Пролог

Выстрел. Пуля дергает волосы у виска – Юра отшатнулся и прилип спиной к арке. Еще два выстрела из темноты, но на этот раз пули свистят где-то в стороне, похоже, противник не видит его в кромешной тьме. Это хорошо, плохо то, что Жданов тоже его не видит. Эти детишки с дорогими айфонами, в шмотках в четыре его зарплаты окончательно распоясались. Капитан пытается вспомнить, сколько патронов в магазине. Пять, точно пять. Его противник где-то во тьме, света в городе нет уже три часа, район ему знаком, пять лет тут участковым бегал, двор тупиковый, так называемый колодец, все двери черных ходов давно заколочены, деваться этому уроду со спущенными подтяжками некуда.

Все вышло из-под контроля одиннадцать часов назад, это зажравшееся стадо, вперемешку с радикальными националистами, подкормленное из-за границы, вывалило на улицы с дикими лозунгами: «Мы здесь власть». Власть, уроды недоношенные, охреневшие от безделья и безнаказанности. Думали, поорут и разбредутся, как обычно, лидеры их были отправлены в кутузку, все привычно и до механики просто. Но на этот раз вышло иначе, внутри этого стада оказались боевики, отличный ход – сделать из этого дебильного молодняка, вечно что-то требующего, чаще всего вообще не понимающего, что требуют, живой щит.

Выстрелы, падают знакомые парни в оцеплении, к ногам Юры катится зеленое ребристое яблоко, он завороженно смотрит, как оно крутится в метре от него, и не может пошевелиться. Кто-то падает на гранату грудью, кто, Юра так и не понял, форма чужая, ни шлема, ни кирасы. Он встречается с ним взглядом, это глаза безумца, в них нет ни страха, ни ненависти, они пустые, подобных Жданов никогда не видел. Мужика подбрасывает вверх сантиметров на двадцать. Юра пришел в себя через минуту. Когда он успел рухнуть на брюхо, он так и не понял, вокруг уже идет активная стрельба, где-то громыхают ружья, треск пистолет-пулеметов, в паре метров от него из своего «огрызка» садит майор Рокотов, и тут валится на спину, сфера прыгает по брусчатке, лица у Олега больше нет.

И вот Юра в грязной темной подворотне, за спиной в городе слышны выстрелы. Откуда такая прорва оружия в столице? Откуда огневые точки на крышах? Как спецслужбы проморгали вооруженную провокацию? Скольких он убил сегодня? Четверых? Вроде да, но он убил, поскольку они пытались убить его, пуля, зацепившая бедро, – лучшее доказательство.

И тут каблучки, кто-то вбегает в арку. Юра замер, он видит только силуэт. Это женщина, судя по яркому пятну, в белом плаще. Он рывком сбивает ее с ног, белое, хоть и темень вокруг и только луна изредка пробивается через тучи, отлично видно его противнику в арке входа. Две пули ударяют его в спину, броника на нем нет, его изорвало осколками еще два часа назад. Адская боль в районе лопатки. Девушка под ним кричит и ворочается, уши закладывает от ее визга, голова как в тумане. Жданов не слышит, как идет к нему бритый крепыш. Тело капитана пинком сбрасывают с девицы, ствол старого револьвера, похоже, какая-то переделка из газового, смотрит прямо между глаз.

– Сдохни, мусор, – как заведенный шепчет лысый с подтяжками на коленях.

Юра все еще сжимает в руке ярыгина, все силы уходят, чтобы навести ствол на пах противника, он стреляет из-под ноги, одновременно хлопает «пугач» бритоголового. Последнее, что видит капитан Юрий Жданов, как тело противника, обхватив отсутствующее богатство между ног, валится на воняющий мочой асфальт. Темнота.

Глава первая

Больно. Юра выплыл из небытия, и понял что жив. «Мыслю – следовательно существую», – металась в голове одинокая думка, пробирающаяся через лабиринты боли. Но как так? Он ведь почувствовал удар в грудь, пусть пулька была мелкая, но боднула как большая, примерно туда, где сердце. По всем законам он не должен выжить.

Юра сделал вздох, грудь тут же откликнулась острой болью. Было тихо и ничем не пахло, даже лекарствами.

– Эй?– негромко позвал Жданов. Голос не рассеялся по помещению, похоже, он в каком-то маленьком изолированном объекте. Пошевелив рукой и удостоверившись, что она ему подчиняется, как, впрочем, и остальные конечности, он быстро обшарил стенки «темницы». Три минуты обследования прояснили, что он в трубе, которая запаяна с двух концов. В нем было чуть меньше метра восьмидесяти, а значит, сам объект длиной около двух тридцати, с диаметром примерно метра два. Широкоплечему Юре было вполне комфортно.

– Мясо, хватит валяться, – раздался откуда-то веселый голос. – Давай выбирайся из капсулы, знакомиться будем.

– А как? – спросил в темноту Жданов.

– Над головой рычаг, потяни на себя, дверка и откроется.

Нащупав рукоятку, бывший мент долго думать не стал и потянул, что-то щелкнуло, и со звуком гермозатвора крышка медленно с шипением отошла в сторону.

Жданов ухватился руками за край, не торопясь, начал вытягивать себя наружу. Ситуация была так себе, если он умер, то что он делает в этой трубе? Если он жив, то какого хрена он делает в этой трубе? А еще снаружи был свет. Тусклый, но его хватило, чтобы ослепить привыкшие к темноте глаза. А еще там был человек, который наверняка знает ответы на его вопросы.

– Лезь, давай, мясо, – услышал он веселый голос. – Не бойся ты, не трону я тебя.

Юра, перехватившись за какой-то поручень, вытянул себя окончательно, после чего, не торопясь, обернулся и обнаружил нового персонажа. Невысокий, рыжий, веснушчатый, с хитрой рожей, бегающими глазами, худой и жилистый.

– Да садись ты уже, – предложил незнакомец, указывая на пластиковый табурет, изготовленный из какого-то слегка светящегося пластика, выглядел он ультрасовременным – одна изогнутая толстая ножка, круглая седушка, сам хозяин, или не хозяин, сидел на точно таком же. – Ну, болит у тебя головушка? Ничего, пройдет, – произнес он, видя, как Юра морщится от мучающей его мигрени. – Тут у всех болело поначалу. Это нормально, скоро закончится.

И точно, боль как будто стала уходить, голова, правда, тяжелая, словно Юра спарринг против Тайсона выстоял. Глаза уже привыкли к тусклому освещению, и Жданов смог осмотреться – маленькая комната, в ней еще три точно таких же трубы, все открыты, рыжий сидит на табурете, у стены стол, там еще несколько идентичных пластиковых стульев, два металлических шкафа блестящих, словно из серебра, похоже, заперты. А вот то, что ему больше всего не понравилось, так это отсутствие двери. Ее просто не было. А еще он никак не мог понять, где находится и почему, ведь не могла же ему присниться эта гребанная подворотня. И места, куда попали пули, болели вполне ощутимо.

– Я умер? – решился он, наконец, задать самый главный вопрос.

– Кто тебе такую дурь сказал? – удивился рыжий парень в черных штанах с карманами, высоких полу сапогах из странного материала, чем-то напоминающим то ли резину, то ли мягкий пластик, поверх майки темно-серый жилет с кучей карманов, на поясе в примитивной кобуре обрез какого-то незнакомого карабина. – Хотя в чем-то ты прав, там умер, тут воскрес. Меня, например, представляешь, поезд сбил, и не абы какой, а скоростной, триста километров в час. Правда, если честно, меня под него нарочно пристроили, я там адвокатом был, похоже, кто-то из клиентов решил обезопасить свои тайны, – пояснил рыжий. – Но ничего у них не вышло, в случае моей смерти весь компромат сразу в прессу и в прокуратуру ушел. Все, кто сюда попал, умерли не своей смертью, и в девяноста девяти процентах случаев эта смерть была насильственная. Кстати, как умер?

– Утырок какой-то всадил две пули из пугача в спину, когда женщину пытался прикрыть, а потом в грудь еще одну.

– Да ты герой, – радостно осклабился парень, – такие люди нам нужны. Правда, есть минус – не живут, дохнут быстро, – он сделал паузу и тихо добавил, – а потом превращаются.

– В кого? – хлопнув глазами, озадачился Юра, все это было похоже на какой-то дебильный розыгрыш, и если бы он не был точно уверен, что помер в той мерзкой воняющей мочой подворотне, то решил бы, что это реально какая-то фигня.

– Вот в него, – парень покрутил на запястье широкий браслет, из которого возникло виртуальное меню и, загрузив альбом, показал объемное изображение.

– Твою мать, это что?!

– Знакомься, это мусорщик, а мы мусор, а место, в котором ты оказался, мы называем Свалка. Именно так, с большой буквы. Хотя официально оно называется Вышеград. Да, кстати, где мои хорошие манеры? Зови меня Ржавым. Не представляйся, мне твое имя без надобности, все равно тебе система новое присвоит.

– А если мне старое нравится?

– Да, пожалуйста, но потом не обижайся. Кстати, вот тебе первый урок, мент, никогда не называй имя первому встречному, и второму не называй, и третьему. И вот, когда ты проведешь с человеком под одной крышей хотя бы неделю и будешь уверен, что он не ударит тебя в этот момент в спину, вот тогда можете на ушко друг другу шепнуть.

– В чем фишка? – не понял Жданов.

– Зная имя объекта, любой сможет обнаружить его на Свалке. Так тебя находит только система и те люди, которые с тобой в чате связаны, а вот зная имя, сможет любой. Кроме того тут некоторые владеют подчинением, а значит, могут тебя ненадолго захватить, но опять же нужно истинное имя.

– Что ж ты мое не выпытал, я же лох?

– Эх, мясо, ты, мясо, – тяжело вздохнув, произнес рыжий, – нельзя так плохо о людях думать, хотя бы не обо всех. Ты здесь пару часов всего, даже не понимаешь, в какую переделку угодил. Ты сейчас на пересылке, я привратник, работенка у меня такая не пыльная. А насчет того, что не выпытал, так без надобности оно мне. Как бы тебе попроще объяснить? Ты еще не прописан, тут тебя вроде бы как бы нет. А значит, и имени твоего тоже нет. Вот занесет тебя система в списки расходного материала, тогда и будешь скрывать свое имя.

– А чего на будущее не спросил?

– Так забуду я его. Система сотрет всю информацию о тебе, как только мы расстанемся. Ну, останется при мне нечеткий образ мужика, ну, может, что из разговора вспомню, малозначительное и все. Увижу на улице даже не вспомню. Так происходит каждый раз, когда я встречаю очередное мясо. И больше никому не говори своего Имени, можешь другое придумать, если тебе уж так хочется быть Серегой, а не Ментом.

– Да, странные у вас тут места.

– У нас, – поправил Ржавый.

– С чего ты такой словоохотливый?

– Да есть грешок, болтун я тот еще, мало кто со мной из-за этого общаться хочет, вот и ты на рассвете уйдешь. Но пока есть у меня пара часов, поболтаю, и из одного ничего непонимающего куска мяса сделаю заготовку человеческую, чтоб, когда ты из этого отстойника выйдешь, добрался до точки, а не сдох на трехсотом метре. Пить хочешь?

Юра кивнул.

– Вода, обычная, – протянув какую-то колбу ультрасовременного дизайна, произнес рыжий.

Жданов сделал несколько глотков, стало еще легче. Он завинтил крышку и вернул бутыль обратно.

– Так что это за свалка?

– Свалка, – уважительно протянул собеседник, – с большой буквы, и никак иначе. Свалка человеков. Над нами огромный город в три яруса. Каждый день сюда тысячи падают, но выживают далеко не все, один-два из сотни. Понимаешь, город состоит из трех ярусов, это единственное относительно безопасное место на этой гребанной планете. Не могу сказать тебе, где она находится, просто не знаю. Но сейчас ты в самом низу социальной лестницы, ниже тебя только отбросы за периметром.

– И давно ты тут?

– Считай абориген, где-то с полгода. Знаю, что ты сейчас спросишь, а как отсюда выбраться?

– Ну, почти, – усмехнулся Жданов, – хотел узнать, что за городом?

– По порядку, за городом – выжженные земли, мы вот сейчас в одном из бункеров первого оборонного пояса. Так вышло, что только в некоторых местах возможно разместить отстойник, ну или пересылку, так мы зовем это место. Это изолированная зона, куда никому, кроме меня, хода нет, всего каких-то три километра, и граница обитаемых земель, силовой купол, накрывающий весь город и наш рубеж, но бывает его прорывают. Жить тут можно, и чем дольше выживаешь, тем выше поднимаешься в обществе. В Вышеграде кипит жизнь. Люди тут меняются, постоянно учатся новому, улучшая свои способности, уровни развития. Мы солдаты, вернее некоторые, я просто привратник на теплом местечке.

– И в чем смысл вашего бытия? – поинтересовался Жданов, ему все больше не нравилось место, в которое он угодил. ...