Сергей Ильич Курган Песок вечности

© Курган С.И., 2020

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2020

© «Центрполиграф», 2020

Глава 1 Ставки сделаны

– Почему они все время бьют в эту чертову гору? – с раздражением произнес Макс, после того как в Ле-Пог ударило сразу три молнии.

Аня усмехнулась – про себя, чтобы не задевать Макса, который и так был сильно напряжен. И ворчлив гораздо более обычного. Впрочем, и ситуация-то была куда как необычна, мягко говоря. Но с поручениями Сержа всегда так. И потом, разве она не сама этого хотела? Хотела, конечно, но… Хотеть – это одно, а на деле, если хорошо подумать, то это же сумасшедший риск, прямо безумие какое-то. Хотя теперь уж поздно об этом…

«Ставки сделаны, господа. Ставок больше нет», – вспомнила она дежурную фразу крупье, которую слышала в Монте-Карло. Она все-таки побывала в знаменитом казино, как и мечтала. Монте-Карло… Кажется, это было сто лет назад. И вот теперь она здесь. Может быть, хорошо, когда не все мечты сбываются? На этот раз, похоже, перебор с адреналином. Аня тихонько вздохнула. Кстати, в самом деле, почему молнии бьют в Монсегюр просто пучками?

– Чертова гора? – переспросила она. – Вроде бы должна быть, скорее, святой. Или нет?

– Ну да, – согласился Макс, – эти катары от черта-то как раз и бегут, думают только о спасении души своей драгоценной. В голове у них – мысли о вечной жизни.

Аня молча слушала.

– Я понимаю теперь, почему они все тут, в Средневековье, так озабочены «жизнью будущей», – добавил Макс.

– Почему же? – спросила Аня рассеянно, думая о своем.

– Потому что та жизнь, которой они здесь живут, – это не жизнь.

Аня посмотрела на Макса, едва различая его лицо. Они сидели без света, чтобы не привлекать внимания кого бы то ни было: ни катаров, ни добрых католиков, ни, боже сохрани, рыцарей, обложивших замок и после одиннадцатимесячной осады готовящихся, наконец, к штурму. Штурму, только подумать! При виде Монсегюра, вознесшего свои стены на вершине высокой и крутой, с почти что отвесными склонами, горы Ле-Пог, сама мысль о штурме казалась абсурдной.

– Неудивительно, – продолжал разглагольствовать Макс, – что они все время думают о смерти. Они просто сжились с ней, воспринимают как старую знакомую. Они уже почти что и не боятся ее, ведь она тут на каждом шагу. Ясно теперь, откуда все эти изображения черепов, скелетов. Смерть все время где-то рядом. А уж о катарах нечего и говорить!

Аня молча кивнула. Разговаривать не слишком хотелось, тем более что вставить свою реплику в поток рассуждений Макса было не так-то просто. Макс был верен себе. Впрочем, его это, наверное, успокаивало. А спокойствие сейчас необходимо, хотя… Какое уж тут спокойствие! Жар возбуждения буквально бушевал в жилах. Да, она склонна к опасным авантюрам, но не зашла ли она на этот раз слишком далеко? Хотя ведь это все не ради развлечения.

Время тянулось томительно медленно – приходилось ждать. Серж настаивал на том, что непременно нужно дождаться темноты.

– Имейте в виду, – говорил он, – что темнота будет действительно полной. Тем, кто живет в XXI веке, это непривычно, сейчас всегда где-нибудь что-нибудь да светится.

– Даже в лесу? – спросил иронически Макс. Нашел с кем иронизировать!

– Даже в лесу, – ответил Серж совершенно серьезно. – Где-то ведь все равно есть города, и они подсвечивают небо. Небо светлее, гораздо светлее, чем в те времена. Общий световой фон заметно ярче. Вы даже не представляете себе, как темно было тогда.

От этого «тогда» Аня вздрогнула. Для них с Максом – это теперь. В год 1244-й от Рождества Христова.

Она оттянула рукав и взглянула на черный браслет на левом запястье. Это – единственное, что соединяло с их родным временем.

– Ты же знаешь, – нехотя начала она, – что катары считали окружающий мир царством зла и страдания, вырваться из которого, то есть умереть, значило спастись. Освободить душу от телесных оков и обрести блаженство. Слиться с Богом. Они это называли «благой кончиной».

– Ну конечно, – ворчливо согласился Макс, – якобы Бог не мог создать этот мир, потому что этот мир – ад, а Он – Бог любви, и потому никак не мог сотворить подобное. И тело – это тоже творение преисподней, потому что это – тюрьма для души, которую Он создал. Мол, все телесные отправления – это от сатаны, а душа – она чистая, не писает, не какает. Такая, ты ж понимаешь, брезгливость! Далась им эта чистота.

Макс, как всегда, наводил критику. Но Аня понимала, что он прав. Катары были, красиво выражаясь, дуалистами: у них получалось, что Бог и дьявол равнозначны, что они обладают одинаковым могуществом. Якобы только душа и жизнь вечная от Бога, а тело и реальный мир – от дьявола. Но ведь это чушь! Все в этом мире – от Бога. Она вспомнила разговор с Сержем.

– Они, дескать, жили в Аду, – говорил он, крутя в руках золотую зажигалку.

Аня еще удивилась: зачем она ему? Ведь он не курит!

– Какая глупость! Много они понимали… – продолжал он с усмешкой. – Что они знали об аде? «Царство Люцифера»! Оставили бы уж Люцифера в покое. Нечего ему чужие дела приписывать! Люциферу плагиат ни к чему, у него и так хватает забот – уж можете мне поверить!

Аня саркастически улыбнулась при этом воспоминании: Сержу ли не верить?

– Что да, то да, – ответила она на тираду Макса, – они были озабочены совсем не тем, чем люди XXI века.

– Дурь какая-то! – продолжал кипятиться Макс. – Бог дал вам жизнь – живите! Нормальный человек со всем этим не заморачивается.

– Ну, нам-то сейчас есть чем заморачиваться, – возразила Аня. – Уже стемнело. Думаю, пора трогаться.

– Да, – согласился Макс, вглядываясь в то, что казалось полной темнотой. – И как только они что-то тут видели? Темно, как…

Он не договорил. Вздохнув, надел инфракрасные очки и проверил футляр-кобуру с их едва ли не единственным оружием – специальным пистолетом, стреляющим ампулами быстродействующего транквилизатора. Количество ампул, впрочем, было ограниченно. Кроме этого, у каждого из них имелся электрошокер. По словам Сержа, в случае столкновения с рыцарями от него было бы мало проку, но огнестрельное оружие брать было нельзя.

Макс выглянул в окно: на фоне неба, чуть более темный, чем окружающий ландшафт, был едва различим Ле-Пог со стоящим на нем замком. Макс протянул руку во тьму – дождь, похоже, прекратился. Хоть это хорошо.

– А они ничего и не видели, – сказала Аня. – Помнишь, Серж говорил, что в безлунные, беззвездные ночи приходилось надеяться на другие чувства и что у нас такой привычки нет. У нас и слух, и обоняние находятся в угнетенном состоянии, особенно слух, потому что мы живем в очень шумном мире.

– Ага, – хохотнул Макс, – как он там сказал? «Постоянно с этими дурацкими наушниками в ушах, словно они в них рождаются на свет».

– Да, – отозвалась Аня. – Это он от раздражения. Но он сказал тогда и кое-что поважнее.

– Что «люди разучились слушать тишину»?

– Да, именно. И в нашем положении это опасно.

– Действительно, здесь так тихо…

– Эти инфракрасные очки не могут дать картинку, на сто процентов соответствующую нормальному световому видению днем, – заметила Аня. – К тому же к ним еще надо привыкнуть. Так что нам с тобой придется быть очень внимательными, если мы хотим вернуться, и любой шорох может иметь для нас значение.

– Прежде чем вернуться, нужно остаться в живых, – заметил Макс ворчливо, – желательно прихватив то, за чем мы сюда явились.

– Правильно, – решительно произнесла Аня, – а поэтому заткнулись и пошли!

Они вылезли в окно и отправились к Монсегюру. Ландшафт в призрачном зеленом свете прибора ночного видения выглядел странно. Казалось, это происходит не на Земле. Они шли настолько быстро, насколько это было возможно, не производя шума. Разумеется, в обычной обуви это едва ли было бы реально. Поэтому на ногах у них были спелеологические ботинки. Макс, как обычно, пошутил по этому поводу:

– Сегодня ночью мы как раз собираемся малость заняться спелеологией. Полевая практика, так сказать.

Это оказалось в точку – именно пещера была их целью. Точнее, грот Ломбрив. А еще точнее, то, что в нем находилось. Аня вспомнила инструкции, которые им давал Серж.

– Ле-Пог изрыт пещерами, как швейцарский сыр, – говорил он. – Это дар природы. Усилия людей добавили к этому потайные ходы. Часть из них служит для сообщения между различными частями замка, часть соединяет пещеры. А есть и такие, которые ведут за пределы Монсегюра.

Серж развернул большую и, как поняла Аня, очень подробную схему пещер и ходов.

– Ой, мамочки! – вырвалось у нее. – Кто же это все составил?

– В основном это «раскопал» Отто Ран, летом 1929 года, но об этом – потом.

– Здесь попробуй не запутаться! – заметил Макс, глядя на схему, напоминавшую сложный лабиринт. – Чтобы все это изучить, потребуются месяцы.

– Месяцев у нас нет, – сухо произнес Серж, – и вы это знаете.

– Да, мы знаем, – смутился Макс.

– Но, по счастью, – продолжил Серж, – изучать все вам незачем. Вам нужно, главным образом, запомнить свой маршрут, который я сейчас покажу и объясню, что и как. Его, так же как и по крайней мере два запасных, надо заучить наизусть, так как брать схему с собой, конечно, нельзя.

И Серж красным карандашом прочертил предстоящий им путь.

Сейчас они направлялись к начальной точке этого маршрута, пролегавшего через недра горы, к тщательно замаскированному входу в один из подземных коридоров. Говорить было нельзя, и они шли молча, старательно «слушая тишину». Однако ничто ее не нарушало. Замок приближался. Слава богу, как и предполагал Серж, здесь, похоже, рыцарей действительно нет.

– Я постарался проложить для вас наиболее безопасный маршрут, – объяснял Серж.

Они сидели за деревянным столом, который стоял перед укромно расположившимся в виду Монсегюра одноэтажным домиком, окруженным небольшим садом.

– С этого направления замок, насколько я понимаю, не штурмовался, – продолжил Серж, – поскольку склон Ле-Пога тут, как видите, совершенно отвесный, и к тому же почти совсем гладкий, и не за что даже веревку зацепить. Так что без специального снаряжения тут подняться наверх невозможно.

– Хорошо, что среди них не было альпинистов, – со смешком заметил Макс.

– Я так думаю, – улыбнулась Аня, – что тогда было как-то не до альпинизма. Забот – выше крыши, какие уж тут хобби!

– Как вы сказали? – сразу же заинтересовался Серж. – «Выше крыши»? Любопытно.

Вот и еще одна пословица в его копилку. То есть, наверное, поговорка. Черт их разберет.

– Вы правы, Аня, – продолжил он, – было не до хобби. Однако скалолазание было, а как же! Но, конечно, не по таким стенкам. К тому же рыцарский доспех весил до пятидесяти килограммов.

– Ничего себе! – поразился Макс.

– Да, представьте. Тут и в седле-то усидеть мало кто сможет. Многие, упав в таком доспехе с лошади, не в состоянии были самостоятельно подняться. А уж лазить…

– Но ведь лазили?

– Лазили, куда денешься…

– А спуститься тут можно? – спросил Макс.

– Замечательный вопрос! – ответил Серж. – То-то и оно, что можно. И есть сведения, что четверо катаров якобы это и сделали – незадолго до начала штурма спустились по стене именно здесь.

– Сбежали?

– Нет. Они спасали самое ценное, что у них было, то есть то самое, что мы ищем.

– И они его унесли?

Серж досадливо поморщился и побарабанил пальцами по столу.

– В том-то и дело, что точно это неизвестно, – ответил он. – Я ведь сказал: «Есть сведения». Но они ненадежны. Может оказаться, что все это легенда. Мы не можем на это полагаться. Однако это необходимо иметь в виду.

– В смысле?

– В грот Ломбрив надо проникнуть до того, как его оттуда могут забрать эти гипотетические сбежавшие из замка катары.

– Его – то есть Философский Камень, так?

– Да. Проникнув в пещеру, нужно проследить за тем, как Камень оттуда станут забирать, потому как искать его в гроте Ломбрив чересчур долго и хлопотно. У вас будет на это слишком мало времени. Если же его станут забирать, то, стало быть, извлекут из тайника. И тогда…

– И тогда его надо отнять, так? – спросил Макс.

– Да, – ответил Серж. – И имейте в виду, что сделать это будет нелегко. Конечно, это не рыцари, но это взрослые крепкие мужчины, и кто знает, сколько их там окажется: хорошо, если трое-четверо, а может быть, и больше.

– Но ведь их там должно быть много. Вы сами говорили, что в гроте Ломбрив укрылось чуть ли не пятьсот человек.

– Тайник наверняка находился не на виду, и о нем могли знать лишь считаные единицы, естественно, из числа «совершенных». Я полагаю, вероятнее всего, он был в этом помещении.

Серж указал на большой фотографии в своем ноутбуке закуток в гроте Ломбрив – что-то вроде комнаты.

– К тому же, – добавил он, – это, так сказать, на втором этаже, на верхнем ярусе грота. Так что там, скорее всего, могут оказаться не более чем несколько человек.

– Ясно, – кивнул Макс. – Но, как я понимаю, у них нет оружия? Катары ведь…

– Оружия нет, – согласился Серж. – Но они и без оружия с вами справятся. Именно поэтому у вас будут электрошокеры и пистолет с ампулами. Это не совсем оружие, конечно, но убивать никого вам и не следует, а отключить можно весьма эффективно, так как это новейшие модели, можете не сомневаться. Разумеется, вы пройдете инструктаж в обращении с ними и получите возможность попрактиковаться. Этой практики будет недостаточно, но запасом времени мы не располагаем.

– А если его не станут забирать? – спросила Аня.

Серж вздохнул и задумчиво покрутил в пальцах зажигалку.

– Если его не станут забирать и, значит, не достанут из тайника до штурма, тогда вам решать, – сказал он. – Или все-таки попробовать его отыскать и изъять и, значит, задержаться там, то есть чудовищно рисковать, или сразу возвращаться. Передадите условный сигнал, и мы вас заберем. Думаю, все должно сработать как надо.

Серж замолчал с мрачным видом.

– Тогда мы попробуем еще раз, – добавил он, – при следующей оказии.

– То есть в 1944-м?

– Да.

– Ну хорошо, – заметил Макс, глядя на отвесный склон Ле-Пога, – штурмовать здесь невозможно, хотя, по мне, это и в других местах точно так же невозможно. Мне Монсегюр кажется совершенно неприступным…

– Есть предположение, – прервал Серж, – я бы сказал, больше чем предположение, что крестоносцам открыли ворота.

– Кто?

– Не знаю. Но мне это представляется весьма вероятным: замок в самом деле практически неприступен. Его осаждали одиннадцать месяцев…

– Ого!

– …и не решались штурмовать, а тут – пошли на штурм и быстро взяли. Это наводит на определенного рода соображения, не так ли?

– Наводит, – согласился Макс. – Но я вот чего не понимаю: почему катары не покинули замок, воспользовавшись тем подземным ходом, по которому мы должны пойти?

– По очень простой причине. Они были уверены, что Монсегюр обложен крестоносцами со всех сторон, и выйти из замка означает сразу попасть им в руки. А проверять, как нетрудно догадаться, никому не хотелось.

– Ну, это понятно… – заметил Макс.

– А на самом деле Монсегюр был обложен не по всей окружности, и в этом месте рыцарей не было, так?

– Он был обложен со всех сторон, как и положено: осада есть осада. Но перед штурмом рыцари, как мы считаем, перегруппировались и сосредоточились на главных направлениях. Там, где собирались штурмовать. Поэтому на данном участке их, по идее, быть не должно.

– То есть это ваше мнение?

– Мы так предполагаем, – кивнул Серж. – Поскольку штурмовать здесь невозможно, а о существовании этого хода рыцари, как мы думаем, не знали. Но это гипотеза.

– Нормально! – воскликнул Макс. – Гипотеза. Хорошенькое дело! А если они там есть, и мы на них напоремся?

– Вы можете напороться в любой момент, и не только на рыцарей. И вы это прекрасно понимаете, не так ли? Они вполне могли оставить там какой-нибудь заслон. Кто знает? Но мы все же, с большой долей вероятности, предполагаем, что там будет чисто.

Макс молчал.

– Конечно, это дикая авантюра, – продолжил Серж, – но у нас нет выбора. Впрочем, заставить вас совать голову тигру в пасть я не могу. Можете передумать.

– Я пойду, – твердо произнес Макс. – Просто вырвалось – эмоциональная реакция.

Аня остановила на Максе долгий взгляд.

– Хорошо. Будем надеяться, что наши предположения верны, – заключил Серж.

– Вы сказали: «мы предполагаем», «мы думаем», – вступила в разговор Аня. – «Мы» – это кто?

– Мы – это я и мои консультанты, – лаконично ответил Серж.

– У нас не будет связи? – спросил Макс.

– У вас будет связь – односторонняя, и только для того, чтобы передать сигнал. Большего мы не можем, точно так же как и снабдить вас дополнительными ампулами – чем больше масса, тем больше энергии требуется для переброски. Энергии на все это уйдет уйма. Ее может и так-то не хватить.

Серж щелкнул своей золотой безделушкой и какое-то время смотрел на язычок пламени, а затем слегка вздохнул и посмотрел прямо Ане в глаза.

– Мне очень жаль, но никаких гарантий относительно чего бы то ни было я дать не могу…

* * *

Замок приближался, и через несколько минут они вышли из леса на открытое пространство. Внезапно где-то справа мелькнул свет. Аня с Максом успели только заметить, что это был костер. Очевидно, он был предусмотрительно разложен в каком-то укрытии, и потому его можно было увидеть лишь с некоторых направлений. А возле костра мелькнули фигуры: рослые, в доспехах, но, кажется, без шлемов. Рыцари! А ведь Аня только что о них подумала… В сознании успело проскочить французское выражение: «Лишь волка помяни, как тут же увидишь его хвост». Вот черт!

– Кажется, их трое, – шепнул Макс.

– Да, трое, – ответила Аня. – И шептать уже ни к чему, нас заметили.

– Да, точно! Что делаем?

Аня почувствовала растерянность – на какую-то минуту, не больше. Но этого хватило для того, чтобы их местонахождение обнаружили.

– Вот блин, – раздосадованно произнес Макс, – они уже тут как тут!

В тот же момент рыцарей увидела и Аня: их было двое. Значит, третий остался у костра! Но тогда, может быть, есть шанс…

– Их двое! – сказала Аня.

– Вижу, не слепой…

Рыцари были в кольчугах, плотно облегавших тело, руки и ноги, поверх кольчуг были надеты зеленые хламиды. Кисти были защищены латными перчатками, но оба были без шлемов. Бедра были препоясаны ремнями с пустыми ножнами, так как мечи они держали в руках. Один из них светил фонарем, толстой свечой в кожухе. Это был так называемый потайной фонарь. Кожух с трех сторон закрывал огонь свечи, так чтобы не подсвечивать самого держащего, и бросал на удивление сильный сноп света в одном направлении.

– Наверное, за свечой стоит отражающая пластина, – тихо сказал Макс.

Второй рыцарь сжимал в правой руке длинное копье с вымпелом. Щитов у них не было.

Мечи оба держали в левой руке. «Левши, что ли?» – удивилась Аня, не в силах отвести от мечей взгляд. Рыцари смотрели на них со странным выражением, на лицах их читалась смесь изумления, опаски, неприязни и агрессии.

– Мы выглядим дико, – произнес Макс, – поэтому они так смотрят…

– Макс, стреляй, пока не поздно!

– В которого?

– В правого! – со злостью проговорила Аня. Только бы Макс не стал еще спрашивать, почему! К счастью, они без шлемов. Остается надеяться, что он помнит инструкции Сержа.

– Не вздумайте вступать с рыцарями в разговор, – объяснял Серж, – во-первых, они говорят на старофранцузском с примесью старопровансальского, так что вы все равно ничего не поймете. Во-вторых, вы потеряете время, и это, скорее всего, окажется фатальным. И молите судьбу, чтобы их было не более трех. Тогда еще есть какая-то надежда. Впрочем, трое – это многовато, это, пожалуй, безнадежно. Разве только чудо. Стреляйте в шею – это если вам повезет и они окажутся без шлемов.

– А если в шлемах? – спросила Аня. – Что тогда?

– Тогда уносите ноги. Если вы не потеряете времени, то, вполне вероятно, что вам это удастся.

Время, казалось, еле ползло, хотя на самом деле прошло, должно быть, несколько секунд. «Что он там возится? – стучало у Ани в мозгу. – Попадет ли в темноте?»

Рыцари разом, словно сговорившись, издали громкие возгласы и, подняв мечи, бросились вперед. В ту же секунду Аня услышала тихий свист, и один из рыцарей остановился, схватился рукой за шею и попытался вытащить иглу.

– Ничего себе! – воскликнула Аня. – Сколько же в нем силищи! Если ему это удастся, нам каюк!

Но препарат действовал быстро, и доза там была слоновая: рыцарь зашатался и повалился на землю, выронив фонарь, который упал открытой стороной вверх. Свеча в нем не потухла, и луч света бил теперь в небо.

Второй рыцарь, потеряв Аню и Макса из виду, на какой-то миг растерялся и тоже остановился, но быстро собрался, подбежал к товарищу и, мельком глянув на него, вложил свой меч в ножны и подобрал фонарь. Коротко поведя им, он, конечно, вновь обнаружил Аню и Макса. Тогда он метнул копье.

– Ложись! – крикнул Макс, и Аня бросилась на землю.

Длинное тяжелое копье просвистело буквально в нескольких сантиметрах над ней, то есть точно там, где была ее голова доли секунды тому назад. У нее душа ушла в пятки, она никак не ожидала, что можно метнуть здоровенное копье с такой силой.

Аня и Макс быстро вскочили на ноги. Рыцарь выхватил меч и, подняв его, громко закричал, должно быть, тому, кто оставался у костра, а возможно, и другим, которые могли находиться поблизости.

– Их тут может быть чертова туча! – произнес Макс.

– Стреляй! – крикнула Аня. Сердце у нее билось, казалось, у самого горла, тело затопило лихорадочное возбуждение.

Аня вновь услышала тихий свист, но на этот раз ампула врезалась в грудь и разбилась – значит, именно там, на груди под хламидой, была стальная пластина. Вот невезуха! Попал, да не туда!

– Линяем! – вырвалось у Ани. – Сейчас налево, к тропе, а дальше – к замку. Ноги в руки! – И они побежали.

А ведь все было так спокойно и уютно еще неделю тому назад…

Глава 2 Швейцарские каникулы

Пронзенный стрелой, лев лежал на боку, сложив свои некогда могучие, но теперь бессильные лапы. Он умирал. Все его тело напряглось в пароксизме мучительной боли, а лицо выдавало такие страдания, что сжималось сердце. Да, именно лицо, язык не поворачивался назвать это мордой.

Теперь, когда Аня видела памятник собственными глазами, у нее уже не возникало вопросов о том, почему Серж так настойчиво рекомендовал его посмотреть.

«Найдите возможность заехать в Люцерн, – говорил он. – Этот город вообще стоит того. Но памятник швейцарским гвардейцам нужно посмотреть обязательно. Когда увидите, поймете почему».

– Серж был прав, как всегда. Такое действительно надо видеть. Это изваяние настолько трогало душу, что оторвать взгляд от него было нелегко.

– Да, – произнес Макс, глядя на скульптуру, – это сильно. Это ж надо суметь – такое изваять. Такое ощущение, что он не из мрамора, а из мяса и костей.

– А это уже не мрамор, – не отрывая глаз от изваяния умирающего льва, задумчиво проговорила Аня.

– То есть? – удивился Макс, посмотрев на нее. – Ты о чем?

– Это был мрамор, когда-то, – ответила она, – а теперь он стал одушевленным. Ты разве не чувствуешь?

– А, вот ты про что… Это конечно. Ясно теперь, почему твой Серж советовал его посмотреть.

– Почему «мой»? – Аня почувствовала раздражение. Макс опять начинал ее грузить.

– Ну хорошо, хорошо, не твой, – пошел он на попятную. – Не твой, не мой. Ничей. Все, оставили тему.

– Оставили, – с облегчением произнесла Аня.

Она не могла не заметить, что Макс изменился. Занудство не пропало, но как-то смягчилось, что ли? Он явно старался избегать выяснений и всего такого.

– Я только хотел сказать, что они знали, к кому обратиться, эти швейцарцы, – добавил он.

– В смысле, кому заказать памятник?

– Ну да. Ты говорила, что это какая-то знаменитость, так?

– Да. – Аня кивнула. – Это Торвальдсен.

В действительности Серж назвал его «величайшим скульптором своего времени», и Аня хотела было уже сослаться на него, но прикусила язык, чтобы не провоцировать Макса.

– Торвальдсен? – переспросил Макс. – Он что, швед?

– Нет, датчанин. Точнее, даже не датчанин, а исландец. По происхождению.

– Исландия – страна гейзеров, ледников, викингов и селедки, – хихикнул Макс.

– Почему селедки? – удивилась Аня.

– Ты что, никогда не ела исландскую сельдь? И не слыхала про нее?

– Ты знаешь, я не имею привычки читать этикетки. Мне как-то все равно, откуда что. Селедка и селедка.

– Ну ты даешь! – Макс посмотрел на нее с иронией. – И это говорит человек, который вот-вот станет специалистом по международной экономике!

Аня вспомнила, как оказалась в очень похожем положении в разговоре с Сержем: она была не в курсе, что бренд «Бентли» принадлежит концерну «Фольксваген». И Серж тогда, просветив ее на этот счет, тоже взглянул на нее иронически. Правда, взгляд Макса был другим: хоть Макс и старался придать ему оттенок этакого утонченного сарказма, все равно он оставался каким-то… бесхитростным. Взгляд Сержа был совсем иным – за ним читалось столько планов и подтекстов, там была такая глубина и такая усталость! Многовековая усталость… Аня поежилась, словно на нее повеяло холодом.

– Знаешь, – ответила она Максу, – профессия – это одно, а просто повседневная жизнь – это другое. И не надо это все смешивать в одну кучу. И что у мужиков за манера, учить жить? В конце концов, я не на работе, у меня каникулы.

Так оно и было. Долгожданные каникулы наконец-то наступили. Практика в «Дюмон интернэшнл инкорпорейшн», которую Аня недавно прошла в головном офисе в Женеве, была действительно интересной. «Дюмон» был по-настоящему инновативной компанией и находился на переднем крае современных технологий. Так что скучать не приходилось, работа была увлекательной. Но ее было много, и утомление, накапливаясь, все более давало о себе знать. Отдых был насущно необходим.

Провести каникулы они с Максом решили на этот раз в Швейцарии – Аня давно об этом мечтала. И вот, только она почувствовала, что начала отходить от работы и всей этой суеты вокруг нее, как Макс тут как тут со своими ценными замечаниями…

– Могу я расслабиться? – добавила она.

– Можешь, можешь! – поспешил заверить Макс. – Все, молчу. Побоку мировую экономику! Так что этот исландец, как его?

– Торвальдсен. Бертель Торвальдсен.

– Замечательно! И что он?

Раздражение Ани пошло на убыль. Она успокоилась и миролюбиво продолжила:

– Короче, его отец родился в Исландии и был резчиком по дереву.

– Наследственное, значит.

– Да, пожалуй. А Исландия тогда принадлежала датчанам. И его отец перебрался в Данию, в Копенгаген. И тогда стал Торвальдсеном.

– А до этого как же? Жил без фамилии, что ли?

– Вот именно – без фамилии.

– Не понял. Это как?

– А вот так. У исландцев, как правило, фамилий нет.

– А что вместо них?

– Вместо них – отчества.

– Забойно! – удивился Макс. – Это типа «Петрович», «Михалыч», что ли? «Сан Саныч»?

– Представь себе, да, – рассмеялась Аня – настроение опять поднялось. – В Исландии народу мало, они и так обходятся. Ну, скажем, если мужик, то «сон», то есть сын. Например, «Германссон» – значит сын Германа.

– «Германыч», – веселился Макс. Все-таки умеет он создать… как это сказать? Комфортность в общении.

– Именно, – ответила Аня. – А если женщина, то «доттир».

– Ну, это ясно – дочь.

– Да. И его отец тоже был Торвальдссон.

– То есть Торвальдом звали деда этого самого скульптора, так?

– Ну да, выходит, так. В общем, его отец сделал это фамилией, и так, чтобы это звучало по-датски: Торвальдсен. А сам Бертель Торвальдсен родился уже в Копенгагене. Учился там, но после учебы уехал в Рим. И прожил там сорок лет!

– Оба-на! Так он уже скорее итальянец. И что им всем так дался этот Рим? И вообще Италия? Медом там, что ли, намазано?

– О, любимое выражение Максика! – произнесла Аня не без едкости. – Медом нигде не намазано. Просто Италия, особенно Рим, – это античная классика, основа европейской культуры. Плюс Возрождение. Увидеть все это своими глазами и прочувствовать считалось обязательным для художника или скульптора. Поэтому все, у кого была такая возможность, путешествовали по Италии. А многие и жили там подолгу, в том числе и русские.

– Это-то понятно. Климат там получше, чем в Вологодской губернии.

Аня вздохнула: «Ну что с ним сделаешь? Непременно все превратит в хохму с эдаким легким налетом цинизма. А может, он так защищается от агрессии? Я ведь на него малость наехала».

– Ну и климат тоже, – сказала она примирительно. – Что тут такого? Но не это главное. Торвальдсен, между прочим, считал день своего приезда в Рим своим настоящим днем рождения.

– Вот даже как. И что он ваял?

– Статуи, Макс. Статуи. Что еще может делать скульптор?

– Да? Очень интересно! – Макс сделал большие глаза.

– Он ваял, – заметила Аня, – а ты валяешь. Дурака.

– Вот такой я шут гороховый, паяц. То есть, виноват, паяццо. Паяццо живет в палаццо, – продолжал выдрючиваться Макс.

– Насчет паяца – это точно. Не без этого.

– И он, наверное, высекал богов и героев, да?

– Представь себе, да. И пользовался в свое время всеобщим признанием.

– Заказы так и сыпались со всех сторон…

– Сыпались. Но… Ты же знаешь, есть художники или писатели, которых высоко ценили при жизни, но охаяли после смерти. Так случилось с Торвальдсеном. Его упрекали в холодности и бездушности.

– Холодности?! Кого? Они что, мухоморов переели, что ли? Да они вот этот памятник видели?!

– Не знаю. Но что с них взять? Это же искусствоведы.

– Им закон не писан?

– Им не писан. Они сами считают себя законодателями вкуса.

Макс раздраженно хмыкнул.

– А бывает наоборот, – вздохнула Аня, – при жизни ни во что не ставили, зато после смерти подняли на пьедестал.

– Кому нужно такое признание? – перебил Макс.

В свое время Аня сама задала точно такой же, как ей казалось, чисто риторический вопрос Сержу. Серж, однако, не счел его риторическим. Он посмотрел на Аню со своей бесподобной иронией и ответил неожиданно:

– Вы даже не подозреваете, Анечка, насколько ваш вопрос, как это по-русски? А! В точку. Вы думали, что задаете риторический вопрос, а на самом деле вы задали вопрос по существу и абсолютно точно его сформулировали. Именно, кому это нужно?

– Что вы имеете в виду? – спросила она.

– То и имею: именно, что это кому-то нужно! Мне попалось как-то стихотворение вашего русского поэта Маяковского, в котором были такие слова: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Очень сюда подходит! Так кому нужно зажигать «звезды», которые уже отгорели? Зажигать, а затем раздувать этот огонь до несусветных размеров? Как говорят на современном сленге, распиаривать?

– Так кому же?

– Не понимаете? Да тому, кто при жизни какого-нибудь бедолаги художника, прозябавшего в нищете, скупил его картины по дешевке или вообще заполучил ни за что. Ну, может, в обмен на обед или на кров в какой-нибудь вшивой мансарде. И этот бедняга художник был ему еще и признателен. Считал его своим благодетелем. А тот говорил ему что-нибудь вроде: «Твои картины, конечно, никто, кроме меня, не купит. Они не пойдут. Их продать – дело безнадежное. Но мне они кажутся ничего себе так, я повешу одну или две… в прихожей… Нет, в столовой. Пожалуй, я возьму… м-м-м… вот эту. И еще… да, вон ту, красненькую. По-моему, она получилась неплохо. Что-то в ней такое есть». И нищий художник был готов ему руки целовать. «А эти возьму впридачу, ладно?» А когда бедняга умрет, тогда… Ну, Аня, право же! Вы же занимаетесь экономикой!

– Тогда он, пользуясь своими деловыми связями, устраивает покойнику промоушен, понимаю. Пиарит его. Цены на картины умершего художника взлетают до небес, а у него…

– Совершенно верно! Только нужно оговориться, что пиарит он творчество покойного не своими, так сказать, устами и пером.

– А нанимает других.

– Ну зачем так грубо! То есть, конечно, кого-то и просто нанимает, да. Но он использует и более тонкие методы: действует через известных специалистов, авторитетов, так называемых «искусствоведов». По-моему, называть себя этим словом – это слишком большая претензия. «В искусствоведческих кругах». Ох уж мне эти круги! Знаете, Аня, я в данный момент жалею, что слишком хорошо воспитан, для того чтобы точно охарактеризовать этих господ.

Выражение глаз Сержа, когда он говорил про «искусствоведов», надо было видеть! В нем смешались презрение, издевка, непередаваемый сарказм и откровенная неприязнь.

– А заодно, – продолжил он, – и через всяких знаменитостей. Их он, конечно, не нанимает – это слишком прямолинейно и может оскорбить этих амбициозных персон. С ними вообще работать тяжело – с их непомерно завышенным самомнением. Поэтому с ними нужно дейстовать аккуратно, тонко. В общем, морока, конечно. Но что тут сделаешь? Бизнес! Их нередко приходится покупать не впрямую и порой даже не непосредственно за деньги, а за некие услуги, содействие или рекламу. И в любом случае с ними надо все время цацкаться: не забывать потакать их болезненно раздутому самолюбию, восхищаться ими, демонстрировать знаки преклонения и тому подобное. И все это, помимо прочего, стоит денег. Но это окупается.

– Понимаю. Имя умершего художника оказывается на слуху. Все начинают о нем говорить. А сам этот человек вроде бы и ни при чем. Это как будто исходит не от него, так? Просто вдруг, совершенно случайно, он обнаруживает, что у него…

– Вот именно! Вы умница, Анечка. У него – ну надо же! – завалялось целое собрание картин не признанного при жизни гения.

– При жизни никто в нем гения не разглядел. А теперь все прозрели и видят это.

– Абсолютно верно! Так было, например, и с Модильяни, и с Ван Гогом. Все разом узрели, что гений! Чисто гений! И смотрите, какая прелесть: во-первых, чистому гению уже ничего не нужно платить, так как он мирно почил на кладбище. А во-вторых, этот же бизнесмен от искусства, помимо того что становится обладателем, мягко говоря, очень больших денег, еще и оказывается благодетелем человечества. Ну как же! Ведь он сохранил для нас бессмертные творения несчастного гения! Да еще и, чуть ли не единственный, поддерживал и подкармливал нищего гения при жизни. Из чистого альтруизма, разумеется. И его имя фигурирует в книгах и учебниках рядом с именем спасаемого им не признанного современниками, но великого художника. Никто не видел в его творениях ничего гениального, а он углядел! В общем, кругом профит!

…Аня глубоко вдохнула и отбросила со лба прядь непослушных волос. Ей стало грустно.

– Кому нужно такое признание, спрашиваешь? – произнесла она, глядя на Макса. – Значит, кому-то нужно. – Она отвернулась и добавила: – Пошли, Макс, посмотрим остальное.

Они вышли к Фирвальдштеттскому озеру, на берегах которого, у подножия горы Пилатус, удивительно живописно расположился Люцерн. Вид города, у воды, в окружении гор, был в самом деле очень красив. Редко в какой стране можно встретить столько великолепных ландшафтов, как в Швейцарии: сочетание глубокой синевы воды многочисленных озер, богатой зелени лесов, лугов и виноградников, дикой черноты скал и ослепительной белизны ледников порождает несравненный по силе воздействия эффект.

– Ну и названьице у этого озера! Язык сломаешь. Фирвальдштеттер-Зее! – воскликнул Макс по-немецки. – «Озеро четырех лесов»? Или как это понимать?

– Это значит «озеро четырех лесных кантонов», – ответила Аня рассеянно, все еще не вынырнув из своих грустных размышлений. – Швейцария – это ведь федерация двадцати шести кантонов.

– А здесь их, значит, четыре?

– Да, здесь зародилась Швейцария еще в XIII веке. Три первоначальных кантона образовали в 1291 году «Вечный союз» для борьбы против Габсбургов, к которому потом присоединились остальные. И первым присоединился Люцерн: три плюс один – стало четыре. Отсюда и название.

– Ты просто ходячая энциклопедия, – заметил Макс, с улыбкой глядя на Аню. – Все-то ты знаешь, с тобой на экскурсоводах точно можно сэкономить.

– Вот видишь! Наше совместное предприятие может оказаться рентабельным.

– Непременно окажется! – заверил в ответ Макс, продолжая улыбаться.

Он обвел взглядом пейзаж.

– Значит, говоришь, в 1291 году? – произнес он.

– Да, 1 августа.

Макс расхохотался.

– В полпятого вечера, – с трудом проговорил он сквозь смех.

Аня рассмеялась тоже, и они какое-то время хохотали дуэтом, не в силах остановиться.

– А вообще, – спросил Макс, досмеиваясь, – откуда такая точность?

– А это не точно – это предание.

– Что – предание? Весь этот союз?

– Нет, союз не предание, просто дата легендарная. Надо же когда-то годовщину отмечать, правильно?

– И они отмечают ее 1 августа?

– Да, это национальный праздник.

– Из каких источников такая осведомленность? Из Интернета?

– В основном да – из Википедии. Я специально почитала перед поездкой. Ну и потом, я ведь три месяца прожила в Женеве.

– Понятно. А это что за диво такое? – спросил Макс, показывая на длинный крытый деревянный мост, змеящийся от одного берега озера до другого и в одном месте соприкасающийся с башней, возвышающейся из воды.

– А это и есть главные достопримечательности Люцерна, его символы – старинная водонапорная башня и мост Капелльбрюкке. Кстати, самый старый крытый деревянный мост не то в мире, не то в Европе, точно не помню.

– Ай-ай-ай! – Макс скорчил досадливую мину. – Какой вопиющий пробел в образовании! «Точно не помню» – безобразие! И в каком году его построили, конечно, тоже не помнишь. Что делается…

– Ты, наверное, будешь смеяться, но год я помню. Его очень легко запомнить: 1333-й.

– И сдали его в эксплуатацию 1 августа – в честь праздника, в четверг, в 15:00. Акт сдачи прилагается.

– Ага, – ответила Аня, подхватывая тон, – в четверг, сразу после дождичка.

Оба разразились хохотом. Аня смеялась беззаботно, с легким сердцем, ощущая себя почему-то удивительно комфортно и непринужденно. Эти швейцарские каникулы определенно удались!

В этот момент ожил Анин мобильный телефон. Аня досадливо поморщилась. «Кто же это может быть? – с раздражением подумала она. – Я ведь всех предупредила, чтобы нас с Максом не дергали без крайней необходимости. Неужели что-то случилось?»

Она выхватила аппарат из сумочки и взглянула на табло, на котором высветилось: «С. Дюмон». Вот как!

– Кто это? – спросил Макс, на лице которого было написано любопытство, смешанное с обеспокоенностью.

– Серж. За три года он звонит мне только во второй раз, – ответила Аня и нажала на кнопку соединения. – Алло. Здравствуйте, Серж, – проговорила она.

– Здравствуйте, Аня.

Хорошо знакомый бархатный баритон Сержа звучал на этот раз как-то глухо. В нем чувствовалось напряжение.

– Вы в данный момент чем-то заняты, или мы можем говорить прямо сейчас? – спросил он.

– Я ничем не занята, Серж. У меня ведь каникулы.

– Да-да, каникулы, – произнес он печально. – Я знаю. Не могу не сказать, что заслуженные каникулы. И я надеюсь, вы успели хотя бы немного отдохнуть, потому что хочу попросить вас прервать ваш отдых и заняться одним неотложным делом, с которым лучше всего можете справиться именно вы. Вы меня слушаете?

– Да, Серж. Я слушаю.

– Поверьте мне, Анечка, что это абсолютно необходимо, иначе я ни за что не стал бы вас дергать. И к тому же это срочно.

– Да, Серж, я поняла.

«Значит, каникулы закончились», – грустно подумала Аня, но тут же она почувствовала, как в ней загорается знакомое пьянящее предвкушение чего-то необычайного, из ряда вон выходящего. Уж кто-кто, а Серж по пустякам ее беспокоить не стал бы. Чудеса продолжаются?

– Помните, – добавил он, – как на презентации в Лувре я вам сказал, что теперь могу рассчитывать на вас в важных вопросах?

– Конечно, помню, Серж. Я готова, если нужно…

– Но – что? – спросил он, моментально уловив в ее тоне сомнение. – Вы не одна, так?

– Да.

– Вы с Максом?

– Да, и…

– Это очень хорошо! – перебил Серж. – Я на это и рассчитывал. Макса берите с собой, если, конечно, он не против.

– Я не против, – вставил Макс и, выразительно глядя на Аню, пояснил: – Ты включила громкую связь.

Надо же! А она и не заметила.

– Отлично! Здравствуйте, Макс. Рад с вами познакомиться. Значит, вы слышали весь разговор. Тем лучше.

– Здравствуйте, господин Дюмон.

– Хм… Вы где сейчас?

– В Люцерне, – ответил Макс. – На этом знаменитом мосту, ну, самом древнем в мире. Как там…

– Капелльбрюкке, – отозвался Серж, – понятно. Только он был самым древним деревянным мостом не в мире, а в Европе. Самый древний деревянный мост в мире находится в Японии.

– А почему «был»?

– Потому что тот, на котором вы стоите, – это реконструкция. Подлинный мост сгорел в 1993 году.

– Вот как! – Макс лыбился, глядя на Аню.

– Да, – продолжил Серж. – Но к делу. То, что вы в Швейцарии, это очень хорошо. Я прошу вас прибыть ко мне, срочно. Желательно сегодня же.

– К вам – это куда, Серж? – спросила Аня. Она уже перенастроилась на новые обстоятельства, отбросив сожаления о прерванных каникулах.

– Ко мне домой, в Невшатель, – ответил он. – И не трудитесь искать подходящий транспорт. Я пришлю за вами. Аня, вы как переносите вертолет?

– Опаньки! – прокомментировал Макс.

– Не знаю, Серж, – ответила она, – я ни разу не пробовала. Вы пришлете за нами вертолет?

– Да, на таком расстоянии это оптимальный вариант. Будем надеяться, вы перенесете полет нормально. На машине долго, а время дорого.

– Понятно, – вздохнула Аня.

– Итак, вы на мосту: ближе к какой стороне?

– К той, где Центр конгрессов.

– Отлично! Так, сейчас… 13:25. Ровно через десять минут к этому концу моста подъедет микроавтобус с логотипом «Дюмон». Он отвезет вас в ваш отель, а оттуда – на вертолетную площадку. Вы все поняли?

– Да, Серж. Все понятно.

– Хорошо. Я жду вас.

Он отключился.

– Ну что, Макс? – сказала Аня. – Осталось десять минут каникул. Чем займемся?

– Будем целоваться, – ответил Макс. – На фоне Альп. Потом, старичками, будем вспоминать, шамкая губами: – А помнис, как мы селовалис в Люсерне? На погорелом мосту?

– Нахал! Кто это будет шамкать?

– Ладно, никто.

– Правильно! Никто не бу…

Глава 3 Камень особой породы

Мартовской ночью 1244 года Аня и Макс бежали по лугу, простиравшемуся до самой горы Ле-Пог, на которой стоял замок Монсегюр.

Они не останавливались ни на секунду, стараясь как можно скорее удалиться от того места, где наткнулись на рыцарей. Слава богу, они были довольно спортивными: Макс в свое время занимался плаванием, Аня же была любительницей бегать по утрам. Кроме того, в течение той недели, которую провели у Сержа в Невшателе, а затем – в Южной Франции, они имели возможность потренироваться. Поэтому оба были в неплохой форме.

Они успели пробежать, судя по всему, довольно приличное расстояние, и им уже казалось, что они благополучно «оторвались» от рыцарей, когда случилось то, что… То, что, собственно, и должно было случиться. За спиной явственно послышался топот, выбивающий мерную, отчетливую дробь. Лошадь, скачущая рысью! Нет, не лошадь, а лошади – дробные ритмы накладывались один на другой. Боже, сколько их?

– Макс! – на бегу, стараясь не сбить дыхание, окликнула Аня напарника. – Они верхом!

– Они должны были это сделать. Ежу понятно.

– Их двое?

– Больше… Думаю, трое!

Макс резко остановился, Аня остановилась тоже.

– Точно трое, – сказал он, повернувшись.

Рыцарей было видно почему-то очень отчетливо.

– Черт, – произнес Макс сквозь зубы. – Луна, чтоб ей…

Погода в этих краях менялась очень быстро. Только недавно прошла гроза, и небо было сплошь затянуто тучами, как вот уже появились просветы, в один из которых вышла луна. Это был узкий серп, но и он освещал ландшафт достаточно для того, чтобы рыцари могли видеть Аню с Максом.

– Луна, – пробормотала Аня в шоке, – но как же… Ведь новолуние!

– Значит, не новолуние…

– Выходит, мы не попали…

– Мы попали, – мрачно перебил Макс. – Еще как попали!

Трое рыцарей были в «горшковых» шлемах с узенькими щелями для глаз, а потому – неуязвимы для пистолета Макса. Сверх того, приделанная к нему кольчужная бахрома прикрывала и шею. Щиты у рыцарей были приторочены к седлу.

– Вот сволочи! – пробормотал Макс.

– Почему ты остановился?

– Не понимаешь? Бежать нет смысла – от конных нам не уйти.

– И что? Они через минуту изрубят нас в капусту!

– Я буду стрелять.

– Но они все в шлемах!

– В лошадей. Они без шлемов.

Макс дает! Аня нервно захихикала.

– Беги! – коротко бросил Макс Ане.

– А ты?

– Я скоро за тобой. Давай!

– Я подожду тебя.

– Беги!!!

Аня побежала, но через несколько секунд, услышав громкое лошадиное ржание, остановилась и повернулась.

Одна из лошадей встала на дыбы, после чего ее передние ноги подогнулись, и она начала заваливаться на правый бок. Она еще раз слабо заржала и дернулась всем корпусом. Рыцарь не смог удержаться в седле и упал в траву, вслед за тем лошадь тяжело рухнула на упавшего, подмяв его под себя.

– Ура! – воскликнула Аня. – Макс, это был блеск!

– Подожди радоваться!

Один из остававшихся двух рыцарей осадил коня и спрыгнул на землю, после чего подошел к придавленному лошадью товарищу посмотреть, чем ему можно помочь, и наклонился над ним.

Третий рыцарь приостановился, чтобы переброситься несколькими фразами с тем, что помогал товарищу, а затем пустил своего коня в галоп на Аню и Макса.

– Вот же упрямый сукин сын… – процедил Макс. – Ничего-то он не боится.

– Макс! Стреляй скорей!

– Скорей не надо, не блох ловим. Надо подпустить поближе – ампулы мы зря транжирить не можем.

– Угу, – кивнула Аня и замерла.

Рыцарь скакал прямо на них – Ане казалось, что уже слышит хрип лошади, когда всадник левой рукой стремительно – одним движением выхватил из ножен меч…

– Макс!!! – отчаянно закричала Аня. – Нам конец!

Она присела в траву и, сжавшись в смертельном ужасе, замерла. Макс опустился на одно колено и поднял пистолет. Аня, застыв в непередаваемом страхе, смотрела, как конь – зеленый, как и все, что видишь в инфракрасных очках, и от этого еще более страшный – надвигается на них неестественно плавно, как в замедленной съемке. Время словно затормозилось и распалось на отдельные кадры: вот копыто коня ударяет по земле, вот рыцарь взмахивает мечом, который сейчас опустится, рассекая воздух, а затем ее голову. Мамочка!

– Ну собака! – пробормотал Макс, целясь, и тут же указательный палец нажал на спусковой крючок два раза подряд.

Две ампулы с иглами почти одновременно вонзились в грудь лошади. Убийственная доза и без того сильнодействующего препарата, в считаные секунды достигшая мозга несчастного животного, резко отключила его. Лошадь, успев лишь издать слабый горловой звук, разом остановилась, все ее четыре ноги почти одновременно стали подгибаться, и она начала валиться на землю.

По инерции ее, падающую на бок, понесло дальше и поволокло по траве, одновременно вращая и занося в головокружительном пируэте. Аню пронзил запредельный ужас – лошадь несло прямо на нее. Не в силах сделать ни одного движения, она дико завизжала.

– Ложись! – заорал Макс.

Отбросив пистолет, он кинулся на Аню и, повалив ее на землю, в следующую секунду откатился вместе с ней на пару метров в сторону.

Рыцаря вышибло из седла, и он, по-прежнему сжимая в руке меч, полетел по дуге прямо вперед. Лежа на холодной земле под Максом, который накрыл ее собой, Аня видела, как в каких-нибудь двух десятках сантиметров от нее по мокрой после ночной грозы траве проскользили лошадиные копыта, а затем, перекувырнувшись в воздухе и едва не задев Аню с Максом гребнем на шлеме, через них перелетел рыцарь, приземлившийся с жутким металлическим скрежетом, и… стало тихо.

Аня лежала на спине, закрыв глаза, ни о чем не думая – мысли словно выдуло из головы – и ощущая, как мышцы постепенно расслабляются после спазма, а ноги и руки начинают слегка дрожать, и по ним растекается тепло. В то же время спину пробирал все усиливающийся холод от стылой земли, тогда как сверху ее грело тепло от тела Макса, который…

Он уже не лежал на ней. Аня открыла глаза, резко приподнялась на локтях и огляделась. Макс рыскал в густой траве, словно искал что-то. Рыцарь лежал совсем рядом, почти впритык, головой к ней, и почему-то был без шлема. Аня ойкнула и в страхе отпрянула. Но рыцарь не пошевелился.

– Макс! – позвала она.

– Тихо! – шикнул тот.

Аня замолчала и почувствовала, что ей трудно говорить: мышцы еще не отпустило. Очевидно, она непроизвольно сжала челюсти с такой силой, что чуть не повредила зубы. А ногти впились в ладони так глубоко, что, потрогав их, Аня нащупала четыре лунки с выступившими и них капельками крови. «Да, любопытная Варвара, – подумала она, – на этот раз в самом деле чуть голову не оторвали. Наадреналинилась по самое некуда. Экстремалка».

– Есть! – приглушенно воскликнул Макс.

– Что есть, Макс? – полушепотом спросила Аня.

– Пистолет, – ответил он. – Хорошо, что я не отбросил его далеко.

– Слава богу.

– Все, пикник закончен. Побежали!

– Почему… – начала Аня.

– Остался еще третий. Понеслись! Давай левее, в те заросли. ...