Luchien Туман Луизианы

Пролог

1794 г. Плантация «Санрайз», Южная Америка.

Вот уже третьи сутки беглецы продирались сквозь непроходимые леса, спасаясь от неумолимой погони. Иногда преследователи подбирались так близко, что мужчины могли расслышать отдаленный лай собак. Он подстегивал, заставлял бежать дальше, бежать как можно быстрее, не обращая внимания на стертые в кровь ноги и руки, на жажду и дикую усталость. Сейчас они сидели в корнях огромного мангрового дерева, то и дело оглядываясь, прислушиваясь к звукам погони.

— Кажется, оторвались. — Один из путников хлопнул себя по щеке, убивая очередного москита. Лицо распухло от укусов, губы растрескались от жажды.

— Думаешь, не догонят? — Второй, морщась, отдирал грязную ткань от груди, пытаясь взглянуть на тело. Том вовремя это заметил и накрыл его руку своей:

— Оставь. Если сейчас откроешь, она точно загноится.

— Мне кажется, она уже воняет, — усмехнулся блондин и устало откинулся на ствол. По лбу его непрерывно стекали струйки пота. Его спутник озабоченно нахмурился, отмечая, что руки у друга мокрые и ледяные. Только сенной лихорадки им не хватало.

— Потерпи, Джонатан, — привстал он, прислушиваясь. — До границы плантации осталось немного. Там, впереди, река. За ней уже ничья территория. Если сумеем уйти, дальше люди Кинга не пойдут.

— Том, мне кажется, мы никогда не выберемся из этих чертовых джунглей, — простонал Джон, прикрывая глаза. Губы его чуть заметно подрагивали. Начинался озноб. Томас бросил быстрый взгляд на друга, покачал головой — если так пойдет и дальше, они действительно останутся здесь навсегда… По крайней мере, Джона он здесь точно не бросит.

— Слушай, расскажи мне о своей семье, — попросил Том, пытаясь отвлечь друга, не дать ему провалиться в беспамятство. Кажется, в этот раз получилось — Джон расслабился, мягкая улыбка тронула его губы.

— Стефани — самая красивая женщина на свете. Я даже сейчас вижу ее, сидящую за клавесином. На ней светло-зеленое платье, в волосах ленты. Она улыбается мне. — Джон открыл глаза, посмотрел на притихшего Тома. — Луиза еще совсем маленькая. Когда я уплывал, ей едва минуло два года. Сейчас уже четыре. У нее светлые, почти белые волосы и огромные глаза. Она…

— Вся в тебя, — сказал Том.

— Ты еще помнишь, какого цвета мои волосы? — Улыбка Джона вышла натянутой. — Мне кажется, от этой въевшейся грязи я никогда не отмоюсь. И от вшей.

— Вши уходят с первым же купанием с уксусом, — махнул рукой Том. Джон пристально посмотрел на сидящего перед ним молодого мужчину. Уже в который раз он задавался вопросом: что заставило того бежать с плантации, на которой он жил в неге и богатстве? Спросить об этом все было не ко времени.

— Джон, Джон! — Сознание медленно ускользало, не желая возвращаться в измученное тело. — Ах ты, Святая Магдалена! — Голос Тома то приближался, то исчезал. Джон почувствовал, как его подхватили под руку и медленно потащили сквозь заросли. Хотелось промычать что-то вроде: «Пусти, я могу идти сам», но силы покинули его, оставив взамен невыносимую слабость во всем теле. Когда он в следующий раз открыл глаза, на джунгли опустилась ночь. В кустах что-то трещало и чавкало, воздух наполнила звенящая голодная мошкара.

— Джон, просыпайся! — В мужском голосе слышалось отчаяние. — Мы пришли. Я не смогу перетащить тебя на тот берег. Ты должен плыть сам. Ты слышишь меня? Они опять напали на наш след. Джон, ну же! — Том тряс его за плечи, заставляя открыть налитые свинцом глаза. Река действительно была рядом, плескалась у ног. А где-то вдалеке слышался лай собак.

— Надо плыть. — Том облегченно вздохнул, увидев, что друг открыл глаза. — Ты как, сможешь?

Джон кивнул, шатаясь и поднимаясь на ноги. Река приятно холодила разгоряченную кожу. Коричневая мутная вода так и манила погрузиться в нее целиком. Соседний берег медленно, но верно приближался, когда лай стал громким, из джунглей выскочили люди, рассыпались по берегу. Свет факелов заплясал на черной воде.

— Быстрее, они сейчас будут стрелять! — раздался отчаянный вскрик Тома. Рядом с головой взметнулся фонтанчик воды, затем еще один. Берег приближался, ноги уже погружались в мягкое илистое дно. Боль прошила спину внезапно, взорвалась яркой вспышкой в голове. Последнее, что помнил Джон, были мутные воды реки, смыкающиеся над головой.

* * *

1807 г. Англия, Лондон.

Огромный зал сиял — весь аристократический свет Англии находился сегодня в доме герцогов Клеймор. Майский бал, один из последних перед закрытием сезона, традиционно собирал все сливки общества. На этом балу заключались помолвки, любовники договаривались о том, где лучше провести лето, матроны делились опытом и хвастались, чья дочь в этом сезоне заполучила завидного жениха.

Легкий флер сплетен и вседозволенности витал в воздухе, заставляя молодых девушек привставать на носочки и вытягивать шеи, выглядывая кавалеров. До танцев было достаточно времени, чтобы успеть поделиться новостями и обсудить гостей. Юные леди собирались в группки, шепча и сдавленно смеясь, прикрываясь веерами. Джентльмены прохаживали меж них со столь напыщенным видом, что создавалось впечатление, будто они оказались здесь совершенно случайно, проезжая мимо. Хотя всему Лондону было известно: попасть на бал Клейморов удавалось не каждому, и приглашение некоторые семьи ждали не один сезон.

Бесшумно скользили слуги, едва успевая наполнять бокалы игристым вином. Из распахнутых настежь французских окон в зал залетала ночная прохлада, остужая пылающие щеки, плечи и некоторые горячие головы. У одного из таких окон, на изящной козетке, обитой алым плюшем, сидели две девушки, что-то увлеченно обсуждая. Поглощенные разговором, они, казалось, не замечали никого вокруг. Темная и светлая головы склонились друг к другу, прячась за веером из страусовых перьев.

— Ты видела? — Яркая брюнетка в платье глубокого лилового цвета закатила глаза. — Он два раза посмотрел на меня. Два раза!

— Думаешь, сегодня он сделает тебе предложение, Британи? — Вторая, невысокая блондинка в бледно-голубом, старательно изучала бальную книжечку, пытаясь отыскать хотя бы одно окошко — она обещала танец отцу и совсем об этом позабыла.

— Ну, не знаю насчет предложения, Луиза, — смутилась Британи, — но вальс и кадриль я танцую с ним!

— Я надеюсь услышать о вашей помолвке в ближайшее время! — Луиза улыбнулась, отыскав наконец тур вальса в заполненной до отказа книжке.

— О, смотри, Барбидж! — Британи спряталась за веером и зашептала: — Видишь того красавца рядом с ним? Это лорд Норидж, говорят, он в родстве с Клейморами.

— Иногда мне кажется, что с ними пол-Англии в родстве, — фыркнула Луиза, незаметно разглядывая указанного лорда. Обходительный, учтивый и невероятно обаятельный, лорд Норидж, едва появившись, стал самым главным событием сезона.

— Нет, этот именно в родстве, — многозначительно проговорила Британи. — Я слышала, как леди Кавендиш говорила моей матери, что лорд Норидж — внебрачный сын герцога…

— Что ж, это объясняет его успех, — протянула Луиза. Ей Норидж не казался занимательным настолько, чтобы обсуждать его целых пять минут. — Барбидж решил нам его представить, смотри, они идут прямо к нам!

Девушки повернулись в сторону джентльменов и почти синхронно улыбнулись, изобразив на лице вежливую заинтересованность.

— Британи, вы позволите представить вам Стивена Грэхема, графа Нориджа? — Ведущий за собой приятно улыбающегося мужчину молодой человек с короткими бакенбардами в черном смокинге элегантно поклонился леди, сдержанно поведя рукою в сторону незнакомца.

— О, Барбидж, — жеманно закатила глаза Британи, принимаясь усиленно обмахиваться веером. — Ну что ж, знакомьте, если вы уверены, что нас это развлечет.

— Непременно развлечет, дамы. — Граф Норидж склонился над протянутыми руками. — Прелестные английские розы не должны скучать. Особенно в такой вечер.

— Я не слышала о вас ранее. — Луиза с интересом рассматривала высокого лорда в бархатном темно-синем смокинге. Вопреки моде, волосы его не были напудрены, вызывающе выделяясь среди бледных голов черным цветом. Кремовую пену кружевного шейного платка держал огромный сапфир, мягко сияющий в свете свечей.

— Зато я наслышан о вас немало, — склонил голову граф Норидж. — Вы ведь Луиза Клиффорд, графиня Грейсток, верно?

— Верно. — В голосе Луизы звучало легкое удивление.

— Вы, вероятно, гадаете, откуда я вас знаю, — мягко рассмеялся Норидж. — Но тут не о чем и гадать — я видел ваши картины в доме Бошанов вчера. А сегодня баронесса Бошан показала мне и саму художницу. Я настоял, чтобы Барбидж познакомил нас.

— Так вот оно что, — улыбнулась Луиза. — Право же, я все никак не могу привыкнуть к тому, что люди узнают тебя по картинам.

— И очень хорошим картинам, смею заметить, — серьезно проговорил Норидж. — Могу я надеяться на портрет вашей кисти? — Он лукаво подмигнул, и Луиза вздрогнула — взгляд графа при всей его веселости оставался холодным и безжизненным.

— Отец! — Девушка поспешила окликнуть графа Грейстока, проходящего мимо с хозяином дома. — Отец, позволь тебе представить графа Нориджа. Мой отец — граф Грейсток.

Светская улыбка застыла на лице Джонатана Грейстока, стоило ему встретиться взглядом с черными омутами глаз Нориджа.

— Очень приятно. — Джонатан пожал протянутую руку и, извинившись, взял дочь за локоть, отводя в сторону. — Мы уезжаем, Луиза. Попрощайся от меня с герцогиней.

— Но, отец, бал еще толком не начался, быть может…

— Мы уезжаем, — с нажимом произнес граф Грейсток. Поклонившись Нориджу, Луиза поспешила к хозяйке дома, с трудом сдерживая жгучие слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз. Это было несправедливо! Последний бал сезона, а они едут домой! И почему?!

* * *

Дорога домой проходила в молчании. Луиза дулась на отца, скрестив руки на груди и забившись в дальний угол кареты. Граф, казалось, совершенно не обращал на дочь внимания, погрузившись в размышления. Он даже не заметил, что та поднялась к себе, демонстративно не пожелав отцу спокойной ночи.

— Вы так быстро вернулись. — Горничная Мэри прикрыла рот, широко зевнув. — Я не ждала вас раньше утра.

— Отец забрал меня с бала, едва он успел начаться, — со слезами в голосе ответила Луиза, держась за столбик кровати, пока Мэри не спеша расшнуровывала корсет. — Я не знаю, что на него нашло, но я даже полонез не успела станцевать! Завтра придется объясняться перед всеми, кому я обещала танец! Как он мог так со мной поступить?!

— Уверена, у лорда Джонатана были причины так поступить, — мудро заметила Мэри, осторожно стягивая с хозяйки атласное верхнее платье. Та переступила ногами, оставаясь в нижнем платье, и отошла к туалетному столику, падая в кресло.

— Я потребую у него объяснений завтра же, — продолжила бурчать девушка, пока служанка выбирала из густых светло-русых волос многочисленные жемчужные заколки.

— Уверена, ваш отец и сам вам все объяснит. — Мэри осторожно помассировала голову Луизы. — Вам принести теплого молока?

— Было бы неплохо, — блаженно пробормотала Луиза, прикрыв глаза. От непролитых слез разболелась голова, и теперь боль медленно отступала под нежными пальцами Мэри.

Луиза ворочалась без сна в своей постели, пытаясь устроиться поудобнее. Часы внизу давно пробили два часа ночи — самый разгар бала! Она отвернулась к стене, пытаясь не смотреть на переливающееся в темноте платье. А ведь этот бал должен был стать последним перед ее поездкой в Италию. Луиза тяжело вздохнула — иногда ей особенно не хватало мамы.

Прекрасная и скандальная история любви в свое время всполошила весь лондонский свет: молодой (кое-кто говорил, что чересчур молодой) виконт Грейсток сбежал во Францию вслед за не менее юной баронессой Буршье. Родители виконта грозились лишить единственного сына наследства, если тот не одумается и не вернется. А он взял да и женился на Стефани Буршье, наплевав на негодование родных и отлучение от семьи. Несколько лет влюбленные счастливо жили во Франции, в живописном замке на берегу Луары, но революция уже стояла на пороге, и супруги решили переехать в Италию. Родители Стефани на уговоры молодых не поддались и спустя несколько лет сложили свои головы под лезвием гильотины.

В Милане Джонатан Грейсток удачно распорядился наследством жены, купив несколько торговых кораблей и снарядив первую экспедицию в Южную Америку. Спустя три года после его возвращения граф Грейсток заболел, и виконт с семьей вернулся в Англию. Нежной Стефани так и не подошел климат Туманного Альбиона, но она мужественно скрывала свою болезнь, глядя, как счастлив муж, вернувшийся домой. Она угасла тихо и неслышно от чахотки, когда Луизе исполнилось десять. С тех пор безутешный вдовец не женился, целиком и полностью посвятив себя воспитанию дочери. Он потакал всем ее прихотям, позволил учиться дома, а не в закрытом пансионе, как на том настаивала графиня, бабушка Луизы. И даже нанял учителя из Франции, учившего дочь живописи.

Поведение отца сегодня на балу не укладывалось ни в какие рамки, и оттого Луизе было особенно обидно. Ведь она совершенно ни в чем не виновата! За что отец лишил ее праздника? Быть может, он узнал о ее поездке в госпиталь Магдалины вчера днем? Едва узнав, что в приюте живут падшие женщины и их маленькие дети, она твердо решила, что именно там непременно нуждаются в ее помощи. Саркастические улыбки, которыми провожали юную леди бывшие проститутки, до сих пор стояли перед глазами. Что она сделала не так? Всего лишь хотела предложить свою помощь, предложив по пятницам читать им романы Джейн Остин. Тяжело вздохнув, Луиза покачала головой: возможно, эти женщины просто не смогли бы оценить всю красоту романтических историй?

Внезапно внизу что-то грохнуло, затем еще раз и еще. Девушка резко села в кровати, напряженно вслушиваясь в темноту. Слуги давно спали. Отец отправился в кабинет, едва они вернулись. Шум повторился, что-то упало, кажется, послышался короткий вскрик. Луиза спрыгнула с кровати, натягивая халат, путаясь в рукавах. Над головой раздались шаги — вероятно, Сеймур, дворецкий, услышал наконец шум и решил узнать, что случилось. Луиза выглянула в коридор, но там пока было пусто. На полу плясали квадраты лунного света — на улице поднимался ветер. Ветки высоких кленов царапали стекла. Девушка замерла в нерешительности, идти дальше одной было страшно. Дверь, ведущая на этаж слуг, отворилась, пропуская Сеймура, держащего в руках свечу.

— Что-то случилось, миледи? — он вопросительно посмотрел на Луизу.

— Я слышала шум внизу. Но там кроме отца никого нет, я… — Зазвенело стекло, кажется, в комнатах внизу разбилось окно. Переглянувшись, дворецкий и Луиза бросились вниз. Дверь в кабинет была плотно закрыта, из-под нее лился ровный желтый свет.

— Милорд? — Сеймур подошел к двери и прислушался. В кабинете было тихо.

— Ломай дверь, — решительно сказала Луиза, забирая у него свечу. Сеймур разбежался и ударил плечом по двери. Дерево скрипнуло, но не поддалось. Переглянувшись с девушкой, дворецкий снова отошел и с разбегу приложился об дверь. Раздался треск — замок вылетел из двери, с грохотом падая на пол. Луиза бросилась было вперед, оттолкнув потирающего плечо Сеймура, но открывшаяся картина заставила ее замереть на пороге. Дворецкий аккуратно отодвинул молодую графиню в сторону и прошел в кабинет, склоняясь над безжизненным телом хозяина.

— Отец! — Луиза дернулась было к нему, но Сеймур предостерегающе поднял руку, заставляя остановиться. — Что с ним?

В кабинете все было перевернуто вверх дном. Шторы надувались огромными парусами — из разбитого окна в комнату порывами залетал ветер. Луиза потрясенно смотрела на погром, пытаясь понять, кому понадобилось нападать на ее отца. Разбросанные по всей комнате бумаги слабо шевелились на сквозняке. Здесь явно что-то искали, но что?

— Миледи, он жив! — взволнованно проговорил Сеймур, поднимая глаза на девушку. Она, опомнившись, опустилась на колени рядом с Джонатаном, стараясь не смотреть на кровь, залившую белоснежную рубашку.

— Луиза… — голос графа был тих и слаб. — Найди Тома. Я прошу тебя, найди Тома. — Он пытался сфокусировать свой взгляд на дочери.

— Какого Тома, отец? — Луиза сама не заметила, как начала всхлипывать. — Какого Тома?

— Найди… Тома… — Последний вздох слетел с губ, стеклянный взгляд ярко-голубых глаз остановился на лице дочери.

1 глава

Первый день лета четыре человека, застывшие сейчас неподвижно над могилой, встретили на кладбище Блумсбери. Луиза пряталась за густой черной вуалью, стараясь держать спину прямо и не показывать, как ей на самом деле больно. Рядом стоял молчаливый Сеймур, неловко крутивший в руках котелок. Поверенный семьи Вудвилл время от времени поглядывал на часы. Четвертым был могильщик, ждавший приказа, чтобы начать засыпать могилу. Лакированный гроб красного дерева покрывал огромный букет желтых лилий — любимых цветов Джонатана. Все речи уже отзвучали, и те, кто хотел проститься с последним графом Грейсток, уже шли к экипажам, осторожно переступая лужи и обсуждая ужасную ночную грозу. Судорожно вздохнув, Луиза кивнула наконец могильщику. Первые комья земли с глухим стуком упали на крышку, и девушка прижала кулак ко рту, удерживая рвущийся наружу крик. Поверенный скорбно склонил голову и отправился по дорожке к карете.

— Пойдемте, миледи. — Сеймур неловко дотронулся до локтя Луизы. — Все уже.

Девушка очнулась, глядя на холмик земли, который старательно ровнял могильщик. Она так глубоко погрузилась в свое горе, что не заметила, как все закончилось.

Городской дом был пуст — поминальный обед организовала вдовствующая графиня Грейсток, бабушка Луизы. Ехать туда девушка категорически отказалась, и именно по этой причине мистер Вудвилл терпеливо ждал в голубой гостиной, тоскливо поглядывая на часы и мечтая о том, чтобы оглашение завещания поскорее завершилось и он смог наконец отправиться к Стаффордам, где его ждал обед и прехорошенькая невеста.

— Я готова выслушать вас, мистер Вудвилл. — Луиза расположилась в обитом голубым шелком кресле, расправив складки на платье.

Поверенный невольно залюбовался бледной девушкой, казавшейся сошедшей с картин Гейнсборо. Солнце играло в аккуратно уложенных волосах цвета спелой пшеницы. Траур чрезвычайно шел ей, оттеняя фарфоровую кожу и пухлые губки. «Все-таки француженки — красивые женщины, и леди Грейсток явно пошла в мать», — мелькнуло в голове Вудвилла, пока он раскладывал бумаги на столе.

— Итак, начнем. — Поверенный набрал больше воздуха в легкие и начал перечисление движимого и недвижимого имущества покойного графа Грейстока. Луиза была богата и прекрасно об этом знала: вернувшись в Англию, отец не бросил вкладывать деньги в товары из колоний, приносившие немалую прибыль. Дела шли удачно, а титул и имя лишь способствовали заключению крупных договоров. Список поместий, предметов искусства, племенных лошадей, драгоценностей занял час. Шея у девушки, сидевшей в позе умеренного любопытства, давно затекла. Она бы с удовольствием расшнуровала тугой корсет и легла — в голове после слез на кладбище медленно и методично пульсировала боль.

— А теперь переходим к самому интересному. — Вудвилл хитро улыбнулся, но, встретив строгий взгляд, стушевался и пробормотал: — Извините. В конце завещания сделана приписка. Лорд Грейсток внес ее недавно, всего два месяца назад.

Луиза заинтересованно посмотрела на поверенного. Она и не знала, что отец менял что-то в завещании… О том, что все после его смерти перейдет к ней, девушка знала давно. Но зачем ему понадобилось вносить изменения? Он что-то предчувствовал? Или ему что-то угрожало?

— Моя дочь, леди Луиза-София Клиффорд, графиня Грейсток является единовластной владелицей всего имущества, оглашенного выше. В права наследования она вступит не ранее чем по достижении двадцати одного года. До достижения этого срока опекуном леди Грейсток является сэр Томас Уоррингтон. Он же является единственным распорядителем ее имущества вплоть до обозначенного в данном документе срока. В случае моей преждевременной кончины опека над Луизой переходит сэру Уоррингтону.

— Томас Уоррингтон? — Луиза нахмурилась, пытаясь вспомнить этого джентльмена среди знакомых отца. Тому, что он нашел для нее опекуна, она не удивлялась — отец часто со смехом говорил, что дочь совершенно не умеет распоряжаться деньгами и, дай ей волю, растратит все состояние на помощь обездоленным и мошенникам, что непременно наводнят ее дом. Но делать опекуном совершенно незнакомого ей человека? — Но кто это? — помимо воли вырвалось у нее. Оказалось, мистера Вудвилла это интересовало не меньше Луизы.

— Сведений о Томасе Уоррингтоне у нас нет. Но его адрес прилагался к завещанию. Лорд Грейсток обо всем позаботился. — Он протянул листок, на котором ровным каллиграфическим почерком было написано: Томас Уоррингтон, Соединенные Штаты Америки, штат Луизиана, поместье «Магдалена».

— Америка?! — Луиза потрясенно посмотрела на поверенного. — Но как же… я ведь ни разу…

— Я полагаю, вам следует написать мистеру Уоррингтону и поставить его в известность о кончине лорда Грейстока.

— Д-да, я так и поступлю… — Луиза растерянно смотрела на записку. Убийство отца, теперь таинственный опекун …

— Леди Грейсток, я вам больше не нужен? — Мистер Вудвилл счел нужным напомнить о себе.

— Конечно, мистер Вудвилл, спасибо вам за все. — Луиза поднялась, чтобы проводить поверенного. А оставшись одна, снова уставилась на записку, вглядываясь в ровные буквы, пытаясь понять, почему отец указал именно этого человека? От кого же лорд Грейсток пытался спрятать дочь на другом конце света?

* * *

— Где она, где Луиза? — Властный голос вдовствующей графини разносился по комнатам. Луиза тяжело вздохнула и закатила глаза — благо ее сейчас никто не видел. Появления бабушки она ждала и боялась.

Леди Виктория пеклась о благополучии семьи, не обращая внимания на слабые попытки ее членов сопротивляться своему счастью. Она свято верила в незыблемость семейных устоев и традиций, а доброе имя Грейстоков значило для гордой дамы больше, чем счастье собственных детей. Старший разбил сердце матери, сбежав с француженкой. Младший давно был вычеркнут из домовой книги, присоединившись к революционерам в той же Франции. Да, эта страна смогла отнять обоих детей леди Виктории. Но одного она все-таки вернула, да еще и с маленькой внучкой. Любви между невесткой и свекровью не было никогда, к тому же Стефани, по мнению графини, была настолько невоспитана, что не желала прятать свою неприязнь под маской учтивой любезности. После ее смерти отношения с внучкой лучше не стали — сын, нахватавшись от жены свободолюбивых идей по воспитанию детей, не позволил отдать девочку в приличный пансионат, чем окончательно разбил нежное материнское сердце. Обычно общение внучки с бабушкой проходило в кругу гостей и ограничивалось несколькими дежурными фразами о погоде и здоровье. Но Луиза была уверена, что она вот-вот появится, чтобы напомнить, кто является главой семьи Грейсток и кому теперь принадлежит ее, Луизы, душа. Сейчас она готова была расцеловать отца за внезапное опекунство.

— Моя дорогая, леди не положено принимать гостей в кабинете! — Графиня величественно вплыла в комнату и, уперев в пол трость, замерла посредине. — Впрочем, не удивительно, что ты не знаешь этих тонкостей, с твоим-то воспитанием…

— Рада вас видеть, бабушка. — Луиза приглашающее кивнула на диван. Поняв, что ее выпад никак не задел внучку, леди Виктория присела, поставив перед собой трость.

— Ты не была на поминальном обеде. — Графиня неодобрительно смотрела на Луизу. — Там было несколько молодых людей, с которыми ты за весь сезон наверняка успела познакомиться. Каждый из них имел со мной беседу по поводу твоего будущего. Я сказала, что решать тебе. Но сама настоятельно рекомендую тебе обратить внимание на графа Нориджа. Чрезвычайно перспективный джентльмен.

— Графа Нориджа? — Луиза и предположить не могла, что на обеде, устроенном в память об ее отце, бабушка могла ее сватать! — Но он мне в отцы годится!

— Тридцать восемь — не срок для мужчины, — наставительно произнесла леди Грейсток. — К тому же с его происхождением ты вполне можешь стать герцогиней со временем.

— Его сомнительным происхождением, вы хотели сказать? — нахмурилась Луиза. Само обсуждение будущей женитьбы сейчас, когда не прошло и пяти дней со смерти отца, казалось абсурдным.

— Я знаю, что в ближайшее время Клеймор официально признает его своим сыном, — отмахнулась леди Виктория. — Ты должна быть рада, что он обратил внимание на дочь француженки!

— То есть он просил моей руки у вас? — на всякий случай уточнила Луиза.

— Нет, не просил, — пожала плечами леди Грейсток. — Но интересовался тобой и твоим здоровьем. Я же говорю — очень интересный джентльмен. Думаю на следующей неделе пригласить его на ужин, там и познакомитесь поближе. Свадьбу лучше играть в апреле. Останется меньше года, но я уверена, все поймут причину спешки: одинокая юная леди, оставшаяся без присмотра — твоя поспешная свадьба никого не удивит. Леди Саффолк уже намекала мне, то, что ты живешь одна в доме, совершенно неподобающе.

— Но ведь я не одна, у меня есть слуги, — попыталась вставить хоть слово Луиза. — И к тому же отец оставил…

— Я знаю, что мой бедный Джонатан оставил тебе наследство, но совершенно не озаботился о муже! — патетично воскликнула графиня. — Если так дело пойдет и дальше, ты можешь остаться старой девой или, что еще хуже, лишиться репутации! Я не могу этого допустить! Определенно не могу! Ты переедешь ко мне сегодня же. Вещи привезут в течение недели. Сезон почти закончился, но у нас есть еще в запасе пара вечеров, не балы, конечно, но и там можно отыскать что-то достойное…

— Бабушка! — Луиза беспомощно смотрела на разошедшуюся леди Викторию. Ее блеклые голубые глаза горели воодушевлением, а небольшие седые букли подпрыгивали в такт кивкам, которыми она сопровождала каждое свое предложение. Перед глазами вдовствующей графини, судя по всему, уже проплывали вереницы женихов, а Луиза шла к алтарю с букетом кремовых роз и нарциссов…

— Бабушка, я не перееду к вам! — Громкий возглас заставил наконец замолчать леди Грейсток. Она изумленно уставилась на внучку, будто пыталась понять, кто посмел ее перебить. — Я еду в Америку, — тверже добавила ободренная ее молчанием Луиза. — К опекуну, которого назначил отец.

— Какая Америка? — Казалось, графиню вот-вот хватит удар. Она открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, силясь понять, что говорит внучка. — Какой опекун?

— Отец назначил мне опекуна, — терпеливо принялась объяснять Луиза, всеми силами стараясь, чтобы бабушка не расслышала неуверенности в ее голосе. — Это его друг, сэр Томас Уоррингтон. У него плантация сахарного тростника в…

— Плантатор? Матерь Божия! — Леди Виктория вдруг побледнела и схватилась за сердце. Глаза ее закатились, и почтенная дама повалилась на диван.

— Мэри! О Господи, Мэри! Неси соли, леди Грейсток стало плохо! — Луиза в тревоге склонилась над бабушкой, отмечая, что она точно не притворяется. Чего-то подобного Луиза, конечно, ожидала. Обмороки были привычной тактикой леди Виктории, когда та хотела заставить окружающих поступать так, как нужно именно ей. А значит, и всей семье в ее лице.

Леди Грейсток слабо застонала, пока Мэри водила флакончиком под ее носом. Луиза присела рядом, настороженно глядя на леди Викторию.

— Вам уже лучше?

— Кажется, я слышала что-то про Америку, — слабым голосом проговорила графиня. — Мне ведь показалось, не так ли?

— Нет, бабушка, не показалось, — твердо сказала Луиза. — Я уезжаю в Америку к опекуну, назначенному отцом.

— Какой скандал, — тихо, но совершенно четко проговорила леди Виктория. — Моя внучка едет в бывшую колонию, жить на плантации, в окружении черных рабов. О, Луиза, лучше бы ты умерла!

— Простите, бабушка, что не оправдала надежд. — Луиза почувствовала, как глаза наполняются слезами. — Возможно, я погибну по пути в Америку, и тогда вы всем будете говорить, как непомерна ваша скорбь.

— Не говори ерунды! — Графиня, казалось, пришла в себя. Выпрямив спину, она тяжело оперлась об угодливо предложенную Мэри трость и остро посмотрела на внучку. — Я люблю тебя, что бы ты там себе ни выдумывала, и желаю тебе счастья.

— Я тоже люблю вас, бабушка, — расчувствовавшись, Луиза обняла графиню. Та ответила ей легким, почти невесомым поглаживанием по спине.

— Надеюсь, ты посетишь мой ужин на следующей неделе? — непререкаемым тоном спросила она. Луиза кивнула, улыбнувшись — леди Виктория все-таки смогла настоять на своем.

* * *

Небольшой ужин для самых близких собрал тесный кружок из пятидесяти человек. Луиза стояла рядом с леди Викторией, облаченной в платье цвета переспелой клюквы. Сама девушка не поддалась на уговоры бабушки и надела черное — траур по отцу никто не отменял. Гости по очереди подходили к хозяйке дома, выражая свои соболезнования по поводу кончины ее сына. До Луизы то и дело долетали обрывки фраз:

— Бедная девушка…

— Какая трагедия, совсем одна…

— Скоро выйдет замуж…

— Уж леди Грейсток так этого не оставит…

Улыбки казались фальшивыми, сочувствие — наигранным. Больше всего на свете Луиза мечтала сейчас оказаться в своей комнате, за плотно закрытыми дверями, и чтобы никто не беспокоил! Кажется, если сейчас хоть кто-то еще скажет, как ему жаль, что отца убили, она закричит!

— Леди Грейсток. — Знакомый голос заставил вздрогнуть и поднять глаза. Над ее рукой склонился лорд Норидж. Странно, но при его появлении Луиза почувствовала, как внутри нее разливается спокойствие. Она искренне ответила на его улыбку.

— Лорд Норидж! — радушно откликнулась леди Виктория, поворачиваясь к графу. — Мы так рады, что вы приняли наше приглашение!

— Леди Грейсток. — Улыбка Нориджа мгновенно превратилась из искренней в равнодушную. — Было бы верхом невоспитанности не приехать сегодня.

— Вы само очарование! — снисходительно улыбнулась вдовствующая графиня. — А теперь, будьте так любезны, отведите Луизу в зал. Я останусь здесь, чтобы встретить припозднившихся гостей.

— Простите ее, — Луиза смущенно положила руку, затянутую атласной перчаткой, на рукав вечернего костюма. — Иногда мне кажется, что сам король Георг не смог бы отказать ей, реши она, что его отречение принесет пользу семье Грейсток!

— Она любит вас и заботится. — Норидж любезно улыбался знакомым, уверено ведя девушку в зал, где уже настраивали инструменты музыканты. — О, будут танцы? Я думал, траур в Англии продолжается не одну неделю.

— В Англии? — Луиза заинтересованно посмотрела на графа. — Вы приехали издалека?

— Долгое время я жил в Африке, — с готовностью ответил Норидж, — а до этого несколько лет провел в Южной Америке.

— Это, должно быть, невероятно интересно! — восхищенно проговорила Луиза, пытаясь разглядеть в лощеном облике графа признаки заядлого путешественника.

— Бывало по-разному, — уклончиво ответил граф. — Возможно, я расскажу вам об этих годах как-нибудь. Но смотрите, зовут к столу. Кажется, все гости наконец собрались.

Далеко за полночь Луиза наконец оказалась в своей постели и теперь расслабленно смотрела на царапающие окно ветки кленов. Ей хотелось бы солгать себе, но не получалось — вечер, несмотря на скорбный повод, прошел отлично. И немалую роль в этом сыграл лорд Норидж, не отходивший от нее ни на шаг. Он оказался невероятно интересным собеседником, а тот факт, что он действительно объехал пол-мира, вызывал уважение и напоминал об отце. Да, ему Стивен Норидж определенно бы понравился!

2 глава

Первый день лета четыре человека, застывшие сейчас неподвижно над могилой, встретили на кладбище Блумсбери. Луиза пряталась за густой черной вуалью, стараясь держать спину прямо и не показывать, как ей на самом деле больно. Рядом стоял молчаливый Сеймур, неловко крутивший в руках котелок. Поверенный семьи Вудвилл время от времени поглядывал на часы. Четвертым был могильщик, ждавший приказа, чтобы начать засыпать могилу. Лакированный гроб красного дерева покрывал огромный букет желтых лилий — любимых цветов Джонатана. Все речи уже отзвучали, и те, кто хотел проститься с последним графом Грейсток, уже шли к экипажам, осторожно переступая лужи и обсуждая ужасную ночную грозу. Судорожно вздохнув, Луиза кивнула наконец могильщику. Первые комья земли с глухим стуком упали на крышку, и девушка прижала кулак ко рту, удерживая рвущийся наружу крик. Поверенный скорбно склонил голову и отправился по дорожке к карете.

— Пойдемте, миледи. — Сеймур неловко дотронулся до локтя Луизы. — Все уже.

Девушка очнулась, глядя на холмик земли, который старательно ровнял могильщик. Она так глубоко погрузилась в свое горе, что не заметила, как все закончилось.

Городской дом был пуст — поминальный обед организовала вдовствующая графиня Грейсток, бабушка Луизы. Ехать туда девушка категорически отказалась, и именно по этой причине мистер Вудвилл терпеливо ждал в голубой гостиной, тоскливо поглядывая на часы и мечтая о том, чтобы оглашение завещания поскорее завершилось и он смог наконец отправиться к Стаффордам, где его ждал обед и прехорошенькая невеста.

— Я готова выслушать вас, мистер Вудвилл. — Луиза расположилась в обитом голубым шелком кресле, расправив складки на платье.

Поверенный невольно залюбовался бледной девушкой, казавшейся сошедшей с картин Гейнсборо. Солнце играло в аккуратно уложенных волосах цвета спелой пшеницы. Траур чрезвычайно шел ей, оттеняя фарфоровую кожу и пухлые губки. «Все-таки француженки — красивые женщины, и леди Грейсток явно пошла в мать», — мелькнуло в голове Вудвилла, пока он раскладывал бумаги на столе.

— Итак, начнем. — Поверенный набрал больше воздуха в легкие и начал перечисление движимого и недвижимого имущества покойного графа Грейстока. Луиза была богата и прекрасно об этом знала: вернувшись в Англию, отец не бросил вкладывать деньги в товары из колоний, приносившие немалую прибыль. Дела шли удачно, а титул и имя лишь способствовали заключению крупных договоров. Список поместий, предметов искусства, племенных лошадей, драгоценностей занял час. Шея у девушки, сидевшей в позе умеренного любопытства, давно затекла. Она бы с удовольствием расшнуровала тугой корсет и легла — в голове после слез на кладбище медленно и методично пульсировала боль.

— А теперь переходим к самому интересному. — Вудвилл хитро улыбнулся, но, встретив строгий взгляд, стушевался и пробормотал: — Извините. В конце завещания сделана приписка. Лорд Грейсток внес ее недавно, всего два месяца назад.

Луиза заинтересованно посмотрела на поверенного. Она и не знала, что отец менял что-то в завещании… О том, что все после его смерти перейдет к ней, девушка знала давно. Но зачем ему понадобилось вносить изменения? Он что-то предчувствовал? Или ему что-то угрожало?

— Моя дочь, леди Луиза-София Клиффорд, графиня Грейсток является единовластной владелицей всего имущества, оглашенного выше. В права наследования она вступит не ранее чем по достижении двадцати одного года. До достижения этого срока опекуном леди Грейсток является сэр Томас Уоррингтон. Он же является единственным распорядителем ее имущества вплоть до обозначенного в данном документе срока. В случае моей преждевременной кончины опека над Луизой переходит сэру Уоррингтону.

— Томас Уоррингтон? — Луиза нахмурилась, пытаясь вспомнить этого джентльмена среди знакомых отца. Тому, что он нашел для нее опекуна, она не удивлялась — отец часто со смехом говорил, что дочь совершенно не умеет распоряжаться деньгами и, дай ей волю, растратит все состояние на помощь обездоленным и мошенникам, что непременно наводнят ее дом. Но делать опекуном совершенно незнакомого ей человека? — Но кто это? — помимо воли вырвалось у нее. Оказалось, мистера Вудвилла это интересовало не меньше Луизы.

— Сведений о Томасе Уоррингтоне у нас нет. Но его адрес прилагался к завещанию. Лорд Грейсток обо всем позаботился. — Он протянул листок, на котором ровным каллиграфическим почерком было написано: Томас Уоррингтон, Соединенные Штаты Америки, штат Луизиана, поместье «Магдалена».

— Америка?! — Луиза потрясенно посмотрела на поверенного. — Но как же… я ведь ни разу…

— Я полагаю, вам следует написать мистеру Уоррингтону и поставить его в известность о кончине лорда Грейстока.

— Д-да, я так и поступлю… — Луиза растерянно смотрела на записку. Убийство отца, теперь таинственный опекун …

— Леди Грейсток, я вам больше не нужен? — Мистер Вудвилл счел нужным напомнить о себе.

— Конечно, мистер Вудвилл, спасибо вам за все. — Луиза поднялась, чтобы проводить поверенного. А оставшись одна, снова уставилась на записку, вглядываясь в ровные буквы, пытаясь понять, почему отец указал именно этого человека? От кого же лорд Грейсток пытался спрятать дочь на другом конце света?

* * *

— Где она, где Луиза? — Властный голос вдовствующей графини разносился по комнатам. Луиза тяжело вздохнула и закатила глаза — благо ее сейчас никто не видел. Появления бабушки она ждала и боялась.

Леди Виктория пеклась о благополучии семьи, не обращая внимания на слабые попытки ее членов сопротивляться своему счастью. Она свято верила в незыблемость семейных устоев и традиций, а доброе имя Грейстоков значило для гордой дамы больше, чем счастье собственных детей. Старший разбил сердце матери, сбежав с француженкой. Младший давно был вычеркнут из домовой книги, присоединившись к революционерам в той же Франции. Да, эта страна смогла отнять обоих детей леди Виктории. Но одного она все-таки вернула, да еще и с маленькой внучкой. Любви между невесткой и свекровью не было никогда, к тому же Стефани, по мнению графини, была настолько не воспитана, что не желала прятать свою неприязнь под маской учтивой любезности. После ее смерти отношения с внучкой лучше не стали — сын, нахватавшись от жены свободолюбивых идей по воспитанию детей, не позволил отдать девочку в приличный пансионат, чем окончательно разбил нежное материнское сердце. Обычно общение внучки с бабушкой проходило в кругу гостей и ограничивалось несколькими дежурными фразами о погоде и здоровье. Но Луиза была уверена, что она вот-вот появится, чтобы напомнить, кто является главой семьи Грейсток и кому теперь принадлежит ее, Луизы, душа. Сейчас она готова была расцеловать отца за внезапное опекунство.

— Моя дорогая, леди не положено принимать гостей в кабинете! — Графиня величественно вплыла в комнату и, уперев в пол трость, замерла посредине. — Впрочем, не удивительно, что ты не знаешь этих тонкостей, с твоим-то воспитанием…

— Рада вас видеть, бабушка. — Луиза приглашающее кивнула на диван. Поняв, что ее выпад никак не задел внучку, леди Виктория присела, поставив перед собой трость.

— Ты не была на поминальном обеде. — Графиня неодобрительно смотрела на Луизу. — Там было несколько молодых людей, с которыми ты за весь сезон наверняка успела познакомиться. Каждый из них имел со мной беседу по поводу твоего будущего. Я сказала, что решать тебе. Но сама настоятельно рекомендую тебе обратить внимание на графа Нориджа. Чрезвычайно перспективный джентльмен.

— Графа Нориджа? — Луиза и предположить не могла, что на обеде, устроенном в память об ее отце, бабушка могла ее сватать! — Но он мне в отцы годится!

— Тридцать восемь — не срок для мужчины, — наставительно произнесла леди Грейсток. — К тому же с его происхождением ты вполне можешь стать герцогиней со временем.

— Его сомнительным происхождением, вы хотели сказать? — нахмурилась Луиза. Само обсуждение будущей женитьбы сейчас, когда не прошло и пяти дней со смерти отца, казалось ей абсурдным.

— Я знаю, что в ближайшее время Клеймор официально признает его своим сыном, — отмахнулась леди Виктория. — Ты должна быть рада, что он обратил внимание на дочь француженки!

— То есть он просил моей руки у вас? — на всякий случай уточнила Луиза.

— Нет, не просил, — пожала плечами леди Грейсток. — Но интересовался тобой и твоим здоровьем. Я же говорю — очень интересный джентльмен. Думаю на следующей неделе пригласить его на ужин, там и познакомитесь поближе. Свадьбу лучше играть в апреле. Останется меньше года, но я уверена, все поймут причину спешки: одинокая юная леди, оставшаяся без присмотра — твоя поспешная свадьба никого не удивит. Леди Саффолк уже намекала мне, то, что ты живешь одна в доме, совершенно неподобающе.

— Но ведь я не одна, у меня есть слуги, — попыталась вставить хоть слово Луиза. — И к тому же отец оставил…

— Я знаю, что мой бедный Джонатан оставил тебе наследство, но совершенно не озаботился о муже! — патетично воскликнула графиня. — Если так дело пойдет и дальше, ты можешь остаться старой девой или, что еще хуже, лишиться репутации! Я не могу этого допустить! Определенно не могу! Ты переедешь ко мне сегодня же. Вещи привезут в течение недели. Сезон почти закончился, но у нас есть еще в запасе пара вечеров, не балы, конечно, но и там можно отыскать что-то достойное…

— Бабушка! — Луиза беспомощно смотрела на разошедшуюся леди Викторию. Ее блеклые голубые глаза горели воодушевлением, а небольшие седые букли подпрыгивали в такт кивкам, которыми она сопровождала каждое свое предложение. Перед глазами вдовствующей графини, судя по всему, уже проплывали вереницы женихов, а Луиза шла к алтарю с букетом кремовых роз и нарциссов…

— Бабушка, я не перееду к вам! — Громкий возглас заставил наконец замолчать леди Грейсток. Она изумленно уставилась на внучку, будто пыталась понять, кто посмел ее перебить. — Я не перееду к вам, — тверже добавила ободренная ее молчанием Луиза. — Я еду в Америку. К опекуну, которого назначил отец.

— Какая Америка? — Казалось, графиню вот-вот хватит удар. Она открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, силясь понять, что говорит внучка. — Какой опекун?

— Отец назначил мне опекуна, — терпеливо принялась объяснять Луиза, всеми силами стараясь, чтобы бабушка не расслышала неуверенности в ее голосе. — Это его друг, сэр Томас Уоррингтон. У него плантация сахарного тростника в…

— Плантатор? Матерь Божия! — Леди Виктория вдруг побледнела и схватилась за сердце. Глаза ее закатились, и почтенная дама повалилась на диван.

— Мэри! О Господи, Мэри! Неси соли, леди Грейсток стало плохо! — Луиза в тревоге склонилась над бабушкой, отмечая, что она точно не притворяется. Чего-то подобного Луиза, конечно, ожидала. Обмороки были привычной тактикой леди Виктории, когда та хотела заставить окружающих поступать так, как нужно именно ей. А значит, и всей семье в ее лице.

Леди Грейсток слабо застонала, пока Мэри водила флакончиком под ее носом. Луиза присела рядом, настороженно глядя на леди Викторию.

— Вам уже лучше?

— Кажется, я слышала что-то про Америку, — слабым голосом проговорила графиня. — Мне ведь показалось, не так ли?

— Нет, бабушка, не показалось, — твердо сказала Луиза. — Я уезжаю в Америку к опекуну, назначенному отцом.

— Какой скандал, — тихо, но совершенно четко проговорила леди Виктория. — Моя внучка едет в бывшую колонию, жить на плантации, в окружении черных рабов. О, Луиза, лучше бы ты умерла!

— Простите, бабушка, что не оправдала ваших надежд. — Луиза почувствовала, как глаза наполняются слезами. — Возможно, я погибну по пути в Америку, и тогда вы всем сможете говорить, как непомерна ваша скорбь.

— Не говори ерунды! — Графиня, казалось, пришла в себя. Выпрямив спину, она тяжело оперлась об угодливо предложенную Мэри трость и остро посмотрела на внучку. — Я люблю тебя, что бы ты там себе ни выдумывала, и желаю тебе счастья.

— Я тоже люблю вас, бабушка, — расчувствовавшись, Луиза обняла графиню. Та ответила ей легким, почти невесомым поглаживанием по спине.

— Надеюсь, ты посетишь мой ужин на следующей неделе? — непререкаемым тоном спросила она. Луиза кивнула, улыбнувшись — леди Виктория все-таки смогла настоять на своем.

* * *

Небольшой ужин для самых близких собрал тесный кружок из пятидесяти человек. Луиза стояла рядом с леди Викторией, облаченной в платье цвета переспелой клюквы. Сама девушка не поддалась на уговоры бабушки и надела черное платье — траур по отцу никто не отменял. Гости по очереди подходили к хозяйке дома, выражая свои соболезнования по поводу кончины ее сына. До Луизы то и дело долетали обрывки фраз:

— Бедная девушка…

— Какая трагедия, совсем одна…

— Скоро выйдет замуж…

— Уж леди Грейсток так этого не оставит…

Улыбки казались фальшивыми, сочувствие — наигранным. Больше всего на свете Луиза мечтала сейчас оказаться в своей комнате, за плотно закрытыми дверями, и чтобы никто не беспокоил! Кажется, если сейчас хоть кто-то еще скажет, как ему жаль, что отца убили, она закричит!

— Леди Грейсток. — Знакомый голос заставил вздрогнуть и поднять глаза. Над ее рукой склонился лорд Норидж. Странно, но при его появлении Луиза почувствовала, как внутри нее разливается спокойствие. Она искренне ответила на его улыбку.

— Лорд Норидж! — радушно откликнулась леди Виктория, поворачиваясь к графу. — Мы так рады, что вы приняли наше приглашение!

— Леди Грейсток. — Улыбка Нориджа мгновенно превратилась из искренней в равнодушную. — Было бы верхом невоспитанности не приехать сегодня.

— Вы само очарование! — снисходительно улыбнулась вдовствующая графиня. — А теперь, будьте так любезны, отведите Луизу в зал. Я останусь здесь, чтобы встретить припозднившихся гостей.

— Простите ее, — Луиза смущенно положила руку, затянутую атласной перчаткой, на рукав вечернего костюма. — Иногда мне кажется, что сам король Георг не смог бы отказать ей, реши она, что его отречение принесет пользу семье Грейсток!

— Она любит вас и заботится. — Норидж любезно улыбался знакомым, уверено ведя девушку в зал, где уже настраивали инструменты музыканты. — О, будут танцы? Я думал, траур в Англии продолжается не одну неделю.

— В Англии? — Луиза заинтересованно посмотрела на графа. — Вы приехали издалека?

— Долгое время я жил в Африке, — с готовностью ответил Норидж, — а до этого несколько лет провел в Южной Америке.

— Это, должно быть, невероятно интересно! — восхищенно проговорила Луиза, пытаясь разглядеть в лощеном облике графа признаки заядлого путешественника.

— Бывало по-разному, — уклончиво ответил граф. — Возможно, я расскажу вам об этих годах как-нибудь. Но смотрите, зовут к столу. Кажется, все гости наконец собрались.

Далеко за полночь Луиза наконец оказалась в своей постели и теперь расслабленно смотрела на царапающие окно ветки кленов. Ей хотелось бы солгать себе, но не получалось — вечер, несмотря на скорбный повод, прошел отлично. И немалую роль в этом сыграл лорд Норидж, не отходивший от нее ни на шаг. Он оказался невероятно интересным собеседником, а тот факт, что он действительно объехал пол-мира, вызывал уважение и напоминал ей об отце. Да, ему Стивен Норидж определенно бы понравился.

3 глава

Сонный июльский полдень дышал покоем и негой. Луиза в широкополой белоснежной соломенной шляпке сидела за мольбертом в саду, рисуя небольшой прудик, что дремал сейчас перед ней, прячась под круглыми листьями кувшинок. Белые и бледно-желтые бабочки неспешно кружились над огромными шарами флоксов и бульденежа. Сделав несколько быстрых мазков, Луиза отодвинулась, придирчиво осматривая свою картину. Шорох гравия привлек внимание юной графини, заставляя повернуться на звук шагов. Искренняя улыбка мгновенно появилась на лице, стоило девушке узнать визитера.

— Граф, не ждала вас сегодня. — Она протянула руку, приветливо глядя на Нориджа.

— Кажется, скоро я и дня не смогу провести без вашего общества, — преувеличенно грустно покачал головой граф и тут же хитро улыбнулся, доставая из кармана небольшой сверток. — Позвольте сделать вам небольшой подарок.

Сердце девушки неистово забилось, она смотрела на сверток, чувствуя, как шумит кровь в ушах. Неужели он сейчас сделает ей предложение? Нет, так не делают, он ведь должен для начала попросить разрешения у бабушки… А может, он придерживается современных взглядов и просто хочет быть рядом с возлюбленной, не считаясь с условностями? Все это и многое другое промелькнуло в голове Луизы за доли секунды, пока она принимала подарок из рук графа Нориджа.

— Он напомнил мне о вас, стоило только увидеть, — мягко сказал Стивен, наблюдая за реакцией девушки. Осторожно развернув ткань, она тихонько ахнула: на ладони лежал искусно вырезанный из гладкого темного дерева орел, расправивший крылья. — У некоторых народов Африки орел символизирует мир. Тот мир, что поселился в моей душе, когда я встретил вас. Тот мир, что вы можете мне подарить одним лишь словом…

Луиза подняла глаза, встречаясь с черным непроницаемым взглядом, что никак не вязался со словами, что говорил ей сейчас мужчина. Он стоял так близко, что девушка легко могла разглядеть ровно бившуюся голубую жилку под белой кожей на шее. Тук-тук-тук. Постепенно и Луиза успокоилась, и даже смогла снова улыбнуться, чувствуя, какими ледяными внезапно стали руки.

— Я с радостью исполню любую вашу просьбу, — пролепетала она, надеясь, что фраза не звучит слишком двусмысленно. Ей вдруг стало не по себе: не слишком ли долго она находится наедине с мужчиной? Кажется, где-то неподалеку должна бродить Мэри… Но Норидж не зря заслужил репутацию истинного джентльмена. Легко разгадав смятение девушки, он выпрямился и непринужденно проговорил:

— Я напугал вас своим порывом? Не стоит придавать ему значение, это лишь подарок от доброго друга, не более.

— И мне он очень нравится. — Луиза облегченно улыбнулась в ответ.

— Могу я рассчитывать на ответный подарок? — Норидж лукаво приподнял бровь. Графиня легко кивнула, наблюдая, как граф в нарочитой задумчивости постукивает тонкими пальцами по губам, пытаясь придумать подарок. Легкий бежевый сюртук ладно облегал плечи, брюки цвета крепкого кофе обтягивали ноги и узкие бедра. Луиза вдруг подумала, что ей, возможно, предстоит увидеть графа обнаженным, и она тут же вспыхнула, как алый мак, опуская голову, будто Норидж мог прочесть ее потаенные мысли. Взгляд уперся в кончики лакированных ботинок, в которых она с легкостью могла разглядеть свое изображение.

— Эта картина, Луиза! — торжествующе произнес Норидж, указывая на незаконченный пейзаж. — Я с радостью повешу ее в кабинете и буду любоваться ею, вспоминая летний полдень и вас.

— Почему бы и нет? — Луиза склонила голову. — Я закончу ее до конца недели и пришлю к вам.

— Леди Луиза. — На дорожке возникла наконец Мэри, украдкой окидывая фигуру графа плотоядным взглядом. — К вам мистер Вудвилл. Я проводила его в китайскую гостиную.

— Спасибо, Мэри. — Луиза поднялась. — Вы простите меня граф?

— О, конечно, — откликнулся Норидж. — Я подожду вас, если будет угодно.

— Мэри, проводи графа Нориджа в кабинет. Я подойду, как только освобожусь, — пообещала девушка и поспешила в дом.

Мистер Вудвилл выскочил из кресла как чертик из табакерки, чем немало развеселил Луизу. Поверенный с удовольствием смотрел на девушку, радуясь переменам, произошедшим в ней за короткий срок. И хотя траур по отцу еще напоминал о себе лиловым платьем, слишком темным для летнего дня, белая шляпка, которую она положила на столик-пагоду, говорила о скором из него выходе.

— У меня есть для вас новости, леди Грейсток, — начал Вудвилл, едва Луиза присела в обитое ярким шелком кресло. — Первая, не скрою, заставила меня встревожиться. Но вторая, пришедшая следом, развеяла все мои опасения. — Сегодня мистер Вудвилл никуда не спешил и с удовольствием растягивал удовольствие от общения с юной леди. Его невеста, ставшая две недели назад законной женой, изменилась до неузнаваемости, и мистер Вудвилл с тоской вспоминал прекрасные дни ухаживаний и тихонько вздыхал, выслушивая поток обвинений от дражайшей половины.

— Итак, первой новостью, и, доложу я вам, неприятной неожиданностью, стало то, что мне отказали в выдаче денег в банке.

— Что? — Луиза изумленно уставилась на Вудвилла. Мысль о том, что у нее могут закончиться деньги, никогда не возникала в голове. — Но как такое могло произойти?

— В банке мне объяснили, что по закону всеми вашими сбережениями занимается теперь опекун. Без его подписи никто не даст вам ни пенса.

— А какая вторая новость? — вздохнув, спросила Луиза, живо представив, как подает графу Нориджу чай, извиняясь за то, что он низкого качества. А он хвалит ее бережливость и советует, как распорядиться наследством с пользой, больше времени занимаясь устройством судьбы детей из работных домов… Картинка, возникшая перед внутренним взором, была столь яркой, что Луиза почувствовала, как к горлу подступают слезы, представив, как она будет рассказывать Нориджу о сиротках.

— Мы получили ответ из Америки. — Мистер Вудвилл удовлетворенно хлопнул себя по колену: — Мистер Уоррингтон с радостью примет вас в своем поместье! А также, предвидя денежные затруднения, присылает чек на тысячу фунтов, надеясь, что он покроет ваши дорожные расходы!

— Значит, ехать все-таки придется, — вздохнула Луиза. Бабушка с такой энергией погружала ее в светскую жизнь, что девушка, к своему стыду, позабыла о том, что где-то в далекой Америке ждет ее опекун, без которого она не то, что замуж выйти, а как выяснилось, и чаю купить не может!

— Вы не хотите? — участливо посмотрел на задумавшуюся Луизу мистер Вудвилл. Она жалко улыбнулась и покачала головой. Затем, опомнившись, расправила плечи и кивнула поверенному: — Думаю, пора подумать о билетах, мистер Вудвилл. Мне хватит тысячи? Или, быть может, надо продать что-то из картин или драгоценностей… У меня есть свои собственные, мамины продавать я бы не хотела…

— Мисс Грейсток, — прервал ее Вудвилл, строго поправив очки на переносице. — Тысячи фунтов вам хватит, чтобы совершить путешествие туда и обратно, а там еще и жить в гостинице несколько месяцев!

— О, — только и смогла вымолвить Луиза. — Видно, мистер Уоррингтон не собирается ограничивать меня в средствах.

— Несомненно, — кивнул поверенный. — Здесь он показал себя как истинный джентльмен.

— Я посоветуюсь с бабушкой и решу, на когда лучше назначать отъезд. — Луиза поднялась, давая понять, что разговор окончен. — Я сообщу вам об этом, мистер Вудвилл. Спасибо за ваше участие.

Поверенный откланялся, а Луиза поспешила в кабинет, ни на минуту не забывая, что оставила там графа Нориджа.

— Простите, что заставила вас ждать! — Луиза влетела в кабинет, лучезарно улыбаясь. Лорд Норидж небрежно отбросил в сторону газету, которую читал до этого и тоже улыбнулся:

— Это вы простите меня, леди Грейсток. — Он поднялся: — Пока вы были заняты, я вспомнил, что у меня назначена важная встреча, пропустить которую я, к сожалению, не могу.

— Ну что ж, — юная графиня заметно помрачнела. — Не буду вас задерживать в таком случае.

— С нетерпением жду ваш подарок, леди Луиза, — прошептал Норидж и, невесомо коснувшись губами руки, вышел.

— Леди Луиза, — прошептала девушка, поднося руку к щеке и ласково проводя ею по коже. — Леди Луиза…

Она закружилась по комнате и упала в кресло отца, закидывая руки за высокую резную спинку. Почему сердце так счастливо бьется в груди?! Неужели ее прекрасный герцог — это не сказка, а самая настоящая реальность? Луиза закрыла глаза и откинула голову, легонько стукнувшись затылком об спинку. Раздался легкий щелчок. Дернувшись от неожиданности, девушка отшатнулась от кресла, с опаской оглядываясь. Деревянная панель ушла внутрь, открывая небольшое углубление, в котором лежали бумаги, перевязанные засаленной лентой, цвет которой почти не угадывался, но, кажется, был когда-то голубым. Протянув руку, Луиза осторожно достала бумаги, оглядывая спинку в поисках запирающего механизма. Небольшой завиток, сдвинутый не в ту сторону, обнаружился довольно быстро. Надо же, а ведь раньше она всегда сетовала на слишком жесткое кресло!

Бумаги в руках манили, обещая приоткрыть завесу тайн и загадок, наверняка связанных с отцом и его гибелью. Луиза чувствовала, что это так! Ярко-белый листок привлек внимание, девушка потянула его на себя, вытаскивая из кипы пожелтевших страниц. Почерк на нем был не папин, а стихотворение, написанное там, она видела впервые.

Десять негритят отправились обедать,

Один поперхнулся, их осталось девять.

Девять негритят, поев, клевали носом,

Один не смог проснуться, их осталось восемь.

Девушка хихикнула: у графа Грейстока, конечно, было чувство юмора, и очень живое, но она никогда не замечала за ним любви к непонятным считалкам.

Восемь негритят в Девон ушли потом,

Один не возвратился, остались всемером.

Семь негритят дрова рубили вместе,

Зарубил один себя — и осталось шесть их.

Шесть негритят пошли на пасеку гулять,

Одного ужалил шмель, их осталось пять.

Нервный, угловатый почерк почему-то начинал пугать. Кажется, ей действительно следует лечить нервы, вон и бабушка о том же говорила на днях…

Пять негритят судейство учинили,

Засудили одного, осталось их четыре.

Четыре негритенка пошли купаться в море,

Один попался на приманку, их осталось трое.

Трое негритят в зверинце оказались,

Одного схватил медведь, и вдвоем остались.

За окном раздался крик: кухарка миссис Порэнс отчитывала мальчишку-зеленщика. Луиза приложила руку к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца, и закончила читать.

Двое негритят легли на солнцепеке,

Один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.

Последний негритенок поглядел устало,

Он пошел повесился, и никого не стало.

Фраза, сделанная ниже, заставила волосы на голове девушки зашевелиться. Под последней строчкой считалки тем же почерком было приписано несколько слов.

Вот ты и попался, Джонни. Утопишься, повесишься или поперхнешься? Выбирай.

Отбросив листок в сторону, Луиза испуганно смотрела на него, точно он был ядовитой змеей. Отец получил это письмо совсем недавно, почему-то она была твердо в этом уверена. Как и в том, что именно после него Джонатан Грейсток сделал приписку к завещанию. Все снова упиралось в Томаса, который один мог бы пролить свет на происходящее. Луиза оглянулась — родной дом уже не казался ей таким уж милым и безопасным…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

Корабль распустил паруса, ныряя носом в темную серую воду. Небо хмурилось, брызгая дождем в собравшихся на причале людей. Прижав к лицу кружевной платок, леди Грейсток провожала внучку в Америку. Луизу еще можно было разглядеть среди нескольких пассажиров. Она отчаянно махала рукой, другой пытаясь удержать на голове шляпку. Рядом застыла миссис Пинс, компаньонка, которую подобрала для внучки вдовствующая графиня. Высокая и худая, как жердь, она являла собой олицетворение благопристойности и манер, умудряясь даже сейчас, с лицом бледно-зеленого цвета, внушать благоговейное уважение. Поднявшийся с залива ветер пробирал до костей, и пассажиры поспешили разойтись по каютам.

Мистер Вудвилл действительно был прав: Луизе удалось устроиться с комфортом в отличной каюте брига Его Величества «Генрих VIII». В составе каравана, идущего в Мексику, они собирались пересечь океан и через три недели причалить в порту Нового Орлеана.

Луиза опустилась в кресло, устало прижимая руки к вискам — голова начала болеть еще в порту, и теперь девушка с тоской подумала, что избавиться от боли будет не так-то просто. Из-за ширмы то и дело доносились громкие звуки — миссис Пинс нещадно тошнило.

— Миссис Пинс, мы будем идти вдоль Англии еще пять дней, — сказала Луиза после особенно бурного звука. — Вы уверены, что сможете продолжить путешествие? Я полагаю, бабушка поймет и примет причину, по которой вы сойдете на берег.

— Надеюсь, впредь вы не предложите мне ничего подобного, — из-за ширмы выглянула бледная компаньонка. — Я еду с вами. Это скоро пройдет, вот увидите. Никому не еще не удавалось победить Маргарет Пинс. Тем более какой-то посудине, пусть даже и носящей имя его величес… — Монолог миссис Пинс оборвался на полуслове. Она стремительно скрылась за ширмой, и оттуда вновь донеслись нечленораздельные звуки.

К вечеру миссис Пинс наконец заснула и в каюте воцарилась тишина. Волны тихо плескались о борт, изредка до слуха Луизы долетали команды, отдаваемые резким громким голосом. Склянки пробили восемь часов. Сославшись на болезнь, девушка попросила, чтобы ужин принесли прямо в каюту — знакомиться сегодня с другими пассажирами ей не хотелось. Пожелтевшие страницы так и манили прочесть. Пробежавшись глазами по первому попавшемуся листку, Луиза поняла, что перед ней что-то вроде дневника. Оставив чтение на время путешествия, теперь леди Грейсток могла наконец погрузиться в жизнь своего отца и попытаться узнать, почему он столько лет скрывал эти записи.

4 глава

Корабль мерно покачивало. За иллюминатором тихо шелестел дождь. Черный скалистый берег Англии изредка освещали редкие огни. Забравшись в кровать с ногами, Луиза разложила перед собой записки отца. К ее разочарованию, они шли не по порядку, и сначала ей пришлось разобрать листки по датам. Некоторые занимали полстраницы, а некоторые — два-три листа. Их объединяло лишь одно: записи велись в одно время и обрывались в конце 1794 года. Года, когда отец вернулся из путешествия за товаром. Насколько Луиза помнила семейную историю, в следующем году заболел дедушка и они переехали из Милана в Лондон. Лорд Грейсток занялся семейными делами и больше никогда не выходил в море.

Собрав наконец воедино разрозненные бумаги, Луиза взяла первый листок и глубоко вздохнула, прижав руку к горлу. Сердце билось яро и неистово, грозясь вот-вот выскочить. Медленно выдохнув, девушка склонилась над листком и вскоре ни дождь за окном, ни качка не могли ее отвлечь от чтения.

15 апреля 1792 г. Борт «Святой Софии», Средиземное море.

Мы находимся в плавании всего несколько часов, а я все никак не могу унять восторга. Мне до сих пор не верится, что мы сделали это — рискнули и отправились наконец в путь! Поверить не могу, что ты поддержала меня, моя драгоценная София! Хотя почему не могу? Ты — мой ангел, по-другому и быть не могло! Я знаю, что эта экспедиция обернется успехом!

17 апреля 1792 г. Борт «Святой Софии», Средиземное море.

Вчера мы попали в шторм. И хотя капитан Бертуччи говорит, что это простой шквал, я до сих пор не могу отойти. Если честно, никогда не думал, что меня так напугает гроза на море. Вспоминать стыдно. Я молился, прося Господа позволить мне увидеть еще хоть раз моих девочек: тебя, моя родная, и Луизу. Благодарение Богу, все обошлось. Неужели я столь труслив?

20 апреля 1792 г. Борт «Святой Софии», Гибралтарский пролив.

Кажется, я становлюсь настоящим моряком! Вчера весь день провел на реях, изучая премудрости такелажа с юнгой Питом. Мальчишка знает больше меня, это уязвляет, право слово! Сегодня увидел себя в зеркале: должно быть, ты сильно удивишься, когда меня увидишь! Все лицо покрыто веснушками, даже лоб и виски! Волосы отросли и выгорели на солнце и теперь кажутся совсем белыми. А лицо так загорело, что теперь меня почти не отличить от испанских мавров. Кстати, как говорит капитан Бертуччи, скоро мы увидим острова Мадейра. Зайдем туда пополнить запасы пресной воды. Отправлю оттуда письмо тебе, любимая моя.

3 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», Атлантический океан.

Вот уже третий день мы не видим ничего, кроме бескрайнего океана. Ослепляющая бирюза воды сливается с небом, а солнце посылает такие яркие блики, что больно глазам. К нашему небольшому каравану присоединилось еще три корабля испанского купца. Они путешествуют в сопровождении двухпалубного галеона и, по слухам, плывут в колонии за золотом. Я их не осуждаю, конечно, но мне кажется, рабство — это дикий пережиток прошлого, от которого цивилизованным странам давно пора отказаться. Если бы к нам попросил присоединиться работорговец, я бы точно отказал!

Как там моя драгоценная Луиза? Думаю о ней каждый день. Мой ненаглядный ангел, как же я скучаю! А ведь мы еще даже не в середине нашего пути! Как хочется стать птицей и полететь к берегам Италии, хотя бы одним глазком посмотреть на моих любимых девочек! Кто-то зовет меня, кажется, Пит. Допишу, когда вернусь.

Пит звал меня, чтобы показать огромные черные тучи, что надвигаются на нас со стороны Африки. Капитан Бертуччи хмурится, а это не добрый знак. Матросы закрепили паруса, сейчас привязывают все тяжелые вещи. Если честно, мне жутко не по себе. Увижу ли я вас снова, мои дорогие девочки?

6 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», где-то в Атлантическом океане.

Мы пережили это. Мы смогли. После такого шторма ничего не страшно! Мне кажется, я даже поседел. И седины не видно исключительно по причине того, что волосы и так почти белые. Корабли разметало по океану, как щепки. Наша «Святая София» осталась совершенно одна. Почти сутки бушевал шторм, огромные волны крутили нас, как детскую игрушку. Я никогда не видел прежде такой стихии. Теперь-то я понимаю смех капитана Бертуччи по поводу моих страхов после того шквала в Средиземном море. Это безумие, самое настоящее. Как после такого моряки отваживаются вновь и вновь пускаться в путь?! Я несколько раз умирал, пока корабль нырял в пустоту. Сегодня наконец выглянуло солнце, и мы смогли оценить масштабы постигнувшей нас катастрофы. Грот-мачта сломана, ее унесло в море. Четыре пушки, которые являлись гарантом нашей безопасности, тоже утонули. Корабль похож на нищего, долгое время плутавшего по улицам. Капитан Бертуччи и старпом пытаются определить наше месторасположение. Надеюсь, до суши недалеко. ...