Все права на текст принадлежат автору: Елена Владимировна Хаецкая.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Записки из страны НигдеЕлена Владимировна Хаецкая

Елена Хаецкая Записки из страны Нигде

Книжный салон глазами зрителя

02:00 / 05.06.2016


Общее впечатление от книжного салона - бедненько, но чистенько. На мой взгляд, было довольно много медиевистики. В частности, был Фруассар, который так мне был нужен несколько лет назад... Практически на всех стендах принимали только наличные. Два стенда, LiveBooks и Комильфо, коварно принимали карточки, там-то мы и разорились.

Новых книг, как показалось, мало. Цены высокие. Издательств мало. Большая территория занята каким-то креативным пространством, там читали среди мягких непонятных предметов. Выступали писатели, но мне незнакомые. Приезжали иностранные авторы, что приятно. Но опять же, я не их читатель. Просто было приятно.

Сумасшедших было не очень много. Но издательства, издавшие сто двадцать книг одного автора, который раскрыл секрет бессмертия и готов делиться, или аналогичные, издавшие другого плодовитого автора, который нашел Корни Русской Земли и опять же готов делиться... и даже один из Японии такой был... - таких издательств было в количестве. Правда, почти все - во дворе.

Чуть было не купила изящно изданную "Почту духов". Но товарищ, который там торговал, внезапно решил просветить нас (хотя я в очках, например, то есть у меня априори типа умный вид? хаха) - и начал показывать книжку "Афоризмов Чехова". Вот, мол. Просветитесь. Подруга моя вступила в дискуссию, т.е. не любит, когда путают афоризмы Чехова с афоризмами его героев. Но товарищ не смутился и сказал, что с первой страницы к вам обратится сам Антон Палыч... и т..п. Чем руководствуются такие любители нести просвещение в массы - тайна. Все-таки торговать - это искусство. Искусный торговец увидел бы, что очкастая готова выложить сумму за "Почту духов" и не стал бы пугать ее афоризмами Чехова...

И вот самое приятное впечатление.

Мы подошли к стенду издательства "Карьера-пресс". Казалось бы... такое скучное название.

Там стояла книжка "Степка-растрепка". Я сказала, что была на родине этого персонажа. Тетенька на стенде заговорила с нами, о Франкфурте, о Степке-РАстрепке, о старых книжках, которые они переводят и переиздают. "О, у вас и Рэггеди-Энн есть!" Какой контраст с торговцем афоризмами! Мы смотрели книгу за книгой. Хотелось купить все! Хорошо, что не моглось, - иначе место в квартире закончится окончательно.

О каждой книге нам подробно и интересно рассказывали, они буквально оживали в руках. Я давно не получала такого удовольствия от общения с людьми, которые по-настоящему любят свое дело и понимают его, столько было "вкусности" в этом разговоре, что потом осталось ощущение большого приобретения. Как будто подарок какой-то получили.

Мой вывод по поводу ситуации: если покупать книги, то такие издания, которые приносят настоящую радость. Красивые и "окончательные". У меня, кстати, сложилось ощущение, что на салоне как раз такие и были представлены. Ну, если не считать ловцов бессмертия и прочих красавцев, но они тоже зачем-нибудь нужны в этой жизни.

Фактор волшебства

02:00 / 05.06.2016


Магия является одним из важнейших элементов фэнтези-мира. В отличие от "жесткой" НФ, литература фэнтези всячески приветствует наличие в тексте чародеев, заклинателей и шаманов и, напротив, тщательно избегает определений, которые хоть сколько-нибудь вызывали бы у читателя в памяти учебники алгебры и физики. Магизм придает фэнтези-мирам особую атмосферу. Благодаря магии там таинственно и опасно, там... скажем так, пикантно, пряно.

Впрочем, разного рода колдунов в фэнтези-текстах, как правило, мало: один, иногда - двое противостоящих друг другу. Изредка мы имеем дело со школами магии, но это, скорее, исключение, и даже в "Волшебнике Земноморья" активно действующих магов максимум трое. Магия ЕСТЬ, вот что в данном случае главное.

Еще большую роль в создании чудесно-пряного фэнтези-мира играет наличие в нем волшебных существ (единорогов, химер...), нечеловеческих разумных рас (эльфов, гномов, дриад...) и чудесных артефактов (кристаллов, шаров, мечей...)

Все эти необходимые элементы фэнтези-мира отличаются прежде всего повышенным эстетизмом. Они предельно выразительны и обычно невероятно красивы - или, напротив, ужасно безобразны. В описаниях лаборатории мага нас в первую очередь привлекает не перечисление химических компонентов (с привлечением научной терминологии), а изобразительный элемент: всякие там причудливые колбы, сушеный крокодил под потолком, говорящий череп с красными глазницами... В любом случае, эстетический элемент в изображении подобных вещей и явлений - главенствующий.

Я помню, какое ошеломительное впечатление произвела на меня "Сага о Копье" и особенно - альбом иллюстраций, скетчей и больших картин. Это сейчас те картинки, уже тысячу раз воспроизведенные десятке изданий, набили оскомину, но тогда, в начале девяностых... Можно было на долгие часы погружаться в мир Dragonlance, где - в отличие от мира талонов на мыльно-моющие средства и крупу-сахар, - не встречалось ни одного некрасивого или просто обыденного элемента. В любой таверне, даже заведомо обычной, закопченной, все же находилось, на чем отдохнуть глазу: неземно-красивая девица с подносом, янтарное пиво в глиняной кружке (о, какое оно вкусное!), роскошно-грубый наемник с изумительным мечом в ножнах за плечами... Куда ни кинешь взгляд, везде великолепные, переполненные жизненными силами люди, чудесные создания, прекрасные и жуткие, на любой вкус, изумительные предметы, обладающие таинственной силой (тысячекратно сильнее карты капитана Флинта!)

Они абсолютно не-обыденны, они удалены от нашей повседневности на максимально возможное расстояние. И при этом они не сакральны, то есть в обращении с ними не нужно бояться впасть в ересь или кощунство. В этом смысле они безопасны даже для религиозного человека.

Здесь мы подбираемся к главному, о чем я бы хотела сказать в сегодняшних "Записках". Страна Нигде мила и дорога любителям фэнтези прежде всего потому, что она - это волшебный мир. А мир волшебен вовсе не потому, что он преисполнен магизма, что там кишат колдуны и на каждом шагу действуют заклинания, проклятья, предсказания и файерболы.

Осмелюсь предположить, что слово "волшебный" зачастую применимо к фэнтези-миру в основном благодаря основной его характеристике: этот мир очень красив. Мы ведь говорим: "волшебный закат", подразумевая поразительное, поистине "магическое" воздействие, которое производит на нас сие явление природы. Мы говорим: "волшебная музыка", "волшебные руки", "волшебный голос"... Что мы имеем в виду? То, что благодаря "волшебному" в нашу жизнь входит чудо. Это одновременно и чудо красоты, и чудо доброты, и чудо эмоционального впечатления.

Таким образом, берусь утверждать, что магизм в жанре фэнтези - зачастую лишь литературный прием, средство, позволяющее читателю увидеть мир с совершенно новой, неожиданной и великолепной стороны. Отсюда: мир фэнтези волшебен в первую очередь не из-за действующей в нем магии и даже не из-за чудес "сакральной фантастики" или "магического реализма", а сам по себе.

Как, собственно, и тот мир, в котором мы живем.

Главный герой фэнтези

20:00 / 05.06.2016

 


Фэнтези тяготеет к многотомной саге с многочисленными продолжениями. Это совершенно естественно для жанра: ведь главным героем фэнтези-произведения является, по сути дела, не столько персонаж, который спасает мир, сколько сам этот мир.

Само-ценность, драго-ценность мира бывает неочевидна для человека, погруженного в жизнь современного мегаполиса, утомленного свыше всякой меры повседневностью и рутинными заботами. Когда-то мне казалось, что красота - настолько естественная и всем понятная вещь, что о ней и говорить-то отдельно не стоит. Красивое - оно красиво. Где же предмет для обсуждения?

Десятилетний сын, незаметно подросший в суете перестройки, заставил меня повернуться к проблеме лицом.

Стоя на Каменноостровском мосту, откуда открывается сказочный по красоте вид на Петропавловскую крепость, Исаакий, Стрелку Васильевского острова, а с другой стороны - на Летний сад и Смольный собор, мальчик, родившийся в Ленинграде и выросший в Санкт-Петербурге, спросил: "Я понимаю, что это, должно быть, красиво... Но - где красота? В чем она?"

Помнится, я сказала прочувствованную речь, но его она не убедила. Он не понял, не почувствовал.

В сущности, вся фэнтези-литература представляет собой вот такую прочувствованную речь о красоте мира, о том, что этот мир великолепен, что он пронизан солнцем, населен удивительными существами.

Это мир, который стоит спасать, мир, которым надлежит любоваться.

Если мы не видим красоты из окна своего офиса или своей квартиры, - мы всегда можем обратиться к фэнтези.

Мы раскрываем эти книги не столько ради того, чтобы узнать, каким образом один герой победил другого, сколько ради того, чтобы совершить переход и очутиться там, где нам всегда хотелось бы быть.

Отсюда: чем больше книг о данном мире, тем лучше.

Теперь, если позволите, покажу одну чисто техническую проблему, с которой сталкиваются все создатели многотомных саг. Это проблема нового читателя.

Каким образом преподнести ему тот мир, куда он вступает впервые? Как бы пересказать сюжет предыдущих томов таким образом, чтобы и постоянный читатель не особенно скучал, и новый гость не чувствовал себя чужим на празднике жизни?

Образцом и примером для меня служит Гарри Тертлдав с его "Пропавшим Легионом". Я обожала эту тетралогию (да и сейчас очень люблю ее). Посмотрите, как умно, деликатно, кратко и емко Тертлдав в каждом новом томе сообщает содержание предыдущих! Эскпозиция у него чрезвычайно удачна.

По-другому поступила Робин Хобб в "Миссии Шута" - начале второй трилогии о Шуте, если я не ошибаюсь. Там главный герой живет-поживает в отшельнической хижине, а к нему то и дело наезжают разные старинные знакомцы, и каждый сообщает новости. Ну и заодно вспоминает дела давно минувших дней. Вот мы и вошли в сюжет, вот уже и разбираемся в сложных взаимоотношениях персонажей и в том, как устроен данный мир.

Ничего не объясняет Муркок. Читатель попадает в его мир и испытывает нечто вроде шока. Полное ощущение головокружительного алисиного падения в колодец. Ба-бах! И тебя уже окружают багровые закаты, черные птицы и золотые всадники. И ни одна каналья не озаботится пояснить, что все это значит.

Рискованно - но и прекрасно. Муркок - Мастер. Подражать ему - дело опасное.

Интересно, что в русской традиции отсутствует эта манера пересказывать в начале второго тома краткое содержание первого. (Можете себе представить, например, "Войну и мир" или "Братьев Карамазовых", оформленных подобным образом? Я говорю сейчас не о книгах типа "Вся русская классика в кратком изложении для дебилов", а об оригинале.)

Русско-пишущий литератор всегда был убежден в том, что русско-читающий читатель приучен запоминать имена героев, обстоятельства, названия улиц и вообще все, что имеет отношение к тексту.

Фэнтези - жанр, для русской словесности не характерный. Мистические повести В.Ф.Одоевского или И.С.Тургенева созданы по совершенно другому принципу, согласитесь.

Отсюда: необходимость заимствования у западных авторов гуманной манеры помогать новому читателю входить в уже созданный и функционирующий мир.

И наши, в общем-то, справляются. В качестве примера назову Александра Рау и Анну Гурову. Читая их книги, чувствуешь себя желанным гостем в мире, который они создают.

А ведь именно ради этого мы и берем книгу, пренебрегая ее аляповатой обложкой, которая зачастую даже не бьет, а прямо-таки лупит по нашему художественному вкусу.

Ностальгия по неистовому Виссариону

21:18 / 05.06.2016

 


Периодически я слышу печатные стенания: у нас нет критики! То есть в мэйнстриме она, кажется, есть (мы не читали, но говорят), а вот в фантастике ее нет! Приблизительно половина статей пишется с этим посылом. Вроде как - раньше не было, а теперь вот будет.

Но ничего не меняется, фантастической критики по-прежнему "нет".

Я бы хотела поставить вопрос немного по-другому. А она нам нужна, эта самая критика?

Что, по большому счету, хотел бы увидеть читатель в журнале (на сайте), посвященном фантастике? Серьезный разговор в критической статье о "направлении" подразумевает, что читатель тоже прочел все эти многочисленные книги, на которые ссылается критик. А книг очень, очень много. Читатель не в состоянии исследовать их все. Обычно при чтении аналитической статьи ловишь себя на том, что выискиваешь знакомые названия. Ага, вот это я читал(а), кажется, помню, про что - ага, ага, вот что, значит, это такое в общем потоке... Но основная мысль все равно ускользает, потому что на два названия, которые вызывают ответные ассоциации и позволяют читателю включиться в поток мыслей критика, попадаются еще десять, которые вообще никаких ассоциаций не вызывают.

Есть и другие причины. Возьмем золотой век критики - времена Белинского. У Белинского и Добролюбова была крепкая и не очень многочисленная тусовка с флетом у Некрасова и очень большие площади в журнале. Публика  читала все, что выходило в печать (потому что названий было сравнительно немного). Публика понимала, про что пишет Белинский в своих "Взглядах на русскую литературу". А писатели либо разделяли идею "направления", либо шли лесом.

И вот представьте себе теперь, появляется такой вот Белинский. Глашатай и прочее. Так мало того, что бедный писатель стиснут клещами маркетинга и вынужден лавировать между требованиями издателей касательно "формата" и требованиями собственной Музы, изрядно ощипанной, но не побежденной, - так ему еще и критик начнет диктовать: недостаточно политкорректно, недостаточно демократично, недостаточно патриотично, маловато Православия (или многовато Православия)... Мне как писателю это совершенно не надо. Я не хочу, чтобы меня с одной стороны впихивали в прокрустово ложе маркетинга (к этому я, в конце концов, уже привыкла и довольно ловко изворачиваюсь), а с другой - диктовали, "про что" писать с точки зрения "направления". Чтобы соответствовать. Так что если издатели и издадут, так критики заклюют.

И ведь, заметьте, ни те, ни другие нимало не озабочены качеством текста. Одним нужен формат, другим - верность генеральной линии. А хорош или плох текст - не имеет значения. Поэтому полезность и тех, и других для литературы как таковой - нулевая. Качество текста остается стареньким междусобойчиком - я, моя Муза и мой Читатель. Тихонько соображаем на троих, как обычно, под звуки фейерверков и пушечную пальбу.

Отсюда лично я делаю такой вывод. Мне критика - в виде больших и умных аналитических статей - в общем и целом не нужна. Ничего нового и интересного она мне не сообщает, разговаривать о книгах, которых я не читала, я не люблю. Как писателю она мне просто мешает, ибо навешивает на меня то один, то другой ярлык, вследствие чего я просто теряю читателя. Как говорил Маяковский, "я - поэт, этим и интересен". "Поэт" - а не "представитель такого-то направления" или там волны. (Кстати, мне раз пять объясняли, чем четвертая волна фантастики отличается от шестой и куда подевалась пятая - для меня это по-прежнему такая же загадка, как и введение в школе одиннадцатого класса с упразднением четвертого).

А вот чего я как читатель хочу от журнала с "критикой"? Я хочу информации. Про что новая книжка, хорошо ли написана, в каком ключе подана история. Стоит ли читать и понравится ли она мне - навскидку. И больше ничего.

Младенческий век исторической авантюры

21:51 / 05.06.2016

 


В Илиаде есть такой момент: Прекрасная Елена восходит на стену и взирает на войско ахейцев, а ей объясняют: вон там - шатры Ахиллеса, он неукротимый, а вон те шатры - Одиссея, он хитроумный... Интересный ход для экспозиции, однако повергающий неопытного читателя в недоумение: ведь осада Трои идет десятый год, за десять-то лет Елена должна была всех этих ахейских вождей выучить наизусть и не по одному разу.

Ну ладно, Гомер классик, слепой бард, Гомеру можно.

Но что можно Гомеру, то сомнительно для современного автора, который еще не классик - хотя бы потому, что не слеп и до сих пор жив.

Возьмем практически любую книгу из серии "историческая авантюра". И что мы там увидим?

В первую очередь мы увидим добросовестно сделанное автором домашнее задание. Причем если раньше для выполнения данного д/з нужно было идти в вивлиофику и там корпеть над фолиантами, то теперь достаточно выйти в интернет. В интернете есть не все, но многое.

Если речь в авантюре пойдет о рыцарях и турнирах, то автор перескажет читателю объемные отрывки из Виолле-ле-Дюка и последователей французского ученого. Из романа или, упаси боже, примечаний к нему мы опять узнаем много такого, о чем давно уже знали, если давали себе труд вообще полистать какую-нибудь книжку на данную тему. Конечно, бывает, что автор сыщет что-нибудь нетривиальное, но обычно такого не происходит. Обычно преподаются азы.

А если авантюра связана с гладиаторами, то... правильно. Примечания к роману "Спартак", книга М.Сергеенко "Простые люди древней Италии" или что-нибудь на этой же основе, попроще. Все популярные издания, как нетрудно понять, в основном повторяют друг друга.

Возьмем способ построения сюжета. Как забросить героя в непривычные для него обстоятельства, чтобы он (герой) открыл в себе Героя? Для начала, конечно, надо сжечь его родную хату, изнасиловать сестру (мать, невесту), убить отца, брата, вообще всех, а самого героя продать в рабство и обречь на бесчеловечное существование в непривычном для него пейзаже.

Очутившись на новом месте, герой сразу же жадно начинает учиться.

Чему? Фехтованию. Великому Знанию. Умению выживать. Премудростям обитания в тюрьме (по книжке "Как выжить в тюрьме", бестселлер). Нам в который уже раз перескажут еще один популярный труд.

Все интересное, индивидуальное, присущее только данному герою и данному роману, происходит лишь в последних нескольких главах, и то не всегда, а только в виде необязательного праздника.

Мне всегда хочется спросить у писателей: "Люди, вы что, не читаете друг друга?" Я не ратую за то, чтобы автор каждый раз изобретал принципиально новый подход, какие-то ходы, которых никогда не было в мировой литературе. Это почти невозможно, а когда такое происходит, то результат не всегда читабелен. В конце концов, и проторенный путь никому не заказан. Но стоило бы подумать и о читателе! Читатель-то бедный ведь все это уже читал раз пятнадцать. И про уроки фехтования, и про всякие там несуществующие премудрости рукопашного боя, и про путь воина, и про как выжить в тюрьме, и про накопление энергии и астральные бои. Он читал это в научпопе, он читал это в оригинальном сочинении какого-нибудь военного теоретика VII века, в книжке "Великие Тайны Вселенной", он читал это, кстати, и в других романах.

И про изнасилование сестры он уже все знает. И про то, как горько ошиваться на рабском рынке в ожидании участи. И про хама-соседа по гладиаторской казарме читатель тоже в курсе, даже если этот читатель - женщина.

И вот мы подходим к любопытному феномену. Почему мы снова и снова беремся за эти, в принципе, одинаковые книжки?

У кого - как, а лично я читаю ради прилагательных. Глаголы и существительные вросли в текст твердо, их оттуда не сковырнешь, а вот подробности... Нам ведь нравится смотреть, как мучаются хорошие парни. Мы верим, что они потом, очухавшись, накостыляют парням плохим. Наши нервы испытывают приятную щекотку, пока мы наблюдаем за этим переходом от пассивного состояния к активному. Поэтому пусть сюжет остается в неприкосновенности со всеми его младенчески-наивными банальностями. Лично мне от исторической авантюры хотелось бы а) побольше новых прилагательных и желательно свежих наречий, то есть побольше новых "как"; б) поменьше пересказов учебника для средних классов гимназии.

В следующий раз попробуем поговорить о сексе.

"Обязательная программа"

21:32 / 05.06.2016


В соревнованиях по фигурному катанию есть, если я ничего не путаю, такая позиция - "обязательная программа". Фигурист должен показать уважаемой комиссии, что умеет прыгать вот так и вертеться на месте вот эдак. А комиссия это оценивает по пятибалльной шкале.

Со спортом - все ясно, люди обязаны продемонстрировать свои технические навыки. Не то, понимаешь ли, все захочут брать призы одной артистичностью, а тройной прыжок зажилят.

Но почему авторы фэнтезийных текстов считают, что и им непременно требуется продемонстрировать читателю некую "обязательную программу", в которую входят: а) сцены поединков; б) сцены в постели? Кто им это сообщил, какое жюри? И почему писатель, бедный, считает, что одной артистичностью он читателя не "возьмет"? А что есть художественная литература, если не демонстрация этой самой артистичности?

Но - нет, из книги в книгу кочуют эти самые А и Б.

Сравнительный их анализ показывает, что для описания подобных сцен авторы пользуются одними и теми же лексико-синтаксическими средствами. Говоря проще, в ход идет весь арсенал существительных и глаголов, имеющих отношение к анатомии.

Поединок выглядит как подробное описание частей тела и их перемещений. "Он поднял меч и, присев на левую ногу, перенес центр тяжести влево, в то время как правая его рука..."

Примерно тем же самым тот же персонаж занимается и в постели: "Он обхватил ее левой рукой, в то время как правая ее нога крепко прижималась к его бедру, а рука спускалась все ниже и ниже..." - ну, дальше "детям до шестнадцати".

Говорю я как-то раз одному писателю, своему другу, кстати: "Неплохой у тебя роман, душевный такой, и герои все такие правильные... Но зачем на странице номер сорок шесть у тебя эта гнусная, чисто техническая постельная сцена? После нее хочется сразу книжку закрыть и выбросить".

Он отвечает многозначительным тоном: "Ты не понимаешь. ТАК НАДО. У меня в тексте очень много глубоких идей, и я должен заставить читателя эти идеи усвоить. А он не будет читать мой роман, если я не привлеку его постельной сценой".

Я говорю: "Ты его не привлечешь, а оттолкнешь этой сценой".

"Ну, - говорит он, - тебя я, может быть, и оттолкну, но сотни других привлекутся".

То же самое, как вы понимаете, касается и поединков. Елена Владимировна будет пролистывать эти страницы, зевая во весь рот, но "сотни других" читателей будут, очевидно, жадно ловить каждое слово. Ну а реконструкторы будут дико ржать над каждым словом, но этот смех - сквозь невидимые миру слезы - мир тоже не увидит.

Из вышенаписанного вовсе не следует, что я против эпизодов с сексом или драками. Напротив... Помню, как в школе, только-только прочитав "Трех мушкетеров", я сидела на уроке и повторяла про себя какие-то совершенно волшебные слова: "Шпаги, зазвенев, скрестились..."

Отчего ни один школьник (почему-то вот уверена в этом) не шепчет в забытьи, сидя на уроке скучной алгебры: "Он перенес центр тяжести влево, в то время как его правая рука с мечом, описав полукружье..."?

Совершенно очевидно, что в литературе "обязательная программа" должна исполняться "необязательно". Если ритм повествования исключает постельную сцену, значит, не надо ее втыкать всем чертям назло. А если уж очень хочется описать откровенный эпизод, эротический или кровавый, - то стоит, вероятно, помнить о том, что такие вещи даются не перечислением анатомических подробностей (кто кого куда и чем), а прежде всего описанием душевного состояния персонажа. Битва есть состояние, секс есть состояние. Нечто, проживаемое героем. Его персональный бесценный эмоциональный опыт. А если для постижения эпизода бедному читателю приходится напрягать все силы своего пространственного воображения - какое уж тут удовольствие, какое переживание эмоционального опыта... Это ведь все равно, что параллелепипед чертить на глазок и на скорость.

Отсюда - несколько парадоксальный вывод.

Самые скучные сцены в большинстве романов-фэнтези - как раз те, которые призваны "завлекать". Если хорошие драки еще попадаются, то хорошей эротики я практически не встречала. Прекрасным эльфийкам, благородным рыцарям, зловещим магам и прочей романтической фэнтези-публике лучше бы ограничиться многозначительными взглядами, а все остальное довершит фантазия читателей. Она (фантазия) у них достаточно изощренная.

Небеса чужого мира

02:00 / 07.06.2016

 


 Фэнтези, наверное, самый "читательский" жанр. В том смысле, что для фэнтези очень и очень велика роль читателя в бытовании книги. Читатель зачастую становится едва ли не полноправным соавтором, домысливая, додумывая, дочитывая между строк.

И зачастую у читателя возникает непреодолимое желание вписать строки между строк.

По моему глубочайшему убеждению, в мире должна строго соблюдаться иерархия. У каждого существа, у каждого явления имеется его собственное место. И пока это существо и это явление занимает свое собственное место - хвала ему, почет и уважение. Как только оно начинает претендовать на чужое - не хвала ему, не почет и не уважение.

Читатель на самом деле вовсе не соавтор писателя. Он "как бы" соавтор. Это иллюзия такая. Фэнтези дает читателю возможность мысленно участвовать в тексте. Мысленно. А не письменно. Потому что как только фантазии читателя изливаются на бумагу в форме фанфика, они сразу же начинают вступать в противоречие с фантазиями другого читателя. И хорошо еще, если у фанфикера хватает деликатности не начинать со слов "автор ничего не понял, а на самом-то деле было абсолютно иначе..."

Хочется, конечно, чтобы героиня не была так жестока с безнадежно влюбленным в нее полугномом-полуэльфом-полудемоном. Чтобы она ему наконец дала. Но автор счел нужным всех морально замучить. И не надо убирать из текста это напряжение, начав фанфик с вожделенной эротической сцены. Сказано - "не дала", вот и страдайте все.

Однако я ж не зверь какой, понимаю, что иногда фантазии хочется записать. Зуд невыносим. И человек все-таки подкрадывается к компьютеру и пишет, пишет...

И на сей счет тоже существует иерархия. В данной иерархии фанфики вполне могут занимать свое собственное место и быть там весьма почтенными гражданами. Я разумею фанатские сайты. Вот не поднимется даже моя инквизиторская рука осудить тех, кто пишет трогательные рассказы про любовь Зены и Габриэль и размещает их на сайтах, посвященных "Зене - Королеве Воинов". Там, на этом сайте, их читают другие любители. Спорят, наслаждаются, пишут свое. И очень хорошо.

Теперь рассмотрим один из самых старых и, вероятно, самый известный "межавторский проект" ("Конан"). Мегафанфик, что и говорить, начиная со Спрэга де Кампа. В самом мире "Конана" заложены некоторые характеристики, которые позволяют другим авторам работать в проекте без особого ущерба, как для проекта, так и для авторов.

Что есть мир "Конана"? Это прежде всего универсальная площадка, где действует только одно правило: добро должно быть с кулаками. Развитие и торжество Личности - единственное, хотя, в общем-то, и не обязательное условие. А Конан должен быть черноволосым, двухметроворостым и мускулистым. У Говарда он еще и меланхолик, но данное условие не обязательно к исполнению.

В мире "Конана" можно писать что угодно: плутовскую комедию, садомазохистский эрос, героическую эпопею. Это не разрушит ни мира, ни его основную (мироообразующую) концепцию.

Вселенная Говарда практически бесконечна - набор ее реалий и сущностей невозможно перечислить так, чтобы перечисление было завершено. Сам Говард очень рано ушел из всех вселенных, а созданный им мир продолжал жить и развиваться.

Совершенно другое дело, когда мы сталкиваемся с мирами сугубо авторскими, такими, как мир Толкиена. Толкиен, в отличие от Говарда, свой мир полностью завершил. Публикации незаконченных отрывков и вариантов - это фактически исследования уже существующего. Разумеется, в черновиках обнаруживаются различные версии, но все это авторские версии; они предназначены для ученого, но не для соавтора.

Миры, подобные толкиеновскому, были созданы авторами и для реализации идей их авторов. Этих идей много, они сложны, они обладают логической последовательностью. Любое постороннее вмешательство их нарушает. Даже такое последовательное и непротиворечивое, как было продемонстрировано в "Черной Книге Арды". Потому что нельзя же быть больше Толкиеном, чем сам Толкиен.

Идей в авторских мирах весьма много, а вот реалий, напротив, сравнительно мало. Авторские миры жестко ограничены. Реалии, их составляющие, можно перечислить и завершить перечисление. Мы не будем брать сейчас анахронизмы, вроде "не дано Арагорну летать на вертолете", ограничимся вселенной в заданных временных рамках.

Вот, например, если в мире "Конана" появится китаец (кхитаец), то никто не удивится. А если таковой возникнет в мире Толкиена, то удивлению персонажей и читателей не будет предела. Потому что мир Толкиена не простирается до К(х)итая, там нет монголоидов-людей.

Еще одна трудность связана с очевидной разницей в таланте. Мы можем оценивать творчество Васи Пупкина относительно Васи Пупкина и отмечать творческий рост этого автора, какие-то его достижения. Но когда Вася Пупкин добровольно ставит себя рядом с Мастером, то неизбежно начинаешь оценивать его творчество относительно Мастера.

Я хочу снова вернуться к мысли об иерархии. На сей раз речь пойдет о отношении к тексту.

Что есть текст для Говарда? Рассказ у костра, история, поведанная путником. Не слишком-то высокая претензия, зато все по-честному. Что есть текст для написателей "Конана"? Да пока это все тот же рассказ у костра, более или менее удачный, - я считаю, все в порядке. Точно так же воспринимается вся эта "конина" и в изданном виде. Книга, которую читаешь в поезде, после работы, на даче... Книга, которая с тобой болтает, которая тебя развлекает. Конечно, есть почитатели "Конана", для которых эти тексты - нечто вроде библии с апокрифами, но такое отношение неправильное.

Что есть текст для фанфикеров "Зены",  "Гарри Поттера", "Стар Трека"? Все то же самое - отдохнуть и пофантазировать, еще немного "повариться в том соку". И очень хорошо.

Пока все это не становится "серьезной литературой". Пока все это не становится чуть ли не религией. Пока у авторов и читателей не появляется истовое выражение лица...

А когда оно появляется - вот тогда-то, девочка и мальчик, запирайте окна и двери, ибо по улице едет гроб на колесиках...

Солдат и пустота

02:00 / 07.06.2016

 

 Впервые я прочитала "Обитаемый остров" на немецком языке. Стругацких было в те годы "не достать", и это очень мягко говоря. Поэтому я купила книжку в ГДРовском издании, в магазине "Мир" - "книги социалистических стран" - на Невском. И жадно-жадно ее поглощала. Совпало так, что одновременно с "Die bewohnte Insel" (т.е. с "Обитаемым островом", но из ГДР), я читала "Время жить и время умирать", "Седьмой крест" и "Приключения Вернера Хольта"  (парадоксально, но эти немецкие книги я читала по-русски). Все это были книги не столько даже о войне, сколько о солдатах. И "ОО" для меня был такой же пронзительной, трогательной и жуткой книгой о солдатах.

Взяв спустя ...дцать лет в руки русское издание, я уже не помнила все эти подробности первого прочтения. Просто перечитывала полузабытый уже текст.

...До тех пор, пока не споткнулась о фразу "Мы в Легионе, а не на философском факультете". Мгновенно и машинально эта фраза сложилась в мыслях по-немецки, и вдруг я все вспомнила: и первое прочтение, и как смеялась над этой репликой, и как потом повторяла ее, сидя на лекциях на военной кафедре...

(А вот как они передали в том издании те слова, которые в оригинале "ОО" написаны по-немецки ("Dummkopf! Rotznase!") - не помню. Но это и не очень важно).

Ну так вот, "ОО" был книгой о солдатах. И ближе к финалу, когда "ОО" переставал быть книгой о солдатах и становился книгой о тайных механизмах, действующих в обществе, мне становилось скучно. Потому что все это было "не о том", не о душе, не о человеке. Это было, в общем, даже не о механизмах, которые управляют социумом. Это было о Ничем, которое даже не считает нужным прикидываться Чем-то, о наглой, липнущей к мозгам Пустоте.

Планы внутри планов, вот что это было такое. Вроде как Странник открывает Максиму "правду", приобщает "сопляка" к тем ниточкам, за которые тянут весь мир сильные мира сего. И... что?

Да просто пшик, раскрытый в позднейшей судьбе Максима. Стояли звери около двери, но не вошли, потому что их не пустили, потому что в них стреляли. Ведь если звери войдут в двери, случится Нечто, прекратится Ничто, процесс превратится в результат, а допустить этого, разумеется, нельзя.

На что, собственно, повелся Максим, на что он разменял "судьбу солдата" - свою единственную, неповторимую, жгуче интересную, частную, индивидуальную судьбу?

Да ни на что, повторю. Эту же тему, абсолютно эту же, исследует Крис Картер в "Секретных материалах". Курильщик, который так похож на "знающих механизмы" персонажей Стругацких, - ради чего он отказался от единственно ценного на земле, от своей личной жизни, от близких, от друзей и любви, фактически - от души? Достиг ли он того, к чему стремился? А Фокс Малдер? И стоило ли оно того?

Можно обратиться и к другому исследованию той же темы - к сериалу Джосса Уидона "Ангел". Все то же самое: работа на процесс, а не на результат, равнодушная игра с чужими и собственными судьбами - и пустота в итоге. Какой-то невероятный обман, и Максим сдуру ведется, а ступив на этот путь - уже не останавливается.

Темный властелин, светлый паладин и неразумная девица

02:00 / 07.06.2016

 


Нередко приходится слышать такое мнение, что положительные герои, мол, скучны; то ли дело - негодяи...

Со времен плутовского романа - или, может быть, и раньше, с того дня, как Гермес украл у Аполлона кифару, а Кришна стянул ожерелье с груди своей приемной матери, - люди с симпатией относятся к персонажу-трикстеру.

Но трикстер, даже такой глобальный и мрачный, как Локи, все же не тянет на Злодея Номер Один, на Темного Властелина.

Самый скучный персонаж фэнтези-романа - это вовсе не мистер Я-Спасу-Мир, а именно Темный Властелин.

Оставим, молю вас, оставим в стороне Толкиена, он гений, и ему закон не писан. Возьмем простого смертного, сочинителя рядового фэнтези-романа. Той самой очередной сказочки, в которую мы погружаемся, чтобы немножко тоже поспасать мир перед сном, в комфортной обстановке.

От кого же мы спасаем мир? От Зла. Где-то в болотах, в горах, в заброшенном городе дремлет, выжидая своего часа, Темный Властелин. Его погрузили в небытие давным-давно - могущественные маги, звездные воины, далекие предки. К моменту начала действия книги Темный Властелин начинает шевелиться. И уже высвободил одно щупальце.

Как правило, это нечто весьма абстрактное и потому не страшное. Не говоря уж о том, что оно абсолютно неинтересное.

Чего хочет Темный Властелин? Захватить мир, конечно. Ну, и что он будет делать с миром, когда его захватит? Ну, превратит... э... скажем так, в обитель Вечного Зла. Там будет мрак, зубовный скрежет, всех хороших будут мучить. Плохих тоже, потому что Темный Властелин - очень злой. А в общем-то, черт его знает, что ТВ сделает с миром, ведь ему еще ни разу не удавалось одолеть Светлого Паладина.

Сам ТВ заперт, но он проникает в разум своих адептов и действует через них. Адепты ТВ обычно такие же скучные, как и он сам. Они жуткие. Мутанты. У них глаза горят красным, а лица похожи на лица трупов. Но все это из-под капюшона. Они совершают жертвоприношения кривыми кинжалами. В общем, их основная задача - наводить ужас. О целях ТВ им известно на самом деле мало. Для меня всегда оставалось загадкой: зачем эти люди пошли на службу некоему абстрактному Злу? Чего они для себя-то хотели? Они что, не читают романов-фэнтези (не слушают древних преданий), не знают, что ТВ обязательно сделает под финал какую-нибудь жуткую гадость самым верным своим слугам? Ведь мир ТВ, выражаясь языком Л.Н.Гумилева, - это антисистема. Чего ожидать-то, окромя полного деструкта?

По большому счету, ТВ - это своего рода "мастерский персонаж". Чтобы игрокам было, с кем сражаться, кого побеждать. Отыгрывать на полевой ролевой игре Темного Властелина очень опасно: даже несерьезное прикосновение к этой силе может оказаться серьезным... Кто играл, тот знает.

Поэтому, возможно, и в текстах этот персонаж всегда такой неинтересный. Автор попросту не подходит близко. Ни рискует.

Ведь кто такой автор фэнтезийного романа? Мои наблюдения показывают, что это, как правило, хороший, добрый человек. Он пишет сказки для взрослых. Своего читателя он честно развлекает, а для поучения предлагает давно известные и никем не оспариваемые истины. В самом удачном случае - заново пересказывает старый миф и тем самым служит великому делу - снова и снова утверждает мироздание на правильных основах.

Темный Властелин для такого автора и должен оставаться абстракцией. Чем-то, что ворочается далеко в болотах, чем-то, что непременно будет побеждено Светлым Паладином. Не надо заглядывать в глаза чудовищ. Человек, способный приблизиться к Темному Властелину и постичь его глубоко, не должен писать книг.

Как же в таком контексте рассматривать "Черную книгу Арды"?

У другого Гумилева, Н.С., есть стихотворение "Влюбленная в дьявола"... Пожалеть Денницу, молиться за дьявола, влюбиться в проклятого - старинная девическая игра. Другой архетип, другой миф. Достаточно распространенный - более опасный, чем миф о Светлом Паладине, - но, в общем-то, тоже ничего общего с истинным пониманием сути Темного Властелина не имеющий

И слава Эру, что это так.

О пище 

02:00 / 07.06.2016


Попробуйте сказать навскидку: что чаще всего кушает за завтраком Конан? Только не говорите, что конину, потому что это не вполне так. Конан кушает плохо прожаренное мясо. Причем жилы и кости (а иногда хрящи и сухожилия) дьявольски громко хрустят на его зубах. Такое происходит с Конаном из книги в книгу, и вот что я вам скажу: плохо прожаренное мясо - это лучшее из еды, что достается Конану. Потому что в большинстве книг Конан не ест вообще. Он только пьет.

Наиболее частый разворот сюжета у многих авторов (а я немало их перевела, отредактировала и просто прочитала, не прикладывая к текстам белы рученьки) выглядит так: Конан сражается с монстром, потом долго скачет по степям и лесам, находит наконец таверну, вваливается туда, уставший, покрытый потом, пылью, кровью, слизью убитых монстров и кричит: "Эй, хозяин!.." Ну? Правильно - "...вина!" И потом сидит остаток вечера и пьянствует.

Относительно пищи книги о Конане делятся на три типа: "Конан-вино" (чаще всего), "Конан-пиво" (северный подвид первого) и "Конан-плохо-прожаренное-мясо".

В других фэнтези-текстах дело обстоит не лучше. Как правило, фигурируют абстрактная "похлебка" (подвид - "варево": "аппетитное" или "неаппетитное с виду"), а в качестве дорожных припасов - сыр, яблоко и хлеб. Хлебные лепешки обычно черствые, сыр - желтый и твердый. Описания кусания яблока проголодавшимся героем лично у меня вызывают приступы тошноты. Как пример трепетного и вместе с тем физиологически-неинтересного отношения к еде могу привести писателя Модезитта-младшего, коего я когда-то отредактировала не то три, не то четыре тома эпопеи об Отшельничьем острове и о котором сказала уже немало "добрых"слов. Персонажи Модезитта все время жрут, пристально и любовно наблюдая за своим пищеварительным процессом. Они тщательно прожевывают черствые лепешки, ощупывают языком надкусанные яблоки, ковыряются в твердом сыре. Других пищевых продуктов в тексте нет.

Писательницы-женщины, описывая своих героинь, обожают заострять внимание на ароматных кореньях, которыми персонажицы обильно уснащают пищу. Пища эта представляет собой неизменно "аппетитное с виду варево", которому упомянутые выше коренья придают "пряный", а иногда даже "таинственный" запах.

Выкармливание с ложечки раненого героя предполагает наличие "кашицы" абстрактного происхождения. Впрочем, "кашица" фигурирует недолго и всегда описывается как нечто "неаппетитное с виду". Героиня при этом ласково воркует: "За Говарда, за Сальваторе, за Модезитта-младшего..."

Любопытно, что авторы романов-фэнтези, романов, которые, по идее, должны приобщать читателя к светлой мысли о том, что мир прекрасен, полон загадок и волшебства, и что человек в этом мире может практически все, даже быть Конаном, - эти самые авторы ничего не могут сказать о том, что Макаренко называет "первичной потребностью человека", - о пище. В лучшем случае их герои "лопают, что дают", не слишком-то обращая внимания на хрящики и даже кости, трещащие на зубах (sic), в худшем - нам будут описывать коренья, булькающее варево и ароматное мясо неизвестного происхождения (возможно, конину).

Конечно, роман-фэнтези - не книга кулинарных рецептов. Но вот вопрос: ведь мы уходим в вымышленные миры за красотой, за тем чудесным, чего не может нам предложить грубая реальность по эту сторону бумажной или электронной страницы. Но если там, за радугой, нас будут так отвратительно кормить... Я еще подумаю. Может быть, мне остаться и приготовить себе яичницу.

Чешуйчатые пушистики

13:46 / 07.06.2016


В мирах магии и меча довольно большое распространение получили фамильяры - существа, связанные с "хозяином" телепатически, мистически, магически и т.д. У каждой ведьмы есть своя кошка, а у каждого Дзирта - своя черная пантера.

Описывать симбиотическую связь человека и животного (реального или волшебного) - занятие, в общем-то, интересное. Но на этом пути подстерегают опасности.

Дело в том, что большинство писателей - обычные городские люди, и единственное животное, которое они наблюдают вблизи, - это кошка.

Соответственно, и все дракошки, описанные в фэнтези, - это не столько дракошки, сколько просто кошки. Они независимы - настолько, что хозяину приходится за ними бегать и умолять не пакостить, и напротив - они так трогательны, когда выпрашивают у хозяина что-нибудь вкусненькое.

По идее, у кошколюбивой аудитории подобные персонажи должны вызывать симпатию. Однако представим себе на мгновение, что в мире существуют люди, которых бесит кот Гарфилд и которые все свои отношения с кошками строят на принципе: "Ладно, ты меня не царапай, и я, так и быть, не буду тебя пинать".

Я не знаю, как много подобных людей, но знаю, что принадлежу к их категории.

Однако воспевание кошки как единственно возможного фамильяра - это еще полбеды; а главная беда заключается в том, что фэнтези-авторы вообще слабоваты в описании животных. Ограниченный жизненный опыт - одна причина; отсутствие необходимых писательских навыков - другая. Существуют же авторы, которые хорошо описывают батальные сцены, и авторы, которым битвы, скажем так, "не даются". Соответственно, какая-нибудь нежная писательница и старается избегать масштабных сражений на страницах своего романа. И в то же время многие почему-то считают, что  создать хорошее описание зверя - это проще простого. И начинают многословно восхищаться любимой кошечкой, переодев ее дракончиком, летучей мышкой или суровым волком-телепатом.

Скептический читатель, вроде меня, обольется слезами над судьбой кошки у Хэрриота (если кто не помнит, английский ветеринар, написавший несколько превосходных книг о своей работе), восхитится котом Тао в "Невероятном  путешествии" Шейлы Барнфорд, но с печалью констатирует, что назойливое присутствие этого зверя в повестях великолепной, нежно любимой - нами всеми, и мной в том числе, - Софьи Прокофьевой о волшебнике Алеше несколько снижает впечатление от текстов.

Мощное сюсюканье в адрес пушистика несколько утомляет тех, кто не согласен принимать в этом участие, ни в жизни, ни в литературе. Все-таки жанр "книги о животных" - это немножко другой жанр, это не фэнтези.

Пантера Дзирта у Сальваторе - не столько животное, сколько женщина, и при том волшебная женщина. Возможно, в этом секрет успеха этого образа.

У Джоан Роулинг функции любования "зверюшками" полностью переложены на Хагрида, которому, помимо всех прочих, приданы комические черты. Да и "зверюшки" Хагрида описаны без всякой сентиментальности - это опасные и злобные твари. Заметим также, что фамильяры у юных волшебников выполняют чисто служебные функции: о них заботятся, но их не очеловечивают. Полагаю, это вызвано прежде всего трезвым отношением к жизни самой Джоан.

Интересно показаны симбиотические отношения между людьми и животными в "Миссии Шута" Робин Хобб: Дар трансформирует психику и человека, и животного; Дар обоюдоопасен, и это создает трагические коллизии в тексте. Что немаловажно, Робин Хобб росла на ферме, среди зверей, поэтому ее описания точны и не сентиментальны. Хотя лично меня волк-симбиот в ее описании несколько напряг. А вот котенок с его эгоцентрически-радостным: "Я лезу! Я лезу!" - порадовал.

Отдельно утомляют беседы персонажей с лошадьми. ("Давай, девочка, мы справимся!" - "Ииии!" - отвечала кобыла...) Но это уже за гранью добра и зла.

Я полагаю, что художественный провал в изображении фэнтезистами домашних любимцев вызван одной очень простой вещью. Писатели, обладающие всеми достоинствами и слабостями типичных городских жителей, разрушают в своих текстах (и, очевидно, и в жизни) правильную, исконную иерархию. Кошечки и собачки в их доме не знают своего места; соответственно, не знают своего места они и в книге. Животное в городском доме - это шут, в сельском - работник. В фэнтези-романе же это зачастую донельзя избалованный любимец, который, по выражению одного шекспировского шута, "валяется на хозяйской кровати и воняет, как левретка".

Фэнтези: "Сделай сам"

13:50 / 07.06.2016


Недавно попались на глаза автору сих строк условия очередного конкурса: напишите-ка нам альтернативную фэнтези без "типового набора", т.е. без накачанных варваров, драконов, эльфов-гномов и прочей фэнтези-атрибутики.

Как чисто формальный прием это приведет к созданию некоего произведения, которое, честно говоря, фэнтези являться попросту не будет. Вероятнее всего на свет появится то, что принято, за неимением лучшего, называть "постмодернизмом".

Потому что фэнтези, как бы мы ни надували щеки, - это определенный ЖАНР. А жанровая литература предполагает наличие типового набора. Странно, что никто не предлагает написать, например, альтернативный детектив - без сыщика и желательно вообще без преступления. Хотя что я знаю о жизни детективщиков? Может быть, в той среде тоже существуют подобные "конкурсы".

Нет, господа читатели и не менее господа писатели, мы любим фэнтези как раз за ее типовой набор. Если бы нам хотелось погрузиться в мир, где действуют только менеджеры и бандиты и ни одного гнома - мы просто читали бы книги другого жанра. У "средней" фэнтези имеются свои недостатки, о которых мы уже говорили и говорить еще будем, но это ее собственные недостатки. Ее личные, которыми, при наличии некоторого снобизма, можно даже гордиться. Избавиться от накачанных варваров и огнедышащих драконов для фэнтези означало бы разрушение всей несущей конструкции в принципе. Исключения существуют, но именно как исключения.

Таково мое, возможно, непросвещенное мнение.

А теперь я хотела бы обратить внимание тех, кто, как и я, любит книги этого жанра, на один фэнтези-цикл, не пользующийся большой популярностью. Его выпустило в аляповатой серии "Век дракона" издательство АСТ - в море других фэнтезийных книг, одинаково на лицо ужасных, но, возможно, добрых внутри.

Очевидно, поэтому цикл "Дэверри" Катарины Кэрр и прошел почти незамеченным. Я бы и сама не обратила на него внимание, если бы волей судьбы не была "брошена" на редактирование двух томов. Всего вышло на русском языке шесть книг Катарины Кэрр. В природе же их гораздо больше. Но, в общем-то, для получения удовольствия достаточно и шести. Достаточно было бы даже первых четырех.

Мир Катарины Кэрр - это северная Европа раннего средневековья. Очень много внимания уделено быту, управлению, обычаям, одежде, в результате чего читатель погружается в мир яркий, насыщенный предметами материальной культуры. Много персонажей, характеры и социальные роли прописаны подробно. Для ролевой игры материал почти идеальный.

Интересное место в этом мире занимают эльфы. Это - странно-привлекательные полудикие существа, сродни индейцам или цыганам. Они - кочевники, якшаются с ними только эксцентричные натуры, а иметь в своих жилах эльфийскую кровь - одновременно и почетно, и рискованно. В более поздних томах описана деградация эльфов: когда-то они были Высоким народом, однако после очередного катаклизма большая часть эльфов лишилась Знаний и оказалась среди людей на положении интересных изгоев. Однако где-то в другом измерении остались и Высокие эльфы. Зловещие и абсолютно бесчеловечные. Не в смысле - плохие, а именно максимально удаленные от того, что мы привыкли считать "человечностью". Интереснейший образ.

Сюжетообразующим мифом "Дэверри" является реинкарнация. Не в том смысле, который вкладывает в это понятие религия индуизма, а в самом обыденном европейском: "Пускай живешь ты дворником, родишься вновь прорабом".

Много веков назад некий принц любил юную девушку. Но принц любил также занятия магией. И вот он начал разрываться между двумя своими страстями. В результате принц бросил девушку, та вступила в кровосмесительную связь со своим братом... в общем, все умерли.

Все, кроме принца. Он был проклят вечной жизнью и обречен вечно искать новые воплощения участников старой драмы. В каждом томе загадочный Невин (Никто) встречает инкарнации старых душ, и история любви, зависти, лжи, предательства, смерти разыгрывается заново и по-новому, в зависимости от того, какими предстают персонажи в данном раскладе. Иногда они меняются местами: те, кого предали, сами предают; порой женскую роль играет мужчина, а мужскую - женщина. Но финал неизменен: все погибают, и Невину опять не удается исправить ошибку, допущенную много веков назад.

Вот так он идет сквозь века...

Хорош мир, хороши эльфы, хороши персонажи, хороши и новеллы о поисках Невина... К шестому тому эпопея начинает несколько утомлять, но если выйдет седьмой том - с удовольствием прочитаю и его.

Если вы любите типичную фэнтези и до сих пор не открыли для себя "Дэверри" - попробуйте. Должно понравиться.

Оригинальничанье и его плоды

13:58 / 07.06.2016


Хорошая фэнтези, как и волшебная сказка, восходит к мифу. Не обязательно к мифу, скажем так, "высокому", где Вечный Свет регулярно побеждает Темного Властелина; но и к совсем незначительному, бытовому, к чему-то обыденному, что у всех вошло в привычку. Любые попытки разрушить то, что у мятежников от литературы называется "схемой", "стандартом", должны иметь опору в том же мифе, иначе попытка будет выглядеть отвратительной, как и любой нежизнеспособный мутант.

Иное молодое (а иногда и не слишком молодое) дарование, начитавшись обычных фэнтези-авторов, внезапно воскликнет: "Надоело! Прекрасная принцесса, прекрасный принц, ужасный дракон!.." - и в порыве возмущенного вдохновения пишет рассказ о том, как прекрасная принцесса съела принца и отдалась ужасному дракону. Затем он посылает рассказ куда-нибудь на конкурс или в альманах в полной уверенности, что сейчас займет первое место, а Самый Главный Писатель, конечно же, придет в дикий восторг (или в дикую ярость, что равнозначно дикому восторгу).

В ответ он слышит, как правило, зевки и советы "поработать над стилем"...

Вопрос: почему? Ответ: потому что нарушать миф нужно тоже уметь.

Почему у автора сих строк не вызывает негодование, например, "Шрек", где истинным освобожденным обликом прекрасной принцессы оказалось зеленое чудище? Потому что это - другой миф. Тоже очень старый и почтенный. "Тристана и Изольду" помните? Тот, кого посылают за невестой, влюбляется в невесту сам. Копнем глубже и припомним die Nibelungen. Истории с заменой жениха на брачном ложе невесты очень-очень древние. И зачастую добром не заканчивались.

Зритель "Шрека" будет ужасно разочарован, если принцесса Фиона достанется не Шреку, а кому-то другому. И очень хорошо, что им не пришлось, как Тристану и Изольде, скрываться по лесам.

Нередко персонаж, с помощью которого авторы пытаются разрушить "схему", - засланец из других миров. (Старик Хоттабыч - в нашем мире, Янки - в мире короля Артура). Засылая кого-то куда-то, следует отчетливо понимать, для чего мы это делаем. Увидеть нашего современника как бы со стороны, понять, чего он стоит? Поиздеваться над фэнтезийным миром, показать, как там все условно и схематично? Реализовать внутреннюю потребность пожить внутри сказки, побыть ее частью? "Подумайте мне и скажите".

Бывает так, что появление засланца начинает откровенно убивать фэнтезийный мир, превращать его в пародию. И тогда происходит потрясающее расслоение: искушенному читателю начинает казаться, что фэнтези-мир - настоящий, а герой-засланец, несмотря на паспортные данные и "твердую" привязку к реальному миру, - нечто искусственное и ненатуральное. Не следует считать фэнтезийные миры такими уж беззащитными: они вполне могут за себя постоять.

Здесь мы подходим к другой важной теме - к теме "соавторства". Я считаю, что автор и читатель фэнтези-текста должны быть в какой-то мере соавторами, союзниками, людьми, которые сообща творят фэнтези-мир. Откровенно слабый и пародийный засланец приводит к нездоровому перекосу: читатель становится более сильным в паре соавторов, а это, в свою очередь, разрушает авторский замысел и почти полностью уничтожает фэнтези-текст.

Сражаясь со штампами и схемами, будьте бдительны. Не делайте этого вслепую. Существуют правила, по которым нарушаются правила. Пренебрежение ими приводит к полному вырождению текста. Дешевое хохмачество и идейная пустота всегда - утверждаю: всегда - сопряжены с психологической недостоверностью, нежизнеспособностью персонажей. Герои начинают жить тогда и там, где полноценно живет миф. И автору лучше бы отдавать себе отчет в том, какой именно.

Сплошь негодяи в доме

13:12 / 07.06.2016


В детские мои лета была я убеждена в том, что "беглый каторжник" есть исключительно положительная характеристика персонажа. А разве беглые каторжники - не самые благородные, самоотверженные, добрые люди на земле? Что - нет?..

Романтический герой всегда был изгоем. Он противопоставлял себя обществу и был этим обществом отвергнут и гоним. Таков закон жанра.

Фэнтези в какой-то мере претендует на часть романтического наследства, поэтому большинство фэнтези-героев в лучшем случае неприкаянны: это, например, носители какого-нибудь сверхъестественного Дара (в стране, где за Дар могут сжечь на костре), бродяги, воры и всевозможные бастарды и помеси, вроде полуэльфа Таниса.

Всенародно любимый темный эльф Дзирт - он тоже не такой, как другие темные эльфы. Всю трилогию он старательно отрекается от своей мрачной природы. Вообще ведет себя как маленькая баба-яга, которая тоже не хотела творить зло, хотя создана была именно для этого.

А Рейстлин? Немало поклонников у этого персонажа, такого ущербного, ранимого и временами странно-доброго, но в общем и целом злого (и, разумеется, абсолютно чужого среди здоровых и бодрых файтеров).

А если взглянуть на историю жанра, то мы сразу же отметим Конана, которого Говард сделал "негодяем", вором, наемником, жуликом, - в общем, личностью сомнительных моральных устоев.

То, что было когда-то революционным, - положительный герой из среды подонков, - теперь превратилось в общее место. Читателя бывает почти невозможно убедить в том, что герой, каким бы сомнительным ни были его прошлое и теперешний род занятий, - дурной человек. "Нет, - уверен читатель, - конечно, он мародер, он убивал за деньги, а еще обворовал приют для малолетних сирот, но в душе-то он наверняка хороший человек! И рано или поздно мы все станем свидетелями его преображения..." Большая искусница создавать подобных персонажей - Юлия Остапенко. Любители пощекотать себе нервы ожиданием - вот сейчас главгерой перестанет раздавать окружающим плюхи и явит свой лучезарный лик - понимают, о чем я говорю.

Нарочитое снижение образа главного персонажа приводит к не вполне желательному эффекту. Стираются границы между героями и злодеями. Романтическое противопоставление: Сильная Личность, не признающая законов общества, - и мелкий обыватель с его жалкой добродетелью, - столько раз трансформировалось в жанре фэнтези, что в конце концов утратило изначальный смысл. Сильная Личность превратилась в Ублюдка и Негодяя, а те, кто ему противостоят, - это тоже ублюдки и негодяи. Разница лишь в том, что Ублюдки-герои воспринимаются как хорошие, а ублюдки-злодеи - как плохие. И зачастую не в силу своих личных качеств, а просто потому, что автор поставил их на "правильную" сторону.

Меня не удивит вампир, который спасает человеческую жизнь и не сосет кровь (хотя иногда и сосет кровь, тут уж как выйдет). Наемник, погибающий, чтобы спасти какого-нибудь ребенка. Добрый и очень хороший убийца с чистым сердцем, выручающий из беды котят, старушек и старых дев из библиотеки.

Жанр фэнтези немножко перестарался. Когда-то романтики убеждали читателя в том, что даже беглый каторжник может оказаться героем, нужно только отнестись к нему по-доброму и увидеть в нем человека. Теперь же герой беглый каторжник, изгой или ублюдок - общее место.

Когда-то романтики предлагали читателю возвышенный образ Бунтаря и Одиночки. Теперь фэнтезисты непостижимым образом соединили идею беглого каторжника (заниженный герой) с идеей Сильной Личности (завышенный герой), породили алхимического монстра - и никто из читателей ни за что не поверит, что этот монстр может быть по-настоящему плохим. Нет, в душе он хороший, нужно только посмотреть на него повнимательнее.

Лишь дважды авторам удавалось  убедить меня в том, что их герои действительно отвратительны, и их изгойство - подлинное, а не наигранное. Во-первых, Йан Грэхем ("Монумент") и, во-вторых, Стивен  Дональдсон ("Проклятье лорда Фаула"). От их героев я не буду ждать ничего хорошего - никогда, и от встречи с ними постараюсь уклониться любыми средствами. Всем остальным фэнтези-негодяям я с легкой душой доверю проводить мою малолетнюю дочь в музыкальную школу. Она пробудит в них добрые чувства, и они явят себя наконец-то во всей красе.

Превратности перевода

13:56 / 07.06.2016


В свое время я отвергла роман Ф.Скотта Фицджеральда "Ночь нежна", потому что, с моей точки зрения, эта книга была "плохо переведена". Я даже объяснила моей ошеломленной маме, где переводчик допустил стилистические ошибки. Что ж, я тогда писала диплом по кафедре стилистики и была умная-умная...

И не ведала эта "умная", что буквально через пять лет после того приснопамятного разговора, будет читать - нет, глотать! - тексты чудовищного качества, с пугающим количеством опечаток. Помните ли вы, друзья мои, кишиневскую серию фантастических книг, на которых вообще не был указан переводчик? А первые издания "Дюны"? А самая первая книга из "желтой серии" "Северо-Запада" - тогда еще не желтая, а синяя, - "Корум" Муркока?

Что с нами случилось? Мы, воспитанные на классике, мы, привыкшие воротить нос от некачественного текста, - мы лопали эту продукцию тоннами! Скажу даже более. У нас в семье много лет существовала традиция чтения вслух. Читали  Диккенса, Толстого, Томаса Манна - "Иосиф и его братья"... И вот, сидя в том же самом кресле, та же самая я увлеченно читает вслух фэнтези-романы, один за другим, и даже на языке нет привкуса лажи.

Я могу объяснить это безумие лишь одним: опьянением. Извергающиеся фонтаны фэнтези раскрыли перед нами мир потрясающей новизны и красоты, и мы с такой готовностью ринулись туда, что не важны нам были все условности литературного стиля. Мы читали между строк, между слов, между букв...

Когда закончилось это сумасшествие? Может быть, испортил праздник Сергей Ильин с его блистательным переводом "Короля былого и грядущего"? Высоколобые переводчики Толки(е)на? Внесла свою лепту Ирина Тогоева с ее переводами Урсулы Ле Гуин? Постарались Ольга Воейкова, Александра Глебовская...

И вот, постепенно, очень медленно начался откат назад, к желанию читать книгу, переведенную нормально. Стали появляться грамотные, тщательно отредактированные, выверенные тексты. Вышли в свет своего рода "итоговые" издания - в твердых обложках, без аляповатых картинок.

Однако наряду с этим по-прежнему выпускаются книги ужасные. Нет, УЖАСНЫЕ. Переведенные левой задней ногой пьяного матроса и не отредактированные никем и никогда. Это можно было понять в начале 90-х, когда в наших головах царил угар, и большинство из нас были невежественными энтузиастами, а профессионалы только ахали, встречая в книге заголовок "Трое в Т-образных рубашках" (имеются в виду "футболки", T-Shirts).

Но теперь-то! Один из извечных русскихЪ вопросовЪ: "За что?"

"Таер достаточно долго прожил за пределами расслабленной безопасности своей деревни, потому он еще не привык безмятежно засыпать, не обращая внимания на шорохи ночи. Он слышал, как на улицу вышла Сэра, она делала это очень часто, и после этого он провалился в сон. Но вдруг внезапно проснулся. Он подождал, когда шум повторился, натянул брюки и незаметно выскользнул через окно в сад, где Сэра беспомощно хныкала во сне из-за ночных кошмаров". (Патриция Бриггз, "Тень Ворона", стр.58, перев.Ж.Сегошиной).

Ладно, оставим в стороне пьяных матросов и их ноги. Недавнее издание Урсулы Ле Гуин в переводе той же Тогоевой безмерно огорчило небрежностью, откровенными ляпами. Понятно, что мастерство не пропьешь, Тогоева - прекрасный переводчик, но ее, очевидно, шибко торопили плюс не потрудились вычитать (а ошибки, опечатки и т.п. допускают все).

Я не буду кричать, что, мол, поспешность издательств связана с их стремлением поскорее "срубить бабла". И особенно не буду кричать "отдайте наши деньги". Потому что потратить в месяц двести руб. на книгу может сейчас практически каждый - не слишком уж большие это деньги.

Мы теряем на самом деле большее, чем двести (и даже пятьсот) руб. Мы теряем чувство стиля. Нас попросту лишают права на качественный текст. Пусть среднего качества - но КАЧЕСТВА. Никто не говорил, что "масс-культура" - это что-то, что располагается ниже плинтуса. Авторы придумывают красивый мир, интересных героев, задают им традиционный квест, приправляют "дежурное блюдо" очень милыми пряностями. Они ведь для нас стараются, чтобы нам было интересно, чтобы мы хорошо провели вечер после трудового дня! Почему же издатели, черти драповые, настолько нас презирают? Мол, читатели фэнтези - известные дерьмоеды. Они ведь в девяностые такое поглощали, и при том в жутких количествах! Им ведь (то есть, нам с вами) все равно - как, им важно - про что и чтоб были: насилие, динамика, магия и немного секса.

Вот мой муж, который фэнтези не чтец, тем паче образцовых, именно так и считает. Что любитель жанра сожрет что угодно.

А я так не считаю.

Потому что мы не скот, чтобы "жрать", мы - люди, и при том - обученные грамоте. Фэнтези - заграничное явление словесности и, следовательно, русские авторы подражают именно переводным образцам. Ну, и чему им приходится подражать?

Поймите, я не за то, чтобы низкооплачиваемый переводчик лепил "из дерьма конфетку", трудясь над очередным типическим фэнтези-опусом. Но даже такой переводчик должен быть трезв, не служить на флоте и следить за тем, чтобы его левая нога хотя бы немного смыслила в правописании.

Как вы яхту назовете...

13:29 / 07.06.2016


...так она и поплывет.  - Одна из тех сомнительных премудростей, которая логически недоказуема, но работает хорошо.

Конечно, в жизни человеку часто приходится либо оправдывать гордое имя "Октябрина", которым наградили его родители, либо, напротив, пытаться хоть чем-то выделиться среди множества тезок. Трудно приходится некрасивой девочке по имени Афродита - ну и так далее.

Судьбы литературных героев в этом смысле менее трагичны. Автор по крайней мере знает, что делает, когда дает имена своим детищам. Не знаю, как это происходит у других, но у меня часто персонаж начинается с имени. И, как правило, имя диктует особенности характера и поведения. Тут главное - правильно героя назвать, а дальше дело пойдет.

Однако ж я хотела бы поговорить не о наших отечественных персонажах, а о тех, кто пришел к нам с той стороны. Здесь все сложнее. С одной стороны, автор, вроде как, уже позаботился о персонажах, наделил их именами, а с другой - теперь о них должен позаботиться переводчик. Это как родитель и воспитатель детского сада: оба оказывают на ребенка определенное влияние, родитель большее, воспитатель - меньшее, но все же значительное.

Как мы переводим имена и прозвища героев? Вопрос не праздный, товарищи.

Помню, как я содрогнулась, увидев в книге, которую читала моя дочь, заголовок: "Блювал - великан морей". Конечно, изображение голубого кита смягчило впечатление, но это случилось уже потом, а поначалу мое не в меру развитое воображение нарисовало великана морей и то, что с ним происходило...

Шутки шутками, но человек так устроен, он всегда предполагает худшее. Именно поэтому корректоры категорически не рекомендуют употреблять перенос в словах, вроде "сухую", "тихую", хотя грамматически это возможно.

В "Конане", если помните, была такая героиня-разбойница - Карела. В оригинале ее прозвище было "Красный ястреб". В сразу-пост-советские времена люди прочно ассоциировали красных ястребов с советскими летчиками. Поэтому "Красный" был заменен на "Рыжий". Точно так же, настаиваю, была оправдана замена в имени всенародно любимого Темного Эльфа - Дризта (или Дриззта?). Ну вот хоть что мне говорите, а "Дзирт" звучит по крайней мере загадочно, в то время как к "Дризту" приходится долго и через силу привыкать.

У одной очень недурной зарубежной фэнтези - "Тени Ворона" (автор Патриция Бриггз) - тяжелая судьба. Мало того, что перевели ее чудовищно и не отредактировали никак. Переводчики с полным безразличием отнеслись и к именам персонажей. Наиболее вопиющим примером может служить магический орден Большого Баклана. Понятно, что имеется в виду такая здоровенная морская птица. (Маги этого ордена занимаются погодой, в основном бурями). Что стоило написать "буревестник"? Ничего не стоило, но ведь мозг надо напрягать, а мозг не казенный. Поэтому мы получаем на выходе "баклана". Со всем комплексом нежелательных ассоциаций, которые неизбежно возникают у русскоязычного читателя.

Да, образованный человек, конечно, знает, что имя "Харитина" - от "Хариты", грациозной, изящной и обаятельной. Но тот ребенок, который сразу закричит "харя, харя!" и высунет язык, - всегда неподалеку. Мы люди интеллигентные, мы боремся с этим невоспитанным внутренним ребенком. Однако когда я читаю фэнтези - а читаю я для того, чтобы отдохнуть, - мне совершенно не хочется ни с кем в себе бороться. Мне хочется просто читать.

Купание красного Конана

14:46 / 07.06.2016


Нынешнему человеку не дано в точности воспроизвести психологию человека средневекового. Можно и не пытаться. Тем паче затруднено для нас проникновение в ум, честь и совесть человека фэнтезийного. Любая попытка осмыслить на рациональном уровне - что чувствует наш современник, встретившись с драконом (полуэльфом, драконидом и т.п.) в реале, - наталкивается на барьер. Ибо представить себя в разведке мы еще в состоянии (такое, в общем-то, случиться может, не со мной, так с тем парнем), но по-настоящему вообразить свое общение с магическим существом... нет. И ролевые игры не помогут. Во всех книжках при изображении этого момента присутствует большое допущение - как в отношении психологизма, так и в отношении самих магических существ, которые мысленно сопоставляются с кошками, собаками и лошадьми (изредка это помесь крысы с одним хорошим приятелем автора). Мы познаем неизвестное через известное, и в литературе этот принцип тоже действует.

Фэнтезист вынужден бывает признать, что его персонаж - это, по большому счету, переодетый в причудливые одежды и перемещенный в причудливый мир он сам. Операции по перемене пола, веса и возраста значения не имеют. Начинка черепа все та же.

Некоторые авторы маскируют это обстоятельство более умело, и читатель почти совершенно верит в их замысловатую и прекрасную ложь. Даже соглашается закрывать глаза на явные натяжки, особенно в части мотивации. Другие же авторы с задачей справляются куда хуже, с вот с ними в поддавки играть не хочется, наоборот, их хочется уличать, уличать и уличать!

Каков же внешний критерий подобной неудачи? По какому признаку мы определяем: все, надоели офис-менеджеры в доспехах и с героическим выражением лица! НЕ ВЕРЮ!

Предлагаю критерий "гигиенической озабоченности".

Встречались ли вам в фэнтезийных текстах персонажи, которые путешествуют не от подвига к подвигу, а от ванны к ванне? Герои, которые все время озабочены там, чтобы смыть с себя грязь, пот, слезы, сопли и проч.? Нет, я понимаю, мыться надо. Но все эти банно-прачечные похождения - подробно описанные поиски подходящей бадьи, горячей воды, наслаждение при погружении в горячую воду (налитую в подходящую бадью)... Можно присовокупить служанку, которая потрет спинку...

Возможно даже, что истинный герой тоже моется. Но он (будучи также истинным джентльменом) об этом не рассказывает.

Взять Героя Номер Один - Конана! Если этот мужчина и посещает бани, то исключительно с развратными целями.

Валерия: между Ревеккой и Ровеной

14:04 / 07.06.2016


Никогда я не могла простить доблестному рыцарю Айвенго его выбор невесты. Предпочесть отважной, с благородной душой Ревекке - пассивную блондинку Ровену? Как он мог!..

Позднее мне объясняли: "Айвенго" - книга для мальчиков. А в книге для мальчиков идеальная героиня не может быть субъектом. Она может быть только объектом: кем-то, кем любуются, за кого сражаются, кого защищают и завоевывают. Поэтому спасать Айвенго будет Ревекка, но счастье с ним обретет Ровена.

Не Вальтер Скотт придумал эту схему, не он первым предложил маркировать героиню положительную темными волосами, а идеальную - золотистыми; просто в "Айвенго" картинка представлена наиболее наглядным для меня образом.

Конечно, можно вспомнить блондинку - миледи, которая ведет себя более чем активно. Но миледи не является героиней в полном смысле слова. Ее позиция в романе - мужская, равно как и позиция, скажем, Екатерины Медичи. Миледи, по большому счету, не героиня, а герой.

Наследие классического романа в нетронутом виде перешло в оперетту, где у "брюнетки" всегда какие-то проблемы, а у "блондинки" никаких проблем не возникает. Что касается фэнтези, которая также претендует на свою долю наследства, то она решительно бросила вызов традиции.

Нет, поначалу, конечно, когда фэнтези была героической, персонажиц по-прежнему спасали, похищали, продавали, умыкали и заворачивали в ковер. Но длилось это недолго. Наряду с блонд и брюн появилась третья масть - огненная. В то время как в Реальности-1 женщины отказались от корсетов, обрезали юбки и волосы и даже взялись за оружие, в Реальности-2 возникла эмансипированная рыжеволосая героиня, которая самостоятельно изыскивает приключения на свою голову и мужчин в свою постель. И она - не герой, как вышепомянутая миледи, а именно героиня. Для нее создали новую позицию, оттеснив Ровену и Ревекку.

Фэнтези - жанр во многом женский: миры красивы, персонажи эмоциональны, мотивации не всегда рациональны, а главные движущие силы сюжета - любовь, магия и страсть. В таком мире самое место красавице с мечом за плечами. Валерия покорила сердце Конана, оставшись его неумирающей любовью.

Чем же "Валерия" как типаж отличается от "Ревекки"?

Ревекка концентрирует смысл своей жизни (=любви) на Айвенго. У Валерии имеется и самостоятельная судьба, помимо ее отношений с Конаном. Ревекка смиренно принимает свою участь - быть "вторым сортом". Для Валерии даже вопроса такого не стоит:  она точно такой же самодостаточный пуп земли, как и сам Конан.

Как вы понимаете, я беру сейчас самых живых из сонма типических героинь. Потому что в основном в фэнтези действуют клоны. Клонированные Ровены, надо заметить, не вызывают никаких особенных эмоций, поскольку никаких особенных эмоций не вызывает и сама Ровена. Да и заметил бы разницу сам Айвенго? В любом случае ему была бы обеспечена кроткая блондинка, все счастье которой - сделать довольным возлюбленного. Можно подумать, он много внимания обращал на нее саму, на ее личность! В отношениях с Ровеной Айвенго весь сосредоточен на себе, на собственном чувстве.

Более ощутима разница между Ревеккой и клоном Ревекки, поскольку в самой красавице-еврейке заключено много индивидуального, а это клонированию не подлежит. Однако создать видимость индивидуальности довольно просто: нужно попросту наделить клон Ревекки какой-нибудь особой расой (эльфийка, фэйри, дочь морского царя и т.п.). Расовая несовместимость героини и героя усиливает страдания и придает им объективность.

Главный кошмар начинается при клонировании Валерии. Образ воительницы изначально был построен на отрицании: не пассивна, не печальна, не зависима. Не Ревекка и не Ровена. А это чертовски сужает образ. И вот то, что должно было быть сверхоригинальным, становится сверхштампованным. Все рыжие (ну, иногда какой-нибудь выпендреж, вроде седой пряди в черных волосах или "пепельно-каштановой" масти). Все гневливые. Все независимые (упаси вас Кром заплатить за такую в трактире!). Все яростно торгуются. Все похотливые и мучают мужчин. Все очень неистово сражаются, а если они магички - то очень неистово кидают файерболы.

В общем-то, не поверите, но я люблю именно этот тип героинь. Мне нравится наблюдать за тем, как они пробиваются в жизни и неизменно побеждают. Мне нравится смотреть и на то, как клоны Валерии постепенно смягчаются, перестают защищать свою "честь воина" налево и направо. В некоторых романах они заводят семью, детей, даже - о ужас! - стареют. И уж конечно не боятся старости. Они же Темного Властелина в свое время не убоялись - что им какие-то морщинки у глаз!

Редко-редко встретишь в фэнтези-романе (как, впрочем, и в литературе за пределами фэнтези) по-настоящему индивидуальный женский образ. Урсула Ле Гуин умеет это делать, но даже ее Тенар носит в себе генетический материал Валерии.

Чего же не хватает героиням любого типа, и оригинальным, и клонированным; в чем их неполноценность, иногда едва заметная, а иногда просто вопиющая?

Как-то давно я прочитала такое определение человека: "Существо разумное, смертное, способное смеяться".

Ни Ровена, ни Ревекка, ни Валерия совершенно не способны смеяться. Ни сами они, ни их клоны не обладают полноценным чувством юмора. У персонажей-мужчин отсутствие помянутого качества еще как-то компенсируется с помощью всяких приключений и фехтовальных приемов (да и не ждем мы, читательницы, от мужчин особого блеска), но у героинь сей пробел не восполняется ничем. Все они убийственно серьезны, а если, по воле автора, и острят - то лучше б, право, кого-нибудь убили.

Арфа, кабак, шпага и шалаш

14:29 / 07.06.2016


Практически в каждом НФ-сериале есть хотя бы маленькая фэнтезийная составляющая. Это потому, что человек не может не признавать: мир далеко не всегда познаваем, во всяком случае, не всегда познаваем вот так сразу и средствами земной науки; а космос - не пустота, в которой передвигаются, подчиняясь определенным правилам, космические тела, но нечто более сложное и гораздо менее понятное.

Вот эта "непознанность" и "непознаваемость сразу" и порождает не только научные, научно-непротиворечивые гипотезы, но и чисто фэнтезийные допущения.

Фэнтезийность начинается даже не с могучей мистики "Звездных войн". Сверхспособности джедаев, сила человеческой (и нечеловеческой) мысли - это, конечно, да; но в куда большей степени мы узнаем наше, родное, в баре на Татуине. Это практически кабак в Шадизаре... Набросив плащ с капюшоном на голову персонажа, способного управлять космическим кораблем, Лукас мгновенно расширил аудиторию своего фильма: он включил в нее нас, любителей фэнтези.

Фэнтезийность в первую очередь присутствует в НФ эстетически - и уже во вторую мистически.

Например, в "Андромеде", где перемещаться между очень отдаленными мирами можно лишь по особым тоннелям, своего рода "подпространству". Чтобы пройти через такой коридор, необходимо быть разумным и живым существом, обладать интуицией (ни одна, даже самая совершенная машина, этого не может). Но фэнтезийность сериала задается не столько этой необходимостью "человеческого фактора" для выживания в космосе, сколько опять же эстетикой. Для начала мы видим в роли капитана Ханта Кевина Сорбо - того самого, которого перед тем несколько лет кряду видели в роли Геракла. Капитан Хант перенял многие черты Геракла, в частности, он - великий педагог. И подобно тому, как Гераклу удавалось привести в чувство самых необузданных и мрачных мстителей, суицидников, мятежников и даже сатанистов, у капитана Ханта также получается держать в узде граждан с манией величия, манией преследования и манией обогащения.

После этого чему же удивляться, когда пятый сезон "Андромеды" получился насквозь фэнтезийным! Весь мир, в котором оказались заперты герои, мир, отрезанный от "большого космоса", - это мир плаща и шпаги, кабака на перекрестке и интриганов местного разлива.

Вроде как трудно заподозрить в фэнтезийности "Вавилон-5", но присмотритесь хорошенько к менбарцам. Сначала, конечно, ничего особенного в них не заметно, еще одна разновидность инопланетян со странной прической... но вот эпизод похорон: гремят арфы, идут воины в синих одеяниях с серебряными узорами... мечи... Господи, да это же эльфы! Внезапно все встает на свои места. Высокомерные, гораздо более древние и гораздо более развитые, чем люди, - старая раса, обладающая мистическим знанием жизни и смерти. Гордая раса. Ну в общем, знакомые нам персонажи.

Можно сказать, что уж в "Стар Треке"-то никакой фэнтези нет, это чистая НФ. Пожалуй, соглашусь, да. Очень научный и очень технический сериал. Почему же, в таком случае, я его смотрю с неослабевающим удовольствием? Неужели только ради собачки Портоса, которая принадлежит одному из капитанов?

Портос, конечно, рулит, но дело не только в нем. И не только в интересных "производственных отношениях", которые демонстрируют персонажи. (Проблемы соотношения материи и антиматерии волнуют меня гораздо меньше, как нетрудно догадаться).

Нет, а... фэнтезийная составляющая. И даже не вулканцы с их телепатией и очень сложно устроенной интеллектуальной и душевной жизнью. А клингоны, необузданные, средневековые, сверхжестокие воины с их причудливыми брачными ритуалами ("женщина рычит и наносит увечья, а мужчина много пресмыкается"), с их кошмарными обрядами посвящения, гипертрофированно-мужественные и по-детски наивные. Интересно, что капитан Пикард, при всей широте кругозора, при всей его человечности (а Пикард, в общем-то, воплощает собой лучшее, что можно назвать "человеком") становится знатоком именно клингонской культуры. Почему так? А потому, что клингоны ближе - потому что они фэнтезийны.

Лично мое мнение: фэнтези - это душа любого научно-фантастического сериала. Сделайте Ихтиандра некрасивым, отберите у капитана Немо его обаяние, запретите игру на арфе, снесите все кабаки с мировых перекрестков - оставьте голую научную проблему, - и из того жанра, который мы называем НФ и который противопоставляем "фэнтезятине", уйдет душа. Оно перестанет быть явлением культуры.

"Я просто хотел еще раз поговорить с тобой о любви"

14:46 / 07.06.2016


Правомочно ли говорить о «любовном романе в фэнтезийной оболочке»?

По-моему, в принципе не следует забывать о том, что любовная линия присутствует практически в каждом произведении, если оно не "нон-фикшн". Или, возьмем более узко, - любовная линия является практичесски непременным условием любого сочинения в жанре фэнтези.

Попробуем поиграть в любимую бирюльку под названием "разграничение жанров" и определить: где же у нас будет женский роман с атрибутами фэнтези, а где - фэнтезийный текст с атрибутами женского романа.

Много, помнится, было веселья по поводу излюбленного сюжета фэндомных девочек про то, как молодая печальная героиня из рода людей выхаживает бледного, интересного и сильно израненного воина из рода эльфов. Попутно она, конечно, влюбляется в него; он же, пока беспомощный, вроде как отвечает ей взаимностью, но потом, едва встал на ноги и взялся за свой эльфийский лук - так и все, прощай, красавица, не плачь. Ушел в свои эльфийские леса.

Как сие будем характеризовать? Женский ли это роман в фэнтезийном плаще или же фэнтезийная история с флером любовного романа?

Мне кажется, разграничение здесь должно проводиться в первую очередь не по формальному признаку, а по "исполненческому". То есть, жанр будет зависеть от качества исполнения.

Если любовная история написана с учетом того, что один из участников - НЕ человек, то это, несомненно, фэнтези. Как вы понимаете, эльфа НЕ человеком, а именно эльфом делают отнюдь не остроконечные уши. И не серебряная пряжка на синем плаще. Он в принципе отличается от своей бедной подруги: и сроками жизни, и опытом, и навыками, и особенностями зрения и мировосприятия... В общем, куда ни глянь - везде все по-другому. Соответственно, иначе он и мыслит. И когда в фэндомном тексте эльф-пациент говорит медсестричке: "Я буду еще молод, когда ты состаришься, поэтому я не могу на тебе жениться" - это уже первый шаг от лав-стори к фэнтези.

Другое дело, что первого шага недостаточно. Инаковость должна пронизывать все поступки эльфа, она должна быть его естественным фоном. Создать этот эффект чрезвычайно трудно. Автору такого романа необходимо постоянно держать в мыслях и ощущениях, что его персонажи - это не его соседи по двору или общежитию, а принципиально отличные от них существа.

Тем не менее встречаются произведения, где это удается в полной мере. К примеру, единороги Питера Бигля - это именно единороги, а не учащиеся колледжа, переодетые в лошадиные шкуры. Достаточно высокий градус инаковости поддерживает Элизабет Хэйдон в "Рапсодии". Но там, помимо "любви странных существ при странных обстоятельствах" присутствует еще и "скрытая любовь", чувство, которое никак не проявляется внешне, но поддерживает героев в состоянии тихого любовного кипения на протяжении множества страниц.

С другой стороны, немало видим мы и любовных романов в фэнтезийных оболочках. Как пример хочу привести одно из самых любимых моих произведений не только среди фэнтези, но и вообще среди всех книг. Это "Гробницы Атуана" Урсулы Ле Гуин. Вроде бы, главный герой - маг, а главная героиня - могущественная жрица, и Он полностью в Ее власти (а Она играет с Его жизнью и смертью, упиваясь этим и в то же время отчаянно влюбляясь в Него). Но они в описании Урсулы - не не-люди. Они оба - именно люди, "такие, как ты и я". Они сильные, яркие, они во всех своих проявлениях и поступках доходят до крайней степени самовыражения: Он - великодушен, Она - растеряна и прогневана. Но тем не менее любой (любая) из нас можем быть такими. Не всегда столь же экстремально, но - близко к тому.

Гораздо чаще, впрочем, любовный роман, замаскированный под фэнтези, - это, скорее, альтернативно-исторический роман с элементами волшебства. Предположим, пиар-менеджера клюнул жареный петух, и на романе "Анжелика" появился значок "ФЭНТЕЗИ". Книга отправилась на соответствующую полку, откуда ее сняла соответствующая читательница...

И что? Как и в случае с другими любовными романами в фэнтезийной упаковке в Анжелике читательница привычно узнает себя и будет вполне удовлетворена прочитанным.

В фэнтезийном же романе, имеющем элементы любовного, читатель(ница) будет, напротив, искать в себе черты эльфа, единорога, любого другого из описанных нечеловеческих существ.

Таким образом, разница между этими двумя жанрами не только в исполнении, но и в читательском восприятии.

Бородатый анекдот для бородатого гнома

14:19 / 07.06.2016


Сегодня я бы хотела поговорить о заимствованных историях. Бла-бла-бла, в мире всего пять сюжетов (или десять, или три), про это все знают. Тем не менее вопрос не закрыт, мы то и дело к нему возвращаемся.

Для фэнтезистов тема заимствованных историй особенно актуальна, поскольку фэнтези вообще по многим пунктам "вторична", она работает с Реальностью-Два и в ней по определению много неоригинального. Как любят спрашивать - "вы из головы придумываете или из жизни?" - Совершенно явно, что в основном "из головы"...

На мысль поговорить о заимствованиях меня натолкнула недавняя дискуссия о корабельных котах. Даже не дискуссия, а заметки на полях. Замечено было внимательным читателем, что в крапивинском "Бриге "Артемиде" (книга во многих отношениях весьма достойная) байка про кота-призрака не оригинальная. У Виктора Конецкого, например, она рассказана куда лучше и с подробностями. Ну про кота, которого капитан бросил за борт, а потом этот кот стал являться капитану постоянно ("Петр Ниточкин о матросском коварстве"). Было, однако ж, и этому внимательному читателю указано еще более внимательным читателем, что и Конецкий (а может, Ниточкин) байку сию не сам изобрел, а тоже позаимствовал...

Теперь вопрос. Почему мы "простили" заимствование Конецкому и "не простили" Крапивину? Ну хорошо, не заимствование, а использование бродячего сюжетика... Почему?

Есть несколько вариантов ответа. Один - Конецкий излагает сюжет искрометно, а Крапивин - довольно вяло. Ну да, конечно, в рассказе о матросском коварстве этот сюжет центральный, главный, а в повествовании Владислава Петровича это просто вскользь поведанный эпизод. Тем не менее оппозиция "искрометно - вяло" остается.

Другой вариант объяснения - усталость, изношенность сюжета. Если какую-то историю использовать много раз, она с гарантией выдыхается. Причем юмористические истории выдыхаются гораздо быстрее трагических или страшных.

Говорю сейчас не о сюжетообразующих историях класса "Гамлет", а о маленьких эпизодах, призванных, скорее, создавать атмосферу, придавать роману колорит. Неизменным успехом будет пользоваться призрак мертвой невесты или убиенного младенца. Почему-то эти персонажи остаются бодрыми при любых обстоятельствах. Очевидно, потому, что один раз они уже умерли и теперь им море по колено. А вот голый германец с козлиной бородой, прикрывающей срамное место, перестает быть смешным со второго раза. "Да знаем, знаем! Видали уж!" - кричат неблагодарные читатели. Писатель старался, пересказывал им бородатый (во всех отношениях) анекдот тысячелетней давности, который откопал в гисторических сочинениях... а читатель, собака такой, уже и сам эти сочинения прочел и жаждет свеженького.

Ну что ты будешь делать!

Читатель фэнтези - человек образованный. Иногда даже академически образованный. Конечно, существуют бездумные поглотители фэнтези-хряпы, но ориентироваться на них - не наш метод. Сочинителю в голове следует постоянно держать: если он, сочинитель, любит раннее средневековье и даже добыл какую-то удивительную и редкую книгу на тему, то его читатель, скорее всего, тоже эту книгу успел добыть и прочитать. И уже грозит разоблачением в случае чего.

Тупо пересказанные байки из средневековых кодексов производят крайне неприятное впечатление. Мне думается, заимствовать коллизии и колоритные истории можно и даже нужно, но их необходимо гармонично вписывать в общий сюжет и идею романа, то есть присваивать по полной - вживлять в собственный текст, делать как бы частью собственного литературного и даже, не побоюсь этого слова, жизненного опыта. Иначе возникает то самое милое ощущение, которое описано в трактате "как не надо делать картины": отрезать у покойника нос и прилепить к портрету для вящего сходства. Сами понимаете, фэнтези - жанр, любящий красоту и гладкость, приклеенные от покойников носы здесь выглядят особо дико. Это вам не постмодернизм, батеньки и тетеньки, это фэн-те-зи. У нас все должно быть органично. ...



Все права на текст принадлежат автору: Елена Владимировна Хаецкая.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Записки из страны НигдеЕлена Владимировна Хаецкая