Ирина Нельсон КОМА Первая и вторая книги

Книга первая

Пролог

Все описывали это по-разному. У кого-то это происходило легко и играючи, у кого-то — через потерю памяти, очень часто через это проходили умершие. Каждый, в общем, выбирал что-то своё.

И ни один не написал о том, как это страшно — очнуться в другой стране (спасибо, хоть на Земле), без денег, без документов, без знания языка и, что самое страшное, не в своём теле!!!

То, что я попала, до меня дошло не сразу. Вот я поскальзываюсь на гололёде и со всей дури бьюсь затылком о кирпичный бордюр — и вот я стою перед Биг-Беном под явно летним дождичком. Нормальная реакция нормального человека? Правильно, я порадовалась, что жива, и изумилась красочности глюков. Пользуясь случаем, пошаталась по центру Лондона, заглядывая во все встречные магазинчики и улыбаясь продавцам, ни слова не понимая по-английски. Меня даже не удивил тот факт, что из вполне взрослого женского тела меня перенесло в какого-то мелкого пацана. Ну, и что? Подсознание — штука неизученная. Однако прошел час, другой, а глюки не менялись. В смысле, совсем. Биг-Бен не превращался в Кремль и был виден согласно всем законам панорамы, а часы на нем шли в точном соответствии с законами физики. Вдобавок, продавцы магазинчиков как-то странно начали на меня поглядывать. Затем у меня появился голод. Нормальный такой здоровый детский голод с грёзами об аппетитных щах. Но даже тут я не слишком обеспокоилась. Когда ко мне подошел полицейский, не добился внятного ответа и забрал меня в участок, я начала что-то подозревать. Когда вокруг меня поднялась буча, я напряглась, с беспокойством отмечая подозрительную реалистичность глюков. И лишь появление милой улыбчивой леди с переводчиком заставило меня в некоторой степени осознать задницу, в которой я оказалась.

— Как тебя зовут? — моих знаний английского оказалось достаточно, чтобы понять вопрос без перевода.

И тут-то в моей ударенной башке встал такой действительно нехилый вопрос: а и правда, как назваться? Поди докажи глюку, что он глюк, а я не мальчик, а взрослая девочка! Наверное, на моём лице отобразилась часть этих дум, потому что леди настойчивым, успокаивающим тоном зажурчала на своём, а переводчик сочувствующе передавал:

— Не волнуйся, доктор сказал, что ты можешь чего-то не помнить. Просто попробуй вспомнить, что ты делал и где был до того, как оказался на площади?

Я была в своей родной Димитровке! И на дворе была зима! Но вслух я, естественно, ничего говорить не стала. Не следует грубить своим существам из подсознания и говорить, что они ненастоящие, а то можно нехило так огрести. Поэтому я серьезно почесала затылок с шишкой.

— Эм… Ну… Я не помню?

— А что ты помнишь? Что-то ты ведь помнишь?

— Ну… — я заколебалась. Сыграть в личностную амнезию? — Ну, я помню, что дважды два — четыре. И правописание я помню. И то, что я русский… А как оказался здесь…

Шел, упал, очнулся — гипс!

— Тоже не помню!

Леди тяжело вздохнула и стала разговаривать о чем-то с полицейскими и докторами. Вот кошмарный язык! Когда медленно разговаривают и тянут слоги — красиво, но стоит перейти на быструю речь — абзац. Как будто каши в рот набрали и болтают с набитым ртом. Переводчик заметил мою гримасу и подвинулся ближе. В серых глазах светилась жалость.

— Что морщишься? Голова болит?

— Да нет, просто язык у них… Как будто что-то жуют и одновременно разговаривают. А вы из эмигрантов, да?

— Да. Алексей Петрович, — он протянул руку.

Я машинально её пожала.

— Ва… дим.

Дедушка был Вадимом, папка так хотел сына назвать, но родилась я. Назвали Валентиной. Фу.

— А папку как зовут?

— Дима…

— А маму?

— Эм… — я замолчала, осознав, что болтаю слишком много. — Света… Нет… Слава? Святослава?

Я потерла лоб.

— Святослава, так Святослава, — Алексей Петрович погладил меня по голове. — Не волнуйся, мы найдем твоих родных.

— А где я буду жить? У вас?

— Пока ищут твоих родителей, в специальном заведении.

— В приюте? Но я же языка не знаю!

— Не волнуйся, я там работаю. А язык мы с тобой выучим.

— А если…

— Ну? Говори-говори, не бойся.

— А если моих маму и папу не найдут, меня так и оставят в приюте? Или вы меня возьмете к себе?

— Нет, мне тебя не отдадут, — покачал головой мужчина. — Тебе подберут других родителей.

— Из англичан, да? — я насупилась. Ничего не имею против них, но почему именно Англия, а не Куба? Почему мне упорно чудятся не чудесные тропические острова с прекрасным климатом и голубым морем, а столица Великобритании, о которой я никогда не мечтала?

Алексей Петрович только развел руками.

— Тут уж как получится.

Что тут сказать? В приюте было не так уж и страшно. Алексей Петрович учил меня языку. Кормили нас прилично. Пришлось, правда, подраться с несколькими парнями. Нормально так подраться, с русским размахом и синяком на всю спину. Получив этот синяк, я начала подозревать, что глюки даже в коме не бывают такими подробными, обстоятельными и реалистичными. Честно говоря, я даже начала допускать, что теперь я на самом деле маленький мальчик в совершенно чужой стране. Слишком все вокруг было логично, а реальность упорно игнорировала мои попытки её изменить, чего никогда не бывало в осознанных снах. Родителей моих предсказуемо не нашли, и меня поставили в очередь на пару.

И вот, я здесь. Мрачный и серьезный ребенок с надутыми губами. А на меня умиленно взирала пара чистокровных, мать её, англичан.

— Меня зовут Эмили Стоун, — растянула губы в улыбке тридцатилетняя шатенка с простоватым, но ухоженным лицом. — И я надеюсь, мы тебе понравимся, потому что я буду твоей мамой.

О, боги, почему взрослые люди общаются с детьми, как с олигофренами?

— Миссис Стоун, — благо, за месяц углубленного изучения языка, мой словарный запас расширился достаточно для такого пассажа. — Мама у меня была, есть и будет только одна, и это не вы. И если у вас все-таки хватит духу взять меня в свой дом, то учтите, менять имя и фамилию я не буду, — и, смягчая тон, добавила. — Если вы, миссис Стоун, все-таки возьмете меня на воспитание, я буду звать вас тетушкой Эмили.

Стоуны слегка оторопели, директриса нахмурилась, а Алексей Петрович едва удержал улыбку.

— Он мне нравится! — неожиданно заявил мужчина и протянул мне руку. — Я Энтони Стоун.

Я её пожала. Мистер Стоун был жгучим брюнетом с римским профилем и голливудской улыбкой. Тут вообще мужчины красивее женщин. Уж прямо даже и не знаю, с чего бы это?

Стоуны предложили мне провести с ними выходные, я отказываться не стала. И мы поехали к ним домой.

А жили Стоуны в графстве Суррей, Литл Уиннинг, Прайвет Драйв, дом номер пять. Я ехала в легком офигении — в этом городе реально все дома были одинаковыми! Каюсь, не утерпела и во все глаза уставилась на знаменитый четвертый дом.

Там, над клумбой с цветущими петуньями склонился растрепанный черноволосый мальчик лет восьми в мешковатой одежде. Когда машина остановилась, он поднял голову и с любопытством уставился на выходящих Стоунов.

Сомнения развеялись. Всё стало кристально ясно.

Даже на расстоянии в десять метров я рассмотрела эти кошмарные круглые очки, невероятно яркие, почти нечеловечьи зеленые глаза и этот трижды распроклятый шрам в виде молнии над черной бровью.

Это кома. Просто кома.

Курс первый. Ты забудешь свой родной язык,

Глава 1. Школа, быт и дружба

У чужого имени в плену,

Ты забудешь все, к чему привык,

Даже пол, гражданство и страну.

Будучи в реальном мире, я много читала и, хоть больше любила русскую классику и фэнтези, об английской литературе представление имела. Но то ли образ оказался испорчен массовой культурой и пропагандой, то ли это подсознание так настойчиво хотело домой, но Стоуны и окружение у меня оказались… своеобразными.

Например, я с трудом отвоевала себе право завтракать тем, чем хочу, а не есть хлопья с молоком целый месяц. И чай. Ооо, я никогда не забуду лиц Стоунов, когда я положила в чай лимон, насыпала две ложки сахара и, размешав, не вытащила ложечку. Или еще был случай, когда я заболела. Увидав на градуснике температуру тридцать семь и девять, Эмили покачала головой, напоила меня симптоматическим… и на следующий день попыталась спровадить хлюпающую носом меня в школу. Нормальная женщина дала бы отлежаться хотя бы дня три, чтобы понять, что с ребенком: жуткий вирус или банальная простуда. Естественно, я была в возмущении и прямым текстом ей это высказала. В ответ Эмили заявила, что если я привыкну прогуливать, то стану ленивым, и что ей некогда возиться с моими капризами. Тогда я заявила, что разносить заразу по школе не намерена, что лучше уж буду здоровым ленивцем, чем больным трудоголиком, что она может идти, куда ей хочется, и что я в состоянии понять инструкцию на упаковке. И что вы думаете? Эмили спокойно свалила! Нет, я понимаю, что Стоуны нарадоваться не могут на мою самостоятельность, но если бы на моем месте была не взрослая женщина в теле ребенка, а настоящий восьмилетка? В общем, я была в шоке.

Ну, у них к детям вообще интересное отношение. С одной стороны, на меня никогда не кричат, дают карманные деньги и предоставляют практически полную свободу с тремя условиями: всегда являться вовремя, выполнять просьбы и идеально учиться. С другой стороны, переступив порог их дома, я узнала три пословицы.

Сhildren should be seen and not heard. Детей должно быть видно, но не слышно.

A child may have too much of his mother's blessing. Мать своей любовью может иногда испортить ребенка.

Manners make the man. Манеры делают человека.

В общем, если у меня какие-то проблемы, я должна решать их самостоятельно. И только в крайний-прекрайний случай (типа смертельной болезни или угрозы со стороны другого взрослого) можно обратиться к Стоунам за помощью. В остальное время я паинька и душка, занимаюсь своими делами и не отсвечиваю. О делах в школе лучше меня расскажет отчет об успеваемости. О здоровье — медсестра. В дела взрослых не вмешиваться без их прямого, четко выраженного соизволения. Соизволения эти должны выполняться с лихой резвостью и радостной улыбкой на устах. Похвалы и подарки должны приниматься с благодарностью и всё той же радостной улыбкой. Вообще, Вадим, почему ты не улыбаешься прохожим и не говоришь «please», «sorry» и «excuse me» по каждому поводу? И да, меня взяли, потому что так принято у бездетных пар. Традиция, мать её.

Вообще, у них в детской литературе много всякой жути типа выдуманных друзей, живых кукол и нянь, которых любят больше, чем родных матерей. Неужели Винни-Пух и Мэри Поппинс так пагубно повлияли на мою психику?

Так это или нет, но в логику мира вполне вписывалось то, что на Гарри не обращают внимания. Одет он на самом деле нормально. Вещи хорошего качества, ну а то, что на пару размеров больше, так это естественно — донашивать одежду за старшими, да и вырастет он. Худой как щепка — право слово, мальчишки в его возрасте все такие, да и одежда опять-таки создает впечатление. А где он живет и чем занимается — исключительное дело его опекунов и социальной службы.

Гарри Поттер на самом деле был довольно несчастным мальчиком. Он видел, как тетушка обращается с Дадли (вот кого материнская любовь испортила), и ему страстно хотелось, чтобы так же любили и его. А друзей у него не было. В школе никто не хотел связываться с Дадли и Ко, а после школы его ждала работа по дому. У него даже такого популярного среди англичан выдуманного друга не было, потому что это странно, а Дурсли ненавидят всё странное. Когда б ему друзей завести?

Вот на этой теме мы и сошлись. Дети здесь были замороженными и одинокими. Настоящей дружбы не существовало как класса. И если в российской школе даже у самого нелюдимого забитого задрота был какой-никакой, а друг, то тут с этим был швах. Нет, дети между собой общались, играли, но… Между тем стучали друг на друга при каждом удобном случае, даже если друзья просили этого не делать. А взрослые в упор не замечали хулиганского поведения и травли. Или замечали, но не делали никаких попыток разобраться и просто наказывали всех скопом.

В конце концов, мне это надоело. Однажды Гарри снова пришел в школу очень расстроенный, а я быстренько, пока Дадли не засек, увела его в укромный уголок.

— Чего тебе, Вадим? — испуганно уставился на меня Поттер.

«Уадэм». Фу!

— Зови меня лучше Дим, — поморщилась я. — Всё равно не получается правильно. И чего опять ты такой расстроенный?

Гарри уставился на меня, как баран на новые ворота. Тупо и явно не догоняя.

— А тебе не все равно? Вообще-то, тебя Дадли побьет, если будешь со мной водиться.

— Просто, ты часто приходишь расстроенный, и братец твой над тобой издевается ни за что. И ты явно недоедаешь. А все взрослые дружно считают, что так надо, — я снова поморщилась. — Противно. Так что у тебя случилось?

— Дадли порвал мою домашнюю работу по математике, — грустно сказал Гарри, недоверчиво и с робкой надеждой на меня поглядывая.

И тут я сделала то, что правильный английский ребенок не сделает никогда в жизни — достала тетрадку и протянула её Гарри.

— Списывай! Я на стреме постою, — и, доверительно глядя в идеально вписавшиеся в окружность очков глаза, добавила. — Только нарисуй себе пару ошибок для достоверности.

Бедный ребенок аж прослезился.

— Но… он порвал мою тетрадь. Куда мне переписывать?

Но я предусмотрела и такой вариант! На свет появилась обычная чистая тетрадка в клеточку.

— Переписывай сюда. Извинишься за оформление и скажешь, что тетрадку пожевал бульдог, ему нужно куда-то девать энергию, он же бойцовский, а являться совсем без домашнего задания тебе не позволила совесть. У вас же сейчас эта толстая тетка гостит, да?

Гарри только судорожно кивнул и вцепился в тетрадки, глядя на меня как на внезапно сошедшего с небес ангела. Приятное ощущение, черт возьми.

Так же приятно было смотреть на ошарашенное лицо Дадли, когда Гарри с извинениями и сетованием на шалунишку-бульдога протянул тетрадку учительнице.

А потом на обеде я завела его, явно не наевшегося одним бутербродом, под лестницу и поделилась собственноручно сделанным пловом.

— Жалко, что холодный, — пожалела я.

— Ничего, и так вкушшшно, — облизал Гарри ложку.

— Итак, Гарри, я тебя выручил с домашкой, угостил пловом… — Гарри тут же насторожился, — в округе ни одного нормального человека, кроме тебя. Остальные какие-то отмороженные, — я передернула плечами, протянула руку и улыбнулась. Наверное, впервые за эти месяцы. — Будем дружить, что ли? Насчет Дадли и Ко не беспокойся. И, чур, друг на друга взрослым не стучать. Я — русский. А русские за такое бьют нещадно.

Гарри засиял в ответ ярче солнца и сжал ладонь так, что я охнула. Силенок в Избранном оказалось много.

* * *

То, что мачеха и отчим не одобрят нашу дружбу, понимали мы оба. Гарри боялся тетушки и Дадли, мне же не хотелось портить отношения со Стоунами. Поэтому наша дружба разом приобрела таинственную загадочность, полную намеков, шифров и тайных встреч. Шифровались мы от всех, включая кошек милой старушки миссис Фигг, ну это так, чисто для разнообразия, а вовсе не оттого, что я боялась появления неких бородатых старичков в цветастых нарядах. Как раз я рассказала Гарри про Штирлица, и началась полномасштабная игра в разведчиков. Я вообще много чего ребенку рассказывала. Он ведь, бедный, даже сказок не читал.

История развивалась своим чередом. Гарри застукали на крыше школьной столовой. Сам спуститься он не смог, поэтому была вызвана бригада спасателей, и те его уже спустили прямо перед разгневанные очи директора и Дурслей. Мне оставалось только посочувствовать бедному мальчишке.

Гарри при встрече сказал, что сам не знает, как очутился на крыше. На его лепетания о порывах ветра я повертела пальцем у виска и рассказала анекдот про девочку и морковную диету. Гарри посмеялся, а я ненавязчиво спросила:

— И часто с тобой такое бывает?

Убедившись, что я не шарахаюсь от «странности», Гарри облегченно вздохнул.

— Ну… не очень. Однажды тетя обрила меня налысо, только шрам прикрыла, а я очень переживал, и за ночь волосы отросли обратно. Еще раньше я обиделся на учительницу, и её парик стал синим.

— Понятно… — я задумчиво созерцала осеннее небо. Рассказать — не рассказать? — А шрам у тебя, значит, с автокатастрофы?

— Тетя так говорит.

— Слушай, — я перевернулась на живот и уставилась на взволнованного Гарри. — А может, ты koldun?

— Кто?

— Ну, знаешь, жили в деревнях, лечили, видели мертвых, церковь их на кострах сжигала…

— Колдун? — Гарри испугался и замотал головой. — Нет-нет, волшебства не бывает!

— Почему это не бывает? — я даже удивилась. — У меня прапрабабушка znaharkoj была. Ну, людей молитвами и травами лечила. А по соседству с ней девочка жила. Так она после болезни стала у людей беды видеть.

— Это как?

— Ну, как-то раз привели к бабушке мальчика. А у того эта… как её… Ну, болел он. Бабушка его и молитвами, и травками, всё перепробовала, а вылечить не может. Пошла она тогда к той девочке и спросила: «Вот, мальчика ко мне привели, а вылечить его не могу. Ты спроси про него». Девочка помолчала и ответила: «Показывают перекресток и пенек». Бабушка расспросила родителей мальчика, и оказалось, что есть такой пенек в соседней деревне и что мальчик на него упал. Мальчика привели туда, священник прочитал молитву, и всё прошло! А еще у нас в роду veshuni были.

— Кто?

— Ну… эти… Будущее видят…

— Ясновидящие?

— Во-во! Только дар слабый. Сны видим.

— А ты мне не врешь? — неожиданно сощурился Гарри. — Ты же говорил, что ничего не помнишь.

— Да всё я помню, — хмуро отозвалась я. — И бабушку, и дедушку, и маму с папой. Только там, в России. А как сюда попал — нет. Я вообще сначала подумал, что головой стукнулся. Всё ходил и на витрины смотрел, пока полицейские не забрали. Представляешь, меня в полицейском участке доктор с переводчиком спрашивают, кто я и как сюда попал, а я думаю: «Нельзя глюкам говорить, что они глюки!»

Гарри захихикал.

— Тебе смешно, а мне знаешь, как потом страшно было? — я усмехнулась.

— А с тобой тоже случались всякие странные вещи?

— Если не считать моё появление, то нет. Хотя… — я задумалась. Почему я пыталась изменить окружающую реальность, а не попробовать тот же телекинез? Может, потому что решила, что кома скрупулезно соблюдает все физические законы? — Я не обращал внимания. Я так думаю, раз с тобой случаются всякие странности, то надо попробовать научиться ими управлять.

— А может, это все-таки случайности, и я ни при чем?

— Поттер, ты олень! Раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. Я бы поверил в случай, если бы на парик краска опрокинулась, но там ведь краски не было?

Гарри помотал головой.

— Он просто раз — и синий! И почему это я олень?

— А человека может унести только шторм или торнадо, — заключила я. — А олень ты, потому что такой же доверчивый, наивный и глупый!

— Я не глупый! — обиделся Поттер, но я только отмахнулась.

— В России бабушка учила меня кое-чему… Боль успокоить, царапины залечивать… Но у меня не слишком получалось, может, у тебя лучше выйдет? — не обратив на обиду никакого внимания, сказала я.

— Царапины залечивать? — у Гарри загорелись глаза. — Покажи!

— А у тебя есть царапины?

— Меня дядя ремнем отлупил, — опустил голову Гарри. — По спине.

Я напряглась и бесцеремонно задрала на нем футболку. К моему великому сожалению, Дурсль бил весьма умело. Кроме покраснений, на спине ничего не было. Блин, а я уже настроилась на Дурслькабан. Был бы повод позвонить куда надо. Я осторожно коснулась покрасневшей кожи, погладила.

— У собаки заболи, у кошки заболи, а у Гарри не боли!

Показалось или и впрямь от руки пошло что-то теплое?

Гарри оглянулся.

— Что-то не очень помогло.

Я же, воодушевленная теплом в руке, решила попробовать уже реальный заговор. Бабушка, помнится, меня так учила коленки больные заговаривать.

Заговор — это не просто определенный порядок слов. Нужно знать, как читать. Какие нужно эмоции испытывать, какие мысли думать, как нужно себя чувствовать. Честно говоря, дома получалось у меня неважно, но здесь-то у меня должно было получиться!

Я вздохнула, на секунду всмотрелась в небо, впитывая в себя легкий ветер, щебет птиц и желтеющие деревья, уверенно погладила худую спину по часовой стрелке и четко зашептала-забормотала:

— Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье…

Я вслушалась в свои слова, отрешилась от мира, были только звуки, моё желание и я.

— Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье…

Я хотела в этом мире лишь одного — выгнать боль из больного тела. И я могла это сделать.

— Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье…

Раздалось изумленное восклицание Гарри. Я распахнула глаза и с изумлением увидела, как следы от ремня бесследно тают. Я убрала руку и со вздохом откинулась на траву. В теле разливалась странная приятная легкая усталость, а на душе было спокойно и удивительно светло.

— Не болит, — удивленно и радостно прошептал Гарри и обернулся ко мне. Зеленые глаза сияли восторгом. — Правда, не болит!

— Я поищу в книжках, может, найду чего-нибудь для тебя, — лениво улыбнулась я.

Я волшебница… Волшебник.

Ну да, конечно, чтобы я в своём собственном глюке не была волшебником?

— Домой хочу, — прошептала я в небо.

* * *

Нет, всё-таки в английском образовании что-то есть. Оно, конечно, отнимает просто бездну времени с этими обязательными факультативами и кружками, и домой я возвращаюсь к пяти часам, но учиться тут интересно даже человеку с высшим образованием. Предметы выбирают на полгода. Не ты сам, в младших классах за тебя решают родители. Предметов всего ничего — три-четыре, но ё-мое, преподают их от и до. Если уж выбор пал на биологию, то разницу между митозом и мейозом ребенок будет познавать неделю с лабораторными и красочными проектами. Если в русской школе ограничиваются одним уроком, рисунком в учебнике и проверочной, то здесь придется воочию увидеть процесс анафазы. Почему биологию не изучают в младших классах?! Ей-богу, углубленное изучение рисования мне не интересно.

Но тут крылись и подводные камни. Общеобразовательные предметы велись кое-как. Учителя работали в основном на тех, кто имеет хоть какую-то соображалку, и тянуть остальных не собирались. Мне же, дитю советского образования, подобное казалось диким. Мои учителя разжевывали материал так, что его запоминал даже закоренелый троечник. И класс работал весь, а не только хорошисты и отличники.

Почему я вдруг заговорила об образовании? Да потому что эта гребаная математичка меня заколебала!!! У неё, видите ли, подозрения на то, что Гарри списывает. Конечно, дура, он списывает! Каждый день списывает у меня, а я ему даю списывать с умом — объясняю правило от и до и еще заставляю решить что-нибудь дополнительно. Потому что он дома домашку не делает.

— Значит так, Гарри, не сегодня-завтра она устроит тебе проверочную работу. И твоя задача — решить её хотя бы на хорошо.

— Меня Дурсли будут ругать, если они увидят отметки лучше, чем у Дадли!

Я с жалостью поглядела на ребенка. Да даже я, в прошлом законченная хорошистка, знала, что у порядочного троечника должно быть два дневника: для школы и для родителей. А табель подделать — вообще раз плюнуть. Стащить чистый бланк, шлепнуть печать, и рисуй себе оценки, какие душа пожелает!

— Поттер, ты олень! Пойми, это твоё будущее и твои мозги, — я объясняла ребенку с бесконечным терпением своей классной руководительницы. — Ты не будешь жить с Дурслями вечно, ты когда-нибудь вырастешь и уедешь от них. И вот тогда у тебя встанет проблема с работой. Пойдешь ты в колледж, а там поглядят на твои оценки и скажут: «Да ты, дружок, глупый. Чего тебе здесь делать?» И будешь ты всю жизнь уборщиком в Макдональдсе. Потому что только это ты и умеешь.

— Я не глупый! И я не буду уборщиком в Макдональдсе!

— Да как сказать. Ведь во всех твоих табелях будут стоять низкие оценки. Потому что это устраивает Дурслей. А ты же не хочешь быть таким, каким хотят тебя видеть Дурсли?

Гарри определенно не хотел. И идею с кражей бланков он от всей души одобрил.

Ну, что сказать? С кражей чистых бланков мы обломались. Их печатали на компьютере. Поэтому мне пришлось залезть в программу (какое счастье, что я жил в двадцать первом веке!) и распечатать табель Гарри с прошлого месяца, поменяв даты и некоторые оценки. Времени мне хватило, чтобы распечатать табелей на все оставшиеся месяцы. И печать успела шлепнуть.

Теперь Гарри может с чистой совестью учиться спокойно. А молчание Дадли я купила. Пироженкой и нехилой затрещиной после первой его попытки нас сдать.

Глава 2. Первые сто фунтов и письма

— …Еще немного, еще чуть-чуть. Последний бой — он трудный самый. А я в Россию, домой хочу — я так давно не видел маму! А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму!

Я неторопливо резала вареную свёклу, пока Эмили следила за поджаркой. Рядом в кастрюле варились свиные ребра. Был чудесный летний день, и я решила побаловать себя и Стоунов настоящим украинским борщом. Эмили к новому блюду отнеслась с интересом и взялась за мной приглядывать, скорее для очистки совести, чем для настоящего контроля. Она привыкла, что я с девяти лет готовлю сама. Я даже сборник кулинарных рецептов мировой кухни купила, для отвода глаз.

Я лежу в коме уже три года. Точнее, это здесь прошло три года. Сколько прошло в реальности, мне неведомо: это могут быть как три секунды, так и три десятка лет. Несколько раз я безуспешно пыталась проснуться: резала вены, глотала таблетки и прыгала с крыши школы — но каждый раз мое подсознание в виде Стоунов и врачей затаскивало меня назад. В конце концов, я плюнула на всё и честно всем заявила, что лежу в коме и всё вокруг — плод моего больного воображения. Стоуны тогда очень пожалели, что взяли меня. Оказывается, это очень весело — беседовать с воображаемым психиатром и доказывать ему, что я женщина, а его вообще нет. Красочное описание ПМС, решенные логарифмы и женская логика в исполнении маленького мальчика впечатлили мистера МакКлауда настолько, что мне чуть не влепили диагноз «расщепление личности». Но я решила, что провести всю кому в психиатрической клинике — не самая лучшая затея.

Как я обрабатывала своего психиатра, чтобы он признал меня адекватной, заслуживает отдельной книги.

После выхода из клиники я плюнула на попытки вернуться и принялась наслаждаться жизнью. Я осуществила свою мечту и выучилась играть на гитаре, посетила с Энтони концерт AC\DC, всерьез начала изучать народную медицину, включая магические её элементы. А потом я прочитала «Кэрри» и выучилась телекинезу! Давно мечтала, еще со времен сериала «Зачарованные». Теперь я прямо как Крис: читаю длинные заговоры, взглядом двигаю чашки и исцеляю наложением рук. Или Крис не исцелял? В общем, из-за регулярных и интенсивных занятий магических всплесков, как у Поттера, у меня не было. С Гарри я дружила, и Дадли и Ко старались нас не трогать. Среди школьников я имела репутацию неадекватного русского, который выходит против главного хулигана и пиздит его. В общем, Гарри теперь тоже не трогали. Я старалась развить в нем те немногие слизеринские качества, которыми он обладал, но не преуспевала в этом нелегком деле. Гарри был… как бы это сказать?… Гарри был оленем. Благородным, местами храбрым, местами глупым, весьма наивным, а порой весьма эгоцентричным травоядным. Куда поставишь, там стоять и будет. И нет, я не предвзята! Да, он ребенок, да, он много не знает о жизни, но, боги! Большинство ровесников соображало куда лучше! И нет, тут было виновато не только воспитание. Налицо генетика. То, что я знала про канонного Джеймса Поттера, это подтверждало. В принципе, у оленя мог получиться только олененок.

Я глянула в открытое окно — Гарри вышел из дома со всем своим семейством и собирался садиться в машину. Сегодня был великий день — одиннадцатый день рождения Дадли. Сегодня Гарри выпустит удава.

Напевая, я добавила в поджарку столовую ложку томатной пасты и порезанную свёклу.

Был бы выбор, я бы поступила в какую-нибудь русскую волшебную школу. Учитывая размеры страны и количество различных национальностей, их должно быть немало. Но, к сожалению, доступ к информации у меня был закрыт. Я даже не знала, появилась ли я в книге Хогвартса. Поэтому пока мне оставались лишь обрывки знаний по русской мифологии да сборники заговоров, которые по моей просьбе нашел Петрович. Интересно, где он только их раздобыл? У него есть знакомые фольклористы? Книжка-то была полезной. И главное, всё из неё работало.

Учить Гарри я по ней не стала — у него в башке скоро толпа шастать начнет. Для него нашелся сборник культурных обычаев кельтов. Информации по колдовству в нем было немного, но Гарри обрадовался и этому. Книжку я торжественно хранила у себя — во избежание.

Борщ получился на загляденье — ароматный, густой. А вкус — м-м-м! Стоунам необычное блюдо тоже понравилось. А Энтони даже посоветовал мне открыть в будущем ресторан русской кухни. Затолкав посуду в посудомойку, я вышла в сад и замечательно скоротала время за чтением «Мастера и Маргариты» в оригинале.

От увлекательной перестрелки Бегемота с НКВДшниками меня оторвал звук подъезжающего автомобиля. С неохотой оторвав взгляд от строчек, я подняла голову. Дурсли были весьма и весьма недовольны — даже в бешенстве. Гарри выбирался из машины, пугливо вжав голову в плечи. Значит, он-таки отправил удава на волю. Увидев меня, друг попытался что-то просигналить, но был тут же схвачен Дурслем за шиворот и утащен в дом.

— Да пусть земля тебе будет пухом, аминь, — пробормотала я сочувствующе и вернулась к чтению.

Но бросать друга — последнее дело. Поэтому на следующий день я нацепила на себя одежду попроще и пошла знакомиться со знаменитой Петуньей. На стук в дверь открыла дамочка с вытянутым лицом и овальным невыразительным подбородком, который действительно делал её похожей на лошадь. Кстати, от природы она явно была блондинкой, а этот жгучий черный цвет волосам придала краска.

— Здравствуйте, миссис Дурсль, — вежливо поздоровалась я.

— Воспитанник Стоунов. Чего тебе? — смерив меня неприязненным взглядом голубых глаз, буркнула Петунья.

— Понимаете, я поспорил с опекунами. Они сказали, что я не смогу заработать сто фунтов за неделю, а я сказал, что смогу. И теперь я должен заработать сто фунтов, иначе они заставят меня всю неделю есть овсянку на завтрак. А я не люблю овсянку! Миссис Дурсль, вы же нормальная понимающая женщина, дайте мне какую-нибудь работу, я всё умею!

Петунья пожевала губы, в задумчивости меня рассматривая, а потом спросила уже без прежней неприязни.

— Прополоть цветы сумеешь?

Цветы я прополола и заработала десять фунтов. Однако какая она скупердяйка! Я там два часа возилась: и прополола, и грядки выровняла, и полила — а она десять фунтов. Однако возмущаться я не стала и с улыбкой взяла бумажку.

Всю неделю я ходила к Дурслям как на работу. Помыла машину Вернона, разгребла хлам в будущей комнате Гарри, починила скрипучую ступеньку. И, естественно, проталкивала запертому в чулане дитенку бутерброды и записочки со всякой чепухой типа «держись, друг!». А много ли надо дитенку для поддержки? Плюс, я заработала сотню фунтов, хе-хе.

Первой письмо получила я. В день своего появления в Англии. Просто и буднично пошла за почтой, а среди всякой ерунды оказался тяжелый желтоватый конверт из пергамента. Зеленые чернила, сургучная печать с гербом, и адрес: «Мистеру В.Д. Волхову Графство Суррей, Литл Уиннинг, Прайвет-Драйв, д. № 5». Хм, а комнату не указали.

Мы со Стоунами внимательно прочитали письмо. Полное именование со всеми титулами директора нас позабавило, а над списком учебников мы хохотали в голос. Нет, ну правда. Жиг Мышьякофф «Магические отвары и зелья» — серьезно? В общем, Стоуны пришли к заключению, что это чья-то неудачная шутка. Удивительно, но опекунам даже не пришло в голову его выкинуть, поэтому я торжественно спалила мечту всех поттероманов в камине.

Другое письмо мне не пришло. Ну, и не больно-то и хотелось.

А у Гарри началась эпопея с совами. Глядя, как вокруг дома номер четыре кружит троица сов с письмами, я всё больше убеждалась, что волшебники — дебилы. Это совиное нашествие в Литл Уиннинге не обсуждал только Альберт Кроу. И то, только потому что ему всего шесть месяцев и говорить он не умеет.

Я не стала ждать, когда терпение Дурслей лопнет, и в один прекрасный вечер подкралась с рогаткой к одной из сов. Та как раз очень неосмотрительно села слишком далеко от стаи и слишком близко к нашей веранде.

В своё время я так ловко била ворон из рогатки — все пацаны завидовали! А здешние парни какие-то отмороженные. Рогатки есть только у двоих, и им совершенно побоку, что это за письма привязаны к совиным лапам. В Димитровке эти письма уже гуляли бы по всей деревне, а здесь царит общество по правам животных. Вот мальчишки и привыкли, что за ворону огребешь, как за внучку королевы. Но мне-то пофиг на их общества.

Прицеливаюсь точно в затылок пернатой — и сова падает на землю. Пока та не очухалась, отвязала конверт, точь-в-точь такой, какой спалила месяц назад. Совиная эскадрилья возмущенно выкатила глаза и заклекотала, а парочка особо активных сов угрожающе расправили крылья. За что и получили промеж своих круглых глаз. Эскадрилья лишилась командования — и атака захлебнулась.

— Только попробуйте мне отомстить — на подушки ощипаю! — погрозила я им рогаткой.

Совы впечатлились.

Хм, а адрес у Гарри куда более подробный. Самая маленькая спальня. Они что там, в каждую комнату заглядывали и сравнивали? Хотя, о чем это я? Это же волшебники.

На следующий день я вежливо постучалась к Дурслям. Дверь, нервно вздрагивая, открыла Петунья.

— Здравствуйте, миссис Дурсль, — я сама вежливость.

— О, Дим, это ты, — увидев меня, женщина расслабилась. — Извини, но у нас пока нет работы.

— Нет-нет, я не за этим, — обаятельно улыбнулась я. — Видите ли, у меня было кольцо, но оно пропало. Я его хватился не так давно, но, скорее всего, оно соскользнуло с руки, когда я мыл пол в комнате с игрушками. Вы не находили?

— Оно ценное?

— Оно серебряное, без камней. По ободку надпись на русском. Ценности особой не представляет, но оно — подарок прабабушки. Я её очень любил, понимаете?

Петунья понимала.

— Нет, кольцо я не находила. Там теперь живет Поттер, наверняка он его нашел и ничего не сказал, негодный мальчишка! Поттер! Поди сюда, негодник!

— Иду, тетя, — раздалось обреченно, и в коридор вышел Гарри.

Герой всея Великобритании был уныл и печален, однако при виде меня его глаза тут же вспыхнули радостью.

— Привет, Гарри, — лучезарно улыбнулась я. — Ты кольцо в своей комнате не находил?

— Какое кольцо? — очень правильно растерялся Поттер.

— Негодный мальчишка! — завопила Петунья. — А ну, быстро признавайся, куда дел кольцо?

— Не волнуйтесь, миссис Дурсль, — прервала я загорающийся скандал. — Наверняка оно между половицами лежит где-нибудь под кроватью. Можно мы с Гарри его поищем?

И я сделала щенячьи глазки. Я очень обаятельный мальчик, и в будущем обещаю вырасти в красавца. Золотистые с легкой рыжинкой волнистые волосы, зеленые глаза с длинными и пушистыми ресницами и золотистая от загара кожа. Так вот, когда я складываю губы бантиком, бровки — домиком и распахиваю пошире свои чистые зеленые глазищи, все женщины от трех до восьмидесяти тают от умиления. Миссис Дурсль не стала исключением.

— Хорошо. Только побыстрее.

— Как говорят у меня на Родине, одна нога здесь, другая — там! — сверкнула я улыбкой и утащила героя в его комнату.

— Дим? — спросил Гарри, едва за нами закрылась дверь.

Вместо ответа я вытащила из кармана ветровки слегка помятый конверт.

— Танцуй, Поттер, тебе письмо!

Гарри распахнул свои глазищи так широко, что они чуть не стали больше очков.

— Как ты его достал?! — он вырвал письмо из моей руки и, прижав его к груди, уставился на меня.

— Тоже мне, трудность, — самодовольно фыркнула я. — У вас вокруг дома целая стая сов летает. А я из рогатки стреляю очень даже хорошо.

— Ты что! — возмутился Поттер. — Убил сову?!

— Оглушил. И мне совсем её не жалко. Они меня уже заколебали своим уханьем. Уже вторую ночь не могу нормально поспать! А так они поостерегутся вокруг моего дома летать.

Похоже, с такой точки зрения Гарри сов не рассматривал. Такая растерянная мордаха у него стала! Так и захотелось дать ему подзатыльник.

— Ну, открывай уже, пока тетка не пришла, — я с удовольствием плюхнулась на кровать. Жестковато.

Гарри сел рядом и торопливо развернул конверт.

— Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс. Директор…

— Альбус Дамблдор, — продолжила я. — Мне такое же письмо пришло.

Ого, Поттер сейчас описается от восторга.

— А ты что?

— А ничего. Поржали с опекунами над списком учебников и спалили в камине. Решили, что неудачная шутка.

— Ты что?! Ты же сам говорил про волшебство! И спалил?!

— Говорю же, решил, что шутка. Ну, какая нормальная школа такие письма пишет? Но потом к тебе прилетела совиная эскадрилья, и я понял, что это не шутка. Размах не тот.

Гарри замолчал, вчитываясь в письмо.

— Тут написано, что надо отправить ответную сову до тридцать первого. А что писать?

— А тебе сказать нечего? Могу надиктовать. Только учти, у меня приличных слов нет.

Гарри захихикал и полез за тетрадкой и ручкой.

— Пиши, — скомандовала я. — Уважаемая профессор МакГонагалл! Письмо получил. Обучаться согласен. Пришлите сопровождающего для закупки необходимого… Погоди, дай я еще пару строчек черкану.

— Только приличных!

И я написала приличные слова. Много-много приличных слов.

* * *

Профессор МакГонагалл работала над расписанием, когда к ней в окно влетела одна из школьных сов. Птица была явно чем-то недовольна — она бесцеремонно приземлилась прямо на бумаги и заухала, поторапливая. Профессор угостила птицу совиным печеньем и отвязала конверт. Тот был необычным: прямоугольный, из очень качественной бумаги. Адрес был написан магловской синей ручкой явно детской рукой «Заместителю Директора Альбуса Дамблдора (Кавалера ордена Мерлина первой категории, Великого Мага, Верховного Чародея, просто хорошего человека, Всемогущего Волшебника, Президента Международной Ассоциации Колдунов) Школы Чародейства и Волшебства „Хогвартс“ профессору МакГонагалл».

Предчувствуя неприятности, профессор вскрыла конверт, развернула два магловских тетрадных листка в клетку и чуть не упала. Первое письмо было от Гарри Поттера.

«Уважаемая профессор МакГонагалл! Письмо получил. Обучаться согласен. Пришлите, пожалуйста, сопровождающего для похода в волшебный мир за учебными принадлежностями. Гарри Дж. Поттер. PS: Пожалуйста, пусть сопровождающий поговорит с моими родственниками, чтобы они разрешили ехать в Хогвартс. И отзовите сов».

А вот второе письмо было от некоего В.Д. Волхова. И в отличие от вежливого Гарри, тот был настроен категорически против. Читая ровные круглые строчки, профессор МакГонагалл почувствовала, как шевелятся волосы на затылке.

«Уважаемая профессор МакГонагалл! Благодарю за письмо, опекуны хорошо посмеялись. Обучаться в вашей школе я не согласен, потому что хочу быть врачом, а не волшебником, и мои опекуны меня в этом поддерживают. Выделенные на моё обучение деньги отдайте Гарри Поттеру, потому что родственники не будут оплачивать его покупки. Я хорошо управляю своими силами и вполне способен развить их сам. Письмо я сжег в камине. Повторного приглашения не нужно. Экскурсию по магическому миру проводить не надо. Отзовите сов, иначе я их всех перебью из рогатки. С бесконечным уважением, В.Д.Волхов».

Профессор была в шоке. Отказ! И от кого! От ребенка, который живет рядом с Гарри Поттером! Который способен управлять своей магией! Как? Когда?

Завуч сжала письма в кулаке и опрометью бросилась в кабинет директора.

— Лимонный леденец! Альбус! Альбус!

Прочитав письма, Альбус задумчиво подергал бороду.

— Кхм! Неприятная и весьма необычная ситуация… Арабелла мне не докладывала о Волхове. Однако я не вижу проблемы, Минерва. Мы и раньше получали отказы.

— От чистокровных семейств! И они отправляли своих детей в другие школы, а не в магловский мир!

— Конечно, конечно, — рассеянно покивал Дамблдор. — За Гарри пойдет Хагрид, но боюсь, что на мистера Волхова он произведет отталкивающее впечатление. Мальчика нужно деликатно уговорить.

— Альбус! — профессор совсем не желала общаться с этим кошмарным ребенком! — У меня нет на него времени! У меня всё расписание забито!

К удивлению Минервы, Дамблдор и не подумал её уговаривать.

— Минерва, я и не думал отрывать тебя от работы! Я сам пообщаюсь с мальчиком. Судя по всему, мистер Волхов очень интересный молодой человек, а я давненько уже не наведывался в магловский мир.

Глава 3. Знакомство с волшебным миром

— Здравствуйте, миссис Стоун. Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор школы Чародейства и Колдовства Хогвартс. Я могу войти?

Так представился почтенный седобородый старец в старомодном фраке совершенно дикого желтого цвета. Пока Эмили приходила в себя от шока, он ловко просочился в прихожую, вытер ноги о коврик, погладил Тришу и уставился на женщину пронзительными голубыми глазами из-под очков-половинок.

— А… Кто? — растерянно уточнила Эмили.

— Дорогая, кто это? — в прихожую выглянул Энтони.

— Меня зовут Альбус Дамблдор, — повторил директор. — Я директор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.

Энтони застыл с раскрытым ртом, уставившись в яркие голубые, совсем не старческие глаза визитера.

— Кто? Это шутка?

Альбус Дамблдор улыбнулся и вытащил из кармана волшебную палочку.

— Позвольте доказать.

Десять минут спустя супруги Стоун сидели в гостиной на диване и судорожными глотками пили чай с успокоительными каплями. Напротив них в кресле восседал Дамблдор и неспешно потягивал чай из чашки, закусывая его лимонными мармеладками.

— Вадим всегда был странным мальчиком, — наконец сказала Эмили, осушив чашку и дрожащими руками наливая еще чая. — Но мы списывали всё на его особенности и психологическую травму.

— И в чем же заключаются его странности? — поощрительно улыбнулся Дамблдор. — Помимо прочих, вы можете выделить самые необычные вещи, которые вы видели?

Эмили нервно захихикала. Энтони замялся, вопросительно посмотрел на жену.

— Он все время плетет какие-то амулеты, проводит какие-то свои обряды, даже гадает в определенные дни, — выдохнула она, глянув на мужа. — Книги в дом всё время тащит, у него целый шкаф в комнате заставлен книгами. Некоторые он даже из России выписывает — и все с какими-то заклинаниями, рецептами… Он объяснял, что таковы русские традиции, мы верили. Ведь в каждой стране свои обычаи, празднуем же мы Хеллоуин и хватаемся за пуговицу при встрече с черной кошкой? А еще он нашу кошку вылечил, — Эмили погладила шикарную белую красавицу, лежащую у неё на коленях. — Триша подралась с кошкой нашей соседки, ветеринар сказал, что она навсегда останется хромой. А Вадим каждый вечер садился у её домика, гладил её и шептал что-то на своём. И никакой хромоты!

— Вы упомянули психологическую травму? Что это?

Стоуны помрачнели, уткнулись в чашки. Дамблдор насторожился.

— Это… Это было очень тяжело, — Энтони отпил еще чая. — Его нашли три года назад в Лондоне на центральной площади. Продавец в кафе обратил внимание, что ребенок весь день ходит без взрослых, и указал на это полисмену. Вадим не знал ни слова по-английски, а через переводчика смог лишь назвать предполагаемые имена своих родителей и своё собственное. Врач диагностировал личностную амнезию, — он улыбнулся. — Мы давно стояли в очереди на ребенка и очень обрадовались, когда нам позвонили. Мы ждали увидеть беспомощного малыша с растерянным взглядом и очаровательной улыбкой, а в кабинет зашел мальчишка, мрачный, как гробовщик. Он посмотрел на нас, и никакой растерянности или беспомощности я в нем не увидел. Это был взгляд очень мудрого и взрослого человека. Эмили пыталась с ним сюсюкать, сказала, что будет его мамой, а он посмотрел на неё как на дуру и сказал, что она может быть ему тетушкой Эмили, но никак не мамой. И вот тогда я понял, что хочу увидеть, каким он вырастет.

— Он до сих пор зовет нас тетушкой и дядюшкой, — подхватила Эмили и поймала взгляд голубых глаз собеседника. — Мы взяли его, и поначалу всё было хорошо. Вадим оказался очень умным и самостоятельным. Учителя его боготворили. Он ведь вундеркинд! Но потом… потом…

— Он несколько раз пытался покончить с собой, — Энтони выглядел спокойным, смотрел открыто, но то, как он потирал запястье, выдавало его нервозность.

Дамблдор потрясенно заморгал.

— Вы имеете ввиду… самоубийство? Но почему?

— Он не смирился. Он не помнит, как оказался в Великобритании, но он вспомнил родню. Он чувствует себя чужим здесь. Обычно детская психика гибкая, легко приспосабливается, но Вадим… немного другой. Он не справился, — Энтони сжал кулаки. — Он чуть не угодил в психиатрическую клинику, но, слава богу, врач смог поставить правильный диагноз.

— Сейчас всё хорошо, — Дамблдор проникновенно заглянул ему в глаза. — Он ведь успокоился. Он уникальный ребенок, волшебный. Конечно, ему трудно среди обычных детей. В Хогвартсе он не будет чужим, будьте уверены…

— Здравствуйте, профессор Дамблдор. Полагаю, вы получили мой отказ? — раздался негромкий мальчишеский голос.

Стоуны подскочили, а Дамблдор во все глаза уставился на мальчика.

Вадим Волхов был довольно высоким для своего возраста. Выразительные прозрачно-зеленые глаза на загорелом лице смотрели настороженно и строго. Пухлые губы неприветливо сжаты. Но больше всего Дамблдора поразили густые золотистые кудри, обрамляющие по-детски круглое лицо. Точь-в-точь такие же, как у его бывшего друга Геллерта. Впрочем, на этом сходство ребенка с темным магом заканчивалось.

— Что вы здесь делаете? Я вам всё написал в письме. Я не хочу учиться в вашем Хогвартсе, я хочу стать врачом.

Говорил он правильно, но в речи слышался… нет, не акцент, скорее своеобразная манера речи, какая-то тень нездешности.

— Вадим, — Дамблдор по-отечески улыбнулся, но ребенок только нахмурился. — Мы часто получаем отказы, но, как правило, от обучения в Хогвартсе отказываются чистокровные маги, у которых есть альтернатива. Они либо остаются на домашнем обучении, либо отправляются в другие школы. Реальность такова, что волшебника необходимо обучать, иначе рано или поздно его сила вырвется из-под контроля. Тогда опасность угрожает не только ему, но и окружающим его людям.

— Я способен обучаться самостоятельно.

— Самоучки опасней вдвойне, потому что в случае неудачного эксперимента ему никто не сможет помочь, ведь рядом нет наставника. К тому же в своих изысканиях они часто соблазняются Темной магией, а это верный путь к безумию. Ты маглорожденный, у тебя нет знакомых магов, способных стать тебе наставниками и проконтролировать ход обучения.

Видя, что слова на ребенка не действуют, Дамблдор поймал его взгляд. Вадим отшатнулся и рассерженно зашипел.

— Ворожить вздумал? Чур, меня!

Дамблдор только растерянно погладил бороду. Мальчик сумел распознать такое тонкое воздействие?

— Извини, Вадим, я не хотел причинять тебе вреда. Но в любом случае, тебе придется поехать в Хогвартс. Все выявленные волшебники обязаны пройти обучение под контролем опытных магов.

— Этот ваш Хогвартс — интернат закрытого типа! Я не буду жить в спальне с кучей сопливых мальчишек по дурацким факультетским законам и учить кучу бесполезных предметов! Я. Хочу. Жить. Здесь!

— Но в магическом мире тоже есть больница, ты вполне можешь стать целителем…

— И всю жизнь лечить последствия неправильных заклинаний? Вы смеетесь? Моя прабабка лечила рак у детей. Люди к ней в очередь выстраивались, потому что официальная медицина не способна лечить такие болезни. А после обучения в Хогвартсе меня ни в один университет не возьмут! Я только зря потеряю время!

Мордред и Моргана! Дамблдор присмотрелся внимательнее. Узоры на фенечках, которыми были щедро увешаны руки ребенка, были незнакомы, но вот узоры пояса, которым были подвязаны джинсы, он узнал. Такие же Дамблдор видел во время Второй Мировой на воротниках некоторых русских чародеев. Интересно, судя по всему, мальчишка был из семьи потомственных магов. И вдвойне интересней, каким образом он оказался в Англии без родителей.

— Боюсь, у тебя нет выбора. Твои опекуны не потянут обучение в иностранных школах.

— Мне интересно, как же вы меня заставите? — ухмыльнулся Вадим и скрестил руки на груди.

— Хватит, Вадим! — внезапно треснул кулаком по столу Энтони. — Ты поедешь в Хогвартс!

— Что? — от потрясения Вадим отступил на шаг.

— Мы всё поняли. Необученные волшебники опасны, а самоучки опасней вдвойне. Обучение в России мы не способны оплатить. В Хогвартсе содержание маглорожденных оплачивает Совет Попечителей, тратиться мы будем только на учебные принадлежности. Это вполне подъемная сумма, — Энтони потряс цветастым буклетом.

— А куда я пойду после Хогвартса, ты не подумал?!

— Ты будешь обученным магом, и это не обсуждается! — сказала Эмили. — Милый, теперь нам всё стало ясно. Ты волшебник, естественно, что ты чувствуешь себя чужим среди обычных детей. А в Хогвартсе ты будешь на своем месте!

Вадим помолчал, уставившись на опекунов.

— Хорошо, тетушка, дядюшка, — неожиданно спокойно сказал ребенок. — Я буду учиться в Хогвартсе. Я всё понял.

На Дамблдора он не оглядывался.

* * *

Дамблдоррррр… Я, конечно, подозревала, что меня будут уговаривать, но чтобы на Тисовую улицу явился сам директор?! А я попытку заворожить пересекла, и обереги он явно узнал. Теперь старик с меня глаз не спустит. Н-да, глупо получилось.

Я бормотала заговор от качки, поглаживая себя по животу. Дамблдор сидел с благостной улыбкой, но зеленый-зеленый. Ночной Рыцарь, ага.

— Дырявый Котел! — бодро обьявил кондуктор. — Эрни, стой!

Автобус остановился так резко, что я слетела с кровати. Дамблдор помог мне встать, и мы вышли у неприглядной двери, над которой покачивалась потрепанная вывеска «Дырявый котел».

Злачное место. Притон. Такое ощущение, что бармен сейчас предложит старику комнаты и сдерет тройную плату за молчание о том, что с ним был маленький мальчик.

— О, Альбус! Давненько ты к нам не заглядывал! Тебе как обычно? — обрадовался бармен и с интересом уставился на меня, а я с подозрением уставилась на Дамблдора; точняк, он здесь не только пиво по выходным пьет.

— Нет-нет, Том! Я сегодня кое-кого сопровождаю, — и старикан хлопнул меня по плечу.

Том с интересом уставился на меня.

— И кто же вы такой, молодой человек?

— Вас, извините, это не касается, — буркнула я.

Арка в Косой переулок появлялась действительно эффектно. А вот сам переулок меня не шибко впечатлил.

— Типичный слёт ролевиков на фестиваль Средневековья.

— Кхм! — Дамблдор поперхнулся и уставился на меня осуждающим взглядом. Я только пожала плечами.

В Гринготтсе Дамблдор оставил меня у обменника, а сам укатил к сейфам. Курс галеона к фунту действительно был один к пяти. Гоблин с любопытством посмотрел на мои обереги и быстро отсчитал деньги. От безделья я принялась читать яркий буклет. На гоблинов я не обращала внимания. Ну, карлики, ну, зеленые и с клыками. Ну и что? У меня в соседях жила семья карликов. Так вот, Серега с похмелья выглядел точь-в-точь как эти гоблины!

Информация по вкладам была интересной, но открывать счет в гоблинском банке я не хотела. Доверять свои кровные денежки представителям другой расы? Которые очень неприязненно относятся к людям? Я не дура. Деньги храню в банке под половицей, причем не просто храню, а активно их коплю. Тотализатор — наше всё!

Мы вышли из Гринготтса, и Дамблдор отвел нас к магазинчику одежды. Ну, что сказать? Волшебники носят не только мантии. Хотя мода у них и правда довольно сильно отличается от нормальной. Мужские костюмы будто вышли из конца восемнадцатого века: пуговицы, вышивка, камни. А женские… Боги, почему я мальчик?! Это было нечто совершенно неописуемое, летящее, в кружевах, жемчугах и бисере. Мантии в женских вечерних костюмах — элемент всей композиции, просто не оторвать глаз. Какая-то молодая колдунья выбирала себе платье, так я чуть слюной на неё не изошла от зависти. Среди мужских костюмов был один вариант: белые рубашки с пышными рукавами, жилетки, узкие брюки из странного черного, похожего на кожу материала. И мантии больше смахивали на плащи. Я остановилась на этом стиле. Очень удобный: в таком и у маглов не стыдно показаться, вполне сойдешь за ученика элитной школы. Кстати, открытие! Правила Хогвартса не оговаривают фасон мантии.

Затем мы покупали сумки. Каюсь, довела продавца до истерики, критикуя сундуки, а потом потребовала наложить на мою почтальонку чары невидимого расширения и облегчения веса. Это, конечно, оказалось дороже, чем стандартный школьный сундук, но оно того стоило. Во «Флориш и Блотс» я стащила в кассу все книги по магической географии и иностранным школам и опять довела продавца до истерики, требуя книги по русской магии, которых в магазине не оказалось. В аптеке я мотать нервы никому не стала и молча купила всё, что заявлено в списке. Кстати, котел у нас в списке значился не оловянным, а из латуни. Хотя продавец усиленно пытался втюхать нам котел из олова. Но тут я уперлась и сказала, что профессору виднее. Снейп адекватный человек, травить детей испарениями не собирается. И вот мы заходим в магазин волшебных палочек.

Что ж… Если у Олливандера дела идут успешно, то всю прибыль он явно вкладывает в производство. Магазин давно требовал срочного ремонта.

— Добрый день, — раздался вкрадчивый голос, и из-за полок вынырнул маленький сухонький старичок с торчащими во все стороны седыми кудрями, которые делали его похожим на одуванчик.

На меня уставились туманные, будто слегка подернутые дымкой блеклые глаза. Опа, да у него катаракта!

К волшебным палочкам я относилась неоднозначно. С одной стороны, с ней проще и быстрее колдовать, а с другой, волшебник без палочки тот же сквиб, но только в профиль. Я же привык колдовать совсем по-другому.

Все мои рассказы про прабабушку-знахарку, зачатки ясновидения в роду — кристально чистая правда. В том мире это так и было. Прабабушка не ворожила, но знахаркой была действительно хорошей, а вот пять колен назад в моем роду была самая настоящая содяце, мокшанская ведьма. Слава о ней гремела на весь Николаевский район. Бабушка учила меня так, как учили её. И ничего удивительного, что я перенесла свои умения в этот мир. Все заговоры, обряды, обереги здесь работают так, что воздух трещит и трудно дышать. Кое-как развитые зачатки целительского дара здесь развернулись на полную мощь. Если в родном мире я только и могла, что почувствовать близкую смерть у человека, то здесь я чую всё: от СПИДА до невроза. Плюс приятный бонус в виде телекинеза.

Линейка прыгнула ко мне, обвилась вокруг головы.

— Вижу, вижу, сильная кровь, самобытные традиции. Очень трудно подобрать вам палочку, трудно, — забормотал Олливандер и побрел вдоль стеллажей. — Иные законы, иное видение магии… Когда вы родились?

— Точно не знаю, сэр. Считается, что в марте.

Олливандер и Дамблдор уставились на меня. Я дернула плечом. Да не знаю я, какой считать дату рождения! В документах я поставила дату появления в этом мире.

— Амнезия. День рождения я так и не вспомнил, — уточнила я. — Нашли меня пятнадцатого марта.

— Кхм! — Олливандер был явно озадачен. — Вы правша или левша?

— Левша, сэр, но палочку подбирайте под правую руку.

— Не ищете простых путей? — заулыбался мастер и, наконец, потащил коробки. — Попробуйте эту, сосна и волос единорога.

Палочка легла в ладонь. Дерево потеплело, воздух наполнился терпким ароматом. Я взмахнула рукой, и с кончика сорвались серебристые искры. Странное, очень странное чувство.

— Надо же! — удивился и даже немного разочаровался Олливандер. — Несомненно, она вам подходит. Как удачно я выбрал.

Я уложила палочку в коробку. Странное, очень странное чувство. Когда я держала её, было такое ощущение, будто на меня набросили узду. Удобную, мягкую, точно по размеру. Кошмарное ощущение неволи. Судя по всему, я буду отвратительным учеником. Потому что пользоваться палочкой я категорически не хочу.

Обед прошел в молчании. Дамблдор загадочно улыбался и пил чай. Я хмуро ковырялась в тарелке. Наконец, мне надоело насиловать то, что называлось жареной рыбой, и я подняла на старика взгляд, уставившись на крючковатый нос.

— У меня есть пара вопросов.

— Конечно, мой мальчик, задавай, — сладко улыбнулся Дамблдор.

Я поморщилась. Педофил старый. Ну, лови, фашист, гранату.

— В какой форме проходят подготовительные курсы для маглорожденных?

— Курсы для маглорожденных? — недоуменно переспросил Дамблдор.

— Да, курсы. Традиции магического мира, право, законы, — перечислила я. — Миры разные, традиции тоже. Будет же вводный курс для маглорожденных?

— У нас есть История магии, откуда можно узнать все необходимое.

Ага, а ведет его зануда-привидение.

— Не путайте теплое с мягким, профессор, — я гаденько улыбнулась. — История — это прошлое, а правила поведения надо знать сегодняшние. Значит, курса нет. Ладно. Далее, я не увидел в списке учебников английский язык и литературу. Учебники по этим предметам выдаются в школе?

Судя по лицу Дамблдора, ему впервые пришла в голову мысль, что эти предметы надо изучать.

— Нет, Вадим. Волшебники не изучают эти предметы. Но вы будете писать эссе, преподаватели в работе оценивают и грамотность, так что к концу обучения вы будете вполне грамотным молодым человеком. Что касается литературы, библиотека Хогвартса — самая большая библиотека всей Великобритании. Ученикам остается только читать.

— Я тут пролистал учебник заклинаний. Почти все заклинания на латыни. Предполагается, что мы будем изучать латынь?

— Да, такой факультатив есть. Туда принимают всех желающих.

— А как же современные иностранные языки?

— В Хогвартсе есть кружок любителей французского. Если ты откроешь кружок любителей русского, мы будем только рады.

— То есть профессиональные педагоги иностранные языки не преподают, — заключила я. — География? Мировая история?

Ответ был опять расплывчатым, из которого выходило, что при желании и наличии времени ученик может посещать кружки и факультативы и всё изучить.

— Ну, хотя бы рисование? — я вздохнула. — Профессор, вы уверены, что Хогвартс лучшая школа магии?

— Конечно, лучшая! Мы ориентированы на всестороннее развитие учеников и прививаем им самостоятельность.

Я смерила Дамблдора печальным взглядом. Какая, нафиг, самостоятельность в интернате?

— Самостоятельность — это прекрасно. Проблема в том, что без руководства опытных учителей большинство не способно самостоятельно учиться. Если Хогвартс лучшая школа всех Великобританских островов, то мне страшно представить, что творится в остальных.

Судя по мудро мерцающим очам, Дамблдору очень хотелось меня прибить. Я только ухмылялась. Хамство, да. О, чую, меня будет ненавидеть весь преподавательский состав.

— Кстати, а как же договор на обучение? Мои опекуны ничего не подписывали.

Дамблдор оживился.

— О, видишь ли, мой мальчик, договор на обучение в Хогвартсе имеют право подписывать только родители-волшебники или сквибы. Обычные люди не могут заключать магических контрактов, поэтому за всех маглорожденных отвечаю я.

Да, вот что-то в виде такой подставы я и подозревала.

— А ничего, что я не маглорожденный? — спросила я, прищурив глаза.

— Но твои родители так и не нашлись, а единственные взрослые, которые за тебя отвечают, не волшебники.

— То есть, юридически я маглорожденный и вы на время моего обучения в Хогвартсе — мой опекун, — хмуро заключила я и бросила вилку на стол. — Я понимаю необходимость этого правила, инквизиция славно погуляла в своё время.

— Не волнуйся, я не злоупотребляю своими правомочиями. У меня и без того слишком много дел, — улыбался старик, глядя на Гарри.

— О, охотно верю! Но ничто тебе не помешает закрутить гайки для отдельных персон.

— Я буду с вами откровенен, профессор, — я переплела пальцы и мрачно уставилась на бороду. — Мне не нравится, что какой-то посторонний волшебник сможет от моего имени заключать сделки и контракты, распоряжаться моими средствами и воспитывать меня. Я не собираюсь давать абсолютно чужому человеку такую власть над собой.

— Это очень мудро с твоей стороны, — кивнул Дамблдор. — Но уверяю тебя…

— Ничего не знаю, — совершенно непочтительно перебила я его. — Я вас не знаю, и, честно говоря, вы мне не нравитесь. Ваша попытка влезть мне в мозги говорит сама за себя. И то, как вы быстро убедили моих опекунов отпустить меня неизвестно куда с незнакомым человеком, тоже. Я всё понимаю, магов мало, живут они в глубоком подполье, никого в нормальном мире не оставляют. Да, необученный маг действительно может поставить под угрозу существование остальных. Методы воздействия на особо упертых давным-давно проработаны. Действовали вы наверняка в рамках закона. Но моя семья испокон веков жила в мире нормальных людей, поверьте, не без веских причин. Я, так и быть, признаю вас опекуном на время обучения, но взамен требую, чтобы мне предоставили учителя по магловским предметам. Я закончу магловскую школу экстерном, через семь лет получу диплом Хогвартса и вернусь в нормальный мир, как и все мои предки.

Дамблдор задумчиво погладил бороду. Голубые глаза буравили меня, но попыток залезть ко мне в голову не было.

— Кхм… Следовать семейным традициям — это похвально, уверен, многие слизеринцы тебя поймут. Я предоставлю тебе возможность учиться магловским наукам, раз ты так этого хочешь. И некоторые наши специалисты, полагаю, вполне квалифицированно смогут подать тебе материал. Это профессор зельеварения Северус Снейп и преподаватель астрономии Аврора Синистра. Однако, профессор Синистра ведет ночной образ жизни и дополнительно ведет факультатив Каббалистики, а профессор Снейп декан факультета Слизерин и штатный зельевар. Вряд ли кто-то из них согласится на дополнительную нагрузку в виде тебя. Разве что ты сможешь кого-то из них уговорить сам.

Засада. Так и знала. Разве что…

— А есть у вас предмет по магглам?

— Есть, — кивнул Дамблдор. — Но сразу говорю, Чарити Бербидж не профессиональный педагог. Она мать многодетного семейства и учитель приходящий. Если тебе удастся уговорить её, то Хогвартс не будет оплачивать эти занятия, так как бюджет уже выделен и расписан. Тебе придется оплачивать занятия самостоятельно.

Ладно… Ладно! Думаешь, старый хрен, я отступлю? Не на ту напал! Я же не изучаю что-то неизвестное, а повторяю уже пройденный материал, так что с подготовкой к экзаменам справлюсь и сама. Только бы добыть программу.

— Да, вот что-то такое я о Хогвартсе и думал, — я улыбнулась, подхватил свою безразмерную почтальонку с покупками и встала. — Благодарю вас, профессор Дамблдор, за сопровождение. Домой меня провожать не надо.

Я уходила, а Дамблдор печально глядел мне в спину.

Глава 4. Долг, паровоз и волшебный трансформатор

— Господи, какой кошмар, какой ужас! — причитала миссис Дурсль. — Ладно, Поттер, у него это от моей ненормальной сестрицы, но я никогда не могла и подумать на тебя, Дим! Ты — и эти ненормальные!

— Полностью с вами согласен, миссис Дурсль, — кивала я. — Я никогда не мечтал жить в дремучем средневековье без газа, электричества и авторучек. На дворе — конец двадцатого века, а они до сих пор перьями пользуются и на пергаментах пишут, живодеры!

— Ты правда писал им отказ? — женщина подлила мне еще чаю и подвинула ближе корзинку с пирожными.

— Правда, а письмо из этого Хогвартса я спалил в камине. Не помогло. К нам заявился этот Дамблдор, опоил чем-то моих опекунов, и они из адекватных людей были идиотами. То есть, стали идиотами. Миссис Дурсль, вот вы отпустите ребенка с незнакомым человеком где непонятно? Извините, неизвестно куда? А Стоуны заставили меня пойти с этим стариком! Куда делся ум? Они до сих пор в полном восторге от этого Хогвартса! Всё говорят, как там хорошо, каким отличным волшебником я буду, как они мной гордятся… Это ненормально, они не были такими!

— Думаешь, их заколдовали? — глаза Петуньи загорелись.

Мы вдвоем сидели на кристально чистой кухне Дурслей и вот уже три часа пили чай, жалуясь друг другу на жизнь. Да, я успела подружиться с Петуньей. За этот август я так изнервничалась, глядя на совершенно неадекватных Стоунов и гадая, что ждет меня в этой «самой лучшей магической школе», что однажды просто не выдержала: села на порог и разревелась. Естественно, миссис Дурсль тут же это дело засекла и пригласила к себе на чай. Она чуть не подавилась, узнав, что я тоже волшебник и ничуть этому не рад. Она нашла понимающего человека и теперь выливала на меня всё, что накопилось у неё еще с детства.

— Дим, а ведь наши с Лили родители тоже были в восторге, оттого, что у нас в семье родилась ведьма! И их тоже не волновало, что она пропадает почти весь год неизвестно где, а я, дура, поначалу ей завидовала, — причитала Петунья, глотая чай. — А она с каждым годом приезжала всё реже, оставалась на каникулах в этой своей школе, всё неохотнее общалась. А меня это обижало, мы ведь так дружили в детстве. А потом она внезапно вышла замуж за этого Поттера, хотя всю жизнь его терпеть не могла. Она всегда говорила, что он придурок, и дружила с этим, носатым… Он, конечно, был не из самой благополучной семьи, но со своими способностями он мог далеко пойти. И он был почти нормальным! И вдруг на пятом курсе она его бросает по какой-то идиотской причине и начинает гулять с Поттером. Я его видела, и он на самом деле был придурком! Тупым мажором, богатеньким мальчиком с совершенно дурацким чувством юмора! Он со своими дружками испортил нам с Верноном свадьбу, не пустил Лили на похороны родителей, а потом вообще запретил ей со мной общаться, мол, я чистокровный, что ты меня позоришь. А она в рот ему глядела! Он давно за ней таскался, и теперь я думаю, а не могли её приворожить?

— Да запросто! — я шмыгнула носом. — Я еще в аптеке этой магической внимание обратил. Там приворотные зелья на прилавках стояли. И духи, и мази, и капли. Совершенно свободно продаются! Это же кошмар — вот так, под принуждением, с кем-то… А если и меня тоже приворожит какая-нибудь ведьма? А дети ходят, смотрят и визжат от восторга… Не хочу в Хогвартс! — из глаз снова брызнули слезы. — Я хочу быть врачооом! Я хочу домооой!

Петунья засуетилась. Откуда-то появилась аптечка, в чай полились пахнущие пустырником капли. Я кое-как проглотила жидкость и вздохнула. В голубых глазах женщины светилось сочувствие.

— Дим, конечно, ты не беспроблемный, но замечательный и способный мальчик, — сказала она, когда я взяла себя в руки. — Тебе там не место. Я, конечно, мало, что знаю, но если тебе понадобится помощь, книги выслать или найти кого-нибудь в нашем мире, я тебе помогу. И еще, тот друг Лили… Мы в детстве, конечно, ругались, и Лили говорила, что он темным магом стал, но мало ли что ей могли внушить. Характер у него уже тогда был не сахар, от взгляда молоко скисало. Ужасный он был человек, конечно, а сейчас наверняка стал еще гаже. Но он очень надежный. Если дал слово, то будет его держать, это я точно знаю. Однажды я очень ему помогла, и он мне поклялся, что если я попрошу… В общем, найди его, скажи, что я помню о пятнадцатом февраля и прошу помочь тебе. Его зовут Северус Снейп.

Я поперхнулась. Бедный Снейп! В долгах, как в шелках, даже Петунье успел задолжать. Хотя, мужик он суровый и надежный даже в книжках. Но обращусь к нему только в крайний-прекрайний случай. Мало ли, а вдруг я в каком-нибудь снейпогаде?!

— А почему бы вам не попросить за Гарри? Он же все-таки ваш племянник, а я никто.

— Гарри… — Петунья тяжело вздохнула. — Он умудрился как-то убить могучего темного волшебника. Он национальное магическое достояние. На него у Дамблдора какие-то планы, за ним постоянно следят. Уж как я надеялась, что он родился нормальным, как хотела вывести из этого ужасного мира, но нет. Я не могу просить Северуса за него — за Гарри стоит Дамблдор, у него слишком много власти. А ты — другое дело. Тебе помочь ему наверняка по силам.

— Спасибо, миссис Дурсль, — горячо поблагодарила я её и со вздохом отставила чашку. — Пойду домой, надо учебники сложить, подготовиться к этой… школе.

Я с трудом вылезла из-за стола. В животе булькало. Чувствуя себя колобком, покатилась к двери и на пороге столкнулась с Поттером. Тот как раз возвращался из магазина.

— Привет, Гарри! — кисло улыбнулась я. — Как дела?

Гарри захлопал своими зеленющими глазами, уставившись на мои щеки. Я машинально облизала губы. Ага, точно, крем от пирожных.

— Хорошо, — мордаха у ребенка была до того удивленная, что настроение скакнуло вверх.

— Вещи сложил? — я помогла занести тяжелые пакеты и стала влезать в кроссовки (я уважала чужой труд и по древнему русскому обычаю разулась, прежде чем ступить на кристально чистые полы Петуньи).

И тут в коридор вышла сама миссис Дурсль с кулечком в руках.

— Дим, я тебе пирожных положила, возьми, угости Стоунов.

— Спасибо, миссис Дурсль, вы так добры, но не стоило…

— Бери-бери, они недолго хранятся, невкусные будут, я еще напеку, — ласково сказала Петунья и повернулась к Гарри. — Поттер, тащи сумки на кухню и марш в свою комнату! Куда в грязной обуви? Ну, что за ребенок! Бери пример с Дима. Вот он перед тем, как идти в дом, разулся и тапочки надел!

Выражение лица Поттера было бесценным.

Дома я прошмыгнула мимо опекунов и заперлась в своей комнате. Одежду в почтальонку я сложила еще вчера, учебники тоже, перья и пергаменты даже не распаковывала. Далее в мою сумку отправились учебники по магловским предметам. Энтони внял-таки моей просьбе и перевел меня на экстернат. Затем в сумку полезли набор юного химика, нитки мулине и бисер для плетения оберегов, газовый баллончик, выцыганеный у Энтони армейский нож в чехле, компас, бутылка слитого из опекунской машины бензина и залитый в воск коробок спичек, в котором помимо спичек лежали два рыболовных крючка с леской, проволока и лезвие. Когда я засунула в почтальонку дождевик, спальник, кружку-ложку-вилку, до меня дошло, что собираюсь я всё-таки в интернат. После минутного раздумья положила побольше консервов.

Из радостно-идиотического состояния Стоуны, кстати, так и не вышли, хотя я сделала всё, чтобы минимизировать ущерб. Здравомыслие у них сохранялось ровно до произнесения слова «Хогвартс». После они разом превращались в двух радостных, любящих магию идиотов. Дамблдора я начала реально бояться. Светлый он или серо-буро-малиновый, но кодировал сознание старичок так, что все сверхсекретные службы нервно курили в сторонке. На всякий случай наплела дополнительных оберегов от чужого глаза и слова и спрятала под одеждой. Засунула в карман сделанные в незапамятные времена узлы с ветрами. Увесилась заговоренными на отражение сглазов и чужой воли магловскими амулетиками. Короче, в Хогвартс я собиралась как на войну.

Первого сентября нас с Гарри любезно подвез Вернон Дурсль и, пробормотав что-то про платформу девять и три четверти, благополучно свалил. Мы остались вдвоем: мальчик со взрывом на голове, с сундуком и белоснежной совой и я, мальчик в фенечках, с почтальонкой и скорбью на челе — ни дать ни взять белоголовый эмо из двухтысячных.

— Эм… Вадим, а ты не знаешь, где платформа девять и три четверти?

— На третий день Орлиный глаз обнаружил, что стены-то нет… — вздохнула я. — Поттер, просто смотри вокруг.

И пришли они. Толпа рыжих цыган, возглавляемая шувани, которая кричала на весь вокзал про маглов и была одета так, как будто она явилась прямиком из желтого дома. Уверена, на них были какие-то чары, потому что окружающие в упор этот табор не замечали. Поттер с улыбкой Бэмби пошел на зов. Я — за ним.

Актриса из миссис Уизли была так себе. Громко, с выражением спрашивала про платформу девять и три четверти и косилась при этом на нас. Близнецы с недоумением глядели на мать, рыжая, наряженная в ночнушку девочка пищала что-то про Гарри Поттера, четвертый рыжик размазывал по носу грязь, а самый старший стоял в сторонке и старательно делал вид, что он не с ними.

Поттер, наивная душа, выслушал инструкции по проникновению в волшебную часть вокзала и принял ненавязчивое знакомство с Роном. Ощущения от прохождения сквозь стену были… интересными. Словно проходишь через стену из желе. А сама платформа была буквально пропитана магией. Я кожей чувствовала эти вибрации. Похожее ощущение было в Косом переулке. Оно было не то чтобы неприятным, а просто было. Я на миг застыла, привыкая к нему, и тут же едва не упустила Поттера из виду. Пришлось нагонять.

Сундук у Гарри был здоров.

— Ты чего туда понапихал? — пропыхтела я, пытаясь затащить его в багажное отделение.

— Да ничего особенного, — Поттер отпустил другую сторону и теперь тяжело отдувался. — А где твой багаж?

Я с самодовольным видом похлопала себя по почтальонке. На выходных я вышила на ней обереги и обтянула сверху черной кожей. Исколола все пальцы шилом и чуть голос не потеряла, пока накладывала на стежки защиту от воров и потери. Пространственный карман от этого не пострадал, так что у меня получился нехилый такой артефакт, который отлично сочетался с моей школьной формой и теми же джинсами. Да, я все еще ощущала себя женщиной.

Тут появились близнецы. Они быстренько закинули сундук в багажное отделение и узнали в Гарри того самого Поттера. Мы с Гарри прошли в купе и успели подслушать, как близнецы докладывали о том, что мама помогла самому Гарри Поттеру. Малявка тут же активизировалась и запищала, что хочет пойти и посмотреть на него. Вот противная мелочь. Когда Гарри в первый раз подошел, она так презрительно на него глянула, а теперь пищит: «О, Боже, сам Поттер!»

Поезд тронулся, и в купе затащился Рон. Я вежливо с ним познакомилась и уткнулась в книжку, а Гарри принялся шпарить по сценарию.

— … у мамы есть троюродный брат, он, кажется, работает бухгалтером, но мы о нем не говорим… — зацепила меня фраза Уизли, и я оторвалась от книги.

— Повтори.

— Что? — растерялся Рон.

— Про дядю, который работает бухгалтером. Почему вы о нем не говорите?

— Ну, он сквиб. Это когда у волшебников рождается ребенок, и у него слишком мало магии, чтобы колдовать волшебной палочкой.

Я с трудом удержалась от презрительного фырканья, кивнула и снова уткнулась в книжку. И выпала из мира Ариэля только с появлением продавщицы сладостей, которая, если верить пьесе, дух поезда. Я с трудом удержалась от вопроса, как она появилась на свет. Не сожгли же кого-то в печке? С мостами и колоколами такое сплошь и рядом. Нормальной еды у неё не оказалось, так что пришлось лезть за бутербродами. Гарри с Роном увлеченно распаковывали сладости, и меня едва не стошнило, когда на свет показалась шоколадная, шевелящая лапками лягушка. Тащить её в рот… Мне и обычные лягушки никогда не нравились, а теперь я и вовсе не смогу на них спокойно смотреть. Фу…

Волшебная Англия нравилась мне всё меньше и меньше. А с появлением круглолицего мальчика с плачем о потерянной жабе я поняла, что путь в Гриффиндор мне точно заказан. Я не вынесу соседства с Тревором. Рон достал облезлую волшебную палочку, собираясь колдовать, и тут появилась Грейнджер. Я получила взрыв мозга.

Гермиона Грейнджер была негритянкой!

Нет, не чистокровной, но в поколении втором-третьем определенно кто-то отметился: эти полные губы, широкий нос, разрез карих глаз и буйные каштановые мелкие кудри… Никогда не верила Роулинг, что-де Гермиона может быть чернокожей, потому что по канону её дочь рыжая, а у чистокровных негров рыжие не рождаются в принципе. Все фанаты думали, что заявления мамы Ро — дань толерантным взглядам. И тут нате вам! Грейнджер — наполовину негритянка! Я не знаю, квартероны могут рождаться рыжими вообще? Хотя, помню, в семнадцатом году по интернету гуляли фото альбиноски, которая была чистокровной негритянкой. Но она была рыжей из-за мутации! А Роуз магия помогла, что ли?

— Как тебя зовут? Что читаешь? — Гермиона подсела ближе, пытаясь заглянуть в книгу, но я быстро её захлопнула.

— Зови меня Дим. А читаю я «Ариэль».

— Про русалочку? — высокомерно-презрительное выражение этой отличницы мне определенно не понравилось. — Лучше бы ты прочел что-нибудь умное.

— Ариэль — повесть Александра Беляева. И с русалкой авторства Ганса Христиана Андерсена не имеет ничего общего. Похоже, ты не читала ни того, ни другого.

О! Замечание о том, что она чего-то не читала, для Грейнджер сравнимо с выстрелом в голову. Выражение лица у неё было просто бесценным. Похоже, я только что нажила себе врага. Забавно будет посмотреть на потуги этой отличницы.

— Дай почитать! — ого, любезная улыбка, похоже, я её недооценила.

— Читай, — я раскрыла книгу, ткнула ей под нос и с удовольствием добила: — Если ты знаешь русский язык.

О, да. Грешно, конечно, издеваться над маленькими девочками, но как же приятно сбить спесь!

Грейнджер ушла, хлопнув дверью. Н-да, такая Гермиона может носиться со свободой для домовиков.

Ариэль как раз вытащил мальчика из колодца, когда дверь снова открылась. На пороге возник мальчик, светловолосый до такой степени, что я сначала подумала, что он альбинос. Серебряные, какого-то не вполне человеческого оттенка глаза, темно-русые ресницы и белесые брови, острые, но вместе с тем выразительные черты лица — мальчик обещал вырасти в настоящего красавца. Интересно, почему он волосы зализывает? Это же вредно. Может, он кудрявый?

Мальчик втек в купе, и я чуть не задохнулась. Вокруг него витало такое… Это не рассеянная магия пространственного кармана Косого или вокзала. Это была эфемерная, но вместе с тем мощная сила, окутывающая Малфоя прочным, непробиваемым коконом. И она пульсировала, кружилась, как будто бы вместе с кровью.

Говорил мальчик очень красиво: слегка растягивая слоги, певуче, мелодичным голосом. Я даже грешным делом подумала, что фансервис прав и в роду Малфоев были вейлы. Гадость Рону он сказал, кстати, вполне обоснованно. Тот посмеялся над его именем и еще вдобавок проехался по Пожирателю-отцу.

Малфой протянул руку и, прежде чем Поттер успел брякнуть какую-нибудь глупость, я наступила другу на ногу. Тот поморщился и всё-таки отбарабанил сценарный ответ. Я тут же отвесила герою подзатыльник и поймала опускающуюся белую ладонь.

— Прости своего глупого родича, Драко, он не понимает, от чего отказался, — со вздохом сказала я.

Краснота медленно схлынула с молочно-белых щек, и Драко почти спокойно спросил:

— Ты не представился?

— Вадим Волхов. Приятно познакомиться.

— Иностранец? — удивился Малфой. — Русский?

Я улыбнулась и кивнула. Драко пугающим, по-взрослому оценивающим взглядом пробежался по фенечкам, задержался на почтальонке и тоже дернул уголком губ.

— Что ж, вынужден признать, в окружении Поттера есть приличные люди. Поттер, — высокомерный взгляд. — Я принимаю твой отказ, отныне и впредь не рассчитывай на мою дружбу. Отныне и впредь ты сам себе советчик. Держись своего друга, судя по всему, в людях он разбирается лучше тебя. Всего вам доброго.

И, гордо выпрямив спину, малолетний колдун удалился.

Я уселась на своё место и под пристальными взглядами Уизли и Поттера спокойно открыла книгу.

— Что тут происходит? — заглянула в купе Грейнджер. — Уж не собрались вы тут безобразничать?

— Никто не безобразничает, — спокойно ответила я. — Просто к Поттеру заходил родственник, предлагал покровительство и получил отказ.

Лицо у Гарри стало несчастное.

— Он мой родственник?

— Упаси Мерлин от таких родственников, — проворчал Рон. — Малфои одни из первых перешли на нашу сторону, когда Сами-Знаете-Кто исчез. Они сказали, что он их околдовал. А мой отец в это не верит. Он сказал, что отцу Малфоя не нужно было даже повода для того, чтобы перейти на Тёмную сторону.

— Понятно, отчего они тебя не забрали от тетки, Гарри, — добавила я. — Кто позволит герою расти в семье с такой репутацией?

— Ничего, перебьюсь, — буркнул Гарри. — Он мне еще в нашу первую встречу не понравился.

— А тебе чего? — повернулся Рон к Гермионе.

— Я зашла вам сказать, что мы скоро подъезжаем, и вам пора переодеться, — наставительно сказала Грейнджер. — А то в коридоре все носятся, как дети малые!

Я только закатила глаза. Н-да, синдром отличницы — это тяжко.

Затем была жуткая темная платформа, толпа детишек, перепуганных темнотой и узкой неудобной дорогой, которая освещалась лишь одинокой керосинкой в руках здоровенного бородатого мужика. И пронзающее насквозь ощущение громадного, гудящего поля, отозвавшегося по коже покалыванием и мурашками. Пространство гудело, как трансформаторная будка, и мне очень не хотелось туда идти. Намертво вбитые в подкорку правила и инстинкты требовали развернуться и как можно скорее покинуть это место, пока не шарахнуло током. И тут мы увидели Хогвартс.

— Ооо! — прокатился по толпе восхищенный вздох.

Обереги, защищающие мои мысли и волю, обожгли грудь. Я поспешно зажмурилась и скрутила фиги. Стало полегче, но замок всё равно бил по мозгам и пытался погладить, заманить и сделать своим. Гадость какая. И здесь мне предстоит учиться. Почему остальные ничего не чувствуют?!

Древние лодки, казалось, были ровесницами замка. Я сидела рядом с Гарри и старательно жмурилась, скрестив руки и ноги и показывая пальцами фиги. «У меня есть дом, я не твой, я не принадлежу тебе, я гость, всего лишь гость» — как мантру талдычил про себя.

А замок смотрел и гудел, давил на меня своей громадой и, казалось, даже щупал. Когда я склонилась вместе со всеми, ощущение чужого взгляда убралось и давление ушло. Глаза я открыла лишь тогда, когда лодка стукнулась о камни. Переход через пристань к дубовым дверям замка в моей памяти остался урывками. Я пыталась сосредоточиться и привыкнуть к местной магии. Она была настолько концентрированной и густой, что от неё гудел каждый камешек и земля, а воздух буквально застревал в горле. Неудивительно, что здесь не работает электроника.

В самом замке было ничуть не легче. Гудение трансформатора лишь усилилось, резонируя от стен. Виски медленно наливались тяжестью. Обереги молчали, Хогвартс больше не пытался повлиять на меня, это были лишь мои личные ощущения. От этого гудения чувства обострились, и мне было откровенно неприятно стоять рядом с Роном. От него разило знакомым сладковато-металлическим запахом. Очень уж диким оказалось сочетание одиннадцатилетнего мальчишки с запахом месячных. А вот от Гарри ничем неприятным не пахло. От него веяло простором, свежескошенной травой, зелеными яблоками и чуть-чуть теплом… а, нет, от него пахло. От волос отчетливо тянуло запахом разложения. Грейнджер стояла впереди, вот от нее ничего не чувствовалось. От неё даже не веяло ничем, наоборот — её волосы как будто втягивали гудящее поле Хогвартса и окружающих. Забавно, таких ощущений от неё в поезде не возникало. Я потерла виски и помассировала горло, пытаясь притупить тошноту. Поле Хогвартса обострило мою чувствительность в десятки раз, раньше я никаких запахов от Гарри не чувствовала. Кошмар.

Наконец, вернулась МакГонагалл и впустила нас в Большой зал. Народу стало гораздо больше, и я судорожно сглотнула, дыша ртом. Съеденные в обед бутерброды настойчиво просились назад. При виде Распределяющей шляпы я тихонько застонала, и Гарри, наконец, заметил, что со мной что-то не то.

— Вадим, тебе нехорошо?

— Очень, — выдавила я. — Не наклоняйся ко мне.

Поттер покорно отошел, зеленые глаза беспокойно смотрели на меня. Распределение началось. Все распределялись по канону. Лонгботтом отправился в Гриффиндор, Грейнджер — туда же, Малфой — в Слизерин, шляпа едва коснулась прилизанных волос. И вот на табуретку сел Поттер. Шляпа молчала долго, очень долго.

— Гриффиндор!

Алознаменный факультет взорвался такими овациями, что задрожали окна. Гарри сполз со стула, проковылял к столу, где его тут же затормошили и затискали. Я с тоской посмотрела на троих Уизли за столом и поняла, что на Гриффиндор точно не пойду. Гарри сел за стол и с надеждой уставился на меня. Еще тридцать человек, среди которых — ни одного иностранца, и вот…

— Уадэм Уол… хов!

— Вадим Волхов! — поправила я хмуро, подходя к табурету.

Женщина неодобрительно поджала губы и опустила шляпу мне на голову. Та поджала полы и, так и не коснувшись моих кудрей, заорала:

— Слизерин!

Неверящий и огорченный взгляд Поттера.

Блин, вот я попала. Придется вспоминать родословную, доказывая, что не случайный мутант. Стол факультета сдержанно аплодировал, пока я шла к нему. Малфой поймал мой взгляд и кивнул на место рядом с собой. Я села и осторожно втянула воздух в грудь.

Откровенно противных запахов не было, хотя почти все дети вокруг излучали такое, что по телу прокатывались мурашки и волосы начинали шевелиться. Малфой пах озоновой свежестью и какими-то цветами, в которые вплеталась тонкая и откровенно лишняя гнильца. От Кребба веяло пещерным эхом и сырыми камнями. Гойл излучал солнечное тепло и пах свежесрубленным деревом. Напротив меня сидел Теодор Нотт. От него пахло костром и чувствовалось тепло, в запахе костра мне чудился запах закопченого мяса. Так, похоже, это было проклятье, но оно… пошло на спад? Я потерла гудящие виски. Тошнота никуда не делась. Первый день — а мне уже хреново. Может, всё-таки рвануть в Россию? Девяностые — не так уж и страшно. Один раз уже пережила.

Каюсь, пропустила речь Дамблдора и очнулась на знаменитом «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!» Стоявшие на столе тарелки были доверху наполнены едой. Меня чуть не стошнило: ростбиф, жареный цыплёнок, свиные и бараньи отбивные, сосиски, бекон и стейки, варёная картошка, жареная картошка, чипсы, йоркширский пудинг, горох, морковь, мясные подливки, кетчуп — всё во мне взбунтовалось и категорически отказывалось принимать пищу. О, боги, мятные леденцы! Я сразу же засунула леденец в рот и с облегчением ощутила, как убирается тошнота. Потянулась запить — и закашлялась. И это тыквенный сок? Нет, я всё понимаю, но в тыкве предполагается сладость, или я чего-то в сладких сортах не понимаю? В любом случае, запивать этим мятные леденцы оказалось плохой идеей.

— Волхов, ты в порядке?

Теодор Нотт и Малфой смотрели на меня с беспокойством. Ну, да, я себе еды так и не положила, а соседи вовсю уминают угощение, только за ушами трещит, даром, что аристократы.

— Я что, так плохо выгляжу?

— Ты бледный очень, — Нотт внимательно рассматривал моё лицо. — Тошнит?

Я сжала виски ладонями и кивнула. Выносить гул Хогвартса становилось всё сложнее. В ушах тяжело стучало, тошнота не проходила, а от запаха еды стало только хуже. Все признаки отравления и плюс, кажется, у меня повышается давление.

— Тебе надо в больничное крыло, — заметил Малфой.

— Ничего, до конца пира досижу.

Ужин и речь Дамблдора я пропустила и очнулась, когда перед носом поплыли золотистые ленты слов, и грянула немыслимая ересь, именующаяся школьным гимном. Стоп, а какого хрена я тяну эту ересь? Ни один слизеринец, кроме парочки маглорожденных, не запел! Я попыталась закрыть рот, но песня, сука такая, не прекращалась!

Я разозлилась окончательно.

— По двору ходииила, ольху я ломаааала. По двору ходиииила, ольху я ломааала. Ольху я! Ольху я! Ольху я ломала!

Слизеринцы подскочили. Голос, надо сказать, у меня был поставлен хорошо и легко перекрыл жалобный вой, который издавала парочка первокурсников. Русские матюки я пела с душой и чувством, пользуясь полнейшей безнаказанностью.

Куплетов в песне было предостаточно, а великий родной и могучий во всем своем многообразии доносил до окружающих место, куда я посылала и Хогвартс, и Дамблдора, и волшебный мир Великобритании. Даже ленты убогого гимна прониклись и предпочли убраться от меня подальше. Петь я закончила одной из первых, дабы никто из учителей не понял, что пою я вовсе не о школе.

Однокурсники весело улыбались. Шутку оценили по достоинству, а я со стоном зажмурилась. Голова болела просто адски.

— Волхов, — меня осторожно потрясли за плечо. — Пойдем, Волхов.

Я с трудом выбралась из-за стола и побрела куда-то за толпой, споткнувшись на лестнице, чуть не упала и была подхвачена каким-то старшекурсником. Дорогу до факультета я не запомнила. В себя пришла рывком, как будто вынырнула из глубины. По коже разлилась прохлада, на виски перестало давить. Боль уходила. Я блаженно выдохнула и развалилась в зеленом кресле. Я люблю тебя, слизеринская гостиная.

— Полегчало? — улыбнулся стоящий напротив меня старшекурсник.

— Да, — я улыбнулась в ответ. — Спасибо.

— Озеро, — глубокомысленно кивнул парень. — Стихийник?

Я отрицательно качнула головой.

— Целитель. Точнее, буду целителем. Хотя, клятву уже принес.

Клятву я действительно приносила. В том мире. Клятву Российского врача. Да, Валя успела выучиться на терапевта, но толку здесь от этой, несомненно, нужной специальности?

— В смысле, целитель? — парень подобрался и недоверчиво уставился на меня. — Как наша мадам Помфри?

— Не знаю, как Помфри, а я могу сразу сказать, что у тебя болит рука. Предплечье. Укус какого-то небольшого животного с ядовитыми клыками… Не магического. Не позже десяти дней назад.

— Верно, — в глазах парня появилось уважение. — Гадюка цапнула неделю назад. Но меня сразу же вылечили.

— Яд вывели, да, — прислушалась я к своим ощущениям, вглядываясь в руку. — Но вот нервы твой врач толком не поправил. Оно, конечно, и само пройдет, ты же волшебник. Но я бы посоветовал обратиться к медику, а то ты через месяц занятий начнешь обезболивающее пить. Рука-то у тебя ведущая.

Парень величественно кивнул, мол, принял к сведению и протянул руку.

— Роланд Мелифлуа. Пятый курс.

— Вадим Волхов. Первый, — ухмыльнулась я.

Дальше в гостиную вошла староста и произнесла ознакомительную речь для первокурсников, сделав акцент на том, что гадить своим нельзя, а чужим можно, но осторожно. Затем была комната на четверых, кровать с тяжелым изумрудным балдахином и окно с заглядывающей в него какой-то озерной тварью. Я успела услышать, как Малфой пытается уговорить Нотта и четвертого соседа на обмен местами с Крэббом и Гойлом, и отключилась.

Глава 5. Болезнь и сногсшибательный мужчина

Не люди — звери,

Не пальцы — спицы.

Мне только снится,

Что я тебе верю.

Мне только страшно,

Что я тебя знаю.

Я всё теряю

И выгляжу неважно.

Когда я читал про Хогвартс в девичьей юности, у меня возникал образ какого-то невероятно прекрасного и волшебного места, в котором очень интересно и слегка страшно. Фильм только добавил впечатлений, и обстановку я представляла вполне конкретную. Так вот, очевидно, моё подсознание так полюбило создавать реалистичные глюки, что даже волшебный замок получился ну очень… скажем, неудобным.

Нет, волшебники постарались. На каждом этаже имелся вполне современный санузел, душевые в каждом общежитии, сами общаги и гостиная были вполне обустроены. Никакой сырости и холода, и даже смеситель в кранах был предусмотрен, но стоило выйти за пределы гостиной, как ты тут же понимал — да, черт возьми, здесь оголтелое средневековье. Законопатить все щели в огромном замке у англичан не хватило терпения, и по коридорам и классам вовсю гуляли сквозняки, а подвал еще и сырым был. Благо, плесень в таком холоде не жила. Движущиеся лестницы с периодически исчезающими ступеньками на меня нагнали откровенный страх сломать шею, двери в классы и комнаты жили отдельной, независимой жизнью, а щедро развешанные тут и там портреты и периодически появляющиеся призраки с пустым пугающим взглядом очень напоминали надсмотрщиков. На завтрак нам всю неделю подавали тосты да овсянку с разными добавками, а тыквенный сок вообще не заменялся ничем. Плюс, поле Хогвартса на меня давило с каждым днем всё сильнее, обостряя и так острое чутьё. На четвертый день я уже заставляла себя выходить из гостиной, потому что в голову начинали лезть совершенно невыносимые запахи, шумы и гудение.

Поттер ко мне не подходил. Рон Уизли сел ему на шею и самозабвенно пел про мерзких слизеринцев, стоило мне появиться в пределах зрения Гарри. Хотя глаза у друга при виде меня делались тоскливыми. Ребенок явно хотел подойти, но общественное мнение и рыжий не давали ему это сделать. А мне было не до наших отношений — я старалась не сойти с ума.

Уроки пока были вводные, посвящались технике безопасности при работе с палочкой, чарами, зельями, объяснялись некоторые традиции маглорожденных и чистокровных, правила поведения и законы. Например, я узнала бесценную информацию о том, что колдовать любую мало-мальски мощную магию на территории Европы разрешено исключительно волшебными палочками. Также разрешалась магия, для которой маг должен был воспользоваться вспомогательными средствами и затратить длительное время на подготовку. То есть, зелья, рунические заклятья, каббалистика, гадание. Напрямую же пользоваться своими силами считалось незаконным, исключения составляли стихийные всплески детей и подростков. Короче, мне несказанно повезло, что я не засветила телекинез и лечение наложением рук. Практическое занятие за всю неделю было только одно — по трансфигурации, где я убедилась, что волшебные палочки не для меня. Все-таки меня учили другому обращению, и пусть получалось у меня там через пень-колоду, но в подкорку мозга намертво въелось уважение к потусторонним силам и осознание того, что силу эту попусту тратить нельзя. В моём понимании магия — десятиминутной песней созвать грозу и дождь на поля, пройтись по раскаленным углям босыми ногами, зарезать петуха и на крови сделать заговор, чтобы потом на войне ни пули, ни осколки не брали. А от такого бытового обращения с магией, которое пытались привить в Хогвартсе, меня тошнило. В прямом смысле. Кстати еще я проверила рецепт Гоголя — магическую силу мелового круга — на профессоре Бинсе. Сработало, действительно отгоняет нежить и её влияние, особенно, если не смотреть. А фоновый бубнеж ничуть не мешал покорять биологию.

В пятницу я не выдержала и пошла в больничное крыло. Милая медсестра помахала надо мной палочкой и вынесла вердикт:

— Ничего особенного, переутомление и нервы. У многих маглорожденных такое бывает со сменой обстановки. А обострение чувствительности от того, что ты попал в насыщенное магией место. Привыкнешь.

Меня напоили успокоительным и порекомендовали отоспаться на выходных. Жалобу на то, что с течением времени мне становится только хуже, она проигнорировала. Смутное желание свалить отсюда оформилось во вполне конкретное решение сделать это в выходные.

На завтраке ко мне подсели Теодор и Блейз.

— Что сказала мадам Помфри? — спросил Нотт, вглядываясь в лицо.

— Сказала, что я так привыкаю к магии школы плюс переутомление, нервы и посоветовала отоспаться на выходных и поменьше нервничать, — я дернула плечом, вяло ковыряясь в ненавистной овсянке.

— Да, отдохнуть тебе не помешает, — кивнул Блейз. — Выглядишь ужасно.

Я это прекрасно знала. Ввалившиеся глаза, темные круги в пол-лица и бледная кожа никого не красят.

— Сегодня зельеварение, сдвоенный урок с Гриффиндором и больше ничего, — сказал Тео. — Кабинет декана в подземельях, там тебе вроде легче?

— Мне в гостиной нормально, — криво улыбнулась я. — Она прямо под озером. В коридорах, где сыро, тоже не так плохо. А класс уже в сухом участке.

— Да, похоже на привыкание к полю Хогвартса, — озабоченно покачал головой Нотт. — Я в книжках порылся. Маглорожденным иногда становилось плохо от переизбытка магии, но за месяц они привыкали, и им становилось лучше. Особенно ярко это проявлялось у тех, что жил в магически бедных зонах. Вода выбивается из картины, но это, видимо, из-за каких-то особенностей твоей магии.

Я кивнула, с трудом запихивая в себя тост. Голова снова гудела, в висках знакомо стучало. Скоро кончики пальцев начнет покалывать, и прикасаться к вещам и людям станет опасно.

Уже сидя в классе и разглядывая коллекцию заспиртованных гадов, я тихо порадовалась, что на этом уроке не нужна волшебная палочка. Для измученного организма такой стресс был бы уже запредельным.

Снейп влетел в класс, эффектно развернулся на каблуках — полы мантии взметнулись — и ловким движением руки материализовал журнал.

— Браун Лаванда… Грейнджер Гермиона…

Я забыла о головной боли, приступах и тошноте. Все мысли вымело напрочь.

Снейп определенно не был классическим красавцем, да и желтоватая кожа с жирными волосами не добавляли ему привлекательности. Но то были проблемы с печенью и нарушение в выделении кожного сала, а не следствие неопрятности. Идеально белые манжеты, накрахмаленный воротник, блестящие ботинки, выглаженная мантия — Снейп предпочитал тот же классический стиль, что выбрала я. И он, признаться, безумно ему шел. Мужчина двигался по классу легко, резко, выверенными движениями хищника. Черные глаза смотрели пристально и тяжело, я сразу вспомнил слова миссис Дурсль о скисшем молоке. А голос… Боги, что это был за голос! Низкий, бархатный, глубокий. Снейп определенно не был классическим красавцем, нет. Он был завораживающим.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку. Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения…

О, да, да! Не останавливайся! С веселым ужасом я поняла, что, кажется, влюбляюсь, и застонала, уткнувшись лицом в ладони.

Я точно в коме. Только моё подсознание могло придумать такого шикарного Снейпа и при этом сделать меня мальчиком. И при этом, я на сто процентов уверена, что зельевар исключительно традиционной ориентации. Кошмар!

— …хов! Волхов!

Нотт потряс меня за плечо, и я поняла, что Снейп уже несколько раз называл мою фамилию, а теперь стоит около стола и смотрит на меня.

— Да… Да, я здесь, я слушаю, извините, — пробормотала я, потирая лицо.

— Извольте смотреть на меня, когда я с вами разговариваю.

Я покорно опустила руки и уставилась на подбородок зельевара. Не в глаза, ни в коем случае! Но и подбородок меня впечатлил. Особенно губы. Бледные, сухие, но, черт возьми, их форма была идеальна! Боги, да за что мне это?! Может, сказывается недостаток секса у реального тела?

Губы дрогнули, недовольный излом разгладился.

— Вам плохо, мистер Волхов?

Да! Мне очень плохо!

— Да… То есть, нет. Я в порядке. Извините, профессор.

— Никогда не врите в ущерб себе, Волхов. Немедленно отправляйтесь в Больничное крыло.

— Я только что из Больничного крыла, сэр. Мадам Помфри уже лечила меня и сочла моё состояние подходящим для занятий.

— Что ж… — Снейп угрожающе прищурился. — На втором занятии будет практика. Ваше зелье должно быть идеальным.

— Я понял, профессор. Зелье будет идеальным.

Снейп коротко кивнул и переключился на Поттера. Опустив героя ниже плинтуса и сняв десять очков, злой гений начал вводную часть.

Ну, что сказать? Он гениальный оратор и зельевар. Но преподавать он должен в университете. Жесткий, бескомпромиссный педагог. Удав, если пожелаете. Как он диктовал технику безопасности! На каждый пункт находил какой-то совершенно жуткий случай, который описывал в самых мерзких подробностях. От его зловещего тона дети бледнели, зеленели и на котлы смотрели с ужасом. Зельевар кружил по классу хищной птицей и сверкал черными очами. Для окончательного завершения образа великого и ужасного мага не хватало только злодейского смеха. А вот о взаимодействии ингредиентов он говорил увлеченно, приводя примеры и интересные случаи. Его фантастический голос уводил слушателей в самые глубокие таинства зелий, причем лекция содержала в себе гораздо больше, чем было в учебнике, и конспектировать его успевала только Грейнджер, потому что остальные сидели, раскрыв рты, включая меня. Во второй части урока, на закрепление темы о взаимодействии ингредиентов и техники безопасности, он записал рецепт зелья на доске (кстати, отличающийся от рецепта в учебнике) и велел приступать.

Тео сходил за ингредиентами, пока я разжигала огонь под котлом и наливал воду.

— Ты вари, я займусь подоговкой, — кончики пальцев покалывало, голова начинала кружиться.

— Ты хотел сказать, подготовкой?

Подготовка. Слово имело серо-синий цвет. Здравствуй, синестезия, один из признаков шизы. Или это коматозное подсознание так развлекается?

— Да, именно это, — зависая от цветных звуков, сказала я и подтянула к себе ступку со змеиными зубами.

Вот и пригодилось моё обостренное чутьё. Я смогла сосредоточиться на приготовлении зелья и чувствовала, какие клыки лучше подходят, как их лучше размельчить, каким змеям они принадлежали. Как лучше нарезать то или иное. Когда Невилл расплавил котел, Нотт ошибся с помешиванием, и я тут же почувствовала нарушение энергии.

— Погоди, дай сюда, — я оттеснила Тео от котла, взяла ложку и прищурилась, глядя на зелье.

Снейп рычал где-то на ученика своим безумно-сексуальным голосом, который расцвечивался бордовым с золотистой искрой на хрипотце. Сознание плыло и ускользало, черпак в руке дрожал. Я понимала, что вот-вот упаду, но я должна была сдать это чертово зелье идеальным!

В носу стало влажно. По губе потекло. Я машинально облизала её. Рядом завопил Теодор. Так, помешать восьмеркой раз, в бесконечность завернуть поток, чтобы сила целительная возросла восьмикратно, обернуть кругом посолонь, очертить границу на яде снадобья и взмахнуть над ним поперек и вдоль, дабы крест поставить на недуге…

— Волхов! Волхов, достаточно, слышите? Посмотрите на меня!

Черпак вырвали из руки, за плечи оттащили от котла, но это уже было неважно. Я подняла голову, сфокусировала взгляд и улыбнулась. Какие глаза! Просто увидеть и умереть…

— Зелье идеально, профессор, — отрапортовала я.

А потом пол рванулся мне навстречу.

* * *

Многих учеников повидал Северус Снейп за свою десятилетнюю карьеру преподавателя. Одни были откровенно талантливы, но безгранично ленивы. Другие упорны, но не имеющие ни грана чутья. Были еще уникумы в лице близнецов Уизли, которые растрачивали свой исключительный талант на исключительную ерунду. А абсолютное подавляющее большинство детей просто тупо зубрило учебники, не проявляя ни грана понимания и уважения к искусству зелий. Но Вадим Волхов не попал ни под одну категорию.

Для начала, Снейп впервые за всю жизнь вызвал у ученика не страх и уважение, а восторг. Волхов буквально облизывал его восхищенным взглядом, приоткрыв рот и забыв про всё на свете. Признаться, зельевар даже растерялся. Такой взгляд Снейп видел лишь у Беллатрикс Лестрейндж в адрес Темного Лорда. А тут — мальчишка, первокурсник.

Далее Снейп впервые увидел ученика, который отказался покидать его урок по причине плохого самочувствия. А в том, что мальчишке плохо, Северус не сомневался. Он прекрасно рассмотрел и мертвенно-бледное лицо, и круги под глазами, и дрожащие руки. Когда Волхов сообщил, что утром был в Больничном крыле, мужчина поверил сразу. Характерную розовую кайму вокруг губ оставляло только его Успокоительное. О том, что Волхов не ушел с урока лишь из-за своего беспричинного восторга, Снейп постарался не думать.

И ладно бы, восторг, Снейп сделал попытку спустить мальчишку с небес на землю. Он не сомневался, что с такими дрожащими руками и плывущим взглядом идеальное зелье сварить у Вадима не получится даже с Ноттом, но и тут странный иностранец смог его удивить. Сначала он взял всю подготовку ингредиентов на себя, на чистой интуиции отобрал самое лучшее и измельчил медленно, но правильно и старательно.

В тот момент, когда Снейп призвал всех полюбоваться, как Малфой варит рогатых слизняков (кстати, Волхов делал это ничуть не хуже, но неуклюже, а Малфою зельевар лично ставил руки) класс вдруг наполнился ядовито-зеленым дымом и громким шипением. Невилл каким-то образом умудрился растопить котел Симуса, и тот превратился в огромную бесформенную кляксу, а зелье, которое они готовили в котле, стекало на каменный пол, прожигая дырки в ботинках стоявших поблизости учеников. Снейп развернулся и одним взмахом остудил жидкость. Через мгновение все с ногами забрались на стулья, а Невилл, которого окатило выплеснувшимся из котла зельем, застонал от боли, так как на его руках и ногах появились красные волдыри.

Снейп, с трудом удержавшись от крепкого словца, одним движением ладони смел в угол пролившееся зелье, палочка в его руке порхала над пострадавшим учеником.

— Как я понимаю, прежде чем снять котел с огня, вы добавили в зелье иглы дикобраза?

Невилл вместо ответа сморщился и заплакал — теперь и нос его был усыпан красными волдырями.

— Отведите его в больничное крыло, — скривившись, произнес Снейп, обращаясь к Симусу. А потом повернулся к Гарри и Рону, работавшими за соседним столом. — Вы, Поттер, почему вы не сказали ему, что нельзя добавлять в зелье иглы дикобраза? Или вы подумали, что если он ошибется, то вы будете выглядеть лучше его? Из-за вас я записываю еще одно штрафное очко на счет Гриффиндора…

— Профессор! — раздался панический вопль Теодора. — Профессор, сюда скорее!

Снейп обернулся.

Волхов стоял, пьяно качаясь и вцепившись рукой в стол. Во второй руке он держал черпак, что-то монотонно шептал и замысловато мешал зелье, вопреки всем инструкциям.

— Идиот! — все-таки выругался Снейп и схватил мальчишку за плечи, не давая упасть в котел. — Волхов! Вы, маленький самоуверенный кретин, остановитесь сейчас же!

Шепотки на зелья изучают только на высших зельях и алхимии. Они требуют предельной концентрации и особого состояния сознания, не каждый волшебник способен на такое, а Волхову этого делать было нельзя категорически!

— Волхов! Волхов, достаточно, слышите? — зельевар вырвал черпак из трясущейся руки и развернул ученика. — Посмотрите на меня!

Волхов медленно поднял голову, и зельевар перепугался. Белое лицо, огромные зрачки, из носа течет кровь. Встретившись с ним взглядом, мальчишка что-то пробормотал по-русски, улыбнулся, уверенным голосом сказал на весь класс, что приготовил идеальное зелье, и рухнул в обморок под панические вопли.

Снейп едва успел его подхватить и набросить заклинание стазиса.

— Так, — резко сказал он. — Нотт, гасите котел немедленно. К завтрашнему дню написать эссе по взаимодействию ингредиентов на примере зелья от фурункулов. И вызубрить технику безопасности назубок. А теперь берите этого шептуна и идите в Больничное крыло через мой камин. Это та дверь. Расскажете Помфри всё, что знаете. Не отвлекаемся от котлов!

Первогодки снова уткнулись в котлы, а Снейп подошел к вареву, которое сотворили Волхов с Ноттом и нервно хмыкнул.

Зелье определенно было идеальным, но как оно действовало, зельевар смог бы сказать только после экспериментов.

* * *

— …понимаю. Анализы не показывают ничего сверхъестественного, Северус. Мальчик в порядке.

— Мадам Помфри, у него открылось кровотечение. Это однозначно не привыкание к магическому полю. Если вашей квалификации не хватает, я вызываю специалистов Мунго!

Гудение трансформатора было приглушенным, боли не было, звуки перестали казаться цветными, но голова была тяжелой, а тело — слабым. Прохлада на коже, покалывания в пальцах и странных запахов больше не было. Похоже, я-таки свалилась в обморок, и меня перенесли куда-то под озеро. А теперь колдомедик и декан самозабвенно ругаются над моим беспамятным телом. И громко, черт возьми!

Я приоткрыла глаза и со стоном зажмурилась. От вспышки света в голове стрельнуло. Снейп и Помфри тут же заткнулись.

— Пить, — пробормотала я.

Голову приподняли, в губы уткнулся стеклянный край. Я выпила прохладную воду и, наконец, смогла открыть глаза.

Я однозначно была не в своей спальне и не в Больничном крыле. Какое-то слишком обжитое помещение, и кровать одна. Личные покои Снейпа?

Мадам Помфри сидела на краю кровати и с непонятным выражением на лице разглядывала меня. Позади неё темной громадой застыл донельзя мрачный декан, и взгляд его черных очей был таков, что мне захотелось скрестить пальцы, ноги и нырнуть под одеяло. Может, у него в роду цыгане были? Уж больно внешность характерная.

— Вы в состоянии отвечать на вопросы, мистер Волхов? — мягко спросила Помфри. — Как вы себя чувствуете?

— Хогвартс гудит, как трансформаторная будка. Я кожей чувствую это поле. Мне постоянно чудятся какие-то запахи от однокурсников, я не могу прикасаться к вещам и людям, я вижу… всякое. И от этого мне больно. Вы сказали, это пройдет. Но это не проходит, наоборот, всё только хуже. Даже сейчас, когда я под озером, я слышу это гудение. Тут даже воздух такой. Дышать сложно, — я бормотала, а на глаза наворачивались слезы.

Я безумно устала за эти дни.

Помфри нахмурилась и провела надо мной палочкой. От пронзившего меня потока я содрогнулась. Как медленный удар тока.

— Я не знаю, что с вами, Волхов, — призналась медичка. — Я сняла с вас все ваши обереги, но даже без них диагностика не показывает никаких отклонений для периода привыкания к магическому полю. Легкая перегруженность ауры, характерная для некоторых колдунов. В первый месяц они активно впитывают поле Хогвартса, магическое ядро насыщается магией и начинает работать в полную силу.

— Поппи, это не насыщение. Показания похожи, но его слова… это не оно, — зельевар был очень и очень озабочен. — Вызывай колдомедиков, это не твой случай. Скорее всего, что-то из родовых проклятий.

Помфри поджала губы и отправилась к камину. Я прикрыла слезящиеся глаза.

— Вы чистокровный, мистер Волхов? — спросил зельевар.

— Я… У меня по женской линии в роду ведьмы… Мужчин не было, а вот женщины — все.

— Как же так получилось, что вы родились волшебником? — выгнул бровь зельевар.

— Папа… Ну, по вашим меркам, сквиб. Я не один такой. Дядя моей бабушки тоже был. Мы не особо заостряли внимание на чистокровности.

— И никто никогда не упоминал, почему семья ушла из магического мира?

— Не… Не помню.

Зельевар молча буравил меня мрачным взглядом, я даже занервничала от такого пристального внимания и, кажется, начала краснеть. Ну, что он так меня рассматривает?

— Профессор, а зелье? — кашлянув, спросила я, бросив на него взгляд. — Зелье же получилось?

Выражение лица Снейпа изменилось с мрачного на злое.

— Да. Зелье вы сотворили… Но это не отменяет того, что вы кретин! Зачем вы на него принялись шептать? Такая магия применяется только в крайних случаях. Вообразили себя всемогущим Мерлином?

— Я что сделал? — удивилась я.

Снейп побелел от ярости.

— Вы хотите сказать, — медленно сказал он. — Что не понимали, что делали?

— Эм…

От крика и оскорблений Снейпа удержало только то, что я была больна. Но судя по едва двигающимся губам, он крыл меня еще теми словами.

— Вы… Неделя отработок… У меня… Как только вас признают здоровым! — наконец, выдавил он.

Я смотрела на разъяренного мужика и обреченно осознавала, что я та еще извращенка. Потому что вид злющего Снейпа вызывал у меня не страх и трепет, а восторженные завывания в голове: «О, Боже, какой мужчинаааа!» Может, мне не хватает адреналина?

— Как скажете, сэр.

На этом месте понабежали маги из Мунго и дружно запустили в меня каким-то заклятьем. А я снова провалилась в обморок.

— Энервейт!

Меня шарахнуло болью, и я взвыла, выгнувшись дугой. Меня тут же прижали к кровати, успокаивающе что-то бормоча. Открыв глаза, я увидела незнакомую женщину с эмблемой на груди. Рядом стоял мрачный Снейп с озабоченной Помфри. Еще один целитель, сухонький старичок, мне улыбнулся.

— Молодой человек, прошу прощения за столь резкое пробуждение, но вы должны знать, что с вами происходит. Как вы и предполагали, профессор Снейп, его состояние вызвано кровным наследием. Но это не проклятье, а скорее, выверт родовой магии. Синдром Грина, если быть точным. Редчайший случай, встречается только в чистокровных семьях древностью не менее двадцати поколений. Дар по каким-то причинам начинает передаваться исключительно по одной из линий и мутирует, наделяя своего носителя сверхчувствительностью к любым проявлениям магии. Люди с наследственным синдромом Грина могут быть способны на невероятные вещи, но не могут сотворить простейший Люмос. Классическая магия для них недоступна. Существование мужчины с таким синдромом практически невозможно, если магия в роду передается по женской линии.

Я прикрыла глаза. Вот как. Только я могла попасть в Хогвартс без возможности творить местную магию. Чудесно.

— Это лечится?

— Нет. Есть несколько зелий, они облегчат состояние и позволят вам находиться в магических местах, но полностью излечить вас нельзя. Это искажение самого дара, а не проклятье или сглаз. Вы уже пытались колдовать с помощью волшебной палочки?

— Да.

— И как ощущения? — оживился старичок. — У вас что-нибудь получилось?

Я помолчала, собираясь с мыслями и вспоминая тот единственный практикум на трансфигурации.

Расчеты взмаха были несложными для человека, получившего образование в российской школе. Закончив, я удостоилась скупого кивка профессора МакГонагалл. А вот практика стала настоящей катастрофой. Нет, ничего особо страшного не произошло: класс не взорвался, потолок не рухнул на головы. Просто я смотрела на спичку и не могла. Мне было тошно и плохо тратить свой дар так… пусто. Нет, я сделала взмах, но мерзкое ощущение стыда перед самим собой оформилось во вполне четкое ощущение тошноты, а палочка вызывала лишь брезгливость. Остаток урока я пропустила, сославшись на плохое самочувствие. К палочке я больше не прикасалась.

Целитель внимательно выслушал меня и цокнул языком.

— Жаль… жаль… Попробуйте сейчас сотворить какие-нибудь чары. Например, Люмос.

Я вздохнула, двумя пальцами достал палочку и быстро, стараясь не думать, повторила взмах.

— Люмос!

На конце палочки вспыхнул белый огонек, а мне стало так гадко, как будто меня макнули в деревенский туалет. Я выронила палочку, свесилась с кровати и распрощалась с завтраком. Целитель тяжко вздохнул и взмахом уничтожил лужу, а медсестра ласково погладила меня по спине и помогла улечься. Меня била дрожь.

— К сожалению, мальчик не потянет стандартную программу Хогвартса, — сокрушенно вздохнул целитель. — Чары, трансфигурацию, ЗОТИ — эти предметы ему недоступны.

— Меня исключат?

Радость в моем голосе озадачила волшебников.

— Нет, мистер Волхов, — наконец, отмер Снейп. — В программу Хогвартса также входят предметы, не включающие в себя использование волшебной палочки. Вам просто изменят расписание с учетом рекомендации колдомедика. Пусть часть специальностей для вас закрыта, но мы можем подобрать вам профессию с учетом вашей болезни. В частности, вы продемонстрировали весьма… впечатляющий результат на моем уроке. Вы можете стать выдающимся алхимиком.

Меня не отпустят. Хогвартс — чертова тюрьма!

— Ну-ну, молодой человек, не расстраивайтесь так, — растерянно забормотал целитель.

Медиведьма начала читать заклинания, но получила Силенцио от зельевара и возмущенно замычала. А тот бесцеремонно отодвинул её в сторону, взял в ладони моё лицо, стирая слезы, и повернул, заглядывая в глаза.

Радужки у него были настолько черными, что зрачок не было видно. Жуткие, абсолютно колдовские глаза остановили расплывшийся мир. Бархатный голос заворожил и успокоил. Я качалась на волнах густого шепота и не пыталась сопротивляться. Мне в кои-то веки было хорошо и безопасно. А руки у него мягкие, прохладные. И одежда пахла полынью и чем-то таким знакомым…

* * *

— Он уснул, — сказал Снейп и выпрямился. — Чем вы думали, мисс Треверс, когда пытались успокоить его заклинанием? Вы ничему не научились за эти годы, маленькая идиотка! Вам же ясно было сказано — сверхчувствительность к магии!

— Ну, будет вам, Северус, — добродушно замахал руками целитель. — Девочка просто растерялась, она знает, как поступать в подобных случаях.

Снейп только фыркнул и глянул на Волхова, нагло оккупировавшего его постель. Тот тяжело вздохнул во сне и повернул голову. Золотистые кудри спутались. На висках блестели дорожки слез. Ребенок был странным. И, как выяснилось, не без причины.

Целители выписали заключение для мадам Помфри и директора, порекомендовали зельевару книги с рецептами зелья для Волхова и откланялись. Зельевар постоял, глядя на безмятежно спящего ребенка, тяжело вздохнул и пошел к директору.

Вопрос с расписанием для Волхова следовало уладить сегодня же и уведомить его опекунов о замене учебников.

* * *

Я проспала почти двое суток. Как выяснилось, меня не рискнули тащить через камин, а просто превратили кресло в небольшую кровать, куда меня переложили. Когда я проснулась, Снейп уже поджидал меня в кабинете, сидя за столом. На столе стоял котел с зельем.

Зелье было какого-то совсем уж неорганического голубого цвета, но запах был очень знакомым. Я подняла взгляд на Снейпа.

— Душица, мелисса и лимон, правильно?

Зельевар ехидно изогнул бровь. Боже, ну как можно быть таким… потрясающим?

— Вы действительно хотите знать, из чего я варю это, мистер Волхов? Пейте сейчас же, пока не остыло.

Я вздохнула, приняла стакан и осторожно пригубила лекарство. На вкус оно было неожиданно приятным. После третьего глотка гудение Хогвартса начало затихать, а дышать стало на порядок легче.

Я облегченно вздохнула и залпом допила остатки. Снейп смотрел на меня, как натуралист на неизвестного жука.

— Как ваше самочувствие, мистер Волхов?

— О, спасибо, сэр, гораздо лучше! — радостно улыбнулась я.

Мне показалось, или он действительно расслабился? Ну да, плечи чуть менее напряженные, губы не такие сжатые, сел на своём кресле чуть более непринужденно, и руки завертели дорогущую перьевую ручку.

— Головокружение, тошнота есть?

— Нет.

А кабинет у него классный. Большой массивный стол из дуба. Суровый такой и вечный. Застекленные стеллажи с книгами, образцами и зельеварческим оборудованием. Хороший такой кабинет, строгий и слегка готичный. Снейп смотрелся здесь очень гармонично.

— Видимых аллергических реакций нет, — внимательно осмотрев моё лицо, сказал он. — Если почувствуете что-то, немедленно идите ко мне. Доза минимальна и рассчитана на четыре часа действия. Ваше новое расписание и учебники.

Он подвинул мне лист пергамента и пакет из книжного магазина. Так, что тут у нас… Ну да, как я и предполагала. Травология, астрономия, зелья и история остались прежними, добавились древние руны, нумерология и ритуалистика вместо трансфигурации, ЗОТИ и чар. И были расширены часы теории магии у Флитвика.

Я подняла глаза на Снейпа.

— Нумерологию я бы предпочел заменить прорицаниями.

Зельевар поморщился.

— Квалификация профессора Трелони такова, что нумерология является более продуктивным вариантом траты вашей жизни.

Я даже подзависла.

— Сэр, повторите, пожалуйста. Я запишу.

Снейп хмыкнул и положил ручку на стол. Повторять он, естественно, ничего не стал.

— Идите уже, мистер Волхов. Вы пропустите ужин. Жду в понедельник в восемь на отработку.

Я поставила кружку на стол, взял учебники и вышел, тихо прикрыв дверь.

То ли Помфри не соблюдает клятву, то ли просто известила профессоров, а те — старост и так далее. Не суть важно. Дело в том, что тем же вечером парочка слизеринцев из чистокровных подкатила ко мне в гостиной и проехалась по неспособности колдовать. А еще они осмелились закатить лекцию про превосходство магов и уничтожение маглов.

Это стало последней каплей. Я сорвалась в истерику и прямо в гостиной, на глазах у всей их братии по-плебейски набила этим двум нацистам морды. От души набила: орала что-то про погибшего на войне прадеда, Освенцим и план Ост. Разнимать драку пришлось Снейпу — он как раз заглянул на огонек, а заклятья старост не пробили защиту оберегов. Снейп с трудом оттащил меня от этих двух придурков, разобрался в ситуации и всем влепил отработки.

Потом слизеринцы продемонстрировали воспитание: в библиотеке ко мне аккуратно подсел Роланд Мелифлуа и за любезной беседой о старших и младших рунах выпытал про родовую болезнь. Я предельно вежливо объяснила, что идея чистокровности не лишена логики и смысла, но я не приемлю никаких идей о превосходстве магов.

— Почему ты так реагируешь? — удивился Роланд. — Ты же сам из чистокровных, пусть и с синдромом.

— Мелифлуа, ты в курсе вообще, что в сороковых война была?

Роланд кивнул.

— Мой прадед в сорок третьем сгорел в танке, моя прабабка осталась без брата, а судьба еще двоих из моего рода до сих пор неизвестна, — мрачно ответила я. — В этом виноваты люди, которые были уверены в своём превосходстве над другими. Они считали себя лучшей расой и решили, что остальные им должны либо подчиниться, либо умереть. Так что любой, кто вякнет об уничтожении обычных людей, получит по своей чистокровной морде.

Разговоры о чистокровности в моём присутствии больше не заводились.

Глава 6. Дар, тролль и гриффиндурство

Время шло. Я так и не поговорила с Гарри, но он без меня не страдал, вовсю увлеченный дружбой с Роном. Учеба оказалась очень интересной, особенно ритуалистика. Её вела наша профессор астрономии, и, как оказалось, она была мастером ритуалов. И знаете, те фанаты, кто хаял систему образования Хогвартса, просто не разбираются в магии. Как оказалось, нумерология — это не просто расчет по Пифагору, это фактически предсказание по цифрам, очень тесно переплетающееся с астрономией, на стыке этих двух наук шла астрология. Руны — фактически иностранный язык. Да, здесь минус, предсказывать по ним не учили, хотя у меня неплохо получалось. Занималась я вместе с третьекурсниками Слизерина и удивила очень многих, включая преподавателей, легкостью, с которой мне удавалось делать расчеты.

О том, что я целитель, знал только Роланд. Как ни странно, он не разболтал о моей способности, а через пару недель после памятного разговора, опять подсел ко мне в библиотеке.

— Волхов, ты говорил, что происходишь из семьи целителей?

Я оторвалась от учебника физики и глянула на Мелифлуа. Так-так, бледное лицо, дрожащие руки, глаза не красные, но я уверена — мальчишка плакал.

— Да. У мамы дар слабый, но даже со слабыми способностями она была лучшим зубным врачом в городе. У бабушки получалось лечить только семью, а вот прабабушка целительница очень мощная. В основном, специализируется на тяжелых болезнях, вроде мозговых травм, циррозах, рака…

Роланд вздрогнул, необычные джинсово-синие глаза вспыхнули.

— А как связаться с твоей прабабкой?

— Никак. Утонула она, когда мне было семь, — я наклонила голову набок, рассматривая поникшего парня. — Кто из твоих близких болен?

— Невеста. Элис Грей. Видел её?

Я не видела, даже вспомнить не смогла.

— У неё рак желудка. Колдомедики вернули его ко второй стадии. Развитие остановилось, но полностью излечить её может только некромант, а их выбили в Европе еще в семнадцатом веке. Услуги европейских целителей слишком дороги. А мать запрещает мне жениться на Элис, хочет разорвать помолвку, потому что даже в случае успеха болезнь может передаться ребенку. А мне не нужна другая жена!

— И ты вспомнил обо мне, — я вздохнула. — Я и не знал, что маги не могут вылечить рак.

— Не могут, — вздохнул Роланд. — Маги не болеют подобным, поэтому толковых лекарств и не придумали.

— Ладно. Пусть эта Грей подойдет ко мне сегодня вечером. Посмотрю, что можно сделать.

— А ты можешь?

— Меня учили, — уклончиво ответила я. — Был бы в семье, были бы гарантии, но моя семья пропала. Я один, так что… Но я обещаю, что сделаю всё, что смогу.

Пришлось вспомнить всё, чему меня учили в универе и дома. Я перелопатила все справочники, которые только смогла достать через миссис Дурсль и мадам Помфри. Через одолженный у Мелифлуа омут памяти восстановила диету и рецепты лекарств, на которых сидел мой дед, когда болел раком, это тоже был рак желудка. Выяснилось, что колдомедики уже выписали Грей и настойку из болиголова, и диету, правда, немного другую, и чистили энергетику. Так что пришлось трясти профессора Снейпа на наличие медвежьей желчи. Профессор вызнал, для чего мне эта желчь, и разорался.

— Ты, недоучка, решил, что сможешь вылечить неизлечимое?! Если маги болеют раком, то это признак болезни дара! Не нужно держать колдомедиков за идиотов! Да еще медвежья желчь! Решил отравить девчонку, чтоб не мучилась?!

— Значит, вы отказываетесь предоставить мне ингредиент, верно?

— Да!

— То есть, вы отказываетесь узнать, исследовать, а возможно, улучшить рецептуру лекарства, которая передавалась в моей семье из поколения в поколение и спасла не одну жизнь? Сэр, вы же не думали, что я такой идиот, взял рецепт с потолка и буду его готовить в женском туалете? — я скрестила руки на груди и выгнул бровь.

Снейп замолчал, пожевал губы.

— Фамильный рецепт? — уточнил он.

Медвежья желчь широко использовалась для лечения самых разных болезней как в России, так и в Китае. Бабушка, когда лечила деда, выписывала всякие журналы по нетрадиционной медицине, откуда и подчерпнула рецепт, а потом немного доработала его с помощью чистотела и еще трех трав. Так что да, рецепт можно считать фамильным. И да, лечебный комплекс действительно спас не только деда.

Допуск в лабораторию я получила, хоть и под присмотром Снейпа.

Однако лекарство лекарством, а лечение наложением рук требовалось как-то замаскировать под обряды. Пришлось снова лезть в омут памяти и пересматривать лекции бабушки и самые разные статьи, которые я в своё время перелопачивала и по делу, и от скуки. Я с интересом пересмотрела лекцию моего старого профессора психологии по эффекту плацебо: «Главное, заразить человека жаждой жизни и уверенностью, что лекарство поможет. И тогда даже сода вылечит гастрит». Видимо, английские колдомедики упустили этот момент в лечении девчонки, потому что Грей выглядела как унылое чмо, а Роланд ей ничуть не помогал. Интересно, они не знают или сознательно пропустили этот аспект?

* * *

Северус Снейп подозревал, что Волхов еще покажет себя, но чтобы так! Когда этот паршивец заявил, что собирается лечить раковую больную, зельевара и Помфри чуть удар не хватил. Оба пытались втолковать мальчишке, что всё возможное уже сделано, Грей вылечат и без него, что одиннадцатилетний мальчишка не должен заниматься подобным, так как не имеет нужных знаний, квалификации и сил. А потом Волхов разбил все аргументы парой слов. Помфри чуть удар не хватил. Потомственный целитель с исключительным даром! Таких во всей Европе было всего пятнадцать человек, и к ним была огромная очередь. Стоило ли говорить, как оценивались услуги такого целителя?

Пришлось взять юного недоучку под контроль и проверять все его идеи. Когда Волхов показал рецепт зелья, Снейп удивился. Ничего на основе медвежьей желчи ему не приходилось готовить. Нет, он знал о её свойствах, желчь входила в состав некоторых лекарств, но в европейской практике применялась мало. Вообще, откровенно магических компонентов в предлагаемом зелье не было, готовилось оно не очень долго, и это как раз убедило зельевара, что рецепт настоящий.

Ничего магического, ага, конечно. Волхов просто не расписал последний этап приготовления! Мальчишка перед приготовлением постился неделю, не пил своё лекарство, дожидаясь убывающего месяца, из-за чего снова чуть не слег и потащил Северуса с Грей готовить зелье на рассвете, у озера. Снейп едва удержался от крика, когда мальчишка босой, в белой рубашке встал у котла с остывающим варевом и то ли запел, то ли зашептал непонятно что, мешая зелье против часовой стрелки:

Мальчишка повторял свой заговор, прямо на глазах впадая в транс. Его лицо просветлело, голова запрокинулась, и во вспыхнувших мистической зеленью глазах отразилась утренняя заря.

А на поляне началось непонятно что. В какой-то момент шепот-пение стал гулким, глубоким, по лесу полетело эхо. Шепот, казалось, проникал до самых костей, от него кружилась голова, белый силуэт мальчишки поплыл, размылся, и… И вдруг всё кончилось.

По лесу металось затихающее эхо. Вадим и Грей без сознания лежали на поляне. Над зельем, в котором не было ни одного магического компонента, вилась золотистая дымка. Снейп не выругался только потому, что не знал, можно ли ругаться рядом с подобными зельями.

Вадим оказался в полном порядке. Помфри отлевитировала его в покои зельевара, где ребенок проспал до обеда, а Снейп разлил зелье по флаконам и весь день потратил на эксперименты с образцом.

На лекарстве целитель не успокоился. Он стал водить Грей в Запретный лес, обтирал её заговоренной водой и ободрал всю яблоню, которая росла у Хагрида в садике. Снейп своими глазами видел, как Элис, эта брезгливая и изнеженная девушка, своими собственными руками закапывала что-то в драконий навоз на грядке Хагрида.

Помфри на такие действия только головой качала и пожимала плечами. Лечение ставило её в тупик. Однако Грей с каждым днем становилось всё лучше. Девчонка ожила, расцвела, стала улыбаться и явно получала от лечения Вадима сплошное удовольствие.

А вот самому Вадиму становилось хуже. К концу октября он загремел в больничное крыло с лихорадкой и нервным истощением. А на следующий день мадам Помфри после долгой и кропотливой диагностики заключила: Элис Грей совершенно здорова. Никакого рака.

* * *

Роланд и семейство Грей на радостях отвалили мне пятьсот галеонов. Я поглядел на мешок с золотом и с усилием придушил радостно заквакавшую жадность.

— Я за работу денег не беру, — что-что, а правила знахаря бабуля вбила в меня накрепко. — Тем более, что лечение не окончено.

Лица у Мелифлуа и Грей вытянулись. Похоже, с таким они еще не сталкивались. Я с глубоким удовлетворением разгладила складочки на своём одеяле и поправила за спиной подушку. Помфри всё еще не отпускала меня из Больничного крыла.

— Ты хочешь, чтобы мы признали долг? — после небольшой паузы спросил Роланд.

— Если хотите меня отблагодарить, сделайте что-нибудь своими руками, — сказала я.

— Что? — растерянно сказал парень.

— Что угодно. Что у тебя получается лучше всего.

— Лучше всего? — Роланд задумался, хмыкнул и загадочно улыбнулся. — А ты на мелочи не размениваешься.

— Грей, ты передала, что нужно сделать летом, чтобы изгнать болезнь из рода?

— Передала, — кивнула девушка. — Только дедушка русского языка не знает.

— Я могу приехать и поставить ему произношение, — я вздохнула. — Жалко, что пришлось так долго возиться. Почему наотрез отказались резать быка? И чего вы все так психовали?

— Ты что! — испугался Роланд. — Это же запрещенная магия! Да нас бы всех сразу в Азкабан загребли, ты даже сердце закопать не успел бы.

— Все равно не понимаю! Это же бык. Бык! Его же всё равно забьют и съедят! Чего плохого, если его смерть поможет спасти кого-то?

— Это ты чиновникам объясняй, — вздохнул Роланд.

— Спасибо, что хоть на яблоки этот маразм не распространяется, — язвительно сказала я.

Через десять дней две совы принесли мне восхитительный, немного неумелый, но явно приготовленный от души курник, бутылку яблочного морса. Роланд извинился за задержку и сказал, что оплата от него будет в декабре.

А в Хеллоуин канон постучался в двери.

Честно говоря, я напрочь забыла и про Хеллоуин, и про Квиррелла, и про философский камень. Накануне Хеллоуина я как раз-таки отлеживалась в больничном крыле, и на какой пир меня отпустила Помфри, даже не сообразила. Меня больше заботил вопрос, что я сделала не так, что меня так корежило.

От мыслей меня отвлек топот. Внушительный такой топот, нечеловеческий. И тут-то я вспомнила, что нахожусь в Хогвартсе.

Поймите меня правильно, я не трус. Но здоровенных горных троллей я боюсь. Тем более что ничего я противопоставить не могу. Ритуалистика и нумерология вещи, конечно, полезные, но не в бою. А телекинез я приберегала для совсем крайнего случая. Поэтому я, стараясь не дышать, повернула обратно, заскочила за ближайшую дверь, тихонечко её прикрыла, оглянулась и едва не выругалась.

Сука-судьба занесла меня в женский туалет. И звонкие всхлипы из кабинки не оставили мне надежд. Топот в коридоре становился ближе, и я, не помня себя от страха, влетела к Грейнджер. Девчонка увидела меня, открыла рот, но я с размаху запечатала зарождающийся визг ладонью.

— В коридоре тролль! — прошипела я.

Грейнджер, идиотка, укусила меня и в полный голос заявила:

— Тебе нельзя сюда заходить!

Тролль, привлеченный звуком, открыл дверь, и Гермиона завизжала.

— Пиздец, — обреченно выдохнула я.

Тролль выглядел так же, как и вонял, и с энтузиазмом трехлетнего дебила размахивал своей дубинкой, круша всё вокруг. Я изворачивалась как могла, чтобы не попасть под дубинку, и в ответ забрасывала тролля осколками фаянса и дерева, бестолково размахивая палочкой. От паники контроль сбоил, и осколки летели как угодно, но не так, как надо мне. Я чудом попала троллю в глаз и разозлила его еще больше. Такого мата Хогвартс еще не слышал!

Однако гриффиндорцы не подвели. Дуэт Поттер-Уизли влетел в туалет и уделал тролля за минуту.

Рев резко оборвался, затем пол сотрясло от грохота, и наступила тишина. Я облегченно выдохнула и сползла по стеночке на пол. Ага, а вот и преподы. Как будто специально за порогом поджидали, надо же!

МакГонагалл принялась отчитывать главных героев. Меня она пока не видела — я удачно сидела за поломанной дверцей.

— Ну… мы…

— Это я виновата! — заявила Грейнджер. — Я читала о троллях и решила, что смогу справиться…

— Они искали Грейнджер, её Уизли довел. Она тут с обеда плачет, — перебила я девчонку, выбираясь из своего укрытия. — Какое счастье, что я нашел её первым, правда?!

Увидев меня, взрослые онемели.

— Волхов! — глаза Снейпа полыхнули яростью. — Что вы тут делаете? Почему не в Больничном крыле?

— Мадам Помфри отпустила на праздничный пир, — ядовито отозвалась я. — Я и пошел. Иду, никого не трогаю и вдруг слышу жуткий топот и вонь. Я заскочил в ближайшее помещение, закрыл дверь и спрятался. Но тут уже была мисс Грейнджер, которая очень громко завизжала, когда Поттер и Уизли заперли нас. Пришлось отбиваться.

МакГонагалл схватилась за сердце. Снейп побледнел.

— Переводись-ка ты с Гриффиндора, Грейнджер, — добила я взрослых. — Сама видишь, какой там крысятник — девочек до слез доводят, а потом еще запирают в одной комнате с горными троллями!

— Мистер Волхов! — возмущенно воскликнула МакГонагалл.

— Что, скажете, я не прав? — я с вызовом вздернула подбородок.

МакГонагалл схватила воздух ртом и перевела взгляд на мямлящих мальчишек.

— Мы ничего такого не хотели…

— Минус двадцать очков с Гриффиндора за то, что подвергли жизнь ученицы опасности!

— И плюс пятьдесят Слизерину, — добавил Снейп с мрачным торжеством в голосе. — За адекватные действия в экстремальной ситуации и помощь сокурснику! — он перевел взгляд на зареванную Грейнджер. — Мисс Грейнджер, вам стоит посетить Больничное крыло. Волхов… — внимательный взгляд на меня, — вам тоже стоит вернуться.

Я криво улыбнулась.

И мы побрели под крылышко мадам Помфри. Я поддерживала шатающуюся девчонку под локоть, руки у меня мелко дрожали, ноги заплетались так, что было непонятно, кто кого держал. На лестнице мне стало ясно, что до больничного крыла я не дойду.

— Так, стоп, — скомандовала я и села на ступеньку, вцепившись в перила.

— Ты в порядке? — забеспокоилась Грейнджер. — Ты очень бледный.

— Еще бы я не был бледным, — я усмехнулась краешком губ. — Как это по-английски? Последствия шока. Сейчас потрясет, и пойдем дальше.

Грейнджер потопталась и присела рядом. Помолчали.

— Зачем ты рассказал, что я плакала?

От неожиданного наезда я даже зубами стучать перестала.

— Да это и так видно по твоему лицу! А Уизли следовало надавать по первое число за то, что девочку обидел.

— С нас сняли баллы! А Слизерину добавили! Ты нарочно это сделал!

— Грейнджер, ты в своём уме вообще? Тебя только что чуть не убили. Да по-хорошему тут надо полицию вызвать! Меня больше волнует, откуда в школе тролль, а не то, что твою жизнь оценили в плюс двадцать баллов Слизерину и минус Гриффиндору.

— Пятьдесят баллов Слизерину!

— Какая, нахуй, разница?! — вспылила я. — Нас чуть не убили! Почему ты не убежала, а стояла и визжала? Нас всех убить могли из-за тебя, малолетняя идиотка!

Грейнджер замолчала и надулась.

— Ну, и бежал бы!

Я усилием воли прекратила стучать зубами и поднялась. Руки тряслись, как у старика.

— Во-первых, Грейнджер, я не так воспитан, чтобы бросать в беде слабых. А во-вторых, если бы я убежал и всех бросил, меня бы на моем факультете зачморили.

— Чего? — опешила Грейнджер.

— Того! Слизерин — это элита. Это аристократы. Это воспитание. За полезность факультету меня уважают, но моё положение сложное. Я чужой, никому не родня, вдобавок, палочковая магия для меня недоступна. Перед остальными факультетами меня прикрывают, но это не значит, что кто-то защитит меня от слизеринцев, если я разрушу репутацию факультета. Профессор Снейп, конечно, не допустит травли, но отношения будут испорчены.

Грейнджер на секунду замолчала, а потом уже наехала на Снейпа. Да что ж, какая она твердолобая?!

— Он гений. Вы все должны кипятком писать от восторга, что он сидит в Хогвартсе. Это, Грейнджер, все равно, что учиться у Эйнштейна или Теслы! А что характер тяжелый, так это мелочи. Гению и не такое простительно.

Сравнение с Эйнштейном и Теслой Грейнджер выбило из колеи.

— Не может быть!

— Самый молодой мастер зелий в Европе, который улучшил антиликантропное зелье и изобрел целый ряд других зелий, автор нескольких научных монографий, а так же изобретатель заклинаний. Его работы печатают в семидесяти странах мира, его учебник по боевой магии и проклятьям включен в образовательную программу колдомедиков и авроров, а буквально прошлым летом на международной конференции в СССР он был награжден орденом Парацельса первой степени за создание алхимического комплекса Ангел-Хранитель, — я полюбовалась на отвисшую челюсть отличницы. — Так что когда он называет нас идиотами, болванами и баранами, поверь, он имеет на то полное право. Мы тупицы. А он гений.

Грейнджер открывала и закрывала рот, точно выброшенная на берег рыба. Я шла рядом, мечтательно улыбаясь. О, да, я раздобыла по моему любимому учителю всю доступную информацию. И меня очень порадовало, что он может похвастаться не только званием Пожирателя.

— Все равно, — упрямо тряхнула головой Гермиона. — Он ужасно несправедлив! Баллы снимает ни за что, а Гриффиндор ненавидит!

— Ну, положим, придирается он только к Рону, Невиллу и Гарри, — примирительно сказала я. — Ты помнишь их успехи на зельях? Они ужасны! А Гарри… Ну, Поттер тот еще олень. Даже не удосужился заглянуть в предисловие «Тысячи магических трав и грибов». А с аконитом и борцом вообще был номер! Эти цветы он каждый день поливал в саду у тетки. Не понять посыл первого вопроса Снейпа, когда на руках есть все данные — это надо уметь!

— Э… — Гермиона споткнулась. — Я читала предисловие. Да, там упоминается полынь, асфодель и еще целая туча ингредиентов Живой Смерти. Какой посыл?

— Ладно. Хорошо. Объясняю для тех, кто на бронепоезде. В самом начале предисловия сказано, что ингредиенты в зелья сочетаются не только по магической направленности и химических веществам. Особенно это касается трав и вообще не магических ингредиентов…

— Да, это четвертый абзац, третья страница.

— О как! Даже абзацы помнишь! Ну, тогда скажи, отличница, что значит полынь и златоцветник по символике викторианского словаря цветов? — я лукаво прищурилась.

— Полынь символизирует утрату, горечь и большое горе. Златоцветник… Златоцветник — цветок извинений.

— Мои сожаления последуют за вами в могилу, — подсказала я. — Но в первую очередь златоцветник один из видов Лилий. Поэтому ты учишься не на Райвенкло. Ты не сообразила проанализировать вопрос и сопоставить с данными из учебника. Ты и зелья-то варишь строго по инструкции, — я потянулась и мечтательно закатила глаза. — Корень златоцветника и настойка полыни. Я глубоко сожалею о смерти Лили. Это гениально!

— Ну, не все же гении! — обиделась Гермиона. — Он мог просто принести соболезнования, а не устраивать допрос и снимать баллы.

— Он не такой человек, Грейнджер. Плюс, это была небольшая проверка. Когда Поттер его отослал к тебе, он даже не понял, как на это реагировать. Так что задал еще пару вопросов. Если бы Поттер на них ответил, то получилось бы, что Гарри просто послал зельевара с его соболезнованиями. Снейп это понял бы и относился бы к нему, как к пустому месту. Ты можешь чего-то не знать, можешь быть хоть кривым, косым и умственно отсталым, но если показываешь желание учиться и пытаешься что-то понять, Снейп будет оценивать тебя согласно способностям. Да даже если бы Поттер подошел к нему на отработке и дал понять, что прочитал-таки предисловие и примечания, зельевар бы относился к нему ровнее. Поттер этого не сделал. Более того, он возненавидел Снейпа, потому что ему сказали, что тот плохой и предвзятый. Декан убедился, что Поттер — олень, и относится к нему, как к оленю.

Грейнджер задумалась. Я шла рядом, вспоминая прошедший месяц.

Отработки у него сначала напоминали кошмар: подготовка самых мерзких ингредиентов, оттирание котлов от непонятной бурды и мытьё полов и парт в классе. А потом я не выдержала и задала ему вопрос про шептунов. Снейп огрызнулся и послал в библиотеку. Потом на следующей отработке я задала вопрос по прочитанному. На что получила суровый взгляд, требование не отвлекать от работы и перебрать книги в шкафу. Когда я его перебрала, получила презрительное веление выкинуть все брошюры, откуда я и выудила ответ на свой вопрос. Потом приключилась Грей, и естественно, что зельевара заинтересовало зельеварение в исполнении а-ля «Лом и такая-то мать».

В общем, теперь я буду ходить к нему на отработки два раза в неделю до конца года.

Глава 7. Неудачный побег, разочарование и ящерка

Грейнджер вошла в круг общения Поттера. Как она призналась мне позже, Поттер и Уизли извинились за случай в туалете и предложили дружбу. Ну, девочка и не устояла. Я только позавидовала подобной легкости. С высоты моих двадцати пяти трудно начать искреннюю дружбу со слов «давай дружить!» С однокурсниками у меня тоже не очень сложилось. Ну, о чем говорить с детьми? Я могу общаться с Ноттом, Забини и Малфоем час, два, ну, максимум, четыре, но потом мне становится банально скучно. Со старшекурсниками общаться еще некомфортнее. Подростки — они подростки и есть: гормоны едва не льются из ушей, спермотоксикоз и самые обсуждаемые темы у них кружатся исключительно вокруг девушек, походов в бордель и свадьбы. Я и с Поттером-то дружила с позиции взрослого, наверное, поэтому он так легко перекинулся на этого Уизли. Единственный, с кем мне было комфортно общаться — самый молодой учитель в этой жуткой школе. Да-да. Несмотря на его сарказм и заскоки, общаться с ним было безумно интересно, а когда он начинал мне что-то рассказывать своим невероятным голосом, я замирала и смотрела на него, как кролик на удава.

Отработки с ним еще в период лечения Грей перетекли в дополнительные занятия, на которых профессор неожиданно согласился помогать мне и по магловским предметам.

— Вы делаете поразительные успехи, мистер Волхов, — сказал профессор, просматривая результаты контрольных. — Отчего вы не демонстрируете такие же успехи в той же травологии, теории магии, истории?

Я только опустила глаза, не выдержав пронзающего взора. Ну, не объяснять же человеку, что магловские предметы я только повторяю?

— Я прилично учусь, сэр, — тихо ответила я. — Я просто не понимаю, зачем тратить такое количество времени на эти эссе? Нет, это, конечно, важное умение — вычленить суть и уметь обрабатывать информацию, но зачем задавать эссе в длину? Это глупо!

— Это сделано для того, чтобы толпа детей занималась делом, а не разносила замок по камушкам.

— Я не настолько ребенок, — буркнула я. — И из-за этих дурацких эссе мне просто не хватит времени на магловские предметы.

— Поэтому вы откровенно саботируете выполнение домашнего задания по магическим дисциплинам, — заключил Снейп. — Волхов, я прекрасно понимаю ваши мотивы, но вам не кажется, что в вашем случае необходимо налегать как раз таки на магические дисциплины? Я вижу вас в будущем прекрасным алхимиком.

— В первую очередь я целитель, профессор. И создан я для другой магии.

Бровь Снейпа изогнулась, и взгляд профессора стал выражать уверенность в отсутствии у меня разума. Декан смотрел на меня полных десять секунд, но слава всем богам, молчал. Я и так почувствовала себя идиоткой, а если бы он что-то добавил, мое мнение о себе ушло бы в минус бесконечность.

— Хорошо, — Снейп вздохнул и сложил кончики пальцев. — Как давно вы принимали лекарство?

— Час назад, — я с вызовом вздернула подбородок и добавила. — Но я вполне способен чувствовать раны. Особенно укусы ядовитых тварей. Почему вы не обратились к Помфри, спрашивать вас бесполезно, так?

Снейп искривил уголок губ.

— Вы совершенно правы, мистер Волхов. У вас не те полномочия, чтобы я перед вами отчитывался.

Я обезоруживающе улыбнулась.

— Но рана довольно серьезная. Если лечить так, как вы лечите сейчас, останется травма. И однажды в какой-нибудь неподходящий момент она о себе… напомнит… Ох!

А ведь в книге он умер именно из-за укуса ядовитой твари! В визжащей хижине! И раньше, во времена учебы в Хогвартсе на него напал оборотень. Тоже тварь ядовитая, только Поттер его вытащил…

Кажется, я побледнела, потому что Снейп резко забеспокоился.

— Волхов? Волхов, вы в порядке?

— Я… Мне… Нормально. Да.

— У вас руки дрожат и вы бледны, как привидение, — профессор настороженно наблюдал за мной. — И зрачки расширены. Вы испугались. Чего вы испугались?

Я поспешно отвела взгляд от его лица.

— Волхов? — в низком бархатном голосе появились рокочущие нотки.

— Позвольте вам помочь, сэр! Позвольте, я вылечу вам ногу!

— Непременно. Как только вы объясните мне причину своего испуга.

Я замолчала и потерянно уставилась в стену, перебегая взглядом с одного предмета на другой.

Правда, чего я испугалась? Я же всегда знала его судьбу и еще в сентябре решила его спасти. Откуда этот приступ паники? Я рассеянно потерла лоб, собираясь с мыслями. Кажется, меня напугала взаимосвязь между ядовитыми тварями, Поттерами и визжащей хижиной. Нет, правда, это не случайность. То, что Джеймс Поттер спас Северуса от оборотня в визжащей хижине, что потом ядовитый пес, страж мертвых, дотянулся до опытного бойца с великолепной реакцией, а потом Снейпа оглушил и разоружил подросток в той же визжащей хижине, Гарри Поттер, между прочим. И что потом ядовитая тварь все-таки убила зельевара в той же визжащей хижине на глазах у того же Поттера. Как будто Северус должен был умереть еще тогда, в пятнадцать лет, от клыков ядовитой твари на глазах у Поттера, а сейчас он живет просто потому, что получил отсрочку.

Так вот, как выглядит Долг жизни.

Мне стало холодно.

* * *

Северус Снейп смотрел, как рассеянно и непонимающе скользит по стенам взгляд его ученика, и с горечью понимал, что как бы он ни экспериментировал с его зельем, а полностью избавиться от побочных эффектов не удалось.

Синдром Грин или Зеленый путь, как его называли немцы, дарил воистину уникальные способности. Но сверхчувствительность, проклятая сверхчувствительность к магии и магическим местам не давала носителям этого синдрома жить в магическом мире. Все зелья, рецепты которых удалось раздобыть, были предназначены для кратковременного использования. Для разового похода в какое-то место или пребывания небольшого количества времени среди магов.

Ни одно зелье не было рассчитано на применение дольше месяца. И ни одно зелье не предусматривало практику этого специфического дара. В противном случае наступала расплата в виде лихорадки, панических приступов, паранойи, в худшем случае — человек просто сходил с ума.

Северус модифицировал состав, подбирал ингредиенты непосредственно под Вадима и убрал побочные эффекты от долгосрочного приема. Но вот последствия от использования дара убрать не удалось. Это просто было невозможно. Лекарство угнетало сами способности, вводило их в своеобразную спячку. И использовать их во время приема зелья было нельзя. Но это школа магии, и как бы Волхов ни налегал на теорию, практика его сама находила. Та же Грей с неизлечимой болезнью. Вот здесь Снейп был искренне восхищен Волховым. С урезанными способностями мальчишка показал себя настоящим целителем. Северус и не насторожился, когда Волхов слег на неделю в горячечный бред. Мальчишка тогда совершил невозможное. А когда едва он пришел в себя — тролль. Слизеринец действовал абсолютно правильно: ушел, спрятался и затаился. Только стихийной магией забросал тролля всем, чем попалось под руку, когда тот его нашел. Снейп потом долго выслушивал отчет озабоченной Помфри о внезапном приступе по дороге в больничное крыло и потом, позже, уже глубокой ночью. И вот сейчас мальчишка едва уловил его состояние — и тут же заработал непонятный ему самому испуг.

Выход был лишь один — домашнее обучение в уединенном, не магическом месте. Но Волхову требовался учитель. Снейп с радостью променял бы толпу идиотов на одного вменяемого и действительно талантливого ученика, но в Хогвартсе его крепче цепей держали проклятый Поттер и Дамблдор.

Вадим тяжело задышал, его затрясло, и он обхватил себя руками, сползая на пол. В прозрачных зеленых глазах плескались растерянность и паника. Это уже не испуг. Это уже полноценная паническая атака.

Северус поднялся, подхватил невменяемого ученика и поспешил в свои комнаты. Он помнил, что под озером Волхову становилось легче.

* * *

Я сидела за столом в Большом зале и размазывал по тарелке овсянку. Настроение было мрачным, как небо над головой.

Только я могла попасть в Хогвартс с неизлечимой аллергией на магию. Теперь-то я выяснила, отчего меня так колбасило после заговоров. Приступы паники, испуги на ровном месте, расшатанные нервы и агрессивность — побочный эффект от лекарства! Оказывается, если продолжать в том же духе, я рискую сойти с ума. А если не принимать лекарство, опять-таки сойду с ума, уже от вспышки аллергии. Каюсь, сорвалась и попросила профессора Снейпа исключить меня из этой чертовой школы. Тот увильнул от ответа и отвел меня к директору.

Индейская народная изба мне. Не исключают из Хогвартса из-за риска сойти с ума. Только за убийство и то — с последующим переселением в Азкабан. Знаете почему? Сумасшествие для магов — норма!

Я орала. Я топала ногами. Я швырялась книгами. Я материла бородатую скотину. А бородатая скотина сочувственно улыбалась мне в ответ, лопала лимонный мармелад и убеждала, что всё будет хорошо. Проникновенно так убеждала, что профессор Снейп — умница, молодец и гений — глаз не сомкнет, найдет лекарство. У меня даже возражений не находилось. Меня хватило лишь на скупые извинения за погром и аккуратно прикрытую дверь, хотя хотелось шарахнуть её по косяку.

Ненавистная овсянка окончательно поставила точку в моём желании пребывать в этой школе. Я ушла в подземелья, собрала немногочисленные пожитки, оделась потеплее, набрала воды в найденную в почтальонке десятилитровую бутылку и неторопливо, прогулочным шагом побрела к выходу.

Вот, честно, не было никого, как там материализовался Филч?

— Первокурсникам запрещено ходить в Хогсмид!

Секунду я молча смотрела на завхоза.

— Я во двор. Или здесь тюрьма и выгуливают по расписанию?

Тон вышел на редкость язвительным, да и лицо у меня, похоже, было еще то. Старик предпочел посторониться…

— Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна и не вижу ни одной знакомой звезды. Я бродил по всем дорогам и туда и сюда, обернулся и не смог разглядеть следы. Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день!

Да, это я самозабвенно бренчала на гитаре песни бессмертного Цоя. Моя палатка была установлена в небольшой рощице, всего в ста метрах от железнодорожных путей. На костре доходил котелок с гречневой кашей и тушенкой, в палатке меня дожидался спальник, а территория моего небольшого ночлега была заключена в магический круг, придуманный еще в доисторические времена.

Сбежать из Хогвартса оказалось непросто.

Выйти за пределы двора мне так и не удалось. Ворота, ведущие в Хогсмид, были заперты явно на ключ, потому что телекинезом никак не брались. Ну, не выходной был! Никаких походов в деревню! Я потопталась и решила, что лучше пробраться на пристань, на лодке переплыть озеро, а там рукой подать до железнодорожных путей. Но если на пристань я попала легко, то вот с лодками случился облом. У древних деревяшек не было весел. Какое-то время я всерьез подумывала разломать одну на доски, но вовремя сообразила, что на лодке привлеку внимание. Но русские не сдаются! Я вышла к Запретному лесу, подумывая о невидимых фестралах, но рассмотрела пристань со стороны большого мира и, особо не таясь, неспешно почапала вокруг озера. Самое смешное, что никто из толпы старшекурсников и одногодок на меня не обратил ни малейшего внимания — все спешили на квиддичный матч.

Пока шла, наткнулась на кентавра. Тот мирно рыбачил на бережке и на меня отреагировал недовольным взглядом и прижатым к губам пальцем. Отличный мужик — ни кучи вопросов куда-зачем-откуда, ни претензий. Я шепотом пожелала удачного клева, на цыпочках обошла его и побрела дальше. К станции вышла через час, переоделась в кустах в более практичные джинсы с сапогами и куртку и пошла вдоль железной дороги обратно в большой мир. Кстати, едва не наткнулась на Хагрида. Чую, он спешил в деревню с вопросами о мальчике с моей внешностью. Ага, ну, пусть ищут. Зуб даю, волшебники не додумаются, что я пешком домой поперлась. Разве что Снейп… Но он-то не знает, какой отчаянный у него ученик! Дома я появляться не собираюсь, остановлюсь в какой-нибудь дешевой гостинице, созвонюсь с опекунами… или остановлюсь у Алексея Петровича! О нем подумают в последнюю очередь. Я с ним очень редко вижусь.

Осень в Шотландии дождливая, но мне пока везло. А то, что я в Шотландии, было ясно, как божий день: горы, вереск, озера… Непонятно только, где конкретно. Помню, сидели всем форумом над картой, но так и ни к чему не пришли. Ну, Шотландия не Россия, по железнодорожным путям за неделю до какого-нибудь города точно дойду. Продукты есть, вода есть, спички есть, палатка в наличии, а на сладкое — гитара!

* * *

Пропажу Северус заметил вечером, когда Волхов не пришел за лекарством. Моментально придя в отвратительное настроение, Снейп явился в слизеринскую гостиную, разогнав траурную попойку старшекурсников, и выяснил, что в последний раз Волхова видели гуляющим по берегу озера в сторону Запретного леса. Сердце декана рухнуло в пятки, и за минуту на уши был поставлен весь преподавательский состав, включая ненавистного Квиррелла. Лес прочесали, наткнулись на кентавров и из потока велеречивых и пространных оборотов выяснили, что один из них видел похожего мальчика во время рыбалки. Тот был жив, здоров и шел вдоль берега.

— Он шел к станции! — осенило директора. — Хогвартс-Экспресс пойдет только в каникулы, но мальчик об этом не знает. Скорее всего, он пошел в Хогсмид и там заночевал или вызвал «Ночной рыцарь» и уже дома! Помона, Филиус, идите в деревню, Минерва, проверь дом Волхова, остальные, прочешите лес у станции, вдруг мальчик просто не дошел?

— Я лучше сварю зелье поиска, — подал голос Северус. — У меня есть его волосы.

— Северус, подожди немного, пока проверяют дом и Хогсмид. Вдруг зелье не понадобится?

Но зелье понадобилось. Волхова не видели в деревне, опекуны, как сказала МакГонагалл, были в шоке, а искать в лесу можно было до следующей зимы. Утром уставший после бессонной ночи зельевар предъявил Дамблдору вымоченный в зелье кристалл и потребовал карту.

Кристалл показал, что Волхов находится в роще рядом с железнодорожными путями всего в нескольких километрах от станции.

— Что он там делает? — охнула МакГонагалл. — Неужели… Он всё-таки…

— Фоукс! — властно скомандовал директор и протянул руки к фениксу.

Северус зажмурился от яркой вспышки света.

Дамблдор явился через пятнадцать минут во всё той же вспышке и с бессознательным Волховым на руках.

— Мне пришлось его усыпить, — предупреждая вопросы, сказал он, передавая Вадима Помфри. — Он побежал от меня, как только увидел. Пришлось изрядно за ним погоняться, а я уже не мальчик.

Первое, что сделал Вадим, когда очнулся — заорал что-то на русском и запустил в стену стоящий на тумбочке кувшин. Дамблдор едва успел выскочить из Больничного крыла прежде, чем в него полетел ночной горшок. Следом за ним выскочила взъерошенная мадам Помфри, вся облепленная перьями, и нос к носу столкнулась с зельеваром, который нес зелье.

— Метнул в меня подушку и отобрал палочку, — потрясенно выдохнула она, прислушиваясь к воплям. — А глаза совершенно белые от ярости!

За дверью что-то загрохотало, раздался звон разбитого стекла.

— Кажется, он только что метнул ночной горшок в окно, — заметил Дамблдор, поправляя очки. — Не стоит пока туда заходить, коллеги, пусть мальчик выпустит пар и успокоится, а потом мы с ним поговорим.

— Вы сами-то верите в это, директор? — прислушиваясь к воплям, спросил Снейп. — Да Волхов скорее из окна выбросится, чем будет с вами разговаривать.

Дамблдор застыл на мгновение, а потом выхватил палочку и пинком распахнул двери, посылая заклятье сна в мальчишку. Вадим с болезненным шипением неловко осел на пол, цепляясь за спинку кровати.

Разговор с ребенком был очень тяжелым. Вадим категорически не хотел оставаться в замке, а директор не хотел исключать альтернативно одаренного иностранца. Заочное обучение в Хогвартсе не предусматривалось, а домашнее даже не рассматривалось, потому что опекуны мальчика были маглами. Конец разговору положила мадам Помфри, выгнав Дамблдора и Снейпа из Больничного крыла, когда у Вадима началась истерика.

— Он говорил, что его семья не живет в магическом мире, но я и подумать не мог, что причины окажутся настолько вескими, — Дамблдор вздохнул и покачал головой. — Раз зелья мальчику не помогают, может быть, стоит поискать артефакты? Полагаю, мне стоит поговорить с Мелифлуа и Грей. Они же артефакторы и ювелиры. Думаю, у них получится найти что-нибудь подходящее.

Снейп не стал спрашивать, что конкретно известно Дамблдору о долге Мелифлуа и Грей. В конце концов, Волхов хоть и сделал из своих способностей большой секрет, но вёл себя слишком уж беспечно, и о его общении с Элис и Роландом было известно всем.

* * *

Ящерица была большой. Сантиметра четыре. Она уютно растянулась на светло-зеленом с белыми вкраплениями змеевике круглой формы. Её серебряная спинка была усыпана прозрачными зелеными хризолитами. Змеевик оплетала серебряная веточка плюща, которая плавно переходила в цепочку с крупными звеньями. Крупный, тяжелый кулон, подходящий как для мужчины, так и для подростка.

Я протянула руку и погладила теплый камень. Меня охватило странное чувство — будто в руках лежит частичка моего дома. На обороте мелькнул вензель Роланда Мелифлуа. Змеевик и хризолит — капризные камни, просто так они не дарятся. Да и само сочетание довольно трудно встретить.

— Это щит от магических эманаций, — сказал Роланд. — От заклинаний не защитит, но ты сможешь спокойно ходить по Хогвартсу и не чувствовать всякое… неположенное.

Он сидел в гостиной Слизерина бледный от усталости. Под глазами у него залегли темные круги. Торопился, бедняга. Он не рассчитывал, что кулон придется делать с такой скоростью.

Дамблдор — тот еще ловкач. Сказал, что найдет средство, и заставил Роланда пахать и днем и ночью, а сам неспешно попивал чаек с мармеладками, осуждающе качая головой в мою сторону, но, слава всем богам, ничего не говорил на мои прогулы. Я ведь гордо игнорировала занятия по всем магическим дисциплинам и носа не высовывала из слизеринских подземелий всю неделю. Кто-то скажет, что это глупо, но я не хотела разгуливать по замку, который сводил меня с ума. Пить лекарство тоже — и так нервы ни к черту.

— Волхов, ты что, расстроен?

— Нет, — я выдавила из себя улыбку и застегнула цепочку на шее. — Кулон прекрасен, ты создал шедевр. Спасибо, Роланд. По-моему, тебе стоит поспать.

Роланд зевнул.

— Камни добыты в Уральских горах, — вдруг сказал он. — Я слышал, что у русских родная земля считается мощным оберегом.

— Это правда. Только землю надо набирать у порога дома. Да и сам я с Поволжья. Впрочем, — добавила я, погладив ящерицу. — У меня в роду были люди с Урала. И символика очень родная. Ящерица на камне… Ты читал «Хозяйку медной горы»? — Роланд отрицательно покачал головой. — Моя любимая повесть в детстве. Бабушка часто читала мне её. Там была очень похожая картинка: ящерица на камне. В наших местах их вообще было очень много… Я… я пойду…

Чувствуя, как в горле встает тяжелый комок, а в глазах вскипают слезы, я вскочила, метнулась в спальню и задернула балдахин, скрываясь от мира.

Я проплакала всю ночь. Говорю же, нервы ни к черту.

Глава 8. Каникулы и удача семьи Малфой

После получения ящерицы камни Хогвартса перестали гудеть, люди перестали пахнуть, и я наконец-то избавилась от панических атак, агрессии и слезливости. Однако кома упорно не хотела меня отпускать, и приходилось жить по законам этого гребаного мира. А это означало учебу.

Представьте, что вас, взрослого независимого человека, который уже отсидел шестнадцать обязательных лет на стульях, снова заставили сидеть и учиться, причем, сука, в интернате. Через сколько времени вы взвоете и начнете прогуливать?

— Знаешь ли тыыы вдооль ночных дорог шла босиком, не жалееея ног! Сердце егооо тепееерь в твоих руках — не потеряй егооо и не сломай, чтоб не нестиии вдоль ночных дорог пепел любви в руках, сбив ноги в кровь! Пульс его тепееерь в твоих руках — не потеряяяй его и не сломай!

Снег, сменивший слякоть и дожди, подействовал на меня самым благоприятным образом. Приближалось католическое Рождество, а вместе с ними и каникулы. А каникулы означали то, что я наконец-то покину этот замок!

Я прыгала на кровати, сверкая голыми ляжками, и мне катастрофически не хватало фена.

— Волхов, ты совсем с ума сошел, — обреченно констатировал Малфой. — Надевай штаны, у нас зелья по расписанию.

— Ааатпускаю и в нееебооо улетает с желтыми листьями наааше прошлое лееето… Малфой, к черту уроки, скидывай штаны и наворожи нам ветер!

— Волхов, мать твою, немедленно дуй на уроки! — ворвался в общагу староста, воинственно потрясая волшебной палочкой.

— Прокляни его, — подсказал Драко. — Этот сумасшедший русский уже всех достал своими песнями!

— Кто, кто, кто, кто, кто, кто этот сумасшедший русский?! — я радостно дернула ногой, отправляя свои штаны в полет.

— Силенцио!

Я обиженно показала слизеринцам средний палец и покорно пошла за штанами. Профессора Снейпа я любила, а вместе с ним и зелья…

Сучье средневековье! Ну, какого хера Роулинг устроила магов в древнем замке? Что ей мешало придумать что-нибудь потеплее?!

Продуваемые сквозняками коридоры обледенели, а окна в промерзших аудиториях дрожали и звенели под ударами ветра, грозя вот-вот вылететь. Хуже всего нам приходилось на занятиях профессора Снейпа, которые проходили в подземелье. Вырывавшийся изо ртов пар белым облаком повисал в воздухе, и я, честно говоря, удивлялся, что он не осыпается ледяным крошевом на пол. Школьники жались к кипящим котлам, рискуя получить ожоги.

Когда по окончании урока мы вышли из подземелья, то обнаружили, что путь преградила неизвестно откуда взявшаяся в коридоре огромная пихта. Однако показавшиеся из-за ствола две гигантские ступни и громкое пыхтение подсказали, что пихту принес сюда Хагрид. Я привалилась к стене, скучающе наблюдая за ребятами.

— Привет, Хагрид, помощь не нужна? — спросил Рон, просовывая голову между веток.

— Не, я в порядке, Рон… но все равно спасибо, — донеслось из-за пихты.

— Может быть, вы будете столь любезны и дадите мне пройти, — произнес Малфой, растягивая слова. — А ты, Уизли, как я понимаю, пытаешься немного подработать? Я полагаю, после окончания школы ты планируешь остаться здесь в качестве лесника? Ведь хижина Хагрида по сравнению с домом твоих родителей — настоящий дворец.

Рон прыгнул на Малфоя как раз в тот момент, когда в коридоре появился Снейп.

— УИЗЛИ!

Рон неохотно отпустил Малфоя, которого уже успел схватить за грудки.

— Его спровоцировали, профессор Снейп, — пояснил Хагрид, высовываясь из-за дерева. — Этот Малфой его семью оскорбил, вот!

— Может быть, но в любом случае драки запрещены школьными правилами, Хагрид, — елейным голосом произнес Снейп. — Уизли, из-за тебя твой факультет получает пять штрафных очков, и можешь благодарить небо, что не десять. Проходите вперед, нечего здесь толпиться.

Малфой, Крэбб и Гойл с силой протиснулись мимо Хагрида и его пихты, едва не сломав несколько веток и усыпав пол иголками. И ушли, ухмыляясь.

— Я его достану, — выдавил из себя Рон, глядя в удаляющуюся спину Малфоя и скрежеща зубами. — В один из этих дней я обязательно его достану…

— Ненавижу их обоих, — признался Гарри. — И Малфоя, и Снейпа.

Профессор МакГонагалл и профессор Флитвик развешивали рождественские украшения. Большой зал выглядел потрясающе. В нем стояло не менее дюжины высоченных пихт: одни поблескивали нерастаявшими сосульками, другие сияли сотнями прикрепленных к веткам свечей. На стенах висели традиционные рождественские венки из белой омелы и ветвей остролиста.

— Сколько там вам осталось до каникул-то? — поинтересовался Хагрид.

— Всего один день, — ответила Гермиона. — Да, я кое-что вспомнила. Гарри, Рон, у нас есть полчаса до обеда, нам надо зайти в библиотеку.

— Ах, да, я и забыл, — спохватился Рон, с трудом отводя взгляд от профессора Флитвика.

Профессор держал в руках волшебную палочку, из которой появлялись золотые шары. Повинуясь Флитвику, они всплывали вверх и оседали на ветках только что принесенного Хагридом дерева.

— В библиотеку? — переспросил Хагрид, выходя с ними из зала. — Перед каникулами? Вы прям умники какие-то…

— Нет, к занятиям это не имеет никакого отношения, — с улыбкой произнес Гарри. — С тех пор, как ты упомянул имя Николаса Фламеля, мы пытаемся узнать, кто он такой.

— Что? — Хагрид был в шоке. — Э-э… слушайте сюда, я ж вам сказал, чтобы вы в это не лезли, да! Нет вам дела до того, что там Пушок охраняет, и вообще!

— Мы просто хотим узнать, кто такой Николас Фламель, только и всего, — объяснила Гермиона.

— Если, конечно, ты нам сам не расскажешь, чтобы мы не теряли время, — добавил Гарри. — Мы уже просмотрели сотни книг, но ничего так и не нашли. Может быть, ты хотя бы намекнешь, где нам о нем прочитать? Кстати, я ведь уже слышал это имя, ещё до того, как ты его произнес…

— Ничего я вам не скажу, — пробурчал Хагрид.

— Значит, нам придется все разузнать самим, — заключил Рон, и трио развернулось к дверям.

А там стояла я.

— Поттер, ты олень! — подала я голос. — Грейнджер, а тебе вообще должно быть стыдно. Про Уизли я лучше промолчу. Да даже маглы знают, кто такой Николас Фламель!

— И кто он такой? — живо спросила Грейнджер, заткнув Рона тычком под ребра.

Я подняла бровь и выразительно посмотрела в сторону профессоров.

— Пошли с нами, — сообразил Гарри.

Герой подцепил меня под локоть и потащил из зала под гневное сопение Рона. Я покорно зашла в пустующий класс, вальяжно расселась на парте и улыбнулась ребятам.

— И вам здравствовать.

— Так кто такой Фламель? — повторила Грейнджер.

— Николас Фламель — всемирно известный алхимик, — менторским тоном начала я. — Родился то ли в семнадцатом, то ли в шестнадцатом веке, и известен тем, что был самым продвинутым искателем философского камня. По крайней мере, в документальном фильме о нем рассказывали, что он сумел добыть золото то ли из ртути, то ли из свинца. О его смерти ничего не известно. В какой-то момент он исчез. Кстати, Дамблдор с ним работал, так что, похоже, Фламелю хватило ума изобрести этот философский камень.

Троица переглянулась. Грейнджер сияла, сложив в уме два и два. Уизли перестал таращиться на меня, как Ленин на буржуазию, а Поттер выглядел так, как будто озарение свалилось ему на голову, как мешок муки.

— Засим позвольте откланяться, — я спрыгнула с парты.

— Дим, постой, — остановил меня Гарри. — Я хотел с тобой поговорить.

— Незачем, Гарри. Я всё понимаю. Ты герой, Слизерин плохой, Гриффиндор хороший.

Уизли набычился, открыл рот и что-то забурчал, но я уже захлопывала за собой дверь, оставляя за спиной обиженного Поттера.

— Своя рубашка ближе к телу, — прошептала я.

Я не собиралась вмешиваться в знакомый ход истории. Ведь пока я знаю, что будет, у меня есть преимущество. Стратег из меня херовый, я тактик и предпочитаю действовать по ситуации. Конечно, существовал нехилый шанс, что кома подключит гору прочитанных фанфиков, и в ход истории вмешаются всякие магические вектора, вылезут различные наследия, случатся невероятные пейринги и Волдеморт окажется адекватным лидером, но пока история шла по сюжету мамы Ро. Я собиралась вмешиваться в ход истории лишь как источник информации, чтобы гарантировать лояльность Поттера, когда всё закончится. Хотя, скорее всего, после седьмой книги я очнусь. Не считать же концом восьмую часть?

Хотя, учитывая, что Грейнджер таки негритянка, есть нехилый шанс застрять здесь на всю жизнь.

Что ж, в таком случае, у меня будет Северус.

* * *

Малфои были древним родом, исстари жившим в Уилтшире. Они жили на своей земле задолго до завоевания Вильгельма и пришествия норманна Арманта, который подарил роду фамилию, да что там, они застали еще те времена, когда люди бегали по лесам в звериных шкурах и почти не умели говорить. Малфои берегли свою кровь, разыскивая невест по всему миру, и не раз возрождались из, казалось бы, не имеющих к ним никакого отношения магов. Малфои свято хранили свои тайны и не доверяли самое важное бумаге. Знания передавались от отца к сыну, а иногда и не передавались вовсе. У Малфоев были и другие способы сохранить память. Они были вечно молоды, хитры, изворотливы, высокомерны и чистокровны до кончиков своих платиновых волос, цвета, которого не в силах была извести кровь матерей-брюнеток. Бесплодие, которым прокляли их предка в средние века, заставило и без того любящих отцов оберегать единственных сыновей так, что гоблины зеленели от зависти к их охранным чарам и комплектам. И развило паранойю, из-за которой единственное чадо подвергалось проверкам каждый раз, когда оно являлось домой.

Люциус Малфой смотрел на сына и не верил своим глазам.

— Отец, что не так? — Драко так испугался его перекошенного лица, что забыл и о холоде ритуального зала, и о смущении от своей наготы. — Отец?!

— Драко… — Люциус судорожно вздохнул, оттягивая ворот рубашки.

— Папа, это что-то опасное, да?

Серые глаза — единственное, что сын унаследовал от Блэков — начали наполняться слезами, и это заставило Люциуса собраться.

— Нет, нет, Драко, успокойся, всё хорошо, — мужчина поспешно закутал сына в теплый халат и вывел из круга.

— Тогда что случилось? На тебе лица нет!

— Проклятье… Наше проклятье… — Люциус всё еще всматривался в сына. — Оно ослабло.

— Эээ… — по озадаченному лицу наследника Люциус понял, что Драко не осознает масштаба этого события. — И что?

— Драко! Это проклятье на бесплодие! Мы нашли лазейки, но оно не могло стать слабее! — старший Малфой выволок сына из подвалов и потащил за собой в кабинет; портреты предков — все, как на подбор, светлоглазые, обманчиво хрупкие блондины — провожали их недоумевающими взглядами.

Люциус взмахнул дрожащей от возбуждения рукой и сказал соткавшемуся из серебристых нитей павлину: «Отец, срочно возвращайся домой!» Павлин кивнул, шагнул в солнечный свет и истаял.

Абраксас нашел сына и внука в голубой комнате.

— Ну и? — недовольно сказал он. — Люциус, что за срочность такая, ради которой я лишил памяти двух очаровательных маглянок? И почему ты пьешь огневиски? Сколько раз тебе говорить, что это вредно?!

— Проклятье на Драко ослабло, — Люциус залпом осушил бокал.

Абраксас развернулся к растерянному внуку и сощурил голубые глаза. Под взглядом деда, который выглядел ровесником Люциуса, Драко невольно выпрямил спину и спустил ноги с дивана.

— Что за бред?

— Проверь сам!

Абраксас не стал тянуть внука на повторную диагностику в ритуальный зал, а просто бросил в него чары и внимательно рассмотрел проявившуюся ауру. Озадаченно моргнул и для сравнения осмотрел сына.

— Люциус, — голубые глаза округлились, и старший Малфой осел в кресло, — плесни-ка мне коньяка…

Налили и Драко, который проникся серьезностью ситуации. В силу возраста, ромашковый чай.

— Может быть, оно слабеет из-за возраста? — предположил мальчик. — Всё-таки его наложили пять сотен лет назад, и мы делаем всё, чтобы его искупить. Ну, знаете, как у Ноттов.

— Нет, Драко, — Люциус потер виски. — Если бы это было так, ты бы родился с уже ослабевшим проклятьем. Мы смотрели тебя перед поездкой в Хогвартс, и оно было таким же, как и у меня.

— Значит, проклятье начало ослабевать в Хогвартсе, — решил Абраксас, задумчиво рассматривая солнечные блики на хрустальных гранях бокалах. — Но почему? Мы веками там учились, ничего подобного раньше не происходило.

— Драко, вспоминай, тебя угощали чем-то? Может быть, обливало каким-то неудачным зельем, заклинали, а ты промолчал? — Драко качал головой. — Ритуалы, может быть? Встреча с чем-то на Самайн? Подарки?

— Да нет, вроде, — неуверенно пробормотал младший Малфой. — Хотя… Был один подарок…

— Что за подарок? — глаза у Люциуса и Абраксаса хищно сверкнули.

— Да так, ерунда… По крайней мере, я так думал, — Драко нервно пригладил волосы и велел домовику принести свою сумку.

Люциус разглядывал широкую, узорчатую фенечку из бисера полных пять минут, проверяя её разными заклинаниями, чарами и заговорами.

— Не пойму, — Люциус хмурил брови и в явном недоумении вертел браслет. — Я чувствую, в нем явно что-то есть, но не могу понять.

Абраксас, который всё это время смотрел на фенечку так, как будто пытался что-то вспомнить, расхохотался, запрокидывая голову.

— Есть… Конечно есть! Это же восьмиконечный крест! — он в восторге хлопал себя по бедрам. — Люциус, это символ плодородия!

Глава рода выхватил фенечку и принялся вертеть в руках, цокая языком и явно понимая куда больше своего сына и внука: «зеленым по белому — накопление здоровья… шерстяная нить… мужская сила… интересно, а бисер тоже что-то может?»

— Драко, она ведь русская? — Абраксас бережно застегнул браслет на руке внука.

— Кто?

— Девушка, что подарила тебе этот браслет. Она ведь откуда-то из восточной Европы? Украинка, русская, полячка? Как её зовут? Она бесприданница, верно? Она помолвлена? Она красивая?

— Отец, мы с Нарциссой планируем помолвку либо с Паркинсон, либо с Гринграсс! Что за намеренья взять дикарку?

— Гринграсс и Паркинсон, Люциус, пусть катятся заповедными лесами да нехожеными тропами! — взвился старший Малфой. — Ты что, не понимаешь? Цвета, символика, шерсть — такие обереги не делаются на коленке за час! Это индивидуальная вещь, строго на Драко, от любящей девушки. У нас это почти забытое искусство, разве что, в Уэльсе и Ирландии можно отыскать несколько знающих старух. Только от их изделий нет никакого толка, а здесь сила! Пятисотлетнее проклятье, которое не дрогнуло от всех жертв, молитв и ритуалов, слабеет и разжимает пальцы, стоит только браслету очутиться на руке! Да даже в Восточной Европе такие искусницы — редкость, и ими не разбрасываются!

— Вообще-то, Вадим Волхов мальчик, — Драко провернул браслет на руке. — И он сплел браслет за час, а потом долго думал, куда его деть. Ну, и подарил мне.

У Абраксаса вытянулось лицо.

— Он увлекается бисероплетением, — сообщил Драко. — А еще вышивает. В его подвесках и сережках половина Слизерина ходит. Наверное, он сам не знает, что делает. Иначе так бы не разбрасывался.

Люциус задумался и медленно проговорил.

— Нет, Драко, он отлично понимает, что творит.

Абраксас метнул на сына внимательный взгляд.

— Ты думаешь, ребенок так заявляет о себе?

— А почему нет? Мелифлуа так и не расторгли помолвку с Грей. Да и на прошедшем балу Элис блистала, и от неё не пахло болезнью. Мелифлуа ничего не продавали, чтобы оплатить лечение у истинного целителя, и Грей тоже. Девушка никуда из Хогвартса не уезжала, это сразу стало бы мне известно. Значит, целителя нашли где-то здесь и расплатились чем-то другим. Этот браслет явно указывает, что это… Как его зовут?

— Вадим Волхов, — подсказал Драко и вздохнул. — Он и правда много времени проводил с Элис, это все видели. К Хеллоуину он даже попал в Больничное крыло, а вот Элис наоборот, расцвела. Только…

— Только? — подбодрил его дед.

— Только он сумасшедший, — буркнул Драко, отведя взгляд. — Магия Хогвартса сводит его с ума. У него даже справка есть из Мунго, это синдром Грин, или как-то так… Он даже сбежать пытался, только его поймали и вернули. Он потом забастовку устроил и неделю из подземелий не вылезал, только на зелья ходил. Потом вроде как нашли какое-то средство, и он спокойнее стал… Да только за эти месяцы крыша у него явно протекла!

— Драко, что за выражения? — возмутился Люциус.

— Синдром Грин… — Абраксас задумчиво провел рукой по волосам — точь-в-точь жест Драко — и поднялся. — Не припоминаю что-то. Наведаюсь-ка я в библиотеку. Люциус, разведай, что это за мальчик такой там объявился. А ты, Драко, после каникул постарайся с ним подружиться. Подружиться — это значит давать списывать домашнее задание, интересоваться, как дела, заботиться по мере сил, а не кривить надменно губы, понял?

— Дедушка!

— И напиши ему, — добавил Люциус. — А лучше, отправь-ка подарок. Пожалуй, Волхов заслужил какой-нибудь трактат… хотя, лучше подарить ему набор для рукоделия из полудрагоценных камней… ...