Даниэлла Роллинс Украденное время

Danielle Rollins

Stolen Time

© 2019 by Danielle Rollins

Jacket art © 2019 by Vault49

© Самарина А., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Посвящается всем ученым, с которыми меня свела судьба, а в особенности Биллу Роллинсу, Томасу ван де Каслу и Рону Уильямсу, чьими стараниями я произвожу впечатление человека, который понимает, о чем говорит.

Часть 1

Сегодня мы пришли к тому, что возможности межгалактических перелетов и путешествий во времени никак нельзя исключать. И то и другое способно вызвать серьезные логические противоречия, так что давайте надеяться, что в мире и впрямь действует закон о защите хронологии, который не даст никому вернуться в прошлое и умертвить собственных предков.

Стивен Хокинг

1. Дороти

7 июня, 1913 год, неподалеку от Сиэтла

Гребень сверкнул в лучах утреннего солнца. Черепаховый, щедро украшенный перламутром, он был поистине изысканной вещицей, а его зубцы блеском своим не уступали чистейшему золоту. Гребень не шел ни в какое сравнение с дешевой бижутерией, рассыпанной по туалетному столику.

Дороти сделала вид, будто сосредоточенно выдергивает торчащую из рукава нитку. Если повезет найти для гребня состоятельного покупателя, есть шанс выручить аж полсотни!

Терпение девушки уже начало истончаться, и она недовольно заерзала на месте. Если бы только на поиск покупателя еще оставалось время! Часы уже давно пробили девять. Сегодня они явно не на ее стороне.

Дороти перевела взгляд с гребня на огромное зеркало, прислоненное к стене напротив нее. Сквозь окно церкви в комнату косыми лучами пробивался свет, отбрасывая на зеркальную гладь блики и высвечивая то тут, то там столпы пыли. На вешалках комнаты для переодевания трепетали шелковые платья и кружевные ленточки. Вдалеке загрохотал гром, что было, прямо скажем, странновато.

В этих краях грозы случались редко, хотя небо постоянно было свинцовым и пасмурным (одна из причин, по которой Дороти терпеть не могла Западное побережье).

Парикмахерша поймала ее взгляд в зеркале и смущенно спросила:

– Ну как, мисс, вам нравится?

Дороти склонила голову. Ее непослушные каштановые кудри, покорившиеся умелым рукам, были уложены в элегантный пучок на затылке, а сама она казалась теперь безропотной и смиренной. Неудивительно, что парикмахерша выбрала именно такую прическу.

– Чудесно! – солгала она. Губы пожилой дамы тронула улыбка, а на лице проступили морщинки. Дороти и предположить не могла, что парикмахерша так обрадуется. Внутри вспыхнуло чувство вины.

Девушка затряслась в приступе притворного кашля.

– Можно воды?

– О, конечно, моя милая! Сейчас! – Парикмахерша положила гребень и торопливо направилась в дальний угол комнаты, где на маленьком столике стоял хрустальный графин.

Стоило ей отвернуться, как Дороти быстрым и непринужденным движением спрятала золотой гребень в рукаве. Наблюдай кто за ней в тот момент, его непременно отвлекла бы вереница изысканных жемчужных пуговок, которыми был расшит край рукава Дороти, и он все равно ничего бы не заметил.

Дороти опустила руку и улыбнулась собственным мыслям, позабыв про всякий стыд. Повод для гордости был сомнительным, но она ничего не могла с собой поделать. Дороти восхитилась собственной ловкостью. Недаром она столько тренировалась.

Сзади скрипнула половица, и кто-то незнакомый приказал:

– Мари, оставьте нас на минутку!

От улыбки Дороти не осталось и следа, а все мышцы напряженно застыли, точно плотно закрученные гайки. Парикмахерша – а именно к ней обратился голос – замерла на ходу со стаканом воды в руке, и несколько капель тут же выплеснулось на пол.

– О! Мисс Лоретта! Простите, не видела, как вы вошли, – сказала Мари, а потом улыбнулась и кивнула, устремив взгляд на миниатюрную, безупречно одетую женщину, вошедшую в комнату. Дороти так крепко стиснула зубы, что аж челюсть заболела. Ей вдруг стало страшно оттого, что под рукавом можно было различить очертания гребня.

На Лоретте было черное платье, украшенное изысканными золотистыми кружевами. Высокий воротник и длинные рукава придавали ей сходство с удивительно элегантным пауком. Такой наряд больше подходил для похорон, чем для свадьбы.

На лице Лоретты застыло учтивое выражение, но ее появление в комнате заметно сгустило воздух, точно она принесла с собой какое-то особое, собственное гравитационное поле. Мари поставила стакан и поспешно удалилась в холл. Было видно, что ей страшно. Впрочем, мать Дороти наводила ужас на большинство людей.

Дороти тайком разглядывала изуродованную руку матери, стараясь ничем себя не выдать. Рука была непропорционально маленькой, с иссохшими, слабыми пальцами, кривыми, точно когти хищной птицы. Лоретта давно уже не стригла ногти и никак не боролась с их желтизной, точно хотела лишний раз подчеркнуть свой недостаток. Точно ей было приятно, когда люди в ужасе отворачивались, заметив ее уродство. Даже Дороти тяжело было примириться с маленькой изувеченной рукой, а ведь Лоретта – ее мать! Но сейчас она уже привыкла.

Дороти опустила голову и прикрыла глаза. По коже, под изысканным кружевом и оборками, пробежал холодок. Не обращая на него никакого внимания, девушка изобразила учтивую улыбку. За шестнадцать лет своей жизни она превосходно овладела умением игнорировать свои чувства и ощущения и уже почти позабыла, для чего они нужны.

«Красота обезоруживает», – вспомнился ей первый урок, который преподала ей мать. Уже с девятилетнего возраста Дороти без конца одергивали и поправляли, наряжали в тесные корсеты, щипали ей щеки, чтобы придать им румянца.

– Как тебе моя прическа? – поинтересовалась она, проведя рукой по густым волнам волос. – Божественно, правда?

Лоретта окинула дочь ледяным взглядом, и губы Дороти нервно дрогнули. Проворачивать подобные фокусы с матерью было глупо, но девушка всем сердцем хотела избежать ссоры. День и так предстоял непростой.

– Кажется, кто-то тут от жажды умирал, – заметила Лоретта и здоровой рукой взяла стакан с водой. Морщинистые пальцы задрожали. Сторонний наблюдатель непременно решил бы, что ей тяжело держать стакан, и предложил бы помощь.

Дороти напряженно вытянулась и наклонилась за стаканом. Она подозревала, что матушка способна на такие уловки, но все равно не успела среагировать, когда когтистые пальцы матери нырнули к ней в рукав и достали из тайника дорогой гребень.

Рука была своего рода тайным оружием Лоретты. Маленькая и проворная, уродливая настолько, что так и хотелось отвести взгляд, она двигалась так ловко и быстро, что люди не замечали, как она ныряла к ним в карманы или бумажники. Неслучайно второй урок, который преподала Лоретта своей дочери, был таким: «В слабостях есть сила». Люди недооценивают сломленных и изувеченных.

Лоретта швырнула гребень на столик и вскинула тонкую бровь. На лице Дороти проступило крайнее изумление.

– Понятия не имею, как он там оказался, – заявила она и отпила воды.

– Мне что, тебя всю обыскать? А то вдруг ты еще что стащила, – сказала мать таким спокойным голосом, что по спине у Дороти опять побежали мурашки. Под шелковым поясом она припрятала набор безумно дорогих отмычек, которые выкрала из материнского ящика с бельем. Лишиться гребня – полбеды, но отмычки ей точно еще пригодятся.

К счастью, Лоретта не стала воплощать в жизнь свои угрозы. Она сняла с вешалки у зеркала фату Дороти – длинную, полупрозрачную, украшенную маленькими шелковыми цветами. Все утро Дороти старательно делала вид, будто этой фаты вообще не существует.

– И о чем ты только думала? – поинтересовалась Лоретта вкрадчивым, осторожным тоном, каким всегда разговаривала в минуты крайней ярости. – Украсть такую вещицу перед собственной свадьбой! Встань, будь так любезна!

Дороти поднялась. Пышные юбки распрямились, скрыв ее лодыжки. Она еще не успела обуться и теперь чувствовала себя маленькой девочкой, влезшей в мамино свадебное платье, чтобы поиграть в бал. Впрочем, сравнение было глупым. С малых лет играть ей строго-настрого запрещалось.

– Что бы мы стали делать, если б тебя сцапали? – продолжила Лоретта, покрывая голову дочери фатой и закрепляя ткань шпильками.

– Никто ничего не видел, – ответила Дороти. Шпилька больно царапнула кожу, но она даже не поморщилась. – Я всегда все делаю незаметно.

– Но я-то все видела.

Дороти поджала губы, чтобы не разжигать спор. Мать никак не могла быть свидетельницей кражи гребня. Она догадалась, что Дороти его спрятала – но ничего не видела.

– Ты поставила все наши старания под угрозу! Ради какой-то дурацкой безделушки! – сказала Лоретта и затянула потуже шелковый пояс на талии Дороти. Та мигом почувствовала, как отмычки сменили положение.

Эта самая «безделушка» помогла бы ей добыть билет на поезд, чтобы уехать из этого жуткого города. Сбежать отсюда как можно дальше еще до начала церемонии.

Дороти сглотнула, силясь погасить вспыхнувшее внутри разочарование. Будут и другие безделушки. И новые шансы.

– Какая гадость, – проворчала она, щупая шелковые цветочки на фате. – И почему нельзя выйти замуж без всей этой мишуры…

– Это фата матери Чарльза, – ответила Лоретта, закрепляя ткань еще одной шпилькой. Она имела в виду доктора Чарльза Эйвери. Жениха Дороти. От одной мысли об этом ей сделалось дурно. Такие, как она, просто не должны выходить замуж.

Дороти с матерью подошли к делу со всей тщательностью. Ровно год назад они разработали план, который сулил легкие деньги. Лоретта подавала в местную газету объявление о том, что девушка желает познакомиться с одиноким мужчиной для создания семьи. В ответ на письма с предложением знакомства дамы высылали незадачливому простофиле фотографию Дороти, и он клевал на нее, точно рыба на наживку.

Через несколько месяцев страстной переписки, полной заверений в истинной любви, дамы брали несчастного в оборот и начинали выпрашивать у него деньги то на микстуру от кашля, то на визит к врачу с якобы подвернутой лодыжкой. Затем следовали просьбы помочь с платой за жилье или прислать сотню-другую на билет на поезд, чтобы долгожданная встреча наконец состоялась.

Как правило, эту хитрую схему они проворачивали сразу с несколькими мужчинами, но как только те начинали подозревать неладное, все резко прекращалось. А переписка с Эйвери изменила привычный уклад.

Эйвери был весьма состоятельным человеком и недавно возглавил хирургическое отделение Сиэтлского медицинского центра. А еще он сделал Дороти предложение сразу же, как увидел ее фотографию, – точно подыскивал себе хорошенькую жену под стать новой блистательной должности. По словам Лоретты, брак с ним должен был стать самой успешной аферой в их жизни, изменить ее на корню, ведь отныне у них будет все, о чем только можно мечтать.

Дороти принялась нервно крутить кольцо, подаренное доктором по случаю помолвки. Всю свою жизнь она училась мошенничеству и аферам. А это значило не просто сидеть перед зеркалом, оттачивая улыбку и наклоны головы. Дороти отрабатывала ловкость рук, пока их не сводило судорогой, научилась открывать замки парой незаметных движений, используя вместо отмычки все, что попадалось под руку. Развила в себе умение узнать лжеца по изгибу губ и стаскивать обручальные кольца с мужских пальцев, пока кавалер наливает ей выпить. А теперь ее ждало рабство у человека, который будет до конца ее дней указывать ей, что делать и куда идти. Ровно так же, как всегда делала ее мать. Казалось, эти двое в сговоре, цель которого – помешать Дороти принять хоть одно самостоятельное решение в жизни.

– Выглядишь чудесно, – сказала Лоретта, окинув дочь строгим взглядом, и поправила ей фату, чтобы цветы эффектнее украшали голову. – Бесподобная невеста.

Дороти распрямилась, и отмычки снова сместились – куда-то к спине. Быть невестой ей совершенно не хотелось, и не важно, что эта роль так ей шла. И если мать возомнила, что Дороти позволит так с собой обойтись, то это просто глупость!

– Не хватает последнего штриха, – заметила Лоретта и достала что-то из кармана. В тусклом свете вспыхнул золотистый отблеск.

– Бабушкин медальон, – прошептала Дороти, пока Лоретта застегивала у нее на шее изящную цепочку. На миг девушка позабыла о побеге. Медальон внушал благоговение, точно волшебный предмет из какой-нибудь сказки. Лоретта успела умыкнуть его с материнской шеи, прежде чем эта жестокая женщина выгнала ее из дома и оставила на улице – беременную и без гроша в кармане. Но никакой голод не заставил Лоретту сдать медальон в ломбард.

Дороти бережно коснулась украшения кончиками пальцев. Тусклое золото казалось древним, а изображение на медальоне почти стерлось.

– Почему ты решила отдать его мне именно сейчас?

– Чтоб ты не забыла, – сказала Лоретта и сжала плечи дочери, сощурив темные глаза.

Дороти не пришлось уточнять, что ей забывать не стоит. На этот вопрос красноречиво отвечал сам медальон. Он безо всяких слов рассказывал о том, что матери порой бывают очень жестоки. Что любви не стоит верить. Что девушка должна полагаться лишь на то, что можно украсть.

«А может, и нет, – прошептал Дороти внутренний голос. – Может быть, есть на свете и что-то большее!»

Ее пальцы застыли на прохладном металле. Порой на нее находило странное, удивительно опустошающее чувство, имени которому она дать не могла, как не могла понять, чего именно хочет. Да, большего, но чего?

Большего, чем деньги, мужчины и платья. Большего, чем мамина жизнь. Большего, чем то, что есть у нее теперь.

Впрочем, до чего же глупо и стыдно было так думать! Кто она такая, что возомнила, что достойна этого самого «большего»?

– Время поджимает, – сказала Лоретта, снова поправила дочери пояс и завязала его концы нарядным бантом. – Мне еще надо занять свое место в церкви.

Ладони у Дороти стали липкими от пота.

– Когда мы с тобой заговорим вновь, я буду уже замужней женщиной, – сказала она, свято веря в то, что этому не бывать.

Ничего не ответив, Лоретта вышла в холл и шумно захлопнула дверь. Гулко щелкнул замок, и от неожиданности Дороти аж подпрыгнула. А потом еще долго стояла посередине комнаты.

Она догадывалась, что мать ее запрет. Лоретта Денсмор была не из тех, кто любит рисковать, а особенно ценной собственностью. С ее точки зрения совершенно разумно было понадежнее припрятать дочь – самое «ценное», чем она владела, – во всяком случае, до прибытия жениха, а уж потом спокойно передать ее прямо ему в руки. Лоретта была человеком прагматичным и потому никак не могла допустить, чтобы какая-нибудь досадная случайность все испортила.

Дороти принялась искать на ощупь отмычки, спрятанные под поясом, но пальцы встретили лишь кружево, шелк да жесткую кайму корсета.

– Нет! – с растущей тревогой прошептала девушка. – Нет, нет, нет! – Она принялась в панике щупать пояс, царапая его ногтями, пока не послышался треск рвущейся ткани. Они ведь совсем недавно были тут! Дороти воспроизвела в памяти разговор с матерью, припомнила, как Лоретта улыбнулась зеркалу. Как поправила пояс на платье дочери.

Пальцы девушки замерли. Видимо, мать скользнула своей изувеченной рукой под пояс, вытащила отмычки и уничтожила на корню план ее побега. Дороти вздохнула, и грудь точно огнем обожгло. Выходит, никуда ей теперь не деться.

Она поймала свое отражение в зеркале – искусно накрашенные глаза и губы, локоны. Платье сшито на заказ, кружева вытканы вручную и воздушны, точно паутинка, и притом украшены речными жемчужинами, которые нарядно переливаются на свету при каждом ее движении. Всю свою жизнь она училась приукрашать правду и маскировать ложь. Но главным обманом была ее красота. Она ведь никогда о ней не мечтала. Никогда ее не жаждала. И красота эта не имела ничего общего с ее идеалами. Сколько Дороти себя помнила, красота ей приносила страдания – и ничего больше.

На лице Дороти застыла неприглядная гримаса отвращения. Она сорвала фату с головы. Часть шпилек запуталась в волосах, а часть – звонко посыпались на пол. Растрепавшиеся локоны упали ей на лоб.

Дороти улыбнулась. Впервые за все утро ее внешний вид в точности соответствовал состоянию ее души. И тут ее взгляд опустился на шпильки, и она застыла как вкопанная.

Шпильки!

Упав на колени, она взяла одну и принялась рассматривать на свет. Шпилька была тонкая, длинная и заостренная. Дороти попробовала ее согнуть, но металл не поддался. Возможно, это и впрямь серебро.

Улыбка вновь тронула ее губы. То что нужно!

2. Эш

14 октября, 2077 год, Новый Сиэтл

Закрылки подняты. Карбюратор к запуску готов. Дроссель открыт.

Эш постучал по кнопкам приборной панели. Стрелка на датчике ЭВ дернулась и застыла ровно на середине шкалы.

– Вот черт, – пробормотал Эш и откинулся на спинку кресла, чувствуя, как внутри закипает волнение. Судя по показаниям стрелки, ЭВ – экзотического вещества – было критически мало, а значит, лететь было опасно. Стоило Эшу только подняться в воздух – и его корабль рисковал тут же разлететься на кусочки. Он увеличил скорость на семьдесят пять узлов, стараясь не обращать внимания на жаркую пульсацию крови в руках.

Его часто упрекали за упертость. Когда он служил в армии, командир однажды заметил: «Сынок, да ты настоящий упрямец! Тебе любой осел позавидует!» А преподаватель из воскресной школы, в которую Эш ходил в детстве, как-то раз подчеркнул, что «упорство – не всегда добродетель».

Но Зора, знавшая его, как никто другой, оказалась красноречивей всех, когда бросила ему в сердцах: «Да когда ты уймешься уже? Так и убиться недолго!» Стоило ему пройти мимо, она каждый раз недовольно бормотала что-то про опасности, идиотизм и миссию, сулящую верную смерть.

Но Эш знал, что выживет, как знал и то, что погибнуть ему суждено при иных обстоятельствах – ведь собственную смерть он уже видел. И все же Зора была кое в чем права. Эти его вылазки были слишком уж опасны – надо быть дураком, чтоб без конца идти на такое. Но альтернатива пугала куда сильнее. Ему вновь вспомнились черная вода, белые волосы, и он помотал головой, чтобы отогнать видение.

То была мучительная расплата за то, что он во всех подробностях знал, что случится в день его смерти. Видения преследовали его на каждом шагу.

Да и потом, прославиться упрямством – не худшая из бед. Куда страшнее прослыть предателем, как Роман. Или запомниться всем жестокостью, как Квинн. Будь у Эша выбор, он предпочел бы убийственную глупость.

– «Вторая звезда» готова к отправлению, – отрапортовал он вслух. Эта привычка осталась у него со Второй мировой войны, когда он учился летать на боевых самолетах. Его слов некому было услышать, но Эш все равно решил, что взлетать, не объявляя о взлете, неправильно. Не стоит лишний раз искушать судьбу. Он поправил заслонку на дросселе, не сводя взгляда с ветрового стекла, как опытный пилот. Сердце бешено колотилось в груди. Корабль неспешно поднялся в воздух.

– Тише, Звездочка, – ласково проговорил Эш – таким тоном люди обычно обращаются к котятам или щенкам. Пальцы и рычаг управления стали липкими от пота. Эш вытер руки о джинсы, напоминая себе, что справлялся уже с сотнями взлетов гораздо сложнее этого. А то и с тысячами.

«Сегодня ты не умрешь, – подумал он. – Да, возможно, покалечишься. Ослепнешь. Возможно, тебе оторвет руки и ноги. Но с жизнью ты не расстанешься». Но эти мысли не принесли желанного утешения.

Эш перекрестился – привычка, закрепившаяся сотнями воскресных служб, посещенных им в церкви Святого Сердца, когда он еще жил в родном городке на Среднем Западе. Он схватил рычаг и потянул на себя. Воздух наполнился едким дымом, а машина времени взмыла в небо.

3. Дороти

7 июня, 1913 год, неподалеку от Сиэтла

Шпилька прекрасно справилась со своей задачей – куда лучше настоящей отмычки. Расшитое вручную нарядное платье Дороти было теперь все в колючках, а к босым ногам пристала грязь. В руке девушка несла пару туфель на каблуках, в глубине души сомневаясь, что ей хватит безрассудства их надеть – очень уж они были неудобные и натирали ноги чуть ли не до крови. Да и потом, ей нравилось шагать босиком по мягкой земле, и до станции оставалось не больше мили.

По пути она старательно придумывала, как разжалобить пассажиров со станции. «Сэр, представляете, сегодня я должна была выйти замуж, но меня похитили по пути в церковь, и я только-только сумела сбежать! Прошу, помогите! Купите мне билет!»

Не слишком ли это драматично?

Впереди прогремел гром. В темных тучах мелькнула молния.

Дороти вскинула голову и посмотрела на небо. Непогода всегда была ей по душе. Когда она была еще совсем крохой, они с мамой несколько месяцев прожили в Небраске, где часто случались страшные, поистине чудовищные грозы. Дороти любила лежать на траве и считать секунды тишины между раскатами грома, прикидывая, когда же буря доберется до них.

Но эта гроза была странной. Перед Дороти висели тяжелые черные тучи, но стоило ей отвести взгляд чуть вбок – и она с изумлением заметила, что за церковью неподалеку простирается безоблачное, чистое небо, а солнце льет свой золотистый свет на небольшую рощицу. Казалось, гроза – в том случае, если это, конечно, была она, – бушевала исключительно над лесом.

В черных тучах полыхнула новая молния, и тут из мрака вынырнуло что-то металлическое и блестящее.

Сердце у Дороти так и подпрыгнуло. Неужели… неужели это настоящий аэроплан?

Девушка с благоговением наблюдала за тем, как лавирует в облаках металлическое чудо. Она ни разу не видела аэропланов – разве что на картинках, изображавших неприглядные стальные сооружения с пропеллерами и крыльями – такими тонкими, что, казалось, стоит подуть сильному ветру, и они тут же сломаются.

Но эта штука выглядела иначе. Большая. Блестящая. Без пропеллера и крыльев, но с двумя огромными диковинными приспособлениями овальной формы в задней части, ярко алевшими на фоне темно-серого неба. Машина с ревом рухнула вниз, и Дороти ахнула, отскочив в сторону.

Она же разобьется!

Диковинное судно ринулось к земле и вскоре исчезло за кронами деревьев – всего в нескольких ярдах от девушки.

У той сжалось сердце. Точно в трансе, она бросилась в лес, не обращая внимания на корни, которые больно впивались ей в ноги. В лесу пахло дымом – только совсем не таким, какой обычно поднимается от костра, – а удивительно едким. Дороти жгло ноздри, ее обдавало невидимым жаром – казалось, деревья вокруг вот-вот вспыхнут ярким пламенем.

И тут по лесу пронесся чей-то голос. Кто-то громко ругнулся.

Точно звонкий щелчок пальцев, голос вывел Дороти из транса. Она резко остановилась, а по спине пробежал холодок. И куда ее понесло?! Она ведь собиралась в город! До дороги оставалось идти всего несколько ярдов, а оттуда и до станции было рукой подать.

Она хотела было повернуть назад, но вдруг заметила, как за деревьями сверкнула металлическая машина.

«А, ладно, была не была!» – подумала девушка. В конце концов, когда еще ей представится возможность увидеть настоящий аэроплан? Она решила, что глянет на него одним глазком, просто чтобы узнать, что это за штука такая. Она проворно нырнула в кусты и выбралась на полянку, куда упало судно.

Из кабины пилота с выражением крайнего расстройства на лице выполз незнакомец и тут же, не обращая на Дороти никакого внимания, начал возиться с машиной.

А Дороти, прячась в тени, разглядывала его мускулистые руки, светлые волосы, упавшие на лоб, красную кожу шеи. Сердце застучало быстрее, но девушка не смела пошевелиться. Незнакомец был до того не похож на всех, кого Дороти доводилось встречать, что казалось, будто он, такой растрепанный и сильный, явился из другого мира! Он был очень хорош собой, но это Дороти мало заботило. Красавчиков она в своей жизни навидалась и знала наверняка, что внешность чаще всего единственное их достоинство.

Но этот пилот… изумлял. Завораживал. Руки у него загрубели от тяжелой работы, а кожа явно была обожжена солнцем. Дороти невольно задумалась, чем же он занимается, раз ему приходится подолгу бывать на улице. Мать все время подталкивала ее к стройным и франтоватым джентльменам с нежными руками, не знавшими работы, не считая подписи чеков. Девушка состроила гримасу, вспоминая прикосновение гладкой, вечно влажной руки Эйвери к своей. В отношении мужчин она совсем не разделяла материнских вкусов.

Пилот снова ругнулся – громко и так грязно, что Дороти невольно поморщилась, но быстро пришла в себя и принялась с интересом разглядывать аэроплан. Он был просто огромным – раза в два больше, чем она себе представляла по рисункам в книжках, – и его алюминиевая обшивка поблескивала под слоем грязи. Дороти различила на боку крупную надпись: «Вторая звезда». А на узком носе корабля кто-то нарисовал рожицу – с зубастой улыбкой и черными прищуренными глазами.

Заметив ее, Дороти и сама не сдержала улыбки и невольно посмотрела на пилота, гадая, он ли ее нарисовал. А потом вышла из своего убежища, хотя, вообще-то, не собиралась этого делать. Заметив ее, пилот подскочил, да так, что стукнулся головой о стенку аэроплана.

– Господи! Что вы тут делаете? – спросил он, потирая затылок. В действительности он был гораздо выше, чем Дороти сперва показалось, а глаза у него оказались необычного золотисто-зеленого цвета.

Дороти вновь поймала себя на том, что не может отвести от него взгляда. Ей ужасно хотелось расспросить его об аэроплане, странной одежде, забавной рожице на носу судна, но вместо этого она почему-то пролепетала:

– Я… в-в-выхожу замуж.

Стоило ей произнести эти слова, как она тут же о них пожалела. Конечно, весь смысл ее побега сводился к тому, чтобы избежать свадьбы, но почему-то ей вдруг захотелось, чтобы незнакомец вообще о ней не узнал. Она вскинула голову под пристальным взглядом пилота, моля небеса, чтобы щеки, чего доброго, не покраснели.

– Замуж? – переспросил пилот. Дороти уже привыкла к тому, что мужчины пожирают ее вожделенными взглядами, смотрят на нее как на вещь, а вовсе не как на личность со своими мыслями и убеждениями. Но пилот повел себя иначе. Он только озадаченно покосился на ее свадебный наряд, изорванный и перепачканный после беготни по лесу. – Сегодня?

Как же это странно – проникнуться к мужчине симпатией лишь потому, что он на тебя не смотрит! Но Дороти тут же прониклась.

– Точнее, я собиралась выйти замуж, но теперь этому не бывать! – затараторила она. – Я уезжаю отсюда. Как видите. Станция как раз неподалеку.

Пилот недоуменно свел брови.

– Ну ладно. Удачи, – сказал он и едва заметно кивнул. Этот кивок почему-то напомнил Дороти вычурные джентльменские поклоны и приветствия. Будь пилот из того же теста, что Эйвери, ей бы полагалось захихикать и соблазнительно захлопать ресницами, но он был совсем на него не похож, поэтому Дороти просто нервно сжала руки в кулаки и спрятала их в рукавах.

Как вообще разговаривать с мужчиной, если у тебя нет цели его соблазнить? Она вдруг поняла, что совершенно не представляет, как это делается.

Пилот вновь склонился к своей посудине, пробормотав вполголоса еще одно грязное ругательство.

Дороти молча наблюдала за его работой, а потом вдруг спросила:

– Это ваше?

– Ага, – отозвался он, поправляя какую-то деталь механизма. Пальцы он все перепачкал машинным маслом. Было не совсем понятно, что именно он делает, но… получалось у него удивительно ловко. И эта ловкость впечатляла! Особенно в сравнении с талантами Эйвери, который и коктейля сам приготовить не мог, ничего на себя не пролив. Удивительно, что ему доверили резать людей.

– Впервые в жизни вижу аэроплан! – призналась Дороти и заглянула пилоту через плечо. – А он летает?

– Само собой, – ответил пилот и устало провел рукой по лицу. – Послушайте, мисс, не хочу показаться грубияном, но эта штука сама себя не починит. А вы, кажется, куда-то торопились.

Дороти чувствовала, что мешает ему, но никак не могла заставить себя уйти. Она слышала немало историй о том, как мужчины отправляются на Аляску за золотом, и гадала, уж не оттуда ли прилетел незнакомец и не пытался ли он пересечь на своей посудине Тихий океан.

Но стоило ей об этом подумать, как в воздухе разлился колокольный звон, знаменующий начало службы в церкви неподалеку. По спине девушки пробежал холодок.

Она прикусила губу и посмотрела на лес, простиравшийся позади пилота. Станция была прямо за деревьями, совсем близко. А там можно было бы стащить у кого-нибудь бумажник, купить билет и отправиться…

Кстати, куда? В очередной захолустный и пыльный городок? Еще утром эта мысль вдохновляла Дороти, но теперь она не могла поверить, что когда-то всерьез мечтала об этом. Она ведь всю жизнь провела в таких городках и всегда думала, что и умрет в одном из них. Но стоило ей увидеть аэроплан, как в ней пробудились совсем другие чаяния!

Колокольный звон резко затих. В воздухе повисла тишина, и Дороти привычным движением изогнула губы в улыбке.

– Я очень надеюсь на вашу помощь, – сказала она, склонив голову. – Понимаете, я заблудилась!

– Вы меня простите, мисс, но, по-моему, именно этого вы и хотели, – заметил пилот, и уши у него порозовели. – Извините, – пробормотал он, качнув головой. – Не хотел вас обидеть.

Дороти с трудом скрыла усмешку. Розовые уши очень ее умилили. Они совершенно не сочетались с его плечистой фигурой и проворными, решительными движениями. Ее так и подмывало раздразнить его, чтобы он покраснел еще сильнее.

Дороти вновь уставилась на пилота, и их взгляды вдруг встретились. Он озадаченно нахмурился.

«Сосредоточься!» – велела она себе. Пускай эти уши хоть тысячу раз милые – сейчас нет времени на насмешки. Нужно бежать отсюда, и скорее.

– Наверное, ужасно страшно лететь по небу в одиночку! – заметила она, сделав вид, что вся дрожит, чтобы показаться слабой и беззащитной. – Я бы на вашем месте подумала о попутчике!

– Попутчике? – переспросил пилот и потер переносицу, оставив на коже грязное пятнышко. – А зачем мне попутчик?

– А разве вам не бывает одиноко? – поинтересовалась Дороти низким, слегка хрипловатым голосом. На месте пилота все мужчины до единого тут же поняли бы, что она флиртует, но он лишь нахмурился.

– Одиноко? В небе?

– Ну… или где вы там бываете?

Пилот задумчиво свел брови, точно мысль об одиночестве только теперь закралась ему в голову.

– Да нет, пожалуй, не бывает.

– Ясно, – отозвалась Дороти. Губы у нее дрогнули. Все явно шло совсем не так, как она задумала. Она заглянула в окно кабины пилота. На полу валялись какие-то разноцветные бумажки, а на пассажирском сиденье лежала половинка сэндвича. Бардак. Но места для двоих точно хватит. – А как быстро летает эта штука?

– Что?.. Не трожь… пожалуйста, ничего не трогайте! – воскликнул пилот и попытался встать между судном и Дороти, но она ловко обошла его, успев даже скользнуть рукой в карман его куртки. Она и сама не знала, чего ищет – кошелек ли или какую-нибудь вещь на продажу, – но пальцы наткнулись на загадочный предмет, похожий на карманные часы. Подхватив находку двумя пальцами, она спрятала ее в рукаве. А потом кинулась к передней части аэроплана и дернула за ручку двери. Закрыто!

Пилот, казалось, совсем утратил самообладание. Он в два шага преодолел пространство между ними, и Дороти испуганно вжалась в горячую металлическую стенку.

– Попросил бы вас держаться подальше от моего корабля, мисс, – хрипло процедил пилот. Он стоял так близко, что Дороти чувствовала сухой дымный запах его кожи. Он казался разъяренным великаном, чудовищем из детской сказки. Лишь в золотистых глазах читались спокойствие и мягкость.

Стоило Дороти заглянуть в эти глаза – и они показались ей удивительно знакомыми. Сейчас они смотрели устало и печально, но она без труда могла вообразить, как в них пляшут радостные огоньки, точно и впрямь уже видела это когда-то.

Пилот вдруг отвел от нее взгляд и тряхнул головой.

– Чего вы хотите?

Во рту у девушки пересохло. Ей хотелось улететь как можно дальше. Хотелось, чтобы он забрал ее туда, где она еще никогда не была. Внутри пробудилось странное, мучительное чувство.

В голове пронеслось: «Большего. Я хочу большего».

И несмотря на то что Дороти в совершенстве владела искусством обмана, она вдруг сказала правду:

– Увезите меня отсюда. Пожалуйста. Я не могу больше здесь оставаться.

Пилот наградил ее пристальным, внимательным взглядом. Челюсть у него заметно напряглась, и Дороти вдруг ощутила странную смесь триумфа и разочарования. Этот взгляд она знала прекрасно. Десятки мужчин смотрели на нее именно так, прежде чем уступить и исполнить все ее прихоти.

Она поймала его на крючок. И это было по-своему печально. Он ведь сперва показался ей таким необычным, таким непохожим на других. А теперь выясняется, что он ни капельки не лучше.

Но пилот вдруг сказал:

– Нет.

И Дороти поняла, как сильно она ошиблась.

Он повернулся к аэроплану и распахнул переднюю дверь. Дороти среагировала не сразу – слишком уж увлекли ее попытки вспомнить, когда мужчины последний раз ей отказывали.

И все же она успела схватиться за край двери, прежде чем пилот как следует ее захлопнул.

– Но почему? – спросила она с таким отчаянием в голосе, что и сама невольно скривилась. – Много места я не займу! И донимать вас не буду!

Пилот вздохнул.

– Поверьте, пункт назначения вам совсем не понравится.

– Да откуда вы знаете?!

– Такое не понравится никому, – сказал пилот и снова с силой потянул дверь. Дороти схватилась за нее обеими руками, стараясь ему помешать.

– Как знать, может, я вас удивлю! – воскликнула она.

Пилот вдруг перестал тянуть дверь и пригвоздил Дороти к месту невеселым взглядом.

– Послушайте, там, куда я держу путь, существуют огромные подводные города, а еще преступные банды, которые похищают старушек, идущих на рынок. И девушка, питающаяся человеческим мясом.

Дороти разинула рот, но быстро его закрыла. В глазах пилота заплясали победные огоньки. Она вдруг поняла, что он хотел ее напугать и, видимо, решил, что это ему удалось.

Вот только Дороти почувствовала вовсе не страх. А трепет. Казалось, пилот описывает вовсе не настоящее место, а сказочный край!

– У вас на родине живут каннибалы?

– Всего один, – уточнил пилот и захлопнул дверь, пользуясь замешательством девушки. Дороти ругнулась и схватилась было за ручку, но едва слышный щелчок сообщил о том, что замок заперт изнутри. Пилот поднес два пальца к виску, насмешливо ей салютуя.

– Счастли́во! – одними губами сказал он.

В уши Дороти ударил громкий рев, а поляну застлал горячий дым. Девушка закашлялась. Ну вот и все. Теперь ее точно кто-нибудь да отыщет и притащит в церковь, к матери и Эйвери. И не важно, что ее наряд безнадежно испорчен, а ноги в грязи. Ее поведут к алтарю, а мать ни на шаг от нее не отступит, пока она не скажет доктору свое «Согласна».

Пошатываясь, она отошла от аэроплана. Перед глазами вставали картины супружества с доктором. Скучные обеды, одинокие вечера, занудные дамы, с которыми и поговорить-то не о чем, кроме как о благотворительных мероприятиях и планах на осень. А рядом, конечно же, всегда сидит мать и украдкой щиплет ее за руку, чтобы она не забыла посмеяться в нужный момент.

Ей было душно, а узкий корсет лишь усугублял дело. Дороти скользнула пальцами по шее и опустила кружевной воротник. Дышать было совершенно нечем.

А ведь до этого она ни разу не представляла всерьез семейной жизни с Эйвери. Ей казалось, что она без труда сбежит со свадьбы – уж как-нибудь да изловчится. Но вот уже во второй раз звонят колокола, а аэроплан вот-вот взмоет в небо, и…

И тут Дороти задумчиво нахмурилась. Минуточку. Это что же…

Да, действительно, в задней части аэроплана была еще одна дверь.

Дороти покосилась на ветровое стекло, чтобы удостовериться, что пилот ее не замечает. Он склонился над морем каких-то кнопок и переключателей, нахмурившись. На лбу у него проступили тонкие морщинки. Дороти обошла аэроплан и на всякий случай дернула дверь за ручку.

Закрыто. Само собой.

Девушка вскинула руку и вытянула из волос еще одну шпильку.

4. Эш

7 июня, 1913 год, Пьюджетский анил

Эш провел рукой по волосам и удивленно посмотрел на влажные пальцы, с трудом сдерживая хохот.

Это что, пот? И чего он так распереживался? Уж не из-за девчонки ли?

«Нет, это вина», – твердил он себе. Он и впрямь чувствовал себя виноватым, но вовсе не за то, что отказался подвезти незнакомку – такая, как она, и дня не протянет там, куда он держал путь, – нет, ему было совестно, что он запугал ее историями о Квинн Фокс. Эта безжалостная убийца из Черного Цирка, по слухам, питалась человеческим мясом и могла без труда одолеть даже взрослого мужчину. И Эш хорошо понимал, что чем меньше о ней судачат, тем лучше. В его время, например, кругом было только и разговоров что о ней. Рассказывать о ней людям из другой эпохи было совершенно неправильно.

Усилием воли он отогнал мысли о Квинн, и в памяти вновь возникла девушка из леса. Ему вспомнилось, как она, склонив голову, спросила: «А разве вам не бывает одиноко?» – и уши вновь точно огнем обожгло.

– Что за чушь… – прошептал он и мысленно возблагодарил небеса за то, что Зора не застала этого диалога.

Он живо представил, как его верная подруга снисходительным тоном, каким она говорила с ним одним, интересуется: «Неужто ты себе невесту нашел, а?» – а потом шумно изображает звуки поцелуев.

Флиртовать было не в его правилах – возможно, поэтому это у него так плохо получалось. Как это делается, он хорошо знал – недаром ведь он жил с тремя довольно симпатичными ребятами, – но вкус к этому напрочь утратил, как утрачивает вкус к стейку человек, подавившийся куском мяса и едва не задохнувшийся. Как-никак трудно наслаждаться тем, что может тебя убить.

«Черная вода… – пронеслось в голове. – Мертвые деревья…»

Чтобы отвлечься от девчонки, видений и капельки пота, которая сбегала по шее, он перепроверил шкалу мощности. После аварии показатель ЭВ упал до сорока пяти процентов, а это… мягко говоря, совсем не радовало. Убийственной эта миссия, может, и не станет, но покалечится он наверняка.

Он держал путь в 1908 год, чтобы своими глазами понаблюдать, как у ювелирного магазина устанавливают старинные часы. В них ничего особенного не было, но Профессор как-то раз упомянул о них, когда рассказывал о давней традиции установки на людных улицах таких вот часов. А большего Эшу и не требовалось. Он уже почти год искал Профессора повсюду и побывал, наверное, везде, где его можно было бы встретить, и уже начал отчаиваться.

Увы, из-за аварии он промахнулся на несколько лет. Уровень ЭВ был чересчур переменчивым для новой вылазки, и потому оставалось только одно: вернуться в мастерскую и надеяться, что к утру ситуация стабилизируется и он наконец посмотрит на те самые часы у ювелирного магазина.

Правда, тогда он потеряет еще один день из своего и без того стремительно пустеющего арсенала.

Эш напряг плечи, а потом медленно их опустил, представляя, как расслабляется каждая мышца. Кожаная куртка сперва вздыбилась, а потом снова расправилась по фигуре, как влитая. Этому трюку, помогавшему ощутимо сбросить напряжение, он научился в первую же неделю пребывания в летной академии, еще в те времена, когда другие студенты посмеивались над ним за то, что он «ведет себя с самолетом так, точно боится, что тот его укусит». Эш сжал кулаки, а потом по очереди расслабил каждый палец, готовясь к очередному непредсказуемому полету.

– Сегодня ты не умрешь, – сказал он вслух, и эти слова его успокоили, пускай и совсем чуть-чуть. В том, что он знал время и обстоятельства собственной смерти, был всего один плюс: сегодня можно было творить что вздумается, понимая, что уж чем-чем, а смертью это не закончится. Конечно, сомнительное преимущество, но все же лучше, чем ничего.

Эш повернул рычаг скорости до 2000 оборотов. «Вторая звезда» дернулась… двигатель взревел. Эш затаил дыхание, опасаясь, как бы корабль не взорвался.

Но через пару мгновений на смену реву пришел мерный шум, и «Звезда» взмыла в воздух.

Голубоватая арка Пьюджетского анила изгибалась над морем, точно огромный полупрозрачный пузырь. Со стороны казалось, что отсветы на волнах – это солнечные блики, а то и вовсе обман зрения. И только вблизи становилось видно, что под аркой скрывался туннель.

«Вернее, нет, – подумалось Эшу, – не туннель даже». А бездна. Пустота. Стоило только взглянуть на анил, и голова тотчас начинала кружиться от попыток понять это непостижимое явление. Порой анил походил на огромный водоворот тумана и дыма. Порой – на большой ледник. А порой выглядел как трещина во времени – собственно, именно это он из себя и представлял.

Эш взял курс на анил. Кабина затряслась. Недоеденный сэндвич подскочил на пассажирском сиденье и упал на пол, запачкав его луком и майонезом. Конфетные обертки закружили вокруг Эша, подхваченные незримым ветром. В ветровое стекло ударили мощные водные струи, а потом превратились в густой туман.

А через мгновение «Вторая звезда», перейдя на скорость света, устремилась в будущее.

Еще до того, как стать путешественником во времени, Эшу довелось испытать, каково это – попасть одновременно и в торнадо, и в ураган, сопряженные с градом и дождем. Это случилось в 1945 году, в горячей точке, во время его первой военной миссии на истребителе «F6F Хеллкэт». Облака в тот день были густыми, как каша. Он свернул не в ту сторону, и небо внезапно наполнилось снарядами. Добрых двадцать минут он в ужасе лавировал в облаках, прячась от вражеского огня и так сильно вцепившись в штурвал, что уже начал побаиваться, что никогда не сможет его отпустить. Казалось, целая вечность прошла, прежде чем он укрылся в безопасности.

Так вот, проникать в анил оказалось в сотни раз сложнее.

Изогнутые края туннеля то и дело полыхали молниями, а за тонкими стенами корабля пронзительно выл ветер. Эш вцепился в штурвал, удерживая его. На заре его карьеры инструктора все как один предупреждали его, что при ветре скоростью больше сорока семи узлов летать нельзя. В аниле же скорость ветра нередко превышала сотню узлов, вот только ЭВ, как правило, создавало вокруг корабля своего рода защитный пузырь, который спасал пассажиров от смертельно опасного буйства непогоды.

Стрелка на датчике ЭВ вновь задрожала.

– Держись, Звездочка, – прошептал Эш. Отпускать штурвал он боялся. Где-то позади гремел гром, а по защитному пузырю со всей силы барабанили крупные градины. У самого ветрового стекла – куда ближе, чем если бы ЭВ работало в полную силу, – полыхнула молния. Эш подвел свое судно к туманной мрачной стене туннеля. Видимость тут была похуже, но и ветра дули не так сильно.

К нему снова вернулись «превспоминания». Как и всегда, застав Эша врасплох.

Шлюпка с веслами посреди черной воды… Призрачные деревья белеют во мраке… Девушка с капюшоном на голове… Ветер играет с белыми волосами… Поцелуй… Нож…

Ресницы у Эша задрожали, но он усилием воли заставил себя открыть глаза и судорожно вздохнул. Ему отчетливо превспомнился холод стали под ребрами, вспышка неведомой доселе боли. На лбу выступил пот. Эш схватился за рану, вот только ее там не было – а была только теплая невредимая кожа. Ни крови, ничего. Ведь никакого нападения не произошло.

Пока.

Эш согнулся пополам. Внутри у него все сжалось. Боль отступила, но превспоминания остались где-то на задворках сознания и то и дело стали снова появляться перед его мысленным взором. Лодка, раскачивающаяся на волнах, девушка с белыми волосами, поцелуй, его гибель. Исход всегда один и тот же. Неизменно жуткий.

Профессор лучше всего объяснял природу превспоминаний.

«В аниле сосуществуют все эпохи, – рассказывал он в своей неспешной манере. – И из-за этого слабенький человеческий мозг начинает путаться и порождать воспоминания о том, чего еще не было. Следовательно, в памяти человека проносятся события, которым еще только предстоит случиться спустя несколько дней – самое большее через год, причем они столь же точны и детальны, как, скажем, воспоминания о том, что вы съели за завтраком».

«Самое большее через год». А ведь Эш вот уже одиннадцать месяцев превспоминает девушку с белыми волосами и ее нож, и в последние недели видение стало еще отчетливее и навязчивее. Если верить Профессору, это могло означать, что все случится уже очень скоро. А значит, Эшу осталось жить месяц от силы.

Он нахмурился и постарался сосредоточиться на происходящем за окном. Град сменился ливнем, ветер слегка поутих, и Эш вернул «Вторую звезду» в центр туннеля. У эпох, как и у всего остального, есть свои границы и отметины, и Эш, увидев впереди мощный вихрь, знаменующий собой 2077 год, мигом его узнал. Пора было на выход.

Он крепче схватился за штурвал и направил судно к белесой туманной завесе, которая была чуть посветлее, чем дымные стены вокруг. Похожие чувства испытывает водитель автомобиля, когда едет по затуманенной дороге. Эш так и не смог найти нужные час и минуту, но в месяцах и днях сориентировался на ура – впрочем, как и всегда.

Во мраке вновь вспыхнула молния, а воздух вокруг Эша начал сгущаться и стремительно влажнеть, пока «Вторая звезда» окончательно не ушла под воду.

Дом. Наконец-то. Эш потер глаза и заметил, как сильно трясутся руки, но ни капельки не удивился. В этот раз превспоминания оказались особенно беспощадны. Фантомная боль от удара ножом – это напоминание о грядущем конце – и не думала стихать.

Эш уже с десяток раз видел собственную смерть, а то и больше. Ему пора было с ней свыкнуться.

– Соберись, солдат, – негромко велел он себе. И хотя он оставил военную службу вот уже два года назад, эти слова сами собой сорвались с языка – произнести их Эшу оказалось куда легче, чем собственное имя.

Он включил фары, и два мощных луча света прорезали темную толщу воды. А потом направил нос судна вверх, и «Вторая звезда» с шумом вынырнула на поверхность. Эш оглянулся, окинув взглядом водную гладь и скользящие по ней тени.

Воды были безмятежны. Но это вовсе не значило, что он тут один.

14 октября, 2077 год, Новый Сиэтл

Мастерская Профессора представляла собой наполовину гараж, наполовину лодочный сарай. Причудливая постройка торчала прямо из воды, обшитая кусочками жести и пластика и покрытая крышей из старых шин и обрезков фанеры. Но окна были настоящие, стеклянные, а еще была дверь дистанционного управления – роскошь, которую Эш и Зора (единственная дочь Профессора) решили себе позволить, ее установка обошлась им в кругленькую сумму. Эш нажал на кнопку, и дверь отъехала в сторону, взбаламутив воду вокруг. Внутри хватило бы места для двух, а то и для трех кораблей вроде «Второй звезды», но там было пусто, если не считать моторной лодки. Эш припарковался с ней рядом, нажал на кнопку – и дверь позади захлопнулась.

Фары машины времени осветили завешанные крюками стены, на которых темнели грязные инструменты, запчасти и десятки – а то и сотни! – чертежей, схем, карт мира разных эпох. Впрочем, понять, что изображено на картах, было невозможно. От влажности бумага размякла, а чернила потекли, но Эш все равно решил их не снимать. В некоторых из мест, изображенных на картах, он бывал: например, в фойе отеля «Фейрмонт», куда он направился в 1969 году, чтобы полюбоваться высадкой на Луну, на стадионе, где в 1908 году проходил мировой чемпионат по бейсболу, на котором победу одержали «Чикаго Кабс», на лужайке у Белого дома в день инаугурации первого президента-женщины в 2021 году. Зора говорила, что на эти карты без слез не взглянешь, но Эш любил вспоминать те путешествия.

Эш принялся перепроверять приборы, приводить выключатели и рычаги в исходное положение, пока «Звезда» возвращалась в равновесие, легонько покачиваясь на волнах, а ее двигатель затихал. Наконец на панели зажегся зеленый огонек – сигнал к тому, что можно без опаски выходить наружу. Эш отстегнул ремень и распахнул дверь. Виски тут же заломило.

– Ну, привет, – раздалось из темного угла, до которого не доставал свет фар «Второй звезды». Рука у Эша тут же дернулась и метнулась к карману, ища револьвер «Смит-Вессон» – табельное оружие, которое он носил при себе в годы военной службы, но которого у него давно уже не было. Вскоре его глаза привыкли к темноте, и он разглядел в углу необычайно высокую девушку, которая сидела на пластмассовом стуле, скрестив длинные ноги, и протирала деталь двигателя тряпкой.

Эш с облегчением выдохнул и выбрался из кабины, оставив дверь открытой.

– Что ты тут делаешь, Зора? – осведомился он.

– Да вот, хотела узнать, вернешься ли ты живым, – невыразительным голосом поведала она, точно его возвращение ее разочаровало.

– Ну, вот он я. Не убитый, но убийственно красивый, – пошутил Эш, стараясь выдавить из себя улыбку. И пускай у него было предостаточно свидетельств обратному, он предпочитал думать, что эта самая улыбка способна очаровать собеседника. Но Зора даже не подняла глаз от детали.

Улыбка пропала с лица Эша.

– Ты что, злишься? – спросил он.

Зора сплюнула на тряпицу и стала усерднее протирать запчасть. Она никогда не повышала голоса. В этом и не было необходимости. За последние два года ее молчание только усугубилось, и если раньше оно вызывало у Эша разве что раздражение, то теперь по-настоящему его мучило. Оно заполняло собой все пространство, отнимало все силы. Казалось Эшу эдаким огромным свирепым хищником, притаившимся в углу комнаты, на которого и взглянуть-то страшно, как и страшно признать его существование.

– Ну же! Скажи, в чем дело! – потребовал Эш.

Зора положила деталь на колени, выпрямилась и наконец заглянула Эшу в глаза.

– Мои слова для тебя пустой звук.

– Неправда!

– А я ведь просила тебя: «Эш, пожалуйста, не летай больше на этой развалюхе!»

– Имею право! Она же моя!

– А еще предупреждала, что вообще перестану с тобой разговаривать, если ты продолжишь рисковать жизнью и летать на этой штуковине!

– Но ведь разговариваешь-таки!

– А если ты тоже умрешь, клянусь, я… – начала было Зора, но осеклась. Немного помолчав, она вдруг схватила запчасть и со всей силы швырнула ее. Не то чтобы прицельно в Эша, но в его сторону.

Деталь прочертила в воздухе дугу и с негромким всплеском нырнула в воду, оставив на ней маслянистые разводы.

Эш хотел было еще раз напомнить, что это, черт побери, его корабль и он имеет полное право умереть на нем, если ему так хочется, но одно слово Зоры остановило его.

«Тоже». «Если ты тоже умрешь».

Он стиснул зубы. Зора шепотом ругнулась и закрыла лицо руками.

Она всегда старалась казаться невозмутимой. Будь ее воля, она бы жила и действовала в точности как безупречно отлаженный двигатель, которые она так любила разбирать и собирать заново. По этой причине они никогда не разговаривали о том, почему она против путешествий Эша в прошлое. А дело было в том, что она и так уже пережила слишком много потерь.

Зора встала, подошла ко «Второй звезде», подняла капот и склонилась над двигателем.

– Опять ты его затопил!

Эш уже довольно давно знал Зору и потому безошибочно понял, что на самом деле означают эти слова: «Хорошо, давай обсудим твои чувства, будь они неладны, но только чур за ремонтом».

Ремонтник из Эша был неважный, но помощник – просто отличный. Он снял со стены гаечный ключ и устроился под капотом рядом с Зорой.

– Слушай, я тут ни при чем. Рычаг без конца заклинивает.

– А ты бы не дергал его так – глядишь, и не заклинивало бы.

Зора выхватила у него из рук гаечный ключ и начала молча возиться с двигателем. Эш наблюдал за ее работой из-за плеча, рассеянно касаясь того места под ребрами, куда его ударили ножом в том страшном видении. Боль прошла, но он был растревожен этим превспомненным ранением.

– Так значит, вот куда она тебя ударила? – уточнила Зора, повернув ключ влево.

Эш кивнул. Когда-то он описал Зоре свое видение в подробностях, начиная с девушки с белыми волосами и лодки на воде и заканчивая самим ударом, но подруга тоже не смогла придумать, как ему избежать этой участи.

– Ну да, примерно вот сюда, – сказал Эш, похлопав себя по боку.

– Неужели ты настолько плохо целуешься?

– А проверить не хочешь?

– Очень смешно, – без тени улыбки ответила Зора и подняла на него взгляд. – Что-нибудь новенькое в видениях появилось?

Эш разинул было рот, но снова его закрыл. Нет, это видение ничем не отличалось от предыдущих, но кое о чем он умолчал. А именно – о чувствах. О том, какую радость он ощутил, когда впервые увидел девушку с белыми волосами. О том, как тосковал по ней. О том, что, когда она замахнулась на него ножом, он не просто испугался. Нет. Для него тогда точно солнце погасло. Все внутри оборвалось.

И это чувство мучило его куда сильнее ножевой раны. Дело было не только в поцелуе. А в том, что ему суждено влюбиться в светловолосую девушку. В девушку, которая однажды его предаст. ...