Рифмы - Лариса Баграмова | читать онлайн, купить, либмир

Все права на текст принадлежат автору: Лариса Баграмова.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.

Купить эту книгу в ЛитРес

Рифмы
Лариса Баграмова

Редактор Валентин Юрьевич Ирхин

ISBN 978-5-0050-0851-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

В поисках новых смыслов

Представленное вниманию читателя произведение принадлежит к весьма специфическому жанру, чёткие границы которого провести достаточно сложно и сделать это можно, скорее, апофатически, чем катафатически.

С одной стороны, в литературе известен такой вид творчества, как перевод текстов с подстрочников. В этом жанре преуспели многие отечественные поэты советского периода, переводившие, например, стихотворения Мао Цзэдуна на русский язык без знания языка оригинала, т.е. китайского. В данной связи можно вспомнить также феномен аварского поэта Расула Гамзатова, песни на стихи которого были весьма популярны в эпоху 70—80 годов ХХ столетия, причём его всесоюзная известность во многом объяснялась удачными переводами с подстрочников. В аналогичной технике автором выполнены поэтические переложения «Дхаммапады» Будды Шакьямуни, «Двенадцати врат» Нагарджуны и апокрифа «Гром. Совершенный ум».

С другой стороны, представленные в настоящей книге поэтические переложения трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери» и отрывка из главы «Великий Инквизитор» романа Достоевского «Братья Карамазовы» явно выпадают из жанра поэтического перевода с подстрочников. Здесь мы скорее имеем дело с жанром, близким к литературной вариации, примером которой могут служить многочисленные современные вариации на евангельские темы, классический вариант которых мы находим в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Однако, в отличие от упомянутого нами выше вариативного жанра, Лариса Баграмова меняет не содержательную компоненту повествования, а только форму преподнесения соответствующего материала.

Так рождается новый литературный стиль, представляющий собой диалектическое постмодернистское возвращение к эпохе архаики путём возрождения изначального механизма смыслопорождения, ныне оттеснённого на периферию эстетического.

Людей, поверхностно знакомых с религиоведческой проблематикой, иногда озадачивает следующий вопрос: почему атомарные составляющие текста Библии именуются стихами, хотя соответствующая информация изложена прозаически? Для специалиста ответ на означенный вопрос предельно прост. Изначально священные тексты древности структурировались исключительно поэтически, поскольку передавались они устным путем из поколения в поколение, причем, в некоторых религиях даже после появления техники письма. Например, священные гимны зороастризма, составляющие «Авесту», были записаны только в эпоху распространения в Иране ислама, поскольку тогда возникла угроза их потери по причине уменьшения количества реальных носителей соответствующей священной информации. До этого времени запись священных текстов не практиковалась, поскольку письменная форма их передачи принижала степень их чистоты и святости.

Почему же, знакомясь с русскими переводами священных источников, мы не обнаруживаем там стихов? Ответ очевиден: стихотворные тексты представляют собой неразрывное единство формы и содержания. По этой причине, изменяя их языковую конфигурацию, мы с необходимостью деформируем и соответствующие ей смыслы. Естественно и обратное: сохранение содержания сакрального текста предполагает полную утрату его поэтической формы.

Аналогичная проблема тысячелетия спустя привела Гейзенберга к формулировке соотношения неопределённостей, составляющего концептуальную основу квантовой механики: невозможно одновременно точно знать координату и импульс элементарной частицы. Точно зафиксировав её положение в пространстве, мы полностью утрачиваем информацию о её импульсе, а точно фиксируя импульс, мы полностью утрачиваем информацию о положении частицы в пространстве. Ранее подобную диалектическую противоречивость движения зафиксировал в своих апориях Зенон Элейский. Представление о скорости тела в точке внутренне противоречиво: если тело пребывает в точке, то оно покоится, если же тело имеет скорость, то оно движется, следовательно, не может пребывать в точке.

Между тем, текст представляет собой диалектическое единство формы и содержания. Следовательно, потеря формы при переводе всё равно искажает исходный текст. Именно поэтому во многих религиях священные тексты принципиально не переводились на иные языки, а подобного рода деятельность приравнивалась к апокрифическому сочинительству.

Мартину Хайдеггеру принадлежит известное изречение: «Язык — дом бытия». Язык — это фундирующий элемент коллективного бессознательного соответствующей нации. Он задаёт специфическую ритмику и уникальный ассоциативный ряд, отличный от аналогичных рядов в других языках. Здесь принципиальное различие между прозой и поэзией: если писатель использует язык как технический инструмент для выражения порождаемых его сознанием смыслов, то поэт полностью погружён в стихию языка, который влечёт его к иным смыслам, задаваемым не самим человеком, а музыкой рифм и уникальным логическим ритмом.

Отсюда ключевое понятие стилистики анализируемого нами произведения — рифмовка. Переводя соответствующие прозаические тексты в стихотворную форму, мы, тем самым, подключаем его к аутентичному источнику изначальных смыслов, в качестве которого выступает язык. Подобный стилистический приём позволяет выйти на новый уровень понимания, прокладывая собственный путь в поисках иных смыслов. Например, перелагая на стихи классические тексты, созданные в рамках той же языковой культуры, что и их поэтическая интерпретация, мы не варьируем исходный текст, а своеобразным образом диалектически омолаживаем его, находя источники дополнительной смысловой энергетики в самом языке.

В этом, на наш взгляд, и заключается основная идея поэтического эксперимента Ларисы Баграмовой, естественным результатом которого и явилось обсуждаемое нами произведение.

Тимур Валентинович Филатов,

доктор философских наук, профессор,

автор ряда книг по метафилософии, философии науки и эсхатологии

Совершенный ум

Древний апокрифический текст «Гром. Совершенный Ум», найденный в 1945 году в собрании коптских рукописей Наг-Хаммади (Египет), является переводом с греческого, выполненным не позднее середины IV века. На русский язык «Гром» был переведён с коптского М. К. Трофимовой (1926—2016) — выдающейся исследовательницей гностицизма.

Он относится к жанру эллинистического откровения, в текстах которого используется форма «ego eimi», или «я есмь», широко представленная в гностической традиции. Текст подробно раскрывает идею недвойственного женского начала, управляющего миром. Оно предстаёт здесь в женской ипостаси Христа — Премудрости-Софии (о тождестве Христа и Софии говорят и православные истолкования). Здесь мы выходим за рамки человеческой этики, привычных представлений о добре и зле, хорошем и дурном, прекрасном и безобразном…

Соответствующая мужская ипостась раскрывается в других апокрифических текстах, где можно найти близкие идеи. Все они свидетельствуют о гнозисе — состоянии мистического прозрения и освобождения. Аналогичный результат является целью восточных духовных практик (например, самадхи в индуизме, ригпа и сатори в буддизме). Разумеется, никакой перевод (как, впрочем, и любые слова) не в состоянии точно передать это состояние, однако он позволит читателю приблизиться к смыслам оригинала.

Валентин Юрьевич Ирхин,

доктор физико-математических наук,

автор ряда книг по философии науки, семиотике и герменевтике сакральных текстов

Глава 13, строки 1—34

Примечание автора: более ранние главы в тексте оригинала отсутствуют

Я гром — совершенный ум.

Я послана силой [знавших].

Я шла к тем, кто полон дум, —

И найдена средь искавших.

[Смотритесь в меня — в себя]!

Кто знал обо мне — смотрите!

Кто слышит — слышьте меня!

Кто ждал — себе заберите.

Прочь не гоните меня!

Не дайте тому, чтоб бранью

Облили меня, [грязня],

И чтоб был мной слух изранен.

Не станет свергших меня!

Нигде таковых не будет.

[Спасайтесь, меня храня!]

Отриньте бездумье, люди.

Я альфа, и я конец.

Святая, полная грязи.

Я дева, мать [и отец].

Я всех элементов связи.

Я множество и ничто.

Я девственна и развратна.

Я родов всех естество —

[И та, что влечёт обратно].

Успокоенье болям.

Невеста и новобрачный.

Мой муж — кто родил меня.

[Я матерь любой удачи].

Отец мой — мой сын и брат,

[Я помощь ему и бремя].

Раба — кто на мне женат,

И госпожа [надо всеми].

Глава 14, строки 1—34

Мой отпрыск меня создал

До времени в род рожденья —

Он силы мне передал,

[И я инструмент творенья].

Опора ему в годах,

Когда он младенец малый, —

Он посох в моих руках,

Когда я слаба и стара.

Со мной будет то, что он

Желает. И я молчанье:

Нельзя сохранить мой сон,

Лишь память — моё звучанье.

Я глас всезвучный в ночи.

Я слово, что многолико.

Я имя, что мной звучит.

[Я максима, что велика].

Кто ненавидит меня —

Те любят святой любовью,

Всех прочь от меня гоня

[Упрёком и сквернословьем].

Кто отвергает меня —

Признайте меня, примите!

А кто признаёт меня —

Прочь от себя прогоните!

Кто правду сказал — те лгут!

Кто лжёт — правотой сияйте!

Кто знает меня — забудь!

А те, кто не знал, — познайте!

Я истина есть и ложь.

Я стыд и бесстыдства сила.

Я смелость и страха дрожь.

Я лик и войны, и мира.

Так почитайте меня!

Велика я и убога,

Богатства [свои храня]

И бедность [избрав дорогой].

Глава 15, строки 1—34

Не будьте ко мне грубы,

Когда я на землю пала!

Сумейте меня добыть

Средь ищущих — [коих мало].

Взгляд отведите, коль я

В навоза свалена кучу.

Не бросите там меня —

Найдёте в царствии лучшем.

И не судите, когда

Я кинута средь презренных,

Когда вкруг меня нужда

[И толпы больных и бедных].

Не поругайте меня

И не бросайте к калекам.

И милосердная я —

И бессердечна от века.

Не ненавидьте меня

За смирность мою и кротость —

И скромность мою [браня],

Считайте её просчётом.

Не бойтесь силы моей —

И в слабости не бросайте.

Пусть страх вам станет милей —

И робость не презирайте.

Я та, кто всегда в болях, —

И беспощадна в отмщеньях.

Я та, что хрупка [в речах], —

И целостна в наслажденьях.

Абсурдность моя мудра —

[Внемлите её совету].

Молчанья пройдёт пора —

Я всех призову к ответу.

Глава 16, строки 1—35

За что изгнали меня?

За дикость мою средь диких?

Но знание всех храня,

Я суд простых и великих.

Я та, чьи обличья есть

На свитках — но не в преданьях.

Я всеми желанна здесь —

И та, что всегда в изгнаньях.

Я та, что зовётся свет, —

Но вы называли тьмою.

Я заповедь и декрет —

[Но вы не поклялись мною].

Кого вы гнали в пыли —

И та, кого вы познали.

Кого вы в прах растолкли —

И та, кого вновь собрали.

Я та, пред кем стыдно вам, —

И та, кого не стыдитесь.

Я та, что есть праздник сам, —

И та, чьи печальны лица.

Моих богов легион —

Я верую — и не верю.

Я ваш наважденья сон —

И мне вы закрыли двери.

Я в истинах не сильна —

Но мудрость собой рождаю.

Я та, что везде нужна, —

И мною пренебрегают.

Вы прячетесь от меня —

И вы у меня в ладонях.

Сокроетесь внутрь себя —

И я вам сама откроюсь.

Глава 17, строки 1—36

Доверитесь — и тотчас

Я скроюсь от вас незримо.

[Я та, что калиф на час, —

И разум необозримый].

Возьмите мои плоды

Печали своей сердечной.

Возьмите себе труды

Из знания бездны вечной.

[Из самого сердца суть] —

И из наветов презренных.

Пусть дерзостным будет путь

Покраж [идей сокровенных].

Чтоб не было стыдно вам,

Возьмите меня бесстыдно —

И свой не стерпев в том срам,

Озвучьте его ехидно.

Идите ко мне все те,

Кто знает меня и верит —

И вы создадите тем

[Бессмертных творений гений]

Уже в начальных шагах.

Идите, как будто дети,

В больших и в малых делах —

[И не устыдитесь этим].

И малое не гоня,

Признайте его на равных

С великим, [завет храня,

Что в знаниях нет неглавных].

Зачем клянёте меня?

Зачем мне ваш дар почтенья?

Избив меня, не ценя, —

Полны теперь сожаленья.

Глава 18, строки 1—35

Не отделяйте меня

От первых, которых знали.

Не изгоняйте, кляня, —

И не возвращайтесь сами.

Не знаете вы о тех,

[Кто стал за меня в ответе] —

Я знаю. [Я мать их всех:

Первейших, вторых, и третьих].

Я ум, и я же покой.

Я поиск — и я находка.

[Воля идущих за мной,

И их переправы лодка].

Я сила ангелов тех,

Что посланы были мною.

Я славных богов успех,

Что вас привлекли собою.

Я сила жён и мужей,

Чьим помыслам я знакома.

Я путник сирый, ничей —

И я в городах, как дома.

Я та, у кого почёт

И слава, и одобренье —

И та, что к себе влечёт

Попрание и презренье.

Я мир — и предлог войны.

Я сущность — и только форма.

[И нет в том ничьей вины,

Что я для людей не норма].

Лишь тот, кто такой, как я,

Постигнет все мои беды.

Кто близок, не знал меня —

А тот, кто далёк, изведал.

Глава 19, строки 1—35

Чем ближе я есть от вас —

Тем дальше, [как эхо к уху].

Я ваших сердец атлас,

Творение душ и духа.

Я прочного трала крюк

И марь, скользящая наземь.

Я связь для всего вокруг —

И я отсутствие связи.

Я статика и полёт,

Из недр и с горы теченье.

Я всех обвинений лёд —

И теплота всепрощенья.

Безгрешна я и грешна:

Я омуты вожделений —

Искусов я лишена,

[Всех страхов] и всех сомнений.

Меня услышит любой —

Но слышать может не каждый.

Была рождена немой —

И словом насыщу жажду.

Внимая, будьте мягки —

И я научу отваге.

И с лёгкой моей руки

Меня покидайте в благе.

Я та, что содержит суть

Внутри, как цурек горячий.

Я та, кто слышит [свой путь],

И та, что ища — [обрящет].

Глава 20, строки 1—35

И я явлюсь [уберечь,

Даруя] природы [милость].

Я истина, щит [и меч] —

И я же несправедливость.

Вы молитесь на меня —

И скверной полны интриги.

[Вы боретесь, смысл браня,

Считая, что он вериги].

Судите же суть мою,

Пока она вас не судит,

[Не прячьте хулу свою]:

Пристрастье свойственно людям.

Кто вас оправдает в том

И кто защитит собою

[Пред всем, что содержит зло

И что осуждать не стоит]?

Кто сможет вас обвинить,

Коль вы оправданы мною,

Преследовать и схватить

[И всячески беспокоить]?

Всё то, что у вас внутри,

Есть ваша внешняя форма.

Кто внешнее вам слепил —

Тот смыслами вас наполнил.

То, что вы видите вне,

Такое же и в утробе:

Всё внешнее [в том огне],

Что внутреннему подобен.

Так слушайте же меня!

Хоть речи неуловимы —

Но слуху доступна я

Как знак своих содержимых.

Я сущность писаний — и

Границы их разделений.

Мой глас как завет звучит,

Как имя святых учений.

Глава 21, строки 4—32

Примечание автора: строки 1—3
в тексте оригинала отсутствуют

Я [истины] свет [и тьма].

Я речь, что собой манила.

[Я сила слова сама —

И слава] словесной силы.

Не поколеблет меня

Иных названий звучанье:

В них, [сущность свою храня],

Озвучу я содержанье

Того, кто меня создал, —

И имя его раскрою.

Услышьте, что он сказал

И что возвестил собою.

Внимайте, земли сыны,

И ангелы поднебесья,

И духи загробной тьмы:

Я то, что [всеобщей вестью]

Явилось [во тьму и свет] —

И только лишь я пребуду.

Судейства такого нет,

Меня чтоб судить. Повсюду

Видно мельтешенье тел,

Погрязших в грехах и лени,

В постыдстве неправых дел,

В страстях [и безумстве мнений]…

Пленяют они людей.

Когда же дурман минует,

То те до скончанья дней

Находят судьбу иную:

Мой мир, и покой, [и свет

Как вестники должных судеб.

Кто словом моим согрет] —

Уже умирать не будет.

Дхаммапада

Дхаммапада — канонический текст палийской Трипитаки, составленный из речений Будды Шакьямуни (по рождению — принц Сиддхартха Гаутама) около III века до н. э. Это один из древнейших и важнейших текстов буддизма, что подчёркивается традиционной стихотворной формой оригинала. Он состоит из 26 глав, включающих 423 строфы, которые связаны ассоциативно и образуют последовательное повествование.

Текст плотно насыщен яркими художественными образами и имеет форму проповеди — эмоциональной речи, обращённой к слушателям. Каждая из этических максим Дхаммапады — законченная мысль, содержательный афоризм, а потому может использоваться самостоятельно, независимо от остальных суждений.

Хотя высказывания Будды относятся к конкретным ситуациям и встречам с разными людьми, текст даёт целостную картину и содержит краткое и ёмкое изложение этики раннего буддизма. Однако этим его значение не исчерпывается. Дхаммпада лежит в основе всех колесниц Учения Будды (этапов духовного пути), порождая всё новые интерпретации его изначальных положений в ходе исторического развития.

Здесь можно найти и обычные моральные максимы, и наставления для аскетической практики, и парадоксальные символические проходы к недвойственности, характерные для тантрической йоги. Именно многоплановость и непреходящая актуальность древнего этического текста привели автора этой книги к идее его рифмовки для современных читателей. Ведь, как во все века, люди испытывают тягу к истинным духовным и нравственным ценностям и мудрым наставлениям.

Следуя прозаическому переводу В. Н. Топорова, автор восстанавливает поэтическую форму исходного произведения (оригинал также имеет рифмованную структуру), но в новом ритмическом формате — пятистрочном анапесте, — привнося в текст свои дополнения, размышления и аллюзии, которые (согласно уже устоявшейся традиции комментирования) она выделяет квадратными скобками.