Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Купить эту книгу в ЛитРесЭйлин О’Коннор Вы признаны опасными
Авторский сборник
Предисловие редактора-составителя
В середине прошлого десятилетия по Сети прокатился вал литературных конкурсов фантастической направленности – «Рваная грелка», «Мини-проза», «Коллекция фантазий» и еще много-много других. Несмотря на некоторые различия, формат у таких мероприятий был единым: в назначенный день объявлялась тема, и любой желающий принять участие писал в указанные сроки рассказ определенного жанра – от фэнтези до космооперы. Далее каждый конкурсант читал работы своих соперников, обсуждал, оставлял отзывы, голосовал – и таким образом определялся победитель. Породив и воспитав целое поколение новых авторов, теперь сетевые конкурсы выполняют отчасти иную функцию – служат отдушиной для профессиональных писателей и любителей, местом, где можно провести время в хорошей компании, поэкспериментировать с идеями и стилем, отвлечься и переключиться после написания романа или каждодневной работы в офисе на что-то другое. Ну и азарта никто не отменял – как-никак это все-таки состязание! Я – как раз из конкурсного поколения, а конкурсант со стажем никогда не пропустит появление нового яркого участника – сильного соперника, интересного собеседника, умного и деликатного критика. И вот, начиная с осени 2013 года, я стал обращать внимание на новое лицо в конкурсном сообществе – Эйлин О’Коннор. Мы сталкивались то на «Рваной грелке», то на «Мини-прозе». Мне нравились ее рецензии, я получал удовольствие, наблюдая за тем, как она обсуждает тот или иной текст, а по факту выяснялось, что и за ее рассказы я голосую с завидным постоянством. Некоторое время мы пересекались на разных площадках, спорили, критиковали друг друга, общались на отвлеченные темы… А потом, через два года виртуального знакомства, я вдруг впервые перешел на страничку Эйлин О’Коннор в «Живом Журнале». И узнал, что на самом деле она – Елена Михалкова, автор двух десятков детективных романов. Чуть позже мы познакомились и в реале. И уже прочитав все ее книги, я стал задавать Елене один и тот же вопрос: почему бы ей не издать сборник своих фантастических произведений? Уговаривал я долго. Мне даже пришлось устроиться на должность ведущего редактора издательства АСТ, чтобы уговоры частного порядка превратились в официальное предложение о сотрудничестве (разумеется, это шутка, но в каждой шутке, как известно…). Для книги, которую вы сейчас держите в руках, мы отобрали тринадцать конкурсных текстов Эйлин О’Коннор разных лет, тринадцать не похожих друг на друга историй – от самого первого ее фантастического рассказа, давшего название всему сборнику, до совсем свежего, написанного во время короткого перерыва в работе над новым романом. Возможно, кто-то сочтет этот сборник баловством, кто-то – «темной стороной души» мастера, специализирующегося на преступлениях и разоблачениях, а вовсе не на роботах и инопланетянах. Но мы рады показать вам разные грани автора, тем более что эта грань… Впрочем, вы все поймете сами. Уверен, эти рассказы не оставят вас равнодушными.Алекс де Клемешье
Вы признаны опасными
Много лет подряд я хотела принять участие в конкурсе «Рваная грелка» – по моему убеждению, лучшем сетевом конкурсе короткой формы в жанре фантастики, – но меня останавливала одна мысль. «Я ведь не фантаст», – говорила я себе. В один прекрасный день была объявлена тема конкурса: «Крысы на чердаке». Привычная фраза «я не фантаст» промелькнула и сменилась другой. «Разве, приступая к первому детективу, я говорила себе: “Я не детективщик”? Нет. Я просто села и стала рассказывать о том, о чем мне хотелось». Я не фантаст. Но разве только фантасты пишут фантастические рассказы? Или, говоря шире, разве только писатели пишут книги? К счастью, нет – иначе у нас не было бы книг вовсе. «Вы признаны опасными» не победил в том конкурсе, он занял всего лишь десятое место. Однако с него начались те рассказы, которые вы прочтете в этом сборнике. В нем много Брэдбери и Айзека Азимова – это сделано осознанно, как дань уважения любимым авторам.Машина перевалила через вершину холма и помчалась вниз в клубах пыли, безбожно подпрыгивая на ухабах. – Поверить не могу… – бормотал Диксон. – Настоящая проселочная дорога! – Трудно было взять флай? – ледяным голосом осведомился Хильфингер у водителя. Полицейский покосился на него. – Не любят они новшеств, – скучным голосом сказал он. – Вы же видите. Да, они видели. Хильфингер дернул подбородком и ослабил узел галстука. Он уже ненавидел это место. От Диксона разило потом – толстяки омерзительно вонючи летом, от полицейского – дешевыми сигаретами. Его мутило от одного только намека на этот запах. Господи, кто в наше время курит! Машина остановилась на обочине, клюнув носом. Раритет, древность – такая же, как и все вокруг. Хильфингера затошнило. – Надо было взять флай, – процедил он сквозь зубы и полез наружу.
Она спускалась к ним от дома – высокая старуха с небрежной седой косой, насквозь прокаленная солнцем. Увидев ее, Хильфингер содрогнулся. Некрашеные волосы. Морщины. Губы, собравшиеся по краям в мелкую складочку. Коричневые от загара руки, как древесная кора, из-под которой пытаются пробиться на волю голубые ручьи вен. Здесь что, не слышали о возрастной коррекции? А Диксон уже работал. Шагнув навстречу, он расцвел в своей фирменной улыбке номер четыре. Номер первый предназначался молодым женщинам, второй – офисным клеркам, номер три годился для клуш, облепленных младенцами. Сейчас в лице напарника в точных пропорциях сочетались радость от встречи, доброжелательное внимание и бездна уважения. Все правильно. Как раз для благоденствующего возраста. – Рад приветствовать вас, миссис Эштон! Он даже руки развел, будто приготовился обнять ее. – Еще шаг – и нарушите границы частной территории, – жестко предупредила старуха. Улыбка Диксона увяла. Она остановилась неподалеку – так, чтобы цепочка из камней, выложенная на земле, оказалась между ними. – Что вам здесь нужно? Хильфингер перехватил эстафету: – Миссис Эштон, мы представляем компанию «Ай-рен Индастриз»… – Я знаю, кого вы представляете, – оборвала старуха. – Так вот, заявляю в присутствии этого клоуна, – она кивнула в сторону побагровевшего полицейского, – что Тома вам не видать, как своих ушей. – Тома? – Наш робот. Диксон с Хильфингером обменялись понимающими улыбками. – Миссис Эштон, антропоморфизм по отношению к бытовым роботам – явление весьма распространенное, – снисходительно заметил Хильфингер. – Однако надо понимать, что… – Всего хорошего. Старуха развернулась и направилась к дому. Хильфингер побледнел от бешенства. Да что она себе позволяет, эта заплесневелая карга? – Ваш робот будет изъят через пять дней и переработан, – с наслаждением отчеканил он в худую спину. – Весь ряд моделей «ДжейБиРоботс» признан не соответствующим нормативам и подлежит замене. Старуха остановилась. Повернулась к нему. – Вы не посмеете забрать у меня Тома! – Это государственная программа, миссис Эштон, – сладко улыбаясь, вступил Диксон. – Нам очень жаль, но ваш робот опасен. Да, процент сбоев невелик, но он есть. И что самое ужасное, агрессия всегда обращена на детей. С вами ведь живет внучка, миссис Эштон? Она молча смотрела на него. Диксон уткнулся в страницу на экране. – Эм, эр… Ну да, Милисент, пять лет. Ах, миссис Эштон! Неужели привычка к бытовой технике может оказаться сильнее беспокойства за собственное дитя? Он скорбно покачал головой. – Послушайте, вы! – В голосе старухи прорезалась плохо скрытая ярость. – Не смейте совать мне под нос всю эту чушь насчет пострадавших детей. Нет никаких подтверждений… – Комиссия! – воззвал Диксон. – Факты! Эксперты! – Ваши комиссии и ваши купленные эксперты, – отрезала она. – Вы просто воспользовались тем, что все вокруг помешаны на безопасности. Разговор окончен. Чтоб больше вас здесь не было! – Боюсь, у нас нет выбора, – сочувственно развел руками толстяк. – Через пять дней заканчивается срок добровольного обмена. Вы должны подготовить вашего андроида к изъятию. Документация, запасные детали… Она отшатнулась. Ветер рассерженно дернул подол измятого платья. – И что будет, когда закончится добровольный обмен? – голос у старухи не то сел, не то охрип на ветру. Диксон улыбнулся улыбкой номер восемь: я знаю, и вы знаете, и я знаю, что вы знаете. – Начнется принудительный, миссис Эштон. «Разделай ее!» – мысленно вопил Хильфингер. Карга заслужила небольшой урок. Если ты в благоденствующем возрасте, так и веди себя… благостно. Но тут вмешался полицейский. – Нам в самом деле придется сделать это, мэм, – сказал он. Полицейский был низенький, коренастый, с невыразительным лицом, и он старательно отводил взгляд. – Мне жаль. Могу только посоветовать отнестись к этому проще. Старуха сощурилась. – Проще? – протянула она со странным выражением. – Знаешь, что я скажу тебе, парень… Два года назад комбайн, который Клэнси спьяну бросил вон на том склоне, покатился вниз. А Милисент играла возле сарая. Все дружно посмотрели на невысокий холм и на хибару у его подножия, перед которой возвышалась гора песка. – Никого из нас не оказалось поблизости, кроме Тома. Он успевал добежать до комбайна, но не успевал добежать до Милли. – Роботы «ДжейБи» грузны и неповоротливы, – вставил Диксон. Старуха даже головы не повернула в его сторону. Она разговаривала с полицейским. – Эта чертова махина набрала приличную скорость, так что Тому не под силу было его остановить. Он просто лег под него. На этот раз Диксон придержал язык. Сплав, из которого «ДжейБи» производила своих андроидов, был невероятно прочным. Пожалуй, он даже мог выдержать чудовищный вес машины. – Тома раздавило, – спокойно произнесла старуха, будто услышав его мысли. – Но комбайн замедлил ход, и девочка успела отскочить. Хильфингер усмехнулся про себя. Глупая престарелая курица. Что ж, она сама дала им в руки дубинку. – Так вы считаете вашего Тома героем! – не скрывая издевки, протянул он. – Трогательно. Но неразумно. Ведь роботы не испытывают страха. То, что для человека было бы героизмом, для них – обычное поведение, заложенное программой. Надеюсь, вы это понимаете? Старуха первый раз взглянула прямо на него. Глаза у нее оказались не блеклые, как он почему-то решил, а темно-карие. Если бы взглядом можно было хлестнуть, на щеке у Хильфингера остался бы приличный рубец. – В самом деле? Тогда как вы объясните, что при виде вас Том спрятался в подвал?
* * *
– Они вернутся, – сказал Роджер. Все, кроме малышки Милли, сидели на крыльце и смотрели, как солнце садится за лес. Вспаханные облака, розовые, как созревающие яблоки, собирались над западными холмами. Скрип-скрип, скрип-скрип. В дверях показался робот. Доски привычно прогибались и кряхтели под его тяжестью. Остановившись возле качалки, он положил перед старухой трубку и табак. – Спасибо, Том. Кстати, в мышеловку опять попалась крыса. Избавься от нее. – Да, мэм. Робот скрылся за домом, и оттуда некоторое время доносились шаркающие шаги. Многим деталям они так и не смогли найти полноценную замену: эту модель давно сняли с производства. – Не понимаю, зачем им это надо, – недоумевающе сказала Клер, взглянув на мужа. – Бесплатно раздавать роботов! Разве это не разорит компанию? Роджер невесело усмехнулся: – Это ее обогатит. При нынешних технологиях произвести робота не так уж дорого. Его обслуживание, регулярный апгрейд – вот основной источник дохода. Поверь, в этом бизнесе крутятся колоссальные средства! «Ай-рен Индастриз» утопила «ДжейБиРоботс» еще полгода назад. Теперь осталось заменить ее продукцию своей. По веранде со свистом пронесся сквозняк, забрался под коврик и вздыбил спину, как кот. – Пап, а почему не оставить старых роботов людям? – Дэнни, прислонившийся к косяку, вытряхнул сигарету, но, поймав взгляд Клер, сунул пачку в карман. – Боятся, что привычка окажется сильнее тяги к новому. – Кстати, вы видели их ролик? – Энтони закончил чистить яблоко и воткнул нож между досок. – Там всякое бла-бла-бла про великолепие их новых моделей. Но все время повторяется: «Устаревшие роботы признаны опасными!» Ловко, а? Не старые, а устаревшие. Чтобы не вызывать ненужных ассоциаций. – И они крутят этот ролик каждый час, – нехотя добавил Дэн. – Кое-кому не стоило бы каждый час смотреть визор, – не удержалась Клер. – Ма, я только ради Тома! – Ладно, ладно… Из-за перелеска ветер донес разноголосый собачий лай. – Опять у Клэнси обострение вируса предпринимательства, – проворчала Маргарет. – Сперва свиньи, теперь собаки… – Свиньи были лучше. По крайней мере тише. – Лучше всего были грибы, – возразил Роджер. – Они вообще молчали. – В один прекрасный день они вырвали бы грибницы из земли, пришли сюда и проросли тебе в голову! – пообещал Энтони. – Ты их видел? По-моему, Клэнси случайно вырастил какой-то инопланетный разум. Клер и Маргарет засмеялись. – Они правда могут это сделать? – вдруг спросил Дэн. Смех оборвался. – Они могут забрать у нас Тома? – упрямо повторил мальчик. Взрослые молчали. До них снова донеслось шарканье и поскрипывание – робот возвращался домой.* * *
Они появились два дня спустя. Маргарет с бессильной ненавистью смотрела, как плешивый взмокший толстяк в рубашке выбирается из машины, придерживает дверцу для второго – невысокого, очень бледного, упакованного в темно-синий костюм. Бледный шел как астронавт по чужой планете: тщательно выбирая, куда ступить, и морща нос от запахов местной атмосферы. Костюм-скафандр защищал от вредоносного воздействия. Полицейский с несчастным видом тащился сзади. – Я же сказала, чтобы вы больше не приходили! Старуха снова стояла в нескольких шагах от границы своей земли, заложив одну руку за спину. – Мы отразили в отчете ваши пожелания! – заверил Диксон. – Наши эксперты признали, что они носят социопатический характер и не могут быть учтены. – Это те же эксперты, что изучали роботов, якобы искалечивших детей? – презрительно фыркнула Маргарет. – Харкните им в рожи! Вот так! В горле ее зародилось клокотание, щеки втянулись… Диксон с Хильфингером в ужасе отшатнулись, одинаково представив развитие событий. Маргарет Эштон лихо сплюнула на траву и вытерла губы. – Не забудьте отразить это в своем отчете! – насмешливо бросила она. Хильфингер прикусил губу от злости и унижения, как вдруг заметил позади нее то, что вмиг изменило его настроение. От дома к ним шел робот. Это был древний архаичный андроид – должно быть, одна из первых моделей, выпущенных «ДжейБиРоботс». Громоздкая, неуклюжая, всего с двумя руками и разномастными ногами, будто слепленными из лоскутов. Господи, у него даже не было мимики! Жестянка, рухлядь – такая же никудышная, как его хозяйка. Старуха пока не замечала его. Хильфингер улыбнулся про себя. – Срок добровольного обмена закончится через три дня, – промурлыкал он. – Однако… Что говорится в инструкции на этот счет? – В исключительных случаях сотрудники комитета имеют право осуществить принудительное изъятие раньше! – подхватил Диксон, понявший его с полуслова. Хильфингер усмехнулся старухе в лицо: – Мы отразим в отчете, что ваш случай относился к исключительным. Она наконец-то догадалась обернуться. И Хильфингер сполна насладился ужасом, мелькнувшим в ее глазах. Робот не может оказать сопротивление человеку. Кроме того, робот обязан подчиниться сотруднику полиции. Все, этот участок можно закрывать, расслабленно подумал Хильфингер. Он перешагнул линию из камешков, не удержавшись, распинал их в стороны и двинулся навстречу андроиду. Старую дуру он больше не принимал в расчет. Диксон следовал за ним. – Сэр! – тревожно окликнул сзади полицейский. – Сэр, вы не имеете права… – Андроид серии Тэ-Эм триста двенадцать, – скороговоркой проговорил Хильфингер, – согласно закону ты признан не соотве… Короткий звук заставил его замереть с открытым ртом. Хильфингер никогда не слышал вживую щелчка затвора. Но среагировал он правильно: оцепенел. Миссис Эштон стояла, вскинув ремингтон сорок пятого калибра. «Еще один раритет», – совсем некстати мелькнуло в голове Хильфингера. Дуло раритета было направлено ему в лоб. А двое мужчин с дробовиками, выросшие будто из-под земли в пятидесяти футах от них, держали на прицеле Диксона. – Вы нарушили границу частных владений, – ледяным тоном сообщила миссис Эштон. – Вы не имеете права вторгаться на частную территорию, не располагая соответствующим ордером. У вас есть ордер? – Нет, миссис Эштон, – очень быстро откликнулся Диксон. – В таком случае я предлагаю вам покинуть эти владения. – Да, миссис Эштон! Простите, миссис Эштон! Диксон как нашкодивший мальчишка рванул прочь, пыхтя от страха. Хильфингеру хватило храбрости покинуть земли Эштонов с достоинством. Но далеко уйти ему не позволили. – Куда? – нахмурилась старуха и дулом указала на разрушенную дорожку. Хильфингер понял. Он присел на корточки и вернул на место камни, отброшенные его ботинком. Когда он поднялся, все они стояли перед ним. Миссис Эштон – воинственная, несгибаемая, как скала. Ее сыновья – один высокий и худой, с щегольскими усами, второй – увалень, заросший неопрятной щетиной. И изувеченный дряхлый робот с перегоревшими диодами в левом глазу. Хильфингер смотрел на них и видел все то, что было ему ненавистно. Хаос. Агрессию. Пренебрежение интересами общества. Вот они, люди прошлого – темного, злобного, грубого, цепляющегося за не имеющие ценности символы старой эпохи. Такие, как они, не принимают флаи на своих полях. Запрещают асфальтировать дороги. Не желают даже пальцем пошевелить ради того, чтобы привести собственный облик в соответствие со вкусами общества. Волна гнева поднялась в груди Хильфингера. Страх исчез. – Вы отвратительны, – сказал он, глядя в блестящие темно-карие глаза. – Такие, как вы, мешают делать этот мир лучше. – Ваш мир, – негромко уточнил щеголь. А увалень осклабился: – Когда мне начинают говорить об улучшении мира, я заранее знаю, что речь пойдет о деньгах. Ваши андроиды… – Наши андроиды – лучшее, что было создано за много лет, – твердо сказал Хильфингер. – Это поступь прогресса! – Значит, мы пойдем не в ногу, – пожал плечами щеголь. Хильфингер рассмеялся. В этом смехе было что-то такое, что заставило старуху снова вскинуть ремингтон. – Посмотрите на своего Тома! – презрительно бросил он ей в лицо. – Это не робот, а ходячая помойка. У него – как это говорится – крысы на чердаке! Однако проблема даже не в нем. – Поговори мне еще, – ласково предложила Маргарет. Но Хильфингера не нужно было подстрекать. Теперь он не замолчал бы, даже если б ему пустили пулю в грудь. В его глазах горел огонь веры, и он готов был сжечь все вокруг во славу и с помощью этого огня. – Беда в том, что самые толстые и жирные крысы живут на ваших собственных чердаках, – он коротко рассмеялся. – Вы же сумасшедшие! Оглянитесь на себя! Вы готовы были застрелить троих человек – и ради чего? Ради жестянки, которая может быть опасна для ребенка. Даже если есть один шанс из миллиона, что это правда, – неужели риск стоит того? – Пошел вон, – распорядилась старуха. Лицо ее окаменело. – Вы еще вспомните меня, когда он свернет вашей девчонке шею, – холодно сказал Хильфингер и поправил галстук. – Впрочем, нет. Вы будете помнить меня все это время. Потому что через два дня я приду сюда с ордером и заберу вашего робота. Он пошел к машине, пиная землю носками начищенных до блеска ботинок.* * *
Велосипед приветственно блеснул спицами, когда Маргарет выкатила его из сарая. Пшеница шуршит, как осыпающийся песок. Ветер гонит по полю золотую волну и разбивает о лесной утес. Не доезжая до фермы Клэнси, она остановилась на пригорке и некоторое время просто стояла с закрытыми глазами. «Я заберу вашего робота».– Клэнси, слышал, что эти придумали? – Слыхал… Старик – тощий, с лицом как растрескавшаяся глина – приподнял кепку и вытер пот со лба. – Что думаешь? – Чего тут думать… – нехотя выговорил он и снова замолчал. Маргарет ждала. У Клэнси непростые отношения со словами. Они перекатываются где-то внутри него, как камушки в выдолбленной тыкве. Чтобы дождаться, пока парочка-другая вывалится в дырку, надо набраться терпения. – Развалюха он у меня, – сказал наконец старик. – Ну, кое-что делает еще. Крыс там убивает, если новая в ловушку попадет. Многовато их чего-то в этом годе. У вас есть? – Попадаются, – кивнула Маргарет. – Значит, хочешь его обменять. – Бесплатно ведь вроде как, – сказал Клэнси. – Ясно. Он водрузил кепку на голову и равнодушно смотрел, как она забирается на велосипед. – Подожди-ка… Она выжидательно взглянула на него. – Мысля у меня была какая-то… – пробормотал старик. – А, вспомнил. Лимонаду хочешь? – Нет, Клэнси, – сказала Маргарет, – спасибо.
Робот ждал ее на крыльце. – Я пойду с ними, когда они вернутся, – ровно сказал он. Собственно, Том всегда говорил ровно. Программа не предполагала модуляций и интонирования. Но Маргарет казалось, что она улавливает оттенки эмоций в его голосе. – Не говори глупостей, – устало сказала она. – Никуда ты не пойдешь. – Дальнейший отказ от сотрудничества с представителями комитета приведет к эскалации конфликта, – сообщил Том. – Вы пострадаете. – Это не твое дело. – Я не хочу, – бесстрастно сказал Том. – Что? – Мне представляется нежелательным такое развитие событий. Маргарет некоторое время смотрела на него. – В ловушке снова крыса, – сказала она наконец. – Убей ее и поставь новую ловушку.
* * *
Они перебрали все способы, горячась, крича и споря. Вывезти Тома в город. Спрятать его в лесу. Разобрать. Замаскировать под человека. Сдать вместо него другого андроида. От отчаяния Энтони предложил обмотать робота тремя слоями гидропленки и опустить на дно реки, привязав предварительно к ноге тонкую цепь – как делали когда-то обладатели сокровищ. Но все эти идеи были столь же фантастичны, сколь и бессмысленны. – Может, зароем его на кладбище, – предложил Дэн. – Гроб экранирует поисковый луч. Роджер покачал головой. Нет, не экранирует. Поисковые системы совершенствовались много лет. Они заточены под обнаружение робота – сбежавшего, потерявшегося или украденного. «…Мы не можем его защитить». Первой это сказала Клер. Они с тоской смотрели на экран, где разворачивались репортажи из разных областей. Программа обмена роботов победно шествовала по стране. Камера фиксировала радость на лицах детей («Высокий уровень звукоподражания! Ваш малыш научится различать голоса десятков птиц!»), оживление женщин («Двадцать три программы, позволяющие вам полностью переложить домашнее хозяйство на робота!»), предвкушение в глазах мужчин («Базовая модель Ай-рен станет незаменимым партнером во всех ваших хобби!»). Журналисты не показывали, как происходит сдача старых моделей. «Да и что там показывать, – думала Маргарет. – Роботы ведь не цепляются за хозяев с плачем. Не пытаются обнять детишек на прощание. Они просто делают то, что им сказано». – Мы не можем его защитить. Это повторил уже Роджер. И вдруг резко смахнул со стола их записи. Все молча смотрели, как разлетаются по полу листки бумаги. – Как же мы его спрячем?.. – жалобно спросил Дэнни и оглядел взрослых. – Мам! Пап! Ведь мы не отдадим его, правда? Родители не ответили. Маргарет наклонилась к Энтони. – Что они могут с нами сделать? – Все что угодно, – честно ответил тот. – Лозунг «Защитим наших детей» дает им карт-бланш, мам. – Ну, убить-то, положим, не убьют… – пробормотала старуха. Энтони промолчал. Маргарет отчаянно пыталась придумать выход, но в памяти вставали два воспоминания: Том, испуганно прячущийся в подвале; Том, идущий навстречу Бледному. – Клер, – позвала она. – Клер! Все обернулись. Маргарет поднялась. Решение было принято. – Вот что, милая, – не терпящим возражений голосом сказала она, – возьми детей и отправляйся в город, пока не стемнело. Ключи от дома в верхнем ящике комода. Клер кивнула. – Я не поеду! – взвился мальчик. – Поедешь, – спокойно сказала Маргарет. – Детям завтра здесь нечего будет делать.Вечером в дверь постучали. – Это… – сказал Клэнси, переминаясь с ноги на ногу. За ним стоял, слегка покосившись на левый бок, андроид серии Зет-12. – Я, значит, чего опасаюсь-то… Придут они с утра за Изей. А у меня и отстреливаться нечем. Энтони поперхнулся лимонадом. – Как вы его зовете? – недоверчиво переспросил он. Старик исподлобья яростно зыркнул на него. – Да нет, я ничего, – торопливо заверил Энтони. – Изя так Изя… Хорошее имя. – Тони, приготовь белье для мистера Клэнси, – попросила Маргарет. – Роджер, не включай экран. Видеть его больше не могу.
* * *
Они стояли на веранде, готовые ко всему. День изъятия! В пшенице плескалось солнце, ветер носился вокруг и хлопал створками окон. – Флаи пришлют, – с тоской пробормотал Роджер. – Пшеницу помнут, – в тон ему откликнулся Энтони. Оба усмехнулись. Клэнси засел в сарае, Тома с Изей закрыли в подвале. Запирая замок, Маргарет взглянула сверху на бесстрастное металлическое лицо. Ей показалось, что робот хочет что-то сказать, но это, конечно, было не так. Роботы не умеют прощаться. Они не умеют быть благодарными. Не умеют утешать. Они умеют только то, что заложено в них программой. От нагревшихся перил пахло смолистой древесиной. – Мы ведь глупцы, да? – вдруг сказала Маргарет. Сыновья помолчали. – Да, мам, – ответил наконец Роджер. – Мы глупцы. – И у нас крысы на чердаке, – добавил Энтони. Выпучил глаза и со зверским видом принялся чесать за ухом. Маргарет рассмеялась. Младший всегда мог легко насмешить ее. Она смеялась до тех пор, пока из-за перевала не показалась машина. Они смотрели, как она приближается: ярко-красный мобиль с пронзительно желтой крышей. Спускается с холма, вздымая тучи пыли. Проносится через поле. Останавливается у границы. Маргарет облизнула губы. – С богом, дети. Из машины выскочил полицейский, замахал руками. Ветер доносил до них обрывки криков: «Мис… тон!» – А где остальные? – пробормотал Роджер. Энтони повертел головой. Ни флаев, ни дополнительных нарядов полиции… Как они собираются осуществлять принудительное изъятие? – Это какая-то ловушка! – не выдержала Маргарет. Роджер мрачно кивнул. Все они понимали, что Хильфингер не отступится. Дело было уже не в одном роботе, все это зашло гораздо дальше. Полицейский скакал на месте. «Мис… тон!» – Нет, – жестко сказала старуха. – Остаемся здесь. Полицейский продолжал приплясывать. Он выглядел настолько по-идиотски, что они переглянулись. Шаг за шагом. Медленно-медленно. Каждый миг ожидая ловушки. Вниз, к красной машине. – Может, они перенесли срок изъятия? – Маргарет сама не верила в то, что говорит. Роджер с сомнением покачал головой. – Миссис Эштон! Миссис Эштон! Мать с сыновьями остановились неподалеку от границы. Запыхавшийся полицейский подбежал к ним, даже не заметив, что пересек линию из камешков. – Все закончилось, миссис Эштон! – выдохнул он – и наклонился, упираясь ладонями в колени. – Что? – Как это «закончилось»? – Закончилось! – твердил тот. – О чем ты, черт тебя дери? – повысила голос старуха. Полицейский разогнулся и вытер пот. – Вы, наверное, ничего не знаете… – Мы знаем, что вы хотите изъять у нас робота, – сухо обронил Роджер. – И знаем, что у вас с этим будут сложности, – дополнил Энтони, жуя травинку. – Вы не знаете, – повторил он. – Вы ведь не смотрите визор, правда? Я так и подумал. Решил сам вам сказать. Накрылся их проект! – Что? – хором ахнули Эштоны. – Накрылся! – повторил полицейский и ухмыльнулся во весь рот. – Да вы сейчас сами все услышите. Он махнул рукой, и из машины выбрались Диксон и Хильфингер. – Уважаемая миссис Эштон! – еще издалека закричал Диксон. – От всей души прошу извинить нас за прошлый инцидент! Он выдвинулся вперед. Хильфингер стоял с непроницаемым лицом, глядя поверх их голов. Толстяк прижал ручки к груди, и на лице его отразилось самое искреннее сожаление. – Надеюсь, это недоразумение не омрачит наших отношений! – радостно воскликнул он. – Вам нужно только подписать… Старуха отдернула руку от протянутого листа. – Здесь сказано, что вы не имеете к нам претензий. Вы ведь не станете жаловаться? – улыбка Диксона стала умоляющей. Хильфингер продолжал изучать облака. У Маргарет наконец прорезался голос: – Но почему?! Что случилось? Почему не идет обмен? – Никто не пожелал отдавать старых роботов, – вздохнул толстяк. – Начались… м-м-м… инциденты. – Подождите, – растерялась она. – А как же повсеместный обмен? Репортажи! Новые модели! Диксон вздохнул и потупился. – Брехня это, миссис Эштон, – легко сказал полицейский. – Постановка. Может, кто и согласился, но таких немного. А в основном-то все… Как у вас, короче. – Вы хотите сказать, – раздельно проговорил Роджер, – что все встали на защиту своих роботов? – Вроде того, ага. Полицейский снова ухмыльнулся, и Маргарет вдруг бросилось в глаза имя на его бляхе: «Салли Джилкрист». Кажется, в детстве они пели какую-то песенку про Мистера Джилкриста. – Песенка… – пробормотала старуха. Толстяк диковато взглянул на нее. И тут она вспомнила.Мистер Джилкрист, мистер Джилкрист,
Разогнал всех крыс, разогнал всех крыс!
Стало Джилкристу совсем хреново —
И пошел он за новой!
* * *
Скрип-скрип. Скрип-скрип. Солнце садилось за лес. Над западными холмами собирались легкие облака. – Том, в ловушке снова крыса, – заметила миссис Эштон, не отрывая глаз от вязания. – Убей ее, пожалуйста. – Да, мэм. Шуршала кукуруза, пересыпалась пшеница. Энтони толкал к сараю старую тележку. Дэнни раскачивал на качелях визжащую от восторга сестру. Робот Том удалялся от дома. На сгибе его локтя болталась ловушка для крыс. Робот Том вышел на край поля, присел на корточки, разжал скрипучие металлические пальцы. И выпустил маленькую серую крысу в золотую траву.
День святого Патрика
Этот рассказ победил на конкурсе «Рваная грелка» в две тысячи шестнадцатом году, что до сих пор является предметом моей большой гордости. Тема была сформулирована так: «Машина неопределенного времени». Патриком зовут моего пса. Я давно хотела использовать где-нибудь это имя. «День» – один из тех текстов, которые появляются в голове сразу и целиком, их не нужно придумывать, и это всегда подарок.– Простите меня, святой отец, ибо я согрешил! Бран всхлипнул и уронил слезу размером с голубиное яйцо. – Да ну? – усомнился Патрик. – Страшно согрешил! Ноги толстяка подогнулись, и он бухнулся перед священником на колени. Церковное крыльцо обреченно скрипнуло. По частоте таких падений Бран держал первое место среди жителей общины. Иногда у Патрика закрадывалась мысль, что жирный олух пытается таким образом контролировать свой вес. В тот день, когда у преподобного не хватит сил, чтобы поднять его, Бран примется худеть. – Что говорят по этому поводу Два Ствола? – философски осведомился Патрик, не делая и попытки помочь духовному сыну. Бран уставился на него снизу вверх. В таком ракурсе он напоминал молочного поросенка на рыночном прилавке. Крепкого такого, переросшего поросеночка. С пятидневной щетиной. Мимоходом отметив, что это заимствованное воспоминание, Патрик поощрительно улыбнулся толстяку. – Ну же, Бран! – Оберни деньги, посчитай стволы, пристегни ремень? – выдавил тот после мучительных раздумий. Священник укоризненно покачал головой. – Друг мой, Слово должно идти прямо к сердцу. Подумай еще. Бран даже вспотел от натуги. Или от непривычки к долгому стоянию на коленях. – Не помню, святой отец. – Лишний вес тебе на мозги давит! – процитировал Патрик. – Запомни это и не пытайся думать своей головой. Предоставь мне решать, греховно ли твое деяние. Так что ты натворил? – Я влепил Фани оплеуху! Бран уткнулся в колени Патрику и облегченно зарыдал. Пару минут священник выжидал, положив руку на содрогающееся плечо. Наконец толстяк шумно всхлипнул, и Патрик потянул его вверх. – Ты сильно разозлился, сын мой? – Она обозвала меня паучьей мошонкой! – Бран вытер слезы, нагнулся и ожесточенно потер колени. «Весьма образное сравнение», – мысленно одобрил Патрик. А вслух нравоучительно заметил, что слово может быть как легче пера, так и тяжелее камня. Лишь тому, кто слышит, дано наделять его весом. – И бросила в меня дохлой чайкой! – выкрикнул Бран. Если бы Патрик умел вздыхать, он бы вздохнул. Порой ему остро не хватало этой функции. – Дурно не то, что ты ударил ее, Бран. А то, что вышел из себя. Священник обернулся и прищурился, пытаясь рассмотреть в стайке вопящих детей рыжую головенку Фани. – Она в сознании? – Господь всемогущий, да вы что! – испугался Бран. – Облаяла меня и удрала. Но Патрик уже и сам обнаружил на ветке дерева знакомую фигурку. Судя по тому, что он видел, девочка не оставила своих упражнений на точность броска. Только на сей раз мишенью выступали сыновья Брана. – Она швыряет в них овечьим дерьмом! – взвизгнул толстяк и дернулся, но Патрик удержал его на месте. – Чему я учил тебя, сын мой? Под его укоризненным взглядом Бран густо покраснел. – Спокойствием и благожелательностью душа очищается от скверны. – Вот именно. Предоставь своим мальчикам самим получить этот небольшой урок. Бран покорно склонил голову. – И помни, что чрезмерная забота ведет к беде! Невмешательство – вот главный принцип воспитания. Ты понял меня? – Да, святой отец. Из-под дерева донеслись вопли, полные бессильной ярости. Фани определенно делала успехи. – Гнев есть обратная сторона радости, ненависть – обратная сторона любви. – Патрик двинулся вдоль берега, и Бран, пыхтя, последовал за ним. – Ты чрезмерно печешься о своем достоинстве. Потому-то тебя так рассердила выходка девочки. Завтра в наказание будешь помогать ее отцу латать крышу амбара. За его плечом жалобно пискнули. Патрик подождал, но других звуков не последовало: несчастный Бран, похоже, заранее пытался справиться со своей боязнью высоты. – Что говорит нам Американский Психопат? – священник остановился и поднял палец к небесам. – Если у девки хороший характер, это подозрительно! В сотне шагов от них на краю скалы в наспех выстроенной будке высилась крепкая фигура сторожевого. Патрик не умел читать мыслей, но доподлинно знал, о чем думает молодой Рот. Его, лучшего охотника общины, заставили торчать здесь как чучело на огороде и беспрестанно пялиться в море, словно оттуда могла показаться баба с упругими сиськами. Еще и вручили трещотку, будто в издевку: мол, наслаждайся ее истошным визгом, малыш. А все священник, будь он неладен! Впрочем, трещотка должна была подать сигнал лишь один раз. Или не подать вовсе. Патрик снова обернулся к толстяку: – Что делает тебя сильным? – Безучастность! – Безучастность, – многозначительным эхом повторил священник. – Клянусь, святой отец, я буду безучастен как скала! В доказательство Бран стукнул себя в грудь и зверски выпучил глаза. «Вздохи! – подумал Патрик. – Как бы пригодились вздохи…»
Оставшись один, он не сразу вернулся в церковь, а постоял на берегу, глядя в ту сторону, где дрожала и вновь натягивалась тонкая нить горизонта. Со стороны казалось, будто священник о чем-то размышляет. На самом деле Патрик высматривал плавучие средства. Ничего. Ни лодки, ни даже самого завалящего плота. Патрик весь превратился в зрение; он видел чаек, ныряющих за добычей в трех милях от берега, видел дрейфующий ковер водорослей, рассматривал унесенный отливом труп собаки, который облепила стайка рыбешек… Тончайшая настройка всех систем позволяла ему улавливать скольжение огромной рыбины, стремительно движущейся на глубине к месту пиршества. Он мимоходом фиксировал ее размеры и скорость, отмечая, что подобные существа прежде не появлялись возле этих берегов. Но лодки не было. Со взрыва прошло девять дней: если бы кто-то выжил, они бы уже добрались сюда. Будь Патрик человеком, он бы застонал от разочарования. Но Патрик был андроидом, и столь яркие выражения чувств не входили в его программу – разве что в качестве демонстративной имитации переживаний. За те двести восемнадцать лет, что он нес слово Божье людям в своем поселке, необходимость в подобной демонстрации не возникла ни разу. Ну ладно. Допустим, не совсем божье. Временами Патрик задумывался, всем ли андроидам серии «пастор» была отпущена создателями – какое дивное слово в данном контексте – завышенная доза цинизма. И если да, то какими соображениями они при этом руководствовались. Нельзя сказать, чтобы Патрик откровенно глумился над своей паствой. Нет, он делал это тайно, смакуя и наслаждаясь вкусом собственных шуточек, не понятных ни одному существу, кроме него. Грубоватым вкусом, по правде говоря. Заимствованная память подсказывала Патрику сравнение с гамбургером, но сам он склонялся к куда более знакомой вареной репе. Коллекция сохранившихся у них фильмов и так-то не была обширной, но Патрик выбрал из нее самый качественный, сочный трэш. Восемь лент. Он знал наизусть каждую сцену, мог повторить любой диалог. Держа в голове многовековую мудрость человечества и при этом ведя своих подопечных к спасению дорогой, вымощенной цитатами из историй о придурках, маньяках, наркоманах, психопатах, вурдалаках и прочем отребье рода людского, в глубине несуществующей души святой отец хохотал как гиена и валялся в траве точно молодой конь, разбивая копытами воздух над головой и содрогаясь в пароксизмах смеха. Кто сказал, что у андроидов не бывает чувства юмора? «Тебе повезло, что ты еще дышишь. Не говоря о том, что можешь ходить. Предлагаю немедленно этим воспользоваться». Двести лет Патрик вколачивал эту нехитрую Истину Двух Стволов в головы прихожан. Воспользуйтесь, дети мои! Воспользуйтесь каждым мигом, дарованным вам. Священник криво усмехнулся. А теперь, когда самому надо выбирать, что предпринять, он стоит тут дурак дураком и понятия не имеет, что делать дальше. Чему еще учат Два Ствола? «Твоя тупость может тебя спасти». Похоже, пришло время тупых решений. Вряд ли осмотрительность и интеллект в данном случае могут помочь. Остальным не помогли. Первый взрыв случился восемьдесят четыре года назад. Расстояние до эпицентра составляло больше трехсот миль: ни почувствовать, ни услышать его Патрик не мог. Однако внутри сложно устроенного организма андроида включился сигнал, оповещающий о произошедшем, и спящая до этой поры приемная утилита скомпоновала и швырнула ему изнутри в лоб туго скрученный ком воспоминаний, принадлежащих другому. Он увидел поселение, располагающееся на высоком берегу – такое же, как и его собственное, но с крепким частоколом и даже сторожевой башней. Увидел ощетинившийся непонятными иглами (антенны? щупы?) шар, выкатывающийся из воды. Расплющенных тварей, вываливающихся из шара и бегущих к частоколу с ровным безжизненным стрекотом. Твари были похожи на плоских металлических клопов размером с овцу, но чутье подсказывало ему, что металла в этих гадах не больше, чем в нем самом.
Одно не вызывало сомнений: это автоматика, а не живые существа. Патрик понимал, что даже в самых зараженных областях ни один вид не способен измениться так сильно – а значит, это порождение человеческих рук.
Откуда они взялись, эти стрекочущие машины-убийцы? Что за безумная программа была вложена в них, если два с лишним столетия спустя после того, как планета практически опустела, они все еще двигались, выискивая оставшихся в живых людей и подбирая те жалкие крохи, которые выпали из челюстей войны, самой последней войны на Земле? Где их база, если они перемещаются по воде, а не по суше? У Патрика было множество вопросов и ни одного готового ответа. Только неправдоподобная в своей яркости финальная картинка: разрушенный форт, искромсанные, словно нарезанные ножницами на лоскуты, тела то ли трех, то ли четырех собак. Взрыв. И огненные деревья, гнущиеся как трава. Патрик понимал, что эти воспоминания принадлежат не ему, а священнику погибшего селения, но от этого было не легче. Даже хуже: он узрел не просто чужое прошлое, а свое будущее. Некоторое время его питала надежда, что высадка «клопов» была случайностью, гибельной, роковой, но случайностью. Возможно, думал Патрик, уничтожив триста с лишним человек и взорвав форт, они сгинули в морской пучине навсегда. Закончился ли заряд или миссия была выполнена, но больше они не вернутся. Этой иллюзии ему хватило на целых сорок лет. До второго взрыва.
Он неспешно вернулся к церкви, слушая, как у подножия скалы разбивается волна за волной. Дети, готовые сцепиться в драке, при виде священника разлетелись в стороны, точно однополярные частицы. Патрик подключил анализатор эмоций, выискивая страх на перепачканных мордашках. Нет, страха не было. Они не боялись наказания, они хотели ему понравиться. Патрик пристально взглянул на двух крепко сбитых угрюмых мальчишек с курчавыми черными волосами. Весьма дурно пахнущими волосами! – Пэт, Ран, помойтесь. Фани, подойди ко мне. Девочка приблизилась, поглядывая исподлобья на своих удаляющихся врагов. Патрик присел на корточки. – Ты кидала в братьев навозом, – мягко сказал он. – И еще кину, – заверила Фани. И на всякий случай выпятила нижнюю челюсть. Вот же дикий боевой лягушонок. Маленький, страшненький, тощий. Все острое: взгляд, локти, коленки, торчащие дыбом пряди цвета обожженной глины. Патрик сдержал ухмылку, вспомнив, почему выбрал именно это имя для младенца.
Крошечка Фани сидела в чулане.
Фани была голодна.
Гусей воровала
И тут же съедала.
Живыми.
Без соли.
Одна.
Дорога к бункеру вела через лес. Когда-то здесь были непролазные заросли, страшные не из-за хищных зверей, а из-за насекомых. Последние полторы сотни лет Патрик упорно зарисовывал разнообразных кровососущих тварей, но они мутировали с пугающей быстротой. Ему катастрофически не хватало знаний по энтомологии, но он все же выявил самых опасных, чей секрет сам по себе вызывал локальное воспаление, быстро переходившее в лихорадку, и шаг за шагом, медленно нащупал средство борьбы с ними. Собачья моча. Они опрыскивали ею посевы, надеясь, что она поможет заодно избавиться от ржавки, а потом стали постепенно углубляться в лес. Со ржавкой в тот раз ничего не вышло, зато тропа к озеру стала почти безопасной. Раз в неделю они обрабатывали вонючей жидкостью полосу кустарников и деревьев, и за последние пять лет лесная лихорадка не унесла ни одной жизни. Первым испытал собачью мочу именно Патрик. По понятным причинам укусы клещей были для него совершенно безобидны, а потому он мог забираться в глубь леса, исследуя все новые места. Нельзя сказать, чтобы эти вылазки были безопасны: дважды на него нападали лоси, а один раз священник провалился в болото, удачно притворяющееся поляной, откуда выбрался лишь благодаря счастливой случайности. С тех пор Патрик стал куда осторожнее. Но именно благодаря этим коротким одиночным экспедициям он нашел бункер. От поселения его отделяло меньше полутора миль. Какова была вероятность основать форт именно там, где поблизости имелось укрытие? Священник полагал, что совпадение практически исключено. Кто-то знал, что бегущая от смерти изможденная группка людей выберет именно это место. Патрик искал свидетельства, что на берегу уже тогда находились какие-то постройки, но к тому моменту, когда он обнаружил бункер, спрашивать было некого – все первые поселенцы умерли.
Лес по обеим сторонам больше напоминал клубок, разодранный озверевшей кошкой. Спутавшиеся, перекрученные нити ветвей пару раз хлестанули Патрика по щеке. Девчонка кряхтела под тяжестью огромного тюка, но тащила, не сбавляя шага. – За что ты ополчилась на Брана? Серые глаза недобро сверкнули. – Он сказал, мы все умрем! – Что? – нахмурился Патрик. – Он сказал, смерть придет за каждым! – девчонка яростно шмыгнула. – Кто ему позволил? Жирный кусок дерьма! Как он смеет говорить, что мама умрет? Она готова была разрыдаться, но сдерживалась из последних сил. – Ты очень любишь ее, – утвердительно сказал Патрик. Фани молчала. Пыхтела, уставившись в землю, кусала губы, но не говорила ни слова. Черт возьми! Он был уверен, что добился прекрасного результата со всей группой, и вот пожалуйста. Олухи. Вот в чем причина. Тяжело иметь дело с олухами. У людей умных голова напоминает ящик комода: выдвинь его, вложи в него мысль, закрой, и она будет храниться там до скончания века. Возможно, слегка помятая, даже поеденная молью. Но ты найдешь ее там, где оставил. А с дурнями все иначе. У Патрика не было иллюзий по поводу своей паствы. Он помнил тех, первых, разбудивших его. Они были приспособлены к жизни в новом мире не больше, чем черепаха к супу: вроде бы эти двое неплохо совмещаются, но понятно, что ненадолго и без всякой радостной перспективы для черепахи. Однако они были умны, а главное, воспринимали на веру все речи, исходившие от святого отца. Нынешние поселенцы отличались от них, как трилобиты от мокрицы. Эволюция развернулась и решительно пошла в обратную сторону, упрощая все, что можно упростить. Да, физически каждый ребенок поселка дал бы двести очков форы любому из прежних взрослых – тех, первых. Не говоря об умении освежевать лося, пройти сквозь гудящий рой диких пчел и соорудить в лесу простейшее укрытие. ...
Все права на текст принадлежат автору: Эйлин ОКоннор.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.