Пролог

Отрывок из статьи: «Я пубертатный подросток»

Девочка, со стремительно сформировавшимся женственным телом и мужающий на глазах мальчик не вступили во взрослый мир, но покинули детский. Как результат: двойственность положения и поступков.

Потеря эмоционального равновесия вызвана перестроением гормональной системы организма, разницей в темпах физического, духовного развития подростка и степенью его социальной адаптации. Характерная повышенная восприимчивость и ранимость в отдельных случаях приводят к неблагоприятным последствиям в виде атипичного сексуального поведения, стимулирующих сознание экспериментов и суицидальных попыток. В этом возрасте начинается следующая психосексуальная фаза – фаза романтической влюблённости, с одной стороны, и эротических желаний – с другой…

Журнал «Психология и психотерапия подростков» 1981 год.

«Эти кадры припоминаю отчётливо и моментами яснее, чем отдельные эпизоды прошлой недели:

В напряжении я сидел истуканом, от её прикосновений, якобы невзначай, моё многострадальное тело было наэлектризовано до кончиков волос и коснись меня кто-либо иной, его отбросило бы ошпаренного высоким напряжением. Периферийным зрением я не мог упустить из виду, направленные против меня почёсывания прелестной ножки, золотистые штрихи на округлившемся бедре и белоснежные трусики-шорты, выглядывающие из-под сарафана на мгновения при прикосновениях хозяйки (якобы поправляет задравшиеся до неприличия края – целенаправленно, безусловно, целенаправленно).

Все окружающее перестало существовать, были в этом мире только она и я, и мысли, волнующие смелостью, роились в черепной коробке беспорядочно, точно пазлы, раскиданные на столе несмышлёным ребёнком, фиксирующим в отдельных нечто замечательное.

Она понимала, что происходит в моей голове, с моим организмом и даже если не вполне отдавала отчёт, обескураживающее воздействие своё осознавала на инстинктивном уровне, чертовка!

Лилия… её звали Лилия… или Лиля. Её образ поглотил мой разум. Я чуточку старше, но также подросток, но в этом возрасте разница в два три года кажется целой вечностью – было в этом запретное.

Таковые особи будоражат воображение, и вызывают жгучий, неугасаемый интерес. Лилия, обладала врождённым даром соблазнения, подавления и обезоруживания и пользовалась этим оружием в своё удовольствие. Она не копалась в себе (да и могла ли в таком-то возрасте?), но природная смелость и уверенность в силе собственного обаяния подсказывали ей верное направление – она действовала осознанно, словно великосветская эскортница…»

В повести присутствуют откровенные сцены и исключить оные не представляется возможным – всё описанное происходило в действительности. Особо целомудренные, наверняка, забросят вскоре чтение и будут проклинать меня как извращённого социопата. Однако изложение последует, ибо целью изложения является попытка вспышкой осветить собственную духовную мглу; избавление; исповедь; и не одной, а нескольких людей.

«Пубертатные¹» дети. Они многое понимают и воспринимают отдельное не по годам мудро. Вся эта «грязь» существует в реальности, бывает случается вблизи вашей неприступной крепости и, возможно, некоторые не замечают, что члены семьи уже переступили черту условностей.

Молодожёны – дети. И дети с завидным упорством заводят детей. Слово применено отнюдь не ошибочно: они именно «заводят», поскольку это модно, либо потому что: «у них же есть» или следуя эталонному: «так принято» (точно не ребёнок это вовсе, а гавкающая в руках шавка).

Спокойно! Опрометчивое негодование неуместно. Прежде чем осуждать, стоит копнуть глубже, вспомнить свои потаённые переживания и пресечь лицемерие в корне. Все слеплены из одного теста, мы не выбирали родителей – создатели не посчитали нужным предоставить таковую возможность.

Многое описываю по истечении двадцати с лишним лет, выуживая обрезками из затаённых уголков памяти. Привередливые наверняка заметят некоторую непоследовательность, возможно сумбурность, на что отвечу о такой же хаотичности своих воспоминаний, о всплывающих спонтанно картинках, которые в хронологическом порядке не возникают, а как вздумается, в зависимости от тех или иных ассоциаций.

Часть первая

1

2009 год. Параллельное настоящее, иллюзорное будущее:

Как же я хочу выпить!

Кажется, спирт не действует; я уверен – разум чист, разве что несколько спокоен, излишне оптимистичен. Волной набегает бесконечное ощущение счастья. Мне лучше, мне легче. Веселье нежной поступью вползает в горло, щекочет. Наступает эйфория (слегка задыхаюсь), уже невмоготу, и я должен отхлебнуть ещё немного. Нестерпимо тянет поделиться своими заумными соображениями с маленькими бедными людишкам, выплеснуть радость, заразить.

Не трезв. Иду ночью по пустынной дороге, в снегу. Вдали одинокий фонарь уныло освещает малое пространство в пару метров. На его фоне стремительно-нескончаемые штрихи снежинок завораживают словно пламя и вроде бы напоминают заблудившийся в памяти детективчик. Мир вокруг сказочный и таинственный. Меня не заботит, что через день предстоит валяться на исхудалом матрасе, скрываясь в более или менее защищённом месте. Отсутствие приевшегося чувства ответственности пленяет и всплывает заманчивая идея: бросить все и остаться на улице. Весь груз общественной сознательности готов сбросить, сохраняется лишь пустота и одна единственная цель – забыться. Самостоятельность не удручает и не пугает. Отныне смысл твоей жизни предельно ясен и первые же сто граммов наполняют великим облегчением. Чередование эмоций с высокой скоростью преподносит окружающее в более красочной тональности. После, зависимость одолевает, умиротворённость испаряется точно дымка, остаётся одно – потребность утоления жажды.

Этот период всегда вспоминается с горечью.

Я выхватываю сыр из мышеловки. Успеваю раз, другой раз. Но рано или поздно капкан захлопнется и поймает…

2

Общежитие кишело клопами. По коридорам сновали молоденькие в домашних халатиках (как у себя дома), смелые в коротеньких, до такой степени, что приходилось укрываться в комнате и выпускать на волю тысячи стремящихся зародить новую жизнь, иначе не было мочи продолжать занятия, поскольку всё упиралось в одно единственное: овладеть кем бы то ни было более или менее симпатичной наружности.

У кого-то это получалось легко. После в кругу единомышленников я поддакивал с видом искушённого любовника и улыбался многозначительно, как бы давая понять, что: «да, я-то знаю». В действительности не выходило с ходу взять ненавязчиво так, чтобы появились перспективы. Зачастую я не обладаю в достаточной степени решительностью непосредственно завязать знакомство, играючи приобнять и уже вечером продолжить с особенным пристрастием. Втайне признавал свою робость, а скорее трусость, понимал – бояться нечего, разве что осуждения или насмешек, в общем же отказа. Многие виновницы моих мучений желали, были готовы, и конкуренты уводили. А мне приходилось освобождаться в одиночку, восстанавливая картиной ту самую, которая мгновением ранее прошлёпала на общую кухню в цветочном одеянии. В том случае если была возможность. На металлической кровати, взглядом в потолок, представляя просеменившую по длинному коридору и заканчивая другой по мере приближения конца…

Позднее я влюблялся в любую миловидную особу без памяти, но не настолько, чтобы она затмила единственную мою любовь, боль и отчаяние – Лилию. Влюблённость длилась всего несколько часов, до тех пор, пока думы не фокусировались на очередной искусительнице, благо их хоть отбавляй и сотни раз до этого обозреваемый облик представал в новом образе, в новой позе так, что каждая из них, вроде бы знакомая, но перевоплощалась и казалась таинственно-желанной.

Иногда я любил их поочерёдно, бывало всех разом.

Есть во мне, скрытая от посторонних склонность к подчинению и это шло вразрез с образами «горячих» мужчин, описанных в книгах порнографической направленности. Приходилось жить с этим: в противоречии с самим собой и в необъяснимом опасении выдуманной реакции, со стороны той, что при грубой настойчивости прогнулась бы с неизбежностью, и даже с радостью.

Где-то упоминалось: мужчины, выросшие без отца и с матерью авторитарного характера становятся мазохистами или геями. Поскольку мать все же не была личностью авторитарной, вторым не стал, но тяга к покорности давала о себе знать и несколько мешала: привлекающий меня типаж женщины предпочитает наглых; мечтает, что хам, насильно, сквозь благовидное сопротивление склоняет к соитию, как в бульварных романах буквально «проникая в трепещущее лоно, крепким и большим…». При этом она стонет и отдаётся, до этого неприступная, но сломленная железным характером и обязательно с «черными как смоль волосами», возможно, как «вороново крыло» или ещё черт знает каким описательным словоблудием.

Подобного рода шевелюрой создатели меня не одарили, хамством подавно. Впрочем, получалось напускать на себя (преподносимого для окружающих) нагловатый вид, особенно под впечатлительным воздействием нескольких бутылок пива или рюмок водки, после чего все упрощалось, а я старался выглядеть тем самым самцом, с запредельным уровнем тестостерона, которого в девичьих мечтах представляла та или иная собеседница.

3

Этого не достаточно.

С целью донесения глубины моей уничижительности поведаю о своём опыте связи с ночными бабочками.

Собой я был смазлив, без труда нашёл бы более порядочную пассию и мог менять их как перчатки, но ущербность неустанно преследующего прошлого и скользкое настоящее оказывались препятствием для выстраивания отношений с девушками благопристойного поведения. Отчаявшись повергнуть кого бы то ни было, изнывая от необходимости высвободиться, я знакомился с миловидной проституткой.

Особенно запомнилась одна с невыразимой печалью в красивых глазах:

Она была юна, но не образом жизни. Потрёпанная во швах кожаная куртка-френч (не по погоде, но облачением рабочим, едва доходит подолом до средины пока ещё округлых и точёных бёдер) вероятно последнее из всего приличного, что у неё сохранилось. Она представляла собой подростковую худобу и стройность. Во взгляде сквозила тоска с ноткой отчаяния. Поникшие очертания лица – словно сгорбленная ветром осинка склонилась она под бременем одолевшей безвозвратно зависимости. Рассматривая её худенькую спину появлялось желание защитить и вырвать из бездны, вовсе не способную оценить порыв, поскольку все в ней упиралось в одно: отречься от окружающей действительности снова и это было самым сокровенным желанием и единственной целью, для достижения которого она вышла в свет в этот день и выходила во все предыдущие.

Ей ничего этого не требовалось, интерес к происходящему отсутствовал напрочь. Оказавшись наедине, до этого напряжённый жезл моей страсти увядал в нерешительности и всяческие желания рассеивались в разочаровании. Она поглядывала на дверь, молилась про себя, чтобы все быстрее кончилось и стремилась упорхнуть за очередной дозой. Даже при том, что осознание неисполнимости было очевидным, рабское намерение доставить удовольствие склоняла меня к её промежности. Она покорно поддавалась и раскрывалась: «пусть делает что хочет лишь бы быстрее, быстрее» …

После, протрезвевший, но все ещё с замутнённым рассудком: голова раскалывалась, а тревога уже наступала, постепенно трансформируясь в ужас – мой разум поглощён предстоящей кроводачей, якобы из благородных мотивов, а втайне разведать не вселилась ли в меня зараза. День этот откладывался, поскольку заставить себя не хватало решительности и проще было жить с неизвестностью, но в лживом спокойствии…

Я был уверен, что с моей возлюбленной не допущу такого, буду держаться на расстоянии, ибо грязь эта не должны смешаться с ней. Однако в закоулках, в задвигаемых на задний план фрагментах, червоточинка шептала: «ты же не остановишься», «не удержишься» и заглушалась мной с возмущением, мол: «что же это я воздержаться не смогу?».

Ранее я уже погубил, вероятно не одну, мало озаботившись тем, как после заражения должна себя чувствовать чистая и целомудренная до этого девчонка. Моё лихачество преодолевало всяческие барьеры, заглушало совесть: разве что-то может быть ценнее, чем репутация лихого малого, который де не упустит свой шанс и оставшись вдвоём добьётся своего, а не впустую, мямля – отпетый заводила предъявил бы дословно: «ты не можешь бабу уломать?». И это было выше моих сил. Оставалось топить бедняжку.

4

Существовало ли все это?

Представляется мне, что все вокруг нас это виртуальные декорации. Материальное – ничто. Перемещение сознания людей в искусственную плоскость, воображаемые ценности вытеснили потребность обладания благами, которые когда-то были воплощены в действительности. Вкусы, осязание, обоняние, и другие чувства, которые испытывает человек, всего лишь плод деятельности мозга. Физическое тело – временная оболочка, созданная для защиты и функционирования духовного. Жизнь, прошлое и будущее, весь мир – проекция. Радость, оргазм, насыщение, тепло и холод – продукт мозговой активности.

Представьте такую картину: человеческие туловища малоподвижные в ячейках. На головах этих полуживых чучел сферообразные шлемы с подобием забрала на глазах. Обучение, работа, секс, еда, рождение детей, яхты, клубы, путешествия чередуются словно картинки. Ощущать дары цивилизации уже не требуется. Тело это системный блок, функционирующий ради поддержания процессора в работающем состоянии. Человечество остановилось также в деторождении, поскольку все это преобразилось в иллюзию. Да и плоть ненужный атавизм, а раз в нем нет необходимости, возможно, его и вовсе не существует, а все происходящее вокруг вселенский алгоритм, внедрённый создателями. Нет меня, нет вас; мы и всё окружающее – программа. И, при всем при этом, есть бесчисленное количество копий каждого, и они ступают на разные плоскости развития, совершают действие отличное от двойников и идут своим путём, словно персонажем управляет отдельный игрок. Множество параллельных вселенных, тысячи вариативных судьбоносных шагов. В тот момент как я с остервенением перебираю клавиатуру, другой я летит в космос, третий валяется в луже вперемешку с собственной блевотиной. Каждый я – эксперимент. Каждый мир запущен с конечной целью – формирование совершенного существа…

5

В отсутствие описания сущности родителей, знакомства и имитации любви, вероятно, картина окажется неполной. Следует попытаться понять, каким образом могло появиться подобного рода пресмыкающееся, слепленное смешением противоположностей.

Они при наличии совершенного и упорядоченного мира, не должны были соприкасаться и воспроизводить потомство.

Мать с присущей ей прилежностью и зачаточной склонностью к постоянству сохранила немногочисленные записи и редкие, в то время черно-белые, фотографии. Снимки, в отличие от вспышек памяти, имеют доказательный характер происходящего. Рассматривая отдельные я успокаиваюсь, поскольку, как указано выше, во мне растёт уверенность: все мы застыли малоподвижные в очках виртуальной реальности.

Но фотографии? Впрочем, и они могут быть всего лишь иллюзией. Тем не менее сложив и перемешав, переиначивая на свой лад, отражу краткую историю супружества вплоть до краха.

6

Мать повторила путь Анны Карениной одним из своих увлечений. Правда сценаристом её судьбы все преподнесено не так великосветски-романтично.

Мне трудно охарактеризовать её. Видимо потому, что отцовское мировоззрение явно ближе – во многом я его копия.

Она была симпатичной, с тончайшей костью, но не такой чтобы с правильными чертами лица, как у типичных безжизненных красоток. Определённо, в своё время она была чертовкой: интересовалась, мечтала о «черных волосах», напористых, пробивающихся по жизни непоколебимо, как её родитель. Благо или несчастье, но отец её (мой дед) был личностью жёсткой; сумел поднять на ноги четырёх детей, с одной рукой (инвалид войны), тащил к себе домой все, что плохо лежит и представляет выгодный интерес, как и полагалось в то время, да и всегда в нашем счастливом отечестве.

Кроме того, что была характером чертовки в девичестве, заточённым в рамки приличия жёстким надзором железного деда, она принадлежала к числу тех прилежных учениц, которые довольно сносно, если не очень хорошо, учатся, при этом не докапываясь до сути, но имея способности вникать в содержимое предмета достаточно, чтобы прослыть отличницей. Разумеется, благодаря запоминающейся внешности и телосложению гончей породы с ускоренным метаболизмом, девушка являлась объектом вожделения многих сверстников приблизительно равного возраста, но строгий надзор сохранил её в девичестве и даже нецелованной вплоть до утраты контроля.

Да, она была из таких, мужчины меня поймут. Именно гончая порода, не склонная к полноте, без каких-либо намёков на апельсиновую корку и с грудью неизменной упругости, пропорционального телу размера, не дынеподобные, а чуть выпирающие, остроконечные, и сохраняющиеся в подобном виде в течение всей жизни.

Она много читала. Читала исторические романы о королевах, принцессах. Поглощала книги с упоением, полностью погружаясь в вымышленный мир, представляя себя героиней – страстной любовницей, в окружении принцев, рыцарей и всяческих красавцев, похищавших её и уносящих в дальние края. Ею восхищались и боготворили, любили. Много книг! Благо дед не обращал на них никакого внимания, мол: «чем бы дитя не тешилось» – пустышка, девичья блажь, со временем пройдёт…

Младшая дочь, окончила школу с отличием.

Дед прорывался чрез невидимые преграды, угрожал культей, подкупал.

Ведомая отцом чуть ли не за руку она благополучно осела на первом курсе престижного университета.

Город испугал, восхитил её и пленил стремительностью. Девушка отныне была представлена самой себе и радовалась свободе. Строгий надзор остался там, в деревне, теперь до неё никому нет дела. Она самостоятельная – первокурсница.

В муравейнике кипит жизнь таких же весёлых, лёгких и беззаботных романтиков, мечтающих о великом будущем, но в полной мере способных отдаваться настоящему. Клопы делили комнаты со студентами. К ним уже все привыкли – это была неизбежность. Они настойчиво-смышлёные: передвинутые на середину кровати (чтобы не дотянулись со стен) смутили этих существ ненадолго: насекомые пробирались по потолку точно до того места, под которым спали тела и пикировали вниз вкусить плоть, чтобы жить. Бытовые мелочи.

Город обрушился на неё. В первые ночи она не могла уснуть, взбудораженная многообразием бытия и повсеместным присутствием юношей, которые теперь окружали её повсюду. Иногда было страшно – «я всего лишь песчинка» – казалось она не впишется в эту суматоху, не осилит самостоятельность. Не сомневающийся отец далеко, а он всегда знал, как стоит поступить. Она растерялась и даже расплакалась. Тихо. Натянув одеяло на голову так, чтобы не услышала сожительница – искушённая, но недалёкая, знающая все на свете, с даром легко сходиться со всеми, кто был ей интересен – коммуникабельность намного полезнее чем многие способности: легко и не скучно.

По вечерам собирались студенты. Тихоня слушала обхватив колени, не смея вставить слово, бесконечные разговоры о парнях, у кого с кем, и как, и какие ощущения. Она слушала с упоением. Запретное вдруг стало повседневностью, обыденностью и чрезвычайно волнующим…

7

Где-то в параллельной вселенной, параллельные отец и мать:

Интересная пара творческих, высокоинтеллектуальных личностей. Супруг живёт жизнью подчинения и удовлетворения. Желания и прихоти близкого человека исполняются с радостью, благоговейным жертвоприношением себя во имя комфорта любимой. Супруга принимает, и питается жертвами. Она – человек-вампир. Оба счастливы. Один тем, что жертвует, другой тем, что принимает жертву. Каждый из них есть тот, кто он есть, и находится на должном месте. ...