Дейв Метц Один человек, две собаки и 600 миль на краю света Опасное путешествие за мечтой

Посвящается отцу

Благодарности

Эта книга написана сердцем. В ней все правда, от первого и до последнего слова. Пережить опасности, выпавшие на мою долю, было нелегко, однако описать их на бумаге стало для меня не менее трудной задачей. Я должен выразить огромную благодарность и тем, кто поддерживал меня в путешествии по Аляске, и тем, кто оказал мне неоценимую помощь в создании этой книги.

В первую очередь, я хочу сказать огромное спасибо Кэйт Эпштайн, литературному агенту, которая сразу поверила в мой успех. Спасибо редактору Эмми Пайл за ее благожелательное и очень доброе отношение и за ту огромную работу, которую она проделала, чтобы превратить мою рукопись в достойное издание. Спасибо Бобу Беркли за его поразительное умение проникать в самую суть дикой природы и за те советы, которые он давал мне по ходу работы, особенно тогда, когда я в очередной раз приходил в отчаяние и пытался в корне переделать материал.

Я чрезвычайно признателен семье и друзьям. Спасибо моим родителям, Валерии и Дарреллу Метц, которые никогда не делали из мухи слона и всегда разрешали мне ходить туда, куда я хочу. Спасибо моему старшему брату Майку за его неисчерпаемые познания в ходьбе на лыжах и охоте и за то, что он взял меня в турпоход по штату Орегон, когда мне было всего шестнадцать лет. Спасибо брату Рику и его сыну Майклу за то, что они снабжали меня продовольствием. Благодаря им я всегда знал, что в каждом населенном пункте меня ждет огромная посылка со съестными запасами. Спасибо брату Стиву за то, что, когда я отправлялся в очередную поездку, он всегда разрешал мне оставлять свою машину на его стоянке… Да я даже не могу припомнить, сколько раз это было! Спасибо Джеффу Корделлу, неутомимому охотнику, ставшему для нас словно родным, пятым, братом. Двадцать пять лет назад он поверил в меня. Всегда защищал мой «походный» и даже несколько жалкий образ жизни, словно чувствовал, что так и должно быть. И, наконец, я хочу выразить огромную благодарность Джулии Фирман за то, что она неустанно поддерживала меня и в экспедиции, и при написании этой книги. Без нее ничего бы этого не было.

Кроме того, должен поблагодарить Дона Хадрика за его поднимающие настроение комментарии во время моей первой поездки, Фрэнка Хэгана — за пару лыж, благодаря которым была преодолена добрая половина пути, а также Боба и Ванду Фирман за их письма, полные добрых слов, которые я не уставал читать.

Среди жителей Аляски также есть несколько человек, которые мне очень помогли, но чьих имен, к сожалению, не запомнил. Я должен поблагодарить классного пилота из Коцебу, сбросившего посылки с провиантом у реки Ноатак, неизвестного рыбака, угощавшего меня пойманной им тридцатидюймовой рыбой и Гленна из Кайаны, который в трудный момент уступил мне свой снегоход.

Также мне хотелось бы выразить огромную признательность приветливым и гостеприимным жителям Аляски и всем Вам — тем, кто сейчас читает мою книгу.

Привести точные названия географических объектов мне помогли журналы, которые я взял с собой. Конечно, то, что было сложным для меня, для кого-то могло не составить никакой трудности, точно так же, как и то, что мне кажется совсем легким, кого-то может привести в ужас.

Эту книгу я писал, ориентируясь только на свои внутренние ощущения, ни в коей мере не намеревался преувеличить или преуменьшить препятствия, которые стояли на моем пути. Я просто хотел, чтобы, читая эту книгу, Вы поняли, чего Вам следует ожидать, если когда-нибудь вы решитесь отправиться в подобное путешествие по дикой, но такой притягательно-прекрасной Аляске.

Да, еще спасибо Джимми и Уиллу. Не уверен, поймут ли они, что я их благодарю, но я обязан это сделать. Их хорошее настроение и жизненная энергия передавались мне и поддерживали моральные силы. Также не могу не упомянуть моего дорогого Джонни. Твоя память пребудет с нами вечно.

Пролог

Я сижу на вершине покрытого льдом холма. Голая земля, пронизывающий ветер и ни единой души вокруг. Мы — я и две мои собаки — находимся в самом сердце хребта Брукса. Бескрайние просторы, окружающие нас, захватывают дух. Но одновременно они наводят на мрачные мысли о том, как идти дальше, имея такие скромные запасы еды. Снег в основном стаял, и благодаря этому горы предстают передо мной во всей своей красе. Взору открываются маленькие пруды и речушки, которые наполняют каждое ущелье. Я смотрю на северо-восток. Далеко внизу простирается долина реки Киллик. В течение четырех дней мы шли вдоль нее, а когда повернули на север, она исчезла среди изрезанных горных вершин и понесла свои воды дальше, в огромное поле Арктики.

За моей спиной река Алатна. Она течет на юг. Я тоже иду на юг. Еще три невыносимо тяжелых дня, и я, наконец, достигну хвойного леса, который покрывает большую часть этого района Аляски. До ближайшего населенного пункта еще целых 100 миль, но пока у меня осталось немного пищи. Возможно, придется сделать плот и сплавиться вниз по реке.

Это решение дается нелегко. Я ужасно похудел. Шутка ли, каждый день проходить по восемь часов да еще с огромным рюкзаком за спиной. Но вместо того, чтобы идти на юг, туда, где природа более приветлива, где уже зазеленела травка и распустились цветы, я выбираю намеченный изначально северный маршрут. Судя по шуму самолета, я нахожусь в восьми милях от деревни Анактувук. Мне предстоит пешком преодолеть открытое пространство, лишенное всякой растительности. Чувствую себя абсолютно не защищенным. Кажется, что ветер вот-вот поднимет меня и унесет на самую далекую и высокую вершину. Оглядываясь на оставшиеся позади меня горы, отчетливо ощущаю, как от них веет холодом. Они выглядят настолько ужасающими, что невольно отвожу взгляд. Теперь я смотрю только вперед. Выбор невелик: или двигаться дальше, или умирать от голода.

И я иду по этой безучастной к человеческим страданиям земле, чувствуя, как мое тело пылает огнем. Вокруг меня горы, которые нужно покорить, овраги, в которые надо осторожно спуститься, болота, которые следует по возможности избегать, океаны кустарников, через которые нужно пройти, и мили надоедливого дерна, который я проклинаю каждый день. Из еды осталось лишь немного чечевицы и горстка овса. А впереди еще около двенадцати дней пути (это если идти целый день без перерыва). Истощение наступит очень быстро, и мое тело ищет дополнительную энергию для поддержания сил.

Около шестидесяти дней назад, 26 марта, я покинул Коцебу. Я шел на лыжах и «на собаках», миновал бухту Хотхэм, поднялся по реке Кобук к деревеньке Амблер. Затем повернул к реке Амблер и отправился к ее верховьям. Бросил лыжи и санки и пошел пешком к реке Ноатак. Далее держал путь к реке Алатне, точнее к ее верховьям. Вот так я оказался здесь, и положение мое удручающее. Я смертельно голоден. Свою еду отдаю собакам. Пока что не принял решение, просить ли о помощи. Я намереваюсь идти на восток к деревне Анактувук-Пасс, запастись провиантом, а далее отправиться в городок Вайсмен на шоссе Далтон. Сейчас явственно ощущаю, как усиливается чувство голода. Признаки уже налицо. Передо мной маячит страх голодной смерти. Меня приводит в ужас одна мысль о том, каким кошмарным может стать мой конец.

Мои верные товарищи, красивые чистокровные длинноногие эрдельтерьеры, поддерживают друг друга. Они родные братья, каждому из них едва-едва исполнился год. У меня с собой есть старое ржавое ружье и два неиспользованных патрона. Никогда не думал, что мне придется охотиться, как, впрочем, и не предполагал, что когда-нибудь буду умирать от голода. Увидев зайца, прихожу в неописуемый восторг. Отстегиваю рюкзак, он тут же падает на землю. Первый раз за эти дни я спускаю собак с поводков. Они стремглав пускаются по следу зайца вдоль берега. Мне даже не нужно им приказывать — охотничий инстинкт делает свое дело. Я знаю, что заяц еще не один раз пробежит здесь, пока не устанет. Отступаю подальше от ивняка и забираюсь на камень, чтобы лучше видеть берег. Заяц пробежал туда-обратно уже семь раз, но шанса выстрелить наверняка у меня не было. Я уверен, что собаки не потеряют след. Они учуют запах мяса даже в воде.

Наконец заяц останавливается около куста, не подозревая, что я нахожусь совсем рядом. Осторожно прицеливаюсь и спускаю курок. Раздается выстрел, пуля летит через долину, и заяц падает. Со всей мочи бегу к месту, где он упал. Голод буквально съедает меня. В предвкушении скорого обеда я торжествую. Через полчаса нам удалось подстрелить другого зайца. Это все благодаря собакам. Итак, сегодня вечером мы будем есть.

Утром я выбрасываю ружье. Без патронов оно превратилось в бесполезный кусок железа, который не имеет смысла нести дальше. От лишнего груза необходимо избавляться. Задерживаться я не могу, сюда никто никогда не придет, а еды все равно недостаточно. С тех пор как покинул деревню Амблер, около сорока дней назад, я не видел ни одного человеческого лица. Сейчас, ощущая прилив сил, я даже могу немного поиграть с собаками. После достаю оставшиеся чечевицу и овес и внимательно их рассматриваю. Затем надеваю рюкзак, а все ненужные вещи сжигаю. Готовлю отдельные порции себе и собакам и аккуратно раскладываю еду в пластиковые контейнеры. Получается совсем понемногу на каждый день. Тем не менее мы будем есть, и это главное! На последний день у нас останется только чашка чечевицы, которую мы по-братски поделим на троих.

Надев рюкзак, подтягиваю ремни, привязываю собак, чтобы они не расходовали больше энергии, чем нужно. Оглядываюсь на реку Киллик, однако ее исток я не вижу. Зато проделанный путь виден как на ладони. Отворачиваюсь и смотрю вперед. Чувствую необычайный прилив сил и понимаю: что бы ни случилось, я буду идти дальше, пока не упаду в полном изнеможении. Через двадцать минут пересекаю Истер-Крик и почтительно, но с некоторым страхом смотрю на восток. Меня охватывают два противоположных чувства: восхищение открывшимся передо мной величием пространства и страх, что я не сумею его преодолеть. Земля такая огромная и такая прекрасно-пустынная… Солнце уже высоко над горизонтом, оно освещает горные вершины, просторы тундры, которые кажутся частью иного, гигантского мира. Я иду осторожными неспешными шагами по земле, покрытой дерном в глухую, дикую пустоту, и подбадриваю собак: «Мы справимся, ребята! Мы справимся!»

Рай где-то рядом

Если есть на земле рай, то это, без сомнения, заповедник Дрифт-Крик, небольшой клочок земли, покрытый древними густыми лесами. Он расположен в штате Орегон, в десяти милях от океана. Воздух здесь всегда прохладный и влажный. Необъятные деревья, за которыми скрываются запутанные тропы, проложенные животными много лет назад, манят и завораживают. Люблю гулять по этим тропам. Здесь можно почувствовать себя частью чего-то большого, не доступного человеческому пониманию. Величественная и строгая красота первозданной природы пробуждает во мне самые сокровенные мысли и желания. В городе это невозможно. Здесь же я словно преображаюсь. Объяснить, почему это со мной происходит, я не могу, наступает своего рода просветление. Возникает ощущение необыкновенной внутренней гармонии. Я чувствую связь с окружающим миром, полностью сливаюсь с дикой природой.

Кедры и ели шириной в несколько футов устремляются ввысь подобно восхитительным остроконечным соборам. Вокруг горы и овраги. Часто встречается красная ольха. Это неприхотливое дерево способно выдержать самые суровые условия. Я подбираю упавшую ветку ольхи и опираюсь на нее в дороге. Когда я чувствую, что моя прогулка приближается к концу, то возвращаю эту палочку лесу — кладу ее на землю.

В долине растут и необыкновенно прекрасные клены. Они живут своей особой растительной жизнью. Некоторые из них покрыты таким толстым слоем мха, что сквозь него невозможно даже разглядеть кору. Иногда я с удовольствием отдыхаю под сенью раскидистых кленов. Их широкие пушистые ветви, словно огромный шатер, спасают меня от нежданного дождя. Листья намокают, а вот земля всегда остается сухой даже при ливне.

Заманиха достигает восьми футов в длину. Из-за нее в лесу царит вечный полумрак. Аборигены издавна использовали этот кустарник в медицинских целях. Красные ягоды, придающие ему неповторимый вид, сначала имеют форму пирамиды. Я всегда стараюсь идти осторожно, чтобы маленькие плоды не цеплялись к моей одежде и коже, однако все равно умудряюсь унести с собой несколько.

В июне оранжево-розовые ягоды становятся размером с теннисный мячик. Я стараюсь собрать их все, пока бурые медведи меня не опередили. Зимой в отсутствии лесной пищи настоящим спасением для путника становятся папоротник и зеленый щавель, хотя они и не имеют достаточной пищевой ценности. Для того чтобы сорвать побеги папоротника, требуется приложить немало усилий. В щавеле же содержится кислота. Если вы съедите слишком много щавеля, у вас может разболеться живот, как если б вы съели, например, слишком много зеленых яблок. Осенью практически весь лес усыпан лисичками. Но издалека их очень трудно отличить от опавших оранжевых листьев. Ваш глаз должен привыкнуть к ним.

Некоторые виды растений и животных в Дрифт-Крике настолько ядовиты, что даже в небольшом количестве способны вызвать сильнейшее отравление и даже смерть. Вот, например, воронец. Его яркие блестящие ягоды не могут ввести в заблуждение никого из лесных обитателей леса, в том числе медведей, несмотря на то что выглядят они чрезвычайно аппетитно, даже напоминают ягоды в райском саду. А в одной саламандре содержится столько же яда, сколько в огромном количестве иглобрюхов — ядовитых тропических рыб, которые могут раздувать свое тело до шаровидной формы. Даже если вы только слегка дотронулись до нее, следует тщательно вымыть руки, — настолько она ядовита. Весной и осенью становятся особенно активными многие земноводные, в том числе саламандры. Нужно быть очень осторожным и внимательным, чтобы случайно не наступить на них, когда они обходят лес своей тихой неспешной поступью.

По дну реки ползают тысячи ярко-оранжевых раков, за которыми охотятся еноты. Часто можно видеть, как последние вразвалочку прохаживаются совсем не далеко от вас и оставляют раковины, чтобы выстелить ими дно. В бурных водах водится форель. Каждую осень сюда приходит чавыча, чтобы оставить потомство и умереть. Просто удивительно, как такая крупная рыба может плавать в такой маленькой речке. После смерти она разлагается и, таким образом, служит для леса своего рода «удобрением», благодаря чему жизнь в нем продолжается.

Я провел в Дрифт-Крике очень много времени, поэтому прекрасно ориентируюсь здесь без карт и дополнительного освещения. Бывает, что вечером, когда на лес опускается совершенная тьма, а до тропинки остается миля или две, я могу выйти к ней, полагаясь лишь на звуки леса и собственную память. Чаще всего я спускаюсь к подножию гор с южной стороны, пересекаю реку и иду по дороге к самой северной точке заповедника. Затем пробираюсь сквозь заросли к реке, которая кишмя кишит форелью. Приходится постоянно цепляться за различные лианы и осторожно обходить упавшие бревна. Иногда я останавливаюсь и забираюсь на высокое дерево, чтобы узнать, есть ли где-то еще дневной свет. Дрифт-Крик — это превосходное место, чтобы испытать себя и научиться ориентироваться в лесу. Я с большим удовольствием вспоминаю те свои походы. Обычно меня сопровождал мой верный друг — пес Джонни, вместе мы с легкостью преодолевали все препятствия. Казалось, что ничто не заставит нас отступить.

Я скучаю по Джонни. Он умер у меня на руках два года назад, когда мы как раз возвращались из Дрифт-Крика. Многие воспоминания о нем стерлись из моей памяти, к сожалению, это происходит довольно часто. Однако есть один эпизод, который я никогда не забуду. Мы совершали одну из наших традиционных ежедневных прогулок. Ему было десять лет, и все эти годы, начиная с того времени, когда он был еще щенком, мы ни разу не разлучались. Джонни бегал на своих тонких длинных лапах, смотрел на меня теплыми карими глазами — его взгляд был совсем не таким, как у большинства собак. Джонни не моргая смотрел прямо в глаза, как будто хотел узнать, о чем я думаю, заглянуть мне в душу, изучить меня. Зная, что собаки живут недолго, я старался запечатлеть этот образ в памяти. Джонни навсегда остался для меня именно таким — сильным, в прекрасной физической форме и с изумительным, совсем не собачьим взглядом. И он всегда улыбался и вертел хвостиком. Такую собаку можно встретить только раз в жизни, потому я никогда не смогу забыть его.

Джонни был со мной все время, пока я жил в Портленде. Мы часто ходили и бегали по горам и лесам. Иногда я ехал пару миль на велосипеде со спущенными шинами, а он бежал рядом со мной. Как правило, мы совершали недельные походы «местного масштаба». Порой отправлялись и в более дальние путешествия. Когда ему было два года, месяц путешествовали по западной Аляске, а когда ему исполнилось три, сплавлялись по реке Юкон. Я собственными руками с помощью обыкновенной пилы сделал для него специальное отверстие в своем каяке^[1]. Мы предприняли несколько пеших походов в Айдахо. Обычно мы путешествовали в августе, когда ночи были теплыми, а небеса — усыпаны звездами. Я всегда лелеял надежду, что прежде чем Джонни постареет, мы с ним вместе посетим «Ворота Арктики» — национальный парк, который находится на западе Аляски, на хребте Брукса. Чтобы преодолеть его, может уйти немало времени и сил. Когда Джонни было восемь, мы совершили путешествие вокруг Аляски. Мы ходили по лесам, жили там летом и даже намеревались организовать лагерь для будущих экспедиций. Однако это был наш последний дальний поход. Я планировал отправиться в национальный парк как раз в тот год, когда ему исполнилось десять, но Джонни заболел. В течение месяца он чувствовал себя неплохо, но когда мы ходили по Дрифт-Крику, у него случилось внутреннее кровотечение. Спустя два часа, когда мы одолели последнюю оставшуюся не покоренной вершину и отправились назад, он умер.

Я горевал так, словно потерял близкого человека. Целых три дня я не мог есть, сидел, уставившись в окно, и всякий раз, когда делал глубокий вдох, мои глаза наполнялись слезами. Когда рядом со мной не было родных и друзей, Джонни заменял их мне. Он всегда поддерживал меня в трудную минуту, например, когда я жил в маленькой душной квартирке и занимался скучной, рутинной работой по изготовлению деталей для компьютеров. Руководство корейской компании, на которую я работал, относилось к своим сотрудникам как к людям второго сорта. Я ненавидел каждый день, проведенный там, потому что работа казалась мне абсолютно тупой, бессмысленной и была никак не связана с тем, чем я интересовался по-настоящему — с миром дикой природы. При этом она отнимала все мое свободное время, и бывать в лесу так часто, как мне того хотелось, не получалось. Даже не было возможности выглянуть в окно: в высоком сером здании, где я работал, окна попросту отсутствовали. Здесь не было места даже мечтам о неизведанных лесах и непокоренных вершинах. Двенадцать часов в сутки я проводил без дневного света: его заменяло искусственное освещение. Я чувствовал себя словно забытый раб, обреченный влачить однообразное существование в антропоцентрическом обществе. И каждый день, идя по дороге, огороженной холодным стальным забором, думал, что делаю очередной шаг навстречу скорой кончине от невыносимых условий. Я шел медленно, осознавая, что эта монотонная работа убивает меня, мою способность думать, и что жить так просто невозможно. Находясь в постоянном стрессе, я ходил на работу против своей воли, просто потому, что иных средств к существованию на тот момент у меня не было.

В маленькой ненавистной квартирке каждый день меня ждал Джонни. Когда я приходил с работы, он всегда был счастлив видеть своего хозяина. Думаю, он и не представлял себе, что можно вести себя по-другому. У него был огромный запас рвения и энтузиазма, поэтому я всегда хотел походить на Джонни — быть таким же счастливым, беззаботным и уметь одним прыжком преодолевать самые широкие и глубокие овраги. Я мечтал, что стану именно таким, когда отправлюсь исследовать дальние уголки нашей планеты.

Проработав на той фабрике год, я решил уволиться. Оставил квартиру и отправился вместе с Джонни покорять Аляску. Товарищи по работе интересовались моими дальнейшими планами. Я отвечал вполне разумно: хочу продолжить обучение в колледже и найти новую работу в Корвалисе. На самом деле, я намеревался жить, просто жить.

Итак, в запланированное путешествие по Аляске мы с Джонни так и не отправились. Два месяца я не мог оправиться от его смерти. Слава богу, в то сложное время меня поддержали друзья. Они предложили взять сразу двух щенков, рожденных от одной матери, чтобы не разлучать братьев. Я обратился к женщине, у которой десять лет назад купил Джонни. В ответном письме, написанном детским почерком, сообщалось, что она умерла. Это заставило меня задуматься о хрупкости человеческого бытия и моей собственной жизни. И это еще больше подтолкнуло меня к мысли о необходимости полностью посвятить себя делу, которое приносит не деньги, а удовольствие.

Для начала нужно было купить собак. Именно с этой целью мы с моей любимой девушкой Джулией отправились в Дойл, штат Калифорния. Я назвал их Джимми и Уилл. Так же как и Джонни, это были крупные эрдельтерьеры, ростом не ниже, чем те, что входят в Американский клуб собаководства и не менее миловидные. Это настоящие охотничьи собаки, сильные и энергичные, активно борющиеся за внимание хозяина. Нужно всегда быть готовым играть с ними. Ведь они будут носиться вокруг, чуть ли не сбивая тебя с ног, они считают, что это весело.

Каждый день мы с Джимми и Уиллом гуляли, а по выходным уходили в горы. Я привязывал их к велосипеду, чтобы они научились тащить санки. Мы приезжали в Дрифт-Крик, в то самое место, где умер Джонни. Пока они росли, я вновь начал думать об Аляске. Да, пожалуй, Джимми и Уилл заменят мне Джонни.

Когда я был маленьким, то часто бродил по горам Розенбурга. Меня привлекали дубовые рощи и маленькие уединенные долины каньона Рамп. Здесь я провел почти треть своей жизни и был по-настоящему счастлив. Я вел наблюдение за самыми разными представителями фауны: серыми белками, оленями, енотами, змеями, древесными лягушками. И рядом со мной были двое верных друзей. Казалось, что лес и собаки имеют какую-то связь, хотя собаки сильно отличаются от своего дальнего предка — лесного обитателя волка. Я тоже совсем не походил на своих предков — первобытных людей. Представить себя в лесу без собак просто не могу, а вот вместе с ними себя никогда не чувствовал одиноко.

В конце марта 2007 года я покинул Орегон ради Аляски. Мы летели на Боинге 737, Джимми и Уилл — в багажном отделении. Выглянув в окно по пути из Анкориджа на север, я как завороженный смотрел на белую сияющую пустыню. Аляска была полностью покрыта снегом и льдом. Едва взору открылась эта кристальная чистота, как я почувствовал неописуемую радость. В Ноуме, где мы производили дозаправку самолета и пережидали плохую погоду, прежде чем отправиться в Коцебу, один из пилотов объявил по громкой связи, что мы еще можем вернуться в Анкоридж. Услышав это предложение, Джимми и Уилл завыли так, словно от этого решения зависели их жизни. Это может подтвердить каждый, кто находился в самолете. Я никогда не слышал, как воют собаки в багажном отделении самолета и был потрясен этими неожиданными звуками, которые сразу напомнили о том, что в прошлом собаки были дикими животными. На генетическом уровне охотничий инстинкт у них явно сохранился. Они словно пытались громко заявить, что смогут преодолеть огромные пространства. Их пронзительные голоса заглушили даже шумный двигатель Боинга. Я знал, что дома Джимми и Уилл скулят, когда хотят поздороваться. Как же им должно быть холодно там, внизу. Я надеялся, летчики помнят, что на борту собаки. Беспокоясь за Джимми и Уилла, мне не хотелось возвращаться в Анкоридж только потому, что на следующий день надо будет лететь снова и им заново придется пережить такой ужасный холод. В самолете у меня не было возможности их видеть, но на земле, в Коцебу, я наконец мог о них позаботиться. Убедившись, что им тепло и настроение у них как и всегда игривое, я успокоился. Через полчаса мы снова поднялись в воздух и полетели в Коцебу, откуда и началось наше путешествие по Аляске.

Земля эпических пропорций

В течение многих лет я старательно изучал карту Аляски, которую повесил на стене в своей комнате. Это не обычная карта с названиями городов и рек. На ней во всех деталях изображены прекрасные долины и бескрайние скалистые горы. Для обозначения географических объектов использовались разные цвета в зависимости от высоты, на которой они находятся. Так, болотистые низменности обозначены темно-зеленым, постепенно, по мере появления холмов и гор, он переходит в желтый, а далее, там, где горные вершины приобретают максимальную высоту, преобладающей становится золотисто-коричневая окраска. Хребет Брукса почти полностью окрашен в этот цвет. Он простирается на много миль, и кажется, будто на нем заканчивается известный нам мир. Чтобы перейти хребет Брукса, вам придется постоянно прислушиваться к себе и земле и приложить немало усилий. Горы необычайно широки. Они образуют своего рода подкову: западная и восточная части «смотрят» друг на друга, а выдающаяся северная находится посредине. Это очень опасный край, главным образом из-за сурового климата. Нужно быть ненормальным, чтобы отправиться туда зимой, когда дует сильнейший ветер и холод пронизывает тебя насквозь или летом, когда становятся активными комары и другие кровососущие насекомые. Я постоянно смотрел на карту, мечтая о диких просторах Аляски и воображая, как буду покорять хребет Брукса.

Немногим смельчакам удалось преодолеть его. Большинство шло с востока на запад. Лишь некоторым удалось совершить переход с первого раза, а уж преодолеть это пешком и вовсе смогли единицы. Изучив большое количество журналов, я выяснил, что никто из моих предшественников не шел по тому маршруту, по которому собирался пойти я. Выбор пал не из-за того, что мне хотелось стать первопроходцем. Может быть, кто-то уже путешествовал так и до меня, только я об этом не знал. Такой маршрут показался очень удобным с точки зрения обеспечения едой. На моем пути часто встречались населенные пункты, где можно было запастись продовольствием. Я не мог позволить себе оплатить большое количество чартерных самолетов, пилоты которых сбрасывали бы мне пищу. В качестве отправной точки было выбрано Коцебу. Там довольно большой аэропорт (особенно учитывая маленькие размеры самого городка), и потому мне не пришлось нанимать маленький самолет, как если б я выбрал Анкоридж или Фэрбэнкс. Кроме того, благодаря авиакомпании «Авиалинии Аляски» я мог лететь туда напрямую, не совершая пересадок. Так собаки не подвергались дополнительному стрессу от холода и долгого пребывания в незнакомом месте.

Мне было интересно узнать, кто же все-таки смог покорить хребет Брукса. Первое документально зафиксированное путешествие датируется 1959–1979 годами. Его предпринял Дик Гриффит. Свой путь он начал в деревне Кактовик, а закончил в Коцебу. Он шел на лыжах, пешком (с тяжелым рюкзаком за спиной) и плыл в каяке. Роман Диал был первым, кому удалось завершить поход менее, чем за год. Это было в 1986 году. Он шел из Кактовика в Коцебу на лыжах, пешком, плыл в каяке и сплавлялся на плоту. В 2006 году он повторил свой поход. Двигался на восток из Кивалины к автомагистрали Далтона, и на этот раз ему потребовалось всего двадцать три дня. Кейт Ньютрей, чье имя появилось на страницах журнала «Нэйшнл географик» в 1993 году, совершил первый длительный переход через Скалистые горы. Его путь начался в форте Макферсон, что на северо-западе Канады, затем он двигался на запад по направлению к Коцебу. Поход продолжался десять месяцев. Он покорял Аляску на собачьей упряжке, санях, каноэ и плоту, на реке Ноатак чуть не умер от голода. В течение двух месяцев Кейт не видел ни одной живой души. Я перечитывал эту статью раз за разом, а журнал, в котором она была напечатана, перед сном клал на ночной столик. Конечно, покорение хребта Брукса может и не столь притягательно, как, скажем, экспедиция на северный полюс или в Гренландию, но во-первых, это не такое далекое и долгое путешествие, а во-вторых, не придется подвергать себя опасности, преодолевая огромные массивы снега и льда. Однако разнообразие цветов на моей любимой карте говорило о том, что рельеф там достаточно сложен и может стать серьезным препятствием даже на пути целой армии. Одинокий путешественник и вовсе может прийти в отчаяние. Маловероятно, что по окончании экспедиции вы проснетесь знаменитым. Вы просто вернетесь к нормальной жизни, и вряд ли многие ваши знакомые будут бросать на вас восхищенные взгляды. Но меня это не волновало. Я хотел побыть наедине с природой и с самим с собой, а лучшего места, чем хребет Брукса, для этого не найти.

Можно упомянуть еще несколько знаменательных экспедиций. По мне, все они лежат за гранью человеческих возможностей. Я не представлял, что совершу подобное путешествие всего за один год. Понимал, что посылки с провиантом мне будут сбрасывать нечасто, поэтому идти нужно будет быстрее. Еще я знал, что в районе хребта Брукса есть всего несколько деревень, где возможно пополнить свои пищевые запасы. Мне предстояло нести рюкзак весом в сто фунтов. Но я отправился в поход с единственной целью — на несколько месяцев слиться с дикой неизведанной природой. Мне нужна была такая большая, настоящая цель, которая позволила бы мне бороться с трудностями в течение долгого времени (а не каких-нибудь нескольких недель), продержаться до конца и не сойти с дистанции. Составляя план, я сначала думал о финальной точке своего путешествия, но потом понял, что для меня вовсе не важно, куда в конце концов я приду. Я просто хотел постичь тайны дикой природы и собственной души. Мне предстояло преодолеть огромные расстояния, и каждая пройденная миля должна была приблизить меня к духовному совершенству.

К покорению хребта Брукса и Национального парка Аляски я готовился долго. Но все равно не мог представить себе, каким длинным будет мой путь. С тех пор как мне исполнилось десять лет и я узнал, что на Земле есть место, которое называется «Аляска», все мои мечты и надежды были устремлены к ней. Местные леса — это пылинка по сравнению с настоящей дикой неизведанной Аляской. Я хотел овладеть всеми навыками, необходимыми для совершения дальнего похода. Чтобы развить скорость, я бегал на короткие дистанции. Бег на длинные расстояния позволил мне стать выносливым. Самым важным для меня было научиться до такой степени чувствовать лес, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах не заблудиться.

До экспедиции я побывал на Аляске более десяти раз. Впервые отправился туда, когда мне исполнилось восемнадцать. Эта земля притягивала меня, словно магнит. Я просто не мог остановиться. Компанию мне составил друг моего дедушки. Мы поехали в Национальный парк Денали. Он хотел стать летчиком, а я думал сопровождать его до поры до времени, а потом «затеряться» где-нибудь в глуши. Как только мы добрались до Денали, я наконец увидел настоящую Аляску и вот тут и начал постигать красоту и величие этой земли. Прочувствовав необъятность ее просторов, увидел, как мало людей здесь живет. Аляска покорила меня, однако покорять ее в ответ тогда было еще рановато. Убеги я тогда, никто не пришел бы мне на помощь, если б со мной что-нибудь случилось. Достать еду также было негде. В первую ночь мне было очень страшно, потому что я знал, что неподалеку живут медведи гризли, а я совсем беззащитен. Я все время ждал, когда в мою палатку ворвется какое-нибудь чудовище и порвет меня на куски. Я не понимал, что медведи вовсе не так опасны и что эти кошмары — всего лишь плод моего больного воображения. В лесу подобные видения случаются очень часто, особенно ночью и особенно, когда ты один. Убедившись в том, что Аляска — это именно то место, куда я хочу вернуться; довольный собой, несколько дней спустя я вернулся домой, в Орегон, с последними тремя сотнями долларов в кармане. Я был очарован Аляской еще сильнее, чем мог себе представить.

Я решил как можно чаще ходить в лес. Мне всегда нравилось ходить по опавшей листве. Казалось, что так я становлюсь ближе к природе. Я был абсолютно уверен, что когда-нибудь отправлюсь в далекий и прекрасный край, где еще не ступала нога человека и где нет никаких следов цивилизации. Поэтому нужно было готовиться. В свободное от лесных походов время я самозабвенно занимался спортом: бегал, катался на велосипеде, поднимал тяжести, лазил по деревьям. Мне нравилось жить на пределе сил. В лесу вместо гирь я поднимал бревна. Думаю, что все, кто когда-либо покорял Аляску, много времени и внимания уделяли физической подготовке. Трудно представить, что человек, не обладающий отменными физическими и морально-волевыми качествами, которые воспитываются в ходе тренировок, может в принципе решиться на такое рискованное путешествие. Иногда меня охватывали сомнения, стоит ли столько времени проводить в лесу, но я просто не представлял себя вне природы.

К тридцати годам мечты о путешествии на хребет Брукса захватили меня еще сильнее. За эти годы я изучил множество карт, обдумывая всевозможные маршруты, мысленно проходил каждую милю своего воображаемого пути. Конечно, в первую очередь, маршрут должен быть удобен с точки зрения снабжения провиантом. Однако я думал не только об этом, а старался включить в него те места, которые мне особенно хотелось посетить.

Наконец оптимальный вариант был найден. Я выбрал поистине необычный путь. В то время как большинство моих предшественников шли с востока на запад, я решил идти в противоположном направлении. Больших рек на моем пути практически не предвиделось. Путешественники, двигающиеся с востока на запад, в конце экспедиции около двухсот миль сплавлялись по рекам Кобук или Ноатак — это помогало им сэкономить много времени и сил. Такой роскоши я себе позволить не мог. Да-да, легкие пути — это не для меня.

Большую часть времени я намеревался провести в густых лесах тундры, которые занимали южную часть хребта Брукса. Мое желание оказаться там было нестерпимым. Итак, я решил отправиться в путь в конце марта 2007 года из деревни Коцебу, что на северо-западе Аляски. В это время там еще очень холодно, и можно будет пройти по льду реки Кобук на лыжах и санках. На мой взгляд, так путешествие станет более полным и насыщенным, и я смогу подготовиться к тяжелому, мучительному летнему походу на своих двоих. При этом идти на лыжах по льду реки намного быстрее, чем пробираться через густую чащу, особенно учитывая то, что со мной будут верные помощники — собаки. Это расстояние необходимо преодолеть до того, как растает снег. Я решил, что пройти хотя бы какую-то часть пути на лыжах и санях будет лучше, чем пытаться покорить всю Аляску пешком. Мне очень не хотелось сплавляться по рекам, складывалось ощущение, что это будет нечестно. Ведь я хотел именно идти, а не плыть.

Я мог бы выбрать реку Ноатак, но она протекает на севере штата, где нет никакой растительности и погодные условия весьма суровы. А самое главное, поскольку Ноатак находится далеко от побережья, там не встретишь ни одного населенного пункта. Поэтому я решил, что безопасней будет идти по реке Кобук. Кроме того, там есть лес, благодаря которому можно чувствовать себя почти как дома.

После перехода по реке Кобук я планировал пополнить свои запасы в деревеньке Амблер, а затем повернуть на северо-восток и идти по одноименной реке. Мне нужно было во что бы то ни стало достичь ее истоков до конца апреля, чтобы успеть до таяния льдов и начала весеннего половодья. И вот тогда я наконец отправлюсь в путь на своих двоих. С этого момента мое путешествие будет быстрым и легким. Я очень рассчитывал на это, но, когда ты находишься в таком суровом и непредсказуемом крае, как Аляска, предусмотреть все возможные варианты развития событий невозможно. Ты ни в чем не можешь быть уверен до конца.

Далее мой путь пролегал через Накмактуак-Пасс, потом должен был выйти к реке Ноатак и пересечь ее. Затем я должен попасть к маленькой речке под названием Мидас и продолжить свой путь к рекам Нигу и Киллик. Несколько дней придется идти вдоль Киллика, а затем свернуть к Восточной реке. Так я смогу добраться до реки Джон и выйти к Анактувук-Пасс. Там, в одной из местных деревень, мы договорились встретиться с Джулией, братьями Стивом и Майком, племянником Аароном и двумя старыми друзьями. И тогда все вместе отправимся к деревне Вайсмен, которая находится на шоссе Далтон.

Путь от Амблера до Анактувук-Пасс составляет триста миль. Это самое большое расстояние между населенными пунктами не только в штате, но и во всем мире. И мне предстоит преодолеть его в одиночку. Я пытался собрать информацию о своих предшественниках, однако ничего примечательного, кроме привычных сведений о турпоходах по Аляске и рассказов об экстремальных приключениях, мне не удалось найти. Большинство смельчаков, решившихся покорить хребет Брукса или отдаленные районы штата, нанимали частный самолет, который доставлял их на место и сопровождал в течение всего похода. На этом же самолете они летели домой. Так было гораздо безопаснее. Безусловно, огромные пространства Аляски могут напугать любого, но не меня. Поэтому частный самолет не входил в мои планы. Я собирался идти как можно дальше, зная, что в национальном парке «Ворота Арктики» на моем пути будет неизвестный участок земли и я понятия не имел, как его преодолеть. В связи с тем, что этого места нет ни в одном путеводителе, мне предстояло самому прокладывать маршрут и поэтому надеяться приходилось только на себя.

Я предполагал, что мое путешествие закончится, когда мне удастся выйти к шоссе Далтон. Однако втайне лелеял надежду на то, что, возможно, останется чуть-чуть времени для того, чтобы пройти еще немного на восток, к Арктической деревне, а далее к Канадской границе. Но это был бы настоящий подвиг. Я был уверен, что добравшись до Анактувук-Пасс, буду похож на мешок костей. Итак, необходимо было сосредоточить свое внимание на первой половине Аляски, от Коцебу до шоссе Далтон, на преодоление этого расстояния в лучшем случае уйдет месяца три.

Три месяца перед путешествием мы провели вместе с Джулией. Мы жили в ее доме, она изучала мои карты, пыталась усовершенствовать выбранный мною маршрут, копалась в Интернете, искала для меня лучшее снаряжение, укладывала вещи и еду в гараже. Я приготовил специальный журнал, чтобы описывать в нем все, что увижу на своем пути, каждую пройденную милю, каждый изгиб реки. Учился пользоваться GPS и компасом, которые помогут мне довести навигацию до автоматизма.

Мои первые сумки были большими и неподъемными из-за тяжелого снаряжения. Кое-что, самое необходимое для того чтобы выдержать холода, я отправил в Коцебу. В одной из сумок была только теплая одежда. На сбор вещей ушло около шести месяцев. Мне всегда казалось, что тратить много денег на покупку одежды неразумно. Однако цены на некоторые предметы экипировки превзошли все мои ожидания. Пара толстых шерстяных носков были куплены в Портленде за доллар. Там же я приобрел специальные рейтузы для дальних походов, чтоб надевать их под зимние штаны. В магазине «Гудвил» в Корвалисе нашлась куртка с подкладкой из ворса и с высоким воротом, который может защитить от пронизывающего ветра, а в магазине Армии спасения в Розбурге — несколько свитеров по три доллара за каждый. Только футболки, которые я планировал надевать в июне, были хлопчатобумажными. Остальная моя одежда была из шерсти или каких-нибудь синтетических материалов, которые не пропускают влагу. Вообще специально для экспедиции я приобрел совсем немного нового оборудования. Большую часть удалось выпросить у друзей, одолжить или же купить в секонд хэнде. Из нового пришлось приобрести палатку, которую можно использовать круглый год, а также пару лыжных ботинок. Я знал, что мне понадобятся самые лучшие ботинки, чтобы не отморозить пальцы ног. А такая вероятность есть, так как пальцы ног — самая уязвимая часть тела, на холоде кровь к ним поступает с трудом. Поэтому необходимо было позаботиться о них. Для этого я купил ботинки сверхвысокой прочности, предназначенные специально для экстремальных путешествий, с утепленной подкладкой внутри и пластиковым покрытием снаружи, чтобы ни одна, даже самая маленькая, частичка влаги не проникла внутрь. Поверьте, когда вы каждое утро просыпаетесь в палатке посреди ледяной Аляски, ни одни ботинки не покажутся вам слишком теплыми.

Мой брат Майк дал мне две пары лыж — одну про запас. Это были качественные лыжи старого образца со свободной пяткой, что помогает двигаться более свободно и создает ощущение, что ты идешь не на лыжах. Если лыжи слишком тонкие, то при ходьбе лодыжки будут сгибаться, поэтому очень важно подобрать правильную ширину лыж. Для совершенно ровной поверхности можно выбрать и узкие лыжи, но не было уверенности, что там, куда я направляюсь, условия будут такими идеальными.

Поскольку основное место в моем багаже занимали пищевые запасы, нужно было проявить изобретательность. Я взял очень много чечевицы, а вот от готовых обедов решил отказаться. Во-первых, они очень дорогие, а во-вторых, их упаковка слишком тяжелая, а я не мог позволить себе ни одного лишнего грамма. Как только начнется пешая часть моего путешествия, мне предстоит тащить рюкзак с запасом еды на месяц, а собаки будут нести на себе по двадцать пять футов каждая. Итак, вот какие продукты составили основную часть моего багажа: чечевица, овсяные хлопья, большие головки сыра, лапша, какао, кофе, сухое молоко и разнообразные закуски. Кроме того, я уложил туалетную бумагу, спички, карты, необходимые для следующего этапа путешествия. Средства защиты от солнца и комаров я убрал в самый дальний карман рюкзака, ведь они понадобятся только летом, когда будет тепло. Также я взял зубную пасту, зубную нить, леску для ловли рыбы и нитки, чтобы заштопать дырки в случае необходимости, а еще запасную рубашку и тренировочные брюки (их я также убрал подальше).

Пока я собирался и смотрел на карту, то все время думал о том, что мои запасы все равно недостаточны. Даже на моей раскрашенной цветными красками карте, она выглядела слишком необъятной. Расстояние между двумя населенными пунктами мне приходилось измерять не с помощью двух пальцев, а посредством обеих рук. На карте было очень мало названий географических объектов. Она пестрела самыми причудливыми оттенками, изображавшими складки и кольца гор. Итак, на моем пути лежат участки, где еще ни разу не ступала нога человека. Вероятно, я столкнусь с неожиданными для себя препятствиями, на преодоление которых мне придется потратить драгоценные силы и время. И еще мне предстоит сражаться с бесчисленными милями жесткой травы под названием туссок, это будет задерживать меня и вызывать раздражение. Я прекрасно понимал, что мне придется пережить мучительное одиночество и неимоверные физические нагрузки. Хотелось взять с собой ружье, но при этом очень надеялся избежать встречи с крупными животными. Просто так спокойнее спалось бы ночью: я боялся лосей и волков, которые могли напасть на собак. И, конечно же, опасался здешних медведей — самых больших в мире. Мне обязательно нужно было узнать, что делать в случае неожиданной встречи и как не оказаться у них на пути. Все остальные маршруты были моими. У меня загорались глаза, когда я видел, что даже на такой маленькой карте есть столько всего неизведанного! Чем больше неизвестных участков на карте, тем больше их будет в реальности, когда начнется путешествие. Ждать я больше не мог.

Северо-западное побережье

20 марта 2007 года, около 8 миль от Кайаны

В марте на северо-западе Аляски дует пронизывающий ветер и стоит сильнейший мороз. Из-за этого жизнь здесь практически невозможна. Когда самолет приземлился и я сошел на землю, арктический холод тут же сковал мое тело, и только тогда по-настоящему почувствовалась вся суровость местного климата. Кроме песцов и нескольких белых медведей, блуждающих по льдинам, крупных животных здесь не было — они не могли перенести такую стужу. Я не увидел даже ворон. Да, здесь чересчур холодно.

Коцебу — это маленький городок, расположенный на полуострове Болдуин, на северо-западном побережье Аляски. Участок земли, на котором он стоит, вдается в залив Коцебу как раз в том месте, где он переходит в Чукотское море. Город словно обласкан волнами. Он был основан инупиатами^[2] и имеет достаточно богатую культурную историю. Слово «коцебу» вовсе не эскимосского происхождения, однако именно эскимосы составляют основную часть его населения города. Вообще свое наименование город получил от одноименного залива, названного в честь российского мореплавателя Отто Коцебу, который открыл его в 1816 году. Хотя большинство жителей — инупиаты, я просто уверен, что здесь можно встретить и представителей других этнических групп, которые переехали сюда из разных районов Аляски и из расположенных южнее остальных 48 штатов Америки, в том числе уроженцев Кавказа или иных аборигенов Аляски, скажем эскимосов юпик. Любопытно, что в самые крепкие морозы местные жители не носят головных уборов и за все берутся голыми руками, даже за обледеневшие предметы, сделанные из стали. Если бы не удивительная способность терпеть холод и ветер, люди (которых здесь и без того немного) уже давно покинули бы Коцебу. Но жители этой части Аляски, несмотря на все трудности, сделали ее своим домом. Как и другие аляскинцы, в основном они передвигаются на снегоходах, причем на полной скорости. Молодежь гоняет по ледяным дорогам так, будто это самое важное в их жизни занятие. Интересно, не приведет ли эта бешеная скорость к тому, что они потеряют связь со своей самобытной культурой? Забавно, но представители оседлых народов намного шустрее кочевников. Думаю, это объясняется страшными морозами и ошибкой природы.

Кажется, что местные жители вовсе не ощущают пробирающего до костей холода. Они согреваются в своих новых современных домах. Да-да, наш промышленно развитый и технически совершенный мир коснулся и этого края, который находится так далеко на севере Америки, что, кажется, вот-вот исчезнет в водах океана. Отдавая дань достижениям цивилизации, я взял с собой спутниковую связь на случай, если со мной вдруг случится беда.

Мы приземляемся. За бортом минус 10 °F^[3]. Моим собакам сейчас приходится несладко, поэтому сразу же отправляюсь к ним: они ждут меня в своих домиках у входа в багажное отделение аэропорта. Подойдя к ним, чувствую, что они очень напряжены, видно, как сильно они дрожат. Я отношу их в небольшой отсек, где, по крайней мере, на 10° теплее. Затем забираю сумки с багажной ленты и заказываю передвижной фургончик. Чувствую, что во мне просыпается боязнь толпы, ведь зал очень маленький, а людей в нем много. Все они терпеливо ждут багаж, в то время как я изо всех сил стараюсь пробраться сквозь них со своим весьма внушительным снаряжением. Рядом с ними я ощущаю себя сбитым с толку от холода новичком. Стараюсь не смотреть на них, хотя большинство ниже меня ростом. Кажется, что все эти люди внимательно изучают меня, и тут я начинаю понимать, какое путешествие мне предстоит. Действительно экстремальное. Не думаю, что окружающие меня люди способны на подобные приключения. Врожденная непоседливость и постоянное желание идти вперед заставляют меня ощущать себя ребенком.

Наконец подходит наш экипаж, и мы с Джимми и Уиллом уютно устраиваемся на задних сиденьях. Водитель помогает мне погрузить собачьи домики, но выпускать собак я не спешу. Ведь как только я сделаю это, они захотят побегать, и будет очень трудно заставить их вернуться назад. Лучше подождать несколько лишних минут до тех пор, пока мы не прибудем на место отправления. Прошу водителя ехать по другой, менее шумной дороге. И хотя речь идет всего об одной миле, водитель начинает слегка волноваться и высаживать пассажиров. Сами пассажиры разговаривают будто хорошие знакомые и так тихо, что я не могу разобрать не только, о чем они говорят, но и на каком языке: родном или ломаном английском. Пожилая местная жительница сидит на переднем сиденье и с видом мудреца что-то тихо нашептывает на ухо водителю, наверное, дает ему какой-нибудь ценный совет. Она смотрит не на него, а на лобовое стекло, но мужчина ведет себя так, как будто он все понимает. Не знаю, что говорит эта женщина, но они произносят слова так тихо, что я постепенно успокаиваюсь. Это не праздный разговор, в нем нет никакой скрытой агрессии, простая монотонная речь, смысла которой мне и не нужно понимать. И вот мы уже далеко за городом. Все остальные пассажиры уже вышли. Я прошу водителя остановиться. Высаживаюсь, вынимаю сумки и собак. Снег скрипит у меня под ногами. Отвязываю собак, чтобы они согрелись и немного отдохнули.

В пятидесяти ярдах от главной дороги я ставлю палатку. Это двухместная палатка от Мармота, которую можно использовать в любое время года. Она рассчитана на экстремальные погодные условия, и без нее я не смог бы выжить. Дует легкий ветерок, и я опасаюсь последствий, если он вдруг усилится. Для укрепления палатки использую несколько толстых веревок. Дыры и иные повреждения ткани недопустимы. Я не могу позволить себе так рисковать. Конечно, можно было бы переночевать и в мотеле, чтобы оправиться от температурного шока и постепенно привыкнуть к холоду, но с собаками туда не пускают. А бросить Джимми и Уилла одних на смерть от холода я не могу — их шерсть не настолько густая, чтобы выдержать такие сильные морозы на открытом воздухе без палатки. Конечно, скоро они привыкнут к местным погодным условиям и будут легче их переносить. Пока же они ночуют со мной в палатке — в тепле и уюте. Успех первой части экспедиции во многом зависит от них, от их здоровья и сил. Именно они должны стать моей главной движущей силой, ведь каждому из них предстоит везти сани с 200 фунтами еды и зимним оборудованием. Еще до начала путешествия было понятно, что я не смогу обойтись без них. Конечно, я мог и сам тащить санки, но это было бы намного медленнее. Я взял с собой столько разных приспособлений для борьбы со снегом и льдом, что мои сумки были слишком тяжелыми. Например, специальная лопатка для снега, чтобы каждый день делать отверстия в том месте, где буду разбивать палатку, и топорик для льда, чтобы колоть лед на реке, измельчать его и пить. А еще до начала похода я получу одежду и огромное количество съестных запасов.

21 марта 2007 года

Я передвигаю свою палатку поближе к городу и устанавливаю ее под мостом. Это позволит защитить ее от ветра. Кроме того, отсюда мне ближе до почты, куда в скором времени придется отправиться за едой. Еще не совсем привыкнув к холодам, я недооцениваю их жестокость и, будучи уже совсем близко от города, начинаю дергаться. С ужасом приходится осознавать, что твоя беспечность может обойтись слишком дорого и что через несколько минут твоей жизни может угрожать опасность. На обратном пути я чувствую, что мерзну и пальцы ног начинают болеть. Теперь-то понимаю, что переставлять палатку вовсе не было необходимости, все равно это место слишком далеко от города, и до того, как мне удастся до него добраться, может случиться беда. Я не могу действовать адекватно. Чувствую, как нестерпимо жутко болят пальцы ног, пытаюсь идти быстрее, чтоб немного согреть их, но это не помогает. Мне нужно собраться и преодолеть холод, чтобы разбить палатку. Пальцы рук меня не слушаются. Приходится переставлять столбики и заново привязывать их к ткани. Натянув перчатки, сжимаю пальцы в кулак, чтобы немного согреть их. Так получаю возможность поработать еще несколько минут, пока они окончательно не онемели. Наконец палатка установлена, и мы с собаками тут же забегаем внутрь, чтоб согреться. Только закрыв палатку, я начинаю чувствовать себя лучше. ...