Все права на текст принадлежат автору: Александр Валентинович Ледащёв.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Дождавшийся МанчакАлександр Валентинович Ледащёв















Александр Валентинович Ледащёв Дождавшийся Манчак

— Что случилось? — вновь спросил Роджерс. — Ты же знал, что попадешь в тюрьму, если тебя поймают?

— Лучше попасть в тюрьму… чем эта дьявольщина… на болотах, — и голос умирающего превратился в неразборчивое бормотание.

— О чем ты говоришь, Джо? — не унимался Роджерс.

— Негритянское вуду…

Роберт Говард «Болото вуду»
Хочется болот, крокодилов, мха на деревьях и вуду. Можно не всё сразу, просто чтобы был луизианский колорит.

Из интернета

…Этот белый, больше всего походивший на тех самых призраков, что алкали увидеть туристы, почитающие себя экстремалами и умело, якобы невзначай, не для передачи, упаси Бог! — запугиваемые черным проводником-лодочником, с французским, разумеется, именем, так вот, стрелял этот белый так…

Впрочем, история начинается раньше…

1

Случилось это в октябре, в две тысячи шестнадцатом году. Нью-Орлеан, город луизианских ведьм, правящих его окраинами, да и не только уже окраинами, где жили черные, город, так и не оклемавшийся толком от стихийного бедствия, проснулся на заре — в массе своей. Счастливчики готовились пойти на работу, а люди разумные и удачливые еще только собирались вставать, чтобы указать счастливчикам фронт работ.

Солнце встало, как и положено, на востоке. Медленно поднялось из бескрайних и бездонных болот, скользнула по вершинам деревьев, чьи корни никогда не видели солнечного света, уходя в мрачную трясину, растеклось по ржавой воде, залив ее кровавыми бликами и аллигаторы, ворча, отправились на сиесту — во всяком случае, пока в воде или около не окажется чего-то достойного.

Самолет тяжко упал на поношенное шасси, что вызвало веселую истерику пассажиров, за исключением одного, сидевшего у окна аварийного люка, не отрывая взгляда от стекла весь многочасовой перелет. Он отказывался поднятием руки и от кофе, и от ужина, и от соков с водами, но зато налегал на чай, кратко переговорив со стюардессой в районе туалета, где остановил ее, молодую негритяночку, что-то негромком проговорил ей в ухо и купюра в пятьдесят баксом птичкой цвета надежды впорхнула той под передничек.

2

…Дело было странным. То есть, черт, настолько странным, что черные, посовещавшись, решили обратиться к Папе Лякуру — как он сам себя именовал и как величали его окружающие. Возможно, он действительно был Лякуром, и уж точно был чьим-то папой, но самым главным являлось то, что он был жрецом вуду, а точнее, сказать, бокором, черным колдуном. К нему обращались в совершенно неразрешимых ситуациях. Или когда для понимания вопроса, а следовательно, для следующих верных действий не хватало голов смотрящих за этим черным районом, или же когда дело было каким-то не просто необъяснимым с точки зрения людей здравых и серьезных, но отчетливо наводило на мысль о какой-нибудь сверхъестественной херне. Черные жили в районе Нового Орлеана, а если верить карте — так и даже в нем самом, но забывать о том, что вуду в Луизиане настолько сильно, что признано отдельной ветвью этой религии, а для многих местных — и образом жизни, пожалуй, не стоит. Или же когда просто требовалось поговорить с действительно умным человеком.

Папа Лякур принял делегацию в своем доме, как обычно, и внимательно выслушал. А дело было, скажем так, точнее, начиналось оно, достаточно обыденно. На одной из самых дурных окраин Нового Орлеана, который так и не оправился толком после пламенного привета от природы, а если точнее, в одном из его, скажем так, кварталов, а если уж совсем выкобениваться и придираться к словам, то в одном из тамошних домов, в определенные дни происходили сделки.

Ну, нельзя сказать, что там происходила торговля многотонными партиями наркотиков, ослу понятно, что эта ниша принадлежит правительству любой страны в своей стране и конкурентов оно не потерпит, или торговлей органами в массовом масштабе, или живым товаром, но, однако, для истинности картины, стоит уточнить, что там не продавали и по пакету травы. Сделки были крупные и деньги крутились довольно солидные. А потому, в отличии от остальной компании, ошивавшейся по тамошним улицам и склонной к криминалу ничуть не меньше, но постоянно пьяной или накуренной до такой степени, что не соображала, собственно, где она и находится, этот дом охранялся ребятами посерьезнее. Если там и раскурились на удачу, то, максимум, косячок на троих. Выдавали тружеников красные белки глаз и плевки, похожие на вату, усеивавшие площадку перед домом.

Ближе к вечеру, к этому дому, какой-то странной, равнодушной походкой, не то, чтобы нога за ногу, но и несясь, как перепуганный рысак, а заодно и не пялясь по сторонам, подошел белый человек, что было диким уже само по себе.

Выглядел этот белый достаточно обыкновенно, а точнее, более, чем обыкновенно. Да и вел себя абсолютно естественно, каковые факты, видимо, и позволили ему пересечь, сохранив башку на плечах, то огромное расстояние от моста, делившего Новый Орлеан, до описываемого нами дома. Полиции тут сроду не бывало, копов никогда не интересовало, что происходило в этой части города — ниггеры занимались своими делами, а если часть товара попадал в соседнюю часть города, для белых дураков — да и плевать на это, в конце концов. Время от времени городское управление, получив перцу под хвост, оживлялось, а уж ближе к выборам, разумеется, такие нездоровые вспышки активности на него нападали регулярно и происходило что-то вроде рейдов, «для искоренения, очистки нашего города… от этой заразы… завоевания… идеалы» — но черных то заблаговременно кто-то предупреждал, или же они попросту разбегались по окрестностям и черта с два ты кого-нибудь в этих зарослях и болотах отыщешь. Да и охота была.

Тем не менее, это белый привлек их внимание. Хотя бы тем, что он был действительно… Странен. Одет он был в поношенную старую куртку военного образца, той самой, разумеется, модели «М-65», которую нашивал небезызвестный Джон Рэмбо, с бесчисленными карманами, с оборванными шевронами, застегнутую на все пуговицы, несмотря на теплую погоду. Из под нее виднелись штаны, пошитые, казалось, совсем уже из какого-то брезента, с карманами на бедрах, коленях и, кажется, даже на щиколотках, тоже, разумеется, военного какого-то образца. Обут этот искатель приключений был в нечто среднее между высокими кроссовками и военными летними ботинками, при взгляде на которые первое приходившее на ум слово было «изнасилованные». В общем, выглядел он, мягко сказать, не ахти. Правда, присмотревшись к нему, недреманные часовые поняли, что одеяния его, хоть и ношеные, и видавшие виды, очень далеки еще от признаков распада. Рабочая, пользованная по назначению, одежда — вот и все. Сам белый росту был среднего, а может, и чуть выше, во всяком случае, рядом с рослыми парнями на высокий рост он не претендовал. Лет ему скакнуло уже, скорее всего, за сорок, лицо его было сильно обветренным и загорелым, а кожа на носу слегка шелушилась, словно обгорев, обветренными и загорелыми были и его руки. Он был усат, бородат и длинноволос. Не мылся он, судя по всему, тоже пару недель — запах от него шел стойкий, уверенный запах парня, который предпочитает спать, не раздеваясь. Волосы свалялись и спутались, борода с усами тоже не отказались бы как от расчески, так и от ножниц, но владельцу всего это было, судя по всему, на это наплевать. В общем, белый, как и его костюм, нуждались в стирке и мытье. Это было заметно даже этим неграм, которые о том и другом вспоминали, попадая под дождь.

Бомж? Вряд ли. Не был он ни пьян, ни обколот, ни обкурен, не было в нем и той надломленности, что всегда выдает бомжа, даже если обрядить его во фрак. Выражение лица его, спокойного и равнодушного, все же выразило, наконец, какую-то эмоцию, по мере его уверенного приближения к дому, что столь сурово охранялся. Но эмоция была тоже не к месту. Эдакий изучающий интерес пресыщенного наблюдателя за живой природой. Парни насторожились. Ну, ладно, ладно. «Насторожились» — это, пожалуй, сильно сказано. Скажем так, уделили ему толику внимания.

Белый, не ускоряя шага и не замедляя, подошел к ним и произнес фразу, совершенно неуместную и абсурдную в сложившихся обстоятельствах: «Мне нужны деньги». Голос у него был негромкий, глуховатый, равнодушный, а точнее, лишенный какой бы то ни было окраски. Это была простая констатация факта. Слегка насторожил акцент — это не был акцент, скажем, северных штатов, нет, английский белому был, судя по всему, не родным языком.

Старший подумал, что белому нужны не деньги, а, скорее, психиатр, но, к сожалению, тащить его к врачу не было ни у кого ни времени, ни желания. А потому проще было его избить и бросить в пыль, если не успеет удрать, а еще проще — проломить ему башку и бросить в болото, что простиралось прямо за этим домом и где его никто и никогда бы не нашел, будь хоть сыном самого, мать его, президента. Мать его. Мысли эти, да и сам белый, подпортили настроение старшему группы охраны саммита.

— Да они всем нужны, «снежок», — философски протянул старший, мигнув едва заметно, своим двум более молодым помощникам.

Одну руку он протянул к белому, намереваясь сграбастать того за куртку, а вторую — к мачете для рубки сахарного тростника, что лежало рядом с ним и сроду не пробовало ничего, что напоминало бы какую-нибудь флору. Чаще оно использовалось для куда более благородных целей. Двое его товарищей вооружены были точно так же, а у одного из них, по молодости и горячности, под куртку был заткнут еще и пистолет. Молодо-зелено, кому, в наше время, при нормальной, стабильной работе фирм, понадобится стрелять? Мачете и то — больше для блезиру. Эдакое церемониальное оружие. Чтобы не расслаблялись.

То, что было дальше, на драку даже как-то и не походило. Белый не показал никаких чудес, в духе Джета Ли, или Джеки Чана, или, что было бы как-то ближе, Стивена Сигала. Не показал он никаких бросков, кульбитов, не выхватил оружия, чтобы одновременно поразить всех троих, являясь спецагентом какого-нибудь сверхсекретного спецподразделения. «Снежок» просто схватил то, что было к нему поближе — большой палец левой руки старшего по охране и выломал его к черту, прижав его к предплечью по направлению к локтю, для верности придержав беднягу второй рукой за запястье. Улицу огласил дикий рев, белый же ублюдок, не говоря худого слова, сунул свой большой палец в правую глазницу стоявшему рядом молодому, тому, что со стволом, а когда тот вскинул руку к лицу, со всей дури дал ему ногой по яйцам. От этого простенького антраша негр повалился на спину, присоединив свои завывания к реву старшего, а белый, кто бы спорил, ублюдок, быстро поднял с земле упавший из-за свободных в поясе джинсов коллеги Фаринелли, пистолет, и пустил пулю в колено третьему.

Ничегошеньки он не сказал, ничегошеньки он не сделал, вроде добивающих ударов, казалось, он сразу и напрочь о них забыл. Он ударил в дверь ногой и прошел внутрь. То ли он не соображал, что выстрел переполошит весь кагал, заседавший в доме (так как жителям района на любую пальбу было попросту наплевать, если она не носила слишком уж личного характера), то ли соображал, но ему это было безразлично.

Пистолет был простой, ничего навороченного в нем не было. Обыкновенный исправный «Кольт» времен Второй Мировой войны, сорок пятого калибра, с обоймой на восемь патронов.

Дальше последовало то, что приобрело значимость даты и названия. «Блядский стыд двенадцатого октября» — вот как именовалось это впоследствии черными парнями Нового Орлеана. Первый патрон белый истратил, как уже было сказано, во дворе, а остальные пошли в ход внутри. Как бы то ни было, убитых в доме не оказалось — ни слова не говоря, белый начал стрелять прямо от двери, благо сидели высокие стороны скученно. Поочередно в каждого, кто успел схватить оружие. Хотя нет. Нет. Главарь местной группировки все же удостоился пули в голову. То ли его морда не понравилась «снежку», то ли просто так уж сложилось, то ли еще что.

Наркотики его не заинтересовали, он рассовал по бесчисленным карманам все лежавшие на столе, в небольшой сумке, деньги, пистолет сбросил на пол, а с пола подхватил дробовик, который уронил один из раненых, помповое ружье «полицейского» образца, без приклада, сунул его под свою безразмерную куртку и спокойно ушел, так и не удостоив часовых у входа вниманием.

Папа Лякур выслушал всю эту галиматью и нахмурил свои поседевшие брови. ...



Все права на текст принадлежат автору: Александр Валентинович Ледащёв.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Дождавшийся МанчакАлександр Валентинович Ледащёв