Ратислав Пашков Секта Ушельцев

Все события и персонажи книги — плод воображения автора;

Любые совпадения высказываний, действий и тем паче фамилий с реальными людьми и особенно с представителями власти абсолютно случайны!

Часть первая Обитель Богов

Вступление

Интересные книги я лично делю на две основные категории. Книги, которые проглатываются в один момент, читаются запоем и очень быстро заканчиваются и книги, которые читаешь по страничке, а то и по половинке странички в день. И не потому, что они скучные или нет времени на чтение. А потому, что в прочитанных строках неимоверно много информации, которую надо осмыслить, переварить и усвоить. И хочется ещё раз десять перечитать очередную пару-тройку предложений и утвердиться во мнении, что понял прочитанное, нежели просто листать книгу дальше.

Книг второй категории немного. Из последних, прочитанных мной, к таковым, пожалуй, можно отнести незаконченный роман Леонида Андреева «Дневник Сатаны» и «Круг чтения» Льва Толстого. Правда, вторая книга как раз и писалась Львом Николаевичем таким образом, чтобы её читали кусочками. А вот Леонид Андреев оказался настолько глубоким мыслителем, что я наслаждался каждой строчкой его главного творения. И теперь мечтаю когда-нибудь взять на себя смелость, и закончить его неоконченный роман. Но, это если хватит не только смелости, но ещё сил и времени. Пока с этим всё обстоит не лучшим образом, так что не буду загадывать.

К чему я всё это. Ах, да. На мой, сугубо авторский взгляд, предлагаемая книга получилась именно такой, относящейся ко второй категории. По крайней мере, мне кажется, что если прочитать её быстро, то вряд ли можно будет уловить суть, скрытую за описываемыми событиями, обывательской злостью на власть и не всегда удачными шутками, рассчитанными на полное понимание, которого в природе не бывает. Ну, разве что очень редко и абсолютно индивидуально.

Так что не огорчайтесь, если книга покажется вам какой-то непонятной. Просто мы разные и восприятие Мироздания у нас не совсем совпадает. Это нормально. Таковым читателям приношу заранее извинения за потраченное на чтение время. И в качестве компенсации даю бесплатный совет — читайте Вербера, Брауна или отечественного автора Вадима Панова. Если вы купили мою книгу, клюнув на её название, то эти писатели Вам, несомненно, понравятся.

Глава 1

Помните, современной системе, под названием «государство», не нужны умные и здоровые люди. Ей нужно стадо. Продолжайте пить алкоголь, курить, колоться и ни в коем случае не выключайте телевизор! Пусть работает, хотя бы как фон.

Мне удалось покинуть Храм незамеченным. Собственно за мной никто никогда не следил, а учитывая то доверие Тарха и учителей, что я заслужил в наших совместных путешествиях, можно было предположить, что я и вовсе на особом положении. Готовясь к побегу, я незаметно наблюдал за сотрудниками безопасности Храма. Изучал их невидимую работу достаточно долгое время, поняв до мелочей их общий стиль охраны объекта. И уже давно составил план побега.

Путешествуя в поисках артефактов вместе с другими жителями нашего Храма, я не раз задумывался о том, чтобы потеряться и не доехать обратно. Но был настолько погружен в наши приключения, что вспоминал про побег уже лёжа в своей кровати на третьем этаже Обители. А мой странный план побега оставался планом. Почему странный? Причин несколько. Главная причина была в том, что никто насильно меня не держал. Мне было неведомо: пытался ли кто-нибудь до меня сбежать из этого добровольного заключения или нет. Ведь находящиеся внутри Обители люди гуляли свободно. Прекрасные отношения со всеми учителями были у всех и всегда. Собственно, сам Храм был неким сосредоточением добра и спокойствия. И даже те споры, что рождались периодически во время обсуждения той или иной неоднозначной темы, были исполнены взаимного уважения со стороны спорщиков. Плюс ко всему, немало пользы я принёс Храму в виде древних артефактов, добытых в результате исторических расследований. И ничего чужого с собой не прихватил, да и то, что мог посчитать своим — оставил на добрую память. А всё равно, убегал как вор, как заключённый из тюрьмы — тихо, боясь попасться на глаза охране или кому-нибудь из постояльцев. Очень странный план и объяснить его даже самому себе не получалось. Но, почему-то, я решил следовать именно ему, а не здравой логике, подсказывающей, что бояться мне нечего, и правильнее было бы просто вежливо попрощаться и спокойно уйти.

Будут ли мне мешать уйти, я не знал. И ни у кого не спрашивал. Моё желание сбежать сильно удивило бы всех, кто живёт в Обители, хотя саму вероятность такого развития событий мы не раз обсуждали с учителями. Я не знал наверняка о том, что грозит мне в случае, если меня поймают при попытке бегства. Да и есть ли он, запрет на бегство? И будет ли кто-нибудь меня ловить? И если будет, то кто? Входит ли в функции охраны не только ограждение Обители от случайных или совсем не желательных гостей или функция препятствия побегов тоже входит в их должностные инструкции? Об этом здесь никто не говорил по причине отсутствия желания вернуться в суету материализма из Обители Духовности. Люди, попавшие сюда, были не случайными жертвами секты, пойманными на улице опытными зазывалами. И я и все, с кем мне довелось общаться, сознательно приходили сюда в поисках теряющейся в материальном мире Души. Потеряв интерес к жизни в том обществе, которое травило те самые Души чёрствым материализмом, дешёвым подобием искусства и отсутствием возможности на осуществление интересов собственной личности. В надежде на исполнение самых заветных мечтаний Человека духовного — пройти в земном воплощении золотой Путь познания Мироздания. И пойти дальше, познавая всё больше и больше, стремясь к абсолютному Знанию Мироздания со всем его многообразием Миров.

Простите, забыл представиться. Ратислав. Моё имя мало что скажет вам. Разве что мою национальную принадлежность и пол. Согласитесь, было бы странным, если бы человек с именем Ратислав, оказался девушкой-узбечкой или мальчиком-таджиком. Мне уже 57 лет и да, я русский. И всегда гордился этим, подчёркивая именно свою национальность, а не принадлежность к государству. В моём понимании русский человек — это образ жизни: трезвость, духовное и физическое развитие, ум и смекалка, направленные не на «всё, ради денег», а на созидание, творение. Этим русский человек отличается от «россиянина», который может и бухать и распутствовать. У россиянина нет границ приличия, ибо нет корней. Есть только государство. А любому современному государству нужны не задающиеся сложными вопросами рабы. Поговорку-вопрос «если вы такие умные, почему вы такие бедные?», придумали очень плохие люди. Те, чья цель — подмена понятий и жизненных приоритетов общества.

Русские весьма редко применяют тактику радикального сопротивления властям. Национальная черта — ждать, когда власть нажрётся и лопнет. Мы — не индийцы. Индийцы в конце сороковых прониклись призывами Махатмы Ганди и перестали покупать английские товары. Владычица морей была задушена бескровно на территории Махатмы — босого старика, в простыне на голое тело. Ел ботву и не имел позорящих его счетов в банке. По факту имущества — то же, что и Диоген. Ни кола, ни двора. То, что импонирует всем. Даже жуликам. Именно поэтому, «почему ты, если умный, а бедный» — придумано не умными людьми. Желающий остаться в истории всеобщим любимцем обязан быть бедным. Вся власть Англии держалась на коммерции, а ее то и не стало. Великая сила тихого единодушия. Бомбить Индию при живом Сталине англосаксы не посмели. Это при прозападных правителях современной России, НАТОвцы бомбят, кого хотят. Свергают непокорные им режимы, как произошло с Каддафи. Убийцы ливийского лидера и российские пособники убийц останутся в памяти только как убийцы Каддафи. Больше ничем. Но это к слову. Навальные и Грудинины на Махатму не тянут. Народ не может верить богатому вождю. В случае альтернативы между имуществом и народом — к гадалке не ходи, заведомо ясно, что выберет лжевождь. Он продаст с потрохами. Много свежих примеров. Сталин не умирает в памяти народа, потому что сам умер в штопанных носках. Богатый ненадежен. Бедному не за что страдать, кроме как за народ. Друзья Керенского 26-го февраля 1917-го считали, что империя незыблема. Через 2 дня царь был свергнут. Сработали чьи-то деньги. Волнения и 1905 го, и 1917 го — это деньги. Японские. Американские. Еврейские. Немецкие. Обошлось без вождей. Ленин… Что Ленин? Он поднят на щит Сталиным, как бренд. Не более того. Большинству имя Ленина в 1917-ом, 1918-ом, 1919-ом, 1920-ом ничего не говорило. Троцкий был гораздо популярнее. Деньги оседлывают переворот, а затем и вектор движения. Троцкий приехал с деньгами. С большими деньгами, чем у Ленина. Не деньги — не было бы Яковлева, Горбачева, Ельцина, Чубайса и того, кого нельзя теперь ругать. Покупаются «эффективные менеджеры» и они тщательно отрабатывают вложенное в них. Кто ужинает, тот и танцует девушку. Грубо говоря, овец пасет золотой телец. Махатма был последним оппонентом золотого тельца. Вывод: пока не появится русский Махатма Ганди, остается ждать, когда ненасытная власть съест столько, что лопнет.

И да, называясь русским и подчёркивая важность для меня этого понятия, я сильно рискую. В нынешнем, 2025 году, уже три года как запрещено прилюдно подчёркивать своё происхождение, включая национальность. Часть 5 статьи 282 УК России запрещает это под страхом смертной казни, которую, вопреки когда-то принятым Россией международным договорённостям, вернули специально для тех, кто, по мнению власти, разжигает, таким образом, межнациональную рознь. Теперь называть себя можно только «россиянином». Плакаты с этим словом, буквально заполонили улицы больших городов и фасады административных зданий в городах поменьше.

История, о которой я решил написать, началась весной 2024 года, когда я, будучи абсолютно счастливым человеком, захотел стать ещё более счастливым. Но не в материальном плане, а в духовном. Да, такое ещё бывает в нынешний век поголовного уничтожения Душ в угоду питающимся гаввахом монстрам, стоящим у власти во всех крупных государствах современного мира. Пишу же я эти строки в марте 2025-го, убегая из самого желанного места в моей жизни в сторону забытого прошлого.

До того, как попасть в Храм, я два года жил в городе Новороссийске. Хотя родился в Москве. Но не в нынешней Москве, которую более уместно назвать «Москвабадом». Родился я столице СССР в далёком 1967 году, в семье самых что ни на есть коренных москвичей. И не без оснований гордился этим. «Надо же как повезло, — думал я сидя за школьной партой, — родился в самой лучшей стране СССР и в самом лучшем её городе-столице — Москве! А мог бы родиться негром в Африке!..»

Это уже потом, после развала великой страны, всякая шваль, называвшая себя «свободной прессой», приучила народ называть тот период жизни нашей страны брезгливо — «совком». И мы стали падать в пропасть. Отвалившиеся республики радовались какой-то независимости, хотя по факту ничего, кроме экономических проблем, не приобрели. Оставшаяся от шестой части суши СССР — Россия, влезла по уши в кредиты и займы, которые не брала даже после страшнейшей войны 1941–45 годов. Теперь она сидит на надёжном финансовом крючке у мировой банковской системы, как и большинство государств. И власти России, выполняют все указания новых иноземных хозяев. Москва, усилиями многолетнего мэра Лужкова, открыла двери для беженцев со всех краёв бывшего СССР. Окружил себя целыми аулами иноземцев, а те перевезли следом все соседние аулы. И теперь Москва перестала быть тихим и мирным городом, а стала сливной канавой для отбросов со всего постсоветского пространства.

Тогда, в моём детстве и юности, в 70-х, 80-х и 90-х годах XX Века, даже тех, кто получил квартиры в Москве в качестве подарка за воинские подвиги в Великой отечественной войне 1941–45 годов, мы, коренные москвичи, легко отличали в толпе и называли презрительным словом «лимитчики». Строго говоря, «лимитой» назывались те, кто получал право жить в Москве по т. н. «лимиту», предоставленному различным производственным предприятиям. Но мы распространяли этот термин на всех «понаехавших». Сейчас уже сложно себе такое представить, но в те далёкие уже годы, в Москве было полным полно производственных предприятий, выпускающих различную и очень даже востребованную продукцию. Сейчас остатки этих производственных помещений служат либо складами, либо торговыми центрами. Власть, установившаяся на территории России после развала СССР, не способна была ни на что, кроме как разворовывать всё, что наработано за годы СССР и сдавать в аренду под магазины целые заводы и фабрики. Производства больше нет. Не только в Москве, но и во всей России. Почти нет. Мы теперь только сырьевой придаток для т. н. «развитых» стран и рынок сбыта для тех товаров, которые они не могут продать на своих внутренних рынках. Так бывает, когда власть в стране получают иноземцы. Им плевать на народ, которым они правят. Их единственная цель — успеть наворовать побольше, пока люди не поняли, кто ими правит. Главаря всей этой воровской шайки вот уже более шести лет нельзя поминать всуе. Просто произнеся его имя можно оказаться так далеко, что никто и никогда уже не узнает. Одно время его фамилия практически стала нарицательной в народе и приобрела смысл «вор». И вот, когда после очередных подтасованных выборов Президента, грамотно проведённых его холуями, он остался у кормушки ещё на шесть лет, вышел указ о недопущении произнесения должности и фамилии Его Самого в любом контексте, кроме цитирования официальных правительственных текстов, постановлений и указов. Сейчас в 2025-ом, когда тот шестилетний срок официально закончился, новые выборы решили не проводить. Тот, Кого нельзя называть, стал пожизненным Правителем России, точнее того, что от неё теперь осталось. Ведь ещё каких-то пять лет назад, до подписания новых территориальных договорённостей с Японией, Китаем и США, все земли от Урала до Камчатки включительно были нашими, российскими. Теперь Камчатка и острова в Тихом океане принадлежат Японии, восточные и северные материковые берега — Соединённым Штатам, а вся остальная Сибирь — Китаю.

К моменту описываемых событий те остатки русского народа, что некогда составляли костяк империи, уже поняли всю пагубность власти. Но поздно. Опоздали с прозрением. Власть успела заменить коренное население крупных городов мигрантами со всех концов света. Теперь в Москве в любом вагоне поезда можно было легко узнать случайно затесавшегося коренного москвича. Он был там максимум один, скромно стоящий в уголке и читающий книгу с отрешённым видом. Остальные пассажиры галдели на разных языках, пытаясь перекричать друг друга. Скалились в сторону девушек, которых с каждым годом становилось в общественном транспорте всё меньше и меньше, так как ездить в метро давно уже стало небезопасно. Сами москвичи разъехались в те места России, где ещё слышна была на улицах русская речь. Я, к примеру, удрал в Старый Оскол Белгородской области, где прожил шесть счастливых лет. А после перебрался в Новороссийск.

Но, вернёмся назад в весну 2024-го. Отсюда стартует та история, которую я хотел бы Вам рассказать.

Общаясь в Новороссийске с людьми, я неоднократно слышал о некоем месте, куда могут попасть только избранные, где люди обретают счастье. Правда в чём именно заключается то самое счастье, толком никто не знал. Ну, хотя бы потому, что никто из собеседников лично там не был и по слухам, никто из ушедших в то место обратно не возвращался. Слухи ходили разные. Я мало уделял внимания таким рассказам, понимая, что слухи могут быть пустыми или настолько искажёнными, что не стоит забивать ими голову. Но, заставить себя не думать об этом таинственном месте совсем, было тоже выше моих сил. Во-первых, потому, что среди рассказов об этом толи Дворце, толи Санатории, толи вовсе обычной поляне в лесу, часто звучало слово Душа. Главное слово в списке моих жизненных интересов. Во-вторых, люди, с которыми меня сталкивала судьба, чаще всего были не пустобрёхами и переносчиками пустых сплетен и новостей, а людьми живыми и интересными. И разговоры наши, как правило, носили характер научной или скорее антинаучной беседы. Антинаучной потому, что официальная наука приучила нас к плоскому восприятию всего, что нас окружает. Многомерное мышление вытравлено ею из большинства людей. Плоский безобразный алфавит, вместо азбуки, где каждая буквица имела образное значение, а то и несколько. Плоские математические примеры: «два умножить на два», вместо объемного «дважды два». Все эти, казалось бы, мелочи, сделали нас двухмерными. Плоскими. Восприятие объёмных образов притупилось и стало атавизмом.

Даже не смотря на то, что со многими своими собеседниками я общался впервые, случайно сцепившись языками на берегу моря или на автомойке, в ожидании чистой машины. Я быстро схожусь с людьми, если чувствую что наши Души не враждебны друг другу. Даже не так. Мне легко общаться с людьми, у которых есть та самая Душа. В наше время это настоящее сокровище — редкое и тщательно скрываемое от общества теми немногими, у кого она осталась. Но среди моих собеседников процент таковых был огромным. И это не удивительно. Каждый из нас притягивает к себе то и тех, к чему и к кому стремиться его Душа. Если, конечно, её слушать и поступать соответственно её желаниям и устремлениям.

В марте на море хорошо. Лёгкие, в отличие от местных осенних ураганов, ветра приносят со стороны моря забытые за время зимней спячки запахи свободы. Свободного плавания, свободного полёта, свободы от бытовых проблем. Запахи доступные лишь свободному человеку, на время отпуска позабывшему о работе, о суете городов, о политических пристрастиях и религиозных обрядах. Обо всём, кроме самого моря, куда он стремился целый год и теперь наслаждается каждой секундой своей свободы. Но в марте таких счастливчиков на курортах почти нет. А сам запах моря напоминает о скором наплыве отдыхающих местным жителям. Само море ещё не затягивает нырнуть и поплыть — холодно. Хотя и зимой находятся отважные индивидуумы, в прошлой жизни, явно бывшие настоящими моржами. Но и зимой море не отталкивает холодными ветрами. А скорее манит прогуляться по набережной.

Это моя вторая весна в Новороссийске. И уже второй год я вижу её. Высокая, стройная девушка, в широкополой шляпе, гуляет по набережной каждый день. Гуляет подолгу. Не торопясь и не глядя по сторонам. Лишь иногда поднимая глаза в сторону моря. И всегда в полном одиночестве. Окна моей квартиры выходят на новую часть набережной, очень удобную для прогулок. И всегда, когда я вечером смотрю на море из окна квартиры, я вижу её. Как раз с марта и до самых сильных октябрьских ветров.

Вот и сейчас, у меня в доме гость, с которым я за компанию вышел на балкон. Он покурить, а я продолжить наш разговор о династии Шереметьевых и их участии в смуте. Но, увидев прекрасную незнакомку, тема из истории уничтожения княжеской власти на Руси, перестала быть интересной. Я назвал её прекрасной незнакомкой, хотя никогда не видел её лица. Отсюда до набережной не так уж и близко, чтобы разглядеть черты лица. А глазеть на дам в бинокль я не приучен. Моветон, знаете ли. Но мне, почему-то казалось, что столь элегантная шляпа и платье, немного стелящееся по каменным плитам набережной, не может быть нарядом некрасивого внешне человека. По крайней мере, хотелось мне именно так представлять эту девушку, чтобы титул «прекрасной незнакомки» был ей в самую пору. Я понятия не имел, сколько ей лет и кто она. И как-то само собой вырвался вопрос:

— Что за девушка там бродит каждый день?

Мой собеседник был коренным жителем Новороссийска и моим соседом. Звали его Романом. Он трудился школьным учителем истории и очень переживал, когда я доказывал ему, что всё, чему он учит детей, сплошная неправда. Его исторические знания меня мало интересовали, но как оппонент он был интересен. Однако, его знание города и остальных наших соседей, мне надобилось чаще, чем его познания в истории государства российского. Вот и сейчас я надеялся на то, что девушку на набережной замечал не только я. Конечно, учитывая, что дом наш относительно новый, вид на набережную не всегда был в его распоряжении. Но про девушку, как оказалось, он знает больше моего.

— Это наша местная сумасшедшая. Бродит по набережной уже несколько лет подряд. Ни с кем не разговаривает. Были попытки у ребят с ней завести разговор, но она лишь молчала и шла себе дальше. Ни привета, ни ответа. Ни слова никому. Были те, кому она сильно понравилась. Подкатывали и с цветами и с конфетами. Один местный бизнесмен даже на своём «BMW» на набережную въехал, чтобы произвести впечатление. Цветами закидал и в любви признавался, пока его полиция не увела в свою машину и увезла в участок, а «BMW» на штраф-стоянку. А она знай себе — смотрит в сторону моря и молчит. Даже ему ничего не ответила, лишь улыбалась в сторону моря.

— А почему сумасшедшая?

— А будет нормальный человек молчать всегда? И гулять вот так молча днями напролёт? Если бы хоть с кем-то заговорила. А то ведь совсем одна и молчит.

— Может быть немая?

— Нет. Интересовались люди кто такая, да где живёт. Нашли соседей. Те говорят, что здоровается, значит не немая. И в магазин сама ходит, там говорит. А ещё говорят, что когда ремонт ей в квартире работяги делали — так орала на них, что все этажи слышали. Особенно когда её рояль весь поцарапали, поднимая наверх.

— Ну, видишь. Общается когда надо, музыкой занимается, значит не сумасшедшая.

— А кто тогда? Вот, поди, и сам попробуй поговорить. И всё поймёшь. Не все у девки дома.

— А лет ей сколько, ну примерно?

— На вид немногим больше двадцати. Может двадцать пять, а может и больше. Кто её знает?

— Интересная особа. Надо будет познакомиться.

— Запасись терпением. Сложно знакомится со столбом.

Сигарета у моего соседа закончилась, и мы вернулись в квартиру, где нас ждала вторая часть спора об ополчении Минина и Пожарского и таких разных московских и костромских Шереметьевых, так и не повлиявших на раздел сфер влияний во время смуты. Но мысль познакомится с прекрасной, в чём уже не было никаких сомнений, незнакомкой, настолько засела в моей голове, что я так и не рассказал своему учёному собеседнику об установленных мною фактах подтасовки официальной истории практически во всём, что касалось прихода к власти бояр Романовых. А уж до того, что позже произошла замена всей правящей верхушки на иноземцев, носящих ту же фамилию Романовы не по праву рождения, а лишь по документам, мы тем паче не дошли.

В этот момент, слишком далеко были мои мысли от смутных времён. Хотя, на сегодняшний момент та смута многим кажется не самым плохим временем для русского человека на своей собственной земле. Так плохо живётся сейчас в этом страшном государстве, что и смута выглядит предпочтительно, вместе с продажными боярами, да поляками в московском Кремле.

Я не стал откладывать в долгий ящик идею познакомиться и, как только сосед покинул порог моего дома, стал собираться. Конечно, я надел свой любимый костюм от «Манзетти», в котором давненько не щеголял. Бабочку и жилетку надевать не стал — лишнее, надел только сам костюм. И, конечно, свою любимую чёрную шелковую рубашку. Она была единственной вещью из одежды, которую я приобрёл в Новороссийске. Не смог устоять. Люблю настоящий индийский шелк. В отличии от китайского, он мягче и легче. И так приятно касается тела, что чувствуешь себя совсем иначе, чем в любой другой одежде. Кажется, что взмахнёшь руками и взлетишь. Такая лёгкость от подобных вещей.

Тропа, выложенная декоративным камнем от моего дома до моря, приходила почти в самый центр широченной части новой набережной. Когда я подходил к месту, где ручеек моей тропинки вливался в реку набережной, незнакомка миновала этот перекрёсток и шла дальше в сторону южной окраины города, вправо от меня. Я не стал догонять её, а пошёл налево, как истинный ловелас. Также не торопясь, не отвлекаясь на осмотр редких прохожих и лишь изредка поглядывая на море. Встреча не должна быть навязчивой с моей стороны, это я уже понял из рассказов соседа. Дойдя до спуска к старой набережной, я развернулся и пошёл навстречу этой загадочной особе. Она, к тому времени, тоже шла в мою сторону. Волнения не было, я был в форме и полной боевой готовности. К тому же опыт покорения дамских сердец не утрачивается с годами, а лишь обрастает свежими решениями после анализа прошлых побед и особенно после редких поражений.

Между нами оставались не более семи-восьми метров, когда она, наконец-то, подняла свои глаза на меня. Блеснувший взгляд дал мне понять, что всё не зря. Собственно я никогда не сомневался в своей способности правильно подходить к дамам. С этим у меня никогда не было проблем. Отсюда и множество бракосочетаний и куча детей по всему свету. Но всё это было в далёком прошлом. С момента расставания с последней супругой, я потерял интерес к завоеванию женских сердец. Ну, мне так казалось, что потерял. На время, как показала жизнь.

Не сближаясь, я поклонился лёгким кивком головы, дама опустила на секунду глаза, отвечая, таким образом, на поклон, дабы не показаться невежливой. Большего я и не ждал. Замедлив шаг до почти полной остановки, я жестом правой руки указал на парапет, как бы предлагая даме постоять и посмотреть на закат, до которого оставалось не более получаса. Незнакомка молча повиновалась, но смотрела при этом исключительно в сторону моря, не выдавая особого интереса к моей персоне и не показывая жажды общения. Как бы подчёркивая всем своим видом — ничего кроме заката не будет. Ага, конечно. Пошла бы ты стоять у парапета с тем бизнесменом на «BMW» или с местными гопниками, подумал я. Но вслух небрежно спросил:

— Что привело Вас на эту набережную?

— А вас?

— Вы.

— Вот как? — в вопросе прозвучало огорчение. Я понял, что слишком рано выкладываю козырные карты из рукавов. Ошибка могла стоить всей партии, но дама была в хорошем настроении. Повезло.

Поскольку я не стал развивать тему, неприятную собеседнице, даме пришлось отвечать.

— Меня сюда приводит море.

— И часто приводит?

— Почти каждый день.

— Не скучно?

— Нет, отнюдь.

— Да, море всегда здесь, на месте. Но всегда такое разное. Иногда успокаивает, иногда бодрит. А чаще всего заставляет мечтать.

— Меня оно отвлекает от суеты. И, да, позволяет думать о своём, не связанном с современным обществом, бытом, людьми.

— Не любите людей?

— По-разному. Но, наверное — да, не люблю. Слишком много глупости вокруг. Бездуховности, меркантильности, вранья. Море — совсем другое дело. Им можно любоваться как самым искренним другом. Оно всегда показывает своё настроение. По нему видно, радо оно людям или готово поглотить всех, кто отважится дотронуться до его вод. Но оно прекрасно даже в своём гневе! Не страшно. А завораживающе прекрасно.

— Это большой плюс воды, огня и вершины любой горы. Возможность смотреть и, не отрываясь думать о своём. Но ещё лучше для этого подходит пещера. Абсолютная темнота, абсолютная тишина. Только там можно услышать себя изнутри.

— Я не ставлю перед собой такую цель. Мне достаточно познавать то, что вокруг меня. Мои собственные внутренности меня интересуют в меньшей степени.

— Досадно. Не понимая себя и своего места в Мироздании, трудно понять само Мироздание и его действия и мысли по отношению к себе.

— Не думала об этом. Мне казалось, что познать то, что видишь, можно не изучая собственные глаза.

— Видимое можно увидеть. Можно услышать звуки. Но нельзя понять объём всего целого, не изучив то, из чего оно состоит. Мы — люди, часть Природы, часть Мироздания. И воспринимая себя в отрыве от остального Мира, мы обречены на непонимание происходящего.

— Возможно. Тогда скажу проще — только здесь мне хочется жить.

— Со стороны людям кажется, что всё наоборот. Что Ваша жизнь проходит мимо вас по этой набережной.

— Да, знаю, меня считают сумасшедшей.

— Вам проще. Вас считают сумасшедшей незнакомые люди. Лишь потому, что Вы игнорируете их общество. А вот меня считают таковымя те, кто меня хорошо знает.

— Отчего? — я удостоился на этот раз долгого изучающего взгляда и неподдельного интереса.

— Я не пью с ними спиртного, не люблю. Сам мастер спорта по боксу, но не люблю бить людей. По образованию юрист, но не проработал по специальности ни дня, так как не могу переступать через свою Совесть, а юристом без этого трудиться невозможно. Да много ещё почему. Но, на самом деле, потому же, что и Вас — мы не похожи на большинство.

Наступило молчание. Но не неловкое, которое бывает на первых свиданиях из-за отсутствия общих тем. Напротив. Победное. Наше молчание объединяло нас. Мы думали об одном и том же и так громко думали, что не обязательно было открывать рот и использовать речь.

Девушка была действительно прекрасна. Стройное тело, не обделённое в нужных местах выпуклостями. Красивое лицо, отдающее античностью. Длинные тонкие музыкальные пальцы — признак благородного происхождения. Мягкий голос, умные речи, твёрдая прямая осанка и гордый взгляд. Конечно же, никаких умственных заболеваний. Люди любят навешивать ярлыки на всех, кто отличается от них самих. Но, зная этих самых людей, понимаешь, что они-то и есть те самые сумасшедшие. Потому, что не пытаются думать, а используют свой мозг лишь как орган контроля себя извне. То есть принимают информацию, которую, не обрабатывая, глотают в свой незащищённым мозговым фильтром организм. Хотя сумасшедшие — это не то слово, которое подходит большинству. Есть более правильное и ёмкое слово — дураки. Было ещё хорошее слово — идиот. Но Фёдор Михайлович изменил его смысл и те, кто знаком с его творчеством, могли бы не правильно меня понять, примени я его к дуракам. Поэтому просто дураки. Беспросветные, непробиваемые и вечные. Стадо роботов, неспособных оценить прекрасное во всём его величии. А лишь видящие предмет, разжигающий их страсть и похоть.

Чтобы произвести хоть какое-то впечатление на такую даму, не нужно было сорить сорванными цветами, показывая своё пренебрежение к Природе. Любой достойный человек, любящий всё живое, не порадуется мёртвым цветам. Или говорить ей скабрёзности о красоте её тела. Оно для таких девушек сильно вторично. Нужно было всего ничего — правильно преподнести себя. Быть таким, которого она ждёт, гуляя вечерами по этой набережной, как булгаковская Маргарита ждала своего Мастера. Не принцем на белом коне, не мессией в тунике и уж точно не качком в шароварах с барсеткой подмышкой. Таким девушкам нужен мыслитель, духовный наставник и внутренний стержень. Причём всё в одном. Нужно было показать свою отрешённость от общества в связи с его несовершенством. Эдакая малость, которой достаточно, чтобы заслужить минимальное внимание. Но, чтобы продвинуться дальше, нужно стать всем одновременно — и принцем и мессией и даже качком. Женщине не нравится выбирать. Она хочет всего и сразу. Так бери, вот он я. Мой конёк — быть таким, каким тебя хочет видеть женщина именно в этот момент. Врождённый инстинкт. Или приобретённый, не помню уже — давно живу. Причём качество погружения в собственную легенду настолько высокое, что начинаешь не просто казаться, но и быть таким, каким требуется. Совершенно искренне веря себе самому. В этом и есть высший пилотаж отношений. Соврать другим и убедить в своей правоте — легче лёгкого. А вот соврать самому себе, так чтобы поверить — это уже искусство. Только вот не надо меня обвинять в двуличии. То весь такой за Правду стеной, а то мастер лжи. Менять себя в угоду женщине — не зло и не ложь, а единственный путь к гармонии отношений. Ничего плохого в такой лжи нет. По крайней мере, совесть моя чиста, чтобы вы там себе не думали. Это ложь из категории «соврать фашистам про лагерь партизан». Героическая ложь. Самосовершенствование в угоду своей пассии.

Почувствовав, что сейчас нужно взять инициативу в свои руки и не отпускать до утра, я взял незнакомку под руку и повёл в сторону своего дома. Ах, да, мы ведь так и не представились друг другу!

— Ратислав.

— Мария.

— Почему-то не сомневался, что Вас зовут именно так.

— Почему?

— Красивая женщина должна иметь красивое имя.

— А я не люблю это имя.

— Странно. Хотя, я тоже со временем невзлюбил имя, данное мне при рождении. Поэтому был рад пройти обряд имянаречения. И Волхвы дали мне то имя, которое я ношу теперь.

^{Та самая набережная в Новороссийске}

— И давно это было?

— Да уже лет двадцать, наверное.

— А сколько Вам всего?

— В этой жизни два. Идёт третий год с тех пор, как я начал новую жизнь, переехав в Новороссийск.

— А со старой жизнью что случилось?

— Закончилась.

— Просто вот так? Сама по себе?

— Если бы. Само по себе ничего не заканчивается. Для этого надо предпринять усилия.

— Сами предприняли или помогли?

— Не без моего участия. Но рушилось так, что даже вспоминать больно. А мне нельзя терпеть боль, сердце новое так и не вставили после тяжелых инфарктов.

— Инфаркты — это плохо. Нервы?

— Всё вместе. Нервы, спорт, возраст, болячки, ещё раз нервы.

— Не будем о грустном. Хотя, Вы не выглядите больным человеком, тем более сердечником. Откуда Вы родом?

— Из Москвы.

— Прямо из самой?

— Да.

— Коренной москвич?

— Кореннее не бывает. Как я говаривал, будучи учеником средней школы, когда ещё верил в теорию Дарвина: «даже те обезьяны, что были далёкими предками моего древнего Рода и те жили на территории современной Москвы».

— Смешно. Все в Москву стремятся, а Вы оттуда. Так сильно жизнь ударила?

— Нет. Москва была ещё раньше. Уехал оттуда уже лет десять как. Когда Москва уже перестала быть Москвой, а превратилась в сточную канаву для отбросов со всех уголков постсоветского пространства.

— ?

— В Москву хлынули толпы никому не нужных людей. Отовсюду. Те, кто на своей земле никому был не нужен. Отбросы из разных уголков разваленного Горбачёвым СССР. Жить среди них стало настолько невыносимо, что я предпочёл бросить любимый город. Сначала я уехал в ближайшее Подмосковье, а потом перебрался ещё дальше от Москвы — в Белгородскую область. Теперь два года здесь.

— В Белгороде тоже не сложилось?

— Сложилось. Даже очень. Но после разрушилось. Вдребезги.

— Как так?

— Человеческий фактор. Его невозможно просчитать или предугадать.

— Не сложились отношения с женщиной?

— Сложились. Сначала сложились. Но закончилось не так, как хотелось бы.

— Из-за неё?

— Из-за всего и из-за всех. Но, наверное, прежде всего из-за меня самого.

— Не желаете рассказывать?

— Может быть чуть позже. Это грустная история, а сегодня хочется окунуться в море покоя и наслаждения жизнью. Посмотрите какое море — спокойное, несущее свежесть далёких волн для того, чтобы мы наслаждались воздухом свободы и счастья. Какие могут быть плохие воспоминания в такой момент?

— И всё-таки. Разочаровались в жизни и сбежали сюда?

— Нет. Это невозможно. Самое глупое, что может сделать человек — это разочароваться в своей жизни. Считать, что она не удалась. Ни в каком возрасте, ни при каких обстоятельствах, нельзя так думать. В нашей жизни всё не зря. И всё имеет своё значение и своё продолжение. В любом возрасте жизнь только начинается.

— Вы действительно так считаете?

— Я не считаю. Я это знаю.

— Откуда?

— Живу давно.

Последние слова были сказаны у моего подъезда, который хотелось по-питерски назвать «парадным» за его архитектурные изыски. Там, почти на самом верху многоэтажки, находилась моя холостяцкая квартира из трёх комнат со всеми удобствами. Готовясь к прогулке с незнакомкой, я, конечно же, прибрался в ней, понимая, чем эта прогулка может закончиться.

Утром пришлось встать пораньше и прогуляться по городу. Больше всего на свете женщины не любят бездельников, валяющихся по утрам в постели. Поэтому даже если нет никаких дел, вставайте и идите. Куда угодно. Но вернуться нужно с деловым видом и, в зависимости от типа женщины, что ждёт вас в вашей берлоге, с цветами или мороженным. Моя женщина, в чём я уже не сомневался, не порадовалась бы цветам, улыбнулась бы мороженому, но более всего оценила бы вкусный завтрак, сделанный специально для неё. Однако, я зашёл в работающий круглосуточно книжный магазин и застрял там надолго. Магазин был пуст и днём и, тем более, ночью. Не понимаю, для чего хозяин решил не закрывать его круглые сутки. Пара не выспавшихся продавщиц с надеждой следили за моими поисками у книжных полок, и я не мог обмануть их ожидания. Вернулся домой с новой книгой, но потеряв возможность удивить Марию вкусным завтраком, так как к тому времени уже близился обед. Библиотека у меня хорошая. Не самая большая, но интересная. Ничего лишнего, но всё, что стоит потраченного времени на чтение, в ней есть. Новые достойные авторы появляются в наше время всё реже и реже. А книги, составляющие ярчайшее наследие прошлых лет, в моей библиотеке уже были. Поэтому в магазине передо мной стоял выбор между — купить какую-нибудь популярную нынче бульварщину, про которую спел когда-то Вася Обломов, верно назвав подобное чтиво «унылым говном». Или что-то, что не стыдно иметь в библиотеке, но что раньше по каким-то причинам не купилось. Я выбрал второй вариант и, после долгих поисков, купил томик Елены Блавацкой. С её основными трудами я был знаком с юных лет, но кое-что давно хотел перечитать.

Как я и ожидал, Мария успела принять ванну и хозяйничала на кухне. Судя по тому, что она не убежала, пока меня не было, и даже напевала приятную мелодию, ночь удалась не только у меня.

Большое дело — не смущать утренними взглядами разгорячённую долгим воздержанием женщину, пока она не привела себя в порядок. Я не стал врываться на кухню, дав понять, что вернулся громким приветствием прямо с порога. Минуя кухню, я нырнул в комнату к книжному шкафу и поставил своё приобретение на видное место. Листать книгу пока не было никакого желания, ибо все мысли были о прекрасной женщине, подарившей мне новый стимул жить и радоваться жизни. Я терпеливо дождался, пока меня пригласят на собственную кухню, хотя, показалось, что прошла вечность в ожидании.

В благодарность за мою деликатность, я получил вкусный завтрак из двух салатов — овощного и фруктового. Мария выглядела ещё более прекрасно в лучах утреннего солнца, просвечивающих кухню насквозь. Окна, выходящие на юго-восток, были одним из критериев при выборе квартиры. Люблю просыпаться с первыми лучами Солнца. Лишь мой кабинет смотрел окнами во внутренний двор, а две остальные комнаты и кухня заливались солнцем с самого рассвета и почти до вечера.

За завтраком главной темой, естественно стало наше внезапное знакомство. Собственно, нам ещё предстояло познакомиться, ведь знали мы друг о друге ничтожно мало. А может быть и уже слишком много. Такое вот противоречивое, но очень приятное знакомство.

— И чем же, позволь спросить, незнакомый человек, да ещё в моём слегка преклонном возрасте, смог заинтересовать такую молодую и красивую девушку? — начал я с комплимента, пытаясь наверстать отсутствие конфетно-букетного периода в наших отношениях.

— К сожалению, среди ровесников, я уже отчаялась встретить мужчину, способного хотя бы грамотно излагать свои мысли, а не то, чтобы блистать интеллектом. Знаете, ко мне иногда подходят знакомиться и сверстники и даже на первый взгляд юноши моложе меня. Но те способы знакомства, которые они на мне испытывают, больше годятся для коров из очень далёких селений. Даже доярки, дёргающие этих коров за вымя, не повелись бы на такие подкаты. Самый оригинальный молодой человек спросил меня сходу, даже не представившись, «не больно ли я ушиблась?».

— Видимо он так тонко намекал на твою схожесть со звездой, упавшей с небес?

— Именно. Это очевидно для тебя и для меня. Но, видимо, далеко не для всех отдыхающих. Он ожидал от меня глупого вопроса, вроде «где или почему я должна была ушибиться?». Но когда вместо недоумения, я ответила, что по дороге с небес на Землю прихватила с собой парашют, он от неожиданности открыл рот и так и остался стоять, глядя мне в след ничего не понимающим взглядом.

— Ну, я думаю, он смотрел с восхищением. Или напрягал свою извилину, пытаясь вспомнить где и когда он уже пытался с тобой таким образом познакомится. Ведь, наверняка, он был уверен в том, что так искромётно пошутить на всём побережье мог только он. А девушки его уровня, с которыми он привык общаться, давно убедили его в том, что понять столь тонкий юмор они не в состоянии.

— Ха-ха, возможно.

Я не склонен оправдывать людскую безграмотность и невежество. Но не сказать о том, что такое положение дел в обществе получилось не само собой, а является государственной программой, тоже нельзя. Нынешней власти не нужны умные люди, более того, не нужны даже просто люди. Тем, кто лишь высасывает из нашей земли всё до последней капли в пользу собственного кармана, нужны роботы. Конвейерные рабы. Желательно глупые и безграмотные, но поголовно имеющие телевизор с развлекательными каналами на любой вкус. Недаром один из самых «гуманных» законов при нынешней власти обязывает бесплатно транслировать для всех регионов страны как минимум шесть федеральных каналов с новостями, сериалами и всевозможными шоу. Всё остальное в этой стране давно уже было за деньги — рождение, ясли, садики, школы, институты. Даже служба в армии теперь была поставлена на самоокупаемость. Солдатикам на срочной службе приходилось строить дачи для чиновников, чтобы заработать себе на хлеб. Но телевидение — святое. Его трогать запрещалось. Ещё бы. Если люди не будут каждый день слушать о том, что они живут счастливо и что власть всё делает для стабильности этого счастья, то очень скоро они начнут пытаться думать! А этого допустить никак нельзя! Думающий человек опасен для рабовладельцев, ибо может в какой-то момент осознать, что он раб. И тогда одним Богам известно, что может прийти в голову думающему рабу!

Телевидение, новые и новые реформы в образовательной системе, уничтожающие ростки правильного восприятия информации в детях с самого раннего возраста, страшные тесты, вместо экзаменов, готовясь к сдаче которых нужно не искать знания, а заучить нужные ответы на вопросы. В итоге из школ выходят не среднестатистические заготовки, как было в Советском Союзе, а полные пустышки, не умеющие думать самостоятельно. Не читающие книги, не знающие даже элементарных основ математики, физики, химии. А астрономию, к примеру, в современных школах отменили вовсе, посчитав её вредной наукой. Собственно сама техногенная цивилизация, которой идёт почти весь мир, исключая затерявшиеся в сельве дикие племена последних «диких» индейцев и редкие племена в Африке, Азии и Океании, подразумевает отупение человека. Те, кто считают, что с появлением новых компьютеров или роботов, человечество прогрессирует, сильно ошибаются. Техногенная цивилизация не прогресс для человечества, а устойчивый регресс.

Человек становится слабее, глупее, никчёмнее в массе своей. Мы даже считать разучились — таблицу умножения сейчас знают единицы. У всех калькуляторы, компьютеры, на худой конец тетрадка с таблицей умножения на обложке. Но смысл развития цивилизации не в развитии калькуляторов, а в совершенствовании самого Человека! По крайней мере, именно так считали те, кто жил на Земле много тысяч лет назад. Поэтому они не создавали машины, заменяющие труд и развитие самого Человека, а развивали себя. Самосовершенствовались и всячески укрепляли свою связь с природой. То, что сейчас встречается в книжках и фильмах из разряда «фэнтези», и называется там магией — было для наших Предков обычным делом. Да, люди прошлого умели летать без всяких турбин, умели мгновенно перемещаться в пространстве без двигателей внутреннего сгорания, отравляющих воздух. Они не просто жили в гармонии с Природой, лаптем щи хлебая, как утверждают все современные лже-историки. Они гармонично использовали силы Природы. Не нарушая её целостность. Огонь, ветер, вода, притяжение планеты, разница температур в разных слоях Земли и воздуха — всё это было предметом изучения и давало возможности куда более широкие, чем машины, придуманные нынешней техногенной цивилизацией вопреки Природе, а не по её законам.

Мария убрала тарелки и спросила меня про планы на день. Как я уже сказал, главное было показать, что ты человек не праздношатающийся, а очень занятой. Я сразу вспомнил обо всех своих делах, что давно требовали моего вмешательства, но которые постоянно оставлял на потом. Перечислив несколько и поняв, что на сегодня вполне достаточно, я задал аналогичный вопрос. Мария, не смущаясь своего легкомыслия, сказала, что в её планах ждать меня здесь и приготовить к моему приходу что-нибудь вкусное и сытное. Такой ответ меня вполне устраивал, даже порадовал. Надеюсь, она не вегетарианка, подумал я, покосившись на миски с остатками салатов, хотя исключать такой возможности при её стройности и чистейшей коже не стоило. В конце концов, и мне не мешало сбросить пяток килограммов лишнего веса, тут же успокоил я сам себя. И, успокоившись, поблагодарил за завтрак и нежно обнял свою новую сожительницу. Ибо, как я понял, уходить от меня она не собиралась, что меня вполне устраивало.

Первым делом, я съездил в автосалон к знакомому армянину. Он был одним из первых людей, с кем свела меня судьба после переезда в Новороссийск. Знакомство получилось неожиданным. Гуляя по набережной, я стал свидетелем того, как кучка скинхедов готовилась избить этого толстого армянина, хотя на их фоне он смотрелся как кит, окружённый кильками. Я сам не люблю не русских и в душе самый отъявленный националист и расист, но правильное воспитание не позволило мне пройти мимо, видя, как куча подростков избивает одного. Я успел до начала процесса избиения подлететь к беснующимся подросткам и взять их лидера за руку, которую тот уже занёс для удара. Да, парень явно не был боксёром, иначе не стал бы оттягивать руку назад, как будто стреляет из лука. Я же, на правах мастера спорта по боксу, не переживал за возможное нападение на меня. Несмотря на возраст, такие сопляки мне были не соперники. Собственно, нападения не состоялось. Паренёк, поняв по тому, как я сжал его руку, что сила не на его стороне, пробурчал что-то типа «мы ещё встретимся» и увёл своих архаровцев в город. Армянин стал меня благодарить за спасение, он весь вспотел и постоянно вытирал шею уже насквозь мокрым платком. Мы прогулялись до конца набережной и расстались почти друзьями. Армянина звали не совсем типично для его национальности — Серёжей. Он объяснил, что папа у него был русским и имя давал он. Но сам он похож на маму — армянку и отца совсем не помнит, так как тот бросил семью почти сразу после его рождения. Так что из русского в нём только немного ген и имя. Воспитание же он получил от армянской бабушки и такого же дедушки, пока мама работала на двух работах, чтобы прокормить всё семейство. Теперь он владелец автосалона в центре города и друг всех главных людей в городе, как он назвал Мэра и руководителей различных ведомств. Благодаря Серёже (он не любил произношение «Сергей»), я менял уже третью машину. Первые две явно не выдержали суровых испытаний, которые я обеспечиваю своим четырёхколёсным друзьям в путешествиях. Одну я «убил» на мысе «Нос Канина», но там бы мало что смогло выжить. Это была специально оборудованная для долгого путешествия по льдам в 40–50 градусные морозы «Тойота». Благодаря прекрасной «зимней» сборке и тонкому тюнингу у специалистов, она не дала мне пропасть в снегах, но по возвращении в цивилизацию, буквально рассыпалась, не доехав всего десяти километров до нормальной дороги, ведущей в Мезень. Пришлось идти пешком, благо сильной пурги не было и следы вездеходов, оставленные охотниками, были видны. Позже, с помощью местных, привычных к подобным проблемам авантюристов вроде меня, машину доставили в город и даже пытались оживить. Но, после перечисления мастером нужных запчастей, я решил оставить ему авто и полететь назад самолётами. Хоть и с двумя пересадками, но зато надёжнее и дешевле. Тем более, что ребята в сервисе дали мне за оставшиеся пригодные запчасти небольшую сумму денег.

Вторая не прошла испытание в Сванетии. Мощный «Ниссан» иранской сборки, с радиатором в метр толщиной, способный выдержать жару любой пустыни, сказался таким тяжёлым на подъём, что не влез даже на первый ярус Ушбы, куда местные въезжают на стареньких «Нивах».

На этот раз я заказал Серёже старый проверенный дизельный «Ховер». Хоть он и китаец, но на таком я спускался и поднимался обратно из каньона Окаце, что под силу не многим машинам. «Ховер» был у меня в прежней жизни, ещё в Москве и частично в Старом Осколе. Но того я загнал, как и все мои машины. Правда не пристрелил, как загнанную лошадь, а вполне себе достойно продал, не дожидаясь пока машина придёт в полную негодность.

Ждать пришлось долго, но вот уже неделю назад Серёжа позвонил и сказал, что нашёл то, что я просил. Мужик сдал в его салон именно такой «Ховер» как я хотел, но пришлось его хорошенько подремонтировать, так как машина кипела при долгой езде. Оказалось, что прокладку ГБЦ на самом заводе прилепили на какой-то белый герметик, который при долгом нагреве начинал подтравливать. Неисправность устранили, сделав всё по уму, как сказал Серёжа «сделал как для себя!». Осталось лишь забрать машину и расплатиться с салоном. Но до планируемого отъезда на Алтай время ещё было, поэтому я не торопился забирать машину. Дурная привычка слушать сигнализацию, когда машина стоит под окном, подсказывала, что спать буду спокойнее, пока машина стоит в салоне. Однако, пункт «забрать машину из салона» пришёл на ум первым при ответе на вопрос Марии о планах на день, поэтому я позвонил Серёже из лифта и попросил выгнать лошадку на улицу, дабы опробовать и забрать её себе.

«Ховер» оказался в идеале. Серёжа, понимая, что подогнал мне машину-мечту, сиял от радости. Он искренне считал, что я тогда спас ему жизнь и пытался всеми возможными способами отблагодарить меня за то, чего я не делал. Хотя. Кто знает, чем бы всё закончилось, пройди я мимо.

Попив чаю с хозяином салона и его помощниками и дождавшись, пока машину ещё раз помоют после того, как я протестировал её на улице, где ещё остались лужи после ночного дождя, я засобирался домой. По дороге надо было ещё заехать в магазин, так как больших запасов съестного я в доме не держал, а теперь там появилась женщина. А женщины не любят пустые холодильники.

^{Мой китайский конь. Зато все китайские запчасти — родные.}

Глава 2

Будет неловко, когда инопланетяне нам скажут, как звёзды и галактики называются на самом деле.

Томик Блавацкой не остался незамеченным. Вернувшись, я застал Марию за чтением. Нехотя прервавшись и приветливо улыбнувшись, она пояснила:

— Очень занятно.

— Да, в молодости я проглотил почти все её книги, включая сокровенные, доступные лишь избранным. Не понимая даже значения многих слов в её книгах, я пожирал глубинную суть. И в тот момент мне казалось, что я познал всю суть Бытия. Но позже, с приходом жизненного опыта и с возникновением бытовых проблем, часть знаний навсегда потерялась в уголках сознания, а часть лишь иногда проявляется в случайных мыслях. Теперь вот решил освежить в памяти те впечатления детства и, может быть, понять чуть больше из того, что написано в самых известных её книгах.

— То есть «сокровенного» здесь нет?

— Конечно, нет. Это же просто из магазина книга. То, что может поменять человека, нынче в магазинах не продаётся. Я и этому-то томику удивился.

— А откуда ты в своё время взял те самые «сокровенные и недоступные для всех» книги?

— Это было давно и тогда всё было немного проще. Не было запрета. Просто мало что было в принципе. Но мне повезло с родственниками. Мой родной дядя был последователем, а точнее учеником одного ярого последователя Блавацкой. Он немного говорил со мной на темы Мироздания и его проявления в нас, людях. Мы не часто общались, и мне было совсем мало лет, когда наши пути разошлись. Но книги, что он мне оставил, я спрятал и сохранил до поры. Лет в пятнадцать я все их проглотил и на многое стал смотреть иначе. Не смотря на то, что многое дословно не понимал. Больше я их не перечитывал, а когда ушёл в армию книги исчезли. Никто не признался, но, думаю, что их выкинула моя матушка, посчитав вредными. Однако то, что сдвинулось, в хорошем смысле, в моём сознании, осталось со мной навсегда. Такие книги понимаешь не дословно, а на уровне внутреннего восприятия.

— А сейчас купил, чтобы всё-таки прочесть и понять ранее непонятое или для меня?

— Отчасти и для тебя. Хотел произвести впечатление.

Ещё один мой недостаток, появившийся у меня уже в зрелом возрасте — чтобы и как бы ни было, я всегда говорю правду. Жить стало проще в плане общения с людьми, но сложнее в плане сотрудничества с обществом. Хотя, с другой стороны, даже когда правда была неприятной или неуместной, многие люди предпочитали считать её моей шуткой. И неуместная правда сходила мне с рук.

— Ты произвёл. И не только книгой, — Мария улыбалась, намекая на то, что всё наше общение, включая его ночную физическую часть, ей понравилось.

Я благодарно кивнул головой, показав, что оценил комплимент. Понравиться женщине в первую ночь всегда считалось большим успехом и удавалось лишь самым искушённым ловеласам. В хорошем смысле этого слова. А такое искреннее признание женщины можно было провозгласить полной победой.

На обед Мария приготовила мой любимый харчо. Вроде бы между нами не было разговоров о вкусовых пристрастиях, но она попала в яблочко! Обожаю харчо. А ещё салат Оливье и лагман.

Кстати, не вегетарианка, — подумал я, когда она с удовольствием вгрызлась в кусок баранины из супа.

— Обожаю харчо, как ты догадалась?

— Даже не думала гадать, просто это единственный суп, который я умею готовить.

— Странно. Обычно как раз этот суп делают мужчины, а женщины предпочитают всякие там борщи, щи и прочие солянки.

— Так это замужние женщины. А я готовила всегда только для себя. То есть что хотела, то и готовила. Харчо мне с детства нравилось, его папа мой вкусно готовил. Пришлось научиться самой, когда осталась одна.

— Кстати, если это тебе неприятно, то не рассказывай, но почему ты живёшь одна? Где родители?

— Ничего трагического. Родители устали друг от друга и разъехались. Папа в родную Грузию, а мама осталась на Украине, в Киеве, где мы жили. Они познакомились ещё до развала СССР, но долго жили, не заводя детей. И вроде бы по их словам дружно жили. А когда решились на ребёнка, родилась я и всё им испортила. Мама сразу нашла у отца кучу недостатков и ежедневно его пилила. Папа стал выпивать каждый день и не спешил с работы домой, чтобы не слушать мамины нравоучения. Так долго продолжаться не могло. Однажды, после очередного скандала, отец собрал вещи и уехал в Грузию. Там у него родня, так что было куда уезжать. И тут началось самое противное. Мама начала ежедневно рассказывать мне — какой отец плохой. А я его всегда любила. Со мной он был добрым и никогда меня не обижал. Ни словом, ни делом. Мне надоело слушать мамины глупости, и я тоже ушла. Сначала переехала к двоюродной сестре, точнее в дом её родителей в Харькове. А после окончания института, получила от отца большую сумму денег за успешную защиту диплома, и переехала в Россию. Сюда в Новороссийск. Денег хватило на скромную однушку в старом спальном районе. Но там я только ночую, а все дни провожу у моря. Я люблю море. Здесь хорошо дышится и думается.

— И не скучно так долго быть совсем одной, особенно ночами?

— Не скучно. По ночам я иногда работаю, чтобы были деньги на еду.

— ?

— Я пишу картины. На заказ. В основном портреты, но иногда и что-то более интересное.

— О! Какая удача! Мне как раз нужен художник. Я пишу книги о своих путешествиях и исследованиях. И не всегда есть возможность сделать качественные фотографии. А без иллюстраций книга будет не полной. Напишешь мне на заказ пять-шесть картин?

— С удовольствием. Если смогу. Я не такая уж и опытная художница.

— Но, однако, имеешь заказы, значит востребована.

— Реклама. Многие люди обращаются, даже не зная, к кому. Просто прочитав рекламное объявление.

— И много таких? Есть постоянные заказчики?

— Была пара постоянных клиентов. Но оба оказались всего лишь неудачливыми ухажёрами. Один мне просто проходу не давал. Ездил за мной везде на своём «BMW».

— Слышал я эту историю.

— Вот как? И что об этом говорят?

— Говорят, что забрали его в полицию прямо с набережной.

— О, это мелочи. Он пару раз мне под окнами серенады пел в сопровождении оркестра. Так его и оттуда забирали. Я ему картины рисовать отказалась, когда он приставать начал. А он вцепился как клещ, замуж звал.

— Что не пошла?

— Так там образование от Эдиты Пьехи до иди ты… куда подальше. О чём мне с ним разговаривать всю жизнь? Обсуждать его машины или друзей-сослуживцев из ГИБДД?

— Так он ещё и профессиональный вор?

— Метко подмечено. Главное, все понимают, что главные воры в стране носят погоны, но по телевизору все с упоением слушают новости про борьбу с преступностью. Пересажали бы эти полицаи сами себя, и в стране воров почти не осталось бы.

— Ладно, проехали. Давай о тебе. Ты какого года рождения?

— Нескромный вопрос, но после всего, что между нами было, допустимый. Мне 27 лет, скоро будет 28. В октябре, 23-го. Год рождения 1996. А что?

— Просто считаю, сколько лет твои родители жили для себя. Не так уж и долго. Я думал тебе не больше 25-ти.

— Спасибо за комплимент.

— Никаких комплиментов. Я действительно так думал. У меня большой опыт общения с молодёжью, я хорошо представляю, как в каком возрасте выглядят девушки. Долгое время работал учителем физкультуры в ВУЗе.

— Ты, учитель физкультуры? — Мария засмеялась впервые за всё время нашего общения. Смех был прекрасным и очень заразительным, я невольно заулыбался.

— Да, а что, не похож?

— Нет. Скорее ты похож на бандита из 90-х прошлого столетия, только на пенсии.

— Ну, а кто говорит, что это не так. Я много кем был. И в КГБ служил и бандитом был и депутатом был. Спортом занимался с детства. Успел и различным бизнесом позаниматься и учителем и тренером поработать. Причём, сразу по двум видам спорта — боксу и стрельбе из лука. Какое-то время даже чиновником был — возглавлял спорткомитет района «Фили-Давыдково» в Москве.

— И когда всё успел? Сколько же тебе лет? Хотя, не подумай, мне всё равно. Я вижу, что не мало. Но это не имеет значения для меня.

— Мне кажется или ты перепутала меня с барышней, скрывающей свой возраст? — настала моя очередь улыбаться. Я своим возрастом не то, чтобы горжусь, но уж точно его не стесняюсь. Мне 56, через четыре дня после твоего дня рождения стукнет 57. Так что я ровно вдвое старше тебя.

— Небольшая разница. Всего-то в два раза.

— Нормальная. Я бы сказал идеальная, но большинство людей со мной поспорят.

— Но не я.

Её слова показались мне искренними и показывающими всю глубину её чувств ко мне. Я не смог удержаться и нежно поцеловал её. Благо трапезу за время беседы мы уже успели закончить.

Вечером нам предстояло впервые показаться на публике вместе. Кое-кто, наверное, видел нас вечером вчерашнего дня, но теперь мы отправлялись на прогулку вдвоём и планировали после неё так же вдвоём вернуться домой. К нам домой. Я уже отвык от семейной жизни, да и не думал, что когда-нибудь перестану жить в одиночестве. А Мария и не пробовала никогда. Так что, готовились мы к первой совместной прогулке, сильно волнуясь.

То ли от нервов, а может быть, чтобы напротив, сбросить напряжение, висевшее в комнате, я постоянно травил анекдоты. Благо знал я их миллионы. Мария старалась улыбаться после каждого, хотя видно было, что гораздо больше её занимают круги под глазами после бессонной ночи и отсутствие утюга в моей холостяцкой квартире.

— Ну как можно не иметь дома утюга! — возмущалась она с улыбкой.

— Завтра куплю.

— А до этого ты к соседке ходил гладить рубашки?

— Я погладил их, когда переехал сюда и раскладывал вещи по шкафам и с тех пор не брал. А утюг сгорел. Рубашку надел впервые за три года, специально для тебя. А так ходил в майках и футболках, их гладить не обязательно.

— То есть как это, не обязательно?

— Ну, вот так. Они на мне разглаживаются. Я всегда покупаю майки на размер меньше, чтобы обтягивали.

— Выпендриваешься мускулами?

— А почему нет, если есть чем выпендриваться? В мои годы мало кто сохраняет упругое тело.

— Это, конечно, плюс. Но гладить футболки тоже нужно. На животе они у тебя висят и видно, что не глаженные.

— Девушки больше смотрят на плечи и руки, а там всё нормально. Да и то, что живот не обтягивается футболкой, тоже плюс. Значит не толстый. Хуже, если бы и там гладить не надо было бы.

— Гладить всё равно нужно!

— Не ворчи, сказал же, завтра всё будет.

— Я не ворчу. Просто хотелось бы подгладить рукава у платья, помялись немного.

Дома Мария ходила в моём халате, заботливо выданном ей ещё вчера вечером перед походом в душ. Но на улицу, как ни крути, надо идти в своём, а рукава действительно немного помялись.

— Давай пойдем, когда стемнеет, тогда будет всё равно, — предложил я.

— Нет. Я уже давно хочу к морю! Не могу больше находиться в стенах.

— Тебе плохо у меня в доме?

— Перестань! Мне тут хорошо. Очень хорошо и уютно. Правда. Просто я очень люблю море и скучаю по нему.

— Тогда надевай свою шляпу и пошли. Скажу по секрету, на твои рукава никто из мужчин не смотрит.

— А на что вы, мужчины, смотрите?

— В твоём случае на всю фигуру целиком. На твои грациозные движения. Ты идёшь походкой крадущейся пантеры. Очень красиво и привлекает взгляд. На частности уже не смотришь. Я вот наблюдал за тобой долгое время, но даже лица твоего до момента знакомства не видел. Да и не особо хотел. Хватало твоей грации, чтобы почти влюбится.

— Частности я стараюсь не показывать прохожим. Не люблю приставания и заигрывания.

— Кстати, так и не спросил ещё. Почему же ты решилась на общение со мной?

— Твой жест. Он не оставил мне выбора. Ты так уверенно показал в сторону парапета, что не послушаться и пройти мимо, было невозможно. Нужно было повиноваться. Не знаю, почему так. Но я почувствовала, что должна тебя слушаться.

— Это сказалась разница в возрасте, — улыбнулся я.

— Не думаю. Скорее твой взгляд. Он поразил меня самоуверенностью человека, знающего всё наперёд.

— На самом деле это был экспромт. Я хотел познакомиться, но не знал, как всё произойдёт. А когда встретился с тобой взглядом — онемел и не знал, что сказать. Но и позволить тебе уйти я не мог. Вот и показал в сторону моря, как бы предлагая побеседовать на фоне заката, а сам лихорадочно думал, с чего же начать беседу.

— Да? А с виду было впечатление, что строгий учитель сейчас будет отчитывать студентку за прогулы.

— Любишь ролевые игры?

— Фу, пошляк!

— Это плохо?

— Не думаю. Наверное, нет. Просто сейчас не время. Вернёмся к этой теме после прогулки.

Сразу же на выходе из подъезда, мы удостоились, чуть ли ни аплодисментов от пожилых дам, сидящих на лавочках у дома. По крайней мере, цоканье языков нам в след было слышно почти на всём пути до широкой набережной. Вечер был безветренный и тёплый, народу на набережной было не много, но, в тоже время, для Новороссийска совсем не мало. Новороссийск отличается от остальных курортных городов черноморского побережья тем, что здесь нет толпы праздношатающихся отдыхающих. Нет суетливых местных дельцов, сдающих квартиры десяткам приезжих семейных и не очень семейных пар одновременно. Ну, почти нет. По крайней мере, в глаза они не бросаются. Спокойный рабочий город. С огромным портом и большим количеством предприятий. В таком городе нет проблем с работой и людям не нужно сдавать свои квадратные метры, чтобы выжить в суровых реалиях современного государства. Может быть, именно по этой причине, население Новороссийска считается самым дружелюбным. Что отражено во всех путеводителях по курортам черноморского побережья. Разве что раздражали частые патрули полиции, но это давно уже стало визитной карточкой всей России. Новороссийск не был исключением. Во всех городах часто проводились облавы на людей. Сейчас они совершались, наверное, по привычке или по каким-то полицейским распорядкам. А вот лет пять-шесть тому назад это была почти что война. Война власти и их прислужников — полицаев против народа. К сожалению, тогда ещё вся полиция работала сообща и, учитывая численность состава и степень вооружённости, она победила народ. Точнее тех немногих из народа, кто осмелился протестовать против произвола власти. Началось всё с мирных митингов и протестов, которые, не смотря на то, что сама власть согласовала их проведение, разгоняли. Где-то мягко и силами своих местных сотрудников, а в наиболее пылающих недовольствами Москве и Питере при помощи приезжих полицаев из глубинки и весьма жёстко. Потом многие люди, в качестве протеста, перестали платить налоги и штрафы. За квартиры платили только по счётчикам электроэнергии и иногда за воду и отопление. А всевозможные поборы типа капитального ремонта и вывоза мусора не платили вовсе. Полиция стала ходить по квартирам и пугать выселением без суда и следствия, только по жалобе ЖКХ. Нужные постановления тут же были разработаны и единогласно приняты. Однако по всей России прокатилась волна убийств полицейских прямо в тех квартирах, куда они приходили выселять семьи. Люди не пускали в свой дом даже страшный и ужасный ОМОН и применяли оружие. Кто охотничье, кто кухонные ножи, а кто и трофейное, привезённые с чеченских, украинских и сирийских военных компаний или дедами и прадедами ещё с Великой отечественной войны. Таких вояк либо расстреливали, беря квартиру приступом всеми силами местной и приезжей полиции. Либо сажали, если удалось взять без боя. Второй вариант нравился власти больше, потери при взятиях квартир приступом были не маленькие. В целом по стране они считались сотнями. А тех полицаев, что желали бы погибать, воюя с собственным народом, становилось всё меньше. Их, конечно, набирали постоянно, давая всяческие льготы, обещая огромные зарплаты и богатую пенсию в сорок, а потом и в тридцать пять лет. Но шли туда работать только моральные уроды, которые сами по себе не рождаются. Инкубатора пока не придумали для выведения таковых. Хотя, думаю, пытались. У нормальных же родителей родятся нормальные — здоровые во всех отношениях дети. И никто из них, нормальных родителей, не воспитывал своих детей будущими полицаями. Никакие льготы и ранние пенсии, не заменяли людям негатив по отношению к силовикам, воюющим против своего народа. Полицаями, как правило, становились дети, рождённые пьяницами или ворами, которым нужны были «крышующие» их родственники в органах власти. Ну, или самими полицаями. Так сказать, гнилая наследственность.

Так вот. Понимая, что штурмуя квартиры несговорчивых неплательщиков, полиция потеряет много своих боевых единиц, они изобрели эти уличные облавы. Посреди улицы вставало с десяток полицейских машин, включая большой автобус. По команде из них вываливалось около полусотни полицейских, и они перегораживали пешеходные участки тротуаров. Создавался узкий коридор, рассчитанный в ширину на проход одного человека, и люди вынуждены были проходить полный досмотр по одному. Главной целью было выявление тех самых неплательщиков налогов, штрафов и квартплат, поэтому каждого сверяли с компьютерной базой данных. Если находился таковой, то его тут же сажали, в сопровождении двух-трёх полицаев, в автобус. Когда проверка заканчивалась, всех задержанных везли в ближайшее отделение полиции. Многие оттуда уже не возвращались никогда. С тех пор проверки периодически проводились на улицах, но, с учётом того, что самых рьяных противников режима уже уничтожили, проверки носили скорее предупредительный характер. Дескать, не забывайте платить налоги, штрафы и всё, что на вас наложила власть. А то будет хуже!

Сегодня на набережной было в этом смысле спокойно. Патрули полицейских, как правило, состояли из местных жителей, которые особо не лютовали даже в самые зверские года. Им-то предстояло тут и дальше жить. Они не имели совести и чести, но имели достаточно мозгов, чтобы понять — соседи не простят. Да и помощи ОМОНа и Росгвардии теперь ожидать не приходилось. Обе этих структуры давно вышли из государственной системы и подчинялись только своему личному руководству. Росгвардия охраняла олигархов и получала за это большие средства на существование. У них было лучшее оружие, современнейшие средства связи и информации, включая собственные спутники и оружие массового поражения. ОМОН же занимался «крышиванием» бизнеса средней руки, а в основном грабил приезжих коммерсантов, за что был относительно любим местными жителями. В Москве они прижали кавказские и азиатские группировки так, что на рынках опять появились редкие бабушки с валенками и лаптями, продающие свои изделия, чтобы не умереть с голоду. Про этих бабушек даже было несколько передач на центральных каналах телевидения. Возможно, как и всё подобное на телевидении, всё было постановочным, но кто знает. В общем, обычная полиция осталась без серьёзной поддержки, так что старалась особо не усердствовать. Хотя народ и стал практически немым и послушным, мало ли что. В интернете-то до сих пор гуляют всякие недовольные статейки, то и дело появляются протестные настроения. А жить спокойно хотят все, особенно те, у кого холодильник набит деликатесами и скоро пенсия в тридцать пять лет.

Редкие пары, неторопливо прогуливающиеся по набережной, всегда приветствовали друг друга, невзирая на степень знакомства или его полное отсутствие. Марию узнавали, но в качестве одинокой неприступной дивы. Теперь же, когда рядом с ней был кавалер, моя персона приковывала большую часть взглядов. До сего момента, сколько я не шатался по набережной, меня мало кто замечал. Обычный дядька с бородой. А тут кавалер той самой «сумасшедшей» красотки, что бродит в одиночестве часами по набережной.

Я старался лишь вежливо кивать проходящим мимо парочкам и старательно делал вид, что не замечаю разглядывание моего лица и прочих частей тела. Благо, на мне был строгий костюм, а не привычная майка, так что изучать можно было лишь искусство итальянских портных, а не дёргающиеся от сверлящих взглядов мускулы. Тем не менее, уже на третьем кругу нашего хождения туда-сюда по набережной, столь пристальные взгляды стали надоедать. Из-за них мы с Марией никак не могли сосредоточиться на беседе. Любая тема тонула после двух-трёх фраз в океане любопытных взглядов прохожих. Они отвлекали от дум, не давали размышлять ни о чём, кроме самых бестолковых на планете Земля мыслей: «как я выгляжу?» и «кто что обо мне думает?». То чувство, что ты лежишь на стёклышке, а тебя рассматривают в микроскоп товарищи учёные, явно начинало бесить и не сулило «товарищам учёным» ничего хорошего. Почти поравнявшись с очередной гуляющей парочкой, на этот раз с кружащимися вокруг них детьми лет 3-х (двойняшки: мальчик и девочка), я заметил боковым зрением, что отец семейства не просто косит в мою сторону, а остановился и смотрит в упор как на диво дивное. Разве что бинокля у него с собой не было, а так бы разглядывал каждую морщинку прямо сквозь костюм. Это было последней каплей, и я вспыхнул, как сухой лес от неосторожного костра.

— Что уставился? На мне узоров нет, и цветы не растут! — заговорил я почему-то словами героя фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Счастливый отец двойняшек расплылся в улыбке, и мой гнев мгновенно сменился неподдельной радостью.

— Лёшка?! Ты?!

— Я-то Лёшка, — мы со старинным другом уже держали друг друга в крепких объятиях, — а ты у нас кто теперь? Все свои аккаунты в социальных сетях удалил, ю-туб канал забросил, друзьям не звонишь, не пишешь. Даже жёны не в курсе — где ты. Ой, пардон, — Лёшка покосился на Марию, но та безразлично отвернулась. Зная твою манию менять имена, могу предположить, что ты теперь какой-нибудь Пафнутий или Леголас. Или что там нынче модно?

— Нашёл модника. Я всё ещё Ратислав. Так что «хи-хи» не удалось. А это Мария, — я указал на свою даму с подчёркнутой вежливостью, призывая Марию обернуться к нам, и одновременно показывая старинному другу, что это не просто очередная спутница на неделю, а нечто серьёзное.

— Ну, да. Мария, это хорошо.

— Ты смотрю тоже не один?

— Знакомься, моя жена Валентина и наши дети Иван и Мария. При полном совпадении имён, не обольщайся, не в вашу честь, — обвёл он взглядом нас с Марией.

— И не думал обольщаться. Рад за тебя. Какими судьбами в Новороссийске?

— Приехали погулять на выходные. Сняли квартиру на ночь в центре города. Дети давно хотели посмотреть корабли и ночную Цемесскую бухту.

— Прямо дети хотели? Прямо давно. Сколько им? По три года?

— Почти по четыре. Ну, три с половиной. Да, мы с Валентиной и сами не прочь были погулять здесь. Красивую набережную сделали, да и народу не много. Приятно провести здесь начало романтического вечера.

— Это да. А сам всё ещё в Москве?

— Нет, из Москвы я бы за кораблями в такую даль не поехал бы на одну ночь. Я тоже уехал из златоглавой. Переехал поближе к лечебницам грязевым. Ты же помнишь мои проблемы с кожей? Ну, так вот, один хороший человек и по совместительству доктор, мне сказал — все твои проблемы ерунда. Отдых, спокойствие и грязевые ванны. Будет кожа как у младенца. Решил забить на всё, тем более бывшая жена от меня окончательно ушла и сына с собой забрала. Поехал на пару недель полечиться, да так тут и остался. Продал свою квартиру в Одинцово, купил домик в Тамани и абсолютно счастлив. Наверное, впервые за всю свою жизнь.

— Ага. Значит хороший добрый доктор подсказал? А то, что я тебе говорил то же самое и про грязи и про нервы и про отдых, лет 20-ть тому назад?

— Ну, ты не врач. Это ты девочкам своим рассказывай про то, что ты Верховный шаман всея Руси, а я верю только дипломам, причём исключительно красным! Если бы я верил всяким там шаманам…

— Давно здоровым был бы, — закончил я правильно неправильную мысль друга.

— Не помню, чтобы ты мне говорил о грязевых ваннах, но спорить не буду.

— Может ко мне? Посидим, поболтаем в спокойной обстановке?

— Не сейчас, и ты не один и я при деле. А поболтать лучше тет-а-тет. Ты, судя по твоей фразе: «может ко мне», теперь местный, новороссийский?

— Да, живу совсем рядом, вон мой дом.

— Ну, значит, созвонимся, записывай номер и давай свой. Мы теперь почти соседи. На машине полчаса езды. Ты же летаешь как раньше, сто шестьдесят с плюсом?

— Нет, стал степеннее. Ещё в Осколе приучился возить детей не торопясь. Знаешь ли, когда у тебя в машине пятеро сыновей — не до гонок.

Лёшка оглянулся на Марию, подразумевая мой длинный язык. Я тоже. Та смотрела на море и даже не обернулась. Самообладание, — подумал я, но понял, что ночь разборок мне гарантирована. Слишком много карт неожиданно вскрыто за считанные минуты. Не объясниться — поставить отношения на грань разрыва. А этого бы не хотелось. Я только стал приятно погружаться в них.

Обменявшись адресами и телефонами, тепло попрощавшись друг с другом, мы со старинным другом Лёшкой отправились в разные стороны набережной делать одно и то же — объясняться со своими половинками. Или спутницами. В общем, со своими дамами. Не знаю, что там наговорил Лёшка про меня и мои похождения в пору нашей бурной молодости, но ему было проще. Его косяков выявлено в ходе разговора не было. А вот мне предстояло рассказывать о себе, а не о нём. И многое, что нужно было рассказать, Марии явно не понравится. Моя жизнь в чёрством исполнении любого человека, её не прожившего, могла бы показаться недостойной. А в моём исполнении она ещё не звучала. Но теперь придётся это упущение восполнить. Понимая это, я ждал вопросов, но Мария шла молча.

— Если желаешь, отвечу на любые твои вопросы, — начал я первым, чтобы снять напряжённость. Даже на самые сложные вопросы, — на всякий случай последовало уточнение.

Но, получилось ровным счётом наоборот. Мария пробурчала что-то вроде «не сейчас», глядя в сторону моря и даже не думая наградить взглядом меня. Напряжение только возросло. По крайней мере, я только и думал, как бы скорее поднести спичку и пусть лучше вспыхнет и погаснет, чем вот так вот, ждать, в бензиновых парах искры.

Прогулка так и прошла в обоюдном молчании. Вкрапления типа приветствий с прохожими или периодическими «а пойдём туда» или «посмотри сюда» — не в счёт. Если честно, то я был уверен, что и ко мне Мария не поднимется, а сославшись на усталость или какие-нибудь вымышленные дела, поторопится домой, даже не дав её проводить. Но, нет. В итоге, через полтора часа после прощания с семейством моего друга, мы, как ни в чём не бывало, поднялись в мою холостяцкую (или уже нет?) конуру.

Даже не касаясь друг друга, мы переоделись в домашнее, поочерёдно сходили в ванную комнату и уселись на кресла-груши. Я люблю этот вариант сидений и других в доме не держу. Разве что пара табуреток на кухне, по древней семейной традиции. В мягких креслах-мешках тело принимает ту позу, которую хочет и отдыхает наилучшим образом. Вот и сейчас я почти что лёг, расслабился и уставился в окно, как будто в телевизор.

Мария грациозно опустилась в соседнюю грушу и с неожиданной мягкой улыбкой сказала:

— А вот теперь я тебя слушаю.

— С чего начать?

— Ну, давай с самого интересного? Например, что означает фраза твоего друга про имена своих детей «Иван и Мария» и почему это прямо как мы с тобой?

— Ну, это, пожалуй, самое простое. По паспорту я Иван. Так родители назвали. А имя Ратислав ношу уже более 20 лет. Это моё имя. Нарекли так Волхвы, помнишь, я говорил про обряд имянаречения? Ну, как в христианстве при крещении, дают имя святого, если своё «не соответствует» библейским именам, — пояснил я, видя вопросительный взгляд Марии. У наших Предков был такой обряд — имянаречение. Никогда не замечала, что в древних сказках и былинах, все мудрецы имеют имена вроде Велимудр, Добромысл, а все доблестные воины Ратиборы, да Мечеславы? Это не фантазии автора. Это результаты обряда имянаречения. Ибо Волхвы давали имена, соответствующие предназначению человека. Давали их в юношестве, лет в 13–14, когда это самое предназначение уже было понятно. И имена давали соответствующие.

— А ты, Ратислав — значит воин?

— Когда-то я был им. Теперь на пенсии, — с улыбкой ответил я.

— Хорошо. Понятно. Видимо твой друг знавал тебя ещё Иваном, если сказал про твою тягу к переменам имён?

— Именно так. Он до сих пор кличет меня Иваном, не принимает душа его таких перемен. Он считает, что таким образом я предаю своих родителей, которые дали мне такое имя, которые считали правильным.

— Ну, что-то есть в этом. Не считаешь?

— Считаю. Но моё имя — Ратислав.

— Проехали. Давай дальше. Про «всех жён», которые не в курсе, если можно. Очень интересно. Опять Волхвы виноваты?

— Можно, конечно. Волхвы тут не причём. Мой косяк. Не поверишь, но я уже был женат!

— Да ты что? Я думала, что пока бандитствовал, занимался спортом, бизнесом, политикой и ещё Бог знает чем, времени на личную жизнь не хватило.

— Напротив. Личная жизнь бурлила ещё сильнее, чем общественная. Поэтому не только женился, но и разводился с завидной периодичностью.

— И много раз?

— Официальных браков всего было пять.

— Боюсь спросить, сколько вместе с гражданскими.

— Да кто их считал.

— Ходок!

— Нет, я человек серьёзный, но слишком романтичный. Влюбляюсь легко и сильно. И надолго. Минимум на три дня!

— Значит, у меня ещё есть время? По крайней мере, дня два?

— А я уже влюбился?

— Надеюсь да. Или нет?

— Влюбился, влюбился. Но у тебя времени чуть больше, чем два дня. С годами я стал сентиментальнее и ценю отношения. С двумя последними жёнами жил подолгу и до сих пор скучаю по обеим.

— Смешно.

— Что именно?

— Фразы про двух последних жён и про то, что скучаешь по обеим. Такое и в кино не услышишь.

— Кино редко бывает сложным. Людям нравится простота, чтобы не чувствовать себя дураками, не понимая происходящее на экране.

— Это да. Но тебе не кажется, что в твоей жизни всё через чур сложно?

— Не кажется. Со стороны, конечно, виднее, но сам я себя и все свои поступки, понимаю. Ибо прожил их. Пережил, точнее говоря.

Всё, что касалось жен, спрашивалось Марией с поддельным юмором, и оттого мне отвечалось ещё сложнее, чем при абсолютно серьёзном разговоре. Мне хотелось прекратить эту беседу, как всё, что могло вбить клин в наши зарождающиеся отношения с Марией. Поэтому её последний вопрос на тему имён моих официальных жён, остался без ответа, так как застал меня уже сидящим на кресле-мешке Марии. А попытка повторить вопрос и вовсе утонула в поцелуе. Разговор был отложен до утра, а может и до никогда. Ведь ясно было одно — нам хорошо вместе, а значит, ничего не имеет значения, кроме самих нас.

На следующее утро я снова проснулся с первыми лучами Солнца и убежал из дома, пока Мария ещё не проснулась. Залез под капот своей новой машины, проверил все жидкости, завёл, послушал ровный ритм движка и, успокоившись окончательно на счёт своего приобретения, заглушил машину и поставил на сигнализацию. Прошёлся по берегу моря, но не по набережной, а по камушкам у самой воды. Волны были не сильные, но доставали до камней, на которых я любил стоять, встречая рассветы и закаты.

Поэтому я, не желая на этот раз мочить ноги, остался стоять за чертой мокрых следов от волн, и с наслаждением вдыхал морской воздух. По утрам море было чистое, а на берегу в этих местах сорить было некому. Так что воздух был только морским, без примесей жизнедеятельности человека. Не хватало добавить к ароматам немного хвои, как в Геленджике. В Новороссийске тоже есть такие места, но чуть дальше. Сочетание морского и хвойного запахов я находил великолепным, но до хвойного леса надо было пройти ещё пяток километров по берегу, а дома ждала Она. Вчера мы вновь заснули только под утро, но я уже успел соскучиться. Надо найти, чем оправдать своё отсутствие этим утром в кровати, и обязательно заскочить в круглосуточный магазин за съестным. Благо он был ближе, чем хвойный лес.

Затоварившись круасанами и свежими овощами, я вернулся в квартиру. Кровать была ещё не заправлена, но Марии в ней не было. Звук включённого душа подсказал, где её можно найти, но дверь в ванную комнату была закрыта изнутри. Пришлось самому нарезать салат из свежекупленных овощей. На свой страх и риск заправил его майонезом, хотя сам предпочитал хорошее оливковое масло. На стадии перемешивания овощей меня и застала Мария. На этот раз моему халату она предпочла футболку, которая смотрелась на её влажном теле гораздо привлекательнее, чем на мне.

— О, ты уже приготовил завтрак? Я не ждала тебя так рано, думала опять приедешь к обеду.

— Сегодня дел никаких не планировал, хотел побыть с тобой.

— Так зачем убежал ни свет, ни заря?

— За продуктами. Вон они, кстати, — показал я на заправленный майонезом салат.

— Спасибо, но не заправляй больше майонезом. Это вредно для фигуры, да и для здоровья.

— Учту. Извини.

— Не за что извиняться, на самом деле мне очень приятно, просто я тоже хочу произвести впечатление не самой глупой барышни.

— Уже произвела. Ещё позавчера.

— Льстец!

— Ничего кроме правды, как под присягой.

— Часто ты говоришь правду?

— Всегда. В этом один из моих главных смыслов существования. Если я не могу сказать правду, то молчу. Но врать с определённого времени перестал совсем.

— Давно?

— Как принял для себя родную Веру Предков.

— А до этого в церкви или мечети ходил?

— Ходил. В церкви, конечно. Но лучше от этого не стал. Напротив, в 90-е считал, что все грехи смываются с меня кучей дорогих золотых побрякушек из церковной лавки и ежедневными свечками, которые я даже ставить сам не утруждался, а поручал бойцам.

— Мдя. Хорошо, что я не знала тебя таким. Близко бы не подошла.

— Ага, тогда многие так говорили, уже лёжа со мной в кровати.

— Расскажешь про своих жён?

— А что ты хочешь про них знать?

— Наверное, почему ты их всех бросил.

— Почему сразу «я бросил». Может это меня бросали?

— Ну да, кто же сам от такого самца уйдёт?

— Ты опустилась до комплиментов?

— Не переводи стрелки. Отвечай. Почему уходил от жён?

— Да по-разному. Первая сама ушла, но я реально был ужасным мужем и изменял ей направо и налево. Причём ещё и рассказывал, чуть ли не в подробностях, о своих похождениях.

— Убила бы.

— Да, сам не понимаю, как она терпела меня. Друзья называли её «японская жена» за терпение.

— Дальше.

— Со второй особой семьи и не было. Она забеременела от меня ещё когда я был женат на первой, а за пару месяцев до родов, мы с ней расписались. Но почти тут же развелись. Собственно отцовских чувств тогда я толком и не испытал, 90-е были в разгаре, надо было ковать, пока горячо и было не до семьи и сантиментов. С дочкой познакомились по настоящему, когда её было уже 15 лет. После встречались, пока я жил в Москве. Была у меня в гостях несколько раз. Потом редко общались в интернете, пока я и оттуда не сбежал.

— А от первой жены дети есть?

— Да, тоже дочка. Но той всю жизнь внушали — какой у неё плохой отец, поэтому в сознательном возрасте знакомится со мной она не пожелала. Хотя я и пытался, через её мать, встретиться с ней.

— Продолжаем знакомство. Что с третьей?

— О, это был очень отдельный случай. Не хочу посвящать тебя в подробности, но это было ужасное время для меня. И тут разрыв был обоюдный. Мы оба гуляли друг от друга и расстались без скандалов, но с кучей взаимных упрёков.

— В общем, было весело?

— До сих пор смеюсь.

— Дети?

— Сын Игорь. Первый. И долгое время единственный и очень любимый.

— Не запутаться бы в твоих жёнах и детях.

— Мама моя также говорит.

— Что дальше, четвёртая кого родила?

— Никого. Но была, пожалуй, самой любимой и желанной. У неё уже были две дочки от первого брака, которых я официально удочерил. Теперь и навсегда это мои дочки, и я не отделяю их от кровных. С младшей Викторией мы очень хорошо общаемся, а вот старшая Вероника меня так и не простила. Она характером в маму — у неё есть только чёрное и белое, промежуточных серых вариантов нет. Маму бросил — значит, я плохой. И всё остальное не важно.

— А почему же ты бросил, если так любил, что и сейчас глаза увлажнились?

— Да? Заметно? Это долгий разговор и, пожалуй, я к нему не готов сейчас. Ничего, если пропустим это место? Обещаю, как-нибудь в более подходящее время, расскажу.

— Хорошо. Что с пятой?

— Тоже очень отдельная история. Знакомство с ней не предвещало бурного романа. То есть никакого романа вовсе, ибо мы друг другу очень не понравились. Мне не понравилась её внешность, которую я в уме назвал «наркоманской». А ей моя московская заносчивость, которая выражалась в «понтах», которые я сам не замечал. Однако именно эта женщина стала главной в моей жизни, родив мне пятерых сыновей.

— Ничего себе!!! За какой период времени?

— Ну, строго говоря, Егор появился у неё до нашей совместной жизни, но он тоже мой. А со второго по пятого она уложилась в 5 лет. В 2014 родила Яромира — моего любимчика и самого долгожданного и желанного ребёнка на свете. А в 2019-м Ратислава. Моего тёзку. Так получилось, что он сразу и заменил меня в её жизни. Между ними были двойняшки: Светослав и Святогор. Очень разные и оба просто чудесные ребята.

— Как можно бросить женщину, родившую тебе пятерых детей? Да ещё и сыновей, ведь для вас, мужиков, сыновья — самое важное в жизни.

— Я не бросал её. Правильнее сказать, что наши отношения просто умерли. Их не осталось. Причин — море. Но все они — следствие наших характеров. Мы слишком похожи. Оба имеем ярко выраженные мужские характеры.

— В чём это выражалось?

— Прежде всего, в отношении к своим желаниям, стремлениям, своему Пути в жизни. Мы слишком одинаково ко всему относились.

— Но почему же тогда вы расстались? Схожесть интересов — это ведь здорово?

— Схожесть интересов — да. Но схожесть характеров — нет. Наверное, потому и расстались, что оба в душе — мужчины. А мне нужна было Женщина. Характер мужчины не даёт женщине быть собственно женщиной. Ведь, прежде всего, женщина — это самоотречение. Это жертвование собственной жизнью ради своего мужчины. Это помощь мужчине в исполнении его жизненного пути, но не свой собственный путь. А моя жена Ирина не способна на такое, она сама внутри — мужчина. Со своим личным эго, никак не связанным с женским предназначением «служить» мужчине.

— Да, проблема. Но ведь она вполне решаема? Достаточно было идти рука об руку каждый со своими проблемами, но помогая друг другу. Разве не так?

— Не так. То есть так, но не во всём. Большая часть отношений мужчины и женщины — это секс. Любой Фрейд подтвердит. А тут и была, пожалуй, главная засада. Женщина мудрая, не смотря на свои мигрени и прочие проблемы, не оставит своего мужчину на голодном пайке дольше трёх дней. Ибо понимает, что, не получив что-то дома, мужчина найдёт это на стороне. А по-житейски мудрой женщине такое не нужно. Моя же настолько была сама мужчиной, что жила по принципу — не хочу, значит — нет. И плевать на Фрейда.

— И ты нашёл утеху на стороне?

— Нет. Не нашёл, да и не искал. Просто не мог больше терпеть. Когда её нет рядом — проще обходится, нет раздражителя. Можно подумать о более важных вещах.

— Итак, все проблемы из-за секса?

— Нет, конечно. Проблем было много и главная из них — я. Так что теперь живу один как бедуин, который всю жизнь размышляет о смысле жизни и варит кофе. Кофе я не пью, поэтому ограничиваюсь поиском смысла своего существования, устройством Мироздания и прочими проблемами вселенского масштаба.

— Но бедуин не живёт один. За него все дела делает его жена или жёны.

— Ну, до такого я пока ещё не дошёл. Или не нашёл такую дуру. Зато в остальном вполне соответствую. По крайней мере, для познания мира времени и сил стало хватать.

— Не слабо. И как, получается решить бином Ньютона в уме?

— Легко. Только с ответом не сходится.

— Ну, это нормально. Возможно в учебнике опечатка.

— Да, тоже этим себя успокаиваю. Но есть одно «но». Ответ даже в учебнике всегда разный. А у в моих решениях и вовсе с вариантами от минус до плюс бесконечности.

— Это, всего лишь, говорит о богатстве твоего воображения.

— Хорошо, если так. Я считал, что это говорит о глубине моих заблуждений.

— Тоже вариант. Так что же, с женой отношения закончились и даже дети не остановили? Всё-таки, повторюсь, сыновья для мужчины самое главное в жизни.

— Долгое время останавливали. Очень долгое. Но за время последней беременности жены, устал от отношений не только я, но и она. Так что разрыв не мог не случиться. Да, я ужасно боялся оставлять детей без своего отеческого воспитания. Да, мне дико хочется быть рядом с ними. Да я плачу ночами, за исключением последних двух, проведённых в твоих объятиях. Да, я всё бы отдал, чтобы жить со своими сыновьями здесь или в любом другом месте. Но я прекрасно понимаю, что мать им нужнее. По крайней мере, пока они маленькие. И я не могу и не хочу отнимать у детей мать. Для этого я слишком сильно их люблю. И уважаю её. Поэтому я здесь, а они там. И, уверен, так лучше для всех нас. На какое-то время — лучше, невзирая ни на что. Но я очень надеюсь, что наши пути ещё сойдутся и дети меня поймут, когда я смогу всё им рассказать.

— Не думаю. Я бы не простила. Собственно, я понимаю своего отца. Но как ребёнок простить не могу. Невзирая, как ты говоришь, на то, что у нас сейчас вполне хорошие отношения. Не могу простить, что его не было в минуты, когда мне надо было сильное отцовское плечо. Просто чтобы в него поплакать во время своих детских обид.

— Знаю, что ты права. Но ничего уже не исправить. Да и тогда я знал всё это. И тоже не мог и не хотел оставить, как было.

— Эгоист.

— Это да.

— И каково теперь твоё отношение к семье?

— Как к прошлому. Вряд ли у меня получится быть семьянином в будущем.

— Я тоже думаю, что не получится.

— Тебя это не устраивает?

— Пожалуй, я возьму пример с тебя и не отвечу пока на этот вопрос. Я тоже не ко всем разговорам готова в данный момент. Позже поговорим об этом, хорошо?

— Как скажешь. Будем считать, что у нас ничья, один-один, по секретам.

Отношения явно портились, и я был рад такому повороту. Он давал возможность передышки, и мы решили отвлечься походом в музей. Благо был прекрасный повод. В Новороссийске временно была часть экспозиции московского Музея Востока, причём самая любимая мною часть — картины Николая и Святослава Рерихов. Я обожал живопись с детства, приученный родителями к музеям и выставкам. Мария оказалась не менее страстной поклонницей Рерихов в частности и знатоком живописи в общем. По дороге мы поделились своими предпочтениями в этом виде искусства и у нас оказались многочисленные совпадения: Куинджи, Тагор, Рерихи, Сомов, Билибин, братья Коровины, Саврасов и многие другие живописцы были близки по восприятию и мне и Марии. За разговорами о художниках и их творчестве мы немного расслабились и отвлеклись от проблемной утренней беседы. ...