ЛИГА ПЕРЕПУГАННЫХ МУЖЧИН Р. Стаут, К. Браун

Рекс Cтаyт Лига перепуганных мужчин

 Глава 1

В полдень пятницы мы с Вульфом сидели в конторе.

Как оказалось, имя Поля Чапина и его хитроумные идеи о том, как можно мстить в полной мере и избежать расплаты за содеянное, все равно привлекли бы наше внимание вскоре после их появления... Но в полдень этой пятницы сочетание ноябрьского дождя и отсутствие выгодного дела привело нас к прологу драмы, которая вот-вот готова была начаться.

Вульф пил пиво и рассматривал изображения снежинок в книге, которую ему кто-то прислал из Чехословакии. Я проглядывал утреннюю газету, перепрыгивая с одной страницы на другую. Я читал ее за завтраком, затем в 11 часов и сейчас, в разгар дождливого дня, еще раз. Я все еще не терял надежды отыскать две-три статьи, которые могли бы дать пищу для моего ума, потому что мне стало казаться, что мозг мой стал усыхать.

Конечно, я читаю и книги, но только я никогда еще не получал ни от одной из них настоящего удовлетворения; меня никогда не покидает чувство, что в них нет ничего живого, все мертво, все ушло. В чем же польза? С таким же успехом вы можете попытаться развлечься на пикнике, устроенном на кладбище.

Однажды Вульф у меня спросил, какого дьявола я притворяюсь, что читаю книгу, и я ему ответил, что делаю это исключительно из соображений культуры, на что он сказал, что мне следовало бы воздержаться от подобного труда, ибо культура подобна деньгам: легче всего приходит к тому, кому она менее всего нужна.

Так или иначе, поскольку газету я уже успел просмотреть дважды, она была немногим лучше книги, и я держал ее в руках только для того, чтобы у меня не слипались глаза.

Вульф, казалось, ушел с головой в картинки. Посмотрев на него, я подумал: «Сейчас он в бою со стихиями. Он пробивается через страшную пургу, сидя удобно в своем любимом кресле и рассматривая в книжке сложные очертания снежинок. Это преимущество артистической натуры, наделенной богатым воображением».

А вслух я сказал:

— Вам нельзя засыпать, сэр. Это было бы непростительным легкомыслием. Вы замерзнете до смерти.

Вульф перевернул страницу, не обращая на меня внимания.

Я не отставал:

— В посылке от Ричарда из Каракаса не хватает двадцати луковиц. Раньше за ним такого не водилось.

Опять без результата.

Я сказал:

— Фриц сказал, что индейка, которую нам прислали, слишком стара, чтобы ее жарить; она будет жесткой, если ее часа на два не положить тушиться, но это, по вашему мнению, ослабляет аромат. Так что индейка по сорок одному центу за фунт будет испорчена.

Вульф перевернул еще одну страницу. Я внимательно посмотрел на него и спросил:

— Вы видели в газете заметку о женщине, имеющей обезьянку, которая спит в изголовье ее кровати, обвив хвостом ее руку? И остается в таком положении всю ночь? И еще одну — про мужчину, нашедшего на улице ожерелье и возвратившего его владелице, а та обвинила его в краже двух жемчужин из ожерелья и добилась его ареста? Вы не заметили еще одну — о субъекте, что давал показания по делу о непотребной книге? Адвокат спросил его, какую цель он преследовал, сочиняя данное произведение, и он ответил, что совершил убийство, а все убийцы обязательно говорят о совершенном преступлении, и, может, это форма его исповеди? Я все же не уразумел точку зрения автора... Если книга грязная, то она грязная, и не все ли равно, почему она создана такой? Адвокат же уверяет, что если писатель преследовал благородную цель, то непристойность его творения не идет в счет. С таким же успехом можно утверждать, что если моей задачей является попасть камнем в пустую консервную банку, то нельзя винить меня за то, что я при этом выбью вам глаз. Можно также сказать, что если моей целью является покупка для моей старой бедной бабушки шелкового платка, то не имеет никакого значения, если для этого я ограбил кассу Армии Спасения. Вы можете сказать...

Я таки доконал его. Он не поднял глаз от страницы, его голова не шевельнулась, массивный корпус оставался неподвижным в специально для него сделанном кресле, но я отлично видел, как зашевелился его правый указательный палец, и это свидетельствовало о том, что я его допек.

Он сказал:

— Арчи, замолчите!

Я усмехнулся.

— Не выйдет, сэр. Великий Боже, неужели же я должен сидеть здесь сложа руки до своего смертного часа? Может, позвонить «Пинкертонам» и спросить, не нужен ли им наблюдающий за отдельными номерами или что-нибудь в этом роде? Если у вас в доме хранится килограмм динамита, то рано или поздно он взорвется. Вот я и есть этот килограмм динамита. Может, мне сходить в кино?

Огромная голова Вульфа наклонилась вперед на одну шестнадцатую дюйма, что означало выразительный кивок.

— Ради Бога! Немедленно!

Я поднялся со стула, бросил газету на середину своего стола, повернулся кругом и... опять сел.

— Что вам не понравилось в моих аналогиях?— спросил я.

Вульф перевернул страницу.

— Скажем,— пробормотал он терпеливо,— что в подборке аналогий вы не имеете себе равных. Пусть так.

— Хорошо, согласен. Я вовсе не стремлюсь затевать ссору, сэр. Просто я нахожусь в очень напряженном состоянии: я никак не могу изобрести третий способ скрестить ноги. Вот уже больше недели я занимаюсь этой проблемой.

Внезапно у меня в голове мелькнула мысль, что Вульфа нельзя привлечь этой проблемой, поскольку его ноги были до того толсты, что их вообще нельзя было скрестить. Но из тактических соображений я решил этого не упоминать.

Я вернулся к газетной статье.

Этот тип, что давал вчера показания на свидетельском месте, наверняка чокнутый. Он заявил, что совершил убийство, а поскольку все убийцы хотят исповедоваться, то он и написал книгу, изменив в ней имена и место действия, характеры и обстоятельства, чтобы, исповедуясь, не подвергать себя опасности!

Судья попался остроумный и саркастичный. Он заявил, что, хотя этот тип является изобретателем историй и находится в суде, ему не следует пытаться работать судебным шутом. Спорю, что и адвокаты здорово над этим смеялись! А вот автор статьи утверждает, что это не было шуткой, книга была написана именно с такой целью, налет же в ней непристойности — чистая случайность или камуфляж. В действительности он ухлопал человека. В итоге судья назначил ему штраф в пятьдесят долларов за оскорбление суда и выпроводил его с места свидетеля. Я полагаю, что он псих. Как по-вашему?

Бочкообразная грудь Вульфа поднялась и опустилась в шумном вздохе, он вложил в книжку закладку, захлопнул ее, положил на стол, после чего откинулся на спинку кресла и спросил, мигнув дважды:

— Ну?

Я подошел к своему столу, взял газету и раскрыл ее на нужной странице.

Его имя Поль Чапин, он написал несколько книг. Название этой - «Черт побери деревенщину». Он окончил Гарвард в 1912 году. Паралитик. Здесь подробно описывается, как он подымался на свидетельское место, волоча изуродованную ногу, но не сказано, которую.

Вульф поджал губы.

Правильно ли я понял, что «паралитик» это просторечие и что вы употребили это слово как мета-фору, вместо «калека» или «хромоногий»?

Я ничего не знаю о метафорах, но «паралитик» в моем кругу — слово, всем понятное.

Вульф вздохнул и стал подниматься с кресла.

— Благодарение Богу,— ворчливо сказал он,— время избавляет меня от ваших дальнейших аналогий и просторечий.

Часы на стене показывали без одной минуты четыре — его время идти в оранжерею.

Встав на ноги, он одернул книзу края жилета, но, как обычно, не сумел полностью закрыть живот, обтянутый ярко-желтой рубашкой, и двинулся к двери.

На пороге он остановился.

— Арчи!

— Да, сэр?

— Позвоните Марджеру, пусть он сегодня пришлет мне экземпляр книги Поля Чапина — как ее там «Черт побери деревенщину»?

— Возможно, что он не сможет этого... Книга изъята из продажи вплоть до вынесения судебного решения.

— Ерунда! Поговорите с Марджером. Для чего существуют запрещенные книги, как не для популяризации литературы?

Он направился к лифту, а я сел за свои стол и потянулся к телефону.

 Глава 2

На другое утро, в субботу, после завтрака, в течение какого-то времени я морочил свое голову каталогами растений, а потом направился на кухню изводить Фрица.

Вульфа, конечно, нельзя было ждать внизу ранее одиннадцати часов, Он был в оранжерее среди десяти тысяч орхидей, выстроенных рядами на скамьях и полках.

Вульф сказал мне однажды, что орхидеи являются его наложницами: неблагодарными, дорогостоящими, паразитическими и весьма темпераментными красавицами. Скрещивая особи разной формы и расцветки, он доводил их до совершенства, а потом кому-нибудь отдавал. Он ни разу не продал ни одного цветка. Его терпение и изобретательность в сочетании с. опытностью Теодора Хорстмана приводили к потрясающим результатам и создали оранжерее на крыше известность в кругах людей, резко отличавшихся от посетителей, интересы которых сосредоточивались на конторе внизу.

В одиннадцать часов я возвратился в контору, пытаясь притвориться перед самим собой, что у меня найдется занятие, если я его поищу. Но в отношении притворства перед самим собой дело у меня обстоит неважно.

Я думал о том, с каким бы удовольствием я ухватился за любое настоящее дело, не считаясь с непременными волнениями, утомительной беготней, а иной раз и с опасностью. Ибо в конечном итоге они сулили прибыль. Я даже согласился бы стать «хвостом» какой-нибудь христианки или прятаться в ванной, чтобы уличить какого-нибудь малого в воровстве зубной пасты, все что угодно, кроме промышленного шпионажа.

Вошел Вульф и пожелал мне доброго утра. Корреспонденция не отняла много времени. Он подмахнул несколько чеков и спросил меня со вздохом, сколько осталось денег в банке, после чего продиктовал пару коротких писем. Я их напечатал и пошел бросить в почтовый ящик.

Когда я возвратился назад, Вульф мрачно сидел перед второй бутылкой пива, прислонясь к спинке своего кресла. Мне показалось, что он взглянул на меня из-под опущенных век.

Я подумал, что хорошо уж то, что он снова не вернулся к своим прелестным снежинкам.

Я сел за стол и закрыл машинку.

Вульф произнес:

— Арчи, Будда сказал, что человек может познать все на свете, если будет ждать достаточно долго...

— Да, сэр,— перебил его я,— вы хотите сказать, что если мы будем продолжать наше сидение, то мы обогатим наши познания во mhofo раз.

— Не во много, но они станут больше, намного больше с каждым столетием.

— Ваши — может быть, мои — нет. Если я просижу без дела еще два дня, я настолько одурею, что позабуду и то, что знал раньше.

Глаза Вульфа слегка блеснули.

— Мне не хотелось бы выражаться двусмысленно, но разве в вашем случае это не означало бы приобретения?

— Если бы вы однажды не дали мне инструкцию не посылать вас к черту, то я послал бы вас сейчас к черту!

— Хорошо.— Вульф проглотил пиво и вытер губы.— Вы оскорблены. Следовательно, вы проснулись. Вы помните, что в прошлом месяце вы уезжали на десять дней со специальным поручением и что во время вашего отсутствия ваши обязанности выполнялись двумя молодыми людьми?

Я кивнул и усмехнулся. Один из них был приглашен из агентства «Метрополитен» как телохранитель для Вульфа, а второй был стенографистом от Миллера.

— Да, вдвоем они кое-как справились.

— Совершенно верно. В один из тех десяти дней сюда явился человек и попросил меня решить его судьбу Браться за его поручение я считал неразумным.

— Да, сэр, я нашел запись. Сразу видно, что стенографист от Миллера еще не имеет большого навыка Он не смог написать...

— Имя было Хиббард. Эндрю Хиббард, преподаватель психологии из Колумбии. Это было двадцатого октября, в субботу, то есть две недели назад. Не прочтете ли вы мне запись?

Вульф опустил свой стакан, откинулся на спинку кресла, переплел пальцы на своем толстом животе и сказал:

— Приступайте.

— О’кей. Сначала идет описание внешности мистера Хиббарда. «Невысокий джентльмен лет пятидесяти, острый нос, темные глаза...»

— Довольно. Это я могу наскрести и в собственной памяти.

— Хорошо, сэр. Тогда начнем со слов Хиббарда: «Как поживаете, сэр? Меня зовут...»

— Пропустите обмен любезностями.

Я пробежал несколько строк глазами.

— Отсюда — пойдет? Мистер Хиббард сказал: «Мне посоветовал обратиться к вам мой друг, имя которого упоминать нет необходимости. Моей движущей силой является только страх. Я хочу сказать, что я был испуган и отправился к вам».

Вульф кивнул. Я продолжал читать:

«Мр. Вульф: Да? Расскажите мне об этом.

Мр. Хиббард: Моя карточка сказала вам, что я работаю на кафедре психологии Колумбийского университета. Поскольку вы являетесь крупным специалистом, вы, очевидно, уже заметили на моем лице, да и во всем моем поведении, клеймо страха, граничащего с паникой.

Мр. Вульф: Я заметил, что вы расстроены, но я не располагаю возможностью определить, является ли данное состояние.хроническим или острым.

Мр. Хиббард: Хроническим. Во всяком случае, становится таковым. Вот почему я решил прибегнуть к... к вашей помощи. Я невыносимо напряжен душевно. Моя жизнь в опасности... Нет, не так, гораздо хуже, я утратил право на собственную жизнь... Я это понимаю. Я приговорен к смерти.

Мр. Вульф: Конечно, сэр, я тоже. Все мы смертны.

Мр. Хиббард: Ерунда. Извините меня. Я говорю не о первородном грехе, мистер Вульф. Меня убьют. Один человек хочет меня убить.

Мр. Вульф: Вот как? Когда? Каким образом?»

Вульф прервал меня:

— Арчи, выпускайте «мистеров».

— О’кей. Просто этот юноша от Миллера воспитан в строгих правилах и ничего не пропускает. Кто-то предупредил его, что он обязан относиться с уважением к своему хозяину сорок четыре часа в неделю, когда больше, когда меньше... как пойдет дело. Итак, дальше:

«Хиббард: Этого я не могу сказать вам, сэр, поскольку и сам не знаю. Кроме того, о ряде вещей я вынужден буду умолчать. Кое-что я, конечно, смогу вам рассказать. Я могу рассказать... ну... много лет назад я нанес увечье... весьма серьезное увечье одному человеку. Я был не один, в этом участвовали и другие, но случилось так, что основная ответственность лежит на мне. Во всяком случае, я сам расцениваю это так. Была мальчишеская выходка... с трагическим исходом. Я никогда себе не прощу. А также и остальные, кто был к этому причастен, по крайней мере большинство из них наверняка... Не то чтобы меня постоянно терзали угрызения совести, ведь все произошло двадцать пять лет назад. Сам я психолог и постоянно имею дело со всякими болезненными отклонениями от нормы у других людей, так что я не могу допустить ничего подобного с самим собой. Итак, мы искалечили юношу, исковеркали всю его жизнь, уж если быть вполне откровенным. Естественно, что все мы чувствовали себя ответственными за это дело, так что на протяжении двадцати пяти лет некоторые из нас предпринимали попытки ему помочь. Иногда мы объединялись, дабы найти лучшее решение. Все мы люди занятые... но мы никогда не отказывались от этого бремени. Это было крайне трудно, потому что с каждым проходящим годом сам юноша, ставший мужчиной, делался все более странным. Мне известно, что в средней школе он проявлял признаки настоящего таланта, а позднее, уже в колледже, после получения увечья, его считали самым блестящим студентом. Позднее его одаренность, вероятно, сохранилась, но, как бы это выразиться?— стала извращенной. В один прекрасный день, около пяти лет назад, я окончательно пришел к выводу, что он психопат.

Вульф: Значит, вы продолжали поддерживать с ним знакомство?

Хиббард: Да, большинство из нас... Кое-кто виделся с ним часто, один или двое считались его близкими друзьями. Примерно к этому времени его скрытая одаренность достигла зрелости. Он... Ну... он делал вещи, которые вызывали восхищение и интерес. Я по-прежнему был убежден, что он психопат, однако переживал за него не так уж сильно, потому что мне казалось, что он достиг удовлетворяющего его в известной мере, компенсирующего положения. Но я заблуждался, а мое прозрение было ужасным.

У нас был вечер встречи, сбор нашей группы, и один из нас был убит. Сначала мы все думали, что это был несчастный случай, но он — тот человек, которого мы искалечили,— тоже был там. А через несколько дней каждый из нас получил по почте его сообщение, в котором было написано, что он убил одного из нас, очередь остальных наступит позднее, что он вступил на борт „корабля мести".

Вульф: Понятно. Психопатия стала казаться почти эвфемизмом.

Хиббард: Совершенно верно, но мы ничего не могли поделать.

Вульф: Поскольку вы располагали доказательством, то самое правильное было бы поставить в известность полицию.

Хиббард: Никаких доказательств у нас не было.

Вульф: А сообщение?

Хиббард: Все они были напечатаны на машинке, не имели подписи и были составлены в витиевато-туманных выражениях, которые делали их непригодными для такой практической цели, как стать уликой. Он даже весьма предусмотрительно изменил свой стиль — в этом послании он резко отличался от его собственного. Но нам-то все было совершенно ясно. Каждый из нар получил по такому предупреждению, и не только те, что присутствовали на встрече. Все члены Лиги без исключения. Конечно...

Вульф: Члены Лиги?

Хиббард: Это не имеет значения, просто сорвалось с языка. Много лет назад, когда несколько человек из нас собирались обсудить положение дел, один из нас, во хмелю, разумеется, предложил нам называть себя „Лигой искупления". Название прозвучало. Позже его употребляли редко, и то только в шутку. Сейчас, я полагаю, шутки кончились...

Хочу сказать, что мы, конечно, не все живем в Нью-Йорке — только около половины. Один из нас получил свое предупреждение также и в Сан-Франциско. Тогда несколько человек собрались в Нью-Йорке и обсудили положение вещей. Мы произвели нечто вроде расследования и повидались с ним. Он отрицал свое участие в этом деле, но мне показалось, что его черная душа радовалась, несмотря на его невинный вид.

Вульф: Дальше.

Хиббард: Некоторое время все было тихо. Три месяца. Потом был убит еще один из нас. Обнаружен мертвым. Полиция решила, что это самоубийство, вроде все данные указывали на это. Но через два дня почта принесла нам новые предупреждения. Содержание было примерно таким же, и источник, разумеется, был тот же самый. Предупреждение, как я считаю, было сочинено весьма умно, даже блестяще.

Вульф: На этот раз вы, естественно, обратились в полицию?

Хиббард: Почему „естественно"? У нас по-прежнему не было никаких доказательств.

Вульф: Мне думается, что это был бы самый разумный ход. Уверен, что кое-кто из вашей компании на него пошел.

Хиббард: Они сделали это. Я был против, но они все же пошли.

Вульф: Почему вы были против?

Хиббард: Я чувствовал, что это бесполезно. И также... ну... я не мог присоединиться к требованию возмездия и, возможно, лишения жизни человека, которого мы сами же искалечили... Вы меня понимаете?

Вульф: Вполне. Но если полиция в первом случае не смогла отыскать доказательств, то во второй-то раз они смогли?

Хиббард: Они ни к чему не пришли. Он сделал из них полнейших ослов. Позднее он пересказал мне их вопросы и свои ответы.

Вульф: Вы еще видитесь с ним?

Хиббард: Конечно, мы же друзья. Полиция ничего не добилась. Кое-кто из нашей Лиги нанял частных детективов.

Это было 12 дней назад. Детективы добились таких же результатов, что и полиция... я в этом уверен, и суть в том, что кое-что случилось. Я мог бы говорить об опасениях, предчувствиях, о мерах предосторожности и т. д. Подобных слов существует множество. Я сумел бы обрисовать ситуацию на языке психологии, но простая истина заключается в том, что я слишком напуган, чтобы продолжать жить под таким гнетом. Я хочу, чтобы вы избавили меня от смерти. Я хочу поручить вам защитить мою жизнь.

Вульф: Так что же случилось?

Хиббард: Ничего существенного для остальных. Только для меня. Он пришел ко мне и сказал кое-что. Вот и все. Думаю, что повторять этого не стоит. В результате, признаюсь со стыдом, я совсем потерял голову от страха. Я боюсь ложиться спать, и я боюсь вставать. Я хочу получить гарантию полной безопасности, а это можете обеспечить только вы. Друг, рекомендовавший мне обратиться именно к вам, сказал, что вы наделены примечательными сочетаниями талантов и всего лишь одной-единственной слабостью. Она (это женщина) употребила какое-то слово, только я его не припомню: не то алчность, не то скаредность, не то жадность... Я не миллионер, но у меня, помимо хорошего жалованья, имеется солидный капитал, а в таком состоянии я не способен торговаться.

Вульф: Я всегда нуждаюсь в деньгах. Но это, разумеется, мое личное дело. Я возьмусь за то, чтобы он сошел со своего «корабля мщения» за десять тысяч долларов.

Хиббард: Заставить его отказаться от мщения? Это невозможно. Вы его не знаете!

Вульф: Точно так же, как и он не знает меня. Нашу встречу можно организовать.

Хиббард: Я имею в виду не это. Потребуется нечто большее, чем простая встреча. Гораздо большее, как мне кажется, чем ваш талант. Но это уж к делу не относится. Очевидно, я недостаточно ясно выразился. Я не стану платить десять тысяч долларов, как и любую другую сумму, за то, чтобы этого человека можно было передать в руки пра-во-су-ди-я. Ха!.. Слово, кишащее червями... В любом случае я не стану принимать в этом участие, даже под угрозой смерти... Я не назвал вам имени этого человека и не назову. Возможно, я и без того уже открыл слишком многое. Вас я прошу лишь обеспечить мне личную безопасность, а уничтожать моего противника я не намерен!

Вульф: Но если первое требует второго?

Хиббард: Надеюсь, что нет... Молю Бога, чтобы нет... Конечно, я не требую от вас абсолютной гарантии моей неприкосновенности, но ваш опыт и находчивость, я уверен, будут стоить тех денег, которые вы просите.

Вульф: Глупости! Моя находчивость, как вы выразились, ровно ничего не будет стоить, если вы так ограничиваете мои возможности. Должен ли я понять, что вы хотите поручить мне защищать вашу жизнь против враждебных планов этого субъекта, но лишаете меня права предпринять какие-либо шаги для его разоблачения и обуздания?

Хиббард: Да, сэр, совершенно верно. Мне сказали, что если ваши способности будут направлены на достижение какой-нибудь цели, то все попытки противной стороны обвести вас вокруг пальца будут напрасными.

Вульф: Нет, мистер Хиббард, хотя я и нуждаюсь в деньгах — нет. Но скажу, что необходимо сделать вам, если вы настаиваете на вашем донкихотстве. Во-первых, если вы имеете иждивенцев, застрахуйте вашу жизнь на очень крупную сумму. Во-вторых, смиритесь с фактом, что ваша смерть всего лишь вопрос времени, и не тратьте ни энергию, ни деньги на меры предосторожности. Если этот чело-век решил вас убить и если он обладает хотя бы обычным умом, не говоря уж об одаренности, которую вы ему приписываете, вы умрете. На свете существует великое множество способов убийства своих собратьев... Так что, если ваш приятель хоть наполовину так одарен, как вы считаете, и не выработал „собственного почерка'1, как большинство преступников, можно предположить, что он придумает весьма разнообразные и оригинальные способы разделаться с членами вашей Лиги. Возможно, ему удастся изобрести нечто новенькое. Мне кажется, что для вас еще не все потеряно. Почему вы думаете, что следующей жертвой будете непременно вы? Возможно, до вас он отправит на тот свет еще многих людей и в чем-то при этом просчитается или ему просто не повезет. Или кто-либо из членов вашей Лиги, не такой Дон-Кихот, как вы, обратится ко мне. Вас бы это спасло.

Хиббард: Я буду платить вам пятьсот долларов в неделю.

Вульф: Весьма сожалею. До сих пор я твердо знал, что деньги, положенные на мой счет в банк, действительно мною заработаны, а тут этого не будет, так что я не могу взяться за ваше дело.

Хиббард: Но, мистер Вульф, вы не сможете так со мной поступить... Я пришел сюда... Боже мой! Вы моя единственная надежда...»

Вульф остановил меня:

— Довольно, Арчи.

Я взглянул на него.

— Здесь осталось еще немножко.

— Знаю, мне это неприятно слушать. Я отказался от этих пятисот долларов — возможно, даже тысячи. Я не пожелал отступать от своих позиций. Ваше чтение пробуждает во мне напрасные сожаления. Заканчивайте. Мистер Хиббард не поддался на мои уговоры, моя потрясающая принципиальность ни к чему не привела. Обычно требуется сильно . ударить по крупу, чтобы кобыла затанцевала, но эта кобыла совершенно не реагировала на мой стэк. Вы в это время были в отъезде, а после вашего возвращения мы не говорили об этом инциденте. Странно, что вы совершенно случайно заставили меня о нем вспомнить.

— Не понимаю.

— Изводя меня своими рассуждениями о человеке, дававшем показания на свидетельском месте в суде. Как вам известно, книгу прислали. Я читал ее вчера вечером.

— Почему вы стали ее читать?

— Не изводите меня. Я читал ее потому, что эта книга... Я люблю читать книги.

— Да, и что же?

— О, вас это развлечет. Поль Чапин, вызванный для показаний в суде, автор книги «Черт побери деревенщину», и является злодеем Эндрю Хиббарда. Он и есть психопат-мститель за некогда причиненное ему трагическое увечье.

— Черта с два — он!

Я посмотрел на Вульфа, зная, что он любит придумывать всякие истории для «тренировки».

— А почему он?

Веки Вульфа чуть-чуть приподнялись.

— Полета воображения тут не потребовалось: шаг за шагом, при помощи умственных процессов. Может, и вы их имеете?

— Я очень высоко их расцениваю.

— Полагаю, что так... Мистер Хиббард употребил необычную фразу: «Он вступил на борт корабля мести». Эта самая фраза дважды встречается в «Черт побери деревенщину». Дальше: мистер Хиббард упоминал подробности, доказывающие, что этот человек был писателем. Например, говоря о том, что он в «предупреждении» полностью изменил свой стиль. Мистер Хиббард сказал, что пять лет назад этот человек занял, как он выразился, «компенсирующее положение» в обществе. Сегодня утром я кое-кому позвонил. В 1929 году вышла первая книга Поля Чапина, сразу же принесшая ему успех. Кроме того, Чапин остался калекой после полученного им в Гарварде двадцать пять лет назад увечья. Если вам этого мало...

— Нет. Я очень вам благодарен. Теперь, когда вы знаете, кто этот малый, все отлично. Только что нам это дает? Кому вы собираетесь послать счет?

Две складки на щеках Вульфа слегка разошлись, и я понял, что ему кажется, будто он смеется.

— Наверное, вы радуетесь тому, что Фриц готовит кукурузные оладьи под анчоусным соусом для ленча, а до звонка осталось десять минут?

— Нет, Арчи.

Складки на его лице мягко сошлись.

— Я упомянул сразу, что меня данная история увлекает. Конечно, весьма проблематично, даст ли она что-либо или нет в отношении заработка. Но, как всегда, толчок исходит от вас. К счастью, наша ставка минимальна — проигрывать не будет обидно. Существует несколько каналов подхода, но я полагаю... да. Вызовите мистера Хиббарда по телефону. Позвоните в Колумбийский университет и домой...

— Да, сэр. Говорить будете вы?

— Да. Держите трубку и застенографируйте, как обычно.

Я отыскал номер по справочнику и позвонил. Сначала в университет. Там Хиббарда не было. Я позвонил еще по двум-трем телефонам, побеспокоил еще четверых-пятерых человек и в финале узнал, что поблизости его нигде нет и никто, кажется, не знает, где он может быть. Тогда я начал звонить к нему домой, в Академический городок, недалеко от университета. Какая-то безмозглая женщина почти взбесила меня, настаивая, чтобы я ей сказал, кто я такой и что мне нужно. На мои вопросы она отвечала крайне невразумительно и под конец решила, что мистера Хиббарда, скорее всего, нет дома. Окончание нашего разговора Вульф, слушал по своему аппарату.

Я повернулся к нему.

— Через некоторое время я попробую позвонить еще раз.

Вульф качнул головой.

— Только после ленча. Сейчас без двух минут час.

Я поднялся, потянулся и подумал, что сейчас смогу сделать множество критических замечаний по адресу кукурузных оладий и, в особенности, об их соусе. Это было в тот момент, когда «искомое Вульфа» решило прийти к нему само.

Зазвонил телефон. Я снова опустился на стул и взял трубку. Женский голос изъявил желание переговорить с мистером Вульфом. Я спросил, не могу ли я узнать ее имя, а когда она ответила: «Эвелин Хиббард»,— я попросил ее подождать у аппарата и прикрыл рукой трубку.

— Это Хиббард,— сообщил я Вульфу с усмешкой.

Его брови поднялись.

— Только это Хиббард женского пола по имени Эвелин. Голос молодой, возможно — дочь. Возьмите трубку.

Вульф повиновался, а я прижал свою к уху плечом и достал карандаш и блокнот. Когда Вульф спросил у нее, чего она хочет, я уже в который раз понял, что он является единственным человеком, который разговаривает абсолютно одинаковым тоном и с мужчинами и с женщинами. Вообще-то в его голосе содержалось множество оттенков, но они никак не зависели от пола собеседника.

Я покрывал листочек значками скорописи, по большей части моего собственного изобретения, изображая звуки, звучащие в трубке.

— Мистер Вульф, у меня имеется рекомендательное письмо к вам от мисс Сарры Барстоу, моей близкой приятельницы. Вы, наверное, помните ее, мистер Вульф? Вы расследовали смерть ее отца. Не могла бы я срочно повидаться с вами? Я звоню от Бидвелла на 52-й улице. Я могу быть у вас через пятнадцать минут.

— Очень сожалею, мисс Хиббард, но я в настоящий момент занят. Не могли бы вы приехать в четверть третьего?

— Ох!

После этого донесся ее легкий вздох.

— А я надеялась... я решилась всего десять минут назад. Мистер Вульф, дело срочное, если бы вы смогли...

— В чем заключается срочность?

— Я бы не хотела говорить об этом по телефону. Впрочем, это глупо! Речь пойдет о моем дяде, мистере Эндрю Хиббарде, две недели назад он приходил к вам, помните? Он исчез.

— Вот как? Когда?

— Во вторник вечером, четыре дня назад.

— И вы не получили от него ни слова?

— Ни полслова...— Голос девушки задрожал.— Совсем ничего.

— Та-ак...

Вульф слегка повернулся, чтобы посмотреть на часы, они показывали четыре минуты второго, потом его глаза обратились к двери, на пороге которой возникла фигура Фрица.

Поскольку прошло уже девяносто часов, еще один час ничего не изменит. Итак, в четверть третьего? Вас это устраивает?

— Раз вы не можете раньше, хорошо, я приеду.

Две трубки были одновременно опущены на рычаги аппаратов.

Фриц произнес обычную формулу:

— Ленч, сэр.

 Глава 3

Я чудак в отношении женщин.

Каждый раз, когда я встречаюсь с новой женщиной в связи с расследованием Ниро Вульфа, в меня сразу же вселяется какой-то бес, в жилах начинает играть кровь, мир окрашивается в розовые тона. Я очарован. Но потом начинается расследование, и все остальное отодвигается на второй план. Очевидно, я слишком рьяно отношусь к своим служебным обязанностям. И поскольку я из кожи лезу вон, чтобы как следует выполнить полученное от Вульфа задание, роман замирает, так и не развернувшись.

По всей вероятности, именно этим объясняется то, что я до сих пор пребываю холостяком.

Эвелин Хиббард оказалась миниатюрной брюнеткой с привлекательным личиком.

Я, конечно, сидел за своим столом, готовый стенографировать, так что мог только изредка бросать на нее взгляды, когда случался перерыв в работе.

Если ее и мучила тревога за судьбу дяди, то она придерживалась правила, которое Вульф окрестил «англосаксонской обработкой эмоций», что означало поступать, как с фруктами: заморозить и спрятать у себя в животе.

Девушка сидела неподвижно в кресле, не отводя своих красивых глаз от лица Вульфа, и только раз взмахнула ресницами в моем направлении. Она принесла с собой пакет, завернутый в коричневую бумагу, и держала его у себя на коленях.

Вульф сидел, откинувшись на спинку кресла, опустив подбородок и положив руки на подлокотники. По его обыкновению, он только через час после еды соединял пальцы своих рук на самой высокой точке своего живота.

Мисс Хиббард объяснила, что проживает вместе со своей младшей сестрой у дяди, в многоквартирном доме на 113-й улице. Их мать умерла, когда они были детьми. Их отец женился вторично и живет в Калифорнии. Их дядя был холостяк. Дядя Эндрю ушел во вторник вечером, часов в девять, и не вернулся. Никакой записки, ни телефонного звонка не последовало. Ушел он один, мимоходом сообщив Руфи, то есть младшей сестре, что хочет подышать свежим воздухом.

Вульф спросил:

— Это не имеет прецедента?

— Простите...

— Он никогда не поступал так раньше? Не исчезал из дома на несколько дней? Вы на самом деле не представляете, где он может быть?

— Нет. Но мне кажется... я боюсь... что его убили.

— Понятно.

Глаза Вульфа приоткрылись.

— Естественно, что такая мысль должна была прийти вам в голову. По телефону вы упомянули о его визите ко мне. Известно ли вам, с какой целью он ко мне приходил?

— Да, об этом мне все известно. От моей подруги Сарры Барстоу я узнала про вас. Это я убедила дядю обратиться к вам. Я знаю, что он вам сказал и что вы ему ответили. Я обозвала дядю сентиментальным романтиком. Так оно и есть...

Она замолчала, чтобы справиться с дрожащими губами, потом заговорила так же твердо:

— Я — нет. Я твердо стою на земле. Я думаю, что мой дядя убит и человек, который его убил, Поль Чапин, писатель. Я пришла сюда, чтобы сказать вам это.

Ес слова подтвердили правильность вывода, к которому пришел Вульф, не вставая со своего кресла. Но не слишком ли поздно? Пятьсот долларов в неделю вылетели на ветер.

— Весьма возможно,— согласился с ней Вульф.— Спасибо за визит, но, как мне кажется, сейчас было бы правильнее привлечь к делу внимание полиции и окружного прокурора.

Она кивнула.

Вы совершенно такой, каким мне обрисовала вас Сарра Барстоу. Полиция занимается этим делом со среды. По просьбе ректора университета они обещали не предавать это дело широкой огласке, чтобы не было лишних разговоров. Но полиция... С таким же успехом можно было бы направить меня на матч с Капабланкой. Мистер Вульф...

Пальцы ее сжатых рук, покоящихся на пакете, лежащем на коленях, стали развязывать узелок, голос ее окреп:

— Мистер Вульф, вы, очевидно, не знаете, что Поль Чапин обладает хитростью и коварством всех тех тварей, которых он упомянул в своем первом предупреждении, разосланном им всем после того, как он убил судью Гаррисона. Он настоящее воплощение зла, ненависти, опасности... Нет, нет,- он не человек.

— Постойте, мисс Хиббард, постойте! — Вульф вздохнул.— Разумеется, по всем признакам он все-таки человек. Действительно ли он убил судью? Пока, вне всякого сомнения, презумпция невиновности в его пользу Но вы упомянули первое «предупреждение». Скажите, у вас случайно нет копии с него?

— Есть,— И показала на пакет.— Я захватила все предупреждения, включая...— Она судорожно глотнула.— Самое последнее. Мне отдал свой экземпляр доктор Бартон.

— Которое было получено после кажущегося самоубийства?

— Нет. Это... это новое, оно пришло сегодня утром. Полагаю, что его получили, как обычно, все. После того как доктор Бартон мне про него сказал, я кое-кому позвонила. Понимаете, дядя исчез... И вот...

Понимаю. Весьма опасно. Для мистера Чапина, я имею в виду. В подобном деле идти по любой проторенной дорожке не рекомендуется. Итак, здесь, в этом пакете все «предупреждения»?

— Да. А также связка писем, которые в разное время Поль Чапин писал дяде. Ну, и нечто вроде дядиного дневника, книга учета сумм, переданных с 1919 года по 1928-й Полю Чапину дядей и другими лицами, список имен и адресов членов, то есть людей, которые присутствовали в 1909 году, когда это произошло. Ну, и еще кое-какие вещи.

— Поразительно! И все это находится у вас? Почему не в полиции?

Эвелин Хиббард покачала головой.

— Я решила им этого не показывать. Все эти бумаги находились среди сугубо личных вещей дяди. Они были дороги ему, а теперь они дороги мне... только в другом смысле... Полиции они все равно не помогли бы, а вам, возможно, помогут. И вы не станете злоупотреблять ими, не так ли?

Наступила пауза.

Я поднял глаза и заметил, что Вульф принялся то втягивать губы, то вытягивать их вперед... Это взволновало меня. Так бывало всегда. Я волновался, если даже не имел понятия, в чем дело, но его состояние показывало, что Вульф что-то обдумывает.

Он сказал:

— Мисс Хиббард, вы хотите сказать, что не ознакомили полицию с этими бумагами, вы взяли их себе, а теперь принесли сюда?.. Среди всего прочего, здесь имеются имена и адреса членов «Лиги искупления?» Потрясающе!

Она посмотрела на него.

— А почему бы и нет? Бумаги не содержат таких сведений, которые нельзя было бы раздобыть где-нибудь еще: у мистера Фаррела, у доктора Бартона или у мистера Драммонда, да у любого из них.

— Все равно потрясающе.

Вульф потянулся к звонку, вмонтированному в стол.

— Не хотите ли стакан пива? Сам я люблю пиво, но навязывать своих вкусов не хочу. Могу предложить хороший портвейн «Солеро», «Дублин», мадеру или настоящее венгерское, которое мне присылают из тамошних винных погребов. Ваш выбор?

Она покачала головой.

— Благодарю вас.

— Вы разрешите мне выпить пива?

— Пожалуйста, конечно.

Вульф не стал откидываться на спинку стула. Он спросил:

— Может быть, вы развяжете свой пакет?.. Меня особенно интересует первое предупреждение.

Она стала нетерпеливо дергать за кончики узлов, а я встал, чтобы ей помочь. Она отдала мне пакет, я положил его на стол Вульфа и снял с него обертку. Внутри оказался большой картонный бювар для писем, старый и выгоревший, но целый.

Вульф открыл его с характерной для него любовной аккуратностью, которую он проявлял в отношении всех неодушевленных предметов.

Эвелин Хиббард сказала:

— Смотрите в первом отделении. Кстати, дядя называл их не «предупреждениями», а «указаниями».

Вульф кивнул.

— Иначе говоря, «перстами судьбы»? Ваш дядя и правда романтик. Ага, вот оно: «Вам лучше было бы убить меня, увидеть мой последний вздох...» Могу ли я прочитать это вслух?

Она кивнула.

Вульф начал:

Вульф сидел с бумагой в руках, глядя то на нее, то на мисс Хиббард.

— Действительно, можно предположить, что мистер Чапин столкнул судью с края обрыва экспромтом. Я также полагаю, что этого никто не видел, вот почему смерть мистера Гаррисона не вызвала ни у кого никаких подозрений. Кстати, в том месте имелся ли подходящий обрыв?

— Да. Это произошло в Массачусетсе, в горах близ Марблхеда. Все собрались в доме Филмора Колларда. Судья Гаррисон приехал из Индианы на день присуждения университетских степеней, потому что сын закончил курс обучения. Вечером судья потерялся, а утром нашли его тело у подножия утеса, куда его принесло прибоем.

— Мистер Чапин был среди собравшихся?

Она кивнула.

— Был. В числе выпускников Гарварда 1912 года, которых пригласил к себе Филмор Коллард. Человек семь или восемь из Лиги были там...

Вульф кивнул. С минуту он разглядывал листок, потом снова придвинул к себе бювар и начал перебирать бумаги в его отделениях. Он перелистал странички блокнота, заглянул в книгу бухгалтерского учета, затем*-занялся чем-то еще. Наконец он опять посмотрел на мисс Хиббард.

— И это псевдопоэтическое «предупреждение» пришло к каждому из них уже после того, как они разъехались по домам?

— Да, через несколько дней.

— Оно сильно их поразило?

— Конечно.

— Вы знаете, конечно, что небольшой опус мистера Чапина по форме традиционен. Многие из наиболее эффектных «предупреждений» в истории, особенно древней, были написаны стихами. Что касается достоинств творения мистера Чапина, то, отдавая дань традиционности, я все же нахожу его многословным, напыщенным и удивительно неоднородным. Конечно, я не могу считаться специалистом в этой области, но вкусом я не обделен.

В привычках Вульфа было медлить, когда подворачивалось дело, и я посмотрел на него с недоумением, не понимая, что ему нужно, но тут же снова принялся за работу.

— Я подозреваю, что во второй части налицо плагиат. Правда, прошло уже много лет с тех пор, как я читал Спенсера, но где-то в расселинах моей памяти сохранился перечень животных... Арчи, достаньте мне Спенсера. Третья полка справа, у самой двери. Нет, чуть дальше, темносиний переплет... Благодарю...

Я протянул томик Вульфу. Он начал его быстро перелистывать.

— Ага, вот тут... «Быки с огромными рогами...», «Петух кичливо возвестил...», «Огромный волк подстерегал добычу...». Нет, по-видимому, где-то в другом месте, это не тот набор, который мелькает у меня в голове... Но, так или иначе, было приятно вновь повстречаться со Спенсером, даже мимоходом...

Вульф нагнулся вперед, насколько разрешало ему дородное тело, и протянул книгу мисс Хиббард.

— Прекрасный пример переплетного искусства, советую вам взглянуть.

Она была достаточно хорошо воспитана, поэтому не могла не выполнить его просьбу. Взяв книгу в руки, она повертела ее, глянула внутрь и погладила переплет. Тем временем Вульф снова уткнулся в бумаги, вытащенные им из бювара. Я взял томик у мисс Хиббард и вернул его на полку.

Вульф заговорил:

— Мисс Хиббард, я понимаю, что испытываю ваше терпение, прошу меня извинить. Могу ли я задать вам несколько вопросов?

— Конечно. Мне кажется...

— Извините, пожалуй, я ограничусь двумя вопросами. Первый: не застраховал ли ваш дядя недавно свою жизнь?

Она кивнула.

— Но, мистер Вульф, это же не имеет никакого отношения к...

Вульф прервал ее:

— Ко всеобъемлющей злонамеренности Поля Чапина. Я понимаю. Возможно, что и нет. А страховая сумма большая?

— По-видимому, очень большая.

— Деньги получите вы?

— Точно не знаю, но думаю, что да. Он пересказал мне то, что вы ему посоветовали в отношении страховки. Примерно с неделю назад он мне сообщил, что застраховался сразу в четырех компаниях. Я тогда не обратила особого внимания на его слова, мои мысли были заняты чем-то другим. Полагаю, что страховые деньги по лучим мы с Руфью.

— А не Поль Чапин?

Она посмотрела на Вульфа, открыла рот, но тут же закрыла его, затем пробормотала:

— Такая возможность не приходила мне в голову. Может быть... не знаю.

Вульф кивнул:

— Да, сентиментальный романтик мог такое придумать... Теперь второй вопрос: почему вы обратились ко мне? Чего вы от меня хотите?

Она прямо посмотрела ему в лицо.

— Я хочу, чтобы вы отыскали доказательства вины Поля Чапина и добились того, чтобы он понес заслуженное наказание. Тогда вы назвали дяде сумму в десять тысяч долларов. Я в состоянии заплатить эту сумму. Я ненавижу Поля Чапина, причем уже много лет, потому что я сама и моя сестра Руфь любим дядю Эндрю. Он замечательный человек, бесконечно добрый. Поль Чапин отравил ему существование. А теперь... Ох...

— Успокойтесь, мисс Хиббард. Вы не собираетесь мне поручить отыскать вашего дядю? Или вы не надеетесь, что он еще жив?

— Боюсь, что нет. Ох, если бы вы смогли его найти!

Ниро Вульф вздохнул и повернулся ко мне.

— Арчи, заверните, пожалуйста, бювар и верните его мисс Хиббард. Оберточная бумага и шнурочек в Порядке? Вот и хорошо.

Она запротестовала:

— Но вам все это понадобится. Оставьте это у себя.

— Нет, мисс Хиббард, я не могу взяться за ваше поручение.

Она широко раскрыла глаза.

Вульф продолжал:

— Дело находится в руках полиции и окружного прокурора, так что я буду связан по рукам и ногам, я буду беспомощен. Мне остается пожелать вам всего лучшего.

Она наконец обрела дар речи.

— Глупости! Вы не можете говорить это серьезно. Я же вам все рассказала. Вы задавали мне вопросы, и я на них отвечала... Выдвинутая вами причина никакая не причина.

Вульф остановил ее, погрозив пальцем. Голос его зазвучал совсем иначе, хотя он его ни на йоту не повысил, и меня всегда огорчало, что я не понимаю, как это у него получается.

— Прошу вас, мисс Хиббард. Я сказал «нет» и привел свои основания. Возьмите свой пакет у мистера Гудвина.

И он встал с кресла, что было — хотя он и не знал этого — небывалой вежливостью. Она тоже поднялась, взяла у меня пакет, но, прежде чем уйти, снова обратилась к нему:

— Но неужели вы не видите... Что же мне делать?

— Я могу предложить только одно: если полиция не добьется успеха, приходите ко мне в следующую среду.

— Но это еще целых четыре дня!

— Сожалею. До свидания, мисс Хиббард.

Я пошел выпустить ее из дома, и, уверяю вас, она полностью забыла о своих ресницах.

Когда я возвратился в контору, Вульф сидел с весьма самодовольным выражением лица. Подбородок у него был задран, и он рисовал какие-то кружочки на ручке кресла.

Я остановился около стола и сказал:

— Эта девушка вне себя от негодования... лишь немногим меньше, чем я.

Он пробормотал:

— Арчи, прошу вас, не мешайте мне.

— Хорошо, сэр! Разве я посмею? Трюк был удачен, а трюкачество в глазах некоторых людей почитается чуть ли не за добродетель. Только вы не подумали о том, что благодаря вашим штучкам мы так и останемся «ввергнутыми в пучину прозябания и глада»... Если не ошибаюсь, это Спенсер.

— Арчи, предупреждаю, что в один прекрасный день мое терпение может лопнуть. Я весьма сожалею, что мне пришлось быть таким грубым с мисс Хиббард. Но мне было необходимо от нее отделаться без промедления. Мы должны провернуть массу дел.

— Прекрасно. И если я смогу вам помочь...

— Можете. Возьмите, пожалуйста, блокнот и запишите текст телеграммы.

Я сел за стол. Я оказался не в состоянии предугадать ход мыслей Вульфа, и это, как всегда, раздражало меня.

Вульф начал диктовать:

«Учитывая недавние события и третье предупреждение Чапина, вас просят непременно присутствовать на встрече по данному адресу в девять часов вечера в понедельник пятого ноября».

— Подпишите: «Ниро Вульф» и укажите наш адрес.

— И отправить это всем, кого я смогу вспомнить?

Вульф приподнял угол настольного пресс-папье и вытащил из-под него листок бумаги.

— Вот имена. Разошлите телеграммы местным жителям и тем, кто в Бостоне, Филадельфии и Вашингтоне, а живущим дальше — отправим письма с сообщением позднее. Сделайте две копии со списка. Одну в сейф. Еще...

Я взял у него бумагу, и одного взгляда хватило, чтобы понять, что это такое. Я уставился на Вульфа, и, полагаю, нечто в выражении моего лица остановило его.

— Спрячьте ваше неудовольствие, Арчи. Приберегите ваши фальшивые нравоучения для себя самого.

Я сказал:

— Так вот почему вы заставили меня доставать Спенсера. Вам надо было как-то отвлечь ее внимание. Зачем вы его стащили?

— Не стащил, а позаимствовал.

— Неужели? Надо посмотреть в словаре, на мой взгляд эти глаголы не синонимы. Ну, а для чего же вы позаимствовали его у нее? Она бы и так вам его дала.

Вульф вздохнул.

— Ввиду вашего близкого знакомства с тончайшими этическими нормами вы должны понимать, что я не мог, имея ее своей клиенткой, предложить свои услуги другим, особенно целой группе...

— Конечно, я это вижу очень хорошо. Теперь идея, которую вы осуществляете, ясна и для меня. Снимаю перед вами шляпу и восхищаюсь вашей дальновидностью, но она все равно бы вам его дала.

— Во всяком случае, мы будем действовать в ее интересах. Похоже, что это будет дорогостоящее и сложное дело, и нет никаких оснований, чтобы мисс Хиббард взяла все расходы на себя. Через несколько минут я уйду наверх, а вы будете полностью заняты. Сейчас я продиктую вам текст письма, которое вы вечером отправите мисс Хиббард. Индивидуальная доставка. Пишите.

— Да...

— «Я обнаружил, что прилагаемая бумага сегодня днем не попала в ваш бювар, а осталась у меня на столе. Надеюсь, что ее отсутствие не причинило вам неприятностей. Если вы все еще не отказались от своего намерения встретиться со мной в следующую среду, приезжайте без предварительной договоренности».

— Так, сэр. И послать с письмом этот лист?

— Разумеется, следите, чтобы в ваши копии не вкрались ошибки. Сделайте три копии. Полагаю, вы знаете домашний адрес мистера Хиггема из «Метрополитен трест компани»?

— Да,— кивнул я.

— Разыщите его и передайте ему копию списка. Попросите его в понедельник утром составить финансовый отчет по людям, поименованным в этом списке. Никакая дополнительная информация не требуется. Меня интepecyeт лишь фактическое положение на сегодняшний день. О тех, кто в других городах, пусть запросит по телефону. Информация нам нужна к шести часам вечера в понедельник.

— Здесь включено имя Хиббарда, а возможно, и других умерших.

— Банк весьма опытен в делах подобного рода. Они выяснят все без шума и суеты. Свяжитесь с Саулом Пензером и попросите его позвонить нам вечером в понедельник. Даркину тоже. Узнайте, можно ли будет рассчитывать на Гора и Катера и еще двух детективов по вашему выбору на утро вторника. Как только вы разошлете телеграммы, позвоните на дом к мисс Хиббард. Пустите в ход все ваше обаяние. Назначьте ей свидание на сегодняшний вечер. Если она согласится на встречу, скажите ей, что вы огорчены моим отказом от ее дела. Предложите ей свою помощь. Это сбережет нам много времени. Вы могли бы узнать у нее ряд фактов и, возможно, смогли бы заглянуть в личные бумаги и вещи мистера Хиббарда. Главным образом, чтобы убедиться, что он не предполагал в скором времени отлучиться на длительный срок. Мы в этом отношении согласны с требованиями закона и не можем считать человека умершим только потому, что он не появляется в тех местах, где его привыкли видеть.

— Понятно, сэр, но если я пойду туда сам, то я могу взять список с собой?

— Нет, отправьте его по почте.

Вульф начал выбираться из своего кресла, а я наблюдал за ним — тут было на что посмотреть.

 Глава 4

На вечер субботы и на все воскресенье пришлось очень много дел. Я виделся с Эвелин Хиббард, провел с ней целых три часа, созвонился с Саулом, Фредом и другими ребятами, вообще потратил уйму времени на телефонные разговоры. Только поздно вечером в воскресенье удалось добраться до Хиггема, сотрудника банка, как только он вернулся домой после уик-энда на Лонг-Айленде.

Члены Лиги, получившие телеграммы, тоже звонили. Их было человек пять или шесть, и все звонки были разного рода: некоторые были напуганы, другие раздосадованы, а одного просто разбирало любопытство.

Я сделал несколько экземпляров списка и после телефонных разговоров на одном из них делал свои пометки.

Против четырех имен адресов проставлено не было, ну и, конечно, я не знал, есть ли в списке покойники и если есть, то кто? Список имел следующий вид — я для экономии места выпустил адреса:

Эндрю Хиббард, психолог.

Фердинанд Бауэн, биржевой маклер.

Лоринг А. Бартон, врач.

Юджин Дрейер, комиссионер по художественным изделиям.

Александр Драммонд, цветовод.

Джордж Р. Прэтт, политический деятель.

Николас Кэбот, адвокат.

Огастес Фаррел, архитектор.

Вильям Р. Гаррисон, судья.

Филмор Коллард, владелец текстильной фабрики.

Эдвин Робин Байрон, издатель журнала.

Л. М. Ирвинг, общественный деятель.

Льюис Палмер, из федеральной жилищной администрации.

Джулиус Эдлер, адвокат.

Теодор Джейнс, банкир.

Питни Скотт, шофер такси.

Майкл Эйерс, сотрудник газеты.

Артур Коммерс, управляющий аукционами.

Уоллес Мак-Кенна, конгрессмен из Иллинойса.

Сидней Ланг, недвижимая собственность.

Роланд Эрскин, актер.

Леопольд Элкас, хирург.

Ф. Л. Инголс, бюро путешествий.

Арчибальд Молисон, профессор.

Ричард Теттл, мужской колледж.

Р. Т. Донован.

Филипп Леонард.

Аллан У. Гарднер.

Ганс Вебер.

У четырех последних не было адресов, и я не сумел отыскать их ни в Нью-Йорке, ни в пригородах, поэтому не мог просить в банке сведения о них.

Не забывая о том, что все они были выпускниками Гарвардского университета, то есть людьми с достатком выше среднего, я подумал, что дело должно быть прибыльным.

Объясняться с ними было весьма забавно, но настоящее веселье пошло в воскресенье, после полудня. Кто-то пронюхал про исчезновение Хиббарда, и сообщение об этом появилось в газетах, пока как бы между прочим.

Около трех часов раздался звонок, и я отправился открывать дверь.

Как только я взглянул на двух рослых молодчиков, стоящих на крыльце плечом к плечу, я сразу понял, что это «дики» (сыщики) из частного сыскного агентства и что кто-то заинтересовался моим визитом в дом Хиббардов накануне вечером. Затем я узнал одного из них и, ухмыляясь, широко раскрыл дверь.

— Хелло! Вы только что от поздней обедни?

Стоящий справа, которого я узнал по шраму на щеке, спросил:

— Ниро Вульф у себя?

Я кивнул.

— Вы хотите его видеть? Перешагните порог, джентльмены.

Пока я закрывал дверь на цепочку, они разделись, повесили шляпы и пальто на вешалку, потом одновременно провели ладонями по головам, одернули жилеты и прокашлялись. Они нервничали, как юнцы в своем первом фраке.

Я был поражен. Сам я настолько привык к Вульфу и его выходкам, что уже забыл, какое впечатление производят его ядовитые замечания на твердолобые профессиональные головы его коллег. Я попросил их подождать в холле, прошел в контору и сообщил Вульфу, что Дэл Баском из детективного агентства Баскома явился с одним из своих сотрудников и хочет его видеть.

— Вы не спросили, что им надо?

— Нет.

Вульф кивнул. Я вернулся в холл и провел их в контору. Баском подошел к столу пожать руку Вульфу, второй джентльмен опустил свой грузный зад на подставленный мною стул, но чуть не сел на пол, так как загляделся на Вульфа. Я заподозрил, что он не перегружен ни умом, ни талантами, коли впервые увидел Ниро Вульфа.

Заговорил Баском:

— Прошло почти два года с тех пор, как мы с вами встречались, мистер Вульф. Помните? Дело о сенной лихорадке. Там еще клерк так сильно чихал, что не видал, как жулик ворует изумруды. Если бы не вы, я, наверное, до сих пор чесал бы себе затылок. У вас, разумеется, дела идут превосходно?

— Нет, отвратительно.

Баском скрестил ноги и прокашлялся.

— Вы недавно взялись за новое дело?

— Нет.

— Вы не взялись?

— Нет.

Тут я чуть не подпрыгнул от , неожиданно раздавшегося скрипа — голоса второго «дика», сидящего между мной и Баскомом.

— Я слышал иное.

— Кто вам позволил раскрывать пасть?— Баском уставился на него с негодованием.— Может, я вам поручил вести разговор?

Он повернулся к Вульфу.

— Пора переходить ближе к делу. Положение таково: я занимаюсь одним делом. Направил на него пять человек. Зарабатываю почти тысячу долларов в неделю. Вот уже четыре недели. Когда я доведу дело до конца, получу сумму, которая поможет мне прожить всю зиму, ни о чем не тревожась. Кое-что стало проясняться. По сути дела, мне теперь требуется немного оберточной бумаги и веревка.

— Это прекрасно!

— И поэтому я пришел к вам с просьбой отступиться...

Брови Вульфа поползли кверху.

— Попросить меня что сделать?

— Отступиться.

Баском сдвинулся на край стула и заговорил, став мрачным.

— Мистер Вульф, я говорю о деле Чапина. Я им занимаюсь уже четыре недели. Мне платят Прэтт, Кэбот. и доктор Бартон. Это не секрет, а если бы и был секрет, то после понедельника всем все станет ясно. Прэтт позвонил мне вчера вечером и сказал, что если я хочу заработать свои большие деньги на Поле Чапине, то надо сделать ход конем, потому что в игру собирается вступить Ниро Вульф. Вот каким образом я узнал о разосланных вами телеграммах.

Баском для большей убедительности положил кулак на стол и стал говорить еще более мрачно:

— Мистер Вульф, как вам известно, у адвокатов считается неэтичным переманивать клиентов друг у друга. За такие штуки дисквалифицируют; впрочем, ни один честный адвокат не пойдет на такое. Разве вы не считаете, что наша с вами профессия не менее достойна, чем профессия адвоката?

Баском дожидался ответа. Его глаза были прикованы к лицу Вульфа. Очевидно, он считал, что медленное углубление складок на щеках у Вульфа такое же естественное явление, как изменение конфигурации морского дна.

Вульф наконец заговорил:

— Вы имеете в виду, что я должен держаться в стороне от того, что вы называете «делом Чапина»? К сожалению, я вам должен отказать в вашей просьбе.

— Так вы не отступитесь?

— Нет, конечно.

— И вы считаете совершенно о’кей отбивать клиента другого детектива?

— Я не стану ни обсуждать своего поведения, ни оправдываться. Я просто заявляю, что отказываюсь выполнить вашу просьбу.

— Да, я так и думал.

Баском убрал кулак со стола и несколько расслабился.

— Мой брат уверял меня, что вы считаете себя джентльменом и попадетесь на эту приманку. Я ему ответил, что вы можете быть сколько угодно джентльменом, но простачком вас никак не назовешь.

— Боюсь, что ни тем, ни другим.

— Ну и прекрасно. Теперь, когда мы покончили с этим вопросом, может быть, поговорим о деле? Если вы займетесь делом Чапина, то нас это выведет из дела.

— Возможно, но не обязательно.

— Да нет, я всегда знаю, когда я проиграл, и умею с этим мириться. Да, я дальше не могу тянуть эту волынку. Я сказал, будто вот-вот должен закончить расследование. Так слушайте, на это нет никакой надежды. Я фактически сдался. Этот Чапин самая темная и хитрая личность, с какой мне когда-либо приходилось сталкиваться. Трое моих ребят следили за ним день и ночь, чтобы поймать на следующем преступлении, и вот пропал Хиббард, а мы даже не можем выяснить, что с ним случилось. Более того, моя троица не имеет понятия, где был Чапин во вторник вечером...

Вульф прервал его:

— Все это пустые разговоры, а у вас, как я понял, ко мне деловое предложение.

— Совершенно верно. Я намерен предложить вам сделку. За эти четыре недели мы собрали кучу данных, на что ухлопали массу денег. Вы сэкономите время, средства и энергию. Вы можете получить все наши материалы.

Баском с минуту поколебался, облизал губы и заключил:

— За тысячу долларов.

Вульф едва заметно покачал головой.

— За то, что вы мне предлагаете, я заплачу сто долларов... Прошу вас, помолчите, я не из тех, кто торгуется. И не посчитайте меня плохо воспитанным, если я вам напомню, что я очень занят. Благодарю за визит.

Вульф указал на книги, лежащие перед ним на столе, в одной из которых лежала закладка.

— Поль Чапин написал пять романов, вчера мне удалось раздобыть четыре, написанные первыми. Сейчас я их читаю. Я согласен, что это дело сложное и трудное. Возможно, хотя маловероятно, что я сумею разрешить его к полуночи.

Я сдержал улыбку. Вульф любил бравировать, это было хорошо для его репутации, это было одним из лучших его приемов.

Баском вытаращил глаза. Через минуту он отодвинул свой стул и поднялся, а сидящий рядом со мной детектив ахнул и встал.

Баском сказал:

— Я не стану задерживать вас больше. У каждого детектива свои методы расследования.

— Да. Так вы желаете получить сто долларов?

Поворачиваясь к выходу, Баском кивнул.

— Я ИХ возьму. Вы, по-видимому, привыкли швыряться деньгами. Вот приобрели романы Чапина... Черт побери, я возьму их...

И они двинулись за мной к выходу.

 Глава 5

К обеденному времени в понедельник подготовка к встрече была закончена, и мы не спеша наслаждались обедом. Фриц всегда радовался, когда дела у нас в конторе шли на полную мощность, и особенно старался угодить своей стряпней.

В этот вечер я одобрительно подмигнул ему, когда увидел, как много в супе грибов, а когда попробовал подливку к салату — послал ему воздушный поцелуй. Фриц покраснел от удовольствия.

Как только обед закончился, Вульф поднялся в свою комнату, как это было предусмотрено его сценарным планом на данный вечер. Несколько минут мы с Фрицем совещались на кухне, потом я отправился наверх — переодеться. Я надел серый костюм в мелкую клетку — один из лучших когда-либо бывших у меня костюмов, светло-голубую рубашку и темно-синий галстук.

По пути вниз я зашел в комнату к Вульфу, бывшую на том же этаже, что и моя, чтобы задать ему вопрос. Он сидел у лампы в ковровом кресле с одним из романов Поля Чапина в руках. Я подождал, пока он не дочитал абзац и не отметил место карандашом.

Тогда я сказал:

— Если кто-нибудь из них захватит с собой какой-нибудь посторонний предмет, должен ли я его впустить?

Не поднимая глаз, Вульф кивнул. Я спустился вниз, в контору.

Первый посетитель прибыл рано.

Я предполагал, что почти до девяти часов никого не будет, но уже без двадцати девять я услышал, что Фриц спускается в холл и открывает входную дверь.

Затем повернулась дверная ручка конторы, и Фриц впустил первую жертву.

Этот субъект явно нуждался в бритье, да и брюки висели на нем мешком, а волосы были взъерошены. Его бледно-голубые глаза стремительно облетели помещение и приземлились на мне.

— Черт побери,— сказал он,— вы же не Ниро Вульф?

Я согласился с этим и назвал себя. Он не выказал желания пожать мне руку, но сказал:

— Я знаю, что пришел на встречу рано. Я Майкл Эйерс, работаю в городском отделе «Трибюн». Я заявил Огги Риду, что мне нужен свободный вечер, чтобы спасти себе жизнь. По дороге я кое-где остановился, чтобы пропустить пару стаканчиков, а потом мне пришло в голову, что я безнадежный дурак,— нет же никакого основания считать, что в этом доме не будет никакой выпивки. Я говорю не о пиве.

Я спросил его:

— Джин?

Он усмехнулся.

— Скотч. И не затрудняйтесь. Разбавлять не надо.

Я подошел к столику, который мы с Фрицем установили в нише комнаты, и налил ему.

Я подумал: ура Гарварду и веселым дням в колледже и т. д. Я также подумал, что, если этот Майкл Эйерс станет слишком шумным, он лее всех изведет. Но, с другой стороны, если я ему откажу в его просьбе, он здесь ни за что не останется. А выучив почти наизусть справку из банка, я знал, что он проработал в «Пост» четыре года, а в «Трибюн»— три, зарабатывая по девяносто долларов в неделю. Да и вообще у меня слабость к газетчикам. Я никогда не могу избавиться от чувства, что они знают такие вещи, о которых я не имею понятия.

Я налил ему вторую порцию, и он уселся, крепко держа стакан обеими руками и далеко вытянув ноги.

— Скажите,— заговорил он,— правда ли, что когда-то Ниро Вульф был евнухом в гареме в Каире и начал свою карьеру, выдавая рекомендации девушкам для рекламы зубной пасты «Пирамида»?

Я, как осел, с полминуты испытывал самое настоящее негодование, потом рассмеялся.

— Конечно,— сказал я,— только он работал там не евнухом, а верблюдом.

Майкл Эйерс кивнул.

— Теперь мне все ясно. Хочу сказать, что теперь понимаю, почему верблюду так трудно пролезть сквозь игольное ушко... Я никогда не видел Ниро Вульфа, но много о нем слышал, ну, а иголки я видел. Есть ли еще факты?

Я был вынужден в третий раз наполнить его стакан, прежде чем появились новые посетители. На этот раз их было двое: Фердинанд Бауэн, биржевой маклер, и доктор Лоринг А. Бартон. Я вышел встретить их в холл, чтобы отвязаться от Майкла Эйерса.

Бартон был высоким, красивым мужчиной, держался он прямо, но не натянуто, был хорошо одет, а его темные волосы, черные глаза и усталый рот не нуждались в рекламе.

Бауэн был среднего роста и имел весьма утомленный вид. Одет он был в черные и белые цвета. У него были маленькие ноги в изящных туфлях и изящные маленькие женственные руки в изящных маленьких серых перчатках. Когда он снимал пальто, мне пришлось отступить назад, чтобы он не заехал мне в глаза руками, которыми размахивал вокруг себя. Я не испытываю доверия к людям с подобными привычками в ограниченном пространстве. Особенно следует держать их подальше от лифтов, но я держал бы их подальше от любых мест.

Я отвел Бартона и Бауэна в контору, объяснил, что Вульф в скором времени спустится вниз, и показал им Майкла Эйерса. Тот назвал Бауэна «Ферди» и предложил ему выпить. Бартона же он назвал «Лорелеей».

Фриц привел Александра Драммонда — цветовода, кругленького, невысокого увальня, розовую физиономию которого украшали тонкие усы. Он был единственным человеком в списке, который уже до этого побывал в доме Вульфа. Пару лет назад он был у нас с группой других членов Ассоциации цветоводов-любителей, чтобы посмотреть наши растения. Я сразу его вспомнил.

После этого они начали приезжать более или менее кучно. Прэтт из Тамани-холла, Эдлер и Кэбот — адвокаты, Коммерс — аукционы Филадельфии, Эдвин Робин Байрон редактор журнала, Огастес Фаррел — архитектор и, наконец, птица по имени Ли Митчел из Бостона, который сказал, что он представляет интересы банкира Колларда и Джейнса.

Итого, в десять минут десятого их собралось двенадцать человек, если считать последнего за двух. Конечно, они все были друг с другом знакомы, но я бы не сказал, что общество от этого повеселело. Даже Майкл Эйерс хмуро бродил вокруг, сжимая в руке пустой стакан. Остальные же почти все сидели с похоронным видом.

Я подошел к столу Вульфа и дал три коротких звонка к Фрицу. Минуты через две я услышал шум лифта.

Дверь конторы открылась, и все повернули головы к ней. Вошел Вульф. Фриц закрыл за ним дверь.

Пройдя половину расстояния до своего стола, Вульф остановился, повернулся и сказал:

— Добрый вечер, джентльмены!

Затем он подошел к креслу, придвинул его так, чтобы край сиденья уперся ему в подколенные ямки, оперся руками на подлокотники и опустился в кресло.

Майкл Эйерс привлек мое внимание, подняв кверху пустой стакан и закричав:

— Эй! Евнух и верблюд!

Вульф поднял голову и спросил самым изысканным тоном:

— Вы предлагаете такие добавления для «внутреннего зверинца» мистера Чапина?

— Как? Я предлагаю...

На него прикрикнул Джордж Прэтт:

— Замолчите, Майкл!

А Фаррел, архитектор, ухватил Эйерса и усадил на стул.

Я протянул Вульфу список присутствующих. Он просмотрел его, поднял голову и заговорил:

— Я рад тому, что здесь находятся мистер Кэбот и мистер Эдлер. Насколько мне известно, они оба юристы. Их звания и натренированный ум, надеюсь, избавят нас от вульгарных ошибок. Я также отмечаю присутствие мистера Эйерса, журналиста. Поскольку он один из вас, я просто напоминаю о риске придать делу широкую огласку на тот случай, если вы пожелаете ее избежать.

Но Майкл Эйерс возразил:

— Я не журналист, а охотник за информацией. Я брал интервью у Эйнштейна.

— Насколько вы пьяны?

— Откуда мне знать?

Брови Вульфа поднялись кверху.

— Джентльмены?

Ответил Фаррел:

— Майкл в порядке. Забудьте о нем.

Джулиус Эдлер — адвокат, напоминающий своей фигурой карандаш, а манерой держаться — образцового клерка, поспешил вмешаться:

— Я бы сказал то же самое. Мы понимаем, что это ваш дом, мистер Вульф, и что мистер Эйерс немного перебрал, но в конце концов мы думаем, что вы пригласили нас сюда не для проверки наших личных привычек. Вы ведь желаете что-то нам сообщить?

— Да.

— Меня зовут Эдлер.

— Да, мистер Эдлер. Ваше замечание иллюстрирует то, что, по-моему, станет основной помехой в моем разговоре с вами, джентльмены. Я не сомневаюсь, что вы с самого начала будете держаться враждебно. Вы все чрезвычайно напуганы, а напуганный человек бывает враждебен почти рефлекторно, из чувства самообороны. Поэтому я не сомневаюсь, что вы отнесетесь ко мне с недоверием.

— Глупости! — это заговорил второй адвокат, мистер Кэбот.— Мы вовсе не напуганы, и нам не в чем вас подозревать. Если вы собираетесь нам что-либо сообщить, говорите.

Я представил его:

— Мистер Николас Кэбот.

Вульф кивнул.

— Если вы, мистер Кэбот, действительно не напуганы, то не о чем и дискутировать, вы можете идти по домам.

Вульф раскрыл глаза и медленно оглядел все одиннадцать лиц.

— Видите ли, джентльмены, я пригласил вас сюда только после того, как сделал ряд предположений. И если хотя бы одно из них ошибочно, наша встреча является потерей времени как вашего, так и моего. Предположение первое заключается в том, что все вы убежде-ны, будто мистер Чапин убил двоих, а может быть, и троих ваших друзей. Второе: вы опасаетесь, что если не будет что-то предпринято, то он на этом не остановится. Третье: я в состоянии справиться с задачей избавления вас от ваших страхов. Четвертое: вы заплатите мне за мои услуги, заплатите хорошо. Итак?

Они переглянулись.

Майкл Эйерс начал было подниматься со своего места, но Фаррел посадил его обратно. Прэтт пробормотал достаточно громко, чтобы его услышал Вульф:

— Резонно.

Заговорил Кэбот:

— Мы убеждены, что Поль Чапин опасный враг общества. В отношении же ваших способностей...

Вульф погрозил ему пальцем.

— Мистер Кэбот, если вам доставляет удовольствие продолжать притворяться, будто вы явились сюда защищать общество, я не стану с вами спорить, мне это безразлично. Вопрос в том, во сколько вы все это оцениваете?

Майкл Эйерс внезапно напугал нас неожиданным криком:

— Хитрый старый Ник!

И тут же добавил фальцетом:

— Никки, милый...

Фаррел, стукнул его под ребро, а кто-то заворчал:

— Заткните ему рот.

Взгляды двух или трех присутствующих в направлении Кэбота показывали, что Вульф был прав и единственный способ поймать эту птицу был припереть ее к стене.

Раздался новый голос, ровный и бесстрастный:

— Какая разница — напуганы мы или нет? — Это был Байрон, издатель журнала.— Допустим, что я скажу «да». Боюсь, что от этого ничего не изменится... Мне думается, куда важнее выяснить, что предполагается предпринять в этом отношении мистером Вульфом. Ну, и договориться о гонораре.

— Договориться? Кой черт!

Майкл Эйерс вскочил так стремительно, что Фаррел не успел его схватить, и направился к столику в нише. На полдороге он повернулся и крикнул:

— Чертовы бахвалы! Мы в панике. Мы вздрагиваем от любого шума, мы оглядываемся через плечо, у нас все валится из рук... Вы чертовски хорошо знаете, что так оно и есть. Вчера ночью кто из вас не лежал без сна и не гадал о том, как он добрался до Энди и что с ним сделал? Вы ведь слышали о нашей маленькой организации, Вульф, старый факир? «Лига искупления»! Скоро мы ее переименуем в «Клуб трусов» или в «Лигу малодушных».

Он наполнил свой стакан и поднял его. Я не стал указывать ему, что он налил из графина херес.

— Господа члены! За «Лигу малодушных»!

Он выпил свой стакан одним героическим глотком, вдруг нахмурился, сделав ужасную гримасу отвращения и негодования:

— Черт возьми, кто добавил конский навоз в виски?

Фаррел разразился звучным хохотом, ему вторил Прэтт. Драммонд хихикал.

С места поднялся Ли Митчел из Бостона.

— Если джентльмены разрешат мне высказаться...— Он кашлянул.— Конечно, я не из вашей компании, но я уполномочен заявить, что мистер Коллард и мистер Джейнс весьма озабочены всем происходящим. Они полностью одобряют решение прибегнуть к услугам мистера Вульфа и готовы принять его условия.

— Хорошо.

Голос Вульфа унял поднявшийся гул голосов. Он повернулся ко мне.

— Арчи, раздайте всем листы.

Они лежали у меня в верхнем ящике, точно двадцать копий, я взял их и раздал присутствующим. Вульф позвонил, чтобы ему принесли пиво, наполнил стакан. Опорожнив его наполовину, он заговорил:

— Это, как вы видите, просто перечень ваших фамилий. Против каждого из них проставлена сумма. Я разъясню вам это, прочтя мою памятную записку. Эту записку я не считаю окончательным документом; по вашему желанию ее можно изложить формальным юридическим языком. Для краткости я именую всех, как присутствующих здесь, так и отсутствующих,— «Лигой».

Памятная записка предусматривает:

«1. Я обязуюсь освободить „Лигу* от всяких опасений и от возможности получить вред от

а) Поля Чапина;

б) лица или лиц, которые посылали напечатанные на машинке стихотворные предупреждения;

в) лица или лиц, ответственных за смерть Гаррисона и Дрейера, а также за исчезновение Хиббарда.

2. Решение об удовлетворительном выполнении принятых мною обязательств будет вынесено большинством голосов членов „Лиги".

3. Расходы по выполнению задания в течение ведения дела я беру на себя. В случае моей неудачи „Лига* возмещать их не обязана.

4. Если же будет решено, что поручение выполнено мной удовлетворительно, все члены „Лиги* выплатят мне гонорар, размеры которого указаны против фамилии каждого члена на дополнительном листе, причем „Лига* несет ответственность за то, чтобы мною был ползшей весь гонорар полностью».

Я предполагаю, что предусмотрел все...

Его прервал Николас Кэбот:

— Это неслыханно! Я не стану даже обсуждать это!

Джулиус Эдлер сказал, улыбаясь:

— Я думаю, нам следует поблагодарить секретаря мистера Вульфа за то, что он не подвел итога и спас нас от шока. Но я все же это сделал: пятьдесят шесть тысяч девятьсот пятнадцать долларов. Вот так!

Коммерс, который потратился на приезд из Филадельфии, произнес свою первую речь:

— Мне мало известно о ваших деловых качествах, мистер Вульф, но я выяснил кое-что новое о нервах человека.

К хору начали присоединяться голоса прочих. Казалось, они задались целью втоптать нас в грязь.

Вульф ждал почти минуту, затем поднял вверх руку с раскрытой ладонью, для него это был весьма яростный жест.

— Прошу вас, джентльмены. Нет никаких оснований для споров. Дело предельно простое: я предлагаю купить у меня кое-что за определенную сумму, которая должна быть выплачена при вручении покупки. Если вы считаете цену завышенной, никто не заставляет вас покупать. Однако в связи с этим могу заметить, что в эту субботу мисс Эвелин Хиббард предложила мне за мои услуги десять тысяч долларов. В этом списке нет ни одной цифры, равной десяти тысячам долларов, а ведь мисс Хиббард не грозит непосредственная опасность.

Заговорил Джордж Прэтт:

— Да? И вы ей отказали, чтобы выжать нас?

— Во всяком случае, памятная записка нелепа с начала до конца.— Николас Кэбот подошел к столу Вульфа и начал внимательно читать взятый им листок с запиской.— В чем здесь фокус-покус с «лицом» и «лицами»? Мы хотим, чтобы Поля Чапина запрятали туда, где ему положено находиться...

— Вы меня удивляете, мистер Кэбот,— вздохнул Вульф.— Ведь я сформулировал таким образом свои обязательства потому, что знал, что здесь будут присутствовать два опытных юриста. Обстоятельства так прочно вбили вам в голову уверенность в вине Поля Чапина, что вы утратили способность рассуждать трезво. Я не мог бы взяться за устранение ваших тревог, обязавшись непременно уличить Поля Чапина в убийстве, потому что, если бы я так поступил, а расследование доказало бы его невиновность, сразу же возникли бы две трудности.

Во-первых, я был бы вынужден сфабриковать против него дело, чтобы получить свои деньги, что было бы не только несправедливо по отношению к нему, но могло бы принести крупную неприятность мне самому. И во-вторых, подлинный виновник всех этих противозаконных поступков остался бы на свободе и занимался бы тем же самым, так что вы, джентльмены, оставались бы запуганными или мертвыми... Поэтому я предусматриваю...

— Ерунда! — Кэбот нетерпеливо отбросил памятную записку.— Мы убеждены, что это Поль Чапин. Мы это знаем.

— Я тоже.— Вульф кивнул головой.— Я убежден, что вы все должны бояться Чапина. Тем не менее я счел необходимым предусмотреть все возможности. В конце концов, что известно достоверно?

К примеру: что, если Эндрю Хиббард, измученный угрызениями совести, взял на себя миссию мщения за человека, которого вы все изуродовали?.. А после того, как расправился с двумя членами «Лиги», он понял, что это выше его сил, куда-то уехал и наложил на себя руки? Ведь данная версия не противоречит ничему, что до сих пор нам известно.

Или же так: кто-то из вас занялся сведением личных счетов, не сомневаясь, что при сложившихся у вас с Чапином взаимоотношениях вина будет непременно приписана ему, Чапину. Для этого требовалось кое-что сделать, чтобы направить вас по ложному следу. Этим человеком может быть кто угодно. Вы, мистер Кэбот, или доктор Бартон, или мистер Эйерс... Любой.

Кэбот снова придвинул к себе записку. Джулиус Эдлер поднялся с кресла и присоединился к нему. Остальные принялись перешептываться. Майкл Эйерс безучастно полулежал в кресле, глаза его были крепко закрыты.

Вульф обвел глазами общество.

— Итак, джентльмены? Я должен упомянуть еще два небольших пункта. Первый: я не включил в записку пункт о том, что вы еще должны мне содействовать в меру своих сил, „но я на это, конечно, рассчитываю. Без вашей помощи мне мало что удастся сделать. Мне надо иметь полную возможность посылать к вам мистера Гудвина и некоторых других моих людей в любое приемлемое время. Это возможно?

Три или четыре головы закивали. Джордж Прэтт, все еще стоящий в группе у стола, сказал:

— Разумеется.

— Второй пункт касается денег. По моему мнению, суммы, проставленные на дополнительном листе, адекватны по значению и не грабительские. Если мне не удастся вам угодить, я не получу ничего, так что дело сводится к следующему: пожелает ли мистер Джейнс заплатить мне восемь тысяч долларов, а мистер Коллард — семь тысяч в обмен на гарантию быть освобожденными от страха, с которым они не могут справиться в одиночку. Полагаю, что и вы считаете справедливым установить суммы пропорционально достатку каждого члена «Лиги».

Головы снова закивали.

Как же незаметно подвел их Вульф к этому вопросу. Убедил и доказал... Я усмехнулся про себя: «Босс, вы ловкач! Вы самый настоящий ловкач!»

Снова заговорил Ли Митчел из Бостона:

— Конечно, я не могу решать окончательно ни за мистера Колларда, ни за мистера Джейнса. Но полагаю, что имею право заявить, что у вас есть все основания включить их в список. Сегодня ночью я вернусь в Бостон, а завтра они вам телеграфируют.

Заговорил Кэбот:

— Вы можете вычеркнуть Элкаса, он не заплатит ни цента.

— Нет?

— Нет. Он так же сентиментален, как и Хиббард. Он скорее предпочтет увидеть всех нас убитыми, чем поможет схватить Чапина.

— Вот как? Ну, мы посмотрим... Джентльмены, я бы хотел быть уверенным в одном пункте. Я бы не хотел, чтобы кто-либо из вас впоследствии мог сказать, что я действовал с беспощадностью и жестокостью, которую вы не предполагали и не предвидели. Как я полагаю, вы все убеждены, что Поль Чапин убийца и что его следует изобличить. Я попрошу мистера Гудвина называть поочередно ваши имена. Если я понял правильно, пожалуйста, ответьте ему «да».

Кивнув мне головой, Вульф уселся глубже в кресло.

Я взял в руки список, но до того, как я успел заговорить, заговорил Ли Митчел:

— На этот вопрос я могу без колебания ответить за мистера Джейнса и мистера Колларда. Да и да, мистер Вульф.

Все зашевелились, но никто не заговорил.

Я произнес:

— Фердинанд Бауэн?

Маклер ответил хрипло, но твердо:

— Да.

Так я вызывал и остальных. Они все сказали «да». Я вызвал Майкла Эйерса, который продолжал полулежать в кресле. Я вызвал его снова. Сидящий рядом с ним Фаррел ткнул его в бок.

— Майкл! Эй! Скажи «да».

Майкл вздрогнул, приоткрыл глаза, икнул, буркнул «да» и снова закрыл глаза. Я повернулся к Вульфу.

— Это все, сэр.

Обычно я слышу, когда Фриц спускается в переднюю, отзываясь на дверной звонок. На этот раз я не слышал ничего. Очевидно, потому что был слишком увлечен опросом клиентов. Так что я удивился, когда увидел, что дверь конторы открывается. Остальные обратили внимание на мой взгляд и начали тоже смотреть туда. Фриц сделал три шага внутрь комнаты, остановился и сказал:

— К вам пришел один джентльмен, сэр. У него нет визитной карточки. Он сказал: мистер Поль Чапин.

Вульф не пошевелился.

— Неужели? Проведите его сюда. 

 Глава 6

Фриц направился за посетителем. Тут я допустил оплошность. Мне следовало бы последить за выражением лиц наших гостей, но мои глаза были прикованы к двери. Я слышал стук трости Поля Чапина по каучуковому настилу холла.

Чапин, сильно хромая, вошел в контору и остановился в нескольких шагах от двери. С его места ему не было видно Вульфа из-за группы людей, собравшихся у стола. Чапин посмотрел сначала в сторону группы, затем на тех, кто сидел на стульях, два раза кивнул головой, причем подбородок у него был выдвинут вперед, как у нервной лошади, пытающейся сбросить удила.

Потом он сказал:

— Здравствуйте, ребята.

И он заковылял дальше, в глубь комнаты, где мог увидеть Вульфа, но сначала бросил на меня быстрый и острый взгляд. Он остановился футах в восьми от меня. Роста он был, пожалуй, чуть ниже среднего. Его нельзя было назвать худощавым, однако вы могли отлично видеть конфигурацию костей его черепа: впалые щеки, обычной формы нос, светлого цвета глаза. Когда он повернулся ко мне спиной, чтобы быть лицом к Вульфу, я заметил, что его пиджак несколько оттопыривается над правым карманом брюк, и я выпрямился, отставив одну ногу назад в требуемую при этом случае позицию.

Не было слышно ответов на его приветствие. Он опять огляделся и, повернувшись к Вульфу, улыбнулся ему.

-— Вы — мистер Вульф?

— Да.— Вульф скрестил пальцы на животе.— Вы — мистер Чапин?

Поль Чапин кивнул.

— Я был в театре. Они сделали из моей книги пьесу. Потом я решил заехать сюда.

— Которую книгу? Я все их читал.

— Читали? Удивительно. Никогда бы не подумал... «Твоя железная пята».

-— Ах, эту? Примите мои поздравления.

— Благодарю вас. Надеюсь, вы не против того, что я сюда заглянул без вашего приглашения? Я, конечно, слышал об этом сборище. Я узнал о нем от трех моих друзей: Лео Элкаса, Лорри Бартона и Алекса Драммонда. Вы не должны их порицать за это, разве что одного Лео. Он действовал из дружеских, хороших чувств, ну, а остальные пытались меня напугать. Они представили вас чудовищем. Но вы же понимаете, для того, чтобы угрозы возымели действие, жертва должна знать, каково это чудовище. К сожалению, я с вами не был знаком раньше. Полагаю, что вы умеете терроризировать?

Говоря это, Чапин не сводил глаз с лица Вульфа, не обращая внимания на остальных. Они реагировали на его вторжение по-разному: Митчел из Бостона смотрел с любопытством, Бауэн — с кислой миной, Кэбот — с возмущением, Майкл Эйерс — с хмурым отвращением. Я вглядывался в их лица.

Неожиданно доктор Бартон встал, подошел к столу и, схватив Чапина за руку, сказал:

— Поль, ради Бога, уходите отсюда! Это же ужасно. Уходите!

Вмешался и цветовод Драммонд, его культурный тенор превратился от перенапряжения в фальцет:

— Есть всему предел, Поль! После того, что мы... после того, что я... вы грязная злобная крыса!

Напряжение у остальных ослабло, и они тоже обрели дар речи. Но Вульф остановил их, резко сказав:

— Джентльмены, мистер Чапин мой гость.

Он посмотрел на Чапина, опирающегося на трость.

— Вам следует присесть. Возьмите стул.

— Нет, благодарю вас. Я через минуту уйду.

Чапин одарил всех улыбкой. Это была бы приятная улыбка, если бы не его глаза, в которых улыбки не было совсем.

— Я стою на одной ноге уже двадцать пять лет... Я сожалею, что мой приход сюда вам неприятен, мне бы не хотелось ничем огорчать вас. Вы все были ко мне добры. Если разрешите, я выскажу это же несколько литературно и сентиментально — вы осветили мне суть жизни и облегчили ее бремя. Я никогда не забуду этого. Конечно, теперь, когда я нашел свое призвание, когда я стою на собственной ноге...— Он опять улыбнулся собравшимся.— Я в состоянии найти свой путь на остаток жизни без вас, но я навсегда останусь вам благодарен.

Он повернулся к Вульфу.

— Но я пришел сюда не для того, чтобы это говорить, я пришел повидать вас. Я подумал, что, возможно, вы человек рассудительный и умный. Это так?

Вульф его разглядывал.

— Случается, что я заслуживаю эти эпитеты, мистер Чапин.

— Попробую вам поверить. Я же вот что хотел вам сказать: мои друзья потратили массу времени и денег в погоне за миражом, который кто-то искусно внушил им. Я прямо скажу вам, мистер Вульф,— это было для меня ударом. Они заподозрили меня, зная, как я благодарен им за всю их доброту. Просто невероятно! Я хотел высказать все это вам и избавить вас от потери времени, да и денег тоже. Вы же не будете столь глупы, чтобы гоняться за миражом.

Его прервал доктор Бартон, в голосе которого слышалось непритворное отчаяние:

— Поль, Поль, ради Бога!..

Чапин повернулся к нему на своей здоровой ноге.

— Да?

Не повысив голоса, он ухитрился вложить в это слово столько издевки, что это возмутило бы самого кроткого человека.

— Да, Лорри?

Бартон посмотрел на него, ничего не сказал, покачал головой и отвел глаза.

Чапин снова повернулся к Вульфу.

— Я страдаю, мистер Вульф, от ошибочной уверенности моих друзей в том, что я являюсь для них источником гибели. Фактически они меня боятся. Меня! Никто не думает о том, что трудно найти более безобидное создание, чем я. Я и сам напуган. Благодаря своему жалкому физическому состоянию я живу в постоянном страхе насилия надо мной. Поэтому я всегда вооружен. Вот посмотрите...

Надо признаться, что Полю Чапину удалось взвинтить всех до такой степени, что, когда его правая рука полезла под пиджак в правый брючный карман, раздалось два или три истерических крика, а я прыгнул к нему. Учитывая мой рывок и то, что Чапин опирался на палку, нет ничего удивительного, что я чудом не сбил его с ног. Левой рукой я выхватил оружие из его кармана.

— Арчи! Отпустите мистера Чапина! — распорядился Вульф.

Я повиновался.

Вульф продолжал командовать:

— Возвратите ему его... предмет.

Я все же взглянул на револьвер. Он был 32-го калибра, почетный ветеран, и я увидел, что он не заряжен. Поль Чапин, бесцветные глаза которого ни на кого не смотрели, протянул ладонь, я положил в нее револьвер, и он продолжал держать его на своей ладони, как будто это было блюдо с яблочным пломбиром.

Вульф заворчал:

— Черт бы вас, побрал, Арчи. Вы лишили мистера Чапина возможности разыграть эффектную и драматическую сцену. Я сожалею, мистер Чапин. Могу ли я взглянуть на ваше оружие?

Чапин протянул ему револьвер. Он осмотрел его внимательно, подвигал взад и вперед барабан, пощелкал курком и затем сказал:

— Опасная вещь. Могу я показать это мистеру Гудвину?

Чапин пожал плечами. Вульф передал револьвер мне.

Я поднес его к свету, взвел курок, заметил то, что увидел Вульф, и усмехнулся. Затем я поднял голову, увидел устремленный на меня взгляд Чапина и перестал усмехаться. Можно было бы сказать, что глаза Поля ничего не выражали, но в них было что-то такое, чему не так-то легко найти название. Я протянул ему его оружие, он засунул его обратно в карман и сказал беспечным тоном не то мне, не то Вульфу:

— Вот и все. Психологическое воздействие. Я очень много почерпнул о психологии у моего друга Эндрю Хиббарда.

Сзади раздались возмущенные возгласы. ...