Переведено группой «Исторический роман» в 2019 году.

Над переводом работали: liudmila511, Lenchick, TuzBuben, Agnishka, nvs1408, tavlstor, gojungle и zloyzebr.

Домашняя страница группы ВКонтакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Подписывайтесь на нашу группу ВКонтакте!

Яндекс Деньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

PayPal, VISA, MASTERCARD идр.: https://vk.com/translators_historicalnovel?w=app5727453_-76316199

Часть первая 

Валентин

Глава первая

Вечер выдался шумный и мрачный. С севера тянулись черные неуклюжие тучи, подсвеченные по краям серебристым лунным сиянием. В просветах виднелось несколько тусклых звезд. Однако было не так уж темно. Даже когда луна совсем скрывалась из вида, беспокойное море продолжало немного светиться, ведь самый долгий день миновал всего месяц назад. Но погода совсем не напоминала позднее лето. Морской прибой был холодным, как и воздух, свистел ветер, а волны потемнели, словно в ожидании осени. В полумиле к востоку от Уил-Лежер с утесов спускался человек.

Длинные ноги с кошачьей уверенностью преодолевали довольно крутой склон, и хотя гранитные скалы никогда не рассыплются под ногами, из-за утреннего дождя камни местами блестели от воды, и можно было поскользнуться. Человек шел с непокрытой головой, в черной кожаной куртке, штанах из грубой шерсти и парусиновых туфлях. На спине он нес сверток. Осталось преодолеть самый трудный участок. Если он прыгнет с высоты в десять футов, то угодит прямо в морскую заводь. Само собой, вода смягчит падение, но он вымокнет насквозь, и на улице слишком свежо, чтобы в таком виде добираться до дома. А вдруг заводь недостаточно глубока? Еще не хватало сломать ногу. Он решил медленно и осторожно пройти по краю — если и упадет спиной в воду, глубина заводи уже не будет иметь значения.

Он начал огибать заводь, оступился, снова нашел опору, преодолел округлый выступ, спрыгнул и мягко приземлился на песок. Довольный собой, он поднялся, наступил на более твердую поверхность, скинул со спины сверток и развязал его. Там лежали дорожный плащ и черная фетровая шляпа. Надев все это, путник услышал:

— Добрый вечер.

Голос принадлежал высокому, уже немолодому мужчине чуть выше ростом. Путник уронил шляпу, выругался и поднял ее, вытряхивая песок.

— Египетская сила, вот ты меня напугал! Что ты здесь делаешь?

— Всегда разумнее задать вопрос первым, верно? Ты сам-то что тут делаешь? Мой дом гораздо ближе твоего!

— Ты знал, что я здесь?

— Нет, просто гулял.

— Посреди ночи? Раньше ты не страдал лунатизмом, кузен!

— Я прогуливался. Потом увидел твою лошадь.

— Проклятье! Я думал, что хорошо его спрятал! Но ты не мог узнать Нестора! Я же купил его на прошлой неделе!

— Что ж, очень неплохая лошадь, а здесь не так много людей, способных бросить такого коня ночью без присмотра.

— И ты решил, что это я?

— Предположил.

— Но почему ты оказался на этой стороне пляжа, кузен? Ведь мои следы смыло прибоем?

— Я знаю одну тропинку отсюда прямо до Мингуз-хауса. Спустившись, ты сбился с пути.

— Похоже на то. Египетская сила! Не рассказывай Демельзе!

— Я бы согласился ничего ей не говорить, если ты прекратишь употреблять ее любимое ругательство.

— Что? Вот это? Но почему?

— Потому что, насколько мне известно, никто больше так не ругается.

— Мне оно очень по душе!

— Может быть.

— И оно не женственное!

— Согласен. Ты возвращаешься к своей лошади?

— Да.

— Я провожу.

Тучи слегка разошлись, и под порывами ветра мужчины теперь лучше видели друг друга. Между ними наблюдалось некоторое сходство: рост, цвет волос, иногда даже голос, но различались они еще больше. Мужчина постарше обладал более широкими плечами, угловатым лицом и тяжелыми веками, которые, тем не менее, не вполне скрывали прямой взгляд его беспокойных глаз. Озорные темные глаза его молодого спутника были голубыми, как у матери, и близко посаженными. Мужчины перекинулись парой слов о новой лошади, и затем Росс перешел к делу:

— Весьма странную дорогу ты выбрал до Тренеглосов. Полагаю, задумал нечто неподобающее?

Они помолчали, перебираясь через следующую лужу.

— С чего ты взял, кузен?

— А что, разве не так? Прямая дорога к Мингуз-хаусу, как тебе хорошо известно, идет поверху, прямо к центральным воротам.

— Ты совершенно прав.

— К тому же не похоже, что за последние два года ты встал на праведный путь.

— Встал на праведный путь. Какая чудесная фраза. Наверное, что-то из проповеди Сэма?

— Нет, в данном случае это означает деликатные и добрые отношения с соседями. Тренеглосы, кстати, мои соседи.

— О да. Совершенно верно.

По ним хлестал ветер, и они шатались как пьяные.

Беседа еще продолжалась в шуточном ключе, но в голосе Росса слышались стальные нотки.

— Почти пришли, — сообщил Валентин. — Я поражен, что ты нашел моего коня.

— Я услышал его ржание... Зачем ты ездил в Мингуз? Чтобы стащить там что-нибудь?

— Дорогой кузен! Не люблю, когда меня обвиняют в краже!

— После того как в прошлом году я помог тебе выпутаться из той заварушки, я получил кое-какие привилегии, как мне кажется.

— Возможно, ты обладал ими и до того. Но я вызывал людей на дуэль и за меньшие оскорбления.

Они остановились.

— Твоя лошадь все еще здесь, я ее слышу, — сказал Росс. — Доброй ночи.

— Полагаю, — произнес Валентин, — я могу и сознаться, чтобы меня не заподозрили в чем-нибудь похуже. Я совершил нечто вроде кражи, но самого нежного типа. Знаешь кухарку Карлу Мэй, которую недавно наняла Рут?

— Откуда мне ее знать?

— И впрямь, откуда бы. Возможно, я моложе и впечатлительнее, но, заехав на прошлой неделе к Фредерику по поводу утренней охоты, я заметил такое милое улыбчивое личико под муслиновым чепцом, что не смог удержаться от расспросов. Ее зовут Карла Мэй. Ручаюсь, я украл только то, что она сама охотно предложила.

Росс поразмыслил.

— Как поживает Селина?

— Еще шесть месяцев.

— И?

— Она просто цветет!

— Цветок поувянет, когда она узнает, что ты забирался в спальни Мингуз-хауса.

— Вот потому я так старался остаться незамеченным. Серьезно, кузен!

— А мы разве не серьезны?

— Стоило мне на ней жениться, так она решила, что я святой. Даже несмотря на наши шашни еще при жизни ее первого мужа. Эти надежды давным-давно рухнули. Я ей объяснил, что скрестил пальцы на брачной церемонии, когда дело дошло до «отказаться от всех остальных». Полагаю, сейчас мы неплохо ладим. Пока я соблюдаю некоторую осторожность. Пока она ничего не знает.

— У нас очень тесное сообщество. Полагаешь, я здесь единственный любопытный?

Но Валентин продолжил мысль:

— Знаешь, дорогой кузен, женщинам все равно, если мужья сбиваются с пути, пока они не знают об этом, как и все остальные. Тут дело не в любви, а в гордости. Все дело в самолюбии. В уважении к себе. Любовь играет ничтожную роль в их негодовании.

— Возможно, это относится и к мужчинам. К некоторым из них. Получается, все дело в характере конкретных людей?

— Молодец! Ты схватываешь на лету.

— Нахальный щенок.

Валентин рассмеялся.

— Теперь я точно прощен.

— Мне нечего прощать, за исключением твоей дерзости. Постарайся только не попадаться на глаза менее дружелюбным.

— Поможешь мне? С такого-то мягкого песка непросто запрыгнуть в седло.

Когда Росс вернулся в Нампару, Демельза уже лежала в постели, но не спала. Она читала книгу при трех свечах. Супруги улыбнулись друг другу.

— Ты промок?

— Нет, начался отлив.

— Думала, там ливень.

— Я под него не попал.

При таком освещении казалось, что годы ее не коснулись. Днем, когда Демельза смеялась, морщинки вокруг глаз и губ становились заметнее, но даже это не умаляло ее красоты. Только из глаз исчез жизнерадостный блеск после гибели Джереми. Седые пряди исчезли, к волосам вернулся изначальный цвет. Многие годы, зная, как Росс ненавидит краску для волос, Демельза пользовалась ею украдкой: то подкрасит за ушами, то виски, думая, что он не замечает. Но в прошлом году Росс привез из Лондона бутылочку краски для волос, которая идеально соответствовала природному цвету Демельзы, поскольку он срезал ее локон, пока она спала. Отдав бутылочку, Росс просто сказал: «Не хочу, чтобы ты менялась».

— Встретил кого-нибудь? — спросила Демельза.

— Валентина.

— Неужели? И как он?

— Проявляет интерес, как я понял, к одной служанке в доме Тренеглосов, Карле Мэй.

— Возмутительно!

— Да.

Росс пожалел, что разболтал слишком много. Валентин для них как кость в горле. Но Росс не особо беспокоился из-за нарушенного обещания, ведь Демельза никогда не сплетничала.

— Он был на берегу?

— Да.

— Мать честная! Рыскал там, ясное дело. А Селина на третьем месяце!

Росс сел на кровать и стал развязывать шейный платок.

— Белла благополучно уснула?

— Поднялась к себе сразу после твоего ухода. Росс, она решила, что ты ушел, потому что она брала слишком высокие ноты.

— Этого я и боялся. Придется сказать ей, что это не так. Ты знаешь, как я люблю эти долгие прогулки.

— То есть, это и впрямь не из-за Беллы?

Он рассмеялся.

— Белла знает, что я не в восторге от ее пения. По правде говоря, я не очень люблю, когда женщины поют. Кроме тебя, но твой голос нежный, и тебя так легко слушать! Говорят, у нее хороший голос...

— Намного, намного лучше, чем у меня!

— Уж громче точно!

— Это очень ценится, Росс! В Труро нас очень благосклонно приняли!

— Разумеется. Когда приходит Кристофер, он всегда ее хвалит.

— Не знаю, заметил ли ты, но они влюблены.

Росс погладил ее по руке.

— Сарказм тебе не идет. Однако да, влюбленный всегда рад приукрасить таланты любимого человека.

— Не припомню, когда это я приукрашивала твои таланты, Росс.

Он снова рассмеялся.

— Бывали времена, но сейчас не об этом. На самом деле, тут можно толковать двояко... Я хочу сказать... Хотя...

— Так скажи!

— Белле не следовало начинать петь в девять вечера. Она разбудит Гарри.

— Когда Гарри спит, его даже удар грома не разбудит. И кстати, он восхищается сестрой!

— Восхищается? Так и я тоже! Еще как! Да она... она самая очаровательная из наших детей. Больше всех похожа на тебя, разве что мягкости ей не хватает!

Он подошел к столу, открыл оловянную коробочку, засунул туда указательный палец и принялся тереть зубы любимым красным корнем. Затем плеснул в кружку воды из кувшина и сполоснул рот.

— К слову о наших девочках, — снова начал Росс, — мы не получили письма от Клоуэнс. Надеюсь, у нее все хорошо.

— Если не будет новостей на этой неделе, то отправлюсь туда сама. В прошлый раз все было в порядке, но она еще увлечена своими кораблями. Или, может, лучше съездить тебе, Росс, для разнообразия?

— Если бы я мог убедить ее все продать и вернуться сюда, то попытался бы!

— Она кажется такой... как я и сказала, увлеченной.

— Но в прошлом году ее торговля оказалась убыточной.

— Главным образом из-за непогоды.

— Хм.

Росс надел короткую ночную сорочку, приготовленную для него Демельзой, и улегся в постель рядом с ней. Демельза задула две свечи и положила книгу на пол у кровати.

— Сегодня я слышала первого сверчка, — сказала она.

— Правда? Да, думаю, их время уже настало.

— Хочешь поболтать? — спросила Демельза.

— Как пожелаешь.

— Тогда я, пожалуй, посплю.

Росс поцеловал ее и погасил последнюю свечу. За исключением случаев, когда между ними возникали временные разногласия (а с прошлого раза прошло уже много лет), последний поцелуй никогда не был формальным — он был гарантом их союза, подтверждением любовной привязанности. Росс откинулся на подушку и вздохнул глубоко и с удовлетворением. Несмотря на все трагедии и травмы, и самая страшная из них — гибель старшего сына в битве при Ватерлоо, он чувствовал, что ему следует быть благодарным жизни. Он, конечно, по природе был человеком непоседливым, но частенько, когда на Росса накатывала «эта напасть», как называла это состояние Демельза, ее прогоняла долгая прогулка по берегу во время отлива и предпочтительно в одиночестве.

И хотя бы временно, но сегодня вечером ее удалось прогнать. Росс заложил руки за голову и сосредоточился на шахтах, поместье, доходах от акций в корабельной верфи, прокатных предприятиях и банке. Он становился зажиточным человеком, хотя только Уил-Лежер грела душу. Уил-Грейс продолжала работать больше ради общественного блага, а доли в других предприятиях имели второстепенное значение. С задернутыми шторами в комнате стояла кромешная тьма, но постепенно глаза привыкли и стали кое-что различать. Занавески чуть колыхались у приоткрытого окна, и сквозь щель в комнату проникал тусклый свет. Оконная створка покачивалась от ветерка. Уже давным-давно окно вот так подрагивало, а Россу всегда нравилось на это смотреть. Пожалуй, если окно перестанет покачиваться, обоим будет этого не хватать. Этот звук стал неотъемлемой частью их снов.

— Карла Мэй, — проговорила Демельза.

— Что?

— Карла Мэй!

— И что с ней? Я думал, ты спишь!

— Не знаю никого по имени Мэй в наших краях, а ты, Росс?

— Если подумать, то нет. Я знавал одного капитана Мэя в Америке, но он вроде с юго-запада, из Девоншира.

Наступила тишина. Росс решил, что стоит заняться оконной створкой. Завтра утром надо сказать Гимлетту. Росс тронул Демельзу за плечо.

— Почему ты вдруг решила об этом спросить на ночь глядя? Что у тебя на уме?

— Я просто подумала, Росс, зачем Валентину добровольно называть имя служанки, которую он посещал в Мингузе?

— Может, хотел добавить чуточку правдоподобия?

— Слово какое-то смешное, но так и есть...

— И что?

— Ты думаешь, если бы у Валентина было свидание со служанкой в доме Тренеглосов, он бы потрудился назвать тебе ее имя? Да он бы его и сам не знал! По-моему, это не добавляет этой истории правдопод... — как там ты сказал? Неужели непонятно, что он сочинил имя, чтобы убедить тебя в существовании этой служанки?

— Не знаю... я понял, о чем ты, но по какой еще причине Валентин полезет в соседский дом? Это же Валентин! Не станет же он воровать столовое серебро.

— Я подумала, просто предположила, что он навещал кого-то и назвал выдуманное имя, чтобы ты от него отвязался.

— Навещал? С той же целью?

— Вполне возможно.

Росс быстро перебрал в уме всех обитателей Мингуза и прикинул, кто мог оказаться лакомым кусочком для Валентина.

— Среди Тренеглосов я не вижу ни одной кандидатки...

— Есть Агнета.

— Что? Агнета? Да ни за что! Зачем ему... да как бы он сумел? Она же со странностями, мягко говоря!

— Не такая уж она и странная. Он положил на нее глаз на летних скачках. Я сама видела.

— У нее случаются припадки!

— Дуайт говорит, что они прекратились.

— Да все едино, она не такая, как все. Рут одно время очень волновалась за нее. Если бы ты назвала Давиду...

— Знаю. Но все мы присутствовали на свадьбе Давиды, и она благополучно живет в Окхемптоне. А Эммелин недавно примкнула к методистам.

Росса одолевали сомнения. Иногда Демельзе случалось (и он думал об этом с нарастающим недовольством), воткнуть в него маленький шип тревоги, как раз когда Росс готовился ко сну. И то, что он сам виноват, не сдержав данное Валентину слово, никак не смягчало досаду.

— Ты всегда думаешь про Валентина только плохое?

— Не думаю, но опасаюсь.

— Боже, если он заделает ей ребенка, ему не поздоровится!

— Рут мне кое о чем рассказывала, и это наводит на мысль, что такое вряд ли возможно... Но я могу ошибаться — в смысле, насчет Валентина и Агнеты. Наверное, стоило попридержать свои домыслы.

— Согласен.

Росс редко видел Агнету Тренеглос, но помнил, что из всей семьи она была единственной брюнеткой: высокая и худая, с ладной фигурой, но рассеянным взглядом, а губы словно намекали, что она всегда готова показать зубы. Теперь Росс злился не на Демельзу, а на Валентина, как и полагается. Черт бы побрал мальчишку. Да какой там мальчишка, ему уже двадцать четыре.

Если неугомонный Валентин продолжит баламутить всю округу, за ним потянется шлейф дурной славы. Росс с беспокойством вспомнил родного отца, который обладал похожими чертами. Он не замечал такой необузданности у семьи Уорлегганов, к которой Валентин формально принадлежал. И Селина через шесть месяцев произведет на свет дитя, спустя три года их совместной жизни... Ходили слухи, хотя Дуайт отказывался их подтверждать, что из-за интрижки супруга она пыталась вскрыть себе вены.

Росс хотел сказать об этом Демельзе, но она уже заснула. Слышалось ее размеренное дыхание. Так и подмывало сварливо ткнуть ее в бок и потребовать ответа. Но он не решился.

Глава вторая

По правде говоря, у Клоуэнс не было причин не писать, но всю неделю она была занята, а в субботу, когда обычно писала, Харриет Уорлегган настояла на том, чтобы отправиться в Кардью на «маленькую вечеринку». После смерти Стивена и горького разочарования в нём, ставшего частью её скорби, Клоуэнс вложила все силы в то, чтобы поддерживать на плаву — в буквальном смысле — свое маленькое судоходное предприятие.

Тим Ходж, толстый и смуглый моряк средних лет, ставший правой рукой Стивена во время последней его авантюры, теперь управлял той частью дела, которая мало подходила для женщины, и кроме того, был капитаном «Адольфуса». Сид Бант по-прежнему водил «Леди Клоуэнс» и вполне справлялся с мелкими береговыми перевозками. А сын Стивена Джейсон в минувшем мае вернулся в Бристоль.

С получением доли от удачного приватирства Стивена и части наследства от Клоуэнс у Джейсона образовался небольшой капитал, и он подумывал о партнёрстве с товарищами в Бристоле. Клоуэнс по нему скучала, но в глубине души радовалась его отъезду. Некоторые его повадки слишком напоминали ей Стивена, и каждый раз в присутствии Джейсона она вспоминала, что по закону не была женой Стивену, поскольку в то время была ещё жива его первая жена. Хотя горечь обнаружившегося двоежёнства Стивена и вкус предательства с течением времени ослабевали, но не отпускали Клоуэнс.

Но она тосковала по Стивену. Несмотря на все недостатки, он был яркой и сильной личностью, временами обворожительно искренним и отчаянно любящим. Теперь, когда Джейсон уехал из Пенрина, Клоуэнс легче могла забыть о вине Стивена и думать о нём с любовью и горем. Она осталась в коттедже, где они провели большую часть совместной жизни. Большой дом, затеянный Стивеном, на момент несчастного случая ещё не достроили. Этот памятник непредсказуемости человеческой жизни так и не завершили, и теперь он ждал, что его кто-нибудь купит. После смерти Стивена Клоуэнс виделась только с некоторыми членами своей семьи и друзьями, а в последнее время — в основном с женой Джорджа Уорлеггана.

Клоуэнс не сомневалась, что именно под влиянием Харриет сэр Джордж заключил с Ходжем контракт на регулярные перевозки на «Адольфусе» цемента из карьеров Уорлеггана в Пенрине. Тот контракт, который так стремился заполучить Стивен, но так не добился. Регулярные заказы — огромное подспорье для такой крошечной судоходной компании. И потому дождливым сентябрьским вечером Клоуэнс отправилась на вечеринку. Она вполне предсказуемо обнаружила, что «маленьким» прием был лишь с точки зрения Харриет — гостей собралось около тридцати. Свои званые вечера Харриет собирала после сезона охоты, и Клоуэнс удивил не совсем обычный подбор игроков. Там имелся стол с рулеткой и стол для триктрака, но три меньших предназначались для виста, и по меньшей мере половину гостей Клоуэнс никогда не встречала.

Наибольшее впечатление на неё произвёл мистер Придо, блондин лет под тридцать, безупречно одетый, высокий и худощавый, державшийся очень прямо. Во время игры в карты он то и дело снимал и надевал маленькие очки. В беседе за ранними закусками Клоуэнс узнала, что он служил в Вест-Индии, его отправили на родину из-за болезни. Когда игроки разместились за столами, мистер Филип Придо оказался её партнёром по висту. Их противниками стали мистер Майкл Смит и миссис Полли Кодрингтон, за которой когда-то ухаживал Валентин. Какое-то время игра шла спокойно. Потом, после очередной раздачи, мистер Придо взглянул на партнёршу поверх очков и произнёс:

— Если бы вы сейчас пошли в масть...

— У меня больше не было треф, — ответила Клоуэнс.

— Но вы отыграли... — Он не договорил.

— Всего один раз. Я сдала бубну, понадеявшись, что у вас туз.

— У меня был король, который взял тузом мистер Смит.

— Это поддержало мою даму.

— Но вы ей так и не воспользовались.

— Да. Так уж вышло. У них оказались слишком сильные козыри. А у меня — сверкающая россыпь бесполезных бубен.

— Вот бы мне сверкающую россыпь, дорогая, — вставила Полли Кодрингтон, глядя на лишённые колец пальцы, и рассмеялась.

Филип Придо бросил на неё неприязненный взгляд, должно быть, шутка показалась ему грубоватой. Потом сказал Клоуэнс:

— У вас не было двойки треф?

— Нет.

Игра продолжилась. Спустя некоторое время компании за столами распались и перестроились. Вечер стоял душный, и когда дождь прекратился, открыли окна, чтобы впустить свежий воздух.

Клоуэнс подошла к окну и посмотрела на широкие лужайки и фигурно подстриженные живые изгороди. За игру она лишилась четырёх гиней и надеялась, что противный мистер Придо потерял не меньше. Спускались сумерки. На фоне деревьев едва виднелась стайка оленей.

— Миссис Каррингтон.

Она обернулась.

— Мистер Придо.

Он снял очки.

— Миссис Каррингтон, я подумал, что обязан извиниться.

Она удивлённо взглянула на него, но промолчала. Довольно большие тёмные глаза собеседника казались особенно выразительными на фоне светлых волос.

— С моей стороны непростительно делать вам выговор при игре.

— О, разве это был выговор? Я не заметила.

Не вполне правда, но сейчас она готова была к компромиссу.

— Так у вас было две трефы или одна...

— Одна.

— Да, именно так. С моей стороны было невежливо привлекать внимание к вашей ошибке.

— Это была не ошибка.

Он кашлянул.

— Я неправильно выразился. Возможно, мне стоит начать сначала. Я хотел объяснить, что на Ямайке привык играть исключительно в мужской компании, вот это замечание у меня и выскользнуло. Элегантные вечеринки с картами, вроде этой, для меня непривычны. Должен сказать, восхитительная перемена. Надеюсь, вы позволите мне выразить сожаления.

— Надеюсь, с другой партнёршей вам повезло больше.

— Она не так очаровательна и юна. Но да, вторую половину вечера я окончил победой.

Вот досада, подумала Клоуэнс. Какая жалость.

— Я могу считать, что вы приняли мои извинения? — спросил он.

— Извинения за упрек или за напрасный упрек?

Он словно что-то сглотнул.

— За упрёк, миссис Каррингтон. Для джентльмена это в любом случае нехорошо.

— Если вы считаете извинение необходимым, я рада его принять.

— Благодарю вас.

Он всё не уходил.

— Леди Харриет сказала, что вы вдова, миссис Каррингтон.

— Да.

— И живёте неподалёку?

— В Пенрине. А вы, мистер Придо?

— Я остановился у Уорлегганов на неделю или около этого. Старший брат леди Харриет — друг моего отца.

Джордж как раз ненадолго заглянул к гостям. В свои пятьдесят девять он растерял лишний вес, беспокоивший его в среднем возрасте. Черты заострившегося лица теперь сильнее напоминали отцовские, хотя цвет был скорее гранитно-бледным, чем пунцовым. Джордж был любезен со всеми, что не рассеивало мрачного впечатления от его образа. Два огромных охотничьих пса подняли на него глаза, внимательно и в молчании оглядели, пришли к выводу, что он, к сожалению, живет в этом доме, и опять погрузились в сон. Когда два года назад у Джорджа родились дочери-близнецы, какой-то шутник заметил, что будь они мальчиками, назвать их следовало бы Кастором и Поллуксом.

— Миссис Каррингтон.

— Да.

— Полагаю, сейчас подадут ужин. Окажите мне честь сопроводить вас.

Харриет говорила о чём-то с Джорджем, но заговорщически подмигнула вошедшей под руку с мистером Придо Клоуэнс.

В груди миссис Каррингтон зародилось чудовищное подозрение. Всякий раз, когда они с Харриет встречались, та уговаривала её выходить почаще, видеть новые лица, общаться с друзьями, а не проводить всю жизнь в заботах о своих судёнышках. Неужели это коварная махинация, чтобы свести её с новым мужчиной? Если так — чёрта с два.

К ней приблизился Пол Келлоу.

— Клоуэнс! — он пожал ей руку. — Я потерял жену. Ты её не видела?

— Да, кажется, она только что поднялась наверх.

— Как ты поживаешь? Прекрасно выглядишь, как и всегда.

Сам Пол не изменился, однако после женитьбы на Мэри Темпл изменились его обстоятельства. Темплы владели собственностью около Пробуса, и Пол жил с женой в доставшемся в наследство доме и управлял от имени тестя имением, в котором находились прибыльные сланцевые карьеры. Пол был всегда умным, худым, с длинными, но тщательно подстриженными черными волосами, тонкими, элегантными и ухоженными. Никто, уж точно не Джордж, никогда бы не догадался, что Пол — последний оставшийся в живых из трио, ограбившего дилижанс Уорлегганов шесть лет назад. Из всех троих только он преуспел. И всё же его процветание, хотя и достаточно ощутимое, казалось, едва ли коснулось его личности. Загадочный молодой человек. Клоуэнс спросила о здоровье его сестры.

— Дейзи? Довольно неплохо при ее чахоточном состоянии. Изредка покашливает.

— Не говори так!

— Это правда, дорогая. Сперва Дорис, потом Вайолет. Дейзи следующая. Семейное проклятие рода Келлоу.

— Ты шутишь.

— Очень на это надеюсь. Но несколько лет назад у меня было три хорошеньких сестры. Теперь только одна, которую я пытался свести с Джереми, но потерпел неудачу. Она сама не своя, с тех пор как его убили. И кашляет.

— Я... не видела ее с лета.

— Я захожу раз в неделю. Ты знаешь, что мой отец продал свои дилижансы?

— Слышала, но...

— Было нецелесообразно продолжать без меня. Нам предложили выгодную цену, мы продали как раз вовремя...

За спиной Пола Клоуэнс заметила его жену, она спускалась по лестнице. При мерцающих свечах Клоуэнс показалось, что она поразительно похожа на Вайолет, покойную сестру Пола. Но когда Мэри приблизилась, заслонив свет, Клоуэнс поняла, насколько ошиблась. Ошиблась? Да. Но у обеих похожая фигура, цвет лица, волос и глаз. Разве мужчины женятся на девушках, похожих на их матерей или сестер?

Клоуэнс понимала Харриет, которая считала, что та слишком долго скорбит по Стивену, но Харриет не знала всего, в том числе печальной смеси разочарования вкупе со всем понятной скорбью. Некоторые также подозревали о ее неприязни к Кьюби, вдове Джереми. Клоуэнс и Джереми очень дружили, больше, чем обычно брат с сестрой. За шуточками они скрывали крепкую привязанность друг к другу. Джереми оберегал ее от Стивена, пока полностью не убедился в его искренности. Потом он встретил Кьюби, и Клоуэнс считала, что только она понимала его полную сосредоточенность на этой девушке. Весь мир перестал иметь для него значение.

Что ж, хорошо бы этим все и ограничилось. Но Клоуэнс видела его крайнюю подавленность, которая чуть не довела его до срыва, когда Кьюби хладнокровно смирилась с желанием ее семьи выдать ее замуж на Валентина Уорлеггана. После этого Джереми резко переменился. В итоге решил пойти в армию, чтобы убраться подальше от Корнуолла и забыть Кьюби Тревэнион. Если бы не Кьюби, Джереми остался бы жив. Клоуэнс никак не могла этого забыть. Часто она гадала, почему родители приняли вдову Джереми. Может, из-за внучки Ноэль? Филип Придо что-то сказал, когда они садились за стол.

— Простите?

— Я хотел спросить, мэм, часто ли вы бываете на карточных вечерах?

— Очень редко. В детстве я играла в вист с братом. Гораздо позже снова взялась за карты, чтобы угодить мужу, который их обожал.

— Если не ошибаюсь, он служил в Оксфордширском полку и погиб при Ватерлоо?

— Нет, это мой брат. Муж умер не так славно — он упал с лошади.

— Ох, простите! Видимо, я невнимательно следил за словами леди Харриет.

— Видимо. А почему вас это заинтересовало?

— Раньше — нет. Теперь — да. Значит, вы пережили двойную утрату. Мне очень, очень жаль.

— Благодарю.

Клоуэнс аккуратно отщипнула кусочек охлажденного лимонного суфле.

— Мне нравилось играть в вист с мужем, так я удерживала его от других карточных столов, где можно было выиграть или проиграть гораздо больше, — сказала Клоуэнс уже более расслабленно.

— Он был азартным игроком?

— А разве не все мужчины такие?

Сейчас Придо улыбнулся искренне, а не вежливо изогнул губы, как прежде.

— Я знал многих женщин, любивших риск и не менее безрассудных, чем мужчины.

— Вы знаете мир куда лучше меня, мистер Придо.

Он тихо кашлянул.

— Сомневаюсь в этом, мэм. Я вел довольно ограниченную жизнь. Прямиком из школы отправился в Королевское военное училище в Марлоу, а оттуда в Королевский драгунский гвардейский полк. После Ватерлоо я служил в пехотном полку в гарнизоне Ямайки, пока меня с позором не отправили домой.

— С позором?

— Лихорадка — это позор, если не в силах ее побороть.

— Вы сражались при Ватерлоо?

— Да. Великое событие, из тех, что будешь вспоминать всю жизнь, хотя погибло очень много славных людей.

— Да, — пылко признала Клоуэнс. «Великое событие» — это нечто новое! Боже милосердный! — И вы намерены вернуться в армию, когда поправитесь?

— Нет. Как я упоминал, эту жизнь я нахожу очень ограниченной и малоинтересной.

— И как же расширить ее границы?

— Надеюсь...

Подали пирог с олениной, и разговор прервался. Клоуэнс потягивала французское вино.

— Вы надеетесь...

— Ах да, — сказал он, надевая нелепые маленькие очки. — Но я слишком много говорю о себе. Какова ваша жизнь, миссис Каррингтон? У вас есть дети?

— Нет. Муж открыл небольшое судоходное предприятие. В основном, каботажные перевозки. После смерти супруга я пытаюсь удержать предприятие на плаву.

— Полагаю, успешно.

— Это нелегко. После окончания войны торговля очень непостоянна. А какие планы у вас, мистер Придо? Или к вам следует обращаться не просто «мистер»?

— Я был капитаном. Но это в прошлом.

— Вы не хотите сохранить военное звание?

— Оно не имеет значения. Я сказал Харриет, что предпочёл бы его опустить.

— Странно, на мой взгляд. Разве это не повод для гордости?

— Звание капитана? Возможно. Думаю, я сражаюсь с собственными глубоко скрытыми чувствами.

— До того, как отца посвятили в рыцари, — ответила Клоуэнс, — он всегда называл себя «капитан Полдарк». Не столько потому, что служил капитаном в армии, сколько потому, что был капитаном шахты. В глазах корнуольца это куда почётнее.

Молодой человек улыбнулся.

— Отчасти я корнуолец. У меня в Падстоу живет родня. И я не прочь остаться в этом краю на год-два.

— Вы свободны от обязательств?

— У меня в Девоне родители и две сестры. Но мне хочется самому добиться успеха в жизни.

Его длинные костлявые пальцы, под стать длинной костлявой фигуре, то и дело подрагивали.

— Но не в армии?

— Нет, не в армии. Есть куда более интересные занятия.

Внимание Клоуэнс отвлёк человек на другой стороне стола, и на некоторое время разговор прервался. Наконец, Придо спросил:

— Ваш отец — член парламента, миссис Каррингтон?

— Бывший. Он ушёл в отставку в прошлом году.

— Но все равно ведет активную жизнь, я полагаю?

— Не знаю, что вы подразумеваете под активной жизнью. Его жизнь полна приключений.

— Мне бы хотелось как-нибудь с ним встретиться.

— Вы говорили о более интересных занятиях, — напомнила Клоуэнс.

— Э-э-э... В смысле, для меня? Да, я интересуюсь археологией. Корнуолл полон доисторических останков. У моего отца небольшое имение возле Пензанса. Сейчас там никто не живёт, и я попытаюсь убедить его сдать мне дом на год или два.

Когда Клоуэнс выходила, возле двери Харриет тронула её за руку.

— Я заметила, ты нашла много общих тем с моим юным мистером Придо?

— Ты чудовище, Харриет, — ответила Клоуэнс.

— Это ещё почему? Тебе пора кого-нибудь себе подыскать.

— Боже упаси, чтобы я проявляла благосклонность к этому мистеру Придо!

— Не такой уж он и неприятный. Ко всему привыкаешь.

— Не думаю, что я к нему привыкну, Харриет.

— Он не женат. Кажется, порядочный и благовоспитанный. Кузен влиятельной семьи Придо-Брюн. Мой брат, знакомый с его отцом, очень хорошо о нём отзывается. Я нахожу мистера Придо вполне привлекательным.

Клоуэнс поцеловала приятельницу.

— Chacun a son gout. У каждого свой вкус.

— Разве тебе не нравятся его длинные ноги?

— Мне не нравится его надменность. Его снисходительный тон. И эти очки. Прости, дорогая. Понимаю, ты действовала из благих побуждений.

— Не сомневаюсь, его намерения такие же благие, надо только дать ему шанс. Ты придёшь к нам на следующей неделе?

— Он здесь будет?

— Не могу обещать обратного.

— Я подумаю. Но спасибо. Ты так добра.

— А ты просто ужасная девочка. Не знаю, почему я так беспокоюсь... В самом деле, я жду от такой встречи только хорошего. Раздражающий или соблазнительный, но это вызов. И когда вернёшься домой, ты обязательно о нем вспомнишь.

— Может быть.

— Хорошо, когда можно думать о ком-то новом — если и не с любовью, то хоть с раздражением.

На следующее утро, к огромному удивлению Клоуэнс, повидаться с ней зашёл Валентин Уорлегган. Она как раз собралась уйти в свою маленькую контору на Стренде в Фалмуте, откуда чаще всего управляла делами компании, и Валентин, почти такой же костлявый и тощий как Филипп Придо, удивлённо вздёрнул брови при виде портфеля с бумагами в её руках. Он поцеловал Клоуэнс.

— Ты собралась уходить, кузина? Я явился не вовремя.

— Ты вовремя, — ответила Клоуэнс, — иначе мы бы разминулись. Входи, пожалуйста.

Они вошли в дом, и она объяснила, что до полудня должна встретиться с Сидом Бантом, «Леди Клоуэнс» пришвартовалась к берегу накануне вечером. Валентин ответил на ее вопросы о здоровье Селины. Клоуэнс Валентин казался не особо привлекательным из-за близко посаженных глаз, но многие женщины находили его неотразимым.

— Ты уверена, что дело с Бантом может час подождать? В некотором смысле я тоже зашёл по небольшому делу, кузина. Или не очень большому. Оно касается судна под названием «Леди Каррингтон».

— Оно до сих пор на стапеле, — ответила Клоуэнс.

— Мне это известно.

— И до завершения работ ещё далеко. По крайней мере, если делать всё так, как хотел Стивен. Корпус закончен, и фальшборт, и каюта, хотя каюта — одна оболочка. Стивен заказал канадскую сосну для мачт и рей, мол, это самая лучшая древесина — и дерево пришло еще до его смерти, но пока что мачты не установили. Может, они у Беннетта, или он использовал их для других кораблей, не знаю.

— Ты за них заплатила?

— Я... кажется, да. Я не смогла заставить себя пойти к стапелю. Если тебе интересно, я попрошу Банта туда сходить.

— Если ты за них заплатила, они до сих пор там. Беннетты — квакеры.

Клоуэнс посмотрела в окно на солнечный день, потом обернулась к Валентину, развалившемуся в её лучшем кресле.

— У тебя к этому какой-то особый интерес, Валентин?

— Я подумал, если у тебя нет желания закончить постройку судна, я бы его купил.

— Правда?

— Тебя удивляет моё новое увлечение? Ну, не совсем новое. Некоторое время я владел частью судна. Оно называется — называлось — «Аделаида». Двухмачтовый люггер меньшего размера, чем корабль Стивена, но достаточно прочный, устойчивый на волнах, и с низкой осадкой, подходящей для каботажного плавания.

Это увлечение для кузена явно было в новинку. Валентин вытянул длинные ноги. Плотно обтягивающие саржевые панталоны не скрывали искривление левой ноги, последствия перенесённого в детстве рахита.

— И что c ней стало?

— С кем?

— С «Аделаидой». Ты только что о ней говорил.

Он скривился.

— Села на мель у маяка Годреви и полностью развалилась.

— А экипаж?

Валентин зевнул.

— Они добрались до берега.

— Ты был тогда на борту?

— Нет, Боже упаси! Я не плаваю на подобных посудинах.

Клоуэнс улыбнулась.

— Так значит, тебе нужна замена?

— Да.

— «Леди Каррингтон» ещё не достроена. Не знаю, сколько за неё просить.

— Это можно уладить. Если не найдешь в документах Стивена счета и расписки, их отыщет верфь. Собрать всё вместе, добавить двадцать процентов прибыли для тебя...

Клоуэнс растягивала деньги за продажу захваченного судна, оставленные ей Стивеном, но отдав Джейсону большую часть, сильно уменьшила свой капитал. Дом так и стоял недостроенным, и, похоже, никто не собирался его покупать. Точно так же и незавершённое судно не представляло ни для кого интереса.

— Ты собираешься стать моим конкурентом?

— Ни в коем случае, кузина. Даже не помышлял о таком. — Клоуэнс промолчала, а он продолжил: — Нынче я кочую только по северному побережью, трудно найти место среди всех этих утесов, куда можно пристать судну. Между Сент-Айвсом и Падстоу почти негде причалить. Бухта Тревонанса, которую я не выношу, это смертельная ловушка, а в Сент-Агнесс причальная стенка рушится каждый второй год... Бухта Бассета чуть западнее и куда лучше, чем многие предполагают. Туда безо всяких затруднений годами привозят уголь из Уэльса.

— И ты хочешь заниматься торговлей углём?

— Нет, — поморщился Валентин. — Хочу вклиниться в торговлю с Ирландией. Сейчас монополия у Падстоу.

Клоуэнс встала. Комната была слишком мала, чтобы шагать взад-вперёд, но ей требовалось пару минут подумать.

— Стивен как-то сказал, что в Падстоу ирландцев больше, чем в Рослэре.

Валентин рассмеялся.

— Попроси приятеля Ходжа от своего имени уладить дело с Беннетами. Надеюсь, получится договориться в пределах трехсот гиней, потому что, по моим расчетам, мне предстоит потратить еще около двухсот, чтобы закончить постройку и подготовить корабль к выходу в рейс.

— Да, — задумчиво протянула Клоуэнс.

Валентин ненадолго задержал на ней взгляд.

— Я редко вижу тебя в Нампаре в последнее время. Ты прямо-таки влюбилась в свой домишко в Пенрине.

— Ох, иногда я наведываюсь в Нампару.

— Скажи-ка, твое нежелание ездить туда как-то связано с возможным присутствием в Нампаре вдовы Джереми?

Она покраснела.

— Дело не в моем желании или нежелании. Просто у меня хватает забот с двумя кораблями.

Валентин пристально смотрел на Клоуэнс.

— Знаешь ли, Кьюби очень приятная молодая особа. Когда-то я чуть не женился на ней.

— Да ты что! — Клоуэнс для разнообразия позволила себе иронию.

— Но когда все это было? Сколько прошло — четыре, пять лет? А кажется, что давным-давно. В любом случае, все в далеком прошлом. Что было, то прошло, и так далее.

— Валентин, — сказала Клоуэнс, — не вижу причин не продавать тебе люггер, если ты хочешь купить. Лишние деньги мне не помешают.

— Прекрасно.

И тут она решила его уколоть:

— Надо же, я удивлена.

— Чем?

— Ну... ты женат на даме с деньгами. Не знала, что тебя интересует покупка корабля. У тебя новая шахта. Ты уже обсудил это с Селиной?

— Она пока ничего не знает. — Брови Клоуэнс поползли вверх. — Кузина, я человек предприимчивый. И пусть, как ты говоришь, Селина дама с деньгами, у нее две падчерицы на выданье, и ее возможности не безграничны. Так что я предпочитаю принимать решения самостоятельно.

Похвальный настрой, но звучало бы убедительней, не будь тон таким ироничным.

— Отлично, — переменила тему Клоуэнс. — Ходж в море, но завтра появится. Как только я с ним увижусь, попрошу отправиться к Беннетам и всё обсудить. Хочешь нанять их, чтобы корабль достроили по их техническим требованиям?

— Может, мне захочется кое-что переделать, но пусть они этим займутся, если сойдемся в цене.

Клоуэнс снова поднялась, Валентин тоже встал и направился к двери.

— И последнее, Валентин. Надо бы переименовать «Леди Каррингтон», если ты не против. Может, назвать «Леди Селина»?

— Я подумаю над этим, — ответил Валентин.

Глава третья

На следующей неделе в Нампару прибыл неожиданный гость. Точнее сказать, неожиданным он был для всех, кроме Изабеллы-Роуз.

К тому времени Изабелле-Роуз исполнилось шестнадцать — почти семнадцать, как она предпочитала говорить. За три года, прошедших после Ватерлоо, она вытянулась и стала больше походить на отца крупным носом и высокими скулами. Однако в целом, и внешностью, и по характеру, она оставалась столь же женственной, особенно ее красила стройная, но крепкая фигура. Изабелла-Роуз рассталась с некоторыми детскими привычками, но не растеряла энтузиазм, удовольствие от жизни и, вопреки общим ожиданиям, тягу к Кристоферу Хавергалу.

Эти двое почти не виделись со времени их расставания в конце 1815 года, но в апреле этого года Белла снова его встретила, когда Росс поехал по делам в Лондон и взял ее с собой. Они продолжали слать друг другу письма едва ли не каждую неделю. Как только гость спешился, осторожно вытащив из стремени ножной протез, Белла выбежала из дома и обняла Кристофера. Демельза, которая отвлеклась от разговора с Гарри, увидела из окна полное отсутствие приличествующей сдержанности с обеих сторон. Белокурые усы Кристофера по-прежнему были на месте, но шевелюра теперь стала короче, чем в армии.

Он получил работу в лондонском Сити у Натана Ротшильда, а значит, и его устойчивое финансовое положение, однако он не был евреем, а потому вряд ли мог рассчитывать на продвижение по службе. Наблюдая за ним, Демельза понимала, что надо держать материнский инстинкт в узде. Невзирая на привлекательную внешность и искушенность Кристофера, Демельзе всегда казалось, что ему одиноко в мире. Она знала, что мать его умерла, а отец отверг. Кристофер не говорил о своей семье. А сейчас, когда у него искусственная ступня, надо тем более проявлять осторожность и не смотреть на него, как на одинокого и потерянного мальчика. Ужин прошел на удивление тихо, но чуткая Демельза остро ощущала некоторое напряжение.

Болтал за столом только Гарри, которому исполнилось почти шесть. Ему позволили остаться только потому, что приехал его друг Кристофер. Росс недавно вернулся, и после встречи с Валентином ушел в свои мысли. Молодые люди неотрывно смотрели друг на друга и молчали, что выглядело странно. К концу ужина ощущения Демельзы подтвердились. Кристофер попросил разрешения серьезно поговорить с хозяевами, после того как выполнит данное Генри обещание и уложит его спать. Демельза бросила на Росса мимолетный взгляд.

— Разумеется, — согласился тот. — В девять часов?

— Благодарю, сэр.

В девять все собрались в гостиной. Росс налил по бокалу бренди себе и Кристоферу, Демельзе — портвейн, апельсиновый сок для Беллы, которая последние полгода не употребляла спиртного. Кристофер сначала отпил немного, а потом сделал хороший глоток (для храбрости, подумала Демельза). Поставив бокал, он встретился с Демельзой взглядом и чуть улыбнулся.

— Сэр Росс. Леди Полдарк. Не знаю с чего начать, но мне кажется, от вашего внимания не ускользнуло, что уже более трех лет я влюблен в вашу дочь.

— Да, — ответил Росс, — не ускользнуло.

— Когда она была слишком юной, леди Полдарк ясно дала понять, что обручение и официальная помолвка исключены. Я смирился с этим. До сих пор мирился. Но теперь прошу руки вашей дочери. Любезно прошу вас рассмотреть мое предложение. Но пока вы не ответили, — заторопился он, — хочу сказать кое-что еще. Я... всегда безмерно восхищался ее певческим голосом. Знаю, дважды в неделю она берет уроки в Труро. Кажется, миссис Хадсон...

— Ходжсон, — поправила Белла.

— Ходжсон. Дважды в неделю. Вероятнее всего, лучшего образования в Корнуолле не найти. Но когда ей исполнится семнадцать, большую пользу принесли бы уроки квалифицированного педагога. Прошу прощения, но мне придется признаться в маленьком обмане. Когда Белла приехала в Лондон...

— Я сама расскажу, Кристофер, — вступила в разговор Белла и обратилась к отцу: — Папа, не вини мисс Армитадж, которую ты нанял мне в спутницы. Я притворилась, что хочу сходить на Оксфорд-роуд, поэтому мы пошли по этой улице и встретили Кристофера. Мисс Армитадж возмутилась, но когда узнала, что мы хотели отправиться на Мальборо-стрит на прослушивание, с неохотой пошла с нами...

— Я отвел ее к профессору Фредериксу, — добавил Кристофер. — Может, вы слышали о таком? Он обучил многих лучших певцов. Берет себе в ученики только тех, кто, по его мнению, может стать певцом высокого уровня. Берет дорого и тщательно отбирает учеников.

— Скорее, ввели в заблуждение, чем обманули, — заметила Демельза, которая невольно заинтересовалась разговором.

— Знаю, леди Полдарк. И поэтому еще раз прошу прощения. Оправданием обману послужит мнение профессора Фредерикса. Он сказал, что у Изабеллы-Роуз исключительный голос.

— Вот как.

— Да, сэр. Он сказал, что в любое время примет ее в ученицы.

— Но в Лондоне?

— Да, сэр, в Лондоне. Там находится его школа.

Росс допил бренди, налил себе еще и предложил графин Кристоферу. Тот постоял в нерешительности, потом помотал головой. Он быстро пьянел, поэтому хотел сохранить ясную голову.

— Что ты предлагаешь?

Кристофер кашлянул в кулак.

— В феврале Белле исполнится семнадцать. Если она станет моей невестой, я почту за честь заботиться о ней в Лондоне. С радостью буду оплачивать ее обучение в школе. Разумеется, где ей жить, решать вам. Но я знаю двух уважаемых дам, которые держат пансион на Сент-Мартинс-лейн, и возможно...

Он сделал паузу и взглянул на слушателей.

— Продолжай, — сказал Росс.

— Вот, сэр, мое предложение. Я с радостью все подробно расскажу, но не хочу создавать впечатление, будто всё уже решено, поэтому желаю предварительно обсудить это с вами.

Демельза взглянула на дочь и сразу догадалась, что у Беллы на уме и каково предложение, так что все и впрямь решено. Росс допил второй бокал бренди. Это профессор, как-его-там, неужели он такого высокого мнения о голосе Беллы? Чем плохо просто выступать на приемах вместе с остальными? Даже в детстве у нее был очень сильный певческий голос (иногда без свидетелей Росс называл Беллу громогласной).

Многим ее голос нравился, их впечатляла громкость и ясность; но то были их друзья. Вполне естественно хвалить такой ранний талант: «Милая Белла. Как забавно. Как поет! «Травушка созрела» и «Сборщик ячменя». Замечательное исполнение». Но чтобы петь профессионально? А этот профессор, как утверждает Хавергал, точно известный педагог? Если это неправда, то ему просто нужны ученики. А как лучше всего заполучить ученицу? Да просто преувеличивай ее дарование. Изабелла-Роуз славная и милая девушка, но своевольная, а еще доверчивая. Разумеется, Хавергал откровенно изложил свои намерения, но нельзя всецело на него полагаться. Если позволить Белле на это клюнуть, она может добиться некоторого успеха в певческой карьере, через пару лет станет ездить с низкопробными гастролями, неделю выступать в Глазго, неделю — в Ньюкасле.

Даже если у нее и впрямь большой талант, всё равно от такого пути никуда не деться. Россу не хотелось, чтобы его дочь принимала участие в гастролях вместе с захудалыми актерами. Наверное, это слишком мрачная мысль: у Кристофера не так много денег, и если он искренне любит Беллу, то не позволит ей стать посредственной лицедейкой. А вдруг она не станет знаменитой и не переживет провала. А вдруг добьется успеха?

— Ты говорил о помолвке, — напомнил Росс. — А помолвка приводит к браку.

— Совершенно верно, сэр. Но можно подождать. Я ждал три года. Зависит от того, как будет продвигаться ее певческая карьера. Само собой, мы хотим пожениться, но это можно и отложить на некоторое время.

Росс никак не мог принять решение. Он посмотрел на Демельзу. Мудрейшая, ну скажи хоть что-нибудь! И Демельза ответила на мысленную мольбу:

— Я бы не отказалась от еще одного бокала портвейна.

Поутру Росс навестил Дуайта и Кэролайн. Принес с собой свежую партию сделанного Демельзой сыра; это был только предлог, но сработало. С часок они по-дружески поболтали. Росс не остался на обед и к полудню ушел. По дороге домой он встретил Валентина. Прекрасно одетый, на отличной лошади, Валентин поднял кнут в приветственном жесте.

— Рад встрече, кузен. Как раз сегодня подумывал повидаться с тобой. Можно проводить тебя до дома?

Их лошади шагали рядом.

— На прошлой неделе я навещал Клоуэнс, — сообщил Валентин.

— Как она поживает?

— Все такая же красавица. По-моему, она почти оправилась от тяжелой утраты.

— Двойной утраты.

— Согласен. Я заметил, что Демельза так и не оправилась.

— Пока нет. Сомневаюсь, что это удалось Клоуэнс, но ты прав, ей гораздо лучше.

— Я пришел к ней с предложением купить незаконченного судна, к постройке которого Стивен приступил за месяц до несчастного случая.

— Да? — Росс посмотрел в голубые глаза молодого родственника. — Ты меня удивил.

— Думаю, я удивил и ее. Но все-таки она согласились на продажу. Работы начнутся на следующей неделе; корабль будет готов сразу после Рождества.

— «Аделаида», как мне говорили, потерпела крушение, — сказал Росс.

— Ну, тогда тебе известно о моем интересе к этому делу. В нашей округе мало что остается без внимания.

— Слышал, судно перевозило незаконные товары.

— Отчасти. Немного. Всего несколько бочонков бренди время от времени, пару рулонов шелка, да пару коробок с чаем.

— А олово?

— Что?

— Олово.

— Ну да, раз ты упомянул. Вряд ли судно отчалило бы от этих берегов с одним балластом в трюме.

— Шло в Ирландию?

— Да. Им было удобно и нам тоже.

— Для французов?

— Да. У ирландцев нет того, что нам нужно.

— Виски?

Валентин рассмеялся.

— Что-то вроде того. С дымком. Французы не против забираться в такую даль, если это выгодно. И пусть на северном побережье тоже есть таможня, но в основном она сосредоточена на южном.

— Не вся, — возразил Росс. Уж он прекрасно об этом знал.

— Так вот, — продолжил Валентин, — раз мы потеряли «Аделаиду», я подумал, что проще всего назвать новое судно «Леди Селина».

— Чтобы все знали, кто хозяин судна?

— Это только мысль. Если у тебя есть на примете названия получше, буду рад выслушать.

— Валентин, зачем ты мне все это рассказываешь?

— У тебя есть опыт в этом ремесле.

Росс мрачно усмехнулся.

— Я занимался этим еще до твоего рождения. Меня к этому вынудила нужда. Вряд ли ты нуждаешься.

— У меня есть немного денег, помимо средств Селины, которые теперь тоже принадлежат мне. Но я уже и так слишком глубоко запустил в них руку.

— То есть, ты хочешь разбогатеть?

— А кто не хочет?

— Действуя в обход закона.

— Если потребуется.

Они миновали церковь Сола. У колодца собралось несколько женщин в темных шалях и с опущенными головами.

— Валентин, я не в том положении, чтобы читать нотации. Но из всего тобой сказанного я делаю вывод, что твой экспорт гораздо выгоднее импорта, но и сопряжен с бóльшим риском.

— Почему?

— Тебе следует знать, что половина Корнуолла захочет купить твой бренди, шелк и табак. В такой торговле у тебя будет куча сторонников. Но за вывоз из графства оловянной руды тебя никто не похвалит. Нельзя забывать о союзе жестянщиков. И в графстве есть влиятельные люди, связанные с Монетным двором Труро, Хельстона и Пензанса.

Валентин пожал плечами.

— Но основную прибыль приносит экспортный груз. Разве тебя волновал риск, когда ты нуждался в средствах?

— Деньги мне нужны были не на женщин или оплату карточных долгов. Нет, тогда риск меня не волновал... оно того стоило. Но мы не вывозили олово.

— Десять тонн сырья принесут семьсот фунтов. Огромная прибыль.

— Охотно верю.

Их лошади остановились. Отсюда виднелся Фернмор, где с претензией на аристократичность до сих пор жили мистер и миссис Келлоу с дочерью Дейзи (ходили слухи, что их поддерживает Пол). Кроме того, вдали виднелись трубы Уил-Грейс и Уил-Лежер. Нампара в долине ещё оставалась вне поля зрения.

— Ты помнишь, когда вы с кузеном Фрэнсисом пришли к соглашению о совместной разработке Уил-Грейс?

— Конечно. Но ты никак не можешь помнить. Это произошло больше тридцати лет назад.

— Матушка мне как-то рассказывала. Шахта принесла большую прибыль.

— В итоге. Но Фрэнсис погиб в той шахте.

— Знаю. Но мне казалось, отличное у вас было партнёрство.

— Пока длилось — да. — Чувствуя, что отвечал слишком резко, Росс добавил: — У нас с Фрэнсисом были дружеские отношения. В детстве мы часто играли вместе. Потом он женился на девушке, которую я любил — твоей матери, и это испортило нашу дружбу. Позже мы опять сблизились. Но ты это знаешь. Все это — часть нашего семейного предания. Почему ты упомянул Фрэнсиса?

— Просто подумал, что у нас тоже дружеские отношения, пусть иного рода... И мне казалось, что ты захочешь присоединиться к моему новому маленькому предприятию с судном, которое я намереваюсь спустить на воду.

Росс изумленно воззрился на собеседника.

— Ты шутишь?

— С чего бы? Ведь у тебя бурное прошлое. Ты не находишь свою нынешнюю респектабельную жизнь несколько скучноватой?

Росс рассмеялся, но мрачно.

— Мне пятьдесят восемь — старик. С контрабандой я в последний раз имел дело, когда позволил использовать в этих целях бухту Нампары. И даже тогда я играл в деле пассивную роль. А произошло это — дай-ка подумать — в девяносто третьем, двадцать пять лет назад.

Валентина это не отпугнуло.

— А всё-таки, дорогой кузен, ты жил насыщенной и полной приключений жизнью. И хотя многие в пятьдесят восемь страдают одышкой, отращивают пузо и хотят лишь сидеть у огня, как жирный мопс в ожидании корма, ты остался прежним — поджарым, высоким и сильным, с жаждущим приключений сердцем. Разве нет? Признайся. Неплохо бы объединить наши силы, как когда-то сделали вы с Фрэнсисом.

— И позволь спросить, какая польза — я имею в виду, для тебя — от столь неординарного предложения?

— Деньги, финансовая поддержка, преимущество твоего обширного опыта, выгода от работы с близким родственником, человеком своего класса.

— Может, тебе лучше пригласить своего брата, сына Фрэнсиса? Вы с ним ближе по возрасту.

— Джеффри Чарльза? Нет. Ни за что.

— Вы же выросли вместе, в одном доме, по крайней мере. Он сейчас не у дел.

— Уже нет. Он изучает право. Мы с детства слишком разные. Ты сказал, мы ближе по возрасту. Для подростка десять лет — огромная разница. А когда умерла наша мать, он почти не жил дома.

— Но теперь вы соседи.

— Да, верно. И жена у него — хорошенькая испаночка, я бы с радостью с ней пообщался... Но его изменила долгая служба в армии. А теперь, выступая на стороне закона, Джеффри Чарльз станет совсем нудным.

Легким шагом они спускались по склону, ведущему к долине Нампара. Тихий ветер, как бегущая вода, шелестел в стеблях пшеницы, из-за чёрных туч выглядывало жаркое солнце.

— Что ж, — сказал Валентин, — это всё, что я хотел сказать.

— И с чего ты намерен начать?

— Что? А, ты про мои маленькие транспортные операции?

— Да.

— Официально — ходить из Падстоу в Рослэр и обратно. Как на «Аделаиде», пока она не затонула. Всё по-честному, можно сказать, в открытую.

— А не в открытую?

— Хм. Заходить по пути туда и сюда. В бухту Бассета, в основном. Изолированная и достаточно безопасная гавань на этом чёртовом неприветливом побережье.

— Мне вот интересно, что ты будешь делать, если сядешь на мель у Годреви. Но остерегайся не только скал. Бухта Бассета не такая уж и безлюдная. Там есть парочка домов. Слухи порой достигают не тех ушей.

— Иногда надо рисковать, кузен. Это графство процветает за счет слухов.

Росс помедлил и задумался.

— Раз уж заговорили о сплетнях. Ты случайно не водишь близкую дружбу с Агнетой Тренеглос?

Валентин склонился и потрепал лошадь по шее.

— Откуда такие сведения?

— Ты про сплетни? А какая разница? Если это ложь.

— Как можно судить, близкая дружба или нет? В последнее время я редко ее вижу. Скучает по Хорри. Ей не хватает общения с молодежью.

— У нее есть младшие сестры.

— Я про мужское общество. Мне с ней интересно.

— Тем вечером, когда ты возвращался из Мингуз-хауса...

— Ах, ты про мою милую посудомойку. Подзабыл ее имя...

— Карла Мэй?

— Как здорово, что ты запомнил, кузен.

— Если ты не спутал с Агнетой.

— Вряд ли я бы спутал.

— Это ты мне скажи. Ее отец весьма неприятный тип, не советую с ним ссориться. Когда-то молодой Фрэнсис постоянно ссорился с Джоном, и частенько меня в это втягивали. Их ссоры не доходили до серьезных, но когда Джон и Ричард становились против нас с Фрэнсисом, пощады не было.

— А я тут при чем?

— Агнета — отрада его отцовских глаз, невзирая на ущербность. Когда Хорри женился, Джон увидел, что семья редеет, и стал больше ценить то, что от нее осталось. В общем, не стоит шутить с этим человеком.

Валентин закусил нижнюю губу.

— Агнете нужно постоянное общение. Это ей полезно. Да, природа отняла у нее чуток ума, но это не значит, что она не умеет радоваться жизни. Она не понимает шутку, когда слышит ее первый раз, но если разъяснить, то смеется громче других. Ее вкус и обоняние прямо-таки звериные. Так почему бы ей не развлечься? Она что, не имеет на это права? Признаюсь, мне с ней интересно.

Росс взглянул на спутника.

— Ты странный юноша, Валентин.

— И само собой, она очень благодарная девушка, — добавил Валентин.

В четверг Кристофер уехал. Если его миссия была исполнена и не до конца, то основательно продвинулась. Предварительно решили, что если зимняя погода не внесет корректив, то перед Рождеством Демельза в компании Кэролайн Энис, которую быстро посвятили в их планы, отвезет Беллу в Лондон. Там они познакомятся с профессором Фредериксом. К тому же Кэролайн пообещала пригласить свою тетушку, миссис Пелэм, которая знает всех и обо всем и выяснит, так ли уж знаменит этот профессор Фредерикс и с какими еще преподавателями можно посоветоваться, прежде чем серьезно предпринимать что-либо. Демельзу обуревали противоречивые чувства. Возможно, в чем-то они с Джоном Тренеглосом были похожи.

Все естество Демельзы бунтовало против «потери» Изабеллы-Роуз (именно так ей казалось) через два с половиной года после гибели Джереми. Клоуэнс упорно оставалась в Пенрине, и только малыш Гарри составлял ей компанию (не считая Кьюби и Ноэль, которые навещают ее раз в месяц и меняют привычный распорядок дня). Для Демельзы, как матери, все это было слишком тяжело: терять детей из-за болезни, трагических последствий войны или вследствие заключения брака. Она неустанно уговаривала себя, что не вправе лишать Беллу возможности, которой та страстно жаждет воспользоваться. Надо принять все меры предосторожности и убедиться, что влюбленный Кристофер придумал этот план не ради женитьбы на любимой девушке. Белла действительно должна попытаться.

Что касается брака, то они с Россом давно договорились, что дети сами решают, кого выбрать. Тут не угадаешь, потому что все это напоминало лотерею, где дети вытягивают билет. Клоуэнс искренне любила Стивена — вдохновенно и горячо — и до сих пор скорбит по нему, хотя после смерти Стивена что-то омрачает ее воспоминания.

И хотя почти все семейство, включая Джереми, оценило многочисленные достоинства Стивена, но нельзя сказать, что искренне привязались к нему, кроме одной Клоуэнс. С Кристофером было как раз наоборот; в Нампаре он всем нравился. А Кьюби любили все, кроме Клоуэнс. Разумеется, Кьюби не могла заменить Джереми, даже вместе с малышкой Ноэль. В унылые и ветреные ночи, случавшихся нередко, Демельза, как и Клоуэнс никак не могла забыть событий, из-за которых Джереми пошел в армию.

Демельза сразу ощутила близость с невесткой. Никому, рассуждала Демельза, не под силу понять жизненные трудности Кьюби, из-за которых той пришлось так поступить. А вот Белле скоро исполнится семнадцать! Еще задолго до семнадцатилетия Демельза знала, кого полюбила навсегда. Хотя, утверждала она, это совсем другое. Они с Россом жили в одном доме и постоянно виделись друг с другом, пусть даже как хозяин и служанка. Так уж Белла будет очарована обаятельным отставным военным, если у нее появится возможность внимательно разглядеть лицевую сторону медали?

Росс не стал пока рассказывать Демельзе о предложении Валентина. Хотел упомянуть между делом, но разговор с Кристофером тем вечером отодвинул встречу с Валентином на задний план. Все мысли жены сосредоточились на одной только Белле. Пару раз в голове у Росса всплывало предложение Валентина. Такое мог предложить только извращенный и слегка неуравновешенный человек вроде Валентина. Да, после гибели Джереми Росс жил размеренно и тихо, но никогда не считал такую жизнь «скучной». Главной его целью стало вернуть Демельзу к нормальной жизни, и в значительной степени ему это удалось. Длительные периоды ее молчания миновали.

Он старался вывозить ее на званые ужины по выходным. Радовался, если жена оставалась довольна. Если возвращаться к активной деятельности, то уж точно не посредством контрабанды олова. Беспокоила только одна мысль — о незавершенном деле в Вестминстере. Когда война закончилась, Росс посчитал, что, какую бы ценность не представляли его действия за последние десять лет, все они вознаграждены победой над Францией. Поэтому после войны он перестал быть представителем лорда Фалмута в Палате общин.

Именно окончание войны и гибель Джереми стали причиной отставки. Место в парламенте стало ему больше не нужно. Росс надеялся (как и многие другие), что после войны в Англии наступит не только мир, но и процветание. Но ошибся. Сокращение бюджетных расходов после войны привело к резкому падению спроса на продукцию британской промышленности. Одновременная демобилизация тысяч солдат и моряков пополнила рынок труда.

Закрыли много заводов на севере и Мидленде, сельское хозяйство пришло в упадок. Итогами массовых волнений и беспорядков стали поджоги и разрушенное оборудование, вследствие чего правительство вместо того, чтобы провести хоть какие-нибудь реформы Питта, пошло на жесткие меры. Каннинг вернулся в Англию, стал членом парламента от Ливерпуля, часто писал Россу. Порой Россу казалось, что в письмах Каннинга таится завуалированный упрек.

Единственное удовлетворение от встречи с Валентином — его полупризнание насчет Агнеты. Если Валентин поссорится с Тренеглосами, это отразится и на Нампаре, они слишком близко. К тому же Тренеглосы верили местным сплетням, что Валентин — сын Росса.

Глава четвертая

Чересчур обходительный мистер Придо не попадался на глаза Клоуэнс уже почти три недели. Но однажды в среду, приехав в Труро за покупками, она заметила, как он приближается к ней по Черч-лейн. Она только что свернула сюда с улицы Боскауэн и прикинула, не успеет ли повернуть обратно, но Придо находился всего в трех метрах от нее, так что сбежать не получится.

— Миссис Каррингтон! Какая приятая встреча. Надеюсь, вы в добром здравии, мэм. Хотя мне кажется, доброе здравие не сравнится с вашим цветущим видом.

Клоуэнс не привыкла к двусмысленностям, поэтому решила расценивать это высказывание как комплимент. Придо был в темно-синем фраке и коричневых саржевых панталонах с черными резинками на стопе. К счастью, очков на нем не оказалось.

— Я бы нанес вам визит раньше, но леди Харриет не знала вашего точного адреса. Умоляю, дайте его, пока мы не расстались. Как я понял, вы живете не в Труро.

— Вы правы. Время от времени я приезжаю сюда за покупками.

Придо пошарил в кармане и выудил шиллинг для назойливого попрошайки.

— На той неделе я встретил майора Джеффри Чарльза Полдарка с северного побережья. Необычное имя, но сначала я не связал его с вами. Он представился вашим кузеном, это правда?

— О да. Наши отцы — двоюродные братья.

— Уйди прочь, — сказал мистер Придо попрошайке.

Тот, попробовав монету на зуб и убедившись в ее подлинности, теперь рассыпался в бесконечных благодарностях.

— Мы не встречались, поскольку служили в разных полках. Но, конечно, у нас нашлась общая тема: Ватерлоо.

— Не сомневаюсь.

Клоуэнс наблюдала за попрошайкой. Он, не веря своей удаче, мчался вприпрыжку через улицу Боскауэн, но затем споткнулся и полетел ничком прямо в лужу, откуда ему помогли выбраться. Однако, как заметили Клоуэнс и Придо, счастливчик не выпустил шиллинг из крепко стиснутых пальцев.

— Не стоит так щедро раздавать милостыню, — с полуулыбкой произнесла Клоуэнс.

— Раздавая мелочь таким бедолагам, я, можно сказать, потакаю своим прихотям, — ответил Придо, надевая очки. — Кроме того, приятно, когда люди иногда обращаются ко мне «милорд».

— Но при этом вам не нравится обращение «капитан»?

— Поступайте как вам угодно. Если хотите, называйте капитаном.

— Но не милордом?

— Пока нет, я еще слишком молод.

Она не понимала, шутит он или говорит всерьез.

— Ну что ж, — встрепенулась Клоуэнс, — мне надо сделать еще несколько покупок...

— Прошу вас, не уходите. Меня только что осенила прекрасная мысль. Приятель пригласил меня на чашку чая в гостинице «Красный лев», и, сдается мне, вы хорошо знакомы с этим приятелем. Не почтите ли нас своим присутствием за чаем?

Клоуэнс поколебалась. Впервые он не казался невыносимым.

— Это Джеффри Чарльз? — уточнила она.

— Нет. Но вас это порадует. Встреча не займет больше получаса, да и отель находится всего в десяти шагах вниз по улице.

Ходж должен был подойти часам к пяти, и, вероятнее всего, опоздает.

— Благодарю вас, — сказала она.

В городе насчитывалось десятка с два постоялых дворов, но «Красный лев» считался самым крупным и презентабельным. На первом этаже располагался просторный и удобный зал, за последние годы ставший местом встречи для желающих пообщаться. Поднимаясь по лестнице, Клоуэнс поймала себя на желании что-нибудь выпить. Но к кому же этот чудак ее ведет?

Как всегда в базарный день, внутри толпился народ, и поначалу Клоуэнс не заметила знакомых лиц. Но затем увидела возле окна столик, за которым сидела одна-единственная девушка. И явно поджидала их. Это была Кьюби.

— Я знал, что это будет настоящий сюрприз! — сказал Филип Придо, потирая руки. — Миссис Полдарк, Миссис Каррингтон. А? А? Невестка и золовка!

Впервые Клоуэнс встретила Кьюби в Тренвите на большом приеме у Джеффри Чарльза и Амадоры, куда та пришла с сестрой Клеменс. Кьюби ее удивила: она ждала большего от этого божества и кумира Джереми. Затем — весьма неохотно — Клоуэнс признала, что у Кьюби прекрасные глаза и кожа. Они почти не разговаривали — разрыв между Джереми и Кьюби казался тогда окончательным, и Клоуэнс сразу ее невзлюбила, а вот у Демельзы на том же вечере подобных чувств не возникло.

После того, как планы на брак Кьюби с Валентином провалились и она сбежала с Джереми, до них доходили слухи о безмятежном счастье молодых в Брюсселе. Принимая это, Клоуэнс все же не могла отделаться от мысли, что Джереми мог бы избежать трагической гибели при Ватерлоо.

А сейчас между ними лишь маленький чайный столик, и все благодаря благонамеренной оплошности злосчастного мистера (капитана) Придо. Кьюби залилась румянцем. Кто знает, насколько хорошо Кьюби догадывалась о враждебном отношении золовки; но отсутствие Клоуэнс во время визитов Кьюби в Нампару наводило на определенные мысли.

Филип заказал чай для себя и Клоуэнс, а Кьюби попросила кофе. Был один предмет, о котором они могли беседовать, не создавая излишнего напряжения.

— Как поживает Ноэль?

— Благодарю, замечательно. Она долго не начинала говорить, но сейчас процесс пошел.

— Она с тобой, в Труро?

— Нет, осталась с Клеменс. Они большие друзья. Ты давно ее не видела, Клоуэнс. Она бы тебе понравилась.

— Не сомневаюсь, — ответила Клоуэнс.

Мистер Придо перевел взгляд с одной девушки на другую и снял очки.

— Знаете, чем я занимался на этой неделе, дамы? Ездил в Чисаастер.

Обе вопросительно посмотрели на него.

— Где это?

— Возле Галвала. Там находятся развалины — весьма впечатляющие развалины — каменных построек. Они очень древние, если вообще не доисторические. А еще там есть подземный проход, частично развалившийся. Времен римской Британии. Возможно, третий или четвертый век. Мне кажется, об этом писал некий Борлас.

Девушки вежливо слушали рассказы Филипа о событиях этой недели. В более теплой обстановке они могли бы даже обменяться понимающими улыбками, но Клоуэнс избегала взгляда Кьюби. Чай допили, темы для светской беседы исчерпались. Филип лучезарно улыбался обеим, не чувствуя напряжения между ними. Затем Кьюби внезапно обратилась к собеседнице:

— Клоуэнс, я знаю, ты крайне занята, но, может, у тебя найдется время приехать в Каэрхейс и провести с нами день? Да, путь не близкий, но если сесть на паром имени короля Генриха, его можно сократить на несколько миль.

Клоуэнс замялась и, к своему неудовольствию, ощутила на лице румянец.

— Это очень мило с твоей стороны, — ответила она. — Если твой брат не будет против.

— С чего бы ему быть против? — возмутилась Кьюби.

Клоуэнс взглянула на Филипа, мечтая, чтобы он провалился сквозь землю. Но он оставался на своем месте, так что приходилось выкручиваться.

— До бракосочетания с Джереми твой брат несколько раз прогонял его, разве не так?

Кьюби, как ножом, кольнула золовку взглядом.

— Скорее всего, это случилось, когда я обручилась с Валентином Уорлегганом. Я ничего об этом не знала. Полагаю, Джон старался поступить наилучшим образом.

— Вероятно. И все же Джереми это крайне расстроило.

— Но в конце концов, я ведь вышла за твоего брата, или ты забыла? Да, я была не права. Но в итоге целых полгода мы были так счастливы, что мне никогда в жизни не забыть это время.

Глаза Кьюби наполнились слезами.

— Прости, — ответила Клоуэнс. — Мне не следовало так говорить. Если бы мы не встретились столь внезапно, я бы не говорила так дурно...

— Лучше высказать наболевшее.

— Не уверена, что имею на это право. Я не знаю всех обстоятельств твоего отказа Джереми. Моя любовь к брату так глубока, что искажает суждения. Я видела его безумное отчаяние...

— Дамы, прошу вас! — вмешался Филип Придо, наконец заметив развернувшуюся перед ним битву. — Для вас обеих это весьма грустная тема для разговора! Давайте обсудим что-либо более радужное!

Клоуэнс повернулась к нему со слезами на глазах.

— Капитан Придо, прошу вас, уйдите.

Тридцатого ноября 1818 года Селина родила мальчика. Третьего декабря Валентин поехал навестить Джорджа Уорлеггана в его банке в Труро. Джордж ушам не поверил, когда ему доложили о приходе Валентина.

— Мистер Валентин, вы сказали?.. Где он?

— Внизу, сэр.

Джордж чуть было не приказал ответить, что его нет на месте, но злость и любопытство возобладали.

— Проводите его ко мне.

Когда вошел Валентин, Джордж увлеченно писал. Через пару минут он опустил перо.

— Слушаю?

Валентин, как всегда, оделся с лоском, но не безвкусно, как покойный Оззи Уитворт. Джорджа злило, что он не находил изъянов в туалете молодого человека.

— Добрый день, отец. Мы не виделись несколько лет. Как ты поживаешь?

— Неплохо. Чего тебе надо?

— Чего мне надо? Насколько я знаю, мне нужно чуть меньше, чем ничего. Могу я сесть?

Джордж не кивнул в ответ, но Валентин уселся в черное кожаное кресло в заклепках, куда садился Кэрри, заходя в комнату. По эту сторону стола это было наиболее удобное кресло.

— Отец, я пришел сообщить, что в прошлый четверг моя супруга Селина родила нашего первенца. Возможно, ты уже слышал об этом?

— Я ничего не знаю о твоей семье и не хочу знать.

— Вот жалость. Я пришел сообщить, что мать и дитя чувствуют себя хорошо.

— Вот как.

Джордж помнил, какими оскорблениями они обменивались в последнюю ссору. Он не из тех, кто легко забывает. Но ведь прошли годы с тех пор, как они разговаривали или хотя бы видели друг друга. С виду молодой человек мало изменился. То же узкое привлекательное лицо, то же высокомерие, та же невыносимая манера держать себя. До Джорджа время от времени доходили слухи, что Валентин пользуется дурной славой в округе. Путается с разными женщинами. Использует деньги жены в сомнительных спекуляциях. Но ведь он тоже потратил немало средств на этого молодого человека, единственного, носящего имя Уорлегганов. Так о чем пришел сообщить ему этот щенок?

— И что?

— У меня есть сын. А у тебя — внук. Думал, тебе интересно узнать. Уверен, Харриет обрадуется. Крестины состоятся в грядущее воскресенье, сразу после утренней молитвы. Очень тихо, без шумихи.

— Вот как, — повторил Джордж, взглянув на сына из-под нависающих бровей.

Валентин стряхнул комок грязи с отполированных до блеска сапог.

— Как поживают близняшки?

— Что? А... Неплохо.

— Прости, их имена вылетели у меня из головы.

— Рейчел и Анна.

— Конечно... Ах да, если подумать, то у меня есть еще одна причина для визита. Какое имя выбрать сыну. Мы с Селиной все тщательно обдумали. Не возражаешь, если мы назовем его Джордж?

С улицы доносились крики зазывалы, продающего угрей. Послышался стук в дверь, из-за двери выглянула голова клерка. Стоило Джорджу взглянуть на него, как он исчез, словно раненая улитка в своем панцире. Дверь затворилась. Валентин смотрел в окно. На стекле застыли следы вчерашнего дождя, а железные прутья решетки не делали комнату уютнее.

— Это что, какая-то попытка меня улестить? — спросил Джордж.

— Зачем бы мне? У меня есть деньги.

— Деньги Селины?

— Не совсем.

— Но твоя шахта не приносит дохода, — злорадно заметил Джордж. — Я об этом знаю.

— Корнуольское герцогство, как ты наверняка знаешь, возложило обязанности по сбору налогов на мистера Эдварда Смита. Он оказался весьма требовательным, о чем ты тоже осведомлен, и в этом месяце две небольшие шахты неподалеку закрылись. За ними последуют и остальные... Ты закрыл Уил-Спинстер. Но у меня есть и другие источники дохода.

— Хотелось бы о них узнать.

— Не думаю, что их стоит разглашать на открытом слушании, если ты понимаешь, о чем я.

— То есть незаконные. Прошу тебя, будь осторожен.

— Я не говорил, что они незаконные, отец. Но иногда я позволяю себе какое-нибудь рискованное дельце, результаты которого весьма удовлетворительны.

— Смотри, не связывайся с Джоном Пермеваном. Или с Объединенной медной и цинковой компанией. Или с Уил-Сетон. Акционеры там — сборище крестьян, которые ничего не смыслят в горном промысле, а в финансах и того меньше.

— Ни за что на свете, — ответил Валентин. По правде говоря, он уже связался с двумя из этого списка. — Но, на мой взгляд, очень мало доходных предприятий обходятся без риска. Хотя, — добавил он, почувствовав, что это надо сказать, — чем меньше риска, тем спокойнее.

Джордж хмыкнул.

— Если уж ты намерен иметь дело с горным промыслом, избегай олова. Медь окупается. А если ввяжешься в добычу олова, получишь только проблемы, как семья Гандри с Уил-Фор. Три года — и банкротство!

— На мой взгляд, шахта неправильно управлялась, — заметил Валентин. — Судя по отчетам, с самой шахтой все в порядке.

— А ты хорошо информирован, — взглянул на сына Джордж.

— Стараюсь. Но, разумеется, ты знаешь гораздо больше. Сомневаюсь, что кто-либо разбирается в торговых делах Корнуолла лучше тебя.

Повисло молчание.

— Как вы ладите с соседями? — спросил наконец Джордж.

— С какими соседями?

— С Полдарками, разумеется.

Валентин вытянул ноги.

— Я мало с ними вижусь. Джеффри Чарльз постоянно ездит в Лондон. Говорят, изучает там юриспруденцию. Его испанская жена держится особняком. Кажется, не чувствует себя в безопасности в окружении корнуольцев, пока Джеффри Чарльз в отъезде.

— Я говорил о семействе Росса Полдарка.

— Ты сказал «соседи», отец. А от нас до Росса минимум миль пять. Я с ними не встречаюсь. Потеря Джереми сильно на них сказалась. Предпочитаю общество повеселее.

— Крестины будут пышными?

— Я говорил, будет тихая церемония. Только несколько домашних. Хочешь присутствовать?

— Нет, благодарю.

Валентин медленно выдохнул, но Джордж этого не заметил.

— Что ж, не буду отнимать у тебя время. Так можем ли мы назвать твоего первого внука Джорджем?

— Я не могу тебе помешать.

— Но можешь выразить нежелание.

Джордж задумался.

— Если хочешь, пусть это будет его второе имя.

— Я мог бы дать ему второе имя, чтобы, когда подрастет, он выбрал то, что больше по душе. Правда, не знаю, зачем ему желать другое имя. Имя «Джордж Уорлегган» творит чудеса.

Джордж взял перо и осмотрел его. Какой-то идиот забыл утром его очинить.

— У меня три дочери. Их наследство останется неприкосновенным. У меня нет денег для внука.

Валентин поднялся.

— Я бы предпочел, чтобы мой сын сам пробивал себе дорогу.

— Женившись на деньгах, — едва заметно усмехнулся Джордж.

— Например так, отец. У всех разные пути.

— Тогда назови его Джорджем, — ответил Джордж, — если тебе так угодно.

«И катись к черту», — добавил он мысленно.

Глава пятая

Прошло уже больше трех лет с тех пор, как Демельза в последний раз была в Лондоне, и в глубине души надеялась больше никогда его и не видеть. Ей нравился этот огромный город, но дважды она чувствовала себя в нем отчаянно несчастной. В первый ее визит в город между Россом и Монком Эддерли возникла вражда, приведшая к дуэли. Самое тревожное время в ее жизни. В последний же раз пришлось оставить Росса во Франции, где его задержали как военнопленного, и никто не знал, сколько продлится их разлука, возможно, даже вечно. Перед возвращением он отправил ей новости о Джереми. В этот раз во время утомительного путешествия в карете компанию ей составляли Кэролайн и Белла, и в этот раз пребывание обещало быть недолгим, так что они остановились у мисс Пелэм, тетушки Кэролайн, настоявшей на этом.

Небольшой домик профессора Фредерикса находился неподалеку от Чансери-лейн, насчитывал три этажа и кренился набок, опираясь на соседнее складское здание. Кристофер Хавергал привел их туда, а затем довольно потрепанного вида служанка проводила их в довольно потрепанную гостиную с цветами у окна и дипломами на стенах. Угол занимало фортепиано орехового дерева. Всех четверых пригласили сесть. Они сели, но стоило дверям закрыться, как Изабелла-Роуз снова вскочила, разглядывая дипломы. Сверху донесся звук другого фортепиано, только одной ноты до. Затем вступил женский голос. Начав тихо, он вырос в крещендо, а затем исчез в нежнейшем пианиссимо.

На инструменте прозвучала следующая нота гаммы, и упражнение повторилось.

— Смотри, мама! — сказала Белла, — тут говорится...

— Тсс! — шикнула Демельза, услышав чьи-то шаги.

Вошел гладко выбритый толстячок ростом всего около пяти футов, с седой шевелюрой, подстриженной по форме головы. На нем был фиолетовый бархатный сюртук в пятнах, полосатые панталоны, на маленьких ступнях — лаковые туфли. На распахнутом воротнике болтался развязанный шейный платок. Кристофер представил гостей, хотя профессор Эмануэль Фредерикс уже виделся с Беллой. По окончании знакомства он признал это одной фразой:

— И моя юная Донна.

И на щеках Беллы появились ямочки. Кристофер продолжил:

— Само собой, вам известна цель нашего визита, профессор Фредерикс. Ее матушка и миссис Энис пришли поговорить с вами о даровании дочери и ее будущем.

Профессор кивнул.

— Леди Полдарк, во время последнего визита мисс Изабеллы-Роуз я проверил ее голос несколькими способами и должен вас поздравить — у вашей дочери замечательный талант!

— Благодарю вас. — Демельза чуть ли не впервые возжелала, чтобы корнуольский акцент напрочь исчез из ее речи. — Мистер Хавергал сказал, что вы высоко ее оценили. Я не совсем понимаю, что подразумевается под ее будущим.

— Я самый востребованный педагог в Лондоне. Могу заявить об этом без ложной скромности, — ответил Фредерикс. — Уверяю, миледи, я сам отбираю учеников. Ограничиваюсь десятью. Обучаю основам техники владения голосом. Разъясню понятия гортань, голосовые связки и прочие термины, которые изредка используются в этом доме. Я ищу природное дарование, чтобы научить музыкально интонировать голосом. Мое обучение зиждется на трех категориях: ритм, дикция, фразировка и орнаментика. Занятия предполагают неустанный труд и максимальное упорство. Обучение основам займет около двух лет.

— А после этого? — спросила Кэролайн.

Он вытянул аккуратные белые ладони с лопатообразными кончиками пальцев.

— Этого никто знать не может. Но мне кажется, из последних пятидесяти учеников, которым я имел честь преподавать, у нашей маленькой леди самый прирожденный талант.

Сильно рискуя вызвать недовольство дочери, Демельза задала вопрос:

— Некоторые люди считают ее голос... э-э-э... слишком резким.

— О, вполне вас понимаю, — ответил Фредерикс. — У нее великолепные и на удивление сформировавшиеся голосовые связки. Временами даже кажется, что она кричит. Но все дело в скрытом звуке и непроявленном таланте, бурлящей молодой энергии. Голос можно поставить, и верхний регистр будет звучать так же красиво, как и нижний.

— Значит, у нее — то, что называется меццо-сопрано?

— Правильно.

Кэролайн посмотрела на Демельзу, понимая, что она здесь не главная, но все же...

— Профессор Фредерикс, получается, у мисс Полдарк исключительный голос, незаурядное дарование? Предположим, она проучится у вас два года, а в конце срока оправдает надежды, но что потом? Какое будущее ее ждет?

Профессор снова развел руками.

— Моя прошлогодняя выпускница начала с организованных концертов; совсем недавно ее приняли в Бристольский хор в качестве ведущего сопрано. Другая моя ученица, о которой вы наверняка слышали, Кристина Смайт, пела в опере. Сейчас она выступает в Париже и продолжает обучение у великого Бернара де Вриса. Третья ученица в Милане поет в новой опере Беллини под названием «Норма». Для юной леди с исключительно прекрасным голосом открыты большие возможности.

— Вы сказали «леди», — продолжила Кэролайн. — Кто из ваших нынешних десяти учениц на самом деле леди?

«Только Кэролайн могла такое спросить», — подумала Демельза.

— Э-э-э... Три, нет, четыре. Остальные шесть сравнительно скромного происхождения.

— А высокая плата? Вы взимаете ту же плату со всех учеников?

— Две мои ученицы получают стипендии, поскольку у родителей совсем нет средств. Они подают большие надежды, и я исполняю долг перед обществом, давая им бесплатные уроки. Одна из них певица, другая учится игре на фортепиано. Если мисс Полдарк станет моей ученицей, то обязательно с ними познакомится.

Немного подумав, Демельза заговорила:

— Лейтенант Хавергал наверняка сказал вам, что мы из Корнуолла. Оттуда до Лондона много миль. Пожалуй, около трехсот. На экипаже ехать два-три дня, трудно сказать, сколько ехать морем — иногда быстрее, но чаще дольше. Моей дочери еще нет семнадцати. Она ходит в школу миссис Хемпл в Труро. Там же она учится пению у местного педагога, миссис Ходжсон. Скажите, сколько лет вашим ученикам?

— От семнадцати до тридцати одного.

— Мы с мужем не собираемся чинить Белле препятствия. Если у нее действительно хороший голос, пусть она его развивает, мы не против. Но нам кажется, что она слишком молода, и пусть всю неделю она у миссис Хемпл, но всегда жила только дома...

— Ох, мама! — сказала Белла. — Я уже жила в Париже!

— Да, конечно, но тогда мы все там жили! А когда ты... если тебе доведется жить в Лондоне, ты останешься совсем одна! Почти совсем одна! Вы размещаете девочек у себя?

— Да, миледи. У нас есть места для четверых, однако сейчас все спальни заняты. Миссис Фредерикс, я уверен, порекомендует вам кого-нибудь по соседству.

— Этого не понадобится! — сказала Кэролайн. — Моя тетушка наверняка поселит ее у себя, а каждый день ее будет провожать грум.

— Мне такое и в голову не пришло, — с удивлением заметила Демельза, одновременно радостно и встревоженно. Она словно взбиралась на склон, который становился круче; все труднее на нем удержаться, но остановиться она не в силах. Как ей сейчас не хватало присутствия Росса, который бы высказал по этому поводу здравые соображения. Или все-таки возражения?

— Кажется, это Моцарт! — сказал Кристофер.

Рояль наверху вдруг стал отчетливо слышен, будто кто-то открыл дверь.

— Соната. Не помню, какая именно.

— Номер один до-мажор, — с одобрением заметил Фредерикс.

— Кристофер, вы умеете играть на фортепиано? — спросила Кэролайн.

— Увы, нет.

— Мисс наверняка Полдарк умеет, — сказал профессор.

— Чуть-чуть.

— Вы должны это уметь, если пришли сюда учиться. В пении надо делать много перерывов, чтобы не перенапрячь голос. Уметь управлять дыханием — с этого надо начинать. И языки. Надо знать три языка и более или хотя бы хорошо их понимать и иметь правильное произношение. А также манеры и поведение. Актерское мастерство...

Демельза смотрела на дочь, одновременно крепкую и стройную, целеустремленное выражение ее лица, голубые глаза, густые волосы. Есть два условия, а не одно. Если у нее впрямь выдающийся голос, хватит ли ей душевной выдержки, настойчивости, решимости вынести сурового надзирателя? Она хоть представляет, на что идет?

Почувствовав материнский взгляд, Белла подмигнула ей.

Все та же юная леди, которая во время бегства из Парижа очаровала потенциально опасный отряд польских драгунов, наигрывая на старинном клавесине и напевая «Марсельезу» на постоялом дворе во Франции. Демельза ее недооценила. На том дворе в Сен-Кантене Демельза наблюдала за дочерью сквозь лестничные перила, злясь на ее беспечность и вне себя от тревоги, куда это может завести. Сейчас, при воспоминаниях отчасти гнев превращался в гордость. Ее дочери еще не исполнилось четырнадцати, но хватило смелости такое учудить: даже сейчас сердце колотится при одном только воспоминании. Они с Россом породили такую одаренную девочку, исключительно отважную и самодостаточную. Она достойна лучшего. А что именно лучше для нее?

В тот же день по рекомендации знакомого музыканта миссис Пелэм они отправились к двум другим специалистам. Первый — мистер Питер Ройманн, музыкальный руководитель Королевского театра на Хеймаркет. Их провели через служебный вход театра в пустой репетиционный зал, где стоял большой концертный рояль и пять стульев. Мистер Ройзманн был маленького роста и худощавого телосложения, но пользовался явным авторитетом. Он подвел Беллу к роялю и попросил спеть ему под аккомпанемент пару легких мелодий. А спустя пятнадцать минут сказал:

— Весьма своеобразный и благородный голос для такого раннего возраста. Само собой, нужно развивать его, но у нас здесь нет педагога и помещения для занятий. Здесь вы очень скоро сможете играть небольшие роли, да, понимаю, вы стремитесь не к этому. Летом мы подумаем, в каких постановках можно ее задействовать. Таким способом она многого добьется; иногда полезно учиться у других. Знаю двух молодых дам, которые таким образом преуспели. Разумеется, обе также брали частные уроки. Если надумаете и напишете мне примерно через полгода, я бы хотел снова с вами встретиться. Вы умеете играть роли, мисс Полдарк?

— Думаю, да, — проговорила Изабелла-Роуз, взволнованная тем, что находится за кулисами одного из величайших театров. — Мне бы этого хотелось!

— Да-да, само собой. Актерское мастерство — неотъемлемая часть пения, будь то простая песня или большая опера. На вас не только слушают, на вас и смотрят. — Он обратился к Демельзе: — Возможно, у нее не ваше лицо, мадам, но похожая фигура и уже сейчас приятная наружность.

— Вы считаете ее голос выдающимся? — спросила Кэролайн.

Ройманн задумался, а вскоре уверенно заявил:

— Да, считаю.

— Если рассуждать теоретически, у кого она может получить лучшее образование?

— Ходят разговоры, что в королевском колледже есть место. Сейчас лучшие педагоги — Фалконер, Фредерикс, Алези, Лотти Шнайдер. Четверка самых лучших. Если вы нацелены на оперетту, лучше всего отправиться в Париж, где есть несколько выдающихся преподавателей.

— В пять у нас назначена встреча с мадам Шнайдер, — напомнила Кэролайн.

Мадам Лотти Шнайдер, светловолосая, пышногрудая и привлекательная женщина, подозвала Беллу:

— Поди-ка сюда, милая. Давай-ка озмотрим твой рот. Твоя гохтань, миленькая моя, пхямо-таки создана для пения. Видишь? Вот здесь, здесь и отзюда исходит звук. Подойди-ка к фохтепиано. Дыхание с хрипотцой. А теперь послушаем твой голосок. Мягче, сначала тихонько под фохтепиано, как будто поешь малышу на ночь колыбельную.

Это была тихая улочка, не то что Королевский театр, где даже сквозь закрытые окна доносился грохот экипажей и повозок. Прислушиваясь к голосу дочери, который следовал за мелодией вверх по нотам и постепенно наращивал громкость, Демельза подумала — если бы Росс услышал сейчас Беллу, он бы понял, какая она умница. Похоже, она точно знала, чего хочет мадам Шнайдер, хотя та говорила с сильным немецким акцентом. Когда все закончилось, Лотти Шнайдер похлопала Беллу по руке.

— Дас ист очень хорошо! Лирическое зопрано — вот чем ты можешь стать! У вашей дочери польшой талант, леди Полдах. У нее прекрасное будущее! Буду рада взять ее — и я сделаю это, но должна признаться, что скоро отпхавлюсь в концертное турне по Европе: Рим, Милан, Вена, Бехлин... В это время мои ученики не смогут получить надлежащего внимания. Разумеется, я дам упхажнения, чтобы заполнить все их время занятиями. Вы знатете иностранные языки? Французиш, итальяниш? Я уеду из Лондона после Рождества и собираюсь вернуться на Пасху. Она могла бы многому научиться, работая с таким пхофессиональным меццо-зопрано, как я, но это сложный процесс.

— Но вы думаете, мадам, — заговорила Демельза, — что... моей дочери нужно продолжать занятия?

— Конечно. О да. О да. Но с голозом нужно обхащаться очень аккуратно. Нужно избегать переутомления. Чем медленнее прогресс, тем он надежнее. Много изменений за короткое вхемя — это не очень хорошо. Конечно, в вокальном мире слишком вызокая конкухенция. Но в нем всегда найдется еще одно место, если есть талант. Лично я всегда при вохзможности пою Моцарта. Это зпасение первоклассного певца — помогает оставаться на верном пути.

— Много ли у вас учеников? — спросила Кэролайн.

— Только три. Но они не совсем ученики. Они уже певцы. Но, леди Полдух, вы можете прийти снова, вернуться после Пасхи? Я многому могу научить вашу дочь. Год со мной стоит двух лет с кем-либо еще.

Вечером после тихого ужина, когда миссис Пелэм впервые не принимала других гостей, все обстоятельным образом поделились мнениями: Демельза, Белла, Кэролайн, Кристофер, миссис Пелэм. Демельза обратилась к Кэролайн:

— Кэролайн, ты моя самая давняя подруга. Пожалуйста, выскажи свои соображения.

Та почесала длинный аристократический нос.

— Во-первых, тебе надо признать, что Кристофер прав. Не только педагог, которого он посоветовал, но и двое других, предложенных тетушкой Сарой, подтвердили его правоту. По-видимому, это доказывает, что у Изабеллы-Роуз особенное дарование. Они не стали бы проявлять воодушевление без достаточных на то оснований. Следовательно, если вы можете себе позволить расходы (а я знаю, что у Росса есть возможность), то я больше склоняюсь к тому, что ей стоит поучиться с год или чуть больше и посмотреть, каких успехов она достигнет.

— Я предложил оплачивать расходы, — напомнил Кристофер.

— Мы не можем на это согласиться, — отказалась Демельза. — Но все равно спасибо. Мы сами справимся.

— Тогда давайте признаем, что затраты не помеха. А по поводу остального все согласны?

Чуть подумав, Демельза сказала:

— Наверное... согласны.

— Значит, на этот год или пару лет, если все пойдет хорошо, вопрос заключается в... — Кэролайн запнулась. — Нет, это конечно хорошо, что ты предоставила мне слово, дорогая, но я не должна тут рассуждать, как судья, решающий вопрос опеки над ребенком. Она твое дитя. Я не имею права занимать твое место.

— Неужели ты не видишь, Кэролайн, — возразила Демельза, — именно потому, что я ее мать, у меня не получается судить беспристрастно. Так что, пожалуйста, продолжай.

Все замолчали. Кэролайн вздохнула.

— Ну что ж, если судить предварительно, все равно окончательное решение вы примете потом. Из всех трех авторитетных педагогов, которых мы сегодня увидели, Белла бы выбрала мистера Ройманна...

— Я такого не говорила! — воскликнула Белла.

— Ты шепталась с Кристофером, и я понимаю, почему тебе понравился мистер Ройманн, милая. Он живет в театре. В одном из самых лучших в Лондоне. Тебе вскружил голову один только вид лесенок, декораций и запах грима.

— Белла, не гримасничай, — велела Демельза, — веди себя вежливо со своей тетушкой.

Кэролайн рассмеялась.

— Тетушкой только на словах.

— Но разве Ройманн не сказал, — вступил в разговор Кристофер, — что пока не может взять Беллу? Он прямо велел прийти через полгода.

— Верно.

— Конечно, меня с вами не было, — начала миссис Пелэм, — но мадам Шнайдер мне кажется самой романтичной, и наверное, самой подходящей! Я слышала ее голос не один раз, и ее помощь окажется бесценной. Она сейчас выступает? А то можно ее пригласить на обед, пока вы не вернулись домой.

— Дьюк-стрит в Сент-Джеймсе — куда дальше Чансери-лейн, — заметила Кэролайн. — Нельзя забывать о зиме.

Демельза подумала о той части Лондона, в которой они провели сегодня массу времени. Бесконечные попрошайки, некоторые из них — бывшие солдаты с ампутированными конечностями; рыскающие по сточным канавам свиньи, столкновения экипажей, запах канализации, продавцы пирогов, шарлатаны, точильщики ножей, загромоздившие края тротуаров, мальчишки в лохмотьях и босые дети.

— Миссис Пелэм, — продолжила она, — а вы и правда, как мне сказали сегодня утром, разрешите Белле пожить здесь какое-то время, пока она не встанет на ноги? Это очень мило с вашей стороны.

— Дорогая моя, — ответила миссис Пелэм, доброжелательно глядя на Изабеллу-Роуз, — я говорила не совсем об этом. Я имела в виду, что буду польщена и даже счастлива пригласить ее пожить здесь не какое-то время, а сколько ей понадобится.

Миссис прежде Пелэм не встречалась с младшей дочерью Демельзы и была весьма увлечена ею. Белла приветливо ей улыбалась, а когда она улыбалась подобным образом, то все ее лицо как будто светилось. Более подходящей дружбы и быть не могло. Миссис Пелэм, одинокая и богатая дама с многочисленной прислугой, постоянно устраивала приемы, знала все лондонское высшее общество, у нее имелся собственный экипаж (которым она редко пользовалась), жила она в большом красивом доме, часто посещала театр, и не имела собственных детей. Демельза ерзала в кресле, пытаясь избавиться от чувства коловшего грудь любопытства.

Сначала она отказывалась это признавать, но когда успокоилась и пробормотала самые щедрые благодарности миссис Пелэм, то признала, что это неприятное чувство оказалось обычной ревностью. Конечно, ревности не к Белле, для которой этот визит оборачивался гораздо более благоприятно, чем она когда-либо могла надеяться, а к Саре Пелэм, которая с этого времени, если план продолжит идти по тому же пути, познакомиться с Беллой гораздо лучше, чем Демельза могла бы даже надеяться.

Где-то в глубине ее души рыдало одинокое несчастное создание.

— Я потеряла первую дочь Джулию много лет назад, еще младенцем, всего три года назад Джереми, мой старший сын, на самом пике своего очарования и юношеской зрелости погиб при Ватерлоо, а сейчас мне приходится расстаться с младшей дочерью, которая уедет за триста миль, чтобы жить в прекрасном доме с элегантной пожилой дамой и строить певческую карьеру. Какая трагедия, что она встретилась с Кристофером Хавергалом. Какое счастье для Нампары, если бы в школе Труро она пела ради удовольствия. Какое счастье, в конечном итоге, для самой Беллы.

Она сглотнула подступивший к горлу комок. ...