Медиа-манипулирование общественным политическим сознанием: Телевидение и Интернет

Об авторе

Черкасова Варвара Петровна — окончила Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России, бакалавр политологии, магистр международной журналистики МГИМО (У) МИД РФ. С 2012 года работает в отделе внешних связей и коммуникаций компании Coca-Cola HBC Россия.

От автора

«Кто владеет информацией — тот владеет миром». Это выражение, ставшее афоризмом, принадлежит британскому банкиру и политику Натану Ротшильду. «Владеть» в данном случае означает умение использовать информацию в своих целях, что всегда было важно для власти и гражданского общества, но в постиндустриальном мире, где информация и знания становятся основными производственными ресурсами, их значение невозможно переоценить.

В наши дни коммуникация — неотъемлемый элемент современного политического управления. В этой связи важным представляется рассмотрение современных коммуникационных технологий с позиций политического анализа, поскольку информация является одним из основных ресурсов работы с политическим сознанием.

Развитие современных каналов коммуникации и появление широких возможностей по выстраиванию коммуникаций между властью и обществом создали не только новые возможности для общества, но и породили определенные проблемы, анализ которых крайне важен для общественного развития в целом.

Современные технологии неоднозначно влияют на демократический процесс: они не только предоставляют возможность услышать и быть услышанными, но и несут в себе угрозу установления новых форм манипулирования политическим сознанием и новых форм контроля. Таким образом информация становится одним из важнейших ресурсов современности.

Именно информация служит для современного государства одним из основных инструментов контроля в политике, именно благодаря растущей роли и совершенствованию средств массовой информации у государства расширились до небывалых пределов возможности по формированию и манипулированию политическим сознанием граждан. Далеко не случайна закономерность, подтвержденная опытом многих стран: в случае массовых беспорядков власти иногда бывают вынуждены смириться с захватом мятежниками мэрии, других правительственных зданий или даже дворца президента, но никогда не допустят их по своей воле в телецентр. Именно установление контроля над телецентром зачастую становилось в последние десятилетия поворотным моментом в борьбе за власть и определяло имя победившего.

Особое значение приобретают институт СМИ и каналы коммуникации, через которые осуществляется формирование политического сознания граждан, а также степень контроля за ними со стороны государства. Представляется важным понять, при помощи каких именно каналов коммуникации и технологий происходит формирование гражданского политического сознания.

На сегодняшний день одним из основных каналов информации для большинства населения все еще служит телевидение. Этот факт, в свою очередь, не может не создавать соблазна для политических элит предпринимать попытки манипулирования общественным сознанием при помощи телевидения.

Между тем сегодня человечество переживает переломный момент: оно находится на пороге легко прогнозируемой смены телевидения как основного канала информации (и манипуляции) Интернетом. Это делает также актуальным вопрос о перспективах телевизионного манипулирования. С ростом интернет-технологий роль и популярность телевидения, как канала информации, неизбежно будет снижаться.

Примерно с начала 1990-х гг. началось постепенное проникновение Интернета в политическую жизнь развитых стран, а со второй половины 1990-х гг. (периода массового распространения персональных компьютеров, имеющих выход в сеть), уже Интернет становится одним из основных и перспективных источников информации.

В 2000-е гг. все большее влияние на политические события начинают оказывать социальные сети. С этого времени Интернет и мобильная связь активно используются для организации протестных массовых мероприятий, а личные страницы и аккаунты политических деятелей стали успешно применяться для рекрутирования сторонников (потенциальных избирателей).

История Интернета насчитывает немногим более 40 лет, однако эффект от появления этого «нового» СМИ трудно оценить даже сегодня. Так, Интернету понадобилось около пяти лет, чтобы его аудитория достигла свыше 50 млн пользователей, тогда как другим средствам массовой информации на это требовались десятилетия.

В этой связи крайне важным представляется изучение того, как современные СМИ отражают происходящие в политической жизни государств события и влияют на демократический процесс.

В изучении данной проблематики можно выделить три исследовательские волны^[1].

К работам первой волны следует отнести труды российских и зарубежных исследователей по управлению психологией толпы, относящиеся к концу XIX — началу XX в. (Г. Лебон «Психология народов и масс», В.М. Бехтерев «Внушение и его роль в общественной жизни», Х. Ортега-и-Гассет «Восстание масс»). Данные работы в основном сосредоточены на изучении феномена массового внушения и психологии поведения человеческих масс. Между тем именно их следует считать основой дальнейших изысканий в области манипулирования общественным мнением.

Исследования второй волны в большинстве своем относятся к периоду 1960—70-х гг., когда в обществе возникла озабоченность последствиями применения различных манипулятивных технологий на телевидении, и когда стали очевидны некоторые негативные последствия распространения теле-манипулирования общественным сознанием. Особого внимания в данном контексте заслуживают работы Г. Дебора, М. Маклюэна, М. Фуко, П. Бурдье, Ж. Бодрийяра.

К третьей волне можно отнести современные исследования в области именно медиа-манипулирования, его сущности и перспектив. Здесь следует отметить труды как российских (С. Кара-Мурза, О. Киреев, Г. Почепцов, Г. Грачев, В. Соловьев и другие), так и зарубежных авторов (Ф. Уэбстер, Дж. Брайант, С. Томпсон и другие). Сюда же можно включить и многочисленные исследования по изучению интернет-технологий (Дж. Голдсмит и Т. Ву, Дж. Келли, П. Старр, Е. Горни).

В данной работе на основе широкого круга литературы и источников, в частности, регламента Британской вещательной корпорации («Би-Би-Си»), отечественных и зарубежных статистических данных, материалов СМИ, предпринята попытка комплексного исследования воздействия медиа-манипулирования на политическое сознание граждан через два канала массовой коммуникации — телевидение и Интернет.

Хронологические рамки работы охватывают период с середины XX в., когда началось массовое распространение телевидения, вплоть до наших дней, когда наблюдается возрастающее влияние Интернета, как одного из наиболее быстро развивающихся каналов информации и коммуникации.

Глава 1. Постмодернизм и новые возможности для медиа-манипулирования

Постмодернисты о роли и характере СМИ в современном мире

На протяжении последних десятилетий в политической науке продолжается дискуссия о том, принадлежит ли современное общество к эпохе модерна^[2] или, с учетом фундаментальных изменений происходивших в нем в последнее время, его можно отнести уже к новой эпохе так называемого постмодерна.

Одна группа теоретиков (Э. Гидденс, У. Бек, Ю. Хабермас) убеждена, что общество все-таки продолжает жить в условиях модерна, однако в его новой форме. Так, например, У. Бек в своей работе «Общество риска на пути к другому модерну» доказывает, что мы еще не живем в обществе риска^[3] (риск, по его мнению, становится в нашу эпоху глобальным феноменом), но уже и не живем в обществе индустриальном. Вышеназванные теоретики выделяют такие новые черты нового общества, как «риск» у Ульриха Бека и «рефлексивность»^[4] у Энтони Гидденса.

Другая группа теоретиков, которая представлена такими мыслителями-постмодернистами, как Ж. Бодрийяр, П. Бурдье, Д. Белл, У. Эко, М. Кастельс, исходит из убеждения, что сегодня общество, образ жизни и культура разительно отличаются от того, что существовало даже пятьдесят лет назад. Они считают, что необходимо разработать новые подходы для понимания процессов, происходящих в современном обществе.

Основные же различия между сторонниками модерна (современности) и постмодерна (постсовременности) сводятся к тому, что если для первых характерна вера в разум, прогресс, совершенную природу индивида и стремление к абсолютному знанию, то для вторых характерна усталость, пессимизм, разочарование в идее абсолютного знания и попытка выйти за пределы рационального.

Если апологеты модерна указывали на такие его неотъемлемые черты, как капитализм (наличие конкуренции, частной собственности, разделения государства и экономики), индустриализм (центральная роль машинной технологии в производственном процессе), национальное государство (только оно может обладать суверенитетом), надзор и контроль над инструментами насилия (наличие развитого аппарата надзора и контроля за деятельностью населения особенно в политической сфере)^[5], то постмодернисты считают, что отличительными чертами общества постмодерна стали потребление и СМИ, именно поэтому они концентрировали основное внимание на конкретных проблемах — таких, как, например, тенденции в развитии СМИ, потребительского общества и информационных технологий.

Под постмодернизмом^[6] (лат. «post» — «после» и «modernus» — «современный») при этом обычно понимают интеллектуальное движение второй половины XX в., хронологически начавшееся с кризиса и разочарования в индустриальном обществе, основное направление современной философии, искусства и науки, отличительными чертами которого являются неприятие любых претензий на установление истины, неприятие к уточнению смысла (смыслов бесконечное множество) и, наконец, подчеркнутое выделение роли символов и образов в современном мире.

Под постмодернизмом можно также понимать и особое мировоззрение, которое восторжествовало в развитом мире ближе к концу ХХ в., к своеобразным характеристикам которого можно отнести недоверие к существующим институтам власти и экспертным оценкам, веру в новые методы познания реальности, а также политический и культурный плюрализм.

«Мы говорим о принципиальном усилении виртуальной реальности в ущерб реальности подлинной»^[7], — пишет доктор филологических наук Георгий Почепцов о современных реалиях. Постмодернисты также отмечали, что все, что мы знаем о мире, мы знаем посредством языка (по их мнению, именно текст задает реальность, а не наоборот).

Не вдаваясь в детали продолжающейся дискуссии между модернистами и постмодернистами, попытаемся проанализировать роль СМИ и новые возможности медиа-манипулирования в контексте постмодерна. Постмодерн в этом случае следует определить как «интегральную характеристику современного постиндустриального информационного общества»^[8].

В этой связи нужно отметить, что заслугой именно постмодернистов стало рассмотрение особой роли информации и коммуникации как отличительных черт новой эпохи. Более того, именно теоретики постмодернизма занимались анализом доминирования СМИ и их продуктов, анализом важных аспектов информационного общества, роли знания, индивидуализации политики в постиндустриальном обществе, подмены реальности символами. Постмодернистов также интересовал рост в информационном обществе возможностей по контролю над личностью при помощи СМИ и возможностей манипулирования ею, что особенно важно в контексте данной работы.

Таким образом, представляется целесообразным более глубоко проанализировать проблемы и опасности, связанные с усилением роли СМИ в современном мире, которые были сформулированы ведущими теоретиками постмодернизма:

• возрастание роли СМИ и его последствия;

• современный мир как «гиперреальность» и «спектакль»;

• проблема развития новых способов подачи информации;

• проблема «деполитизации» политики;

• проблема некритичного характера восприятия информации;

• новые возможности контроля;

• борьба за обладание СМИ и достижение господства при помощи СМИ.

Возрастание роли СМИ и его последствия

Главный вывод постмодернистов, вытекающий из их анализа информации, состоит в том, что «мы живем не в мире, о котором у нас есть какая-то информация, напротив, мы обитаем в мире, созданном информацией»^[9].

С этим утверждением трудно не согласиться, поскольку сегодня в обществе циркулирует гораздо больше информации, чем когда-либо, а современный мир изменился до неузнаваемости, в частности под воздействием информационных технологий. Более того, «СМИ стали главным инструментом для распространения сообщений, воздействующих на общественное сознание»^[10], — справедливо считает современный российский исследователь Сергей Кара-Мурза.

Одним из самых последовательных сторонников тезиса о том, что мы живем уже в постиндустриальную эпоху, в эпоху информационного общества, был основатель концепции постиндустриального общества Дэниел Белл. Создание своей концепции он объяснял тем, что она помогает сделать более понятными те сложные изменения, которые происходят сегодня в общественной жизни. «Идея постиндустриального общества обозначает новый осевой принцип социальной организации и определяет единую сумму проблем, с которыми придется столкнуться обществам, становящимися постиндустриальными»^[11], — писал он.

Белл утверждал, что каждое общество на протяжении своей истории было связано различными сетями, позволяющими его членам осуществлять как материальный, так и духовный обмен, причем эти сети («инфраструктура»), как правило, находятся в руках государства. В качестве первой такой инфраструктуры Белл называет транспорт (дороги, каналы), в качестве второй — средства передачи энергии (паровая машина, газ, электричество), а в качестве третьей — коммуникации (вначале почта и газеты, затем радио, телевидение, Интернет).

И именно эту «третью инфраструктуру», по мнению Белла, ожидают в будущем самые масштабные изменения, которые приведут «ко все более глубокой реорганизации способов коммуникации между людьми, к сокращению, если не к полной ликвидации бумаги в качестве материального носителя информации, к новым способам проведения досуга, к реорганизации образования на основе компьютерного обучения и широкого распространения видеодисков»^[12].

Из этого Белл делает вывод, что роль информации в мире, несомненно, возрастает, технологический прогресс будет продолжать ускоряться. Все это, в свою очередь, будет сказываться как на отдельном человеке, так и на обществе в целом. «В наступающем столетии решающее значение для экономической и социальной жизни, для способов производства знания, а также для характера трудовой деятельности человека приобретет становление нового социального уклада, зиждущегося на телекоммуникациях»^[13], — заключает Белл.

Пристальное внимание вопросу о роли СМИ и последствиях их доминирования в постсовременном обществе уделял и французский мыслитель, наиболее радикальный сторонник постмодернизма и ярый критик общества потребления Жан Бодрийяр. Он видел негативные последствия возрастания роли СМИ в том, что именно они, по его мнению, являются основным способом интегрирования человека в потребительское общество. «Современное престижное потребление персонализировано и пронизано вмешательством СМИ»^[14], — пишет он.

«Вместо нормативного регулирования поведения обывателя — соблазнение потребителя; вместо насаждения идеологии — реклама; вместо легитимации власти — пресс-центры и пресс-бюро»^[15], — так образно определил современность британский социолог Зигмунт Бауман.

Особого внимания заслуживают работы испанского социолога Мануэля Кастельса, сформулировавшего целостную теорию, позволяющую выявить последствия воздействия развития информационных технологий на общественную жизнь. В отличие от авторов концепции постиндустриального общества (Д. Белл и другие), Каспельс рассматривал новый порядок в позитивном ключе. Он писал, что в конце XX в. в мире возникла культура «информационализма»^[16], а новые информационные технологии (особенно Интернет) способствовали тому, что различие между пользователем и создателем информации исчезает.

Это, в свою очередь, приводит к появлению нового соотношения между созданием и обработкой символов, позволяет сообщениям охватывать мгновенно огромные территории, означает «немедленное применение к своему собственному развитию технологий, которые она [технологическая революция] создает, связывая мир через информационную технологию», — писал он^[17].

При этом, по мнению Кастельса, осуществление власти происходит в «информациональном обществе», прежде всего, на основе производства и распространения культурных кодов и информации. «Осознанная коммуникация — вот, что определяет биологическую специфичность человеческого рода»^[18]. Он полагает, что контроль сетей, коммуникации становится тем рычагом, при помощи которого интересы и ценности превращаются в руководящие принципы человеческого поведения. «При данных условиях “информациональная политика”, осуществляемая главным образом посредством манипулирования символами в средствах массовой информации, хорошо совмещается с этим постоянно изменяющимся миром властных отношений. По мере того как политика становится театром, а политические институты скорее агентствами по заключению сделок, чем местами власти, граждане по всему миру демонстрируют защитную реакцию, голосуя для того, чтобы предотвратить вред от государства, вместо того, чтобы возлагать на него свои требования»^[19].

В целом все, кому приходится заниматься анализом развития современного общества, признают, что в нем чрезвычайно возросла роль информации и информационных технологий. Более того, в эпоху постмодерна информация становится товаром, что неминуемо приводит к целому ряду проблем: снижению уровня востребованности неактуальных (нерейтинговых) видов информации, появлению новых, успешных способов подачи информации, новых принципов ее восприятия. Эти изменения, в свою очередь, сказываются на снижении интереса населения к политической информации (проблема «деполитизации» политики), появлении новых возможностей по контролю над гражданами при помощи СМИ, а также на том, что под воздействием СМИ реальность начинает превращаться в «гиперреальность».

Современный мир как «гиперреальность» и «спектакль». СМИ как способ формирования «гиперреальности»

Постмодернисты были убеждены, что мы перешли из общества, где доминирует производство, в общество, где господствуют знаки производства, в котором все труднее отличить реальность от того, что симулирует реальность. Французский постмодернист Бодрийяр является одним из авторов ключевого термина, используемого постмодернистами для описания действительности и лежащего в основе современной реальности, понятия «симулякра» (от лат. «simulo» — «делать вид, претворяться»). Постмодернисты понимали его как «точную копию, оригинал которой никогда не существовал»^[20]. Иными словами, под этим термином понимается некий образ того, чего на самом деле, возможно, не существовало, или того, о чем мы не имеем достоверной возможности знать.

Именно Бодрийяр описывает современный мир как «гиперреальность», реальность, которая уже неотделима от ее образов, когда СМИ перестали быть зеркалом реальности, заменили ее собой (имитация суда на ТВ, выставление напоказ личной жизни телезвезд). Информация, по его мнению, перестала отражать действительность, а стала лишь ее образом, зрелищем. «Несомненно, наше время предпочитает образ — вещи, копию — оригиналу, представление — действительности, видимость — бытию...»^[21], — писал еще в конце XIX в. Людвиг Фейербах.

Данное утверждение требует более детального уточнения. О «спектакулярной» организованности мира писал в 1960-е гг. известный французский мыслитель Ги Дебор в своей книге «Общество спектакля». Появление и массовое внедрение телевидения, начавшееся с сер. 1950-х гг., дало ему повод говорить о начале эры «спектакля». В книге он называет современное общество «обществом спектакля», подразумевая под этим, во-первых, стирание границ между индивидом и внешним миром (индивид, по его мнению, теряет способность противостоять тому, что он наблюдает), во-вторых, «стирание границ между истинным и ложным»^[22], а в-третьих — все возрастающую роль потребления товаров.

«Спектакль стал составной частью любой действительности, проникая в нее подобно радиоактивному излучению»^[23], — пишет он о современном мире. И в первую очередь он видит в этом издержки возрастающей роли СМИ. Дебор критически смотрит на современность, он убежден, что в «обществе спектакля» люди утратили способность воспринимать реальность так, как они воспринимали ее раньше — исходя из общественных и личных отношений, знания и опыта — и начинают воспринимать ее исключительно исходя из «картинок», из способов репрезентации предмета (особенно на телевидении). Более того, в современном обществе реальность рассматривается по частям и от каждого аспекта жизни берутся лишь образы, объединяемые в некий псевдомир, подлежащий только созерцанию.

Происходит же все это в основном под влиянием телевидения. Именно поэтому Бодрийяр говорит о «проникновении телевидения в жизнь и проникновения жизни в телевидение» и «головокружении от действительности»^[24]. Современные СМИ, по его мнению, больше не нуждаются в прямой связи с реальностью — мы переживаем ситуацию, когда образ «не имеет отношения к какой-либо реальности вообще», считает французский теоретик.

Постмодернисты обвиняли СМИ в том, что они способны отразить только небольшую часть событий, взгляды лишь части политиков и немногих политических партий. Бодрийяр считал, что даже элементарная нехватка времени (в первую очередь на телевидении) приводит к искаженному изложению части проблем и позиций. «Добавьте к этому еще и склонность политиков добиваться, чтобы на первом плане оказались те аргументы, которые говорят в пользу их собственной точки зрения, и вы поймете, что препятствия на пути точного отражения политической жизни в СМИ непреодолимы»^[25], — поддерживает Бодрийяра британский социолог Фрэнк Уэбстер.

Постмодернисты были уверены, что современные новостные выпуски — это лишь версии событий, представленные с учетом контактов журналистов, доступности ньюсмейкеров, моральных ценностей, политических предпочтений тех же журналистов. С этой проблемой тесно связана и еще одна: популярны становятся новые способы подачи информации.

Проблема развития новых способов подачи информации

Постмодернисты правомерно подчеркивали такую особенность общества потребления, как подачу СМИ разных фактов «в форме универсального происшествия»^[26]. Имеется в виду, что информация подается в стиле нейтральности и безличности с тем, чтобы размышления автора не нарушили спокойствия слушателя. «Движение банализации, усреднения... господствует в современном обществе по всему миру.»^[27], — полагал Дебор.

Смысл же этой универсальности и нейтрализации сообщений заключается в «разбивке события и мира благодаря техническим средствам телевидения и радио на прерывистые, последовательные, непротиворечивые послания»^[28], — считает Бодрийяр. Именно поэтому Бодрийяр пишет, что функцией современных СМИ стала «нейтрализация живого, уникального, событийного характера мира»^[29].

Еще одной особенностью подачи информации в современном мире является драматизация новостей. Имеется в виду, что вся информация, которую мы получаем (политическая, историческая, экономическая или культурная) подается нам в форме своего рода происшествия, она, по мнению постмодернистов, «актуализирована» и «драматизирована в форме зрелища»^[30].

Наиболее наглядно эти две черты современных СМИ, на наш взгляд, можно продемонстрировать на примере телевизионных новостей. В случае с универсализацией посланий тележурналист старается представить увиденный им образ в качестве безразличной череды событий (новости о войне, голоде и смерти чередуются с корпоративными новостями, новостями шоу-бизнеса и зачастую рекламой); технически телевизионный выпуск новостей разбивается на ряд непродолжительных сюжетов, каждый из которых, в свою очередь, разбивается на несколько секундных реплик и сменяющие друг друга кадры, а артикуляция тележурналиста упрощается с тем, чтобы сюжет не казался слишком затянутым и неинтересным. Сам тележурналист объясняет упрощенность своих репортажей тем, что именно зритель требует от него ясности и простоты. Следствием этого упрощения становится в результате то, что мир для телезрителя разбивается на прерывистые, хаотичные и непротиворечивые события.

Второй момент — то, что происшествие и катастрофа становятся самыми распространенными темами новостных телевизионных посланий (в большей степени это объясняется высоким рейтингом таких передач среди телезрителей). Бодрийяр называет это «современным проникновением происшествий в сферу политического», когда события, «некогда выглядевшие мелкими и аполитичными, благодаря мощи средств распространения получают социальный и “исторический” размах»^[31].

С политической точки зрения в показе таких сюжетов можно уловить и скрытое намерение власти: насилие и хаос внешнего мира могут быть нужны ей для того, чтобы безопасность (обеспечиваемая государством) ощущалась гражданами более глубоко, а потребность в сильной власти или сильной руке возрастала. «... Патетическое лицемерие средств массовой информации при освещении разных происшествий направлено на прославление с помощью всех знаков катастрофы (смерти, убийства, насилия, революции) спокойствия повседневной жизни»^[32], — пишет Бодрийяр.

С ростом популярности новых способов подачи информации связана проблема некритичного характера восприятия информации гражданами.

Проблема некритичного характера восприятия информации

Особенностью СМИ в современном обществе, как считали постмодернисты, является то, что, вместо того чтобы выполнять функцию посредника, они становятся инструментом, исключающим реакцию и обратный ответ от реципиента, попросту усыпляя его своими «универсальными» и «катастрофическими» посланиями. Следствиями этого становятся индифферентность и апатия. Однако, по мнению теоретиков постмодернизма, именно массы требуют от СМИ все новых образов и спектаклей (этим и объясняется высокий рейтинг развлекательных ток-шоу).

Примечательно, что постмодернисты не только выступали с критикой этих тенденций, но и видели в них некий скрытый смысл: так, Дебор, полагал, что интерес власти в создании «спектакля» заключается в том, чтобы погрузить людей в управляемое состояние, лишить возможности самостоятельно принимать решения. В итоге потребитель информации воспитывается таким образом, что его трудно заставить обдумывать что-либо самостоятельно. Он готов только к принятию готовых оценок и сведений. В результате он стремится к лицезрению развлекательных передач, поэтому средство массовой информации, не уделяющее достаточно внимания индустрии развлечений, автоматически теряет в рейтинге популярности.

Проблема «деполитизации» политики

Следствиями вышеназванных тенденций (развития новых способов подачи и восприятия информации) становятся «деполитизация политики и декультуризация культуры»^[33]. Действительно, реальность в современном мире, особенно под влиянием телевидения, начинает рассматриваться фрагментарно, по частям, а это приводит к тому, что зритель лишь созерцает, наблюдает меняющийся видеоряд и не может сформировать глубокую и целостную картину происходящего. «...Всякий дискурс, продемонстрированный в спектакле, не оставляет никакого места для ответа, а логика может социально сформироваться только в диалоге»^[34], — справедливо отмечает Дебор.

С доводами Бодрийяра и Дебора согласен еще один постмодернист, американский культурный критик Фредрик Джемесон. В своей книге «Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма» он писал о том, что постмодернистское общество характеризуется такими чертами, как отсутствие глубины и поверхностностью, утрата эмоций. Современный мир характеризуется «поверхностной и искаженной постмодернистской культурой»^[35], — убежден он.

Британский социолог Бауман, изучавший появление и сущность «индивидуализированного общества» как одного из итогов модернизации, также видел основную проблему современности в угасании среди населения интереса ко всему политическому (политике как таковой, политическим движениям, политическим партиям и их программам). «Размываются политические убеждения, снижается масштаб повседневного участия граждан в мероприятиях, традиционно считавшихся политическими»^[36], — с сожалением пишет Бауман. При этом считается, что граждан могут волновать только социальные проблемы (размер зарплат, пенсий и другие).

Одну из причин этого явления Бауман видит в массовом распространении и росте популярности «реалистичных телевизионных игр», которые принято объединять под общим названием «Старший брат»^[37] (например, «Кто хочет стать миллионером?» или «Последний герой»). Правила этих игр едины: все участники ставятся в одинаковые условия, знают, что победитель может быть только один, обязательно перед телекамерой рассказывают о своих эмоциях и впечатлениях и играют только за себя.

Смысл метафоры «Старший Брат смотрит на тебя», употребленной еще английским писателем и публицистом Джорджем Оруэллом, сводится к тому, что «Старший Брат» олицетворяет сегодняшнюю реальность и служит идеальной площадкой не для выявления «пределов тоталитарной тенденции, присущей обществу модернити»^[38] (как в романе Оруэлла «1984»), а для проверки современных тенденций в развитии общества на глазах у многомиллионной аудитории. Речь идет о дальнейшей индивидуализации и атомизации общества (игроки сами виноваты в своем проигрыше, они не стремятся к коллективной игре, принимают решения в состоянии постоянного давления со стороны ведущего (власти)).

В результате у телеаудитории пропадает интерес к политическому, а возникший вакуум заполняется, по мнению Баумана, «желтой прессой» и прочими развлекательными шоу. Получается, что политика в XXI в., по мнению постмодернистов, сводится к следованию за понятными, популярными и модными символами и образами, продуцируемыми СМИ.

Однако постмодернисты сформулировали еще более важную проблему, которая является следствием роста значимости информации, — появление у государства новых возможностей по контролю над гражданами.

Новые возможности контроля

Говоря о роли массовых коммуникаций и их влиянии на политические процессы, происходящие в обществе, российские политологи Георгий Грачев и Игорь Мельник отметили следующий немаловажный аспект: «в постиндустриальном обществе власть знаний и информации становится решающей в управлении обществом, оттесняя на второй план влияние денег и государственного принуждения. Причем непосредственными носителями и особенно распространителями знаний и другой социально значимой информации являются средства массовой коммуникации»^[39], — справедливо констатируют они.

Данное утверждение, согласно которому необходимость в государственном принуждении отпадает под влиянием СМИ, получило широкое отражение в работе еще одного известного французского постмодерниста Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы». В этой книге он описывает известную модель, предложенную английским социологом и теоретиком Иеремией Бентамом под названием «Паноптикон», демонстрирующую, как можно максимально эффективно управлять узниками тюрьмы, не прибегая к насилию.

Смысл этой модели управления и надзора прост: она представляет собой здание в форме кольца, в центре которого находится башня. Здание разделено на камеры, каждая из которых имеет два окна: одно окно выходит внутрь, а другое наружу (таким образом, камера насквозь просматривается). Поэтому достаточно поместить в центральную башню одного надзирателя и сделать так, чтобы он мог наблюдать фигуры всех пленников, а те не могли в своих камерах знать, когда за ними наблюдают.

В итоге получается модель, противоположная модели темницы или государственного принуждения: необходимость в решетках, цепях и замках отпадает. «Его видят, а он не видит. Он является объектом информации, но никогда субъектом коммуникации»^[40], — пишет Фуко об узнике этой модели. «Отсюда, — продолжает он, — основная цель Паноптикона: привести заключенного в состояние сознаваемой и постоянной видимости, которая обеспечивает автоматическое функционирование власти»^[41].

Данная модель, как считает сам Фуко, применима в любой сфере. «Везде, где приходится иметь дело с множественностью индивидов, которым надо навязать определенное задание или конкретную форму поведения, может использоваться паноптическая схема»^[42].

Практическое применение подобной модели на примере СМИ блестяще описано Оруэллом в его романе-антиутопии «1984», а сам лозунг «Старший брат смотрит на тебя» уже давно стал словесным олицетворением этой модели. У Оруэлла функцию наблюдения за индивидом выполняют телеэкраны, которые были установлены в его романе во всех квартирах, офисах и даже на улицах и могли видеть и слышать каждого, выполняя тем самым функции Паноптикона. «Телеэкран работал на прием и на передачу. Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шепотом... Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в эту минуту или нет. Часто ли и по какому расписанию подключается к твоему кабелю полиция мыслей — об этом можно было только гадать. Не исключено, что следили за каждым — и круглые сутки»^[43].

Таким образом, модель Фуко можно вполне применить к анализу состояния современных СМИ, когда меньшинство, контролируя СМИ, наблюдает и следит за большинством, оставаясь при этом часто незамеченным.

В связи с тем, что СМИ могут, по мнению постмодернистов, служить инструментом контроля за обществом и его политическим сознанием, неизбежной становится борьба за обладание СМИ.

Борьба за обладание СМИ и достижение господства при помощи СМИ

Фуко был убежден, что воплощение модели Паноптикона в жизнь под силу любому, и начать осуществлять надзор в современном мире может каждый. Тем не менее полагаем, что для этого у него должны быть некие ресурсы или, как назвал это один из крупнейших французских социологов и постмодернистов нашего времени Пьер Бурдье, «капитал»^[44]. Бурдье считал, что в социальном пространстве («поле») люди («агенты») распределяются по «общему объему капитала, которым они располагают, а также по сочетаниям своих капиталов».

Именно он наиболее фундаментально изучил механизм работы современного журналистского поля и его специфику (под понятием «поле» Бурдье понимает среду, в которой осуществляются общественные отношения).

В поле, по его мнению, действуют так называемые агенты. Под ними он понимает как отдельно взятых индивидов (тележурналистов, ведущих, репортеров), так и институты (телеканалы, информационные агентства). «В поле агенты и институции борются в соответствии с закономерностями и правилами, сформулированными в этом пространстве игры»^[45], — пишет он.

Он полагает, что каждое поле функционирует по своим законам, и у всех агентов всегда есть свои интересы. Это выражается в том, что внутри каждого субполя (телеканал, газета) встречается «оппозиция между “культурным” и “коммерческим” полюсами, что организует структуру поля в целом»^[46].

Имеется в виду, например, противоречие между качеством или профессиональными требованиями среды журналистов и рейтинговыми требованиями медиа-продукта. Бурдье при этом настроен скептически в отношении тех, кто делает этот выбор: «Их интересует игра и игроки, а не ставка игры; чистая политическая тактика, а не суть дебатов; эффект, производимый тем или иным выступлением в логике политического поля (коалиции, альянсы или конфликты между политиками), а не его содержание (случается даже, что они изобретают и навязывают в качестве темы для дискуссии абсолютно искусственные сюжеты)»^[47].

Бурдье отмечает, что параллельно в масс-медиа ведется борьба за капитал. Под ним Бурдье понимает обладание определенными характерными для данного поля ресурсами. Это может быть капитал известности и признания той или иной программы, телеканала, отдельного ведущего. Влиятельность того или иного органа информации определяется сочетанием у него разных видов капитала (политического, экономического, культурного). Именно поэтому важен не только профессионализм ведущего новостей или телеканала, но и, например, его экономические возможности.

Получается, что те телеканалы, газеты или ведущие, которые аккумулировали в своих руках значительный объем капиталов, претендуют на обладание символической властью. Под символической властью при этом понимается возможность создавать и навязывать определенные социальные представления, модели устройства общества, государства, наименования, классификации.

Таким образом, всех игроков поля объединяют претензии на навязывание легитимного видения социального мира. «Действительно, эта работа по выработке категорий — выявлению и классификации — ведется беспрерывно»^[48], — убежден Бурдье.

О том, что именно СМИ вырабатывают наиболее важные категории классификаций, писал выдающийся американский социолог Альфред Щютц^[49]. Важнейшей из таких категорией, по его мнению, является категория «Мы — Они?». Имеется в виду, что человек организует свое видение социального мира и начинает типологизировать видимое им не только под влиянием особенностей его биографии и его социализации, но и под воздействием СМИ. Получается, что именно благодаря им возникает «Мы-группа», в которой человек чувствует себя как дома и к которой он благожелательно настроен, и «Они-группа», т.е. группа, к которой он испытывает недоверие. А это означает: то, что было заложено в человеке с детства, может быть изменено под воздействием масс-медиа, а значит — имеет место манипулирование индивидуальным сознанием.

Бурдье делает еще один важный вывод: поле журналистики, по его мнению, характеризуется слабой автономностью от других полей. Имеется в виду отсутствие независимости от поля политики (государственной власти) и поля экономики (рыночных принципов). Особенно Бурдье беспокоит отсутствие последней: «:...журналисты, ссылающиеся на ожидания зрителей, чтобы оправдать политику демагогического упрощения (противоречащей по всем пунктам демократической задаче информировать или воспитывать, развлекая), приписывают им свои собственные наклонности, свою собственную точку зрения, например, в тех случаях, когда страх показаться скучными заставляет их предпочитать стычки дебатам, полемику диалектике, и делать упор на конфронтацию между личностями (например, политиками), а не между их аргументами»^[50].

В целом постмодернисты были уверены, что в информационном обществе смысл борьбы за обладание СМИ сдвигается от эксплуатации и получения прибыли к достижению господства с помощью знаков и производящих их систем.

Из анализа поднятых теоретиками постмодернизма проблем можно сделать вывод о том, что мы живем в контексте новой реальности. В то же время постмодернисты нередко преувеличивали значимость этих проблем, за что их идеи довольно часто подвергались и подвергаются критике.

Во-первых, их критиковали за то, что они не создали никакой социально-политической теории, а предлагали лишь фрагменты идей, которые никак не связаны между собой. Тем не менее можно только возразить, что «следует просто понимать постмодернизм не как теорию, а как идеи о политике», «системы идей, затрагивающие важнейшие политические проблемы, имеющие долговременное значение»^[51]. ...