Татьяна Булатова Сами разберемся…

Моим любимым бабушкам и дедушкам посвящается

Пожалуй, а то и наверняка, во дворе ее не любили. И было за что. Уж больно много о себе воображает. Подумаешь, сын у нее майор, а внучки — отличницы. А то мы не видали этих майоров! Мы и генералов видали. И полковников. А уж отличниц этих полный двор: в любом подъезде, да и не одна!

— Хоть сто! — надменно произносила Зоя Семеновна и спокойно шествовала к подъезду с крыльцом, ступени которого были рассчитаны на шаг, не характерный для среднестатистического человека. Уж очень высоки: на каждую вставать приходится сначала одной, потом другой ногой. Иначе не подняться. И так — раз пять. Пока залезешь, всю обсмотрят и в спину чего-нибудь пожелают.

— Сын — майо-о-ор… — презрительно поджимала губы Неля Афанасьевна, за выпученные глаза и странное имя прозванная дворовой детворой Пульчинелла, и, склонившись к самому уху соседки, таинственно сообщала: — Этот-то — майор! А другой вчера с крыльца упал.

— Споткнулся, что ли?! — ахала доброжелательная Фаустова и поднимала брови домиком.

— Ага, споткнулся! — зловеще кивала Пульчинелла и через секунду давала волю еле сдерживаемым эмоциям: — Как же! Пьяный был в жопу. Лицо разбил. Кровища!

— Надо же! — искренне переживала Фаустова. — То-то я смотрю, с утра все крыльцо в песке, а под ним че-то темно как-то. А то не темно, то — кровь.

— Сама и засыпала, — подтвердила Пульчинелла и показала глазами на «Зойкины» окна. — Стыд-то какой, ну! А ты говоришь: майор. Вот тебе и майор.

— Жа-а-алко… — не к месту заявляла Фаустова и для пущей убедительности трясла повязанной платком головой.

— Че те жалко-то? — подскакивала на скамейке Пульчинелла. — Это я, что ль, от людей морду-то ворочу?

— Все равно жалко, — стояла на своем справедливая Фаустова.

— Слышь, Григорьевна, — зашла издалека Пульчинелла. — Я вот все спросить у тебя хотела. Это у тебя сын-то прокурор?

— И что с того, что прокурор? — Фаустова потупилась.

— А то! Сын-то у тебя, можа, и прокурор. А вот ты, я тебе скажу, дура. Нет, ну это ж надо! У одной — майор. У другой — прокурор. Это кому скажи!..

— Злая ты, Неля, — обижалась Фаустова и в знак протеста отодвигалась от Пульчинеллы на полметра в сторону — благо скамейка позволяла.

— Зато ты добрая, — разводила руками обидчица. — Злая не злая, а дурой никогда не была. И уж не буду, наверное.

— Это уж как Бог даст, — напомнила о Высшем суде Фаустова и с умилением посмотрела в глубь двора, где на детской площадке играл ее внук, прозванный Плохишом за выдающийся вес и вредный характер.

Пульчинелла перехватила взгляд соседки и только было собралась высказать свое мнение по поводу происходящего, как двор огласился женским криком такой силы, что могло показаться — сработала сирена.

— Господи ты боже мой! — всплеснула руками Фаустова и в испуге обернулась к дому. ...