Алиса Ганова Все в руках твоих

Глава 1 - 2

Тамара была в ударе. Все складывалось, как она хотела, и сомнений больше не осталось: он сделает предложение.

Нежно поглаживая изящную ручку, Вадик не сводил с Томы глаз:

– Вот гляжу на тебя и не могу налюбоваться, – он смотрел по-собачьи преданно, не выпуская из слегка влажной руки изящные белые пальчики.

– Ну, так смотри. Для того красота и дана, чтобы любоваться, – великодушно позволила Тома, с трудом сдерживая усмешку. Вадик сдувал с нее пылинки, и она чувствовала себя королевой, потому и вела себя соответственно – по-королевски: гордо, спесиво, цинично. Иначе и быть не могло, ведь Томка была очень красивой, особенно, если выспалась и сделала макияж.

Правильные черты лица, огромные серые глаза и аппетитная фигура, чуть склонная к полноте всегда привлекали внимание, чем Тамара непомерно гордилась. Даже пальцы у нее были длинными и аристократичными. И хотя в крестьянском роду дворян вроде бы не было, это не мешало ей с удовольствием слушать восхищенную похвалу.

Знакомые девчонки страшно завидовали, считая, что у нее не жизнь, а сказка. Однако жизнь – не сказка. Несмотря на красоту и обаяние, Тома так и не встретила свою любовь, ради которой была бы готова отказаться от расчета и спесивого эгоцентризма.

Да, в тринадцать у нее случилась первая несчастная любовь. Томка много рыдала перед зеркалом, страдая, что не вышла лицом. А потом выросла, стала мудрее и поняла, что больше ни из-за одного мужика не проронит ни одной слезинки. И отныне строго следовала этому девизу.

На улице смеркалось. Сквозь стеклянную стену заведения можно было наблюдать чистое голубое небо и закат розово-малинового солнца, которое обычно бывает в раннем марте, когда оттепель сменяется заморозками и наоборот.

По улице неспешно шли люди, влюбленные парочки, лишь изредка мелькали быстро удаляющиеся фигуры. Тамара наслаждалась закатом, хорошим вечером, витающим в воздухе ароматом кофе и ванили. Перед ней стояла тарелка с тортом, украшенным растопленным шоколадом, дольками мандарина и цветком физалиса.

– Хорошо-то как! – восхищенно вздохнула она, совершенно позабыв, что находится в «Зебре» не одна.

– Томка, ты слышишь меня? – неожиданно вырвал из размышлений Вадик.

– Прости, задумалась. Не повторишь?

Вадик смутился.

– Знаешь, я так аккуратно подводил, – он изобразил пальцами лапки паука, показывая извилистый путь своих мыслей. – А ты не услышала. Ну да ладно, скажу так.

Тамара изобразила кокетливую гримаску, показывая, что вся во внимании.

– Давай поженимся, а? – он накрыл ладонями ее руки, ожидая ответа.

– Давай! – легко ответила невеста, улыбнувшись так, что сердце Вадика екнуло от нежности. А Томкино – от грусти. Ведь кроме торжества победы, она не испытывала ничего похожего на любовь и нежность.

Вадик был обычным тридцатилетним мужчиной, не обладающим примечательной внешностью. Если его попытаться описать, то коротко выходило так: чуть красивее обезьяны, но не страшнее крокодила. Зато в Томкиных глазах его красило трепетное отношение к ней, преданность и небольшой, но развивающийся бизнес. Разве не замечательный выбор? Да, отличный, но в глубине души она хотела иного.

На работе Тамара поделилась новостью. Скрывать ей было нечего, зато коллективу будет чем поживиться. Пища для сплетен должна быть. Лучше, когда серпентарий под контролем, чем, пользуясь своей неуемной и в то же время ограниченной фантазией, будет придумывать разные небылицы.

Коллеги были ошарашены, обрадованы и подавлены. Ольга с Людкой, опечаленные и раздраженные, сидели за рабочими столами, уткнувшись в мониторы. У них поиск половинок был не особо удачен, потому женская зависть в коллегах набирала силу, бурлила и грозила выплеснуться слезами. А Женька, наоборот, обрадовалась. Петр Алексеевич – ее коллега, с которым она встречалась, не упускал случая сказать Томе комплимент. После его комплиментов Женька злилась и люто ненавидела Тамару, которая высокомерно на нее поглядывала и, закатывая глаза, небрежно отвечала:

– Да не нужен он мне! – за что Женька в такие моменты ее ненавидела еще больше. Зато теперь Томка выбывала из борьбы, и настроение у ревнивой невесты Петра Алексеевича заметно улучшилось.

– Ну, слава богу! – хлопнув в ладоши, заголосила Светлана Петровна. – Счастье-то какое!

– Чего это вы так радуетесь? – ядовито поинтересовалась Ольга, вынырнув из-за монитора.

– Да как же мне, девоньки, не радоваться-то! Жизнь спокойная в нашем серпентарии наступит наконец! – теперь уже весь женский коллектив отдела не сводил глаз с начальницы. – Да достали вы меня своими склоками! – раздраженно отчеканила она. Светлана Петровна то ли радовалась, то ли язвила, коллектив не понял, но продолжал внимательно слушать. Начальница у них была с непростым характером, но женщина неглупая и дальновидная. – Девоньки, нужно радоваться!

– Ага, на руках ее от счастья носить, – огрызнулась Люда.

– Дуры вы, девчонки! – в сердцах бросила Светлана Петровна. – И на вашей улице будет праздник. Вот подумайте сами. Замужняя Томка, чтобы не вызывать ревность супруга, станет одеваться более целомудренно, а потом, глядишь, и в декрет уйдет. А там и вы быка за рога возьмете! Парней у нас хватает молодых, Томка замужняя… Ну, дошло? – она смотрела на них долго, а потом подмигнула.

– Ну да… – невесело согласились коллеги и, пока позволял обед, убежали разносить новость.

Рабочий день закончился. Вадик ожидал Тамару, чтобы довезти ее до дома. Мартовская слякоть сменилась гололедом и, чтобы не переживать за невесту, решил подстраховаться. Когда Тома на каблуках осторожно добралась до машины и села, он не выдержал:

– Томка, холодно же и скользко, не ходи на каблуках и в колготках, а? Я как гляну на тебя, аж самому холодно становится, – Вадик положил теплую руку на красивую коленку, пытаясь согреть своим теплом.

– Ага, сейчас панталоны с начесом надену и валенки. В самый раз будет?

– Не язви, – обиделся Вадик. – Я же о тебе забочусь.

Тома гордо сидела и молчала, игнорируя его замечания. А еще она радовалась сидению с подогревом, но ни за что в этом не призналась бы. Когда почти доехали до подъезда, Вадик предложил:

– Том, давай сходим куда-нибудь вечером?

– Давай в «Аврору», там фестиваль голландского кино.

– Голландское говоришь? Так они обкуренные снимают, потом смотри их муть, – уперся Вадик.

– Ну, давай, – надула губы Тамара.

– Я сейчас спешу. Вечером встретимся, там и решим. Ладно?

– Ладно, – нехотя согласилась невеста, зная, что все равно будет так, как захочет она.

На прощание он ласково чмокнул в губы и уехал, а Томка зашла в подъезд и вызвала лифт.

Когда двери лифта открылись, увидела на площадке незнакомую женщину. Та стояла, прислонившись спиной к стене, и казалось, еле держалась на ногах. Незнакомке было лет пятьдесят или больше. Ее худые понурые плечи были опущены, глаза закрыты.

– Наверно, плохо, – догадалась Тамара и подошла.

– Вам нехорошо? – осторожно обратилась она.

Женщина вздрогнула и медленно подняла веки. От ее тяжелого, потерянного, полного ненависти и боли взгляда Томка съежилась.

– Что с вами? Вам помочь? – она попыталась осторожно прикоснуться к женщине, но та вздрогнула и отшатнулась, словно Тамара была заразной.

– Так вот ты какая! – тихо сквозь зубы произнесла незнакомка, отчеканивая каждое слово.

– Простите… – Тома попыталась отодвинуться, но женщина крепко схватила ее за локоть и неожиданно громко и яростно закричала:

– Будь ты проклята! Будь ты проклята! Ты, твоя красота и твоя гордыня! Не будет тебе покоя! Чтобы каждый день ты рыдала и помнила о Витеньке, ползая в грязи и соплях! Чтобы на своей шкуре испытала Витенькину боль и страдания!

– Какой Витенька? Не знаю я никакого Витеньки. Отстаньте от меня! – закричала Тома и бросилась к двери, но женщина цепко держалась за нее и не отпускала.

– Витеньку, дрянь, не помнишь! Витеньку не помнишь?! – орала ненормальная, что есть мочи. – Будь ты, дрянь…

Не желая слушать гадости и проклятия, Тамара изо всех сил толкнула женщину и, когда та отлетела, побежала к двери, надеясь успеть спрятаться. К счастью, родные, услышав вопли ненормальной и крики дочери, поспешили открыть дверь.

Тома влетела домой, спасительная дверь захлопнулась и отгородила ее от сумасшедшей. Но жуткие вопли проклятий все равно были хорошо слышны. Когда ненормальная поняла, что дверь не поддастся, завыла. Вой был жутким. Он передавал боль, горечь, злость, ненависть и отчаяние вопившей.

По телу у всех пошли мурашки. Чтобы не слышать страшные крики, Томка с матерью и младшей сестрой убежали в спальню и плотно закрыли дверь, но в ушах продолжали стоять крики. Страх впитался в кожу липкой грязью.

– Боже, я от страха вспотела, – шепотом произнесла Тамара, потирая замерзшие дрожащие руки.

– Ага! – согласилась Верка. – Это что за ненормальная?

– Понятия не имею. Все про Витеньку кричала. Знать я не знаю никаких Витенек! – обозлилась Томка на тетку.

– А может, был у тебя Виталик? – попыталась докопаться мать.

– Может, когда-то и был, но ближайшие два года точно нет, – Тома судорожно перебирала всех знакомых с похожим именем.

– Может, весна? Обострение? – предположила Верка.

– Скорее всего.

– Выпустят же психов! – возмущалась мама. – Томочка, ты осторожней будь, слышишь?

– Слышу, мамочка, слышу, – да ее саму трясло так, что мама могла бы и не нагнетать обстановку.

– Ты у нас красавица, а придурков много. Не дай бог, кто приревнует, может и плеснуть, – схватилась за сердце мать.

– Мам! – закричала Вера. – Да не пугай ты Томку. И так ей тошно! – сестра тоже стояла бледная, как полотно.

– Все-все, не буду! – запричитала мать, обняв свои плечи руками и поеживаясь от ужаса. – Пойдемте хоть валерьянки выпьем, а то совсем плохо.

Крадучись, семейство стало пробираться на кухню.

– Тьфу на тебя, дура ненормальная! – плюнула Верка, обходя стороной входную дверь.

Никто никуда вечером не пошел. Открывать дверь было боязно. Лучше уж дома пересидеть, а то вдруг сумасшедшая еще поджидает.

А утром, после бессонной ночи придя на работу, Тамара узнала, что повесился Виктор.

Он работал в отделе кадров. Тихий, незаметный. Иногда Тома видела его, когда приходила к Аделине. Причин, побудивших его на такой грех, никто не знал, поэтому коллеги вовсю строили догадки, выдвигая всевозможные предположения.

– Может, долгов наделал? – предположила Оленька.

– Нет, он острожный был, аккуратный. Какие у него могут быть долги? – возразил Сергей Юрьевич. – Скорее всего, от одиночества.

– Да ладно вам! – послышался голос Светланы Петровны. – Вот чует мое сердце, что, скорее всего, из-за несчастной любви.

Тамара почувствовала спиной ее пристальный взгляд. От осознания, что стала причиной гибели человека, пусть даже случайно, накатила тошнота. Она сидела, не поднимая головы и почти не разговаривая, до окончания рабочего дня, а потом перед уходом, собрав все силы, забежала в отдел кадров и написала заявление. Ноги ее тут больше не будет и как можно скорее!

В июле Тамара вышла замуж. Страшная история постепенно стала забываться, и Томка решила куда-нибудь съездить отдохнуть.

– А давай поедем на Кипр?

– Думаешь? А может, в новое место?

– Можно и в новое, – согласно кивнул Вадик.

– Пойдем, посмотрим, там и выберем.

– Так дождь скоро будет. Можем попасть. Не боишься?

Неделя была жаркой и душной, а сегодня после обеда появились первые тучи, которые плотным слоем закрывали небо. Первые теплые капли попадали на голову и приносили желанную прохладу. Вдалеке, а потом и ближе стали слышны раскаты грома, оглушавшие людей и пугающие машины. То тут, то там стала срабатывать сигнализация. Резкие порывы ветра предупреждали о приближении спасительного для уставшей природы ливня.

– Туфли жалко – только купила, испортятся под дождем. Может, в другой раз?

– Да тут недалеко, нам бы только туда добраться, а там, пока выбирать будем, дождь и закончится.

– Ладно, – нехотя согласилась Тома. Ездить во время сильного ливня она не любила. От кондиционера ей было холодно, без него душно, а если открыть окно – летели брызги от проезжающих машин. Лучше уж в турагентстве пересидеть ливень.

Им не хватило совсем чуть-чуть времени, чтобы добежать до железного спасительного крыльца, когда разразился ливень. Дождь сразу хлынул стеной, вымочив до нитки.

– Ну, Томка, еще немного, и мы спасены! – кричал Виталик, подгоняя ковылявшую Тамару. Красивые красные туфли на высоких каблуках намокли и стали скользкими, одно неловкое движение в любой момент могло привести к падению.

– Блин, Вадик, я ж тебе говорила! – разозлилась Томка. Судя по недовольному выражению ее лица, мужу предстояло потом долго каяться и обещать купить новые туфли. – Да е-мое, кто тут еще звонить надумал?! – Тамара раздраженно дернулась искать тренькающий телефон, чтобы узнать: какая сволочь звонит так не вовремя. И когда рукой наконец-то нашла его в сумочке, где-то совсем рядом сверкнула молния…

***

– Фу!!! – это была самая первая мысль с того момента, как Тома пришла в сознание. Удушливый запах навоза душил и не давал сделать полноценного вздоха. Несмотря на боль во всем теле и в голове, именно вопрос о происхождении нестерпимой вони возник раньше всех других мыслей. Пытаясь спрятаться или хотя бы отгородиться от нестерпимого запаха, она рефлекторно подняла руку и закрыла нос.

– Вадик! Мама! Кто-нибудь здесь есть? – попыталась позвать на помощь. Не могла же она быть одна в такой момент. Слышались шорохи, незнакомые звуки, но никто не отзывался, хотя Тамара чувствовала, что находится здесь не одна. От осознания своей беззащитности и уязвимости стало страшно.

– Вадик, мама, кто-нибудь! – она попробовала позвать громче и осеклась. Это был не ее голос!

«Может, я в больнице?» – попыталась утешить себя Тома, но вот как раз больницей совсем и не пахло. Приходилось полагаться только на слух, потому что из-за боли глаза не открывались.

«Когда песок успел в глаза попасть? – перебирала в уме она. – А вдруг ослепла?!»

Страх, паника, ужас охватили еще больше, когда Тома попыталась ощупать рукой землю вокруг. Камень, солома, грязь, лужа и … Она ощутила исходящее от чего-то поблизости тепло и попыталась найти источник. Скорее всего, это какое-то животное и, судя по хорошо различимому сопению, где-то очень рядом.

– О Боже! Я в сарае! – наконец догадалась она и немного успокоилась. – Так, в сарае хищников никто не держит, только курочек, кроликов, коров и свиней… – быстро перебирала в голове Тамара. – Ой, лишь бы не злые и не голодные.

Все тело болело, но нужно было срочно сесть, чтобы, если это корова, не затоптала. Морщась от боли и кряхтя, Тома все-таки смогла сесть и попыталась руками помочь раскрыться глазам, но почувствовала рядом с собой движение и утробный рык. Животное медленно двигалось к ней.

  – Ну, тихонько, животинка, не злись, я тебя не обижу. Не рычи… – как можно ласковее и миролюбивее заговорила Тамара, чтобы наладить контакт.

   Рычание не прекратилось, но животное хотя бы не кинулось. Когда еще спустя мгновение на Томку никто не бросился, она стала медленно тянуть к нему руку. Может, поступок был глупым, но соображать трезво, когда у твоей головы недовольный зверь, мало кто сможет.

   – Знать бы, что ты за скотинка? – дрожащим голосом пищала Тамара, очень медленно протягивая ладонь. Не успела она даже ее вытянуть полностью, как наткнулась на большое горячее пузо, покрытое короткой жесткой шерстью.

– Свинья! – озарила догадка. Вообще-то, свиней она видела только на картинке, но сейчас  была уверена, что это именно так. У собак такого огромного пуза не бывает.

– Хрюша, хрюша, хрюша! – как ненормальная затараторила Тома, надеясь задобрить огромную свинью, потому что та от ее прикосновения зарычала сильнее. – Я тебе б-брю-юшко почешу!

«Странно! А чего это хрюша на двух лапах стоит?!»

Брюхо было расположено вертикально, а не горизонтально, как у нормальных свиней. Тома отдернула от испуга руку, но, тотчас уловив недовольный рык, вынуждена была сразу продолжить почесывания.

Наглаживая брюхо чудищу левой рукой, правой свободной пыталась срочно разлепить веки. Когда это почти удалось, и она наконец-то смогла немного приоткрыть один глаз, он заслезился от света. Все было расплывчатым, но уведенное насторожило. Судя по теням и темным пятнам, Тома была в каком-то очень странном сарае.

Тем временем ненормальная двуногая скотина от ее нежного почесывания явно разомлела и начала подергиваться. Томка интуитивно поняла, сейчас почесывает ему не только пузо.

– Фу! – она тут же подняла руку выше, но из-за раздавшегося раздраженного рычания вынуждена была подавить брезгливость. – Ну, погоди, скотина озабоченная, доберусь потом, кастрирую без наркоза!

Угрозы Тома благоразумно держала при себе, но когда она выберется отсюда, животное горько пожалеет!

Пока продолжала гладить мохнатое существо неопределенного вида,  глаз привык к свету, и она стала медленно поворачивать голову, чтобы рассмотреть свина, но когда повернулась и увидела… Тома поняла, что согласна гладить где угодно и что угодно по первому желанию, лишь бы не злить «это»…

Потому что «это» было огромным чудовищем, скорее всего мутантом.

Когда чесальщица от ужаса остолбенела, чудовище  оглушительно рявкнуло, продемонстрировав крокодильи зубы. Томка, мгновенно осознав ошибку, заверещала: «Хрюша хороший!» – и  живо бросилась начесывать все, что попадало в зону досягаемости ее рук, не задумываясь уже ни о брезгливости, ни об извращениях, ни о морали, потому как, выбирая между ублажением мутанта и возможностью быть сожранной заживо, сомнений в выборе у нее даже не возникало.

Когда немного отошла от страха, первым делом ощутила, как онемели плечи и уставшие руки, а еще поняла, что сидит в мокрых лохмотьях в луже. Во время демонстрации «животным» клыков перед ее носом Тамара  описалась.

Потеряв счет времени, она продолжала смирно сидеть и гладить мутанта, очень опасаясь его нового недовольства. Силы были на исходе, в животе все сжалось и ныло от страха и голода. Все больше ужаса на нее наводил звук урчания в кишках урода, судя по всему, он тоже был зверски голоден.

Начесывая огромной скотине брюхо, Тамара потихоньку, очень медленно и осторожно пыталась вертеть головой, чтобы найти лазейку для спасения.

Помещение оказалось небольшим, но сумрачным. Лишь через две вертикальные узкие щели сюда попадали лучи света, от которых глаза вначале слезились, но, проморгавшись, смогла разглядеть очертания мусора в дальних темных углах. Стены сделаны из незнакомого материала. Скорее всего, они были цельными, потому что никаких стыков не было заметно. Это был точно не цемент, не штукатурка и, вообще, не похоже на то, что она знала. Скорее интуитивно Томка поняла: помещение неправильной формы выдолблено.

– Значит, я в скале или в подземелье… – дошла до нее страшная мысль, от которой ее снова затрясло. Липкий пот потек по спине, пощипывая поврежденную кожу. – Меня не найдут! Не спасут!

Объяснить, что она чувствовала, было  невозможно. Все происходящее казалось таким страшным, ненастоящим.

– Это кошмар, просто страшный сон, потому что по-настоящему такого быть не может! – с каждой минутой Тамара все больше в этом убеждалась, особенно когда поняла, что чешет мутанта не своими руками. Если точнее, то делала это она, но руки были не ее.

Вместо белых холеных ручек с изысканным маникюром на утонченных аристократических пальцах перед своим носом она видела грязные грабли с обломанными  черными ногтями, которыми, скорее всего, долго и упорно рыли землю, причем лопатами служили сами руки. Участки загрубевшей кожи подтверждали ее предположение. Но смущало Тому не столько состояние рук, сколько их строение.

Ее ногти стали другими – широкими и короткими, а пальцы – почти одной длины, с квадратными подушечками, лишь большой выделялся кривизной. Одним словом, она теперь обладала настоящими рабочими граблями, которыми рыли, копали и делали другие всевозможные вещи, которых Томка отродясь не делала! Объяснить себе изменение строения костей можно было только сном. Или опытами…

Глядя то на свои пальцы, то на мутанта, Тамара судорожно стала искать подтверждение, что это только сон, а не страшная реальность. Но сон не заканчивался.

Осторожно разглядывая пол, она стала замечать новые нюансы. Изредка на глаза попадались непонятные камни разного размера, и только теперь, приглядевшись, поняла, что это осколки костей – больших и маленьких, острых и закругленных. Судя по тому, что целых костей она не увидела, животное кормили впроголодь. Чтобы разубедить себя в этом, попыталась найти его кормушку, но не смогла. Значит…

«Значит, меня сюда бросили, чтобы… – от одной только догадки ее затрясло, – он сожрал меня…»

От первобытного, всепоглощающего ужаса, она не понимала, что делает. Медленно, превозмогая охватившее ее остолбенение, Тамара стала поднимать голову вверх.

Здоровенные копыта с когтями; толстые волосатые ляжки; заросший шестью пах, на котором алели причиндал и крупные отвисшие морщинистые яйца; огромное необъятное пузо; грудная клетка с шерстью; покатые плечи и сразу голова, совсем без шеи; громадная свиная морда с розовым пятачком и почти человеческими глазами, которые цепко глядели на Тому. От его взгляда она бы еще раз описалась и не только, если бы ей было чем, потому что, продолжая смотреть на нее, урод стал неспешно, хорошо осознавая производимый им страх, наклоняться.

Свирепая морда медленно, неотвратимо приближалась. Его дыхание с каждым мгновением  становилось горячее и ощутимее. Тома рефлекторно попыталось отползти, но рука, запутавшаяся в длинной паховой шерсти урода, остановила ее.

«Не хватало клок волос вырвать, он в отместку будет жрать долго и медленно пережевывать… – надежда спастись у Тамары еще теплилась. – Пусть уж сожрет быстро и без мучений».

Когда мутант наклонился к ней почти вплотную, он гадко улыбнулся, обнажив крокодильи острые зубы. Все поплыло, и Томка потеряла сознание.

Глава 3

  Вот живешь себе спокойно до двадцати семи лет, потом провал и лежишь на земле, а вокруг бегает нечто! Полный сюрреализм. Было бы смешно, если бы не звуки,  раздававшиеся из огромного живота неизвестной скотины, говорящие, что она очень давно не ела.

     Томку трясло от страха, но постепенно апатия и безразличие завладели ей. Не в силах что-либо изменить, она просто лежала в грязной жиже, сжавшись в комок, и ждала, когда невольный сосед по заключению начнет ее жрать.

     Страшилище стояло рядом и шумно обнюхивало, не пропуская ни одного участка ее тела. Когда огромный пятак коснулся ладони, Тома рефлекторно шевельнула пальцами, и чудище одобрительно хрюкнуло.

    Умирать не хотелось. Хоть пять минут, но пожить еще. Поэтому, едва огромная туша развалилась на полу, позволяя чесать морду, Тамара не стала упираться.

    Хитрые, умные, почти человеческие глаза урода, не отрываясь, следили за ней. Он вполне осознавал Томкин испуг, отчаяние, брезгливость, желание жить. И это доставляло ему удовольствие.

      Стоило нутру мутанта вновь издать голодное урчание, Тамара принялась чесать интенсивнее, а на злорадной морде появилась брезгливая усмешка, по которой читалось: «Поиграть еще или сожрать?»

     – Б..ть, дожила! Прежде чем сожрать, надо мной решили поиздеваться! – разозлилась Тома. Мутант лишь дернул большими ушами на макушке, но не издал в ответ ни звука.

      Раньше, за всю свою двадцатисемилетнюю жизнь Томка никого с таким энтузиазмом не ублажала, как этого урода. Сейчас в голову мысли о женской гордости и достоинстве, которых раньше в ней было в избытке, не лезли.

      Неизвестно, как решилась бы ее судьба, если бы не раздавшийся громкий шорох. Со звуками осыпающегося песка и трения камней  высоко под потолком откатился круглый камень, и в образовавшемся окне появилась физиономия местного жителя.

      – Фс-с-с-с-с! – на раздавшийся звук боров повернул голову, а потом нехотя, медленно, на четырех лапах двинулся на призыв.

        Когда мутант отошел от нее, Тамара осмелела и приподнялась на локте, силясь рассмотреть аборигена. Тот, заметив ее движение, недовольно заорал и, когда животное подошло к нему почти вплотную, свесился вниз и замахнулся дубиной. Но боров неожиданно при своей толстой комплекции и почти полном отсутствии шеи подпрыгнул, извернулся и, захватив пастью руку человека, дернул вниз.

      Тома не успела ничего понять, но когда истошно оравший мужик с громким глухим стуком упал на пол, руки у него не было.

    «Чудовище отгрызло руку!»

    Понимая, что сейчас будет расправа над упавшим, Томка, суча ногами по грязному полу, отползла как можно дальше. Ей хотелось забиться в самый дальний угол, но спина во что-то уперлась.

      Между тем огромный зверь, почувствовавший кровь, рассвирепел и стал медленно, угрожающе рыча, подбираться  к жертве. Человек понял, что его ожидает. И вместо того чтобы отбиваться, начал ползти к Томке, указывая уцелевшей рукой на забившуюся в угол девушку, надеясь, что монстр кинется на нее.

      – С…ка! – единственное, что она смогла выдавить, сильнее вжимаясь спиной во что-то.

       Подлая тварь орала и продолжала указывать в ее сторону, однако тощая Томка по сравнению с жирным мужиком казалась сущим заморышем и, видимо, не впечатлила хряка. Он снова накинулся на аборигена.

      – О Боже! – радостно завизжала Тамара, обрадованная тем, что ее решили сожрать позже, и до жути напуганная расправой над человеком, потому что зверь отгрыз тому вторую руку, а потом стал неспешно  кружить вокруг жертвы, выбирая следующий лакомый кусок. Она никогда не видела, как курице рубили голову, а тут такое.

       Тяжелые капли крови долетали и до нее, но первобытный ужас этим уже было не усугубить. Тома сидела и, не отрываясь, следила за происходящим, не замечая красных брызг, падавших на нее.

       Весь пол на месте расправы был пропитан кровью и дерьмом. Мутант  не спускал с аборигена глаз, ходил кругами, делал обманные маневры, изображая ложную атаку, наслаждался чужими страхом и болью. Наконец ему надоело наворачивать круги, и он резко напал. В этот раз принялся за ногу жертвы, но теперь отгрызал ее медленно…

      Тамаре показалось, что за эти пять минут она поседела, постарела и стала ненормальной. Жертва больше не орала и не билась, и теперь в жуткой тишине были слышны лишь треск костей и довольное чавканье хряка. Девушку тошнило и, если бы что-то было в желудке, вывернуло бы.

Жалуясь на пустоту, живот не вовремя заурчал. Мутант дернул ушами и остановил пиршество. Чуть приподнял морду и застыл, пристально глядя в угол. Судя по карим  глазенкам, в его голове шел мыслительный процесс.

       – Хрюша хороший, Хрюша  хороший… –  снова затянула шарманку Тамара, когда чудовище медленно двинулось в ее сторону. По мере того как его окровавленная морда приближалась, дрожь и напряжение увеличивались, влага стала просачиваться через кожу и другие места. Слезы, сопли, пот и моча – это все, чем она могла ответить уроду, словно была скунсом, который своим ароматом отгонял врага. Было противно от своей слабости, унизительно, но жить все равно хотелось.

      Однако, подойдя, Хрюша не накинулся. Он остановился, оглядывая Томку, словно прицениваясь, потом открыл пасть и выплюнул под ноги окровавленный кусок плоти, и, повернувшись к ней огромной задницей, гордо направился обратно к растерзанному телу.

      – С-спас-си-бо! – почти беззвучно промямлила Тома. Губы шевелились, но звуков не было.

      Жрал Хрюша долго, смакуя каждый кусок. За это время в дыре, из которой выпал мужик, мелькали другие аборигены. Увидев, что их соплеменник или кто там еще стал жертвой борова, удивились, но не стали спешить ему на помощь. То ли изувеченные здесь были лишними, то ли этот мужик не пользовался особой любовью, но немного поглазев и пошептавшись между собой, они удалились, закрыв проход камнем.

     Наевшись от пуза, зверюга облизнул окровавленную морду и, развалившись рядом с соседкой, стал требовать новых ласк. Повернувшись к ней огромным пузом, выразительно зарычал. Уговаривать Тамару не пришлось.

    – Брюхо, так брюхо, что угодно, только не ешь! – бормотала она под нос. Зверь довольно  похрюкивал, и изнеможенная Томка не заметила, как отключилась. Сколько она проспала – неизвестно, но проснулась от мучительной жажды.

     Хрюша дремал рядом, согревая теплом, и потревожить его сон она побоялась. Пить хотелось сильно, но жить – еще больше, поэтому, стараясь не шевелиться, закрыла глаза и попыталась снова заснуть. Томка была разбитой, обессиленной, словно на ней весь день пахали, руки от перенапряжения тряслись. Сон не шел, и тогда она решила, пользуясь случаем, рассмотреть соседа по жилплощади внимательней. Разглядывать лежа было неудобно, но звериная морда лежала совсем рядом.

     Темно-серая шерсть, скорее всего из-за грязи, большие висячие уши, пятак, крокодильи зубы, складки на морде… Хрюша не был совсем уж уродом. Если бы не кровожадность и зубастая пасть, его можно было бы признать нормальным животным, как свинья или носорог, но все же было в нем что-то такое ненормальное.

     Томка не могла понять, что же в нем самое страшное. Конечно, костяные наросты на спине, как на хвосте крокодила, добавляли жути, но дело было не в них. Размышляя и рассматривая все, что было видно из лежащего положения, она не сразу заметила, что зверь тоже наблюдает за ней.

      «А-а-а!!!» – чуть не заорала Тома, когда поняла: самыми устрашающими в нем были глаза, в которых читались жесткость и подобие людского интеллекта. Пусть он был далек по развитию от человека, но наблюдательность и животный разум позволяли ему читать некоторые Томины мысли. Во всяком случае, иногда ей так казалось.

     – Хрюша, – обратилась она к нему осторожно, стараясь дрожащим голосом изобразить нежность, – ты меня понимаешь?

Он не отреагировал.

     «Дура! – разочарованно ругала себя Тамара. – Хотела, чтобы он завилял хвостом и ответил "да "?» – от осознания нелепости своих предположений ей стало смешно.

     «Да, Тома, посидишь тут еще неделю, и не такое почудится», – она вздохнула. Вспомнив, от кого зависит жизнь, повернулась, чтобы почесать огромное пузо, и боковым зрением заметила, что мутант усмехается! Моргнула от изумления, а когда проморгалась, он как ни в чем не бывало спокойно лежал. От померещившегося по коже побежали мурашки.

       – Хороший мальчик, хороший! – на всякий случай ворковала она. Умный он или не очень, но ласковое слово любой скотине приятно.

      Через сутки Томка ужасно хотела есть, пить, жить – все сразу. Но жить и попить сейчас тоже очень даже устроило, поэтому она, немного осмелев, медленно, без резких движений под пристальным взглядом Хрюши поползла на четвереньках  в дальний угол загона, где стояла поилка с живительной влагой. Животное периодически подходило к ней и с удовольствием утоляло жажду.

Почему на четвереньках? Да потому что в блондинистую голову Томы пришла, как ей показалась, потрясающе умная мысль.

       Когда-то в психологическом журнале она прочитала, что для налаживания отношений надо зеркалить человека. Да не вопрос! Но сейчас, медленно ползя по полу и вертя костлявой задницей, Тома подумала, что эта мысль была не такой уж хорошей. Животное долго взаперти одно... Мало ли чего? Но по пути, натыкаясь на засохшие лужи крови, решила, что и так и эдак может пострадать пятая точка, потому пусть уж лучше случится что-то другое, чем монстр ее съест. Однако Хрюша, внимательно глядя на ее ползущее рахитное тельце, даже не шевельнулся, и Томка благополучно доползла до воды.

      То, что она теперь худющая, Тамара успела понять еще раньше. Тоненькие руки и ноги со смуглой кожей явно тоже были не ее, но хотя бы имели объяснение. А вот то, что она увидела в отражении, когда рябь на воде в корыте утихла, объяснению не поддавалось. На Тому смотрела космато-лохматая морда с огромными брежневскими бровями, почти сходившимися на переносице, длинным носом, маленькими глазками (вроде бы карими), с тонкими губами, кривыми зубами, лицо сердечком.

     – А-а-а-бля-я-я! – заголосила Тамара, скорее, от разочарования, чем от неожиданности. Какие-то живодеры ставили над ней опыты – об этом она уже догадывалась, но изменить ее красивое лицо на неказистую рожу!..

      Хрюша в противоположном углу зашевелился, явно намекая, чтобы она свои эмоции выражала тише. Такая весомая причина убедила, что предаваться печали следует тихо, желательно молча и не тревожа других.

      Казалось, что она находится в заключении уже вечность. Из-за долгого голодания Тамара все время мерзла и еле шевелилась, сил совершенно не было. Хотелось свернуться калачиком и уснуть навсегда. За время, проведенное в загоне, она уже передумала все, что могла. От приходящих в голову мыслей становилось лишь хуже, зато одно поняла точно: ни ее, ни борова не кормили, если не считать того, что Хрюша исхитрился сам достать, значит, хотели, чтобы он сожрал ее, или чтобы она тоже присоединилась к случайному пиршеству соседа!

     «Ну уж нет! Чем жрать человеческое мясо, лучше сразу сдохнуть, но желательно без боли и мучений!»

     Тот кусок, которым поделился щедрый сосед по загону, был давно уже съеден… самим соседом. Судя по выражению морды, он обиделся на пренебрежение к его угощению. Зато воды было вдоволь. В поилку по узкому желобку стекал тонкий ручеек, наполнявший ее по мере опустения.

     Единственное, что сейчас Тому трогало до самой глубины души – это упорство мутанта, с которым он отказывался признавать ее едой. Смирившись со своим  положением, она теперь добровольно чесала морду, которую зверь для удобства стал класть ей на колени. Его скотская нежность и забота давали силы отгонять от себя все чаще посещавшие мысли о самоубийстве.

     Обессиленная Томка тихонько лежала  в углу, в котором из-за щелей было больше свежего воздуха. Судя по тому, что тут было более чисто и не наблюдалось остатков высохшего дерьма, мутант тоже поддерживал ее выбор. Она лежала рядом с ним, прижавшись к жирной спине, и грелась. Звериный живот начал снова издавать сигналы о потребности в еде, но пока чудовище мужественно, почти стоически игнорировало голод.

     – Бедный Хрюша, – тихо произнесла она. За время нахождения в загоне он стал ее единственным вынужденным собеседником, который хотя бы делал вид, что прислушивается. – Ненормальный обед попался, правда?

     Боров согласно хрюкнул.

    – Долго они над нами издеваться будут? – фантазия нарисовала картину, как похудевший хряк начинает грызть ее истощенный труп. От жалости к себе заплакала. Почувствовав, что соседка в печали и отчаянии, Хрюша потерся головой об ее колени, но не ушел. – Ты только подожди, пока я своей смертью умру, а потом ешь, как хочешь! – вытирая сопли и слезы рукой, уговаривала зверя Томка. Произнеся эти страшные слова, зарыдала навзрыд.

     Выплакав все слезы, затихла. Во сне Тамаре приснился огромный стол с едой. Тарелки со спасительной, зовущей, искушающей разнообразной вкуснятиной уходили за горизонт.  Но безграничностью она не стала заморачиваться, сосредоточившись на том, что было в зоне досягаемости рук.

      От радости и огромного счастья полились слюни. Еды было слишком много и так близко, а Тома – настолько голодной, что руки не знали, чего схватить первым. Жареная курочка с хрустящей корочкой, пахнущая чесноком, жареная в масле картошка, холодец с вареными морковными цветами, гусь с яблоками, фаршированная рыба, колбасная и овощная нарезка, маринованные грибочки, огурчики и морковка, котлеты…  От вожделения ее затрясло!

      Так и не сумев выбрать, потянулась за тем, что стояло ближе всего. Быстро схватила с тарелки кусок ветчины, и пока никто не заметил и не отобрал, засунула в рот и, не жуя, стала глотать, однако вместо желанного вкуса мяса рот заполнила невероятно противная горечь.

      – Тьфу! – выплюнула Тома и попыталась отплеваться, но горечь еще больше заливала рот. Чуть не подавившись, начала дергаться и проснулась. Горькую гадость в горло заливали наяву!

        Она брыкалась и пыталась вырваться, отворачивала голову, закрывала рот, но не тут-то было. Две старухи-мучительницы, сморщенные, как печеное яблоко, держали крепко и настойчиво. Выглядели они тщедушными, но вот сил и ловкости им было не занимать, хотя, скорее всего, это Тамара обессилела от голода, потому что две карги легко удерживали ее и продолжали свое дело.

      Экзекуция завершилась, когда все зелье оказалось в желудке. От едкой гадости  волосы на теле зашевелились, рот не закрывался. Мерзость настойчиво просилась на выход. Поняв, что Тамара сейчас исторгнет на землю содержимое желудка, седая старуха, неожиданно стукнув снизу по челюсти Томы, закрыла ей рот и прижала грязную, но приятно пахнущую ладонь к губам. Пришлось смириться.

      «Так где же я? – судорожно пыталась разгадать головоломку Томка, разглядывая помещение. – Цвет стен тот же, значит… – мысли лихорадочно метались. – Судя по тряпкам,  на лабораторию с опытами не похоже. Если только они тоже подопытные?»

       Но стоящая перед ней старая мегера со жгучими угольками-глазками себя подопытной точно не считала и запуганной не была, скорее, наоборот. Она разглядывала Тому с плохо скрываемой брезгливостью, пренебрежением и любопытством.

      «Да-да! – язвила мысленно Тамара, потому что рот был еще закрыт. – Меня мутант не сожрал, а ты и подавно подавишься!»

      Она дернулась, но державшая ее женщина больно ущипнула за руку. Когда горечь во рту ослабла, Тому стало резко клонить в сон. Не в силах держаться на ногах, опустилась прямо на пол.

     «А старухи-то древние, реликтовые», – подумала она, засыпая.

     Разбудил незнакомый запах. Он был новым, неизвестным, но приятным. То, что это запах еды, первым догадался живот, а не ум, но Тома была так слаба, что едва смогла повернуть голову.

     На невзрачном коврике сидела одна из старух и внимательно ее рассматривала. Что это женщина, говорили плавные движения и широкие бедра.

     «Она что, все время со мной сидела? Следила?» – закралось подозрение в голову.

     Аборигенка даже не смутилась, поймав ответный взгляд. Опущенные надменные тонкие губы, проницательные внимательные глаза на обвисшем от возраста лице, покрытом сетью морщин, свидетельствовали о властном характере.  Когда их взгляды встретились, они некоторые время смотрели друг на друга, не отрываясь и не моргая, словно играли в гляделки.

    – Что вам от меня надо? – как можно спокойнее первой спросила Тома.

    Услышав вопрос, женщина округлила глаза, но ничего не ответила.

     В том, что это женщина, сомнений не осталось. Судя по проницательному властному взгляду, старушка занимала не последнее положение и была еще той грымзой. Понаблюдав за Томкой некоторое время, она наконец-то отвела взгляд, а потом откуда-то из-за спины достала глиняную миску и поставила перед обессиленной Томой. На тарелке лежала небольшая лепешка подозрительно зеленого цвета с какой-то слизью.

     От щедрости, совершенно не ожидаемой от старухи, Тамара растерялась. Она только молча переводила взгляд с подозрительной лепешки на женщину и обратно, судорожно размышляя – можно ли это есть? Все-таки слишком ненормальными были эти дни. Мало ли, вдруг, откусив от угощения, превратится в чудище, а может, ее решили откормить?

      Наблюдать за голодной неблагодарной идиоткой Хула больше не могла. Пытаясь сохранить самообладание, медленно встала и направилась к проходу.

     – Хсипа-а! – неуверенно раздалось за спиной. Старейшина приостановилась, но не обернулась, а потом продолжила путь к проходу.

    «Возможно, это была благодарность, – догадалась женщина. – Хоть что-то в голове осталось. Судя по тому, что разум от страха покинул ее, Глош был съеден напрасно».

Глава 4 - 5

– Думаешь, безнадежно? – осторожно поинтересовалась Та у старейшины.

– Если на горизонте мираж, это не значит, что появилась надежда! – Хула была раздражена.

– Но Тапус же не съел! Я думала…

– Она была наказана за воровство, теперь еще и разум потеряла! И это надежда? – в раздраженном голосе чувствовалось отчаяние.

– А что делать? Глоша-то нет! После того что случилось, желающих совсем не стало.

– Сама знаю!

– Если нанимать в другой общине, шансов не намного больше. Тапус-то совсем кро...

– Глоша уже пригласили! – зло съязвила раздраженная Хула.

– И где теперь искать поводыря? – не унималась Та.

Старейшина тяжело вздохнула, но ничего не ответила. А что она могла ответить?

     Глош был не только самым сильным мужчиной в общине, но и склочным подонком, крепко державшим шайку в узде. Старейшины сами его пригласили из Приграничной Пустоши, надеясь, что хорошая еда, опыт и выдержка помогут ему подчинить Тапуса. Он уже почти смог и даже начал хвастаться успехом, но воля Богов оказалась иной. Съеденный Глош означал полное крушение надежд. Хула тяжко вздохнула.

      Вместо того чтобы обрести защитников, община получила ненасытную, алчную стаю, разрушающую устои Туаза. Они и раньше были скотами, теперь же без главаря совсем распоясались. Зная, что в хранилищах большие запасы, требовали все больше и больше. Жители роптали. Поведение пустынников с каждым днем становилось наглее. Если так дело пойдет и дальше, наступят смутные времена, а потом, когда через четверть или две четверти приедет Брат, отвечать придется всему полису. И только Отец знает, останется ли кто-нибудь без наказания. В лучшем случае виновные растворятся в вечном песке, в худшем всю общину ожидает изгнание.

      Она не выносила Глоша, но вынужденно терпела. С ним хотя бы была надежда. Будь неладен тот день, когда появился Тапус. Расстроенная и совершенно не в духе Хула – одна из старейшин, шаркая и держась за разболевшуюся поясницу, шла к Тхайе, чтобы посмотреть на ее состояние.

      Когда женщина вернулась в комнату, тарелка была уже пуста. Чудная Тхайя  сидела на ее ковре, вертела головой и странно смотрела: вроде бы со страхом, но появившуюся в глазах дерзость было не скрыть.

     «Да, совсем на себя не похожа, – печально вздохнула женщина. – Раньше хоть тихая была, а теперь вон какая. От нее теперь чего ждать? Ладно, воровка, но теперь еще и сумасшедшая!»

     При появлении старейшины нахалка даже не встала с чужого ковра, продолжая, как истукан, сидеть на месте и сверлить взглядом. Хула была так измотана, что даже не стала сгонять ее со своего места. Что спорить с сумасшедшей?

      Выглядела Тхайя плохо, возможно, поэтому Тапус и не съел, но попытаться узнать, что произошло, все же надо, поэтому женщина спросила:

      – Как тебе удалось? – Тапуса она не стала упоминать намеренно, чтобы упокоившаяся Тхайя не начала от страха кричать. Однако на простой вопрос ненормальная отреагировала странно. Она не боялась, но и не отвечала, лишь хлопала глазами, открыв рот.

    – Как ты выжила? – более строго повторила женщина, четко произнося слова.

     По выражению лица ненормальной можно было подумать, что она видела старейшину в первый раз. Дурочка оглядывала ее пристально и долго, а потом соизволила ответить, но Хула не поняла ни слова.

     – Что ты сказала? Повтори? – старейшина сделала к ней шаг. На что дерзкая Тхайя грубо, по слогам, почти чеканя каждое слово, повторила сказанное, после чего Хула не знала, как себя вести.

     – Та! Та! – громко позвала она. Когда помощница появилась, старейшина спросила:

     – Ты слышала?

     – Да.

    – И что делать? На совете показать или снова к Тапусу?

   – Если к старейшинам, то отмыть бы ее, разит сильно! – скромно заметила Та, поморщив нос.

   – Думаешь? – вопрос был лишним. Хула и сама едва могла дышать.

    – К Тапусу и после совета можно.

    – Думаю, что до совета не дотерплю! – она с угрозой посмотрела на ненормальную. Тома, словно почувствовав, что решается ее судьба, покорно опустила глаза в пол.

    – А, по-моему, не все потеряно, – заверила помощница, пытаясь приободрить старейшину и спасти Тхайю.

    – Если не замолчишь, к Тапусу пойдешь с ней, – пригрозила Хула, и желание спорить у Та пропало. Она знала, что подруга этого не сделает, но зачем ее злить.

    – Отмойте, а то дышать нечем! – сквозь зубы велела старейшина и покинула комнату.

    Сомнения, одни сомнения! Не нравилось ей все это. Тхайя оказалась не только сумасшедшей, но и нахальной, дерзкой девкой с грязным языком. Пусть старейшина не поняла ни слова, сказанного ей, но нутром чувствовала – та дерзила.

     «Ну, погоди у меня, ненормальная!» – пригрозила Хула той, из-за которой у нее болела поясница.

     Когда главная грымза ушла, Тома осталась в комнате с другой старухой. Но эта, в отличие от первой, была мягче и спокойнее.

     О том, что теперь Тхайю зовут Тамаа, Та решила умолчать, но то, что девчонка решила подражать ее имени, старушку очень подкупило. Обычно старались угодить Хуле или другим старейшинам, а вот у нее такое было в первый раз! Довольная, она дернула Тамару за руку и повела за собой.

     Следуя за женщиной, Тома убедилась, что помещения вырублены в скале, но не могла поверить, что каменный дом такой огромный! Они петляли по лабиринтам комнат и коридором, выходившим один из другого. Где-то потолки были высотой как в обычной квартире, а где-то чуть выше головы, но удивило то, что везде было чисто. Желтовато-оранжевые стены оказались ровными, гладкими, почти идеальными. В некоторых местах были искусно нарисованы цветные рисунки, поразившие Тамару своей красочностью. Цветы, животные, парящие птицы, изящные орнаменты привлекали взор, но чтобы не отстать, пришлось перебороть любопытство.

      Теплый воздух, движимый небольшим сквозняком, разносил новые, необычные ароматы и запахи, унося чад многочисленных ламп, освещавших помещения.

      Люди, встречавшиеся по пути, заставляли оборачиваться, потому что таких людей она еще никогда не видела, не говоря уже об одежде и украшениях.

     Их внешность поражала. Вроде бы европейцы, но смуглые, темноволосые и, как правило, кареглазые, с совершенно разными чертами лица. У одного нос широкий и приплюснутый, как у негра, у другого уточкой, у третьего сломанный и с горбиной, а у нее самой был длинный.

     «Значит, они не живут закрыто, и к ним попадают чужие, – решила Тома. – Если бы все были более-менее похожи друг на друга, можно было бы думать о родственных связях».

     Мужчины не впечатлили. Обычные, в основном поджарые, не сильно мускулистые, примерно с нее ростом.

    «Так это я переросток, или они доходяги? – не сразу поняла она. Других женщин видела, но не разглядела, они были на каблуках или без. Чуть позже Тома все же пришла к выводу, что она выше среднего роста. – Это плохо! Хрупкой быть лучше».

     Но когда Томка сориентировалась и поняла, какие здесь идеалы красоты, готова была расплакаться. Женщины с одной бровью на лице! Местные дамы на переносице дорисовывали волоски, и получалась одна большая бровь. Волосы у них тоже были разной длины, но чем ярче была одета женщина, тем длиннее у нее были косы. Вспомнив про свои короткие лохматые космы, торчащие в разные стороны, и лохмотья, она поняла: ее тело эталоном красоты не является.

      А самая ярко одетая жительница с невероятной прической, встретившаяся Томке по пути, оказалась излишне упитанной. В ее косы были вплетены разноцветные ленты и цветы. Аляписто, но красиво. Судя по походке и выражению лица, она тут считалась красавицей. Потрогав свою плоскую грудь и вспомнив былую троечку, Тома взгрустнула. Ей, доходяге, придется много есть, потом снова есть, запивать и снова есть, если будет чего кушать.

    Оглядывая попадавшихся по дороге аборигенов, Тамара радовалась, что мутанты больше на пути не встречались. Жить с такими чудищами в одном большом доме было бы слишком жутко. Чтобы не отстать от проводницы и не потеряться в катакомбах, пришлось отвлечься от разглядывания.

     Когда свернули за угол и вышли на террасу, Томка замерла, забыв обо всем и разглядывая развернувшийся перед глазами вид. Она смотрела и не могла поверить глазам. Это был огромный город, вырубленный в скале, находившийся под землей! Взирая на этажи, уходящие вниз, Тома не могла не восхититься умениями и талантами строителей. Это было удивительно, необычно, величественно.

     Строение представляло собой огромный колодец, уходящий глубоко вниз, а от самого колодца, освещенного жарким полуденным солнцем, в стороны лучами расходились коридоры со множеством комнат. Судя по террасам, этажей было точно больше десяти.

     Края залитых солнцем террас, украшенных кадочными растениями и цветами, были огорожены цельными каменными перилами и винтом спускались к низу, к самому дну. Та, заметив, что Тамаа не следует за ней, остановилась и с любопытством наблюдала за ее реакцией.

       Медленно приходя в себя от увиденного, Тома робко подошла к краю террасы и посмотрела вниз. На дне глубокого колодца зеленел сад, а над головой простиралось насыщенное темно-голубое небо, с белыми облачками – барашками. Белое солнце нещадно палило, заставляя знойный воздух волнами подниматься вверх. Невозможно поверить, но, по крайней мере, это Земля!

     «Значит, апокалипсис… – отчужденно, со страхом и болью подвела итог Тамара. – Но я-то откуда?»

     Тут проводница настойчиво дернула и потащила за собой, так и не дав отойти от шока.

     Теперь они шли по открытым террасам, спускаясь ниже и ниже. Наверно, дошли только до середины, когда спутница свернула в коридор, где стены были ярко-голубыми и насыщенно синими, на фоне которых Тома успела разглядеть красивых разноцветных рыбок, камушки, водоросли и другую подводную живность. Почему изобразили именно рыбок и воду, стало понятно, когда почувствовались влажный воздух и приятная прохлада. Пройдя еще немного, Та показала рукой на вход, но, заметив полное непонимание на лице Тамаа, вздохнула и пошла с ней.

      Нагромождение пустых кувшинов и тазиков с необычной комнате свидетельствовало, что где-то рядом есть вода, но, покрутив головой по сторонам, Тома не заметила ничего похожего на колодец.

      Выражение лица сопровождающей женщины красноречиво говорило, что она считала Тамару совсем уж дурой. Поняв, что дело еще не скоро сдвинется с места, Та снова вздохнула, поставила один из тазов перед небольшим выступом, отошла и начала что-то делать. Томка шагнула за ней и поняла: женщина крутила колесо. Раздался небольшой гул, и из выступа потекла вода.

       «Ничего себе! – поразилась Тома. – Значит, не дикари!»

       Что это не дикари в каменных джунглях, уверяла и здешняя посуда. Огромные каменные бочки и сосуды с идеально ровной поверхностью, ровные каменные стены и коридоры – все было сделано тщательно и аккуратно.

      Старушка кряхтела, обливаясь потом и, спохватившись, Тамара все-таки вспомнила, что старшим надо помогать. Наполнив емкость, Та вручила ей небольшой кувшинчик и показала, куда идти дальше. Томка судорожно соображала,  как мыться в тазу, если любой может зайти, и стоит ли содержимое кувшина лить в воду?

     Больше Та молча вздыхать не могла. Бормоча под нос ругательства, знаками велела Тамаа тащить таз за ней и направилась в другой зал, наверно, женский. Там велела раздеться, и Тома, превозмогая стыдливость за свое тело, вынуждена была подчиниться. Разглядывая новое тощее тельце со множеством синяков, пришла к мысли, что ее часто били.

      Женщина поморщилась.

     «Наверно, из-за жалости, иначе, вряд ли бы со мной возилась», – теперь грустно вздохнула уже Тамара.

     Старушка протянула кусок ткани и показала знаками, что его следует намочить и протереть тело.

     «Называется – размажь грязь по телу! Это не дома в ванной плескаться!» – но деваться некуда, пришлось подчиниться.

Старушка откупорила кувшин, налила содержимое на влажную тряпочку и велела натереться. Когда на теле стала появляться жидкая мыльная пена, настроение Тамары улучшилось.

     Вымыв голову и сполоснувшись остатками воды из тазика, она почувствовала себя вновь родившейся. Глядя на ее радостное лицо, женщина тоже улыбнулась, а потом подошла поближе и принюхалась. Не уловив от Тамаа ничего, кроме запаха травы, осталась очень довольной.

      Пока Тамара мылась, Та достала из сумки чистые вещи. Тома радовалась, надевая чистые серые холщевые штаны по колено и тунику с рукавами. Жизнь налаживалась!

      На обратном пути она гримасой и прижатой рукой к животу намекнула, куда ей надо, и ее повели знакомиться с местной канализацией. На каждом ярусе в разных местах было несколько больших комнат, в которых стояли бочки. По завершении нужно было засыпать все песком, которого здесь натаскали в изобилии.

     «Ну, хотя бы не как в Версале!» – заметила Томка.  Позже поняла: горшками здесь тоже пользовались, но все равно в итоге приходили к тем же бочкам.

     «Надо же, даже туалеты прилично выглядят!» – вспоминая общественные туалеты, которые знала раньше, она начала сомневаться, кто же дикари.

      Если бы возвращалась обратно в комнату одна, без проводницы, ни за что не нашла бы дорогу назад. Множество переходов и страх перед здешними людьми заставляли Тому паниковать.

     «Кто-то из них меня бил! Теперь я их не помню, а они где-то рядом и ждут своего часа. А если меня бросили живой на съедение Хрюше, то желающих со мной расправиться должно быть немало! – только об этом она и размышляла. – Думай Тома, думай, если хочешь жить!»

    После возвращения в комнату Тамару еще раз накормили, но в этот раз лепешек оказалось больше, что несказанно радовало. Зелеными они были из-за необычной муки, а вот слизь, которая вначале выглядела противной, на самом деле была медом.

     Уминая за обе щеки сладкое угощение, казавшееся необычайно вкусным,  Тома радовалась жизни. Если бы сейчас дали простую вареную картошину, не задумываясь, съела бы ее вместе с кожурой. Насытившись, откинулась к стене и погладила живот, тем самым вызвав улыбку у Та.

    – Хорошо-то как! – нараспев произнесла Тамара.

     Та о чем-то спросила, но Томка не поняла ни слова. Чтобы не сердить единственную женщину, которая к ней хорошо относится, решила напомнить, что не понимает.

     – Я не понимаю, – грустно пояснила она, разведя руки по сторонам, и отрицательно повертела головой.

      На лице женщины появилось озабоченность. Немного постояв в раздумьях, старушка вышла, а когда вернулась, протянула Тамаре еще одну лепешку.

      – Спасибо! – пораженная добротой Томка расплакалась. Та тоже расстроилась.

     А потом  женщина стала указывать на вещи и называть их, требуя, чтобы Тома повторяла за ней.

    Помощница думала, что у Тамаа исчезла память, поэтому терпеливо повторяла слова вновь и вновь, но все оказалось гораздо хуже. Девчонка немилосердно коверкала слова, словно во рту у нее был не язык, а неповоротливая палка, постоянно забывала их и бормотала что-то невообразимое.

    Та уже была готова согласиться с Хулой, что Тхайя сошла с ума, когда ненормальная стала чертить пальцем на полу что-то воображаемое. Только ради интереса, чтобы расстаться с последними надеждами и смириться, Та принесла письменную доску и мелок.

     Тамаа начертила какие-то только ей понятные каракули и, глядя на них, стала безошибочно называть слова, на которые Та указывала. И тут женщину озарило: ненормальная, возможно, не так проста.

– Хула! – завопила она и резво побежала за старейшиной.

«Неужели сглупила?!» – испугалась Томка.

    Когда две запыхавшиеся старушки прибежали, они увидели запуганную Тамаа и абсолютно чистую доску. На все их уговоры написать что-нибудь еще Томка старательно делала вид, что ничего не понимает, не знает, и вообще, это была не она.

     Старейшина, глядя на запуганное лицо Тхайи  и запачканные мелом пальцы, не могла определиться: злиться из-за упрямства сумасшедшей или смеяться над незатейливой попыткой схитрить? Тамара не заметила, что запачкала рукава туники, когда впопыхах стирала с доски мел. В конце концов уставшая от напряжения Хула рассмеялась. Похоже, что шанс у общины все-таки появился.

      До вечера две настойчивые старухи мучили Томку, пытаясь вбить в ее многострадальную голову новые слова. Поняв, что они так просто не отстанут, она сосредоточилась и старалась не отвлекаться, надеясь, что женщины вскоре потеряют к ней интерес. Конечно, Тамара была им очень благодарна, но после долгого беспрерывного зубрения, кроме злости и усталости, в ней ничего не осталось.

      К вечеру, когда наконец от нее отстали, Тома была выжата, как лимон. Свернувшись калачиком на неказистом маленьком ковре, она наблюдала, как старушки пили какой-то отвар и мило щебетали. Ее глиняная кружка с терпким бодрящим напитком стояла рядом. Иногда Тамара поднималась и уныло отхлебывала жидкость небольшими глотками, мечтая хотя бы об одной маленькой лепешечке. О мясном с недавних пор вспоминать без содрогания не могла.

     Словарный запас сегодня пополнился тридцатью новыми словами, такими как коврик, лампа, горшок, одежда, кувшин, лепешка, но она их еще путала. Однако Тома была абсолютно уверена: беседовали женщины уж точно не о домашней утвари.

     «Стопроцентно, меня обсуждают!» – решила она, замечая частые заинтересованные взгляды в свою сторону. Та и Хула возбужденно махали руками и чего-то задумывали. Тамара занервничала, подозревая что-то нехорошее.

     «Если сразу как ведьму не спалили, уже повезло, – успокаивала она себя. – Но впредь надо быть начеку, а то доумничаюсь!»

       Женщины допили чай и вышли из комнаты, а когда вернулись, их было не узнать. Старейшина облачилась в длинную голубую тунику, богато украшенную вышивкой и желтым бисером. Ее седые волосы были собраны в несколько тонких кос и украшены налобной повязкой, состоящей из куска белой кожи. Опиралась она на резной посох, изображавший спящую змею.

     «А чего ж не дракон? Не водятся у вас такие, что ли?» – язвила про себя Томка.

      Выглядела старейшина очень представительно, даже царственно. Ее помощница немного проще, но тоже чувствовалось, что и она имеет некоторое влияние. Хула, заметив, какое впечатление произвела на замарашку, мстительно сверкнула глазами, и с большим достоинством покинув комнату. Помощница последовала за ней, поманив собой рукой Тому.

     – Что-то будет, ой-ей-ей! – пищала под нос Тамара, топая за ними следом. Пока они куда-то шли по ночной террасе, пыталась рассмотреть и запомнить величие ночного полиса.

    Огромный каменный дом украшало множество огней разноцветных ламп. Словно гирлянды, они были развешаны по всем террасам в примыкавших к ним коридорах, и на фоне черного неба жилище казалось сверкающей сокровищницей с самоцветами, скрытой в темной норе. Море света вкупе с насыщенным дурманящим ароматом впечатлили даже Тому, привередливое дитя двадцать первого века.

      После заката солнца, когда зной спадал, люди собрались компаниями на открытых террасах, болтали, шутили или увлеченно играли во что-то. Кто-то ел. Откуда-то звучала веселая мелодия и хлопки, раздающиеся в такт. Мимо проплывали ярко разодетые женщины, обильно обвешанные украшениями. Мужчины старались от дам не отставать и тоже нацепляли побрякушки, но немного скромнее.

     «Во всяком случае, аборигены живут счастливо. Вроде не голодают. Уже замечательно!» – Тамара старалась запомнить и разглядеть как можно больше. Но, несмотря на появляющийся оптимизм, не забывала, что в любом доме есть чулан, где прячут самые неприглядные вещи, например, мутанта Хрюшу. Возможно, безобразное и жестокое где-то совсем рядом и, если его не видно, не значит, что этого здесь нет.

     Новый мир казался невероятно необычным. Сейчас он манил, очаровывал, привлекал красочностью. Но, как помнила Тома из школьного курса природоведения, чем красочнее существо, тем более ядовито. Не зря страх не давал ей спокойно спать и заставлял оглядываться по сторонам, ожидая удара в спину. Она не была параноиком, но синяки, покрывающие нынешнее тело, имели разные оттенки, а значит, избивали ее постоянно. Но кто? Почему бросили на съедение? И куда они идут? От постоянной тревоги, гама, тяжелого экзотического запаха, мелькания красок закружилась голова, но на счастье, женщины свернули в коридор, где воздух был не таким ароматизированным.

     Проходы, занавешенные красными и темно-синими отрезами ткани, отгораживали от звуков и суеты. Чувствуя торжественность помещения, Тамара испугалась. Пройдя еще несколько проходных коридоров, подошли к большой круглой зале, где восседали четыре человека. Та и Тамара остались у входа, а Хула гордо прошествовала к свободному возвышению и села.

     Лица сидящих старейшин были суровыми. Даже сама Хула переменилась. Теперь Тамара видела жесткую, властную и расчетливую женщину, на лице которой перестали отражаться эмоции. Тома уже догадалась: сейчас состоится совет, на котором старейшины будут решать ее судьбу. Она запаниковала и стала покрываться липким потом.

     А когда Хула заговорила, и Томка услышала в ее голосе недовольство и угрозу, испугалась не на шутку. Она пеняла себе за несообразительность и каялась за не слишком почтительное отношение к старухе, но метаться уже было поздно. Та, заметив, как реагирует Тамаа, похлопала по плечу, пытаясь приободрить, но это не помогло. Через несколько минут, подталкивая в спину, помощница старейшины вывела Тому в центр зала. Стоя на ватных ногах, Тамара еле сохраняла равновесие. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – дело плохо. Старейшины восседали с напряженными лицами, пристально вглядывались в нее и, судя по поджатым губам некоторых, насмешливому взгляду толстяка, она им не нравилась. Хула же сидела с каменным лицом. И лишь тот, что помоложе, улыбался. Молчание старейшин затянулось, и Тому трясло от тревоги.

      Неожиданно толстяк что-то пробубнил басом, и мужчины рассмеялись, кроме того, который не переставал сверлить ее глазами. По его лицу читалось, что он готов вместо мутанта, съесть ее живьем. Потом, махнув рукой, Хула позволила удалиться.

Оказавшись в коридоре, Тома села на пол и заплакала. Та ее успокаивала, говорила что-то утешительное, но она все равно ничего не понимала.

Глава 6

     Хула задумала привести Тамаа  на совет Равных не просто так. Исполняя обязанности старейшины дольше, чем кто-либо другой из пятерых, она умела действовать продумано и взвешенно, а не под влиянием эмоций.  Властная, умная, проницательная - единственная женщина среди пяти равных старейшин, являющихся примером для жителей общины.

     Однако иногда власти добиваются не самые мудрые, честные, справедливые, а хитрые, изворотливые и жадные. Хорошо, если недостатки уравновешиваются достоинствами, а если их нечем перекрывать?

       Управлял Туазом совет старейшин, совместно принимая решения, но  в тот раз Хула с Сантом оказались бессильны. Их голос не был услышан и затерялся в мечтах о богатстве и роскоши, а теперь глупость и жадность троих грозила оставить город без защиты Ордена.

      Когда трое Равных давали согласие на отправку каравана по контрабандным тропам, они наделись на удачу, но разбойники оказались такими же хитрецами, решившими, что неучтенные товары из тайного каравана без защиты Ордена – легкая пожива. Тем более, что пожаловаться на них будет невозможно: преступая закон, нарушитель лишался покровительства закона. Все верно рассчитали пустынники, только не учли, что Боги по-другому бросят жребий.

      Хоть караван  и был сильно разграблен, караванщики смогли отбиться, сохранив остатки товара, да еще и захватили раненого Тапуса, который теперь сидел взаперти и хотел есть.

    «За погибших, за нарушение законов Брат на суде спросит строго", - об этом размышляла хмурая Хула, собираясь на совет. Тревога стала сильнее, стоило ей узнать от жрицы, что Брат намерен посетить Туаз раньше, чем через четверть!

Старейшина чувствовала, как между Равными появляется неприязнь, с каждым днем набиравшая силу и усугублявшая и без того шаткое положение, но не могла понять причину нарождавшейся вражды.

      "Если спесивые глупцы надеются избежать ответственности, то зря" – она в этом была уверена. «Совершая постыдное, помни, оно скоро станет явным» - так говорила ее мать, и Хула всегда совершала поступки, следуя этому принципу. Она не гналась за роскошью, не боролась за право быть лучшей, потому что с детства поняла, ничего постыдного не утаить. Единственное,  на что Орден закроет глаза и отложит возмездие, так это за проступки, совершенные во благо города, жителей, Ордена и Отца.  Но рано или поздно накопленные грехи обретут невыносимую тяжесть, и время расплаты придет. Вспомнив о Тхайе, бредущей следом, Хула разозлилась сильнее.

    "Глупцы не понимают, что, пытаясь избежать возмездия, лишь больше запутываются в сетях лжи и обмана. Повезло кому-то, что девчонка цела, одним грехом меньше. И мне повезет, если ненормальная действительно окажется поводырем, – она улыбнулась. – Недавняя кража бус – дело темное, несомненно. Они ли стали еще одной причиной, по которой Равные рассорились и больше не доверяли друг другу? Подозревают друг друга? Но воровку поймали. Оставалось лишь дожидаться решения Брата. Тогда почему кто-то решил ею накормить Тапуса? Какую тайну хотел утаить в секрете?»

       Добралась до зала Хула в скверном настроении и когда начала речь, ее голос звучал жестко:

      - Я собрала вас, Равные, чтобы сообщить: меньше чем через четверть нам придется держать ответ перед Братом!

Услышав новость, старейшины замерли. Вздрогнувший Зуа еле сдерживался, чтобы не перейти на крик:

      - Ты утверждала, что он приедет через две четверти!

      - Их решение изменилось, - сдержанно ответила женщина.

     - Неожиданно изменились их планы, – подытожил Толстый Сант. - Спешка Ордена свидетельствует, что Братья и Отец не довольны нами.

      - Тебе-то не придется отвечать! -  завистливо огрызнулся Зуа.

     Он был труслив, но жаден, поэтому на прошлом совете не смог удержаться от заманчивого предложения Манна, предлагавшего  незаконное, но выгодное дело.  В случае успеха община смогла бы скопить больше излишков и пригласить лучших мастеров, однако вряд ли Зуа действовал ради блага общины, скорее всего личный интерес заставил его рискнуть.  Услышав новость, он сидел всполошенный и напуганный, кусая словом каждого.

      - Напомню, - холодно ответила Хула, сделав значительную паузу, чтобы каждый из присутствующих прочувствовал тягостное положение, – мы все предстанем перед ним, независимо от наших поступков и решений, но боюсь, что в этот раз наказание может коснуться всего города.

      Старейшины, объятые трепетом, сидели с напряженными лицами. Услышав удручающую новость, каждый лихорадочно и нервно начал взвешивать свои шансы: удастся ли в этот раз вывернуться, ускользнуть от ответственности, убедить гостя в своей невиновности?

     В возникшей тишине был слышен тихий, едва уловимый треск ночных жуков и мотыльков, слетевшихся на яркий свет и прохладу из раскаленных песков, раскинувшихся вокруг города.

    - Что Туаз будет изгнан – вряд ли, – прервал затянувшееся молчание Сант, - если, конечно, до его приезда не произойдет что-нибудь еще.

       Ему беспокоиться было не о чем. Толстый и медлительный, он всегда осторожно принимал решения. Был хитрым, умным и весьма осторожным. Если дело казалось сомнительным, он не рисковал, тем самым много раз спасая свою толстую шкуру. Инициативу Манна он не поддержал, потому волноваться ему было не о чем.  Зато Манну, Зуа и Лузу, возможно, грозило раствориться в песке. Довольный Сант, не таясь, наслаждался спокойствием, раздражая других самодовольным видом.

      - Когда придет час предстать перед Братом, я буду готов, – собрав силы, как можно спокойнее, произнес Манн, затеявший обернувшуюся крахом авантюру. Слова давались ему тяжело, красные щеки выдавали нервозность и напряжение.

      - Я рад, что ты силен духом и не бежишь от ответственности, – в похвале сквозили глумление и издевка. Сант паскудно улыбнулся. – Но мне бы не хотелось, чтобы Брат прогневался на тебя. У нас, конечно, бывают разногласия, не без этого, но я признаю твое мужество!

     Равные объясняли мужество пугливого Манна тем, что теперь именно у него хранились украденные наследные бусы Луза, доставшиеся ему от отца, а тому от его отца. Считалось, что наследные бусы, передававшиеся из поколения в поколение, помогали  избежать грозного и непредсказуемого суда Ордена.

       Луз, у которого похитили бусы, сидел и испепелял презрительным взглядом Манна, изображавшего храбреца, ведь каждый из старейшин знал, что «смельчак» жуть как боялся визитов Братьев. Каждый раз перед их приездом у Манна начинался мандраж. Он худел, начинал мучиться бессонницей и целыми днями каялся  в прегрешениях. Однако частые глубокие раскаяния не останавливали его от новых авантюр. То ли грехи Манна еще не переполнили чашу терпения Братского Ордена, то ли неподдельное раскаяние спасало, а, может, ушлость и изворотливость, но он до сих пор сидел рядом и, судя по всему, и в этот раз собирался выйти сухим из воды.

      - Ходят слухи, что Тапус воровку не съел. Это правда? – у отважного Манна пот стекал по вискам.

     - Правда! – подтвердила Хула, внимательно наблюдая за его реакцией и других мужчин, стараясь не пропустить ни одной важной детали.

     - Может, девка проглотила бусы, потому цела  осталась? Если так, они уже давно должны были бы выйти! – неприятно усмехнулся Толстый Сант. Луз, еще не потерявший надежды  отыскать пропажу, посмотрел на толстяка с ненавистью. Грубая шутка ему совсем не понравилась.

     - Вряд ли. Чтобы их проглотить, какое горло нужно иметь? Если пообещать прощение, она скажет, где искать? – оживился Манн. Все взоры обратились к Хуле.

     - Нет. Она потеряла разум.

    - О, Боги! – истерично воскликнул Луз. Едва у него затеплилась надежда, тотчас растаяла.

    - А кто приказал ее бросить в загон? – прямо, не таясь, спросила женщина. Она каждого окинула пронзительным взглядом, словно надеялась, что преступник невольно себя выдаст.

    - Не я! – заявил Манн.  – Этого мне еще не хватало! Я уповаю на милость  Отца, поэтому лишние прегрешения мне ни к чему.

Присутствующие посмотрели на него с сомнением, но ничего не сказали. Воцарилась тишина, преступник не желал признаваться.

     - А где девка? – осторожно поинтересовался Зуа.

     - Здесь.

      Когда Тамаа вошла, ошеломленные Манн, Луз и Зуа принялись с интересом рассматривать ее. Даже Сант был поражен и потерял дар речи.

     "Вот и ищи среди них зачинщика!" – разочарованно усмехнулась Хула.

     - И давно она такая? – полюбопытствовал Манн, не сводя взгляда с Тамаа.

      - Как очнулась, так и стала.

     - И что теперь делать? -  недовольно, с раздражением спросил хозяин пропавших бус.

    - Поинтересуйтесь у Манна, – недовольно процедила женщина. – Он же обещал нам процветание и стабильность.

     Взоры старейшин устремились к нему.

    - Вообще-то, меня поддержали Луз и Зуа, – попытался увильнуть обвиняемый.

    - Оно и верно! Когда Брат приедет, так ему и скажем в оправдание, – зло ужалила Хула.

    - Э, нет, я не согласен! – тут же возразил перепуганный Зуа. – Отвечать, так всем.

   - Я-то буду с вами, только сам знаешь, Брату все ведомо! – мстительно напомнила она.

   - Ты намеренно, да? Пугаешь? – завопил он. – И так тошно.

   - А кому не тошно? Думать, перед тем как сделать, не пробовали? – продолжала ехидничать женщина.

   - Радуйтесь, что Тхайя вообще жива! Если перед братом и за ее смерть отвечать, точно отлучат. И с шайкой Глоша надо разобраться! – Манн надеялся, что если другие возникшие трудности разрешить, его проступок привлечет меньше внимания.

  - Думаешь, пронесет? – без защитных бус Лузу тоже было страшно.

  - Ну, шанс есть, если еще Тапуса приручим, хорошее подношение сделаем и покаемся...

  - Вот ты и кайся! – бухтел Сант. – Мы с Хулой говорили!

  - Отвечать все равно всем теперь.

  - С этой что делать? – все взоры устремились на Тамаа.

  - Подождать приезда Брата, а потом как он решит, – предложил Луз, ненавидящий Тхайю за то, что она украла у него наследные бусы.

- Или она станет поводырем, – напомнила Хула.

- Надейтесь, надейтесь на ненормальную, вдруг Боги смилуются! – Сант любил язвить.

      Споры среди Равных не были редкостью. Пять властных, считающих себя лучшими, старейшин не могли обойтись без выяснения: кто из них мудрее, дальновиднее, хитрее.

- А по мне, так не такая уж она и ненормальная! – Манн внимательно разглядывал Тамару.

- Что, на страшненьких потянуло? – захихикал Зуа.

      Мужчина ничего не ответил, но Хула и Толстый Сант не сомневались: что-то он держал в уме. Пусть Манн и был самым молодым из них, но в изворотливости иногда превосходил даже братьев Луза и Зуа вместе взятых.

   - Подождем до приезда Брата. Пусть пока Тапусом занимается,  – предложила Хула. – А там видно будет.

Глава 7

     Следующее Томино утро началось с неизвестной каши и тушеных овощей. Поглощая правильную здоровую пищу со сложными углеводами и вынужденно голодая вечером, мечта приблизиться хоть немного к идеалу здешней красоты стала казаться Тамаре несбыточной.

«Если только в будущем когда-нибудь...» - утешала себя Томка.

      Потом хитрая Та вновь принесла доску и, поставив поблизости, ненавязчиво, но очень настойчиво предложила ею воспользоваться, но Томка не соблазнилась. Без доски изучение языка продвигалось медленнее, но хотя бы самые элементарные фразы она уже могла сказать.

     После интеллектуальной деятельности,  Тому отправили за водой в сопровождении хрупкой юной девочки. Увидев, какую посудину предлагали взять с собой, она хотела возмутиться, что не лошадь гужевая, и уже готова была грозно сверкать глазами, как девочка проворно подхватила точно такое же глубокое ведро, литров на двадцать, обвязанное веревкой, и пошла.

     - Блин! – психанула утонченная барышня и, прихватив свою глиняную емкость, уныло побрела за ней. Проводница ловко перебирала ножками и, стараясь держаться поодаль от спятившей помощницы, шустро свернула за угол. Чтобы не потеряться, Тома тоже прибавила шаг.

      Короткая извилистая дорога снова не осталась в памяти, но Томка задумалась:

«Если планировка на этом ярусе такая же, как на том нижнем с рыбками, то почему в прошлый раз меня отправили мыться не сюда, а дальше?»

       Мысли отошли на второй план, когда пришлось в спешке крутить колесо, чтобы набирать воду. Маленькая зазнайка недовольно ожидала, переминаясь с ноги на ногу, и всем видом показывала, что долго ждать не намерена.

      Потом Тамаре пришлось быстренько надеть веревки на плечи и, терпя врезающиеся во влажные подмышки лямки, тащить емкость в покои старух. Нести ведра было неудобно. Пот щипал натертые ссадины, а еще, поправляя веревки, она умудрилась налить себе за шиворот ледяной воды. Тома выругалась, зато сразу поняла, почему в тот раз ее водили мыться в другое место.

       «Там вода теплее!»

       Она могла биться об заклад, что услышала едкий смешок девчонки, но отвечать не стала, потому что  зазнайка терпеливо тащила такую же тяжесть. И только когда добралась до комнаты, Томка заметила, что у той на веревках были подкладки.

     - Такая маленькая и уже такая дрянь! – пренебрежительно процедила сквозь зубы Тамара, даже не удостоив пакостницу взглядом. Сказано было на русском, но интонация девочку задела. Она молча стояла и сверлила глазами Тамару, а та смотрела сквозь нее, словно негодница была пустым местом.

      "Возможно, прежняя владелица тела реагировала на такие подлости как-то иначе, но, судя по синякам, ее поведение не было верным", – подумала Тома и решила в обиду себя не давать. Девочка еще немного постояла и, не дождавшись от Тамаа более бурной реакции, убежала.

     "Поделиться новостью, что я, то есть Тхайя, странная? Ну-ну. Значит, скоро другие пакости посыпятся, как из рога изобилия, – догадалась Тамара.  Она не сомневалась, что, если покажет слабость, на ней станут срывать злость все, кому не лень. - Не дождутся! Не на ту напали!"

     Оказалось, что Томка была права. Когда во время обеденной трапезы ей вручили кусок пирога, подававшая молодая женщина отводила глаза и гаденько улыбалась. Но, поскольку телевидения и хороших актеров аборигены отродясь не видали, все потуги изобразить спокойствие с треском провалились.

      Тома взяла тарелку и поблагодарила. Желая узнать, что за начинка в закрытом пироге, принюхалась, и горе-актриса затаила дыхание.

     "Может, плюнула?" – заподозрила Томка и начала медленно отгибать румяную корочку. Но едва приоткрыла, в начинке, среди овощей и кусочков рыбы зашевелилось нечто со множеством лапок! Быстро захлопнув пирог, разъяренная Тамара вперилась взглядом в девицу, которая в ответ вызывающе улыбалась.

     "Вот с…ка! Если промолчать, следующий раз в отвар плюнут! Ну уж нет, из-за злобных идиоток я не готова отказываться от еды и голодать!" – Тома быстро приняла решение.

     - Та! Та! – спокойно, но уверенно позвала она. Когда женщина подошла, показала угощение с сюрпризом. Та вздрогнула от брезгливости и недовольно посмотрела на девицу. Когда шутница, вытирая слезы, ушла, Тамара подошла к расстроенной старушке и с благодарностью сказала: «Спасибо!».

      Теперь помощница Хулы окончательно перестала сомневаться, что девчонка сообразительная и не ненормальная. Более того, наблюдая за выражением ее глаз, губ, за движениями и поворотами головы, помощницу старейшины стало распирать любопытство. Они с Хулой с нетерпением ожидали, когда же Тамаа заговорит, чтобы узнать, что произошло в загоне.

      Тхайя с братом пришли из Пустоши, жившей по диким законам, почти четыре сезона назад.  В городе вели себя тихо, в стычки не лезли, поэтому никто не возражал, когда они решили остаться в Туазе. Тхон хорошо знал дороги и местность, был хорошим охотником, а потом внезапно пропал.

    В пятнадцать сезонов Тхайя осталась одна, потому община взяла над ней покровительство. Брошенным жребием ее определили в семью Траги, которая должна была заботиться о ней и наставлять до тех пор, пока она не выберет себе мужа.

      Молчаливая и замкнутая сирота прожила в приемной семье почти три сезона, пока не произошла кража. Причин, толкнувших ее на такой поступок, никто не знал. Но помощники Луза и его брат подтвердили, что видели Тхайю в комнате, перед самым исчезновением наследных бус. Как она смогла украсть бусы с шеи старейшины, если он не снимал их даже на ночь, никто объяснить не мог. А когда Хула и Сант захотели допросить ее, оказалось, что воровку, вопреки всем законам уже сбросили к Тапусу.

      Все свидетельствовало против Манна. Под его покровительством была семья Траги, и он мог надавить на Тхайю, тем более что сейчас ему больше всех нужны были эти бусы. Но Хула не верила, что все так просто, хотя бы потому, что тщедушную глупую дурочку Тапус не тронул.

      - Это не с проста! – твердили они с Та вновь и вновь, надеясь на чудо.

       Тапус был большим диким животным из далеких стран. Хула прожила долгую жизнь, но такое чудище видела впервые. Только от одного его взгляда становилось не по себе. Зверь не поддавался дрессировке и редко подчинялся. Не зря же говорят, что без помощи Богов, такое чудище не приручить. Если охотнику удавалось добыть  его шкуру, счастливец становился очень уважаемым человеком. Но тот тапус, что сейчас сидел в загоне, был с напавшими разбойниками, значит, кому-то он все-таки подчинялся.

      Судя по свирепой морде и злобным проницательным глазкам урода, только суровым пустынникам, жившим по диким законам, было под силу приручить его. Вот только в городе таких храбрецов не оказалось и пришлось нанять Глоша.

       В Туазе главарь  и его шайка быстро привыкли к сытой жизни, изобилию и красивым женщинам. Общаясь с местными, они много узнали об устройстве общины, об охране города, и теперь так просто выгнать дикарей было нельзя. Они узнали об огромных запасах провизии, воды, тканей, украшений, товаров. Хула, Сант и Манн были уверены, стоит только шайку выпустить из города, как на караваны и сам город будут совершены нападения. Старейшины   из последних сил терпели их, надеясь, что Брат посоветует, как лучше поступить. Оставалось только его дождаться и покаяться в грехах.

      Если же Тапуса, обладающего умом и великолепным нюхом, удастся приручить, зверя можно научить разыскивать ягоды моравы, лечебные заросли кустов и трав, ходить с ним на охоту, разыскивать пропавшую скотину и людей…

    - Если бы только получилось! – вслух подумала Хула.

    - Не жалко девчонку снова отправлять к страшилищу? –  с грустью спросила помощница, которой было жаль Тамаа.

    - Жалко. Но если долго ждать, хрупкая связь между ними разорвется, так и не успев окрепнуть. Он потом может не признать ее.

    - А если его сначала накормить, а потом ее впустить?

    - Тоже об этом думала. Осталось лишь ей об этом сказать.

    - Угу, – грустно хмыкнула Та, смутно представляя себе способ объяснения.

    - Как бы совсем от страха не разучилась говорить.

     Женщины вздохнули. Они не были злыми, но хорошо понимали, что таким жестоким образом у них больше шансов защитить общину, не прогневить Орден, приручить Тапуса. А еще появлялся небольшой  шанс спасти и саму Тамаа.

        Пусть она была замкнутой и странной, обвинялась в краже, зато за ней интересно наблюдать. Даже сама Хула, не говоря уже о Та, с любопытством следили, как девчонка-заморыш ходила с горделивой осанкой, смотрела на всех свысока и на непонятном языке со странными звуками рычащих зверей смешно бормотала что-то под нос.

      - Жрица ничего не спрашивала?

      - Она еще не просыпалась, – успокоила помощница.

      - Ну, пусть спит. Крепкий сон жрицы - благодать Богов.

      - Крепких снов сестрам!

      - Крепких снов! – вторила помощница.

      Тамара ела долго, тщательно перебирая каждый кусок пирога, а когда закончила трапезу, старейшина и помощница заговорили о чем-то серьезном. По их сосредоточенным, напряженным лицам было заметно, они старательно подбирают выражения. Кроме слова «еда» Тома ничего не поняла, но тон и вид говоривших женщин встревожили ее.

      Заметив, что девчонка занервничала, они, перебивая друг друга, бросились уточнять сказанное, и Тамара совсем переполошилась. Тогда Хула покинула комнату. Вернулась с писчей доской, спешно что-то набросала, перевернула, и Тома побледнела. Старейшина изобразила мутанта. Мигом сообразив, что слово «еда» связано со страшилой, Томку затрясло, заболел живот. Та тяжело вздохнула и, выхватив  у подруги доску, начала рисовать пояснение. Стоило Томе увидеть схематично, но правдоподобно изображенного Хрюшу с упряжью, за которым шел человечек с корзиной, только и смогла выдавить:

     - О, Боже! Нет!

   «Если не сожрал, так, значит, дрессировать будем!? Не буду!» – она отчаянно завертела головой и открыла рот, чтобы в истерике выразить возмущение.

Старушки понимали Тамаа и жалели, но так было нужно. Выждав немного(,) старейшина голосом, не терпящим возражений, решительно произнесла:

     - Надо!

Это слово Тамара знала так же хорошо, как и женщины ее отрицательное качание головой.

    - Кому надо, тот пусть и делает! – по-русски огрызнулась Томка.

    - Надо! – еще жестче произнесла Хула

    - Неа, – снова покачала головой Томка.

    - Надо! – рявкнули одновременно обе женщины.

    - Две злобные карги! – огрызнулась опять по-русски Тома и нахмурилась. Спорить  бесполезно, слезы не помогут - это она знала, но высказывать все, что думала, ей никто не мог запретить, ведь русского тут отродясь не слышали.

      Напуганная Тома даже не заметила, как помощница принесла и разлила в три чашки отвар. Продолжая истерить, заставляла себя глотать отвар через силу. Вдруг снова кормить не будут? Жить очень хотелось. И если даже у нее есть только малюсенький шанс выжить, она вцепится в него обеими руками.

Глава 8

    От голода и страха урчал живот, но башенка сладких зеленых лепешек, заботливо предоставленных женщинами, не лезла в горло. По сути, эти вкусности должны были стать подхалимажем для Хрюши, чтобы он не съел Тамаа.

       "Больше похоже, что они хотят раздразнить его аппетит такими подачками! – Тамара угрюмо брела за процессией, сопровождавшей ее к загону. – Сволочи!"

       Она зло обвела идущих взглядом, чтобы запомнить каждого, кто сейчас решал ее судьбу. Сбежать все равно не удалось бы, да и куда бежать? Лабиринты желтых переходов без начала и конца, незнание языка и условий жизни, палящее солнце и море песка снаружи…

      Когда Тома с ненавистью и презрением посмотрела на старушек, настроение у них испортилось. Они молча проводили ее до дверей, мужчины, следовавшие за ними, тоже были не многословными.

     Снова отводить Тамаа к Тапусу было стыдно и противно, все таки Хула и Та успели привыкнуть к смешной девчонке, веселившей их почти три дня до колик в животе, но сейчас от исхода дела зависело слишком многое. К тому же, если у нее и была возможность выжить, они хотели убедиться, что никто не попытается этот шанс свести к нулю.

     По распоряжению помощницы старейшины, Тапусу спустили большое корыто с объедками, чтобы он мог не просто утолить голод, а наесться от пуза, которое в последнее время было поджарым от недоедания. Ела эта тварь много, и как его могли прокормить полуголодные пустынники, оставалось загадкой, но были подозрения, что пока он жил у разбойников, его часто кормили мясом, скорее всего человечиной. А теперь Тамаа предстояло из жуткого кошмара сделать помощника и защитника общины.

     Та с сомнением посмотрела на Хулу. Старейшина раздраженно фыркнула и отвернулась:

- Можно подумать, ты на моем месте поступила бы по-другому?

    Осталось сделать еще поворот и пройти совсем немного, как вдруг до идущих в тишине людей, долетел грубый хохот.

    «Кто это?» – насторожилась Хула, но, получив в ответ лишь недоуменные взгляды, сделала знак, чтобы все замерли, а сама на цыпочках стала подкрадываться к повороту.

     Осторожно выглянув за угол, она ожидала увидеть нетрезвых охранников, игравших от скуки в камни, но среди громких криков и смеха узнала знакомый, хриплый голос, громче других радовавшийся удачному броску. Ее затрясло от возмущения. Медленно обернулась и увидела, что Та изумлена не меньше ее. Чтобы внезапно не ахнуть и не выдать себя, женщины прикрыли рот ладонью и стали прислушиваться к пьяным воплям.

    - Бас, ты набрался, как скотина, и швыряешь криво! Да я ногой лучше кину! – кричал хриплый голос.

    - Да, Бас - недотепа! Не только в круг, он и в бочку не попадает! – поддакнул ему второй.

    - Сами вы увальни нерасторопные! –  обиделся Бас. Его голос от обиды дрожал.

    - Поспорь еще! Повыделывайся! – зло пригрозил первый.

     Судя по шорохам, нерасторопного Баса возили лицом то ли по стене, то ли по полу.

     - А!!!! – послышались отчаянные вопли.

    - Смотри, какой тихий сразу стал, а то выделывался и огрызался, как собачонка. Потявкай еще!

     Раздался громкий хохот.

     - Глош уже поплатился за свою жестокость! – сквозь слезы выкрикнул мужчина, за что получил удар. Глухой звук эхом отразился от голых каменных стен.

    - Заткнись, скотина, а то сам там окажешься!

    - Ублюдок, совсем оборзел! – хриплый раздраженно сплюнул. - Будет знать!

    - Долго нам еще штаны тут просиживать, у меня уже задница и ноги болят от сидения.

    - Заткнись! В любом случае лучше сидеть тут и жрать вдосталь, чем бегать по всей пустоши в поисках чего пожрать.

    - Сытно, но скучно: ни морд не набить, ни пограбить.

   - Ха, - усмехнулся первый, - боюсь дружок, братцы с нас шкуры спустят за такие проделки.

   - Чтоб они сдохли!

    - Дохнут-то они давно, да все никак не переведутся. Видать не доходят до Богов твои… – смех закончился сиплым кашлем, мешавшим говорить.

   - Убраться бы отсюда поскорее.

   - Сам знаю, но пока работу не сделаем, нас отсюда не выпустят, если только в песок.

   - Я туда не хочу!

   - Ха, я бы удивился, если бы ты туда спешил! - снова загоготал тот, что кашлял. - Сиди и жди. Они все равно будут шевелиться до приезда братца, главное первыми подсечь.

   Возможно, из их разговора можно было бы узнать больше, если бы не очнувшийся Бас:

   - Фкоты, фубы фыбили! -  смешно зашепелявил побитый.

   - Заткнись, тварь, иначе последних лишишься, жрать будет нечем, – снова раздался глухой звук и  приглушенные крики.

      Хула застыла, не веря своим ушам. Сейчас она не знала, показаться ли тем, кто сидел у входа в загон, или отступить и оставить врага в неведении, что их планы, отчасти, стали известны.

    «А может…?» - старейшина с мольбой посмотрела на сопровождавшего ее Вапла. Ей хотелось, чтобы сейчас он, как мужчина, принял решение, которое воплотить самой у нее не хватило бы сил и умений, а без него план  был не осуществим.

      Хватило нескольких мгновений, чтобы по прищуренным, горящим злостью глазам уважаемой старейшины мужчина понял ее желание и улыбнулся.

    «Хитра!» – убеждался Вапл уже в который раз. Сделав свирепое лицо, повернулся к сопровождавшим их мужчинам и махнул рукой, указывая цель.

Тамара даже не успела сориентироваться, как четверо мужчин быстро шмыгнули за поворот. Послышались возня и вопли, а потом Хула и ее помощница подошли к круглому камню, запирающему вход к мутанту.

Пройдя за ними, Томка увидела трех побитых мужчин, из которых  двое свирепых на вид были крепко связаны, а третий с кровавой пеной на подбородке отчаянно на что-то жаловался. Тамара насторожилась и попыталась вслушаться в его бормотание, но ничего не разобрала.

     Старейшина задавала связанным вопросы. Те сначала отмалчивались, но после пинков Вапла по почкам, начали отвечать. Однако диалог был коротким. Вскоре охранники, сопровождавшие женщин, убрали подпирающий булыжник, откатили камень и схватили одного из лежащих. У Томы волосы встали дыбом, когда увидела, как раскачав негодяя за руки, за ноги, мужчины швырнули его в загон. Как бросили второго не видела, потому что в полуобморочном состоянии съехала по стене.

      Очнулась от пощечин, которыми Та приводила ее в чувство.

    - Какая сво…? – хотела возмутиться Томка, но вспомнив, что произошло, промолчала. Она сидела у холодной стены и в тишине слушала довольное чавканье зверя.

    - Тапус улыбается! – повторяли женщины снова и снова, глядя на нее.

     - Пусть он вам так улыбнется! – огрызнулась Томка по-русски и сильнее вжалась в стену. И только минуты через две, до нее дошло, о чем говорили Хула и ее помощница.

    "Хрюша сыт и доволен!" – догадалась она и, вскочив на ноги, забегала по коридору, радостно выкрикивая:

     - Сегодня меня не сожрут. Ура! Ура! Меня не сожрут! Тапус улыбается! Он сыт и доволен!

     Люди не сводили с нее глаз, наблюдая за странной реакцией.

    - Богам что ли так молится? – тихо поинтересовался Вапл у Та.

    - Наверно.

     - Я бы тоже молился на ее месте, – он почесал щетину, а потом поежился.

    Слушая, как Хрюша с удовольствием ест, все молчали и ждали, когда он насытится. Когда чавканье прекратилось, Хула махнула рукой, и мужчины отошли подальше за поворот, оставив женщин одних. Та села перед Томкой на корточки и протянула длинный прутик, на который был нанизан кусок сладкой лепешки, предназначавшийся явно не для нее.  Обреченно вздохнув, Тамара взяла его в руки. Хула и Та тоже вздохнули.

     Хотя бы за то, что ее не подталкивали и не бросили связанной, как тех, она уже была благодарна. Ступая тихо, не издавая почти никаких звуков, Тома с каждым шагом приближалась ко входу. Нестерпимая вонь становилась удушающей.

    Мысль, что в такой вонище Тапус учует малюсенький сладкий кусочек, казалась маловероятной, но другие идеи отсутствовали. Через силу сделав еще шаг, она оказалась на том самом выступе, с которого мутант стащил мужика с дубиной.

     - О, Боже! Спаси и помоги! – пищала  жалобно Тома, напряженно вглядываясь в сумрак и надеясь, что набравшийся сил Хрюша не допрыгнет до балкона и не стащит ее вниз.

    Тишина… Тишина, в которой она слышала только стук своего бешено бьющегося сердца. Упади сейчас хоть камушек, от напряжения Тамара бы рухнула вниз сама, потому что ноги тряслись, а голова шла кругом.

    - Хрюша! – шепотом позвала она, но зверь не отозвался.

    - Хрюша! Хрюша – хороший! – чуть громче и уверенней повторила Тома, ожидая услышать рык, но вместо этого в дальнем темном углу из-под соломы блеснули два огонька.  Зарытый в солому мутант, не мигая, смотрел на нее.

    - Хороший мальчик! – голос предательски дрогнул.  Она опустила прутик вниз и стала ждать.

    - Я тебе вкусненького принесла, - ласково поманила она. Боров принюхался, но не сдвинулся с места. От испуга, отчаяния и обиды, что даже хряк к ней больше не питает привязанности, Томины нервы сдали.

    - Даже ты меня не любишь! – заплакала она, жалуясь на жизнь. – Ты тут в дерьме сидишь, а я в уродском теле мучаюсь. Тебя никто не любит, и меня никто, совсем никто не любит! И кормят плохо, и сороконожек подсовывают, а может и плюют! Один ты меня пожалел, а теперь бросил! Скотина ты, как и все мужики…

   - Скотина! – она вытерла рукавом сопли. После слез нашли равнодушие и апатия. Плюнув на все, Тамара сняла с прута кусок лепешки и положила в рот. От такой наглости урод зарычал.

   - А нечего было нос воротить! - заметив его недовольство, позлорадствовала Томка. Ворчание становилось все более недовольным. - Обиделся, да? А я тебя звала! – она смотрела на него, выдерживая взгляд злых глаз. – Долго думал!

    Человеческие глазки Хрюши красноречиво выражали, как он разочарован в ней.  Попадись она ему сейчас, продемонстрировал бы все, что о ней думал.

    - Ладно, не расстраивайся. У меня еще есть, – примирительно сказала Тома. Она выплакалась и теперь немного пришла в себя. Вытащив из плечевого мешка целую лепешку, швырнула в угол. - Ешь, я не жадная.

      Больше упрямца уговаривать не пришлось. Даже медведи, задрав лося, не отказались бы отведать меда. Так и Хрюша, отбросив спесь, с удовольствием слизывал остатки меда с пола.

     - Еще хочешь?

      Его гнев сменился на милость. Тома с выступа немного подразнила зверя и лишь потом бросила вторую лепешку, которая не долетела до животного пару метров. Хрюша презрительно фыркнул, но все же подошел ближе. Третья порция еще не была вынута из мешка, а чудовище уже сидело в ожидании.

    - Хрюша - хороший мальчик? – спросила она, глядя уроду в глаза.

    - Хр-рр!

     - Ну, если хороший, на еще! – великодушно произнесла Тамара.

       Когда пятая лепешка появилась в ее руках, чудище стояло на двух нижних лапах, а верхними тянулось к вожделенной сладости. Робкий намек на хрупкую дружбу замаячил где-то вдалеке, но спускаться вниз было очень страшно.

Глава 9

Вызнать, кто  велел разбойникам из шайки Глоша поджидать Тамаа у входа к тапусу, так и не удалось. Даже под угрозой оказаться в зубах леденящего душу чудовища, связанные преступники клятвенно заверяли и божились, что ничего о повелевшем оглушить  и сбросить девчонку монстру не знают.

Пока Глош был жив, он лично ходил на встречи с неведомым заказчиком. Накануне под покровом ночи человек, с головой укутанный в плащ, незаметно подкрадывался со спины и шепотом передавал время и место встречи.  Приходя к назначенному месту и приложив ухо к щели,  слышал тихий, едва разборчивый шепот.

Лишь в одном Хула была теперь точно уверена: человек, который пользовался слуховыми коридорами, хорошо их знал, а значит тот, кто отдавал пустынникам указания, занимал высокое место в городе. Совет Равных состоялся вчера поздним вечером, а утром Тамаа уже поджидали. Верить, что кто-то из пяти старейшин доносчик и законопреступник, замышлявший повторное убийство девчонки, не хотелось. Новость не укладывалась в голове, но с каждой минутой размышлений женщина все более в этом уверялась. Вот только кому потерявшая память Тамаа оказалась помехой? Манну или ненавидящему ее Лузу?

«Обычно желают изжить человека, если он кому-то мешает или знает нечто, чего знать не следовало бы. Но кто и почему опасается девчонки, сильно повредившей голову, потерявшей память и забывшей родной язык? – не переставала гадать старейшина. - Если только кто-то страстно не желает, чтобы у города появился прирученный, послушный Тапус? Месть за смерть главаря шайки? Или из-за пропавших бус?»

Одно раздумье сменялось другим. От множества дум и напряжения заболела голова, и пришлось попросить помощницу принести успокаивающий отвар.

Горячая плошка обжигала руки. Тревожная вечерняя заря раскрашивала оранжевыми ослепляющими лучами сиреневое небо, придавая проплывающим облакам редкие, непривычные цвета, и не давала встревоженной Хуле успокоения и отдыха.

- А ты что думаешь? – обратилась она к подруге, продолжая созерцать величественный небосвод и пугающие сочные, кровавые облака.

- Кому на руку ее гибель? Может это из-за кражи?

- Нет! – уверенно ответила старейшина. – Через четверть, если Луз не побоится задать вопросы Брату, мы и так узнаем, кто это сделал. Нет смысла спешить.

- А если злодей надеется избежать кары, используя наследные бусы?

- Тогда это точно не Луз, – грустно заметила Хула.

- Остаются трое: Манн, Сант и Зус. Тебя я не считаю.

- И на том спасибо! – горько усмехнулась на шутку женщина.

- Однако если сгинет Тамаа, мы не приручим Тапуса. Это тоже возможная причина, – старейшина сделала глоток и продолжила. – Знать бы, это цели одного заговорщика или нескольких? Если нескольких, то действуют сообща или поодиночке?

- Может, Манн?! Он нарушил закон, его затея провалилась, и теперь он желает избежать наказания.

- Но зачем ему усугублять положение убийством девчонки и рисковать приручением Тапуса.

- Если бусы у него…

- Та! – окликнула Хула. – Я не верю в магию бус. Можешь спорить, но не верю!

- Но он-то верит!

- Может, и верит, но Манн  и раньше перед часом суда больше походил на сумасшедшего из-за страха, а с такими грехами, боюсь, он от страха скончается раньше, чем до нас доберется Брат.

- От отчаяния люди и не на такое решаются.

- Нет. Он мог предложить обойти закон, надеясь еще обогатиться, но решиться на повторное убийство Тамаа и использовать пустынников – это не в его нраве. Молод он, ему есть чего терять. Не думаю, что он, хотя его первым начинаешь подозревать, но это, Та, слишком просто!

- Зус? – назвала помощница следующего подозреваемого.

- Он жадный и завистливый. Однако если Зус украл наследные бусы у брата, то чем ему мешает Тапус?

- Сант?

- Не знаю, все может быть. За долгую жизнь я разучилась удивляться. Наверно, я очень старая, если грусть разочарования вызывает у меня лишь грустную улыбку, - отвар остыл, стало прохладно. По лицу Хулы читалось, что за день она выдохлась и едва держится на ногах. - Пойдем спать. Сегодня был очень тяжелый и долгий день. Я очень устала.

- Переживания всегда забирают много сил и изматывают душу. Что же это за чудовище, желающее зла общине?

- Через четверть узнаем. – от горькой усмешки Хулы сердце Та сжалось.  (1/4 года)

Тамара всей душой радовалась второму счастливому спасению и возносила горячие благодарности и Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и всем здешним небожителям, о которых еще не знала, но на всякий случай не забывала и их.

После происшествия с разбойниками, ее без сопровождения никуда не отпускали, поэтому почти неделю она только и занималась тем, что учила язык и подкармливала Хрюшу сладким, не рискуя протягивать к нему руки. В свободное время крутилась около Та и ее родных, которые терпеливо объясняли многие важные мелочи.

Местные смотрели на Тому весьма неоднозначно и настороженно.

Детвора и подростки бегали по пятам и кричали в след что-то обидное, но, не понимая их колкостей, было легче изображать равнодушие и спокойный вид, хотя от страха у Тамары кровь стыла в жилах. Ей казалось, что стоит одной оказаться среди ребятни, и в нее полетят огрызки и мелкие камни, а потом их примеру последуют и взрослые.

Женщины смотрели с раздражением и негодованием, а некоторые мужчины с мерзким, гнусным интересом, рассчитывая, что от полоумной будет легко добиться согласия.

Тома раскисла и упала духом. Она не могла взять в толк, что же такого сотворила в прошлом, если ее так воспринимают местные жители. Неужели такая безобразная?

«Нет! Пусть далеко не красавица, но уж точно не страхолюдина!» - утешала она себя.

Единственные кто благожелательно, с терпением относился к ней, так это семья Та. На первых порах дети и внуки помощницы сторонились ее, опасаясь близко подходить. Но постепенно привыкли и уже через несколько дней улыбались в ответ. Юби, внучка Та, даже позволила Томе подержать на руках ее малыша, правда под тщательным присмотром. После такого доверия у Тамары весь вечер не закрывался рот от улыбки.

Взрослые члены семьи обижались на Томку за то, что она тщательно мелкими кусочками перебирала еду, приготовленную ими, а иногда, держа в руках кусок, долго раздумывала: есть или нет? Им казалось, что она брезгует едой, приготовленной их руками. Женщины плакали, жаловались друг другу, а Та утешала и в который раз объясняла про странности Тамаа.

Обиды закончились, когда Тамара после ужина в первый раз смогла произнести на местном наречии: «Спасибо. Вкусно». Поварихам хватило двух слов, чтобы перестать на нее злиться.

Потихоньку члены большой семьи привыкали и уже не опасались, когда она увязывалась за ними. Теперь они сами звали ее за компанию мыться, мастерить кукол малышам, штопать одежду и даже мыть посуду.

Дети оттаяли, когда Томка смастерила тряпичную куклу. Чтобы не возникали ссоры, ей пришлось сделать еще пять бабочек, несколько зайчиков и пару цветных улиток. Мастеря поделки, Тома с грустью вспоминала интернет, в котором было так много интересного.

«Эх, комп бы сюда!» - вздыхала она частенько. К ее странному бормотанию тоже привыкли и перестали обращать внимание.

Посмотреть на нее приходили соседи, наслышанные, что ненормальная Тхайя после удара головой научилась держать иголку в руках. Раньше она могла ходить в дырявых лохмотьях, а теперь вон как ловко управлялась.

Про нее ходили слухи, это Тома чувствовала спиной, на нее смотрели, как на диковинную зверушку, над ней смеялись. А чем еще развлекаться людям, если в этом мире не хватало зрелищ и развлечений?

Томе хотелось выть волком. Оказалось, тяжелее всего давалось не только отсутствие горячей воды, личной ванной комнаты, туалета и набитого любимой едой холодильника, но и отсутствие предметов, способных издавать музыку. Недостаток музыки не позволял скрасить монотонный труд, поднять настроение и просто насладиться мелодией и ритмом по-своему желанию. Местных песен она еще не знала и редко слышала, поэтому приходилось напевать себе под нос знакомые мотивы.

Сначала на ее тихое мычание косились, а потом, уразумев, что это пение, оценили по достоинству. Уже к следующему вечеру, Юби сидела рядом и пыталась подобрать мелодию «Оды радости» на местном музыкальном инструменте, чем-то похожем на гусли.

К вечеру она без запинки  с воодушевлением наигрывала новую мелодию, пришедшуюся неискушенной местной публике по душе.

«Да-да, – улыбалась довольная Тамара. - Не зря же пять лет на музыкалку потратила, хоть на что-то в жизни сгодилось. Спасибо, мамочка, что заставляла ходить».

Она еще могла бы и спеть, но лишний раз пугать людей знаниями, взятыми из своей головы, не рискнула.

Вспомнив о близких, Тамара всплакнула. Не было рядом ни родных, ни Вадика, который решал ее проблемы. Одна, совсем одна.

«Когда вернусь домой? И вернусь ли?» – каждое утро, просыпаясь на жестком ложе в каменной пещере, к ней с разочарованием приходило осознание, что чуда не случилось и придется снова самой решать множество трудностей.

«И где бы найти похожего на Вадика? – соблазнительно коварная мысль показалась гадкой, но рациональной. – Вернусь ли домой – неизвестно, а вот решать мои трудности вдвоем гораздо проще, чем одной».

Огорчало только одно – желающих ее облагодетельствовать мужчин не было. Ни одного! К подобному невниманию к своей персоне Тамара не привыкла.

«Ну, ничего, счастье мое, от меня не спрячешься! Я тебя уже ищу!» – злорадно произнесла Тома, хищно прищурив глаза в поисках подходящей кандидатуры.

Высокий, здоровый, как бык, мужчина с лопоухими ушами, который швырял разбойников чудищу, оказался родственником Та. Суть родства оставалась неясной, а расспросить подробнее Тома боялась, потому что Вапл мог быть мужем одной из внучек. Оскорблять заботившихся о ней людей, она не хотела.

Он относился к ней настороженно, с недоверием. Когда его долгие испепеляющие взгляды надоели и стали выводить из себя, Тома скорчила припадочную гримасу. Ошеломленный и почему-то напуганный Вапл подскочил, бормоча под нос ругательства, и после случившегося несколько дней не попадался на глаза, а когда вновь столкнулись, был не один.

Спутником оказался высокий худой юноша обычной, неприметной внешности, с узким высокомерным лицом. Тонкие, по-женски поджатые губы и отчетливо выступающие носогубные складки наталкивали на мысль, что характер у него явно непростой. Взгляд из-под полуопущенных век был скользким и неприятным.

«Одним словом, характерец, как у склочной бабы», – подвела итог наблюдениям Тамара. Он ей сразу не понравился. Заметив, что его разглядывают, спутник выпятил грудь колесом и напустил на себя важный вид.

«Ну-ну, надулся воробышек, чтобы петухом стать», – усмехнулась она.

Незнакомец, увидев усмешку на ее лице, разозлился. Смотреть на него совсем не хотелось и, повернувшись спиной, Тамара медленно, но гордо удалилась, демонстрируя всем своим видом, что чужое мнение ей безразлично.

Когда она скрылась, незнакомец возмутился:

- Что она о себе возомнила! Страшная, нищая, да еще с гонором! Избить бы палкой, мозги на место бы встали! – раздраженный Коном не следил за языком и не замечал, что его речь возмутила Та.

- Не ожидала от тебя, Коном, таких речей! – строго произнесла она. – Если считаешь ее такой безобразной и желаешь найти богатую невесту, не понимаю настойчивости, с которой ты так желал увидеть Тамаа.

- Тхайю! – резко поправил молодой человек. – Я хотел увидеть Тхайю, а не какую-то Тамаа!

- Как ни назови, не вижу разницы. Если ты испытывал чувства к Тхайе, почему я их не заметила к Тамаа. Или их и вовсе не было?

- Мне не нужна ненормальная! Теперь-то вижу, правду люди говорили, а я не верил. Я разрываю обещания и требую возвратить все мои подарки!

- Это какие же? – женщина еле сдерживалась, чтобы не выставить Конома прочь. - Раковину, что купил по пути сюда? – ее глаза недобро прищурились.

Услышав замечание Та, Вапл хмыкнул. Сопровождая Конома, он стал свидетелем, как тот выбирал дар среди груды поломанных раковин, что торговец отдавал почти задаром.

- Она их любит, - прошипел задетый юноша.

- Не избалованная дарами Тхайя, была даром богов. Сомневаюсь, что еще какая-нибудь девица по достоинству оценила бы твою щедрость.

Продолжить общение с Кономом никто не пожелал, поэтому, когда он захотел уйти, не стали препятствовать.

Вапл заинтересованно наблюдал за происходящим. Мелочный, мстительный Коном ему не нравился, но ради доброго дела и просьб уважаемых женщин, согласился привести его к Та.  Хуле и ее помощнице было интересно, как отреагирует на появление жениха Тамаа. Обрадуется ли? В душе они надеялись, что Коном поможет потерявшей память невесте вспомнить прошлое. Однако, вышло вон как.

- А чего это она такая гордая? Глянула на него так, будто… - дальше Вапл не смог подобрать слов.

- Как? – заинтересованно уточнила женщина. Она сама заметила, но ей хотелось узнать и мнение внука, все-таки он был мужчиной.

- Ну, как будто… - он осторожно подбирал слова, – как будто она не худющая костлявая пигалица, а…  - Вапл запнулся.

Ни Та, ни Хула, как он знал, в молодости красотой не отличались, что, однако, не помешало им достичь почета и уважения. И сейчас, объясняясь, он мог невольно оскорбить этих женщин.

- Продолжай, – мягко успокоила его женщина и понимающе улыбнулась.

- Ну, как будто она избалованная красавица. А когда повернулась, это вообще было так… гордо.

- Значит, мне не показалось, – хитро улыбнулась Та.

- И давно она такая?

- Как очнулась. Не поверишь, но Манн то же самое спросил.

- Ого, и чего теперь с ней будет?

- Как Брат решит, но надеюсь, что все сложится хорошо.

- Привыкла к ней?

- Она смешная. Интересно за ней наблюдать.

- Давно ли ты стала над полоумными смеяться? – нахмурился внук.

- А с чего ты решил, что она полоумная?

- Ну, как же. Вон люди говорят. Забыла все, не разговаривает. Еще и воровка, – увидев, что Та нахмурилась, тут же поправился. – Ну, так говорят!

- Мало ли что говорят. Кто с ней общался?

- Лыва жаловалась, что она наябедничала, шутку не поняла…

- Думаю, ты бы за такую потеху уши надрал, чтобы у забавника желание шутить пропало, - перебили его женщины.

- Зато теперь Коном будет всем рассказывать, он-то с ней разговаривал.

- Ты уж объясни ему, что обиженному мужчине стоит держать в руках свою обиду.

- А он мужчина? Я, знаешь ли, рад, что полоумная его осмеяла.

- Перестань ее так называть!

- Ладно-ладно, – махнул рукой мужчина. – А как там с тапусом?

- Потихоньку. Спешить в этом деле не стоит.

- А чего бояться-то? Сразу же не съел.

- Хочешь подать пример мужества и бесстрашия? – подколола женщина.

- Не-не! – отпрянул он. – Но чем скорее она сможет, тем лучше.

- Не сомневаюсь. Прям так и вижу, как ты со стражей в сопровождении тапуса, которого ведет Тамаа, бредете по пустыне, – Та веселилась, наблюдая за проявлениями чувств огорошенного внука.

- А она-то  нам зачем? – не понял Вапл.

- А куда вы с тапусом без нее?

Вапл замолчал, призадумавшись.

- Многоуважаемая, Ба! – он наклонился к ней поближе. – А ты уверена, что она – это Тхайя?

- Не совсем.

- А кто? - они посмотрела друг на друга и замолчали. Им обоим стало не по себе. - Надеюсь, что Тамаа будет такая же спокойная, как Тхайя.

- Да-да! – не удержалась от подначивания женщина, -  И такая же молчаливая, беззащитная и безропотная. Только как вы с такой тихоней с тапусом управляться будете?

- О, Боги! – отчаянно воскликнул Вапл. – Он что, мужика не мог себе выбрать поводырем? Иногда вы шутите так зло, Боги!

- Не гневи! – сквозь смех бурчала женщина. – Думаешь, с Глошем вышло бы гладко?

- Проще! – заверил ее мужчина, уверенный, что с Тхайей-Тамаа ему еще придется намучиться.

Глава 10 - 11

  Утром, съев миску сладкой каши с размоченными сухофруктами и сдобренную жгучим перцем, Тамара отправилась искать Та, однако Чиа и Маута встретились на ее пути раньше. Увидев ее, девочки обрадовались и, схватив за руки, увлекли за собой.

     Оказавшись в небольшом закутке, Тома  огляделась и поняла, что даже в чудном подземном городе девчоночьи спальни ничем не отличались от ее комнаты в детстве.  Раскиданные платья, туники, игрушки, побрякушки и украшения, засушенный кусок пирога на тарелке… – все это было таким знакомым и милым. Все в мире течет, меняется, но девчонки везде похожи.

    Комната была скромной: свернутые матрасы в углу, столик со шкатулкой, цветные коврики на полу, несколько шкафчиков, два сундучка с подушками и зеркало! Увидев железную, хорошо отполированную поверхность, Тамара рванула к ней и застыла на месте, увидев чужое, совершенно незнакомое лицо с могучими бровями и маленькими глазками. Смуглый, худой заморыш с черными жесткими волосами, костлявыми плечами и тощими коленками таращился на нее из зеркала. И лишь цепкий взгляд с  упрямо поджатыми губами немного напоминал ей прежнюю себя, когда она могла свысока смотреть на других. Громкий вздох разочарования вырвался из Томкиной груди.

     "Страшила!" – подвела она итог как приговор. Неказистая жизнь мышек - Олек, Женек, Светок пронеслась перед глазами, которые из кожи вон лезли, чтобы привлечь внимание мужской особи, а потом, затаясь, ждали предложения жениха, как ожидает паук муху…

    "Боже, как жить-то?" – ее губы сжались. Не отрываясь, она смотрела на свое отражение, пытаясь его запомнить. Утешало лишь то, что рано или поздно все Оли, Жени и Светы находили жертву и тащили в ЗАГС. Разочарование, расстройство, грусть охватили Тамару.

   "Теперь и мне придется также затаиться и ждать? Ну уж нет! С этим безобразием все равно можно что-то сделать! Ведь можно же?! - она еще раз придирчиво осмотрела в мутноватом отражении новые черты. – Можно, но с помощью хирурга».

      Энтузиазм пропал. Красоткой, как раньше, уже не быть, но плюсы в новом теле все-таки имелись: ей семнадцать или восемнадцать лет, кожа без высыпаний, терпимо кривенькие зубки поражали белизной.

    "Видать, жизнь у тебя, тело, была не сладкая, если даже кариес не наела!" – Томе сразу вспомнилась история про бедных девушек, не евших вдоволь сахара, которым, чтобы сойти за обеспеченную невесту, приходилось покрывать зубы черным лаком.

     Томка так увлеклась разглядыванием отражения, что совершенно запамятовала о Чиа и Мауте, тихо стоявших рядом и уже забывших, зачем ее звали. А когда лицо Тамаа скривилось, губы дрогнули, и она разрыдалась, девочки совсем растерялись. Они впервые видели, как Тамаа громко разговаривала сама с собой на непонятном языке, вертелась перед зеркалом, строила гримасы, а потом заплакала. Чиа решила, что они с сестрой расстроили ее, разложив на столе свои обновы.

    "У нее же таких вещей, наверно, никогда и не было!" - догадалась девочка о причинах Томиных слез. Подбежав к сундучку, быстро нашла то, что искала, а потом тихонько подошла к рыдающей Тамаа и накинула ей на плечи отрез материи, который недавно подарили родители.

    Яркая ткань молочного цвета с алыми цветами была чудесной и очень нравилась Чиа, но увидев, как расстроилась Тамаа, не могла просто стоять и смотреть. Но от ее щедрости, Тома зарыдала еще громче и горше.

     Сестры переглянулись, и Маута убежала. Чиа же молча села около Томки, не зная, что делать, ведь даже утешить словами у нее не получилось бы.

     А Тамара тем временем заливалась слезами. От жалости к себе, от обиды на всех и на новое тело, от стыда за свою мелочность и эгоизм, от доброты и щедрости Чиа. Только сейчас она осознала, как сурова к ней судьба, как жестоко наказание! Она была красавицей, почти принцессой, которую носили на руках, внимали каждому слову, толпы поклонников, один лучше другого добивались внимания, а теперь пинком под зад  ее столкнули с пьедестала и скинули в жуткий свинарник! Забрали ее любимое тело! И еще указали, что она, оказывается, мелочная злобная эгоистка!

    - Сволочи! Кто это сделал?! За что?! – вопрошала она, вытирая сопли кулаком. От роскошной красавицы не осталось и следа. Все растаяло как дым, словно никогда и не было.

     Маута вернулась с чашкой отвара. Следом за ней приковыляла Та.

     Томка давилась знакомым горьким зельем, не веря, что оно волшебным образом сможет изгнать злость и отчаяние, охватившие ее. Но отвар подействовал, слезы высохли, и теперь девочки с удивлением наблюдали, как Тамаа снова крутилась перед зеркалом и, вороша волосы, пыталась по-разному уложить их.

    Так успокоившаяся Тамара старалась примириться с новой внешностью и, испытывая приступ упрямого оптимизма, пыталась обнадежить себя, что еще не все потеряно.

    "Широкие скулы можно спрятать! – она поправила волосы и повертела головой. - Если здешние так не носят, их проблемы, я буду. Выщипать брови, капля пудры, подобрать нормальный цвет туники, и должно выйти что-то приличное. Цветные ленты в волосах вместо колорирования и яркого акцента, подвести глаза. Хорошо хоть ресницы черные! Повертеть задницей, и будет и на нашу костлявую выпуклость купец!".

    От обиды, что, наконец-то, похудела, да только красивыми тут считались пышные женщины, захотелось разнести зеркало.

   - И кто это надо мной так издевается, а? – грозно огрызнулась Томка и решительно сжала кулаки. – Так не пойдет! Клянусь, я буду не я, если не отхвачу тут себе самого лучшего мужика! И пусть я ныне неказистая, но не сдамся! Слышишь, кто бы ты ни был! А то хряка чернобыльского чеши, от страха уссыкайся, страшилой сделали. И это все мне?! Фигушки!

     Девочки и Та, пораженные грозной интонацией Тамаа, обращенной не к ним, посмотрели друга на друга и в молчании продолжили наблюдение.

Злость придала Тамаре упрямства, и она, пользуясь случаем, что нашла подобие зеркала, принялась прилаживать яркую ткань поверх туники, весьма странно заправляя концы. Когда все было готово, на ней оказалось своеобразное платье с красивыми  складками. Все восторженно ахнули.

      Чиа показалось, что не достает пояса, чтобы подчеркнуть скромные формы Тамаа, и она тут же достала все пояски, которые имела. Впору к обнове пришелся самый простой – из перевязанных с двух сторон шнурком раковин.

Довольная Тамара вертелась перед зеркалом, оценивая результат. Войдя в раж, пальцем разделила волосы пробором и быстренько сплела из коротковатых волос колоски.

     - Хорошо? – спросила она, повернувшись к Чиа и Мауте, к которым присоединились Юби и Та. Судя по выражению довольных глаз зрительниц, получилось очень даже неплохо. Предполагая, что это еще не все секреты Тамаа, девочки достали и расставили на столе перед Томой баночки с косметическими средствами и стали ждать.

    Отбросив скромность, Тома позаимствовала на время у Чиа ленту, перевязала волосы и принялась с видом большого специалиста разглядывать разложенные богатства. Но внезапно ее рука замерла.

       Ей совсем не хотелось совершать первый опыт на людях и становиться всеобщим посмешищем. Все-таки  до сих пор у нее не было опыта создания одной большой брови. Заметив ее неуверенность, Юби, Чиа, Маума и даже Та загалдели наперебой и бросились открывать баночки.

     "Сейчас оторвутся на мне горе-визажисты!" - только и успела подумать Томка, как чья-то ручка уже малевала черную бровь на ее переносице, а другие творили красоту на губах.

      Когда они закончили и отступили, Тамара потеряла дар речи, потому что такой мартышкой она быть не могла! Плакать или смеяться? Томка не могла определиться, поэтому повернулась к Та с немым вопросом. Однако старушка стояла весьма довольная и гордая собой и девочками.

    "Значит, постарались на славу! - мартышка в зеркале криво улыбнулась Томке в ответ. - Ну, здравствуй, местная красотка, будем знакомы".

     Плакать и расстраивать девочек она не хотела. Все, что смогли, они сделали, и не их вина, что новое тело лицом не вышло. Чтобы приободрить подруг, Тамара выпрямилась и гордо продефилировала. В зеркало старалась не смотреть, чтобы не расстраиваться. Достаточно лишь короткого взгляда на свое отражение, и она снова заплачет.

      Подбежав, Юби схватила Тамаа за руку и потянула из комнаты.

      - Нет! – завопила Томка, упираясь изо всех сил.

      - Да! – кричали плутовки, пытаясь вытащить ее в общую комнату. А когда поняли, что тащить Тамаа придется волоком, пошли на хитрость. Юби выскочила из комнаты и вскоре вернулась, но уже не одна. За ней следовал недовольный Вапл, которого, судя по всему, отвлекли от трапезы.

      Жующий гигант, увидев Тамаа, от души разукрашенную юными кокетками, остановился и перестал жевать. Несколько мгновений, пока он оценивал ее, Тамаре показались вечностью. По Ваплу невозможно было предугадать, рассмеется он или нет, поэтому оставалось только тревожно ожидать приговора специалиста.

     Мужчина с усилием проглотил пирог и замер, а потом повернулся к Та и, ткнув пальцем на Тамару, произнес:

    - Я же говорил, что это не она! Это точно не Тхайя!

    Тома еще плохо понимала местную речь, но по интонации сообразила, что это явно не комплимент.

    - Ну, все! – психанула она. -  Нашли обезьянку! – и начала в припадке обиды и ярости срывать импровизированное платье и вплетенные в волосы ленты.

     Все стояли и безмолвно наблюдали за Тамаа, не в силах поверить, что она недовольна. Увидев, как Тамара носится по комнате и, еле сдерживая слезы, срывает платье, Та подлетела ко внуку и, подпрыгнув, со всего размаху шлепнула его маленькой ладошкой по голове. В комнате раздался отчетливый звук удара.

     Тома остановилась.  Вапл удивленно хлопал глазами и переводил взгляд с нее на Та.

    - За что? – спросил он обиженным голосом.

    - А чтобы думал, что говоришь! – пояснила Та.

    - Смотри, что ты наделал! – чуть не плача произнесла Маута.

    - Да ну вас! – обиделся он и выскочил из комнаты.

    "О, Боже, кого и как покорять, если вызываю лишь жалость у старух и детей!?" – обреченно подумала Тамара.

     Позже, с трудом смыв местную косметику, в сопровождении Вапла отправилась к Хрюше. Чувствовала себя неловко, но иного выхода не было.

Спускались по раскаленным от яркого, слепящего солнца террасам в полном молчании, стараясь не смотреть друг на друга. Вапл шел немного позади, чтобы не терять Тамаа из виду, но она боковым зрением замечала, как иногда он чесал нос, щетину, приглаживал короткие волосы, словно хотел что-то сказать, но, тем не менее, вслух ничего так и не произнес.

   "Нашелся добряк сострадательный. Утешать меня собирается, а фиг тебе, чурбан первобытный!" – покосилась на него раздраженная Томка.

Вапл, уловив ее настроение, смутился еще больше. Так, каждый в своих мыслях, дошли до загона, который можно было найти, следуя на жуткий запах.

    "Бедный, Хрюш, - пожалела Тома животное, – поди, приду, а он задохнулся от стоящего смрада".

      Но невредимое чудище радостно заскакало при ее появлении, ожидая сладких вкусностей, к которым быстро привык. Увидев радость питомца, Тома попыталась улыбнуться, но из-за невообразимой вони вышла кривая гримаса.

    - Бедный Хрюшик, томишься, гадостью дышишь… - пожалела она монстра, разомлевшего от ласкового слова и не сводившего с нее глаз. – Хоть сладким тебя порадую.

Когда вкусности закончились, Тамара принялась рассказывать о проведенном дне, всяких мелочах, потому что с ним она могла быть собой.

- Представляешь, умазюкали меня, как обезьяну, довольные стоят, улыбаются. А потом потащили в люди! Им весело, не они же посмешищем станут! Я упираюсь. Тогда Юби притащила Вапла, а он - дурак! Ненавижу его!

      Из-за спины раздался мужской вздох. Услышав свое имя в рассказе Тамаа, обращенного к тапусу, Вапл возмутился. Не нравилось все это ему.

    - И так дышать нечем, еще  кровожадному злопамятному уроду на меня жалуешься! Полоумная! - ругался он в голос, справедливо полагая, что Томка его все равно не поймет.

   - Сам дурак! – огрызнулась Тамара по-русски. О чем бубнил мужчина, понятия не имела и полагалась на интуицию. Ее непонятный ответ Ваплу тоже не понравился.

   "Чем спорить с глупой девчонкой, лучше воздухом свежим дыхну. А то стараешься, терпишь, а некоторые совершенно не ценят!" - возмутился он. Услышав удаляющиеся шаги, Тамара с облегчением вздохнула:

     - Ну и катись колбаской, дурак!  Нам без тебя лучше будет!

Однако с уходом Вапла, настроение у питомца переменилось. Обеспокоенное животное перестало слушаться, отвлекаясь на всякие шорохи. Томке даже показалось, что она его раздражает.

     - Хрюша, что с тобой? Сердишься на меня, да? – от его сосредоточенного, беспокойного взгляда, стало страшно. – Если ты не доволен, я пойду, ладно? Приду завтра.

       Она встала медленно, чтобы лишний раз не раздражать Хрюшу.

      - До за… - хотела попрощаться, но внезапно липкая жижа накрыла ее с головы до ног, и, почувствовав толчок в спину, Томка полетела в распахнутую зубастую пасть.

  - А-а-а! – орала Тамара, как никогда еще не кричала. Все мгновения жизни каскадом промелькнули перед глазами. Если не съедят, так разобьется, упав с трехметровой высоты.

      - А-а-а! – яростное, жадное дыхание хряка обдало кожу. Но вместо сомкнутых зубов Томка почувствовала, как мутант жадно слизывает с нее кровь. Боль была, но не такая страшная, как предполагала.

       Подождав, пока чудище немного успокоится, приоткрыла один глаз, потом второй. И сразу бросилась глаза – покрытая кровью морда, склонившаяся над ней!

       - О-о-ой! – жалобно заскулила Тома. Ребра болели, но не настолько, чтобы хотелось стонать.

       - Не ешь меня… - моля о пощаде, запищала она, все еще надеясь на спасение. От жуткого страха и выброса гормонов, боль притупилась. Слезы текли ручьем. – Не отгрызай ручки-ножки, они тощие, не наешься…

        От подобной наглости монстр остолбенел, брезгливо фыркнул и отшатнулся.  Но Тамаре было все равно, главное, что он отошел, а что брезгует ею, как-нибудь переживет. Ощупывая тело руками, она повсюду находила кровь.

      «Отгрыз! Отгрыз что-то?!» – в панике судорожно сжала кулаки. Руки были на месте, все пальцы целы. Едва выдохнув от счастья, попыталась почувствовать ноги. Судя по ощущению налипших штанин, по колено они точно были. Медленно, с дрожью во всем теле, превозмогая боль в грудине, осторожно села. Ноги тоже оказались на месте!

     «Тогда откуда лужи крови? – не понимала Тамара.  Ощупав себя еще раз и не обнаружив никаких рваных ран и болтающихся кишок, проверила голову. – Уши, нос на месте. А кровища-то откуда?!»

      Кровавые брызги покрывали большую площадь.

     «Если бы эта кровь вся была моя,  то я уже сдохла бы! - подняв глаза, Тома увидела, что кровью залит и выступ, с которого слетела. – Значит, когда падала, уже была в крови, тогда… Липкое – это то, чем меня облили!»

Мысль, что кто-то совершил страшную, нечеловечески жестокую подлость, окатив ее чужой кровью, чтобы раздразнить аппетит чудовища, ошеломила.

     «Если бы Хрюша не разобрался, сгрыз бы, как курицу-гриль!»

      Мутант обиженно сопел в углу, изображая вселенскую звериную обиду.

      - Хрюшенька хороший! – начала подлизываться заикающаяся Тома, но гордый зверь и ухом не повел. – Хрюшенька, не обижайся на дуру-то, прости! С перепуга еще не такое подумаешь. Ну, Хрю-юшенька!

Он не откликался, а иметь во врагах затаившего обиду зубастого мутанта чревато, поэтому, наплевав на гордость и превозмогая боль, полученную при падении на голову зверюги, Тамара поползала к нему, тихо матерясь:

      «Б..., за мужиками в жизни не бегала, а тут за боровом ползаю, подлизываюсь. Охр…ть!»

       Или ныла Томка хорошо и разжалобила мутанта, или ее писк ему надоел, потому как настойчивости ей было не занимать, но животное, в конце концов, перестало шарахаться и позволило подобраться к себе поближе. Когда ее рука коснулась мохнатой спины, Хрюша почти все простил.

      - Хороший! – гладила она зверя, слушая довольное урчание. Через полчаса между ними установилось полное взаимопонимание. Они успокоились и тихо сидели, когда раздался отчаянный крик, наполненный ужасом:

      - Тамаа! – в проеме появилась мужская фигура.

       "А вот тебе месть!» - злорадствовала Тамара, потому что, увидев кровь, бледный Вапл замер в проеме и боялся посмотреть вниз, предполагая увидеть растерзанное тело. Однако сжалившись, подала голос:

    - Хорошо! – давая знать, что жива и невредима. От радости Вапл едва не расплакался.

      "Вот то-то же! Будешь знать, как в злости оставлять меня одну!"

      Поймав ее удовлетворенный взгляд, он поджал губы и насупился, но ничего не ответил, только протянул руку, чтобы вытащить Томку из загона. Однако стоило ей шевельнуться, животное недовольно зарычало.

       Пришла очередь Вапла мстительно улыбаться, потому что сидеть несколько часов в кровавых тряпках, среди свиного дерьма и костей – хорошая плата за его потрепанные нервы.

       - Сволочь! – огрызнулась Томка на мужчину.

       - Сам дуак! – коряво ответил он, припомнив ей ее же слова. Звук "р" местные не выговаривали.

       - Да вы что, сговорились что ли?! – она стянула с ноги шлепок и, что есть мочи, швырнула в мужчину.

      - Ха-ха! - усмехнулся он, когда тапок пролетел мимо него.

      - Прибью, скотина, и пожалуюсь, сам будешь с Та и Хулой разбираться! – шипела Тамара от злости.

       Вапл, услышав знакомые имена, насторожился, и веселье как рукой сняло. Ненормальная вся в крови сидела в загоне, а ему предстояло объяснение  с главой семьи и старейшиной.

      - Ну что за день! – он хлопнул по колену и вышел в коридор.

      Часы, проведенные с Хрюшей, тянулись долго и нудно, однако ни на какие уловки зверь не поддавался и отпускать ее не желал. Зад болел от сидения, руки чесать устали, а других развлечений не предвиделось, поэтому Тома знаками попросила толпящихся на выступе зрителей принести метлу. Одежда испорчена, еще бегая за мохнатым гаденышем и выпрашивая прощение, пару раз вляпалась в зловонную кучу, потому терять было нечего, зато скотине приятное сделает.

      Получив совершенно обычную метелку, под пристальным вниманием публики Тома, бывшая спесивая красавица, бодро замахала ею, матеря под нос всех, кто пытался давать советы.

     - Идите в ж…у! – огрызнулась она и занялась генеральной уборкой свинарника.

Когда собранный сор выбросили, принесли чистую солому и тряпье, хряк подобрел, оценив Томино рвение к чистоте, но при новой ее попытке выбраться из загона, ловко вцепился в тунику и стянул обратно, едва не уронив и вытягивающего Тамару человека.

      - Ты издеваешься?! Хочешь, чтобы я тут с тобой заночевала? – с негодованием возмутилась она, на что получила одобрительное сопение.

Охваченная гневом Тамара с удовольствием бы на ком-нибудь сорвалась, но единственный, кто был в зоне досягаемости, это зубастый переросток, на котором срываться почему-то не хотелось. Смирившись, решила умыться в Хрюшиной поилке. Поплескавшись,  кое-как отмылась, но стала замерзать, потому что стены каменного хлева не прогревались солнцем.

       "Еще месяц такой жизни, совсем одичаю и распрощаюсь с рассудком. Знаете ли, второй раз угрожают то убить, то сожрать! Нервы на пределе. Интересно, что за сволочь так настойчиво хочет моей лютой смерти? - свернувшись калачиком на потертом коврике, который пожертвовал кто-то из добродетелей, погрузилась в размышления. - Родных у меня тут нет. Про имущество свое ничего не знаю, но судя по одежде, я бедна, как церковная мышь. Первый раз очнулась тут, чудом не сожрал, хотя хотел. Сегодня намеренно столкнули. Это чем же могу мешать? Если я должна приручить эту дикую скотину, а кто-то пытается меня ему скормить, выходит, не хотят приручения Хрюши? Странно. Это они меня так ненавидят или его?"

       - Эй, Хрюш, нас  с тобой кто-то сильно не любит, причем так сильно, что спокойно ночами спать не может. Ты не в курсе?  Нет?! Странно.

       На выступе, сообразив, что Тамаа тут задержится надолго, а ничего более интересного не предвидится, быстро разошлись. Остались только Вапл с парой молодцов и добрые старушки. Тамара Та сейчас вообще любила, потому что только она сообразила принести побольше еды, чтобы досталось и ей, и Хрюше, и даже одеяло со сменной одеждой.

     Когда Томка развязала мешок со снедью, от вожделения слюни потекли не только у нее. Радостный зверь мигом подобрался поближе. Мгновенно, не жуя, проглотил первую лепешку и с нетерпением ожидал следующую.

      - Не так быстро, дружок! – Тома сжала в кулаке кусок угощения. – Дай лапу.

     «Ничего не знаю! Отдай!» - явственно читалось в глазах зверюги.  И для вразумления и правильного воспитания новоявленной дрессировщицы аккуратно прикусил ей руку.

     - Хрюша, ты же хороший мальчик! – возмутилась Тома, голосом обиженной женщины. – Так нельзя! Фу!

     Но Хрюша, как и его прототип, обладавший упрямым, своевольным характером, продолжал осторожно, но верно сжимать зубы. Понимая, что нытье и шутки сейчас не сработают, а рукой рисковать опасно, Тамара посмотрела в наглые карие глазки и спокойно, как можно увереннее произнесла:

     - Если отгрызешь или съешь, вряд ли кто-то другой решится принести тебе еще что-нибудь вкусненького! И будешь до конца жизни сидеть в вонючем хлеву среди огромной кучи  навоза, и никто не почешет тебе пузо. Не рискнет навести порядок. Разве только ради этого сложно подать лапу? В конце концов, мы оба в одной лодке, - челюсти сжиматься перестали, но руку упрямец не отпускал. Подумав мгновение, чуть сильнее сжал зубами руку, и лишь потом отпустил.

     - Хороший Хрюша! – погладила Тома борова. Она победила, скорее убедила, но бахвалиться и нервировать зверя не стала.

Через десять минут ласки чудовище неохотно, но подавало лапу. Однако ощущение победы оказалось не таким радостным, как хотелось бы. Они оба хорошо понимали, что волею судьбы им придется подстраиваться друг под друга и иногда идти на уступки, тем более что результат суровой дрессировки Хрюши она видела своими глазами.

       Свернувшись калачиком и прижавшись к теплой, толстой спине, попыталась уснуть. Пока не спалось, чесала ему бок.

      - Хоть ты и скотина, но как настоящий мужик. Пожрать, поспать, причиндалы почесать и характер показать. М-да, чует мое сердце, козел ты, Хрюшенька, еще тот! – с этими словами Томка и уснула.

Глава 12

    Нудные дни, похожие друг на друга, сливались в безрадостную жизнь, казавшуюся Тамаре странным сном.

    «Неужели отныне я так и буду жить в подобострастии, боясь разочаровать людей, поддерживающих меня?» - размышляла Тома.

     Забота Та и ее большой семьи помогли привыкнуть к новому миру, но она все равно чувствовала себя несчастной. Страх лишиться поддержки и остаться один на один с трудностями, которые не могла разрешить, пугал и нагонял печаль. Засыпая вечером, Томка с тоской и слезами вспоминала прежнюю счастливую жизнь.

       Раньше она обожала привлекать внимание, а теперь испытывала лишь неловкость и унижение. Особенно тошно становилось рядом с родственником Та, относившимся к ней как к недоразумению.

 На вид ему было лет двадцать пять, не больше. Приятный на вид, с лицом правильной формы, но при этом кривые зубы, широкий нос и легкая лопоухость придавали некоторую нелепость. Раньше Тома на такого бы и не посмотрела, но сейчас равнодушие Вапла сильно задевало. Только сейчас она поняла, каково быть вне мужского внимания, чувствовать себя блеклой молью среди порхающих бабочек.

           Замечая, как он проявляет заинтересованность к  манящим, ярко, даже безвкусно одетым полным женщинам, которые при ходьбе плавно колыхали пышными бедрами, а ветер заманчиво развевал их ленты, ткани, волосы, ее так и порывало сказать гадость и вырвать клок волос с ленточками у  какой-нибудь красотки.

     "Кобелина! Толстух ему подавай! – злилась Томка, забывая, что еще не так давно сама гордилась своими округлостями и с пренебрежением смотрела на худышек. – Нет, точно кто-то сверху надо мной жестоко издевается!"

      Не удержавшись, шмыгнула носом, и Вапл обернулся. От насмешливого, оценивающего взгляда ей захотелось расцарапать его наглую физиономию.

Мужчина, заметив, как у Тамаа от злости сузился нос, не смог удержаться от гадости. Еще раз окинув ее с ног до головы ехидным взглядом, он расставил руки, показывая  короткий отрезок, а потом резко развел их шире плеч и произнес:

      - Так красиво!

От бестактных, наглых намеков на худобу Тамара опешила, а потом ее затрясло от ярости. Вапл глупцом не был, поэтому, не дожидаясь развязки, бросился удирать, а Тома с криками: «Сволочь! Прибью!» вприпрыжку помчалась за ним.

     - Сам дуак! – со смехом отвечал он, делая вынужденные остановки, чтобы бегущая за ним и орущая ненормальная успела подбежать поближе и не потерялась. Вапл веселился и, не таясь, смеялся над ней.

     От усталости и сбившегося дыхания Томка еле брела, держась за колющий бок и стараясь отдышаться. Раздражение отступило, и ей стало смешно и стыдно за свою глупость и невыдержанность.

       "Нет, показывать, что дурацкие шутки достигают цели, нельзя. Лучше уж посмеяться с ним", – чувствовала Тамара, сама не раз в детстве задиравшая одноклассниц.

    Когда Вапл увидел, что Тамаа улыбается, перестал убегать и тоже широко улыбнулся. Добредя до него, она худым локтем ткнула мужчину в живот, а потом демонстративно выпрямилась, и, вертя мослами, начала изображать плавную походку. Хохоча во всю, они добрались до круглого камня, дождались, когда охранники освободят проход, и вышли на выступ.

       Мутант сверлил их взглядом, тщательно изучая.

      - Хрюша, не ревнуй, не к кому! -  догадалась Тома и от греха подальше выставила мужчину вон. Вапл обиделся, что пренебрежительным жестом маленькой руки ему показали на выход, но подчинился. Рисковать он не хотел.

       Вообще-то Тома пыталась потолстеть, но вредной еды в большом количестве не давали, а того что получала, хватило наесть лишь маленькие щечки. Увы, дальше дело не пошло.

       Делая маски, чтобы придать коже ухоженный вид, Тамара пугала детей и веселила взрослых. Но стоило мудрой Та объяснить для чего это, они сразу же начали подражать Тамаа.

Глядя на обмазанных непонятной жижей жен и сестер, мужчины плевались, смеялись и издевались, сравнивая их со страшилищами, и тогда женщины решили собираться в одной большой комнате, где со смехом раскрашивали лица разнообразными масками, что творила Та, болтали, сплетничали и угощали друг друга сладким.

      Тамара уже привыкла, что люди обсуждали ее при ней же, думая, что она ничего не понимает, но это было не так. Та знала об этом, но хранила секрет, благодаря чему Тома слушала болтавших после работы людей и делала выводы.

      - Когда она увидела отражение в зеркале, стала сама не своя, будто до этого никогда себя не видела. Хваталась за щеки, нос, шею, а потом расплакалась! – уже в десятый раз рассказывала историю Маута. Все оборачивались на Тому, которую это так достало, что в ответ она стала строить смешные гримасы. Женщины хохотали, улыбались и предлагали сладости, и Томка без стеснения угощалась, воспринимая как компенсацию за моральный вред.

       - А Вапл еще рассказывал, как Тамаа осадила Конома, будто знать его не знает! – добавила робко Чиа.

      - Не может быть! – раздались голоса пораженные голоса.

      - А когда ей объяснили, что Коном ее жених, сделала такое лицо!

      - И как раньше его терпела?

     - Может, еще помирятся?

     - Нет, Тамаа его даже близко не подпустит, вот увидишь! - заверила Юби.

    - Потом она стала интересоваться, пользуемся ли мы средствами для красоты. Когда показали, что у нас есть, ее глаза заблестели.

    - Сразу начала мазаться что ли? – раздались недоверчивые возгласы. ...