Макс Мах Небесный капитан

Часть I Были сборы недолги…

Глава 1 В расстроенных чувствах

Июль 1932 года

Отъезд из Шлиссельбурга больше всего походил на бегство, но от кого именно она бежала, Лиза не знала и сама. От себя, наверное. Но от себя не убежишь, даже если очень захочется. Тем не менее Лиза «ударилась в бега». Ни с кем не простившись и не рассказав никому о своих планах, собрала по-быстрому дорожную сумку, загрузилась ночью в свой старенький автожир да и рванула — прямо с крыши дома на Смолянке — куда глаза глядят. А глядели они у Лизы на Новгород, так что в «обетованные европы» она улетала именно из старой столицы.

Сдала автожир на долговременное хранение, поднялась на рассвете на борт пассажирского экспресса Новгород — Свеаборг — Стокгольм и до самого Стокгольма сидела в ресторане. Почти не ела. Пила горькую. Алкоголь, однако, не брал, и сна ни в одном глазу. Зато едва сошла на шведскую землю, сразу же поняла, вот оно! Она уже, что называется, носом окуней ловила и ни о чем кроме как уснуть думать не могла. Поэтому не откладывая в долгий ящик перешла на борт стоявшего под парами грузопассажирского пакетбота, идущего в Амстердам, бросила «кости в койку» и спала всю дорогу, как малое дитя. Без снов, без утреннего похмелья, вообще без всего.

В Амстердаме проснулась. Вышла под мелкий дождь, обещавший вот-вот обернуться ливнем, и поняла, что прежняя жизнь закончилась, однако новая еще не началась.

«Чистилище!»

Ну, где-то так все и обстояло: Лиза оказалась в паузе между «тем и этим». Не в первый раз, положим, но оно и к лучшему. Опыт — «сын ошибок трудных» — подсказывал, что ничего ужасного не произошло, а поправить настроение можно множеством проверенных способов. Выбирай — не хочу!

Для начала следовало задействовать артиллерию среднего калибра: шопинг и шоколад. В запасе оставались классические — коньяк и роскошь. А еще прогулки под парусом в штормовом море… Индийский грасс… Аргентинское танго… Да мало ли что в голову придет! Можно, например, пострелять из чего-нибудь смертоубойного. Грохот, отдача и запах сгоревшего пороха хорошо поднимают тонус и бодрят не хуже купания в проруби!

«Или вот, покрутить фигуры высшего пилотажа… В грозовом небе… На спортивной машине с зашкаливающим ускорением…»

Звучало соблазнительно и работало на ура! От одного предвкушения у Лизы подскочил пульс и едва не случился оргазм. А если все это на самом деле? В смысле горячий кофе, калабрийская граппа, франкские эклеры… Или наоборот: горячая ванна, холодное шампанское и земляника со взбитыми сливками? Но если не сработает ни один из этих заточенных на борьбу с меланхолией инструментов, оставалась еще артиллерия главного калибра — разврат! Ну, разумеется, не разврат. Разврат. Разврат! И все с большой буквы и курсивом. А уютный такой и знакомый по довоенному опыту «отпускной» разврат. Найти себе мальчика помоложе да покрепче телом. Их тут, к слову, должно быть много.

«Викинга какого-нибудь… Датчанина или шведа… Или все-таки для такого случая лучше присмотреть девочку?»

Девочки настроение поднимают никак не хуже. И опять же Амстердам самое то место. Здесь полным-полно крепкотелых и пышногрудых блондинок, хотя для такого случая лучше подошла бы стройная южанка. Какая-нибудь итальянка или испанка…

Под размышления о главном Лиза доехала на извозчике до отеля и не мешкая вселилась в один из двух номеров люкс, занимавших весь четвертый этаж. Отель назывался Breitner Hause и располагался на улице Oosterpark, так что из окон Лизиных апартаментов открывался вид на одноименный парк, на другой стороне которого находился комплекс зданий Тропического института, музея и оранжереи. Лиза в Breitner Hause никогда прежде не жила, но как-то обедала в прошлом году сразу после посещения Тропического института. Ей тогда понравилась кухня, месторасположение постоялого двора — центр, но как бы в стороне от столичного шума — и само здание. Вроде бы ничего особенного, но что-то есть. Начало прошлого века. Как бы ампир. Но ампир не себерский или франкский, а нидерландский. Не такой большой, не такой роскошный. В общем, Лизе понравилось.

«Начнем с шоколада и эклеров!» — решила Лиза, посмотрев в окно, за которым разверзлись хляби небесные. Лило как из ведра. За стеной воды даже парк было не разглядеть.

«Вот же погодка, прости господи! Словно из дома и не уезжала!»

Домом она все чаще — даже в мыслях — называла Шлиссельбург. Ленинград, как и вся ее прежняя жизнь — жизнь инженера-электрика Лизы Берг, — чем дальше, тем больше растворялся в тумане прошлого. Исчезал, стираясь, словно рисунок на песке. Уходил в сумерки забвения. Настоящим же — то есть той реальностью, в которой она теперь жила — являлась жизнь Елизаветы Браге, баронессы и кавалерственной дамы, капитана 1-го ранга в отставке.

«Дважды в отставке! — поправила себя Лиза. — От Флота и от Джейкоба… И вроде как в обоих случаях сама виновата! В смысле ушла по собственному желанию».

Она закурила, глядя на ливень за широким окном гостиной. Затянулась, выдохнула дым и решила, что такие мысли надо давить в зародыше. Тогда она сняла трубку с элегантного телефонного аппарата — красное дерево, бронза, перламутр — и вызвала буфетную. Заказала большую чашку горячего шоколада, профитроли с заварным кремом и кусок линцского пирога с миндалем. Подумала мгновение, еще раз тяжело вздохнула, смиряясь с судьбой Елизаветы Браге, и спросила буфетчика, какие напитки он может ей предложить. Сошлись на старом арманьяке крепостью в 48 градусов.

«Сорок восемь процентов алкоголя! В самый раз! Начинаем лечить национальный себерский сплин, известный так же как русская хандра!»

Лиза съела пирожные, запивая крем и сладкий миндаль горячим шоколадом, и оказалось, что даже у капитанов 1-го ранга глюкоза, шоколад и кофеин — в больших количествах — поднимают настроение на раз, хотя и не до оптимума.

«Ничего! Лиха беда — начало!»

Лиза напустила в ванну горячей воды. Высыпала в нее полкоробки сушеных лепестков роз, капнула розового масла и залезла в воду.

«Благодать!»

Музыкальный автомат — электромеханический недоробот с хватательной рукой для смены пластинок — проигрывал «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Воздух пах розовыми кустами и дымом египетских сигарет с гашишем. А в руке Лиза держала хрустальный стакан для виски, но пила она из него арманьяк. И не оттого, что у нее не было подходящей посуды. Просто из стакана как-то надежнее. Особенно когда сидишь в ванне.

«Решено! Если завтра не будет дождя, пойду по магазинам. Не голой же мне по Нидерландам ходить!»

И то верно! Убегая из Шлиссельбурга — от дурной на всю голову славы и разыгрывавшегося вокруг нее политического безумия, — Лиза практически ничего с собой не захватила. Бросила в дорожную сумку смену белья или две. Брючный костюм на случай непогоды и кое-какие личные вещи. И все, собственно. Однако если у тебя есть деньги — а у Лизы их было неприлично много, — возить с собой гардероб вовсе не обязательно. Все можно купить на месте. Не в Африке, чай! Хотя и в Африке — не везде, положим, но кое-где, это уж точно, — купить можно все что угодно. Ну, разве что ассортимент будет «пожиже», да качество в большинстве случаев оставляет желать лучшего.

«Но мальчика все-таки придется завести, — поняла Лиза, просмотрев очередной «жаркий» сон с участием Джейкоба Паганеля. — Или девочку».

Лиза не знала, отчего ее пробил пот. От спиртного, горячей воды или рукоблудства, как называл это невинное занятие старшина курса Ульянов. Но если под рукой нет ни мальчика, ни девочки, да еще любовь всей твоей жизни растаяла, блин, как утренний туман, некоторые телодвижения как минимум снимают хандру. А этого, собственно, Лиза и добивалась.

* * *

Несмотря на хмурое небо и мелкий надоедливый дождь, пребывание в Амстердаме явно пошло Лизе на пользу. Оказалось, что она не ошиблась, предположив, что походы по магазинам, лавкам и бутикам поднимут ей настроение. Все-таки нынешняя Лиза являлась капитаном Браге лишь отчасти. Хотя и Елизаветой Берг, скорее всего, быть перестала тоже. Однако страсть к покупкам, как к лучшему отдыху, принадлежала все-таки той еще, советской Лизе.

Итак, к вечеру третьего дня Лиза с успехом выполнила программу минимум. Она отоспалась, расслабилась под коньячок и горячий шоколад и принарядилась, накупив белья, верхней одежды и аксессуаров никак не меньше чем на три дорожных кофра, да и пара портпледов лишними, скорее всего, не окажутся. Между тем «шопинг и шоколад» медленно, но верно делали свое дело. Еще не победа, но положение, как говорил когда-то кавторанг Гаврилов, внушает робкий оптимизм. Впрочем, «действия главных сил» планировались на завтра: примерка в портновской мастерской на Кейзерграхт, магазин одежды и аксессуаров для военных и путешественников на набережной Амстеля недалеко от Маргери Грахт, и оружейная лавка в трех минутах ходьбы от Лизиного отеля. С нее Лиза и начала и, как вскоре выяснилось, в выборе не ошиблась.

— А не тяжеловата будет?

Вопрос не праздный. Этот двуствольный штуцер, сработанный в Цюрихе под франкский патрон 9,374, и в самом деле был тяжеловат. Тем не менее Лиза его удержать могла. Пробовала в Африке.

— Вообще-то да! — призналась она, оборачиваясь. — На пределе. Но я из подобного штуцера уже стреляла. В Африке.

— Охотились в Африке? — собеседница Лизы точь-в-точь соответствовала нынешней европейской моде на девушек, стриженных и одетых «под мальчика». Невысокая — она едва доставала Лизе до плеча, да и то на каблуках, — черноволосая и синеглазая. Стройная. В брючном костюме и «мужской» белой сорочке, расстегнутой до третьей пуговицы от стоячего воротника и в расстегнутом снизу доверху кардигане тонкой вязки.

— Да, охотилась, — кивнула Лиза. — В горах Атласа на львов.

— Завидую! — вздохнула женщина. — А я нигде почти не была, ни в Африке, ни в Индии, ни в Сибирском ханстве.

— Можно? — кивнула она на ружье.

— Разумеется, — и Лиза передала женщине штуцер. В тонких руках брюнетки он казался даже больше, чем был на самом деле.

— Действительно, тяжелый! И отдача, наверное, будь здоров!

Говорили они по-немецки, — как и продавцы в магазине, — и на слух Лизы язык этот являлся для женщины родным. Вот только диалект был какой-то незнакомый. Впрочем, в Германских государствах таких диалектов десятки. Все не сосчитать.

— А вы что покупаете? — Вопрос вежливости, не больше, но слово за слово, и разговор легко перешел с «курносого» кольта Detective Special под мощный девятимиллиметровый патрон Смит-и-Вессон, к которому, собственно, и примеривалась женщина, на револьверы вообще. А там уже сам собой всплыл вопрос, что лучше, пистолет или револьвер? Штуцер или карабин? И прочее, и прочее, в том же духе. В результате познакомились.

Нина Аллен оказалась американкой из Филадельфии, но немецкий действительно знала как родной, рассказав Лизе по этому случаю историю пенсильванских немцев. Ну, а что касается Лизы… О том, кто она такая, Нина, к счастью, даже не догадывалась. Так что просто Лиза. Лиза Браге из Себерии.

— В такой ситуации главное — правильно дышать! — Лиза вспомнила ночную охоту на леопарда и решила, что рассказ про пулеметчика сейчас неуместен. Если уж рассказывать, то только про зверей. Про калибры. Дальность прицельной стрельбы и отдачу. Про звуки, запахи и ощущения африканской ночи. — Мягкий вдох, плавный выдох. Понимаешь?

Дело шло к полудню. Они с Ниной уже перешли на «ты» и пили чай в кондитерской над Амстелем. За окном снова сеялся мелкий унылый дождь. Лето. Июль. Амстердам.

«Родные осины, можно сказать», — мысленно вздохнула Лиза и продолжила рассказ:

— Было тихо… Ну, то есть не совсем. Ты же понимаешь, Нина, это не пустыня, а лес у реки. Впрочем, ночью в пустыне тоже не соскучишься. Начинает остывать земля…

— Да, да! — закивала Нина. — Я читала, земля трещит!

— Камни трескаются, — согласилась Лиза.

Нина ей понравилась. Симпатичная молодая женщина, неглупая и с характером. Под мальчика не только одета, сама больше мальчик, чем девочка. Но не в смысле, грубости черт или нескладности движений, а скорее повадками, грубоватой непосредственностью, чисто мальчишечьим ходом мысли. Уж ей ли не знать, сама среди пацанов росла. Но с другой стороны, одевается Нина со вкусом, косметики на лице хоть и немного, но она есть, речь культурная, и, судя по поведению, не на улице росла.

— Потом в лесу на склоне горы заверещали шакалы! Знаешь, очень похоже на людей.

— На людей? — удивилась Нина.

— Что, никогда не видела, как взрослый бандит распугивает мелкую шпану?

— Нет.

— Тогда представь! Их несколько, и у них даже ножи есть, а он один, но большой, безжалостный и хорошо, если не со стволом. Они ему, разумеется, уступают, но гонор не задушишь! Шипят, матерятся, верещат, но все равно вынуждены отступить.

— А ты где?.. — поежившись, спросила Нина. — Ну, то есть ты сама такое видела?

Лиза видела. Вернее, видела Елизавета Браге, когда в бытность мичманом обошла вместе с другими юными офицерами все притоны Ниена, Юрьева и Пскова. Но не будешь же рассказывать обо всем этом неаппетитном свинстве девушке, воспитанной в «лучших домах Филадельфии»? А о том, что Нина происходит как раз из таких домов, Лиза уже не сомневалась. Такое не скрыть.

— Видеть не видела, но друзья рассказывали… — И она продолжила свой рассказ о ночной охоте в горах Атласа.

Ну, что сказать? Рассказ удался. Нина слушала, что называется, раскрыв рот. А Лизу несло, и всех дел было следить, чтоб не сболтнуть лишнего. Не то чтобы это был секрет, но вся прелесть остановки в Амстердаме заключалась в том, что здесь ее никто не знал. Одинокая белая женщина… небедная… самодостаточная… И кому какое дело, чем она занималась месяц или два назад. Ее прошлое сейчас принадлежало ей одной, и было бы глупостью утратить эту свою приватность из-за нелепой оговорки. А отдых в Амстердаме начинал Лизе нравиться. Вот даже компаньонку себе, кажется, нашла. Будет с кем сходить в оперу, съездить в Брюгге к Мари Нольф или к полковнику Штоберлю в Гейдельберг. Лиза ведь никуда не торопится. Райт ждет ее в Роттердаме лишь в начале сентября, а Нина — по ее словам — путешествует по Европе «в образовательных целях», и ей совершенно все равно, куда направить стопы. Лишь бы не одной.

За разговорами Лиза едва не пропустила примерку, однако тащить новую знакомую с собой в ателье поостереглась. Она ведь не вечернее платье заказала — хотя и этим стоило бы озаботиться, — а «знаменитый» костюм шеф-пилота Браге. «Мундир» гражданского капитана шился сразу в нескольких вариантах: брюки-галифе из темно-синего и бутылочного цвета габардина с завышенной линией талии, едва ли не под грудь, — и несколько кителей на все случаи жизни. Темных и светлых, глухих со стоячим воротничком и пуговицами до горла и открытых — для ношения с белой рубашкой и галстуком. А кроме того, в соседних с ателье мастерских изготовлялись на заказ три плоские пилотские фуражки, несколько пар высоких сапог с декоративной шнуровкой — на плоской подошве и на высоких, хотя и без фанатизма, каблуках. Не забыла Лиза и про «обычные» удобные для ходьбы по пересеченной местности ботинки и кожаные краги к ним с металлическими застежками.

Так что, нет — не все сразу. Договорились встретиться за обедом в ресторане на Новом рынке и разбежались, каждая по своим делам. Правда, Лиза успела только на примерки, на все остальное уже не оставалось времени. Однако расстраиваться по этому поводу не стала: покупка снаряжения не относилась к первоочередным делам. Закупить фляги, ножи и прочее все можно будет и завтра. А сегодня Лиза купила себе полутораметровую нитку розового цейлонского жемчуга, и это — как и следовало ожидать — подняло ей настроение не хуже коньяка.

«А жизнь-то налаживается! — усмехнулась Лиза, стоя перед зеркалом в ювелирной лавке и наматывая жемчужное ожерелье себе на шею. — Купить что ли еще и бриллиантовые сережки?..»

* * *

Вечером позвонила Наде. Нервы нервами, но надо и честь знать.

— Привет! — сказала в трубку, испытывая неловкость за очередной том своих художеств.

— Вот даже не знаю, — ответила Надежда из далекого Шлиссельбурга, — послать тебя куда подальше или просто трубку положить…

— Твое право! — признала Лиза. — Но повинную голову не секут, разве нет?

— Это кто тебе сказал? — хмыкнула на том конце провода Надежда. — Иногда повинную как раз и рубят, потому что до неповинной хрен дотянешься!

— Да ладно тебе! — Лиза поняла, что скандала не будет, и несколько успокоилась. — Ты что, первый день меня знаешь?

— В том-то и дело, что не первый. Удивляюсь, подруга, что ты половину Шлиссельбурга не спалила! Мы с Клавой, грешным делом, опасались!

— Значит, простишь?

— А что с тобой делать? Ты, вообще, где сейчас?

— Я в Амстердаме.

— Вот даже как! И с чего бы это?

— В Стокгольме спать очень захотела…

— Не поняла?!

— Села на первый попавшийся борт, — нехотя объяснила Лиза, — лишь бы койка была…

— То есть в орлянку сыграли, господин капитан?

— Вроде того, — окончательно смутилась Лиза, осознав задним числом, что вела себя не как взрослая женщина, офицер и командир, а как импульсивная девушка-подросток, у которой вместо мозгов вата, сдобренная гормонами.

— А мы с Клавой решили, что ты к Райту подалась. Телефонировали ему. А он, оказывается, тоже в неведении. Так что теперь еще и он волнуется. Умеешь ты, девка, всех на уши поставить!

— Кого это всех? — возмутилась Лиза. — Ты, Клава и Райт — это всего три человека. А три это еще не все!

— Ах, ну да! Я же не огласила весь список! — в голосе Нади звучала не ирония, скорее, раздражение. — Полина, это раз. Братец твой паскудный, это два. Или их за один номер считать?

— Я позвоню Полине, — Лиза уже раскаивалась, что не связалась с Надей и Полиной в день приезда, но что сделано, то сделано. Вернее, не сделано.

— Да уж, Лизонька, постарайся! Позвони, пожалуйста!

— Кто еще?

— Еще Рощин.

— Вот черт!

— Вижу, ты девушка, так и не научилась просчитывать последствия своих безумств! — вздохнула Надя. — Ну, в самом деле! Что, так трудно было телефонировать? Не в Африке, чай! Ну, хоть телеграмму бы отправила, что ли! Все спокойнее на душе стало бы!

— Извини!

— Бог простит!

— Ну, хватит уже! — подняла голос Лиза. — Я повинилась, разве нет? Принесла… осознала… раскаялась… преклонила… Я что-нибудь пропустила?

— Покаяние! — хохотнула Надежда, которую, по всей видимости, наконец-то отпустило.

— Я каюсь и угрызаюсь! — улыбнулась Лиза, довольная, что легко отделалась. — Как твоя нога?

— Пока не до танцев, но к осеннему балу буду как новенькая.

— А мы осенью уйдем в Лемурию.

— Я в курсе, — вздохнула Надя. — Может быть, мы к тебе подъедем, а?

— Отличная идея! Когда? Куда? — обрадовалась Лиза.

Если не в Шлиссельбурге под блицами фотовспышек, то самое то. Общение с Надей и Клавой никогда не было ей в тягость. Даже тогда, когда роман с Паганелем едва не свел ее с ума. Тем более теперь, когда Паганель исчез в лондонских туманах.

«Надо бы с ним поговорить… по телефону, — подумала с раскаянием. — В конце концов, это я его бросила, а не он меня!»

— Дай подумать! — размышляла между тем Надежда. — Сейчас не могу я, — заказов невпроворот, — а на следующей неделе Клава поет в Новгороде, потом в Ниене… О! Знаю! Тридцатого у Клавы концерт в Зальцбурге. Давай тогда где-нибудь в северной Италии. Как смотришь?

— Первого августа в Виченце? — предложила Лиза.

— Отель «Амбассадор», — уточнила дислокацию Надя.

— Принято!

— Но ты, Лиза, будь добра, больше не пропадай!

— Честное офицерское!

— Ты еще честью поклянись! — снова хохотнула Надежда.

— Если девичьей, то поздно вспомнила, а если офицерской, так я тебе только что честное офицерское дала. Чего тебе еще?

— Еще… Чуть не забыла! — воскликнула вдруг Надя. — Просто в голову не пришло. Тут тебя презент дожидается…

— Какой презент? От кого? — заинтересовалась Лиза, почувствовав, что не все с этим презентом так просто, как слышится.

— Презент со смыслом, — чувствовалось, что Надежда подбирает слова, и это было более чем странно. — В общем, не телефонный разговор.

— Ну, хоть что-то же ты можешь мне сказать? — настаивала Лиза.

— Понимаешь, Лизонька, что ни скажу, все лишнее будет, — туманно объяснила Надежда. — Давай сделаем так. Разреши дать твоему новому поклоннику телефон постоялого двора, где ты остановилась, и подожди в Амстердаме пару дней. В смысле не уезжай. Думаю, пары дней ему должно хватить. Ну, пусть будет с запасом. Три дня. Мы договорились?

— То есть ты мне настоятельно рекомендуешь этот презент принять?

— Не пожалеешь!

— Ладно тогда! — согласилась Лиза. — Можешь дать ему мой телефон в отеле. Записывай…

Она продиктовала номер телефона и название постоялого двора, передала привет всем, всем, всем и поцелуи Клаве, затем положила трубку на рычажки.

«Что бы это могло быть? И от кого?»

На самом деле, это могло быть что угодно, и кто угодно мог быть тем, кто это что-то ей презентовал. Бриллианты от влюбившегося аристократа? Искупительная жертва от кого-нибудь из прикосновенных к делу адмиралов? Документ… Патент, скажем, или грамота на владение, или еще что. Дарителем ведь мог оказаться не отдельный человек из плоти и крови, а какое-нибудь учреждение.

«Адмиралтейство? Министерство? Чья-нибудь канцелярия? Контрразведка, лопухнувшаяся с ее то ли мнимым, то ли реальным похищением, ЦК партии? Но тогда какой партии? И что они мне могут презентовать?»

История более чем странная, но если Надя рекомендует принять, то отчего бы и не принять. А уезжать из Амстердама в ближайшие дни Лиза все равно не планировала. Она только-только начала входить во вкус. Да еще и подружку завела, что есть гуд, поскольку от одиночества все беды, а на миру, как говорится, и смерть красна!

* * *

Правду сказать, знакомство с Ниной оказалось для Лизы большой удачей. Рядом с этой неглупой, независимой и невероятно раскованной маленькой женщиной она снова начала улыбаться, и не приличия ради — потому что так положено, — а потому что хочется. И смеялась, когда было смешно. И грустила не от того, что вспомнила рубку авиаматки, — и не из-за Паганеля, которого ей иногда отчаянно не хватало, особенно ночью, — а потому что услышала мелодию в тональности ре минор или посмотрела «душещипательную» франкскую фильму.

Между тем в Амстердаме установилась хорошая погода. Днем иногда бывало даже жарко, и тогда они с Ниной садились на траву где-нибудь в городском сквере, пили пиво и разговаривали обо всем и ни о чем. Разумеется, публичное распитие пива дамами — да к тому же прямо «из горла» — в известной степени шокировало консервативных голландцев, но в том-то и заключалась вся прелесть нидерландского менталитета, что приставать к дамам с поучениями никто из них и не подумал. В отличие от себерцев, здесь ограничивались укоризненными взглядами и прочей нелицеприятной мимикой, которая Лизу не задевала. Совсем.

Так прошло несколько дней — магазины, прогулки, обеды с икрой и шампанским, театр, казино, варьете, — пока Лиза не сообразила вдруг, что Нина общается с ней на особый манер. Иначе говоря, Лиза наконец-то поняла, что новая знакомая ее попросту клеит. То есть ухаживает за Лизой, как парень за девушкой, ненавязчиво подводя отношения к тому, что у флотских без затей называется «койкой».

Казалось бы, ну и что? Лиза и сама не далее как несколько дней назад размышляла о том, что неплохо бы завести себе мальчика или девочку и расслабиться на полную катушку. Но одно дело думать, а совсем другое — исполнять. Девушки как вариант, на самом деле, Лизой не рассматривались, однако именно женщина вела сейчас в их «аргентинском танго». И не то чтобы грубо или прямолинейно. Напротив, уверенно, но ненавязчиво, с уважением к партнеру, хотя и однозначно.

— Нина, — осторожно начала Лиза вечером пятого дня знакомства, когда они возвращались из оперы, — скажи, это ведь то, о чем я думаю?

В принципе, Нина могла отшутиться. Самое простое — спросить, а о чем ты думаешь? В этом случае Лиза вряд ли озвучила бы свои подозрения. Но женщина пошла на обострение.

— Вообще-то да, — Нина смотрела ей прямо в глаза. Снизу вверх, но только потому, что ниже ростом. Без смущения, но с чувством.

— Понимаешь… — попыталась объясниться Лиза, у которой в прошлом имелся уже не слишком богатый, хотя и удачный в целом опыт такого рода. — Понимаешь…

— Понимаю, — улыбнулась Нина. — Но почему бы не попробовать? У тебя есть кто-нибудь?

— Был, — нехотя призналась Лиза.

— Ушел?

— Выгнала.

— Меня тоже прогонишь?

«Прогнать?»

Но прогонять не хотелось. Хотелось спустить пар, и было абсолютно непонятно, с чего вдруг такая нерешительность! С Полиной — женой Григория — получилось ведь совсем неплохо. Даже по сравнению с Лизиным бывшим мужем Петром, а Лиза тогда умудрилась за одну ночь переспать с обоими. И хотя бесспорно, мужчины нравились ей в этом смысле больше, чем женщины, в такого рода отношениях — пусть и осуждаемых обществом и церковью — имелись свои приятные моменты. Как без них!

Раздумывая, что ответить, Лиза вспомнила, что на самом деле одной Полиной ее опыт не ограничивается. Надежда и Клавдия тоже пару раз вовлекли ее в любовь «де труа». На пьяную голову, допустим, и с близкими подругами. Но из песни слов не выкинешь, не правда ли?

— Не прогоню, — сказала она вслух. — Но давай не будем торопить события! И к слову, это не потому что ты женщина. Была бы ты мужчиной, я бы сказала то же самое.

Маленькая ложь для большего блага. Ложь во спасение, так сказать, и ничего больше.

— Идет! — рассмеялась Нина. — Я тебя, Лиза, не смогла бы «принудить» к близости, даже если бы очень захотела. Ты крупнее, и силы у тебя — уж прости, — как у хорошего мужика.

— Это мы еще с тобой не дрались! — улыбнулась Лиза, ничуть не обидевшаяся на двусмысленный комплимент. — И дай бог, не придется! Дерусь я точно как мужик!

— Откуда такие умения? — удивилась Нина, и не зря.

Косить под мальчика — это одно, а ни в чем не уступать парням — совсем другое. Лиза, например, не носила при Нине брюки-галифе. Ей в ее нынешних обстоятельствах даже нравилось ходить в платьях. И поведение ее во все эти дни было скорее женским, чем наоборот. Единственное исключение, о котором знала Нина, — оружие. Но страсть к охоте никак из образа светской дамы не выпадает. В Европе, как и в Себерии, у многих дам из общества имеется охотничий опыт. Иногда отнюдь не малый. Охота — пусть и оригинальное, но вполне приемлемое времяпрепровождение. Другое дело — кулачный бой или не успевшие войти в этом мире в моду восточные единоборства. Эти виды спорта женскими еще не стали. Даже суфражистки и прочие эмансипе до такого ужаса пока не додумались.

— Я, Нина, росла среди мужчин, — пожала плечами Лиза. — Брат у меня есть, сводный. Или как там это называется? Тот еще отморозок, между нами! Так что я, Нина, все детство проходила в синяках, но зато умею теперь за себя постоять.

История так себе. Но не придумывать же для легких вакационных отношений — даже если это настоящий отпускной роман — полномасштабную, непротиворечивую и детализированную «по самое не могу» легенду?

— Знаешь что, — сказала мгновение спустя, резко ломая линию беседы, — поехали завтра в Брюгге! Как смотришь?

— В Брюгге?

— Есть возражения?

— А почему именно в Брюгге? — недоуменно посмотрела на Лизу новая знакомая.

Рассказывать об истинной причине поездки в Брюгге явно не стоило. Однако пришло время переговорить приватно с ученой девушкой — Мари Нольф.

— А почему нет?

— Полетим? — а вот это уже вопрос по существу.

— Зачем? — усмехнулась Лиза, уже предвкушая немереные удовольствия, которые обещала ей эта деловая в своей основе поездка. — Я хочу взять в аренду какой-нибудь локомобиль, большой, надежный и со всеми удобствами. Спешить-то нам некуда, или у тебя другие планы?

— Да нет, — улыбнулась Нина. — С чего вдруг?

— Если ехать через Утрехт, — добавила она, немного подумав, — Бреду и Антверпен, то можно заскочить еще и в Гент. Но там никак не меньше двухсот миль…

«А карту ты держишь в уме так, на всякий случай?»

— Я никуда не спешу, — повторила Лиза. — Посмотрим Утрехт, заночуем в Антверпене. Как думаешь?

— Думаю, может неплохо получиться. Я, к слову, этот маршрут уже рассматривала, когда думала, куда отправиться после Амстердама. Там должно быть красиво, во Фландрии, и визы не нужны: у них с Нидерландами договор…

«Ну, извини, милая! — мысленно покаялась Лиза. — Я уже во всех вижу шпионов и заговорщиков!»

— Значит, решено! — сказала она вслух и только теперь вспомнила, что уехать из Амстердама не может, так как ждет звонка от мистера Икс. — Ох, нет!

— Что такое? — встревожилась Нина.

— Да, ерунда, — отмахнулась Лиза. — Но ты уж извини, уехать завтра не получится. Я совсем забыла, что жду посылку.

— Посылку?

— Ну да! Должны передать с оказией, — объяснила Лиза. — Но это всего день или два, — успокоила она новую подругу. — А потом я свободна как ветер.

На том и сошлись, договорившись, что на следующий день наймут катер и поедут кататься по Шельде и каналам.

— Устроим пикник на воде! — предложила, прощаясь, Нина.

— Отличная идея! — поддержала подругу Лиза и велела извозчику ехать в отель.

Однако человек предполагает, а располагает только Бог. В семь часов утра, когда светские дамы все еще сладко спят «после вчерашнего», в апартаментах Лизы раздался телефонный звонок.

— Браге у телефона! — ответила Лиза, прервав упражнения на растяжку.

Звонили с коммутатора. Кто-то — вероятно, ночной портье — вежливо извинился, что «взял на себя смелость побеспокоить госпожу Браге в столь ранний час». Однако абонент, связавшийся с отелем, настоятельно просил соединить его с постоялицей, обещая, что госпожа Браге гневаться не станет.

«Витиевато, но, с другой стороны, он же не знает, что я с шести утра на ногах».

— Все в порядке, — успокоила она портье. — Соединяйте!

Звонил незнакомый Лизе мужчина. Во всяком случае, по голосу она его не узнала.

— Доброе утро, Елизавета Аркадиевна! Ваш телефон мне дала Надежда Федоровна.

— Я в курсе.

— Тогда лучше всего, если мы встретимся в десять часов утра на аэрополе Скипхол. Успеете?

— У вас есть имя? — вопросом на вопрос ответила Лиза.

— Да, разумеется! Извините, что не представился, — мужчина не смутился, но, по-видимому, счел требование Лизы уместным. — Называйте меня Егором Петровичем. Егор Петрович Иванов, к вашим услугам, сударыня!

— Я успею к десяти, Егор Петрович. Даже не запыхаюсь. Где именно мы встретимся?

— В ангаре товарищества «Самолет».

— Что ж, до встречи!

«Интересно, с чего вдруг он решил, что должен конспирироваться? Женат? Опасается политических осложнений?»

Что ж, ждать осталось недолго. Скоро она все узнает из первых рук.

Лиза приняла душ, оделась неброско, но с достоинством, сунула в карман жакета снаряженный браунинг М1906 — исключительно на всякий случай — и покинула апартаменты. По дороге она оставила портье распоряжение связаться в девять утра с отелем «Камелия» и передать госпоже Аллен, что госпожа Браге задерживается, и встреча соответственно переносится на 13.00. После этого Лиза лишь заскочила в кафе, выпила стакан молока с горячим круассаном, запила чашкой крепкого кофе и еще через пять минут ехала уже на извозчике в сторону аэрополя.

В ангар товарищества «Самолет» она вошла, что называется, с боем часов.

— Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! — мужчина встретил ее у самой двери.

Обычная дверь, врезанная в высокие и широкие ворота ангара. Неприметный господин в чесучовом костюме, белой рубашке апаш и светлой — под цвет костюма — шляпе-панаме.

— Здравствуйте, Егор Петрович! Итак?

— Прежде всего, сам презент, — мужчина не стал разводить политесы и сразу перешел к делу. — Идемте!

Они прошли в глубину слабо освещенного ангара. Свет сюда проникал только сквозь редкую цепочку небольших окон под самой крышей. Но царивший в ангаре сумрак казался плотным лишь при взгляде издали. Вблизи предметы и люди становились видны в достаточной степени, чтобы не ошибиться в их опознании. Ну, Лиза и не ошиблась. У боковой стены справа стоял приличных размеров деревянный ящик с весьма специфической маркировкой, настолько хорошо знакомой Лизе, что она даже, не вникая в подробности, сразу опознала в нем контейнер для перевозки штурмовиков.

«Штурмовик? Серьезно?!»

Иванов щелкнул пальцами, и появившиеся откуда-то сбоку рабочие споро освободили крепления и откинули переднюю стенку контейнера. Как и предполагала Лиза, там, закрепленный растяжками, стоял штурмовик. Если быть точным, учебно-боевой коч-спарка.

— Двенадцатая серия, — пояснил Егор Петрович. — В массовое производство эта модель не пошла. Слишком сложная в производстве и, следовательно, дорогая. Так что ручная сборка и все прочее в этом роде. Гражданский вариант класса люкс. Скорость свыше четырехсот километров в час, потолок — пять. Двухместный, с багажным отделением и увеличенной дальностью хода. Мощная радиостанция, навигационные приборы… Гражданский, как я уже сказал, скорее даже спортивный, но две оружейных ниши под 22-мм автоматы все-таки оставлены. Пушки в разобранном виде перевозятся отдельно, — легкий кивок на еще один, меньших размеров, ящик. Разрешения, права владения — все здесь, — протянул он Лизе довольно толстый конверт размером в половину писчего листа. — Вот, собственно, и все.

— То есть это и есть презент? — удивить Лизу было не просто, но мистеру Икс это удалось.

— Именно так, — кивнул Иванов.

— Мне? — чуть прищурилась Лиза, хотя ответ был очевиден.

— Вам.

— Не слишком ли дорогой подарок?

— Мы полагаем, в самый раз.

— Кто эти «мы»? — повернулась Лиза к Егору Петровичу.

— Скажем так, — чуть улыбнулся Иванов, — группа патриотически настроенных предпринимателей.

— Анонимных? — уточнила Лиза.

— Отчего же! — пожал плечами собеседник. — Речь идет о господине Кокореве, чьим служащим, к слову, я и являюсь, а также о господах Рубинштейне, Иваницком и Бакланове. Я действую от их лица.

«Да, господа, умеете вы удивить девушку!»

За четырьмя названными Ивановым именами стояла значительная часть военно-промышленного комплекса Себерии. Вернее, они этот комплекс и олицетворяли. «Машиностроительные заводы Кокорева» выпускали локомобили широкого спектра назначения, паровые турбины, штурмовики и бронеходы, паровозы и черт знает что еще. Товарищество «Самолет», во главе которого стоял Давид Рубинштейн, строило воздушные и морские суда, паровые машины различного назначения и выпускало автомобили с двигателями внутреннего сгорания, винтокрылы и геликоптеры, а также зенитную артиллерию и стрелковое оружие. «Мотор» Игнатия Иваницкого занимался тем же самым, но также выпускал крупнокалиберную артиллерию и металлоконструкции, необходимые для строительства мостов и высотных зданий. И, наконец, Василий Бакланов. Его диверсифицированная империя включала в себя банки и страховые общества, газеты и верфи, на которых строились тяжелые крейсера и авиаматки, сталелитейные заводы, электростанции и множество других не менее важных, но главное, доходных производств.

— Сюрприз удался! — признала Лиза. — Но почему именно через госпожу Вербицкую?

— Младшая дочь Василия Константиновича выходит замуж, а подвенечное платье для нее шьет Надежда Федоровна, — прояснил ситуацию Иванов. — Обычно на примерки с дочерью ездит Ангелина Павловна, но один раз заехал и господин Поливанов.

— Понимаю, — кивнула Лиза. — Презент… Ну, что сказать? Подарок оригинальный и дорогого стоит. Теперь скажите, в чем посыл?

— В англичанах.

— Извините? — нахмурилась Лиза, не сразу ухватив общую идею.

— Себерская промышленная элита, Елизавета Аркадиевна, очарована вами, как женщиной и авиатором, и крайне высоко оценивает ваши способности. Адмирал Браге, сенатор Браге, член совета директоров Браге… Нас устроит любое развитие событий, любой ваш выбор. Лишь бы против англичан!

— Конкуренты? — поняла Лиза.

— Не то слово, Елизавета Аркадиевна! Но вас мы уважаем не только за это…

«Ну да, разумеется! Хотя…»

— Егор Иванович, строго между нами, — Лиза смотрела собеседнику прямо в глаза, не желая упустить ни одного даже самого незначительного намека на правду, — скажите, имеют ли господа патриотически настроенные промышленники какое-либо отношение к событиям в ресторации «Ветер с моря» на Якорной набережной в Шлиссельбурге?

— Все в мире взаимосвязано, — уклончиво ответил посланец и аккуратно указал глазами на штурмовик.

«Компенсация? Извинение за причиненные неудобства?»

Любопытное развитие событий. Но тогда возникал вопрос, кто вообще не участвовал в том фарсе, который едва не стоил Лизе жизни? На данный момент Лиза предполагала участие двух игроков: лорда Диспенсера, при той или иной степени вовлеченности английской секретной службы и разведки Флота, у которой могли быть в этом деле свои интересы, весьма далекие от официально заявленных. Однако теперь, когда ей прямо указали на еще одного интересанта, картина произошедшего затуманилась окончательно.

«Черт ногу сломит, каких буераков нагородили!»

Лиза отвернулась от Егора Ивановича и подошла ближе к своей новой игрушке. На фюзеляже штурмовика, собранном из клепаных листов алюминия, была изображена руна Urr, что в Себерии, как, впрочем, и в Швеции, означало «зубр».

«Хм, Urr? Серьезно? Это я, что ли, Урр? Надо же, как интересно! Быком меня еще никто не обзывал…»

Впрочем, рядом с серебряной руной кармином было выведено название машины: «Лиза». Глаголицей.

— Замысловатая символика, не находите? — поинтересовалась Лиза.

— Напоминание о ваших корнях, баронесса, — галантно объяснил Иванов.

— Намек поняла, — усмехнулась в ответ Лиза, — но почему именно зубр?

— Зубр — руна силы, причем не только физической, но и духовной.

— Что ж, — усмехнулась Лиза, — послание дошло. Передайте господам патриотически настроенным заводчикам мою искреннюю благодарность. А об остальном я подумаю… несколько позже.

Глава 2 Лучший способ борьбы со сплином

Июль-август 1932 года

Из Гента выехали в вечерних сумерках, но полста километров до Брюгге проскочили за каких-то полчаса. Что называется, проехались с ветерком, тем более что дорога отличная, и взятый напрокат «Майбах» — хотя ни разу не «Кокорев» — оказался совсем неплох. Въехали в город по девятому шоссе, еще минут десять покрутили по узким улицам старого Брюгге — Лиза рулила, Нина читала карту — и достаточно уверенно выбрались к отелю «Поларис Альфа», расположенному почти в самом центре города, на улице Бриделстраат как раз между площадями Гроте Маркт и Бург. Вселились в смежные номера на втором этаже — не люкс, к сожалению, но весьма близко к эталону, — переоделись и отправились ужинать.

Столик в ресторане «Кафе де Арт», как и апартаменты на постоялом дворе, был заказан заранее, еще из Гента, и оно того стоило. В вечерние часы попасть в пользующееся популярностью заведение было совсем непросто. И надо сказать, свою репутацию этот франкский ресторан подтвердил без труда. Буйабес^[1] — по словам Нины, бывавшей прежде в Марселе — был безукоризненно аутентичный, а угорь по-нидерландски в зеленом соусе с травами, который, увы, ела одна Лиза, — поскольку в Нину уже «не влезало», — оказался даже лучше, чем в Ниене, а уж там готовить угря умели и любили. Не стоит упоминать также о том, что под разговоры и рыбку женщины с легкостью приговорили бутылку отличного шабли «Гран Крю» из Вальмюра. Для Лизы это было в самый раз, у нее только настроение поднялось, да стало чуточку жарче, чем должно было быть. А вот Нина «поплыла». Ничего экстремального, разумеется, но то, как легла ее рука на Лизино колено, не предвещало ничего хорошего. В конце концов, они были не наедине — там Лиза, возможно, и поддалась бы соблазну, — а на публике. Здешнее же общество к однополой любви относилось резко отрицательно.

«Консерваторы хреновы!»

— Нина, — сказала она мягко, с максимальной деликатностью, — мы же договорились, шер ами, что не будем торопить события. Хорошо?

— Хорошо, — нехотя согласилась находившаяся «под градусом» женщина и убрала руку.

— И кстати, — продолжила свою мысль Лиза, — я надеюсь, Нина, ты помнишь, что мне еще предстоит деловая встреча. Сегодня. Практически сейчас.

— А не поздно для деловых встреч? — нахмурилась Нина.

Она о встрече, назначенной на одиннадцать часов вечера, знала, разумеется, заранее. Но сейчас, находясь подшофе, объяснения, данные ей Лизой накануне, успела как бы забыть.

— Не ревнуй! — улыбнулась Лиза. — Повода нет.

«Да и прав никаких, на самом деле, нет!»

— Only business, — сказала она тем не менее вслух, — у вас ведь так говорят?

— Ладно, извини! — сдала назад Нина. — Вино в голову ударило.

«Хорошо хоть не моча!»

— Извиняю! До отеля сама доберешься или «свистнуть» тебе извозчика?

— Иди уж! — вздохнула Нина. — Швейцар потом «свистнет», а я еще посижу. Может быть, выпью кофе, то да се…

— Хорошая идея, — согласилась Лиза, вставая из-за стола. — Особенно мне нравится «то да се»!

В результате извозчика взяла она сама и ровно в одиннадцать ударила кнокером в дверь старого двухэтажного дома на Форстенпарк.

Открыла ей Мари Нольф, осмотрела Лизу с ног до головы — именно в этом порядке, — криво усмехнулась, покачала головой и с тяжелым вздохом, словно собиралась как минимум на эшафот, предложила войти.

— Вот стол, — сказала Мари, когда они прошли в гостиную, — а вот стул, — указала она рукой. — Садитесь, Елизавета. Я к вашим услугам.

Лиза села.

— Какая-то вы неласковая, — посетовала она, доставая кожаный портсигар.

— В последнюю нашу встречу…

— Забудьте! — остановила Лиза женщину. — И не стойте надо мной, как памятник вселенской скорби! Садитесь, и давайте поговорим! В конце концов, вы могли не соглашаться на эту встречу. Liberum arbitrium indifferentiae, как говорили латиняне. Полная свобода выбора.

— Кофе? Вино? Коньяк? — как ни в чем не бывало спросила Мари. Правда, смотрела она при этом на Лизу с тем выражением, с каким разумные двуногие смотрят на говорящего попугая. — Разговор, я полагаю, будет долгим?

— Как получится, — усмехнулась Лиза, закуривая. — Надеюсь все-таки, что поговорим. Кофе с коньяком меня вполне устроит.

— Ну, кто бы сомневался! — в отличие от их последней встречи во Фритауне, сейчас Мари выглядела совершенно спокойной. — К вашему сведению, Лиза, я готовлю кофе во френч-прессе.

«Не дура! Сообразила, поди, что я к ней не собачиться пришла!»

— В этом скрыт какой-то тайный смысл?

— Нет, но кофе еще нужно смолоть, а воду вскипятить, — едва ли не через плечо бросила Мари, уходя на кухню. — Так что придется подождать.

— Я никуда не спешу, — пыхнула Лиза папиросой. — Подожду здесь и обещаю никуда не уходить!

Они познакомились чуть больше года назад, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Где Брюгге, а где Африка? Где тихая размеренная жизнь ученой девушки из Фландрии, и где похождения отпетой авантюристки Мари Нольф? Казалось бы, разные миры и разные женщины. Однако на самом деле один и тот же мир и одна и та же женщина.

«Сука драная! Да если бы не я, ты бы там, в Ярубе, и сгинула!»

— Итак, вот кофе и вот коньяк, — Мари закончила сервировать стол и села напротив Лизы. — Я вся внимание.

— Что ж, — усмехнулась Лиза, вполне оценив предложенный ей стиль общения, — давайте, Мари, для начала определимся с базовыми понятиями.

— Вы учились в университете? — нахмурилась Мари. Дело в том, что раньше Лиза с ней на таком языке не говорила. А сегодня, глядишь ты, то латинские поговорки озвучивает, то изъясняется ученым языком. Сплошные непонятки.

— Я автодидакт, — мило улыбнулась Лиза. — Лоужа се кеорока, йя теадера^[2].

— Женщина, — перевела Мари, глядя на Лизу с еще большим недоумением. — Как же это? Должна? Обязана? Да, пожалуй, так, но с повторным обращением. Женщина, ты должна это знать, ибо это… Первое?

— Важно, — подсказала Лиза. — Потому что это важно.

— Ого! — подняла брови Мари Нольф. — Оказывается, Елизавета, вы еще и на яруба говорите, а изображали из себя черте что!

— Я сапог, милочка! — снова улыбнулась Лиза, довольная произведенным впечатлением. — Но я образованный сапог. А язык яруба я учу уже целый год. Читаю пока плохо, говорю чуть лучше, но не думаю, что в достаточной мере. Однако вернемся к нашим баранам. В прошлом году… — Лиза понюхала коньяк, но пить пока не стала. — В общем, было несколько моментов, Мари, когда я мечтала свернуть вам шею. Собственными руками. Услышать хруст позвонков, и…

В этом месте Лиза была более чем откровенна. Даже сейчас — даже после того, как она приняла принципиальное решение «дружить» — одно упоминание о возможности свернуть Мари шею едва не вызвало у Лизы настоящий оргазм.

— Жалеете, что не убили? — Мари, верно, заметила что-то такое в глазах Лизы, или услышала в интонации, или углядела в выражении лица.

— Иногда мне это снится, — почти искренно призналась Лиза.

— Однако вместо того, чтобы сломать мне шею, вы меня спасли от англичан.

— И не жалею! — Лиза сделала глоток, потом второй и отставила бокал. — Вы наименьшее зло, Мари. Да и потом, убей я вас тогда, с кем бы я разговаривала сегодня?

— А есть о чем?

— Думаю, что есть.

Лиза достала из сумочки кожаный кисет и положила его на стол.

— Дары данайцев, — кивнула она на кисет.

— Мне начинать бояться? — Прищурилась Мари, явно гадая, что находится в кисете.

— Не стоит, — покачала головой Лиза. — Я вас сразу предупреждаю. Придется платить.

— За все приходится платить, — пожала плечами собеседница. — Чего вы хотите?

— Хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете об афаэре.

— Вас заинтересовала эта заумь?

— Представьте, да.

— Что лежит в кисете?

— Давайте посмотрим! — Лиза развязала шнурок и осторожно вытащила из кисета скрученные в трубочку листки бумаги. — Ох! Да это же те самые листки из вашего блокнота, о которых вы спрашивали меня во Фритауне!

— Значит, их украли все-таки вы, — обвиняюще прищурилась девушка Нольф.

— Нет, — соврала Лиза. — Их взял доктор Тюрдеев, а я нашла бумажки, когда разбиралась с его вещами. Но ваши вопросы, Мари, заставили меня заинтересоваться афаэром. Оказалось, это не секрет и не тайна. Есть даже словарная статья. Как там? «Афаэр — нуминозное понятие, относящееся к древнейшей составляющей системы верований народа яруба…»

— Словарь Вигенера, — назвала Мари источник Лизиной мудрости. — Неплохо для начала. Что-то еще?

— Всякие глупости, никто ведь эту «заумь» всерьез не воспринимает. Ну, кроме вас, Мари.

О том, что «этой заумью» самым серьезным образом занимался доктор Тюрдеев, полагавший, что афаэр это не символ ключа, а именно ключ, открывающий двери между мирами, Лиза решила умолчать. Во-первых, не стоит открывать потенциальному конкуренту сразу все карты, ведь еще неизвестно, что предложит ей взамен Мари. А во-вторых, всё, что было связано с Тюрдеевым, по-прежнему оставалось для Лизы запретным для произнесения вслух. Леонтий, как говорят истребители, был больной на всю голову сукин сын, но сначала Лиза этого не знала и успела в него влюбиться. Тем сильнее оказалось разочарование, когда он попробовал ее убить. И все из-за этого клятого афаэра.

«Я сниму его с твоего мертвого тела! — вспомнила она последнюю реплику своего несостоявшегося любовника. — Вот же сука!»

Получилось наоборот, Тюрдеева убила сама Лиза, и это была еще одна причина, чтобы держать все связанное с доктором «в уме».

— Афаэром интересуется полковник Штоберль.

Про полковника Лиза уже знала, как знала и то, что Штоберль теорию доктора Тюрдеева не разделяет.

— Пустое! — отмахнулась Лиза. — Мне интересно, что знаете вы! ...