ИСКАТЕЛЬ 2019 № 1

*

Учредитель журнала

ООО «Издательство «МИР ИСКАТЕЛЯ»

Издатель ООО «Либри пэр бамбини»

© ООО «Либри пэр бамбини»

Содержание

Анатолий КОРОЛЕВ

КОБ

повесть

Виктория НИКИТАЕВА

ПТЕНЦЫ РАВНОДЕНСТВИЯ

рассказ

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!

В следующем номере читайте детективную историческую повесть Игоря Москвина «Дело о семейном убийце».

Напоминаем, что текущая подписка на «Искатель» продолжается. Оформить ее можно с любого следующего месяца по каталогам почтовых отделений:

1) каталог «Подписные издания» («Почта России», обложка синего цвета) — индекс П2017;

2) «Каталог Российской Прессы» (МАП) — индекс 10922;

3) каталог «Газеты. Журналы» (агентство «Роспечать», обложка красного цвета) — индекс 79029.

В этом полугодии, кроме публикаций новых интересных произведений в жанрах фантастики, приключен и детектива, мы открываем серию исторических очерков о самозванцах, о пиратах, о тайнах, связанных с жизнью великих людей, а также о невероятных событиях, произошедших в недалеком прошлом («Охота за русским золотом», «Кто «заказал» «красных маршалов»» и др.).

Анатолий КОРОЛЕВ
КОБ

1

Эта загадочная и поразительная история началась 13 сентября, в пятницу, в 15 часов, на подмосковной даче следователя Московской горпрокуратуры Григория Филиппова.

Посмотрев на вдруг потемневшее небо, Григорий увидел огромную черную тучу, с необычайной быстротой двигающуюся в его сторону. И он заторопился с уборкой сушившегося на воздухе лука, затаскивая его на веранду дачного домика. Он надеялся до начала грозы справиться с этой работой. Однако ошибся в расчетах. Зловещая туча, увеличиваясь в размерах, приближалась более стремительно, чем он предполагал.

«Сейчас ливанет!» — вздохнул он расстроенно, поняв, что не успеет перенести лук в укрытие.

Между тем с северной стороны над дальним полем внезапно появилось несколько совершенно черных колонн. Они не имели определенной формы и беспрестанно изменялись в величине и очертаниях: то стояли неподвижно, то скользили по полю, изгибаясь и наклоняясь друг к другу, словно в каком-то фантастическом танце.

Григория охватило непонятное беспокойство, какое прежде не возникало при надвигающейся грозе. Он почувствовал какую-то тошнотворную тоску, подступившую в область солнечного сплетения и не желавшую покидать его. Эта растущая тоска словно пришла и осталась навсегда. Внезапно Грише стало совершенно неважно, намокнет ли его урожай. Словно этот урожай ему и вовсе уже не пригодится…

Со стороны черных колонн стал доноситься какой-то гул, похожий на шум водопада, по временам прерывавшийся как бы треском пистолетного выстрела или раскатом отдаленного грома. Угрожающий шум нарастал, становился более отчетливым. И вдруг Гриша явственно ощутил хлынувший на него поток жаркого воздуха. Нет, это не похоже на приближающуюся грозу. Это было нечто другое, более страшное. Неведомая опасность приближалась, и сомнений в этом уже не было.

«Неужели это смерч?!» — с ужасом подумал он, остолбенев посередине дачного участка. Слышать об этом опасном и ужасном явлении природы приходилось, но чтобы увидеть лично… «Нет, не может быть, вечно мне что-нибудь мерещится! Сейчас просто пойдет дождь и потом просто закончится… И ничего не произойдет… И надо убрать этот чертов лук…»

Гриша, придав себе как можно более равнодушный вид, начал собирать лук медленно и спокойно, доказывая себе, что ему, Грише, ничто не может угрожать.

Между тем его начало придавливать воздухом, в ушах появился звон, который постепенно занял вес Гришино внимание. Да, это надвигался смерч — самое разрушительное и наиболее загадочное и таинственное стихийное бедствие, еще мало изученное и понятое человеком. Свинцовые тучи заволокли все небо. Вот черные танцующие колонны слились в одну большую, которая, словно гигантская вращающаяся юла, покачиваясь, устремилась в сторону Григория.

Ужас парализовал его волю. Он не мог даже пошевелиться, не то что предпринять хотя бы какие-то меры для своей защиты. Большего страха, чем сейчас, Гриша не испытывал за все прожитые двадцать семь лет. Он увидел, как крутящийся столб смерча поднял высоко в воздух, будто пушинки, несколько большущих старых тополей, вырванных из земли с корнями, дачный домик соседа Селиверстова, заплот^[1] и «Москвич» соседа Колыханова. Все это полетело вместе с пылью ввысь, словно мелкий мусор в раструб мощного пылесоса. Это было последнее, что Григорий увидел. В следующее мгновение его обдало горячим воздухом, словно из жерла домны, затем какая-то могучая сила сдавила его со всех сторон и со страшной силой швырнула в черное небо. Григорий успел только подумать: «Господи, пощади ради мамы. Как она без меня…» — и потерял сознание.

«Ма-а-ма-а-а…» Очнулся Гриша от звука собственного хриплого голоса и не сразу понял, что этот голос — его. Он медленно приоткрыл глаза и понял, что мир превратился в макароны… нет, не макароны, тогда что это? Бледное рассветное небо было расчерчено в желтую полосочку, и эта полосочка была совершенно непонятной. Гриша с трудом заставил себя почувствовать свою правую руку и попробовал эту полосочку потрогать. Полосочка позволила себя потрогать, и вдруг все встало на свои места. Гриша лежал в большом разметанном стоге сена, а загадочные полоски на небе были не чем иным, как тем самым сеном, которым было засыпано Гришино лицо.

Было тихо-тихо. Полностью открыв глаза, он различил на чистом небе угасающие звезды, а внизу зарумянившийся горизонт. «Неужели я жив?! И удивительно, что упал на сено. Кому расскажешь — не поверят. Значит, Бог меня услышал и пожалел».

С трудом сев на раскиданном сене, Григорий ощутил невероятную усталость и сильную боль во всем теле. Особенно болела голова, главным образом в затылке. Осторожно ощупав его, он обнаружил большую шишку, чуть поменьше теннисного мяча. Прикосновение к ней вызвало острую боль.

«Интересно, куда это меня забросило?» — задал себе вопрос Григорий и с трудом поднялся. Прилагая немало усилий, чтобы удержаться на дрожащих ногах, он осмотрелся. Кругом было огромное незнакомое поле с редкими стогами сена, многие из которых были раскиданы.

«Странно, куда меня все же занесло?» — обеспокоенно думал он.

Немного отдышавшись и более основательно укрепившись на слабых еще ногах, Гриша побрел наугад, намереваясь отыскать какую-нибудь дорогу.

Через несколько минут из-за горизонта показался оранжевый круг солнца. С первыми его лучами Гриша заметил неподалеку довольно отчетливую проселочную дорогу. «Вот и прекрасно, — подумал он с облегчением, — дорога непременно приведет к какому-нибудь жилищу, к людям. Затем доберусь до своей дачи, если, конечно, от нее что-нибудь осталось. Вероятнее всего, на ее месте найду одни щепки». Перед его глазами до сих пор стояла ужасная картина: уносящийся вдаль домик Селиверстова.

Выйдя со своими нерадостными мыслями на дорогу, Гриша, к немалому своему облегчению, увидел движущиеся в его сторону красные «Жигули». У машины горели фары, хотя необходимость в освещении дороги с восходом солнца отпала.

Поравнявшись с Гришей, автомобиль резко остановился. Гриша с беспокойством заметил, что у машины нет номерных знаков. «Что бы это значило? Может быть, эти «Жигули» угнали, а номера сняли? Ну совсем невероятная история, — невольно улыбнулся он своим мыслям. — В таком случае в машине находится преступник, или преступники, или кто еще похуже. Стоит ли в нее садиться?» Голова предательски звенела, и мир немного покачивался из стороны в сторону.

Однако увидев, что в «Жигулях» только водитель, и то невысокий тщедушный мужичок пожилого возраста, он успокоился, подошел к машине, подумав на ходу: «Возможно, «жигуль» после ремонта или номера сняли за какое-нибудь нарушение дорожных правил. А мне в мою больную голову снова самое худшее пришло».

Открыв дверцу машины, Григорий как можно приветливее произнес:

— Здравствуйте! Вы не знаете, как далеко до дач ГУВД?

Не ответив на приветствие и не посмотрев на Григория, водитель бросил глухим простуженным голосом:

— Садитесь.

Помявшись. немного от неожиданной неприветливости водителя, Григорий забрался на переднее сиденье, так как выбора у него не было. Как только он сел, водитель вдавил педаль газа в пол, и «Жигули» рванули с места.

— Так далеко ли до дач ГУВД? — повторил вопрос Гриша как можно приветливее и повнимательнее присмотрелся к неразговорчивому водителю.

— Пятнадцать километров, — буркнул водитель, не сделав ни малейшей попытки взглянуть на пассажира.

Это был странный мужичок — как по обличью, так и по одежде. Одет он был в русскую сатиновую косоворотку, схваченную в поясе узеньким ремешком, и такого же цвета шаровары, заправленные в хромовые сапоги с невысокими голенищами. Голова крупная, волосы негустые и совершенно белые. На бледном узком лице едва заметные брови, а глаза крупные и широко открытые. Нос небольшой и остренький, как клюв у птицы. Губы неестественно широкого рта не толще лезвия бритвы. Сколько лет этому странному мужичку? Может, сорок пять, а может, и все шестьдесят с гаком.

— Похоже, смерч забросил меня на поле кооператива «Свободный», — предположил Гриша вслух, пытаясь завязать разговор с водителем. — Л вы что-нибудь слышали о вчерашнем смерче, который пронесся в этом районе? Наверное, натворил бед. Я.вот чудом живой остался.

Гриша болезненно улыбнулся и с надеждой, по-детски, посмотрел на своего спасителя.

— Вам нечего бояться, — заверил водитель, по-прежнему не шевельнув головой.

— А вас смерч не зацепил? Или вы вообще о нем ничего не слышали?

Водитель не отреагировал, словно его и не спрашивали.

Григорий вдруг обратил внимание, что мотор у «Жигулей» работает бесшумно, а машина несется так ровно, будто едет не по проселочной ухабистой дороге, а по взлетной полосе аэродрома.

«Не водитель, а какой-то чудик, — с неприязнью подумал о мужичке Григорий. — Ну, да ладно. Мало ли странных людей на свете. Спасибо ему и за то, что вызвался подвезти. Долго бы мне, контуженному, пришлось топать эти пятнадцать километров, не окажись попутки. Однако со мной, кажется, нет денег. Чем же я с ним буду расплачиваться? И даже нет при себе служебного удостоверения».

— Вы простите меня, уважаемый, но мне нечем будет заплатить, — извиняющимся тоном вымолвил Григорий и беспомощно развел руками. — Мой кошелек остался на даче.

— Вам не о чем беспокоиться, — сиплым голосом ответил водитель и добавил: — Вам выходить. — И, как показалось Григорию, его тонкие губы тронула чуть приметная усмешка.

Через несколько секунд «Жигули» резко остановились. Григорий вылез из машины и, поблагодарив странного водителя, захлопнул дверцу. Автомобиль туг же умчался дальше и вскоре скрылся за березовой рощицей. А вокруг Григория сразу возникло легкое кольцевое движение воздуха, словно он вошел в центр вращающейся центрифуги. Несколько мгновений — и все прекратилось.

Гриша изумленно хмыкнул и обеспокоенно подумал: «Похоже, я изрядно треснулся головой, коль какие-то завихрения мерещатся». Он потер шишку на затылке, которая, к его радости, заметно уменьшилась, и, глубоко вдохнув полной грудью чистый осенний воздух, осмотрелся. Как оказалось, он стоял метрах в десяти от высоченной вековой липы с раздвоенным вверху, словно рогатка, стволом. Это был основной ориентир начала дач ГУВД.

«Как хорошо, что уцелела наша любимая липа, — подумал Григорий, подходя к дереву. Но, взглянув в сторону дач, он с приятным удивлением отметил, что и дачи в полном порядке: правда, от липы не все были видны. Его участок находился почти на противоположном конце. Невольное волнение охватило его, и он ускорил шаги, а затем, не вытерпев, побежал.

Вскоре Гриша различил группу людей на совершенно пустом черном месте, напрочь лишенном растительности. Этот пустынный участок образовался среди дачных домиков. С болью в душе он осознал, что именно на этом месте были его участок и участок майора в отставке Селиверстова.

Григорий медленно подошел к дачникам, многие из которых были ему знакомы. Крайние, обернувшись к нему, буквально застыли от изумления, с расширенными глазами и открытыми ртами. Первым опомнился начальник угрозыска Тимирязевского РОВД подполковник Колыханов Борис Семенович: его заплот и старенький «Москвич» на глазах Григория унесло смерчем.

— Ты ли это, Григорий Петрович?! — воскликнул Колыханов, не веря своим глазам. — Неужели живой? Дай я тебя потрогаю. — Он подошел к Григорию и стал щупать его и шлепать по рукам и плечам. — Да откуда ты взялся? Где был? А мы уж тебя в покойники зачислили.

— Оттуда, — Гриша рассеяно показал пальцем в небо. — Такую шишку, какая у меня на затылке, можно получить, только свалившись с неба. — И он повернулся затылком к любопытным. — Прошу не трогать, болючая, как…

Через минуту возле Григория собрались все дачники, кто был в это время поближе. Григорий подробно рассказал, что с ним произошло, а люди, продолжая смотреть на него как на инопланетянина, не переставали удивляться столь счастливому исходу.

— Ты, парень, родился в рубашке, — категорично заявил рослый Колыханов. — Говорят, такие люди из любых смертельных ситуаций выходят живыми, потому что у них так на роду написано. Возьми, например, Вангу! Она ведь тоже в смерч попала в детстве и осталась живой. Значит, тоже родилась в рубашке. Правда, ей, бедняжке, меньше повезло, чем тебе, Григорий. Писали, что она ослепла, но начала предсказывать людям будущее! Ты, друг, может, тоже теперь особенный?

— Ага, — буркнул Гриша. — я теперь летать умею…

— Может быть, Гриш, ты теперь начнешь предсказывать будущее?! Ну-ка изобрази нам что-нибудь, — коротко хохотнул капитан Соловьев, низенький, упитанный мужчина, которого во время смерча не было на даче. Но дачники его не поддержали. Не до шуток было.

— Я-то, Гриша, еще легко отделался, — продолжил подполковник Колыханов, понизив голос. — «Москвич» мой старенький унесло вместе с заплотом — не велика потеря, а вот майор Селиверстов, Геннадий Николаевич, погиб. Он в тот момент в своем домике был.

— Но может, есть еще какая-то надежда, — неуверенно заметил Григорий.

Подполковник махнул рукой и тяжело вздохнул:

— Какая там надежда. Знакомые гаишники, братья Белоусовы, нашли его труп на магистральном шоссе в двадцати километрах отсюда. В руке он сжимал закрутку для консервирования. Кто мог предположить, что такая необычная смерть настигнет Геннадия Николаевича. Ведь ни бандитский нож, ни пуля его не брали. У него все тело было в шрамах от ранений, а тут…

— Да, жаль, геройский был майор, — подтвердил Гриша, хорошо знавший Селиверстова. — А кто еще пострадал из дачников?

— Больше никто. — вразнобой ответили присутствующие.

— Как ты-то. Гриш, будешь без дачи? — посочувствовала дородная тетя Катя. — Ведь сейчас такая дороговизна на все.

— Власти должны помочь, — неуверенно обронил подполковник Колыханов, — как-никак стихийное бедствие. Плохо, конечно, Гриша, что ты свою дачу не застраховал, а я «Москвич».

— Хорошо, что сам живой остался, — заметила тетя Катя, — каково было бы твоей матери… Слава Богу, что так удачно обошлось.

Григория как током ударило. Как это до сих пор не вспомнил, что нужно в первую очередь позвонить маме? А что, если кто-нибудь успел сказать ей о смерче, который унес ее сына?! Ведь ее больное сердце могло не выдержать.

— Борис Семенович, у вас, кажется, есть телефон, — обратился он в волнении к подполковнику. — Мне нужно срочно позвонить. Вдруг маме уже рассказали о нашем происшествии.

2

— Не переживай, — успокоил его Колыханов, — отсюда никто не мог позвонить, связи нет никакой.

— А как же вы узнали о том, что сотрудники ГАИ нашли труп майора Селиверстова?

— Так об этом Иван Белоусов рассказал. Он сейчас картошку копает. У них с братом заканчивалось дежурство, когда наткнулись на майора. Леонид увез труп в Москву, а Иван сюда от электрички пешком добирался. Я первый и узнал от него.

— Понятно, — кивнул Григорий и, вздохнув, посмотрел на свой опустевший участок. — Что ж, поеду домой. Пока что делать мне здесь больше нечего.

Заняв у подполковника денег на билет, Григорий с тяжестью на сердце отправился к железнодорожной платформе, до которой было чуть более трех километров.

День обещал быть солнечным и теплым. Гриша не спеша вышел на проселочную дорогу, ведущую среди сосен к электричке, и, вдыхая полной грудью чистый сосновый воздух, с сожалением подумал о потерянной даче, которая была хорошим подспорьем для небогатого семейного бюджета. Но более всего он переживал о том, как эту ощутимую потерю воспримет его мама.

В нерадостных раздумьях он прошел уже половину пути, как неожиданно вокруг него возникло знакомое воздушное завихрение, с легкой пыльцой разогнавшее из-под ног высохшие сосновые иголки и шишки. Григорий почти физически ощутил прикосновение к плечам чего-то мягкого и вместе с тем упругого. Прошло всего несколько быстрых секунд, и завихрение исчезло так же неожиданно, как и возникло. Воздух вновь стал тихим и прозрачным.

Григорий остановился озадаченный. «Что бы это могло значить? — подумал он с нарастающим беспокойством. — Конечно же, это галлюцинации. И возникают они, видимо, от психического расстройства. В общем, это может быть следствием падения и ушиба головы. Но чувствую я себя вполне нормально. Отпуск мой закончился, и в понедельник я должен выйти на работу. А если эти завихрения будут продолжать преследовать меня? Стоит только сознаться в этом медикам, и они быстро упекут в психушку, где начнут подвергать разным исследованиям. Нет уж, дудки. Никто не должен знать, что со мной иногда происходит нечто странное. Со временем пройдет».

Взбодрив себя решительными мыслями, Григорий заспешил к платформе. Однако самое удивительное его ждало впереди.

Из служебной характеристики Василия Андреевича Соколова, старшего советника юстиции, начальника следственного отдела Московской городской прокуратуры:

«1958 года рождения, русский, образование высшее юридическое (юридический факультет МГУ), в Московской горпрокуратуре работает с 1981 года. За это время показал себя исключительно с положительной стороны, пройдя путь от рядового следователя до начальника следственного отдела. Среди товарищей по работе пользуется заслуженным уважением и авторитетом. Спортсмен, имеет первый спортивный разряд по тяжелой атлетике в тяжелом весе. Хороший семьянин, воспитывает двух дочерей. Соколова В. А. отличает аналитический склад ума, умение в самых сложных обстоятельствах находить причинную связь между поступками людей и явлениями…»

Василий Андреевич, как обычно, пришел на работу раньше всех следователей. Поздоровавшись возле своего кабинета с техничкой тетей Сашей, уже сделавшей у него уборку, он энергично прошел в кабинет, снял шляпу и плащ, повесил их во встроенный в стену шкаф и, открыв пошире форточки на обоих окнах (он любил работать в прохладном помещении), сел за свой просторный стол. Ему очень нравился этот первый тихий час, когда в кабинеты еще не пришли сотрудники прокуратуры, а коридоры не заполнили многочисленные посетители: эта приятная тишина только изредка нарушалась позвякиванием ведра тети Саши да ближним мягким шуршанием ее швабры. Хорошо было в это время сосредоточиться над дневным планом работы, выделить главное, чем нужно заняться в первую очередь.

Достав из сейфа пухлое дело в шести томах, начальник следственного отдела положил его на стол перед собой и облегченно вздохнул. Наконец-то был пойман маньяк, насильник и убийца, которого почти год не могли вычислить работники МУРа. И не потому, что сотрудники полиции плохо старались, а потому что маньяк этот, бывший прапорщик, воевавший в Чечне и получивший там контузию, был весьма находчив и изворотлив: в одном районе два раза подряд злодейства не совершал, да еще старался изменить свой преступный почерк, чем, надо признать, первое время сбивал с толку и весьма поднаторевших на подобных преступлениях оперативников.

Заканчивать это сложное дело Василий Андреевич решил поручить Григорию Филиппову. Материалы дела требовали тщательной, скрупулезной работы по доказыванию многочисленных эпизодов насилий и убийств. А в этом начальник отдела не видел равных юристу первого класса Григорию Филиппову, хотя у многих его коллег и стажа было побольше, и классные чины повыше. Чего греха таить, некоторые следователи, чтобы побыстрее закончить сложное дело, состоящее из большого букета запутанных преступлений, иногда трудились только над теми эпизодами, которые легко доказывались, а по остальным работали формально, не утруждая себя «копанием» вглубь. Перед своей совестью такие в целом неплохие следователи оправдывались примерно так: «Зачем собирать все? Какой в этом смысл? Ему (преступнику) и нескольких эпизодов хватит, чтобы получить «вышку». А у меня в сейфе еще и других дел по ноздри». У Григория же подход к таким делам был иной. Он не забывал, что у каждой жертвы есть родные и близкие, которым небезразлично, будет ли вменено в вину насильнику и убийце преступление, в результате которого они потеряли дорогого им человека. И Григорий работал в поте лица по каждому эпизоду. Понятно, что это усердие не могло остаться незамеченным со стороны начальства.

Без пяти девять, после короткого стука в дверь, в кабинет бодро вошел Григорий, в сером костюме и свитере более светлого тона. Его высокая стройная и подтянутая фигура говорила о том, что этот парень дружит со спортом и полон энергии.

Увидев его, Василий Андреевич не сдержал улыбки и, поднявшись со стула, вышел навстречу. Он терпеть не мог формал истов, которые перед подчиненными разыгрывают из себя начальников, и обращался к коллегам, стоящим на более низкой ступени служебной лестницы, всегда только по имени и не повышая голоса. Однако такое дружеское общение не мешало ему держать необходимую дистанцию.

— Ну, здравствуй, летчик! — протянул он мощную лапищу Григорию. — Искренне рад видеть тебя в полном здравии, благополучно вернувшимся из небесного путешествия. Проходи. Садись. Рассказывай.

Григорий пожал жесткую, словно деревянную, ладонь своего непосредственного начальника и, усаживаясь возле приставного столика, усмехнулся.

— А вам-то, Василий Андреевич, откуда известно о моем космическом путешествии?

— Мне по должности положено все знать о своих подчиненных, — отшутился Соколов, возвращаясь за стол. — А если серьезно, то вчера несколько раз передавали по радио и телевидению об этом смерче. Ты что, не слышал?

— Нет, — признался Григорий, — я весь день проспал. Как-никак последний день отпуска. Отсыпался на будущее.

— Этот смерч — редкий гость в наших краях, — сказал начальник следственного отдела, внимательно изучая пронзительным взглядом подчиненного. — У нас на дачах он чуть пошалил, а в Иваново наделал много бед: несколько кварталов жилых домов и производственных зданий снес. Много человеческих жертв.

— Очень жаль, — вздохнул Григорий.

— Да, — кивнул Соколов, — порой человек совершенно беззащитен перед стихией природы. — Ну, рассказывай.

— О чем? — пожал плечами Григорий и смущенно улыбнулся. — Вам же все известно, Василий Андреевич.

— Выкладывай все до мельчайших подробностей, — посерьезнев, приказал Соколов, — с самого начала. И не забудь рассказать о том, какие при этом ты испытывал чувства, какие возникали в голове мысли. Мне это интересно не только как человеку, но и как следователю. Ведь природа смерча и влияние его на человека еще мало изучены.

И Григорий, не упуская деталей, с присущей ему аккуратностью рассказал буквально все о злосчастном происшествии.

— Я молил Бога об одном, чтобы он пожалел меня ради моей мамы, а когда так счастливо все закончилось, переживал, как бы она не узнала от кого-нибудь, что меня унесло смерчем, прежде чем я ей позвоню, — закончил свой невеселый рассказ Григорий. — Ведь сердце у нее… Но, слава Богу, все обошлось. Мама ничего не знала. Но теперь о даче переживает. Ничего, как-нибудь отстроюсь заново. — Гриша добродушно улыбнулся.

— Дача — дело поправимое, поможем, — произнес со вздохом Соколов, внимательно выслушав подчиненного. — Я вот тут, Григорий, дело для тебя приготовил. Очень сложное. Но не могу поручить тебе вести по нему расследование до тех пор, пока не пройдешь медицинское обследование в поликлинике ГУВД.

— Медицинское обследование?! — поразился Григорий, никак не ожидая такого формализма от Василия Андреевича. — Зачем?

— Пройди медосмотр и принеси медицинское заключение о том, что здоров и допускаешься к работе, — в голосе начальника отдела почувствовался легкий металл. — Если подсуетишься, то до обеда успеешь пройти все кабинеты. Думаю, у боксера-перворазрядника никаких проблем со здоровьем не возникло. Но справка нужна для твоего личного дела.

— Василий Андреевич, от вас ли я это слышу? — опешил Григорий. — Вы же сами ярый противник излишних формальностей. Разве мало того, что я говорю — чувствую себя прекрасно, здоров как бык и готов к выполнению любого…

— Вот и прекрасно, — перебил, улыбнувшись, Соколов. — В данном конкретном случае, Гришенька, это не формальность, а чистота в нашей работе. Не забывай, что мы — юристы и в отношении себя должны в первую очередь соблюдать букву закона. А потому — шагом марш на медицинское обследование. Жду тебя с нетерпением с соответствующим документом от наших эскулапов.

После обеда Григорий, широко улыбаясь, вошел с медицинским заключением в кабинет своего шефа.

— Людям надо верить, товарищ начальник, — пошутил он и, с демонстративной осторожностью положив перед Василием Андреевичем медзаключение, расположился на стуле у приставного столика. — Я же говорил, что здоров как бык.

Соколов вначале на шутку не отреагировал. Взяв медицинское заключение, внимательно прочитал его, отложил в сторону и только тогда с улыбкой ответил:

— Насчет того, что людям надо верить, я с тобой полностью согласен, только замечу тебе, дорогой мой, что ты в первую очередь следователь, а потом уж человек. По-моему, эту разницу ты всегда улавливал. В общем, я рад за тебя, Григорий. И это не формальные слова, а от души. Рад, что ты остался в строю. Действительно, редкий случай. Воздушный поток тебя мягко опустил до земли, но мог и «отпустить» на большой высоте. Тогда бы никакое сено не помогло. Ну, будет об этом. У нас столько работы, что нет времени для посторонних разговоров. — И Василий Андреевич с многозначительным видом пододвинул к Грише шесть томов дела.

Переложив тома к себе поближе, Григорий спросил:

— Что это вы мне приготовили? Похоже, эти увесистые тома я где-то уже видел.

— Не исключено, — кивнул Соколов, — дело было в производстве у Смирнова Олега Юрьевича, а он, как тебе известно, перед твоим отпуском ушел на заслуженный отдых. Производство по делу возобновлено по вновь открывшимся обстоятельствам: наши славные опера из Куйбышевского РОВД задержали наконец-то маньяка, почти год наводившего ужас на молодых женщин столицы. Им оказался некто Алиджанов, узбек по национальности. Содержится в Бутырке. Его уже подвергли медицинской экспертизе. Признан вменяемым. Я насчитал по делу двадцать семь преступлений. Но по многим из них с доказательствами негусто. Сам Алиджанов все отрицает, кроме последнего, когда был взят на вместе преступления. Собственно, из материалов все узнаешь. Словом, Григорий, придется попотеть. Действуй. Желаю успеха.

Расположившись за своим стареньким столом в узком кабинетике с одним окном, Гриша положил перед собой первый том дела и открыл его. Первым документом было подписанное старшим следователем, советником юстиции Смирновым О. Ю., постановление о возбуждении уголовного дела по факту изнасилования и злодейского убийства 18 октября прошлого года в парке Горького двадцатидвухлетней студентки ВГИКа Богатыревой В. М. Преступление было совершено примерно в 1 час 45 минут ночи.

«Как пострадавшая оказалась одна в такой поздний час в ночном парке? — задумался Григорий, перелистнув постановление. — Может быть, какие-нибудь детали, зафиксированные в протоколе осмотра места происшествия, хоть чуть-чуть приоткроют занавес таинственности?»

Только Гриша взялся за уголок листа протокола, как вокруг него снова образовалось уже знакомое ему воздушное завихрение. Тугая лента воздуха, вращаясь с нарастающей быстротой, растрепала Григорию волосы и перелистнула все листы первого тома дела. Продолжалось это не более трех-четырех секунд. Завихрение также неожиданно пропало, как и возникло.

Хотя Григорий был далеко не робкого десятка, но он вдруг почувствовал, как необъяснимый ужас сковал все его тело, словно тысячи мелких иголок прикоснулись одновременно ко всей поверхности кожи, а на лбу выступил холодный пот.

«Что это, реальность или галлюцинации? — со страхом подумал он. — Если реальность, то как можно ее объяснить? Но если галлюцинации, к чему я больше всего склоняюсь, то похоже на то, что я болен. Однако я чувствую себя совершенно здоровым человеком. — Он встал, вышел из-за стола, быстро прошелся по кабинетику, затем вернулся на свое место. — Ладно, надо работать. Пусть хоть какие вихри кружатся вокруг меня, не буду обращать внимание. Это все мое воображение, я вполне нормален! Главное, не нервничать и никому об этом не говорить».

Успокоив себя немного такими размышлениями (хотя ощущение страха у него не прошло и навязчиво щемило где-то в затылке), Гриша начал читать протокол осмотра места происшествия. И вдруг, силы небесные, он отказывался верить своим глазам: буквы протокола стали размываться и вскоре полностью исчезли, а на их месте, словно в беззвучном черно-белом телевизоре, появилась довольно четкая живая картина, свет вокруг погас, и видно было, как все яснее вырисовывается картинка в этой темноте. Тело Григория прошиб озноб, а волосы как-то стянуло к затылку. Вместе с тем оторвать взгляд от картинки он не мог, словно какая-то могущественная сверхъестественная сила удерживала его в таком положении. А на живой картинке происходило следующее. Нс доехав до угла ажурной чугунной ограды парка, остановилась «Волга», и быстро вышедший из нее водитель открыл капот. Через некоторое время из машины вышла стройная, элегантно одетая девушка в светлом плаще, с маленькой сумочкой в руке. Она подошла к водителю и что-то спросила у него. Водитель, видимо, что-то ответил, не вылезая из-под капота, и девушка, досадливо махнув рукой, пошла прочь от «Волги» по безлюдному тротуару вдоль ограды парка. Тут водитель поднял голову и, похоже, что-то крикнул девушке. Но та, не оглядываясь, снова махнула рукой и ускорила шаги. Вот она завернула за угол ограды и пошла медленнее. Тротуар здесь освещался слабее. В одиночестве, тревожно посматривая по сторонам, она прошла метров пятьдесят-шестьдесят. Тут на картинке четко обозначился темноволосый мужчина, выше среднего роста, в черном плаще, без головного убора. Он прятался за стволом растущего у ограды клена и наблюдал за идущей в его сторону девушкой. Его левая рука была спрятана в кармане плаща, а правая опушена вдоль бедра: в ней он держал обрезок трубы. В этот момент Грише захотелось крикнуть девушке, предупредить ее об опасности. Но он не смог издать ни малейшего звука. Словно во сне, он вынужден был молча наблюдать за разыгрывающейся драмой. Между тем девушка, ничего не подозревая, поравнялась с затаившимся мужчиной и прошла мимо. И тут мужчина, неожиданно выскочив из своего укрытия, нанес девушке сильный удар сзади по голове. Девушка, обхватив голову руками, упала на тротуар. Напавший, не медля ни секунды, легко вскинул ее обмякшее тело на плечо и, пробежав трусцой несколько метров, нырнул в темный проем ограды парка. На картинке замелькали кусты, сосны. И вот картинка остановилась. Маленькая полянка среди плотного кустарника. Мужчина не оглядывается по сторонам, а действует быстро и решительно. Сбросив свою жертву с плеча, он начал торопливо срывать с нее одежду. Когда неподвижная девушка была полностью раздета, мужчина трясущимися руками спустил свои брюки до колен и грубо изнасиловал ее. Закончив, он надел брюки и огляделся по сторонам. В это время жертва, похоже, издала стон и пошевелилась. И тут насильник озверел. Выхватив откуда-то нож, он с силой начал наносить беспорядочные удары в шею, в грудь, в живот… Обессилев, сунул нож за пазуху и, опрокинувшись на спину, полежал немного, отдыхая. Через некоторое время, устало поднявшись, стал руками и ногами закидывать белеющий в темноте труп бедной женщины опавшими листьями.

На этом движение картинки прекратилось, возбужденное лицо убийцы перестало двигаться и постепенно совсем застыло. Это было почти круглое, упитанное, заросшее щетиной лицо мужчины лет тридцати пяти, с выпирающими скулами и раскосым разрезом глаз. Изображение его не пропадало, словно на лист протокола наклеили черно-белую фотографию.

Усилием воли Григорий закрыл дело, а потом вновь открыл. Изображение убийцы не пропало. Григорий почувствовал, что от перенесенного потрясения у него стала разламываться голова. Своим телом он чувствовал каждый удар убийцы, раны горели, сердце выскакивало из груди, было трудно дышать… Он закрыл глаза и потер лицо руками. С трудом выйдя из-за стола, принялся прохаживаться по кабинетику, массируя пальцами виски. Руки плохо слушались его, будто перед этим он нес что-то очень тяжелое. Когда головная боль немного отпустила, он вновь сел за стол и взял трясущимися руками последний, шестой, том дела. «Ведь при задержании этого Алиджанова его должны были сфотографировать, — подумал Григорий. — Интересно, если не пропадет изображение убийцы в первом томе, то не представит труда сравнить его с фотографией задержанного».

С возрастающим волнением он открыл шестой том на последних страницах, отыскал фотографию Алиджанова и сличил ее с изображением убийцы в первом томе. Сходство было полное.

Гриша молча таращился на обе фотографии, произошедшее не укладывалось у него в голове. Он приготовился читать протокол задержания Алиджанова Ахмеда, как вдруг история с буквами повторилась. Они стали расплываться и вскоре совсем исчезли. Вместо них появилась живая картинка. Сумерки. Угол жилого дома № 11 по Кутузовскому проезду. Подвал этого дома. Создавалось впечатление, словно кто-то движется с видеокамерой, фиксируя на пленку самые важные моменты происшествия. Вот двое сотрудников полиции на глазах у граждан (видимо, понятых) выводят из подвала Алиджанова в наручниках и препровождают в машину. Через некоторое время на картинке двое мужчин в подвале приподняли и понесли на носилках труп женщины, прикрытый до подбородка каким-то тряпьем. Безжизненные руки ее, как плети, свешивались с носилок. Спутавшиеся длинные густые каштановые волосы беспорядочными прядями свисали до самого цементного пола и тащились по нему, собирая пыль. Больше никогда эти прекрасные волосы не будут красиво уложены в прическу…

А вот и полковник полиции. По его команде мужчины опускают свою ношу на пол и приподнимают тряпье с трупа. Видны многочисленные резаные раны на теле несчастной. Посмотрев, полковник хмурится и машет рукой, труп выносят на улицу. В этот момент подъезжает «труповозка», из нее выскакивают два крупных мужика с носилками, упаковывают и перекладывают на них труп и задвигают носилки в машину. Машины уезжают, и в кадре на несколько секунд становится темно.

Но вот появляется новая картинка. Григорий с первого взгляда узнает Бутырский следственный изолятор, СИЗО. Бутырка. Кадры энергично движутся, словно фотограф просматривает отснятую фотопленку, отыскивая нужный кадр. Вид снаружи. Пугачевская башня. Внутренний вид. Везде металлические решетчатые двери, сваренные из арматурной стали. Бесчисленные тюремные контрольно-пропускные пункты. Дежурные. Длинный-предлинный коридор одного из корпусов. Обшарпанные, давно не ремонтированные стены, ржавые трубы. Пронумерованные камеры. Вот внутренний вид небольшой камеры на семь арестантов. Заскорузлые стены, поросшие грибком, желтые от въевшегося в штукатурку никотина. Обоняние Григория вдруг отчетливо уловило запах тюрьмы, ни с чем не сравнимый запах. Тот самый удушливый смрадный запах, к которому не могут привыкнуть даже проработавшие там многие годы контролеры. Крупным планом в кадре показываются металлические, вмонтированные в пол кровати, умывальник, унитаз, стол, две небольшие скамейки на всех. В камере — дым столбом. За ним едва угадываются силуэты сокамерников, ведущих малоподвижный образ жизни. В ноздри Григорию ударил запах табачного дыма, круто замешанный на запахе гнили и человеческого пота. Крупным планом выделяется один из арестованных, стоящий у стены и нервно сосущий сигаретный окурок. Это смуглый мужчина в клетчатой рубахе и темных брюках, выше среднего роста, с заросшим щетиной лицом. У него узкий разрез глаз и выпирающие скулы. Григорий уже не сомневается, что этот мужчина — Алиджанов Ахмед. Его глазки беспокойно наблюдают за сокамерниками. Ахмед явно чего-то опасается. И, как оказалось, не напрасно. Вот к нему подходят двое сокамерников, по пояс раздетые, в многочисленных наколках (блатные). Один — высокий здоровяк, фигурой похожий на боксера-тяжеловеса, другой — пониже ростом и похудее, но с рельефной, хорошо развитой мускулатурой. Ткнув пальцем в плечо Алиджанова, здоровяк о чем-то с презрением спросил его и, после боязливого ответа Ахмеда, с силой ударил в лицо кулаком, а ногой в пах. Алиджанов, зажав разбитое лицо одной рукой, а промежность другой, согнулся и, корчась от боли, упал на цементный пол. Здоровяк, не посмотрев на него, отошел в сторону, а второй арестант, тот, что пониже ростом, стал жестоко пинать Ахмеда во все части тела. Особенно он старался попасть Алиджанову между ног, в «мужскую гордость». Тут в камеру неспешно вошли двое контролеров и остановили избиение. Один из контролеров увел куда-то арестованного, бившего Ахмеда, а второй, неохотно подняв с пола еле живого Алиджанова, повел его… в одиночную камеру, в карцер. Похоже, для того, чтобы заключенные не добили его. «За что же они устроили Алиджанову такую «теплую» встречу? — задумался Григорий и предположил: — Видимо, за то, что Ахмед насиловал своих жертв». Григорию как следователю было хорошо известно, что даже зэки презирают в своей среде тех, кто на свободе насилует женщин и детей.

Между тем кадр двигался. Пройдя в конец длинного коридора, контролер втолкнул Алиджанова в узенькую, словно бетонный мешок, камеру и закрыл дверь на ключ. Здесь не было нар, и арестант мог поспать только на холодном цементном полу. Алиджанов прислонился плечом к серой стене, сунул ладони рук под мышки, съежился, чтобы как-то согреться, и мелко трясся, уставившись на тусклую лампочку, горевшую круглосуточно в зарешеченной нише над дверью.

У Григория не возникло ни малейшего чувства жалости или сострадания к насильнику и убийце. Он даже невольно радовался, что нет этому уроду там покоя. Он прекрасно осознавал, насколько опасно будет выпустить эту зловещую тварь на свободу, и не сомневался, что, окажись сейчас Алиджанов на свободе, он продолжит цепь своих гнусных насилий и убийств. Поэтому, кроме справедливого человеческого гнева, Григорий ничего к нему не испытывал. «Ты сам виноват в том, что сидишь в Бутырке, ждешь приговора и, наверное, надеешься на помилование, — строго сказал Григорий и постучал пальцем по лицу Алиджанова на бумаге. — Я лично клянусь, что надеяться тебе не на что, что я жизнь положу, чтобы ты до конца твоей гнусной недолгой жизни чувствовал каждый нанесенный тобой удар ножом, чтобы ты столько раз сдох, сколько раз посмел поднять руку на беззащитного».

Только он это произнес, как изображение Алиджанова и вся картинка на протоколе задержания стали темнеть и за какие-то две-три секунды превратились в черное пятно квадратной формы.

«Что бы это значило?! — с непонятной внутренней тревогой подумал Григорий и вдруг почувствовал, как что-то мягкое улеглось ему на плечи, словно кто-то невидимый положил теплые и ласковые руки, как кладет их любимая женщина, тихо подошедшая сзади. Но он ясно сознавал и видел, что в кабинете только он и за спиной у него никого нет. От возникшего страха и понимания того, что с ним происходит нечто невероятное, по его телу пробежал холодный озноб. Григорий хотел подняться из-за стола и выйти из кабинета, отвлечься отдела. Он надеялся, что это ощущение пройдет, что все это галлюцинации, плод расстроенного воображения, следствие нервного перенапряжения. Однако попытка встать со стула совершенно не удалась. Ноги, будто парализованные, не слушались приказа, поступившего из мозга, да к тому же то, что легло на плечи, придавило сильнее, будто не хотело дать ему подняться. С немалым усилием подняв правую руку, он вытер рукавом пиджака пот, застилавший глаза. Григорий и представить себе не мог, что человек может так обильно потеть в прохладном кабинете, не работая физически. Но тут нечто решило пойти еще дальше, проверить его психику на крепость. Возле самого уха он услышал четкий шепот: «Так будет с каждым, кого ты посчитаешь виновным. Черный квадрат — орудие возмездия, данное тебе свыше. Пользуйся им справедливо. Иначе сам пострадаешь».

Сердце у Григория бешено колотилось. Дышать было трудно. И вдруг сразу стало легче: тяжесть с плеч свалилась, дыхание стало свободным. И туг же он почувствовал, как ветерок пронесся возле его головы, словно на секунду включили вентилятор. Так же неожиданно, как возник, ветерок пропал, оставив Григория в задумчивости. Ведь ему мог померещиться этот ветерок. Ничего удивительного, если у человека не все в порядке с головой. «Неужели у меня с головой проблемы? — задумался Григорий. — Нет, не может этого быть. Я мыслю совершенно логично и чувствую себя полным физических сил!» Он успокоился и легко поднялся со стула. Пройдя к двери, выглянул в коридор. На стульях, ожидая вызова в кабинеты следователей, томились посетители. Возле его кабинета никого не было — вполне естественно, ведь повесток он никому еще не посылал. Закрыв плотно дверь, Григорий некоторое время походил по кабинетику, успокаивая нервную систему, затем решительно сел за стол и, приказав себе ничему не удивляться, пододвинул поближе первый том дела. Посмотрев на протокол осмотра места происшествия, он увидел посредине листа зловеще выделяющийся черный квадрат размером примерно десять на десять сантиметров. Такие же черные квадраты оказались и на всех остальных протоколах осмотра мест происшествий во всех шести томах.

Убедившись, что черные квадраты не исчезают, Григорий по инерции долго читал остальные материалы дела, не вникая в их суть. Изрядно утомившись, он откинулся на спинку стула, устало смежил веки и задумался: «Может быть, об этих странных вещах рассказать начальнику следственного отдела? Нет, нельзя. Василий Андреевич не поверит. Он трезвомыслящий человек. Да и никто не поверит. Засмеют и посчитают, что у меня «крыша поехала». Тогда уж мне точно от психбольницы не отвертеться. Вот если бы мой шеф тоже увидел в деле эти проклятые черные квадраты. Может, показать? Глупости. С чего бы Василию Андреевичу увидеть их. Ведь он здоровый человек. А я? Нет, не может быть, чтобы я заболел. Я же чувствую себя нормально. Но как тогда объяснить эти галлюцинации с живыми картинками, черные квадраты и этот голос, который я слышал довольно четко: «Так будет с каждым, кого ты посчитаешь виновным. Черный квадрат — орудие возмездия, данное тебе свыше. Пользуйся им справедливо. В противном случае сам от него пострадаешь». Как понять — «так будет с каждым»? Как, с кем? Может быть, как с Алиджановым? А что с ним? Какая вообще связь этих галлюцинаций с Алиджановым? Разумеется, никакой. Значит, я заболел. Наверное, произошел какой-то сдвиг в моей нервной системе. Ничего не остается, как откровенно признаться в этом Василию Андреевичу и попросить отпуск без содержания. Уедем с мамой к ее сестре, Веронике Федоровне, в Пихтовку. Там с удочкой на речке быстро восстановлюсь…»

Григорий не заметил, как уснул сидя. Проснулся оттого, что кто-то осторожно, но настойчиво тормошил его за плечо. Открыв глаза, увидел перед собой широкоплечую фигуру Соколова.

— Ну, так нельзя зарабатываться, дорогой мой, — укоризненно покачал головой начальник отдела, — можно рехнуться за рабочим столом. Знаешь, который час?

— Извините, Василий Андреевич? — смущенно улыбнулся Григорий. Ему было очень неловко. Первый раз попался начальству в таком неприличном для следователя положении.

— Нечего извиняться, пора домой, — улыбнулся Соколов, — уже без четверти двадцать три часа.

— Сколько?! — не поверил своим ушам Григорий и, посмотрев на часы; убедился, что Василий Андреевич не шутит. — Ничего себе, вздремнул!

— Пошли, нам ведь по пути, — предложил Соколов и, посмотрев на протоколы осмотра мест происшествий в разложенных по всему столу томах дела, поторопил: — Прячь в сейф и пошли. — Он стал аккуратно закрывать тома дела и подавать Григорию. Григорий отчетливо видел на протоколах черные квадраты, однако Соколов не обращал на них никакого внимания. «Выходит, Василий Андреевич не видит их! — похолодел Григорий. — А это значит, что с моим котелком что-то случилось. Если завтра будет повторяться подобное, придется сдаваться медицине», — грустно решил он, закрывая сейф. Тяжело вздохнув, Григорий последовал за начальником отдела.

— Что вздыхаешь? — мягко спросил Василий Андреевич, когда они направились по длинному пустынному коридору к выходу. — Не спорю, тяжелое дело я тебе подкинул. Вижу, что ты просто одурел от него. Наверное, хотел за один день изучить все шесть томов? Не советую с места брать в карьер. Можешь надорваться. Ты ведь опытный следователь.

Григорий ничего не ответил. В голове у него была каша из разных противоречивых мыслей.

Внимательно посмотрев на него, начальник отдела с некоторым беспокойством продолжил:

— А вообще-то, Григорий, я сам могу его закончить. Как ты на это смотришь? А тебе дам раскрытое одноэпизодное дело об убийстве на бытовой почве. Сожители Карташовы в очередной раз напились до скотского состояния и что-то там не поделили. Во время ссоры она ударила его ручкой от мясорубки по виску. В результате летальный исход. Убийца, протрезвев, вину свою признала полностью. — Соколов умышленно сделал такое несолидное предложение Григорию, задевая честолюбивые струнки, которые имеются у каждого уважающего себя следователя. Ему хотелось расшевелить Григория, который ему сейчас не понравился какой-то тяжелой озабоченностью. Такой озабоченности Василий Андреевич раньше у него не замечал.

Слова начальника следственного отдела с глубоким ироничным смыслом дошли до сознания задумавшегося Григория и он встрепенулся.

— Да вы что. Василий Андреевич, обижаете! Я и сам справлюсь. Это я первый день как-то не настроился. Но втянусь, и все будет о’кей!

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Соколов и обнял Григория за плечи. — Таким ты мне больше нравишься. ...