Дэн Абнетт ПРИНЦЫ ПОГРАНИЧЬЯ

Посвящается Гэри Расселу

Глава первая

Конец света начался в октябре, в четверг вечером, сразу после восьми.

Он начался вместе с грязным, колючим дождём, который полз по побережью со стороны Бристольского канала, с чёрным внедорожником, нёсшимся на восток по Пенарт-роуд, со звукового сигнала, извещающего о новом текстовом сообщении.

— Оценка по шкале от одного до десяти? — спросил Оуэн. Он вёл машину, внимательно следя за движением на дороге, которая была едва видна за завесой дождя.

— Один — это небольшая необходимость, а десять — безумная срочность?

— Ага.

— Примерно двадцать шесть-двадцать семь, — спокойно отозвался Джек. Он приподнял свой мобильный телефон, чтобы Оуэн мог посмотреть на него и прочесть сообщение на экране.

КОНЕЦ СВЕТА.

— Капитан Аналогия наносит очередной удар, — сказал Оуэн.

— В этой команде может быть только один капитан, — ответил Джек, закрывая крышечку мобильного телефона-раскладушки. — Э, Оуэн… — добавил он.

Глядя на мобильник Джека, Оуэн отвлёкся от дороги, и теперь задние фонари ехавшего впереди автомобиля ярко вспыхнули прямо перед носом внедорожника, как предупреждение. Оуэн ударил по тормозам, из-за чего передняя часть машины наклонилась, и включил понижающую передачу, чтобы объехать помеху.

Их ослепил яркий приближающийся свет фар. Взвыл гудок.

Оуэн неодобрительно что-то пробормотал и вернул внедорожник на нужную полосу. Покачивающийся по инерции из-за резкого торможения, разгона и очередного торможения Джек сохранял удивительное блаженное спокойствие.

— Извини, — сказал Оуэн, чьи руки, крепко вцепившиеся в руль, побелели от напряжения. — Извини за это.

— Без проблем.

— Ты выглядишь удивительно расслабленным.

— Это конец света. Лобовое столкновение на Пенарт-роуд по сравнению с ним кажется чем-то совсем обыкновенным.

— А, — сказал Оуэн. Движение впереди снова начинало приходить в норму.

— Конечно, — заметил Джек, — он мог ошибиться.

— Обычно он прав, — поправил Оуэн. — У капитана — то есть, извини, просто Аналогии — настоящий нюх на всё это.

Телефон снова пиликнул.

— Что теперь? — спросил Оуэн.

— Варёное яйцо, — сказал Джек.

Оуэн вдавил в пол педаль акселератора.

Варёное яйцо.

— Четыре минуты или меньше.

* * *

Гвен побежала сквозь пелену дождя через дорогу по направлению к нескольким грязным зданиям, съёжившимся на берегу реки. В близлежащем пабе, ночном магазине и ряде домов горел свет. Дождь шипел, словно статические разряды.

Здания прямо впереди были заброшенными и, казалось, их оставили в состоянии шизофренического беспорядка, так и не определившись, переделать их в склады или в многоуровневую автомобильную парковку. Неоновые вывески в окнах паба отражались в длинных лужах на дороге; розовые, красные и зелёные, «Магнерс» и «Будвайзер»^[1], сморщенные и покрытые рябью от дождя.

Джеймс ждал под аркой из почерневшего от старости кирпича. Он начал двигаться, когда Гвен приблизилась.

— Варёное яйцо? — спросила она, подбегая к нему. — Правда?

— Правда.

— Конец света, или всего лишь конец Кардиффа?

— Последнее является лишь подмножеством первого, — ухмыльнулся он. — И потом, я лишь передаю то, что сказала мне Тош.

— Где она?

— Сзади.

— И что она тебе сказала?

— Что этот всплеск она наблюдала в течение недели, он то возникал, то исчезал. Сейчас он впервые задержался и не исчез после возникновения.

— И почему это конец света?

— Её системы отказали спустя восемнадцать секунд после того, как Тош описала этот всплеск. Я имею в виду, всерьёз отказали. Сорок девять процентов Хаба вышло из строя. Мы оставили Йанто в слезах.

— Значит, это агрессивный всплеск?

— По шкале от одного до десяти? — спросил он.

— По твоей шкале или по шкале Джека?

— По моей.

— И?

Он пожал плечами и взбежал по скользким от дождя бетонным ступенькам.

— Двадцать шесть-двадцать семь. Эта вспышка до усрачки напугала компьютеры Тош, а ты знаешь, что эта лучшая техника из того, что мы, высокоразвитые обезьяны, когда-либо производили.

Они вышли на заросший сорняками пустырь. Восточная его часть, покрытая гравием и огороженная покосившимся сетчатым забором, была заполнена стоячей водой на шесть дюймов в глубину. Гвен почувствовала запах реки. Ветер был холодным, и в нём явно чувствовался запах осени, безнадёжно борющейся с наступлением зимы.

— Ой! — воскликнула она, неожиданно пошатнувшись. — Иисусе на мопеде! Ты тоже это почувствовал?

Он кивнул. Тошнота: неприятное ощущение покачивания, которое напомнило ей о том, как ей становилось плохо в машине в детстве, когда они с семьёй куда-то выезжали на выходные, и о большом заднем сиденье «Воксхолла Ройял», который то останавливался, то снова трогался с места в пробках по пути в Кармартен.

— У меня болит голова, — сказал Джеймс. — А у тебя?

— Да, — ответила Гвен, понимая, что это чистая правда. — Она внезапно началась.

— Как будто кто-то нажал на выключатель?

— Выключатель, да. Я не могу нормально дуть.

— Дуть?

— Что?

— Ты только что сказала «дуть».

— Я имела в виду «думать».

— Я знаю, что ты имела в виду. Я тоже не могу нормально дуть. Совершенно не могу сосредоточиться.

— Ты имеешь в виду «сосредоточиться», — сказала Гвен, ущипнув себя за переносицу.

— Что?

— Ты сказал «сточиться», но имел в виду «сосредоточиться».

— Я этого не говорил.

Гвен посмотрела на него. Они стояли под холодным дождём. У неё начинались нарушения зрения — перед глазами мелькали какие-то жёлтые загогулины и периферические вспышки. Она никогда не страдала от мигреней, но достаточно читала об этом, чтобы знать, что именно так люди чувствуют себя при мигрени.

— Что это за хрень? — спросила она. Происходящее начало её немного пугать.

— Не знаю, — сказал он. Он выдавил ухмылку и изобразил голос своего любимого героя мультфильма: — Но я не собираюсь поддаваться панике.

Это рассмешило Гвен. Джек был краеугольным камнем и душой Торчвуда, но Джеймс был его сердцем. Он мог заставить её засмеяться перед лицом конца света. Или Кардиффа, что бы ни произошло раньше.

Джеймс отвернулся от неё.

— Сделай серьёзное лицо, — сказал он. — Мы на посту.

Кто-то бежал к ним, прямо по затопленной части участка, поднимая брызги воды, как беспечный Джин Келли^[2].

Сначала Гвен подумала, что это Тошико, но это была не она. Это оказалась худенькая девушка в джинсах мужского покроя и узкой футболке с надписью «У меня есть сиськи, значит, я выиграла».

Она бежала смешно, как-то судорожно, подумала Гвен; руки девушки тряслись, и её узкое плоское лицо дёргалось, словно от тика.

— Привет? — окликнул её Джеймс.

Девушка остановилась и зашаталась перед ними, моргая, глядя сначала на Джеймса, потом на Гвен, а потом снова на Джеймса. Время от времени она внезапно дёргала головой и от этого дрожала всем телом. Её мокрые от дождя пальцы резко сжимались и разжимались, словно клешни рака.

— Большие, большие, большие, — сказала она, сделав ударение на втором слове «большие», но при этом произнеся его нечётко. — Жулик. Шестьдесят девять процентов. Владельцев кошек. Очеловечивают. Гиббоны. Большие гиббоны. Упадок и Смерть Большого Гиббона, — добавила она.

Затем она рухнула на колени, и её кости так громко хрустнули, что Гвен вздрогнула. После этого девушку вырвало на гравий.

Гвен бросилась к ней, пытаясь помочь. Девушка что-то произнесла и оттолкнула её. Потом её снова вырвало.

Даже разбавленный ветром и дождём, запах рвоты казался странным. Сильно воняло кетонами^[3]. А кроме того — пластмассой и жжёным сахаром, хотя этот запах ощущался слабее.

— Всё хорошо, — сказала Гвен.

— Большие, большие, большие, — пробормотала девушка и закашлялась, словно пытаясь выплюнуть собственную печень.

Гвен подняла взгляд на Джеймса.

— Что, чёрт возьми, с ней не так? — спросила она. — И ещё… ой! Голова стала болеть сильнее.

— У меня тоже, — согласился он. Он пытался сохранять оптимизм, но Гвен чувствовала всё по его голосу. Боль.

— Ладно, — сказала она. — Если только это не вечерняя викторина в пабе, на которой что-то пошло не так…

Девушка поднялась на ноги, оттолкнув Гвен и Джеймса. Снова упала, ещё раз встала и сказала:

— Слава. Слава, слава, слава. Вздорный. Это хорошее слово.

Она покачнулась и посмотрела на Джеймса.

— Разве нет?

— Да, — ответил он, протягивая руку.

Девушка засмеялась, и из её носа полезли пузыри соплей. Её снова затошнило, и она судорожно съёжилась, прижимая локти к бокам, но рвоты больше не было.

— Глянец, — пробулькала она и побежала.

— Не позволяй ей… — начала Гвен.

Девушке не удалось убежать далеко. Она с неприятным звуком слепо врезалась в рушащуюся кирпичную стену и упала на спину.

Гвен и Джеймс помчались к ней. Её лицо и руки были оцарапаны и кровоточили. Нос оказался сломан. Из него текла кровь, которая под дождём быстро становилась розовой.

— Всё хорошо, всё хорошо, — принялась успокаивать её Гвен. — Как вас зовут? Можете назвать мне ваше имя?

— Хью, — пробормотала девушка.

— Всё понятно, — сказал Джеймс.

Гвен посмотрела на него.

— Она не Хью, идиот. Хью — это кто-то другой.

* * *

Хью бежал по тропинке вдоль реки за сверкающей завесой дождевых капель. Он думал, что бежит хорошо, очень быстро, но стороннему наблюдателю он мог бы показаться сенсационно плохой пародией на «Планету обезьян»^[4].

Он споткнулся и врезался в забор, который зазвенел и отбросил его назад. Со сверкающих ячеек сетки посыпались дождевые капли.

Хью обмяк.

— Позвольте, я помогу вам, — сказала женщина, появившаяся из дождя у него за спиной. Она красивая, подумал Хью, глядя на неё и моргая. Она была стройной и очень здорово выглядела в своём чёрном кожаном плаще.

— Меня зовут Тошико, — сказала ему женщина. — Позвольте мне помочь вам. Назовите мне ваше имя. Расскажите, что случилось.

Хью упал на траву и разбитый асфальт, одной рукой по-прежнему держась за трясущийся забор.

— Там… — начал он, но остановился. Его голос звучал забавно, как будто у него в ушах было полно ваты. Может быть, так оно и было. Это он сделал? Наверно, да. Чуть раньше, в ванной, глотая последнюю таблетку аспирина. Возле раковины лежал пакетик ватных шариков. Ими пользовалась Лэйни, для макияжа. Он… он?..

Было так тяжело думать. Вспоминать. Собственное имя. Имя Лэйни. Нет, Лэйни зовут Лэйни. Лэйни, где ты?

— Говорите со мной, — сказала женщина по имени Тошико. — Что вы пытаетесь сказать?

— Там, — снова начал Хью, игнорируя свой ватный голос, — там числа, и два синих огонька, и они двигаются, крутятся, двигаются вот так.

Он выпустил из рук трясущийся сетчатый забор и стал водить одной рукой вокруг другой, описывая в воздухе странные геометрические узоры.

— Они двигаются. Двигаются. Крутятся. Это большие огни. Большие, большие, большие.

Его прерывистый голос стал твёрже на втором слове «большие».

Тошико опустилась на колени рядом с ним.

— Огни? И числа?

Хью кивнул.

— Большие, большие, большие. Они мигают и двигаются. Синие. О, иногда красные. Красный — мёртвый. Синий — настоящий. Большие, большие, большие.

— Что за числа? — спросила Тошико.

— Меня зовут Хью! — выпалил он, словно только что вспомнил об этом.

— О, хорошо, привет, Хью. Расскажите мне о числах и огнях.

Голова Хью качнулась, словно он был пьян. Он моргал очень быстро, и мышцы его лица подёргивались.

— Хью синий. Хью настоящий. Большой, большой, большой.

— Числа, Хью…

— Отвлечённые числа, — сказал он, очень чётко и неожиданно, впившись в неё взглядом.

Тошико смерила его ответным взглядом. Джинсы, майка без рукавов, неопрятная причёска наподобие ирокеза, пострадавшая от дождя. Этот «Хью» никак не мог знать об отвлечённых числах.

— Хью, расскажите мне об отвлечённых числах.

Хью ковырялся в левом ухе. Он вытащил оттуда ватный шарик. Комочек ваты был пропитан кровью.

— Чёрт, — пробормотал он. — Кажется, мой мозг взорвался.

— Хью, — попыталась успокоить его Тошико.

— О нет! — внезапно вскричал он, корчась от боли. — О нет! Уходите! Не смотрите на меня! Оставьте меня в покое!

Тошико попятилась. Она поняла, что Хью только что обмочился — это чувствовалось по запаху. Парень явно чувствовал себя униженным.

Так что, судя по всему, пьяным он не был.

— Хью…

— У меня болит голова, — простонал он.

— У меня тоже, — согласилась она. И это было правдой. — Расскажите мне ещё о числах и огнях. Откуда они взялись?

Варёное яйцо. Варёное яйцо. Она прекрасно понимала, что время истекает. Что его остаётся слишком мало.

— Большие, большие, большие, — ответил Хью. — Штеффи Граф^[5]. Жираф. Рон Муди^[6]. Ублюдок. Близнецы. Незаконнорождённые близнецы. На обложке журнала «Hello!». Знаете этот журнал? Выдающаяся модель современных преобразований.

— Хью? Продолжайте! Хью?

Он улыбнулся ей, не прекращая моргать.

А потом умер.

Его глаза закатились, голова откинулась назад, и из открытого рта вырвалось облачко дыма.

Дым пах жжёным сахаром, пластиком и экскрементами.

Мучимая той же болью, которая убила его, Тошико, дрожа, упала на колени.

— Он проиграл Амок, — послышался голос из-за её спины.

Тошико оглянулась.

Под дождём стоял бродяга и смотрел на неё. Он казался огромным, но лишь из-за того, что на нём было надето слишком много старых пальто. На его грязной бороде повисли капли дождя, как игрушки на новогодней ёлке. От него пахло грязью и промышленными отходами. В руках он держал два тяжело нагруженных пакета. «Сейнсбери»^[7].

— Что он проиграл? — спросила Тошико, вставая.

— Амок, — ответил бродяга. Невозможно было понять, сколько ему лет. Тридцать? Шестьдесят? Время жестоко обошлось с ним.

Он поставил туго набитые пакеты себе под ноги.

— У Хью был Амок, но он проиграл. Перед этим Амок был у Донни, но он тоже проиграл. Перед Донни — у Терри. Перед Терри — у Малькольма. Перед Малькольмом — у Боба. Перед Бобом — у Аш’ахват.

— Перед Бобом у кого?

— Аш’ахват, — сказал бродяга.

— Это как Аш’ахват в Миддлсексе?

Бродяга хихикнул и так энергично покачал головой, что от его бороды в разные стороны полетели дождевые капли, как у собаки, отряхивающейся после мытья.

— Вы такая смешная. Я не знаю никаких Аш’ахват. Это просто последнее имя в списке.

— Понятно, — сказала Тошико, медленно поднимаясь на ноги. — Теперь Амок у вас? Как вас зовут?

— Джон Норрис, — ответил бродяга. Он опустился на колени и стал копаться в своих пакетах. — Джон Норрис. Знаете, когда-то со мной всё было хорошо.

— С вами и сейчас всё хорошо, Джон, — сказала Тошико.

— Нет. Нет. У меня была хорошая работа. Корпоративная машина. Это был «Ровер». Внедорожник. У меня было собственное парковочное место. Меня называли мистер Норрис.

— Что случилось?

— Рационализация рабочей силы. Жена переехала в квартиру своей сестры. Я не видел своего сына пять лет.

Бродяга начал всхлипывать.

— Мистер Норрис, мы можем помочь вам, — сказала Тошико, делая шаг в его сторону. В её голове пульсировала боль. — Пожалуйста, скажите, Амок у вас?

Он кивнул, шмыгая носом, роясь в одном из своих пакетов.

— Он где-то здесь. — Он поднял на неё взгляд. — Большой, большой, большой, — добавил он. Сделав ударение на втором слове «большой».

— Просто покажите его мне. Амок.

— О, да, он где-то здесь, — сказал бродяга и вытащил что-то из пакета. Это была рамка размером десять на восемь, с тремя фотографиями. Женщина. Мальчик. Женщина с мальчиком.

— Мистер Норрис, это ведь не Амок? — мягко произнесла Тошико.

Бродяга содрогнулся. Он покачал головой, сгорбившись.

— Нет, — прохныкал он. Он швырнул рамку на дорожку, и стекло раскололось.

— Мистер Норрис?

Когда он повернулся к ней лицом, у него в руке был зажат осколок стекла из рамки. Края были такими острыми, и сжимал он осколок так крепко, что между его грязными пальцами струилась кровь.

— О, чёрт, — сказала Тошико, резко отпрянув.

Бродяга бросился на неё.

Глава вторая

Подшипники зашипели, когда внедорожник замедлил ход. Джек и Оуэн вышли под дождь. Джек посмотрел на экран своего мобильного телефона.

— Нет сигнала, — сказал он Оуэну.

Джек огляделся по сторонам.

— Тош? Джеймс? — заорал он. Никто не ответил.

— Давай посмотрим здесь, — сказал Оуэн, направляясь к близлежащему пабу. Заведение выглядело привлекательным и гостеприимным, сквозь матовые прямоугольные оконные стёкла изнутри лился жёлтый свет.

Джек пошёл за ним. Поднявшись на несколько ступенек, Оуэн остановился и опустил голову.

— Что?

— Голова ужасно разболелась, внезапно, — простонал Оуэн, подняв руку к виску.

— Я думал, прошлую ночь ты собирался провести спокойно, — кисло заметил Джек, проходя мимо Оуэна к дверям паба.

— Это не такая боль, — пожаловался Оуэн; уголки его тонких губ опустились ещё ниже, чем обычно. — Грёбаный Иисусе, ты что, ничего не чувствуешь?

— Что — твою головную боль? — ответил Джек. — Забавно, но нет. — Он замялся. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже что-то такое чувствую.

Он открыл дверь паба и вошёл внутрь. Оуэн последовал за ним. Паб оказался абсолютно типичным для злачных районов Кардиффа — грязным, пропахшим сигаретами и солодом. От автомата для пинбола доносился стук и щёлканье, а из музыкального автомата лилась мелодия «If You Don’t Know Me By Now»^[8].

— И где все? — спросил Оуэн.

В пабе было пусто. У барной стойки тоже. Вокруг столиков из огнеупорного пластика, на которых стояло несколько полупустых стаканов и лежал открытый пакетик орешков, толпились пустые стулья. Не было никаких признаков беспорядка, и сотрудников бара тоже нигде не было видно. Выдвижной ящик кассового аппарата был открыт.

— Это не ограбление, — сказал Джек, зайдя за стойку бара и приподняв каждый из зажимов для денег по очереди. — Здесь пара сотен.

— Это всё очень неправильно, — сказал Оуэн, указывая пальцем. На стойке рядом стояло два полных пинтовых бокала лагера. Стенки стаканов блестели от влаги. — Их должны были выпить. Никто вот так не уходит из паба, оставив свежую пинту.

— Да, только не в валлийском Уэльсе, — согласился Джек.

Они снова вышли на улицу. Здания вдали от паба и маленький круглосуточный магазин образовывали на фоне огней Кардиффского залива у реки зловещий силуэт.

Оба, и Джек, и Оуэн, услышали крик. Далёкий, приглушённый сильным дождём, но отчётливый. Не вопль, но предупреждающий вскрик.

Оба бросились бежать.

* * *

Тошико отскочила, чтобы увернуться от острого стекла. Бродяга что-то бормотал и моргал.

— Мистер Норрис, — предостерегла она. — Положите это. Вы причиняете себе боль, и…

Бродяга снова бросился на неё, заставив отступить дальше по дорожке у реки. Тошико огляделась по сторонам, оценивая свои возможности. Справа от неё находилась заросшая травой набережная с высоким сетчатым забором, возле которого умер Хью. Слева блестящие чёрные края бордюрных камней обозначали местонахождение реки. Она слышала плеск воды и чувствовала соответствующий запах, но реки видно не было. Похоже, она находилась далеко внизу.

— Мистер Норрис…

— У тебя его быть не может! — закричал он. — Это не твой ход! Это мой ход!

Он в третий раз набросился на неё, двигаясь с пугающей скоростью для такой слабой, нездоровой души. Импровизированное лезвие сверкало, когда он взмахивал им, и с каждым движением из его порезанных пальцев капала кровь.

На этот раз, несмотря на головную боль, Тошико удалось не только увернуться от удара. Она отскочила и, сделав пируэт на одной ноге, второй ногой сильно ударила бродягу в грудь.

Он каркнул и отшатнулся, но несколько слоёв одежды смягчили удар. Издав сдавленный крик, он снова подпрыгнул и поднёс к её горлу край стеклянного лезвия.

Тошико увильнула, повернулась и обхватила его вытянутую руку своими обеими затянутыми в кожаные перчатки ладонями. Повиснув на его руке, она ткнула его плечом в подмышку и перебросила через свою спину.

Он с размаху приземлился на спину и остался лежать лицом к сверху, вздрагивая и дёргая ртом под бородой.

Тошико оттолкнула ногой осколок стекла.

— Хорошо, — сказала она.

Что-то большое и тяжёлое, как слишком быстро несущийся автобус, без всякого предупреждения врезалось в неё сзади.

* * *

— Внизу! — заорал Джеймс. Гвен вслед за ним спустилась на набережную, к тёмной реке. Мокрый клевер и рододендроны хлестали её по лицу. Они с Джеймсом вышли на дорожку вдоль грязной дамбы. В нескольких шагах впереди у забора лежало скрюченное тело молодого человека.

— Джеймс! — крикнула Гвен.

— Не обращай на него внимания! — ответил Джеймс, не останавливаясь. — Команда «К бою»!

Команда «К бою». Большое спасибо, капитан чёртова Аналогия, подумала она, борясь с головной болью, пытаясь мыслить связно. Команда «К бою» означала «бросай всё и борись». Как только полевые телефоны начинали звонить, пилоты «Спитфайров»^[9] надевали свои куртки и спасательные жилеты, бросая свои чашки с чаем, верных псов и карточные игры. Срочный призыв к действию.

— Подожди, твою мать! — заорала Гвен и осеклась.

В двадцати ярдах впереди на дорожке отчаянно сражались две фигуры. Одной из них была Тошико. Вторым оказался крупный мужчина в джинсах и клетчатой рубашке. Он держал Тошико за горло и неистово тряс, словно хотел оторвать ей голову. Тошико беспомощно болталась в воздухе. Неподалёку на земле корчился старый, грязный бродяга, жалобно бормотавший что-то себе под нос. Гвен слышала, как Тошико вскрикивает от боли.

Джеймс пролетел мимо бродяги и бросился на крупного мужчину. Гвен побежала за ним.

— Эй! Оставь её, чёрт возьми! — завопила она.

Мужчина в клетчатой рубашке подчинился и отбросил Тошико в сторону. Однако, как выяснилось, только для того, чтобы схватить Джеймса. Мужчина был огромным, широкоплечим, с толстой шеей и бритой головой. От него пахло пивом и потом, и с этим запахом не сумел справиться даже дезодорант «Lynx», которым он явно воспользовался. Он что-то проревел и повернулся так резко, что ноги Джеймса оторвались от земли. Мускулистый локоть завершил начатое. Джеймс вскрикнул и упал на дорожку, закрыв лицо руками.

Мужик ухмыльнулся и вознамерился было пнуть Джеймса по рёбрам, когда на него налетела Гвен.

Он упал лицом вниз, словно дерево, клацнув зубами и заодно прикусив кончик языка. Гвен вскарабкалась к нему на спину и заломила одну из его мясистых рук назад.

— Хватит! — приказала она. — Перестань сопротивляться, или я сломаю твою чёртову руку нахрен, так что помоги мне!

Мужчина под ней что-то процедил сквозь выбитые зубы.

— Да, да, я уже слышала всё это раньше! — отрезала Гвен. Она потянула заломленную руку парня вверх, и тот заткнулся.

С противоположной стороны послышался стук шагов. Из дождя появились Джек и Оуэн, которые бежали по дорожке у реки. Шинель Джека развевалась у него за спиной, словно крылья.

Он остановился, глядя на корчащихся на земле Тошико и Джеймса и на Гвен, сражающуюся с харкающим кровью бандитом.

— Я смотрю, всё идёт хорошо, — отметил он.

— Как всегда, блин, — отрезала Гвен. — Помоги мне с этим, Христа ради!

Помощь ей действительно требовалась. Мужчина взбрыкнул и сбросил с себя Гвен. Та упала на спину. Мужик вскочил на ноги, моргая и оглядываясь по сторонам, ища новую жертву. И лицом к лицу столкнулся с белозубой улыбкой Джека Харкнесса.

— Неудачный вечерок? — поинтересовался Джек.

— Пшёл на хрен! — сплюнул мужчина, из-за выбитых передних зубов и распухшего языка слова казались нечёткими. — Это моя! Моя офередь!

— Твоя очередь? — переспросил Джек. — Хорошо, приятель.

Джек выполнил превосходный хук правой; удар обрушился на голову мужика. В воздух фонтаном взметнулись капли крови, как в фильме «Бешеный бык»^[10].

— Ублюдок! — фыркнул мужик и нанёс ответный удар, который, впрочем, оказался настолько предсказуемым, что с тем же успехом о нём мог бы объявить дворецкий. — Большой, большой, большой! — заорал он, выделив голосом второе слово «большой».

— Да, ты такой, — ответил Джек, — но знаешь, как говорят…

Удар в живот заставил мужчину согнуться пополам. Апперкот завершил дело.

Мужик скрючился на земле, лёжа на боку, стоная и едва не теряя сознание. Джек отступил назад, потирая костяшки пальцев правой руки, и снова улыбнулся.

— А вот и победитель, — ехидно прокомментировал Оуэн, помогая Тошико встать. На шее у неё были синяки, и ей было тяжело дышать.

— Всё в порядке? — спросил Джеймс у Гвен. Та кивнула и протянула ему руку, чтобы помочь подняться на ноги.

— У тебя кровь идёт, — сказала она.

— Это всего лишь разбитая губа, — ответил он.

— Чай, кексы и «Бэнд-эйд»^[11] будут позже, — сказал Джек. — Мы здесь просто поразвлечься собрались или?..

— Эти пакеты, — покашливая, произнесла Тошико, указывая на два пакета из «Сейнсбери», сиротливо лежащие на дорожке. — Это называется Амок.

— Это он и есть? — спросил Джек, с любопытством наклонив голову и делая шаг вперёд.

— Это моё! — простонал старый бродяга. Он, съёжившись, лежал у забора. — Это моё! Сейчас мой ход!

— Боюсь, уже нет, — сказал ему Джек. — Оставайся там.

Джек подошёл к пакетам. Дождь барабанил по туго натянутому пластику. Джек чувствовал запах содержимого, и он ему не нравился. Он склонился над пакетами. По обе стороны от него встали Гвен и Джеймс.

Джек с печальной улыбкой взглянул на них.

— Тяни на счастье^[12], — сказал он и запустил руку в один из пакетов.

Бродяга позади него издал исполненный му́ки вопль. Он почти заглушил крик Тошико:

— Осторожно!

Джек вытащил несколько предметов, которые заставили его, Гвен и Джеймса скорчить гримасы.

— О, забавно, — сказал Джек. — Вот поэтому и я люблю эту работу.

— Лучше выбрось это, — предложила Гвен.

— А если это что-то летучее? — спросил Джеймс. — Что-нибудь хрупкое, или чувствительное, или, знаешь, взрывоопасное?

— Всё равно выбрось, — сказала Гвен. — Это будет лучше, чем совать руку в дерьмо.

Джек вывернул содержимое обоих пакетов на дорожку и стал исследовать. Дождь обмывал рассыпанные предметы: одежду, перепачканную чем-то чёрным; помятую пачку «Мальборо», полную окурков; деталь кубика Рубика; модный чехол для мобильного телефона; что-то пушистое, розовато-лиловое, когда-то бывшее бутербродом из придорожного кафе; хвост от воздушного змея; расчёску без зубьев; ещё несколько вонючих обрывков одежды; одинокий потёртый кед «Адидас» детского размера; восемь одноразовых пластиковых вилок и ложек, связанных вместе красной эластичной лентой с надписью «Почта»; игрушку из «Happy Meal»^[13]; деталь электрической зубной щётки; ещё одну рамку, размером поменьше первой, с фотографией матери и отца, гордо демонстрирующих маленького ребёнка на каком-то ветреном пляже; английскую булавку; старый экземпляр «Exchange & Mart»^[14] с несколькими вырванными страницами; ручку «Bic» без стержня…

— Вон там! — возбуждённо воскликнул Джеймс. — Что это, рядом с чехлом для телефона? Это оно?

Джек поднял предмет.

— Это дозатор «PEZ»^[15] с головой Пикачу^[16], — торжественно объявил он и осмотрел свой трофей. — Но с ним всё в порядке. Там пусто.

— О, — сказал Джеймс. — Он был похож на…

— На что? — поинтересовался Джек.

— На дозатор «PEZ» с головой Пикачу, определённо, теперь я вижу, — поморщился Джеймс.

— У меня очень болит голова, — сказала Гвен. — Иначе я бы сейчас хохотала.

— Хорошо! — резко сказал Джеймс. — Оно было похоже на…

— Что?

Джеймс что-то пробормотал.

— Повтори?

— Экзотический технический прибор, — чуть громче с неохотой повторил Джеймс.

Гвен поджала губы.

— Хоть у меня и болит голова, это фантастически смешно. Мне нужно сообщить всей команде о том, что Джеймс только что выставил себя дураком?

— Не нужно, — сказал Оуэн. Они с Тошико тоже подошли. Он посмотрел на Джеймса. — Конец света, а? — спросил он. — А если он был не для нас, надоедливых детишек?

— Заткнись! — проворчала Тошико. Она до сих пор потирала горло, и к её залитому дождём лицу до сих пор не вернулся нормальный цвет. — Это всё ещё серьёзно. Что-то овладело этими людьми. И это только мне кажется, что моя голова сейчас взорвётся, или с вами то же самое?

— Что тебе известно, Тош? — спросил Джек.

Тошико откашлялась, пытаясь прочистить горло.

— То, что Торчвуд отслеживал всю последнюю неделю, находится здесь, в этом районе. Оно агрессивно и нападает на людей. Оно сводит людей с ума. Фоновые нарушения работы мозга. Мы все это чувствуем. И оно уже убило одного мальчика. Его звали Хью.

Она указала на лежащее на дорожке бледное скрюченное тело.

— Хью, — сказала Гвен, бросив взгляд на Джеймса. Тот пощипывал свою разбитую губу.

— Перед смертью жертва говорила об отвлечённых числах, — продолжала Тошико. Она вытащила из кармана плаща портативный цифровой диктофон и опытным движением большого пальца нажала на кнопку воспроизведения. — Вот…

— Там… там числа, и два синих огонька, и они двигаются, крутятся, двигаются вот так, — послышался приглушённый шумом дождя и расположением диктофона в кармане металлический голос. — Они двигаются. Двигаются. Крутятся. Это большие огни. Большие, большие, большие.

— Огни? И числа? — спросил голос Тошико.

— Большие, большие, большие. Они мигают и двигаются. Синие. О, иногда красные. Красный — мёртвый. Синий — настоящий. Большие, большие, большие.

— Большие, большие, большие, — эхом отозвался Джек, изобразив ударение на втором слове.

— То же самое говорила его девушка, — сказала Гвен.

— И ещё целая куча старых пердунов, — добавил Джеймс.

— Потом пришёл бродяга, — сказала Тошико. — И сказал…

Она снова нажала на кнопку воспроизведения.

— У Хью был Амок, но он проиграл, — послышался резкий голос. — Перед этим Амок был у Донни, но он тоже проиграл. Перед Донни — у Терри. Перед Терри — у Малькольма. Перед Малькольмом — у Боба. Перед Бобом — у Аш’ахват.

— Перед Бобом у кого? — спросила Тошико.

— Аш’ахват.

— Это как Аш’ахват в Миддлсексе?

Из динамика послышалось хихиканье.

— Вы такая смешная. Я не знаю никаких Аш’ахват. Это просто последнее имя в списке.

Тошико выключила диктофон.

— У Хью был Амок, но он проиграл, — повторил Джек, глубоко задумавшись. — Перед этим Амок был у Донни, но он тоже проиграл. Странно.

— Да, — сказал Оуэн. Он нахмурился. — Э, как?

— Он сказал «проиграл», не «потерял», — сказал Джек. — Если бы это был предмет, он сказал бы «потеряли». Но они «проиграли», как будто…

— Как будто это была игра, — подсказала Гвен.

— Именно, как будто это была игра, — согласился Джек.

Тошико снова вытащила диктофон и включила его. Все услышали крик бродяги:

— У тебя его быть не может! Это не твой ход! Это мой ход! — и она нажала на кнопку «стоп».

— Парень в клетчатой рубашке сказал мне, что сейчас его очередь, — сказал Джек. — В тот момент я действительно не понял, что он имел в виду.

— Итак?.. — спросил Оуэн.

Тошико отвернулась от них и посмотрела на бродягу. Он по-прежнему лежал, скрючившись, под забором.

— Где Амок, мистер Норрис? — спросила она.

— Кыш! Кыш! — закудахтал он, плюясь и отмахиваясь. — Фляк!

— Да уж, никакой от него пользы не будет, — сказал Оуэн.

Тошико ткнула указательным пальцем в кучу мусора, вокруг которой столпились торчвудцы.

— Туфля, — сказала она.

Джек поднял детский кед, мгновенно ощутив, какой он тяжёлый. Он перевернул кед, и оттуда что-то выкатилось.

Это оказалось геометрическое тело около пяти сантиметров в ширину, которое выглядело так, словно было вырезано или отлито из меди. По виду, цвету и патине оно напоминало двухпенсовые монеты, которые вошли в обращение после перехода на десятичную денежную систему. Оно, звякнув, упало на землю и покатилось по дорожке. Глядя на этот предмет, все внезапно почувствовали отвращение.

Хотя эта вещь была во всех отношениях безупречно симметричной, никто из присутствующих не мог в достаточной мере описать её геометрию.

И даже просто смотреть на неё было невыносимо.

— Это… — начал Джеймс. — Что это? Додекаэдр? Нет, это… это…

— Я не могу описать это, — сказала Тошико.

— Меня сейчас стошнит, — сообщил Оуэн.

— Не надо, — сказал Джек.

— Я действительно не могу это описать, — повторила Тошико.

— Меня действительно сейчас стошнит, — сказал Оуэн.

— Когда я сказал «не надо», это относилось к вам обоим! — заявил Джек. Он закрыл предмет рукой. — Ты не можешь описать его, потому что в нём больше четырёх измерений. Ты не можешь смотреть на него по той же причине.

Оуэн кивнул в знак согласия и отвернулся, потому что его всё равно вырвало.

— Джек? — прошептала Гвен.

— О, — сказал Джек, широко улыбнувшись. — О, я понимаю, что они имели в виду, когда говорили о двух синих огнях. Которые двигались.

Его улыбка увяла. Он сел на дорожку, обеими руками сжимая предмет и глядя вдаль, в дождь.

— Они двигаются, — сказал он. Его голос внезапно понизился, став еле слышным. — Крутятся. Большие, синие, мигающие огни. Ой.

Тошико бросилась к нему.

— Джек? Брось это и позволь нам…

По-прежнему глядя в пространство, Джек оттолкнул Тошико.

— Сейчас моя очередь, — сказал он.

— Джек?

— Большие, — сказал Джек Харкнесс. — Большие, большие, — добавил он, выделив второе слово «большие».

После этого он упал на спину и начал конвульсивно подёргиваться.

— Джек! — закричала Гвен.

— Твою мать, Джек! — воскликнул Джеймс. Гвен обернулась. Все обернулись. И увидели то, что заметил Джеймс.

Десятки людей шли по заросшей травой набережной в их сторону, натыкаясь на гремящий сетчатый забор и по-прежнему пытаясь продолжать идти вперёд; их глаза казались мёртвыми. Другие люди ковыляли по дорожке с обеих сторон. Оуэн был уверен, что это завсегдатаи опустевшего паба, сотрудники круглосуточного магазина, жители близлежащих домов. Это было слишком похоже на фильмы Джорджа Э. Ромеро^[17], чтобы быть смешным.

— О, чёрт возьми, — сказал Оуэн. Неуклюжие фигуры что-то бормотали на ходу; их голоса из-за дождя звучали приглушённо. Все они повторяли одно и то же.

— Большие, большие, большие. Большие, большие, большие.

Выделяя каждое второе из трёх слово «большие».

Глава третья

Мистер Дайн очень нравился Шизней. Он ужинал в «Династии Мугал» уже шесть месяцев, каждый понедельник и каждый четверг, как будто вся его жизнь была чётко распланирована. Он всегда заказывал одно и то же: шашлык, затем пасанду^[18] из ягнёнка, затем — чашку шоколадного мороженого. За едой он выпивал одну бутылку лагера. Платил карточкой, расписываясь в чеке: «Дайн».

Он был худощавым человеком с прямой спиной, острыми скулами и коротко остриженными светлыми волосами. На нём всегда был костюм, иногда серый, иногда чёрный, а изредка — голубой, и галстук с узором из каких-то клубных эмблем на угольно-чёрном фоне. Хрустящая от крахмала белая рубашка. Он всегда был очень вежливым, хотя и не слишком разговорчивым. Шизней представляла, что он работает в сфере информационных технологий, оставляет красивый автомобиль на близлежащей парковке и частно ездит в Бристоль, Бат и Суонси — в города, относящиеся к его региону. Она размышляла, куда он ходит. Скорее всего, в крупные офисы у залива. Может быть, развивает свой новый европейский бизнес. Да.

Две недели назад, таким же вечером четверга, как этот, с той лишь разницей, что дождя тогда не было, мистер Дайн пришёл и сел за свой обычный столик. Когда Шизней принесла ему меню, он поднял на неё взгляд, улыбнулся и спросил, как её зовут — если, конечно, она не против ответить.

— Я уже так давно сюда хожу, но до сих пор не знаю, как вас зовут, — сказал он.

— Шизней, — ответила она, краснея.

— Шизней, — повторил он, словно пробуя слово на вкус.

В тот четверг она принесла ему бутылку лагера, которую он ещё не успел заказать, и поставила её рядом с перевёрнутым бокалом.

Мистер Дайн улыбнулся.

— Спасибо. Вы читаете мои мысли, Шизней.

— На здоровье. Вы уже выбрали, сэр?

— Минутку.

Шизней отступила к дверям кухни и стала ждать. Как всегда, в ресторане было, мягко говоря, не слишком много народу.

— Что ты делаешь? — спросил её отец, торопливо выходя из кухни. — Бездельничаешь?

— Я жду мистера Дайна, отец, — ответила Шизней.

Отец бросил взгляд на пустой ресторан и увидел за дальним столиком мистера Дайна.

— Он тебе нравится, — заметил он.

— Он клиент, отец, и постоянный. Что вы хотите, чтобы я сделала?

— Понятия не имею, — сказал её отец.

У Шизней было множество идей. Мистер Дайн знал её имя. Мистер Дайн ей улыбался. Он хотел узнать, как её зовут. Она ему нравилась.

Она поймала взглядом собственное отражение в высоком, в полный рост, зеркале, которое находилось за дверью ресторана. Её отец настаивал, чтобы они все носили на работе аутентичную одежду — несмотря на то, что никто из её родителей никогда в жизни не покидал Южного Уэльса. Аутентичный костюм открывал её живот, а также то, что местные белые парни называли «верхушкой кекса»^[19]. Однако, кроме того, он делал акцент на её груди.

Шизней гордилась своей грудью, но в то же время она была абсолютно справедливо убеждена в том, что у неё красивое лицо.

— Он любитель грудей, — сказала ей её мать.

— Что, мама?

— Этот мистер Дайн. Я видела, как он на тебя смотрит. Он любитель грудей.

— Что значит «любитель грудей»? — удивилась Шизней.

— Существует четыре типа мужчин… любители грудей, любители задниц, любители ножек и все остальные.

— Остальные?

— Те, кому нравится всё. Мистер Дайн…

— Мистер Дайн очень приятный человек и наш постоянный клиент.

— Мистер Дайн любитель грудей, Шизней, запомни мои слова.

Шизней отвернулась от зеркала и посмотрела на мистера Дайна, сидящего в дальнем конце «Династии Мугал». «Ты что, любитель грудей?» — задумалась она. Что это вообще означает — быть любителем грудей?

Мистер Дайн положил меню на стол.

Она направилась к нему, сделав глубокий вдох, втянув живот и выпятив грудь. Может быть, может быть, он пригласит её на свидание. Как это будет? Они дойдут до парковки, он распахнёт перед ней дверцу своей красивой машины. И они поедут в…

Но нет. Надо придумать что-то другое. Он ведь поест, конечно, к тому времени он уже будет сыт. И им вдвоём не будет смысла ехать в ресторан у залива. Если только он не пригласит её на свидание в другой день, кроме понедельника и четверга…

Она задумалась о том, какова на вкус французская еда. На что похожи валлийские блюда. Каково это будет, если мистер Дайн будет сидеть напротив неё?

Шизней, по большому счёту, было всё равно, даже если он на самом деле был любителем грудей. Он был приятным, и он улыбался ей, и он знал её имя, и…

— Вы готовы сделать заказ? — спросила она.

Он поднял на неё взгляд и улыбнулся.

— Да, Шизней. Шашлык и…

— …пасанду из ягнёнка? — завершила она.

Он нахмурился.

— Я настолько предсказуемый?

— Вы знаете, что вам нравится.

— Я изучаю меню, — признался он и снова взял сложенную в три раза карту. — Просматриваю его, но мне всегда самым привлекательным кажется одно и то же. Мясо со специями, затем мясо с углеводами. Алкоголь доставляет мне наслаждение.

Она улыбнулась, не вполне представляя, что сказать.

— А шоколадное мороженое?

На его худощавом лице появилась широкая улыбка.

— Там, откуда я родом, нет ничего подобного.

— Ну, — сказала она, — тогда слава Богу, что у нас оно есть.

— Вы… не могли бы вы… присесть? — спросил он, указывая на стул напротив.

Шизней села. Вот оно. Это мгновение. Её дыхание участилось, но ей было всё равно. От этого её грудь казалась ещё красивее.

— Шизней, я уже довольно давно хожу сюда. Я хочу спросить…

— Да?

— Из чего сделано шоколадное мороженое?

Она замялась.

— Я… э-э… я ожидала от вас другого вопроса. Шоколадное мороженое? Ну, это животные жиры и ароматизаторы, примерно так.

— О, — сказал он и вздохнул. — Неудивительно, что оно мне так нравится.

— Это… это всё? — спросила она, вставая.

— Да. Спасибо, Шизней.

Она встала и поспешила обратно на кухню.

* * *

— Джек! — закричала Гвен. — Джек! Ну же!

Они с Тошико пытались удерживать бьющееся в конвульсиях тело Джека неподвижным. Неуклюжие бормочущие фигуры подбирались всё ближе.

— Что нам делать? — спросил Джеймс у Оуэна. — Драться с ними?

Оуэн вытащил из кармана куртки блестящий чёрный пистолет и взвёл курок.

— Мы сделаем всё, что нужно, чтобы уйти отсюда живыми, — ответил он.

— Ты принёс пистолет? — поинтересовался Джеймс.

— А ты нет?

— Нет…

— Я думал, это конец света?

— Слушай…

— Заткнитесь, вы двое, — сказала Гвен. — Оружие есть во внедорожнике.

— Ага, только для этого нам нужно быть рядом с внедорожником, — сказал ей Джеймс. — А не здесь без всякого оружия, знаешь ли.

— Просто встань у меня за спиной, — сказал Оуэн.

— Они идут со всех сторон! — возразил Джеймс.

— Тогда просто встань у меня за спиной мысленно, — предложил Оуэн.

Все они чувствовали запах кетонов в дыхании приближающихся фигур. В первом ряду шли одиннадцатилетняя девочка в ночной рубашке с «Суперкрошками»^[20], мужчина средних лет с крошками картофельных чипсов вокруг рта и женщина в домашнем халате и пушистых тапочках.

— И ты действительно с радостью в них выстрелишь? — спросил Джеймс.

— Без радости, это точно, — признался Оуэн.

Джек внезапно сделал глубокий выдох, словно вынырнув после погружения глубоко под воду, и, тяжело дыша, сел.

— Это я не стал бы никому рекомендовать, — сказал он, моргая. Он посмотрел на Гвен и Тошико, а потом снова перевёл взгляд на предмет, который сжимал в руке.

— С этим сложно бороться. Действительно сложно. Нам нужно изолировать эту штуку. Не знаю, сколько ещё времени я смогу её удерживать.

— У нас есть герметичный ящик, — начала Гвен. — Но он…

— …во внедорожнике, — в один голос закончили Джеймс и Оуэн.

— Тогда вперёд! — приказал Джек, с помощью Тошико поднимаясь на ноги.

Они пошли по дороге вдоль реки в ту сторону, откуда прибежали Джек и Оуэн. Почти сразу же им пришлось проталкиваться через толпу бормочущих людей-автоматов. В их сторону тянулись руки, хватали за одежду.

— Просто бегите! — отрывисто скомандовал Джек. — Отталкивайте их!

Путь вперёд приходилось буквально расчищать. Гвен удалось обнаружить в толпе просвет, и она смогла побежать. Тошико последовала за ней.

Повсюду вокруг Джека были руки, они хватали его, тащили к себе. Кто-то вцепился в его левую ногу.

— Чёрт побери! — крикнул он. — Гвен!

Не замедляя шага, Гвен оглянулась. Джек размахнулся и бросил ей предмет, словно бейсбольный мяч.

— Передавай дальше! — заорал он. — Не оставляй у себя!

Гвен побежала за летящим предметом, не отрывая от него взгляда, и осторожно поймала его. Сжав его в руке, она побежала к ступенькам набережной.

Безумная толпа забыла о Джеке и бросилась за ней.

Гвен чувствовала отвратительное тепло предмета в своей руке. Она моргнула. Перед глазами закружились два сияющих синих огонька.

— Гвен!

Тошико стояла почти на вершине лестницы и смотрела на неё. Она в мольбе протянула руки.

— Гвен!

Гвен снова моргнула. Она не хотела отдавать предмет. Сейчас была её очередь.

Молодой человек в университетской футболке для регби врезался в неё сбоку и начал бить, пытаясь отобрать у неё предмет.

— Большие, большие, большие! — объяснил он. — Токийский дрифт. Древесина. Деревья. Листья. Позади ничего нет.

— Отвали! — сказала ему Гвен.

Он толкнул её в грудь. К нему присоединилась невысокая, похожая на горностая женщина, которая начала пинать и царапать Гвен.

Все трое упали на цепь, натянутую между столбиками у края причала под ступеньками набережной. Металлические столбы задрожали, когда на них обрушилась эта тяжесть.

— Отвалите от меня! — крикнула Гвен. Она освободила одну руку и бросила предмет в сторону Тошико. Однако попытка вышла неудачной, потому что на её локте повисла женщина, похожая на горностая.

— Ты кидаешь, как девчонка! — заявил Оуэн, пробегая мимо неё в сторону лестницы.

Предмет пролетел по воздуху и упал примерно в шести футах^[21] от того места, где стояла Тошико. Он закатился в высокую траву в верхней части набережной, где-то слева от лестницы. Выпалив короткое англосаксонское ругательство, Тошико побежала по густым влажным зарослям, чтобы поднять брошенную вещь.

Безумная толпа на дорожке повернулась к берегу. Часть людей стала подниматься по лестнице, часть — пошла по высокой траве вслед за Тошико.

Прижатая к цепи ограждения, Гвен попыталась оттолкнуть тела. Они уже утратили к ней интерес и пытались освободиться, но потеряли равновесие и повисли на ограде.

Послышался резкий металлический звон, затем ещё один, и ещё.

Часть цепи под тяжестью навалившихся на неё тел оторвалась. Ржавые болты, удерживавшие её на месте, с коротким отрывистым скрежетом вылетели из гнёзд.

Гвен почувствовала, как её отбросило назад, и она повисла над открытым пространством на краю набережной. Внизу шумела невидимая река. Молодому человеку в футболке для регби удалось отскочить обратно на дорожку. Похожей на горностая женщине повезло меньше. Когда цепь ограды порвалась, она головой вперёд упала со стены и исчезла в чёрной бездне.

Гвен держалась за забор, вцепившись пальцами в звенья цепи. У неё слишком сместился центр тяжести, чтобы она могла подтянуться.

Забор затрясся, и оторвалась ещё одна цепь, закреплённая у того же столбика, рядом с которым зацепилась Гвен. Она вскрикнула, падая, и повисла над рекой, болтая ногами в воздухе, судорожно держась за раскачивающуюся оторванную цепь ограды.

Болты на втором столбике начали ослабевать.

* * *

Тошико шарила в траве. На неё налетел мужчина, и она ударила его ребром ладони по горлу, чтобы он отвязался.

Вот оно. Тусклая вспышка в мокрой от дождя траве. Тошико схватила Амок и начала подниматься в гору, направляясь к лестнице. Вокруг неё толпились люди. Как только предмет оказался у неё в руке, они пошли за ней. Некоторые попадали во влажную траву. Женщина разочарованно вскрикнула, поскользнувшись и съехав по склону вниз.

Тошико бежала, не останавливаясь. У неё болело горло, и она знала, что всё её тело покрыто синяками, но всё это казалось незначительным по сравнению с вещью, которую она держала в руке. Она чувствовала этот предмет, как горячий кусок угля, даже сквозь кожу своих стильных перчаток.

Кто-то поймал её за полы её длинного плаща, и она оттолкнула этого человека. Кто-то другой схватил её за руку, и в ответ она ткнула его локтем в лицо, прямо между носом и верхней губой. Она добралась до равнины, до залитой водой квадратной площадки из потрескавшегося бетона между заброшенными зданиями и круглосуточным магазином. Она видела внедорожник в сорока ярдах^[22] впереди, возле паба, в пелене дождя под уличными фонарями.

Раскачавшееся ядро для разрушения задний ударило её в поясницу и сбило с ног.

Она упала в лужу и поняла, что это было не ядро. Это был тот крупный парень в клетчатой рубашке. Второй раз за вечер он свалил её с ног.

Он бредил, говорил на каком-то непонятном языке, рот его был разбит до крови, а лицо — всё в синяках от ударов Джека.

Тошико откатилась в сторону, когда он бросился на неё. У неё болело всё тело. Но ещё сильнее болела голова. Руке было горячо. Как будто кожа её перчатки горела. Моргнув, Тошико увидела синие огни. Они двигались, перемещались в самых неожиданных направлениях даже для двух синих огней. И они казались очень большими. Большими, большими…

Послышался выстрел.

Он был таким громким и близким, а эхо на маленькой площадке таким оглушительным, что Тошико перепугалась едва не до смерти.

К ней бежал Оуэн, выкрикивая её имя, и дуло его поднятого пистолета всё ещё дымилось.

Мужчина в клетчатой рубашке повернулся, ничуть не обеспокоенный ни из-за вида, ни из-за звука выстрела высококалиберного пистолета, и сильно ударил Оуэна по лицу. Со стороны всё выглядело так, словно Оуэн налетел на натянутую верёвку. Его ноги продолжали двигаться, в то время как голова откинулась назад. В конце концов он упал на спину.

Мужик повернулся к Тошико, из носа у него свисали нити свернувшейся крови. Тошико уже вскочила на ноги.

— Большие, большие, большие! — объяснил он ей.

— Отвали! — ответила она.

Когда он бросился на неё, она пнула его по яйцам. Он упал, но перед этим успел ударить её кулаком в висок.

Два синих огня двигались, туда и сюда, а потом числа, прокручивавшиеся вверх в темноте, словно титры в конце фильма…

Тошико открыла глаза. На её лице были капли дождя. Она потеряла сознание на мгновение. У неё на ногах лежал, корчась, мужчина в клетчатой рубашке. Предмет в её руке раскалился докрасна. ...