Жаклин Сильвестр Вундеркидз. Поместье Уэйкфилд. Книга вторая

Любимым моим ребятам: Ники, Мише и Дэвиду.

А также – моему папе. Надеюсь, Рай похож на Мальдивы и ты проводишь время в караоке с остальными зашедшими рок-звездами.

Jacqueline Silvester

WUNDERKIDS PART 2: Wakefield Manor

Перевод Алексея Чайковского

Рисунки В. Н. Санджиевой

© Жаклин Сильвестр, текст, рисунок на переплете, оформление переплета, 2020

© Перевод, оформление, иллюстрации. АО «Издательство «Детская литература», 2020

Часть I О золотых клетках и подрезанных крыльях

Глава 1 Ника

Нике снился кошмар – безмолвный вязкий мрак, в котором двигались бесшумные тени, стараясь затащить ее в черную бездну. Подобно русалкам, они выныривали из темных глубин и, осклабившись, тянули Нику за пальцы ног, чтобы утопить ее. Она проснулась с резким вздохом и болезненно прищурилась на яркий свет.

Ника не запомнила, что именно ей снилось, и это необычное ощущение неспособности вспомнить было и жутким, и освобождающим одновременно.

Она неуверенно пошевелила пальцами ног, рук, потом – ладонями, как будто выходя из комы. Когда ее глаза наконец привыкли к свету, Ника обнаружила, что она в просторной залитой солнцем спальне, окрашенной в бежевые и розовые тона. Над головой лениво вращались лопасти темного деревянного вентилятора. Сама она была словно упакована между одеялом и матрацем, как письмо в конверте.

Нике не в новинку было просыпаться в новом месте. В прошлом с ней такое случалось десятки раз: новое жилье, аренда по случаю, затхлые гостиничные номера… Ах да… еще ее милая комнатка в общежитии Вилдвудской академии. Но всякий раз это было прямым результатом действий матери – неоплаченного счета, разрыва отношений, отправленного без ведома Ники заявления в школу…

Ника свыклась уже со швыряющей ее к неизведанным берегам непредсказуемостью матери; однако до сих пор ей не доводилось просыпаться невесть где, даже не зная, как она туда попала.

В одно мгновение ее охватила острая паника, и Ника словно ошпаренная вскочила с кровати. В ответ на резкое движение вспыхнула дремавшая мигрень: боль обрушилась жгучим каскадом, сопровождаемым ритмичным грохотом и вибрацией. Ника прошипела в пустоту комнаты длинную череду проклятий. Где она, черт возьми, находится? И как она, черт возьми, сюда попала?

В комнате стояли деревянный шкаф с резными дверцами, ночной столик и тумбочка в том же стиле. Французское окно до пола. В углу высокое деревце в горшке, на стене большой металлический крест бирюзового цвета. Через арочный проход виднелась выложенная плиткой чистая и красивая ванная комната.

Ника пересекла комнату и выглянула в окно. За стеклом раскинулся ухоженный парк с кактусами, цветниками и кустарниками. Изразцовые дорожки тянулись по земле коричневыми нитями, соединяя декоративные озерца и белые статуи.

Все такое яркое! Все такое живописное!

Но Ника не доверяла подобной красоте. Уж этому-то ее в Академии научили. Замечательная частная школа предоставила ей все якобы даром, но на самом деле – только потому, что они намеревались похитить ее талант и продать его по самой высокой цене. Ей вспомнилось, как Академия хотела передать ее способности Заку. Сейчас она, конечно, понимала, что Вилдвуд покушался на ее фотографическую память.

Зак. В последний раз она видела его, когда парня тащили в лимузин.

Где он сейчас? Все ли с ним в порядке? Ника закрыла дверь этим мыслям в своей голове. Зак сейчас был вне пределов досягаемости. Не рядом. Пока еще не рядом.

Вдали виднелась стена, ограждающая всю территорию. За стеной раскинулась пустыня, автострада и что-то еще мерцало вдалеке – возможно бензоколонка.

«Я в закрытом комплексе», – эта мысль прорезала еще немного сонное сознание, как сверкающий луч солнца густую траву. Тошнота подкатила к горлу. Ника бросилась в ванную и стала, жадно глотая, пить из крана. Большие глотки воды тяжело падали в желудок.

В зеркале она увидела свое отражение в ореоле светлых вьющихся волос – спутанных и грязных. Темные мешки под серыми глазами. Ника выглядела бледной и болезненной. Она плеснула в лицо холодной водой, затем подошла к резной двери. Прислушалась.

Полная тишина.

Ника чуть приоткрыла дверь, с облегчением обнаружив, что она не заперта, и выглянула в щель. Длинный белый коридор с целым рядом резных дверей, растений в больших горшках и украшенных подушками скамеек тикового дерева.

Ника услышала шаги. Она осторожно притворила дверь и стала смотреть в замочную скважину. Мимо прошел солидный мужчина с идеальной осанкой, одетый в черную рубашку и брюки, напоминающие униформу. Ника затаила дыхание, увидев пистолет в кобуре у него на бедре, как раз перед тем как незнакомец исчез, повернув к лестнице в конце коридора.

Это охранник, поняла Ника. Она выждала несколько секунд, чтобы убедиться, что он не вернется, а затем стала осматривать комнату в поисках своего потрепанного рюкзака. Найдя, занялась ревизией своих пожитков; ее пальцы проворно пробирались сквозь вещи: вот старая вилдвудская форма, испачканная грязью во время лесного побега, когда она, Саймон, Зак, Квинн и Стелла вырвались из дома школьной медсестры Смит. Ника неосознанно коснулась того места на плече, куда медсестра всадила дозу транквилизатора. Крошечная ранка на плече до сих пор побаливала.

Ника запустила руку глубже в рюкзак и обнаружила красную книжечку с шифрованным текстом, которую похитила у директора, когда они с Саймоном и Квинном проникли в канцелярию. Потом, в туннеле она остановилась и спрятала книжечку под продранной подкладкой на дне рюкзака – так, на всякий случай. Ника убедилась, что книжечка на месте, затем затолкала ее обратно, поглубже, в секретное пространство между слоями ткани.

Ее пальцы замерли на деревянном кольце, которое вырезал для нее Квинн, и кулоне-монетке, что подарила ей Магда, домоправительница из Вилдвуда, перед первым Никиным показом. Сердце защемило при воспоминании о Магде. Магда и соседка Ники по комнате, Стелла, мертвы. Убиты Вилдвудской академией. Ника никогда больше не увидит их. Горло перехватил спазм. Ника спрятала дорогие ей безделушки. Нет времени. Сейчас на это времени точно не было.

Наконец она вытащила фотографию покойного отца и его армейских друзей, которую Зак подарил ей на прошлое Рождество. Больше в рюкзаке ничего не было, кроме разряженного телефона, который оставался бесполезным.

Ника уставилась на фотографию отца, пытаясь сообразить, что ей делать дальше. Сердце заныло знакомой скорбью, прежде чем ее взгляд скользнул на другого человека в кадре. То был настоящий Чед. Чед, за которого выдавал себя байкер, чтобы затащить ее в туннель. Тот байкер, который застрелил охранников Вилдвуда прямо на глазах у Ники и ее друзей. Он разлучил девушку с Интегралом, Эмбер и Квинном, а затем привел к туннелю контрабандистов. Все для того, чтобы притащить сюда, в это место, чем бы оно ни оказалось.

Зачем самозванец привез ее сюда, в этот закрытый комплекс, Ника понятия не имела. Но оставаться здесь, чтобы узнать, она не собиралась.

Она забросила рюкзак на плечо, убедилась, что коридор пуст, и пошла в направлении противоположном тому, где скрылся охранник. По дороге Ника прихватила со стола массивный подсвечник на случай, если ее все-таки обнаружат.

С деревянных балок потолка свисали черные железные светильники. Ника мимолетно глянула на них, стараясь ступать бесшумно по терракотовому полу. Она спустилась по изразцовой лестнице, никого по пути не увидев и не услышав ни одного постороннего звука. Здесь было столь же тихо, сколь великолепно. Ее ладонь вспотела, она сильнее сжала подсвечник.

Тошнота и головная боль усилились, когда Ника кралась по другому коридору и сквозь анфиладу резных французских дверей, ведших во внутренний двор. Снаружи воздух был влажным и липким. Пот стекал ручейками по ее спине и груди. Только сейчас Ника поняла, что она все еще в грязной футболке «Международной корпорации вафель», которую Зак раздобыл для нее, когда они сбежали из Вилдвудской академии. Ника остановилась, чтобы отдышаться.

Ей следовало пить больше, пока была такая возможность. Она сглупила, не подумав об этом раньше. Но почему она так быстро выдохлась? Что-то пошло не так. Как-то совсем неправильно. Ника попыталась вспомнить туннель. Но все, что смогла припомнить сейчас, – это осознание того, что «Чед» на самом деле не Чед. А еще был страх, что она застрянет в том проходе навсегда, что пути назад не будет. Она вытащила фотографию отца, рассматривала ее в полутьме. Затем дернула рычаг люка, который вел наружу. Ника вспомнила, как белый свет залил промозглое пространство. Сопротивление тянущим ее рукам. Крик.

Горло сжалось при этих воспоминаниях. Сердце колотилось, отдаваясь в ушах. Она пыталась сосредоточиться на своем дыхании и внимательно огляделась.

Стены внутреннего двора были украшены изразцовыми нишами с толстыми свечами и вазами для цветов. Там были также выложенные мозаикой настенные фонтанчики и прогулочная аркада с элегантными витыми арками, которые тянулись от дома, словно обнаженные корни. Утопающие в виноградной лозе арки густо затеняли атриум, но все же солнце просачивалось сквозь щели. Лучи нежного утреннего света полосами легли Нике на руки. Она нахмурилась. Это приятное окружение резко контрастировало с беспокойством, болезненно шевелившимся где-то в животе, как острый рыболовный крючок. Она услышала приближающиеся шаги и вжалась в небольшую нишу. Ника затаила дыхание и до боли сжала кулаки, ожидая, пока шаги начнут удаляться. Что бы это ни было за место, попала она сюда не по своей воле, и нужно отсюда выбраться, прежде чем кто-либо ее заметит и остановит.

Ника на цыпочках прошла мимо бирюзовой гостиной, полной вышитых подушек, а затем вышла в сад. Внешняя стена была достаточно низкой, чтобы через нее перелезть, если бы только удалось добраться до нее незамеченной. Ника трусцой пересекла небольшой открытый участок и нырнула за большой кактус карнегии.

В отдалении Ника видела еще и еще такие же карнегии, мощные, с ответвлениями толщиной с торс взрослого мужчины, и вьющиеся тонкие можжевеловые деревья, тянущиеся к солнцу. Кем бы ни был байкер, он выполнил свое обещание.

Мексика.

Она точно была в Мексике. Ее дыхание снова стало частым, а голову сдавило, словно обручем. Нику охватил очередной панический приступ.

Прячась в тени, девушка пробралась мимо двух зданий персикового цвета, похожих на то, в котором она проснулась. Какова роль этого места? Кто здесь живет? Кто бы это ни был, он богат. Комплекс напомнил Нике о шикарной гостинице со спа-салоном, где они когда-то жили с матерью в Аризоне благодаря свободному обхождению Дарьи с чековой книжкой, которую вот-вот должно было постигнуть аннулирование. Здесь тоже сады представляли собой мозаику из мелких прудиков, густых зарослей бугенвиллии и экзотических, похожих на хищных птиц, цветов в горшках. И точно так же, как в том спа-отеле, Ника чувствовала, что ее здесь не должно быть, что ее обнаружат и накажут.

Ника подавила страх и замедлила шаги, передвигаясь от одного уголка сада к другому. Как она решилась довериться этому байкеру? С его жирными длинными волосами и взглядом убийцы. У него на лбу было написано, что он преступник. Тем не менее Ника поверила в его историю и позволила своим друзьям поехать с другими байкерами. Какая же дура!

Впрочем, был ли у нее выбор?

Она тогда только узнала, что Магда и Стелла погибли в огне Вилдвуда, и не была способна здраво рассуждать. Разум помутило горе. Даже сейчас воспоминание возбудило то знакомое чувство, будто кто-то сжимает ее сердце в кулаке.

Предупредительный выстрел – так сказал фальшивый Чед. Вот как он назвал то, в результате чего ее соседка по комнате и домоправительница сгорели заживо. Для Вилдвудской академии это был способ объяснить ребятам, что все серьезно. Заставить их молчать, показав им, что они тоже в шаге от смерти. Вот почему Ника поверила байкеру, когда он настаивал на том, что им нужно как можно быстрее добраться до Мексики. Она поверила ему, когда он сказал, что у Вилдвуда есть связи с полицией. Что Ника уже в черном списке в аэропортах и что ей нужно добираться отдельно от друзей. Через туннель. Ведь план «Чеда» в том и состоял, чтобы разделить их.

Ника на цыпочках пробежала вперед. Стена была уже близко, и путь к ней свободен. И хотя мускулы протестовали, она бросилась на преодоление последнего отрезка. Ника шла вдоль стены, пока не достигла кованых ворот. Она бросила подсвечник. Дрожащими пальцами вцепилась в ручку, повернула ее и вышла. Мир за воротами был другим, более сухим, как будто мираж в одно мгновение вытолкнул ее в мертвые объятия пустыни.

Слева от нее находилась тесная стоянка с тремя старыми машинами. Ника позволила себе вздох облегчения; она прошла через дом и миновала ворота, не будучи замеченной.

Грунтовая дорога поворачивала от дома завитком, подобно стружке из рубанка, обрамленная жаждущими полива деревьями. Вдалеке виднелось шоссе и невысокие коричневые горы. Металлический блеск, что Ника заметила ранее, все еще мерцал на горизонте. Теперь она была уверена: это заправочная станция – с телефоном, по которому она сможет позвать на помощь. Ника оглянулась. Через ворота было видно скопление домов: гасиенда. В голове все встало на свои места, когда она узнала стиль зданий по картинкам из журналов и телевидения.

Кто-то позади нее закричал.

Вздрогнув, Ника отшатнулась от пронзительного звука. Головная боль усилилась, как будто ремень стягивали вокруг ее головы, все туже и туже. Она зажмурилась, желая уменьшить боль. А открыв глаза, увидела мужчину, который, направив на нее пистолет, кричал:

– Vuelve! ^[1]

Его тон подходил тюремным надсмотрщикам и грабителям банков.

Ника сделала шаг назад и споткнулась. Сухая земля встретила ее жестко.

Рядом с ней стоял еще один охранник, направляя на нее пистолет. Он выкрикнул несколько слов, которые она не могла понять. Ника отшатнулась назад, словно загнанное в угол животное, подальше от смертельной стали. Теперь уже кричали оба охранника. Поднявшаяся при ее падении пыль попала в лицо и неприятно щекотала глаза.

– Andale! Vuelve a la casa! Ahora! ^[2] – рявкнул второй охранник, жестом указывая на дом.

Затем последовали ругательства на испанском, и даже со своим плохим знанием языка Ника могла понять, чего они требовали, – они хотели, чтоб она вернулась. Охранники выглядели нервными: было очевидно, что, зайдя так далеко, она подорвала их авторитет.

Охранник ростом поменьше схватил ее за руку и грубо потянул на себя, вызвав тем дополнительную волну боли, прокатившуюся по Никиному позвоночнику. Оглушительные вопли и дерганье продолжались, пока позади Ники не раздался окрик, пронзивший остальных, словно предупредительный выстрел, и моментально заставивший их замолчать.

– Silencio! Déjala ir! ^[3] – велел тот же голос.

Охранники замерли, и Ника устало подняла свою отяжелевшую голову на этот новый голос. Яркое солнце слепило ее, и все, что она могла видеть, это голову с черными волосами. Сердце екнуло, она затаила дыхание. Зак. Его имя отдалось в душе мучительным напоминанием и внезапным жгучим желанием. «Зак. Зак. Зак», – громко и ясно прозвучало его имя в ее тяжелой голове – как полицейская сирена, пронизывающая тишину глухой ночи.

Но когда ее глаза привыкли к яркому свету, она рассмотрела красивое молодое лицо, которое вовсе не принадлежало Заку. Глаза Ники наполнились слезами разочарования, стыда и боли – головной боли. Она выпрямилась и уставилась на незнакомца, собирая остатки куража. Красив, но, кроме этого, у него не было ничего общего с тем, за кого она его приняла поначалу. У него загорелая кожа, жесткое выражение лица, темные волосы и крошечные шрамы вдоль бровей.

Парень отдал еще несколько приказов по-испански своим людям, которые немного сникли в его присутствии.

Ника почувствовала слабость в коленках; она низко склонилась и сосредоточилась на дыхании. Парень подошел к ней.

– Hola ^[4]. Меня зовут Бастиан, – представился он, обнаружив мелодичный и сочный выговор. – Могу я вам чем-нибудь помочь?

Его английский был беглым, но подчеркнуто правильным. Он, как бы приглашая, указал на дом.

– Я… – начала было Ника, но запнулась, не слишком уверенная в том, хочет ли называть свое настоящее имя.

– …Ника, – закончил он за нее. – Я знаю.

Ника почувствовала, как от напряжения ей словно кости ломит. Откуда он знает ее имя? Он ли главный владелец дома? Нет, он слишком молод; слишком молод, чтобы владеть целым имением и отдавать приказы вооруженным охранникам. Он не мог быть существенно старше ее. Но он каким-то образом связан с байкером.

Взгляд Ники устремился в пустыню.

– Нам есть о чем поговорить! Может, зайдем в дом? – настаивал Бастиан.

Ника неспешно разогнулась. Но движение было слишком резким, и она покачнулась. Когда Бастиан бросился ей помочь, она подняла руки, жестом показывая, что с ней все в порядке, и подала знак, чтобы он шел вперед. Бастиан подчинился. Ника последовала за ним нарочито медленно, выигрывая время; как только он зашел в ворота, резко развернулась и побежала в открытую пустыню.

Ника чувствовала, что колени не хотят слушаться, но бежала изо всех сил – так быстро, как могла.

В глубине души она знала, что в нее не будут стрелять. Она была нужна им живой.

– Там на сотни миль только пустыня! – услышала она позади крик Бастиана.

Ника не слушала – он лгал. Она испытывала свое сердце и ноги до тех пор, пока те не стали болеть невыносимо, пока боль, переполнив ее, не подступила к горлу вместе с желчью.

Ника ожидала, что Бастиан прикажет охранникам преследовать ее. Она готовилась услышать выстрелы и свист пуль. Вместо этого раздался звук ревущего двигателя. Она ускорила бег. Бастиан сел в одну из тех старых машин, чтобы догнать ее. Ника силой воли подталкивала себя вперед. Все, что ей нужно было сделать, – это приблизиться к заправке. Тогда она сможет звать на помощь.

Ее ноги двигались словно сами по себе. Жара становилась все нестерпимее. Капли пота стекали по лбу и – в глаза. Головная боль стучала кулаками в череп. Машина, обогнав ее, проехала еще два-три десятка метров и остановилась. Из машины вышел Бастиан.

Ника резко повернула вправо.

– Разве ты не хочешь видеть своих друзей? – окликнул он Нику.

Только не оглядываться! Он лжет.

– Интеграл – светлые кудри. У Эмбер длинные рыжие волосы. И надоедливый ирландец в глупой шляпе…

Никин бег трусцой невольно перешел в прогулочный шаг. Ему не так сложно было бы получить описание ее друзей. Достаточно одного звонка байкера, чтобы Бастиан узнал, как они выглядят… Если только этот парень знает байкера, а он, скорее всего, знает – иначе с какой стати он бы оказался на этой стороне туннеля, по которому послал их Чед? Но ее друзья пробирались своим путем, отдельно от нее, и Бастиан, зная, как они выглядят, наверняка не имел в виду, что они у него. Он все еще мог ей лгать.

– Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя обратно в дом, – спокойно сказал Бастиан.

Ника остановилась.

Ее остановило не упоминание друзей, а скорее то, как он говорил, его уверенность. Его тон звучал так, будто он не только хотел ее остановить, но как будто он уже это сделал. Как будто он действительно знал, что ей больше некуда идти. Как будто он был просто удивлен ее поведением. Именно эта уверенность остановила ее. Но разве там не было заправки? Неужели правда в пустыне не было ничего, кроме мерцающих миражей? И да, у нее не было воды, она не продержалась бы даже до конца дня. Она больна и ослаблена. Бастиан знал, что ему не нужно гнаться за ней: продолжи девушка свой побег, то просто погибнет там, в песках.

Ника оглянулась на него. Охранники стояли рядом с машиной, с опущенными вниз пистолетами.

Бастиан поднял руки, как бы сдаваясь.

– Твои друзья внутри; если бы ты проверила перед тем, как бежать, то убедилась бы, что они спят в комнатах, соседних с твоей. – Он показал большим пальцем себе за спину, жестом голосующего путешественника автостопом. – Клянусь.

Он мог бы застрелить ее уже сейчас, если бы хотел. Ника подумала: не похоже, чтобы он собирался причинить ей вред. Еще не сейчас. Он нуждался в ней, для каких-то целей. А ей нужна вода. Ей нужна провизия. Ей нужен лучший план побега.

Ей нужны ее друзья. Ей нужны ответы.

Ника мимоходом глянула в сторону заправки.

– Кстати, эта заправка заброшена. Уже в течение семи лет, – сообщил Бастиан.

Ника прищурилась. Сейчас, будучи чуть ближе, она вроде бы различила полуразрушенный фасад здания. Рядом не было припаркованных машин. Окна разбиты. Бастиан говорил правду. Место заброшено.

Она снова посмотрела на гасиенду. Неужели ее друзья действительно там? Она не была в этом уверена. Пустыня предлагала сомнительную свободу. Гасиенда предлагала ответы. Смирившись, она пошла к парню и его охранникам.

Ника всегда предпочитала ответы свободе.

Она медленно шла, волоча ноги по пыли, чтобы сохранить немного энергии, давая себе шанс чуточку восстановить силы.

– Что это за место? – спросила она, приблизившись наконец к Бастиану.

– Гасиенда де Лос Сантос, – сказал он с улыбкой. – Мой дом.

Ника пристально посмотрела на него. Как будто пытаясь увидеть его насквозь.

– Я отведу тебя к твоим друзьям, – уговаривал он.

Ника позволила ему помочь ей пройти в ворота и вернуться в этот странный мираж вечнозеленых садов.

– Есть кто-то, с кем тебе нужно встретиться в первую очередь.

Глава 2 Зак

Зак дождался наступления ночи, чтобы проникнуть в кабинет своего дяди. Поместье Уэйкфилд – дом его детства и резиденция дяди Митчема – представляло собой таинственный лабиринт, наполненный люстрами, мебелью красного дерева и коврами ручной работы, но Зак провел здесь достаточно времени, исследуя и разнюхивая, чтобы знать, где спрятаны самые важные вещи. Если Митчему есть что скрывать, это должно находиться в старинном бюро в его кабинете.

Зак знал, что горничные хранят запасные ключи от всех комнат в кладовке на третьем этаже. Он ведь сам подкупил старшую горничную, чтобы она завела такой порядок и чтобы он мог получать доступ к дядиной коллекции выдержанных виски всякий раз, как ему захочется выпить. В конце концов эту горничную уволили, как и большинство сотрудников Уэйкфилдского поместья, но система с ключами сохранилась.

Зак стащил нужные ключи и направился по коридору к кабинету могущественного магната «Фармы».

Ноги онемели, а в левой лодыжке ощущалась пульсирующая боль. Вероятно, от удара в дверь лимузина. Зак хмурился, хромая. Не следовало ему доверять Сильвио. Когда их план побега из Вилдвуда зашел в тупик и им понадобились деньги, Зак обратился к Сильвио, личному помощнику своего дяди. В прошлом Сильвио за определенную плату выполнял пожелания Зака. И всегда держал эти поручения в секрете: его грандиозные вечеринки, недельные отлучки… Но в этот раз Сильвио предал его. Когда они отправились на встречу с ним на стоянке, то попали в засаду, и Зак был разлучен со своими одноклассниками и Никой.

Зака затащили в лимузин и удерживали там. Он сопротивлялся, пиная во все стороны и крича. Именно тогда, наверное, он повредил лодыжку, зацепив ногой дверь.

В любом случае все его усилия были напрасны. Зака жестко «упаковали», доставили в усадьбу Уэйкфилд, затащили на второй этаж и бросили в его детскую комнату. Дядя, вероятно, ожидал, что он просто будет сидеть и тихо ждать прощения, как наказанная собака. Как будто его снова поймали на посещении ночного клуба или застукали целующимся со школьной подружкой Вайолет, а не пресекли реальную попытку побега из школы. Попытку по-настоящему изменить свою жизнь.

Митчем знал, где Ника. Зак был уверен, что тот в курсе. Митчем также был в курсе, что Вилдвудская академия ворует таланты. Черт возьми! Его дядя, вероятнее всего, был к этому причастен. Хотя Зак понимал, что дядя мало интересуется талантами, несмотря на то что залы Уэйкфилда были увешаны бесценными шедеврами. Его обширная коллекция произведений искусства была дымовой завесой для званых обедов и гостей. Дяде Зака не было дела до красоты, таланта или изысканного внутреннего убранства – Митчема волновали только сила и только власть.

Если Митчем сотрудничал с Вилдвудом, значило ли это, что он бросил Вилдвуду на растерзание Нику, Квинна, Интеграла и Эмбер? Отдал их в руки директора? Попытается ли директор убить их? Зак отпер дверь кабинета.

Он должен был найти доказательства причастности Митчема. Затем он сможет пойти в полицию, или обратиться к прессе, или шантажировать Митчема, чтобы тот вернул ему друзей. Осматривая безупречный стол дяди, Зак в глубине души понимал, что это бесполезно, однако не мог же он просто ничего не делать.

Зак пролистал и переворошил бумаги дяди с небрежностью вора-любителя, нисколько не волнуясь о беспорядке, который он при этом создавал. В любом случае Митчем узнает, что племянник там побывал, – в поместье Уэйкфилда камер было достаточно, чтобы вести собственное реалити-шоу. Зак отбросил банкноты, письма, документы с монограммой и всяческую именную кожгалантерею.

Его внимание привлекла сверкающая рамка в углу кабинета. Фотография Митчема с действующим президентом. Они улыбались и пожимали друг другу руки. Дядя терпеть не мог фотографии, но это был не просто снимок. Это был силовой ход.

Между родственниками не было ощутимого семейного сходства. Мюриэль, мать Зака, была красавицей, с кудрями цвета вороньего крыла, выразительными чертами лица и блестящими зелеными глазами, которые унаследовал ее сын. Лишь когда она заболела, часть этой красоты ушла, выжатая из нее, как вода из мочалки. У Зака было узкое лицо с высокими скулами и темные волосы. Митчем же был коренастым и ничуть не элегантным. Неестественного красновато-коричневого цвета волосы он зачесывал «переплюйчиком», чтобы скрыть начинающую лысеть часть головы. Настороженно-мрачный ястребиный взгляд темных глаз, тонкие злые губы – все это выражало коварство. Своим видом на фото Митчем словно утверждал, что он будет похитрее самого президента. Зак раздраженно перевернул рамку, не желая смотреть на самодовольное лицо Митчема.

Он открыл дверцы встроенных в стену шкафчиков. Потом перелистал все файлы на букву «В» и вытащил папку Академии Вилдвуд. Досье оказалось толстым и тяжелым, но школьных заявлений Зака, его аттестатов и результатов за полугодие там не нашлось. На самом деле в папке было не много того, что вообще указывало бы на существование Зака. В основном это был каталог пожертвований Митчема Академии.

Зак широко раскрыл глаза от удивления. Он знал, что Митчем состоял в совете Вилдвуда и что он щедрый спонсор этого заведения. Это нормально для человека, стремящегося удержать своего племянника в престижной школе, несмотря на буйное поведение и плохие оценки. Оказалось, однако, что его членство в правлении Вилдвуда исчислялось годами еще до того, как Зак начал там обучение. До того даже, как Зак пошел в среднюю школу.

А платежи…

Зак протер глаза и снова посмотрел. Взносы Митчема превышали просто щедрые пожертвования. Это не были даже суммы в стиле «вашего мальчика застукали со спиртным, так что профинансируйте-ка строительство нового библиотечного корпуса». Нет, там были цифры, которые предполагали получение дивидендов: инвестиции. Зак нахмурился: почему Митчем инвестировал в Вилдвудскую академию задолго до того, как туда зачислили его племянника?

Пальцы парня цепко впились в досье. В нем содержалась полезная информация; он понимал интуитивно, что может ее использовать.

Менее года назад газета «Лос-Анджелес Таймс» опубликовала статью о Митчеме. Заку велено было оставаться в своей комнате во время интервью, как, впрочем, во время любого важного события в Уэйкфилде. Тем не менее он прочитал этот материал, когда газета вышла. Он до сих пор помнил имя журналистки. Журналистки, изобразившей Митчема властолюбивым вором в законе, циничным магнатом «Фармы», не заботящимся о человеческой жизни. Зак все еще помнил, как его дядя злился, и помнил собственное злорадство, которое пытался скрыть, видя Митчема таким разъяренным.

Зак может найти эту журналистку и, использовав ее, напугать Митчема, чтобы тот освободил Нику, где бы та ни была. Он может пригрозить тем, что предоставит журналистке эти файлы и тем даст возможность прессе завершить расследование.

Машина Зака все еще находилась в Академии, в двух с половиной часах езды, в горах Сан-Хасинто, но ключи от всех машин Митчема лежали на кожаном подносе у бара. Написать письмо журналистке было невозможно, поскольку все компьютеры Митчема были запаролены. Зак должен встретиться с ней лично. Он знал, где находится редакция «Лос-Анджелес Таймс». Их большую вывеску было видно даже с автострады. Он мог встретиться с журналисткой и дать ей достаточно информации для небольшой статьи, а затем пригрозить Митчему опубликованием всего остального.

Направляясь к двери, он с кем-то столкнулся. Это был личный помощник Митчема. Сильвио выронил из рук несколько документов, которые большими белыми бабочками приземлились на пол. Зака затрясло от гнева, когда предатель, разлучивший его с Никой, трусливо опустил взгляд и попятился.

– Это была не моя вина… – начал он оправдываться, но тут кулак Зака врезался в его лицо.

Захрустели кости, и брызнула кровь. Зак сгреб изящного Сильвио за воротник и швырнул к стене.

– Куда они ее забрали? – прорычал Зак. – Куда?!

За вопросом последовал очередной сильный удар, а затем еще один. Дрожащими руками Сильвио вцепился в стиснутые кулаки Зака, побелевшие от напряжения. Ухоженные длинные ногти Сильвио впились в его кожу.

– Я не… – Он не сумел договорить.

Внезапно чьи-то руки легли на плечи Зака. Двое охранников оттащили его от Сильвио, но парень отчаянно дергался в их лапах, пока предатель деловито поправлял свой воротник.

– Достаточно, – донесся знакомый голос из коридора.

Зак посмотрел туда, где стоял Митчем, наблюдавший за ними. Холодный и отстраненный. Сердце Зака оборвалось, когда он перехватил взгляд дяди, направленный на похищенную папку, валявшуюся теперь на полу.

Митчем дернул головой, показывая Сильвио, чтобы тот удалился, и подлый трус, подобрав документы и не глядя в сторону Зака, послушно исчез. Парень с презрением посмотрел ему вслед.

Митчем оглядел разгромленный кабинет, усыпанный бумагами.

– Я не в восторге от беспорядка, который ты здесь устроил, – холодно заметил он, подбирая с пола папку с записями о пожертвованиях.

Зак не переставал дергаться, пытаясь вырваться из рук охранников, которые потащили его по коридору, как какой-нибудь мешок с картошкой.

– Плевать мне на твой невосторг, – крикнул Зак Митчему, который шел перед ними, не оглядываясь.

Они миновали одну дверь, другую, весь третий этаж, затем спустились на три этажа по служебной лестнице.

Зак понял, что его тащат в подвал. Но зачем? Там не было ничего, кроме антиквариата и дополнительных наборов стульев для модных фармацевтических вечеринок Митчема.

– Зак… – начал Митчем.

Парня передернуло от того, как дядя произнес его имя – как если бы оно было обременительным, несло в себе что-то крайне нежелательное.

– …честно говоря, я думал, прошедшие годы научили тебя, что лучшая форма самосохранения – это сотрудничество.

Зак собирался сказать что-нибудь обидное и остроумное в ответ, но промолчал, поскольку они как раз достигли подвала. Здесь было пусто: ничего, кроме бетонного пола и низких стен.

Митчем подошел к противоположной стене и набрал код на почти незаметной встроенной клавиатуре.

Зак снова попытался освободиться, но сражаться с могучими охранниками было бесполезно.

– Я тут кое-что перестроил в прошлом году, – желчно усмехнулся Митчем, предвкушая эффект.

Бетонная стена отодвинулась в сторону, открыв тайную комнату. Обстановка комнаты придавала ей вид лаборатории в соединении с бомбоубежищем. Здесь стояли металлический хирургический стол и стеллажи, заполненные оборудованием. Стены были покрыты панелями с кнопками и ручками. Митчем набрал код на другой клавиатуре, и стеклянная стена отъехала с пугающей скоростью.

– Я всегда полагал, что человеку, которого так ненавидят, как тебя, очень даже может пригодиться секретное убежище, – сказал Зак, когда обрел дар речи.

Митчем снова усмехнулся. Его самодовольная ухмылка бесила племянника.

– Это не убежище.

– А что?.. – глухо проговорил Зак.

Хотя он твердо стоял обеими ногами на бетонном полу, его плечи ослабли от страха. В животе что-то сжалось, и он чувствовал избыток адреналина в крови. Тело больше не ощущалось как собственное, оно мучительно трепетало в руках охранников. Он был пойманной рыбой и беспомощно болтался на леске, приближаясь к берегу, к своему удушению.

– В убежищах люди прячутся сами, – сказал Митчем, – а здесь людей удерживают, не спрашивая их желания.

Он махнул рукой, и прежде чем парень успел опомниться, крепкий охранник, справа от Зака, вонзил шприц ему в шею и надавил на поршень.

Зак пытался сопротивляться, отбиваться, кричать и дергаться, но это было все равно что барахтаться в зыбучих песках.

Охранники затолкали его в комнату, и стеклянная стена вернулась на место. Он был в ловушке. Зак резко бросился на стекло, надеясь перебороть действие успокоительного.

Митчем смотрел на племянника, засунув руки в карманы брюк, смотрел на него как посетитель зоопарка на зверька в клетке. Зак колотил кулаками по стеклу. Стекло не сдвинулось с места. Стерильная тишина комнаты укутала его в кокон, проглотила его. Силы Зака угасали.

– Зачем было колоть мне успокоительное, если ты собирался просто запереть меня здесь! – громко выкрикивал Зак в тишину, надеясь, что слова пройдут сквозь стеклянную преграду.

– Незачем, конечно. Я просто так захотел, – отвечал Митчем и сделал паузу. – Я давал тебе весь мир, Зак. Свободу, богатство, первоклассное образование, а ты просто швырнул это все мне в лицо – и ноль благодарности. Я был очень разочарован, узнав, что ты сбежал из Академии.

Зак фыркнул. «Свобода»? Собрав остатки сил и со всей злости, он в последний раз ударил кулаком по стеклу. Потом пнул его ногой так, что раненая лодыжка снова заныла.

– И этот дом! И Вилдвуд! Все, что ты делал, – это сажал меня в дорогие клетки! Ты обращался со мной как с VIP-заключенным.

Он пытался выглядеть вызывающе и проклинал ребенка внутри себя, который, вместо этого бунта, хотел плакать. Ребенок хотел свернуться калачиком и умереть прямо на холодном цементном полу. Тот самый ребенок, который прятался от медсестер после смерти матери.

Зак ослаб под действием препарата, его колени подогнулись, он ссутулился и опустился на пол. Митчем подошел вплотную к перегородке – его дыхание оставляло на стекле запотевший след. Он смотрел на племянника, и на лице его отражалась смесь разочарования и недовольства.

– Мы все пленники своих демонов, – произнес он, положив ладонь на стекло. – Но лишь некоторым из нас достаточно повезло, чтобы иметь золотую клетку.

Митчем повернулся и пошел прочь. У выхода он остановился.

– Возможно, тебе следует больше это ценить.

С этими словами Митчем оставил племянника в покое. Он выключил свет в подвале. Цементная стена вернулась на место. Теперь была только тьма и бесконечная тишина.

Зак почувствовал, как сознание ускользает от него. Когда сон пришел за ним, парень охотно поддался его зову.

Глава 3 Ника

Бастиан помогал Нике пересечь территорию таинственной гасиенды. Но прошла всего минута, и ей понадобилась передышка.

– Дай мне две секунды, – попросила она.

– Не торопись, – успокоил он ее и жестом предложил присесть на край фонтана. Ника проковыляла к воде и села. Вопросы и желчь просились к ней на язык. В голове все еще стучало.

Что с ней происходит? Она была слишком слаба, и, хотя могла теперь вспомнить, как оказалась в Мексике, она совершенно запамятовала, каким образом добралась от туннеля до гасиенды. Что это значит? Ее накачали какими-то препаратами? Оглушили ударом по голове? Мысли когтями царапали разум. И процарапывали все глубже, до глубокой зияющей раны, пóлой и ужасающей.

Ей нужно было непременно увидеться с друзьями.

О ком Бастиан говорил, с кем она должна встреться в первую очередь? Ника глянула на своего провожатого. Она впервые могла рассмотреть его внимательно. Густые брови, рубцы над ними, шрам на левой щеке. Похоже, он в этой жизни уже получил изрядную порцию ударов. Тем не менее Бастиан не мог быть намного старше ее. Максимум восемнадцать. У него сильные руки, с выраженными венами и четко очерченными мышцами и стройное телосложение. Как может такой юный парень распоряжаться таким имением?

Бастиан поймал ее взгляд и улыбнулся. У него глаза медового цвета, и ямочки на загорелых щеках. Парень засунул руки в карманы синих льняных штанов, подпоясанных ремнем с претенциозной золотой пряжкой. Он напоминал рекламу летнего одеколона в дьюти-фри. Вроде тех рекламных плакатов на стенах аэропортов в июле. Ника нахмурилась и отвернулась.

Несколько минут миновали в молчании, прерываемом лишь вздохами Ники и пением птиц над головой.

Ника посмотрела на ближайший дом. Более подходящим был бы термин «вилла». Грубые фактурные стены этой виллы были выкрашены в оранжевый цвет. Черепичная крыша, разумеется, терракотового цвета. Тернистая бугенвиллия, небрежно взбирающаяся на нее по передней стене. Ярко-розовые цветы рассыпались по балконам и над парадным входом.

Несмотря на жару, тело Ники покрылось гусиной кожей. Страх и тошнота спрятались у нее в животе, вызывая ощущение, будто она в падающем самолете.

Это место. Этот парень. Это все было неправильно.

– Готова? – спросил он, словно почувствовав ее сомнения.

Бастиан протянул ей руку и помог подняться.

– Отведи меня к моим друзьям, – попросила Ника.

Его ответ был немедленным:

– Не сейчас.

Бастиан вел ее в самый маленький из трех домов. Ника крепко сжала лямки своего рюкзака и побледнела. Бастиан поднял бровь.

– Ты здесь в безопасности, тебе не нужно беспокоиться, – убеждал он Нику.

– Мне было бы безопаснее, если бы ты ответил на несколько вопросов, – следовала она за ним через длинный коридор, мимо ряда ярко окрашенных дверей. – Кто ты? Где я?

– Мы друзья Чеда. Это мой дом. Ты в Мексике. Разве не здесь ты хотела оказаться? – слегка усмехнулся он.

Лжец. Чеда не было. Чед был поддельным. Ника не позволила знанию его лжи отразиться на ее лице.

– Я знаю, что я в Мексике. Но как я сюда попала? Из туннеля?

Он оглянулся.

– Ты не помнишь?

Ника отрицательно покачала головой.

Бастиан пожал плечами.

– Возможно, память еще вернется к тебе, – пообещал он.

Ледяной холодок пробежал по позвоночнику Ники. «Возможно, память еще вернется к тебе». Знает ли он, что Вилдвудская академия хотела забрать ее фотографическую память? Может, он работает на них? Ника замедлила шаги, теперь она едва волочила ноги по плитке.

– К кому ты меня ведешь?

– Jefe.

– Кефе?

– Хе-фе, – деликатно исправил он ее произношение. – Иначе говоря, босс, глава дома.

Он повел ее по широкой лестнице на второй этаж. Ника пыталась систематизировать информацию, чтобы понять, насколько опасно ее положение. Ясно было одно: кем бы ни был этот Хефе, он был богатым, очень богатым, если, конечно, роскошное жилье можно считать объективным показателем. Бастиан остановился и постучал в арочную дверь.

– Entrar ^[5], – раздался голос.

Бастиан открыл дверь для Ники, и она вошла в просторный, богато обставленный кабинет. Там, на дорогом кожаном диване лежал загорелый мужчина солидного возраста.

Ника до этого момента не представляла себе, чего ей ожидать, как должен выглядеть этот Хефе: то ли у него шрамы на лице, как у Бастиана, то ли он окажется грозным, как директор Вилдвуда. Но этот человек, лет пятидесяти, оказался довольно красив и ухожен. Развалившись на диване с задранными ногами, он походил на расслабившегося пациента на приеме у психолога. У него были темные, но с сильной проседью волосы и дружелюбное выражение лица. Он присел и улыбнулся девушке.

– Ола, Ника, тебе уже получше? – спросил мужчина.

У него был приятный мягкий выговор, как у Бастиана.

Ника осторожно оценивала его. Как и Бастиан, он знал ее имя – даже ее прозвище. При том, что она им ничего о себе не сообщала. Наверное, им Чед рассказал все о ней?

– Добро пожаловать в мой дом. Я полагаю, Бастиан ясно дал тебе понять, что ты в безопасности и являешься здесь желанной гостьей, – продолжил мужчина.

– «В безопасности»… хм, – повторила Ника его слова. – Ваши охранники направляли на меня свое оружие.

Хефе обернулся к Бастиану и спросил его о чем-то по-испански, Ника не могла следить за их беседой. Бастиан отвечал ему, щедро жестикулируя.

– Понятно, – мягко сказал, наконец, Хефе. – Извини. Они очень серьезно относятся к своей работе.

– А в чем именно состоит их работа?

Мужчина щелкнул языком.

– Главным образом… охранять гасиенду.

– Главным образом?..

Хефе прищурил свои светло-карие глаза, глядя на Нику. Он встал с дивана и пересел за письменный стол. Ника тем временем продолжала изучать его кабинет – взгляд ее переместился на мини-холодильник, стопку книг, несколько распечатанных пакетов с таблетками на широком столе и какой-то кубический предмет, накрытый черной тканью.

– Знаешь, если бы мои люди не остановили тебя, ты бы проводила время в пустыне, наедине с койотами. – Его глаза следили за ее взглядом, наблюдая, как она все это воспринимает. – Со змеями… Но хуже всего – обезвоживание.

– Значит, вы оказали мне услугу, похитив меня?

Хефе нахмурился с отвращением.

– Похищение – слишком сильное слово. Давай назовем это условным задержанием.

– Я знаю, что Чед на самом деле не Чед, – заявила Ника, за отсутствием чего-нибудь лучшего.

Она пыталась оценить его реакцию. Почти незаметно Хефе посмотрел на Бастиана, а Бастиан отвел глаза. Лицо Хефе вспыхнуло то ли раздражением, то ли чем-то еще, чего Ника не могла точно определить. Разочарование?

– Да, ты была очень расстроена, когда поняла это. И слишком возбуждена. Мы должны были успокоить тебя ради твоей же безопасности.

Расстроена? У Ники возникло слабое воспоминание о тянущихся к ней руках. Она сопротивляется им… Осознание проникло в ее тело холодом и сосредоточилось где-то в области желудка.

– Так вы меня усыпили? После туннеля?

– Да.

Ника приняла эту информацию, как таблетку, и она стала растворяться у нее на языке – горьким резким вкусом, липко осевшим в горле. Она чувствовала себя преданной. Одновременно Ника ощутила некое болезненное облегчение. Теперь нашлось объяснение ее тошноте и частичной потере памяти. Ее память не украли. Это лишь последствия действия препарата. По крайней мере, это уже было что-то.

– Итак, вы ввезли меня нелегально в Мексику, усыпили, а затем доставили сюда. Зачем? Что вам от меня нужно? Где мои друзья?

Хефе потер переносицу двумя пальцами, словно пытаясь избавиться от головной боли.

– Твои друзья внизу, завтракают.

Ника двинулась к двери, но Бастиан преградил ей путь.

– Ты увидишь их через мгновение, – продолжил Хефе. – А прежде у меня к тебе несколько вопросов. Пожалуйста, сядь, – указал он на стул.

– Я лучше постою.

Хефе улыбнулся, как будто находил ее поведение забавным.

– Очень хорошо, – согласился он. – Когда вы проникли в кабинет директора Вилдвудской академии, ты кое-что там позаимствовала. Я хочу знать, где оно, – огорошил он ее.

Красная книжечка. Усилием воли Ника заставила замереть все мышцы лица, сохраняя непроницаемое выражение, и сумела удержаться от того, чтобы глянуть на висевший у нее на руке рюкзак.

– Понятия не имею, о чем речь, – пожала она плечами.

– Нет смысла отрицать. Мы знаем, ты что-то взяла.

– Почему бы вам не спросить своих друзей в Вилдвуде, что именно я якобы взяла? Я не смогу вам помочь, если не буду знать, что вы ищете.

– Я уверен, ты понимаешь, что, если бы я сотрудничал с Вилдвудской академией, тебя бы здесь не было, вы все были бы мертвы, – наклонился вперед Хефе. – Теперь вернемся к моему вопросу. Ты что-то украла. Я хочу это. Где оно сейчас?

Если они не сотрудничают с Вилдвудом, то кто эти люди? Знают ли они Митчема, дядю Зака? Чушь какая-то. Если Хефе называет книжечку «это» и «оно», то, возможно, он действительно не знает, о чем конкретно речь.

– Обыщи ее, – велел Хефе Бастиану.

Ника попятилась.

– Мы уже обыскали все ее вещи. Ничего там нет, – покачал головой Бастиан.

Хефе в ответ на слова помощника закатил глаза.

– Веро-ника, – медленно произнес он ее полное имя, словно угрожая (Ника заметила, что его глаза все-таки не карие, а тоже медового цвета, только более темного оттенка, как нефильтрованный мед), – будет намного проще, если ты согласишься по-хорошему.

Эти люди слишком много знали о ней. Если они не заодно с Вилдвудской академией, то откуда у них столько информации?

– Я соглашаюсь в обмен на ответы, – сказала Ника, хотя и не собиралась отдавать красную книжечку. – Этот фальшивый Чед знал массу вещей. – Она сделала паузу, так как адское давление начало нарастать у нее в глазах. – Он знал многое обо мне, о моей семье. Интимные вещи. Откуда?

Хефе слегка прищурил глаза.

– Ответ в ответ на ответ. Что ты взяла из Вилдвуда?

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

Хефе внимательно изучал ее. Каждую линию ее лица – в точности как делала Ника, готовясь нарисовать что-нибудь по памяти. Он снова вздохнул.

На столе зазвонил телефон, и взгляд Хефе остановился на нем. Он кивнул Бастиану, и Ника почувствовала, как рука парня слегка толкнула ее в спину.

– Мы можем продолжить этот разговор позже, – вполне дружелюбно пообещал Хефе.

Ника хотела задать больше вопросов, но уже была по другую сторону двери, прежде чем успела открыть рот. Записная книжка, спрятанная в рюкзаке, казалась теперь якорем, который – как нечто ценное, но и опасное – удерживал ее на месте и одновременно топил, притягивая к морскому дну…

Бастиан провел ее мимо целой галереи живописных картин, изображавших пустынные пейзажи с барханами, кактусами, садоводами в больших сомбреро на голове. Затем, отворив французские двери, пропустил ее в большую кухню-столовую с островом-столом черного мрамора посередине.

Квинн, Интеграл и Эмбер сидели за ним, вокруг кучи тарелок. Железный кулак, стискивавший сердце Ники, немного ослаб, когда она увидела их всех вместе. Ее друзья были в безопасности. Ребята же при виде ее замолчали.

Квинн вскочил со стула так резко, что чуть не поранился о каменный стол. Он сгреб Нику в охапку и уткнулся носом в ее светлые волосы.

Он касался ее рук, ладоней и лица кончиками пальцев, рассматривал, стараясь убедиться, что с ней все в порядке. Его наполненные беспокойством глаза были широко распахнуты, буквально выдавая морские штормы, бушевавшие в его душе. Но вдруг он весело рассмеялся.

Ника покраснела. Ей стало неловко за свой вид, за то, что на ней грязная футболка от «Международной корпорации вафель», пропитанная запахом плесени из туннеля.

– Я думал, ты еще спишь. А то зашел бы за тобой непременно. Я спустился, только чтобы поесть… – торопливо оправдывался Квинн.

Когда он волновался, его ирландский акцент становился заметнее, превращая фразы в звонкую музыкальную импровизацию.

– Привет, Ника, – тихо произнес Интеграл.

Его упругие светлые кудри были спутаны больше, чем обычно. Он прижал мостик очков к переносице – нервный тик, знакомый Нике еще по экзаменационным неделям Вилдвуда.

Квинн провел рукой по своим каштановым волосам, бросив ревниво-обвиняющий взгляд на провожатого Ники.

– Я вижу, ты уже подружилась с нашим восхитительным хозяином, Бастианом, – проворчал он.

– Спокойно, дружище, – отшутился Бастиан. – Я просто помогал ей сориентироваться.

Квинн закатил глаза. Ника переводила взгляд с одного парня на другого, удивляясь, что те не только успели познакомиться, но между ними уже установились какие-то взаимоотношения.

Насколько же ее друзья в курсе происходящего? Знают ли они о вооруженных охранниках? О стене вокруг всего комплекса?

Квинн подвел Нику к столу, где Интеграл и Эмбер по очереди стиснули ее в объятиях.

Позади Интеграла стояла тарелка с целой горой блинчиков.

Ника пристально осмотрела каждого из друзей.

– С вами все в порядке?

– У нас все хорошо, – заверила ее Эмбер.

Улыбка озарила ее веснушчатое лицо. Немытые рыжие волосы были собраны в неаккуратный пучок на макушке. На свою тарелку она набрала кучу фруктов. Несмотря на улыбку, ее зеленые глаза были уставшими и тусклыми, лишенными обычного блеска.

Интеграл макал свернутый треугольником блинчик в лужицу кленового сиропа. Стройная пожилая женщина у плиты готовила очередную порцию. Она оглянулась и улыбнулась Нике. Та почувствовала, как внутри закипает гнев, за которым тут же последовал стыд. Она пыталась убежать, запаниковала и испугалась, когда они все сидели здесь, наслаждаясь спокойным завтраком. Их спокойствие бесило ее. Они должны были сразу же прийти за ней.

– Поездка была долгой, – заметил Интеграл. – И когда мы добрались до… как ты это называешь? – повернулся он к Бастиану.

– Гасиенда де Лос Сантос.

– Да… до гасиенды де Лос Сантос, нам сказали, что ты уже спишь. Ты что, плохо себя чувствуешь?

Вот почему они не пришли за ней. Ее друзья понятия не имели, что они в опасности. Ника посмотрела на Бастиана. Тот ответил ей взглядом более чем многозначительным – предостерегающим.

Она хотела объяснить Интегралу, что ее усыпили. Она должна была сказать друзьям, что Чед не был Чедом. Рассказать им о Хефе и красной книжечке. Сообщить, что все в опасности. Но Ника решила подождать, пока Бастиан перестанет нависать над ними, как ястреб. Хотя она уже призналась ему, что знает о фальшивой личине Чеда, обсуждать мотивы их похищения в присутствии соглядатая было не безопасно.

– Ты неважно выглядишь. Тебе нужно поесть, – посоветовала Эмбер.

Ника вернулась к действительности. Она окинула взглядом мраморный стол: кувшины сока гуавы, выпечка в сахарной глазури, вазы с кубиками фруктов… Ее рот наполнился слюной, а сердце – тоской, и она ненавидела себя за это: несмотря на опасения, на желание предостеречь друзей, запах свежей выпечки и горячих блинчиков на мгновение затмил все остальное. А ей нужно было согласовать с друзьями план действий. Ей нужно было удалить Бастиана.

– Да, я и правда чувствую себя неважно, – обратила она невинный взгляд к Бастиану. – Мне бы не помешала таблетка «Адвила»^[6].

С понимающей ухмылкой Бастиан полез в ящик, вытащил флакончик безымянных таблеток и демонстративно выставил перед ней лекарство – он, мол, никуда отсюда не уйдет.

Ника видела похожие флакончики в кабинете Хефе. Интеграл при виде таблеток нахмурился – черты его лица приобрели то выражение, которое у него всегда возникало при решении уравнений. Таблетки были определенно не «Адвилом». На флакончике не было этикетки. Бастиан, скрестив руки, оперся спиной на холодильник и наблюдал за ней.

Ника не притронулась к безымянным таблеткам. Интеграл и Эмбер вернулись к еде, но напряжение оставалось очень ощутимым.

Из заднего кармана Бастиана раздался сигнал мобильного.

– Я сейчас вернусь, – пообещал он тоном человека, которого срочно и неожиданно куда-то вызывают. – Постарайтесь хорошо себя вести.

Он одарил их ослепительной улыбкой, от которой на его щеках появились ямочки, достал баночку мексиканской содовой из большого холодильника и ушел.

Ника почувствовала на себе выжидательные взгляды всей троицы.

– Ника, у тебя такой вид, словно тебе явился призрак, – прошептала Эмбер.

– Что не так? – спросил Квинн.

– Что не так? – повторила Ника. – Зак! Магда! Стелла! – взмахнула она обеими руками. – Все это место! Что-нибудь вообще «так»?!

– Тс-с! – резко оборвал ее Квинн.

Выражение его лица стало мрачным. Он полностью преобразился в сравнении с тем, каким беззаботным казался минуту назад.

Интеграл поймал взгляд Ники, и глазами указал куда-то вверх. Ника проследила за его взглядом к месту позади себя и увидела на стене камеру, направленную на них. Квинн показал пальцем на свой глаз: «они могут видеть нас».

Затем показал глазами на стряпуху. Тронул себя за ухо: «они могут также слышать нас».

Ника обиженно оглядела их. Если они знали, что дом небезопасен, то точно должны были прийти и разбудить ее, а не оставлять одну.

– Такой милый дом, – вслух размышлял Интеграл.

– Такой же милый, как у медсестры Смит, – подтвердил Квинн, уставившись на Нику.

Он имел в виду дом сумасшедшей школьной медсестры Вилдвуда, которая позже оказалась генетиком. Дом, в который они тогда пробрались. Они определенно знали. Ее друзья знали, что они в опасности. Что гасиенда опасна. Вот что они пытались ей сказать.

Ника уставилась на спину поварихи, желая, чтобы та ушла. Она не была уверена даже, говорит ли эта женщина по-английски. Но риск все же оставался. Девушка взялась за еду.

– Итак, – тихо сказала Ника, глядя на Квинна, – ты не фанат Бастиана?

– Он такой, знаешь… немного… как бы сказать? – сделал паузу Квинн, подбирая слово.

– Неприятно привлекательный? – подсказал Интеграл.

Квинн ответил ему раздраженным взглядом.

– Я хотел сказать, «подленький».

– Мне не нравится его аура, – поддержала его Эмбер.

Ника кивнула.

Значит, она была права, не доверяя ему.

Интеграл закатил глаза.

– Квинн невзлюбил его, потому что, когда мы спросили, где ты, он назвал тебя красоткой.

Ника отмахнулась от этого, и вдруг Эмбер закашлялась. Кашель сотрясал ее, отдаваясь целым регистром трескучих и свистящих звуков где-то глубоко в легких.

– Слишком сухой воздух. Пустыня, – небрежно объяснила Эмбер в ответ на встревоженный взгляд Ники.

Интеграл нахмурился, поджав губы. Эмбер строго посмотрела на него. Ника подняла бровь. Что это они? Что-то от нее скрывают? ...