Рональд Ренг Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки

Посвящается моим родителям, которые научили меня бегать.

Смысл бега был не в победе.

Истинная прелесть бега заключалась… а в чем, собственно говоря?

Кристофер Макдугл. «Рожденный бежать»

Перевел с немецкого С. Э. Борич

по изданию: WARUM WIR LAUFEN / Ronald Reng, 2018.

© Piper Verlag GmbH, München, 2018

Нулевой километр

Я начал бегать в 13 лет и уже после первых шагов решил, что никогда не остановлюсь.

Родители записали меня для участия в местном лесном кроссе. Я надел отцовские беговые кроссовки 46-го размера, которые были больше минимум на три размера, и, как всякий тринадцатилетний пацан, сразу почувствовал себя взрослым. Трасса сначала шла в гору, а затем спускалась вниз. Для меня это оказалось именно то, что надо: в тот момент, когда я был уже на последнем издыхании, дорога пошла под уклон, и мне не понадобилось прилагать особых усилий. В статье, опубликованной в районной газете Hochster Kreisblatt, мое имя было напечатано неправильно – Роланд. Я зачеркнул его с помощью шариковой ручки и линейки, сделал сноску и написал: «Рональд», – после чего прикрепил статью к стене, где до этого висели только сувениры с каникул, например обертки от швейцарского шоколада. Думаю, сегодняшним тринадцатилетним подросткам не придет в голову украшать стены в своей комнате подобным образом. На следующий день я уже в одиночку отправился на пробежку по полям за нашим домом, хотя меня никто не заставлял. Не могу точно сказать, что было тому причиной: желание еще раз надеть громадные отцовские кроссовки, стремление увидеть в газете свое правильно написанное имя или гордость от того, что никто не смог обойти меня на спуске с горы. Во всяком случае, я стал бегуном.

Сегодня, спустя 33 года, стоит мне только заметить где-то вдалеке бегущего человека, я сразу понимаю: это родственная душа. И тут же принимаюсь анализировать: какой темп он держит? Как ставит ногу на землю? Насколько свободны движения руками? Эти мысли возникают непроизвольно, словно они запрограммированы в моем мозге, хотя я уже давно не спортсмен. Иногда я пытаюсь бороться с этим: «Господи, ну вышла шестидесятилетняя бабушка в парк на пробежку трусцой. Тебе-то что за дело до этого? Пусть себе бегает!» Но все равно невольно провожаю взглядом каждого бегуна.

Если бы она держала руки чуть пониже и поближе к туловищу, можно было бы экономить силы.

Но какое мощное отталкивание! Наверняка раньше занималась спортом. Какое четкое движение голени назад. И ступни ставит прямо. Готов поспорить, что бегала на 5 тысяч метров. Не марафонка, потому что бежит слишком энергично, в своем привычном темпе.

А какую гримасу мученика скроил вот этот, в красных новеньких кроссовках! Если бы я сейчас поднес ему зеркало, он бы сам понял, что такое напряженное выражение лица говорит о том, что у него закрепощено все тело.

Но несколько недель назад я задал себе вопрос: «А сам-то ты как бегаешь?»

Да вообще никак.

В мыслях я все еще молодой бегун на средние дистанции. Я по-прежнему ощущаю себя бегуном. Несколько дней я пытался выкинуть эти представления из головы, потому что такой внутренний образ совершенно не соответствует реальности. Но мы у себя в Больцано живем прямо рядом с городской беговой трассой, проходящей по берегу Талверы. Когда мимо окна нашей кухни проносится очередной бегун, мне кажется, будто он окликает меня: «Ну что же ты?»

Как бы я ни отворачивался от окна, мне некуда деться от вопроса: почему я бросил бегать?

Разумеется, ответы мне известны: семья, работа. То же самое говорят себе десятки тысяч человек, у которых с годами медленно, почти незаметно пропадает былая страсть.

Остановившись у кухонного окна, я продолжаю размышлять. Перед глазами расстилается долина с идеально ровными беговыми трассами, пролегающими между лугами и рекой под величественными деревьями – гималайскими кедрами, ради которых в Больцано съезжаются туристы со всего света. Они прекрасно прижились в мягком климате нашего города. Одного только взгляда на эту красочную картину достаточно, чтобы вновь проснулось старое и хорошо знакомое ощущение бега. Я буквально чувствую, что лечу по трассе. Все тело переполнено энергией и легкостью. Я ставлю стопу на землю не пяткой, а носком. Это делает пружинистым каждый шаг и как бы удлиняет фазу полета.

Будучи еще молодым бегуном, я через день проводил во Франкфурте интервальную тренировку на тартановой дорожке, а в промежутках бегал у себя в Таунусе 10–15 километров по лесу, затрачивая по 4 минуты 20 секунд на каждый километр – без всякого напряжения, просто ради пробежки. Но на участке, ведущем в гору по соседству с остро пахнущей конюшней, я делал ускорения продолжительностью по 30–40 секунд, наклонив туловище вперед и учащая шаги. Добравшись до верха, я без отдыха продолжал бег в нормальном темпе. Только сердце билось чуть чаще, чем обычно. Совершая эти ускорения в гору, я прекрасно понимал, какой смысл люди вкладывают в выражение «полон энергии». Меня просто распирало от нее.

Перейдя на умеренный темп после горного спурта, я погружался в свои мысли и мечты. Иногда так глубоко, что, добравшись до дома спустя 45 минут, не мог даже вспомнить, бегал ли вообще. Эти мечты не блистали особой фантазией: я просто думал о том, как бегать еще быстрее, чем раньше.

Быстрый бег в моем представлении был связан с тем чудесным чувством, когда ты на дистанции 1500 метров находишься в группе бегунов, но знаешь, что в любой момент можешь взвинтить темп, пулей выскочить из виража, удлинить шаги и стать невесомым, все реже касаясь земли. Однако весьма часто, хотя и всегда к своему полному удивлению, я замечал, что при выходе из предпоследнего виража ноги с силой притягивали мое тело к земле.

Тогда, в свои 17 лет, я, пожалуй, сказал бы, что вся прелесть бега заключается в упоении скоростью. Сегодня я стал умнее и понимаю, что бег дал мне ощущение остроты бытия, какого я не испытывал ни в одном другом состоянии. Тело и разум работали параллельно на полных оборотах. Я бежал, находясь в этом фантастическом состоянии легкости, которая приходит на пике формы, и одновременно в голове вспыхивали мысли.

Бегая, я написал целый роман. В 2005 году я работал над повестью о жизни лондонских банкиров. Однажды, когда я совершал вечернюю пробежку в парке, мне в голову внезапно пришла целая глава. Такой остроты мыслей я еще никогда не ощущал. Прибежав домой, я весь в поту нацарапал содержание главы в блокноте. Капли пота падали на бумагу, и некоторые слова расплылись. Теперь я бегал каждый день, чтобы продолжать писать. На последних километрах меня подгонял страх, что родившиеся для романа идеи снова ускользнут. Я до сих пор считаю ту книгу «Чужаки» (Fremdganger) своей лучшей работой. А может, я просто переношу на нее то чувство эйфории, которое испытывал тогда во время бега? Продавалась она хуже, чем все мои остальные книги.

2005-й был последним годом, когда я регулярно бегал. За окном дети бегут по лугу. Они тренируются с учительницей для участия в первенстве среди школ Южного Тироля. У моста они сворачивают и, скрываясь за свешивающимися к земле ветвями плакучей ивы, превращаются для меня в пестрые точки. Хотя неестественно яркие цвета их одежды должны были бы казаться мне чужеродными на фоне природной красоты пойменного луга, я воспринимаю их как единое целое с ландшафтом. Потому что сам я во время бега всегда ощущал единение с природой. Бег – это энергия, умение отключаться, поток мыслей, мечты, легкость, скорость, радость одиночества и эйфория принадлежности к группе, ощущение свежести после нагрузки. Но бег – это еще и страдания, боль, зависимость, тяга к запредельному и, прежде всего, сумасшедшая надежда, что из этих неприятных чувств может родиться что-то возвышенное. Бег для меня – одно из самых прекрасных ощущений. И когда я, стоя у кухонного окна, прихожу к этой мысли, происходит трансформация главного вопроса. Если раньше я спрашивал себя: «Как я мог отказаться от всего этого?» – то теперь вопрос звучит иначе: «Почему бы тебе вновь не начать бегать?»

Прошло уже пять дней с тех пор, как я впервые задал себе этот вопрос. Все это время мы играли с пятилетней дочкой в салки под весенним солнышком, и каждый раз, когда мне надо было ее догонять, я чувствовал, с каким трудом преодолевается внутреннее сопротивление – физическое и душевное. Мои ахилловы сухожилия и колени не хотели работать и выходить из привычного закрепощенного состояния. А голова не хотела вновь переживать напряжение, связанное с физической нагрузкой.

Неужели я действительно снова хочу бегать?

Я пошел поиграть в футбол со своим десятилетним сыном. Мне удалось преодолеть внутреннее сопротивление. Я привел тело в активное состояние и чувствовал себя довольно легко. Но уже через 20 минут я играл, преимущественно стоя на месте. Мне не хватало дыхания.

Я действительно снова хочу бегать?..

У меня нет амбиций покорить марафонскую дистанцию или добиться какой-то похожей конкретной спортивной цели. Я не стремлюсь к вечной молодости и не питаю иллюзий, будто бег способен вернуть мне юные годы. Я просто хочу посмотреть, не вернется ли в 46 лет то самое прекрасное чувство, которое я испытывал во время бега. Мне хочется точно выяснить, почему миллионы людей любят бег, будь то пробежка трусцой два раза в неделю или какой-нибудь сверхмарафон. В последние годы я не раз с удивлением констатировал, как же их много! Это и растолстевший Йошка Фишер^[1], и главы крупных компаний, и писатели, и наша соседка, у которой я не мог представить себе никакой другой обуви, кроме туфель на высоких каблуках. И только я, считая себя бегуном, почему-то больше не бегаю.

Когда в детстве я бегал с другими наперегонки, бег еще был спортом для немногих, как, к примеру, настольный теннис или шахматы. Сегодня же он превратился в эликсир жизни. Читая книги о беге, я не могу избавиться от впечатления, что в мире не существует проблем, которые нельзя было бы решить с его помощью. Бег помогает справляться со стрессом, делает человека уравновешенным, стройным, красивым, умным. И кое-что из этого действительно правда.

Мне самому интересно, буду ли я бегать по шесть дней в неделю или полностью откажусь от этой затеи, ограничусь ли я легкими трехкилометровыми пробежками или опять начну участвовать в соревнованиях. В какой мере я вправе считать себя бегуном?

Мои родители были бегунами. Моя сестра была бегуньей. Живя в Фишбахе, в горах Таунус, мы каждый вечер один за другим отправлялись на пробежку и прощались друг с другом одной и той же фразой. Всего четыре мимоходом брошенных слова, но они создавали такую близость между нами, как ни в один другой момент. Благодаря им мы чувствовали себя семьей.

И теперь я больше всего хочу вновь повторить эти слова как нечто само собой разумеющееся: «Ну, я на пробежку».

Вниз по реке

Свидетелями моего первого забега могут стать лишь случайные торговцы наркотиками. Я жду того момента, когда темнота скроет меня от посторонних глаз. В марте после девяти часов вечера долина Талверы пустеет. Можно заметить лишь несколько фигур под деревьями на берегу. Из местной газеты я знаю, что это торговцы гашишем. С учетом того, что я двенадцать лет не занимался спортом всерьез, они кажутся мне куда более подходящей публикой, наблюдающей за моим возвращением, чем случайные прохожие, соседи или знакомые, совершающие вечернюю прогулку.

Поэтому я жду, когда закончится теплый мартовский день в Южном Тироле, который прямо-таки просит прогуляться по свежему воздуху. Мы переехали сюда, потому что моя жена родом из этих краев. В пять часов вечера в долине под лучами солнца ярко загорается свежая листва ив и ясеней. У батутов выстраивается длинная очередь галдящих ребятишек. Все уже посбрасывали куртки. Для бегунов наступает праздник – первый день в году, когда можно бегать в трусах. Какое это облегчение, когда голени не чувствуют прикосновения одежды, а воздух обдувает голые колени! Легкость одежды сразу отражается на ощущениях от бега. Я в такие дни от эйфории позволял себе больше, чем положено. Я бегал в кроссовках без носков и был безмерно счастлив от этого. Пальцами ног я чувствовал все неровности земли, голые лодыжки создавали ощущение легкости и скорости. После тренировки друзья в раздевалке жаловались на невыносимую вонь от моих ног, а я только смеялся. Я был без ума от радости.

Сегодня я стою с дочерью возле батута. Всякий раз, замечая, что я задумался и не обращаю внимания на ее трюки, она начинает командовать: «Папа, посмотри! Ну, взгляни же! Брось мне мяч! Бросай, когда я подпрыгну!» Кидая ей маленький резиновый мячик и подбадривая возгласами «Браво!» и «Почти поймала!», я наблюдаю за бегунами, которые, словно ниоткуда, массово появились в этот первый теплый день. Кое-кто уже нарядился в суперлегкие трико. Я поостерегся бы так делать. Нужна же какая-то перспектива на будущее, что-нибудь еще более легкое, когда придет лето.

Собираясь в 21:15 на пробежку, я надеваю длинные тренировочные брюки. На мой взгляд, трусы еще надо заслужить.

Широкие брюки я дополняю такой же широкой и почти бесформенной майкой. У меня уже нет специальной беговой одежды, и я не собираюсь покупать обтягивающие беговые брюки или ветровку кричащей расцветки. Непрофессиональная одежда – это моя защита. От человека, у которого нет даже нормального спортивного костюма, вряд ли кто-то, в том числе и он сам, будет ожидать красивого бега.

Мне вспоминается господин Зиберт – наш сосед в Фишбахе. Он несколько раз в неделю отправлялся в лес в кожаных туфлях, наглаженных брюках, накрахмаленной рубашке и бегал там, когда его никто не видел. Дело было в 80-е годы. Он работал на руководящей должности в Hoechst AG. Если он издали замечал меня в лесу, то сразу переходил на прогулочный шаг и здоровался со мной с непроницаемым выражением на лице, к которому плохо подходили раскрасневшиеся щеки. Я относился к нему с симпатией. И сегодня мне понятно почему.

От нашего дома к прогулочной аллее ведет лестница – теперь я знаю, что в ней 28 ступенек. Я в спринтерском темпе взлетаю по ней, делая частые шаги, высоко поднимая колени и не пропуская ни одной ступеньки, чтобы активизировать мышцы. При этом я еще и считаю ступеньки, чтобы не слышать своего сбивчивого дыхания. А потом я останавливаюсь в темноте.

Вокруг ни души. Похоже, ни одна собака уже не выйдет на прогулку.

Я все еще не решил, в каком направлении побегу. Просто двинусь вдоль Талверы, затем пересеку ее по одному из многочисленных мостиков и вернусь по другому берегу. Подумав, я решаю направиться сначала на север, то есть вверх по реке. Если вдруг устану, то обратный путь вниз по реке окажется легче.

С первого же шага вспоминается старый стиль бега. Пальцы рук полусогнуты и расслаблены, чтобы задать ощущение расслабленности всему телу. После каждого контакта ноги с землей происходит акцентированное отталкивание, что усиливает пружинящий эффект. Я устанавливаю темп, который, как мне кажется, был присущ мне в прошлые годы. Сейчас мне трудно сказать, за какое время я пробегаю километр – за 4:15 или за 4:45. Раньше, занимаясь интервальным или продолжительным бегом, я мог определить это с точностью до секунды, не глядя на часы. Сейчас же я просто чувствую, что выбрал свой темп. Я отметаю любые опасения, что скорость слишком велика. Инстинкт безошибочно подсказывает, что я бегу в своем темпе. Всякий раз, когда по указанию тренера или по просьбе бегущих рядом товарищей мне приходилось сбавлять скорость, это ужасно утомляло. Шаги становились какими-то неестественными, ноги тяжелели, а голова уставала от медленного темпа.

Белая пыльная тропинка, идущая по самому берегу, отчетливо выделяется в темноте. У торговцев наркотиками сегодня, по-видимому, выходной день. А мне, впрочем, и нет надобности от кого-то скрываться. Я просто вышел пробежаться в свободном темпе. Краем сознания я отмечаю, что телу нелегко выдерживать ритм, но стиль, темп, легкость движений все еще при мне. Они намертво въелись в меня на тех тысячах километров, что я одолел между четырнадцатым и тридцать пятым годами жизни. Спустя 600 метров тропинка начинает удаляться от реки в сторону волейбольной площадки, а затем после небольшого подъема выходит на прогулочную аллею. Этот подъем я преодолею мощными прыжками, как когда-то ту гору возле конюшни. Разумеется, не сейчас, не с первого раза. Пока достаточно лишь мысленно представить себе, что я когда-нибудь, уже в скором времени, смогу одним махом взлететь наверх. Сделав примерно 15 шагов на подъеме, я замечаю, что слишком сильно подал туловище вперед, словно рассчитывая на то, что оно потянет за собой ноги.

Весь пологий подъем составляет не более 70 метров. Оказавшись наверху, я снова выпрямляю туловище. Руки по-прежнему двигаются свободно, а вот ноги отказываются повиноваться. Их почти невозможно оторвать от земли. Они будто приросли к ней. Впечатление такое, что я топчусь на месте. Я пытаюсь привести в нормальный ритм хотя бы дыхание. Ведь речь идет всего лишь о кратковременной нагрузке на подъеме. Но прогулочная аллея по-прежнему ведет вверх по реке, а значит, подъем продолжается, черт его возьми! Для пешеходов и более или менее опытных бегунов этот наклон неощутим, он составляет едва ли больше 0,5 процента. Однако для меня это равносильно восхождению на гору. «Расслабь руки!» – командую я себе.

Но похоже, что бегут одни только руки. Они свободно двигаются вперед и назад в моем привычном ритме. А вот все остальное туловище об этом ритме, кажется, забыло. Я чувствую, что голени движутся уже не по прямой, их заносит куда-то в сторону, словно я стал кривоногим. У меня нет сил ими управлять.

Надо поворачивать назад. Дорога пойдет вниз, и я смогу стабилизировать свое состояние на этом неощутимом спуске. Но тогда я пробегу всего 1,2 километра! То есть уже через шесть минут снова буду дома!

Жена скажет: «Ты же собирался побегать!»

И я вынужден буду ответить: «Да нет, я только мусор выносил».

А вдруг она спросит: «Что случилось?»

Тогда придется сказать: «Я старый бесполезный тюфяк».

И я волоку свой старый бесполезный тюфяк дальше. Вверх по реке, мимо заброшенного поля для гольфа. Лучше мне не становится. Шаги по-прежнему короткие. Я понимаю, что первые 600 метров меня влекла эйфория, а вовсе не какой-то чудесный ген бегуна. Но я слишком занят своими непослушными ногами, чтобы корить себя за наивность или смеяться над собой.

Краем глаза я замечаю метрах в тридцати справа и впереди от себя какую-то тень. Собака. Я тут же беру себя в руки, и мой бег становится более плавным и быстрым. Ведь где собака, там должен быть и хозяин. Какой стыд, если он увидит меня в таком состоянии! Это заставляет меня бежать равномернее. Оказывается, в критических ситуациях у организма еще есть резервы. Конечно, было бы неплохо, если бы собака меня укусила. Тогда я героически завершил бы свою попытку снова стать бегуном и мог бы смело сказать себе: «Я пытался, но мне помешала эта дурацкая собака».

Однако, когда я пробегаю мимо, собака обнюхивает ножку парковой скамьи, а ее хозяин сидит, уставившись себе под ноги.

Через 200 метров, на мосту Святого Антония, колени сообщают мне, что асфальт им не по душе. Но их мнение мне в данный момент безразлично. Я преодолеваю мост, и это здорово. Дальше дорога пойдет вниз.

Я немного опускаю руки, чтобы приспособиться к изменившемуся углу наклона, и пытаюсь вернуть себе способность мыслить. Но создается впечатление, что мозг плавает внутри черепа. Мне трудно воспринимать окружающую действительность, за исключением разве что небольшого куска дороги прямо перед собой.

Я бегу по газону рядом с велосипедной дорожкой, где тысячи бегунов, которым тоже не нравится асфальт, вытоптали узкую тропинку. Слабый уклон позволяет восстановить нормальное положение тела. Дыхание успокаивается, ноги более или менее послушно следуют за движениями рук. Но общее состояние лучше не становится. Я не хочу бежать. Скорей бы все это закончилось!

Я прикидываю, что пробежал два с половиной или три километра. Прошло 13–14 минут. Если трезво рассудить, то это детская дистанция. Но мне трудно спуститься по лестнице от прогулочной аллеи к дому, как это пристало представителю рода homo erectus. Колени подозрительно подкашиваются на каждой ступени. Я осторожно открываю дверь, незаметно проскальзываю в ванную и запираюсь там на 20 минут, ожидая, когда от щек отхлынет краснота.

Небольшие изменения в программе тренировок

Мой тренировочный план – скорее спонтанный, чем продуманный – предусматривает на следующий день восстановление в кафе, где я собираюсь угоститься мороженым. Неважно, сколько я пробежал и в какой форме нахожусь. Самое прекрасное в беге то, что всегда есть повод вознаградить себя за труды.

«Пожалуйста, положите сверху еще взбитых сливок», – говорю я официантке, которая наполняет вафельный рожок двумя шариками шоколадного мороженого.

Раз уж я бегун, то могу позволить себе столько сладостей, сколько захочу. Я ведь все равно не растолстею. В это я свято верил на протяжении многих лет, когда уже прекратил бегать и только замечал, что брюки после стирки сидят как-то чересчур плотно. Правда, теперь этот самообман развеялся. Я ведь и начать снова бегать решил не без задней мысли, что это уж точно не повредит моей фигуре. Но это не повод, чтобы отказываться от шоколадного мороженого со сливками. Я же питаюсь без излишеств и время от времени могу позволить себе что-нибудь сладенькое. Вот только почему меня мучает совесть? Я чувствую желание начать отжиматься прямо на полу посреди кафе. «Ничего, завтра у меня снова пробежка», – успокаиваю я свою совесть.

Ну что мне стоило отказаться от мороженого или хотя бы от сливок? И зачем надо было брать двойную порцию?

Конечно, от одной порции ничего не будет, но если взять те 213 порций, что я съел в прошлом году… Здесь я пытаюсь остановить поток мыслей и сосредоточиться на беге. Но от этого становится только хуже. Ноги вообще теряют всякую координацию. Они просто бестолково топчутся по земле. Я петляю, меня заносит. Уже на подходе к небольшому подъему возле волейбольной площадки я сбиваюсь с ритма, а подъем с каждым шагом кажется все круче и превращается в Эверест. В памяти еще свежо воспоминание, как я в первый день своего возвращения на беговую дорожку взбирался на этот холмик. Я боюсь вновь ощутить ту клокочущую боль в мышцах бедер. Не хочу снова слышать свое неконтролируемое прерывистое дыхание. Я замечаю, что мне остается еще 100 метров до холма, а дышу я уже значительно тяжелее, чем позавчера после подъема.

Дома жена спрашивает: «Ну, как побегал?»

И я понимаю, что одну пробежку после многолетнего перерыва еще можно как-то осилить. А вот со второй дело обстоит значительно хуже, потому что первая все еще сидит в печенках.

Я вношу маленькие коррективы в свою тренировочную программу: один день бега – два дня перерыва.

Вчера вечером мне в соответствии с планом надо было бегать, но я решил лучше погладить белье. Когда у тебя в руках утюг, результат виден моментально. Как приятно посмотреть на рубашку без единой складочки!

Значит, пробежка будет сегодня. При одной мысли об этом на меня наваливается свинцовая усталость. Я играю с дочкой в настольный теннис. Поскольку у нее плохо получается попадать по шарику ракеткой, мы решаем установить ракетку в качестве мишени и кидать в нее шариком. Получается ненамного лучше, но раз уж мы сами выдумали такую игру, она приносит больше удовольствия. Я думаю о том, что не смогу сегодня выйти на пробежку, потому что мне надо паковать чемодан для командировки в Мюнхен.

На то, чтобы сложить чемодан, уходит десять минут. Я сажусь на диван и беру книгу.

За три недели я вышел на пробежку пять раз. На первой неделе – три раза, на второй – два, а на третьей – вообще ни разу.

По крайней мере, в моих тренировках прослеживается тенденция: их становится все меньше.

Не прошло еще и месяца, а я уже достиг самого ужасного состояния, которое, пожалуй, известно всем, кто занимался бегом. Стоит только подумать про бег, как в голове всплывают мысли об усилиях, изнеможении, болях. И больше ни о чем. Любая мысль о беге вызывает внутреннее сопротивление.

Из окна кухни я наблюдаю за проносящимися мимо бегунами. Как быстро эта женщина в оранжевом трико переставляет ноги! Как будто швейная машинка строчит. Так-так-так. Она почти не отрывает ноги от земли, экономя силы. Так-так-так. А чуть позже вразвалочку пробегает мужчина. Его руки покрыты настоящей шерстью. Ему наплевать на свой медленный темп. Он реагирует на него совершенно невозмутимым выражением лица. Как им всем удается вот так просто бегать?

Что предпринимают начинающие бегуны? Откуда они берут время, дисциплинированность, выносливость для преодоления начальных трудностей? И тут мне приходит в голову: я, кажется, знаю, где искать ответы.

Дополнительные занятия

Штефан Воллебе даже без спортивного костюма выглядит как бегун. Джинсы и свитер лишь подчеркивают стройность натренированного тела. Вот только бинт у него намотан на необычное для бегуна место. Не на ахиллово сухожилие и не голень, а на большой палец руки. «Мастерил тут и одним ударом молотка попал сразу и по гвоздю, и по ногтю».

Из прежних времен в памяти у меня остался лишь расплывчатый образ Штефана Воллебе: как он в белом трико с красным кругом на груди первым пересекает финишную черту на каком-то кроссе, а светлые волосы от быстрого бега развеваются на ветру. Он тоже родом из Гессена, с берегов Рейна, где в каждой деревне есть собственный замок, а тем, у кого вдруг возникнет желание пробежаться по лесу, для начала надо забраться на гору. Мы регулярно участвовали в одних и тех же соревнованиях, хотя и находились в разных возрастных группах. Он родился в 1968 году, а я – в 1970-м. Поэтому и воспоминания не слишком четкие. Все, кто был на два года старше или младше, мало интересовали меня в те годы. Я жил в границах своей возрастной категории, и мои мысли были заняты лишь бегунами, родившимися в промежутке между 1969 и 1971 годами. По моим наблюдениям, от этих рамок бегуны так и не могут избавиться. До самой смерти они распределяют всех по возрастным группам: кому меньше 17, 19, а потом уже больше 30, 35 и так вплоть до ста лет. В наших кругах вопрос о годе рождения так же обычен, как в других компаниях – вопрос о профессии.

Штефан Воллебе продолжал бегать и после того, как я покончил со спортом. В 1999 году он стал чемпионом Германии по горному кроссу и пробежал марафон за 2:20,51. Потом он изучал информатику, а после окончания учебы в конце 90-х годов придумал себе профессию – коуч по бегу.

«Мне же надо как-то себя называть», – говорит он, понизив голос, словно извиняясь за англицизм. Тренером он не может быть, так как тренеры работают только со спортсменами в рамках спортивных клубов и объединений. Но Штефан Воллебе готов давать советы всем, кто хочет бегать быстрее или легче независимо от того, сколько им лет – 24 или 87. Он помогает и тем, кто хотел бы начать бегать, но в одиночку как-то не может решиться.

Сейчас уже невозможно установить, был ли он в 90-е годы единственным в Германии коучем по бегу или только одним из первых. Во всяком случае, его профессия с первого дня не оставляет его без средств к существованию. Воллебе дает частные уроки и проводит групповые тренировки. Он ведет семинары в спортивных магазинах и на фирмах, производящих товары для бега. Штефан составляет индивидуальные тренировочные программы. С ним можно поехать в отпуск на Майорку или в Тоскану, чтобы он провел там с вами недельный тренировочный цикл. Ему не приходится рекламировать свою деятельность. Бегуны сами к нему приходят. Некоторые тратят на дорогу по два-три часа, чтобы провести со Штефаном часовую тренировку, а потом два-три часа добираются домой.

Идея стать коучем родилась не на пустом месте. В середине 90-х годов у людей появилось много свободного времени, и, как симптом этого явления, началась вторая или третья волна увлечения бегом. Это время ознаменовалось также стремлением задавать вопросы. Люди начали всем интересоваться, потому что так их воспитали в школе в 70-е и 80-е годы. Они хотели, чтобы им объяснили, что именно делает зубной врач у них во рту, почему поезд опять опоздал и как надо правильно бегать.

«На это время у меня как раз пришлись самые большие успехи в беге на длинные дистанции, поэтому владельцы магазинов спорттоваров начали приглашать меня с лекциями для клиентов о методике тренировок и правильном стиле бега. После лекций люди подходили с вопросами: “А вы не могли бы дать мне частную консультацию?” или “Вы не поможете мне составить программу тренировок?”».

Так у него сложился костяк клиентуры, как бы курьезно ни звучало это слово применительно к бегуну. Когда в тридцатилетием возрасте Штефан окончил курс информатики и смог полностью посвятить себя тренерской деятельности, его предприятие уже процветало, хотя сам он этого еще не осознавал, так как в то время для его профессии не существовало даже названия.

К Штефану Воллебе обращались и чемпионы Европы по триатлону, и бегуны, которые вот уже пять лет не могут пробить «звуковой барьер» и выйти на десятикилометровой дистанции из 40 минут. «Но на 95 процентов, – рассказывает Штефан, – мою клиентуру составляют люди, которые хотят начать бегать или вернуться к бегу после долгого перерыва». Я киваю и, естественно, не говорю ему, что я как раз один из таких.

Мы пьем с ним кофе в закусочной Le Frog в магдебургском парке Ротехорн. Здесь все то же самое, что и у меня на кухне в Больцано: каждые пару минут мимо окон проносится очередной бегун. Жена Штефана работает судьей и нашла место в Магдебурге, поэтому четыре года назад они переехали в этот город. Воллебе говорит о нем со знанием дела – как человек, который чувствует здесь себя словно дома: «Число жителей растет. Сейчас их 238 тысяч, и это не так уж мало». Магдебург наряду с Франкфуртом стал базой его тренерской деятельности. Штефан говорит, что, если у меня есть желание, я могу заглянуть к нему на тренировку для новичков.

Каждый раз, видя, что кто-то нервничает, я сам успокаиваюсь. Я не пытаюсь анализировать, почему так происходит. Возможно, меня успокаивает сознание того, что другие люди точно так же легко могут потерять уверенность в себе, как и я. А может, вид чужой нервозности заставляет меня забыть о собственных переживаниях.

Мужчина с седой гривой волос явно нервничает, обращаясь к Штефану Воллебе с вопросом:

– Значит, вы полагаете, что отсутствие у меня опыта бега – это вообще не проблема?

То же самое, но другими словами он спрашивал минуту назад:

– Я еще никогда не занимался бегом. Вы считаете, что это не помешает мне участвовать в тренировке?

– Вы попали именно туда, куда надо, – второй раз отвечает Воллебе с понимающей улыбкой. – Здесь все начинающие.

Но мне понятна нервозность пожилого человека. Мы с ним, пожалуй, единственные, кто выглядит как новички. На нас широкие хлопчатобумажные брюки для бега трусцой модели 80-х годов. По-видимому, именно тогда он в последний раз занимался спортом. На вид ему можно дать чуть больше семидесяти. Все остальные вокруг одеты в обтягивающие беговые брюки и облегающие майки. Получается, что желание начать бегать заставило их как минимум зайти в спортивный магазин. Почему же тогда так трудно просто начать бегать?

«Многим не хватает самомотивации, – объясняет Штефан Воллебе. – Им может помочь только коуч, который назначает время занятий. Когда время назначено, никто уже не скажет: “Вообще-то я собирался сегодня побегать, но мне так уютно на диване”. Некоторые пытаются бегать самостоятельно, но, естественно, быстро устают. А раз бег связан с такими трудностями, он становится обузой, от которой хочется избавиться».

Я сижу с непроницаемым лицом и надеюсь, что Штефан не заметил, что попал в точку.

Штефан Воллебе поглядывает на часы, будто никак не может дождаться шести вечера – времени начала занятий. Кажется, он сам в нетерпении от предстоящего удовольствия. Возможно, он просто ждет начала тренировки, которая избавит его от назойливых вопросов новичков: «А сколько километров мы сегодня пробежим?», «Может быть, стоит предварительно пройти пробу на эргоспирометрию, чтобы установить естественный предел выносливости?».

Погода сегодня будто специально предназначена для бега: 16 градусов, полуденное тепло сменяется освежающей вечерней прохладой. Вокруг Воллебе стоят не менее 50 желающих побегать. Я вижу тонкие ноги, широкие бедра, тренированные икры, обвисшие плечи – полный срез населения в возрасте от 20 до 75 лет. Тренировка оплачивается программой медицинского страхования. Курс состоит из одного занятия в неделю на протяжении трех месяцев. В конце участники должны пробежать пять километров без остановки.

Те, кто хотел узнать, сколько километров им придется сегодня преодолеть, с удивлением узнают, что на этой тренировке мы практически вообще не будем бегать. Во всяком случае, в классическом понимании этого слова. После нескольких минут разминки Воллебе приглашает всех на дорожку, напоминающую взлетно-посадочную полосу.

С помощью мигающих велосипедных лампочек он обозначил участок парковой аллеи протяженностью около 70 метров. Сегодня мы пройдем азбуку бегуна: бег с высоко поднятыми коленями, прыжки на месте, прыжки в сторону Нервничающий пожилой человек незаметно отходит в сторонку, предпочитая сначала посмотреть. Штефан Воллебе умеет ненавязчиво мотивировать: «Завтра у вас, возможно, будут болеть мышцы. Это прекрасно. Значит, вы хорошо поработали». Мы быстро занимаем исходные позиции. После трех циклов упражнений мужчина тоже присоединяется к нам.

Штефан Воллебе считает, что двух тренировок в неделю для новичков вполне достаточно. Он объясняет группе, как самостоятельно провести вторую тренировку. Надо не просто бегать, очертя голову, а периодически переходить на спокойную ходьбу. Три минуты бега – две минуты ходьбы, но это примерная раскладка, не надо рабски следовать ей. Необходимо научиться понимать, какая нагрузка подходит вам лучше всего, развить то самое «чувство бегуна». Для начинающих оно важнее, чем счетчик пульса. «Пульс у новичка быстро поднимается выше 160, и многих это пугает, особенно когда счетчик пульса начинает пищать, сигнализируя о перегрузке. Но вы при этом еще можете без труда переговариваться друг с другом».

Большинству для начала достаточно трех километров в режиме бега и ходьбы. Лучше выбрать знакомый участок нужной протяженности (туда и обратно или по кругу), так как всегда легче бежать, зная, где находится финиш.

«Этих рекомендаций вполне достаточно для самостоятельной тренировки, – говорит Воллебе. – А на следующем групповом занятии мы сосредоточимся на том, от чего больше всего зависит успех, – на технике бега. Совершенствование стиля позволит бежать легче и с удовольствием».

Мы выстраиваемся на дорожке по четыре в ряд и начинаем высоко поднимать колени, полностью выпрямлять ногу в колене после опускания стопы на землю, осваивать движения рук в локтевом и плечевом суставах. Одна молодая дама бежит с грациозностью газели, но руки у нее болтаются внизу. Штефан кричит ей: «Движения рук от плечевого сустава», – и сразу же руки поднимаются выше и начинают двигаться в такт шагам.

В молодые годы я тысячи раз выполнял прыжки на месте и бег с высоко поднятыми коленями. Но только этим вечером в Магдебурге мне впервые подробно объяснили, как должна осуществляться координация движений, на какой высоте должны располагаться руки, как надо ставить стопу на землю. А ведь во Франкфурте со мной занимался один из лучших в Германии тренеров по бегу на средние дистанции Франц Экхардт. Среди его воспитанников были чемпионы страны, и он мастерски разрабатывал тренировочные программы. Но в то время было редкостью, чтобы кто-то что-то объяснял. Предполагалось, что все и так понятно.

Штефан Воллебе дает указание после прыжков на месте перейти на бег и постепенно ускорять темп. И вдруг при ускорении я чувствую легкость в теле, ноги при каждом отталкивании просто с невероятной силой несут меня вперед. Мы начинаем движение с интервалом в десять метров, чтобы не мешать друг другу, но меня охватывает былой дух соперничества, и я сам ставлю перед собой цель при следующем ускорении обогнать как минимум три передних ряда. Пожалуй, они будут не слишком довольны тем, что я вношу беспорядок в тренировку. Возможно, они даже сочтут меня старым зазнайкой, который хочет поиздеваться над новичками, но мне это безразлично. Я должен ощутить скорость. Я ускоряюсь, потом еще и еще, обхожу три ряда и даже четвертый, и мне приходится пробежать еще 30 метров, чтобы затормозить на такой скорости. Я оглядываюсь, но не вижу выражения недовольства на лицах. Наоборот, почти все теперь тоже ускоряются, а двое даже выдают настоящий спринт. Всех охватила радость от быстрого бега. Перед этим упражнением Штефан Воллебе говорил, что необязательно бежать быстро. Главное – почувствовать ускорение. Но теперь он смотрит на нас и молчит. Мне кажется, что он про себя посмеивается над нами, но видно, что он доволен.

Как и многие бегуны, Штефан Воллебе никогда не предавался абстрактным размышлениям, зачем он бегает. Бег – это не повод для философских размышлений. Поэтому мой вопрос о том, за что он любит бег, застает его врасплох. «Мне кажется, поначалу мне нравилось, что у меня все хорошо получается», – говорит он, немного подумав.

В свое время детский врач порекомендовала Штефану больше двигаться, потому что у него был слабый мышечный тонус, из-за чего тело выглядело обвисшим. Его записали на лечебную гимнастику для спины. Он лежал на животе и должен был имитировать движения ног при плавании брассом – 100 раз подряд. В то время врачи считали такое упражнение полезным. Чтобы избавиться от этой гимнастики, он записался в секцию легкой атлетики. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что бег на длинные дистанции дается ему куда легче, чем толкание ядра. «В какой-то момент, я уже и не помню когда точно, я почувствовал двойную радость: и от самого бега, и от побед».

Штефан Воллебе постоянно включал в свои тренировки свободный бег в полном смысле этого слова. Он выезжал в незнакомую местность – Лорх или в долину Эрнстбах, – оставлял машину и начинал бегать, выбирая первую попавшуюся тропинку. Время от времени Штефан пытался сориентироваться, чтобы не заблудиться, и бежал дальше.

Иногда он натыкался на какого-нибудь рабочего из лесничества, но чаще всего бежал в полном одиночестве, ощущая себя частью природы. Бег сочетался для него с поиском и открытием чего-то нового. «Это трудно объяснить, – говорит Штефан, – но такой бег вызывал у меня состояние глубокого внутреннего покоя».

Иногда ему требовалось 80 минут, а иногда и 2 часа, чтобы вернуться к машине. Порой он доходил до пределов собственных возможностей, когда на незнакомой трассе у него не открывалось второе дыхание.

Кульминацией этого единения с природой стало увлечение горным кроссом. Штефан стал заниматься им довольно поздно, и произошло это случайно. До сих пор он одерживал победы только на ровной местности – в обычном кроссе или на тартановой дорожке. Только потому, что в легкоатлетическом клубе Висбадена «Олимпия» вместе с ним занимался чемпион Германии по горному кроссу, Воллебе однажды согласился выступить вместе с ним. Ему было 27 лет. Финиш дистанции находился на горе Тотер Манн в Шварцвальде. И хотя название этой вершины высотой 1300 метров вызывало странные ассоциации^[2], Воллебе с первой же попытки оставил у себя за спиной члена национальной сборной. Четыре года спустя он стал чемпионом Германии. Бег в гору – это нечто особое: «В таких забегах обратного пути нет. Если в обычном кроссе ты сдаешься и перестаешь бежать, то можно просто затеряться в толпе зрителей на обочине. Но здесь тебе приходится спускаться вниз под взглядами тех, кто бежит тебе навстречу. Со стыда сгореть можно. Поэтому хочешь не хочешь, а надо добраться до верха. И здесь ты тоже чувствуешь себя частью природы: при каждом шаге надо искать, куда поставить ногу, и обращать внимание на корни, камни, уступы скал. А когда ты наверху, то ощущение не передать словами. Ты в прямом смысле слова покорил вершину и теперь можешь любоваться горной панорамой под лучами солнца. Ты ощущаешь стук в висках, и дело тут не только в пульсе».

Уже в молодые годы – в 19–20 лет – Штефан Воллебе сам начал определять содержание своих тренировок. Помимо чистой радости движения, бег доставлял ему удовольствие тем, что развивал самостоятельность, самоорганизацию, дисциплинированность. Ему понадобились годы, чтобы окончательно уйти из большого спорта. И не только потому, что он так любил побеждать, но и потому, что в этом виде спорта ты сам можешь планировать свои тренировки и быть кузнецом собственных успехов.

Работа коучем помогла Штефану совершить переход к новой жизни. Он и теперь продолжает бегать, но главным образом для того, чтобы сопровождать своих учеников. Воллебе по-прежнему корпит над планами тренировок, но уже не для себя, а для других. В настоящее время под его опекой находится около пятидесяти бегунов, для которых он составляет индивидуальные программы. Успехом он считает теперь не только первые места, но и то, что во время прогулок в парке Ротехорн видит среди бегунов многих из тех, кто делал под его руководством первые шаги в магдебургской школе бега.

В программе Штефана Воллебе нет никаких чудес, но мне хватило одного вторника, проведенного на его «взлетно-посадочной полосе», чтобы понять, что под его руководством значительно легче стать заядлым бегуном, чем при самостоятельных занятиях. Предлагаемая им азбука бега не просто улучшает координацию движений, но и тренирует сердечно-сосудистую систему и мышцы. На последующих занятиях Воллебе учит произвольно менять темп бега.

Мы прощаемся. Многие из участников пешком направляются по величественному мосту Штернбрюкке обратно в город, а я бегом проношусь мимо них. Меня переполняет энергия.

Навстречу мне попадается еще один бегун и спрашивает на ходу:

– Вы не могли бы точно сказать, который час?

– Совершенно точно: 19 часов 3 минуты, – кричу я в ответ, так как подозреваю, что ему действительно нужна точность до минуты.

Время для бегуна имеет прямо-таки культовое значение. Вся его жизнь состоит из соревновательных и тренировочных результатов. Я впервые за двадцать лет чувствую себя среди других бегунов как дома. Взглянув себе под ноги, я с улыбкой отмечаю, что здесь, в парке Ротехорн, даже на собачьих экскрементах видны отпечатки кроссовок.

Стиль бега

На мой взгляд, больше всего удовольствия после бега доставляет езда на поезде. Здесь я тоже могу предаваться мыслям и мечтам. А порой я делаю в поезде разминку – в переходе между вагонами, когда никого нет поблизости.

Возвращаясь из Магдебурга домой, я еще раз мысленно занимаюсь бегом вместе со Штефаном Воллебе.

Я представляю себе, как мы ускоряем темп на прямых аллеях парка Ротехорн, и вновь переживаю то чувство причастности к людям, которых больше никогда не увижу, но с которыми вместе бегал. Для меня бег – это прежде всего индивидуальная деятельность. Я люблю бегать в одиночестве. Это осталось у меня еще от занятий спортом, где я сам нес ответственность за свои результаты. Но бег может быть и социальным явлением, как считает один из самых известных исследователей этого вида спорта американский специалист в области эволюционной биологии профессор Дэниел Либерман. В одном из интервью он сказал: «На протяжении миллионов лет люди бегали группами. Я пытаюсь им подражать. Я всегда бегаю в компании друзей. Мы бежим и разговариваем, километр за километром. Это доставляет удовольствие, хотя данному аспекту спорта зачастую не уделяется должного внимания. Люди изнуряют себя на “бегущих дорожках” тренажерных залов. Кто-то цепляет наушники на голову, кто-то сосредоточен на показателях монитора, и каждый потеет сам за себя. Понятно, что любое движение приносит пользу, но под удовольствием я понимаю нечто другое».

Нам-то вчерашний вечер в парке Ротехорн доставил удовольствие. Но так ли думали те, кто наблюдал со стороны? Один бежал, втянув голову в закостенелые плечи, у второго руки болтались внизу, как плети, третий так напрягал мышцы лица, будто скорость передвижения зависела от силы надувания щек, четвертый наклонял корпус вперед так, словно его нос пытался обогнать ноги. С первого взгляда было понятно, почему Штефан Воллебе так уверен в том, что совершенствование стиля может дать самые лучшие результаты.

Стиль бега многих участников группы демонстрировал такие странности, что я, вспоминая об этом в вагоне поезда, всерьез засомневался в теории эволюции. Действительно ли человек создан для бега?

Одно из ключевых положений теории эволюции гласит, что 1,8 миллиона лет назад Homo erectus, научившись продолжительное время передвигаться на двух ногах, существенно отдалился от царства животных. Удлиненные ахилловы сухожилия, утрата волосяного покрова и появление пяти миллионов потовых желез (намного больше, чем у шимпанзе!) позволили человеку стать выносливым бегуном, который мог преследовать свою добычу до тех пор, пока та не падала замертво от перегрева. Потребление белков, содержащихся в мясе зверей, привело к росту мозга. И мы стали такими, как есть.

Но если человек – прирожденный бегун на длинные дистанции, то как объяснить, что многие из сегодняшних бегунов придерживаются стиля бега, который представляется нецелесообразным с точки зрения механики?

Неужели мы разучились бегать?

А может быть, на самом деле далеко не всем из нас предназначено передвигаться бегом?

Размышляя над этими вопросами, я звоню Герту-Петеру Брюггеману – директору Института биомеханики и ортопедии при Немецкой высшей школе физической культуры и спорта в Кельне. В сотнях экспериментов он анализировал различные движения тела, результатом чего стали такие научные работы, как «Тренируемость эксцентрического момента коленного рефлекса в спринте» и «Биомеханика ходьбы и пребывания в положении стоя на высоких каблуках». Последняя была направлена на разработку конструкции высоких каблуков, которые не так сильно нагружали бы пальцы ног и суставы.

«Предположение о том, что в ходе развития человек стал прирожденным бегуном, в принципе верно, – отвечает мне профессор Брюггеман по телефону. – Бег наряду с ходьбой является естественным способом передвижения двуногих существ, и за миллионы лет беговые движения были оптимизированы. Но это было очень давно».

А затем в развитии человека наступила новая фаза, в ходе которой он отвык бегать. Для него стали важнее другие привычки – ходьба, положение сидя и лежа. «Поэтому сегодня человека уже нельзя назвать прирожденным бегуном». ...