Вадим Тарасенко
Фаворит из будущего

Глава 1

Днепропетровск, Днепропетровский национальный университет, 1 корпус. 29 сентября 2014 года

Белое облако огромным парусным кораблем величаво плыло над землей. Под ним буйствовала зелень уходящего лета, исполосованная точными серыми росчерками дорог и высившимися между ними домами. Вид сверху нивелировал какое-либо превосходство в высоте этих коробок, низводя все до прямоугольников, под которыми кишела многообразная человеческая жизнь. Когда спокойная, тихая, а иногда бурлящая страстями, бьющими из окон криками и прочим эмоциональным шумом.

«Ну, сейчас начнется вой и ор свидомых», – молодой человек скользнул по облаку взглядом и мысленно подкинул серебряный рубль Екатерины Второй, давно ставший его талисманом. Конечно же, он выпал орлом! Парень набрал в грудь воздуха, будто перед нырком в воду и четко произнес:

– Таким образом, можно сделать вывод, что именно деятельность Григория Потемкина, выполнявшего указ Екатерины Второй о создании на реке Днепр третьей столицы Российской империи, явилась мощнейшим импульсом, который в итоге привел к созданию одного из крупнейших промышленных и культурных центров Украины. Будет исторически справедливо, если Днепропетровску вернется его первое название – Екатеринославль.

Слова были произнесены и упали в мертвую тишину самой большой аудитории исторического факультета Днепропетровского национального университета. Секунда и эта тишина взорвалась разноголосыми криками:

– Ганьба!

– Ватник!

– Колорад!

– Сепаратист!

– Гнать в шею!

– Москоляку на гиляку!

– Слава нации! Смерть ворогам!

Усиленный динамиками голос молодого человека с трудом продрался сквозь мешанину этого ора:

– Студент пятого курса исторического факультета ДНУ Александр Чернышев доклад окончил, – он еще раз взглянул на неторопливо плывущее в голубом небесном океане облако.

«Будто линейный корабль из знаменитого Чесменского сражения. Тогда турок тоже было больше, как сейчас свидомых. И все равно мы победили! Русские не сдаются», – до конца не сформировавшиеся мысли, подхлестнутые хорошей дозой адреналина, вскачь неслись в голове молодого человека, пока тот спускался с трибуны.

Тяжелые двери, выпустившие его из аудитории, закрывшись, разом отсекли крики и свист, которые как-то быстро в этой стране заменили какие-либо диспуты и споры.

Коридор университетского корпуса встретил его ярким, по-летнему солнечным светом, льющимся из просторных окон. Он безжалостно обозначал на полу все потертости и выбоины каменных плиток – ремонта здание не видело уже добрый десяток лет.

Александр подошел к одному из окон и сел на широкий подоконник. Сердце, до этого гнавшее на форсаже кровь по телу, стремясь по максимуму снабдить мозг кислородом, начало понемногу успокаиваться, переходя с бешеного галопа на более размеренную рысь.

«Дружный ор бандеровцев после моего доклада это только начало. Это только цветочки. Обязательно будут и волчьи ягодки. На них эта братия очень изобретательна. Если что-то Бог не дал в одном, обязательно Дьявол добавит в другом. Если на свидомых Бог отдохнул, то Дьявол порезвился вволю», – молодой человек невольно обернулся. По нынешним меркам его мысли была самая отъявленная крамола, заслуживающая травли и избиения. Время интеллигентных споров и диспутов на Украине приказало долго жить.

– Александр! Как ты мог?! Ты же меня подставил! Я утвердил к твоему выступлению на этой конференции совсем другой доклад! – к молодому человеку буквально подлетел маленький мужчина с остатками седых волос на голове. – К чему это дон кихотство? Ты разве не понимаешь, что это борьба с ветряными мельницами?!

– Извините, Игорь Петрович. Я вас обманул. Но… но по-другому я просто не мог. Кто-то должен был сказать правду на этом псевдонаучном шабаше. А насчет мельниц… Если крепко дать копьем по их крыльям, так ведь можно и отбить.

– Ты понимаешь, что дорога в аспирантуру после этого тебе закрыта? Да тебя вообще могут выгнать из университета!? К чему это геройство!?

– Я просто не хочу жить в этом смрадном болоте. Мне только двадцать. У молодых все чувства, в том числе и обоняние, находятся на пике.

Пожилой мужчина, научный руководитель Чернышева, лишь махнул рукой и, повернувшись, вновь зашел в аудиторию, где продолжались доклады.

«Это тоже пока еще цветочки», – Александр вытащил из кармана пиджака телефон, чтобы позвонить своей девушке Свете.

После второго длинного гудка смартфон зачастил короткими, выбросив объявление: «Абонент занят».

«Отбила. Показывает свое фе, ну-ну», – парень, высоко вскинув голову, стараясь казаться как можно более уверенным в себе, широким шагом пересек коридор и стал спускаться по лестнице вниз.

Улица встретила его приятной теплотой, в которой уже можно было ощутить нотки осенней прохлады.

«Уже конец сентября, а будто август. Еще пару десятилетий и здесь можно будет выращивать бананы и апельсины. А там дальше к югу вообще будет мрак. Ох, чувствую, ожидают нашу старушку Землю такие людские катаклизмы, что мировые войны покажутся так, небольшой сварой в детском саду. Жратвы, воды и территорий, где можно будет нормально жить на всех тогда точно не хватит», – погруженный в свои мысли, студент практически не обращал внимания на окружающий мир.

Дорога была хорошо известна. Каждый день Александр по ней шел из квартиры, которую снимал с другом в дряхлой «хрущевке», примостившейся на краю оврага, в университет, до которого было пятнадцать минут скорым шагом. Шедших за ним троих парней, он поначалу не заметил.

Саша свернул с проспекта Гагарина, на котором располагался университет, в переулок, где стоял его дом. Те трое тоже свернули за ним и заметно ускорили шаги. Расстояние межу Александром и парнями стало быстро сокращаться.

«А если с универа попрут? Домой возвращаться?» – студент университета живо представил свой небольшой задымленный город, переполненный чадящими заводами, как урна в людном месте окурками. Вспомнил своих родителей, когда-то молодых и наверняка мечтавших о лучшей судьбе, чем беличье колесо жизни: дом – работа – магазин – работа – магазин – дом. А сейчас стреноженных этой самой жизнью и уже не помышлявших о чем-то более интересном, чем посиделки за столом с друзьями-товарищами по поводу какого-нибудь праздника.

Его отец работал электриком на металлургическом заводе. Тяжелый труд в постоянной жаре и пыли, среди грохота механизмов и матов своих товарищей и начальства за пару десятков лет вытоптали в его душе любую романтику, сведя жизнь к стремлению получения незамысловатых радостей, практически сливающихся с основными инстинктами – покушать, поспать, посмотреть телик¸ изредка десятиминутный секс с женой. Их хобби – рыбалка, которая в девяностые превратилась в главную кормилицу. Сашин отец смастерил электроудочку и приносил каждый день богатые уловы.

Мама Александра работала медсестрой. Вначале в заводской медсанчасти, потом смогла устроиться в коммерческую поликлинику, где платили на пару сотен гривен больше. В ней она работала в кабинете гидроколонотерапии – вставляла в анус пациентам шланг и промывала их кишечники. Однажды, когда Саша уже оканчивал школу, она, после просмотра вечерних новостей по «ящику», сказала: «Если бы страну вычистить от всего дерьма, как я это делаю у себя в поликлинике! Насколько бы лучше мы жили». В ее голосе была такая горечь, что мальчик даже вздрогнул и прижался к ней.

Увы, дерьма в Украине становилось все больше. Часто Александру казалось, что страна будто притягивает себе эту субстанцию со всего мира. Этакая черная дыра на планете. С каждым годом проходимцев у власти становилось все больше и в такой же пропорции народ жил все хуже.

Студент пятого курса исторического факультета университета в бессильной злости смотрел за неумолимым жестким выполнением закона – украинский народ не способен построить независимое государство. Нужно только внешнее управление. Этот закон был таким же фундаментальным, как законы Ньютона или закон сохранения энергии. И если что-то или кто-то противоречил ему, то он неумолимо сминал это препятствие, проходя по нему катком истории. Ну нет у украинцев инстинкта к государственности. «Моя хата с краю» и «Где два украинца, там три гетмана» – эти пословицы, как нельзя лучше отражали менталитет украинского народа.

После разгрома Киевской Руси монголо-татарами большая часть земель, которая сейчас входит в современную Украину, включая Киев, стала принадлежат Польско-литовскому государству. В нем украинцы были на третьих ролях. Максимум, что мог добиться высокородный украинский дворянин, это стать одним из военачальников в польском войске или одним из вельмож при дворе без всяких перспектив на что-то большее.

Восстав против Польши, Богдан Хмельницкий, кстати, бывший польский военачальник, быстро понял, кто есть кто. Против регулярного польского войска казаки были бессильны. Через пару лет судьба восстания была предрешена. Не помог и союз с крымскими татарами, которые регулярно предавали. Независимое украинское государство не состоялось. Перед угрозой тотального истребления Хмельницкий заключает договор с давним историческим врагом Польши – Московским государством. Положение действительно было критическое. В некоторых районах Украины в результате карательных экспедиций польского войска население сократилось в два раза. На невольничьем рынке в Кафе (Феодосия) украинца можно было купить за щепотку табака.

Московские стрельцы вломили полякам и большая часть современной Украины, включая Киев, избавилась от польского и католического владычества. Но Хмельницкий вскоре умер и тогдашняя украинская элита, стремясь получить для себя наибольше выгод и руководствуясь принципом «после нас хоть потоп», стала грабить простой люд, и на Украине быстро образовалось олигархическое государство со всеми его прелестями – нищетой населения, коррупцией, кумовством. Как результат, в стране вспыхнула гражданская война – часть казаков, которые посчитали себя обделёнными на этом празднике жизни, подняли восстание против верхушки казачества во главе с бывшим писарем Хмельницкого Выговским. Тот не пользовался большой популярностью ни у казачества, ни у простого люда, так как был «не природный казак, а купленный у татар за лошадь „лях“, вдобавок женатый на дочери польского магната».

Пользуясь ситуацией, тут же вмешалась Польша. Выговский переметнулся на ее сторону и со своим войском стал нападать на русские войска. Вновь запылала Украина. Тот период красноречиво назвали Руиной.

В России тоже был аналогичный период – Смутное время. Тогда также ослабла центральная власть и, пользуясь этим, поляки посадили на московский трон своего ставленника. Но русский народ нашел в себе силы и смог самостоятельно исправить ситуацию. Польский ставленник в виде кучки пепла выстрелом из пушки был отправлен в сторону Польши, а на трон сел русский царь Михаил Романов. Украинцы взять свою судьбу в собственные руки не смогли. То ли помешал менталитет «моя хата с краю», то ли не смогли найти в своей среде лидеров, по типу Минина и Пожарского. На Украине вновь схлестнулась Русь и Запад в виде войска польского. Тогда раунд закончился ничьей. За Польшей осталась Галиция и Волынь. Все же левобережье отошло под сень русского двуглавого орла, который стремительно расправлял свои крылья, превращаясь в империю Тогда же русским стал и Киев, который Москва выкупила у Польши за семь тонн серебра. В то время это была десятая часть бюджета московского государства.

Изучая историю Украины, Саша Чернышев поражался радушием России. Нет, не колонией его страна в нее вошла! Она не была, как Индия для Англии, которая безжалостно грабила индусов. Только за первые 15 лет своего правления холеные англосаксы вывезли из Индии ценностей на один миллиард фунтов стерлингов! Только за последнюю четверть девятнадцатого века от голода погибло почти тридцать миллионов человек. И ни один индус не смог занять какой-либо значительный пост, ни у себя в стране, ни тем более в Англии.

Украина же, войдя в состав Московского государства, а потом Российской империи, стала процветать и прирастать территориями. Ее площадь со времен Богдана Хмельницкого увеличилась более чем в десять раз! Нет, не бесправной рабыней, купленной за тонны серебра, была Украина для России, а любимой женой! Ее тело Россия украсила такими бриллиантами первой величины, как Днепропетровск, Николаев, Херсон, Донецк и настоящей «жемчужиной у моря» – Одессой. А на пике могущества империи – гранд алмазом – Крымом.

Но СССР распался, и Украина неожиданно для себя получила независимость. Дальше «веселится и гуляет весь народ»? Как бы ни так! Практически точно повторилась история трехвековой давности. В стране наступила очередная Руина. Как и триста лет назад местная элита разграбила абсолютно все и в очередной раз попыталась предать Россию. Точно, как в этой песни, где после «и гуляет весь народ» наступает развязка: «И быстрее, шибче воли, поезд мчится чисто поле». Промышленный пейзаж страны стал быстро сменяться сельским. Украина быстро скатывалась к статусу банановой республики. Как результат – вновь гражданская война и вновь территория страны стала ареной столкновения Запада и Руси.

Саша Чернышев любил говорить: «История – дама ленивая. Что-то выдумывать ей неохота. Возникнет схожая ситуация и она сделает также, как делала в таких случаях сто-двести-триста… тысячу лет тому назад». Есть Руина? Значит, будет гражданская война и раскол. Вот только, за сколько сейчас Россия выкупит в очередной раз мать городов русских – Киев? Или просто кинет на чашу весов свой гиперзвуковой «Кинжал», как гальский вождь Бренн кинул свой меч, когда римляне взвешивали золото, чтобы откупиться. Горе побеждённым! По крайней мере, Россия имеет на это моральное право.

Невеселые мысли, как надоедливые мухи кружились в голове Александра, иногда больно «кусая» его.

«Так что же делать? Домой, если попрут с универа точно не пойду. Незамысловатая житейская трехходовка: „Дом – работа – магазин“ не для меня».

Чернышев понимал, как историк и интуитивно чувствовал, что наступает время очень больших перемен. Грядет очередное переформатирование Украины. Именно в этот момент становились героями, легендами и просто знаменитыми и богатыми людьми. Он даже на мгновение обрадовался перспективы вылета из университета. Руки будут развязаны. Вольная птица. Лети, куда хочешь!

«Только вот куда лететь»?

Если бы знал Саша Чернышев, что за него этот вопрос уже решен. При том самым неожиданным образом. Но это будет чуть позже. Пока же мозг молодого человека отмахивался от надоедливых житейских мух: «Да и покажись дома, как пить дать загребут в какую-нибудь очередную волну мобилизации-могилизации. И что, стрелять по женщинам и детям за миллиарды евреев-олигархов? Рисковать своей головой? Слава Богу, я не дебил, чтобы верить украинскому зомбоящику и продажным журналюгам …»

– Ну, что, ватник? Еще не передумал Днепр в честь шлюхи-царицы Катьки переименовывать?

Саша резко обернулся. Перед ним стояло три крепких парня с одинаковыми ухмылками на лице. Он отлично понимал, чем это закончится. Сколько подобных историй было в последнее время на слуху. Сколько людей, посмевших не согласиться с бандеровским переворотом в Киеве, и открыто выражавших свой протест, было покалечено, а то и просто убито. Когда речь идет о власти и миллиардах, тут не до сантиментов и цитирования деклараций о правах человека.

Бежать? Звать на помощь? В первом случае догонят, ведь ему еще надо было развернуться, а трое крепышей были в двух шагах от него. А второй вариант был и в менее подлые времена практически безнадежен.

Александр сунул правую руку в карман джинсов, сжал свой серебряный рубль-талисман и, не проронив ни слова, бросился вперед, на стоящего перед ним парня. Тот такой прыти от студента-историка не ожидал, поэтому пропустил удар кулаком в челюсть с правой. Увы, Чернышев боксом не занимался, поэтому не смог сходу свалить своего противника. Но от сильного удара тот все же попятился, открывая дорогу.

– Ах ты, сука! – на мгновение опешившие нападающие кинулись вслед за своей жертвой.

Он не добежал до проспекта каких– то десять шагов. Сильный удар в спину сбил его с ног. Тут же на него посыпался град ударов ногами, к счастью обутых в легкие летние кроссовки.

Оказавшись на земле, Александр не растерялся. Он бросал свое тело вправо-влево, сам делал выпады ногами, пытался руками блокировать удары, направленные в голову. В какой-то миг он сумел схватить стопу одного из нападавших и резко крутануть ее в сторону. Ее хозяин, болезненно выругавшись, рухнул на землю, под ноги своему подельнику.

Чернышев не стал терять свой шанс. Не чувствуя боли он вновь вскочил на ноги и бросился бежать к проспекту, где шумел поток машин, где сновали люди по своим делам, где можно было надеяться на спасение.

Сзади раздался топот преследователей, перекрываемый однообразным, в два-три слова матом. Второй раз Сашу завалили на проспекте. Вновь град ударов ногами, еще более остервенелых и беспощадных. Парню опять удалось свалить на землю одного из нападавших, сильно лягнув того по колену. Но на этот раз Чернышев подскочил не так прытко. Организм исчерпал свои возможности по блокированию боли адреналином, и та хлынула внутрь щедрым потоком, сковывая мышцы, парализуя разум и волю. Сильные руки обхватили его сзади. Александр инстинктивно рванулся вперед, стремясь вырваться из этих жестких объятий. Но тут же был остановлен сильным ударом в челюсть.

«Эх, и зачем меня мама отвела в музыкальную школу учиться играть на скрипке, а не в секцию бокса махать кулаками, раздавая хуки и апперкоты», – Чернышев сделал отчаянный рывок и сумел схватиться за отвороты джинсовой куртки стоящего перед ним парня, замахнувшегося для второго удара.

Он его и получил, в правый глаз. Вмиг красочная картинка мира в нем сменилась какими-то яркими пятнами и кругами на красном фоне, обильно пропитанном резкой болью.

– Сука! – и Саша резко потянул своего визави на себе, одновременно не менее резко посылая свою голову вперед.

У противника смачно хрустнул подбородок. Тот час же Александр с силой оттолкнул от себя разом обмякшую чужую плоть. Дальше вступил целый оркестр – скрежет тормозов, вскрик, глухой удар, а в финале на миг вскинулись ударные – резкая боль в голове и тут же упал черный занавес.

Вопль: «Твою мать!» Чернышев, плашмя рушась на асфальт, уже не услышал.

* * *

Днепропетровск, 16 городская больница. 30 сентября 2014 года

Черный занавес вздернулся также быстро, как и опустился. В глаза вновь брызнул свет. Только вместо голубого неба над Александром простерся белый потолок. Мозг, демонстрируя, что с ним все в порядке, быстро идентифицировал поступившую зрительную информацию – больничная палата. Скорее всего, реанимация, судя по громоздившейся вдоль стен аппаратуре.

Через несколько минут возле парня уже хлопотала медсестра, а затем и врач. Еще спустя несколько минут Саша узнал, что он находится в шестнадцатой городской больнице, куда его вчера привезли в бессознательном состоянии и что его сильно ударили по затылку, скорее всего, камнем. К счастью, череп цел, но почти наверняка сотрясение мозга.

– Судя по тому, что ты так бойко отвечаешь на вопросы, ничего серьезного не произошло. Крепкая у тебя голова, – молодой врач с модной небритостью на лице улыбнулся и вышел из палаты.

Парень задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь. Затем почувствовал какой-то дискомфорт в руке. Разжал кулак. На ладони тускло сверкнул рубль с профилем Екатерины Второй на аверсе.

«Не помог ты мне, талисман. Чувствую, попал я в хороший переплет», – парень вздохнул.

Предчувствие его не обмануло. На информации, что с его головой все в порядке, все хорошие события и закончились. Дальше пошла реальность, а значит негатив. Во-первых, Чернышеву дали понять, что для таких как он бесплатных лекарств нет. Спасибо, что обработали и перебинтовали рану. Хочешь квалифицированное лечение – плати. Не можешь – пару дней полежишь, а дальше извини, с вещами на выход. Во-вторых, прозрачный бульончик с сиротливой картошечкой с пятикопеечную монетку и нитевидной лапшой, убогий салатик из квашеной капусты, светло-рыжий чай и два ломтика серого хлеба ну никак не могли обеспечить калориями девяносто килограммовый молодой организм. Хочешь еще? Нет проблем. В вестибюле больничного корпуса функционирует пиццерия, в которой обед стоит половину стипендии студента национального университета. А в-третьих… а в-третьих, ближе к вечеру к Александру пришел следователь. Оказалось, что в драке, за миг до того, как получить камнем по затылку, Сашу оттолкнул одного из нападавших на проезжую часть и тот попал под колеса шикарной Тойоты Прадо. Двух тонное японское техническое чудо легко отбросило украинскую плоть, попутно нанеся ей травмы, как пишут в судебно-медицинских протоколах, не совместимые с жизнью. Теперь Александр Чернышев не потерпевшая сторона, а подозреваемый в уголовном преступлении.

– Так Вы первый нанесли удар кулаком Сергею Нечипоренко? – серые глаза следователя смотрели спокойно, безучастно.

– Да, так как по агрессивным словам этих троих понимал, что сейчас они нападут на меня и шансов спастись тогда у меня не будет вовсе.

Следователь еще минут десять расспрашивал подробности драки, делая какие-то пометки себе в блокнот. Бросив на прощание ничего не объясняющее: «До свидания», власть удалилась.

«Дела… Наверняка пришьют превышение самообороны… как минимум», – Чернышев тоскливо посмотрел в окно с видом на какую-то замершую стройку с неподвижными кранами, накалывавшими своими остриями голубое небо.

На следующее утро Александр узнал, что «как минимум» – это действительно был оптимистический сценарий. К нему пришел Коля Неверов, одногруппник, с которым Саша познакомился еще до университета. Парни были из одного города и на двоих снимали двушку в «хрущевке».

Коля был, что называется бабником или, как сейчас стало их модно называть западным словечком – пикапером. В свои двадцать лет он прошел огонь, воду и медные трубы в отношениях с прекрасным полом. Через его руки и другие части тела прошло уже добрых полсотни девушек. Колю били мужья, которым он наставил рога. Нещадно хлестали по щекам девушки, которых он бросал. За ним даже гонялись бандюки, когда он умудрился переспать с любовницей их «атамана». Теперь парень крутил любовь с дочкой одного высокопоставленного чина СБУ^[1].

– Как тебе это удается? – как-то спросил у своего друга Саша, поймав себя на вопросе, были ли в его голосе нотки зависти или нет. – Ну ладно там всякие студентки, пэтеушки и продавщицы коммерческих ларьков. Это хоть и яркая, но бижутерия. Но я смотрю, твой гарем пополнился настоящими бриллиантами! Сначала любовница крутого бандюка, теперь дочка генерала-эсбеушника.

– Сашок, запомни простую истину. Нет недоступных девушек. Есть разный уровень доступа! И мне еще в этом деле Бог помогает. Даже печать по этому поводу имеется!

Колька говорил о большом родимом пятне на груди, похожем на крест.

– Ох, смотри, Колян, не сносить тебе головы. И за баб твоих, и за богохульство.

Теперь получалось, что на шее зашаталась голова у него самого.

– Сашок, – Коля начал без всяких предисловий, едва зашел к Чернышеву в палату, – ты серьезно влип. Я от своей Илоны узнал, что на тебя у правосеков^[2] вырос серьезный зуб. Ты вчера в драке под колеса спихнул какую-то их шишку. Теперь тебя хотят отправить на зону по уголовной статье, а там разобраться с помощью уголовников. Будут клеить сто пятнадцатую статью – умышленное убийство, а не сто восемнадцатую или сто девятнадцатую – убийство при превышении мер самообороны или убийство по неосторожности. О твоих политических взглядах и заикаться не будут. Как сказал папик моей Ирки, «не будем лепить из него героя-мученика. Хватит с нас Коцабы^[3]. Чистый уголовник и точка».

– Я об этом начал догадываться по вопросам следака.

– Сашок, когти тебе надо рвать отсюда. Все очень серьезно.

– Куда рвать-то? Денег нет. Загранпаспорта тоже нет. Да и кому уголовник нужен? Кто там будет разбираться с такой мелкой сошкой? Выдадут этим бандеровцам и все дела, – парень задумчиво смотрел в окно. От волнения у него начала сильно болеть голова.

«Хорошо, хоть череп булыжником не проломили. Но зато лежал бы здесь долго. А так через пару дней придется переселяться в СИЗО», – Чернышев кисло улыбнулся.

– Помнишь поговорку: «С Дона выдачи нету»? – Коля с хитрецой смотрел на своего друга.

– Да то когда было!

– Да, я смотрю тебя здорово по башке булыжником саданули. Минимум пунктов двадцать ай кью из твоих мозгов выбили. Дон был в восемнадцатом веке. А в двадцать первом вместо Дона стал… ну, думай! Даю подсказку. На туже букву начинается!

– Донбасс что ли… Я как то и не подумал…

– Как по мне, лучше щемить бандеровцев с калашом в руках, чем как баран идти к ним на бойню. А там глядишь, может, героем станешь, как Моторола или Гиви, – в Колиных глазах прыгали хорошо знакомые Саше искорки. В эти мгновения его друг был неотразим.

«За это его бабы и любят».

– Ох, Колян, можешь ты быть убедительным. Только я еще не думал, как это сделать. Это все же не к своей бабуле в село поехать.

– Сашок, не ссы, я все за тебя продумал. Садишься на автобус до Ростова. Там пересаживаешься на автобус до Донецка. Дальше смотри сам. Если хочешь воевать, то иди на призывной пункт военкомата. Адрес и как до него добраться я напишу.

– Сколько у меня времени?

– Лучше с больницы свалить сегодня ночью. На такси доехать до Харькова. Оттуда на автобусе до Ростова. Я думаю, ты пока не такая важная птица, чтобы по тебе объявили розыск по всей стране. Но с Днепра все же не стоит рисковать выезжать.

Коля действительно все продумал.

– Деньги одолжишь?

– Жду тебя к часу ночи возле кафешки, слева от входа в больницу. К этому времени, думаю, я у Илонки успею отщипнуть пару кусков. Пусть сепару деньги СБУ помогают! – Николай весело хмыкнул.

«Вот она, точка бифуркации», – Александр смотрел на закрывшуюся за другом дверь.

Он вспомнил, как читал о таких точках в книгах Гумилева. Вообще-то это термодинамический термин, означающий критическое состояние системы. В этой точке любое, даже незначительное действие приводит к кардинальному ее изменению. Но подобное понятие применимо и к государству, и к отдельному человеку. Жестко зачисть Майдан в ноябре тринадцатого, когда там стали появляться только первые палатки свидомых, и не было бы этой вакханалии на Украине. Не было бы сожженных людей в Одессе, расстрелянного «Градами» Донбасса и прочих современных украинских мерзостей. А чтобы зачистить хватило бы и полка беркутовцев. И не надо никаких дивизий и армий.

Точка бифуркации недавно было и у него, когда он решил прочесть совершенно другой доклад на тему переименования Днепропетровска. Всего несколько листиков текста, а после них убийство и необходимость бежать. Но сказав А, надо говорить и Б, чтобы потом не говорить: «Б…ь, все пропало!».

– Ну что ж, Донбасс так Донбасс, – прошептал Александр. – Будет потом что внукам рассказать.

Но негатив для Чернышева еще не закончился. Очевидно, Всевышний на него решил сегодня выплеснуть месячную, а может и годовую норму положенных ему «осадков».

К вечеру, когда желудок уныло дожигал скудные калории, полученные в обед, в палату вошла Светлана. Саша познакомился с ней год назад, на одной из молодёжных тусовок, которыми богата студенческая жизнь. Девушка была местная и училась на факультете журналистики. Между молодыми людьми практически мгновенно вспыхнула привязанность, которая быстро перешла в близость. Света была умна, начитанна и темпераментна в постели плюс полное отсутствие проблем быта – девушка жила с родителями и пока не собиралась что-либо менять в этом. Что еще нужно, чтобы просто наслаждаться друг другом? Никаких камешков в хрустальных туфельках любви.

Но оказалось, что камешки все же были. Если Саша сразу и резко отрицательно отнесся к событиям в Киеве в конце тринадцатого – начале четырнадцатого года и обзывал Януковича слизняком, то Света пребывала в эйфории и мечтала о европейском будущем.

– Светка, ну ей Богу! Ты как та дурочка, что вышла с плакатом: «Я – девочка, я хочу кружевные трусики и в ЕС». Ты что не понимаешь, что в Европе тебе примут в этих самых кружевных трусиках, только как проститутку, а не девушку, в оригинале читающую Шекспира?

Тогда они крупно поругались. Но молодость, бушующие в крови гормоны быстро их помирили. В итоге ссора закончилась жаркой ролевой игрой в постели и бурным оргазмом.

Но в марте брат-близнец Светы Сергей записался добровольцем в батальон «Днепр», созданный олигархом Коломойским, и уехал воевать с «сепаратистами на Донбасс». Так он называл жителей этого региона, восставших против власти бандеровского Киева.

Доводы родителей, что надо окончить университет (парень учился на том же журналистском факультете, что и сестра) и слезы матери на брата Светы не подействовали. Он был романтиком, сочинял проникновенные стихи о чувствах и искренне верил всем лозунгам, которые на Майдане выкрикивали прожжённые пройдохи от украинской политики.

Между Сашей и Светой все чаще стали возникать споры относительно политики и хотя всегда они заканчивались бурной постельной борьбой, но период между размолвкой и примирением постепенно увеличивался.

Потом в августе новостной эфир взорвался новым словосочетанием «Иловайский котел». Вооруженные силы ДНР сумели окружить украинские войска в районе одноименного небольшого шахтерского городка и нанести им значительный урон. В числе окруженных оказался и батальон «Днепр-1», где воевал Сергей. Связь с ним оборвалась 28 августа. На следующий день Света в интернете смотрела выступление Путина, в котором он призвал повстанцев открыть гуманитарный коридор для окружённых украинских военных.

Родители Светланы буквально почернели от нехороших предчувствий. Звонки в различные инстанции заканчивались примерно одним и тем же – сведениями о судьбе Кононенко Сергея Валентиновича, 1995 года рождения они не располагают.

Двадцатого сентября в дверь Кононенко позвонили. На пороге стоял паренек в камуфляжной форме с забинтованной правой рукой. Мать Светы сразу все поняла и тихо ойкнув, опустилась на обувную полку.

– Здравствуйте. Меня зовут Петр, – представился он.

Это был сослуживиц Сергея и свидетель его последних часов жизни.

– Нам было приказано удерживать здание школы. Из ее окон хорошо просматривалась дорога, ведущая к железнодорожному вокзалу. По нам били из автоматов, пулеметов, гранатометов. Один раз даже танк лупил прямой наводкой, но Жэка сумел его «мухой» поджечь, – паренек говорил скупо, не поднимая головы, глядя перед собой в стол. – Двадцать восьмого августа мы поняли, что практически окружены и если не попытаемся вырваться, то эта школа станет нашей братской могилой. Уходить решили в полночь, – парень перестал говорить.

Света поняла, что сейчас он произнесет для ее семьи самое страшное. Она судорожно обняла за плечи мать и прижала к себе.

– Ваш Сергей до прорыва не дожил, – наконец глухо произнес его сослуживец.

Дочь почувствовала, как вздрогнула мать и выдохнула:

– Сереженька…, – ее плечи затряслись от рыданий.

Минут через десять Петр продолжил:

– В него попал снайпер, когда он вел наблюдение на третьем этаже школы.

– Куда в него попали? – глухо произнесла мать.

– В грудь. Он еще прожил минут десять. Успел попросить меня прийти к вам. Назвал адрес.

– Где он сейчас? – спросил отец Сергея.

– Мы его похоронили возле школы в воронке от снаряда. Вот, возьмите, – Петр протянул отцу что-то завернутое в целлофановый пакет. – Это паспорт Сергея, его удостоверение бойца батальона «Днепр-1» и стихи.

– Стихи? – переспросила Света.

– Он не успел их дописать.

Александр потом прочитал их.

Не чую куль… не чую граду…

Не чую… і який ж я радий….

Не відчуваю болі, хоч чітко бачу рану…

Брати, вже не воюєм, йдемо обіймем маму…

Брати мої, солдати, я мав за честь…

За Україну з вами воювати…

Брати мої, брати мої і друзі…

Я обіцяв, як вернусь женитись на подрузі…

Прощайте, вже відвоювали…

Будьте щасливі, я іду до мами..

І ось я вже є біля дому…

Та не втомився, не відчуваю втоми…

Вже від воріт біжить собака…

Впізнав, загавкав і заплакав…

І я біжу, біжу до брами…

Чому ж не зустрічає мама…

Заходжу в двір, а там все є в квітах…..

І плачуть всі… старі і діти…

Іду я далі…сусіди, друзі,ті що воювали теж….

Я думав не прийдуть, але прийшли усе ж…

І ось… стоїть моя кохана…

Але не в біле, вся у чорне вбрана….

І я кричу на них…що робиться таке?

Коли зайшов у дім, то зрозумів усе…

Я так хотів лиш обійняти маму…

І тут відчув я дотик рук коханих…

Побачив маму, побачив мертву я картину…

Як обіймає мене мама…

А я лежу з закритими очима…

– Свет, мне очень жаль, – тогда Саша сумел только выдавить из себя эти банальные слова.

– Ты и сейчас будешь поддерживать ватников?

– Свет, ну пойми…

Девушка резко развернулась и ушла.

Александру было неловко, будто он совершает подлость по отношению к любимой. Он уже решил тогда, что покажет своему научному руководителю один доклад для конференции, а прочтет другой. Со смертью брата Светы это никак не было связано. Но в стране, где здравый смысл находился не в голове большинства людей, а совсем в противоположном органе, такие действия расценивались как предательство.

После того разговора Саша со своей девушкой не встречался и на звонки она не отвечала. И вот Света в его палате.

– Привет! – парень постарался придать своему голосу максимум беззаботности и веселости.

– Ты подлец! – резко прозвучало в ответ.

– Потому что, защищаясь, я убил одного из отмороженных, которых расплодилось немеряно в последнее время, и получил камнем по голове?

– Потому что, зная, как погиб мой брат, ты прочел мерзкий свой доклад! – девушка сорвалась на крик.

В палату вбежала медсестра:

– Девушка, выйдите, пожалуйста, и успокойтесь.

– Да, я сейчас выйду! Навсегда! – красивое лицо Светы обезобразила гримаса гнева и презрения.

– Свет, даже смерть человека не делает его правым. Пусть твой брат был хоть трижды романтиком, он с оружием в руках шел убивать своих сограждан. Благими намерениями выстлана дорога в ад!

– Подлец! Прощай! – Света выбежала из палаты.

– Прощай… – тихо сказал Саша, глядя на дверь, захлопнувшуюся за его девушкой … за бывшей его девушкой…

Потом он посмотрел на часы. До намеченного побега из больницы оставалось пять часов. Секундная стрелка каждое мгновение неумолимо откусывала от этого времени по крохотному кусочку.

* * *

Днепропетровск, Следственное управление УМВД Украины в Днепропетровской области. Тот же день

– Может приставим охрану к Чернышеву? Как бы не сбежал мальчишка, – следователь, который несколько часов назад допрашивал Александра, стоя у окна, разговаривал с кем-то по телефону.

– Не стоит, – после небольшой паузы ответил его собеседник. – Ты же слышал общую установку. Минимум привлечения внимания ко всякой сепаратисткой мелюзге. Чтобы никакой журналистик или как там его… блогер не разнюхал эту историю и не тиснул что-то в интернете.

– Но Чернышев убил человека, так что с формальной точки зрения – он опасный преступник и …

– Ладно, попроси кого-нибудь из своих стажеров покараулить этого Чернышева ночью. Их там у тебя сейчас много. А то этим правосекам взбредет в голову поквитаться со студентом. И получиться у нас еще один мученик, погибший за «Русскую весну». Только все делай тихо. Минимум огласки!

– Я Вас понял, Анатолий Федорович.

* * *

Днепропетровск, 16 городская больница. Тот же день

«Черт, вот это влип», – Саша задумчиво вертел в руках телефон, думая звонить Коле Неверову или нет.

Только что, совершая очередной поход в туалет, Чернышев обнаружил неприятный факт. Рядом с его палатой на диванчике сидел молодой парень. Едва Александр вышел из палаты, тот вскочил на ноги:

– Вы куда?

– А Вы кто такой?

– Следственной управление, лейтенант Вознюк, – перед глазами Саши мелькнули синие «корочки». – Вы являетесь подозреваемым в убийстве гражданина Грицака. Поэтому решено, пока Вы находитесь в больнице, контролировать все Ваши перемещения.

– Ясно, лейтенант. Докладываю, я перемещаюсь в туалет, который находится вон за этой дверью.

«Что теперь делать? Позвонить Коле и сказать, что все отменяется? А потом? СИЗО и червонец в колонии. Если отсижу, конечно, этот червонец, – Саша, скривившись от головной боли, подошел к окну. – Третий этаж. Внизу асфальт. Прыжок вниз и к сотрясению мозга добавится переломы ног и еще что-нибудь», – он снова лег в кровать.

Вовремя. Дверь приоткрылась, и в палату заглянул лейтенант. Убедившись, что его подопечный лежит, он вернулся в коридор.

«Возник Вознюк, маленький гамнюк», – Чернышев улыбнулся своей рифме и в этот миг он понял, как нужно действовать.

Нажатие тревожной кнопки – вызов медсестры.

– Дайте, пожалуйста, какую-нибудь таблетку. Голова раскалывается. И одеяло. А то что-то знобит. Или хотя бы пару простыней до утра, – наверное, еще никогда Саша не старался так обаять своей улыбкой прекрасный пол, как сейчас.

«Главное, когда пытаешься охмурить бабу, искренне верить, что она в этот миг твоя самая сильная, самая настоящая любовь. Что она смысл твоей жизни. Тогда все пойдет, как по маслу. Женщины очень ценят искренность, – вспомнил он наставления своего друга. – Эх, Колян, мне бы твои таланты», – Чернышев и не подозревал, что сколько раз он будет мысленно вспоминать своего друга-ловеласа, и сколько раз будет обращаться к сокровищнице его опыта. Сокровищница – это не преувеличение. Ведь на кону будет … – но не будем пока забегать вперед, а вернемся к прозе жизни – обычной, немного обшарпанной палате, в которой пребывает наш герой.

Медсестра оказалась жалостливой, а может ей действительно понравился молодой, с явными признаками интеллекта на лице парень. Через несколько минут Саша держал в руках таблетку цитрамона, а в ногах лежало еще одно одеяло и простыня.

– Может Вам укольчик димедрола сделать, чтобы быстро заснули?

– Нет, спасибо. Не хочу приучать свой организм к снотворному, – Александр вновь лучезарно улыбнулся.

Часы с натугой отматывали время, оставшееся до побега. Чернышев аккуратно накрыл себя еще одним одеялом и поставил будильник в телефоне на полпервого ночи.

«А то еще точно засну».

Охранник еще пару раз заходил к нему в палату и видел одну и ту же картину – свернувшийся калачиком неподвижно лежащий мужчина под двумя одеялами.

Полночь. Охранник последний раз заглядывал час назад. Хотя… дверь тихонько скрипнула, на темном фоне возникла яркая полоска света и голова следователя в ней. Через пару секунд палата вновь погрузилась в темноту.

Чернышев решил не ждать часа ночи, а бежать сейчас. Минут двадцать у него ушло, чтобы из двух одеял и трех простыней связать канат. Еще десять минут он осторожно подтаскивал, чтобы не издать шума, кровать к окну, и к ее спинке привязывал этот канат. Еще пять минут смачивал все узлы водой, поливая их из стакана.

«Пацанский проверенный способ завязывания в узел одежды купающегося. Волокна разбухают, фиг развяжешь», – Чернышев взглянул на часы – без двадцати час. Пора.

Бесшумно канат скользнул за окно. Парень выждал еще с минуту и перекинул ногу через подоконник. Самодельная конструкция выдержала, и вскоре Александр перелазил через больничный забор. В условленном месте, в ста шагах от него Сашу ждал Коля с одеждой, собранной дорожной сумкой и деньгами. Через час на такси Чернышев уже ехал в Харьков. До отправления автобуса оттуда в Ростов-на-Дону оставалось семь часов. Как говориться, за глаза.

* * *

Донецк, 7 октября 2014 года

… – Ну, что, студент, продолжим постигать науку, как побеждать, как говорил наш великий предок Александр Суворов?

– Давай, Стас.

– Сколько можно говорить?! Не Стас, а Историк. У меня родители и у тебя родители там, на той стороне. Ты хочешь, чтобы у них были большие неприятности?

– Прости, вырвалось…

– Ладно, слушай. Итак, правило четвертое. Проводишь зачистку, в комнату входишь втроем. Сначала две гранаты, потом ты. Выдергиваешь чеку, закатываешь первую гранату. Именно закатываешь по полу, а не бросаешь. После взрыва, считаешь до пяти. Как в детской считалке: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не заховался, я не виноват». Потом, с чекой закатываешь вторую.

– А зачем вторую и еще с чекой?

– Кто уцелеет после первого взрыва. При виде второй гранаты упадет на пол и закроет голову руками. Поэтому можешь взять его живым. Правило пятое. Любая закрытая дверь неприкосновенна. Она может быть заминирована. Такими дверями займутся другие люди. Никакие ящики не открывать, ничего не включать. Трупы не трогать, оружие не брать. По той же самой причине.

– А если раненый?

– Если свой, зови саперов. Если укроп, убедись, что не выстрелит тебе в спину и иди дальше.

– Как убедиться?

– Что оружия у него нет! Твою мать! А лучше сделай его точно трупом! Контрольку в голову! Так надежней. Правило шестое. Патроны из открытого цинка, захваченного у укропов, не брать. Они вместо пороха могут быть начинены тротилом. Выстрелишь из такого, голову оторвет. Были случаи. И последнее. Пальца на спусковом крючке быть не должно! Ясно?

– Ясно!

– Так полчаса перекур и на стрельбище. Одиночными стреляешь ты хорошо, а вот очередями не очень. Последние пули уходят у тебя почему-то вправо. Будем поправлять. Все, перекур!

Прошла ровно неделя, как Александр Чернышев вышел из автобуса на автовокзале «Южный» Донецка. Особо не раздумывая, стал действовать, как советовал ему Колян, поехал на призывной пункт республиканского военкомата. Там пожилой дядька, как показалось Саше, мельком взглянув на его документы, что-то написал в листке бумаги и протянул ему:

– Поедешь по указанному адресу. Там тебя зачислят в штат и поставят на довольствие.

Выходя из комнаты, Александр столкнулся с мужчиной в камуфляже.

– Степаныч, ну что, кто-нибудь подходящий есть?

– Да что ты ездишь сюда без конца! Помню я о вас. Но нет пока таких людей! Уже почитай неделю одни салаги приходят. Вот еще один, – пожилой мужчина кивнул на Чернышева.

Голос вошедшего в кабинет мужчины Саше показался знакомым. Он внимательней всмотрелся в его обладателя.

– Станислав Липицкий? – Александр узнал в нем аспиранта со своей кафедры, который полгода назад уехал стажироваться в Германию.

– Ба, знакомое лицо! А я все думал, увижу тебя здесь или не увижу. Таки увидел!

– Так уж все время и думал! – пошутил Саша.

Парни рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.

– Степаныч, я этого орла к себе заберу.

– Так тебе ж снайперы нужны, а этот даже в руках калаш не держал. Какой из него орел? Так, куропатка еще.

– Ну, не скажи! Орел не орел, а орленок точно. Орлом мы его сами сделаем!

Так Александр Чернышев оказался в батальоне «Сомали», которым командовал знаменитый Гиви.

Первый день среди новых товарищей начался… с его закапывания.

– В бою самое главное – это доверять товарищу рядом. Знать, что он прикроет тебя, не бояться показать ему спину, – улыбаясь, пояснил Стас и подтолкнул Александра к неглубокой, не больше полметра глубины яме. – Сейчас тебе ребята прикопают и буквально через две минуты выкопают.

Выдержишь, остаешься в «Сомали». Нет – гуляй на все четыре стороны.

Саша посмотрел на улыбающихся небритых мужиков с калашами за спиной или на груди, на чернеющую свежевырытой землей яму, на отблёскивающие на солнце лезвия лопат.

– Черти, вы хотя бы предупредили! На хрена я сегодня утром голову шампунем мыл?! Расход один! – с этими словами Александр спрыгнул в яму и растянулся в ней во весь рост.

– На лицо накинь, – Стас бросил ему тряпку неопределенно-серого цвета.

Первый комок земли упал на ноги. Потом еще один, еще. Саша чувствовал, как земля все выше и выше покрывает его тело, начинает сдавливать грудь. И вместе с этим давлением в тело заполз страх. Казалось, причин для него не было. Все делалось понарошку. Для проверки. Что у закапывающих его людей абсолютно не было причин делать это все по-настоящему.

Но одно дело доводы разума, а другое дело комья земли, сыплющиеся сверху, давящие на грудь и закрывающие свет. Настала полная темнота – неуютная, давящая. Почему-то вспомнился Гоголь, которого, согласно легенде, похоронили живым.

«Боже, как же это страшно, оказаться в наглухо заколоченном гробу под двухметровым слоем земли», – Чернышев, сжав зубы, изо всех сил пытался не дать страху полностью затопить его мозг. В нем лишь остался один островок, на котором пульсировала мысль: «Это все понарошку. Это проверка. Сейчас меня раскопают». А вокруг вздымались липкие смрадные девятые валы страха. Но, наконец-то, будто на затянутом черными тучами небе, ярко вспыхнуло солнце – Александр почувствовал, как зашевелилась земля над ним и, наконец, сквозь тряпку на лице пробились первые лучи.

– Ну, вставай, боец «Сомали», – Саша увидел над собой протянутую руку Стаса. – Проверку ты прошел.

К Стасу и Александру, отряхивающего с одежды землю, подошел командир батальона Гиви:

– Ну что, пора бойцу давать позывной. Как хочешь, чтобы тебя называли?

– Идеально для него подошел бы «Историк». Но Историк – это я, – улыбнулся Стас.

– Может «Студент»? – предложил Гиви.

– Не, не хочу, – отрицательно замотал головой Саша. – Здесь это звучит, как салага.

– Ты на каком периоде специализировался? – спросил Стас.

– Эпоха Екатерины Второй. Даже доклад сделал, из-за которого и оказался здесь. О создании Днепропетровска Потемкиным.

– Вот значит, и быть тебе Потемкиным! – почти одновременно воскликнули Гиви и Стас.

– Потемкин? А что, мне нравится.

– Ну что, Историк. Бери Потемкина под свое крыло и обучай военному ремеслу. Срок – неделя. Потом в аэропорт. Там скоро снова будет жарко, – Гиви пожал парням руку и направился к своему потрепанному Киа Мажентис с гордой надписью «Гиви Сомали» вместо номерных знаков.

Воспоминания о недавних событиях промелькнули в голове Александра, когда он, прислонившись спиной к стене общежития какого-то техникума, превращенного в казарму для бойцов «Сомали», отдыхал. Неяркое осенне солнце, заглядывающее через окно, приятно заливало лицо своими лучами.

– Ну что, Потемкин, пошли учиться стрелять?

– Пошли, Историк!

* * *

Донецк, аэропорт имени Прокофьева, 14 января 2015 года

За стеной звонко рванула граната. Тут же оттуда донеслись крики и стоны. Стас, весело оскалившись, кинул в проем еще одну гранату:

– Укроп становится вкусным, когда он горячий!

Снова взрыв. Но криков уже не последовало.

– Пошли! – и Историк первым прыгнул в проем, в который бросил две гранаты.

* * *

Саша последовал за ним. За проломленной снарядом бетонной стеной был все тот же, ставший привычным хаос – куски бетона, прутья арматуры образовывали сюрреалистическую картину, которой мог позавидовать и Сальвадор Дали. И, как вишенка на торте, как центральная тема полотна – два человеческих тела в изодранном камуфляже, под которыми быстро расползались красные лужи. Кровь, смешиваясь с каменным крошевом и пылью, мгновенно превращалась в темно-бурую грязь.

– Еще два укропчика готовы, – за спиной Александра раздался довольный смешок Повара – местного парня, до войны работавшего поваром в одном из донецких кафе. – Какие они, бля киборки? Пидорги они самые настоящие!

Саша, видя его лицо, понимал, что шевельнись кто-то из этих двух лежащих украинских военных, он тут же получит короткую очередь в голову. Ополченцы очень сильно были злы на своих противников, оборонявших аэропорт. Нет, не за упорное сопротивление под градом пуль и снарядов, находясь в фактическом окружении. Это как раз вызывало невольное уважение. Ненависть вызывало другое. Бойцы Донецкой Народной Республики и все жители Донецка отлично знали, что с аэропорта, с его наблюдательной вышки корректировался огонь по жилым кварталам города. Гибли женщины, дети – смерть не различала ни пола, ни возраста.

На груди у Стаса ожила рация:

– Историк, бери левее, метров через пятьдесят увидишь лестницу. Постарайся по ней подняться наверх. Оттуда жарь по рукаву приема самолетов, что будет от тебя слева. Скоро оттуда укропы должны побежать.

Стас махнул рукой, указывая направление движения. Карабкаясь по остаткам бетонных конструкций, его группа из трех человек продолжала метр за метром отгрызать у противника территорию нового терминала аэропорта.

– Твою мать! Это называется лестницей?!

Сооружение, представшее перед глазами бойцов, могло с большим успехом использоваться, как центральный элемент полосы препятствий для тренировок крутых спецназовцев. В двух местах этой лестницы зияли огромные дыры от снарядов, оставляя проход шириной не более ступни. Примерно посередине была еще одна дыра, точнее пролом или провал, в котором бетона вообще не было. Лишь нескольких прутьев арматуры.

– Метра полтора придется перепрыгивать… – Повар тоскливо смотрел на это коллективное военное творчество в стиле не то абстракционизма, не то сюрреализма.

– Ну, придется, так придется! Повар, вперед! – приказал Стас.

Парень закинул за спину автомат и стал медленно подниматься по лестнице, довольно отчетливо комментируя свое восхождение матами всех частей речи – от существительных до глаголов. Вот и провал. Перепрыгнуть нужно было полтора метра плюс полметра в высоту.

Повар подобрался и прыгнул. Он сумел преодолеть полтора метра пустоты, но при приземлении его качнуло назад. Пацана спас железный прут, торчащий прямо из стены. Он успел за него схватиться и удержать равновесие. Вскоре парень был на верхнем этаже.

– Ну, примерно так и перебираемся, – философски проговорил Стас.

– Давай, Потемкин, твоя очередь.

«Никогда не думал, что так боюсь высоты», – с колотящимся сердцем Александр смотрел на разверзшуюся под ним пропасть, на дне которой была мешанина из бетона и стали.

Шаг, второй, третий. Вот и провал. Как раз под ним внизу высилась перебитая колонна, из которой вверх торчала арматура.

«Буду похож на жука в гербарии, пришпиленного булавкой», – Саша выдохнул и резко оттолкнулся от последней перед провалом ступеньки.

Мощная доза адреналина и молодые сильные мышцы перенесли Чернышева над гербарием и благополучно приземлили на верхней части лестницы. Вскоре к своим людям присоединился и Стас.

Наконец группа подобралась к груде кирпича и бетона, за которой открывался вид на аэродромное поле. Справа дымилась огромная, с четырехэтажный дом каменная груда. Это все, что осталось от наблюдательно вышки, которую только вчера ополченцы сумели-таки добить, обрушив своей артиллерией и похоронив под ее обломками ненавистных корректировщиков. Еще правее высились зеленые с золотым купола монастыря, из которого артиллерия ДНР благополучно сжигала всю технику, пытавшуюся пробиться на помощь к украинским войскам, удерживающим терминал. Слева, в каких-то двухстах метрах – прямой выстрел из калаша был виден рукав для приема самолетов.

– Вот отсюда по замыслу Гиви киборги-пидорги должны сыпануть, – Повар устраивался поудобнее на груде кирпича, отыскивая надежную опору для ног – при стрельбе с автомата довольно сильная отдача и если хорошо не зафиксировать тело, кучности стрельбы не будет.

И они действительно сыпанули. Минут через двадцать. Пять человек в зеленых касках, в какой-то светлой униформе с яркими желтыми повязками на рукавах побежали от рукава наискосок, к одиноко стоящему двухэтажному зданию, точнее остову от него.

Их стремительное появление было настолько неожиданным, что несколько секунд они могли бежать совершенно свободно. Первым на изменившуюся ситуацию отреагировал Саша. Как охотник реагирует на удирающую дичь, чисто рефлексивно, не думая. Короткая доводка стволом и палец утопил спусковой крючок. Автомат привычно забился в руках и словно на расстоянии толкнул в спину одного из бегущих людей. Тот рухнул на бетон. Остальные, мгновенно оценив, что до здания им не добежать, бросились обратно в рукав. Тут же затарахтели автоматы Историка и Повара. Еще один человек в светлом камуфляже с желтой повязкой на рукаве споткнулся. Но его тут же подхватили бегущие рядом товарищи и заволокли обратно в здание. Откуда-то слева по группе Стаса начал бить крупнокалиберный пулемет. Саша почувствовал, что в лицо будто дунуло горячим воздухом – в сантиметре от его лба пронеслись на сверхзвуковой скорости шестьдесят четыре грамма легированной стали. Сильный звук удара бронебойной пули в бетонную стену рядом с ним и резкая боль в левом глазе для него произошли практически одновременно. Со стоном, хватаясь за глаз, Чернышев упал на колени.

– Что там, Саня? – услышал он голос Стаса.

– В глаз что-то ударило, пробормотал Александр, с ужасом чувствуя, как по его ладони, закрывающий травмированный глаз побежала кровь.

– Гиви, у меня трехсотый, – кодированное сообщение ушло в эфир.

– На, Потемкин, держи, – Чернышев услышал голос Повара и почувствовал, как в его руку вложили бинт. – Промокни и убери руки, а то еще инфекцию занесешь.

– Перевяжи его, – скомандовал Стас.

– Руки убери! Давай, давай, не ссы! Попробуй глаз открыть! Видишь что-нибудь?

– Нет…

– Хреново, – Стас посмотрел на Чернышева. – Ладно, Потемкин, не дрейфь. Прорвемся!

Повар наложил повязку на глаз Саше:

– Во, настоящий Потемкин! У того какого глаза не было? А, Историк?

– Левого… – за товарища ответил Саша.

– Ну, все точь-в-точь! – несмотря на трагичность ситуации, Повар и Стас рассмеялись. Усмехнулся и Саша.

– Историк, что у вас? – выплюнула из себя рация на груди Стаса.

– Все в порядке. Выход из рукава контролируем. Укропы пока не лезут.

– Кто трехсотый?

– Потемкин. В глаз ранили. Передвигаться может.

– Понял. Продолжайте контролировать выход. Ночью вас сменят.

Их действительно ночью сменили. К тому времени у Александра Чернышева левый глаз пылал. Повар ему пару раз менял повязку, так как прежняя насквозь пропитывалась кровью.

Когда Саша пробирался в кромешной тьме по грудам битого кирпича и бетона, стараясь не напороться на куски арматуры, в его голове крутилась смешная фраза из детского мультфильма: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Раз Потемкин, значит должен быть одноглазым!

* * *

Донецк, военный госпиталь, проспект Ильича, 12. 20 января 2015 года

– Ну что, Потемкин, как дела? Мне врачи сказали, что твой глаз видеть будет.

– Привет, Историк. Да он видит, только хреново. Вдали все расплывается.

– Ну, ничего. Как говорят – время лечит. А ты молодцом в аэропорту себя вел. Даже укропа завалил, – Стас внимательно посмотрел на Александра.

Тот понял этот взгляд.

– Изучаешь, мучаюсь ли я из-за этого?

– Ага. А то у нас тут некоторые интеллигенты в первом бою или обосруться, или потом терзают себя всякими на хрен никому не нужными гуманитарными рефлексиями.

– Не волнуйся, я не из таких. Для меня это враг с оружием. Поэтому его надо уничтожить. Тут все очень просто и банально. Или ты его, или он тебя. Остальное – его мать, мысли и прочий богатый внутренний мир сейчас не играет никакой роли. ...