Все права на текст принадлежат автору: Автор неизвестен - Народные сказки, Автор неизвестен -- Народные сказки.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Книга тысячи и одной ночи. Том 8. Ночи 894-1001. Автор неизвестен - Народные сказки
Автор неизвестен -- Народные сказки

Книга тысячи и одной ночи. Том 8. Ночи 894-1001.

Сказка о саидийце и франкской женщине (ночи 894—896)

Рассказывают также, что эмир Шуджа-ад-дин Мухаммед, правитель Каира, говорил: «Мы проводили ночь у одного человека из стран асСаида[635], и он угощал нас и оказывал нам уважение. А это был престарелый старец, человек со смуглой, очень смуглой кожей, и у него были маленькие дети, белолицые, и белизна их была напоена румянцем. И мы спросили его: «О такой-то, что это твои дети белые, а ты такой смуглый?» И старик сказал:

«Эти дети – от матери афранджийки[636], которую я взял, и у меня с нею была удивительная история». – «Одари нас ею», – сказали мы. И саидиец молвил: «Хорошо!»

«Знайте, – начал он, – что я как-то посеял в этом городе лён и выдергал его, и вычистил, и истратил на него пятьсот динаров. А потом я захотел его продать, но не приходило мне за него никаких денег. И мне сказали: «Отвези лён в Акку[637] – может быть, там ты получишь за него большую прибыль». (А Акка была в то время в руках франков.) И я отвёз лён в Акку и продал часть его с отсрочкой уплаты на шесть месяцев. И когда я его продавал, вдруг прошла мимо меня женщина, афранджийка, – а у франкских женщин обычай ходить по рынку без покрывала, – и она подошла ко мне, чтобы купить льна, и я увидел красоту, ослепившую мой разум. Я продал ей немного льна и был уступчив в цене. И женщина взяла его и ушла, а потом, через несколько дней, она пришла снова, и я продал ей немного льна и был ещё более уступчив, чем в первый раз. И женщина ещё раз приходила ко мне и узнала, что я её люблю, а она обычно ходила с какой-то старухой, и я сказал старухе, что была с нею: «Я охвачен любовью к ней; схитришь ли ты, чтобы мне с ней сойтись?» – «Я ухитрюсь в этом для тебя, – сказала старуха, – но пусть эта тайна не уходит от нас троих – меня, тебя и её, и вместе с тем тебе неизбежно потратить деньги». – «Если пропадёт моя душа за близость с нею, – это немного!» – воскликнул я…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха, ответив этому человеку согласием, сказала: „Но пусть эта тайна не уходит от нас троих – меня, тебя и её, и тебе неизбежно потратить деньги“. И он воскликнул: „Если пропадёт моя душа за близость с нею, – это немного!“

И они сошлись на том, что он даст женщине пятьдесят динаров и она придёт к нему, и купец приготовил пятьдесят динаров и вручил их старухе, и та взяла эти пятьдесят динаров и сказала: «Приготовь для неё место в твоём доме, она придёт к тебе сегодня вечером». «И я пошёл, – рассказывал купец, – и приготовил сколько мог еды, питья, свечей и сладостей, а мой дом стоял над морем, и дело было летом, поэтому я постелил на крыше. И пришла афранджийка, и мы поели и попили, и спустилась ночь, и мы легли под небом (а луна светила на нас) и стали смотреть на отражение звёзд в море. И я сказал про себя: „Не стыдно тебе Аллаха великого, славного! Ты, чужеземец, лежишь под небом и над морем и нарушаешь волю Аллаха с христианкой! Ты заслуживаешь наказания огнём! Боже мой, призываю тебя в свидетели, что я воздержался от этой христианки сегодня ночью, стыдясь тебя и страшась твоего наказания“.

И я проспал до утра, а женщина поднялась на заре, сердитая, и ушла к себе, и я прошёл в свою лавку и сел там. И вдруг та женщина прошла мимо меня со старухой, сердитая, и она была подобна месяцу, и тогда я погиб и сказал про себя: «Кто ты такой, чтобы бросать такую девушку? Разве ты Сирри ас-Сакати, или Бишр-Босоногий, или Джуней Багдадский, или Фудейль ибн Ийяд?»[638] И я догнал старуху и сказал ей: «Приведи её ко мне снова!» И старуха сказала: «Клянусь Мессией, она теперь не вернётся к тебе иначе как за сто динаров!» – «Я дам тебе сто динаров», – сказал я и дал старухе сто динаров. И женщина пришла ко мне второй раз. И когда она оказалась у меня, ко мне вернулась та же мысль, и я воздержался и оставил женщину ради великого Аллаха, а потом я вышел и пошёл в своё помещение. И прошла мимо меня та старуха, сердитая, и я сказал ей: «Вернись с ней ко мне». И старуха воскликнула: «Клянусь Мессией, ты больше не порадуешься ей у себя иначе как за пятьсот динаров и умрёшь в тоске!»

И я задрожал, услышав это, и решил, что потеряю все деньги, вырученные за лён, и выкуплю этим свою душу, и не успел я опомниться, как слышу, глашатай кричит и говорит: «О собрание мусульман, перемирие между нами и вами окончилось, и мы даём тем, кто ещё здесь остался, отсрочку на неделю – пусть кончают дела и уходят в свои страны!»

И женщина перестала ходить ко мне, а я принялся собирать плату за лён, который люди купили у меня с отсрочкой, и выменивать то, что осталось. И, взяв с собою хороших товаров, я вышел из Акки, и было у меня в сердце то, что было от сильной любви и страсти к афранджийке, так как она взяла моё сердце и мои деньги. И я вышел, и пошёл, и достиг города Дамаска, и продал товары, которые взял в Акке, за высшую цену, так как они больше не поступали из-за окончания срока перемирия, и послал мне Аллах (слава ему и величие!) отличную прибыль.

И я начал торговать пленными девушками, чтобы ушло то, что было у меня в сердце из-за афранджийки, и не прекращал торговли ими, и прошло надо мною три года, а я все был в таком же положении.

И произошло у аль-Малик-ан-Насира с франками[639] то, что произошло из битв, и дал ему Аллах над ними победу, и он взял в плен всех их царей и завоевал прибрежные города, по изволению великого Аллаха. И случилось, что пришёл ко мне один человек, требуя невольницу для аль-Малик-ан-Насира. А у меня была красивая невольница, и я предложил её этому человеку, и он купил её у меня для ан-Насира за сто динаров и доставил мне девяносто динаров, и мне оставалось получить ещё десять динаров, но их не нашлось в тот день в казне, так как царь израсходовал все деньги на войну с франками. И аль-Малику сообщили об этом, и он сказал: «Пойдите с ним в помещение, где находятся пленные, и дайте ему выбрать когонибудь из дочерей франков, чтобы он взял одну из них за те десять динаров…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девяносто шестая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Малик-ан-Насир сказал: „Дайте ему выбрать одну из них, чтобы он взял её за те десять динаров, которые ему причитаются“.

«И меня взяли, – говорил купец, – и пошли со мной в помещение пленных, и я посмотрел на тех, кто там был, и всмотрелся во всех пленных, и увидел ту франкскую женщину, к которой я привязался, и узнал её как нельзя лучше. А это была жена одного рыцаря из рыцарей франков. И я сказал: „Дайте мне вот эту!“ И взял её, и пошёл в свою палатку, и спросил женщину: „Узнаешь ты меня?“ – „Нет“, – отвечала она, и я сказал: „Я твой приятель, который торговал льном, и случилось у меня с тобой то, что случилось, и ты взяла у меня золото и сказала: „Ты больше меня не увидишь иначе как за пятьсот динаров“. А теперь я взял тебя в собственность за десять динаров“. И женщина сказала: „Это тайна твоей истинной веры! Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед – посол Аллаха!“

И она приняла ислам, и прекрасен был ислам её, и я сказал про себя: «Клянусь Аллахом, я не достигну её прежде её освобождения и уведомления кади!» И я пошёл к ибн Шеддаду[640] и рассказал ему, что случилось, и он заключил для меня договор с нею, и затем я проспал с ней ночь, и она понесла.

И потом войско двинулось, и мы прибыли в Дамаск, и прошло лишь немного дней, и явился посланный альМалика, требуя пленных и уведённых, вследствие соглашения, заключённого царями.

И возвратили всех пленных, мужчин и женщин, и осталась только та женщина, что была со мной. И франки сказали: «Жена такого-то рыцаря не явилась». И о ней стали спрашивать, и были настойчивы в расспросах и расследовании, и узнали, что она со мной, и потребовали её у меня. И я пришёл в сильном волнении, с изменившимся цветом лица, и моя жена спросила: «Что с тобой и что тебя поразило?» И я ответил: «Пришёл посланный от аль-Малика, чтобы забрать всех пленных, и тебя требуют у меня». – «С тобой не будет дурного, – сказала женщина. – Отведи меня к аль-Малику, и я знаю, что мне сказать перед ним».

И я взял её, – говорил купец, – и привёл пред лицо султана аль-Малик-ан-Насира (а посол царя франков сидел справа от него) и сказал: «Вот женщина, которая у меня». И аль-Малик-ан-Насир и посол спросили её: «Пойдёшь ты в свою страну или останешься со своим мужем – Аллах разрешил твой плен и плен других?» И она сказала султану: «Я стала мусульманкой и понесла, и вот моё брюхо, как видите, и не будет больше франкам от меня пользы».

И посол спросил её: «Кто тебе милее – этот мусульманин или твой муж, рыцарь такой-то?» И женщина сказала ему то же, что сказала султану, и тогда посол спросил бывших с ним франков: «Слышали ли вы её слова?» И франки ответили: «Да».

«Возьми твою жену и уходи с ней», – сказал мне посол. И я ушёл с нею, а потом посол франков поспешно послал за мной и сказал: «Её мать послала ей со мной одну вещь и сказала: „Моя дочь в плену, голая, и я хочу, чтобы ты доставил ей этот сундук“. Возьми же его и отдай ей».

И я взял сундук, отнёс его домой и отдал жене, и она открыла его, и увидела в нем свою одежду, и нашла те два кошелька с золотом – пятьдесят динаров и сто динаров. И я увидел, что все это ещё мной завязано и ни в чем не изменилось, и восхвалил Аллаха великого, и эти дети – от неё, и она до сих пор жива и сама сделала вам это кушанье».

И мы удивились его истории и доставшемуся ему счастью, а Аллах лучше знает истину.

Сказка о юноше и невольнице (ночи 896—899)

Рассказывают также, что был в древние времена в Багдаде один человек из сыновей людей счастья, и он унаследовал от своего отца большие деньги. Этот человек любил одну невольницу и купил её, и она любила его так же, как и он её. И он до тех пор тратился на неё, пока не ушли все его г деньги, так что из них ничего не осталось. И юноша стал искать какого-нибудь способа пропитания, чтобы прожить, но не мог найти. А этот юноша, в дни богатства, посещал собрания сведущих в искусстве пения и достиг отдалённейших пределов. И он спросил совета у одного из друзей, и тот сказал ему: «Я не знаю для тебя ремесла лучше, чем петь вместе с твоей невольницей. Ты будешь брать за это большие деньги и есть и пить».

Но это было противно и юноше и невольнице, и девушка сказала ему: «Я нашла для тебя выход». – «А какой?» – спросил юноша, и невольница сказала: «Ты продашь меня, и мы вырвемся из этой беды – и я и ты, – и я буду жить в богатстве, так как подобную мне купит только обладатель богатства, и таким образом я буду причиной моего возвращения к тебе».

И юноша вывел невольницу на рынок, и первым, кто увидел её, был один хашимит[641] из жителей Басры. Это был человек образованный, изысканный, со щедрой душой, и он купил девушку за тысячу пятьсот динаров.

«И когда я получил деньги, – говорил юноша, владелец невольницы, – я раскаялся, и мы с невольницей заплакали, и я стал просить об уничтожении продажи, но хашимит не согласился. И я положил динары в кошель и не знал, куда пойду, так как мой дом был пустыней без этой девушки, и я начал так плакать, бить себя по щекам и рыдать, как не случалось мне никогда. И я вошёл в одну из мечетей, и сел там, плача, и был так ошеломлён, что перестал сознавать себя. И я заснул, положил кошель под голову, как подушку, и не успел я опомниться, как какой-то человек вытащил его у меня из-под головы и ушёл, поспешно шагая. И я проснулся, устрашённый и испуганный, и, поднявшись, побежал за тем человеком, и вдруг оказалось, что ноги у меня опутаны верёвкой.

И я упал лицом вниз, и стал плакать и бить себя по щекам, и сказал себе: «Покинула тебя душа…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девяносто седьмая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша рассказал, как у него пропал кошель, и продолжал: „И я сказал себе: „Покинула тебя душа, и пропали твои деньги!“ И моё положение стало ещё тяжелее. И я пришёл к Тигру и, накинув одежду себе на лицо, бросился в реку, и люди, бывшие тут, поняли в чем дело и сказали: «Это из-за великой заботы, постигшей его“.

И они бросились за мной, и вытащили меня, и спросили в чем дело, и я рассказал, что со мной случилось, и люди опечалились. И ко мне подошёл один из них, старик, и сказал: «Твои деньги пропали, но как можешь ты способствовать тому, чтобы пропала твоя душа и ты стал бы одним из людей огня? Встань, пойдём со мной, я посмотрю твоё жилище». И я встал, и когда мы достигли моего жилища, старик немного посидел у меня, пока то, что было во мне, не успокоилось, и я поблагодарил его за это, и он ушёл. А когда он от меня вышел, я едва не убил себя, но вспомнил об огне и будущей жизни. И я вышел из дома, и побежал к одному из друзей, и рассказал ему, что со мной случилось, и мой друг заплакал из жалости ко мне, и дал мне пятьдесят динаров, и сказал: «Прими мой совет: уходи сейчас же из Багдада, и пусть эти деньги пойдут тебе на расходы, пока твоё сердце не отвлечётся от любви к ней и не утешится без неё. Ты из сыновей людей, пишущих и составляющих указы, у тебя отличный почерк и прекрасное образование. Отправляйся к любому из наместников и пади перед ним ниц – может быть, Аллах соединит тебя с твоей невольницей».

И я послушался его, и окрепла моя решимость, и исчезла часть моей заботы, и я решил направиться в землю Васита[642] – у меня были там родные. И я пошёл на берег реки, и увидел корабль, стоявший на якоре, и матросов, носивших вещи и роскошные материи, и попросил их взять меня с собой, и они сказали: «Этот корабль принадлежит одному хашимиту, и нам невозможно тебя взять таким образом».

И я стал соблазнять матросов платой, и они сказали: «Если уж это неизбежно, тогда сними твою роскошную одежду, надень одежду матросов и садись с нами, как будто ты один из нас». И я вернулся в город, и купил кое-что из одежды матросов, и, надев это, взошёл на корабль (а корабль направлялся в Басру). И я сошёл на корабль с матросами, и не прошло и минуты, как я увидел мою невольницу, – её самое, – и ей прислуживали две невольницы. И прошёл бывший во мне гнев, и я сказал про себя: «Вот я и буду видеть её и слушать её пенье до Басры». И очень скоро после того приехал верхом хашимит, и с ним толпа людей, и они сели на корабль, и корабль поплыл с ними вниз). И хашимит выставил кушанья и начал есть, вместе с невольницей, и остальные тоже поели посреди корабля, а потом хашимит сказал невольнице: «До каких пор продлится этот отказ от пения и постоянная печаль и плач? Не ты первая рассталась с любимым!» И я узнал тогда, какова была любовь девушки ко мне. А затем хашимит повесил перед невольницей занавеску на краю корабля и, позвав тех, кто был на моем конце, сел с ними перед занавеской, и я спросил, кто они, и оказалось, что это братья хашимита. И хашимит выставил им то, что было нужно из вина и закусок, и они до тех пор понуждали девушку петь, пока она не потребовала лютню. И она настроила её и начала петь, произнося такие два стиха:

«Караван отъехал с возлюбленным и идёт во тьме,
И ночной свой путь, вместе с милыми, не прервут они.
У влюблённого, когда скрылся с глаз караван совсем,
Остался в сердце угль гада пылающий»[643].
И потом девушку одолел плач, и она бросила лютню и прервала пение, и присутствующие огорчились, и я упал без памяти. И люди подумали, что со мной случился припадок падучей, и кто-то из них стал читать Коран мне на ухо, и они до тех пор уговаривали девушку и просили её петь, пока она не настроила лютню и не начала петь, произнося такие два стиха:

«Я стояла, плача о путниках, что уехали, —
Я храню их в сердце, хоть и далеко ушли они.
У развалин ставки стою теперь, вопрошая их, —
Но дом ведь пуст, и безлюдны ныне жилища их».
И потом она упала, покрытая беспамятством, и люди подняли плач, и я вскрикнул и упал без чувств. И матросы зашумели, и один из слуг хашимита сказал им: «Как вы повезли этого одержимого?» А потом они сказали друг другу: «Когда доедете до какой-нибудь деревни, сведите его и избавьте нас от него».

И меня охватила из-за этого великая забота и мучительное страданье, и я постарался быть как можно более стойким и сказал себе: «Нет мне хитрости для освобождения из их рук, если не дам знать девушке, что я нахожусь на корабле, чтобы она помешала им свести меня с корабля». И потом мы ехали, пока не оказались близ одной деревни, и владелец корабля сказал: «Выйдем на берег». И люди вышли. А это было вечером, и я поднялся, и зашёл за занавеску, и, взяв лютню, изменил на ней лады один за другим, и настроил её на такой лад, которому девушка научилась у меня, а затем я вернулся на корабль…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девяносто восьмая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил: „И затем я вернулся на своё место на корабле, и люди пришли с берега и возвратились на свои места на корабле, и луна распространилась над землёй и над водой“. И хашимит сказал девушке: „Ради Аллаха, не делай нашу жизнь горькой!“ И она взяла лютню, и коснулась рукой струн, и так вскрикнула, что подумали, что дух вышел из неё, и потом она сказала: „Клянусь Аллахом, мой учитель с нами, на этом корабле!“ – „Клянусь Аллахом, – воскликнул хашимит, – будь он с нами, я не лишил бы его нашего общества, так как он, может быть, облегчил бы то, что с тобой, и мы бы воспользовались твоим пением! Но то, чтобы он был на корабле, – дело далёкое“. – „Я не могу играть на лютне и менять песни, когда мой господин с нами“, – сказала девушка, и хашимит молвил: „Спросим матросов“. – „Сделай так!“ – сказала невольница, и хашимит спросил: „Взяли ли вы с собой кого-нибудь?“ – „Нет“, – ответили моряки, и я испугался, что расспросы прекратятся, и засмеялся, и сказал: „Да, я её учитель, я учил её, когда был её господином“. – „Клянусь Аллахом, это слова моего владыки!“ – воскликнула невольница. И слуги подошли ко мне и привели меня к хашимиту, и, увидев меня, он меня узнал и сказал: „Горе тебе! Что с тобой и что тебя поразило, что ты в таком виде?“

И я рассказал ему, что со мной случилось, и заплакал, и раздались рыданья невольницы из-за занавески, и хашимит со своими братьями горько заплакал от жалости ко мне, а потом он сказал: «Клянусь Аллахом, я не приближался к этой невольнице и не сходился с ней и не слышал её пения до сегодняшнего дня. Я человек, которому Аллах расширил его надел, и я прибыл в Багдад лишь для того, чтобы послушать пение и испросить моё жалованье от повелителя правоверных, и сделал оба дела, и когда я захотел вернуться на родину, я сказал себе: „Послушаю багдадское пение!“ – и купил эту невольницу. Я не знал, что вы оба в таком состоянии. Призываю Аллаха в свидетели: когда эта девушка достигнет Басры, я её отпущу на волю и женю тебя на ней и буду выдавать вам столько, что вам хватит, и больше, но с условием, что когда мне захочется послушать пение, перед девушкой будут вешать занавеску, и она будет петь из-за занавески. А ты стал одним из моих братьев и сотрапезников».

И затем хашимит сунул голову за занавеску и спросил девушку: «Согласна ли ты на это?» И девушка принялась его благословлять и благодарить. И потом он позвал одного из слуг и сказал ему: «Возьми этого юношу за руку, сними с него его одежду, одень его в роскошные платья, окури его благовониями и приведи к нам».

И слуга взял меня, и сделал со мною то, что велел его господин, и привёл меня к нему, и хашимит поставил передо мной вино, как он поставил его перед другими, и невольница начала петь на прекраснейший напев, произнося такие стихи:

«Порицали за то меня, что рыдала,
Когда милый пришёл ко мне для прощанья.
Не вкушали они разлуки, не знают,
Как сжигает печаль тоски мои ребра.
Право, знает любовь и страсть лишь печальный,
Потерявший в кочевье их своё сердце».
И все пришли в великий восторг, и усилилась радость юноши, – и я взял у невольницы лютню, – говорил он, – и ударил по ней, извлекая прекраснейшие звуки, и произнёс такие стихи:

«Проси дара, коль просишь ты благородных,
Всегда знавших богатство и изобилье,
Ибо просьба ко щедрому возвышает,
Обращенье же к низкому лишь позорит.
Если ж будет унизиться неизбежно,
Униженье, прося великих, отбрось ты.
Возвеличить достойного – не унизит,
Униженье – коль низких ты возвышаешь».
И люди обрадовались мне, и радость их усилилась, и они пребывали в радости и веселье, и то я пел немного, то невольница пела немного, пока мы не пристали где-то к берегу. Корабль стал на якорь, и все вышли, и я тоже вышел. А я был пьян и сел помочиться, и одолел меня сон, и я заснул, а путники вернулись на корабль, и он поплыл с ними вниз по реке, и они не знали о моем отсутствии, так как были пьяны. Я отдал деньги невольнице, и у меня ничего не осталось, и они уже достигли Басры, а я проснулся только от солнечного зноя. И я поднялся в том месте и осмотрелся, но не увидел никого, а я забыл спросить хашимита, как его зовут, где его дом в Басре и как о нем узнать. И я впал в смущенье, и оказалось, что моя былая радость о встрече с невольницей – сон. И я не знал, что делать, и прошёл мимо меня большой корабль, и я вошёл на этот корабль и приплыл в Басру, и я не знал там никого и не знал, где дом хашимита. И я зашёл к одному зеленщику и взял у него чернильницу и бумагу…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девяносто девятая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что багдадец, хозяин невольницы, когда приплыл в Басру, впал ночь в смущение, и он не знал, где дом хашимита.

«И я зашёл к одному зеленщику, – говорил он, – и, взяв чернильницу и бумажку, сел и начал писать, и зеленщику понравился мой почерк. И он увидел, что на мне грязная одежда, и спросил меня о моем деле, и я рассказал ему, что я чужеземец, бедняк, и зеленщик сказал: „Не останешься ли ты у меня? Тебе будет каждый день полдирхема, пища и одежда, и ты будешь вести счета в моей лавке“. И я сказал ему: „Хорошо“. И остался у него, и привёл в порядок его дела, и упорядочил его доход и расход, и когда прошёл месяц, зеленщик увидел, что его доход увеличивается, а расход уменьшается, и поблагодарил меня за это. И он назначил мне за каждый день дирхем, и так шло, пока не кончился год, и тогда зеленщик предложил мне жениться на его дочери и стать его товарищем по владению лавкой, и я согласился на это. И я вошёл к своей жене и стал сидеть в лавке с сокрушённым сердцем и умом, проявляя печаль, а зеленщик пил и звал меня к тому же, но я отказывался пить от горя. И я провёл таким образом два года, и однажды, сидя в лавке, я вдруг увидел толпу людей, нёсших кушанья и напитки. Я спросил зеленщика в чем дело, и он сказал: „Сегодня день людей состоятельных, когда выходят музыканты и юноши из людей богатых на берег реки, чтобы поесть и попить среди деревьев, на канале Оболле“[644]. И душа призвала меня посмотреть на гулянье, в я сказал про себя: «Может быть, если я увижу этих людей, я встречусь с той, кого люблю». И я сказал зеленщику: «Я тоже хочу этого». И зеленщик сказал: «Если желаешь, пойди с ними».

И он приготовил мне кушанья и напитки, и я пошёл, но когда я достиг канала Оболлы, я увидел, что люди уходят. И я хотел уходить с ними и вдруг вижу – капитан того самого корабля, на котором был хашимит С девушкой, плывёт по каналу Оболле. И я закричал, и капитан и те, кто был с ним, узнали меня, и взяли к себе, и сказали: «Разве ты жив?» – и обняли меня, и спросили, что со мной было, и я рассказал им. «Мы думали, что тебя одолело опьянение и ты утонул в воде», – сказали они, а я спросил их, в каком состоянии невольница, и они сказали: «Когда она узнала, что ты пропал, она разорвала на себе одежду и сожгла лютню и принялась бить себя по щекам и рыдать, и когда мы вернулись с хашимитом в Басру, мы сказали ей: „Оставь этот плач и печаль“. И она ответила: „Я надену чёрное и устрою в этом доме могилу, и буду сидеть у могилы, и откажусь от пения“. И мы позволили ей, и она пребывает в таком состоянии до сих пор».

И они взяли меня с собой, и я пришёл в их дом и увидел невольницу в таком состоянии, и она, увидав меня, испустила великий крик, так что я подумал, что она умерла, и обняла меня долгим объятием. И хашимит сказал мне: «Возьми её». И я отвечал: «Хорошо, но только освободи её, как ты мне обещал, и жени меня на ней». И хашимит освободил её и дал нам дорогие вещи, и много одежды, и ковры, и пятьсот динаров и сказал: «Вот сколько я хотел вам выдавать каждый месяц, но с условием, что я буду пить с тобой и слушать невольницу».

И затем он освободил для нас дом и велел перенести туда все, что было нам нужно, и я отправился в этот дом и увидел, что он завален коврами и материями, и перевёл туда девушку. И потом я пошёл к зеленщику и рассказал ему обо всем, что со мной случилось, и попросил его освободить меня от ответственности за развод с его дочерью и не считать это грехом. И я дал ей приданое и то, что было обязательно. И я провёл с хашимитом таким образом два года и стал обладателем большого богатства, и вернулась ко мне та жизнь, какою я жил с невольницей в Багдаде, и Аллах великодушный облегчил наше горе, и осыпал нас обильными благами, и сделал исходом нашей стойкости достижение желаемого, и ему да будет хвала в этой и в будущей жизни, и Аллах лучше знает истину».

Сказка о Джиллиаде и Шимасе (ночи 899—930)

Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и годы один царь в странах Индии, и был этот царь великий, высокий ростом, красивый обликом, прекрасный нравом, с благородными свойствами. И он благодетельствовал бедным и любил своих подданных и всех людей своего царства. И было имя его Джиллиад[645], и находились под властью его, в его царстве, семьдесят два правителя, в странах его было триста пятьдесят кадиев, и было у него семьдесят везирей, и над каждым десятком своих воинов он поставил предводителя, и наибольшим его везирем был человек по имени Шимас, и было ему жизни двадцать два года. И он был прекрасен видом и естеством, тонок в речах, сообразителен при ответе и ловок во всех своих делах – мудрец, правитель и начальник, несмотря на юность лет, – и он знал всякую мудрость и вежество. И царь любил его великой любовью и питал к нему склонность из-за его знаний в красноречии и умении изъясняться в делах управления, а также потому, что даровал ему Аллах милосердие и кротость к подданным. И был этот царь справедлив в своём царстве, оберегал подданных и одарял малого и большого милостями и подобающей заботой и дарами, охраняя спокойствие и безопасность и облегчая подать всем подданным. И он любил их, и великих и малых, и поступал с ними милостиво, и заботился о них.

Но при всем этом не наделил царя Аллах великий сыном, и было это тяжело ему и жителям его царства. И случилось, что царь лежал в одну ночь из ночей, занятый размышлениями об исходе дел своего царства, а потом его одолел сон, и он увидел во сне, что льёт воду у подножия дерева…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до девятисот
Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь увидел во сне, что он льёт воду у подножия дерева (а вокруг этого дерева много деревьев), и вдруг вышел из этого дерева огонь и сжёг все деревья, бывшие вокруг него.

И тут царь пробудился от сна, устрашённый и испуганный, и, призвав одного из своих слуг, сказал ему: «Ступай живей и приведи мне скорее Шимаса, везиря!» И слуга пошёл к Шимасу и сказал ему: «Царь требует тебя сию же минуту – он пробудился от сна испуганный и послал меня за тобой, чтобы ты скорее к нему пришёл».

И Шимас, услышав слова слуги, в тот же час и минуту поднялся, и отправился к царю, и вошёл к нему. И он увидел царя сидящим на постели, и пал перед ним ниц, желая ему вечной славы и счастья, и воскликнул: «Да не опечалит тебя Аллах, о царь! Что тебя встревожило сегодня ночью, и почему ты поспешно потребовал меня?»

И царь позволил Шимасу сесть, и тот сел, и царь начал ему рассказывать, что он видел, и сказал: «Сегодня ночью я видел сон, который ужаснул меня. Мне снилось, что я лил воду у подножия дерева, и когда я это делал, вдруг вышел из подножия дерева огонь и сжёг все деревья, что были вокруг него. И я испугался, и взял меня страх, и я проснулся и послал тебя позвать из-за твоих великих знаний и умения толковать сны, так как мне известна твоя обширная учёность и великая смышлёность».

И Шимас опустил голову на некоторое время, а потом улыбнулся, и царь спросил его; «Что ты подумал, о Шимас? Скажи мне правду и не скрывай от меня ничего». И Шимас, в ответ ему, молвил: «О царь, Аллах великий оказал тебе милость и прохладил твоё око, и этот сон приведёт к полному благу. А именно, Аллах великий наделит тебя ребёнком мужеского пола, который унаследует от тебя царство после твоей долгой жизни, но только будет в нем нечто, чего я не хотел бы изъяснять в теперешнее время, ибо не подходит оно для изъяснения этого». И царь обрадовался великой радостью, и усилилось его веселье, и ушёл от него испуг, и успокоилась душа его. «Если так прекрасно обстоит дело с толкованием этого сна, – сказал он, – то заверши мне его толкование, когда придёт подходящее время для завершения толкования его. То, что не подобает изъяснять теперь, надлежит тебе изъяснить мне, когда придёт тому время, чтобы полною стала моя радость, ибо я не желаю этим ничего, кроме благоволения Аллаха, слава и величие ему!»

И когда Шимас увидел, что царь настаивает на завершении толкования сна, он высказал доводы, которыми отвёл это от себя.

И тогда царь призвал звездочётов и всех толкователей снов, которые были в его царстве, и они все явились пред лицо его, и царь рассказал им свой сон и сказал: «Я хочу от вас, чтобы вы мне сообщили правдивое толкование сна».

И выступил вперёд один из толкователей и взял у царя позволение говорить. И когда царь позволил ему, он сказал: «О царь, поистине, твой везирь Шимас вовсе не бессилен истолковать это, он только посовестился перед тобой и успокоил твой страх и не высказал тебе всего толкования полностью. Но если ты позволишь мне говорить, я скажу». – «Говори, о толкователь, не совестясь, и будь правдив со мною в словах», – молвил царь. А толкователь сказал: «Знай, о царь, что появится у тебя сын, который унаследует от тебя царство после твоей долгой жизни, но он не будет поступать с подданными, как поступаешь ты, а нарушит твои указы и станет притеснять подданных, и поразит его то, что поразило мышь с котом, и воззвала она к защите Аллаха великого». «А какова история кота с мышью?» – спросил царь. И толкователь сказал:

«Да продлит Аллах жизнь царя! Мурлыка, то есть кот, вышел однажды ночью, чтобы растерзать что-нибудь в саду, но ничего не нашёл и ослаб от сильного холода и дождя, бывшего той ночью. И он стал придумывать, где бы раздобыть себе жертву. И когда он бродил, будучи в таком состоянии, он вдруг увидел нору у подножия дерева. И он приблизился к ней и начал её обнюхивать, ворча, и почуял в норе мышь, и стал всячески пытаться проникнуть в нору. Но мышь, почуяв кота, обернулась к нему спиной и принялась ползать на передних и задних лапах, чтобы засыпать вход в нору. И тогда кот стал пищать слабым голосом и говорить: „Зачем ты это делаешь, о сестрица? Я ищу у тебя убежища, чтобы ты оказала мне милость и приютила меня в твоей норе на сегодняшнюю ночь. Я ослаб от великих годов, и пропала моя сила, и я не могу больше двигаться. Я углубился сегодня ночью в этот сад, – а сколько уже раз я призывал на свою душу смерть, чтобы отдохнуть! – и вот я у твоей двери, повергнутый холодом и дождём. Прошу тебя, ради Аллаха, о милости – возьми меня за руку, введи к себе и приюти в проходе в твою нору, так как я иноземец и бедняк, а сказано: „Кто приютит в своём жилище иноземца-бедняка, тому будет приютом рай в день судный“. Ты достойна, о сестрица, получить за меня награду и позволишь мне провести у тебя ночь до утра, а потом я уйду своей дорогой…“

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот первая ночь
Когда же настала девятьсот первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что кот говорил мыши: „Позволишь ли ты мне провести у тебя ночь, а потом я уйду своей дорогой?“ И когда мышь услышала слова кота, она сказала: „Как ты войдёшь в мою нору, когда ты – мой враг по естеству, и пропитание твоё – моё мясо? Я боюсь, что ты меня обманешь, так как это одно из твоих свойств, ибо нет для тебя обета, а ведь сказано: „Не должно доверять прелюбодею красивую женщину, или бедняку, нуждающемуся, деньги, или огню – дрова“. Для меня не обязательно доверять тебе, и сказано: «Вражда по естеству, чем слабее её носитель, тем сильнее“.

И кот ответил мыши потухшим голосом, в наихудшем состоянии: «Поистине, то, что ты высказала из назиданий, правда, и я не порицаю тебя, но прошу отвернуться от былой природной вражды, нас с тобой разделявшей, ибо сказано: „Кто просит сотворённого, тому простит творец его“. Я был прежде тебе врагом, и вот я сегодня прошу тебя о милости. Ведь сказано: „Если хочешь, чтобы твой враг был тебе другом, сотвори с ним Благое“. И я, сестрица, даю тебе клятву и обет Аллаха, что не буду никогда вредить тебе, и к тому же нет у меня на это силы. Доверься Аллаху и сотвори благое – прими мою клятву и мой обет».

И мышь ответила: «Как я приму обет того, с кем у меня утвердилась вражда и кому обычно меня обманывать? Будь наша вражда из-за чего-либо, но не из-за крови, я, право, сочла бы её ничтожной, но эта вражда прирождённая, и сказано: кто доверится своему врагу, тот подобен вложившему руку в пасть ехидны». И кот сказал, исполнившись гнева: «Моя грудь стеснилась, и ослабла моя душа! Я уже в предсмертных муках и скоро умру у твоих дверей, и грех передо мной ляжет на тебя, так как ты можешь меня спасти. Вот моё последнее тебе слово».

И мышь охватил страх перед великим Аллахом, и вошло в её сердце милосердие, и она сказала себе: «Кто хочет от Аллаха великого помощи против своего врага, пусть окажет ему милость и благо. Положусь на Аллаха и спасу этого кота от гибели, чтобы получить за это награду».

И мышь вышла к коту и втащила его к себе в нору волоком, и кот оставался у неё, пока не набрался сил, не отдохнул и не поправился немного. И он горевал о своей слабости и о том, что у него пропала сила и мало осталось друзей, а мышка жалела его и успокаивала, и подходила к нему, и бегала вокруг него.

Что же касается кота, то он полз по норе, пока не занял выхода, боясь, что мышь выйдет из неё. И мышь захотела выйти и приблизилась к коту, как обычно. И когда она оказалась от него близко, кот схватил её и вцепился когтями и начал её терзать и трясти. И он хватал её зубами, поднимал от земли, и бросал, и бегал за ней, и терзал её, и мучил. И тогда мышь стала звать на помощь, и попросила освобождения у Аллаха, и начала упрекать кота, говоря: «Где обеты, которые ты мне давал, и где клятвы, которыми ты клялся? Таково твоё воздаяние мне за то, что я впустила тебя в мою нору и доверилась тебе? Правду сказал сказавший: „Кто примет обет своего врага, пусть не ждёт для себя спасения“. И сказавший: „Кто вручит себя своему врагу, тот заслуживает гибели“. Но полагаюсь на моего творца: он – тот, кто освободит меня от тебя».

И когда она была в таких обстоятельствах и кот хотел на неё броситься и растерзать, вдруг проходил охотник с хищными собаками, приученными к охоте. И одна из собак прошла над входом в нору и услышала, что в ней большая драка, и подумала, что это лисица рвёт кого-нибудь. И собака бросилась в нору, чтобы поймать лисицу, и встретила кота, и потянула его к себе. И когда кот попал в лапы собаке, он занялся самим собою и отпустил мышь живой, без единой раны, а что касается его самого, то охотничья собака вынесла его, перерезав ему жилы, и бросила его мёртвым. И оправдались на коте и мыши слова сказавшего: «Кто милует, тот помилован будет в будущей жизни, а кто притесняет, тот притеснён будет немедленно».

Вот что случилось с ними, о царь, и никому не подобает нарушать обет тому, кто ему доверился. А с тем, кто предаёт и обманывает, случится то же, что случилось с котом, ибо как судит молодец, так и судим он будет, а кто обратится к благу, получит награду. Но не печалься, о царь, и пусть не будет тебе это тяжко, ибо твой сын, после несправедливости и притеснения, вернётся к благому поведению. А этот мудрец, что у тебя везирем, Шимас, хотел не скрывать от тебя ничего о том, о чем он тебе намекнул, и это с его стороны правильно, ибо говорится: «Люди, сильнее всего страшащиеся, – самые обширные по уму и больше всех ревнуют о благе».

И тогда царь подчинился, и велел выдать толкователям щедрую награду, и отпустил их, а затем он поднялся и вошёл в свой покой и принялся размышлять об исходе своего дела.

Когда же настала ночь, он пришёл к одной из своих жён (а она была ему всех дороже и милее) и лёг с нею. И когда прошло над ней около четырех месяцев, ноша шевельнулась у неё в животе, и она обрадовалась сильной радостью и уведомила об этом царя, и царь воскликнул: «Оправдался мой сон, к Аллаху взываем о помощи!» И потом он поместил свою жену в самом лучшем покое, оказал ей крайнее уважение, одарил её обильными наградами и наделил её многим, а после этого он позвал одного из слуг и послал его за Шимасом. И когда Шимас явился, царь рассказал ему о том, что его жена понесла, и он радовался и говорил: «Оправдался мой сон, и пришло осуществление надежды! Может быть, окажется, что эта ноша – ребёнок мужеского пола, и будет он наследником моего царства. Что же ты скажешь об этом, о Шимас?» И Шимас промолчал и не произнёс никакого ответа. И царь сказал ему: «Что это, я вижу, ты не радуешься моей радости и не даёшь мне ответа? Узнать бы, не противно ли тебе это дело, о Шимас!» И тут Шимас пал перед царём ниц и сказал: «О царь, – да продлит Аллах твою жизнь! – что пользы ищущему тени под деревом, когда огонь выходит из него, и какая сладость пьющему чистое вино, если он им подавился? Какой прок утоляющему жажду от сладкой холодной воды, если он утонул в ней? Я – раб Аллаха и твой раб, о царь, но сказано: „О трех вещах не подобает говорить разумному прежде их завершения: путешественнику, пока не вернётся он из путешествия, тому, кто на войне, пока не покорил он врага, и женщине носящей, пока не сложит она ношу…“

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот вторая ночь
Когда же настала девятьсот вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Шимас, сказав царю: „О трех вещах не подобает говорить разумному прежде их завершения“, – молвил после этого: „Знай же, о царь, что говорящий о чем-нибудь, что не завершилось, подобен богомольцу, на голову которого пролилось масло“.

«А какова история богомольца и что с ним случилось?» – спросил царь. И везирь сказал:

«Знай, о царь, что некий человек жил подле одного шерифа из шерифов некоего города, и этому богомольцу полагалась каждый день выдача из надела шерифа: три хлебные лепёшки, немного масла и мёда. А масло в этом городе было дорогое, и богомолец собирал то, что ему доставалось, в кувшин, и наполнил его, и повесил у себя над головой из страха и осторожности. И когда однажды, в одну ночь из ночей, он сидел на постели, держа в руке свой посох, ему пришла мысль насчёт масла и его дороговизны, и он сказал себе: «Мне следует продать все масло, какое у меня есть, и купить на вырученные деньги овцу и разделить владение его с каким-нибудь феллахом[646]. В первый год она принесёт самца и самку, а на второй год она принесёт самку и самца, и эти овцы будут все время размножаться, принося самцов и самок, пока их не станет много. И тогда я выделю свою часть, и продам из неё, сколько захочу, и куплю землю, и выращу на ней сад, и построю великолепный дворец, и приобрету одежду и платья, и куплю рабов и невольниц. И я женюсь на дочери купца, и устрою свадьбу, какой никогда не бывало, и зарежу животных, и приготовлю роскошные кушанья, и сладости, и варенья, и прочее, и соберу на свадьбу забавников, фокусников и играющих на музыкальных инструментах, и приготовлю цветов, благовонных растений и всяких пахучих трав, и позову богатых и бедных, и учёных, и начальников, и вельмож правления, и всякому, кто чего-нибудь попросит, то я и дам, и я приготовлю всякие кушанья и напитки. Я пущу глашатая кричать: «Кто чего-нибудь попросит – получит». И потом я войду к моей невесте, после открывания[647], и буду наслаждаться её красотой и прелестью, и есть, и пить, и веселиться, и скажу себе: «Ты достиг желаемого!» И отдохну от набожности и благочестия. И после этого моя жена понесёт и родит мальчика, и я буду на него радоваться, и устрою из-за него пиры, и воспитаю его в неге, и научу его мудрости, вежеству и счёту, и сделаю его имя известным среди людей. Я буду похваляться им между устраивающими собрания и стану побуждать его к приятному, – а он не будет прекословить мне, – и удерживать его от мерзостей и порицаемого, и наставлять его в благочестии и творении добра. Я буду наделять его роскошными, прекрасными дарами и, если увижу, что он всегда послушен, умножу ему дары праведные, а если увижу я, что он склонился к ослушанию, я опущу на него этот посох».

И он поднял свой посох, чтобы ударить сына, и попал по кувшину с маслом, что был у него над головой, и разбил его, и тут черепки посыпались на богомольца, и масло потекло ему на голову, на одежду и на бороду, и стал он для всех назиданием.

И поэтому, о царь, не подобает человеку говорить о вещи, прежде чем она будет».

«Ты прав в том, что сказал, – молвил царь, – и прекрасный везирь ты, так как высказал истину и посоветовал благое. Стала у меня твоя степень такою, как тебе любо, и всегда будешь ты мне приятен».

И Шимас пал ниц перед Аллахом и перед царём, и пожелал ему вечного счастья, и воскликнул: «Да продлит Аллах твои дни и да возвысит твой сан! Знай, что я ничего от тебя не скрываю, ни в тайном, ни в оглашаемом, и твоё благоволение – моё благоволение, а твой гнев – мой гнев. Нет у меня радости, кроме твоей радости, и я не могу ночью заснуть, зная, что ты на меня гневен, ибо Аллах великий наделил меня всем благом через твои награды мне, и я прошу великого Аллаха, чтобы он охранял тебя своими ангелами и воздал тебе прекрасно при встрече с ним».

И возвеселился тут царь, и затем Шимас поднялся и ушёл от царя. А через некоторый срок жена царя родила мальчика, и пошли к царю вестники и возвестили ему о сыне, и царь обрадовался великою радостью, и поблагодарил Аллаха многою благодарностью, и воскликнул: «Слава Аллаху, который наделил меня сыном после утраты надежды! Он есть заботливый, кроткий к рабам своим!» И потом царь написал всем жителям своего царства, извещая их об этом событии и призывая их в своё жилище. И явились эмиры, начальники, учёные и вельможи царства, подвластные ему, и вот то, что было с царём.

Что» же касается его сына, то от радости ему ударили в литавры во всем царстве, и жители пришли, чтобы явиться к царю, изо всех краёв, и пришли люди науки, философы, словесники и мудрецы, и вошли все вместе к царю, и каждый достиг места сообразного его сану. А потом царь дал знак семи великим везирям, главой которых был Шимас, чтобы каждый из них говорил, по мере бывшей в нем мудрости, о том, что ему близко, и начал глава их, везирь Шимас, и попросил у царя позволения говорить.

И когда царь позволил ему, он сказал: «Хвала Аллаху, который вызвал нас из небытия в бытие, и пожаловал рабам своим владык из людей справедливых и правосудных во власти, которою их облёк он, и в деяниях праведных, а также в том наделе, который отпустил он, через их руки, их подданным! В особенности таков наш царь, который оживил мёртвые наши земли тем, что пожаловал нам Аллах из благ, и наделил нас, по благости своей, привольной жизнью, покоем и правосудием. Какой царь сделает для жителей своего царства то, что сделал для нас этот царь и в заботе о наших выгодах, о соблюдении наших прав и оказании справедливости одним из нас против других, в малом небрежении нами и исправлении несправедливостей? Милость Аллаха людям в том, чтобы был у них царь, пекущийся о делах их и охраняющий их от врага, ибо крайняя цель врага – покорить своего неприятеля и держать его в руке. Многие люди приводят своих детей к царям как слуг, и пребывают они у них на положении рабов, чтобы отражать от них врага, в нашу же страну не вступали враги во время нашего царя, по великой благодати и большому счастью, которого не могут описать описывающие, ибо оно выше описания. И ты, о царь, заслужил того, чтобы удостоиться сей великой милости, и мы под твоим покровительством и под сенью твоего крыла – да сделает Аллах прекрасной твою награду и да продлит он твой век! Прежде всего неустанно просили мы великого Аллаха, чтобы оказал он нам милость, вняв нам, и сохранил тебя для нас и даровал тебе доброго сына, которым прохладились бы твои глаза, и Аллах (слава ему и величие!) принял наши слова и внял нашей молитве…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот третья ночь
Когда же настала девятьсот третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Шимас говорил царю: „И Аллах великий принял наши слова, и внял нашей молитве, и подал нам помощь близкую, как подал он её рыбам в пруде с водой“. „А какова история рыб и как это было?“ – спросил царь. И везирь сказал:

«Знай, о царь, что был в одном месте пруд с водой, и было там несколько рыб. И случилось с этим прудом, что воды в нем уменьшилось и не осталось её достаточно, чтобы была рыбам польза, и они едва не погибли. И сказали они: „Что-то будет с нами! Как нам ухитриться и у кого спросить совета о спасении?“

И поднялась одна рыба (а она была больше их по уму и по годам) и сказала: «Нет у нас иной хитрости для спасения, кроме как просить Аллаха. Но поищем совета у рака – ведь он над нами старший. Идёмте к нему и посмотрим, каково будет его мнение, – он более нас сведущ в истинах слова».

И рыбы одобрили её мнение, и все пришли к раку и увидели, что он залёг в своей норе и не знает и не ведает о том, что с рыбами. И рыбы пожелали раку мира и сказали ему: «О господин наш, разве не касается тебя наше дело, когда ты наш правитель и начальник?» И рак сказал им в ответ: «И вам мир! Что с вами такое и чего вы хотите?» И рыбы рассказали ему свою историю и то, что их поразило в убыли воды, и сказали, что когда она высохнет, им придёт гибель. И потом они сказали: «И вот мы пришли к тебе и ожидаем от тебя совета и того, в чем будет спасение, – ты ведь наш старший и более знающ, чем мы».

И рак надолго опустил голову и затем сказал: «Нет сомнения, что у вас недостаток ума, раз вы отчаялись в милости великого Аллаха и в поручительстве его за благополучие всех его тварей. Разве не знаете вы, что Аллах (слава ему и величие!) наделяет своих рабов без счета и что определил он их надел раньше, чем сотворил? И назначил он каждому созданию жизнь ограниченную и надел определённый, по божественному своему могуществу – так как же будем мы нести заботу о чем-нибудь, когда оно начертано в неведомом? И мнение моё, что нет ничего лучше, чем просьба у великого Аллаха, и надлежит каждому из нас исправить свои помышления перед господом, и в тайном, и в оглашаемом, и взмолиться Аллаху, чтобы освободил он нас и спас от бод, ибо Аллах великий не обманывает надежды того, кто на него уповает, и не отвергает просьбы того, кто ищет к нему близости. И когда направим мы наши обстояельства, исправятся дела наши, и достанется нам полное благо и счастье. И придёт зима, и зальёт Аллах нашу землю по молитве праведника и не разрушит добра тот, кто его воздвигнул. Лучше всего нам терпеть и ждать того, что сделает с нами Аллах. И если постигнет нас смерть, как бывает обычно, мы отдохнём, а если постигнет нас то, что требует бегства, мы побежим и перейдём из нашей земли туда, куда захочет Аллах». И все рыбы подтвердили в один голос: «Твоя правда, о господин наш, воздай тебе Аллах за нас благом». И каждая из них отправилась к себе, и прошло лишь немного дней, и послал Аллах сильный дождь, который наполнил вместилище пруда ещё больше, чем раньше.

Так и мы, о царь, отчаивались, не зная, будет ли у тебя сын, и раз пожаловал Аллах нам и тебе это благословенное дитя, мы просим Аллаха великого сделать его сыном подлинно благословенным и прохладить им твоё око, и сделать его твоим праведным преемником, и наделить нас через него так же, как наделил он нас через тебя. Ибо Аллах великий не обманет того, кто к нему направляется, и не должно никому терять надежду на милость Аллаха».

И затем поднялся второй везирь и пожелал царю мира, и царь ответил ему, сказав: «И с вами мир!»

И этот везирь молвил: «Называется царь царём только тогда, когда одаряет он и действует справедливо, и судит праведно, и проявляет щедрость, и хорошо поступает с подданными, поддерживая законы и обычаи, принятые между людьми, воздавая должное одному в пользу другого, сдерживая пролитие крови и удаляя зло. И должен он славиться отсутствием небрежения к беднякам и помощью высшим и низшим и предоставлять им право должное, чтобы стали все подданные за него молиться и исполнять его веления, ибо нет сомнения, что царь о такими свойствами любим своими подданными и стяжает в дольней жизни величие, а в последней жизни – почёт и благоволение творца её. Мы же, собрание рабов, признаем, о царь, что все, что мы описали, есть в тебе, и так сказано: „Лучшее из дел, чтобы царь был справедливым, лекарь – искусным и учёный – сведущим и поступающим согласно своему знанию“. Теперь мы наслаждаемся этим счастьем, а раньше впали мы в отчаянье, потеряв надежду, что достанется тебе сын, который унаследует твоё царство, но Аллах (да возвысится имя его!) не обманул твоей надежды и принял твою молитву, ради благих твоих мыслей о нем и потому, что вручил ты ему своё дело. Прекрасная надежда – надежда твоя, и сталось с тобою то, что сталось с вороном и змеёй».

«А как это было и какова история ворона и змеи?» – спросил царь. И везирь сказал:

«Знай, о царь, что один ворон жил со своей женой на дереве приятнейшей жизнью. И достигли они времени вывода птенцов (а была пора зноя), и выползла из своей норы змея, и направилась к тому дереву, и, уцепившись за ветки, добралась до гнёзда ворона, и залегла в нем, и пролежала в течение летних дней. И оказался ворон выгнанным, и не находил он никакого выхода и не имел места, где бы прилечь. А когда кончились дни жары, змея ушла в свою нору, и ворон сказал жене: „Поблагодарим великого Аллаха, который спас нас и освободил от этого бедствия, хотя мы и лишились в этом году пищи, но Аллах великий не пресечёт нашей надежды. Поблагодарим же его за то, что он послал нам безопасность и здоровье телесное. Не на кого нам положиться, кроме как на него. И если Аллах захочет и мы доживём до будущего года, Аллах возместит нам наш приплод“.

И когда пришло время вывода птенцов, змея вылезла из своей норы и направилась к дереву, и когда она уцепилась за ветку, чтобы залезть, как обычно, в гнездо ворона, вдруг ринулся на неё коршун и ударил её по голове и разодрал её.

И змея упала на землю, покрытая беспамятством, и приползли к ней муравьи и съели её, и ворон с женой оказались в безопасности и покое, и вывели много птенцов, и поблагодарили Аллаха за своё спасение и за появление детей.

А нам, о царь, надлежит благодарить Аллаха за то, что пожаловал он нам и тебе этого багословенного и счастливого младенца после отчаяния и прекращения надежд. Да сделает Аллах прекрасной твою награду и исход твоих дел!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот четвёртая ночь
Когда же настала девятьсот четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда второй везирь кончил свою речь, он заключил её словами. „Да сделает Аллах прекрасной твою награду и исход твоих дел“.

А потом поднялся третий везирь и сказал. «Возрадуйся, о царь справедливый, благу немедленному и награде в будущей жизни, ибо всякого, кого любят люди земли, любят и люди неба. Аллах великий уделил тебе свою любовь и вложил её в сердца жителей твоего царства; ему же благодарность и ему хвала, от нас и от тебя, чтобы умножил он свою милость тебе и нам через тебя. И знай, о царь, что человек не может ничего без веления Аллаха (велик он!), и он есть даритель, и всякое благо у человека к нему восходит. Распределил он блага среди рабов своих, как ему любо. И некоторых одарил он дарами многими, а других озаботил добыванием пищи; и одного сделал он начальником, а другого – не охочим до мирских благ, охочим до Аллаха, ибо он есть тот, кто сказал: „Я вредоносец, пользу приносящий, я исцеляю и насылаю хворь, обогащаю и разоряю, умерщвляю и оживляю: в руке моей – все, и ко мне исход конечный, и надлежит всем людям благодарить его“. И ты, о царь, – из счастливых, пречистых, ибо сказано: „Счастливейший из чистых тот, для кого соединил Аллах блага дольней и последней жизни и кто довольствуется тем, что уделил ему Аллах, и благодарит его за то, что установил он. Тот же, кто преступил меру и искал не того, что определил Аллах для него и против него, подобен дикому ослу с лисицей“.

«А какова их история?» – спросил царь. И визирь сказал:

«Знай, о царь, что одна лисица каждый день выходила из своего логова, чтобы раздобыть себе дневной надел. И она была однажды где-то в горах, и вдруг день окончился, и лисица пошла обратно. И она увидела другую лисицу, которая шла ей навстречу, и одна начала рассказывать другой, как она растерзала свою добычу, и она говорила: „Вчера мне попался дикий осел. Я была голодна – три дня не ела – и обрадовалась и поблагодарила великого Аллаха, который послал мне этого осла. И потом я взяла его сердце, и съела его, и насытилась. И я вернулась в моё логово, и прошло три дня, и я не нашла никакой еды, и все-таки я до сих пор сыта“.

И лисица, услышав эту историю, позавидовала сытости другой лисицы и сказала себе: «Обязательно поем сердца дикого осла!» И она не ела несколько дней, так что отощала и едва не умерла, и сократились её поиски и усердие, и она залегла в своём логове. В один из дней она была в логове, и два охотника проходили мимо, направляясь на охоту. И им попался дикий осел, и они весь день гонялись за ним. И потом один из них метнул раздвоенную стрелу с зубом, и стрела попала в осла, и вошла ему внутрь, и, достигнув его сердца, убила его перед норой лисицы. И охотники подошли к ослу, и нашли его мёртвым, и вытащили стрелу, которая попала ему в сердце, но вышло только древко, а раздвоенный наконечник стрелы остался в брюхе дикого осла. И когда наступил вечер, лисица вышла из своего логова, стеная от слабости и голода, и увидела дикого осла, который валялся у входа в её нору. И лисица обрадовалась сильной радостью, так что едва не взлетела от радости, и воскликнула: «Хвала Аллаху, который облегчил мне удовлетворение желания! Я и не надеялась, что добуду дикого осла или что-либо другое. Может быть, это Аллах свалил его и пригнал к моей норе».

И затем лисица прыгнула на осла, разодрала ему брюхо и, засунув туда голову, стала искать его сердце, и наконец она нашла его и, схватив ртом, проглотила. И когда сердце оказалось у неё в горле, зубец стрелы залепился за кость её шеи, и лисица не могла ни проглотить сердце, ни вытолкнуть его из горла. И она убедилась в своей гибели и сказала: «Поистине, не следует твари искать для себя чего-либо сверх того, что определил ей Аллах! Если бы я удовлетворилась тем, что определил мне Аллах, я бы не пришла к гибели».

Поэтому, о царь, следует человеку быть довольным тем, что определил ему Аллах, благодарить его за милости и не прекращать надежду на своего владыку. Вот и тебя, о царь, за благие твои намерения и свершение блага наделил Аллах сыном, после утраты надежды, и мы просим Аллаха великого, чтобы наделил он его долгой жизнью и постоянным счастьем и сделал бы его благословенным преемником, исполняющим, вслед тебе, твой обет, после долгой твоей жизни».

И потом встал четвёртый везирь и сказал: «Поистине, царь, если ты разумен и сведущ в главах мудрости…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот пятая ночь
Когда же настала девятьсот пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что четвёртый везирь, встав, сказал: «Поистине, царь, когда он разумен и сведущ в главах мудрости, законах и науке об управлении и притом праведен в намерениях, справедлив к подданным, уважает тех, кого надлежит уважать, почитает тех, кому подобает почтение, прощает, когда возможно, если неизбежно это, охраняет властителей и подвластных, облегчает их бремя, награждает их, бережёт их кровь, прикрывает их срамоту и исполняет данные им обеты, – тот царь достоин счастья в дольней жизни и в последней, ибо это оберегает его от подданных и помогает ему утвердить свою власть и одолеть врагов и достигнуть желаемого, при увеличении милости к нему Аллаха и поддержке его в благодарении ему и получении его покровительства. А если царь противоположен этому, то всегда пребывает он в испытаниях и бедствиях, вместе с жителями своего царства, так как он притесняет и близкого и далёкого, и бывает с ним то, что было с царевичем-странником.

«А как это было?» – опросил царь. И везирь сказал: «Знай, о царь, что был в странах Запада царь, притеснявший в своём приговоре, несправедливый, своенравный насильник, пренебрегавший защитой своих подданных и всех, кто входил в его царство. И не входил в его царство никто без того, чтобы наместники царя не отнимали у него четырех пятых его имущества, оставляя ему одну пятую, не более. И определил Аллах великий так, что был у этого царя сын, счастливый, поддержанный Аллахом. И когда сын увидел, что обстоятельства земной жизни не в порядке, он оставил её и ушёл, с малых лет, странствовать, поклоняясь великому Аллаху, и отказался от сей жизни и того, что в ней есть, и вышел, повинуясь Аллаху великому, и начал странствовать по степям и пустыням, и заходил в города. И в какой-то день вошёл он в свой город, и когда он остановился около сторожей, те схватили его и обыскали, но не увидели с ним ничего, кроме двух одежд – одной новой, другой старой, и отняли у него новую одежду и оставили ему старую, после унижений и оскорблений.

И царевич начал жаловаться и говорить: «Горе вам, о притеснители! Я человек бедный, странствующий, и какая может быть вам польза от этой одежды? Если вы мне её не отдадите, я пойду к царю и пожалуюсь ему на вас!» И сторожа, в ответ ему, сказали: «Мы сделали эго по приказанию царя, и что тебе вздумалось сделать, то делай».

И странник пошёл и, дойдя до владений царя, хотел войти, но привратники помешали ему, и он отошёл назад и сказал про себя: «Мне не остаётся ничего иного, как подождать царя, когда он выйдет, и пожаловаться ему на моё положение и на то, что меня поразило». И когда он был в таком положении и ожидал выхода царя, он вдруг услышал, что один из солдат рассказывает о нем. И он понемногу стал приближаться, пока не остановился напротив ворот, и не успел он опомниться, как царь уже выходит. И странник пошёл рядом с ним, и пожелал ему удачи, и рассказал, что ему выпало в его городе от сторожей, и пожаловался на своё положение. Он рассказал царю, что он – человек из людей Аллаха, отказавшийся от дольней жизни, и что он вышел, ища благоволения Аллаха великого, и начал странствовать по земле, и всякий, к кому он приходил из людей, благодетельствовал ему как мог. И он входил во всякий город и во всякое селение, будучи в таких обстоятельствах.

«И когда я входил в этот город, – говорил он, – я надеялся, что его жители сделают со мной то же, что они делали с другими странниками, но твои подчинённые преградили мне дорогу и отняли мою новую одежду и измучили меня побоями. Обдумай же моё дело, возьми меня за руку и вызволи мою одежду, и я не останусь в этом городе ни одного часа».

И несправедливый царь, в ответ ему, сказал: «Кто посоветовал тебе войти в этот город, когда ты не знал, что делает его царь?» И странник ответил: «После того как я получу мою одежду, делай со мной что хочешь». И когда несправедливый царь услышал от странника такие слова, произошла перемена его состава[648], и он воскликнул: «О глупец, мы отняли у тебя одежду, чтобы ты унизился. А раз ты поднял передо мной такой крик, я отниму у тебя душу».

И он велел заточить странника, и тот, войдя в тюрьму, стал сетовать, что от царя последовал такой ответ, и укорять себя за то, что он не оставил этого дела и не сохранил свою душу. А когда наступила полночь, странник встал на ноги и помолился продлённой молитвой и сказал: «О Аллах, ты есть судья справедливый, и ты знаешь моё состояние и то, как сложилось моё дело с этим царём притесняющим. И я, твой обиженный раб, прошу, чтобы, по изобилии твоей милости, ты спас меня из рук этого несправедливого царя и низвёл на него твоё отмщение, ибо ты не пренебрегаешь обидой всякого обидчика. И если ты знаешь, что он меня обидел, низведи на него твою месть этой ночью и опусти на него твоё наказание, ибо твой суд справедлив и ты помощник всех опечаленных, о тот, кому принадлежит могущество и величие до конца века!»

И когда тюремщик услышал молитву этого несчастного, все его члены охватил страх, и когда он был в таком состоянии, вдруг в том дворце, где был царь, загорелся огонь и сжёг все, что там было, даже ворота тюрьмы, и не спасся никто, кроме тюремщика и странника. И странник пустился в путь и пошёл вместе с тюремщиком, и они до тех пор шли, пока не достигли другого города, а что касается города несправедливого царя, то он сгорел до конца из-за жестокости его царя.

Мы же, о счастливый царь, – мы и вечером и утром молимся за тебя и благодарим Аллаха великого за его милость в твоём существовании, доверяясь твоей справедливости и благим поступкам. И была у нас большая забота из-за отсутствия у тебя сына, который наследовал ты твоё царство, – мы боялись, что окажется над нами, после тебя, другой царь, а теперь Аллах пожаловал нас, по своему великодушию, и прекратил нашу заботу и привлёк к нам радость существованием этого благословенного мальчика. И мы просим Аллаха великого, чтобы он сделал его праведным преемником и наделил его славой, и вечным счастьем, и постоянным благом».

И затем поднялся пятый везирь и сказал: «Да будет благословен Аллах великий…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот шестая ночь
Когда же настала девятьсот шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что пятый везирь сказал: „Да будет благословен Аллах великий, наделяющий праведными дарами и драгоценными наградами. А затем – мы уверились, что Аллах оказывает милость тем, кто его благодарит и охраняет его веру. И ты, о царь счастливый, прославлен этими высокими добродетелями и справедливостью и творишь правый суд меж твоих подданных так, как угодно великому Аллаху. И поэтому возвысил Аллах твой сан, и осчастливил твои дни, и подарил тебе этот добрый подарок – то есть это счастливое дитя, после утраты надежды, и охватила нас поэтому радость вечная и веселье непрерывающееся, так как были мы прежде сего в великой заботе и сильном огорчении из-за отсутствия у тебя сына, и размышляли мы о том, сколько в тебе заключается справедливости и кротости к нам, и боялись, что определит тебе Аллах смерть, и не будет никого, кто бы был тебе преемником и унаследовал бы после тебя царство, и разойдутся наши мнения, и возникнет между нами раскол, и станется с нами то, что сталось с вороном“.

«А какова история ворона?» – спросил царь. И везирь, в ответ ему, сказал:

«Знай, о счастливый царь, что была в одной из степей широкая долина, и были там каналы, деревья и плоды, и птицы прославляли там Аллаха, единого, покоряющего, творца ночи и дня, и были среди птиц вороны, и жили они приятнейшей жизнью. И был предводителем и судьёй между ними ворон, кроткий к ним и заботливый, и были они с ним безопасны и спокойны, и столь прекрасно было меж них устроение, что ни одна из птиц не могла их одолеть. И случилось, что предводитель их преставился, и пришло к нему дело, определённое для всех тварей, и опечалились о нем птицы великой печалью, и усилилась их печаль оттого, что не было среди них никого, ему подобного, кто бы встал на его место. И собрались они все и стали, советоваться меж собою о том, кто встанет над ними, чтобы был он праведным. И одни выбрали ворона и сказали: „Этот годится, чтобы быть царём над нами“. А другие не согласились и не захотели его. И возник между ними раскол и спор, и увеличилась среди них смута, а потом наступило у них соглашение, и они договорились, что проспят эту ночь, и никто из них не вылетит на другой день спозаранку, чтобы искать пропитания, но все дождутся утра. И когда встанет заря, они соберутся в одном месте и посмотрят, какая птица взлетит раньше. И сказали они: „Это будет та, которой повелел Аллах быть над нами, и она – наш избранник на царство! Мы сделаем её нашим царём и вручим ей власть над нами“. И все птицы согласились на это, и дали друг другу такое обещание, и условились соблюдать этот обет.

И когда они были в таких обстоятельствах, вдруг поднялся сокол, и они сказали ему: «О отец блага, мы выбрали тебя над нами правителем, чтобы рассматривал ты наши дела». И сокол согласился на то, что они сказали, и ответил: «Если захочет Аллах великий, будет вам от меня большое благо».

И после того как птицы поставили его над собою, сокол, каждый день, когда вылетал на добычу и вылетали вороны, ловил одну из них наедине, и ударял её, и съедал её мозг и глаза, и бросал остальное, и он делал это до тех пор, пока птицы не догадались об этом, и увидели они тогда, что большая часть их погибла, и убедились в своей гибели. И они стали говорить друг другу: «Что нам делать! Большинство из нас погибло, и мы поняли это только тогда, когда погибли из нас старейшие. Нам следует беречь наши души!» И на следующее утро птицы убежали от сокола и разлетелись.

И мы теперь опасались, что случится с нами подобное этому и окажется над нами другой царь, но Аллах послал нам это благодеяние и обратил твоё лицо к нам, и ныне мы уверены, что будет добро и жизнь в единении, и безопасность, и верность, и благополучие на родине. Да будет же благословен Аллах великий, хвала ему и благодарность и благое восхваление, и да благословит Аллах царя к нас, его подданных. Да наделит он нас и его счастьем величайшим и да сделает его счастливым в жизни и твёрдым в усердии».

И потом поднялся шестой везирь и сказал: «Да поздравит тебя Аллах, о царь, наилучшим поздравлением в дольней жизни и в будущей! Сказаны были прежде слова древних: „Кто молится, постится и соблюдает права родителей и справедлив в приговоре своём, – встретит господа к себе милостивым“. Ты был сделан над нами властителем и поступал справедливо и был счастлив при этом в начинаниях, и мы просили Аллаха великого, чтобы сделал он обильным воздаяние тебе и вознаградил тебя за твою милость. Ты слышал, что говорил этот мудрец о наших опасениях лишиться счастья, если не будет царя или будет другой царь, не такой, как этот, и увеличатся среди нас после него разногласия, и наступит беда из-за разногласий наших. И если дело таково, как мы сказали, надлежит нам обратиться к великому Аллаху с молитвой, – быть может, подарит он царю сына счастливого и сделает его, после него, наследником царства. А затем, после этого, скажу: нередко бывает исход того, что любит человек и желает в жизни, ему неведом, и поэтому не следует человеку просить господа своего о деле, исхода которого он не знает, ибо нередко вред от него к небу ближе, чем польза, и бывает его гибель в том, чего он ищет, и поражает его то, что поразило змеезаклинателя, и его жену, и детей, и домочадцев…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот седьмая ночь
Когда же настала девятьсот седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что шестой везирь говорил царю: „Не следует человеку просить господа своего о деле, исхода которого он не знает, ибо нередко вред от этого к нему ближе, чем польза, и бывает его гибель в том, чего он ищет, и поражает его то, что поразило змеезаклинателя, и его детей, и жену, и домочадцев“.

«А какова история змеезаклинателя, и его детей, и жены, и домочадцев?» – спросил царь. И везирь сказал:

«Знай, о царь, что был один человек змеезаклинателем, и он воспитывал змей, и это было его ремесло. У него была большая корзина, где было три змеи. И каждый день он ходил со змеями по городу, и это было для пего способом добыть свой надел и надел для своей семьи. И под вечер он возвращался домой и потихоньку клал гадов в корзину, а утром брал их и опять шёл с ними по городу. И таков был его обычай, и он не сообщал своим домочадцам о том, что в корзине.

И случилось, что когда змеезаклинатель вернулся, как обычно, домой, его жена спросила его: «Что в этой корзине?» И змеезаклинатель ответил: «А что тебе нужно? Разве припасов у вас не больше, чем много? Довольствуйся тем, что уделил тебе Аллах, и не спрашивай о другом». И женщина промолчала и стала говорить про себя: «Обязательно обыщу эту корзину и узнаю, что в ней есть». И она твёрдо решилась на это, и уведомила своих детей, и накрепко приказала им спросить отца про корзину и приставать к нему с вопросами, чтобы он им рассказал, и тут мысли детей привязались к тому, что в корзине что-то съедобное. И дети стали каждый день требовать от отца, чтобы он показал им, что в корзине. И отец обещал им, и старался их ублаготворить, и запрещал им об этом спрашивать, и так прошёл некоторый срок, а мать все подстрекала детей, и дети уговорились с матерью, что не станут есть и пить напитка, пока тот не исполнит их просьбу и не откроет корзину.

И змеезаклинатель пришёл однажды вечером со множеством кушаний и напитков и позвал детей есть с ним, но дети отказались прийти к нему и выказали ему гнев. И заклинатель начал уговаривать их хорошими словами и говорил: «Подумайте, чего бы вы хотели, чтобы я принёс вам из еды, питья или одежды?» И дети сказали ему: «О батюшка, мы хотим только, чтобы ты открыл нам эту корзину и мы бы посмотрели, что в ней, а иначе мы убьём себя». – «О мои дети, – ответил им заклинатель, – нет в ней для вас блага, и в том, чтобы её открыть, для вас только вред». И заклинатель стал им грозить и обещал побить их, если они не отступятся от этого. Но в детях усиливался лишь гнев и желание узнать, что в корзине. И тогда их отец рассердился и взял палку, чтобы их побить, и дети разбежались по дому, а корзина стояла тут же, – заклинатель её не спрятал. И пока муж был занят детьми, женщина поспешно открыла корзину, чтобы посмотреть, что в ней, и вдруг змеи выползли из корзины и, ужалив сначала женщину и убив её, стали кружить по дому и губили больших и малых, кроме заклинателя, и заклинатель бросил свой дом и ушёл.

И когда ты обдумаешь это, о счастливый царь, ты поймёшь, что человеку не следует желать ничего, кроме того, в чем не отказывает ему Аллах великий; напротив – пусть успокоится его душа на том, что определил ему Аллах и чего пожелал он. Вот и ты, о царь, – при изобильном твоём знании и превосходном разуме, Аллах прохладил твоё око появлением сына после утраты надежды и успокоил твоё сердце, и мы просим Аллаха великого, чтобы сделал он его одним из халифов справедливых, угодных великому Аллаху и подданным».

И потом поднялся седьмой везирь и сказал: «О царь, я знаю достоверно и убеждён в том, о чем упоминали мои братья, эти везири – учёные и мудрецы, и о чем они говорили в твоём присутствии, о царь, а также в том, что они приписали тебе из справедливости и хороших поступков и чем ты отличаешься от прочих царей, выше которых они тебя сочли, и это часть того, что мы обязаны сделать, о царь. И что до меня, то я скажу: „Хвала Аллаху, который приблизил тебя к своей милости и даровал тебе устроение царства по своему милосердию и помог тебе и нам увеличить благодарность ему, и все это только из-за твоего бытия. И пока остаёшься ты среди нас, мы не опасаемся притеснения и не стремимся к несправедливости, и никто не может взять над нами верх, несмотря на нашу слабость. Ведь сказано: «Лучшие из подданных те, чей царь справедлив, а худшие из них те, чей царь притеснитель“.

И сказано также: «Жить со львами сокрушающими, но не жить с султаном притесняющим». Да будет же за это хвала Аллаху великому, хвала вечная, так как пожаловал он нам твоё бытие и наделил тебя этим благословенным сыном после того, как ты утратил надежду и далеко зашёл в года, ибо высший дар в дольней жизни – благой сын. Ведь сказано: «У кого нет сына, у того нет потомства и посмертной славы». И тебе благодаря твоей твёрдой справедливости и благим твоим мыслям о великом Аллахе дарован этот счастливый сын, и появился у тебя этот сын благословенный по милости великого Аллаха нам и тебе за хорошие твои поступки и благое терпение. И произошло с тобою то же, что произошло с пауком и ветром».

И царь спросил: «А какова история паука с ветром?..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот восьмая ночь
Когда же настала девятьсот восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь спросил везиря: „А какова история паука с ветром?“ – везирь сказал:

«Знай, о царь, что один паук прицепился к воротам, отдалённым и высоким, и сделал себе дом и жил в нем в безопасности. И он благодарил великого Аллаха, который предоставил ему это место и успокоил его страх перед червями. И он прожил таким образом некоторое время, благодаря Аллаха за своё спокойствие и непрерывность надела, но творец решил испытать его, сняв его с места, чтобы посмотреть, какова его благодарность и стойкость. И он наслал на паука сильный восточный ветер, и ветер понёс его вместе с домиком и бросил в море, и волны принесли его на сушу, и он поблагодарил Аллаха великого за спасение и принялся укорять ветер, говоря: „О ветер, зачем ты это со мной сделал и какое досталось тебе благо из-за того, что ты перенёс меня с моего места сюда? Я ведь был спокоен и безопасен в моем доме на верхушке тех ворот“.

«Прекрати упрёки, – сказал ветер. – Я отнесу тебя обратно и доставлю тебя туда, где ты был прежде». И паук терпел, надеясь, что скоро вернётся на своё место, пока северный ветер не улёгся, не унеся паука обратно. И подул южный ветер, и пронёсся над пауком, и подхватил его, и помчался с ним в сторону того дома. И когда паук пролетал над ним, он узнал его и прицепился к нему.

И мы просили Аллаха, который вознаградил царя за его одиночество и терпение и наделил его этим мальчиком после безнадёжности и великих лет, и не вывел он его из дольней жизни, не наделив его прохладою ока и не одарив его тем, чем он одарён из владычества и власти, и умилосердился Аллах над его подданными и оказал им милость».

И царь воскликнул: «Хвала Аллаху превыше всякой хвалы и благодарение превыше всякого благодарения! Нет бога, кроме него, создателя всякой вещи, который светом своих творений дал нам узнать высоту своего величия! Даёт он власть и владычество, кому пожелает из рабов в своих землях, ибо он забирает из них кого хочет, чтобы сделать его преемником своим и управителем над своими созданиями. И повелевает он ему быть с ними справедливым и правосудным, и соблюдать законы и установления, и поступать согласно истине, и придерживаться в делах подданных того, что любо ему и им любо. И те из владык, которые поступали согласно велению Аллаха, счастья достигли своего и велению господа своего были послушны, и избавит их господь от ужасов дольней жизни и благую награду даст им в жизни будущей, ибо Аллах не губит награды свершающих благое. А те из них, кто поступает не по велению Аллаха, совершают ошибку глубокую, и ослушались они господа своего и предпочли жизнь дольнюю последней; нет у них в жизни дольней дел памятных, и нет им доли в жизни последней, ибо Аллах не даёт отсрочки людям насилия и притеснения, и не пренебрегает он ни одним из рабов. Упомянули везири наши о том, что из-за справедливости нашей к ним и благих действий наших с ними пожаловал Аллах нам и им свою поддержку в благодарении его, обязательном из-за великих его милостей, и всякий из них сказал то, что внушил ему Аллах, и далеко зашли они в благодарении Аллаха великого и в прославлении его за его милость и благодеяние. И я благодарю Аллаха, ибо я – всего лишь подневольный раб, и моё сердце – в руке его, и язык мой следует ему, и я доволен тем, что судил он мне и им, что бы ни случилось. И всякий из везирей высказал то, что пришло ему на ум относительно этого мальчика, и упомянули они о возобновлении к нам милости, когда достиг я в летах того предела, где побеждает безнадёжность и слабеет уверенность. Хвала же Аллаху, который спас нас от потери и смены правителей, подобно смене ночи и дня! Было это великой милостью к ним и к нам! Восхвалим же Аллаха великого, который послал нам этого мальчика, услыхав нас и вняв нам, и поставил его наследующим в халифате высокое место. Мы просим, чтобы, по своему великодушию и кротости, он сделал его счастливым в начинаниях, поддерживал бы его в благодеяниях, и был бы он царём и властителем над подданными, поступая согласно справедливости и правосудию, и охранил их от гибельного произвола своей милостью, великодушием и щедростью». ...



Все права на текст принадлежат автору: Автор неизвестен - Народные сказки, Автор неизвестен -- Народные сказки.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Книга тысячи и одной ночи. Том 8. Ночи 894-1001. Автор неизвестен - Народные сказки
Автор неизвестен -- Народные сказки