Н. В. Пупышев, генерал-лейтенант
В ПАМЯТИ И В СЕРДЦЕ

Москва

Военное издательство

1986

© Воениздат, 1986

Вместо предисловия

Поколение за поколением вот уже десятки лет осмысливают четыре года Великой Отечественной войны — столь они были насыщены важными событиями в жизни советского народа.

В то грозное время мне довелось трудиться в Главном политическом управлении Рабоче-Крестьянской Красной Армии (ГлавПУ РККА), органе, работавшем на правах отдела ЦК ВКП(б). И здесь судьба свела меня с замечательным человеком, партийным и государственным деятелем Александром Сергеевичем Щербаковым — начальником ГлавПУ РККА.

По характеру служебных дел — я возглавлял тогда управление кадров — мне приходилось почти ежедневно встречаться с ним, беседовать по кадровым и другим вопросам, участвовать в обсуждении актуальных проблем партийно-политической работы, политического и воинского воспитания личного состава. Содержание одних совещаний и бесед хорошо запомнилось, а других — сохранилось в записях.

По совету товарищей, которые, по-видимому, справедливо считают, что в обширном перечне литературы о Великой Отечественной войне крайне мало встречается публикаций о деятельности ГлавПУ РККА и его талантливого руководителя, я взялся за сбор материала. Не полагаясь лишь на имевшиеся у меня данные, работал в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Центральном архиве Министерства обороны СССР, Центральном музее Вооруженных Сил, уточнил многое при встречах с родными А. С. Щербакова и своими сослуживцами.

Не претендуя на всесторонний показ многогранной деятельности Главного политического управления, его стиля и методов руководства политорганами, я попытался правдиво рассказать лишь о том, что оставило наиболее глубокий след в памяти и в моем сердце.

Мне очень хотелось, чтобы нынешнее поколение читателей смогло ощутить и понять масштабы и сложность задач, которые встали в то суровое время перед нашей партией по идейно-политическому воспитанию защитников Родины: укреплению их убежденности в правоте нашей борьбы с фашистскими захватчиками и непоколебимой веры в победу; развитию чувства беззаветной любви к социалистическому Отечеству, готовности защищать его, не щадя своей крови и жизни, проявлять бесстрашие и героизм на поле брани; сплочению воинов всех национальностей и народностей в единую боевую семью; привитию сознательной дисциплины, стойкости в обороне и неиссякаемого порыва в наступлении — это далеко не полный перечень проблем, на решение которых в первую очередь партия направляла усилия армейских политорганов.

Если мне удалось хотя бы в какой-то мере раскрыть пути, которыми решались эти задачи, я считал бы цель, поставленную перед собой, выполненной.

Выражаю искреннюю признательность генералам И. С. Аношину, С. А. Месропову, Н. М. Миронову, И. А. Толканюку, А. Е. Хмелю, полковникам Б. Н. Георгиевскому и П. П. Голышеву, всем товарищам, которые добрыми советами и пожеланиями помогали в работе над книгой.

Автор

Глава первая. Как требовала жизнь

ПО СИЛАМ ЛИ НОША? — ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ. — ПРОБЛЕМА КАДРОВ. — ПОЛПРЕДЫ ПАРТИИ В АРМИИ. — РЕЗЕРВ ВЫДВИЖЕНИЯ. — ПОИСКИ ПУТЕЙ ПЕРЕСТРОЙКИ. — НОВЫЙ ОРГАН ПРИ ГЛАВПУ РККА. — ПО УКАЗАНИЮ ЦК… — ЛОМАТЬ БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ. — В ПРАВДЕ НАША СИЛА. — В ПОЛНЫЙ ГОЛОС О НЕДОСТАТКАХ. — ВОССТАНОВИТЬ В ПРАВАХ МАССОВУЮ АГИТАЦИЮ. — ЕДИНСТВО СЛОВА И ДЕЛА. — РОЖДЕНИЕ ФОМЫ СМЫСЛОВА. — КУЛЬТПРОСВЕТРАБОТА. — КАК ЛУЧШЕ ОТДОХНУТЬ ВОИНУ? — ПОМОЩЬ ПАРТИЗАНАМ

Шел июнь тяжелого 1942 года. Почти месяц Главное политическое управление РККА работало без начальника: Ставка Верховного Главнокомандования освободила армейского комиссара 1 ранга Л. З. Мехлиса от занимаемых им постов. Трудно было представить, что подобное могло случиться. Мы знали, что Л. З. Мехлис пользовался доверием И. В. Сталина. Являясь к тому же еще и заместителем Наркома обороны, он выполнял широкий круг партийных и государственных обязанностей. И все же факт оставался фактом. Этому предшествовали события, которые объясняют причину крутого решения.

После разгрома гитлеровцев на полях Подмосковья, имевшего важные политические и стратегические последствия, после упорных зимних боев наступило на всех фронтах относительное затишье. Красная Армия перешла к обороне и накапливала силы для новых сражений. В Главное политическое управление из войск поступали донесения о высоком моральном подъеме бойцов и командиров, вызванном победами в зимних операциях. Да и как не радоваться, когда враг отброшен на запад до 350 километров, сорваны его планы «молниеносной войны», развеян миф о непобедимости фашистской армии. Советских людей окрыляли успехи Керченско-Феодосийской десантной операции, в результате которой был создан плацдарм на Керченском полуострове — положено начало освобождения Крыма.

Казалось, перед нами открывались неплохие перспективы. Но война чревата всякими неожиданностями, враг был силен и коварен. Воспользовавшись тем, что открытие второго фронта откладывалось, он бросил на восточный фронт огромные стратегические резервы.

Весной 1942 года опасное положение создалось на юге страны. Началось с Крыма. Несмотря на мужество и массовый героизм советских воинов, противнику удалось прорвать здесь фронт и наши войска вынуждены были оставить Керченский полуостров. Верховный Главнокомандующий посчитал, что командование Крымского фронта явилось прямым виновником поражения, а Л. З. Мехлис, как представитель Ставки, не сумел обеспечить организацию обороны.

Неудачно развивалась наступательная операция войск Юго-Западного фронта, начавшаяся 12 мая в районе Харькова. В этом, наряду с другими причинами, сказались серьезные недостатки в партийно-политической работе. Между тем Главное политическое управление не приняло должных мер по ее улучшению.

Отсутствие начальника Главного политического управления в столь сложное время ощущалось все острее и острее. Кого же назначат? Вопрос этот волновал нас не из праздного любопытства. Жизнь выдвигала проблемы, которые требовали смелого и оперативного решения. Теперь уж не помню, кто первый в аппарате ГлавПУ высказал предположение о том, что самой подходящей кандидатурой мог бы быть Александр Сергеевич Щербаков — кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б), одновременно являвшийся секретарем Московского городского и Московского областного комитетов партии, начальником Совинформбюро.

Признаться, предположение это вызвало различные суждения. Одни утверждали, что при тех обязанностях, которые уже были возложены на А. С. Щербакова, вряд ли ему поручат еще и руководство Главным политическим управлением РККА, другие считали это вполне вероятным, учитывая необходимость укрепления политического руководства в армии. Однако все сходились на том, что кандидатура очень достойная.

Имя А. С. Щербакова было хорошо известно советским людям. Его знали как пламенного пропагандиста идей и политики партии, крупного организатора социалистического строительства. Широкую известность имели статьи и содержательные доклады Александра Сергеевича на собраниях трудящихся Москвы, посвященных В. И. Ленину, его выступление на XVIII съезде партии.

Мы, военные, знали, что в первые месяцы войны за считанные дни в Москве под руководством МГК партии были сформированы 12 ополченческих дивизий и сотни тысяч москвичей вышли на строительство оборонительных сооружений. Военные были участниками собрания партийного актива столицы 13 октября 1941 года, на котором А. С. Щербаков призвал превратить город в неприступную крепость. Собрание проходило по-деловому, его участники выступали коротко: был дорог каждый час. Постановление гласило: всех коммунистов и комсомольцев считать мобилизованными, призвать трудящихся столицы к оружию, в каждом районе сформировать коммунистические роты и батальоны, создать отряды и группы истребителей танков, минометчиков, пулеметчиков, снайперов. В те дни Москва дополнительно послала на фронт три дивизии общей численностью около 45 тысяч человек, в том числе свыше 20 тысяч коммунистов и комсомольцев.

Запомнилось выступление Александра Сергеевича по радио 17 октября. По поручению ЦК ВКП(б) он заверил москвичей, всех советских людей, что «за Москву воины Красной Армии будут драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови».

В первых числах июня нам официально сообщили, что состоялось решение ЦК партии о назначении А. С. Щербакова начальником Главного политического управления РККА. Понятно, что эту весть все восприняли с большим удовлетворением. Но когда стало известно, что он не освобождается ни от одной из возложенных на него обязанностей, у многих невольно возник вопрос: по силам ли одному человеку, пусть даже незаурядному, такая огромная ноша государственных и партийных забот?

И как это часто в жизни бывает, интерес к личности нового начальника вызвал стремление услышать как можно больше об особенностях стиля его работы, основных чертах характера. Источники информации были самые разные. Вскоре многие работники ГлавПУ уже знали не только основные вехи биографии А. С. Щербакова, но и некоторые эпизоды его деятельности, раскрывающие человеческие качества.

Александр Сергеевич был депутатом Верховного Совета СССР, и познакомиться с его биографией по предвыборным материалам, опубликованным в газетах, не составляло труда. Позже, уже спустя много лет после войны, мне представилась возможность в архиве прочитать автобиографию А. С. Щербакова и другие документы, дополняющие ее. Он родился в рабочей семье 17 сентября (10 октября) 1901 года в городе Руза Московской губернии. Отец, избитый жандармами за участие в революционной демонстрации, умер в 1907 году, и пареньку рано пришлось начать трудовую жизнь. Он работал продавцом газет и фальцовщиком в типографии, был чернорабочим и отметчиком на железной дороге. После победы Октября шестнадцатилетний юноша вступает в Красную гвардию, вместе с товарищами создает в Рыбинске организацию Союза рабочей молодежи, а в 1918 году его принимают в партию большевиков. Боевое крещение молодой коммунист получает в составе отряда имени Карла Либкнехта в схватках с белогвардейскими мятежниками в Ярославской губернии. Успешно справляется А. С. Щербаков с возложенными на него задачами и на комсомольской работе в Средней Азии, куда его направил ЦК РКСМ в 1919 году.

20 июля 1920 года Александр Сергеевич обращается в краевой комитет комсомола Туркестана с просьбой послать его учиться в Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова в Москве. В заявлении он писал: «Работаю в КСМ более двух лет. К настоящему моменту… выдохся… Не имею даже общего образования, учился, что называется, „за мешок картошки“. Смею надеяться, что, принимая во внимание вышеуказанное, крайкомол не откажет в моей просьбе».^[1]

Просьба удовлетворена. Александр Сергеевич с увлечением изучает революционную теорию, труды классиков марксизма-ленинизма. К занятиям готовится очень серьезно, засиживаясь до поздней ночи над книгами и конспектами. По всем дисциплинам он получает высокие оценки.

В апреле 1924 года ЦК партии направляет А. С. Щербакова в Нижегородскую губернию, где он был заведующим отделом, секретарем Сормовского укома партии, редактором газеты «Нижегородская коммуна». Затем новое назначение — заведующим отделом губкома и вскоре — секретарем Муромского окружкома партии. С этого поста Александра Сергеевича посылают учиться в Институт красной профессуры.

В рекомендации, направленной в агитационно-пропагандистский отдел ЦК партии, говорилось: «Нижкрайком ВКП(б) целиком поддерживает кандидатуру товарища Щербакова на основное отделение ИКП.

Тов. Щербаков имеет большой опыт руководства партийной работой, теоретически подготовлен и является крупным партработником.

Секретарь Нижкрайкома ВКП(б) А. Жданов».^[2]

В 1932 году Александра Сергеевича назначают в аппарат ЦК ВКП(б), а через два года избирают секретарем Союза писателей СССР.

В 1936 году А. С. Щербаков работает в Ленинграде в качестве второго секретаря обкома ВКП(б), затем в Иркутске и Донбассе возглавляет областные парторганизации. В октябре 1938 года его избирают секретарем Московского областного и городского комитетов ВКП(б).

На XVIII съезде Коммунистической партии Александра Сергеевича избирают членом ЦК, на Пленуме — членом Оргбюро ЦК ВКП(б), в феврале 1941 года — кандидатом в члены Политбюро ЦК, а через три месяца — секретарем Центрального Комитета партии. Ему поручается возглавить идеологический участок партийной деятельности.

Особый интерес у нас, конечно, вызывали суждения и отзывы соратников А. С. Щербакова, которые давали представление о личности руководителя.

Секретарь Московского областного комитета ВКП(б) Б. Н. Черноусов отмечал поразительную работоспособность А. С. Щербакова, его партийность и образованность, умение находить в лавине неотложных дел самое главное, основное, на чем следовало сосредоточить внимание партийной организации. Он же указал на характерный штрих — постоянное стремление Александра Сергеевича находиться в гуще событий, встречаться с рабочими на заводах и предприятиях, беседовать с москвичами на строительстве оборонительных рубежей.

Председатель Моссовета, член Военного совета Московской зоны обороны Василий Прохорович Пронин отмечал такие качества А. С. Щербакова, как принципиальность в оценке людей и своей работы, способность не уходить от ответственности, какой бы тяжелой она ни была. Он рассказал о таком случае. Однажды советские бомбардировщики на большой высоте оказались по ошибке над Москвой, и зенитчики открыли по ним огонь. К счастью, ни один снаряд не попал в цель. Вскоре А. С. Щербакову пришлось разговаривать по телефону с И. В. Сталиным, который жестко спросил:

— Вы, как секретарь ЦК, отвечающий за противовоздушную оборону столицы, уверены, что она в хорошей боевой готовности?

— Уверен, товарищ Сталин, — ответил Александр Сергеевич.

Таким утверждением он принял на себя всю ответственность за положение дел. Что касается неприятного происшествия в небе, то он еще до телефонного разговора успел разобраться во всем и принять необходимые меры.

Здесь, пожалуй, уместно напомнить читателю, что фашисты 141 раз пытались бомбить Москву. В этих налетах участвовало более 9 тысяч бомбардировщиков. Летчики-истребители и зенитчики ПВО, оборонявшие Москву, сбили свыше 1300 стервятников.^[3] Ни одна столица европейских государств не была так надежно защищена средствами ПВО, как наша родная Москва.

Все, кому довелось работать рядом с А. С. Щербаковым и близко знать его, отмечали его большой партийный опыт, редкий дар быстро схватывать суть дела и находить верное решение. Среди отличительных черт характера называли твердую волю, чуткость и сердечное отношение к рабочему человеку.

Не скрою, что такие отзывы о руководителе конечно же вызывали у нас глубокое удовлетворение и рождали надежды на перемены к лучшему в скором времени.

Через день-два после известия о назначении нового начальника ГлавПУ РККА раздался телефонный звонок, и я услышал спокойный и ровный голос:

— Здравствуйте, я звоню товарищу Пупышеву.

— Слушаю вас.

— Говорит Щербаков (с ударением на «Щ»). Не сможете ли вы завтра приехать ко мне?

— Безусловно смогу. Какие документы иметь при себе?

— Пока никаких не надо. Жду вас завтра в девять утра.

Плохо спалось мне в ту ночь. Многое было передумано. Промелькнули в голове почти полтора десятка лет армейской жизни. И служба в 4-й кавалерийской дивизии, где командовал взводом, затем был комсомольским работником; и добрые глаза комиссара полка, который буквально по-отечески пестовал меня, удивительно тактично прививая вкус и любовь к воспитанию красноармейцев; и годы напряженной, но радостной учебы в Военно-политической академии имени В. И. Ленина.

Вспомнились сослуживцы по военно-политическому училищу имени В. И. Ленина, в котором мне довелось быть начальником последние годы перед войной, вручение Всесоюзным старостой М. И. Калининым ордена Красного Знамени нашему училищу.

Память до мельчайших подробностей сохранила события 22 июня 1941 года: яркий солнечный день, посуровевшие лица москвичей, митинг в училище, после которого подал рапорт с просьбой отправить меня на фронт. Ответ дали быстро, назначили старшим инспектором ГлавПУ РККА и вскоре направили как инспектора в действующую армию. Накануне перехода войск Западного фронта в контрнаступление неожиданно вызвали в Москву, где начальник ГлавПУ армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис объявил о новом назначении, не спрашивая о согласии. Оказывается, все уже было обговорено с ЦК партии. Я понимал, что это значит, и вопросов не задавал.

С первого дня я почувствовал, какой груз ответственности за руководство управлением кадров лег на мои плечи. Это ощущение не проходило все четыре месяца на новой должности. И вот завтра предстоит отчитаться. Как кратко и обоснованно доложить о состоянии кадров политработников, которых насчитывалось около четверти миллиона? Какие основные недостатки и трудности в работе отметить? Какие вопросы следует поставить перед начальником ГлавПУ при первой встрече? Все это волновало, и сон шел стороной…

Ровно в девять я вошел в кабинет А. С. Щербакова. Работал он тогда во втором Доме Советов на Садовой улице. Открывая дверь, не ожидал сразу же натолкнуться на мебель — столь тесной была комната. С трудом прошел к рабочему столу между стенкой и стульями, поставленными вдоль стола для совещаний. Навстречу поднялся высокий широкоплечий мужчина лет сорока, одетый в военную форму без знаков различия. Сквозь круглые очки в роговой оправе смотрели внимательные глаза. Я представился. Он шагнул вперед, приветливо подал руку и пригласил сесть. Сам вернулся на место и, помолчав, сказал:

— Центральный Комитет партии поручил мне помочь Главному политуправлению в работе.

— Мы в этом очень нуждаемся, — ответил я.

Эти слова не были долгом вежливости. Я их сказал чистосердечно и убежденно. Аппарат ГлавПУ РККА действительно нуждался в помощи, в твердой и заботливой руке, в мудром совете авторитетного руководителя в столь сложное время.

Мы знали обстановку на фронтах не только по сводкам Совинформбюро, но и по информации, которую получали от наших представителей в войсках и начальников политуправлений. Вести с юга продолжали поступать неутешительные: снова отступаем, снова сдаем города и села… Работники Главного политического управления остро переживали неудачи, понимали всю меру ответственности за сложившуюся обстановку, за состояние партийно-политической работы в действующей армии. Мы знали, что в нашей деятельности есть серьезные недостатки, что необходимо решительно улучшать стиль и методы работы ГлавПУ. Но для этого требовались и серьезный анализ состояния дел, и смелость для глубоких обобщений и выводов, в том числе и организационных. Осуществить же все это можно было лишь при авторитетном руководителе, облеченном большими полномочиями и доверием партии.

В начале беседы Александр Сергеевич предложил мне рассказать о себе, спросил, давно ли работаю в этой должности, а затем сказал:

— Так, с вами ясно. Теперь изложите структуру аппарата.

Главное политическое управление состояло тогда из двух управлений (пропаганды, кадров), шести самостоятельных отделов (организационно-инструкторского, печати, по работе среди войск и населения противника,^[4] по комсомольской работе, по руководству партполитработой в центральных управлениях Наркомата обороны, финансового). При ГлавПУ РККА функционировала партийная комиссия. В управление пропаганды входили отделы: пропаганды, культуры, снабжения политпросветимуществом, а также лекторская группа и редакция журнала «Пропагандист Красной Армии». Управление кадров состояло из одиннадцати отделов: северного и северо-западного направлений, западного направления, юго-западного и южного направлений, артиллерии, танкового, ВВС, Забайкалья и Дальнего Востока, новых формирований, внутренних округов, планирования и учебных заведений, учета. Кроме того, были бюро писем и группы по подбору журналистов и спецпропагандистов.

Александр Сергеевич попросил кратко охарактеризовать начальников управлений и их заместителей, начальников самостоятельных отделов. При этом заметил, что желательно услышать не только анкетные данные. Вопрос был непростой. Дать краткую характеристику тому или иному работнику нужно было продуманно, взвесить как сильные стороны, так и недостатки. Ведь скоро сам начальник с ними познакомится и сделает выводы, насколько объективно я доложил. Однако надо было отвечать.

Начальником управления пропаганды являлся дивизионный комиссар Гуревич Макс Григорьевич, в недавнем прошлом преподаватель всеобщей истории. Трудился он старательно, обладал отличными знаниями марксистско-ленинской теории и уделял пропаганде большое внимание. Но Гуревичу не довелось служить в войсках. Слабое знание жизни частей и соединений, армейской специфики сказывалось в его работе.

Заместителем у М. Г. Гуревича был бригадный комиссар Веселов Владимир Сергеевич. Компетентный, энергичный и трудолюбивый политработник. До поступления в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина он прошел школу войсковой жизни. Его характерная черта — оперативность. Он успевал контролировать работу отделов управления, умел привлечь для разработки пропагандистских материалов способных людей, да и сам неплохо владел пером. Веселов нередко выезжал в действующую армию, подмечал новое в формах и методах идейно-политического воспитания воинов, поддерживал инициативу, исходившую снизу, считал своим долгом бывать непосредственно на переднем крае обороны. В окопах и блиндажах, на командных пунктах беседовал с бойцами и командирами, часто выступал с докладами, проводил семинары полковых пропагандистов. О положительном опыте идеологической работы он выступал и перед работниками Главного политического управления.^[5]

В управлении кадров было пять заместителей.

Я подробно доложил о Ф. М. Константинове и Н. А. Романове.

Полковой комиссар Константинов Филипп Матвеевич в ГлавПУ пришел в первые дни войны из аппарата ЦК ВКП(б). В тридцатых годах он был моим однокашником по учебе в академии, где хорошо усвоил весь курс дисциплин, особенно глубоко изучил сочинения В. И. Ленина, его философские труды. Филипп Матвеевич был беспокойным человеком. Он много занимался учетом, подбором и расстановкой кадров, организацией проверки исполнения решений, приказов и указаний.

Бригадный комиссар Романов Николай Александрович также окончил военно-политическую академию, участвовал в боях у озера Хасан. Деловой, грамотный, принципиальный руководитель, умевший душевно поговорить с людьми, правильно построить взаимоотношения с подчиненными. Он не боялся принимать самостоятельные решения, разумеется в рамках данных ему полномочий. Компетентно руководил комплектованием новых формирований политработниками, а также подбирал кадры журналистов. Я так и доложил Александру Сергеевичу, что Романов — это «коренник», на которого можно положиться в любом трудном и срочном деле. А. С. Щербаков спросил:

— А почему Романову поручили заниматься журналистами? Он что, работал в печати?

— Нет, в печати он не работал, но хорошо владеет пером, и литературная деятельность ему близка. Из заместителей это направление ему больше других с руки.

Я не удержался и рассказал, что, будучи курсантом, Николай Александрович писал стихи, консультируясь со своим земляком известным поэтом Степаном Щипачевым. От имени курсантов Московской артиллерийской школы Романов приветствовал Максима Горького на митинге в связи с возвращением его в 1931 году на родину и до слез растрогал писателя.

Щербаков улыбнулся, в краешках глаз разбежались морщинки, лицо сразу преобразилось. Улыбка была какой-то солнечной, располагающей к себе.

— А остальные ваши заместители? Прошу не столь подробно, доложите основное.

Остальные заместители — полковые комиссары И. И. Чугунов, А. Ф. Баев и К. Ф. Марцев перед войной были секретарями обкомов ВКП(б) по кадрам. Все они — опытные, добросовестные, принципиальные коммунисты, две трети времени находились в действующей армии, неплохо знали кадры политработников. Выделялся из них Чугунов, обладавший каким-то удивительным умением разбираться в людях, по-партийному их оценивать. Иван Иванович — человек высоких нравственных принципов, верный товарищ, с которым, как говорят в военной среде, можно смело идти в разведку.

Зашла речь о дивизионном комиссаре Пронине Михаиле Михайловиче, начальнике организационно-инструкторского отдела. Он был не новичком в ГлавПУ РККА. Прежде чем возглавить отдел, поработал инструктором, глубоко ознакомился с опытом деятельности политорганов, в том числе в боевой обстановке. Михаил Михайлович был приветлив и прост в общении с людьми, понимал юмор и сам умел шутить. Дело свое любил и знал, был склонен к глубокому анализу. Сумел сколотить отдел, сотрудники которого работали с большим напряжением, хорошо понимали проблемы армейского партийного строительства.

Начальником отдела по работе среди войск и населения противника был полковой комиссар Бурцев Михаил Иванович. По рабочей профессии — стеклодув. Участник боев о японскими милитаристами на Халхин-Голе. Там и началась его деятельность как пропагандиста на вражеские войска. В этом же амплуа он участвовал в советско-финляндской войне, а с 1940 года работал в ГлавПУ РККА. Старательный и инициативный товарищ, он часто бывал в войсках.

Полковой комиссар Видюков Иван Максимович являлся помощником начальника Главного политического управления по комсомольской работе, возглавлял комсомольский отдел. Это был энергичный вожак армейской молодежи, человек с беспокойным характером. Не ошибусь, если скажу, что его знали на фронтах почти все политработники. Он всегда шел в роту, хотел везде успеть, всем помочь.

Доложил я и об остальных начальниках отделов.

Александр Сергеевич внимательно слушал, не перебивал, вопросов почти не задавал, но по каждой фамилии, как мне казалось, делал в своей памяти какие-то заметки. Во всяком случае, он произносил вслух отдельные слова или междометия:

— Так… так… преподаватель.

— О… энергичный.

— Коренник…

— Гм… гм…

Когда я закончил, он спросил о продолжительности работы в ГлавПУ РККА некоторых товарищей.

Беседа длилась около двух часов. Я полагал, что на этом она закончилась. Оказалось — нет. Александр Сергеевич предложил коротко доложить о членах военных советов и начальниках политуправлений фронтов.

Члены военных советов А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, Т. Ф. Штыков, Н. А. Булганин, а также начальники политуправлений В. Е. Макаров и К. Ф. Калашников были хорошо известны А. С. Щербакову. Мне оставалось лишь назвать их фамилии. Члены военных советов — В. А. Богаткин, А. С. Желтов, Д. С. Леонов, И. З. Сусайков, начальники политуправлений С. Ф. Галаджев, И. М. Гришаев, А. П. Пигурнов, М. В. Рудаков и другие были кадровыми политработниками, исполненными чувства долга и высокой ответственности перед партией. Все они прошли армейскую школу начиная с роты, батальона, полка.

— По имеющейся у нас информации, работают товарищи с большой активностью и пользуются уважением среди командно-политического состава и бойцов, — сказал я, заканчивая доклад.

— А как вошли в армейскую среду Макаров и Калашников? — последовал вопрос.

Я понял, чем вызван интерес: еще недавно оба они были секретарями МК и МГК и работали под его руководством.

— По нашим данным, оба эти политработника активно включились в работу. Макаров часто бывает в войсках, умеет беседовать с бойцами и командирами. Много заботы проявляет о политруке роты, считая его центральной фигурой в воспитании бойцов. Внимателен к аппарату политуправления и постоянно организует его работу.

— Это хорошо. Видит главное, — заметил А. С. Щербаков.

— Что касается Калашникова, то я знаю его еще с курсов военной переподготовки секретарей райкомов, горкомов и обкомов ВКП(б) в 1940 году. Он уже тогда глубоко осваивал военное дело, уставы, опыт Халхин-Гола. И теперь о нем идут положительные отзывы.

Начальник ГлавПУ РККА внимательно слушал и лишь изредка задавал вопросы, добиваясь более обстоятельной характеристики того или иного политработника. Иногда он давал понять, что сомневается в том, о чем я докладываю. Его особенно интересовало, как члены военных советов фронтов, начальники политуправлений связаны с бойцами, командирами, партийными организациями, бывают ли на передовой, участвуют ли в злободневной политической агитации.

Интересовали Александра Сергеевича семьи руководящих политработников: где они находятся в данное время, что нам о них известно и т. д. К сожалению, я еще не располагал полной информацией, хотя и должен был. В конце он спросил меня:

— Вы понимаете, что необходимо перестраиваться?

— Начинаю понимать, Александр Сергеевич, — ответил я.

Беседа закончилась. А. С. Щербаков помолчал, поводил карандашом по листу чистой бумаги, сказал:

— Будем считать, что знакомство состоялось. Завтра доложите о политических кадрах Красной Армии в целом.

На следующий день позвонил А. И. Крапивин, помощник начальника ГлавПУ РККА, и сообщил, что мне назначена встреча на 19 часов. Почти сутки все мысли вновь были сосредоточены на подготовке к докладу. Вновь просмотрел вместе с заместителями руководящий состав армий, укомплектованность войск, учебную сеть, резерв, данные о начальниках политорганов соединений. Еще раз обсудили, какие вопросы следует поставить перед руководителем ГлавПУ РККА.

В маленькой приемной мне не пришлось ждать ни минуты. После рукопожатия А. С. Щербаков характерным жестом указал на стул, сказал:

— Слушаю вас.

Я начал с доклада о руководящем составе объединений — членах военных советов и начальниках политотделов армий.

По этой категории политработников А. С. Щербакова так же, как и вчера, больше всего интересовали их связь с частями, с бойцами и командирами, отношение членов военных советов к организации политической работы и личное участие в ней.

Внимательно, я бы сказал, с особым интересом Александр Сергеевич рассматривал материалы, характеризующие комиссаров и начальников политотделов бригад, дивизий, корпусов по партийному стажу, по опыту партполитработы, общему и военно-политическому образованию. Надо сказать, что номенклатура Главного политического управления была укомплектована полностью. В связи с этим А. С. Щербаков спросил, какой существует порядок назначения и кто кого назначает.

Я доложил о принципиальной схеме: члены военных советов фронтов и армий, начальники политуправлений фронтов назначаются решением Государственного Комитета Обороны по представлению начальника ГлавПУ РККА; начальники политотделов армий, комиссары и начальники политотделов корпусов, дивизий и бригад, начальники политорганов центрального аппарата, начальники отделов политуправлений фронтов — приказом начальника Главного политического управления по представлению военных советов фронтов; заместители командиров полков по политчасти, аппарат политуправлений фронтов и политотделов армий — военными советами фронтов по представлению соответствующих политорганов и военных советов армий; комиссары батальонов, политруки рот назначаются военными советами армий по представлению соответствующих политорганов.

— Большая работа — новые формирования. Их очень много, — доложил я. — И все политработники, начиная с политрука роты и выше, назначаются Главным политическим управлением.

В то время в резерве Ставки было десять общевойсковых армий, одна танковая, формировались три воздушные армии и, кроме того, 50 отдельных соединений и частей различных родов войск.

Александр Сергеевич как-то оживился. Я понял, что для него этот вопрос близок: он лично принимал участие в формировании добровольческих дивизий Москвы летом 1941 года.

— Как это у вас организовано? — спросил он.

— В управлении кадров есть специальный отдел, работающий почти круглосуточно. Он так и называется — отдел новых формирований. Его возглавляет очень энергичный организатор полковой комиссар Георгиевский Борис Николаевич. Он прекрасно разбирается в людях, авторитетен, избран секретарем первичной парторганизации управления кадров.

— В новых формированиях учитываются те, кто с боевым опытом, а кто без него?

— Мы стараемся расставлять кадры так, чтобы необстрелянный политработник был с командиром, имеющим боевой опыт. Но не всегда это удается: многие командиры пока тоже не имеют фронтовой закалки.

— Но этого принципа надо придерживаться, — сказал Александр Сергеевич.

Позднее он предложил составлять что-то вроде карты-схемы, дающей наглядное представление о сочетании командиров и политработников с боевым опытом и без него. Полковник Георгиевский скрупулезно все это учитывал.

Слушая доклад, Александр Сергеевич заинтересовался системой подготовки кадров политработников. В то время они готовились в семидесяти четырех учебных заведениях и, кроме того, на фронтовых и армейских курсах.

Старший политсостав проходил подготовку в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, срок обучения в которой был сокращен до одного года,^[6] и переподготовку на Высших военно-политических курсах с 6-месячным сроком обучения. Руководящие пропагандистские кадры готовились в Высшем военно-педагогическом институте имени М. И. Калинина в течение 8 месяцев, журналисты — в Ивановском военно-политическом училище со сроком обучения четыре месяца.

— В первом квартале текущего года, — доложил я, — подготовлено около 37 тысяч политработников. Ожидаем, что к концу 1942 года это количество утроится.

Александр Сергеевич по этой части доклада задавал больше всего вопросов:

— Где вы берете людей на курсы политруков?

— Из действующих частей. Отбираем членов партии из бойцов и младших командиров, хорошо проявивших себя в боях, имеющих высшее, незаконченное высшее и среднее образование.

— А на курсы пропагандистов?

— Из того же контингента, но стремимся отбирать людей хотя бы с небольшим опытом агитационно-пропагандистской работы.

— Учитывается ли специфика родов войск в подготовке политруков?

Я доложил, что политруки артиллерийских батарей, танковых рот, инженерно-саперных подразделений, связи, авиации проходят обучение при соответствующих училищах. Максимум времени отводится на изучение материальной части, тактики действий данного рода войск, уставов, инструкций.

Доложил, что мне довелось быть на выпуске политработников-артиллеристов. Отзывы начальника училища и преподавателей очень хорошие. Они единодушно заверили, что выпускников можно ставить командирами батарей. При необходимости они смогут показать пример отличной стрельбы. Хорошими специалистами выпускаются и политруки другими училищами.

— А отзывы из действующей армии столь же оптимистичны?

— Отзывы политуправлений и наши наблюдения в новых формированиях совпадают: политруки подготовлены неплохо.

— Да, — помолчав, произнес А. С. Щербаков. — За короткое время партия сумела ликвидировать неграмотность и дать большой массе молодежи высшее и среднее образование. Вот видите, как это помогает нам. Что бы мы делали, имея неграмотных или малограмотных? Это — результат культурной революции.

Еще был рассмотрен вопрос о резерве политсостава. Известно, что без резерва кадров вести войну нельзя. С помощью ЦК ВКП(б) мы к тому времени имели в резерве на каждом фронте 150―200 политработников, в армии — 20―30. Кроме того, ГлавПУ РККА на 5 июня имел в своем резерве политработников разных категорий свыше 900 человек.

Но этого было мало.

Я доложил, что мы испытываем большие трудности из-за недостатка политработников, особенно на южных фронтах. Выход один — расширить численность курсантов в существующих учебных заведениях.

Закончив доклад и ответив на вопросы, я попросил А. С. Щербакова выслушать две просьбы.

Во-первых, мы встречали затруднения при подборе начальников политотделов армий, потому что не сумели создать реального резерва на выдвижение. Тут требовалась поддержка начальника ГлавПУ РККА. Иначе политработники, подобранные в резерв на выдвижение, «исчезают» по всякого рода «срочным» боевым потребностям фронтов. Во-вторых, поддержка требовалась и в наведении порядка с номенклатурой Главного политуправления. Нередко бывало так: назначим работника, а через какое-то время узнаем, что он уже на другой должности либо освобожден от работы без нашего ведома. Кое-кто говорил, что попытками навести порядок мы якобы ущемляем права военных советов фронтов.

— Что же, хотят сделать из меня штемпелевщика? Я им никогда не был и не буду, — заметил Александр Сергеевич. — У вас все?

— Все на этот раз.

— Картина по кадрам политсостава в основном ясна, — заключил А. С. Щербаков. — Продумайте, что предпринять по преодолению трудностей, о которых шла речь, в том числе о расширении существующих курсов и учебных заведений. На днях этот вопрос решим. И очень внимательно следите за отбором людей на курсы. Наверное, не каждого отличившегося в бою можно выдвигать. Но лучших, подающих надежды необходимо учить. Боевой опыт и знание дела — гарантия авторитета политработника.

А. С. Щербаков и в дальнейшем постоянно интересовался подготовкой и переподготовкой кадров политработников, требовал от управления пропаганды, от организационно-инструкторского и комсомольского отделов активно участвовать при подборе кандидатов на курсы и в училища. Первое время кое-кто из руководителей политуправлений обращался к нему с просьбой не брать с фронта на учебу активистов ротных партийных организаций. Он на это отвечал:

— Разве вы не заинтересованы в том, чтобы мы вам вернули такое же количество коммунистов, но прошедших военную и политическую подготовку?

Подобных обращений больше не было.

Приступив к исполнению обязанностей начальника Главного политического управления, А. С. Щербаков, как заметил читатель, начал с изучения состояния дел с кадрами. Чуть позже, с присущим ему стремлением основательно вникать в дело, Александр Сергеевич подробно, до мельчайших деталей, изучил работу управления пропаганды и самостоятельных отделов. С руководителями отделов и управления он беседовал с глазу на глаз, не жалея времени. Возвращались они от него с чувством глубокого удовлетворения, окрыленные, горя желанием, как говорят, горы свернуть, хотя кое-кому пришлось отвечать на весьма острые и не очень приятные вопросы, касающиеся работы. И все же начал А. С. Щербаков именно с управления кадров. И в этом, полагаю, проявилось прежде всего его понимание роли кадров, его стремление к совершенствованию партийного стиля в работе политорганов.

В ходе войны проблемы подготовки и воспитания политработников встали особенно остро. Ведь комиссар, политрук был полпредом партии в армии, ее совестью и честью. Это он должен был встать под пулями в полный рост, чтобы произнести обжигающие высоким смыслом слова: «Коммунисты, вперед!» С таким призывом первыми поднимались в атаку комиссары гражданской войны, с ним же шли на смертный бой политработники, все коммунисты Великой Отечественной. В этом призыве суть великого партийного долга: быть всегда впереди, находиться на самых трудных участках. Это комиссар, политрук обязан был найти такие слова, чтобы люди шли в бой, думая не о себе самом, а о судьбе Родины. Это политрук поздравлял молодых коммунистов с получением партбилета перед атакой, вслух читал газету во время затишья, был для бойцов старшим товарищем и другом. Это политрук заботливо интересовался, получил ли воин весточку от родных и друзей; узнавал первым делом, накормлены ли бойцы, и лишь потом ел сам. И таких людей надо было подобрать среди красноармейцев и младших командиров, в короткий срок обучить их методам партийно-политического руководства.

Гитлер до «великого похода» на Восток издал директиву: политических руководителей не считать военнопленными и уничтожать на месте. Он боялся их пуще самого грозного оружия. Забегая вперед, скажу: на тридцатом километре от Ворошиловграда на возвышении воздвигнута одиннадцатиметровая фигура атакующего воина. Рука зовуще вскинута вверх. И сразу рождается мысль: бойцы последуют за ним. На граните надпись: «В честь героического подвига политработников Красной Армии в Великой Отечественной войне 1941―1945 годов». Вот таким остался навеки в памяти народной политрук, военный комиссар.

В войсках потери среди политработников были значительные. Это и понятно: политруки, комиссары, как правило, находились на самых опасных участках и воодушевляли бойцов личным примером. Чтобы возместить потери, укомплектовать политработниками новые формирования, создать необходимый резерв кадров, нужны были постоянные пополнения. Но подготовка и переподготовка кадров связана с дополнительными расходами, с созданием материальной базы, с решением организационно-штатных вопросов. Словом, трудностей тут было немало. И все же принятые А. С. Щербаковым меры позволили увеличить численность курсантов почти во всех учебных заведениях. В 1943 году училищами и курсами было выпущено политработников в полтора раза больше, чем в 1942 году.^[7] Под контролем Александра Сергеевича и с помощью ЦК ВКП(б) были оперативно увеличены резервы: при ГлавПУ РККА — до 2 тыс. политработников разных категорий, при политуправлениях фронтов — до 400―500, при политотделах армий — до 40―50.

Еще в годы гражданской войны для достижения победы, как отмечал В. И. Ленин, «мы сосредоточивали лучшие наши партийные силы в Красной Армии».^[8] Этот опыт был использован и в Великой Отечественной: в начале войны по решению ЦК ВКП(б) в армию направлено 500 секретарей ЦК компартий союзных республик, краевых и областных комитетов, горкомов и райкомов, 270 ответственных работников аппарата ЦК партии, 1265 работников областного и районного звена, входивших в номенклатуру ЦК партии. С Ленинских курсов, из Высшей школы партийных организаторов и Высшей партийной школы в распоряжение Главного политического управления прибыло около 2500 квалифицированных партийных работников.^[9]

Это были замечательные люди! И среди них такие известные партийные работники, как И. С. Аношин, Л. И. Брежнев, К. С. Грушевой, Г. И. Доронин, А. А. Епишев, А. А. Кузнецов, Н. М. Миронов, З. Т. Сердюк, М. И. Старостин, Г. К. Цинев, Т. Ф. Штыков, Ф. В. Яшечкин и другие.

Помнится, летом 1942 года много трудностей мы испытывали из-за отсутствия кадровых резервов на выдвижение. По указанию А. С. Щербакова политуправления фронтов впервые подобрали (не без помощи отделов ГлавПУ РККА) группы кандидатов на выдвижение комиссарами полков, начальниками политотделов бригад, дивизий, корпусов, заместителями начальников политотделов. Группы были небольшими.^[10] Но это был реальный резерв на выдвижение. Были подобраны также кандидаты на должности членов военных советов и начальников политотделов армий. Кандидатов высшего звена без ведома Главного политического управления никто не мог назначить на другие посты.

29 июня 1942 года Александр Сергеевич Щербаков подписал директиву в адрес членов военных советов фронтов и начальников политуправлений, которой категорически запрещалось без ведома ГлавПУ РККА освобождать или перемещать назначенных им политработников. Такие действия допустимы, указывалось в директиве, лишь при крайних обстоятельствах с немедленным докладом Главному политическому управлению. Предлагалось такой же порядок навести с назначением и перемещением кадров политработников, числящихся в номенклатуре фронта и армий.

При обсуждении проекта этого документа Александр Сергеевич настоял на том, чтобы в нем содержались конкретные факты. Поэтому в директиве приводился, в частности, такой пример: «В январе 1942 года батальонный комиссар Корсаков освобожден от обязанностей комиссара бригады и допущен к исполнению обязанностей начальника политотдела тыла 39-й армии. Лишь в июне, через пять месяцев, Корсаков представлен в ГлавПУ к утверждению в этой должности. Здесь два грубых нарушения: во-первых, перевод сделан без ведома того органа, который назначал Корсакова, во-вторых, почти полгода человек сидит „вридом“. Это приносит вред делу. Политработники, длительное время не утверждаемые в должности, теряют уверенность в работе, чувствуют себя временными людьми и не могут поэтому в полную силу развернуть свои способности».^[11]

Теперь случаи нарушения установленного порядка с назначением и перемещением политработников становились единичными. Но и они не оставались без реагирования: члену Военного совета фронта, допустившему такой факт, А. С. Щербаков послал телеграмму. В дальнейшем попыток нарушить порядок назначений никто не допускал. Вскоре все поняли, что рука у А. С. Щербакова не только заботливая, но и твердая.

12 июня 1942 года в Центральном Комитете ВКП(б) обсуждался вопрос о состоянии партийно-политической работы в войсках. Было принято постановление о дальнейшем организационном укреплении руководящих партийных органов армии и флота, улучшении стиля работы Главного политического управления РККА и Главного политического управления ВМФ. На следующий день заместитель начальника ГлавПУ РККА армейский комиссар 2 ранга Ф. Ф. Кузнецов провел совещание руководителей управлений и отделов. Он сообщил, что ЦК партии особое внимание обращает на усиление массово-политической работы в действующей армии, на повышение роли устной политической агитации, на участие в ней руководящего политического и командного состава, включая членов военных советов фронтов и армий. Каждый политработник, подчеркнул Ф. Ф. Кузнецов, обязан помнить указание В. И. Ленина о том, что «личное воздействие и выступление на собраниях в политике страшно много значит».^[12] Вся массово-политическая работа в войсках должна подчиняться задаче дня: разгромить и отбросить врага!

Слушая Федора Федотовича, я невольно вспомнил беседу А. С. Щербакова, его слова: «Вы поняли, что нужно перестраиваться?» Теперь мне стало ясно, что уже тогда Александр Сергеевич готовился к заседанию ЦК, на котором намечалось обсудить этот вопрос.

Ф. Ф. Кузнецов в заключение сказал, что начальникам управлений и отделов, исходя из постановления ЦК, следует продумать конкретные предложения в русле своих направлений.

Он попросил задержаться начальника организационно-инструкторского отдела М. М. Пронина и меня. Когда все разошлись, Федор Федотович сказал:

— Вам обоим дополнительное задание: надо сформулировать основные направления деятельности ГлавПУ РККА в военное время. Постарайтесь вычленить самое существенное и изложить очень кратко — на одной, от силы двух страничках. Срок готовности — завтра, к 10.00.

Он не стал объяснять, кому требуется этот материал, и на прямой вопрос Пронина ответил довольно сухо:

— Михаил Михайлович, я вам сказал все, что мог.

Выйдя от Ф. Ф. Кузнецова, мы условились о времени и месте встречи для совместной работы над документом и поехали к себе.

Расстояние от дома на улице Кирова, где проходило совещание, до здания, где размещался ГлавПУ РККА, машина прошла за считанные минуты. Но я, обдумывая положения, которые надо было довести до работников управления, не замечал ни времени, ни дороги. Из раздумий меня вывели слова водителя, когда машина уже остановилась:

— Вот и приехали…

В тесных кабинетах управления кадров столы стояли впритык друг к другу. На всех сотрудников их не хватало. Так было и в управлении пропаганды и агитации, во всех отделах. Однако это не отражалось на делах, так как больше половины работников всегда находились в командировках в действующей армии.

Война наложила отпечаток на распорядок работы ГлавПУ РККА: все трудились почти круглые сутки. Понятия «день» и «ночь» как бы стерлись. Люди спали урывками, сидя на стульях, а потом приспособились отдыхать на столах. Домой уходили изредка, получив на то особое разрешение. На неудобства никто не сетовал, работали дружно и согласованно, помогая друг другу. Без преувеличения можно сказать, что все без исключения жили интересами фронта и каждый старался вносить свою лепту в общее дело разгрома врага.

…Поднявшись на второй этаж, я обратил внимание на группу сотрудников, которые что-то оживленно обсуждали. Дежурный по управлению, отдавая рапорт, радостно сообщил:

— Товарищ дивизионный комиссар, только что поступило сообщение: войска Юго-Западного фронта приостановили продвижение противника на харьковско-купянском направлении!

Радость товарищей по работе была понятна: последнее время с юга поступали тревожные сведения, и вот наконец обнадеживающее известие, которое так долго ждали.

Собрав руководителей отделов, я проинформировал их о постановлении ЦК и поручил внести предложения, направленные на улучшение работы с кадрами в свете этого постановления. Условились, что вечером предложения обсудим сообща.

А вот сформулировать кратко основные направления деятельности Главного политического управления оказалось не так-то просто. Дело в том, что в начале войны аппарату ГлавПУ РККА приходилось решать самый широкий круг вопросов. М. М. Пронин (а мы собрались у него в кабинете), рассуждая об обязанностях аппарата, говорил:

— Мы — партийный орган, и поэтому нас все касается, нас все интересует…

И в подтверждение своей мысли рассказал, что как-то Л. З. Мехлис, будучи начальником ГлавПУ РККА и находясь на фронте, позвонил и дал задание разыскать на московских военных складах шашки для кавалеристов. «Не может быть, чтобы не было никаких запасов», — утверждал Мехлис.

— Помнишь, Саша, сколько было потрачено времени на эти поиски? — спрашивает Пронин у бригадного комиссара А. Г. Котикова, своего заместителя, рабочий стол которого находился в том же кабинете.

Котиков улыбнулся в ответ, давая понять, что, конечно, помнит. Обращение к нему по имени не содержало какого-либо оттенка неуважительности. Оба они — и Пронин и Котиков — давно знали друг друга.

— Это верно, что партийного органа касается все, — продолжил я разговор. — Но ведь надо выделить основные направления в его работе.

— Если формулировать кратко, — ответил Михаил Михайлович, — то теперь, как мне думается, самой важной, основной задачей для нас является мобилизация личного состава армии на претворение в жизнь политики партии по вопросам ведения войны и разгрома врага. Отсюда вытекают и основные направления в деятельности ГлавПУ РККА. В первую очередь — это организация в войсках партийно-политической, агитационно-массовой работы. Согласны?

М. М. Пронин поставил на чистом листе бумаги цифру «1», что-то приписал мелким почерком рядом с ней и, не услышав возражений, продолжал:

— Успех этой работы во многом определяется повседневным квалифицированным руководством деятельностью военных советов, политуправлений фронтов и округов, оказанием им помощи в политическом и воинском воспитании войск.

Он посмотрел на нас и сделал новую запись. Тем временем А. Г. Котиков сказал:

— Но политическая работа должна быть конкретной, связанной с действительностью.

— Именно поэтому мы должны работать в тесном контакте с Генеральным штабом, постоянно быть в курсе оперативно-стратегической обстановки на фронтах, — развил его мысль М. М. Пронин. — И в тесном контакте с органами Наркомата обороны, военными советами фронтов и армий участвовать в партийно-политическом обеспечении боевых действий войск в соответствии с решениями Государственного Комитета Обороны, приказами и директивами Ставки Верховного Главнокомандования. — И он аккуратно вывел на листе цифру «3», подчеркнул ее несколько раз и спросил: — Что будем записывать следующим пунктом?

— Работу с кадрами, — предложил я.

— Правильно. Обеспечение фронтов и новых формирований кадрами — одно из важнейших направлений в деятельности Главного политического управления. Следовательно, это и подготовка, и воспитание, подбор и расстановка политработников, и создание необходимого на войне резерва.

Только Михаил Михайлович кончил записывать, как А. Г. Котиков уже формулировал очередное положение:

— Главное политическое управление должно постоянно изучать политико-моральное состояние войск, обобщать опыт партийно-политической работы в различных условиях боевой обстановки. Иначе нельзя выработать необходимые рекомендации для политорганов, распространить положительный опыт воспитания воинов… Существенным направлением деятельности Главного политуправления, как я считаю, является решение назревших проблем армейского партийного строительства, отбор в партию лучших, отличившихся в боях воинов, усиление влияния парторганизаций в войсках, руководство комсомолом…

Записывая, М. М. Пронин заметил, что у командиров и политработников почти в каждом подразделении есть надежная опора — партийные организации. А это много значит для успешного выполнения боевых задач. Размышляя об основных направлениях в работе ГлавПУ РККА, мы, естественно, не могли обойти вопросы активной связи Красной Армии с тылом страны, усиления наших постоянных контактов с ЦК компартий союзных республик, крайкомами и обкомами партий, с творческими союзами, учреждениями культуры.

Мы не замечали, как летело время, хотя казалось, что на уточнение положений не тратили лишних минут. Было уже далеко за полночь, когда был коллективно сформулирован заключительный пункт: изучение немецко-фашистской армии и ведение специальной пропаганды среди войск противника.

Конечно, мы понимали, что все эти направления не исчерпывают со всей полнотой задач, решаемых Главным политическим управлением. Да к тому же по мере изменения стратегической обстановки на советско-германском фронте будут возникать и новые крупные проблемы в нашей работе.

Михаил Михайлович вслух прочитал написанное и сказал:

— Думаю, что мы с поставленной задачей в основном справились. Пользу от нашей беседы вижу и в другом: в текучке дел мы порой сами не замечаем всей многогранности политической работы в армии. А замечать надо. Это поможет не упускать из виду главные проблемы.

Стремление к глубокому анализу партийно-политической работы в армии, к обобщению всего нового, положительного, к усилению идеологического влияния в войсках — все это породило у А. С. Щербакова идею создания при Главном политическом управлении Красной Армии высококвалифицированного коллективного органа. С этим предложением он вошел в ЦК ВКП(б). И такой орган — Совет военно-политической пропаганды — был создан. В него вошли: секретари ЦК ВКП(б) А. С. Щербаков (председатель) и А. А. Жданов, члены ЦК Д. З. Мануильский, Е. М. Ярославский, Л. З. Мехлис, И. В. Рогов, кандидат в члены ЦК Г. Ф. Александров и другие. Совет являлся совещательным органом. Его основная задача — обобщать опыт партийно-политической работы в действующей армии, намечать пути ее дальнейшего совершенствования и тем самым оказывать политорганам помощь в организации и проведении политического и воинского воспитания личного состава.

Александр Сергеевич Щербаков стремился в короткие сроки вникнуть в состояние партийно-политической работы, определить стиль руководства политорганами со стороны Главного политического управления и поэтому вынес на обсуждение первого заседания Совета, состоявшегося 16 июня 1942 года, важнейшие вопросы: о воспитательной работе в войсках Красной Армии, о работе среди войск противника, о воспитательной работе среди коммунистов. С докладами выступали М. Г. Гуревич, М. И. Бурцев и М. М. Пронин.

Времени на подготовку к заседанию Совета отводилось всего два дня. Правда, докладчики, еще готовясь к беседе с Александром Сергеевичем, проанализировали и обобщили работу своих управлений и отделов, положение дел в войсках. Однако одно дело доложить начальнику, и другое — выступить на столь представительном заседании.

Когда тексты докладов в основном были отработаны, Гуревич и Пронин решили обменяться мнениями, с тем чтобы избежать повторений. Пригласили и меня на эту беседу. Чувствовалось, что оба очень волновались. Не считаясь со временем, мы продумывали и взвешивали каждое положение докладов, вносили дополнения и поправки. На мой взгляд, доклады и выводы в них получились достаточно убедительными.

Надо сказать, что серьезные недостатки в партийно-политической, идейно-воспитательной работе в войсках мы видели и в меру своих возможностей пытались повлиять на политорганы и военные советы с целью устранения этих недостатков. Но в то же время мы понимали, что без активной поддержки со стороны руководства осуществить коренную перестройку было не в наших силах. Теперь, с приходом А. С. Щербакова, у нас появилась твердая уверенность: любые задачи — по плечу.

Первое заседание Совета военно-политической пропаганды проходило в кабинете начальника ГлавПУ РККА на улице Кирова, в здании, где тогда размещались Ставка и Генеральный штаб. Вместе с Гуревичем, Прониным и Бурцевым мы приехали пораньше. Прошли в небольшую приемную. Мои коллеги почти не разговаривали, их состояние можно было понять: каждый хотел собраться с мыслями. В дверях показался Дмитрий Захарович Мануильский — видный деятель международного коммунистического движения, секретарь исполкома III Интернационала. Он направился к нам. Уверенная походка делала его значительно моложе, чем он был. Одет, как всегда, просто: в блузе с отложным воротником, похожей на толстовку, и брюках, заправленных в сапоги. Быстро подошел, поздоровался с каждым за руку, глядя прямо в глаза и чуть улыбаясь. После небольшой паузы сказал:

— Вот и новый совещательный орган у Главного политического управления. Это Александр Сергеевич предложил. Он — человек энергичный и ценит коллективное мнение. Послушаем вас. Не волнуйтесь. Все будет по-деловому.

Вошел Емельян Михайлович Ярославский — один из старейших членов партии, в прошлом политкаторжанин, первый военный комиссар Кремля, крупный историк и публицист. Он поздоровался общим поклоном и, погладив седые свисающие усы, прошел прямо в кабинет. Тут же появился Л. З. Мехлис. Он не вошел, а влетел, каждому сунул руку, проговорил:

— Волнуетесь? Критика будет серьезная…

Из членов Совета не было лишь А. А. Жданова — обстановка не позволила покинуть Ленинград.

Нас пригласили в кабинет. А. С. Щербаков тепло поздоровался и, подождав, пока все разместятся за столом, предоставил слово первому докладчику.

М. Г. Гуревич докладывал спокойно, приводил яркие примеры из жизни войск. Говоря о слабости устной и печатной пропаганды, он сослался и на такой факт: за последние полтора месяца газета «Красная звезда» выступила всего лишь раз с материалом, пропагандирующим присягу, и от случая к случаю печатает подборки о партийно-политической работе в действующей армии. Некоторые политорганы отрывают политработников от живой работы с людьми, загружают их сочинением всякого рода служебных бумаг, и дело воспитания личного состава тонет в бумаготворчестве. Как подсчитано, комиссар полка должен представлять от 30 до 80 донесений в месяц. Когда же ему работать с бойцами и командирами, когда заниматься устной пропагандой?

Доклад М. М. Пронина был более самокритичным. Он прямо сказал, что, к сожалению, политорганы и партийные организации уделяют крайне мало внимания воспитанию молодых коммунистов, количество которых увеличивается, что Главному политическому управлению еще не удалось повернуть комиссаров, как говорится, лицом к партийным организациям и добиться более целенаправленной партийно-политической работы в ходе подготовки и ведения боевых операций.

Когда выступили все докладчики, А. С. Щербаков изменил порядок работы. Он предложил перенести обсуждение доклада М. И. Бурцева на следующее заседание Совета, на котором дополнительно заслушать отчеты политуправления одного из фронтов и политотдела армии о пропаганде на войска противника. И тогда, после всестороннего анализа состояния дел, принять решение. Это предложение было принято.

Началось обсуждение докладов М. Г. Гуревича и М. М. Пронина. Оно проходило очень активно.

Начальник Главного политического управления Военно-Морского Флота Иван Васильевич Рогов отметил, что партийно-политическая работа в войсках и на флоте оказёнивается сверху. Многое делается формально, а наболевшие проблемы подолгу не рассматриваются. Например, Военный совет одного из флотов за одиннадцать месяцев ни разу не обсуждал вопросы воспитания. Комиссары больше заняты административно-хозяйственными вопросами. Еще много формализма в деятельности политорганов. Бывает, что живая работа с людьми в боевой обстановке подменяется различными обследованиями.

— Пока мало что сделали для помощи фронту писатели и поэты, — говорил И. В. Рогов. — Литературы о подвигах советских воинов все еще недостает. Летчики иногда часами сидят под самолетами в ожидании погоды, а читать нечего…

В выступлениях Д. З. Мануильского, Е. М. Ярославского и других членов Совета также прозвучала забота о необходимости решительного улучшения идейно-политического воспитания воинов, изменения стиля в работе самого Главного политического управления.

А. С. Щербаков выступил в заключение с некоторыми принципиальными оценками и предложениями. ...