ЕРЕТИК ЖОФФРУА ВАЛЛЕ

«БЛАЖЕН, КТО В ЗНАНИИ ОБРЁЛ ПОКОЙ»

(Слова с титульного листа книги Жоффруа Валле «Блаженство христиан, или Бич веры», изданной в 1573 году в Париже и сожжённой вместе с автором на костре. Единственный, чудом уцелевший экземпляр той книги хранится сегодня в библиотеке города Экс в Провансе.)

ГЛАВА ПЕРВАЯ Сударь, вы оскорбили меня!

— Ты ещё не помер с голода, Пий? Вставай! Я придумал, что нам делать. Ты меня слышишь, Пий?

С такими словами обратился утром 7 августа 1570 года известный парижский учитель фехтования Базиль Пьер Ксавье Флоко к сврему слуге Антонио. Почему он называл его Пием? Это целая история. Просто он давно собирался отомстить своему кровному врагу, необычайно могущественному человеку. И придуманное имя должно было ему в этом помочь. В старые добрые времена, когда в кошельке Базиля позванивали деньжата, он обычно покрикивал:

— Пий, подай бокал вина!

— Пий, сбегай в лавку за орехами!

Казалось бы, чего особенного — Пий! — имя как имя. Одна лишь сестра Базиля, монахиня Франсуаза, знала, где в этом слове таится яд. Знала и приходила в ужас от чудовищного замысла брата.

А молодой учитель фехтования Базиль Пьер Ксавье Флоко жил легко. Он преданно любил свою всепобеждающую шпагу, сестру Франсуазу, друга Раймона Ариньи и калёные орехи.

Орехи Базиль колол не совсем обычным способом. Он подкидывал орех и ловко ударял по нему шпагой. Одно неуловимое движение — и ядрышко ореха оказывалось на кончике клинка. Оставалось лишь снять его и отправить в рот.

Щёлк! Щёлк! Щёлк!

Причём Базиль с одинаковой лёгкостью колол орехи как правой, так и левой рукой.

Лучшие фехтовальщики Парижа брали у него уроки, пытаясь перенять завидное искусство. Но где там!

Один лишь лейтенант Поль де Шарнэ, дед которого в 1510 году учил фехтованию самого будущего короля-рыцаря Франциска I, добился в этом деле кое-каких успехов. Да и тот, работая правой рукой, портил не менее дюжины орехов, прежде чем насаживал на кончик шпаги одно ядрышко.

Но — увы! — время, когда попасть в ученики к Базилю считалось большой честью и денежки сами текли к нему в карман, давно прошло. Нынче французам не до уроков фехтования. Вот уже не один десяток лет заняты они спорами вокруг религии и никак не могут прийти к единому мнению. На самом ли деле во время святого причастия хлеб и вино в руках священника превращаются в тело и кровь Христа или это лишь символ? Истинные католики считали превращение действительным. Их противники, гугеноты, доказывали обратное. Длительные споры привели к войне, а война разделила Францию на два враждующих лагеря.

Вот в результате чего Базиль оказался на мели и утром 7 августа 1570 года, когда его финансовые затруднения достигли предела, принял нелёгкое решение — расстаться с фамильной драгоценностью, с бриллиантом, который, помимо своей огромной цены, обладал ещё и скрытым волшебным свойством. Больше того, лишившись бриллианта, Базиль терял возможность отомстить человеку, который погубил его мать. Но когда пусто в желудке, думаешь не только о мести.

— Пий, — повторил Базиль, — ты меня слышишь? Я принял решение, а потому у меня есть для тебя очень важное поручение.

Базиль снял с груди кожаный мешочек с бриллиантом и торжественно произнёс:

— Пойдёшь сейчас же к моему другу Раймону Ариньи на мост Менял и отнесёшь ему вот это. А на деньги, которые он тебе даст, купишь побольше еды.

— Не, — просопел Антонио, — не пойду. Не помрём мы, выкрутимся. У вас от матушки единственная вещь осталась, а вы её — ростовщику. Надует он вас, ваша милость.

— Не смей так говорить о Раймоне! — возмутился Базиль. — Он мой друг. Выполняй, что тебе говорят. И без глупостей.

Дом, где жил Базиль Пьер Ксавье Флоко, находился милях в двух от моста Менял, однако не прошло и четверти часа, как Антонио, тяжело дыша, вернулся.

— Ты уже здесь? — удивился Базиль. — И выполнил все мои поручения?

Ответить Антонио не успел. Снизу послышались сильные удары в дверь и ругань.

— Я видел, как он скрылся в этом доме! — грохотал неизвестный голос. — Проклятые гугеноты! Когда над святой церковью и троном занесён меч нечестивцев, они отсиживаются по своим норам и ещё зарятся на чужое добро. У меня в кошельке было семь золотых экю. Я — племянник отца Мишеля, каноника Нотр-Дам. Ни один человек из этого дома не избежит виселицы.

Дрожа от страха, Антонио искал место, где можно было спрятаться, и явно собирался залезть под кровать.

— Ты много раз удивлял меня, Пий, — остановил его Базиль. — Но до подобного у нас ещё не доходило. Спустись вниз, и верни племяннику достославного каноника то, на что у тебя осмелилась подняться рука.

— Не выдавайте меня, ваша милость! — взмолился Антонио. — Ведь меня и в самом деле повесят. Мне было жаль ваш камешек. Я иду, а этот племянник расплачивается у ларька и кладёт на прилавок кошелёк… Если бы я знал, что в таком драном кошельке могут лежать целых семь золотых экю, то никогда в жизни не взял бы его.

— Мне жаль тебя, — вздохнул Базиль. — Но я ничем не могу помочь тебе. Идём.

И он подтолкнул слугу к двери.

— Вот он, гнусный вор! — обрадовался племянник каноника, увидев на лестнице Антонио. — Где мой кошелёк, разбойник?

Пересчитав деньги и убедившись, что содержимое кошелька осталось в целости, гость несколько снизил тон. Однако по отношению к Антонио он остался непреклонным. Не тронуло гостя и то, что тот упал на колени и пытался поцеловать у него руку.

— Зря стараешься, — ответил высокопоставленный племянник. — Я ненавижу гугенотов. Шагу нельзя ступить, чтобы они не заглянули к тебе в карман. И всё оттого, что людям дали волю. Распустились так, что скоро вообще перестанут ходить в церковь. У каждого гугенота один удел — верёвка.

— Сударь, — позволил себе вмешаться Базиль, — мой слуга Пий… то есть Антонио совершил бесчестный поступок и достоин сурового наказания. Я с вами согласен. Но к гугенотам, заверяю вас, он не имеет абсолютно никакого отношения. Клянусь честью. Я готов вместе со своим слугой принести вам свои извинения, и если…

— Вы-то чего извиняетесь? — удивился гость. — Не потому ли, что заодно со своим мошенником?

— Месье, — проговорил Базиль, — я понимаю ваше состояние. Подчас в запальчивости мы произносим то, о чём позже жалеем. Я снисходителен и удовлетворюсь вашим извинением.

— Что?! — воскликнул племянник каноника. — У меня украли, и я же должен извиняться?! Экая наглость! Гугеноты — они гугеноты и есть.

Стража! Где же, чёрт подери, городская стража?

— Поднимись с коленей, Пий, — сказал Базиль. — Этот господин без греха и потому привык швырять камни во всё человечество. Он не научился милосердию у Христа.

— Сударь, вы оскорбили меня! — вскричал гость, хватаясь за шпагу.

— Не нужно, — остановил его Базиль. — Я слишком хорошо фехтую. Вам будет трудно. Я — учитель фехтования Базиль Пьер Ксавье Флоко. Слышали это имя? А ведь жизнь прекрасна, месье. Особенно когда вы с утра плотно позавтракали, а семь золотых экю весело звенят в вашем кармане. Вы ведь сегодня завтракали? А я, признаться, ещё не успел. Простите великодушно моего слугу, а я прощу вас. И разойдёмся по-хорошему. Мне так сильно хочется есть, что даже голова кружится.

— Трус! — вскипел гость. — Или вы защищаетесь, или я проткну вас без предупреждения.

— Но ведь не здесь же вы собираетесь протыкать меня, — улыбнулся Базиль. — Уважающие себя люди предпочитают Пре-о-Клер. Это рядом. Кроме того, мы ведь не будем драться без секундантов?

— Где угодно! Пусть никаких секундантов. Я и так потерял с вами уйму времени.

— Пий, — устало сказал Базиль. — Дай шпагу, перчатки и берет. Мы идём подышать свежим воздухом на Пре-о-Клер. А сам ступай к господину Раймону Ариньи и сделай то, что я тебе приказал.

ГЛАВА ВТОРАЯ Ключи на стол!

В то самое время, когда Базиль Пьер Ксавье Флоко вместе со своим неожиданным гостем дышал знойным воздухом на Пре-о-Клер, двадцатилетний король Карл IX занимался в Лувре неотложными государственными делами.

— В этом виноваты одна вы! — кричал он, топая ногами. — По вашей милости они завтра окажутся в Париже.

Разговор, естественно, шёл о гугенотах. А та дама, на которую король топал ногами, была его матерью, вдовствующей королевой Екатериной Медичи.

А гневаться королю и впрямь было отчего.

Его милая мамочка по-прежнему ни в чём не желала считаться со своим сыном королём.

К примеру, раз сто требовал он, чтобы она не входила в его личные покои через потайные двери. Нет, она завела ключи от всех дверей и считает возможным появляться через потайные ходы в любой комнате Лувра в любое время.

Вот и сегодня, едва маршал де Коссе начал докладывать о передислокации войск, как рядом с камином неслышно отворилась потайная дверь, искусно спрятанная в драпировке, и в кабинет короля, словно к себе в спальню, вплыла Екатерина Медичи.

— Я вас просил, мадам, — взорвался король, — не входить ко мне через потайные ходы! Я, в конце концов, король Франции, а не мальчишка! Вы не имеете права, когда я занимаюсь государственными делами… — Ему не хватило воздуха. Он побледнел, рванул на груди пурпур и рухнул в кресло.

В кабинете царил прохладный полумрак. Мягкие ковры и портьеры глушили звуки. Под картиной с изображением девы Марии, увенчанной веткой букса, дремала на бархатной подушке любимая королевская гончая Альфа. По краям картины висели длинная аркебуза и охотничий рог.

— Ваше величество, — проговорила Екатерина Медичи, не замечая ни состояния короля, ни картин, ни собаки, — сегодня одними тактическими приёмами ведения боя делу уже не поможешь. Нужно придумать что-то, чтобы вырвать у гугенотов передышку. Надо, чтобы они нам поверили.

— Вы говорите так, чтобы, как всегда, остаться правой! — закричал король. — Но это одни слова! Всё началось с январского эдикта, благословлённого вами. О, этот январь шестьдесят второго года! Восемь лет назад! Тогда вы пообещали гугенотам исполнить всё, о чём они просили. Они вам поверили, а вы тут же обманули их. Вот почему сегодня они возьмут своё силой. Вы, только вы привели Францию на край гибели! А спасать её теперь буду я! Один! Без вашей помощи! Теперь я сам буду принимать решения. И чтобы вы больше не смели появляться у меня через потайные ходы. Я вам приказываю!

Несколько слов о ключах. Ещё при Франциске I во дворце было заведено твёрдое правило: ключи от всех потайных ходов имелись только у одного человека — г у короля. Все остальные члены королевской семьи получали ключи лишь от дверей в собственные покои. После Франциска I ключи вместе с короной перешли к его сыну Генриху II. От него — к Франциску II. Затем — к Карлу IX. Карл IX уселся на трон в десятилетнем возрасте. О ключах в то время, естественно, не думал. Ими владела его мать — Екатерина Медичи. А когда возникла о них речь — оказалось, что говорить об этом поздно. Вдовствующая королева не могла уже отказаться от того, к чему привыкла за десять лет.

— Вы, кажется, не совсем здоровы сегодня, ваше величество, — гордо проговорила Екатерина Медичи. — Позвольте мне удалиться.

— Ключи! — заорал Карл. — Ключи на стол! Вы слышите? Раз и навсегда! От всех комнат Лувра!

Екатерина отвязала от пояса тяжёлую связку ключей и небрежно бросила их на карту Франции, разложенную на столе. Ключи звякнули как раз в центре Парижа, прикрыв остров Сите и оба рукава Сены.

— Возьмите, — сказала она. — У меня есть запасные.

— Она издевается надо мной! — закричал Карл. — Она хочет свести меня в могилу. Но это у неё не выйдет. Немедленно сменить замки на всех моих дверях. И чтобы сделали по одному ключу. Только для меня!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Свидание

В то самое время, когда король Франции Карл IX, отыскав главную виновницу своих бед, топал на неё ногами, а Базиль Пьер Ксавье Флоко вместе со своим неожиданным гостем дышал знойным воздухом на Пре-о-Клер, в судьбу нашего героя вошла женщина.

Звали её Сандрезой Шевантье.

Окна старинного особняка, куда Сандреза Шевантье пришла на свидание, смотрели на Пре-о-Клер. Она как раз подошла к окну:

— Посмотрите, мой бравый капитан, вон тот худощавый брюнет, который так красиво владеет шпагой, весьма грациозен. Не правда ли?

— Я готов убить каждого, кто вам хоть немного понравится, — последовал ответ.

— Да перестаньте угрожать! — сказала Сандреза. — Поглядите, как ловко он парирует удары.

Красавица Сандреза Шевантье относилась к капитану Жерару де Жийю с иронией. Она была фрейлиной вдовствующей королевы, он нёс службу по охране дворца, и как ни велик Лувр, но дорожки, по которым они ходили, пересеклись. ...