили, «тылом» тогдашнюю Кубу было назвать никак нельзя.

Но зачем всё это было нужно кубинскому лидеру Фульхенсио Батисте? В принципе, сам он мог ничего не делать: решали бы американцы свои задачи и решали. Но нет: Батиста не стал ограничиваться лишь формальным объявлением войны Германии ещё в 1941 году (sic!) и набором в армию. Еще в 1940 году на Кубе были закрыты все имевшиеся в стране нацистские и фашистские организации^{11}, а уже 12 декабря 1941 года Батиста подписал декрет № 3343, по которому проживавшие на Кубе граждане стран «Оси» подлежали интернированию^[11].

С чего бы это?

Объективно. Настройки базиса

В архивах Министерства иностранных дел в Гаване до сих пор хранится письмо, которое в марте 1943 года своему начальству направил аккредитованный на Кубу корреспондент американского агентства «Ассошейтед пресс» Бен Мейер^{12}. В этом письме-справке Мейер, по просьбе руководства, описывал вклад Кубы в военную стратегию Объединённых наций. Начиналось письмо с категорического утверждения: «Брутальная правда состоит в том, что в военном смысле Куба делает очень мало». В частности, Мейер писал, что к военным комиссариатам Кубы приписано двести тысяч юношей в возрасте 18–25 лет, но ни один из них до сих пор не призван на действительную службу.

Каким-то уж образом письмо было перехвачено. Министр связи Кубы Марино Лопес Бланко посчитал это, по сути, внутрислужебное послание самой настоящей политической провокацией и немедленно переправил его премьер-министру Рамону Сайдину. Тот тоже возмутился и, в свою очередь, отписал главе МИД Эметеорио Сантовении. Цитата: «Когда я стал премьер-министром, я изучил вопрос с поставками по „ленд-лизу“ и выяснил, что мы от американцев до сих пор не получили ни одного ружья»^{13}.

По поручению премьер-министра, во внешнеполитическом ведомстве Кубы составили ноту протеста в адрес посольства США на Кубе. Через несколько дней пришёл ответ, в котором американцы успокаивали кубинцев, уверяя их, что весьма высоко ценят и сотрудничество спецслужб, и поставки кубинского сахара. Инцидент был исчерпан (тем более что вскоре США поставили кубинцам противолодочные катера SC, о роли которых мы ещё поговорим отдельно). Но, думаю, читатель уже выхватил главное слово: «сахар». Конечно, сахар!

До поры до времени Кубу в мире и не называли иначе как «сахарницей Америки»^[12]. Но почти никогда не говорится о том, при каких обстоятельствах она получила такой титул. А ведь было это как раз во Вторую мировую!

Одну из самых подробных статистических публикаций на этот счёт недавно подготовил доктор исторических наук Оскар Санетти Лекуона: член Академии наук Кубы и профессор Университета Гаваны^{14}.

Не буду утомлять читателя тоннами, процентами, квотами и т. д. Скажу лишь, что, с одной стороны, начало Второй мировой войны было для Кубы, получается, даже благом: цены на сахар на бирже в Нью-Йорке сразу подскочили. Но, с другой стороны, разрастание войны означало, что под оккупацией Германии вскоре оказались такие традиционные импортеры кубинского сладкого, как Франция и Бельгия.

С одной стороны, для Кубы это ничего не меняло: ведь крупнейшим импортёром её сахара в Европе была как раз Германия, которая теперь просто увеличилась в размерах. Но, с другой стороны, это много что меняло для США.

Именно на фоне резкого усиления Германии сначала-то не Куба, а её главный «патрон», Америка стала задумываться над тем, а не стоит ли «поднять градус» своего традиционного нейтралитета. Именно тогда в США был принят знаменитый закон о ленд-лизе, и именно Куба стала одним из первых государств-подписантов соответствующего соглашения. США и Куба договорились, что отныне все излишки кубинского сахара (помимо того, что потреблял сам остров) будут поставляться только в Америку. Там из кубинского сахара гнали спирт. А спирт, в свою очередь, шёл на изготовление взрывчатых веществ.

Американцы поступили хитро: став монопольным импортёром кубинского сахара, выторговали себе право покупать кубинское «сладкое золото» со скидкой. С другой стороны, это означало, что кубинским плантаторам и сахарозаводчикам больше не приходилось ломать голову над тем, как и на какие рынки пробиться. Больше того: разрастание войны означало, что сахара стало требоваться всё больше и больше. А это привело к тому, что доля Кубы на мировом рынке сахара выросла за годы войны в полтора раза.

Естественно, кубинский президент Фульхенсио Батиста после этого интересам Америки стал уделять ещё более повышенное внимание. Как едко заметил на этот счёт печатный орган ЦК КПК, газета «Гранма», на Кубе тогда бытовала поговорка: «Батиста воюет с Германией, но не со своим карманом». Наверное, и без этого не обошлось. Но в данном случае всё вполне укладывается в логику Маркса: «базис» (экономика) определил «надстройку» (политику).

Но ведь тот же Батиста в годы Второй мировой протянул руку дружбы и Советскому Союзу! Между тем, с Советским Союзом у Кубы тогда никаких особых экономических связей не было. То есть в данном случае «надстройка» перенастроилась по каким-то совсем другим причинам. А здесь-то где «собака зарыта»?

Как мне кажется, теперь у меня ответ на этот вопрос есть. Но мне почему-то ещё кажется, что среди читателей этой книги хватает тех, кто взял её в руки, чтобы погрузиться не только в политику и не только войну, но и в мiръ — в кубинское общество.

Поэтому к участию во Второй мировой кубинских военных мы ещё, конечно, вернёмся, но сначала — мiръ. Мне, неплохо знающему Кубу социалистическую, и самому было интересно изучить, чем же она была до Фиделя, Рауля и Че: личностей, безусловно, выдающихся, но приходящих.

Так что государство Куба за страна?

Рассвет

Когда на гаванском небосклоне ночные чернила уступают место утренней лазури, то атмосфера пропитывается запахами свежих белых булочек с корицей, мангового сока, папайи, апельсинов и грейпфрутов. Правда, так пахнет там, где водятся деньги: у валютных кафе и отелей, вокруг которых и вьются вечно голодные и страшно тощие гаванские псы (те, что не были съедены в «особый период» тотальной экономии).

А чем пахнет там, где продукты на социалистической Кубе можно получить только по карточкам? К счастью, и в таких уголках Гаваны теперь атмосфера уже не стерильна: с некоторых пор косые солнечные лучи на рассвете стали пробиваться через… пыль.

Конечно, пылью сыт не будешь. И всё-таки это — благословенная строительная пыль от реставрационных работ.

Построенная в Старой Гаване при американцах башня «Бакарди». Здание Капитолия было спроектировано по подобию американского Капитолия в Вашингтоне

А они, наконец, начались на улицах с названиями, из которых когда-то словно осознанно составили рифму: Меркадерес и Эмпедрадо, Офисиос и Амаргура, Обрапия и Лампарилья, Баратильо и Техадильо. А еще там есть калье Порвенир, то есть «улица Будущего». Не того ли ради стоит ездить в Гавану?!

Правда, вдоль этих улиц — всё больше не будущее, а прошлое. Интересное прошлое. Взять улицу Эмпедрадо. Там — не только милые особнячки, построенные в те времена, когда Куба ещё была колонией Испании. Стоят там и офисные «сундуки», возведенные явно в какую-то другую эпоху. Так и есть: эти грандиозные здания-«шкафы» в Гаване настругали в те годы, когда вместо испанских идальго главными хозяевами на острове стали американцы.

Тогдашние янки были, конечно, часто не просто не идальго, а часто даже не джентльменами (да и само слово «янки» с трудом подходит для освоивших тогда Гавану итальянских мафиози из Чикаго вроде Аль Капоне).

Но у большинства из этих обладателей тугих кошельков были и настолько дельные советники, что именно в волшебной Гаване они убедили своих боссов потратить грязные деньги на смелые и даже светлые идеи.

Вот как ещё довоенные гаванские реалии описывал Владимир Маяковский, оказавшийся проездом в столице Кубы 5 июля 1925 года:

«За портовой полосой — чистый богатейший город мира… А в центре богатств — американский клуб, десятиэтажный Форд, Клей и Бок — первые ощутимые признаки владычества Соединённых Штатов над всеми тремя. Им принадлежит почти весь гаванский Кузнецкий мост: длинная, ровная, в кафе, рекламах и фонарях Прадо… Американцев берегут на своих низеньких табуретах под зонтиками стоящие полицейские.

…Все, что относится к американцам, прилажено прилежно и организованно. Ночью я с час простоял перед окнами гаванского телеграфа… Под потолком на бесконечной ленте носятся зажатые в железных лапках квитанции, бланки и телеграммы. Умная машина вежливо берёт от барышни телеграмму, передаёт телеграфисту и возвращается от него с последними курсами мировых валют. И в полном контакте с нею, от тех же двигателей вертятся и покачивают головами вентиляторы».

Напоминало всё это больше Нью-Йорк (или, скорее, Чикаго), но — вписалось.

Правда, потом, как следствие многолетнего эмбарго со стороны США и многолетнего эксперимента с социалистическим способом хозяйствования, от всего этого оставались «рожки да ножки».

Но для того, чтобы продолжить не только путевые заметки, но и объективный рассказ, мне прямо-таки необходимо заглянуть сейчас и в Москву и именно субъективно описать один… светский раут.

Гламур гламуру рознь

Предполагаю, что уже само по себе выражение «светский раут» вызывает сегодня у многих стойкую аллергию. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что такое чувство действительно универсально и у тех, кто верен левым идеям, и у тех, кто склонен к здоровым буржуазным взглядам. За последние годы все мы буквально осатанели от засилия гламура.

К счастью, в данном случае речь пойдёт не о бесцельном бряцании брилиантовыми колье, не об ослеплении друг друга вспышками фарфоровых зубов и не о звоне бокалов с шампанским.

Вернее, весьма недурственное шампанское лилось и на том рауте, который я здесь вспоминаю. И всё-таки то была никакая не показная ярмарка пустомозглого тщеславия.

Утомлённым завсегдатаям дипломатических приемов я сейчас предлагаю страницу-другую перелистнуть. А вот всем остальным читателям стоит заглянуть в российский МИД. Но отправимся мы сейчас не в строгий небоскрёб на Смоленской-Сенной площади, а в изящный особняк на улице Спиридоновке. Это — Дом приёмов МИД России^[13].

Обстановка там — именно что богатая и вечно модная: витражи, гобелены, лепнина, холсты маслом, позолоченная мебель. Но именно на Спиридоновке, как, возможно, нигде в нашей-то Евразии, нашли по-настоящему золотую середину. До таких стандартов благородного изящества ещё расти и расти всей нашей рублево-гламурной тусовке. Главное — никто не заходится и не полагает себя человеком высшего, чем гость, сорта. Церемониал и протокол служат лишь естественным фоном: чтобы насладиться великолепием интерьеров в атмосфере вежливой приветливости.

Не приходится удивляться, что многие поколения руководителей МИД СССР и России именно в атмосфере особняка на Спиридоновке предпочитают проводить и самые значимые переговоры, и самые знаковые приёмы.

Вот и 17 октября 2011 года глава российского внешнеполитического ведомства Сергей Лавров распорядился выделить именно этот особняк, чтобы провести раут, который нынешним модам так вообще перпендикулярен. Именно на Спиридоновке состоялась презентация русского издания мемуаров… коммуниста Фиделя Кастро.

Трудности без перевода

В день приёма на хорах главного зала мидовского особняка, как всегда, разместились переводчики-синхронисты. Но на этом мероприятии их услуги были востребованы по минимуму: большинство собравшихся без перевода понимали даже кучерявые двусмысленности.

Например, все без исключения и сразу засмеялись, когда прозвучала, в принципе, непереводимая шутка: «В чем сходство между красивым переводом и красивой женщиной? Красивая неверна!»

В тот день по приглашению Сергея Лаврова на Спиридоновку пришли те, кто ковал легендарный советско-кубинский альянс времён «холодной войны». Вот почему среди приглашённых кубинцев было много тех, кто прекрасно понимает по-русски. Вот почему и приглашённые на раут россияне, в свою очередь, если говорят по-испански, то норовят жонглировать такими исконно кубинскими выражениями, как «Полный Камагуэй!».

Вон, например, стоит в хорошем смысле знаменитый советский разведчик Николай Сергеевич Леонов^[14]. Даже выйдя на пенсию, он до сих пор регулярно летает в Гавану как личный друг Рауля Кастро. Когда плотное кольцо почитателей разомкнется, обязательно подойду к нему и я. Вопросов — много.

Картинки с выставки

В фойе особняка на Спиридоновке, в бликах от разноцветных витражей, в тот день белели (точнее желтели) редчайшие архивные документы.

«Хитом» экспозиции о житии уникального советско-кубинского альянса времён «холодной войны» было письмо, которое ещё в январе 1959 года ушло в адрес нового руководства «Острова Свободы» за подписью тогдашнего «президента» Советского Союза. Клим Ворошилов извещал, что Москва признаёт новую революционную власть в качестве законного представителя кубинского народа.

И я тоже, склонившись над этими бумагами, поохал и поахал. Как ещё не раз увидит читатель, меня буквально завораживают подобные «приветы из прошлого». Но кое-какие свои эмоции я, по соображениям политкорректности, в тот день придержал при себе.

Дело в том, что буквально за несколько недель до этого я держал в руках никак не менее подлинное письмо из того же мидовского архива. Но в той бумаге не Москва признавала Гавану, а Гавана предлагала Москве установить дипломатические отношения! И относилось то письмо к эпохе, когда на Кубе правил еще не команданте Фидель Кастро, а свергнутый им генерал Фульхенсио Батиста. Было это на пике Великой Отечественной войны!

Безусловно, в октябре 2011 года российские дипломаты поступили именно что дипломатично и политкорректно. К приёму по поводу выхода в свет мемуаров Фиделя они подготовили подборку архивных документов об установлении отношений как раз с ним, с Фиделем.

Но факт есть факт: задолго до того, как революционное правительство Кастро было признано Советским Союзом, с большевиками первым установил дипотношения Батиста. И когда же точно он так поступил?

Случилось это не просто в Великую Отечественную войну, а в октябре грозного 1942 года! То есть было это тогда, когда ещё не был очевиден исход не только войны, а даже и Сталинградской битвы!

Будущий коммунист Фидель Кастро и свергнутый им антикоммунист Фульхенсио Батиста. Друг другу — враги. Но оба — союзники СССР

Как, наверное, уже догадывается читатель, за всем этим скрывается прямо-таки детективная история. Забегая вперед, скажу, что этот детектив не лишён и элементов шпионского романа (по причине чего я ещё и вернусь к генералу КГБ Николаю Леонову), и даже любовной саги.

Но есть еще одно личное обстоятельство, которое так и подталкивало меня зайти на всю эту книгу именно через Кубу.

Субъективно

Можете считать это эгоизмом, но начинаю я именно с Кубы еще и потому, что я там… родился и именно там «шлифовал» эту главу.

Вполне вероятно, что эти, в общем-то, случайные совпадения обрекают читателя на большое количество с моей стороны «лирических» отступлений. Впрочем, вся история участия во Второй мировой якобы безмятежной Латинской Америки — и есть одно сплошное исключение и отступление от правил.

Итак, опять в Гавану. В Старую Гавану.

Былая красота?

Конечно, в теории, старый центр Гаваны продолжал числиться в списке всемирного наследия ЮНЕСКО и все последние десятилетия. Но на практике, в годы «особого периода» тотальной экономии (когда находящийся под американским эмбарго остров в одночасье бросила и Москва) вся эта красота всё больше и больше деградировала.

Особенно архитектурным шедеврам достаётся летом, когда на Кубу приходит сезон очень жаркой и очень влажной погоды. Тогда кажется, что все эти потрясающе красивые гаванские здания сыпятся прямо на глазах: их так и разъедают ультрафиолет и прель.

Но вот несколько лет назад кубинцы, наконец, взялись за реставрацию этой своей Старой Гаваны. Задача сложная: многие здания уже буквально на ладан дышат. Если же окончательно сгнили и перекрытия, то приходится ювелирно восстанавливать фасады и тотально менять начинку. Но дело — делается.

Я в Гавану регулярно возвращаюсь начиная с 1994 года. Но в конце «нулевых» у меня с поездками на Кубу случился трехлетний перерыв. Вновь собравшись в кубинскую столицу в феврале 2011 года, я наугад заказал себе номер в одном из таких новых заведений. И был по-настоящему приятно удивлен тем, в какой замечательный бутик-отель переделали ещё недавно разваливавшийся особняк графа Вильянуэвы на старогаванской улице Меркадерес^[15].

В таких местах и намека нет на неизбежную при любой форме социализма манеру обвесить, разбавить, недолить и т. п. Кофе — так кофе. Коктейль «мохито» — так ещё и с капелькой пикантной эссенции «ангостура». Коктейль «Куба либре» — так с правильной пропорцией рома и настоящей, а не эрзац-колой, которую придумали в ответ на американские санкции. Иными словами — старая Гавана.

Старая Гавана

И там уже дергаются на обращение «компаньеро» (то есть «товарищ»), предпочитая старые добрые «кабальеро» и «сеньора».

Отреставрированный гаванский особняк графа Вильянуэвы

Но Куба — страна непростая. То, что радует приезжего, иного местного — расстроит. Ведь такие слова, как «кабальеро» и «сеньора», звучали в этих стенах при том самом Фульхенсио Батисте, о котором я до этого отозвался даже с некоторой похвальбой. А он на Кубе многим до сих пор ненавистен. И тому есть веские причины.

Гавана при Батисте

— Скажи, Анхель, — спросил я у моего кубинского телеоператора, когда мы ехали на очередное интервью через гаванский район Коли, — а вот когда точно после триумфа революции окончательно прекратилась привычная и размеренная старая жизнь?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, когда закрылись клубы, в которых раньше было закрытое членство?

— Ну, на этот вопрос ответить можно со всей определённостью. Это случилось в 1961 году.

— Революция в 59-м, и уже к 61-му всё изменилось.

— Да. Вон, например, мы как раз проезжаем: в том здании у моста Альмендарес был детский клуб, в который меня тогда записали, но который к концу года уже в прежнем виде работать перестал.

— Национализация?

— Она. Но всё не так просто. Ведь до этого почти во всех клубах членство было только для белых. Например, даже и Батиста, будучи президентом, но мулатом, на членство в клубе рассчитывать не мог.

Всё действительно было непросто. Взять того же Батисту.

О, это был удивительный персонаж! Уникум! Мулат, начинавший с самых низов, но дважды становившийся президентом! А ведь, казалось бы, именно про таких, как Батиста, под впечатлением от заезда в Гавану и написал стихотворение «Блэк энд уайт» Владимир Маяковский:

К 1933 году кубинский мулат Батиста словно решил доказать советскому поэту Маяковскому, что карьера тех, в чьих жилах течёт кровь африканских рабов, может складываться и по-иному. По-своему, Фульхенсио Батиста был первопроходцем, на многие десятилетия опередившим мулата Барака Обаму. Но Батиста был — путчист. Сержант, он присвоил себе звание дивизионного генерала. Избравшись в президенты, принимал от чикагских мафиози подарки в виде телефонов из золота!

Матерый коррупционер и душегуб, Батиста, тем не менее, стал одним из первых латиноамериканских правителей, кого удостоили чести выступить с трибуны Конгресса демократичной и свободолюбивой Америки!

Ставшего дивизионным генералом сержанта-путчиста Фульхенсио Батисту любезно принимал президент-демократ США Франклин Рузвельт

Свой первый путч (названный, естественно, «славной революцией») Батиста устроил, как я уже заметил, в 1933 году. Сначала он правил руками президентов-марионеток. Но семью годами позже решил избраться в президенты сам (и именно в этом качестве объявил войну «Оси», о чём я ни на секунду не забываю и к чему ещё, естественно, вернусь).

После войны, оставаясь сенатором Кубы, Батиста проживал всё больше в Соединенных Штатах: наслаждался жизнью между Нью-Йорком и Майями. А в 1952 году вновь выставил свою кандидатуру в президенты. Видя, что не может выиграть честно, за три месяца до выборов срежиссировал новый путч. Тем не менее, США вновь признали его законным правителем: теперь он был нужен как союзник по войне «холодной».

Американцам было, за что его благодарить: массу других фаворов Батиста оказал своим соседям с Севера ещё до того, как выступить на стороне США в двух главных конфликтах XX столетия. Например, Батиста отдал американцам самые лакомые куски кубинской экономики: сахар, ром, табак, казино, бордели. Это, бесспорно, привело к бесчисленным унижениям — и всей нации, и отдельно взятых граждан и гражданок. Именно поэтому абсолютное большинство кубинцев устроили триумфальную встречу повстанцам Фиделя Кастро, которые режим Батисты буквально снесли^[16].

И всё-таки сегодня многие мои знакомые кубинцы даже из числа убеждённых коммунистов вспоминают эпоху Батисты с некоторым придыханием: ведь попутно этот выскочка превратил Гавану в одну из самых модных столиц того времени.

Еще до войны Владимира Маяковского поразил автоматизированный гаванский телеграф. А после войны Куба стала второй после США страной западного полушария, где массовое распространение получило телевидение! Куба никогда не была простой!^[17]

Но в лабиринт старогаванских улиц, баек и государственных тайн я еще вернусь. А сейчас — открытые источники.

Не между строк

В перестройку с эстрады звучала миниатюра о том, как правильно читать советскую прессу: между строк. Мол, наша печать, например, никогда не сообщает о стихийных бедствиях вроде ураганов. Но зато через пару месяцев появляется статья о том, как трудящиеся такой-то области успешно справились с последствиями стихии. И что «даже нашлась собачка Шарик, про которую все думали, что она утонула вместе с колхозным стадом».

В целом, так оно, к сожалению, в значительной степени и было. Но даже и в советские времена всё-таки бывали исключения. А именно: например, то, как советская печать на удивление многогранно (можно даже сказать плюралистично) освещала по ходу Великой Отечественной войны политические процессы в Латинской Америке. Ещё более интересно то, как это происходило в самом начале войны. Доказательством этому — то, что я обнаружил, ещё только начиная собирать материалы для телевизионной серии «Неизвестные союзники».

Сначала была «Правда»: благо наши редакции располагаются друг от друга в пяти минутах ходьбы. В архиве меня ждал ветеран редакции (поступил на работу туда в 1954 году) Николай Дмитриевич Симаков. Знающий хранилище как свои пять пальцев, он всего-то за полтора часа после моего звонка извлёк из архивных стопок заинтересовавшие меня материалы за грозный июль 1941 года: именно тогда «Правда» впервые обратилась к кубинской тематике.

Да ладно бы только к кубинской! Оказывается, с первых же дней войны печатный орган ЦК ВКП(б) буквально «шерстил» информационное пространство всей Латинской Америки.

«Правда»?

Первая ласточка — уже 1 июля 1941 года. В тот день в «Правде» — первая после начала Великой Отечественной заметка про Латинскую Америку. Сообщалось, что председатель чилийской палаты депутатов Ресендо заявил, что германское нападение на Советский Союз не может быть оправдано, а вступление СССР в войну является «самой решительной преградой гитлеровской агрессии». И ещё:

«Выступая в палате депутатов, радикал Сантанбро выразил солидарность с Советским Союзом. Председатель демократической партии Карденас заявил, что „гитлеризм роет себе могилу. Наш народ симпатизирует СССР“»^{15}.

Заметим: героем уже и этой первой правдинской заметки времён войны о Латинской Америке выступил не коммунист, а представитель иной партии. То есть в лице «Правды» советская печать стремительно расширяла границы дозволенного. До войны политиков другой ориентации цитировали всё больше в рамках «критики буржуазных теорий». Теперь же интересы национального выживания заставляли искать новых союзников, создавать принципиально новые для СССР коалиции. В этом смысле «Правда» словно предвосхищала знаменитое радиообращение Сталина от 3 июля, в котором вождь обратился к народу на «братья и сестры» и говорил о том, что Советский Союз поддержат многие страны и народы.

Примечательно, что такой же подход применялся и в первой же публикации о Кубе. Она была 31 июля 1941 года: по итогам массового шествия солидарности с Советским Союзом. Согласно корреспонденции ТАСС (именно его телеграммы составляли основу большинства публикаций советских газет на международные темы), по улицам Гаваны «беспрерывно в течение шести часов» шли 40 тысяч человек.

В этой заметке уже специально подчёркивается, что речь идёт именно обо всём политическом спектре: в шествии приняли участие «почти все профсоюзы и группы, стоящие на самых разных позициях». Сама же манифестация явно была ярким зрелищем:

«Ведущими лозунгами были „Привет боевым народам СССР“, „Да здравствует доблестная Красная Армия!“, „Смести с лица нацистского зверя и фалангисгских агентов", „Поддерживаем англо-советский пакт борьбы против Гитлера"».

Особое внимание населения вызвала большая группа молодёжи, которая носила клетку с собакой, украшенной свастикой. На клетке надпись: „Уничтожим фашистских собак!"»^[18]

А еще «Правда» писала, что митингующие требовали от властей установить дипломатические отношения с СССР. В этом смысле сообщения были выдержаны в традиционном классовом духе: есть прогрессивный народ, требующий наладить отношения со Страной Советов, а есть — упрямое буржуазное правительство. Забегая вперед, замечу, что в этой заметке про Кубу ни слова не было сказано о том, что организаторами этой профсоюзной акции вообще-то были коммунисты. То есть «Правда» не просто расширила список дозволенных к упоминанию союзников, но вдруг решила игнорировать старых друзей. С чего бы это?

Это тем более занятно, если учесть, что до войны между советскими и кубинскими профсоюзами были установлены и бурно развивались прямые связи. В частности, весной 1934 года кубинская профсоюзная делегация совершила поездку по СССР. Кубинцы посетили тогда Москву, Ленинград, Свердловск, Челябинск, Горький, Харьков. В принятой по окончании поездки резолюции члены делегации заявили, что готовы со всем международным пролетариатом «защищать Советский Союз»^{16}.

Впрочем, и к этому, на первый взгляд, странному повороту я ещё вернусь позже. А пока скажу, что никак не менее поучительно взглянуть и на выбранные редакторами «Правды» сообщения ТАСС о соседях Кубы.

В параллель

Например, 3 июля 1941 года — интересное сообщение из центральноамериканской республики Никарагуа: аккредитованный там финляндский консул г-н Сенгельмана ушёл в отставку «в знак протеста против сотрудничества Финляндии с Германией».

Интересно, как потом сложилась судьба этого человека?

В то же день — отклики на советско-германскую войну ещё и из Мексики. Про эту публикацию стоит сказать особо. Как и в случае с заметкой про Чили, текст — про реакцию парламентариев. В принципе, заметка — и заметка. Но, оказывается, — неполная.

Замаскированное Замоскворечье

Москва, Замоскворечье, улица Большая Ордынка, дом 21. Именно здесь до сих пор работает академический Институт Латинской Америки.

Принимал меня там человек, которого можно назвать «ходячей энциклопедией» в области отношений Москвы с той частью света. А. И. Сизоненко — доктор наук, профессор. Называет себя Александр Иванович человеком левых убеждений. Но, как учёный, он ещё как объективен. И вот когда в нашей беседе всплыла публикация «Правды» про Мексику от июля 1941 года, он указал мне на то, что она, на самом деле, ущербна.

Оказывается, в той заметке ни слова не было сказано о много более значимых заявлениях: со стороны не мексиканских депутатов, а мексиканского правительства.

Оказывается, уже 24 июня (!) 1941 года МИД Мексики отреагировал на войну Гитлера и Сталина раньше, чем на неё откликнулись и собственный мексиканский парламент, и все остальные правительства Латинской Америки. Другое дело, что, осудив германское вторжение в СССР, мексиканское правительство, не называя имён, косвенно пожурило и Сталина: за то, что он так долго заигрывал с Гитлером. Про это, конечно, в «Правде» не было ни слова.

Но даже при всех изъятиях советская печать действительно вдруг вспомнила обо всех этих «латинах». А ведь даже названия этих стран для большинства тогдашних советских людей звучали в диковинку. Позади действительно была длинная-длинная пауза.

Разговор у нас сейчас будет не про одну только Кубу. Но так — даже интереснее. В конце концов, Куба — это кристалл, грани которого бывают шероховатыми, но отражают по-настоящему разные страны Латинской Америки.

Безвременье

В конце этой книги я обязательно выражу благодарность всем-всем моим помощникам, редакторам и рецензентам, но уже здесь поблагодарю мою дочку Александру. При всей моей любви к экзотическим странам, когда есть время и возможности, вырываемся мы с Александрой куда-нибудь поближе. Вот и перед новым 2012 годом мы отправились на миниканикулы в австрийскую Вену. Там в свои пять с половиной лет Александра Сергеевна, естественно, первой освоила новомодный электронный аудиогид. Выдали нам такую говорящую трубку в Шёнбрунне — бывшем загородном дворце Габсбургов. Именно этот гид в кабинете императора Франца-Иосифа со строгой печалью указал нам на портрет его брата Максимилиана, напомнив грустную историю, которую я, признаться, и позабыл. Ведь брат императора Австро-Венгрии стал в XIX веке императором… Мексики, но был расстрелян восставшими подданными.

И ведь действительно: после того, как бывшие колонии Испании и Португалии в Новом Свете обрели независимость, в этот регион рванули вкусить власти и совершенно новые игроки.

Не будем преувеличивать мудрость наших Романовых (в конце концов, и они империю потеряли). Но в тот период они были осмотрительнее Габсбургов: по крайней мере, ни в какие авантюры с престолонаследием в Латинской Америке не ввязывались. И, например, именно Россия инициировала приглашение латиноамериканцев на Гаагскую конференцию мира 1907 года^[19].

Ирония судьбы: особую роль в утверждении отношений с юными и сумбурными тогда латиноамериканскими республиками сыграла «Аврора», с выстрела которой потом всё и притормозилось. Впрочем, та «Аврора» — это не знаменитый крейсер из брони и стали, что стоит на вечной стоянке в Питере, а его предок-парусник. Как бы то ни было, та «Аврора» ещё на самом «рассвете», в середине XIX века, стала всего-то третьим в истории российским кораблём (после «Рюрика» и «Суворова»), который зашёл в Перу. Там, в Южной Америке, особую роль сыграл российский посланник в Рио-де-Жанейро Александр Ионин. Из Бразилии он совершал вылазки в соседние страны: и в прибрежные Уругвай с Аргентиной, и в куда более труднодоступные Парагвай с Боливией в сердце континента. Судя по тому, что Ионин потом написал в своей книге «По Южной Америке», наибольшее впечатление на него произвело путешествие из Бразилии в Уругвай. Он, кстати, стал, возможно, самым первым европейским дипломатом, кто добрался до Монтевидео не по воде, а через степь-пампу.

В 1886 году в Уругвае Ионина поразило всё: от первобытных нравов кочевых уругвайских пастухов-гаучо до передовой манеры уругвайцев-горожан размещать на могилах фотографические карточки усопших. Конечно, едучи по степи-пампе, Ионин еще не знал, чего ждать от этого Уругвая. Но, добравшись до городов, был приятно удивлён. Он именно что восторженно описал и газовое освещение в городке Флорида, и по-европейски мягкие сиденья в поездах, и «натуральную весёлость дам», и орловских рысаков у тогдашнего верховного правителя страны генерала Сантоса. И правописание, и тогдашняя пунктуация — сохранены.

«Великолѣпный экипажъ, сопровождаемый отрядомъ скачущей в каръеръ еще болѣе великолѣпной кавалерiи, раззолоченной, в красныхъ плащахъ съ перьями — в опереткѣ такихъ не встрѣтишь. Я основился, широко раскрывъ глаза: монументальное голубое ландо, съ гербами, запряжено было парою великолѣпных сѣрыхъ русскихъ, настоящихъ русскихъ рысаковъ. Около кофейни генералъ вышелъ прогуляться и встрѣтил меня… Генералъ любезно пошел ко мнѣ навстрѣчу. Съ особенно развязнымъ жестомъ, которому онъ, видимо, старался придать какъ можно болѣе военнаго характера, протянувъ мне руку, онъ выразил большую радость меня встрѣтить и спросилъ, что мнѣ больше всего понравилось въ Монтевидео?

— Ваши лошади, — отвѣчалъ я.

— Ахъ, неправда-ли? Понятно, это настоящiе русскiе, да, чистокровные орловскиiе рысаки. Я купилъ ихъ въ Парижѣ за 50.000 франковъ. Вѣдь это настоящиiе?

Я успокоилъ его, увѣряя, что его не обманули насчетъ породы, удивляясь только цѣнѣ, но для американского генерала, что это значитъ? Мы продолжали разговаривать, тогда я замѣтилъ въ другой рукѣ генерала зонтикъ. Зачѣмъ зонтик, особенно же при этом костюмѣ? Но дѣло было просто: набалдашникъ на зонтикѣ былъ огромный бриллiантъ-солитеръ совсѣмъ необыкновенной величины.

— Ну, а что еще вамъ понравилось? — продолжалъ довольный собою и мною генералъ.

— А еще? — да вотъ вашъ зонтикъ.

Генерал прiятно захохоталъ, протягивая мнѣ зонтикъ — a la disposición de usted, hace me el favor (сдѣлайте одолженiе, въ ваше распоряженiе).

— Очень вам благодаренѣ, генералъ, — я ѣду теперь путешествовать по разным дебрямъ, и потому, куда же мнѣ дѣваться съ такой драгоцѣнностью, пожалуй еще убьютъ, — не то, я, конечно, принялъ бы»^{17}.

Стоит заметить, что в расположенные к Югу от Бразилии страны Латинской Америки Ионин прибыл в тот период, который тамошние историки изящно называют эпохой «консолидации государства»^{18}. Действительно: самые бурные революции отбушевали, междоусобные войны отгремели, и страны Южной Америки вступали в эпоху, которую иные местные историки склонны ностальгически называть «апогеем»^{19}.

Как бы то ни было, на рубеже XIX–XX веков до стабильности было ещё далеко, но быт уже стал уютнее и веселее. Не удержусь и воспроизведу еще один пассаж Ионина, где он описывает главную для тогдашнего Монтевидео «ярмарку тщеславия»: радующий глаз и поныне театр «Солис».

«Баръер ложъ дѣлается не сплошной, какъ у насъ, а представляетъ тоненькую изящную рѣшетку, такъ что снизу, изъ партера, не только можно видѣть до самаго конца прелести платьев Ворта и Руффа, но даже узнать, какiе въ данный моментъ башмачки в моде въ Парижѣ, и какiя ножки у предмета, за которымъ, вы, может быть, ухаживаете»^{20}.

В ответ на столь благожелательное к ним любопытство со стороны любознательных российских дипломатов правители иных далёких латиноамериканских республик, в свою очередь, отправляли своих дипломатов в Санкт-Петербург^[20].

В начале XX века, когда назависимой стала и Куба^[21], дошла очередь до взаимного признания друг другом и Санкт-Петербурга с Гаваной.

«26 мая 1902 г. первый Президент только что провозглашенной Республики Куба Томас Эстрада Пальма сообщил Николаю II о прекращении оккупации Кубы американскими войсками, о своем избрании Президентом Республики и о том, что его правительство хотело бы поддерживать самые тесные и сердечные отношения дружбы со всеми нациями, в том числе с правительством и народом России. 6 июля того же года царь заявил о признании Республики Куба и готовности России к дружбе с ней…

После обмена посланиями между Т. Эстрадой и Николаем II летом 1902 года в Гаване было учреждено Генеральное российское консульство во главе с Рехино Трюффэном»^{21}.

Впрочем, самыми знаменитыми посланцами России на Кубе до революции стали художник Верещагин и балерина Анна Павлова. Кстати, в 1915 году она танцевала не только в Гаване, но и в городе Матансас. Ныне город это весьма зачуханный. Но нет-нет, а и до сих пор иной гид при проезде через Матансас укажет вам на местный театр и мечтательно расскажет о былом величии этой бывшей «богемной столицы острова», где танцевала аж сама Павлова!

В свою очередь, самым именитым дореволюционным кубинцем-гостем России был чемпион мира по шахматам Хосе Рауль Капабланка.

Приключения Капабланки в России

Как ни странно, для начала я хочу здесь напомнить об одном эпизоде из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Итак, вспомним то, как великий комбинатор Остап Бендер выступал перед шахматистами-любителями достославного города Басюки:

«Остап со вчерашнего дня ещё ничего не ел. Поэтому красноречие его было необыкновенно.

— Да! — кричал он. — Шахматы обогащают страну! Если вы согласитесь на мой проект, то спускаться из города на пристань вы будете по мраморным лестницам! Басюки станут центром десяти губерний!.. Поэтому я говорю: в Басюках надо устроить международный шахматный турнир.

— Как? — закричали все.

— Вполне реальная вещь, — ответил гроссмейстер, — мои личные связи и — ваша самодеятельность… Приезд Хозе-Рауля Капабланки… обеспечен. Кроме того, обеспечено и мое участие!»^{22}

На самом деле, правильно не «Хозе», а «Хосе». Но в другом Ильф и Петров не ошиблись: в середине 1920-х не только шахматистам, но и всем жителям СССР не надо было объяснять, кто такой Капабланка.

В 1925 году кубинец Хосе-Рауль Капабланка — почётный гость Москвы.

Никаких официальных отношений между его буржуазным тогда островом Куба и вставшей на путь построения социализма Россией на тот момент не было.

Но Капабланка — чемпион мира по шахматам. И он — участник первого для Советского Союза международного шахматного турнира, который проходил в фонтанном зале отеля «Метрополь».

Надо сказать, что популярность шахмат и Капабланки в СССР были такими, что кубинца уговорили сняться не только для кинохроники, но и для игрового фильма «Шахматная горячка».

По сценарию, посланец солнечной Гаваны играет в ленте самого себя. Его задача — примирить в заснеженной России двух москвичей: помешанного на шахматах жениха и ненавидящую по этой причине шахматы невесту. Естественно, ему это с блеском удаётся. Кстати, это была одна из первых лент в будущем знаменитого режиссёра Пудовкина. И, кто знает, не Капабланке ли он обязан своей дальнейшей блестящей карьерой?!

Оказывается, однако, что и участие в турнире, и исполнение самого себя в короткометражке Пудовкина для Капабланки — где-то лишь предлог. Чего же ещё он искал для себя в Советском Союзе?

Много лет спустя, в 1986 году, кинематографисты СССР и уже социалистической Кубы ставят о той поездке полнометражный игровой фильм, который так и назвали: «Капабланка»^[22]. Лента — очень даже симпатичная. Но написанный ещё до перестройки сценарий изобилует характерными идеологическими изъятиями. Если вдуматься, то этот фильм — лучшее отражение того, как продиктованные идеологией изъятия надолго лишили нас истинной истории российско-кубинских отношений.

Итак, в фильме есть не только московские, но и ленинградские эпизоды. Но, во-первых, только как бы «между прочим» звучит намёк на то, что шахматист помнит и какой-то другой Питер. А ведь так и было! Просто в советские времена, конечно же, нельзя было напрямую сказать, что впервые Капабланка приезжал в Россию как консул Кубы ещё при царе. Именно в этом качестве он и участвовал в очень важном для него международном шахматном турнире в Санкт-Петербурге в 1913 году.

Строго говоря, самым первым кубинским дипломатом, аккредитованным при дворе Его Императорского Величества в Петербурге, был сеньор Гойкоэчеа^{23}. Капабланка был при нём. Но, судя по всему, и сам Хосе-Рауль дипломатом был весьма толковым. Об этом можно судить по тому, в какие ключевые дипломатические миссии отправляло его гаванское начальство после, скорее, представительской командировки в Санкт-Петербург: Париж, Вашингтон, Нью-Йорк. Много лет спустя, когда Капабланка будет работать в посольстве своей страны в Америке, глава кубинской дипломатической миссии в США Аурелио Кончесо напишет: «Родная Куба признала в Капабланке национального героя и предоставила ему дипломатический статус. Кому-то казалось, что это — для красоты. Но это не так. Капабланка относился к своей дипломатической работе очень серьёзно»^{24}.

Ну, а в России Капабланка уже в начале XX века дал свои первые у нас сеансы одновременной игры. На одном таком сеансе он познакомился с самим Сергеем Прокофьевым. «Капа, — вспоминал композитор, — прыгнул конём так, что я неизбежно должен был потерять ладью. Капа сделал этот ход и отошёл в сторону. По совету приятелей я изменил свой предыдущий ход, надеясь, что Капа этого не заметит. Капа снова подошёл, улыбнулся и выиграл и при этом варианте»^{25}.

Впрочем, детали — деталями. Но ведь ещё из всего этого выходит, что и при Фиделе, и при Батисте дипломатическое присутствие лишь восстанавливали! А установили — при Капабланке. Не будем об этом забывать!

Но вернёмся к советско-кубинскому фильму. Во-вторых, в нём изображён и ход сеанса одновременной игры, который Капабланка дал уже не в Петербурге, а в Ленинграде: уже в советском 1925 году. А там и тогда Капабланка-чемпион вдруг начал для себя понимать, что вот-вот проиграет одному скромного вида молоденькому «очкарику». Как выяснилось, судьба свела тогда в Ленинграде с будущим чемпионом мира. В фильме в этом месте звучит такой диалог Капабланки с организаторами:

— А кто этот мальчик за последним столом?

— Это Миша Ботвинник. Ему 14 лет. Он шахматист второго класса.

— В моей стране он был бы маэстро. Интересно на него было бы взглянуть через 10 лет^{26}.

Через десять лет они и встретятся: на международных турнирах, которые в СССР проходили уже в середине 1930-х. И именно Ботвинник оставил в советской печати мимолётное, но ценное воспоминание: после таких проигрышей Капабланка замечал, что, вообще-то, шахматист он — только во вторую очередь. А кем же он был в первую?

«Капабланка подчеркивал, что он — дипломат или негоциант. Приезжая в Москву, он каждый раз уговаривал купить при его посредничестве кубинский сахар»^{27}.

Впрочем, как выясняется при внимательном прочтении советских газет, Капабланка на эту тему распространялся не только в среде шахматистов. В интервью газете «Вечерняя Москва» он ещё в 1925 году признался, что его занимают другие дела, которые не позволяют сконцентрироваться на шахматах. Произнесены эти слова были после того, как Капабланка провёл переговоры по сахару в Наркомате внешней торговли^{28}.

Опять сахар! С одной стороны, после просмотра того же советско-кубинского фильма можно предположить, это для Капабланки было своего рода «нагрузкой» или даже «индульгенцией». По крайней мере, из фильма следует, что тогдашний президент Мачадо был вовсе не в восторге от того, что Капабланка отправился пусть даже и играть в шахматы в какую-то там Советскую Россию. Вон он, русофил Капабланка, будучи сотрудником министерства иностранных дел, и вёл в СССР ещё и коммерческие переговоры — для «отмазки».

Но, с другой стороны, Капабланка вёл такие переговоры и за пределами Советского Союза, когда нельзя было сказать, что ему требовалась какая-то индульгенция.

Здесь уместно будет вспомнить о таком его партнёре по шахматному турниру в Москве 1925 года, как Александр Фёдорович Ильин-Женевский. Кстати сказать, он тогда одержал над Капабланкой сенсационную победу. Но дело даже не в этом. Дело в том, что, как и Капабланка, Ильин-Женевский был и шахматистом, и дипломатом.

К 1931 году оба они, Ильин-Женевский и Капабланка, представляли свои страны, СССР и Кубу, в Париже. И там они вновь встретились — но уже как официальные лица. По итогам этой встречи Ильин-Женевский сообщил наркому иностранных дел СССР Литвинову, что целью визита Капабланки в советское полпредство было «желание прозондировать почву относительно позиции СССР по вопросам экспорта [ну, конечно же] сахара. Капабланка старался меня убедить, что какая-либо договоренность в этом вопросе представляет обоюдный интерес»^{29}. Кстати, словно заглянув в будущее, Капабланка говорил, что Куба взамен могла бы покупать у СССР нефть и лес. А ведь именно с пакта «нефть за сахар» потом, при Хрущёве и Фиделе, началась многолетняя стратегическая дружба СССР и уже социалистической Кубы.

Ещё один раунд переговоров с официальными советскими представителями состоялся у Капабланки 1 октября 1934 года. К тому времени его уже перевели в США. На завтраке у советского полпреда Трояновского речь зашла о целесообразности налаживания торговли между СССР и Кубой. «Посол, — докладывал в свой МИД Капабланка, — был настроен весьма благожелательно. Я сказал ему: установление торговых связей явится очень хорошим средством для восстановления в будущем всех видов отношений между нашими двумя странами»^{30}.

Стоит заметить, что к тому времени Советский Союз был уже признан Соединёнными Штатами — на чьей территории и состоялись эти переговоры. По этой причине Капабланка рекомендовал и своим властям поступить так же: последовать за США и признать СССР.

Но почему же потом Капабланка к этой теме уже не возвращался? Судя по всему, дело было в позиции не только его начальников в Гаване, но и его самого…

Вернёмся ещё раз к предперестроечному сценарию советско-кубинского фильма «Капабланка» о пребывании великого шахматиста в СССР в 1925 году. Судя по всему, сценаристы намеренно ограничили рассказ именно тем годом. Например, в фильме обыгран роман, который тогда у Капабланки вроде как случился с московской балериной Сашенькой Можаевой — её сыграла Галина Беляева. Но ведь ко времени своих поездок сюда к нам в 1935–1936 годах Хосе-Рауль Капабланка и в реальной жизни связал себя с русской, но с белоэмигранткой Ольгой Чагодаевой! А ей советские власти наотрез отказывались давать визу. Про это в фильме, естественно, — ни полунамёка.

Не в этом ли причина того, что, продолжая лоббировать сахарный бизнес с Советским Союзом, Капабланка с середины 30-х перестал советовать своим властям признавать советское государство?

Впрочем, это я уже забежал сильно вперёд.

А сначала была — русская революция.

«После Октябрьской революции Правительство Кубы отказалось признать Советское правительство, кубинское консульство в Петрограде прекратило свою деятельность. Враждебное отношение правящих кругов Кубы к переменам в России особенно проявилось в 1918 году, когда посол США в Гаване В. Гонсалес запросил, „готово ли кубинское правительство принять участие в немедленных действиях против Советской власти^{31}? В своем ответе МИД Кубы не только выразил поддержку антисоветской политике США, но и запросил у госдепартамента указаний и совета о формах таких действий»^{32}.

Официальная Гавана, впрочем, была в тогдашней Латинской Америке не одна такой.

Сразу после

Рассказывая о своем путешествии по Южной Америке в 1886 году, русский дипломат-монархист Александр Ионин, как выяснилось, в одном месте сильно ошибся. К сожалению, глубоко неверными оказались его ответы на вопросы спутников по уругвайскому дилижансу о русских нигилистах (то есть тогдашних народовольцах и будущих эсерах и большевиках):

«— А что дѣлаютъ въ Россiи нигилисты?

— Право, не знаю, я объ этомъ давно не слышалъ. Да должно быть, ихъ теперь почти уже нетъ.

— Ну, какъ же можно, чтобы в Россiи не было нигилистовъ, — даже какъ-то неодобрительно-обиженнымъ тономъ возразилъ мой собеседникъ. — Что-же тогда будетъ в Россiи?»

Сразу после прихода к власти в России нигилистов-боль-шевиков все иностранные, в том числе и латиноамериканские посольства перебрались сначала из Петрограда в Вологду. А потом, вслед за державами Антанты, и «латины» начали «сматывать удочки».

С 1918 по 1924 год ни РСФСР, ни СССР в Латинской Америке не признавал никто. В том же Уругвае дело дошло до того, что популярная (и тогда практически перманентно правившая) партия «Колорадо» даже срочно отказалась от партийных знамен красного цвета: чтобы не вызывать ассоциаций.

Что было дальше? Продуктивнее всего рассказать о логике событий на примере Мексики: она первой попыталась абстрагироваться и иметь дело с большевиками, как с ещё одним обычным правительством.

Впрочем, если отвлечься от идеологии, то мексиканцы тогда взглянули на мир как никто трезво. Они первыми нашли в себе мужество сказать: Россия (империя ли, советская ли, Федерация ли) всегда была и будет в центре мировой политики — нравится это кому-то или не нравится.

Мексиканская опция

Дотошный Александр Сизоненко раскопал в хронике тех лет один любопытный эпизод в Москве. Оказывается, ещё и в 1918 году остававшийся в России генконсул Мексики К. Бауэр направил письмо наркому иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерину, содержавшее соболезнование в связи с покушением на Ленина. И что же это могло означать по версии А. И. Сизоненко?

«Примечательно, что выражалось соболезнование от имени мексиканского правительства. Таким образом, есть основание утверждать — это правительство, к тому времени, хотя и прекратившее дипломатические отношения с Советской республикой, де-факто ее всё же признавало.

Бауэр попросил Чичерина определить время, когда он вместе с сотрудниками консульства сможет посетить Наркоминдел, чтобы лично подтвердить содержавшиеся в письме чувства».

Однако это все-таки казус. Отношения были прерваны^[23].

Впрочем, именно с Мексикой, как скажут сегодняшние молодые люди, всё довольно быстро опять «срослось».

Первый полпред СССР в Мексике Станислав Пестковский

Возможно, дело было в том, что Мексика и сама незадолго перед этим пережила свою революцию, которая также сопровождалась национализацией земли, антиимпериалистической риторикой и т. п. Всё тот же Александр Сизоненко так описывает события и атмосферу вечера 31 октября 1924 года, когда в Мехико прибыл первый советский полпред в Мексиканских Соединённых Штатах (и в Латинской Америке вообще) Станислав Пестковский:

«На авениде Хуарес — одной из наиболее фешенебельных проспектов мексиканской столицы, где редко встретишь жителей пролетарских кварталов, — прохожие наблюдали необычную здесь картину. На проспекте появилась колонна людей, нёсших развевающиеся алые знамена. С пением „Интернационала" демонстранты — представители трудящихся столицы — направились к расположенному на авениде отелю „Рехисл". Группа демонстрантов поднялась в номер советского дипломата. Их встретил среднего роста человек с умным интеллигентным лицом, обрамленным густой чёрной бородой, его приветливые глаза и дружеское рукопожатие сразу расположили к нему пришедших»^{33}.

Возможно, А. И. Сизоненко где-то что-то и преувеличивает. Но в данном случае важны не детали, а, как сейчас принято говорить, «тренд».

Такую же теплую встречу полпредам Страны Советов оказывали коммунисты и в других странах Латинской Америки.

А вот власть имущие чаще были настроены скептически. С одной стороны, они не знали, что, например, отправляя в Мексику следующего посла, Коллонтай, Сталин сказал ей «не поддаваться ложным представлениям о нарастающей революции, [а] укреплять дружеские отношения»^{34}. В принципе, куда уже более примирительный тон? Однако, строго говоря, содержание этой закрытой инструкции было «латинам» неведомо, и до поры до времени они о таком пацифизме советских «нигилистов» могли только догадываться.

Но, с другой стороны, в Латинской Америке читали вполне себе очевидное заявление наркома иностранных дел Г. В. Чичерина корреспонденту аргентинской газеты «Ла Насьон» о том, что «инициатива любой южноамериканской страны» по вопросу установления отношений с СССР «встретила бы с нашей стороны понимание и поддержку»^{35}. И тем не менее, в среде латиноамериканских власть имущих по отношению к СССР превалировал именно скептицизм. Почему? Как представляется, дело было не только в общем настрое, но и в деталях.

Особую роль в том, чтобы Латинская Америка прониклась трудно исправимым скетицизмом, сыграла такая вроде бы периферийная даже по тамошним меркам страна, как… Парагвай.

Где это?

Парагвай — это страна-загадка между Аргентиной, Боливией и Бразилией. Туда и сегодня добраться непросто.

Судя по тому, что и кого увидел там я, заселена эта страна исключительно интровертами. С другой стороны, бурная история этой удивительной южноамериканской республики свидетельствует о том, что я ошибаюсь: по идее, парагвайцы — редкие пассионарии.

Истина, как водится, — где-то посередине. ...