Все права на текст принадлежат автору: Чарльз Генри Макинтош.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Толкования на ПятикнижиеЧарльз Генри Макинтош

Толкование на Пятикнижие Моисея


Чарльз Генри Макинтош (1820–1896)




От издателя электронной версии


В данном электронном издании содержится толкование на Пятикнижие Моисея (первые 5 книг Библии) Чарльза Генри Макинтоша (1820-1896). Это толкование в своё время было переведено на русский язык и издано издательством Благая Весть (GBV, Германия, Дилленбург) в виде 2-х томов.


Толкование на Книгу Бытие

Предисловие

Всем любящим и ценящим простое Евангелие благодати, усердно предлагаю прочесть настоящее толкование на Книгу Бытия, ибо оно характеризуется своим глубоким проникновенным евангельским духом. Так как я имел преимущество читать их в М. С., то могу говорить как получивший от них пользу. Гибель человека от греха и даруемое Богом спасение во Христе с поразительной ясностью и полнотой представлены в данной книге, особенно в первых главах.

Для благовествующих служителей Христа очень важно иметь правильные и авторитетные указания на то, что есть грех и что есть благодать, и в особенности это имеет большую ценность в настоящее время, когда всюду распространены поверхностные идеи.

Евангелие Христа, идущее навстречу нуждам человеческой натуры, её состоянию и характеру, известно сравнительно мало и ещё меньше проповедуемо. Вследствие этого у многих дорогих детей Божиих возникают сомнения, опасения и неразрешённые вопросы, которые наполняют их сердца и смущают совести. Пока душа не познает, что вопрос о грехе и требования божественной святости полностью удовлетворены на кресте, до тех пор мирный покой совести мало будет изведан.

Только одна совершенная жертва Христа, принесённая Богу за нас на Кресте, может удовлетворить вопль тревожной смущённой совести: "Ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас." В этом и только в этом будет найден полный ответ на каждое требование, потому что через веру познают, что все основания для сомнений и опасений устранены, вопрос о грехе навеки закрыт, каждое божественное требование полностью удовлетворено и положено твёрдое основание для получения уже теперь установленного мира, в присутствии божественной святости. Христос "преданный за грехи наши и воскресший для оправдания нашего" (Рим. 4,25) окончательно разрешает вопрос греха. В тот момент, когда мы уверуем в Евангелие - мы спасены и должны быть божественно счастливы. "Верующий в Сына имеет жизнь вечную" (Иоан. 3,36).

Мы видим бесконечно чудную любовь Бога к грешнику в Его осуждении греха в лице Его собственного Сына на кресте. Там Бог, с полной благодатью к нам, поступил с грехом согласно Своей бесконечной святости и справедливости. Он снизошёл до самой глубины нашей гибели и греха, измерил их, судил их и навсегда устранил, как корень, так и ветвь, пролив драгоценную кровь незапятнанной жертвы. Он "осудил грех во плоти", т. е. Он там осудил тот нечестивый корень греха, который в нашей плоти - наша плотская природа. Но Он также принёс Себя в жертву, "чтобы подъять грехи многих", действительные грехи каждого верующего. Таким образом весь вопрос о грехе был рассмотрен между Богом и Сыном и окончательно закончен на Кресте. "Симон Пётр сказал Ему: Господи! куда Ты идёшь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти." Подобно тому, как Авраам и Исаак были одни на вершине горы в земле Мориа, так же точно Бог и Христос были одни, среди торжественного безмолвия Голгофы. Наше единственное участие в Кресте заключалось в том, что наши грехи были там. Иисус один понёс всю тяжесть их осуждения (сравните Дан. 9,24; Рим. 8,3; 2 Кор. 5,21; Евр. 9,26.28).

Когда эта благословенная истина познаётся из слова Божия и хранится в душе верою, силою Святого Духа, - тогда душа наполняется миром, радостью и победой. Она отнимает верующего от него самого - от его сомнений, боязней и вопросов. И его глаза взирают на Того, Который своей законченной работой положил основание божественной и вечной правды и Который теперь одесную Бога на небесах как доказательство совершенно законченного дела для каждого истинного верующего. Им и только Им должно быть занято сердце верующего.

Вера знает наверняка, что когда Бог устраняет грех, то он должен быть устранён полностью - когда Иисус воскликнул "Совершилось", то все было закончено: Бог прославлен, грешник спасён, вся власть сатаны совершенно разрушена, и мир водворён на самом солидном основании. Здесь мы находим, что "Бог же мира, воздвигший из мёртвых Пастыря овец великого кровию завета вечного, Господа нашего Иисуса Христа." Он был Бог суда у Креста. Он есть Бог мира у открывающейся могилы. Каждый враг побеждён и провозглашён вечный мир через кровь Его на Кресте. "Он воскрес из мёртвых славою Отца", Он восстал "по силе жизни непрестающей", и присоединяет каждого верующего к Себе, даруя силу жизни воскресения. Очищенные Его кровью, верующие приняты также, как Он принят (смотри Еф. 1,6; Кол. 2,10; 1 Иоан. 5,20).

После того, как Иисус полностью закончил данное Ему для исполнения дело и вознёсся на небо, тогда Дух Святой сошёл к нам как свидетель о законченном искуплении, о совершенстве очищенного верующего навеки и о прославленном Христе на небе.

Тогда апостолы начали проповедовать радостные вести спасения наитягчайшим грешникам. Предмет их проповеди был: "Иисус и воскресение". И все, которые уверовали, что Он воскрес и прославлен, были тотчас же навеки спасены. "Свидетельство сие состоит в том, что Бог даровал нам жизнь вечную, и сия жизнь в Сыне Его: имеющий Сына Божия, имеет жизнь; не имеющий Сына Божия не имеет жизни" (1 Иоан. 5,11.12). Нет благословения в Личности Христа - небесного человека; "ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно". Всегда с того времени Бог представлял перед грешником, в связи с Его Евангелием, воскресшего живого Христа как единственного предмета веры: и "конец Закона Христос к праведности всякого верующего" (Рим. 10,4).

Когда глаз обращён на небесного Христа, то все свет, радость и мир, но если он обращён на самого себя и занят тем, что в себе находит и что сам чувствует или вообще занят чем бы то ни было, стоящим между сердцем и Христом, вся душа наполнится мраком, неуверенностью и несчастьем. О, как благословенно просто евангелие благодати Божией!

Сущностью вести к потерянному грешнику является: "придите, ибо все готово." Вопрос о грехе не поднимается. Благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим. Христос в совершенстве удовлетворил Бога относительно греха и теперь единственный вопрос, который возникает между Богом и твоим сердцем, следующий: вполне ли ты удовлетворён Его Христом, как единственным уделом твоей души. Это единственный великий вопрос евангелия. Христос разрешил все другие вопросы во славу Божию и теперь Он намерен сделать брачный пир Своему Сыну для того, чтобы воздать Ему честь, возвысить и прославить Его. Ваше сердце в полной ли гармонии в этом вопросе с Богом? Дела не требуются от ваших рук. Сила не нужна. Плоды не ожидаются. Бог приготовил и устроил все необходимое. Во всем одна благодать, чистая благодать Божия, только верь. "Придите, ибо все готово." Брачный пир, брачная одежда, царские почести, присутствие Отца, полнота радости и бесконечные наслаждения. Все готово, готово теперь, готово к открытию. Дорогой читатель, готов ли ты? О, какой торжественный вопрос. Готов ли ты? Уверовал ли ты в эту весть? Обнял ли ты Сына? Готов ли ты короновать Его Господом всего? Стол накрыт, дом быстро наполняется, но все же ещё есть место. Ты услышал полуночный призыв, грядёт жених, выходите встречать Его, и те, которые были готовы, вошли с Ним на пир, на брачный пир и дверь закрылась. "Будьте и вы готовы также, ибо Сын Человеческий придёт в час, когда вы не думаете" (Матф. 22,25 Лук. 12,14).

Но теперь я обращаю моего читателя к самим заметкам, где он найдёт этот благословенный предмет полностью, чисто и последовательно представленным и много других предметов глубокой практической важности; таково ясное положение и совершенное единство церкви Божией, настоящего собрания святых, собрания учеников и чад Божиих и т. д.

За исключением четырёх евангелий, я полагаю, нет иной книги в Библии, более глубоко интересной, чем Книга Бытия. Она представляет для нас полную свежесть первой Божьей книги для Его народа. Содержание её разнообразно, поучительно и весьма драгоценно для изучающего всю книгу Божию. Эти замётки вновь приносят к ногам Господа с усердной молитвой, чтобы Он принял их и выпустил под знаменем Его божественного одобрения. Аминь.

Лондон. А. М.

Предисловие к 4-му изданию

Я не могу допустить, чтобы четвёртое издание вышло без выражения с моей стороны глубокой сердечной благодарности Господу за Его благость в использовании такого слабого сосуда для пользы душ и для распространения Его собственной простой истины. Какое это неизмеримое преимущество: быть допущенным даже в маленькой степени служить душам тех, которые так драгоценны для Христа. "Любишь ли ты Меня?... паси овец Моих." Таковы были трогательные слова отходящего Пастыря. И конечно, когда Он могущественно затрагивает сердце, они должны будить всю энергию каждого морального существа для осуществления всеми возможными способами благодатного желания, которое выражено в них. Собирать и пасти ягнят и овец стада Христова есть возвышенная служба, которою кто-либо может быть занят. Ни одно честное усилие, употреблённое для достижения таких благородных результатов, не будет забыто в день "когда явится Пастыреначальник".

Да наполнит Бог и Дух Святой сердце, освятит уста и направит перо каждого служителя Христа, дабы потоки чистой и живой истины текли во все стороны для подбадривания всех тех, которые на пути к славе.

Дублин, май 1861 года


К. X. М.

Глава 1

Дух Святой раскрывает перед нами книгу Бытия замечательным образом. Сразу, без всяких предисловий, вводит Он нас в присутствие Бога, во всей Его осязательной полноте в минуту, когда Он Один действует и созидает. Все предыдущие явления оставлены не упомянутыми, и мы приведены непосредственно к действиям Бога. Мы видим, что Бог прерывает безмолвие земли, освещает мрак, окутывающий её, дабы создать для Себя Самого сферу, в которой Он мог бы явить вечное могущество Своего Божества.

Здесь нет места праздному любопытству, нет пищи мудрствованиям человеческим; возвышенность и действительность божественной истины, во всей её нравственной силе, пленяет ум и сердце. Духу Божию не угодно возбуждать любопытство человека или удовлетворять его тонкими теориями. Геологи могут вволю исследовать недра земли, открывая в них данные, посредством которых они силятся пополнить или опровергнуть божественные письмена; пусть они пользуются для этого археологическими раскопками: послушный последователь Христа не может оторваться от вдохновенных страниц; он читает, он верит, он преклоняется. Приступим же и мы именно в этом духе к изучению книги Бытия, дабы постигнуть, что значит "посещать храм Господень" (Пс. 26,4) [В англ. перев. "вопрошать (у Него) в Его храме"].

"Вначале сотворил Бог небо и землю." Первые слова этой священной книги переносят нас в присутствие Того, Кто есть неисчерпаемый источник всякого благословения. Дух Святой не старается путём всевозможных доводов доказать нам существование Бога; это не путь Божий: Бог являет Себя и познаётся в творении: "Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь" (Пс. 18,2) - "Благословите Господа, все дела Его!" (Пс. 102,22).

Только неверующий или атеист требует доказательств существования Того, Кто призвал мир к существованию единым словом уст Своих, являя Самого Себя Богом Премудрым, Всемогущим, Богом Вечным. Кто как Бог мог сотворить что-либо подобное? "Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их? Кто выводит воинство их счётом? Он всех их называет по имени: по множеству могущества и великой силы у Него ничто не выбывает" (Ис. 40,26); "Все боги народов - идолы, а Господь небеса сотворил" (Пс. 95,5). В книге Иова гл. 38-41 мы имеем самое грандиознейшее описание самого Иеговы о делах Его творения, как неопровержимое доказательство Его бесконечного превосходства. Иегова Сам ссылается на творение как на неопровержимое доказательство Своего величия. Это воззвание к человеку, предоставление уму нашему самого ясного, самое убедительного доказательства всемогущества Божия, в то же время трогает сердца наши поражающей снисходительностью, которою оно дышит. Здесь все божественно: величие и любовь, могущество и нежность! "Земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною." Вот поле, поистине поддававшееся действию Одного лишь Бога. Но человек в гордости сердца своего показал себя готовым вмешиваться в дело Божие, как в этих, так и в других, более высоких, сферах Его деятельности, а на сцене перед нами человеку места не нашлось до того самого момента, когда он, как и все прочее, сделался предметом творческого могущества Божия. В деле созидания Бог был одинок. Из вечного света жилища Своего Он имел перед собой безвидную и пустую сферу, в которой Он решил впоследствии развернуть и привести в исполнение Свои чудесные планы и советы, и где надлежало вечному сыну Его жить, трудиться, свидетельствовать, пролить кровь и умереть, дабы перед всеми изумлёнными мирами явить воочию дивное совершенство Божества. Все было тьма и хаос: но Бог есть Бог света и порядка; "Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы" (1 Иоан. 1,5). Присутствие Его исключает существование тьмы в каком бы то ни было отношении - физическом, нравственном, умственном или духовном. "Дух Божий носился над водою." Он как бы набрасывал заранее картину будущих Своих действий; то была поистине мрачная картина, открывавшая простор действию Бога света и жизни: Один лишь Бог силён был её осветить, пролить на неё жизнь; силён был заменить хаос порядком и распределить воды таким образом, чтобы жизнь могла впредь развиваться без страха смерти. Вот действия, достойные Бога. "И сказал Бог: "Да будет свет; и стал свет." Как просто и как божественно! "Он сказал - и сделалось; Он повелел - и явилось" (Пс. 32,9). Неверующий пытается добиться ответа: когда? где? как? - но Дух говорит: "Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое" (Евр. 11,3). Это удовлетворяет послушное сердце. Философия может на это улыбаться презрительно и признавать за грубую неосведомлённость или слепую веру, достаточно подходящую для полуварварского века, но совершенно недостойно для человека, живущего в этот просвещённый век мировой истории, когда музей и телескоп дали познания о таких фактах, о которых боговдохновенный древний писатель ничего не знал. Какая мудрость! Какое познание! Но вместе с тем какое безумие, какой вздор, какая полнейшая неспособность со стороны мудрых объять кругозор и назначение Святого Писания.

Бог не задаётся целью сделать из нас астрономов или геологов, не останавливает нашего внимания на подробностях, представляющихся взору всякого школьника в микроскопе или телескопе. Цель Божия - ввести нас в присутствие Своё, сделать из нас поклонников Себе с сердцем и разумом, руководимым Его святым Словом. Но это совершенно не применимо для так называемого философа, который, презирая то, что он называет грубым и отсталым предрассудком набожного последователя Слова Божия, гордясь своими телескопами, с помощью которых он измеряет небесное пространство и может хвалиться своими открытиями в недрах земли, в поисках формаций и наслоений и ископаемых, которые, согласно его мнению, исправляют, если не положительно опровергают, богодухновенное писание. Что же касается нас, нам надлежит "отвращаться прекословии лжеименного знания" (1 Тим. 6,20). Мы признаем за несомненный факт, что все истинные открытия в какой бы то ни было области "на небе, вверху, на земле, внизу, или в водах, под землёй", стоят в гармоничной связи со всем, что написано в Слове Божием; все же не гармонирующие открытия со Словом Божиим должны быть безусловно отвергнуты. Это даёт большой покой сердцу в день, подобный настоящему, продуктивный учёными спекуляциями и высоко звучащими теориями, которые, увы, в слишком многих случаях впадают в рационализм или в положительное неверие. Сердце наше да будет вполне убеждено в полноте, авторитетности, совершенстве, величии и абсолютной вдохновенности Святой Книги. Только таким путём избегнем мы рационализма Германии и суеверия Рима. Точное знание Слова Божия и полное подчинение заветам Его - вот две главные потребности нашего времени. Да умножит Бог, по милости Своей, посреди нас и это знание, и это послушание Ему!

"И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью." Здесь мы встречаемся с двумя величайшими символами, так часто приводимыми в Слове Божием. Присутствие света составляет день, отсутствие света - ночь. Есть "сыны света" и "сыны тьмы"; резкая грань и торжественное отличие между ними. Все, в ком свет жизни воссиял, все те, которые успешно подверглись действию света нового дня свыше, все, получившие свет познания славы Божией в лице Иисуса Христа, каковы бы они ни были и где бы они ни были, принадлежат к первому классу и суть "сыны света и дня". С другой стороны все, пребывающие во тьме, в природной слепоте и природном неверии ума, все те, чьи сердца не были просветлены чрез веру лучами Солнца правды, ещё погружены во мрак духовной ночи, являются "сынами тьмы, сынами ночи".

Остановись, читатель, и в присутствии Испытующего сердца спроси себя, к какому из этих двух классов людей ты принадлежишь? Не обманывай себя: дело идёт о твоей жизни или смерти. Хотя бы и бедный, ничтожный, невежественный, но если ты соединён благодатью с Сыном Божиим, Который есть "свет мира", ты тогда в действительности сын света; и предназначен в непродолжительном времени сиять в той небесной сфере, центром и солнцем которой навеки будет Агнец закланный. Но это не твоих рук дело; это следствие советов и действий Самого Бога, даровавшего тебе свет, жизнь, радость и мир во Христе Иисусе и Его законченной жертве. Но если ты чужд освящающему действию божественного света, если глаза твои ещё сомкнуты и не видят всего превосходства, всей красоты Иисуса, Сына Божия, тогда, обладай ты даже всей учёностью Ньютона и всеми сокровищами науки человеческой, будь ты наделён всевозможными званиями и правами, даваемыми школами всего мира, ты тем не менее чадо "тьмы и ночи" (1 Фес. 5,5). Если ты умрёшь в этом состоянии, ты навеки погрузишься во мрак и ужасы вечной ночи. Не продолжай читать дальше, пока тебе не станет ясно, принадлежишь ли ты к чадам дня или ночи.

Следующий пункт, на котором я хотел бы остановиться, касается сотворения светил. "И сказал Бог: Да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времён, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю; и стало так. И создал Бог два светила великие, светило большее, для управления днём, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды" (ст. 14-16). Солнце является одновременно и центром света, и центром всей нашей планетной системы. Вокруг этого светила вращаются меньшие небесные тела, от него заимствующие свет свой. Поэтому солнце может быть рассматриваемо в действительности как подходящий символ Того, Который вскоре взойдёт как "Солнце правды и исцеление в лучах Его " (Мал. 4,2), дабы возрадовать сердца боящихся Господа. Красота этого символа понятна тому, кто прободрствовал всю ночь, имел возможность созерцать восход солнца, заливающего восток сверкающими лучами своими; туман и ночные тени рассеиваются, и вся тварь как бы приветствует возвращение светила дня. Скоро взойдёт и Солнце правды; ночные тени убегут, и вся тварь возрадуется и возвеселится при появлении зари безоблачного утра, начала вечного дня славы.

Луна, сама по себе тёмная, заимствует весь свой свет от солнца и непрерывно его отражает на землю, насколько этому не препятствует сама земля и её влияния, сказывающиеся на луне [Так, интересен факт, что луна, рассматриваемая через сильный телескоп, представляет сплошное необъятное разрушение природы.]. Не успеет ещё солнце скрыться с горизонта, как уже появляется луна, чтоб полученные ею от солнца световые лучи рассеивать в мире, окутанном мраком; появляясь же днём, луна еле доступна нашему взору по причине блеска солнца. Атмосфера, окружающая луну, мешает также, как уже было упомянуто, проявлению её света; тёмные тучи, густые туманы, холодные испарения, поднимающиеся с земли, заслоняют от нас серебристый свет этой луны, напоминающей нам Церковь, тогда как солнце служит чудным прообразом Христа. Источник её света скрыт и невидим. Мир не видит его, но она видит его. И она ответственна отражать его лучи на мир, погружённый в ночь. Церковь служит единственным каналом для сообщения миру познания о Христе. "Вы, - говорит Апостол, - наше письмо... узнаваемое и читаемое всеми человеками", и ещё: "Вы показываете собою, что вы письмо Христово" (2 Кор. 3,2.3). Какую великую ответственность несёт на себе Церковь! Не надлежит ли ей стоять непрестанно на страже против всего, что может помешать ей отражать небесный свет Христов на всех путях её? Но как получает она возможность отражать этот свет? Не иначе, как воспринимая его в изобилии в самое себя. Если бы Церковь ходила во свете Христовом, она несомненно отражала бы этот свет и занимала бы положение, ей подобающее. Луна лишена своего собственного света. Также и Церковь. Она не призвана освещать мир своей собственной славой: она призвана лишь отражать свет, получаемый ею. Обязанность её заключается в тщательном наблюдении пути, по которому шёл её Господь, живя на земле, чтобы идти по стопам Его силою Духа Святого, живущего в ней.

Но, увы, земля с её "тучами, туманами и испарениями" становится между Христом и Его Церковью; она скрывает свет, стирает буквы письма; и мир с трудом усматривает лишь немногие черты характера Христа в носителях имени Его; часто мир открывает в них даже прискорбную противоположность Христу скорее, чем сходство с Ним. Будем же в духе молитвы познавать Христа более, дабы обрести способность и с большею верностью подражать Ему!

Звезды - это отдалённые светила, блещущие в иных сферах; мы видим мерцание их; к нашей планетной системе они никакого отношения не имеют. "Звезда от звезды разнится в славе." Так будет и в грядущем Царствии Сына: Он Сам воссияет блеском живым и вечным; и тело Его, Церковь, будет верно отражать лучи Его на все окружающее, тогда как святые, каждый из них отдельно, воссияют в тех сферах, которые предназначит им Судья Праведный в награду за их верное служение в течение тёмной ночи Его отсутствия. Эта мысль должна придавать нам мужество с большею ревностью и энергией идти по стопам нашего отсутствующего Господа (см. Лук. 19,12-19).

Затем появляются низшие существа творения: море и суша в изобилии населяются живыми существами. Некоторые считают себя вправе рассматривать каждый из шести дней как тип отдельных промежутков времени и великих принципов, ими управляющих и их характеризующих; но как бы то ни было, занимаясь изучением Священного Писания, мы должны ограждать себя от .всякого плода воображения и мудрствования человеческого; что касается меня лично, я не имею свободы останавливаться на объяснениях этого рода и ограничусь лишь тем, что считаю ясным и прямым изучением священного текста.

Мы теперь обсудим место человека, как поставленного над всем творением Божиих рук. Когда всюду водворён был порядок, недоставало только того, кто должен был владычествовать над всем творением. "И сказал Бог: Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествует он над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил их; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся на земле." Читатель заметит, что, упомянув о человеке в единственном числе, Священное Писание говорит затем во множественном числе: сказав "сотворил человека", оно говорит: "сотворил их" и "Благословил их" (ст. 27-28).

О сотворении жены речь идёт, собственно, только в следующей главе, хотя уже здесь Бог благословляет "их" и "им" вручает владычество над вселенной. В ведении их обоих отдаётся все творение низшего порядка: Ева благословляется всеми благословениями в Адаме, и от него также она получает все своё достоинство. Ещё не призванная к существованию, в намерениях Божиих она уже составляла часть человека: "Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге написаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них ещё не было" (Пс. 138,16). Также и Церковь, невеста второго Человека: от начала веков она была намечена во Христе, Главе и Господе своём, как написано в первой главе Посл. к Ефесянам: "Так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви." Прежде чем первый член Церкви получил дыхание жизни, все они в предвечной мысли Божией были предназначены "быть подобными образу Сына". По плану Божию Церковь составила неотъемлемую часть мистического, небесного Человека, вот почему Церковь названа "полнотою Наполняющего все во всем"; (Еф. 1,23) и звание это очень знаменательно, являя достоинство, важность и славу Церкви.

В привычку вошло всю цель искупления видеть лишь в личном, индивидуальном благословении и безопасности отдельных душ; взгляд этот лишает дело искупления присущей ему возвышенности. Правда, все, что в каком бы то ни было отношении касается отдельных личностей, благословений Богу, обеспечено для них вполне; но это лишь небольшая часть дела искупления. Несравненно высшая истина заключается в том, что слава Христа нераздельно соединена и связана с существованием Церкви. Если, на основании Священного Писания, я имею право рассматривать себя как составную часть того, что действительно необходимо Христу, я не могу сомневаться, что в Нем в обилии заключается все, в чем я лично нуждаюсь. Итак, Церковь необходима Христу. "Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему" (Быт. 2,18). И ещё: "Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Впрочем ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж чрез жену; все же от Бога" (1 Кор. 11,8.9.11.12). Дело, значит, идёт не только о том, чтобы знать, может ли Бог спасти бедного грешника, лишённого всякой силы; знать, может ли Бог изгладить грехи и принять грешника во имя Правды Божией; Бог сказал: "Не хорошо быть человеку одному": и Он не оставил "первого человека без помощника, соответственного ему"; - так и второго Человека Он не оставит без помощника, Ему подходящего. Без Евы был бы пробел в первом творении; и - какая чудная мысль! - Без Церкви был бы пробел в новом творении.

Посмотрите теперь, каким образом была вызвана к существованию Ева, хотя для этого нам и придётся заглянуть в следующую главу. Во всем творении не нашлось для Адама помощника, соответственного ему; ему должно было впасть в глубокий сон, и из части его самого должна была создаться его подруга, призванная разделить вместе с ним владычество и благословение его. "И навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он заснул, взял одно из рёбер его, и закрыл то место плотию. И создал [Еврейское слово Vajiben можно перевести словами "Он построил", как и в переводе 70-ти толковников стоит слово ωχοδονεσεξ. Замечательно также, что в Еф 2,20 22 в подлиннике слова "быв утверждены" и "устрояетесь" являются производными глагола, употреблённого в выше приведённом месте в переводе 70-ти толковников.] Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку. И сказал человек: Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою (Jscha), ибо взята от мужа (Isch)".

Рассматривая согласно Писанию Адама и Еву, как прообраз Христа и Церкви, мы видим, что смерть Христова должна была быть совершенным фактом прежде образования Церкви, хотя по плану Божию Церковь была создана и избрана во Христе раньше создания мира. Существует глубокая разница между тайными предначертаниями Божиими и откровением и исполнением тех же предначертаний. Для осуществления намерений Божиих относительно составных частей Церкви надо было, чтоб во-первых Сын Божий был отвергнут и распят, чтоб Он воссел затем на высоте небес, и чтобы Он ниспослал Духа Святого крестить верующих в одно тело. Это не значит, что не было душ оживотворенных и спасённых раньше смерти Христа; они безусловно были: Адам, в этом мы не сомневаемся, обрёл спасение; спаслись и тысячи других людей после него во имя жертвы Христа, в то время ещё не совершенной; но спасение отдельных душ, это одна вещь, а образование Духом Святым Церкви, совершенно другая; на это различие не обращено достаточно внимания. И даже там, где это различие в теории сохраняется, оно сопровождается с такими малыми практическими результатами, которые естественно должны бы вытекать из такой необъятной истины. Единственное место, отведённое Церкви, её особенное отношение ко "второму Человеку, Господу с неба", ей одной дарованные преимущества и достоинство, все это, если мы усваиваем силой Святого Духа, произведёт богатейшие, редчайшие и самые ароматные плоды (Еф. 5,23.32).

Рассматриваемые нами прообразы наводят нас на мысль о тех последствиях, которые повлекли бы за собой истинное понимание положения Церкви и её родственного отношения. Как должна была Ева любить Адама! Как близка была она ему; в каком тесном общении жила она с ним! Какое полное участие она принимала во всех его мыслях. В достоинстве и славе она была одно с ним. Он не господствовал над нею, но с нею. Он был властелином всего творения; Ева властвовала вместе с ним. Скажем больше, как уже было раньше упомянуто; она рассматривалась и имела своё благословение в нем. "Человек" был предметом; "жена" же была необходима человеку, и потому вызвана к существованию. Человек появляется раньше, и жена намечена в нем; затем она создана от него. Нет прообраза более интересного, более поучительного. Прообраз никогда, правда, не может послужить основанием учению; но когда учение пространно и ясно изложено в других частях Священного Писания, мы получаем надлежащую подготовку для верной оценки прообраза, красотою которого мы поражаемся.

В Псалме 8 мы находим чудное описание владычества человека над всем творением Божиим: "Когда взираю я на небеса Твои, дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил: то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? "Немного Ты умалил его пред Ангелами: славою и честию увенчал его, поставил его владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его: овец и волов всех, и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских все, преходящее морскими стезями" (Пс. 8,4-9). Здесь идёт речь о человеке, и не упоминается о жене, потому что жена подразумевается в человеке.

В книгах Ветхого Завета не заключается никакого прямого откровения тайны Церкви; говоря об этой тайне, апостол выражается о ней так: "Которая не была возвещена прежним поклонением сынов человеческих, как ныне открыта святым Апостолам Его и пророкам (Нового Завета) Духом Святым" (Еф. 3,1-11). Вот почему 8-й Псалом говорит только о человеке; но мы знаем, что человек и жена рассматриваются вместе как одно целое. Все это найдёт себе полное осуществление в грядущих веках; тогда истинный Человек, Господь с неба, воссядет на престоле Своём и с Церковью, Невестою Своею, будет царствовать над обновлённым творением. Эта Церковь рождена из гроба Христова, составляет часть тела Его, плоть от плоти и кость от кости Его. Он - Глава, и она - тело - составляют вместе одного Человека. Церковь, являющаяся таким образом частью Христа, займёт единственное место в грядущей славе. Ни одно создание не было так близко соединено с Адамом, как Ева, потому что она одна составляла часть его самого. Так же и Церковь займёт ближайшее ко Христу место в будущей славе.

Нам приходится восхищаться не только тем, чем Церковь будет впоследствии, но и тем, что она из себя теперь представляет. Она теперь тело, Глава, Начальник которого - Христос; она - храм обитающего в ней Бога. Какими же должны мы быть, милостию Божиьею составляя часть того, чему принадлежит такое высокое звание в настоящем, такая слава в будущем! Святое хождение пред Богом, жизнь, Ему посвящённая, жизнь отделения от мира и пребывание на высотах духовных, вот, что нам подобает. Постараемся же силою Духа Святого себе усвоить все это, даже глубже сознать какого рода поведения и характера требует от нас высокое звание, к которому мы призваны; дабы просветились очи сердца нашего и мы познали, в чем состоит надежда призвания Его, и какое богатство славного наследия Его для святых, и как безмерно величие могущества Его в нас, верующих по действию державной силы Его, Которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мёртвых и посадив одесную Себя на небесах, превыше всякого начальства, и власти и силы, и господства, и всякого имени, именуемого не только в сём веке, но и в будущем. И все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем" (Еф. 1,18-23).

Глава 2

В этой главе особенное внимание останавливают на себе "седьмой день" и "река", но в особенности "седьмой день".

Лишь немногие вопросы возбуждают столько противоречивых суждений и вызывают столько спорных мнений, как вопрос о субботе, хотя учение о дне субботнем вполне доступно, ясно и просто изложено в Писании. Ясная заповедь "соблюдать субботу" встанет перед нами с соизволения Господа при рассмотрении нами книги Исход. В главе, находящейся теперь перед нами, нет совершенно никакой заповеди данной человеку, но просто повествование, что "Бог... почил в день седьмой" (ст. 2). "Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершал Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и благословил Бог седьмой день, и освятил его; ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал" (ст. 1-3). Из этих слов мы узнаем, что Бог почил от всех дел, потому что все дела, касавшиеся творения были покончены; здесь нет вопроса о заповеди, "даваемой человеку. Трудившийся шесть дней довёл до конца творение Своё и почил от дел Своих. Все было совершено и закончено: все было "весьма хорошо"; всякое творение было именно тем, чем его создал Творец; и теперь Он покоился от дел Своих "при общем ликовании утренних звёзд, когда все сыны Божий восклицали от радости" (Иов. 38,7). Дело творения было окончено, и Бог праздновал субботу; по свидетельству богодухновенных писаний это была единственная суббота, которую когда-либо праздновал Бог. Впоследствии мы читаем, что Бог повелел человеку "хранить субботу", и человек не сумел достойно почтить это приказание Божие; но нигде больше во всем Писании мы не встречаем слов: "Бог почил". Напротив Иисус говорит: "Отец мой доныне делает, и Я делаю" (Иоан. 5,17). Празднование субботы в истинном и точном значении этого слова возможно было лишь там, где больше ничего не надо было делать, возможно было лишь среди непорочного творения, свободного от всякой тени греха. Бог не может отдыхать там, где существует грех; теперь ни под каким видом Он не может ни отдыхать, ни радоваться на Своё творение. Тернии и волчцы вместе с другими горькими плодами греха, среди которых воздыхает и стенает тварь, вопиют о том, что Бог, конечно, действует, а не отдыхает. Мыслим ли покой для Бога среди терний, среди вздохов и слез, болезни и смерти, нравственного упадка и тяжких преступлений в грехах истлевающего мира? Может ли при подобных обстоятельствах Бог отдыхать и праздновать субботу? Как бы то ни было, Писание указывает, что Бог покоился лишь одну субботу, субботу, о которой упоминается в Быт. 2. Только "седьмой день" был днём покоя; более он не повторился. Этот день свидетельствовал о том, что дело творения было закончено; но вслед за тем дело это было испорчено, и отдых седьмого дня был нарушен, и, таким образом, от падения до воплощения Бог работал; от воплощения до креста работал Бог-Сын; от Пятидесятницы работал и работает Бог - Святой Дух. Не покоился ни одной субботы и Христос, живя на земле. Он совершил дело Своё, и совершил его со славою; это несомненный факт; но где провёл Он день субботний? Во гробе! Да, читатель, Христос Господь, Бог, явившийся во плоти, Господин субботы, Создатель и Держатель всей земли, седьмой день провёл во мраке и безмолвии могилы. Не поразительный ли это факт, исполненный глубокого поучения? Провёл бы Сын Божий в гробу день субботний, если б была возможность провести этот день в мире и покое, с полным сознанием, что все сделано и уже больше делать нечего? Гроб Иисуса сам по себе уже удовлетворяет невозможность празднования субботы; гроб же этот, занятый в седьмой день Господином субботы, нам показывает виновность, падение, безвыходное положение человека, который довершил нескончаемый ряд своих грехов, распяв Господа славы и приложив к отверстию гроба огромный камень, чтоб по возможности преградить Ему оттуда путь. Человек празднует субботу, тогда как Сын Божий находится в гробу, - мыслимо ли это? Христос находился во гробе, Дабы восстановить прерванную субботу, человек же силится её соблюдать, как будто бы порядок ничем нарушен не был; человек празднует свою субботу, а не субботу Божию; субботу без Христа и без Бога, пустую форму, лишённую всякой силы, всякого значения.

Но, возразят мне на это, седьмой день лишь заменён первым; принцип же, заповедь не изменилась. Взгляд этот, по моему мнению, не находит себе подтверждения в Священном Писании. Чем действительно он обосновывается? Легко указать основание, если таковое находится в Священном Писании. Различие же между седьмым и первым днём, напротив, особенно настоятельно поддерживается Новым Заветом. Так в Матф. 28 мы читаем: "По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели..." Итак, "первый день недели" не есть суббота, перенесённая с седьмого дня на какой-либо другой день, но день совершенно новый; это первый день нового, а не последний день старого периода. "Седьмой день" был связан с землёю и покоем земли; "первый день", напротив, относится к небу и покою небесному. Разница громадная, как в самом принципе, так и с практической точки зрения. Празднуя "седьмой день", я этим самым заявляю о себе как о человеке земном, потому что, как мы только что видели, день этот олицетворяет покой земли, покой творения. Но если, наученный Писанием и Духом Святым, я понял значение "первого дня недели", я тотчас же увижу прямую связь между этим днём и новым, небесным порядком вещей, вечную основу которого составляют смерть и воскресение Христа. Седьмой день относится к Израилю и земле, первый день недели связан с Церковью и небом.

Кроме того, - заметьте это, - Бог заповедал Израилю хранить день субботний, тогда как первый день недели дарован Церкви как преимущество, которым она призвана пользоваться. Суббота была мерилом нравственного состояния Израиля, первый же день недели является знаменательным доказательством вечного принятия Церкви. Суббота указывала, что Израиль мог делать для Бога; первый день недели ясно обнаруживает, что Бог сделал для нас.

Совершенно невозможно слишком высоко оценить важность "дня Господня" или "дня воскресного", как первый день недели называется в 1-й главе Откровения ст. 10. День этот, будучи днём восстания Христа из мёртвых, возвещает не окончание творения, но славное торжество полного искупления. Празднование первого дня недели, как мы уже говорили, не является для христианина ни рабством, ни игом; напротив того: празднование этого блаженного дня составляет счастие христианина. Поэтому именно в первый день недели застаём мы первых христиан собранными для преломления хлеба, (Деян. 20,7) и различие между субботою и первым днём недели явно соблюдалось в эту эпоху истории Церкви. Иудеи праздновали субботу в своих синагогах, "читая закон и пророков", христиане же праздновали первый день недели, собираясь на преломление хлеба. Ни в одном месте Священного Писания первый день недели не назван субботою, тогда как многие места Писания доказывают существенную разницу между этими двумя днями.

К чему же препираться о том, что совершенно не основано на Писании? Любите, чтите, празднуйте день Господень; старайтесь, по примеру апостола, быть "в духе" в день воскресный; отстраняйтесь в этот день, насколько возможно, от временных, повседневных дел ваших; но и давайте ему при всем том имя и место, ему подобающие; не лишайте его характера, ему присущего, а главное, не связывайте христианина, как железным ярмом, соблюдением седьмого дня: празднование первого дня составляет счастливое и святое преимущество его. С неба, где он находит покой, не низводите христианина на проклятую и обагрённую кровью землю, где он покоя не найдёт. Не требуйте от него празднования дня, который Господь его провёл во гробе: предоставьте ему радоваться блаженному дню воскресения Христа из гроба. Прочтите со вниманием: Матф. 28,1-6; Марк. 16,1.2; Лук. 24,1; Иоан. 20,1.19.26; Деян. 20,7; 1 Кор. 16,2; Отк. 1,10; Деян. 13,14-17.27; 17,2; Кол. 2,16.

Не следует однако думать, что мы теряем из виду важный факт, что суббота снова будет праздноваться в земле Израильской и во всем творении. Она непременно будет праздноваться. "Для народа Божия ещё остаётся субботство" (Евр. 4,9). Когда Сын Авраамов, Сын Давидов, Сын Человеческий воцарится на земле, тогда настанет славная суббота, покой, никогда более не прерываемый грехом. Но теперь Сын отвержен, и все, его знающие и любящие, призваны разделять с Ним отвержение Его, призваны "выйти за стан, нося Его поругание" (Евр. 13,13). Праздновать теперь субботу на земле - значит отказываться нести поругание Христово; но самый факт, что Церковь делает попытки обратить в "субботу" "первый день недели", обнаруживает состояние, в которое она впала, и принцип, которым она руководится, стремясь постоянно возвратиться к земному порядку вещей, к земному нравственному уровню: многие этого, может быть, и не видят; многие христиане совершенно добросовестно хранят "день субботний" как день покоя; вполне уважая свободу совести этих людей и решительно никого не желая оскорблять, мы себя тем не менее считаем вправе и даже обязанными спросить, на каких словах Священного Писания они основывают свои убеждения совести? Мы не желаем нападать или ранить их совесть, мы желаем наставить её. Но в данную минуту нам надлежит, конечно, считаться не с совестью и убеждениями людей, а с принципом, который лежит в корне того, что может быть названо вопросом субботы, и я бы только предложил вопрос христианскому читателю, который более согласуется с духом Нового Завета -празднование "седьмого дня" или "субботы" или празднование "дня Господня" (А).

Займёмся теперь связью, существующей между "субботою" и "рекою", вытекавшей из Эдема. Здесь впервые Священное Писание упоминает о реке и здесь упоминание реки находится в связи с покоем Божиим.

Когда Бог почил от дел Своих, вся Вселенная получила от этого благословение: Бог не мог праздновать субботу иначе, как изливая благословение на всю землю. Но, увы, скоро прекратилось течение ручьёв, струившихся из Эдема; картина земного покоя нарушилась: вторжение греха прерывает отдых творения. И, однако, благодарение Богу, грех не остановил действий Его, открывая им лишь новое поле; всюду, где сказывается действие Божие, появляются и источники вод. Так, когда десницею крепкою и мышцею простёртою Он ведёт народ Свой, проводя полчища искупленных Им Израильтян чрез сыпучие пески пустыни, является в пустыне этой река, текущая не из Эдема, но из расселины скалы, чудного и верного прообраза преизобилующей благодати, действующей во благо грешникам и покрывающей нужды их. Здесь идёт речь не только о творении, но и об искуплении. "Камень же был Христос" (1 Кор. 10,4). Христос, поражённый на кресте для спасения Своего народа. Рассечённый камень был в связи с жилищем Иеговы в скинии; есть что-то нравственно прекрасное в этом соотношении: Бог, обитающий за завесой, и Израиль, пьющий воду из рассечённой скалы! Какая красноречивая, многозначительная речь для всякого отверзтого уха, какое поучение для каждого обрезанного сердца (Исх. 17,6)!

По мере того, как мы подвигаемся в изучении истории путей Божиих, река, замечаем мы, направляется в другое русло: "В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: "Кто жаждет, иди ко Мне, и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой" (Иоан. 7,37-38). Здесь мы видим, что река исходит из другого источника и течёт в иной канал; хотя, в сущности, источник все тот же, т. е. Сам Бог; но в Иисусе наши соотношения с Богом покоятся на новых началах. В 7-й главе Евангелия от Иоанна Господь Иисус представлен в духе, вне существующего порядка вещей, и называет себя источником воды живой, проводником которого должна сделаться личность верующего. В былые времена Эдем предназначался для распространения в нем заключавшихся вод вне рая, для орошения и оплодотворения земли; так же и в пустыне, лишь только камень был рассечён, он дал освежающую воду изнемогшим от жажды толпам Израильским. То же происходит и теперь; всякий верующий в Иисуса призван изливать благословенные потоки, проводником которых он служит, во благо всем, его окружающим. Христианин должен смотреть на себя, как на проводника "многообразной благодати Христовой" во благо несчастному погибающему миру. Чем щедрее он сеет, тем с большим избытком пожнёт. "Иной сыплет щедро, и ему ещё прибавляется, а другой сверх меры бережлив, и однако же беднеет" (Пр. 11,24). Таким образом по своему положению христианин призван наслаждаться самыми высокими духовными преимуществами и в то же время облечён самой торжественной ответственностью. Он предназначен быть постоянным свидетелем благодати Того, в Кого он верует, и непрестанно проявлять эту благодать.

Поэтому чем лучше усвоит себе христианин свои преимущества, тем лучше выполнит ответственность, на него возложенную. Чем больше сделается Христос ежеминутной пищею его, тем неотступнее будет он обращать на Иисуса взгляд свой, тем более Дух Святой будет держать взор христианина устремлённым на Иисуса и тем более его сердце будет занято Его обожаемой Личностью; жизнь и характер его сделаются верными и непосредственными свидетелями благодати, ему явленной и им воспринимаемой. Вера есть в то же время сила служения, сила свидетельства и сила поклонения. Не живя "верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня", (Гал. 2,20) мы не будем ни полезными служителями, ни верными свидетелями, ни истинными поклонниками Бога. Возможно, что мы и будем много действовать, но не служить этим Христу; много говорить, но не являть свидетельства Христова; являть великое благочестие и праздность, но не будет поклонения в духе и истине.

Наконец с "рекой" Божией мы встречаемся ещё в Отк. 22,1. "И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца." Это те же потоки речные, о которых говорит Псалмопевец и которые будут "веселить град Божий, святое жилище Всевышнего" (Пс. 45,5; сравн. также Иез. 47,1-12 и Зах. 14,8). Никто не может впредь иссушить источник, дающий начало этим потокам или прервать течение их вод. "Престол Божий" есть прообраз вечной неизменности; присутствие же Агнца указывает, что престол этот стоит на несокрушимом основании законченного искупления. Это престол Бога не как Творца, не в Промыслах Его, а как Бога Искупителя Когда я вижу "Агнца", я тотчас же определяю отношение престола Божия ко мне, как к грешнику. Престол Божий сам по себе способен возбуждать во мне страх, как у грешника; но когда Бог являет Себя в лице "Агнца", сердце стремится к престолу, и совесть успокаивается Кровь Агнца очищает запятнанную грехом совесть и в полной свободе вводит её в сферу высшей святости, не терпящей греха. На кресте все требования божественной святости получили полное удовлетворение, так что чем лучше понимаем мы эту святость, тем большую цену придаём мы кресту. Чем более мы ценим святость, тем более ценим и крест. "Благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной Иисусом Христом" (Рим. 5,21). Вот почему, призывая святых славословить Иегову, псалмопевец вспоминает святость Божию. Славословие, хвала составляют драгоценный плод искупления; но для того, чтобы, помышляя о святости Бога, воздавать Ему хвалу, христианину следует созерцать святость эту, верою заняв место по ту сторону креста: забывая людей и смерть, мыслью переноситься к Богу и к воскресению.

Проследив течение реки, начиная с Бытия и кончая Откровением, сделаем теперь краткий обзор положения в раю Адама. В Адаме мы уже видели прообраз Христа; но его следует рассматривать не только как тип, но и как индивидуальную личность, следует видеть в нем не только бесспорное олицетворение второго человека, "Господа с неба", но и облечённую ответственностью за самого себя как личность. Среди чудной картины создания мира Бог дал свидетельство, которое должно было в то же время сделаться испытанием созданной твари: среди жизни оно говорило о смерти, потому что Бог сказал: "В день, в который ты вкусишь от него, смертию умрёшь" (ст. 17). Поразительные, внушительные и в то же время страшные слова! Но эти слова были необходимы. Жизнь Адама зависела от его полного послушания Богу; и это Послушание, основанное на беззаветном доверии к свидетельству истины и любви Божией, было связью, соединявшею Адама с Богом [Следует заметить, что во 2-й главе Бытия выражение "Бог" заменено выражением "Господь Бог" Это очень знаменательное изменение Когда идёт дело о человеке, Бог именует Себя "Господом Богом" (Иегова Элоим), причём имя Иеговы Он принимает лишь при появлении человека Это легко проследить, приведя в пример некоторые из многочисленных мест Писания "И вошедшие мужеский и женский пол всякой плоти вошли, как повелел ему Бог И затворил Господь (Иегова) за ним" (Быт 7,16) Бог обрёк истреблению мир, Им созданный, но Иегова позаботится о человеке, с которым Он заключил завет. "И узнает вся земля, что есть Бог (Элоим) в Израиле" - "И узнает весь этот сонм, что не мечом спасает Господь (Иегова)" (1 Цар 17,46 47) Вся земля должна была признавать присутствие Божие, но Израилю только дано было видеть дела Иеговы, в завете с Которым он состоял Наконец, в 2 Пар 18,31 говорится, что "Иосафат закричал, и Господь (Иегова) помог ему, и отвёл их Бог (Элоим) от него" Господь (Иегова) восстал на защиту служителя Своего, Бог (Элоим), им неведомый, подействовал на сердца необрезанных], Который дал первому человеку то высокое положение, которое он занимал в раю; насколько Адам доверял Богу, настолько он мог и повиноваться Ему. В 3-й гл. развивается более обстоятельно вся важность, вся истина этого факта; здесь же мне хочется особенно обратить внимание читателя на поучительную разницу, существующую между свидетельством, данным в Эдеме, и свидетельством, данным нам Богом в настоящее время. В Эдеме, где все было жизнь, Бог говорит о смерти; наоборот, теперь, когда всюду царит смерть, Бог возвещает жизнь. Тогда было сказано: "В день, в который ты вкусишь от него, смертию умрёшь"; теперь, напротив, говорится: "Веруй, и будешь жить!" Но как тогда, в раю, враг искал случая уничтожить свидетельство Божие относительно последствий непослушания, т. е. вкушения плода, так же ищет всячески и теперь уничтожить свидетельство Слова Божия относительно последствия веры в Евангелие. Бог сказал: "В день, в который ты вкусишь от него, смертию умрёшь"; змей же сказал: "Нет, не умрёте." Теперь же, когда Писание ясно свидетельствует что "верующий в Сына имеет жизнь вечную", (Иоан. 3,36), тот же змей силится убедить людей, что жизнь им не дарована, и они не получат её раньше, чем они не исполнят, не почувствуют и не испытают того или другого. Дорогой читатель, если ты ещё всем сердцем не поверил свидетельству Божию, умоляю тебя, не внимая внушениям сатаны, прислушаться к гласу Слова Божия, говорящему: "Слушающий слово Моё и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную; и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь" (Иоан. 5,24).

Глава 3

Эта глава представляет нам полное нарушение порядка вещей, занимавших до сих пор наше внимание. Она полна важных истин и по справедливости служила во все времена предметом изучения и назидания всем, задававшимся целью возвещать истину относительно падения человека и употреблённого Богом средства, чтоб его вывести из этого жалкого положения.

Выступает змей с дерзновенным вопросом, который имеет целью набросить тень сомнения на божественное откровение; он является грозным примером и предвестником всех вопросов неверия, возбуждаемых в мире слишком верными служителями змея, неверия, ниспровергнуть которое может лишь наивысшая и божественная авторитетность Слова Божия.

"Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?" (ст. 1) С этого коварного вопроса начинает смущать Еву змей. Если б слово Божие "обильно вселилось" в сердце Евы, (Кол 3,16) ответ её был бы прост, прям и решителен. Истинный путь, чтобы встретить вопросы и внушения сатаны, относиться к ним как к его собственным измышлениям и отвергать их Словом Божиим. Сердце, согласившееся через них хотя бы на минуту остановиться, рискует потерять единственную силу, могущую их сразить. Диавол не появляется Еве открыто, не говорит ей: "Я сатана, враг Бога, и пришёл оклеветать Его и погубить вас". Подобный приём не в характере змея; он ухищряется тем не менее блестяще выполнить своё дело, возбуждая сомнение в уме и сердце Евы. Только положительное неверие могло допустить вопрос: "Подлинно ли сказал Бог", когда было известно, что именно Бог сказал; самый факт допущения этого вопроса служит признанием своей неспособности бороться с этим вопросом. Оборот ответной речи Евы доказывает, что она приняла к сердцу вопрос сатаны; её ответ не придерживается непосредственно Слова Божия, - она вставляет в него свою собственную мысль. Прибавление же или изъятие чего либо из Слова Божия показывает, что оно не обитает в сердце и не управляет совестью. Всякий полагающий своё счастие в послушании Богу, делающий его своею пищею и питьём, живущий "всяким словом, исходящим из уст Божиих", склоняет к нему ухо своё; никогда не останется такой человек равнодушным к Слову этому. Господь Иисус, в Своей борьбе с сатаной, своевременно и необыкновенно метко применял Слово Божие, потому что оно составляло Его пищу, Им ценилось выше всего. Он не мог ни привести невпопад, ни ошибиться в его применении, как не мог остаться и равнодушным к нему. Иначе поступила Ева: она прибавляет к тому, что Бог сказал. Заповедь была проста: "Не ешь от него"; к этому Ева прибавила свои собственные слова: "И не прикасайтесь к нему." Это были слова Евы. Бог ничего не говорил относительно "прикосновения"; прибавила ли Ева эти слова по незнанию, или по равнодушию к точному Слову Бога; хотела ли она представить Бога в ложном свете, или сделала она это по всем этим причинам, вместе взятым, во всяком случае Ева сошла с почвы всецелого доверия к святому Слову Божию и подчинения этому Слову. "По слову уст Твоих, я охранял себя от путей притеснителя" (Пс. 16,4).

Ничего нет убедительнее Слова Божия, во всем его стройном изложении от начала до конца; ничто также не приносит большего благословения, как полное подчинение этому Слову, и это послушание Слову Божию обязательно для нас уже потому, что это именно Божие Слово. Возбуждать сомнение к Слову, сказанному Богом, это уже кощунство. Мы - тварь, Бог - Творец; это даёт Ему полное право требовать от нас послушания. Пусть в глазах неверующего послушание это является "послушанием слепым"; для христианина оно - "разумное послушание", потому что, следуя ему, христианин знает, что он следует голосу Слова Божия. Если б у человека не было Слова Божия, про него наверняка можно было бы сказать, что он в слепоте и во тьме, потому что ни в нас, ни вне нас не существует ни единого луча света, не исходящего из чистого и вечного Слова этого. Нам необходимо только одно: знать, что Бог то или другое сказал: при таких условиях послушание делается высшей сферой разумной нашей деятельности. Возносясь к Богу, душа достигает высшего источника авторитета. Ни один человек, ни одно общество человеческое не имеет права требовать подчинения слову своему, а потому требование Церкви римской высокомерное и нечестивое, в её требованиях повиновения она вступает в права Божий и все, которые подчиняются этому, похищают у Бога Его право, она считает себя вправе стать между Богом и совестью; кому невозбранно дано это? Когда Бог говорит, человек обязан подчиняться; блажен он, поступая так, горе ему, если он выйдет из подчинения. Неверие может сомневаться, действительно ли Бог говорил, суеверие может авторитетом, им самим созданным, пытаться стать между моею совестью и Богом; и то, и другое в сущности отрывает нас от Слова Божия, а следовательно, и от великого счастья, сопровождающего послушание этому Слову.

Каждый акт послушания связан с благословением; но если душа колеблется, враг овладевает ею и прилагает все старания, чтобы её все более и более удалять от Бога. Так, в главе, рассматриваемой нами, сатана к вопросу: "Подлинно ли Бог сказал?" прибавляет ещё и уверение: "Нет, не умрёте" (ст. 4). Начиная с того, что он подвергает сомнению факт, что Бог вообще говорил что-либо человеку, он затем явно противоречит сказанному Богом Слову. Это нам воочию показывает, как опасно допускать в сердце своё хотя бы одно сомнение относительно истины самого откровения Божия, его полноты и неприкосновенности. Утончённый рационализм (человеческое умствование) близко соприкасается с открытым неверием; неверие же, посягающее на обсуждение Слова Божия, недалёко отстоит от атеизма, отрицающего самое существование Бога. Не сделайся Ева раньше уже равнодушной и небрежной по отношению к Слову Божию, она не послушалась бы опровержения сатаною слов Божиих. И Ева прошла, выражаясь современным нам языком, через различные "фазисы веры" или "фазисы неверия". Она в своём присутствии допустила, чтоб созданная Богом тварь отрицала слова Бога, и сделала это потому, что Слово Божие уже теряло своё авторитетное значение для её сердца, совести и разума.

В этом отношении Ева является красноречивым и поучительным примером для тех, кто рискует поддаться увлечению рационализмом. Нет никакой истинной безопасности, кроме безусловной и глубокой веры в непреложную богодухновенность и высшую авторитетность всего "Священного Писания". Душа одарённая этим имеет торжественный ответ на всякое возражение, восстающее против Слова Божия, будет ли оно исходить от Рима или Германии. "Нет ничего нового под солнцем." То же зло, которое в наши дни омрачает источники мысли и религиозного чувства в лучших частях Европы, проникло и в сердце Евы в раю и сгубило её. Ева задумалась над вопросом: "Подлинно ли Бог сказал?" И этот первый шаг повлёк за собою её гибель; шаг за шагом, постепенно, она склонилась пред змеем, признав его за своего бога и за источник истины.

Да, читатель, змей занял место Бога, и ложь сатаны стала на место правды Божией. И что случилось с первым человеком при его падении, то же случается и с его потомством. Слово Божие не имеет доступа в сердце невозрожденного человека, а ложь змея имеет. При исследовании человеческого сердца будет найдено, что там есть место для лжи сатаны, но нет никакого места для истины Божией. Вот почему слово Господне, сказанное Никодиму, имеет великое значение: "Должно вам родиться свыше" (Иоан. 3,7).

Важно также заметить способ, изобретённый змеем, чтобы поколебать доверие Евы к правде Божьей и поставить её под влияние безбожного разума. Достигает это сатана, подрывая доверие Евы к любви Божией и к тому, что было сказано Богом, причём он внушает Еве, что запрещение Божие вкушать плод основано не на любви: "Потому что, - говорит он, - знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло" (ст. 5). Этим диавол как бы говорит: "Большое преимущество связано с вкушением плодов, вам Богом запрещённых; зачем верите вы свидетельству Божию? Нельзя верить Тому, Кто очевидно совсем вас не любит: потому что, если б Он любил вас, лишил ли бы Он вас существенного и несомненного блага?" И если б Ева покоилась исключительно в доверии к благости Божией, она бы была в безопасности и нашла бы в себе силу воспротивиться действию этих доводов врага. Она ответила бы змею: "Я безусловно доверяю благости Божией и даже не допускаю мысли, чтоб Бог желал меня лишить чего-либо для меня полезного. Если б плод этот был для меня хорош, Бог, конечно, дал бы его мне; факт, что Бог мне запрещает вкушать его, доказывает, что, вкусив его, вместо того, чтоб себя почувствовать лучше, я, напротив, утратила бы то, что я теперь имею. В любви и правде Божией я не сомневаюсь; тебя я считаю клеветником, пришедшим ко мне, чтобы отвратить моё сердце от Источника благости и истинной правды: отойди от меня, сатана." Вот какой в сущности ответ следовало дать Еве; но она этого не сказала: в сердце её закралось недоверие к любви и правде, и все пропало. В сердце падшего человека нет больше места ни для любви, ни для правды Божией; и то, и другое чуждо ему, пока он не получит возрождения от Духа Святого.

Интересно теперь проследить переход от лжи сатаны относительно любви и истины Божией к благословению Господа Иисуса, пришедшего из недр Отчих, дабы явить истинное естество Бога. "Благодать и истина", и та, и другая утраченная человеком при его падении, "произошли через Иисуса Христа" (Иоан. 1,17). Иисус был верным свидетелем того, что Бог есть (Отк. 1,5). Истина являет Бога таким, каков Он есть; но эта истина в Иисусе связана с откровением высшей благодати. Таким образом грешник находит к своей невыразимой радости, что откровение сущности Бога не влечёт за собою его гибели, но делается основанием его вечного спасения "Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Иоан. 17,3). Я не могу знать Бога и не иметь жизни. Потеря познания Бога принесла смерть; познание Бога есть жизнь. Это открывает источник жизни всецело вне нас самих, ставя его в зависимость лишь от самой сущности Бога. Какова бы ни была степень нашего самопознания, нигде не сказано: "Сия есть жизнь вечная, да знают себя", хотя, без сомнения, познание Бога и познание самого себя во многих отношениях тесно между собою связаны. Жизнь вечная связана однако только с первым из этих познаний. Знающие Бога таким, как Он есть, имеют жизнь; незнающие же Бога, по свидетельству Священного Писания, "подвергнутся наказанию вечной погибели, от лица Господа" (2 Фес. 1,9).

Необыкновенно важно для нас проникнуться сознанием, что на каждого человека незнание или знание Бога кладёт отпечаток на его характер и его состояние Этим именно определяется характер человека в настоящем и решается его участь в будущем. Если человек и грешен в своих мыслях, своих словах и действиях, все это происходит от незнания им Бога; если, наоборот, он чист в помышлениях своих, свят в своём разговоре и обращении с другими людьми, исполнен милосердия в делах своих, все это есть ничто иное, как практический результат познания Бога. То же можно сказать и о будущем человеке. Познание Бога составляет прочное основание бесконечного счастия и вечной славы; незнание Его есть вечная погибель. Итак, все заключается в познании Бога: оно оживотворяет душу, очищает сердце, успокаивает совесть, возвышает привязанность, всецело освящает характер и поведение в мире человека.

Удивительно ли после этого, что все старания сатаны направлены именно на то, чтоб лишить творение Божие познания истинного Бога? Он вселил в душу Евы ложное представление о Боге, внушив ей, что Бог не благ: это сделалось тайным источником всякого зла. С этого времени как бы грех ни проявлялся, каким бы путём он ни возникал и в какую бы форму ни облекался, источник его все тот же: познание Бога. Самый утончённый и просвещённый моралист, самый преданный религиозный человек, исполненный благих намерений филантроп, если они не знают Бога, то они так далеки от жизни и истинной святости, как мытарь и блудница. Блудный сын был таким же грешником и был так же отдалён от отца в минуту, когда, уходя в дальнюю страну, он переступал порог дома отчего, как и когда он пас свиней в дальней стороне (Лук. 15,13-15) Так было и с Евой. С той минуты, как она вышла из повиновения Богу, вышла из положения безусловной зависимости от Его Слова, она поддалась влиянию разума, который сатана использовал, чтобы окончательно её погубить.

Стих 6-й представляет нам три искушения, упоминаемые апостолом Иоанном: "похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую" (1 Иоан 2,16). В них, по словам апостола, заключается "все, что в мире". Как только Бог был исключён, все это неизбежно возобладало человеком. Не пребывая в блаженной уверенности любви, истины, благости и верности Божией, мы непременно впадаем если не во все три, то по крайней мере в одну из вышеназванных опасностей, другими словами, отдадим себя в руки диавола. Свободной воли, собственно говоря, у человека нет: управляющий сам собою человек на самом деле управляется сатаною, или же им управляет Бог.

"Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская" - вот три действующие силы, посредством которых сатана господствует над человеком. Эти же три приёма употребил сатана и при искушении Господа Иисуса. Диавол начинает искушать второго Человека, Господа Иисуса, предлагая Ему выйти из положения полной зависимости от Бога "Скажи, чтоб эти камни сделались хлебами". Он не просил Иисуса занять, подобно первому человеку, положение выше занимаемого Им, но предлагает Ему представить доказательства того, что Он на самом деле есть. Затем он предлагает Иисусу все царства мира и славу их; наконец, поставляя Его на крыле храма, возбуждает в Нем мысль неожиданным и чудным образом явиться изумлённому народу, собранному у подножия храма (Матф. 4,1-11; Лук. 4,1-13). Явною целью каждого из этих предложений, очевидно, было желание сатаны заставить Господа выйти из положения полной зависимости Богу и совершенного подчинения Его воле. Но все его усилия были напрасны. "Написано", - таков был неизменный ответ единого совершенного Человека, сохранившего Свою зависимость от Бога и всецело от Себя отрёкшегося. Другие люди искали случая управлять самими собою; Он же предоставил Себя исключительно управлению Божию.

Какой пример для верующих душ во всех обстоятельствах их жизни! Не отрывая ни на минуту Своего сердца от Писания, Иисус выходит из искушения победителем. С помощью одного лишь "меча духовного" Он одержал славную победу. Какая разница между Ним и первым Адамом! Адаму среди рая, которым он обладал, все говорило за Бога; Иисусу среди пустыни и с ней связанных лишений, в которых он находился, все говорило против Бога; первый доверился сатане; второй верил Богу; первый был вполне побеждён; второй одержал полную победу. Да будет благословен во веки Бог всякой благодати, отдавший помощь нашу в руки Того, Кто так силён, так властен побеждать и спасать!

Спросим теперь, какие преимущества Адам и Ева получили от обещания змея Это исследование прольёт свет на один из важных пунктов факта падения человека Господь Бог так устроил, чтоб в падении и чрез падение получить нечто, чем он до того времени не обладал: он получил совесть, познание добра и зла. Очевидно, что до падения своего человек не мог иметь этого. Он не мог иметь понятия о зле, пока зло не случилось и не было познано им: он находился в состоянии невинности, т е. неведения зла. В падении и через падение человек приобрёл совесть; и на первых же порах совесть устрашила его и сделала его боязливым. Сатана всецело обольстил Еву; он сказал: "Откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло;" но он при этом выпустил важную часть истины, а именно, что они познают добро, не имея силы его придерживаться, познают зло, и будут не в силах ему противостоять. Попытка выше подняться по лестнице нравственного бытия повлекла за собою потерю истинной возвышенности: человек обратился в существо падшее, слабое, мучимое страхом, преследуемое совестью, в раба сатаны. Правда, глаза их открылись, но открылись для того, чтоб увидеть свою собственную наготу, своё жалкое положение: они были "несчастны, жалки, нищи, слепы и наги", - "и узнали они, что наги" - горький плод древа познания, Адам и Ева не приобрели никакого нового познания божественного превосходства; ни один новый луч Божественного света, истекающего из чистого и вечного Источника этого света, не осиял сердец их. Нет: первое последствие их познания и их погони за знанием было - увы! - открытие, что они наги.

Важно понять это; важно усвоить себе, каково действие совести на душу, и узнать, что она в состоянии из нас сделать лишь боязливых существ, давая нам чувствовать, что мы в сущности из себя представляем. Многие люди заблуждаются в этом отношении и уверены, что совесть приводит нас к Богу. Повела ли она однако к Богу Адама и Еву? Конечно, нет, и ни одного грешника совесть не ведёт к Богу. Да и как может она сделать это? Как может сознание того, каков я семь, вести меня к Богу, если сознание это не сопровождается чувством, что такое Бог? Сознание того, каков я есмь, производит во мне стыд, угрызения совести, повергает меня в тревогу; может оно, правда, пробудить во мне и некоторые усилия, чтобы выйти из положения, которое оно мне обнаруживает. Но самые усилия эти нимало не приближают меня к Богу, становясь скорее завесой, скрывающей Его от моего взора.

Обнаружение Адамом и Евой их наготы повлекло за собой с их стороны лишь страх и попытку прикрыть наготу свою. "Они сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания" (ст. 7). Так встречаемся мы с первой попыткой человека выйти из своего положения средствами, им самим придуманными. Рассматривая внимательно этот факт, мы выносим из него глубокое поучение относительно истинного характера религии человека всех веков Прежде всего мы видим, что не только когда дело идёт об Адаме, но и во всех подобных случаях первое усилие человек направляет к тому, чтобы выйти из своего положения; руководит им в данном случае сознание своей наготы. Он наг, это бесспорный факт, и все его дела являются следствием его наготы: но никакие усилия не выведут его из этого состояния. Для того, чтобы иметь возможность сделать что-либо благоугодное Господу, мне необходимо предварительно проникнуться убеждением, что я облечён.

Вот в чем заключается разница между истинным христианством и религией человека: христианство основывается на том, что человек облачён, тогда как религия человека покоится на факте, что человек наг. Цель религии человеческой является точкой отправления христианства. Все, что делает истинный христианин, он делает, потому что он облачён, вполне облачён, все же что делает от природы религиозный человек, он делает для того, чтобы облечься. Разница огромная. Чем более изучаем мы природу религии, человека во всех её фазисах, тем яснее выступает наружу полная неспособность этой религии вывести человека из его состояния или даже изменить его отношение к этому состоянию. Религии человека может хватить на некоторое лишь время; она удовлетворяет сердце до тех пор, пока смерть, суд и гнев Божий рассматриваются только издали, если вообще мысль о них возникает в уме человека; но когда приходится считаться с наличностью этих страшных фактов, тогда человек убеждается, что действительно религия человеческая представляет из себя "постель слишком короткую" для того, чтобы на ней вытянуться, "покрывало слишком узкое", чтобы им укрыться.

Лишь только заслышал Адам в раю голос Божий, он убоялся, потому что, по собственному своему свидетельству, был наг несмотря на опоясание, которое он себе сделал. Очевидно, что это покрывало не удовлетворяло даже его собственную совесть: если б совесть его имела божественное удовлетворение он не ощутил бы страха. "Если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу" (1 Иоан. 3,21). Но если уж совесть человека не находит успокоения в усилиях, присущих религии человека, насколько менее могут усилия эти удовлетворять святость Божию. Опоясание, которое на себя надел Адам, не скрыло его от взора Божия: нагим же предстать пред Господом Адам не решался; и вот, он бежит и прячется от Господа. То же во все времена случается и с •нашей совестью: она понуждает человека бежать присутствия Божия, силится ничтожным покрывалом скрыться от лица Божия. По истине жалко убежище, потому что рано или поздно встреча человека с Богом неизбежна, и если у него нет ничего, кроме сознания того, каков он есть, он может только страшиться, не может не сознавать себя несчастным. И действительно, недостаёт лишь мучений ада, чтобы довершить страдания того, кто, зная, что ему не избежать встречи с Богом, чувствует личную свою неготовность выдержать Его присутствие. Если б Адам знал любовь Божию, он не страшился бы Бога, потому что "в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершён в любви" (1 Иоан. 4,18). Адам не сознавал любви Божией, поверив лжи сатаны. Он видел в Боге все, что угодно, кроме любви Его; поэтому он был готов на все, кроме встречи с Богом. Да это, впрочем, было вполне естественно и совершенно понятно: грех был налицо, Бог же и грех несовместимы и встретиться не могут. Вот почему до тех пор, что совесть находится под гнётом греха, не исчезает и сознание отдалённости от Бога. "Чистым очам Твоим несвойственно глядеть на злодеяние" (Авв 1,13). Святость и грех не могут жить вместе. Грех, куда бы он ни закрался, всюду встречает гнев Божий.

Но да будет благословен Бог, есть нечто, кроме совести, каков я есмь, а именно откровение, каков Он есть; и благословенное откровение это дано мне по случаю грехопадения человека. В творении Бог не явил Себя во всей Своей полноте; в творении Он лишь показал: "вечную силу Его и Божество" (Θειοτηζ) (Рим. 1,20) [Сравните слова Θειοτηζ (Рим 1,20) со словом Θεοτηζ (Кол 2,9) Это наводит нас на очень интересное размышление Они оба означают Божество, но они представляют отличительные мысли Язычники могли бы увидеть нечто сверхъестественное, нечто божественное в творении, но чистое, всеобъемлющее и непостижимое Божество обитало в лице Сына Божия.]; все тайны Его природы и характера со всей им присущей глубиной оставались однако сокрытыми. И сатана сильно ошибся в своём расчёте, решившись воздействовать на творение Божие; этим путём он сделал самого себя орудием своего собственного вечного посрамления, своей гибели. "Злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадёт на его темя" (Пс 7,17). Ложь сатаны дала лишь толчок и случай для полного проявления истины о Боге. Творение никогда не могло бы постичь всю сущность Бога. В Боге заключалось нечто неизмеримо высшее, нежели Его премудрость и всемогущество; в Нем заключались ещё любовь, милосердие, святость, праведность, благость, нежность, долготерпение. И не представил ли именно мир грешников почву особенно благоприятную для проявления и развития этих несравненных совершенств Божиих. Вначале Бог нисходил, чтоб созидать; затем, когда змей осмелился вмешаться в дело творения, Бог пришёл с небес, чтобы спасти. Об этом свидетельстве нам первое слово, произнесённое Богом после падения человека: "И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: где ты?" (ст. 9). Вопрос этот доказывал два факта, а именно, что человек погиб и что Бог пришёл искать его; доказывал грех человека и благость Божию. "Где ты?" Какою верностью, какою благодатию дышало это слово, являвшее в то же время весь ужас положения, в которое себя поставил человек и обнаруживавшее истинный характер и отношение Бога к падшему человеку. Человек погибал, но Бог нисшел искать его, вывести его из убежища, в котором он притаился среди деревьев рая, чтобы путём блаженной веры дать человеку возможность найти убежище в Себе Самом. То была благодать Божия. Для того, чтобы из праха земли вызвать человека к существованию, требовалось лишь могущество Божие; для того, чтобы отыскать, вывести человека из его жалкого положения, потребовалась благодать. Но невозможно словами выразить всю глубину мысли о том, что Бог ищет грешника. Что в падшем человеке могло заставить Бога Всеблагого искать его? Бог в человеке видел то, что видел в потерянной овце пастух, что видела женщина в исчезнувшей драхме, любящий отец - в блудном сыне своём: в глазах Божиих грешник драгоценен.

Чем же отвечает человек-грешник на верность и благость благословенного Бога, его звавшего и ему говорившего: "Где ты?" Увы, ответ Адама лишь открывает всю глубину зла, в которое он погрузился. Он сказал: "Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся." И сказал Бог: "Кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?" Адам сказал: "Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел" (ст. 10-12). Адам, мы видим, слагает всю ответственность за своё постыдное поведение на обстоятельства, для него созданные Богом, иначе говоря, косвенно на Самого Бога. Так всегда и поступает падший человек: он винит всех и все, кроме самого себя. Душа истинно смиренная вопрошает напротив: "Не мой ли это грех?" Если б Адам знал самого себя, он говорил бы совершенно иначе; но он не знал ни себя самого, ни Бога; вот почему вместо того, чтобы обвинить себя одного, он всю вину возлагает на Бога.

Таково было ужасное положение человека. Он утратил все: своё господство, сознание своего собственного достоинства, своё счастье, свою невинность, свою чистоту, свой мир и, что всего хуже, он делал Бога ответственным за своё несчастие (Б). Погибший, виновный пред Богом грешник, он ещё решался оправдывать самого себя и обвинять Бога.

Но именно когда до этого дошёл человек, тогда-то и начал Бог являть ему Самого Себя и развёртывать планы искупительной любви Своей; вот основание мира и счастия человека. Только когда человек покончит все счёты с самим собой, и не раньше, чем он это сделает, может Бог явить Себя ему таким, как Он есть. Для того, чтобы Господь мог и возжелал явить Себя, необходимо, чтоб совершенно скрылся человек со всеми своими самонадеянными требованиями, своим тщеславием и богохульными суждениями своими. Так в минуту, когда Адам скрывался за деревьями рая, Бог приступил к развитию Своего чудного плана искупления посредством семени жены; здесь познаем мы, что может дать человеку дерзновение с мирным и покойным сердцем предстать пред Богом. Мы уже видели несостоятельность совести в этом отношении. Совесть загнала Адама за деревья рая: познание Бога ведёт его в присутствие Божие. Совесть, давая человеку познания самого себя, преисполняет его ужасом; познание Бога таким, как Он есть успокаивает сердце человеческое. Вот истина бесконечно утешительная для души, удручённой бременем греха. Сознание того, что из себя представляю я, уничтожается сознанием того, что такое Бог; в этом-то и заключается спасение.

Встреча Бога и человека неизбежна: весь вопрос лишь в том, состоится ли эта встреча на почве благодати, или же на почве суда: точка встречи находится там, где Бог и человек являются тем, что они из себя в сущности представляют. Блажен, идущий на эту встречу путём благодати; горе тем, которые должны будут встретить Бога на суде. Бог занимается нами и поступает с нами согласно тому, что мы из себя представляем; пути же, которыми Он подходит к нам, определяются тем, что Он Сам есть. На кресте Бог посредством благодати снизошёл до глубины нашего греховного состояния не только с отрицательной, но и с положительной стороны; и следствием этого является дар мира. Если Бог пришёл отыскать меня в моем настоящем положении и Сам приготовил соответствующее средство спасения, то весь вопрос, конечно, раз и навсегда решён. Но всем тем, которые верою не взирают на Бога, давшего примирение посредством креста, предстоит вскоре с Ним встретиться на пути суда, дабы получить от Него возмездие согласно тому, что есть Бог и что из себя представляем мы.

С момента, когда человек приведён к познанию своего настоящего состояния, он не может найти покоя, пока не найдёт Бога, давшего спасение на кресте; тогда он покоится в Самом Боге. Бог есть покой и покров верующей души; да будет благословенно имя Его! Таким образом делам и праведности человека отводится раз и навсегда место, им подобающее. Люди, успокаивающиеся на своих собственных делах и на праведности своей, конечно, ещё не достигли истинного самопознания; это совершенно очевидно. Совесть, пробуждённая силою Духа Святого, не найдёт покоя ни в чем, кроме совершенной искупительной жертвы Сына Божия. Все усилия, употребляемые человеком для созидания своей собственной праведности, происходят лишь от ложного представления, которое они себе делают о праведности Божией. Через обетование, данное Богом относительно "семени жены", Адам должен был убедиться в несостоятельности опоясания из листьев. Великий подвиг, о котором шла речь, являл все бессилие человека совершить его. Необходимо было уничтожить грех; по силам ли было человеку это дело? Конечно, нет. Чрез человека ведь и пришёл грех в мир. Необходимо было "поразить змея в голову"; был ли человек способен на это? Конечно, нет. Сам он сделался рабом сатаны. Дело шло об удовлетворении требований Божиих; мог ли человек сделать это? Нет, это было немыслимо: он уже попрал требования Бога своего. Дело, наконец, шло об истреблении смерти: дана ли была на это человеку власть? Нет; на это у него силы не было: сам он грехом своим навлёк на себя смерть, вооружив её страшным жалом.

Итак, в какую бы ни обращались сторону, всюду бросается нам в глаза полное бессилие грешника, а следовательно и самонадеянное безумие всех тех, которые думают прийти на помощь Богу в чудесном деле искупления, как это делают все, полагающие своё спасение в чем-либо ином, кроме "благодати чрез веру".

Адам должен был видеть, и, милостью Божией, действительно осознал своё бессилие исполнить все, что следовало; но Бог открыл ему, что все дело, до последней йоты его, посредством семени жены совершит Сам Бог. Бог, одним словом, Сам берётся выполнить все дело; вопрос этот остаётся исключительно между Ним и змеем; потому хотя человеку и жене и пришлось, каждому из них отдельно и различными путями пожать горькие плоды их греха, однако именно Бог сказал змею: "За то, что ты сделал это" (ст. 14). Змей был виновником падения и несчастия человека; семя жены должно было сделаться источником искупления.

Адам выслушал это обетование и поверил ему; и, в силе веры, "нарёк Адам имя жене своей "Ева" [жизнь], ибо она стала матерью всех живущих" (ст. 20). С точки зрения природы человека, Еву следовало бы называть матерью всех смертных", но чрез обетование Божие вера видела в ней "мать всех живущих". Мать ... "нарекла ему имя: Бенони ("сын моего горя"). Но отец его назвал его Вениамином" ("сын моей десницы") (Быт. 35,18).

Сила веры дала Адаму возможность перенести ужасные последствия его греха; в бесконечном милосердии Своём Господь позволил ему быть свидетелем слов, с которыми Бог обратился к змею раньше, чем он заговорил с человеком.

Не будь этого, Адам неминуемо впал бы в отчаяние. Если б мы были призваны видеть самих себя такими, как мы есть, и не имели бы при этом возможности созерцать Бога таким, каким Он явил Себя для спасения нашего на кресте, нам не оставалось бы ничего, кроме отчаяния. Ни одно чадо Адама не может, не впадая в отчаяние, дать себе отчёт в том, что оно из себя представляет и как оно согрешило против Бога; только стоя у креста, обретает человек защиту и спасение. Вот почему надежда исключается из места вечного пребывания тех, кто отвергает Христа. Там откроются у людей глаза; там увидят они _самих себя в истинном свете, увидят, как много зла они творили, но при этом они утратят возможность искать себе облегчения и убежища в Боге. Тогда то, что Бог из Себя представляет, послужит для них причиной бесповоротной гибели также несомненно, как несомненно то, что теперь Бог представляет им вечное спасение. Святость Божия будет тогда вечно свидетельствовать против них, подобно тому, как теперь она составляет источник радости всех верующих. Чем более осуществляем мы теперь святость Божию, тем твёрже становится наша уверенность, что мы безопасны; но для отвергших благодать Божию самая святость эта, - о, как страшна эта мысль! - явится подтверждением их вечного осуждения.

Остановим теперь на минуту наше внимание на истине, вытекающей из 21-ого стиха: "И сделал Господь Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их." Великий принцип праведности Божией в ярком освящении выступает в этом прообразе. Одежда, возложенная на Адама Богом, была настоящим покрывалом, скрывавшим наготу его, потому что Сам Бог уготовал одежду эту; напротив, опоясание из листьев смоковницы представляло собою одеяние недействительное и бесполезное, являясь изобретением ума человеческого. Кроме того, одежда, которою Бог прикрыл наготу человека, являлась плодом смерти; кровь была пролита, чего не случилось при изготовлении опоясания Адама. Так же и теперь праведность Божия явлена на кресте, тогда как праведность человека проявляется в делах рук его, запятнанных грехом. Облечённому в кожаную одежду Адаму уже не приходилось теперь скрываться за деревьями рая со словами: "Я наг." Грешник имеет полное основание пребывать в покое, когда верою он познает, что Бог облёк его одеждою искупления; но всякий покой, не основанный на этом деле Божьем, есть результат высокомерия или незнания об этом. Знать, что одежда, которую я ношу и в которой я представляюсь перед Богом, есть Его собственного приготовления, должно дать моему сердцу полный покой. И не может быть какого-либо истинного и постоянного покоя в чем-либо другом.

Последние стихи 3-й главы особенно поучительны. Падший человек в своём падшем состоянии не должен получить разрешение есть от плодов древа жизни, потому что это навлекло бы на него бесконечное несчастье в этом мире. Вкушать плоды древа жизни и вечно жить в условиях настоящей нашей жизни было бы несказанно тяжело и безотрадно. Вкушать от плодов древа жизни дано будет лишь после воскресения из мёртвых. Нестерпимо тягостно было бы человеку жить вечно в бренной храмине, в теле грешном и смертном. И вот почему Господь Бог "изгнал человека из рая" в мир, всюду твердивший человеку о плачевных последствиях его падения. Херувим и меч пламенный делали для человека недоступным древо жизни; но в то же время обетование Божие обращало его взор на смерть и воскресение семени жены как на источник жизни, жизни, поставленной вне зависимости от власти смерти.

Таким образом, вне рая Адам оказался в большей безопасности, чем в самом раю ввиду того, что, оставаясь в Раю, жизнь его зависела бы от него самого; между тем как вне рая жизнь его ставилась в зависимость от другого, а именно - от Христа обетованного. И когда поднятый кверху взор Адама встречал херувима и пламенный меч, он мог тем не менее благословлять Руку, их поставившую у входа рая, дабы преградить ему путь к древу жизни; но та же самая Рука открыла для человека путь лишений и более безопасный к этому же дереву. Херувим и пламенный меч заграждали вход в рай; зато Господь Иисус открыл путь "новый и живой", ведущий к Отцу, ведущий в Святое Святых. "Я есмь путь, истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня" (сравн. Иоан. 14,6; Евр. 10,20). С сознанием этой истины странствует теперь христианин в мире сём, носящем на себе печать проклятия Божия, в мире, в котором всюду видны следы греха; верою нашёл христианин путь, ведущий его в недра Отчий; верою, уже покоясь в объятиях "Отца, он утешается блаженной уверенностью, что Приведший его под крылья любви Божией пошёл приготовить ему место "в многих обителях" дома Отца Своего и вернётся за ним, дабы ввести его с Собою во славу Царства Отца. Таким образом уже теперь обретает верующая душа свою часть, своё будущее жилище славы и верную награду себе в объятиях дома и Царстве Отца.

Главы 4 и 5

Всякая часть книги Бытия служит новым доказательством того, что в этой книге мы проходим, как недавно определил один писатель, питомник всей Библии и не только это, но питомник всей человеческой истории.

Каин и Авель представляют собой людей двух типов: заурядного религиозного человека мира сего и истинного верующего. Оба они родились вне рая, оба были сыновьями падшего Адама, так что, казалось бы, в природе их не было повода к возникновению существенной разницы в их характерах; оба они были грешники, оба носили в себе все задатки падшей природы человеческой, ни один из них не был виновен. Необходимо усвоить себе это, чтобы составить себе ясное представление о сущности благодати и веры. Если бы очевидная разница, существовавшая между Каином и Авелем, основывалась на различии их природы, неизбежно пришлось бы допустить, что они не наследовали оба одинаково греховной природы своего отца, но на них не распространились последствия падения: и в этом случае не оставалось бы места для проявления благодати и для упражнения веры.

Принято думать, что врождённые хорошие качества и способности человека, будучи правильно направлены, приводят его к Богу. Но Священное Писание учит нас, что Каин и Авель родились не в раю, а вне рая, были сыновьями не Адама безгрешного, но Адама падшего. Они вошли в мир, уже будучи причастными греховной природы своего отца; и каким бы путём эта им присущая природа не проявлялась, она всегда носила на себе плотской, греховный характер. "Рождённое от плоти" не только являет свой плотской отпечаток, но рождённое от плоти есть плоть; а "рождённое от Духа" не только духовно, но есть дух (Иоан. 3,6).

Никакое время не было столь благоприятно для проявления самых разнообразных качеств, способностей, потребностей и стремлений человека, как время Каина и Авеля. Имел человек по природе своей в руках своих средство для восстановления утраченной им безгрешности и для возвращения в рай, теперь ему представлялся случай доказать это на деле. Но Каин и Авель были погибшие грешники, были "плоть"; они были виновны пред Богом, потому что Адам, лишившись своего безгрешного состояния, никогда к нему более не возвратился. Адам - только падший родоначальник падшего рода человеческого: "Непослушанием одного многие сделались грешными" (Рим. 5,19). Сам лично Адам сделался порочным прародителем греховного человечества, развращённого и падшего, мёртвым стволом всех ветвей духовно и нравственно мёртвого человечества.

Правда, сам Адам, как мы уже видели выше, подвергся действию благодати и высказал живую веру в обетованного Спасителя; но вера его не была присуща его природе. Не мог он также передавать её другим, так как вера в нем не была наследственна; в нем самом она являлась плодом Божественной любви, вселилась в его душу могуществом Божиим. Путём наследственности Адам мог передать лишь то, что составляло его природу, и ничего более. И потому в силу естественного закона сын Адама как сын грешного человека не мог не быть грешным. Каков родивший, таковы и рождённые от него (ср. 1 Иоан. 5,1). -"Как перстный, таковы и перстные" (1 Кор. 15,48).

Ничто так не важно в данном случае, как ясное понимание так называемого "закона наследственности". Читая 12-21 стихи 5-й главы Послания к римлянам, на которых впрочем сегодня я не буду останавливаться, читатель увидит, что Священное Писание ведёт происхождение рода человеческого от двух родоначальников. То же самое мы находим в 1 Кор. 15, в 44-м и последующих стихах. Первый человек (Адам) воплощает собою грех, непослушание и смерть; второй Человек (Господь с неба) является олицетворением праведности, послушания и жизни. Наследники природы первого, мы, в то же время наследуем и природу второго Человека. Конечно, каждая из этих природ в каждом отдельном случае проявит свои особенные энергии, которые в каждом отдельном обладателе её проявят свои особенные силы. Все же есть несомненно обладание настоящей, отвлечённой, решительной природой.

Теперь, так как способ, которым мы получаем природу от первого человека, есть рождение, то способ, которым мы получаем природу от второго Человека, есть новое рождение. Будучи рождёнными, мы воспринимаем природу первого; а будучи рождёнными вновь, мы принимаем природу второго. Новорождённый младенец, хотя и неспособен ещё совершить акт непослушания, соделавший Адама навеки существом грешным, уже причастен природе Адама; таково же также новорождённое чадо Божие - новая возрождённая душа, хотя и не принимавшая никакого участия в совершении "Человеком, Христом Иисусом", дела полного послушания Богу, тем не менее ей уже присуща природа второго Человека. Это правда, что с прежней природой связан грех, а с новой природой соединена праведность - в первом случае грех человека, а во втором случае праведность Божия; однако все же есть уверенное соучастие в естественной природе, какие бы ни были дополнения к ней. Дитя Адама принимает участие в человеческой природе и в том, что таковой присуще. Дитя Божие принимает участие в божественной природе и в том, что ей присуще. Первая природа согласуется с "хотением плоти", (Иоан. 1,13), вторая согласуется с хотением Бога, как святой Иаков Святым Духом учит нас: "Восхотев, родил Он нас словом истины" (Иак. 1,18).

Из всего изложенного следует, что по природе и обстоятельствам, среди которых Авель жил, он ничем не отличался от брата своего Каина; в этом отношении, "нет различия" (Рим. 3,22). И однако резкое различие существовало между ними, и оно всецело обнаружилось в их жертвоприношениях; это обстоятельство делает предлагаемый здесь Богом урок доступным пониманию всякого грешника, проникнутого сознанием греха, пониманию всякого человека, дающего себе отчёт в том, что он не только причастен к унаследованной им порочной природе первого человека, но что и сам по себе он погибший грешник. История Авеля доказывает нам, что грешник не может приблизиться к Богу чем-либо, присущим его человеческой природе или связанным с этой природой; что ему приходится вне самого себя, в личности и подвиге Другого, искать истинное и вечное основание его отношений к Богу праведному, святому, единому, истинному. Мысль эта особенно ясно выражена в 11 главе Послания к Евреям: "Верою Авель принёс Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его; ею он и по смерти говорит ещё." Дело не в Авеле, а в его жертве, не в личности жертвоприносителя, а в жертве самой; именно в различии принесённых жертв и заключается громадная разница между Каином и Авелем. Этим-то и определяется различное положение грешника пред лицом Божиим.

Посмотрите же, какие это были жертвы: "Спустя несколько времени Каин принёс от плодов земли дар Господу. Авель также принёс от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел" (Быт. 4,3-5). Каин принёс Иегове плоды земли, запечатлённой проклятием Божиим, и это приношение его не сопровождалось пролитием крови, снимающим проклятие; он не верил, а потому и принёс жертву бескровную. Если б они имели веру, даже и в эти первые дни истории падшего человечества божественный дар этот открыл бы ему великую истину, что "без пролития крови не бывает прощения" (Евр. 9,22). Возмездие за грех - смерть; Каин был грешник и как грешника смерть отделяла его от Бога. Но, принося Богу жертву, Каин не принял этого в расчёт; он не принёс Богу в жертву жизни, дабы удовлетворить требованиям Божественной святости и предстать пред Богом так, как это повелел грешнику Господь. Не считаясь с фактом, что грех человека навлёк на землю проклятие, он обращался с Богом, как с себе подобным, допуская мысль, что святой Бог может принять в дар плоды, носящие на себе следы греха произведшей их проклятой земли. Вот о чем свидетельствует принесённая Каином "бескровная жертва". Показывает она ещё, что он выказал полное незнание в отношении Божественных требований, в отношении его собственного характера и состояния, как потерянного и виновного грешника и в отношении нового положения, на котором он приносил в жертву плоды. Без сомнения, рассудок мог бы сказать: "Что может человек принести в жертву Богу более приятное, чем дар, приобретённый им в поте лица и трудами рук его?" Таков действительно голос разума и даже религиозного понимания человека; но Бог смотрит на это иначе; вера же спешит сообразоваться с мыслями Божиими. Бог учит, а вера верит, что должна быть принесена в жертву жизнь, иначе не может быть приближения к Богу.

Таким образом, всесторонне рассматривая дело служения Иисуса Христа, мы скоро убедимся, что если б Он избег крёстной смерти, все Его служение оказалось бы недостаточным для установления наших новых отношений с Богом. Иисус в течение всей Своей жизни ходил с одного места на другое, творя добро; это так; но лишь после смерти Его "завеса в храме разодралась надвое, сверху до низу" (Мат. 27,51), и только смерть Его могла совершить это. Если б даже и до сего дня Иисус продолжал "ходить, благотворя", завеса и до сих пор преграждала бы нам доступ в Святое Святых. Вот в каком ложном положении предстал пред Богом Каин как жертвоприноситель и поклонник; появление пред Иеговой непомилованного грешника с "бескровной" жертвой лишь доказывало его непростительную, достойную наказания самонадеянность. Правда, Каин принёс в жертву Богу плод своего тяжёлого труда, но к чему повело это? Мог ли труд грешника снять проклятие за грех и стереть беззаконие? Мог ли он удовлетворить требованиям Бога, бесконечно святого? Мог ли он дать грешнику все потребное для его принятия Богом? Мог ли он упразднить возмездие за грех, отнять жало у смерти и победу у ада? Мог ли он совершить все это или хотя бы часть всего этого? Нет, потому что "без пролития крови не бывает прощения". "Бескровная жертва" Каина, подобно всякой другой бескровной жертве грешника, не только не имеет никакой цены, но ещё и есть мерзость в глазах Божиих: она не только свидетельствует о полном неведении Каина его собственного положения, но и доказывает полное его незнание истинного характера Божия. "Бог... не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду" (Деян. 17,25). Каин полагал, что человек имеет право подобным путём подходить к Богу; так думает и всякий человек, не имеющий ничего, кроме общепринятой миром религии. Испокон веков Каин имел целые тысячи последователей. Мир полон людей, служащих Богу в духе Каина; это религия внешнего, показного благочестия, необращенного человека, которой держатся все существующие под солнцем ложные религиозные системы.

Человек рад был бы Бога сделать своим получателем, но этого не может быть, потому что "блаженнее давать, нежели принимать"; (Деян. 20,35) первое же место всюду принадлежит Богу и несомненно Бог должен иметь более блаженное место, т. е. давать. "Без всякого прекословия меньший благословляется большим" (Евр. 7,7). "Кто дал Ему наперёд?" (Рим. 11,35). Бог принимает и самый незначительный дар от сердца, познавшего смысл слов Давидовых: "От Тебя все, и от руки Твоей полученное мы отдали Тебе" (1 Пар. 29,14). Но лишь только посягнёт человек занять место дающего "наперёд", Бог отвечает: "Если бы Я взалкал, то не сказал бы тебе" (Пс. 49,12) потому что Бог "не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам давая всему жизнь, и дыхание и все" (Деян. 17,25). Невозможно, чтобы великий Творец, все Сам распределяющий, нуждался в чем бы то ни было. Мы ничего не можем воздать Богу, кроме хвалы; славословить же Бога мы можем не раньше, чем проникнемся полным сознанием прощения нам грехов; сознание это даёт нам вера в принесённую за нас искупительную жертву.

Читатель мой должен здесь остановиться и с молитвою прочесть следующие изречения из Св. Писаний, а именно: Пс. 49; Ис. 1,11-18; Деян. 17,22.34, которых он ясно найдёт изложенную истину относительно настоящего положения человека перед Богом, а также правильное основание поклонения.

От жертвы Каина перейдём теперь к жертве Авеля. "И Авель также принёс от первородных стада своего и от тука их" (ст. 4). Другими словами, Авель верою усвоил себе славную истину, что с жертвою в руках грешник имеет дерзновение приближаться к Богу, что грешник может смерть другого поставить между собою и последствиями своего греха, может кровию непорочной жертвы удовлетворить как требования святой природы Бога и свойства Его характера, так и свои сокровенные духовные нужды. Здесь мы встречаемся с учением о кресте в сжатом виде, учением, в котором находит грешник покой душе своей; потому что на кресте Бог полностью прославлен.

Всякий человек, обличённый Богом в грехе, знает что преступления его влекут за собой смерть и осуждение (см. Лук. 23,41) знает, что ему не удастся, что бы он ни делал, изменить свою участь. Напрасно он будет трудиться и уставать; напрасно в поте лица своего добудет себе жертву; тщетны будут даваемые им обеты, все принимаемые им решения, напрасно изменит он свой образ жизни, свой характер; напрасно сделается умеренным, нравственным и религиозным в общепринятом смысле этого слова; напрасно, не имея веры, будет он молиться, читать и слушать проповеди; словом, напрасно будет делать все, на что лишь способен человек: ничто не рассеет тёмных туч, закрывающих весь его горизонт; ничто не избавит его от ожидающих его смерти и суда. Все это стоит перед ним; не будучи в силах удалить их никакими делами своими, он живёт в вечном ожидании той минуты, когда гроза разразится и падёт на его преступную голову. Собственными делами своими грешник не может перенестись по ту сторону "смерти и осуждения", перенестись в жизнь и славу; самые дела его совершаются лишь подготовляя его, если возможно, к встрече с ужасной действительностью, грозящей ему.

И вот, когда грешник доходит до сознания своей полной беспомощности, взгляд его падает на крест: крест показывает грешнику, что Бог предусмотрел уже все необходимое для покрытия его вины и духовной нищеты. На кресте, видит он, смерть и осуждение уступают своё место жизни и славе. Для истинно верующих Христос уничтожил навек смерть и осуждение, заменив их жизнью, праведностью, славою. Он "разрушил смерть и явил жизнь и нетление через благовестив" (2 Тим. 1,10). Он прославил Бога, отняв у нас страх того, что всегда удерживало бы нас далеко от святого и блаженного присутствия Божия; Он "уничтожил грех" (Евр. 9,26).

Все это наглядно олицетворяется "лучшею жертвою" Авеля. Авель не пытается затмить истину, являющую его собственное жалкое духовное состояние и присущее ему место грешника, не пытается отстранить "пламенный меч", преграждающий ему путь к древу жизни; он не предлагает надменно Иегове жертву "бескровную", не приносит Ему в жертву плодов земли, лежащей под проклятием: он смиренно занимает место, подобающее грешнику, ставит как грешник смерть жертвы между собою и грехами своими, между грехами своими и святым Богом, ненавидящим грех. Авель заслуживал смерть и осуждение, но Авель находит Заместителя.

Так бывает и со всяким беспомощным грешником, себя обвиняющим и осуждающим. Христос - его искупительная жертва, его выкуп, его "наилучшая жертва", его "все". Подобно Авелю, грешник сознаёт, что плоды земные не могут принести пользы душе его; чувствует, что принесение Богу лучших плодов земных не освободит его совести от гнёта греха, на ней лежащего, ибо "без пролития крови не бывает прощения". Лишь совершенная жертва Сына Божия сильна умиротворить сердце и совесть; все, верою осуществляющие эту истину Божию, насладятся обилием мира, который люди не могут ни дать, ни отнять. Верою уже теперь мир этот сообщается душе: "Оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа" (Рим. 5,1). "Верою Авель принёс Богу жертву лучшую, нежели Каин" (Евр. 11,4).

Это не входит в область чувств, как думают многие; дело идёт исключительно о вере в совершившийся факт, о вере, вселенной в душу грешника могуществом Духа Святого. Вера есть нечто вполне отличное от чувств сердца и доводов разума. Чувства и доводы разума не есть вера, что бы там ни говорили. Некоторые смотрят на веру, как на соглашение разума с известным предложением; это ужасно ложно, оно делает вопрос о вере человеческим, между тем как она в действительности божественна. Это низводит её на уровень человека, между тем как она в действительности исходит от Бога. Вера не может существовать сегодня, чтоб исчезнуть завтра, она вечна и несокрушима, как вечен её неизменный источник - Бог. Вера постигает истину Божию и наполняет душу сознанием присутствия Божия.

Все, относящееся к области чувств, мышлений, никогда не поднимается выше своего собственного источника, который есть наше собственное "я". Но вера относится к Богу и вечному Слову Его, служа живою связью между сердцем, обладающим ею, и Богом, дарующим её. Чувства человеческие, как бы глубоки и чисты они ни были, никогда не могут связать душу с Богом, чувства эти не божественны, не вечны; они человечны и скоропреходящи. Чувства эти подобны растению пророка Ионы, выросшему в одну ночь и в ту же ночь увядшему. Не такова вера. Ей сообщается вся значительность, все могущество, вся действительность источника, её рождающего, и все это переходит в душу, собственность которой она составляет. Ею "душа оправдывается" (Рим. 5,1); она же "очищает сердце" (Деян. 15,9); "Действует любовью" (Гал. 5,6); "вера же побеждает мир" (1Иоан. 5,4). Чувство и мышление есть достояние человеческой природы, земли; вера исходит от Бога с неба; чувство занято своим собственным "я" и делами мира сего; вера сосредоточивается на Христе, вознося взоры наши на образы небесного; чувство повергает душу в сомнение и мрак, занимая её внимание её собственным "я", её собственным неверным и изменчивым положением; вера ведёт душу к свету и покою, приковывая её внимание к неизменности истины Божией и искупительной жертве Христа.

Конечно и вера возбуждает чувства и мысли, но чувства духовные и мысли верные. Не следует никогда смешивать плоды веры с самой верою. Я получил оправдание не чувствами, не верою и чувствами вместе, но исключительно верою. И почему так? - да потому, что вера не сомневается в истине слов Божиих, познавая Бога таким, каким Он явил Себя в лице и деле Господа Иисуса Христа. Вот в чем заключается жизнь, праведность и мир. Знать Бога таким, как Он есть, это совокупность всякого рода счастия настоящего и будущего. Душа, нашедшая Бога, нашла все, в чем она когда-либо имела нужду в настоящем и будущем; но нельзя познать Бога помимо Его собственного откровения и веры, Им Самим даруемой и всегда освещённой Божественным откровением.

Теперь, таким образом, становятся нам до некоторой степени понятными сила и значение слов: "Верою Авель принёс Богу жертву лучшую, нежели Каин." Каин веры не имел, а потому и принёс Богу жертву "бескровную". Авель имел веру, потому он принёс в жертву "кровь и тук", прообразно представлявшие искупительную жертву Христа и несравненное совершенство Его личности. "Кровь" представляла жертву; "тук" - совершенство личности; вот почему закон Моисеев запрещал человеку есть кровь и тук жертвы. Кровь - это жизнь; человек же подзаконный на жизнь права не имел. Между тем в 6-й главе Евангелия от Иоанна сказано, что если мы не будем пить крови Христовой, то не будем иметь в себе жизни. Христос есть жизнь. Вне Его не существует ни малейшей искры жизни; все мёртво вне Христа. "Жизнь была в Нем", и ни в ком другом.

Но на кресте Он отдал смерти жизнь Свою; и эта жизнь унесла с собою вменённый ей грех, пригвождённый к проклятому дереву. Оставив жизнь, Христос вместе с нею оставил и грех, ей вменённый; так Он действительно взял на Себя грех мира, оставив его во гробе, откуда Сам победоносно восстал в силе новой жизни; праведность составляет отличительную черту новой жизни, как грех был связан с прежнею жизнию, Им оставленной на кресте. "Душа тела в крови, и Я назначил её вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия души очищает" (Лев. 17,11). Все это требует к себе большого внимания и даёт глубокое сознание, что смерть Христова совершенно и всецело сняла грех. Несомненно, что все, содействующее утверждению наших чувств и понимания касательно этой славной истины, вместе с тем усугубляет и наш мир, делая нас способными с большим рвением распространять славу Христову, как свидетельством нашим о ней, так и служением ей.

История Каина и Авеля выдвигает вперёд важный факт, нами уже затронутый выше, а именно: отождествление каждого из них с жертвами, которые они принесли. Читатель мой должен обратить на это особое внимание. В обоих случаях вопрос шёл не о личности, приносившей жертву, а о характере принесённой жертвы. Поэтому об Авеле мы читаем, что "Бог призрел на дар его". Бог призрел не на Авеля, а на жертву его. Это ясно показывает, что составляет истинное основание мира верующей души и принятия её Богом.

Сердце наше всегда склонно основывать наш мир и наш доступ к Богу на том, что есть в нас самих, хотя бы при этом мы и сознавали, что это "нечто" является в нас плодом Духа Святого. Отсюда возникает наша привычка постоянно заглядывать в самих себя, тогда как Дух Святой желал бы всегда направлять наш взгляд вне нас самих. Положение верующего обусловливается не тем, каков он сам, но тем, что есть Христос. Приблизившись к Богу "именем Иисуса", верующий соединяется с Ним и не может быть отвергнут Богом, как не может быть отвергнут Богом Тот, во имя Которого он принят. Ничто не может коснуться верующего, не коснувшись Самого Христа, так что безопасность верующего покоится на основании непоколебимом. Сам по себе жалкий и недостойный грешник, верующий приближается к Богу именем Христа; соединённый со Христом, он принят во Христе, как принят Христос; жизнь его принадлежит теперь Христу. Бог даёт свидетельство не верующему, а дару его; дар же его - Христос. Сколько покоя и утешения заключает в себе эта истина! Какое обвинение, какие обвинители ни восстали бы на верующего, по данному ему блаженному преимуществу, он верою побеждает их, указывая им на совершенное Христом искупление вины его пред Богом От Христа исходит для нас всякое благо. Им мы непрестанно хвалимся. Не доверяя себе ни в каком отношении, мы всецело доверяемся все за нас Совершившему, хвалимся именем Его, верим делу, Им соделанному; на Нем покоятся взоры наши: мы жаждем возвращения Его.

Но плотское сердце обнаруживает вскоре всю вражду, таящуюся в нем против истины, которая радует и удовлетворяет сердце уповающих на Господа. Примером в этом отношении является Каин: "Каин сильно огорчился, и поникло лицо его" (ст. 5). То, что Авеля преисполнило миром, преисполнило Каина гневом. По неверию Каин пренебрёг единственным путём, которым грешник может приблизиться к Богу: вместо того, чтоб принести в жертву кровь, без пролития которой не бывает прощения грехов, он предстаёт пред Господом с плодами рук своих; затем, когда не освобождённый от грехов своих, он не был принят Богом, Авель же был Им принят во имя принесённой им жертвы, "он сильно огорчился, и поникло лицо его". Но как же и могло быть иначе? Каину предоставлялся выбор предстать пред Господом во грехах своих или же заручиться прощением грехов; но так как Бог не мог принять его со всеми грехами его, он же не хотел принести в жертву кровь, которая одна только могла искупить его грехи, он неминуемо был отвергнут Богом; будучи же отвергнут Богом, он делами своими явил, каковы плоды ложной религии. Он преследует и убивает верного свидетеля Божия, человека, принятого и оправданного Богом, мужа веры; так делается он прообразом и предтечею всех людей всех времён, исповедателей ложных религий всех веков. Всегда и всюду человек выказывает особенную склонность преследовать своего ближнего на религиозных основаниях более, чем за что-либо другое; таков был Каин. Оправдание, оправдание полное, законченное, всеобъемлющее, основанное исключительно на одной вере, Бога делает всем, а человека ничем. Но человек не любит сознавать себя ничем; от этого он "сильно огорчается и никнет лицо его": не потому, что возникает повод и оправдание гневу его, так как в этом случае дело совсем не идёт о человеке, а об основании, на котором он приближается к Богу. Если б Бог принял Авеля ради чего-либо, присущего его личности, это могло бы дать Каину повод огорчаться и унывать; но поскольку Авель был принят лишь чрез жертву свою, и не он, а дары его заслужили свидетельство Божие, гнев Каина не находит себе решительно никакого оправдания; это и доказывают слова Иеговы, обращённые к Каину: "Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица?" (В переводе семидесяти: ορθως προσεξεγχηζ "если ты приносишь, что следует, не будет ли это принято?") Слова "если делаешь доброе" ("приносишь, что следует") относятся к жертве Каина. Авель "сделал доброе", став под защиту благоугодной Богу жертвы; Каин сделал зло, принеся жертву бескровную; и все его последующее поведение явилось лишь естественным следствием его ложного богопочитания.

"И сказал Каин Авелю,брату своему ; и когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его" (ст. 8). Во все времена Каины преследуют и убивают Авелей. Человек и религия человеческая остаются всегда теми же, подобно тому, как не изменяются и вера, и Религия, на ней основанная; и везде, где встречается Религия человеческая и религия веры, возникает борьба.

Преступление Каина, как мы это только что заметили, является лишь естественным следствием его ложного богопочитания: основание, на котором держалось здание его религии, было негодное; негодна была и вся возведённая на нем постройка. И вот, не ограничась убийством Авеля, Каин, узнав произнесённый над ним суд Божий, впадает в отчаяние; не зная Бога и милосердия Его, он сомневается в Его прощении; и "он ушёл от лица Господня" (ст. 16). Далее Каин построил город и сделался родоначальником людей, посвятивших себя изучению искусств и полезных и приятных наук; из рода его вышли люди искусные, земледельцы, музыканты и ковачи всех орудий из меди и железа. Не зная характера Божия, Каин думал, что грех его слишком велик, чтобы он мог быть прощён (согласно греческому переводу) [В переводе семидесяти стих 13-й переведён так "Грех мой слишком велик, чтобы он мог быть прощён" Глагол, употреблённый Каином, встречается в Пс 31,1 в том же смысле "Кому отпущены беззакония" Перевод семидесяти употребляет тот же греческий глагол χϕεθηξα "быть прощённым" (отпущенным).]; он думал так не потому, что действительно сознавал всю важность своего греха, но потому что он не знал Бога; самое понимание характера Божия уже было одним из плодов грехопадения человека. Он не заботится о получении прощения греха, потому что не помышляет о Боге; не знает своего истинного положения и не ищет сближения с Богом; вконец испорченный, глубоко порочный человек, он желает лишь одного: скрыться от лица Божия, затеряться в мире ради преследуемых им целей. Он прекрасно сумеет обойтись без Бога; он принимается всячески украшать мир, чтобы приобрести в нем почётное положение и возможно лучше в нем устроиться, не взирая на то, что мир этот находится под проклятием Божиим и сам Каин является беглецом и бездомным пришельцем в нем.

Таков был "путь Каинов", этот широкий путь, и ныне избираемый тысячами людей. Я не хочу сказать этим, что люди эти не имели никакой религии; они готовы даже приносить те или другие жертвы Богу, находя себя в праве приносить Ему плоды труда рук своих, они не знают ни себя, ни Бога; но при всем этом они прилагают все старания к тому, чтобы улучшить мир, сделать жизнь приятной, так или иначе скрасить её. Богом предложенное средство очищения отвергнуто и подменено усилием человека улучшить мир: это и есть "путь Каинов" (см. Иуд. 11).

И вот, мой читатель, Вам только следует посмотреть кругом и увидеть, как этот "путь" преобладает в настоящее время. Хотя мир запятнан кровию более великой, чем кровь Авеля, а именно кровью Христа, то все же вы видите, какое приятное, чудное место человек старается создать здесь для себя.

Как во дни Каина, пленительные звуки арфы, органа препятствовали воплю крови Авелевой доходить до слуха людского, так ещё и сегодня чарующие звуки всех родов заглушают голос крови, пролитой на Голгофе: не Христос распятый, а иное привлекает к себе взоры человеческие. Все силы своего гения человек расходует на то, чтоб превратить этот мир в теплицу, годную для развития самых редких видов плодов, столь вожделенных для плоти. Гений человеческого разума заботится не только о насущных нуждах человека, но изощряется ещё создавать и такие предметы, один взгляд на которые развращает сердце и без которых затем жизнь ему кажется невыносимой. Например, несколько лет тому назад люди довольствовались, пропутешествовав далёкое расстояние в течение трёх или четырёх дней, теперь то же расстояние они могут совершить в три или четыре часа, и они ещё не довольны, если случайно придётся опоздать на пять или десять минут Им необходимо путешествовать без утомления и слышать новости, не испытывая терпения. Они прокладывают железные рельсы и электрические провода через все моря, как бы предвосхищая своими собственными путями тот светлый и блаженный век, где "моря уже нет" (Отк. 21,1) [Поистине Господь употребляет все это для преуспевания Своих благодатных достижений, и слуга Господа также может употреблять их свободно, но это не мешает нам видеть дух, который их организует и характеризует.]. В добавление ко всему этому существует обилие так называемой религии, так что самая любовь, - увы! - имеет основание опасаться, что многое, выдаваемое за религию, представляет собою на самом деле лишь один из главных винтов великой машины, построенной ради личных удобств и созданной для возвышения человека. Человек не умеет обходиться без всякой религии; это считается неприличным; поэтому он с радостью готов посвятить один день в неделю религии или, как он думает и выражается, заботам о душе и вечности, отдавая остальные шесть дней своим временным житейским делам; но для чего бы он ни трудился - для временного или для вечного - в сущности, он трудится всегда для самого себя. Таков "путь Каинов". Взвесь все это, читатель, и посмотри, где начинается, куда ведёт и к чему приводит путь этот.

Не таков путь веры. Авель чувствует и сознаёт заслуженное проклятие; он видит весь ужас греха и в силе веры приносит жертву, отвечающую всем требованиям Божиим. Он ищет и находит убежище в Самом Боге и не задаётся мыслью построить город на земле; на ней он находит лишь могилу. Земля, вид которой являл гений и энергию Каина и его семьи, была обагрена кровию праведника; этого не должен упускать из виду ни человек мира сего, ни чадо Божие, ни светский христианин, ведущий дружбу с миром сим. Земля, на которой мы ходим, обагрена кровью Сына Божия. Кровь эта оправдывает Церковь, осуждая в то же время мир. Привлекательный вид и ложный блеск этого скоропреходящего мира не могут скрыть от взора веры тёмных теней креста Иисуса. "Проходит образ мира сего" (1 Кор. 7,31). Скоро исчезнет мир, среди которого мы живём. За "путём Каиновым" последует "заблуждение Валаама"; затем появится "возмущение Корея", после чего бездна откроет пасть свою, чтобы поглотить злых и заключить их во "мрак тьмы навеки" (Иуд. 13).

В 5-й главе, к рассмотрению которой мы теперь перейдём, вполне подтверждается только что высказанная нами мысль. Глава эта свидетельствует нам о немощи человека, подлежащего власти смерти. Хотя бы он прожил несколько столетий, родив много сыновей и дочерей, всё-таки о нем всегда в своём месте сказано: "и он умер!" - "Смерть царствовала от Адама до Моисея", и ещё: "Человекам положено однажды умереть" (Рим. 5,14; Евр. 9,27). Человек не может избежать смерти. Ни пар, ни электричество, никакие иные изобретения творческого гения человеческого не могут вырвать у смерти её ужасное жало. Увеличить удобства и радости жизни человек сумеет; но никакая его энергия не в силах уничтожить приговор смерти.

Откуда же появилась эта странная, страшная смерть? Апостол Павел объясняет нам это, говоря: "Одним человеком грех вошёл в мир, и грехом смерть" (Рим. 5,12). Таково происхождение смерти: она пришла чрез грех. Грех порвал связь, существовавшую между тварью и Богом живым, отдав человека во власть смерти; он не в силах освободиться от этой власти, что является одним из многих доказательств полной неспособности человека приблизиться к Богу. Общение Бога с человеком возможно лишь при наличии жизни; находясь же во власти смерти, человек в естественном состоянии своём не может иметь сообщения с Богом. Жизнь имеет со смертью общего не больше, чем свет с тьмою и святость с грехом. Необходимо возникновение новых оснований, новых начал для приближения человека к Богу, а именно возникновение пути веры: вера делает его способным познать собственное его положение, как "раба греха" и следовательно, как человека, обречённого на смерть; и в то же время вера даёт человеку уразуметь характер Бога как Подателя новой жизни, жизни, освобождённой от власти смерти и врага, потерять которую мы по своей вине уже не можем.

Вот в чем заключается безопасность жизни верующего. Жизнь его Христос - Христос воскресший и прославленный; Христос, побеждающий все, восстающее против нас. Жизнь Адама зависела от его послушания; поэтому, согрешив, он потерял жизнь. Но Христос, имея жизнь в Себе Самом, сошёл на землю и уничтожил все последствия греха человека, какие бы они ни были. Претерпев смерть, Он победил имевшего власть над смертью, и посредством воскресения соделался жизнью и праведностью всех уверовавших в Него. Сатана уже не может посягнуть на эту жизнь ни в её источнике, ни в её передаче, ни в могуществе, сфере и продолжительности её. Бог - источник её; Христос воскресший - её проводник; Дух Святой - могущество, небо - сфера, вечность - продолжительность её. Все становится новым для человека, обладающего жизнью этой; и хотя в известном смысле мы и "живя, умираем", мы можем также сказать, что и "умирая, мы живём". Христос воскресший вводит народ Свой в место, где смерть не существует более. Разве Он её не уничтожил? Слово Божие возвещает нам это. Христос изгнал смерть и водворил на её месте жизнь; итак слава, а не смерть ожидает теперь христианина; смерть же навеки осталась позади него. Что же касается будущего, в будущем ему предстоит слава, безоблачная слава. Быть может, верующему предстоит в недалёком будущем и почить во Христе; но почить во Христе - это не смерть; это жизнь, это блаженная действительность. Возможность ухода из этого мира, чтоб быть со Христом, не может изменить присущую христианину надежду "быть восхищённым на облаках, во сретение Господу на воздухе, чтобы быть с Ним и подобным Ему навеки" (1 Фес. 4,13-18).

Енох является здесь чудным прообразом; он один составляет исключение из общего правила 5-й главы. "Он умер", таково правило; "не видел смерти" - вот исключение. "Верою Енох переселён был так, что не видел смерти; и не стало его, потому что Бог переселил его. Ибо прежде переселения своего получил он свидетельство, что угодил Богу" (Евр. 11,5). Енох был "седьмой" после Адама, и Бог не допустил смерти одержать победу над "седьмым"; Бог вмешался и сделал его знамением славной победы над могуществом смерти. Это очень важный факт. Прослушав шесть раз приговор: "И он умер", сердце радуется, встречая седьмого, не умирающего. И как же избавился он от смерти? - Верою. "Енох ходил пред Богом" триста лет: это хождение верою пред Богом отделяло его от всего окружающего, потому что хождение пред Богом неизбежно выделяет нас из сферы мыслей мира сего; Енох осуществил это, ибо в его дни дух мира был проявлен; и тогда, как и теперь, дух мира противился всему, что от Бога. Человек веры давал себе отчёт, что у него нет ничего общего с миром, среди которого он являлся лишь долготерпеливым свидетелем преизобилующей благодати Божией и грядущего суда. Между тем как сыны Каина изощряли свои разум и тратили свои силы в тщетной надежде улучшить находящийся под проклятием мир, Енох избрал себе лучший мир и жил уже силою этого будущего мира [Очевидно, Еноху не приходила даже мысль, столь присущая человечеству, извлекать для себя лучшее из обоих миров или, собственно говоря, из мира и неба. Для него в этом смысле существовал один лишь мир - небо Таковыми должно быть и нам.]. Он получил веру не для улучшения мира, а для хождения с Богом.

"Ходить пред Богом!" Чего только не заключается в этих словах! Какое в них сказывается отделение от мира, какое самоотвержение! Какая святость и нравственная чистота! Какая благость и кротость! Какое смирение, какая нежность! Но и какая ревность и энергия! Какое Долготерпение, снисходительность, и в то же время какая верность, какая твёрдость, какая решимость! Ходить пред Богом обнимает собою все, что достигается божественной жизнью, будь она действующей или пассивной; ходить пред Богом не значит лишь жить согласно известным правилам и постановлениям, создавать свои планы и решения, идти туда или сюда, делать то или другое; ходить пред Богом - значит делать бесконечно больше, чем все это вместе взятое; это значит жить с Богом, усвоить себе характер Божий, каким он был нам явлен и уяснив себе отношения, в которых мы стоим к Богу. Жизнь эта может заставить нас пойти вразрез с мыслями людей, даже братьев наших, если последние не ходят пред Богом, может всех и каждого вооружить против нас: будут находить, что мы делаем то слишком много, то слишком мало; но вера, делающая человека способным "ходить пред Богом", научит нас не придавать также значения и не имеющим цены суждениям человеческим.

Жизнь Авеля и Еноха, как мы это только что видели, проливает свет на жертву, на которой покоится вера и та перспектива, которую надежда предвкушает; "хождение же пред Богом" обнимает собою в то же время все подробности жизни веры, лежащие между этими двумя пунктами. "Господь даёт благодать и славу" (Пс. 83,12), а между уже явленной благодатью и грядущей славой лежит блаженная уверенность, что "ходящих в непорочности Он не лишает благ" (Пс. 83,12).

Крест и возвращение Господа - вот две конечные точки существования Церкви, и обе они прообразно представлены жертвою Авеля и взятием на небо Еноха. Церковь знает, что она получила полное оправдание чрез смерть и воскресение Христа; и теперь она живёт в ожидании дня, когда Он придёт взять её. Церковь "духом ожидает и надеется праведности от веры" (Гал. 5,5) она ожидает не оправдания, которое по милости Божией уже получила, но осуществления надежды относительно положения, ей отведённого в будущем.

Очень важно выяснить себе этот вопрос. Многие толкователи пророчеств впали в большое заблуждение, не поняв положения, участи и надежды Церкви. Присущую Церкви надежду, "звезду светлую и утреннюю", (Отк. 22,16), они заволокли такими мрачными тучами, что великое множество христиан оказалось неспособными подняться выше надежды благочестивого остатка Израиля, заключающейся в ожидании "восхода Солнца правды и исцеления в лучах Его" (Мал. 4,2). И это ещё не все; внимая различным учениям, предпосылающим всевозможные события явлению Христа, многие христиане совершенно утратили нравственную силу надежды пришествия Христова; вопреки многочисленным и бесспорным указаниям Нового Завета, их убедили, что возвращению Христа должны предшествовать восстановление Иудеев, исполнение пророческого сна Навуходоносора и обнаружение человека греха.

На самом же деле, подобно Еноху, Церковь будет взята раньше всего этого от окружающего её и от грядущего зла. Енох не был оставлен на земле, чтоб видеть, как зло достигло своего крайнего предела, как наступил затем суд Божий. Он не увидел, как "разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились"; он был взят раньше ужасных событий этих и является таким образом взору верующего поразительным прообразом тех, "которые не умрут, но изменятся во мгновение ока" (1 Кор. 15,51.52). Енох не вкусил смерти; он был взят на небо; так же и Церковь призвана "ожидать с небес Сына Его"; (1 Фес. 1,10) - в этом вся её надежда, это составляет предмет ожидания её. Факт этот доступен пониманию всякого; простой, неграмотный христианин может радоваться этой истине; и в известной мере всякий христианин способен осуществить всю могущественную силу этой надежды. Если ему даже не дано углубляться в изучение пророчеств, он, благодарение Богу, может предвкушать блаженство, действительность, Могущество и освящающее действие этой небесной надежды, ему по праву принадлежащей как члену небесного тела, которое есть Церковь Надежда, которой живёт христианин, не ограничивается ожиданием лишь "восходящего Солнца правды", как бы хороша эта надежда ни была; он ожидает появления "звезды светлой и утренней" (Отк. 2,28). Как в мире физическом, звезда утренняя видна лишь в том, кто, бодрствуя, предваряет восход солнца, так и Церкви Христос явится раньше как утренняя звезда, нежели остаток Израиля узрит лучи восходящего "Солнца правды".

Главы 6-9

Мы подошли к одной из выдающихся частей книги Бытия. Еноха на земле уже нет; его жизнь странника и пришельца на земле завершилась восхищением его на небо. Раньше, чем зло достигло своего высшего развития и суд Божий постиг жителей земли, Енох был взят на небо. Два первые стиха 6-й главы показывают нам, как однако мало повлияли на мир жизнь и переселение на небо Еноха. "Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери, тогда сыны Божий увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал."

Смешение того, что Бог, с тем, что человеческое, составляет характерный признак зла, служа могущественным орудием в руках сатаны, чтобы затмить свидетельство Христово на земле. Это смешение облечено очень часто в блестящую, привлекательную форму; подчас оно кажется не злом, но принимается скорее за выражение сущности Божией, за выражение могущества полноты действия Духа Святого, за нечто хорошее и радостное. Но стоит взглянуть на него в свете присутствия Божия, чтобы тотчас же радикально изменить наше суждение о характере подобного смешения: перед Богом мы не можем воображать себе, что народ Божий может извлечь хотя бы малейшую для себя пользу, смешиваясь с чадами мира сего или под влиянием людей извращая истину Божию. Не таково средство, избранное Богом для распространения истины или для поощрения и защиты душ, призванных быть на земле свидетелями Божиими. Отделение от зла - вот принцип Божий, нарушение которого не может не наносить ущерба истине.

Текст Священного Писания, нас теперь занимающий, обнаруживает перед нами все пагубные последствия союза сынов Божиих с дочерьми человеческими. По рассуждению человеческому, плоды этого союза были превосходны, и в 4-м стихе мы читаем: "Это сильные, издревле славные люди." Но Бог судит иначе; Он смотрит не так, как человек, "мысли Его не наши мысли": "И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время". Таково было положение человека перед Богом; мысли его были исполнены только "зла", и исполнены зла "во всякое время"; соединение святости с нечестием и не может дать лучшего результата. Если святое семя утратит чистоту свою, теряется всякая возможность свидетельства Божия на земле. Первое усилие сатаны для ниспровержения планов Божиих было направлено к искоренению святого семени; когда же эта попытка сатане не удалась, он начал всячески стараться развратить его.

Очень важно хорошо уяснить себе цель, характер и результат союза "сынов Божиих с дочерьми человеческими". И в наше время существует большая опасность исказить истину из стремления быть в единении с другими; следует тщательно этого остерегаться. В ущерб истине не должно совершаться никакое объединение. "Держаться истины во чтобы то ни стало", - таков девиз христианина. Если при таких условиях возможен союз, возможно единение, это прекрасно, но прежде всего держитесь истины. Принцип мирской, применяющийся ко всему, напротив, говорит: "Во что бы то ни стало пребывайте в единении, а если при этом удастся всем сохранить и истину, тем лучше; но единение прежде всего. Этот мирской принцип требует своего осуществления ценою всего духовного в связи со свидетельством. [Никогда не следовало бы упускать из виду, что "мудрость свыше во-первых чиста, затем мирна" (Иак 3,17). Мудрость земная, снизу, была бы, конечно, прежде всего, "мирна", и по этому одному уже утратила бы свою чистоту.] Истинное свидетельство исчезает с нарушением истины: так и в мире допотопном мы видим, что союз святости с греховностью, божественного с человеческим лишь содействовал достижению злом его высшего предела; тогда наступил для мира суд Божий.

"И сказал Господь: Истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил." Потребовалось не более, не менее, как полное истребление того, что извратило путь Божий на земле: "сильные, издревле славные люди" должны быть все сметены без различия. "Конец всякой плоти пришёл пред лицо Моё." Бог говорит не о части, но о всей плоти, потому что вся она являлась развращённой в глазах Божиих; вся была безусловно порочна. Плоть была взвешена и найдена развращённой; и вот Господь возвещает Ною Своё средство, говоря: "Сделай себе ковчег из дерева гофер" (ст. 13-14).

Так поверил Бог Ною Свои мысли о судьбе, ожидавшей всю землю. Слово Господа должно было обнаружить всю глубину испорченности мира, на котором отдыхал взор человека; мира, составляющего предмет его тщеславия. Сердце человеческое исполнялось гордостью и умилением при взгляде на толпу блестящих художников и гениев, "людей сильных", людей "издревле славных!" Звуки музыкальных орудий услаждали слух человека, между тем как успехи земледелия покрывали все житейские нужды его. Все это, казалось, надолго исключало возможность самой мысли о близости суда Божия. Но Бог сказал: "Истреблю", - и торжественные слова эти бросают мрачную тень на ликующее человечество. Но, быть может, гений человеческий изобретёт какое-либо средство избавления от суда? - "Человек могущественный, сильный" не спасётся ли "великою силою" своею? - Увы, нет! существует одно лишь средство избавления, но средство это доступно одной только вере, оставаясь сокрытым как для видения, так и для разума, и для воображения человека.

"Верою Ной, получив откровение о том, что ещё не было видимо, благоговея, приготовил ковчег для спасения дома своего; ею осудил он весь мир и сделался наследником праведности по вере" (Евр. 11,7). Слово Божие проливает свет на все, что вводит в заблуждение сердце человеческое; оно срывает призрачный покров, которым сатана силится закрыть скоротечность, суету и обман мира, над которым висит меч суда Божия. Только вера принимает "откровение" Божие, и принимает его, пока ещё ничего не видно. Природа руководится видимым, руководится чувствами. Вера единым своим руководителем избирает чистое Слово Божие, это неоценённое сокровище, дарованное миру мрака! Вера в Слово это даёт твёрдость, каков бы ни был кажущийся внешний вид окружающего мира. Когда Бог возвестил Ною суд Свой, ничто не предвещало ещё близости его. Суда "ещё не было видно"; но для сердца, в котором Слово Божие "растворено было верою", Слово это сделалось очевидной действительностью. Вера не нуждается в видении для того, чтобы поверить; ибо "вера от слышания, а слышание от Слова Божия" (Рим. 10,17).

Знать, что это сказал Бог, вот что нужно человеку веры. Факт, что "так говорит Господь", вселяет безусловную уверенность в его душу. Одна строка Священного Писания полагает конец всем мудрствованиям, всякому брожению ума человеческого; человек, убеждения которого основаны на Слове Божием, силён противостоять всевозможным течениям мнений и предрассудков человеческих, Слово Божие служило опорой сердцу Ноя во все его долгое служение Богу; в этом же Слове нашли и находят себе поддержку среди сопротивления и противоречий мира миллионы истинно верующих со дней Ноя до сего дня. Нельзя поэтому достаточно ценить Слово Божие. Без него неверно все; с ним все мир и свет. Всюду, где светит это Слово, оно ведёт человека Божия по стезям благословенным и безопасным; человек же, путь которого не освещён этим Словом, обречён на блуждание в лабиринте преданий человеческих. Как мог бы Ной быть "проповедником правды" в течение ста двадцати лет, если б Слово Божие не было твёрдым основанием его проповеди? Как мог бы он устоять пред насмешками и презрением нечестивого мира? Как мог бы он неизменно настаивать на приближении "грядущего суда", когда ни одно облако не омрачало ещё горизонта этого мира? Невозможно! Но Слово Божие было основанием, на которое он опирался, и "Дух Христов" делал его способным держаться на незыблемом основании этом, сохраняя в нем святую твёрдость духа.

И нам, возлюбленный читатель-христианин, что другое может дать нам твёрдость пребывать верными в служении Христу Иисусу в лукавые дни века сего? Решительно ничего, и мы ничего другого не желаем; Слово Божие и Дух Святой, чрез единое посредство Которого может быть понятно, применено к практике, и сделаться нашим руководителем это Слово, - вот все, что нам необходимо для того, чтобы быть "приготовленными ко всякому доброму делу" (2 Тим. 3,16-17). Какой покой для сердца! Какое освобождение от всех козней диавольских, от всех обольщений ума человеческого! Взамен них имеем мы Слово Божие чистое, непогрешимое, вечное; воздадим же достойное благодарение Богу за неоценённое сокровище это! "Помышления сердца человека были зло во всякое время; но Ной нашёл себе убежище, полный покой сердцу своему в Слове Бога своего.

"И сказал Бог Ною: Конец всякой плоти пришёл пред лице Моё... Сделай себе ковчег из дерева гофер..."

Слова эти свидетельствуют нам о развращённости и о Божием спасении. Бог допустил человека довести до конца творимое им зло, дабы злые его намерения и нечестивые пути его достигли своего высшего развития. Закваска взошла, и все тесто скисло. Зло достигло своего апогея (высшей точки). "Вся плоть" сделалась порочной и извратила путь свой: развращённость достигла крайних пределов своих, так что Богу не оставалось ничего другого, как полное истребление "всякой плоти" и в то же время спасение всех тех, которые в предвечных намерениях и советах Его были соединены с "восьмым", единственным в то время праведным человеком на земле. Здесь мы видим поразительный прообраз креста: с одной стороны суд Божий, осуждающий всякую плоть и извращение её; с другой стороны явление спасительной благодати во всей её полноте применительно к тем, которые дошли до низшей точки, нравственного падения в глазах Божиих. "Посетил нас Восток свыше" (Лук. 1,78). И посетил где? Именно там, где мы стояли грешниками пред Богом; Бог сошёл "в преисподнюю земли". Свет Востока свыше проник в сокровенные тайники грешной души и открыл нам наше истинное состояние пред Богом. Свет осуждает все, с ним не согласное, но, осуждая зло, даёт также и "уразуметь спасение в прощении грехов". Крест, являя суд Божий над "всякой плотию", являет и спасение виновному, погибшему грешнику. Грех вполне осуждён; грешник вполне спасён, Бог явлен и прославлен на кресте.

Открыв 1 Пет. 3,18-22, читатель найдёт много света озаряющего весь этот предмет: "И Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, был умерщвлён по плоти, но ожив духом, Которым Он и находящимся в темнице Духам, сошедши, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть восемь душ, спаслись от воды. Так и нас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но Обещание Богу доброй совести, спасает воскресением Иисуса Христа, Который, восшедши на небо, пребывает одесную Бога, и Которому покорились Ангелы, и власти, и силы" (В).

Это очень знаменательное место: оно проливает яркий свет на учение о ковчеге в связи со смертью Христовой. Как во дни потопа, так и в смерти Христа, все воды и волны суда Божия прошли над тем, что было само по себе безгрешно. Вся тварь была погребена под волнами праведного гнева Иеговы, и (Пс. 41,8) Дух Христов восклицает: "Все воды Твои и волны Твои прошли надо мною." "Все воды и волны" гнева Божия прошли над головою чистой и непорочной личности Господа Иисуса, когда Он висел на кресте; ни одна из волн этих не коснётся, следовательно, верующего в Него. На Голгофе воочию, видим мы, "разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились."

"Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих" (Пс. 41,8). Христос испил до дна чашу гнева Божия. Он юридически взял на Себя всю тяжёлую ответственность за народ Свой и с избытком удовлетворил все требования Божий. Этим душа верующего обретает прочный мир: если Сын Божий уничтожил все, что было против нас, преодолел все препятствия и снял грех, если Он испил за нас чашу гнева и суда, рассеял все тучи, - не делается ли вечный мир достоянием нашим? Мир составляет неотъемлемый удел наш; нам принадлежит также глубокое, неизречённое блаженство и святая уверенность, являющиеся плодом искупительной любви и принесённой за нас жертвы Христовой.

Страшился ли Ной вод суда Божия? Конечно, нет. Он знал, что все они разлились по земле, тогда как его эти самые воды подымали все выше и выше, вне района, обречённого погибели от суда. Ковчег его мирно плавал по поверхности вод, посланных для истребления "всякой плоти"; и Сам Господь ввёл его в ковчег этот. Ной мог, конечно, также присоединиться к торжественному возгласу: "Если Бог за нас, кто против нас?" (Рим. 8,31). Сам Иегова повелел Ною войти в ковчег: "Войди ты и все семейство твоё в ковчег" (гл. 6). Когда же Ной вошёл в ковчег, "затворил Господь за ним" (ст. 16). Ковчег служил безопасным убежищем всем тем, которых туда ввёл Бог. Иегова охранял вход в ковчег; без Его ведома никто не мог ни войти, ни выйти. В ковчеге были дверь и окно. Господь могучей десницей Своею оберегал дверь, оставляя Ною окно, чрез которое он мог смотреть на небо, откуда исшел суд Божий, и видеть, что суд этот не коснулся его. Спасённое семейство могло смотреть только вверх, так как окно помещалось вверху (гл. 6,16). Ни вод суда, ни причинённых ими смерти и опустошения не видели Ной и близкие его Спасение Божие, "дерево гофер", отделило их от всего окружающего. Они могли смотреть лишь вверх и видеть над собою безоблачное небо, предвечное жилище Того, Кто спас их, осудив мир.

Ничто не свидетельствовало в такой мере о совершенной безопасности верующей во Христа души, как слова: "И затворил Господь за ним." Кто может отворить то, что затворил Сам Бог? Никто. Семейство Ноя пребывало в полнейшей безопасности, в безопасности, дать которую силён один лишь Бог; никакая сила ангельская, человеческая или сатанинская не могла бы проникнуть за дверь ковчега, чтобы впустить туда воды потока. Дверь была затворена тою же рукою, которая "открыла окна небесные и разверзла источники бездны". И про Христа мы читаем, что "Он имеет ключ Давидов", что Он "отворяет, и никто не затворит; затворяет, и никто не отворит" (Отк. 3,7). Он же "имеет ключи ада и смерти" (Отк. 1,18). Без Него никто не может переступить порог гроба ни чтобы в него войти, ни чтобы выйти из него. Он имеет "всякую власть на небе и на земле" Он "глава Церкви", и в Нем обретает полную безопасность верующий (Матф. 28,18; Евр. 1,22). Кто мог бы коснуться Ноя? Какая волна могла бы проникнуть в ковчег, "осмолённый снаружи и внутри?" и теперь кто может коснуться тех, которые верою укрылись под сень креста? Всякий враг навсегда сражён, приведён в безмолвие. Смерть Христова победоносно поручилась за все, воскресение же Христа возвещает, что Бог получил полное удовлетворение через жертву, во имя которой нас принимает Его правосудие и на основании которой мы дерзаем приближаться к Нему.

И теперь, когда "дверь" нашего ковчега охраняется верною рукою Самого Господа, мы призваны пользоваться "окном", ходить, другими словами, в блаженном и святом общении с Тем, Который избавил нас от грядущего гнева, сделав нас наследниками, грядущей славы, которую мы ожидаем. Апостол Пётр говорит о том "кто слеп, закрыл глаза, забыл об очищении прежних грехов своих" (2 Пет. 1,9). Это жалкое положение составляет удел того, кто духом молитвы не достигает постоянного общения с 'Господом, нас укоренившим навеки во Христе.

Раньше, чем приступить к дальнейшему рассмотрению истории Ноя, бросим взгляд на этот раз не на находившихся в ковчеге, а на тех, которым Ной столько времени проповедовал правду и которые, однако, остались вне ковчега. Не один тревожный взгляд с мольбою следил за кораблём милосердия, когда он все выше и выше подымался на поверхности вод. Но, увы, дверь была "затворена", день спасения миновал; навсегда прошло время свидетельства для тех, к кому оно обращалось. Рука, затворившая дверь за Ноем, выключила в то же время из ковчега всех, находившихся вне его. Оставшиеся вне ковчега безвозвратно погибли; заключённые в нем обрели спасение. Поглощённые своими обыденными, житейскими делами, люди с презрением отвергли и долготерпение Бога, и многолетнее свидетельство слуги Его. Они "ели, пили, женились; выходили замуж до того дня, как вошёл Ной в ковчег. И пришёл потоп, и погубил всех" (Лук. 17,26-27). Само по себе все это предосудительно не было; зло заключалось не в этом, а в людях, которые это делали. Всякое из вышеназванных действий может совершаться в страхе Божием, во славу святого имени Божия, по вере. Но, увы, веры не было: Слово Божие было отвергнуто. Бог говорил о суде, но люди не верили; Бог говорил о грехе и падении, но люди в этом не убеждались; говорил о спасении, но люди не внимали Ему; они преследовали свои планы, свои житейские выгоды, не радея о спасении Божием. Судя по их поступкам, можно было подумать, что они имеют в руках вечный договор, обеспечивающий им владение землёю; при этом они выпускали из виду заключавшееся в завете словечко "доколе". Бог был ими исключён. "Все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время", - не было ничего доброго в поступках их. Они мыслили, говорили, действовали по своему усмотрению, имея в виду лишь себя, забывая Бога.

Читатель, помнишь ли ты слова Господа Иисуса: "Как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого" (Лук. 17,26). Нас хотят уверить, что ещё до пришествия Сына Человеческого с облаков небесных от одного края земли до другого её края будет обитать правда, что мы должны жить в чаянии наступления царства правды и мира, к воцарению которых на земле направлены в настоящее время все усилия человеческие; но довольно прочесть вышеприведённое изречение, чтобы разлетелись в прах все те тщетные и обманчивые надежды. Царила ли во дни Ноя правда на земле? Господствовала ли в мире истина Божия? Ведение Господа наполняло ли землю подобно тому, как наполняют море воды? Но это Священное Писание отвечает, что "земля была наполнена злодеяниями", что "всякая плоть извратила путь свой на земле", что земля была "растленна". И вот: так будет и во дни Сына Человеческого. - Это совершенно ясно. "Праведность" и "злодеяние", или "насилие", ничего общего не имеют, как нет ничего, неправда ли, общего между всеобщей злобою и всеобщим миром. Сердце, покорно склоняющееся пред божественным авторитетом Слова Божия и отрекающееся от предвзятых мнений, способно понять истинный характер дней, которые будут непосредственно предшествовать "пришествию Сына Человеческого" Не будем же, читатель, пребывать в заблуждении, но преклонимся с благоговением пред словами Священного Писания; размыслим, каково было состояние мира "во дни до потопа"; и будем помнить, что "как" тогда было, "так" будет и при конце нынешнего века. Это совершенно просто и убедительно; не было ничего подобного, как всеобщей праведности и всеобщего мира и ничего подобного также и не будет через некоторое время.

Без сомнения, человек проявлял могучую энергию, направленную на то, чтобы пребывание в этом мире сделать удобным и приятным, нимало не помышляя о том, чтобы сделать его достойным пребывания Бога, что заставило бы его действовать совершенно иначе. Так же и теперь человек стремится всячески уравнять путь жизни человеческой, удалить с него препятствия всякого рода; но это ещё не значит "выпрямлять кривизны и неровные пути делать гладкими", дабы "всякая плоть узрела спасение Божие" (Ис. 40,4-5). Цивилизация процветает, но цивилизация не есть праведность. Старания вымести и украсить мир клонятся не к тому, чтобы его сделать достойным принятия Христа, но для воцарения в нем антихриста. Под покровом своих собственных дел люди силятся скрыть пятна и язвы всего человечества; но скрывать пятна - не значит выводить их; они сквозят и через покрывало и скоро обнаружатся во всем своём безобразии; румянец пропадает и выточенный кедр уничтожается. Плотины, которыми человек так старательно силится удержать поток несчастия человеческого, скоро уступят давлению разрушительной силы зла: тогда окажутся тщетными все усилия, употреблённые человеком для удержания физического, умственного и нравственного развращения потомства Адамова в границах, созданных гуманностью людской. Бог сказал: "Конец всякой плоти пришёл пред лицо Моё." Конец пришёл не пред лицом человека, но пред лицом Бога; и хотя слышатся насмешливые голоса: "Где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, все остаётся так же" (2 Пет. 3,4). Быстро однако приближается минута, когда получат ответ насмешники эти: "Придёт день Господень, как тать ночью; и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят" (2 Пет. 3,4-10). Таков ответ Божий на глумление мудрецов мира сего, но не на благоговейное ожидание детей Божиих. Последним, благодарение Богу, уготовано нечто совершенно другое: им предстоит быть восхищёнными на облаках в сретение Жениху на воздухе прежде, чем зло достигнет своего крайнего предела и суд Божий поразит землю. Церковь ожидает не разрушения стихий мира посредством огня, но появления "звезды светлой и утренней" (Отк. 22,16).

Но с какой бы точки зрения мы ни подходили к вопросу о будущем, будет ли то Церковь во славе или мир, объятый огнём; желанное пришествие Жениха или неожиданное и страшное появление Его, когда Он придёт, "как тать ночью"; утренняя ли светлая звезда, или жгучее полуденное солнце, восхищение ли Церкви, или же суд, - мы не можем не проникнуться сознанием, как важно держаться свидетельства Божией милости к погибшим грешникам. "Вот, теперь время благоприятное; вот теперь день спасения" (2 Кор. 6,2). - "Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их" (2 Кор. 5,19). Теперь Бог примиряет; скоро Он будет судить; теперь все благодать; тогда будет все гнев; теперь Бог посредством креста прощает грех; тогда Он накажет его муками вечными в аду. Теперь Бог шлёт призыв милости, милости чистой, преизобильной и даровой; Он говорит о полном искуплении драгоценною жертвою Христовой, возвещает, что все уже совершилось и ждёт, чтобы помиловать: "Долготерпение Господа нашего почитайте спасением." - "Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то меддением, но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы пришли к покаянию" (2 Пет. 3,9.15). Как знаменателен в виду всего этого настоящий период времени! Возвещается полная, безграничная благодать, но близок суд, уже готовый разразиться!

Если Бог дал нам понять все это, с каким глубоким интересом надлежит нам следить за ходом развития Его предначертаний! Писание проливает свет на все; благодаря ему нам не приходится удивляться всем случающимся в мире событиям, как это свойственно людям, которые не ведают, ни где они находятся, ни куда идут. Мы можем и должны иметь точное представление нашего настоящего положения; нам следует хорошо знать, к чему ведут господствующие ныне в мире принципы, видеть громадный водоворот, к которому стремительно несутся все ручьи мирские. Люди мечтают о золотом веке; люди создают в своём воображении блаженное тысячелетие господства искусств и наук, убаюкивают себя мыслью, что "и завтра тоже будет, что сегодня, да ещё и больше" (Ис. 56,12). Но тщетны - увы! - эти мысли, обманчивы эти мечты и надежды! Вера видит уже тучи, сгустившиеся на горизонте мира; суд приближается; день гнева наступает; дверь скоро затворится, "действие заблуждения" (2 Фес. 2,11) проявляется! При виде всего этого как не возвысить предупреждающий голос и не постараться верным свидетельством рассеять заблуждения самоуверенного человека? Подобно тому, как Ахав обвинял Михея, мир несомненно не преминет обвинить и нас в том, что мы говорим лишь дурное; но что до того? Будем говорить то, что говорит Слово Божие и делать это с единственной целью "вразумлять людей" (2 Кор. 5,11). Слово Божие, и только одно Слово это, сильно, разрушая ложное основание, на котором мы покоимся, поставить ноги наши на основании незыблемом, вечном. Только оно лишь может, отнимая "трость надломленную" и надежду ложную, дать нам "надежду непостыжающую"; может возвести нас на "скалу недосягаемую" (Рим. 5,5; Пс. 60,3). Истинная любовь не возглашает: "Мир, мир", когда мира нет (Иер 6,14; 8,11), она не возводит стены, "обмазывая её грязью" (Иез. 13,10). Бог хочет, чтоб грешник мирно покоился в ковчеге вечной безопасности, уже теперь наслаждался общением с Ним, питаясь сладким упованием обрести покой с Ним в обновлённом творении, когда разрушение, бедствия и суд пройдут навсегда.

Но возвратимся к истории Ноя и посмотрим на него в новом его положении. Мы уже видели его строящим ковчег; видели его затем в ковчеге; теперь мы увидим его выходящим и поселяющимся в обновлённом мире. [Я хотел бы попросить читателя в духе молитвы рассмотреть мысль, присущую всем тем, которые приложили сердце к изучению библейских истин Мысль эта относится к Еноху и Ною Первый, как мы уже видели, был восхищён от земли раньше совершения суда Божия, тогда как второй, хотя и изъятый от суда, некоторым образом прошёл чрез Суд Исследователи Слова Божия видят в Енохе прообраз Церкви, которая будет взята раньше, чем зло дойдёт до своего крайнего предела и раньше, чем суд Божий падёт на злых В Ное же они видят прообраз остатка Израиля, которому придётся пройти чрез глубокие воды бедствий и огонь суда пред достижением основанного на вечном завете с Богом блаженного времени тысячелетия Сам я вполне разделяю этот взгляд относительно этих двух "отцов" Ветхого Завета, находя его вполне соответствующим гармонии общего плана в согласования отдельных книг Священного Писания.] "И вспомнил Бог о Ное". - "Приключение странное" (1 Пет. 4,12) суда Божия прошло, и Господь вспомнил спасённое семейство и всех бывших с ним. "И навёл Бог ветер на землю, и воды остановились. И закрылись источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба" (гл. 8,2). И вот солнечные лучи начинают живить мир, только что получивший крещение суда Божия. Суд - "приключение странное" для Бога. Он не радуется им, но все же прославляется им. Да будет благословенно Его имя. Он всегда готов оставить место суда и занять место милосердия, потому что Он любит миловать!

"По прошествии 40 дней Ной открыл сделанное им окно ковчега. И выпустил ворона, который, вылетев, отлетал и прилетал, пока осушилась земля от воды" (ст. 6.7). Нечистая птица улетела, найдя себе по всей вероятности убежище на каком-нибудь плавающем в воде трупе; в ковчег она больше не возвратилась. Но голубь "не найдя места покоя для ног своих, возвратился к Ною в ковчег...; и опять выпустил (Ной) голубя из ковчега. Голубь возвратился к нему в вечернее время; и вот, свежий масличный лист во рту у него" (ст. 8-11). Не является ли этот голубь чудным прообразом обновлённого духа, который среди окружающего его опустошения ищет и находит себе покой и часть во Христе; и не это только, но и залог наследия, свидетельствующий о том, что суд уже миновал, что новая земля уже показывается. Плотской дух человека, напротив, может успокаиваться во всем, кроме Христа: он склонён питаться всякого рода нечистотой; "масличный лист" не имеет для него никакой притягательной силы; вид смерти не отталкивает его; потому он нисколько и не заботится о новом мире. Но сердце, наученное и испытанное Духом Божиим, находит себе покой и радость лишь в том, что составляет покой и радость для Бога; оно отдыхает в ковчеге Его спасения до "времени исправления". Да будет так и с нами, читатель! Не будем пытаться в мире, обречённом суду Божию, найти покой и удел наш; Иисус да будет покоем и уделом нашим! Голубь возвратился в ковчег к Ною, пережидая там окончание бедствий, постигших землю; так и мы призваны покоиться во Христе, пока не наступит час прославления Его, и не явится в будущем веке слава Его. "Грядущий придёт и не умедлит." Лишь немного терпения - вот все, что нам нужно. Да направит наши сердца Бог к Его любви и к "долготерпению Христову".

"И сказал Бог Ною: "Выйди из ковчега." Бог, сказавший ему: "Сделай себе ковчег" и "войди в ковчег", сказал теперь Ною: "Выйди из ковчега". Ной вышел и "устроил жертвенник Господу" (ст. 15-22). Ною оставалось лишь слушаться Господа: вера и послушание идут вместе: жертвенник воздвигнут там, где только что происходил суд Божий. Ковчег пронёс целыми и невредимыми Ноя и его семейство через воды суда Божия, перенёс их из прежнего мира в новый; вступление своё в этот мир Ной ознаменовал, принеся Богу жертву. (Г). И, заметим это, Ной воздвигнул жертвенник Господу. Суеверие обоготворило бы ковчег, послуживший орудием спасения. Сердце всегда склонно орудия Божий ставить на место Бога Самого. Ковчег был явным орудием в руке Божией, но вера Ноя возносится от ковчега к Богу ковчега: вот почему, выйдя из ковчега, он не колебался, не обращал своего взгляда назад, не сделал ковчег предметом почитания и поклонения, но устроил жертвенник Господу; о ковчеге же нигде больше и не упоминается.

Все это полно простого, но важного назидания: с той минуты, как сердце отдаляется от Самого Бога, открывается безграничный простор измышлениям человеческим; человек идёт путём глубокого идолопоклонства Для веры орудия имеют значение настолько, насколько Бог избирает их средством Своего живого общения с душою, т. е. до тех пор, пока вера находит Христа в орудии, уготованном Самим Богом. Без этого орудие теряет свою цену; становясь хотя бы в самой незначительной степени между сердцем верующего и делом славы и личностью Сына Божия, оно уже перестаёт быть орудием Божиим и становится орудием сатаны. Для суеверия орудие составляет все, Бог же забывается, и имя Божие служит лишь к прославлению орудия, делая его привлекательным для сердца и сильно влияющим на ум человека Так дошли дети Израилевы до поклонения медному змею. То, что в своё время в руках Божиих послужило для них орудием благословения, сделалось, лишь только сердце их удалилось от Господа, предметом суеверного поклонения, так что Езекии пришлось истребить медного змея, истерев его в порошок, как "кусок меди" (Нехуштан) (4 Цар. 18,4). Сам по себе змей был лишь "куском меди"; но как орудие Божие он послужил проводником великих благословений Божиих. Вера видела в нем то, что ей в нем указывало откровение Божие; суеверие же, отвергнув, по своему обыкновению, откровение, потеряло из виду истинное намерение Божие и сделало богом орудие, само по себе лишённое всякого значения.

Не исполнено ли все это глубокого поучения для нас. Мы живём в веке всевозможных установлений человеческих; религия наших дней носит в себе все признаки преданий чуждых Христу и Его спасению. Человек большею частью не дерзает, правда, совершенно отрицать Христа и Его крест; открытое отрицание могло бы открыть глаза многим; зло принимает характер несравненно более тонкий и опасный: множество измышлений человеческих примешивается к вере во Христа и Им совершенному делу. Поэтому говорят, что грешник не спасается одним Христом только, но нужны обряды. Таким образом грешник совершенно лишается Христа, потому что Христос и обряды в конце концов приводят к обрядам без Христа. Это очень серьёзное размышление для тех, которые стоят за религию с обрядами. "Если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа" (Гал. 5,2). Можно видеть одного лишь Христа, или совсем Его не видеть. Диавол убеждает людей, что они чтут Христа, исполняя Его обряды и придавая им значение, им не свойственное, хотя он прекрасно знает, что, поступая так, человек удаляется от Христа и боготворит обряды. Я только повторяю здесь то, что я уже упоминал в других местах, что суеверие придаёт главное значение обрядам; неверие, богохульство и мистицизм никакого значения им не придают; вера не пользуется ими согласно Божественному назначению.

Дольше, чем я думал, я остановился на этой части нашего изучения; перейду теперь немедленно к 9 главе. В этой главе Писания говорится о новом завете, в который Бог вступил с тварью после потопа, а также и о знамении этого нового завета "И благословил Бог Ноя и сынов его; и сказал им: "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю." Заповедь, данная Богом при его вступлении на обетованную землю, предписывает ему наполнять землю, не некоторые лишь части её, но "всю землю". Воля Божия была, чтоб люди рассеялись по всей поверхности земли и чтобы они не рассчитывали действовать общими силами, как они это попытались сделать по свидетельству 11 главы.

После потопа страх человека вселился в душу всей низшей твари, так что все услуги, ею оказываемые человеку, являются неизбежным следствием страха и ужаса перед силой человека. И жизнь, и смерть низших животных должна теперь служить на пользу человека. Вся тварь согласно вечному завету Божию избавлена от страха пришествия на землю второго потопа: в этом виде суд Божий не постигнет более мира. "Тогдашний мир погиб, быв потоплен водою; а нынешние небеса и земля, содержимые тем же словом, сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков" (2 Пет. 3,6) Однажды земля была очищена водою; ей предстоит ещё раз быть очищенной огнём: но тогда избегнут суда лишь те, которые укрылись во Христе, Который прошёл через глубокие воды суда Божия и испытал на Себе огонь этого суда.

"И сказал Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и вами... Я полагаю радугу Мою в облаке... И Я вспомню завет Мой" (ст. 12-17) Все творение верит неизменной твёрдости вечного завета с Богом, знамением которого является радуга; ему нет никакого основания бояться второго потопа. Кроме того, при всяком появлении в туче радуги, Бог видит её, так что это-то и составляет радость сердца человеческого, - безопасность человека не зависит от его собственной неверной и несовершенной памяти, но от памяти Божией "Я вспомню" -говорит Бог. Радостно думать о том, что Богу угодно вспоминать и то, чего Он вспоминать не хочет: Он вспомнил завет Свой, но не помянет грехов народа Своего. Крест, подтверждающий первый, стирает в то же время последние: вера же усваивает себе все значение креста, сообщая мир смущённой душе и встревоженной совести.

"И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга в облаке" (ст. 14). Чудный, выразительный прообраз! Солнечные лучи, отражённые тем, что угрожает судом, и получающие сугубое сияние от окружающих туч, успокаивают сердца, говорят о завете с Богом, о спасении, о памятований Божьем. Радуга в облаке напоминает Голгофу Там, видели мы, грозные облака, облака суда Божия, поразили святую главу Агнца Божия; облака настолько густые, что среди дня "сделалась тьма по всей земле" (Лук. 23,44). Но, благодарение Богу, лучи вечной любви Божьей рассеяли мрак, и в тёмном облаке этом вера различает радугу, единственную по красоте и великолепию; до неё доносится из среды мрака слово: "Совершилось"; и слово это подтверждает ей вечность завета Божия не только с тварью земною, но и с коленами Израилевыми, и с Церковью Божией.

Последняя часть этой главы описывает нам постыдный для человека факт. Тот, кто поставлен царём творения, оказывается неспособным управлять самим собой. "Ной начал возделывать землю и насадил виноград. И выпил он вина и опьянел, и лежал обнажённым в шатре своём" (ст. 20-29). В таком состоянии находим мы Ноя, единственного праведника того времени, проповедника правды! Увы! Что такое человек? В каком бы положении мы его ни заставали, всюду он близок к падению. Он согрешает в Едеме, согрешает на обновлённой земле, согрешает в земле Ханаанской, согрешает в Церкви и в виду славного и блаженного тысячелетия. Согрешает всюду и во всем; в нем не живёт ничто доброе. Какими бы великими и славными преимуществами он ни был наделён, как бы ни было высоко его положение, ничего, кроме ошибок и грехов, он совершать не способен.

Мы однако должны рассматривать Ноя с двух точек зрения: как прообраз и как человека. Прообраз исполнен величия и значения, тогда как человек полон греха и безумия. И всё-таки Дух Божий написал о нем слова: "Ной был человек праведный и непорочный...; Ной ходил пред Богом" (гл. 6,9). Благодать Божия покрыла все грехи его, облекла его в незапятнанные одежды праведности: "Ной обрёл благодать пред очами Господа" (гл. 6,8). Даже когда Ной обнажился, Бог не видел наготы его; Он смотрел на Ноя не в слабости его естественного положения, но в силе божественной и вечной праведности. Это даёт нам понять, как заблуждался Хам, как далёк он был от Бога и чужд мыслей Божиих, поступая, как он поступил. Ему по-видимому неведомо было блаженство человека, "которому отпущены беззакония и которого грехи покрыты" (Пс. 31,1). Поведение Сима и Иафета представляют нам, напротив, чудный пример того, как Бог смотрит на наготу человека и поступает с ней; потому они наследуют благословение, а Хам - проклятие.

Глава 10

Эта глава заключает в себе родословие трёх сыновей Ноя и преимущественно останавливается на Нимроде, основателе Царства Вавилонского или Вавилона, имя которого занимает важное место на страницах святой Книги Божией. Одно уже название Вавилона вызывает в нас вполне определённое представление. Начиная с 10 гл. Бытия и вплоть до 18 гл. Откровения, постоянно встречается название Вавилона, и всегда в связи с враждою, направленною против всякого открытого исповедника веры в Бога. Из этого однако не следует выводить заключение о полной тождественности Вавилона Ветхого и Вавилона Нового Заветов. Первый Вавилон был, несомненно, город, второй Вавилон, - это имя, приуроченное Библией к целой системе; и тот, и другой Вавилон имели в мире могущественное влияние, неизменно направленное против народа Божия. Стоит только Израилю объявить войну язычникам Ханаана, как "Сеннаарская одежда" вносит грех и смятение, поражение и раздоры в войско Израильское (см. Иис. Нав. 7). Это самый древний, достоверный рассказ, устанавливающий факт пагубного влияния Вавилона на народ Божий. Как сильно сказалось влияние Вавилона на историю народа Израильского - очевидно всякому внимательному исследователю Священного Писания.

Не перечисляя здесь все отдельные места, упоминающие о Вавилоне, мы ограничимся замечанием, что при всяком возникновении известного числа свидетелей Божиих на земле, сатана тотчас же создавал на ней Вавилон, чтобы исказить и уничтожить свидетельство о Боге. Находит ли Бог Себе исповедников в каком-либо городе, Вавилон также принимает вид города; являет ли Церковь величие имени Божия, Вавилон воплощается в ложную религиозную систему, именуемую в Откровении "великою блудницею", "матерью блудников и мерзостей земных" и т.д. (гл. 17,1-6). Словом, Вавилон представляет собою орудие сатаны, созданное и устроенное его рукою с целью препятствовать совершению на земле дела Божия. Так было это по отношению к древнему Израилю; то же относится и теперь к Церкви. С начала до конца Ветхого Завета Израиль и Вавилон находились в непримиримой вражде; когда возносился один, другой повергался в прах. Так, когда Израиль всецело перестал быть свидетелем Иеговы, "царь Вавилонский сокрушил кости его" Иер. 50,17), и поглотил его; сосуды дома Божия, которым надлежало оставаться в городе Иерусалиме, переносятся в город Вавилон. Пророк Исайя, напротив, в чудном пророчестве 14-й главы своей книги показывает нам обратный порядок вещей, рисуя пред нами величественную картину возрастания славы Израиля и посрамления Вавилона: "И будет в тот день, когда Господь устроит тебя от скорби твоей и от страха, и от тяжкого рабства, которому ты порабощён был, ты произнесёшь победную песнь на царя Вавилонского, и скажешь: Как не стало мучителя, пресеклось грабительство! Сокрушил Господь жезл нечестивых, скипетр владык, поражавший народ в ярости ударами неотвратимыми, во гневе господствовавший над племенами с неудержимым преследованием" (ст. 3-7).

Таков смысл Вавилона ветхозаветнего. Смысл же, характер и конец Вавилона, упоминаемого в Откровении, открывается нам при чтении 17-й и 18-й глав этой книги: здесь Вавилон представляет собою поразительную противоположность жене, Невесте Агнца; затем он бросается в море, как мельничный жёрнов; в заключение - же брачная вечеря Агнца со всем блаженством, со всею славою, с нею связанными.

Однако я не буду пытаться продолжать этот очень интересный предмет здесь: я лишь слегка коснулся этого предмета в связи с именем Нимрода. Я уверен, что мой читатель будет вполне вознаграждён за все свои труды по тщательному исследованию всех тех мест в Св. Писании, в которых имя Вавилона упоминается. Теперь же мы обратимся к нашей главе.

"Хуш родил также Нимрода - сей начал быть силён на земле. Он был сильный зверолов перед Господом, потому и говорится: сильный зверолов, как Нимрод перед Господом. Царство его вначале составляли: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне, в земле Сеннаар" (ст. 8-10). Вот характер основателя Вавилона; он был "силён на земле", был "сильный зверолов пред Господом"; и весь характер Вавилона, с начала до конца Писания, поразительным образом соответствует нраву своего основателя. Вавилон постоянно носит на себе отпечаток могущественного земного влияния, восстающего на всякое небесное начало; и лишь после полного его разрушения слышится с неба голос как бы многочисленного народа, говорящий: "Аллилуйя! Ибо воцарился Господь Бог Вседержитель" (Откр. 19,6). Тогда придёт конец Вавилону; все его могущество и его слава, вся его гордость и все богатства, весь его блеск, вся его неотразимая для мира прелесть, все великое влияние его, все это прекратится, исчезнет навеки. Вавилон будет сметён с лица земли, будет ввержен во мрак, ужасы и отчаяние вечной ночи. - О Господи, доколе?

Глава 11

Содержание этой главы представляет большой духовный интерес; она повествует о двух знаменательных фактах, - о построении Вавилонской башни и о призвании Авраама или, другими словами, описывает нам попытку человека устранить из своей жизни Бога, обойтись без Него, и откровение Божие, данное человеку веры относительно того, что Бог уготовал верующим в Него; стремление человека прочно устроиться на земле, и призвание Божие, которым Он старается оторвать человека от земли и заставить его искать себе наследие и жительство на небе. "На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с Востока, они нашли в земле Сеннаар равнину", и поселились там... И сказали они: "Построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли" (ст. 1-4). Сердце человеческое полно желания прославиться на земле, представлять из себя центр, обладать благами земными. Не к небу, не к Богу, не к славе небесной устремляются желания его; они направлены к предметам земным. Предоставленный самому себе, человек останавливается всегда на месте низком, далёком от неба. Лишь призвание Божие, откровение Божие, сила Господня способны вознести человека над его приверженностью миру сему.

Из картины, нам представляемой этой главой, мы убеждаемся, что Бога человек не знает и не ищет; сердце человеческое не воодушевлено мыслью уготовить на земле место, достойное пребывания Божия, не собирает материалов, необходимых для возведения храма Божия; нет: оно - увы! - даже не помышляет о Боге. В долине Сеннаарской все помыслы человеческие клонились лишь к прославлению имени человека; таково же состояние человеческого сердца и до сего дня; в долине ли Сеннаара, на берегах ли Тибра - везде ищет человек лишь самого себя и своего собственного возвышения, всюду и во всем пренебрегая интересами Божиими; в этом отношении полная, прискорбная солидарность усматривается во всех намерениях, принципах и путях человека. Он всегда стремится исключить Бога и возвысить себя. С какой бы точки зрения мы ни взглянули на соглашение Вавилонское, важно отметить в нем первые проблески человеческого гения, человеческих способностей вне зависимости от Бога. Исследуя дальнейший ход истории, мы замечаем сильную склонность людей вступать в соглашения или союзы; люди преимущественно именно этим путём выполняют намеченные ими планы; идёт ли дело о филантропии, касается ли оно религии или политики, всюду бросается в глаза стройная, правильная организация общества. Явление это заслуживает нашего особенного внимания, важно рассмотреть его первые побуждения, его первое применение к жизни в долине Сенннаар-ской. Священное Писание представляет нам сразу планы, цель, самую попытку и распадение этого первого союза людей. И в настоящее время мы всюду встречаем союзы; напрасно вздумали бы мы их все перечислить; их столько же, сколько намерений в сердце человека. Но важно отметить, что первым союзом был союз Сеннаарский, образованный с целью, которою не погнушался бы и наш просвещённый и цивилизованный век, с целью упрочить интересы человеческие на земле и прославить человека. Вера усматривает великую ошибку, встречающуюся во всяком союзе этого рода: исключение из него Бога. Задаваться целью возвышать человека без Бога - это значит возводить человека на головокружительную высоту, на которой не устоит нога его и падая с которой человек расшибётся насмерть. Христианам должны быть чужды все союзы, кроме Церкви Бога живого, собранной в одно тело Духом Святым, сшедшим с небес для прославления Христа, для крещения всех верующих в одно тело и созидания из них храма Божия. Вавилон во всех отношениях представляет собою противоположность Церкви, а в конце концов делается, как мы это видим в 18 гл. Откровения, "жилищем бесов" (ст. 18,2).

"И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; но вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали сделать. Сойдём же и смешаем там Язык их так, чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город" (ст. 6-8). Такова была судьба первого союза людей; такой же конец ожидает и все соглашения человеческие "Враждуйте, народы, но трепещите... Вооружайтесь, но трепещите! вооружайтесь, но трепещите!" (Ис. 8,9).

Но как иначе все складывается, когда Сам Бог собирает людей воедино. Во 2-й гл. Деяний мы видим, как Бог, в бесконечной благости Своей, снисходит до человека, живущего в условиях, созданных грехопадением. Дух Святой даёт способности посланникам благодати передать их весть тем самым языком, в котором каждый родился, потому что Бог пожелал коснуться сердца человеческого радостным возвещением ему благодати Своей. Не так было на горе Синайской при возвещении закона Господня: объявляя человеку, чем он должен быть, Бог говорил на одном языке: являя же Самого Себя, Бог говорит на многих наречиях. Благодать разрушает все преграды, созданные гордостью и безумием человека, дабы сделать внятной и понятной всякому благую, спасительную весть "о великих делах Божиих" (Деян. 2,11). И зачем все это? С целью соединить людей на началах Божиих, сделать Бога центром их союза; с целью дать им действительно один язык, один центр, одну задачу жизни, одну надежду, одну жизнь; с целью соединить их так, чтобы они никогда больше не могли рассеяться; с целью создать им новое имя и жилище вечное; построить им город и башню, не только доходящую до небес, но и незыблемое основание которой заложено на небесах рукою Самого Бога; с целью собрать их воедино во Христе, воскресшем и прославленном, дабы все они соединёнными силами хвалили и вечно славословили Его.

Перечитывая Откр. 7,9, мы видим, что "великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племён, и колен, и народов, и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем", воздавая Ему славу. Удивительная связь существует между тремя местами Священного Писания, нами только что рассмотренными. В 11-й гл. Бытия различные наречия выражают суд Божий; во 2-й гл. Деян. они являются даром благодати; в 7-й же главе Откровения все языки сливаются, воздавая хвалу Агнцу. Как много лучше поэтому нам найти наше место у Бога нежели у человека! Первое заканчивается славой, последнее - смещением; первое исполняется энергией Духа Святого, последнее - неосвященной энергией падшего человека; первое имеет предметом возвышение Христа, последнее имеет предметом возвышение человека каким-либо образом.

Наконец, я хочу сказать, что все, которые пожелают узнать истинный характер, предмет и последствие человеческих союзов, пусть прочтут первые стихи Бытия 11 главы; с другой стороны, которые пожелают узнать превосходство, красоту, силу и продолжительность характера божественного союза, пусть познают ту святую жизненную небесную корпорацию, которая называется в Новом Завете Церковью живого Бога, телом Христовым, Невестой Агнца.

Да даст нам Господь, по милости Своей, в духе веры рассмотреть и усвоить себе все это, потому что лишь таким путём получит назидание наша душа. Пункты истины, как бы ни были интересны; познание Слова Божия, как бы ни было оно глубоко и обширно; библейская критика, какая бы ни была аккуратная и драгоценная, все могут оставить сердце бесплодным и лишённым любви: необходимо искать и найти Самого Христа в Священных Писаниях; найдя же Его, должно питаться Им верою, чтоб получать духовную свежесть, помазание, силу жизни, энергию и глубину, в которых мы так существенно нуждаемся в наш век мёртвого формализма.

Какую пользу может принести душе вероучение сухое, лишённое живого Христа, познаваемого во всей силе, во всем совершенстве Его? Нельзя, конечно, отрицать всего великого значения святого вероучения; всякий верный служитель Христов знает, что ему вменено в обязанность "держаться образца здравого учения" (2 Тим. 1,13). И однако лишь живой Христос составляет душу и жизнь, ядро и сущность святого здравого учения. Да даст же нам Господь силою Духа Святого все больше, все глубже проникаться сознанием красоты и превосходства Христа, дабы не осквернить души своей духом и учением Вавилона!

Мы, по воле Божией, рассмотрим остальную часть 11-й главы в следующем отделе.

Глава 12

Книга Бытия отводит много места истории семи людей: Авеля, Еноха, Ноя, Авраама, Исаака, Иакова и Иосифа. История каждого из них являет собою отдельную истину. Например, в истории Авеля мы посредством прообраза видим, что человек может подойти к Богу только чрез искупление, принятое верою. Жизнь Еноха указывает нам, в чем именно заключается удел и надежда небесной семьи, между тем как Ной показывает нам судьбу семьи земной. Енох был взят на небо до наступления суда. Ной чрез суд перенесён на обновлённую землю. Каждая из этих историй жизни являет нам отдельную истину, а следовательно обнаруживает и отдельные фазисы развития веры. Читатель может обстоятельно изучить этот вопрос в связи с 11-й главой Поел, к евр., и этот труд его будет не напрасен.

Но теперь мы подошли к Аврааму и займёмся его историей.

Сравнивая Быт. 12,1 и 11,31 с Деян. 7,2-4, мы открываем истины, имеющие огромное практическое значение для духовной нашей жизни. "И сказал Господь Аврааму: Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе" (Быт. 12,1). Вот, что сказал Аврааму Бог, сказал ему вполне определённо, желая подействовать на сердце и совесть того, с кем Он говорил. "Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран... а оттуда, по смерти отца его, переселил его Бог в сию землю, в которой вы ныне живёте" (Деян. 7,2-4). Результат этого приказания Божия мы видим в Быт. 11,31. "И взял Фарра Авраама, сына своего, и Лота, сына Аранова, внука своего, и Сарру, невестку свою, жену Авраама, сына своего и вышел с ними из Ура Халдейского, чтобы идти в землю Ханаанскую; но, дошедши до Харрана, они остановились там... и умер Фарра вХарране."

Все эти места, совокупно взятые, показывают нам, что узы родства помешали сердцу Авраама вполне повиноваться призванию Божию. Призванный идти в Ханаанскую землю, он остановился в Харране, пока смерть не порвала природные узы, его удерживавшие вблизи отца; затем он уже без остановки в пути идёт туда, куда его "призывал Бог славы".

Все это очень знаменательно. Природные вкусы всегда противятся полному осуществлению и проведению в жизни "призвания Божия". К сожалению, мы склонны удовлетворяться лишь малою частью этого призвания. Только вера, простая и чистая, даёт душе возможность подняться до высоты мыслей Божиих и усвоить себе обетования Божий. Молитва апостола Павла (Ефес. 1,12-22) доказывает нам, до какой степени хорошо он понимал с помощью Духа Святого трудности, с которыми предстояло бороться Церкви, и чтобы познать, в чем состоит надежда призвания Его, и какое богатство славного наследия Его для святых". Не проникаясь духом призвания этого, мы, очевидно, не можем и поступать "достойно звания". Раньше надо знать, куда мы званы, а потом уже пускаться в путь.

Если бы Авраам был всецело проникнут этой истиной, если бы он твёрдо помнил, что именно в землю Ханаанскую "призвал его идти Бог", что земля эта была Уделом его, он не мог бы остановиться в Харране. То же относится и к нам. Если силою Духа Святого мы поймём, что призвание, которым мы призваны, есть призвание небесное; что наше жительство, наша часть, наша надежда, наше наследие там, "где Христос сидит одесную Бога", никогда не будем мы дорожить высоким положением в мире, не будем искать его славы, собирать себе сокровища на земле. Эти две вещи несовместимы; вот истинный путь к рассмотрению этого. Небесное призвание - не пустой догмат, не безжизненная теория и не бесплодные расчёты: если отнять от него его божественный характер, оно утрачивает всю свою силу. Заключалось ли призвание Авраама лишь в особенном настроении ума, которое он мог в себе вызвать, живя в Харране? Конечно, нет; то была истина божественная, могущественная, жизненная. Авраам был призван идти в Ханаан, и Бог никаким образом не мог одобрять его остановку в Харране. Как было с Авраамом, так случается и с нами: если мы хотим наслаждаться присутствием Божиим, снискать благоволение Его, необходимо, чтобы верою мы поступали согласно призванию небесному; другими словами, необходимо на опыте, на практике и в нравственном отношении достигать того, к чему призвал нас Бог, ища непрестанного общения с Единородным Сыном Его. общения с Ним в Его отвержении здесь, на земле, и общения с Ним в Его славе, на небесах.

Но как одна лишь смерть порвала узы, удерживавшие природного Авраама в Харране, так и для нас лишь смерть порывает узы, приковывающие нас к веку сему. Необходимо осуществлять, что мы умерли во Христе, Главе и Представителе нашем; что в мире и природе для нас старое уже прошло, что крест Христов для нас то же, чем было Чермное море для Израильтян: он навеки отделил нас от царства смерти и осуждения. Только таким путём можем мы хотя бы отчасти "поступать достойно звания, в которое мы призваны" (Еф. 4,1), звания высокого, святого, небесного "звания Божия во Христе Иисусе" (Фил. 3,14).

Остановимся же здесь и рассмотрим две эти важные стороны креста Христова: крест как основание нашего упования и нашего служения, нашего мира и нашего свидетельства, и крест как основание наших отношений с Богом и нашего отношения к миру. Если, проникнутый сознанием своего греха, я смотрю на крест Господа Иисуса, в кресте я вижу вечное основание своего мира; я вижу, что "грех мой" снят, т.е. уничтожен принцип и корень греха; я вижу, что грехи мои были вознесены на крест; вижу, что Бог на самом деле "за меня", и за меня именно в том положении, в котором я себя увидел, когда во мне проснулась совесть. Крест являет Бога Другом грешника: являет Его праведным и оправдывающим самого нечестивого грешника. Творение и Промысел были бессильны совершить это; чрез них я, конечно, мог познать могущество Бога, величие и мудрость Его. Но сами по себе, в отвлечённой точки зрения, они были против меня, потому что я грешник и потому что могущество, величие и мудрость не могут снять с меня греха моего, не могут открыть мне доступ к Богу Праведному.

На кресте напротив, я вижу, что Бог совершенно изменяет положение вещей и сводит счёты с грехом, и это являет Его безмерную славу; я вижу чудесное проявление и полнейшую гармонию всех свойств Божества; вижу любовь, и любовь, укрепляющую мою душу, отвлекающую её от всего земного по мере того, как я осуществляю эту любовь; я вижу мудрость, мудрость, посрамляющую бесов и приводящую в изумление ангелов; вижу могущество, и могущество, преодолевающее все препятствия; я вижу святость, и святость, не терпящую никакой тени греха, святость, показывающую, как отвратителен грех Богу; вижу благодать, и благодать, приводящую грешника в присутствие Божие и, более того, на лоно Божие. Где, кроме креста, я могу увидеть все это? Ищите всюду: вы нигде не найдёте ничего так тесно, так чудно связывающего два великих факта: "Слава в вышних Богу" и "на земле мир".

Бесконечно драгоценно в этом отношении значение креста как основания нашего мира, богопочитания и вечного завета с Богом, славу Которого крест провозглашает. Безмерно драгоценен крест и в глазах Божиих как основание, на котором Он, не поступаясь правосудием Своим, имеет возможность обнаружить все великое совершенство Своё, поступая с грешником по несказанной благости Своей. Значение креста для Бога так безмерно велико, что по справедливому замечанию одного из современных писателей, "все, с самого начала Богом созданное, все Им сказанное, доказывает, что крест занимал первое место в Его сердце. Это не может не поразить нас, так как мы знаем, что Возлюбленный Сын Божий должен был быть пригвождённым к этому кресту и на нем сделаться предметом посрамления и всех страданий, какие только могли навлечь соединённые усилия бесов и людей единственно лишь за то, что Он радостно творил волю Отца, умирая во искупление грехов сынов благодати Божией. Крест всегда останется притягательной силой, как выразительнейшее проявление вечной любви Божией."

Не меньше значение креста и как основания нашего деятельного служения, нашего свидетельства в мире. Излишне доказывать, что и в этом отношении крест также вполне соответствует своему назначению, как и в предыдущем случае. Тот самый крест, который соединяет меня с Богом, отделил меня от мира. Умерший человек раз навсегда покончил свои счёты с миром; так и верующий, умирая во Христе, распят для мира, и мир для него (Гал. 6,14); совоскресши же со Христом, он соединён с Ним в силе новой жизни и новой природы. Нераздельно соединённый со Христом, верующий непосредственно участвует в принятии Сына Богом и отвержении Сына в мире сём. Это два нераздельных факта: первый делает нас служителями и гражданами неба; второй превращает нас в свидетелей Божиих и пришельцев на земле; первый вводит нас за завесу, в Святое святых, второй выводит нас за стан; и оба эти факта одинаково важны и истинны. Если крест занял место между мною и грехами моими, примирив меня с Богом, он так же встал и между мною и миром, соединяя меня со Христом, отверженным миром, и делая меня смиренным и терпеливым свидетелем благодати драгоценной, непостижимой и вечной, благодати Божией, явленной на кресте.

Верующий должен ясно усвоить и отличать друг от друга обе эти стороны креста Христова. Не подобает ему пользоваться благословениями, истекающими от креста и отказываться встать в условия, нераздельно связанные со вторым значением для нас креста Христова. Если ухо его открыто для слышания голоса Христа изнутри, за завесой, следует его держать открытым и для слышания голоса, звучащего вне стана. Присвоив себе искупление, совершенное на кресте, он должен на деле осуществить отвержение, которым первое сопровождалось. Покончить не только с грехом, но и с миром - вот наше блаженное преимущество. Учение о кресте заключает в себе все; это-то и дало апостолу Павлу возможность сказать: "Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира" (Гал. 6,14). Мир, по мнению апостола, должен быть пригвождён ко кресту; распявши же Христа, мир распял в Нем и всех, Ему принадлежавших. Вдумаемся хорошенько во все это; искренно и с молитвой остановимся на этих вопросах, и да даст нам Дух Святой осуществить всю жизненную силу их!

Но возвратимся к нашему исследованию.

Сколько времени Авраам провёл в Харране, не сказано; известно лишь то, что в великом милосердии Своём Бог ждал, когда, освободившись от всех оков земных, Авраам вполне подчинится Его приказанию. Не подлежит, однако, сомнению, что не было, да и быть не могло гармонии между повелением Божиим и обстоятельствами жизни, которые избрал себе в Харране Авраам. Бог слишком любит Своих слуг, чтобы дать им при таких условиях полное духовное благословение, являющееся следствием полного повиновения Богу.

Полезно отметить, что за все время своего пребывания в Харране Авраам не получил ни одного нового откровения от Бога. Для получения новых откровений от Бога света необходимо жить на уровне уже полученного нами света. "Имеющему дано будет", - таково Божественное правило. Будем, однако, помнить, что Бог никогда не поведёт нас насильно по пути послушания и истинного служения; это нарушило бы нравственное совершенство, характеризующее все пути Божий. Бог нас к Себе не притягивает; Он привлекает нас и ведёт нас по пути, приводящему нас к неизречённому блаженству, заключающемуся в Нем Самом. И если мы не понимаем, что в наших же интересах нам надлежит отбросить все преграды, препятствующие нам идти на зов Божий, мы Недостойны оказанной нам милости. Но - увы! Мы медлительны сердцем в понимании этой истины. Мы останавливаемся пред жертвами, препятствиями и трудностями вместо того, чтобы поспешно бежать по пути послушания, потому что мы познали и любим Того, Чей голос достиг нашего слуха.

Благословением, и благословением существенным, запечатляется всякий шаг послушания; потому что послушание есть последствие, плод веры, вера же сближает нас с Богом, приводит нас к живому общению с Ним. С этой точки зрения послушание во всех отношениях противоположно подзаконности. Подзаконный человек, обременённый всей тяжестью грехов своих, подчиняется закону и этим думает служить Богу; вследствие этого душа его истаивает в страдании, и он не только не подвигается поспешно по пути послушания, но едва имеет силу даже вступить на него. Истинное послушание, напротив, представляет собою проявление и плод новой природы, сообщённой благодатью Божией. Бог, в милосердии Своём, даёт этой новой природе указания, ею управляющие; божественная природа, руководимая божественными указаниями, конечно, не может быть подзаконной. Закона держится плотская природа человека, делающая усилия исполнить божественные указания; бесполезно и безумно надеяться согласовать падшую природу человека с законом Божиим, чистым и святым. Как может испорченная природа дышать столь чистой атмосферой? Невозможно! Божественно должно быть все: и природа, и атмосфера.

Но дело не ограничилось тем, что Бог сообщает новую природу верующему и руководит его природой Своими небесными наставлениями: Он также ставит перед ним соответствующие надежды и ожидания. Так было и с Аврамом; Бог славы явился ему, и явился, чтоб напомнить ему о вожделенном предмете, о "земле, которую я укажу тебе". Не насилуя души, Бог привлекает её к Себе. Глаз новой природы усматривал в земле Господней страну несравненно лучшую Ура и Харрана; ещё не видя земли этой, вера уже сознавала всю её красоту и цену и, для обладания ею готова была пожертвовать временными удобствами жизни. Вот почему, читаем мы, "верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие; и пошёл, не зная, куда идёт", другими словами, "он ходил верою, а не видением" (Евр. 11,8; 2 Кор. 5,7). Хотя и не видя глазами, он веровал сердцем, и вера сделалась могучим рычагом его души. Вера покоится на основании, гораздо более прочном, чем наши чувства: она покоится на Слове Божием; чувства наши могут обмануть нас, Слово Божие - никогда.

Подзаконность отвергает всякое учение о божественной природе, новых началах, ею руководящих, и надеждах, её воодушевляющих. Закон учит, что для достижения неба необходимо отказаться от земли. Но откуда взяла бы падшая природа силу покинуть то, с чем она крепко связана? Каким образом привлечёт её то, что на самом деле лишено для неё всякой прелести? Для природного человека небо не представляет никакой привлекательности; меньше всего он желает попасть на небо. Плотская природа не помышляет ни о небе, ни об интересах и обитателях его. Если б оно даже и могло перенестись на небо, оно там почувствовало бы себя вполне несчастным. Природа неспособна отказаться от земли, неспособна желать идти на небо. Она, правда, с радостью убежала бы от ада и мучений его; но желание избавиться от ада и желание идти на небо истекают из двух совершенно различных источников. Первое свойственно первой природе, второе возникает лишь в новой, второй. Не будь в аду "озера огненного", не угрожай он "червём неумирающим", испорченная природа не боялась бы ада. И это отражается во всех желаниях, во всех стремлениях плотского человека. Закон требует, чтобы ради достижения праведности мы отказались от греха; но природа человеческая не может отрешиться от греха; что же касается праведности, плоть её прямо ненавидит. Природа, правда, не прочь была бы обладать некоторой долей религии; и её желание объясняется надеждой этим путём избавиться от огня вечного; но не потому, чтобы уже теперь услаждать душу общением с Богом и соблюдением путей Его.

Как отличается в всех отношениях "славное благовестив блаженного Бога" от подзаконности (1 Тим. 1,11)!

Благовестив это являет Самого Бога, снисходящего, в полноте благодати Своей, на землю, снимающего с грешника жертвою на кресте все грехи его на основании вечном, ради страданий Христа, Который "сделался для нас жертвою за грех". И Бог не только снимает грех; Он сообщает сокрушённому сердцу и новую жизнь, жизнь вечную, жизнь Единородного Сына Своего, воскресшего и прославленного; жизнь, уготованную для всякого верующего, которая, по вечному предопределению Божию, нераздельно соединяется с Тем, Который пригвождён был ко кресту; ныне же воссел на престол славы на небесах. Эту природу, как мы уже выше отметили, Бог, по благости Своей, приспособил подчиняться уставам святого Слова Божия, открываемым Духом Святым; затем Господь оживляет её также и неизменными обетования-ми Своими, показывая ей издали "упование славы", "город, имеющий основание", "лучшее отечество", т.е. отечество небесное, "многие обители Отца", "золотые гусли", "пальмовые ветви", и "белые одежды", "царство непоколебимое", вечное соединение с Богом Самим в стране блаженства и света, куда не проникнет ни тьма, ни печаль; неизречённую милость, обещающую вечное пребывание "на злачных пажитях, при водах тихих" искупительной любви Как далеко все это от подзаконного понятия! Вместо того, чтобы приказывать мне ради приобретения неба, мною ненавидимого, отказаться от земного благополучия; вместо того ,чтобы силиться развить и исправить мою испорченную природу, Бог, в бесконечном милосердии Своём и ради Христовой жертвы, наделяет меня новой природой, способной наслаждаться небом; дарует мне и небо, интересами которого способна жить эта природа; но кроме неба дарует мне Бог и Самого Себя, неисчерпаемый источник небесной радости.

Таков "превосходнейший" путь Божий. Этим путём вёл Бог Авраама, вёл Савла из Тарса; им же ведёт Он и нас. "Бог славы" показал Аврааму отечество лучше Ура и Харрана; Савлу из Тарса Он явил славу столь ослепительную, что глаза его сомкнулись навеки для мира; с этой минуты он уже не видел блеска мирского и почитал за "сор" все земное, дабы приобрести Христа, ему явившегося и голос Которого до глубины потряс его душу. Савл узрел Христа Небесного во всем сияниии славы Его; с этого часа и до конца его жизни, несмотря на всю немощность "глиняного сосуда", Христос, небесное и небесная слава поглощали все существо Савла.

"И прошёл Авраам по земле сей до места Сихема, до дубравы Море В этой земле жили Хананеи" (ст. 6). Несомненно, Аврааму было тяжело открыть присутствие хананеев в земле Господней; это являлось для него испытанием веры и твёрдости упования, испытанием его сердца и терпения Оставив позади Ур и Харран, он пошёл в землю, о которой Бог славы говорил ему; и вот, там живут хананеи Но там же он находил Господа "И явился Господь Аврааму и сказал: Потомству твоему отдам Я землю сию" (ст.7). Важно отметить связь этих двух фактов. "В этой земле жили Хананеи", связь этих двух фактов. "В этой земле жили Хананеи", и вот, из опасения, чтоб Авраам не позавидовал этому языческому народу, владевшему тогда той землёй, Иегова является Аврааму с напоминанием, что ему и потомству его Он отдаёт навеки эту землю. Этим путём мысли Авраама обратились теперь к Господу, а не к хананеям, и в этом заключается глубокое назидание для нас. Хананеи, господствующие в стране, это выражение силы сатаны, но, презирая силу сатаны, который старается отдались нас от минуты вступления нашего в обетованную землю, мы призваны облечься в силу Христа, нас в неё вводящую. "Наша •брань не против крови и плоти, но... против духов злобы поднебесной" (Еф.6,12). Сама атмосфера, в которой мы вращаемся, дышит враждой против нас. Следует ли нам бояться борьбы? Нисколько; Христос за нас, Христос торжествующий, в Котором мы более, чем победители. И потому не поддаваясь духу боязни, пребудем в благоговейном поклонении Ему. И Авраам "создал там жертвенник Господу, Который явился ему. Оттуда двинулся он к горе, на востоке от Вефиля; и поставил шатёр свой" (ст. 7-8). Жертвенник и шатёр являют типичные черты характера Авраама: он был служителем Божиим и в то же время странником и пришельцем в мире сём; не имея на земле "наследства ни на стопу ноги" (Деян. 7,5), зато он имел Бога; и ему этого было довольно.

Но если Бог отзывается на веру, Он и испытывает её. Вера должна подвергаться испытанию. Не следует думать, что путь верующего всегда будет лёгок и ровен; это далеко не так - бурное море и грозы ожидают его в пути. Но именно следуя по этому пути достигает он духовной зрелости; из глубокого опыта он узнает, что такое Бог для сердца, доверяющегося Ему. Безоблачное небо и ровный путь не дали бы ему возможности познать Бога, с Которым он имеет дело: мы знаем, как склонно сердце видимый, наружный мир принимать за мир Божий. Когда все обстоит благополучно, когда богатству нашему не угрожает опасность, дела наши процветают, дети и слуги наши повинуются нам; когда жилище наше удобно, здоровье хорошо, словом, когда все в нашей жизни складывается согласно нашему желанию, как тогда склонны мы мир, лежащий на всей этой обстановке, смешивать с миром, истекающим от сознания Христова присутствия! Господу известно все это; вот почему, когда мы успокаиваемся в обстоятельствах вместо того, чтобы покоиться в Нем, Он посещает нас и тем или другим способом расшатывает мнимые опоры наши.

Но этим дело не ограничивается. Часто мы считаем прямым путь, потому что, идя по нему, мы не встречаем ни испытаний, ни противоречий. Это большое заблуждение. Путь послушания часто изобилует как раз искушениями, наиболее чувствительными для плоти и крови. Так Аврааму пришлось не только встретить хананеев на месте, указанном ему Богом, но ещё и "и был голод в той земле" (ст. 10). Должен ли был Авраам заключить из этого, что он там был не на своём месте? Нет, потому что, поступив так, он доказал бы, что он судит "по взгляду очей своих", чего никогда не делает вера. Это являлось несомненно испытанием его веры, было непостижимо для плотской его природы; но для веры все было ясно и легко. Призванный идти в Македонию, апостол Павел прежде всего нашёл в ней для себя тюрьму в городе Филиппах. Сердце, не пребывающее в общении с Богом, неминуемо увидело бы в этом смертельный удар своему делу. Но апостол Павел никогда не останавливался на своём трудном положении; потому он и был способен "воспевать Бога" даже и в стенах темницы, в полной уверенности, что все, что ни случается с ним, для него необходимо; и апостол был прав, потому что в темнице Филиппийской находился сосуд милосердия, до которого, по человеческому разумению, никогда бы не достигло бяаговествование Евангельское, если б проповедники его не были брошены именно туда, где он находился. В ущерб самому себе, диавол таким образом сделался орудием Божиим для возвещения Евангелия одному из избранных сосудов Божиих.

И Аврааму следовало отнестись к факту голода в той земле так, как отнёсся к тюрьме апостол Павел Голод, правда, существовал; Египет, в котором Авраам мог от него избавиться, был близко; но ясен был путь служителя Божия. Лучше с голода умереть в земле Ханаанской, чем жить в изобилии в Египте. Лучше страдать на пути Божием, чем благоденствовать на пути сатаны. Лучше терпеть недостатки со Христом, чем сокровище без Него. В Египте у Авраама был мелкий и крупный скот, и ослы, и рабы, и рабыни, и лошади, и верблюды," - очевидное, скажет плотское сердце, доказательство того, как хорошо поступил Авраам, перейдя в Египет; но, увы, в Египте у него не было ни жертвенника, ни общения с Богом! Страна фараона не была местом присутствия Божия и, поселившись там, Авраам потерял больше, чем он выиграл. Так и всегда бывает; ничто никогда не может заменить нам общения с Богом. Избавление от временных бедствий и приобретение величайших благ земных никогда не восполнят нам того, что мы утрачиваем, хотя бы на волос уклоняясь от пути послушания. Многие ли из нас могут сказать "аминь" на все это? Чтобы избавиться от испытаний и трудностей, нераздельных с путём Божиим, не отвращаются ли многие от этого пути, следуя за нынешним лукавым веком и, вследствие этого, впадая в состояние бесплодия, сухости, печали, тьмы духовной? Возможно, что этим путём, по мнению человеческому, они "оставили себе счастие", приобрели богатство, снискали расположение мира, "нашли благоволение" в глазах "своих фараонов"; но что все это в сравнении с утраченной ими радостью в Боге, общения с Богом, покоя душевного, совести чистой и не мучимой упрёками, духа благовестия и благодарности, живого свидетельства и истинного служения Богу? Горе человеку, мыслящему так! А между тем как часто встречаются люди, готовые пожертвовать всеми благословениями Божиими ради приобретения некоторой степени благоденствия, влияния и богатства!

Будем же тщательно наблюдать за собою, чтоб не последовать влечению нашего сердца, отклоняясь от пути послушания, простого и полного; пути, правда, узкого, но всегда безопасного, подчас тяжёлого, но всегда благословенного. Будем бодрствовать, стараясь "хранить веру в доброй совести"; этого не заменит ничто земное. Если придёт час испытания, вместо того, чтобы покинуть путь повиновения и идти в Египет, будем ожидать вмешательства Бога, тогда испытание сделается не причиной нашего падения, но доказательством нашего послушания Богу. И когда нас тянет идти с миром и заодно с ним, помыслим о Том, "Который отдал Себя Самого за грехи наши, чтобы избавить нас от настоящего лукавого века, по воле Бога и Отца нашего" (Гал 1,4). Если такова Его любовь к нам, таков Его взгляд на настоящий век, что Он отдал Самого Себя, чтобы избавить от него нас, неужели же, отрекшись от Христа, мы снова погрузимся в мир, от которого Он навсегда избавил нас посредством креста? Да не будет с нами этого! Всемогущий в деснице Своей и под сенью крыл Своих да сохранит нас до той минуты, когда мы увидим Иисуса, "как Он есть", и когда, "сделавшись подобными ему", пребудем вечно с Ним!

Глава 13

Начало этой главы исполнено глубокого поучения для нас в духовном отношении Когда так или иначе наша Духовная жизнь понижается, и мы теряем общение с Богом; когда затем пробудившаяся совесть обличает нас в этом, мы рискуем не суметь широко воспользоваться вновь даруемой нам благодатью Божией и не вполне осуществить временно прерванное нами общение с Богом.

Все, что Господь делает, мы знаем, Он делает путём, достойным Его Самого. Будет, ли это созидание или спасение, общение или восстановление, во всем Он поступает согласно божественному Своему естеству, - Он прославляет имя Своё во всех путях Своих. Это драгоценно для нас, всегда склонных "оскорблять Святого Израилева" (Пс. 77,41), склонных к этому особенно в деле восстановления Его благодати. В рассматриваемой нами главе Аврааму пришлось не только покинуть Египет, но и идти назад до того самого места, "где прежде был шатёр его... до места жертвенника, который он сделал там вначале; и там призвал Авраам имя Господа" (ст. 3-4). Бог не успокаивается, пока заблудившегося или запоздавшего в пути Он снова не выведет на путь прямой и не восста--новит всецело общения его души с Собою. Исполненные сознания собственной праведности сердца нашего решили бы несомненно, что подобный человек должен теперь занять место менее высокое по сравнению с тем, которое он добровольно утратил; так оно действительно и случилось бы, если при этом принимались в расчёт наши заслуги и характер; но дело идёт о благодати, и Сам Бог определяет степень восстановления упавшего; какова эта степень, мы узнаем из следующих слов пророка Иеремии: "Если хочешь обратиться, Израиль, говорит Господь, ко Мне обратись!" (4,1). Вот как восстановляет Бог; и лишь такое восстановление достойно Бога: Он или не восстановляет совсем, или же, восстановляя, возносит так, что прославляется богатство благодати Его. Когда ветхозаветный прокажённый возвращался в стан Израилев, его сначала приводили "ко входу скинии собрания" (Лев. 14,11); блудный сын, возвратившийся в дом отца, был немедленно посажен за стол; восстановленный после своего падения апостол Пётр мог сказать мужам Израильским: "Вы от Святого и Праведного отреклись" (Деян. 3,14), обвиняя их таким образом именно в том, что сделал сам и при обстоятельствах, усугублявших его вину. Во всех этих и многих других подобных случаях мы видим, что, восстановляя, Бог восстановляет всецело; действием могущественной благодати Своей Он приводит снова к Себе душу, вызывая в ней полное доверие к Себе. "Если хочешь обратиться, ко Мне обратись!" "И Авраам возвратился до места, где прежде был шатёр его."

Затем, что касается действия нравственного на восстановленную душу, оно чрезвычайно глубоко практично. Если подзаконность получает свой ответ в характере восстановления, то неподзаконность получает ответ в результате восстановления. Восстановленная душа проникается глубоким и живым сознанием зла, от которого она избавилась, и это сознание даёт ей дух бодрствования, дух молитвы, святости и осмотрительности духовной. Бог восстановляет нас не для того, чтобы мы относились к греху снисходительно, чтобы снова в него впадали; Он говорит: "Иди и впредь не греши!" (Иоан. 8,11). Чем более мы сознаём действие благодати Божией, нас восстановляющей, тем сильнее сознаём мы и обязательную святость этого восстановления. Этой мыслью проникнуто с начала до конца все Священное Писание; но особенно ясно выражена она в двух общеизвестных местах: Пс. 22,3 и 1 Иоан 1,9. - "Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды, ради имени Своего"; и "Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды." Подкреплённой душе надлежит идти "стезями правды". Пользование благодатию влечёт за собою жизнь праведную: говорить о благодати и жить в неправде - значит "обращать благодать Бога нашего в повод к распутству" (Иуд. 4). Если "благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной" (Римл 5,21), она непременно проявится также и в делах праведных, являющихся плодом такой Жизни. Благодать, прощающая нам грехи наши, очищает нас от всякой неправды. Напрасно было бы отделять эти Два факта друг от друга; соединённые нераздельно вместе, они разбивают наголову, как мы уже говорили выше, подзаконность, примиряя вместе с тем и все противоречия человеческого сердца.

Но Авраама ожидало испытание несравненно большее, чем голод, побудивший его переселиться в Египет: ему пришлось жить в обществе человека, не изведавшего на собственном опыте могущество личной веры в Бога, не понявшего, что он лично отвечает за свои поступки перед Богом. С самого начала, по-видимому, в хождении своём Лот скорее действовал под влиянием и по примеру Авраама, чем по своей личной вере. При чтении Священного Писания мы убеждаемся, что при наступлении в жизни наиболее важных переворотов, совершаемых Духом Божиим, множество людей, верующих и неверующих, присоединяются к общему движению, нимало не -проникаясь силой, их производящей. Люди эти временно следуют за другими или в качестве ненужного балласта в деле свидетельства истины, или же прямо замедляя его действие. Так Господь призвал Авраама оставить родственников его ("Пойди от родства твоего"); но вместо того, чтобы их оставить, Авраам берёт их с собой; присутствие Фарры уже задержало его в пути, пока Фарру не постигла смерть; Лот последовал за Авраамом несколько дальше, пока "обольщение богатством и другие пожелания" (Марк. 4,19) окончательно не взяли верх и не овладели им.

То же отмечается и при великом перевороте, созданном выходом евреев из Египта, что мы видим из Числ. 11,4. "Множество разноплемённых людей вышли с ними" (Исх. 12,38), сделавшись для них соблазном, причиной их ослабления и смятения. "Пришельцы между ними стали обнаруживать прихоти; а с ними и сыны Израилевы сидели и плакали; и говорили: Кто накормит нас мясом?" Так и в первые дни появления на земле Церкви, а затем и во всех движениях в мире, производимых Духом Святым, всегда обнаруживалось множество людей, в силу всевозможных побочных причин присоединявшихся к этому движению; при этом ими управляет влияние не Божеского, а человеческого происхождения, а потому влияние это непрочно; так что люди эти вскоре возвращались назад, к своему прежнему положению в мире. Твёрдо устоять может лишь исходящее от Бога; необходимо осуществлять связь, соединяющую нас с Богом живым; необходимо чувствовать, что именно Он призвал нас занять положение, в котором мы пребываем; иначе у нас не хватит ни решимости, ни постоянства для его сохранения. Мы не можем идти межою потому только, что другой идёт по ней. В милосердии Своём Бог пролагает каждому из нас именно тот путь, по которому ему следует идти; даёт каждому свою сферу действия, свои определённые обязанности. И мы должны знать, в чем заключается наше призвание и какие обязанности оно на нас возлагает, дабы с помощью ежедневно даруемой нам благодати мы могли с пользою работать во славу Божию. Важно не количество нашей работы; важно, чтоб работа эта была поручена нам Богом. Имеем ли мы "пять талантов", получили ли "один талант", нам данный, мы несомненно услышим от Господа то же слово: "Хорошо", как если мы приобрели на пять талантов другие "пять талантов". Это очень ободряющее утешение. Апостолы - Павел, Пётр, Иаков и Иоанн - получили каждый свою меру, своё отдельное служение; то же относится и ко всякому. Никому не должно вмешиваться в дело другого. У плотника есть пила, струг, молоток и ножницы; и все эти инструменты он употребляет поочерёдно смотря по тому, который из них ему нужен в данную минуту. Ничто так не вредно, как подражание. В мире физическом оно вполне отсутствует: всякая тварь исполняет своё назначение, живёт своею жизнью. Если это верно для мира физического, насколько же важнее исключить подражание из мира духовного. Широкое поле действий лежит пред каждым из нас. Во всяком доме имеются сосуды Всевозможных величин и форм; и все они нужны хозяину дома. Дадим же себе отчёт, дорогой читатель, под божественным или под человеческим влиянием мы находимся; покоится ли вера наша на мудрости человеческой, или же на силе Божией; делаем ли мы то или другое, потому что это делают другие, или потому что мы к этому призваны Господом; руководимся ли мы только примером и влиянием людей, окружающих нас, или же держимся верою, составляющей наше личное достояние? Нам дано бесспорное преимущество иметь общение друг с другом; но, опираясь на братьев наших, мы неминуемо потерпим крушение; также и работая более, чем нам дано, мы вредим работе нашей. Нетрудно узнать, на своём ли месте и по данной ли ему мере работает человек; будем только всегда искренни и правдивы. Если нам не назначено исполнять великое, будем искренни, и если мы не можем "Отличиться, будем оставаться таковыми, как мы есть. Тот, кто бросается в воду, не умея плавать, легко может утонуть; не снабжённый надлежащими парусами и неоснащенный корабль или должен будет при первом же порыве ветра вернуться в порт, или же он погибнет Лот вышел из "Ура Халдейского", но пал в долине Содомской Призвание Божие не достигло глубины его сердца, и сомкнутые глаза его не видели славы наследия Божия. Для каждого из нас Бог намечает путь, освещённый одобрением Божиим и светом лица Господня; следовать по пути этому - вот радость наша Благоволение Бога вполне удовлетворяет сердце, знающее Его Не всегда удаётся нам заручиться одобрением наших братьев и пользоваться их содействием; часто они и не поймут нас; все это неизбежно для нас Но "день" покажет ясно все; верное Богу сердце с радостью ожидает наступления этого дня, потому что тогда "каждому будет похвала от Бога" (1Кор 3,13-4,5).

Важно рассмотреть подробнее, что именно отвлекало Лота от следования по пути живого свидетельства Божия В жизни каждого человека бывает решающий момент который обнаруживает, на чем основывается все его хождение в мире, указывает все мотивы, управляющие его поступками, и предметы, его привлекающие Так было и с Лотом: он не умер в Харране, но пал в Содоме Видимой причиной его падения был разлад, возникший между пастухами его стад и пастухами стад Авраамовых. Но человек, око которого "не чисто" и душевные движения которого не освящены Богом, не сегодня, так завтра легко споткнётся о встречный на пути камень; и если этого не случится с ним сегодня, его это ожидает завтра. Собственно говоря, видимая причина, отвлекающая нас от прямого пути, имеет мало значения; истинная причина остаётся скрытой от постороннего взгляда, заключаясь в тайных увлечениях сердца, куда так или иначе закрался дух мира Спор пастухов потушить было не трудно; от этого не пострадали бы ни интересы Лота, ни интересы Авраама, в духовном отношении. Но на деле спор этот доставил последнему случай доказать дивное могущество веры и то возвышенное, небесное настроение, в которое приводит вера человека верующего; и в то же время спор этот обнаружил всю светскость, наполнявшую сердце Лота. Этот спор пастухов нисколько не увеличил ни светскости сердца Лота, ни веры в душе Авраама; он лишь осветил в том и другом случае то, что уже на самом деле существовало в сердце каждого из них.

Так и всегда случается: пререкания и разделения, возникающие в церкви, становятся также причиной падению многих душ, так или иначе возвращая их в мир; и тогда эти люди ссылаются на пререкания и разделения и в них ищут оправдания своим действиям; на самом же деле все это было лишь средством, обнажившим настоящее состояние их души и влечения их сердца Когда мир завладел сердцем, дорога в мир открыта везде; и мы Доказываем лишь низкий уровень нашей нравственности, порицая людей и обвиняя обстоятельства, тогда как истинный корень зла заключается в нас самих, как, впрочем, ни пагубны сами по себе всякие пререкания и разделения. Грустно и унизительно видеть братьев, ссорящихся на глазах "хананеев и фарисеев", тогда как по-настоящему речь их должна бы быть такова: "Да не будет раздора между мною и тобою... ибо мы родственники" (ст. 8-9). Но почему же Авраам не выбрал себе Содом? Почему эта ссора не заставила его вернуться в мир и не послужила для него поводом к падению? - Он смотрел на жизненные затруднения глазами Бога. Сердце его влекло его к прекрасно орошённым долинам Содомским не меньше, чем сердце Лота; но он не давал своему сердцу права делать выбор; он его предоставил Лоту, поручая Богу заботу выбора для себя. Такова "мудрость свыше". Вера всегда предоставляет Богу выбор наследия для нас, поручая Ему же и заботу ввести нас в него. Она может сказать: "Межи мои прошли по прекрасным местам, и наследие моё приятно для меня" (Пс. 15,6). Ей безразлично, где прошли "межи" её; места, по которым они прошли, для веры всегда будут "местами прекрасными", потому что Бог провёл их так. Человек, ходящий верою, охотно предоставляет выбор человеку, ходящему видением; он говорит: "Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево." Здесь чувствуется и бескорыстие, и нравственное великодушие, и при всем этом такая полная безопасность! Но как бы далеко ни заходили желания •плоти и какую бы часть она себе ни избрала, можно быть вполне уверенным, что ей никогда не удастся нанести ущерб вере; последняя ищет себе сокровищ в месте совершенно ином, свои сокровища вера соблюдает в хранилищах, к которым плоть даже и не подходит, к которым она и подойти не может; а если бы плоть и могла приблизиться к ним, она и не пожелает туда идти. Предоставляя таким образом выбор плоти, вера пребывает в полной безопасности, являя в тоже время и своё бескорыстие.

Каков же был предоставленный Лоту выбор? Его выбор остановился на месте, над которым вскоре надлежало разразиться суду Божию. Каким образом и почему выбрал Лот именно эту землю? Потому что он судил землю по внешнему её виду, не принимая во внимание ни внутреннего её характера, ни ожидавшего её будущего. Выдающейся чертой характера Содома было "зло" (ст. 13); судьбой, его ожидавшей, был "суд", разрушение "огнём и серой с неба". Но, скажут на это многие, Лот этого не знал; это так; но и Авраам не знал ничего этого. Знал же все один Бог, и, предоставь Лот Ему "выбор себе наследия", никогда бы не наделил его, конечно, Бог землёй, которую Он Сам вскоре собирался поразить судом. Но Лот хотел выбрать сам и нашёл Содомскую землю хорошей для себя; земля же эта не было хорошей в глазах Божиих. Взор Лота останавливался на "окрестности Иорданской", и сердце его пленилось ею. "И раскинул шатры свои до Содома" (ст. 10-12). Таков был выбор плоти. "Димас оставил меня, возлюбив нынешний век" (2 Тим. 4,10). По той же причине оставил Авраама и Лот; оставив место свидетельства Божия, он перешёл в место суда.

"И сказал Господь Аврааму после того, как Лот отделился от него: Возведи очи твои, и с места, на котором ты теперь, посмотри к северу, и к югу, и к востоку, и к западу. Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки" (ст. 14-15). "Ссора" и "отделение" не только не нанесли никакого ущерба духовной жизни Авраама, но и содействовали проявлению небесных начал, им руководивших, и укрепили ещё более жизнь веры в душе его; креме того, они пролили свет на его путь и избавили его от человека, общение с которым лишь замедляло его странствование. Так все содействовало ко благу Авраама, сделалось для него источником обильных Божиих благословений.

Будем же помнить, - истина знаменательная и в то же время утешительная, - что в конце концов каждый доходит, так сказать, до своего "уровня". Все, поспешно пускающиеся в путь, в который они свыше не посланы, рано или поздно кончают падением и возвращением к тому, что, по их уверению, они раз и навсегда оставили. С другой стороны, все, призванные Богом и делающие Бога опорою своею, находят постоянную поддержку в Его благодати. "Стезя праведных - как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня" (Пр. 4,18). Эта мысль должна нас сделать смиренными и бдительными в молитве. "Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть" (1 Кор. 10,12), потому что, конечно, "есть первые, которые будут последними, и последние, которые будут первыми" (Лук. 13,20). Слова "претерпевший до конца, спасётся" (Матф. 10,22), выражают собою высокую нравственную истину, в каком бы смысле мы её к себе ни применили. Нередко приходится нам видеть величественный на вид корабль, с туго натянутыми парусами, гордо, при одобрительных возгласах толпы, выходящий из гавани; все, казалось бы, предвещает ему счастливое плавание; но, увы, бури, волны, пески и подводные камни вскоре меняют все: начатое при самых благоприятных условиях плавание оканчивается бедствием. Говоря так, я имею в виду лишь служение и свидетельство, оставляя в стороне вопрос спасения Богом человека во Христе; это спасение, благодарение Богу, никаким образом от нас не зависит; оно зависит лишь от Сказавшего: "Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки моей" (Иоан. 10,28). Но часто случается нам видеть христиан, которые, не будучи к тому призваны Богом, берут на себя какое-либо важное служение или проповедь; через некоторое время они ослабевают на этом пути; при этом многие, после возвещения ими другим истины Божьей, сами становятся виновными против ими проповедуемого учения: они взялись за дело, им Богом не порученное, или недостаточно взвесили в присутствии Божием все последствия своей проповеди. Следует оплакивать подобные ошибки и тщательно избегать их. Всякий от Господина своего получает и призвание, и служение своё. Призванные Христом к какому-либо особенному служению Ему, в Нем же несомненно почерпнут и силу для этого служения; потому что никакого воина не посылает Он на войну на его собственном иждивении. Но всякий бегущий, не будучи посланным, не только убедится сам в безумии своём, но и докажет его окружающим.

Это значит, что кто-либо имеет право гордиться, считая себя представителем того или иного рода служения, или примером в деле свидетельствования истины Божией. Избави нас от этого, Господь! Это было бы гордостью, неслыханным безумием. Все дело учащего заключается в представлении людям Слова Божия, дело служителя - в объявлении воли Господина своего. Но и поняв все, что от нас требуется, не будем забывать, что необходимо предварительно вычислить издержки и тогда только приступать к сооружению башни, тогда лишь начинать войну (Лук. 14,28). Меньше было бы смущений, меньше неудач среди нас, если б мы внимательно отнеслись к этой истине. Бог призвал Авраама оставить Ур ради Ханаана; и Бог вёл его в течение всего его пути. Когда Авраам остановился в Харране, Бог ждал его; когда он сошёл в Египет, Бог вывел его оттуда; когда он нуждался в указании пути, Бог направлял его, когда наступила минута ссоры и отделения, Бог позаботился о нем; таким образом, Авраам мог только твердить: "Как много у Тебя благ, которые Ты хранишь для боящихся Тебя, и которые приготовил уповающим на Тебя пред сынами человеческими!" (Пс. 30,20). Чрез ссору Авраам не потерял ровно ничего; как прежде, так и теперь, у него были шатёр и жертвенник. "И двинул Авраам шатёр, и пошёл, и поселился у дубравы Мамре, что в Хевроне, и создал там жертвенник Господу" (ст. 18). Пусть Лот избирает для себя Содом; Авраам ищет и находит все в Боге своём. В Содоме жертвенника нет; все, идущие по направлению к Содому, ищут, увы, нечто совершенно чуждое жертвеннику Божию. Не для поклонения Богу идут они в Содом; их влечёт туда любовь к миру. Но если б они и нашли предмет вожделенных желаний своих, какой же конец их ожидает? На него указывает нам Писание: "Он исполнил прошение их, но послал язву на души их" (Пс. 105,15).

Глава 14

В этой главе мы находим описание возмущения пяти царей против Кедорлаомера и сражения, происшедшего по этому поводу. Дух Божий останавливается и на действиях "царей" и воинств их, когда действия их так или иначе касаются народа Божия. Лично Аврааму не приходилось подвергаться опасности ни от этого столкновения царей, ни от последствий, сопровождавших его: шатёр его и его жертвенник не могли дать ни повода к войне, ни возможности ощутить на себе её жестокость и конечный исход. Наследие человека "небесного" никогда не может возбудить зависть или тщеславие царей и завоевателей мира сего.

Но если борьбой царей не был заинтересован Авраам, Лоту она была далеко не безразлична, потому что по положению своему он делался причастным восстанию "четырёх царей против пяти". До тех пор, что, милостью Божией, мы ходим путём веры, нас не коснутся бедствия, поражающие мир; но стоит нам лишь покинуть святое звание "небесных жителей" (Фил. 3,20), стоит начать приобретать себе славу, положение и наследие на земле, тотчас же неожиданности и бедствия мирские рушатся на нас. Лот поселился в долинах Содомских, а потому междоусобная война царей не могла не отразиться на нем. Это всегда так бывает: очень горькая и болезненная вещь для чада Божия - смешиваться с чадами мира сего; он никогда не может совершить это без повреждения своей собственной души и свидетельства, которое ему доверено. Как мог Лот свидетельствовать о Боге в Содоме? В лучшем случае очень слабо. Самый факт его поселения там нанёс смертельный удар свидетельству его о Боге. Всякое слово, сказанное им против Содома и нечестия его, осуждало и его самого; к чему же было ему самому селиться там? По всему вероятию, "распространив свои шатры до Содома", Лот никоим образом и не задавался целью свидетельствовать о Боге. Решениями и действиями его руководили только личные и семейные его интересы; и хотя, по словам апостола Павла, Лот "ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела беззаконные", он при всем своём желании имел мало возможности бороться с окружающим его злом.

С практической точки зрения важно заметить, что мы не можем одновременно руководствоваться двумя соображениями. Я не могу преследовать в одно и тоже время и мои мирские выгоды, и интересы Евангелия Христова. Ничто, конечно, не мешает мне, занимаясь своими личными делами, проповедовать и Евангелие; но одно из этих двух занятий непременно должно сделаться задачей моей жизни. Проповедуя Евангелие, апостол Павел делал и палатки; но цель его жизни состояла не в изготовлении палаток, а в благовествовании Евангелия. Если сердце моё всегда занято моими личными интересами и делами, проповедь моя будет бесплодна, а подчас служить даже средством для прикрытия моей неверности Богу. Сердце лукаво; часто, когда дело идёт о достижения нами желанной цели, оно удивительно тонко обольщает нас. Самыми подкупающими доводами оно поддерживает наши преступные вкусы; духовное же понимание наше, затемнённое нашими личными интересами и неосвященной волей нашей, не в силах разгадать характер плоти и доводы её. И сколько мы встречаем людей, не согласных выйти из положения, которое сами они считают ложным, и оправдывающихся тем, что положение это расширяет круг их деятельности! "Послушание лучше жертвы, и повиновение лучше тука овнов" (1 Цар. 15,22) - вот единственный ответ Божий на все подобные мудрствования. Не убеждает ли нас история Авраама и Лота в том, что самым верным, самым действенным средством служения миру является полное отделение от него и свидетельствование против него.

Но - запомните это - истинное отделение от мира может явиться лишь как следствие общения с Богом. И, отделившись от мира, мы можем личность свою делать центром нашего существования, как это часто делали монахи и древние философы-циники; отделение ради Бога есть нечто совершенно другое. Первое отделение мертвит и сушит человека, второе согревает и живит его; первое замыкает нас в самих себе; второе заставляет отречься от себя и делает нас деятельными в любви к другим; отделение первого рода делает своим центром своё собственное "я" и интересы личные; второе отводит Богу место, подобающее Ему. Так и в истории Авраама Факт отделения его от мира, видим мы, сделал его способным оказать существенную услугу тому, кто, благодаря своему легкомысленному хождению в мире, попал в большое затруднение. "Авраам, услышав, что сродник его взят в плен, вооружил рабов своих, рождённых в доме ехо, триста восемнадцать, и преследовал неприятелей до Дана... И возвратил, также женщин и народ" (ст. 14-16). Как бы то ни было, Лот был "сродником", братом Авраама, и братская любовь не могла не заставить Авраама действовать. "Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастия" (Пр. 17,17). Вид несчастия брата смягчает сердце и располагает его даже к человеку, от которого раньше пришлось отделиться. В несчастии Авраам относится к Лоту не только, как к племяннику, но как к родному брату. Это божественная сторона любви. Делая нас всегда независимыми, вера однако же никогда не делает нас бесчувственными; она не позволяет нам одеваться в тёплые одежды, тогда как брат наш терпит холод. Вера прежде всего "очищает сердце" (Деян. 15,9), затем "действует любовию" (Гал.5,6), вера, наконец, "побеждает мир" (1 Иоан. 5,4). Все эти три свойства веры во всей своей красоте проявляются в Аврааме. Сердце его было не причастно злу Содома; он оказал истинную любовь Лоту, брату своему, и, в конце концов, он одержал полную победу над царями. Таковы плоды веры, этого небесного начала, прославляющего Христа.

Но человек, ходящий верою, не ограждён однако от нападок врага: непосредственно за победой часто идут искушения. Так случается и с Авраамом. "Когда он возвращался после поражения Кедорлаомера и царей, бывших с ним, царь Содомский вышел ему навстречу (ст. 17). Подозрительное поведение царя Содомского, очевидно, скрывало в себе коварный умысел. "Царь Содомский представляет собою мысль и степень могущества вражьей силы совершенно различную от той, которую олицетворяет собою "Кедорлаомер и цари, бывшие с ним". В поступке первого скрывается, так сказать, шипение змеи; в последних слышится рыканье льва; но с кем бы Аврааму ни предстояло иметь дело, с змеёй или со львом, на все было довольно благодати Божией, и благодать эта в нужную минуту всегда действовала в пользу служителя Господня. "И Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино. Он был священник Бога Всевышнего. И благословил его, и сказал: Благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли. И благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои" (ст. 18-20). Необходимо заметить, во-первых, момент появления Мелхиседека, во-вторых, отметить двоякое действие его появления. Не в то время, когда Авраам победоносно преследует Кедорлаомера, выходит ему навстречу Мелхиседек, но тогда, когда царь Содомский гонится по пятам Авраама. Пред вступлением в битву, несравненно более серьёзную, чем предыдущая, Авраам имел нужду в более глубоком общении с Богом.

"Хлеб и вино" Мелхиседека насытили душу Авраама после его борьбы с Кедорлаомером; благословения же его укрепили его сердце для борьбы, в которую ему предстояло вступить с царём Содомским. Ободрённый одержанной победой, Авраам готовился к новой борьбе; вот почему царственный священник подкрепляет душу победителя, ободряет сердце воина. С тихою радостью наблюдаем мы, какое представление о Боге должны вызвать в Аврааме слова Мелхиседека. Он называет Его "Богом Всевышним, Владыкою неба и земли"; затем он говорит, что Авраам "благословен" от этого Бога. Это было могущественной поддержкой для Авраама, приготовило его ко встрече с царём Содомским. Человек, благословенный в глазах Божиих, не имел нужды в благах земных, которые ему мог предложить неприятель; раз "Владыка неба и земли заполнял его мысли и сердце, "сокровища" Содома не могли привлекать его к себе. И действительно, как этого и можно было ожидать, когда царь Содомский делает Аврааму такое предложение: "Отдай мне людей, а имение возьми себе", Авраам ему отвечает: "Поднимаю руку мою к Господу, Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: Я обогатил Авраама." Авраам отклоняет от себя щедрость царя Содомского Как мог бы он иначе и помыслить об освобождении Лота -от власти мира сего, если б сам он был опутан сетями мирскими? Своего ближнего я могу освободить от греха лишь настолько, насколько я сам от него свободен. Находясь сам в огне, я не в силах извлечь из него другого. Путь отделения ради Господа даёт нам могущественную силу, а вместе с тем и мир, и блаженство.

Мир, во всех видах и формах, является могучим орудием сатаны, посредством которого он силится ослабить руки и извратить стремления служителя Божия; но, благодарение Богу, если сердце наше искренне пред Господом, Он никогда в нужную минуту не замедлит обрадовать, ободрить и укрепить его. "Очи Господа обозревают всю землю, чтобы поддерживать тех, чьё сердце вполне предано Ему" (2 Пар. 16,9) Эта утешительная истина бодрит наши жалкие, робкие сердца, когда мы решаемся противостать "миру, плоти и сатане"; Христос будет нашей силой и щитом нашим; Он "научает руки наши битве и персты наши - брани" (Пс. 143,1). Он "покроет голову возлюбленных Своих в день брани" (Пс. 139,8). Он, в конце концов, "сокрушит сатану под ногами нашими вскоре" (Рим. 16,20). Да сохранит Господь сердца наши в полной искренности пред Ним среди всего зла, окружающего нас!

Глава 15

"После сих происшествий было слово Господа к Аврааму в видении, и сказано: "Не бойся, Авраам: Я твой щит, награда твоя весьма велика " Господь не допустит, чтобы служитель Его потерял или понёс какой-либо убыток, отвергнув блага мира сего. Несравненно лучше было Аврааму укрыться за щитом Иеговы, нежели снискать благоволение царя Содомского; ожидать "награду весьма великую", чем принять "сокровища Содомские". Положение, в которое, судя по первому стиху этой главы, поставлен Авраам, представляет собою положение, в которое вводится душа верою во Христа Иегова был "щитом" Авраама, и в этом заключался его покой Иегова был его "наградой", и потому от Господа ждал Авраам все; и теперь также верующая душа находит свой покой, свой мир, свою безопасность, все потребное для души своей во Христе. Ни одна вражья стрела не может пробить щит, защищающий самого слабого ученика Иисуса; что же касается будущего, Христос наполняет его Наследие верующего бесконечно обширно; надежда не постыжает никогда; предвечные советы Божий и искупление, совершенное Христом, навеки обеспечивают верующего и наследием, и надеждой этой. В настоящее время мы уже обладаем ими силою Духа Святого, живущего в нас; и потому становится очевидным, что верующий, ищущий себе успеха в мире или поощряющий в себе желания плоти, теряет способность пользоваться и "щитом", и "наградой" Если Дух Святой оскорблён, Он не даст нам осуществить всю глубину наследия и надежды, даруемых верующему. И вот в этой части истории Авраама мы видим, что когда по окончании войны Авраам, отклонив предложение царя Содомского, вернулся домой, Бог является ему как "его щит", как его "награда весьма великая". Здесь заключается бездна истины, изучение которой принесёт несомненную пользу нашему сердцу.

Конец главы изображает два великие преимущества, находящиеся в связи с положением сына и с положением наследника. "Авраам сказал: Владыка Господи! что Ты дашь мне? Я остаюсь бездетным; распорядитель в доме моем этот Элиезерь из Дамаска. И сказал Авраам: Вот Ты не дал мне потомства и вот, домочадец мой наследник мой" (ст. 2-3). Авраам желал иметь сына, потому что из слов Самого Бога знал, что "потомство его" наследует ту страну (гл. 13,15). Преимущества сына и наследника нераздельно связаны в мыслях Божиих. "Тот, кто произойдёт из чресл твоих, будет твоим наследником" (ст. 4). Будучи истинным основанием благословений Господних, положение сына является ещё и последствием высших предначертаний и действий Божиих, как мы это читаем в Иак. 1,18 "Восхотев, родил Он нас"; кроме того, положение это исходило из вечного и божественного начала воскресения. Да как и могло это быть иначе? Тело Авраама "омертвело", так что здесь, как всюду, рождение новой жизни могло явиться лишь как следствие силы воскресения. Ни зачать, ни родить что-либо для Бога мёртвая плоть не могла. Наследие во всей его полноте, во всем его великолепии ласкало взоры Авраама; но где же был сам наследник? Тело Авраама, также как и утроба Саррина, "омертвело"; но Иегова есть Бог воскресения; потому именно на мёртвом теле может Он явить силу и действие Своё. Если б плоть не была мертва, Богу пришлось бы умертвить её прежде, чем иметь возможность всецело явить на ней Своё могущество; наличность смерти, исключающей существование суетных и надменных замыслов человека, является наилучшим полем действий для Бога живого. Вот почему Иегова говорит Аврааму: "Посмотри на небо, и сосчитай звезды, если ты можешь счесть их. И сказал ему: Столько будет у тебя потомков." Душа, взирающая на Бога воскресения, становится вместилищем безграничных благословений Божиих, потому что ничего нет невозможного для Того, Кто может смерть превратить в жизнь.

"Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность." Это вменение Аврааму праведности основано на вере Авраама в Бога, могущего оживлять мёртвых. Таким являет себя Бог в мире, где царствует смерть; душа верующего в Него как в Обновителя жизни, Ему угодна и праведна в очах Его. Человеку не дано быть соработником Божиим в деле оправдания - что может сделать человек посреди господства смерти? Воскресит ли он мёртвых? Откроет ли двери гроба? Сумеет ли он, избежав смерти, в полноте жизни и свободы выйти за пределы своего жалкого земного существования? Конечно, нет, а следовательно он никогда не может достичь праведности, или положения сына. "Бог не есть Бог мёртвых, но Бог живых" (Марк. 12,27). Вот почему до тех пор, пока человек не освободится от власти смерти и господства греха, ему остаются чужды как положение сына, так и условия праведности пред Богом. Один лишь Бог может разрушить все препятствия, мешающие усыновлению человека к праведности; и оба эти факта являются следствием веры в Бога как в Того, Кто воскресил из мёртвых Христа.

Именно такою представляет нам апостол Павел в Рим. 4 веру Авраама, говоря: "Впрочем не в отношении к нему одному написано, что вменилось ему, но в отношении к нам: вменится и нам, верующим в Того, Кто воскресил из мёртвых Иисуса Христа, Господа нашего. Бог воскресения составляет и для нас предмет веры, вера же наша является основанием нашей праведности. Если б, подняв глаза к небу, усеянному бесчисленными звёздами, Авраам затем остановил их на себе, на своём "омертвелом теле", никогда не удалось бы ему поверить, что потомство его будет так же многочисленное, как звезды небесные. Но Авраам не принимал в расчёт своего собственного тела; он сообразовался лишь с могуществом Бога воскрешающего, а так как могущество это должно было сделаться источником обетованного семени, звезды небесные и песок, покрывающий берега моря, служили лишь слабыми прообразами великих и чудных дел Божиих.

Так же и грешник, услышавший радостную весть Евангельскую, глазами веры узревший весь свет присутствия Божия и затем исследующий неизмеримые глубины своей собственной греховной природы, непременно воскликнул бы: "Дерзну ли предстать пред лицо Божие? Могу ли помыслить обитать в неприступном свете присутствия Господня?" Но, да будет благословенно имя Его, сам по себе совершенно несостоятельный, грешник находит полное удовлетворение в даруемом ему Богом Сыне, исшедшем из недр Отчих, вознесённом на крест, положенном во гроб, воссевшем затем на престоле одесную Отца; в Сыне Божием, всем существом и искупительным делом Своим заполнившем все пробелы, все расстояние между двумя исходными точками Ничего нет возвышеннее недр Отчих, вечного жилища Сына, ничего более низкого, чем крест и гроб; но Христа (о дивная истина!) находим мы и в недрах Божиих, и во гробе, Он предал Себя на смерть, дабы позади Себя, в прахе могилы, оставить весь гнёт греха и беззаконий народа Своего; гробом Своим положил Он конец всякому началу человеческому, конец греху, конечный предел могуществу диавола Гроб Христов положил всему конец Воскресение же Христа переносит нас за границы этого предела, делает нетленным основанием славы Божией и блаженства человека. Только очи веры созерцают Христа воскресшего; в Нем они находят торжественный ответ касательно вопроса греха, суда, смерти и гроба Одержавший божественную победу над всем этим восстал из мёртвых, воссел одесную величия Божия на небесах; и, что ещё несравненно больше, Дух Воскресшего и Прославленного делает всякого верующего в Него чадом Божиим Верующий обновлённым выходит из гроба Христова, как написано: "И вас, которые были мертвы во грехах, и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив нам все грехи (Кол 2,13).

Итак, мы видим, что звание сына, будучи основано на воскресении, тесно связано с оправданием, праведностью и полным освобождением от всего того, что было каким бы то ни было образом против нас Бог не мог допустить нас в присутствие Своё, пока грех обладал нами, Он не мог допустить, чтобы какое-либо пятно лежало на Его сынах или дщерях Отец блудного сына не мог допустить к своему столу сына, одетого в рубище, приобретённое в стране чужой. Хотя сын и был в рубище, это не помешало отцу пойти навстречу, броситься ему на шею и обнять его то было дело благодати отчей, особенно подчеркнувшее эту благодать; но к трапезе своей отец не мог допустить сына, одетого в рубище Благодать, побудившая отца выйти навстречу блудному сыну, проявилась в справедливом отношении отца к сыну и вернула последнего в дом отчий. Благодать не позволила отцу ждать, пока сын сам позаботится о приобретении себе приличной одежды; правосудие же не позволяло, с другой стороны, ввести его в дом в одежде земли чужой; но когда отец выходит сыну навстречу и бросается ему на шею, благодать и правда проявляются здесь во всем своём блеске, во всем величии своём, свойственном каждой из них, не давая однако сыну права занять место за трапезой отца, пока он не был облечён отцом в одежду, присущую его высокому и блаженному положению Бог во Христе снизошёл до самого низкого нравственного уровня человека, дабы уничижением Своим возвести человека на высшую степень блаженства, ввести его в общение с Самим Собою Из всего этого становится очевидным, что наше усыновление, вся слава и преимущества, с ним связанные, ни мало не зависят от нас самих Мы так же мало имеем в этом вопросе значения, как мало значило омертвение тела Авраама и утробы Сариной в вопросе возникновения семени многочисленного, как звезды небесные и как песок морской Все исходит исключительно от Одного Бога Бог Отец предначертал; Бог Сын положил основание; Бог Дух Святой возвёл здание, носящее надпись: "Верою, независимо от дел закона" (Римл. 3,28).

Глава, нами изучаемая, обрисовывает и ещё один факт большой важности: наследие. Вопрос об усыновлении и правосудии Божием уже решён бесповоротно и окончательно. Тогда Господь говорит Аврааму: "Я Господь, Который вывел тебя из Ура Халдейского , чтобы дать тебе землю во владение" (ст. 7). Тут возникает и обсуждается вопрос о наследии и том особом пути, по которому предстоит идти избранным наследникам Божиим для достижения обетованного наследия. "Если (мы) дети, то и наследники, наследники Божий, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться" (Римл. 8,17). Путь, ведущий в обетованную землю, изобилует страданиями, огорчениями и бедствиями всякого рода; но верою мы можем, благодарение Богу, сказать: "Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас" (Римл. 8,18). и ещё: "Кратковременное лёгкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу"; (2 Кор. 4,17). и наконец: "Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда" (Римл. 5,3-4). Пить чашу, испитую божественным Учителем нашим, креститься крещением Его, в блаженном общении с Ним проходить путь, ведущий прямо к славному наследию нашему - вот наше великое счастье и очевидное преимущество наше. Как Сам Наследник, так и все сонаследники Его достигают наследия этого стезями страданий.

Будем однако помнить, что страдания, выпадающие на долю сонаследников Христа, характера карательного. Это не страдания от руки бесконечного правосудия вследствие греха; все то было полностью встречено на кресте, когда божественная жертва склонила свою священную голову под ударами правосудия Божия. "Потому что Христос... однажды пострадал за грехи" (1 Пётр. 3,18), и это "однажды" совершилось на кресте, и больше нигде. Никогда не страдал Он за грехи наши раньше, никогда уже больше не будет страдать за них. "Он однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею" (Евр. 9,26). "Христос однажды принёс Себя в жертву" (Евр. 9,28).

Христос страдающий представляется нам двояко: во-первых, Христос, поражённый гневом Иеговы; затем Христос, отверженный людьми. Первое страдание нанесено было Ему Одному; нам же даны преимущество и честь быть соучастниками Его страданий второго рода. Поражённый гневом Иеговы за грех мира, Христос страдает совершенно Один, потому что кто же мог страдания за грех разделить с Ним? Он Один вынес на Себе весь гнев Божий, Один сошёл "в дикую долину, которая не разработана и не засеяна" (Втор. 21,4); там раз и навсегда покончил Он с вопросом о наших грехах. Этой части страданий Христовых мы навеки обязаны Ему во всем, не принимая никакого участия в несении их. И боролся, и победу одержал Христос Один, но добычу Свою Он делит с нами. Один был Он "в страшном рву и тинистом болоте" (Пс. 39,3), но лишь только встал Он на "скалу" воскресения, Он тотчас же соединил нас с Самим Собою. Он был Один, когда, испуская дух, Он "возопил на кресте громким голосом" (Марк. 15,37), но с нами вместе поёт "песнь новую" (Пс. 39,4).

Теперь весь вопрос в том, откажемся ли мы страдать с Ним от людей после того, что Он за нас пострадал от Бога? Что вопрос этот существует, видно уже из того, что Дух Святой всегда употребляет слово "если", когда дело заходит об этом предмете. "Если страдаем с Ним" (Рим. 8,17); "если терпим, то и царствовать будем" (2 Тим. 2,12). Когда дело шло об усыновлении, никаких условий не ставилось; высокое звание сына мы получили не страданиями, но животворящей силой Духа Святого по предвечным предначертаниям Божиим, основанным на искупительной жертве Христа. Ничто не может пошатнуть это положение. Членами семьи мы не делаемся чрез страдания; апостол Павел не говорит фессалоникийцам: "Чтобы вам удостоиться сделаться членами семьи Божией, за которую вы страдаете" (2 Фес. 1,5). Фессалоникийцы уже вошли в число членов семьи Божией, но они должны были сделаться наследниками Царства, достигнуть чего можно лишь путём страданий; степень этих страданий зависела от степени их преданности Царю и их сходства с Царём. Чем более мы Ему уподобляемся, тем более с Ним и страдаем; чем глубже будет наше общение с Ним в страданиях Его, тем теснее будет наше общение с Ним и в Его славе. Существует большая разница между домом Отца и Царством Сына. В первом является вопрос о способности, а во втором - о назначенном положении. Все мои дети могут сидеть со мною за столом; но насколько они воспользуются моим обществом и беседою со мною, это зависит от их личных способностей. Один из моих сыновей будет сидеть у меня на коленях, радуясь моей близости, но не будучи в состоянии понять ни одного моего слова; другой проявит, быть может, редкую смышлёность в разговоре, но не будет, однако, от этого нисколько счастливее ребёнка, сидящего у меня на коленях. Но как относится каждый из моих сыновей к выполнению своих обязанностей относительно меня, насколько каждый из них похож или не похож на меня, - это вопрос совершенно другой. Сравнение, мною приведённое, является лишь слабой картиной, обрисовывающей способность в доме Отца и назначенное положение в Царстве Сына.

Не забудем, однако, что страдания со Христом проистекают не от рабской нашей зависимости, но составляют наше преимущество и служат выражением добровольной нашей преданности Богу; это не железные узы закона, но дар благодати. "Вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него" (Фил. 1,29). Несомненно, что истинный источник страданий Христовых заключается в сосредоточении нашей любви на Нем. Чем больше возлюбим мы Христа, тем более сблизимся мы с Ним; чем более сближаемся мы с Ним, тем с большей верой будем мы Ему подражать; чем вернее будем мы Ему подражать, тем более мы будем и страдать с Ним. Итак, все истекает из любви ко Христу; слова "будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас" (1 Иоан. 4,19) выражают основную истину. В этом вопросе, как и во всех других, будем опасаться впадать в дух подзаконности; потому что не следует воображать, чтобы человек, имея на шее своей ярмо подзаконности, страдает за Христа. Увы, скорее надо опасаться, что таковой человек не знает Христа, не знает блаженства усыновления и не установлен в благодати: он, скорее, ищет достигнуть семьи делами закона, чем достигнуть Царства путём страданий.

С другой стороны, не будем также отстранять от себя чашу и крещение Учителя нашего. Не будем пользоваться всеми плодами, дарованными нам крестом Его, отказываясь при этом отречься от самих себя, как того от нас требует крест Христов. Будем уверены, что путь, ведущий в Царство, не освещён светом благоволения мира, не усеян розами мирского счастья. Христианин, имеющий успех в мире сём, с полным основанием может опасаться, ходит ли он в общении со Христом. "Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет" (Иоан. 12,26). Какова была цель всей земной жизни Христа? Старался ли Он приобрести на земле власть, искал ли в мире влияния и высокого положения? Нет; на кресте, между двумя осуждёнными разбойниками, нашёл Он Себе место. "Но, - скажут некоторые, - то было дело Божие и дело десницы Господней". Это, конечно, так, но и человек участвовал во всем этом. И на основании этой истины, если мы идём за Христом, мы непременно будем отвергнуты миром. Наше соединение со Христом открывает нам небо и в то же время изгоняет нас из мира; если, считая себя небесными, мы не несём на себе поругания мира, это служит лишь доказательством того, что что-то не ладно. Если б сегодня Христос был на земле, каким путём шёл бы Он, куда вёл бы этот путь и чем бы он заканчивался? Пожелаем ли мы идти по этому пути с Ним? Да даст нам Господь во свете Слова Своего ответить на эти вопросы, потому что Слово это острее меча обоюдоострого и обнажает сокровенные тайники души нашей пред взором Всемогущего; и да соделает нас Дух Святой верными учениками нашего отсутствующего Учителя, распятого и отверженного. Живущий по духу исполняется духом Христовым; исполнившись же духа Христова, человек не занимается более своими личными страданиями, но поглощён интересами Того, ради Кого он страдает. Если взгляд устремлён на Христа, временные наши страдания теряют всю свою силу в сравнении с настоящей духовной радостью и грядущей славою.

...Предмет наследия заставил меня распространиться более, чем я думал; но я не сожалею об этом, потому что это вопрос первостепенной важности. Бросим теперь беглый взгляд на знаменательное видение Авраама, описанное в последних стихах этой главы: "При захождении солнца крепкий сон напал на Авраама; и вот напал на него ужас и мрак великий. И сказал Господь Аврааму: "Знай, что твои будут пришельцами в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет. Но Я произведу суд над народом, у которого они будут в порабощении; после сего они выйдут с большим имуществом. Когда зашло солнце и наступила тьма, вот дым как бы из печи и пламя огня прошли между рассечёнными животными."

В этих двух образах "дыма из печи" и "пламени", можно сказать, заключается вся история Израиля. Первый представляет собою различные эпохи испытаний и страданий Израилевых: их долгое рабство в Египте, время владычества над ними царей Ханаанских, годы их Вавилонского плена и, наконец, время их настоящего рассеяния по земле. Во все эти различные периоды времени Израильтяне как бы проходили через "дым из печи" (см. Втор. 4,20; 3 Цар. 8,51; Ис. 18,10).

"Пламя огня", напротив, являет собою прообраз тех фазисов истории Израиля, в которые Иегова оказывал ему особую милость и помощь Свою; таковы освобождение его от ига Египетского рукою Моисея; освобождение от могущества царей Ханаанских с помощью судей Израилевых; возвращение из Вавилона по приказанию Кира и, наконец, окончательное освобождение народа Божия, когда Христос явится во славе Своей. Путь к наследию идёт непременно чрез облака дыма, и чем гуще "дым из печи", тем будет ярче и "пламя огня", тем ярче и "светоч" спасения Божия.

Правило это применимо не только к народу Божию, взятому во всей его совокупности; оно относится и к каждому отдельному члену, входящему в состав его. Путь всякого верующего, занимающего более или менее выдающееся положение в рядах служителей Божиих, неизбежно проходит чрез облака "дыма из печи" и только впоследствии приводит к "пламени" огня или к мирному сиянию "светоча" "Ужас и мрак" овладели Авраамом; Иакову пришлось переносить в течение двадцати лет тяжкие работы в доме Лавана; Иосиф прошёл чрез дымящуюся печь огорчений в темнице Египетской; Моисей провёл сорок лет в пустыне Так должно быть со всеми служителями Бога. Они должны быть сначала "испытаны", и потом уже они допускаются до служения, если они "беспорочны" (1 Тим. 3,10). Принципы Божий о тех, которые Ему служат, выражены словами ап. Павла "не должен быть из новообращённых, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (1 Тим. 3,6). Быть чадом Божиим и быть служителем Христовым - не одно и то же, но и тоже. Если я предоставлю своему ребёнку заботу о своём саде, он там наделает, быть может, только беду, не сделав ничего хорошего Почему? Потому ли, что он моё возлюбленное дитя? Нет, но потому, что он неопытный садовник. В этом вся разница. Сыновние отношения и служение - вещи совершенно разные Ни одно из детей Королёвы не способно быть в настоящее время её первым министром Это не значит, что всякому чаду Божию не следует исполнять порученное ему дело, учиться страдать; но что общественное служение и полное порабощение плоти духу тесно связаны в мысли Божией, - это неоспоримый факт. Всякий, желающий открыто свидетельствовать о Боге пред миром, должен отличаться особенным смирением, иметь суждение здравое и дух покорный; должен носить в себе "мертвенность Иисуса", сломить свою личную волю, облечься приветливостью в обращении со всеми, потому что в этом сказывается его внутренняя отдача Богу. Несомненно, что все, выступающие впредь для служения Богу и более или менее не обладающие нами переименованными нравственными качествами, рано или поздно неминуемо падут.

Держи, Господи Иисусе, непосредственно близко к Себе и в руке Твоей слабых служителей Твоих!

Глава 16

Здесь мы видим, как Авраамом овладевает неверие и он ещё раз на некоторое время уклоняется от пути блаженного и детского доверия к Богу. "И сказала Сара Аврааму: Вот, Господь заключил чрево моё" (ст. 2). Слова эти выражают обычное нетерпение, составляющее отличительную черту неверия; Авраам должен был это понять и со своей стороны терпеливо ожидать исполнения Господом милостивого обетования Его; но наше бедное плотское сердце предпочитает любое положение, кроме выжидательного: оно идёт на всевозможные сделки, создаёт всякие планы, всячески изыскивая выход из затруднительного положения вместо того, чтобы оставаться в нем. Поведение ребёнка представляет нам в этом отношении многочисленные примеры: когда мы что-либо обещаем ребёнку, ему и в голову не приходит сомневаться в наших словах; нам однако же нередко приходится быть свидетелями, с каким волнением и нетерпением он ожидает выполнения данного ему нами обещания. В поведении ребёнка мы, как в зеркале, открываем наше собственное отражение. В 15-й главе Авраам доказывает свою веру, в 16-й же главе обнаруживает своё нетерпение; таким образом, мы яснее и лучше понимаем глубокий смысл и всю важность изречения апостола: "Дабы вы не обленились, но подражали тем, которые верою и долготерпением наследуют обетования" (Евр. 6,12). Бог даёт обетование, вера ухватывается за него; надежда полагается на это обетование, а терпение спокойно ожидает исполнения его.

В коммерческом мире существует так называемая "валюта" векселя; нечто подобное находим мы и в жизни веры: обетования Божий имеют также свою определённую ценность; мы оцениваем обетования Божий во столько, во сколько мы умеем ценить сущность Самого Бога. Душа покорная и терпеливая получает поэтому полную награду от Бога, ожидая от Него исполнения всего обещанного.

Что касается Сары, смысл её слов, обращённых к Аврааму, был в сущности такой: "Господь обманул меня; попробую, не поможет ли мне в этом деле моя служанка-египтянка." Неверие склонно опираться на все за исключением Бога; часто приходится лишь удивляться, к каким ничтожным, бессмысленным средствам прибегает верующий, когда он теряет сознание присутствия Божия, забывает, что верность Божия непоколебима, что Бог силён исполнить все. Тогда душа теряет это мирное настроение, эту уравновешенность, столь необходимую для верного хождения пред Богом; для достижения своей цели она готова прибегать к человеческим ухищрениям всякого рода, считая все это позволительным и даже похвальным.

Но безнаказанно выйти из безусловного подчинения Господу нельзя: это имеет пагубное влияние на душу. Если б Сара сказала: "Плоть обманула меня, но Бог - надежда моя", она поступила бы правильно, потому что плоть действительно обманула её. Испытав несостоятельность плоти с одной стороны, Сара, не научившаяся ещё отвращать взгляд свой от плоти во всех её проявлениях, решилась обратиться к другому виду той же плоти. На взгляд Бога, как и на взгляд веры, природа Агари нисколько не была лучше Сары: всякая плотская природа, как старая, так и молодая, не имеет никакой цены в глазах Бога, а следовательно, и в глазах веры. Но мы лишь настолько вмещаем в себя эту истину, насколько на деле, на опыте, Бог сделался центром нашего существования. С той минуты, что мы отвращаем взгляд наш от Бога славы, мы способны впадать во всевозможные измышления человеческого неверия; и лишь настолько, насколько мы действительно опираемся на Бога живого, единого истинного н мудрого, можем мы освобождаться от всякого влияния человеческого. Это не значит, что мы призваны презирать орудия, употребляемые Богом; этим мы доказали бы не веру, а равнодушие наше. Вера придаёт значение орудию не ради него самого, но ради Того, Кто им пользуется: неверие, напротив, смотрит лишь на орудие и ставит успех дела в зависимость от мнимого могущества этого орудия вместо того, чтобы причину успеха искать в могуществе Бога, по благости Своей соблаговолившего употребить в дело это орудие. Взглянув сперва на Давида, затем на филистимлянина, Саул сказал: "Не можешь ты идти против этого филистимлянина, чтобы сразиться с ним, ибо ты ещё юноша." Но для Давида вопрос заключается совсем не в том, имеет ли он силу победить Филистимлянина; ему важно было лишь знать, имеет ли эту силу Иегова.

Путь веры - путь прямой и узкий. Вера и не обоготворяет орудий, и не презирает их; она ценит их настолько, насколько их употребляет Бог, но не больше того. Существует огромная разница между употреблением, которое делает из твари Бог на благо мне, и употреблением, которое из неё делает человек, с целью устранить Бога; это часто упускается из виду. Бог употребил в дело воронов, чтоб питать Илию. Илия же не воспользовался ими, чтоб умалить значение Бога. Когда сердце действительно занято Богом, оно не придаёт никакого значения орудиям Божиим; оно рассчитывает на Бога с полной уверенностью, что, какие бы орудия Бог ни употребил, Он всегда благословит, поможет, все усмотрит для боящихся Его.

В случае, рассматриваемом нами, Агарь очевидно не была орудием Божиим для исполнения обетования, данного Богом Аврааму. Бог обещал Аврааму сына, но не сказал, что сын этот произойдёт от Агари. Библейский рассказ повествует нам, что Авраам и Сара сообща прибегли к помощи Агари и этим навлекли на себя много неприятностей; потому что Агарь, "увидев, что (она) зачала, стала презирать госпожу свою"; но это было лишь началом всех затруднений, которые произошли оттого, что Авраам и жена его с такой поспешностью прибегли к помощи человеческой. Достоинство Сары было попрано её служанкой-египтянкой: Агарь увидела слабость госпожи своей и стала презирать её.

Достоинство и авторитет можно сохранить лишь при условии полной зависимости от Бога. Никто так независим от всего окружающего, как человек, ходящий по вере и ожидающий всего от Бога Одного; но лишь только чадо Божие становится должником плоти или мира, оно тотчас же теряет своё достоинство и сразу это сознаёт. Мы не даём себе отчёта, какой ущерб душе нашей наносит малейшее отступление от пути веры. Конечно, идущие по пути Божию встречают и испытания, и труд, но они могут быть вполне уверены, что все это им возместится радостию и блаженством, которые сделаются уделом их; человек же, уклоняющийся от пути этого, идёт навстречу несравненно большим испытаниям, ничем не смягчённым, ничем не вознаграждённым.

"И сказала Сара Аврааму: В обиде моей ты виновен". В своей неверности мы склонны винить других. Сара лишь пожинала плоды своей ошибки; и тем не менее она говорила Аврааму: "В обиде моей ты виновен; затем с позволения Авраама она придумывает средство избавиться от испытания, которое сама на себя навлекла своим нетерпением. "Авраам сказал Саре: вот, служанка твоя в твоих руках; делай с нею, что тебе угодно. И стала Сара притеснять её, и она убежала от неё" (ст. 5-6). Но таким путём ничего достичь нельзя; притеснениями не удалось избавиться от служанки. Если мы, впадая в ошибки, терпим от последствий их, гордостью и насилием мы не можем от них освободиться. Прибегая к подобным мерам, мы лишь усугубляем зло. Когда мы согрешаем, нам должно смириться, чистосердечно исповедать грех наш и ожидать избавления от Бога. Ничего подобного не видим мы, однако, в поведении Сары: напротив, она, по-видимому, даже и не сознаёт греховности своего поступка; и вот, вместо того, чтобы ожидать освобождения от Бога, она сама, своими средствами, надеется освободиться от затруднения. Но все усилия, нами употребляемые для исправления наших ошибок, нами чистосердечно не исповеданных, лишь усложняют наше положение. Вот почему Господу угодно было, чтобы Агарь вернулась к госпоже своей и родила сына, но не сына обетования, а сына, причинившего испытание Аврааму и дому его, как это мы увидим впоследствии.

На основании всего вышеизложенного мы, во-первых, приходим к одному важному практическому выводу, а во-вторых, знакомимся с новыми ветхозаветными прообразами. Прежде всего на этом примере мы убеждаемся, что если по неверию нашему мы впадаем в какую-либо ошибку, мы напрасно надеемся её тут же в одну минуту исправить своими собственными средствами. В мире все совершается последовательно: "Что посеет человек, то и пожнёт. Сеющий в плоть свою, пожнёт тление; а сеющий в дух, от духа пожнёт жизнь вечную" (Гал. 6,7-8). Это неизменное правило, встречаемое нами всюду в Писании и в нашей собственной жизни. Бог прощает грех и восстанавливает душу; но нам приходится пожинать нами посеянное. Авраам и Сара долгие годы переносили присутствие служанки и её сына и освободились от них лишь согласно воле Божией. Полная отдача себя в руки Божий сопровождается особенным благословением. Если бы в рассматриваемом нами случае Авраам и Сара поступили по духу, им не пришлось бы страдать от присутствия служанки и сына её: но они прибегли к помощи плоти, и им пришлось нести последствия своего поступка. Часто - увы! - мы похожи на "лошака несмысленного" вместо того, чтобы смирять и успокаивать душу свою, как "дитя, отнятое от груди матери" (Пс. 130,2). "Лошак несмысленный" изображает того, кто вступает в ожесточённую борьбу с обстоятельствами, вследствие чего не только от них не избавляется, но лишь сильнее чувствует на себе их гнёт. "Дитя, отнятое от груди матери", представляет собою тех, кто покорно склоняет голову пред каждым испытанием и беззаветной покорностью своей смягчает горечь своей тяжёлой доли.

С другой стороны, мы встречаемся здесь, в лице Агари и сына её, с прообразами завета или союза, основанного на законе, и всех тех, которые от него рождаются для служения делам закона. "Ибо написано, что Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной. Но который от рабы, тот рождён по плоти; а который от свободной, тот по обетованию. В этом есть иносказание: это два завета; один от горы Синайской рождающий в рабство, который есть Агарь..." (Гал. 4,22-25). В этом важном изречении апостола "плоть" противоставляется "обетованию", и таким образом мы узнаем не только, какое значение придаёт Бог слову "плоть", но и как Он смотрит на усилие, которое употребил Авраам для получения чрез Агарь обетованного семени вместо того, чтобы довериться "обетованию" Божию. В лице Агари и Сары представляются два диаметрально противоположные завета. Один "рождал в рабство", потому что он принимал в расчёт способности и действия плоти и ставил в зависимость от них жизнь человека. "Исполнивший его (т.е. завет) жив будет им." Таков завет, олицетворённый Агарью. Но завет, изображённый Сарою, являет Бога Богом обетования, и обетования, совершенно независимого от человека и основанного единственно на благоволении и могуществе Божием. Бог не допускает слова "если" в Своих обетованиях. Он их даёт без всяких условий и с непреложным решением выполнить их; и вера всецело уповает на Бога. Выполнение Богом обетовании исключает всякое усилие плоти; в этом именно Авраам и Сара оказались виновными пред Богом. Они попытались своими усилиями достичь того, что по неизменному обетованию Божию и помимо их вмешательства составляло уже их достояние. Так всегда поступает неверие. Своею суетливою деятельностью оно создаёт тучи, заволакивающие душу и заслоняющие от неё лучи славы Божией. "И не совершил там многих чудес по неверию их" (Матф. 13,58). Один из характерных признаков веры заключается в предоставлении Богу свободы действий для проявления силы Его; когда начинают проявляться дела Божий, человеку, конечно, подобает в благоговении склониться пред дивной силой Господа нашего.

Ошибка, в которую впали галаты, заключалась в том, что они прибавили нечто "от плоти" к тому, что уже совершил на кресте Христос. Евангелие, возвещённое им апостолом Павлом и принятое ими, было простым возвещением благодати Божией, совершенной, вечной, безусловной. У них "пред глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у них распятый" (Гал. 3,1). Это было не только обетование Божие, но обетование, уже божественно и со славою выполненное. В Христе распятом разрешились все вопросы как относительно прав Божиих, так и относительно духовных потребностей человека; но лжеучители опровергают или стараются опровергнуть все Евангелие Христово, говоря: "Если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись" (Деян. 15,1); таким образом, по заявлению самого апостола, они "отвергли благодать Божию" и "Христос напрасно умер" (Гал. 2,21). Или Христос спасает всецело, или Он совсем и не Спаситель. Коль скоро кто-либо говорит: "Пока вы не сделаете того или другого, вы не можете спастись", он опровергает этим с начала до конца все христианство, ибо христианство это являет мне Бога, снисходящего лично до меня, каков бы я ни был, до грешника виновного, жалкого и погибшего по своей собственной вине; являет мне Бога во имя принесённой Им Самим на кресте жертвы, дарующего мне полное прощение всех моих грехов, полное освобождение из моего отчаянного положения.

Вот почему всякий, говорящий: "Вы должны сделать то или другое для вашего спасения", лишает крест всей его славы и отнимает от нас всякий мир; потому что если спасение зависит от того, что мы из себя представляем или от того, что мы делаем, мы погибнем неминуемо. Но, благодарение Богу, дело обстоит совершенно иначе. В основе Евангелия лежит великая истина, что Бог есть ВСЕ, а человек - НИЧТО; дело идёт не о смешении Божественного и человеческого; все и везде Бог. Мир, даруемый Евангелием, не основывается отчасти на деле Христовом, отчасти на деле человека; он держится всецело и единственно на деле Христовом, потому что дело это совершенно, навеки совершенно само по себе, и при этом содействует усовершенствованию всех, на него опирающихся.

В завете закона Бог, так сказать, бездействовал некоторое время, чтоб посмотреть, что в силах окажется сделать человек; в Евангелии же мы застаём Бога в действии, а человек призывается "стоять и смотреть на спасение Господне" (2 Пар. 20,17). Основываясь на этом, апостол, нимало не колеблясь, говорит: "Вы, оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати" (Гал. 5,4). Если человек призван что-либо внести в дело своего спасения. Итак, если спасение есть дело благодати, надо, чтоб оно было наполовину делом закона, наполовину делом благодати; это два отдельные и различные завета. Это Сара и Агарь; если это Агарь, Бог устранён; если Сара, человек исключён; и так оно идёт с начала до конца. Закон обращается к человеку, он испытывает человека, показывает его действительную цену, обнаруживает его падение, заключает его под проклятие, держит его под проклятием, пока человек считается с законом, т.е. пока человек жив. "Закон имеет власть над человеком, пока он жив" (Рим. 7,1). Со смертью человека власть закона, естественно, прекращается (см. Рим. 7,1-6; Гал. 2,19; Кол. 2,20. 3,3), хотя закон и сохраняет за собою право произносить проклятие на всякого человека живущего.

Напротив, Евангелие утверждает, что человек погиб, пал, мёртв; Бога же оно являет таким, как Он есть - Спасителем всех погибших, Богом, милующим виновных, Животворящим мёртвых; оно не представляет Бога требующим чего бы то ни было от человека (потому что что же может дать человек, умерший несостоятельным должником?), но являющим человеку дар благодати Своей в деле искупления.

Итак, между этими двумя заветами, заветом закона и заветом благодати, существует огромная разница, что даёт возможность уразуметь всю силу слов апостола в Послании к галатам: "Удивляюсь." - "Кто прельстил вас?" - "Боюсь за вас." - Я в недоумении о вас." - "О, если бы удалены были возмущающие вас!" - Таким языком говорит Дух Святой, знающий цену Христу во всей Его полноте, знающий также цену спасению Христову и сознающий, насколько познание Христа и Его спасения необходимы падшему грешнику. Таких сильных выражений мы не находим ни в одном из остальных Посланий к коринфянам, несмотря на господство среди них самых грубых, трудно искоренимых недостатков. Всякая ошибка, всякое заблуждение человека могут быть исправлены вмешательством благодати Божией; но галаты, подобно Аврааму в этой главе, отвратились от Бога, снова обратились к помощи плоти. Какое средство могло оказаться в этом случае действительным? Как исправить ошибку, состоящую в отпадении от того, что одно может исправить все? Отпасть от благодати - это значит возвратиться под власть закона, от которого можно ожидать только проклятия Господь да утвердит нас в преизбыточной благодати Своей!

Глава 17

В этой главе мы видим, каким путём Бог исправляет ошибку Авраама. "Авраам был девяноста девяти лет, и Господь явился Аврааму, и сказал ему: "Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен" (Д). Это изречение исполнено глубокого смысла. Очевидно, что, прибегая к средству, ему предложенному Сарою в отношении Агари, Авраам не ходил пред лицом Всемогущего Одна лишь вера делает нас способными ходить пред Богом Всемогущим; неверие же всегда более или менее сообразуется с своим собственным "я", с обстоятельствами, причинами второстепенной важности и всякими другими плотскими началами, лишая нас таким образом той радости, того мира, той ясности и независимости духа, которые составляют удел человека, опирающегося на десницу Всемогущего Вдумаемся в это: Бог не есть пища души нашей, каковою Он должен бы быть и которою Он был бы, если б мы ходили в простоте веры и полной зависимости от Него.

"Ходи предо Мною." Настоящее могущество достигается хождением перед лицом всесильного Бога; для этого сердце не должно быть занято ничем другим, кроме Одного Бога. Полагаясь на плоть, мы уже не ходим пред Богом, ходим пред творением Его. Несказанно важно знать, пред кем мы ходим и какую цель преследуем, к чему мы стремимся и на кого полагаемся в эту минуту. Заполняет ли Бог всю будущность нашу; не отводим ли мы в ней места людям и обстоятельствам. Потеряла ли тварь всякое значение в глазах наших? Единственное средство, нас возносящее от мира, это хождение верою, потому что вера так всецело наполняет жизнь присутствием Божиим, что не остаётся более места ни для твари, ни для мира. Если Бог наполняет все поле моего действия, все прочее исчезает, и я могу присоединиться к словам Псалмопевца: "Только в Боге успокаивайся, душа моя! Ибо на Него надежда моя. Только Он - твердыня моя и спасение моё: не поколеблюсь" (Пс. 61,6-7). Это слово "только" глубокого значения, плоть не может его произнести; не потому, что оно формально исключает Бога под влиянием дерзкого и кощунственного скептицизма, но оно несомненно не может сказать "Он только".

Важно принять к сведению, что Бог не разделяет славы Своей с творением Своим ни в Своих заботах о нашей теперешней, повседневной жизни, ни в деле вечного спасения. С начала и до самого конца действие принадлежит Ему только, и Ему Одному, и это так в действительности. Недостаточно зависеть от Бога только на словах, тогда как в сущности сердце наше делает плоть опорою своею. Бог обнаружит все, исследует наше сердце, ввергнет в горнило испытания нашу веру: "Ходи предо Мною и будь непорочен." Вот путь, ведущий к истинной цели. Когда, милостью Божией, душа перестанет опираться на плоть, тогда и только тогда она приходит в желанное состояние, делающее её способною поддаваться действию Божию. Когда же действует Бог, успех заранее обеспечен. Бог не оставляет ничего недоконченным; Он усматривает все для уповающих на Него. Когда высшая мудрость, всемогущество и бесконечная любовь действуют сообща, сердце верующего может покоиться в мире. Зная, что не существует ни слишком великих, ни слишком малых обстоятельств для "Бога Всемогущего", мы не имеем никакого основания беспокоиться о чем бы то ни было. Эта истина поставит всякого верующего в блаженное положение, в котором мы застаём в этой главе Авраама. Лишь только Бог вполне определённо сказал ему: "Предоставь Мне все; Я усмотрю все, даже и то, что выходит далеко за пределы тщеславных желаний и сокровенных ожиданий твоего сердца: потомство, наследие и все, с ними связанное, сделаются полным и вечным достоянием твоим ради завета Бога Всемогущего", -"Авраам пал на лицо своё" (ст. 3). Блаженное положение! Единственное положение, подобающее грешнику немощному, нагому, бесполезному пред Богом живым, Творцом неба и земли, Владыкою вселенной, пред Богом Всемогущим.

"И Бог... сказал..." Когда человек лежит пред Богом во прахе, Бог может милостиво говорить с ним. Положение, которое принимает здесь пред Богом Авраам, выражает глубокое благоговение, которое овладевает Авраамом в присутствии Божием: проникнутый сознанием своей немощи, своего ничтожества, он падает пред Богом на лицо своё; это смиренное положение есть верный предтеча явления душе Самого Бога. Когда тварь повергается в прах пред лицом Божиим, Бог может явить Себя ей таким, как Он есть, явить ей всю славу своего Божества. Он не даст другому славы Своей. Он открывается человеку, дозволяет ему поклониться силе Своей; но пока человек не займёт места, подобающего ему, Бог не может явить ему Своего истинного характера. Как различно положение Авраама в этих двух главах! В первой он руководится плотью; в другой он проникнут сознанием присутствия Божия. Там он действовал сам; здесь он падает ниц пред Богом; там он прибегал к своим личным соображениям и к соображениям Сары; здесь он отдаёт все, что его касается, своё настоящее и будущее, в руки Божий, позволяя Богу действовать за него, для него и через него. Вот почему Бог теперь может сказать: "Я сделаю тебя", "Я поставлю завет", "Я дам тебе", "Я благословлю тебя". Словом, здесь действует Один Бог и сила Божия, и это даёт покой бедному сердцу, которое успело уже познать всю свою несостоятельность.

Затем вводится завет обрезания. Всякий без исключения член семьи по вере призван теперь носить на себе печать этого завета. Не должно быть никакого исключения. "Непременно да будет обрезан рождённый в доме твоём и купленный за серебро твоё; и будет завет Мой на теле вашем заветом вечным. Необрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей, истребится душа та из народа своего; ибо он нарушил завет мой" (ст. 13-14). В Рим. 4,11 мы находим пояснение, что обрезание было "печатью праведности по вере". "Поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность" (ст. 11). Вменив Аврааму веру в праведность, Бог наложил "печать" Свою на него.

Печать, налагаемая теперь на верующих, не носится ими в виде наружного знака; она запечатлевается "в день искупления обещанным Духом Святым" (Еф. 4,30). Это основано на вечном союзе верующего со Христом и на полном отождествлении с Ним в Его смерти и воскресении, как написано: "И вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти. В Нем вы обрезаны нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым; бывши погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мёртвых. И вас, которые были мертвы в грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив нам все грехи" (Кол. 2,10-13). Эти знаменательные слова являют нам истинный смысл обрезания. Всякий верующий обрезан в силу животворящего соединения с Тем, Который крёстной смертью Своею навсегда уничтожил все, что препятствовало полному оправданию Его Церкви. За всякое пятно, омрачающее совесть членов тела Христова, за всякое греховное начало их природного естества понесено Христом осуждение на кресте; и теперь верующие почитаются умершими со Христом, с Ним погребёнными в смерть Его и с Ним же воскресшими; благоволение Христово лежит на них. Их грехи, их неправда, их беззакония, вражда и необрезание их - все это снято крестом. Приговор смерти ожидает плоть; но верующий получает дар новой жизни, тесно соединённый с Начальником жизни, со славою восставшего из мёртвых.

Это место Священного Писания показывает нам, что из гроба Христова вышла Церковь живая; что десница Господня, воскресившая из мёртвых Христа, дарует и полное прощение грехов Церкви его. Мы знаем, что воскресение Христа было следствием вмешательства чудного величия "силы Божией", другими словами, оно совершилось "по действию державной силы" (Еф. 1,19). Как рельефно обрисовываются этими выражениями все величие, вся слава искупления; как непоколебимо твёрдое основание, на котором оно покоится!

Какой дивный, невозмутимый покой обретают здесь сердце и совесть! Какой чудный отдых для утомлённой, обременённой грехом души! Все беззакония наши, не исключая и малейших прегрешений наших, погребены со Христом. Вот что совершил для нас Бог. Все нечистое, что могло открыть в нас всепроницающее око Божие, все это возложил Бог на главу Христа, пригвождённого ко кресту. Там, на кресте, совершился суд, дабы мы навеки освободились от мучений ада. Таковы драгоценные плоды чудных, неисследимых и вечных предначертаний искупительной любви. Мы "запечатлены" не какой-либо печатью внешней и видимой, но печатью Духа Святого. Все члены семейства по вере носят на себе печать эту. Цена крови Христовой и неизменная сила её таковы, что Дух Святой может "сотворить обитель Себе" в сердцах всех, уповающих на силу крови Христовой.

Что же остаётся делать нам, усвоившим себе эту великую истину? - Остаётся, конечно, лишь пребывать "твёрдыми, непоколебимыми, всегда преуспевая в деле Господнем" (1 Кор. 15,58).

Да будет, Господи, это силою Духа Твоего Святого, со всеми нами.

Глава 18

Эта глава представляет нам чудный пример получаемых человеком результатов, когда он живёт, отделившись от мира, подчиняясь во всем Господу. "Се стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним и он со Мною" (Откр. 3,20). "Кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё, и Отец Мой возлюбит его, и Мы придём к нему и обитель у него сотворим" (Иоан. 14,23). Сопоставление этого места с содержанием рассматриваемой нами главы показывает, что глубокое общение с Богом, составляющее удел послушной Богу души, совершенно чуждо тому, кто задыхается в светской атмосфере жизни. Вопрос отделения от мира нимало не зависит от вопроса прощения грехов и оправдания. Все верующие облечены в одни и те же ризы спасения; все они поставлены равно оправданными пред Богом. Одна и та же жизнь, истекающая от небесной Главы, изливается на всех членов земного её тела. Это учение, уже затронутое нами на многих предыдущих страницах, проходит чрез все Священное Писание. Но мы должны помнить, что оправдание и плоды оправдания - вещи совершенно различные. Быть ребёнком - одно; быть ребёнком послушным - другое. Отец же любит ребёнка, ему послушного, и послушного сына намечает исполнителем своих планов и мыслей. Не так ли поступает с нами Небесный Отец наш? Слова нашего Господа (Иоан. 14,23-24) несомненно подтверждают это и доказывают, что говорить, что мы любим Христа и в то же время "не соблюдать Слова Его", значить поступать лицемерно. Таким образом, несоблюдение Слова Божия является очевидным доказательством, что мы не ходим в любви к имени Христову. "Если кто любит Меня, тот соблюдает слово Моё." Наша любовь ко Христу доказывается тем, что мы исполняем то, что Он повелел нам, а не возгласами: "Господи! Господи!" К чему говорить: "Иду, Господи", если сердце и не помышляет исполнить произносимое слово (сравн. Матф. 21,28.32).

Как бы Авраам ни ошибался в подробностях своего хождения, в общем он жил в тесном общении с Господом, жизнью возвышенной, праведной; поэтому в рассматриваемый нами момент своей жизни Авраам пользовался тремя особенными духовными преимуществами, заключавшимися в возможности принести Богу нечто Ему угодное, пребывать в тесном общении с Богом и ходатайствовать пред Богом за других. Таковы славные преимущества, присущие хождению в святости, жизни отделения и послушания Богу. Послушание, являющееся плодом благодати Божией в сердце нашем, благоугодно Господу. Мы видим, какое великое благоволение на едином совершенном человеке, когда-либо существовавшем в мире; много раз засвидетельствовал это Бог словами, звучавшими с неба: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Моё благоволение" (Матф. 3,17). Жизнь Христа на земле была источником непрестанной радости на небе; все пути Его, все Его слова были как бы благовонным курением, возносившимся к престолу Божию. От яслей и до самого креста творил Христос благоугодное Отцу. Всякий перерыв, всякое уклонение, всякие неровности были исключены из жизни Его. Он был единственным совершенным в мире Человеком. В Нем Одном мог Дух Святой проявить всю полноту жизни. Исследуя ход священной истории, мы встречаем отдельные души, земное хождение которых составляло радость неба. Так и в изучаемой нами главе пришелец долины Мамре предлагает в шатре своём Иегове нечто, благоугодное Ему: дары предложены с любовию и приняты с благоволением (ст. 1-8).

Далее мы застаём Авраама в тесном общении с Господом, слышим, как Авраам ходатайствует пред Богом сперва лично за себя (ст. 9-15), затем за жителей Содома (ст. 16.21). Какое успокоение сердцу Авраама приносит обетование Божие: "У Сарры будет сын!" Но обещание это вызывает только смех Сарры, что случилось и с Авраамом в предыдущей главе.

Встречаем два рода "смеха" в Священном Писании; есть, во-первых, веселие, которым Господь исполняет сердца народа Своего, когда в минуту великого испытания Он являет ему очевидную помощь Свою. "Когда возвращал Господь плен Сиона, мы были как бы видящие во сне. Тогда уста наши были полны веселия, и язык наш - пения; тогда между народами говорили: "Великое сотворил Господь над ними" (Пс. 125,1-2).

Но есть и другой род смеха, смеха неверия, когда узкий кругозор наш мешает нам вместить в себя славные обетования Божий, или же когда внешние средства, употребляемые Богом в дело, на наш взгляд представляются слишком слабыми для осуществления великих Его предначертаний. Нам нет причины стыдится веселия первого рода; мы призваны открыто являть его людям. Сынам Сиона нечего стыдиться, говоря: "Тогда уста наши были полны веселия" (Пс. 125,2). Можно смеяться от всей души, когда Сам Господь наполняет уста наши веселием. "Сарра же не призналась и сказала: Я не смеялась. Ибо она испугалась." Неверие делает нас нечестными и лживыми; вера даёт нам смелость и правдивость, так что мы можем приступать к престолу благодати "с дерзновением" и "полною верою" (Евр. 4,16; 10,22).

Но преимущества Авраама этим не кончились: Бог поверяет Аврааму Свои мысли и намерения относительно Содома; потому что, хотя Содом и не касался лично Авраама, Авраам стоял достаточно близко к Господу, чтоб получить от Него откровение относительно сокровенных планов Божиих касательно этого города. Если мы хотим знать намерения Божий относительно лукавого нынешнего века, необходимо полное наше отделение от мира сего, необходимо, чтобы мы были чужды к интересам его, не жили его неправдами. Чем более сближаемся мы с Богом, чем более покоряемся Слову Его, тем более познаем Его мысли относительно всего этого. Мы не имеем нужды в изучении газет, чтобы узнать, что ожидает мир; Священное Писание открывает нам все, что нам полезно знать в этом отношении. Чистые, святые страницы его объясняют нам весь характер, весь ход истории, всю судьбу этого мира. Если, напротив, руководимые желанием познать все это, мы прибегаем к мудрости человеческой, сатана легко может воспользоваться этим, чтобы обольстить нас и скрыть от нас истинное положение мира.

Если б Авраам сам пошёл в Содом, чтобы лично узнать на месте, что именно там делается; если б он захотел сам составить своё мнение о Содоме и ожидающей его участи на основании слов одного из выдающихся представителей этого города, какой ответ услышал бы он? Конечно, тот постарался бы обратить внимание Авраама на все земледельческие и архитектурные усовершенствования, введённые в Содоме его соотечественниками, на источники неисчислимых богатств страны; указал бы ему на массу купцов и покупателей, людей, которые строили великолепные здания и засевали поля, ели и пили, женились и выдавали замуж дочерей своих. Все эти люди и не подозревали о близости суда Божия; если б кто-либо заговорил с ними об этом, слова эти вызвали бы лишь улыбку насмешки с их стороны. Не в Содоме конечно можно было получить ясное представление об ожидавшем его конце. Нет, "место, на котором Авраам стоял пред лицом Господа" (Быт. 19-27), было единственное, откуда взгляд его мог обнять всю жизнь Содома. Оттуда Авраам явственно видел все тучи, висевшие над Содомом. В тишине и чистоте присутствия Божия ему делалось ясным откровение Божие.

Какую же пользу принесло Аврааму это откровение? Что извлёк он из блаженного положения, которое он занимал? Что делал он в присутствии Божием? Ответ на эти вопросы ведёт нас к третьему, особому, его преимуществу. Он ходатайствует пред Господом за других: и это составляет третье преимущество, дарованное по свидетельству этой главы Аврааму. Авраам получил право ходатайствовать за тех, кто находился в числе порочных жителей Содома, кому угрожал суд, висевший над преступным городом. Как это всегда случается в подобных случаях, Авраам употребил во благо и с пользой свою близость к Господу. Человек, могущий во всей простоте веры "приблизиться к Богу", сердце и совесть которого пребывают в безмятежном мире, покоясь в Боге относительно своего прошлого, настоящего и будущего, такой человек будет иметь возможность ходатайствовать также и за других; и он будет ходатайствовать за них. Тот, кто облёкся "во всеоружие Божие", может также и молиться "за святых" (Еф. 6,18). Не даёт ли это нам представление о ходатайстве за нас нашего "Великого Первосвященника, прошедшего небеса" (Евр. 4,14). Он находил полный покой во всех предвечных советах Божиих. Он воссел на небесах в славе престола величия Божия в совершенной уверенности, что моление Его будет принято. И пред престолом величия с непоколебимой ревностью Он и теперь ходатайствует за всех труждающихся и обременённых, живущих среди порочного мира. О, как блаженны те, за кого возносится эта горячая молитва веры! Как счастливы и в то же время как безопасны они! Да проникнется этим сознанием, милостью Божией, сердце наше, да расширится оно под влиянием нашего общения с Богом; да сделается оно способным к восприятию большей меры безграничной полноты благодати Его, и да даст оно себе отчёт, насколько Бог усмотрел все для нас и для всех нужд наших!

В этой части рассматриваемой нами главы мы видим, что как бы ни было искренне ходатайство Авраама за других, оно, однако, было ограничено, потому что ходатайствовал человек: оно не покрыло, не достигло уровня существовавшей нужды. Авраам говорит: "Я скажу ещё однажды"', затем он останавливается как бы из опасения, что благодать не в состоянии будет уплатить полностью предъявляемый ей к оплате счёт, или как бы упуская из виду, что расчёты веры всегда признаются правильными в Божьем банке. Ограничение шло не со стороны Бога; продолжай Авраам ходатайствовать о спасении города во имя трёх и даже одного праведника, прошение его не встретило бы отказа со стороны Господа: благодать и долготерпение Его безграничны; помеха была в самом Аврааме. Он боится выйти за пределы расчётов, им самим составленных; он перестаёт просить, потому и Бог перестаёт давать. Наш же благословенный Ходатай не таков; к Нему вполне применимо слово: Он "может всегда спасать... будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать" (Евр. 7,25). Да даст же нам Господь решимость доверять Ему все наши нужды, всю немощь и борьбу нашу с плотью!

Я не хочу закончить исследования этой главы, не остановившись на размышлении, которое, независимо от того, считаем ли мы его следствием всего вышесказанного или нет, во всяком случае заслуживает нашего внимания. При изучении Писаний необходимо делать разницу между нравственным воздействием Божиим на мир и надеждой, присущей одной лишь Церкви. Все ветхозаветные и большая часть новозаветных пророчеств касаются нравственного воздействия Божия на мир и в этом смысле представляют каждому христианину в высшей степени интересный материал для изучения. Необыкновенно интересно действительно узнать, что Бог делает и что сотворит со всеми народами земли; узнавать мысли Божий о Тире, Вавилоне, Ниневии и Иерусалиме; судьбу Египта, Ассирии и земли Израильской. [Одним словом, все пророчества Ветхого Завета требуют молитвенного внимания каждого истинно верующего.] Но будем помнить, что во всех этих пророчествах не содержится указания на надежду, принадлежащую только Церкви; потому что, раз что в них не говорится открыто о существовании Церкви, как может идти там речь о надежде её? - Это не обнаруживает однако отсутствия в Ветхом Завете Божественных и нравственных начал, изучение которых назидательно для Церкви; но, поучаясь из них, напрасно искали бы мы в этих пророчествах откровения относительно существования и особенно относительно надежды Церкви. А между тем неправильное применение этих пророчеств к Церкви так сильно запутало и исказило смысл этих Писаний, что многие простые души отказываются от изучения этих книг, на самом деле исполненных поучительных истин, и не исследуют даже вопроса, стоящего совершенно отдельно от них: вопроса о надежде Церкви. Надежда Церкви, как мы уже много раз это повторяли, не имеет ничего общего с вопросом о судьбе мира и заключается в ожидании "быть восхищённой на облаках в сретение Господу Иисусу, чтобы быть всегда с Ним" (см. 1 Фес. 4,13 и т.д.).

Часто, увы, раздаётся жалоба: "У меня нет дара для понимания пророчеств!" Это вполне возможно, но есть ли место Иисусу в вашем сердце? Если вы любите Христа, вы возлюбите и Его пришествие, даже если вы и ничего не смыслите в Писаниях пророческих. Жена, любящая своего мужа, может оказаться неспособной понимать его дела, но во время его отсутствия сердце её будет непременно занято мыслью о возвращении мужа; она может не понимать ни его отчётных книг, ни деловых его бумаг, но несомненно знает его походку, узнает его голос. Самый невежественный христианин, если он любит Иисуса Христа, может быть воодушевлён жаждой Его пришествия; в этом и заключается "надежда Церкви". Апостол мог сказать фессалоникийцам: "Вы обратились к Богу от идолов, чтобы служить Богу живому и истинному и ожидать с небес Сына Его" (1 Фес. 1,9-10). Очевидно, что христиане Фессалоникийской церкви того времени могли в минуту своего обращения иметь весьма несовершенное понимание пророчеств и вопросов, в них рассматриваемых, и в то же время они с самого начала усвоили себе надежду Церкви и напряжённо ожидали "пришествия Сына Божия". То же мы видим и во всем Священном Писании Нового Завета; и там встречаем мы пророчества и примеры нравственного воздействия Божия; но множество мест доказывает нам, что надежда, общая для всех христиан апостольских времён, надежда простая, искренняя и твёрдая, состояла в ожидании "пришествия Сына", "возвращения Жениха".

Дух Святой да оживит это "блаженное упование" (Тит. 2,13) Церкви Христовой. Да соберёт воедино избранных Божиих и да "представит Господу народ приготовленный" (Лук. 1,17).

Глава 19

В милосердии Своём Господь пользуется двумя способами для отвращения человека от мира; прежде всего Он открывает ему всю славу и непоколебимость "наследия на небесах"; затем Он обнаруживает пред ним всю суету и непостоянство всего "земного" (Кол. 3,1-2). Конец 12 гл. Евр. даёт нам наглядный пример каждого из этих двух способов. Установив факт, что мы приступили к горе Сион со всеми радостями и преимуществами, обитающими на ней, апостол продолжает, говоря: "Смотрите, не отвратитесь и вы от Говорящего. Если те, не послушав глаголавшего на земле, не избегли наказания, то тем более не избежим мы, если отвратимся от Глаголющего с небес, Которого глас тогда поколебал землю и Который ныне дал такое обещание: "ещё раз поколеблю не только землю, но и небо". Слова "ещё раз" означают изменение колеблемого как сотворённого, чтобы пребыло непоколебимое. Несравненно лучше быть привлечёнными радостями небесными, чем начать искать горнее из сознания всей горечи печалей земных. Человек должен оставить мир, не дожидаясь, чтобы мир отверг его сам; в силу тесного общения с небом, он должен потерять интерес к интересам земным. Тому, кто принял Христа в своё сердце, легко становится отойти от мира; ему, напротив, трудно оставаться в мире. Человек, занимающийся чисткою улиц, получает, предположим, большое наследство; недолго думая, он, конечно, не станет продолжать своё ремесло. И мы, если только мы усвоим себе верою всю ценность, всю действительность нетленных сокровищ небесных, научаясь пользоваться ими, мы без большого труда расстанемся с обманчивыми радостями земли.

Обратимся теперь к знаменательному событию, описываемому нам в священной истории. Лот "сидит у ворот Содома" - место весьма почётное. Он достиг большого успеха в мире; проложил себе, как говорится, дорогу, приобрёл расположение человеческое. Вначале "раскинув шатры свои до Содома", он проник затем, по всему вероятию, в самый город, и вот мы находим его "сидящим у ворот", на месте, служившем пребыванием людей влиятельных. Как все это отличается от сцены, описанной нам в предыдущей главе! Причина этого, увы, вполне, очевидна нам, дорогой читатель: "Верою Авраам обитал на земле обетованной, как на чужой, и жил в шатрах." К сожалению, нельзя того же самого сказать о Лоте. [Пред началом всякого дела полезно было бы всегда испытать своё сердце вопросом: "По вере ли поступлю я, действуя так'" - "Все, что не по вере, грех" и "Без веры невозможно угодить Богу".] О нем нельзя было бы сказать: "Верою Лот сидел у ворот Содома." Лоту нет, увы, места среди исповедников веры, в великом облаке свидетелей Божиих. Мир был для него сетью и интересы века сего - пагубою; он не пребывал твёрдым, "как бы видя Невидимого" (Евр. 11,27). Взгляды его были устремлены на "видимое и временное", тогда как взоры Авраама покоились на "невидимом и вечном" (2 Кор. 4,18). Да, велика была разница между этими двумя людьми: хотя они одновременно и вместе вступили в новую землю, результаты, ими в ней достигнутые, были, однако, различны, особенно когда дело шло об исповедании ими веры. Спасение, конечно, обрёл в глазах Божиих и Лот; но он был спасён "как бы из огня" (1 Кор. 3,15), потому что дело его, несомненно, "сгорело". Авраам, напротив, приобрёл свободный вход в "вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа" (2 Пет. 1,11). Нигде также не читаем мы, чтоб на долю Лота выпадала радость общения с Богом и преимущества, которыми пользовался Авраам. Вместо того, чтоб удостоиться принять под кровом своим Господа, Лот "ежедневно мучился в праведной душе своей" (2 Пет. 2,8). Вместо того, чтоб наслаждаться общением с Господом, Лот оставался вдали от Него; вместо того, чтоб ходатайствовать за других, он только находит достаточно времени ходатайствовать о себе. Бог остаётся с Авраамом, чтоб сообщить ему Свои мысли и намерения относительно Содома, в Содом же Он посылает только Ангелов; но и Ангелы с большим трудом соглашаются зайти в дом Лота и воспользоваться его гостеприимством: "Нет, - говорят они, - мы ночуем на улице." Какой упрёк! Как не похоже это на ответ, данный Господом Аврааму: "Сделай так, как говоришь!"

Воспользоваться чьим-либо гостеприимством - значит доказать и выразить своё полное единение с человеком, вам его оказывающим. "Войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною" (Откр. 3,20). "Если вы признали меня верною Господу, то войдите в дом мой и живите у меня" (Деян. 16,15). Если бы они так её не признавали, то они не приняли бы её приглашение.

Ответ, данный Ангелами Лоту, заключает в себе прямое осуждение положения, которое он занимал в Содоме: они предпочитали провести ночь под открытым небом, чем войти под кров человека, занимавшего ложное положение. Единственной очевидной целью их путешествия в Содом было спасение Лота, и то ради Авраама, как написано: "И было, когда Бог истреблял города окрестности сей, вспомнил Бог об Аврааме, и выслал Лота из среды истребления, когда ниспровергал города, в которых жил Лот" (ст. 29). Эти слова ясно доказывают, что Лот был пощажён только ради Авраама. Господь не благоволит к сердцу, преданному миру; лишь любовь к миру побудила Лота поселиться среди развращённого и преступного Содома. Не под влиянием веры, не по влечению к небу, не в силу "праведной души своей", но единственно из пристрастия к настоящему лукавому веку Лот сначала "избрал"это место, затем "распространил шатры свои до Содома", и, наконец, занял место "у ворот Содома". Несчастный выбор! Водоёмы - увы! - разбитые, не могущие держать "воды живой"; "трость надломленная", проколовшая ему руку (Иер. 2,13 Ис. 36,6). Безумен человек, желающий так или иначе управлять самим собою; этим путём впадает он в пагубные ошибки, делает роковые промахи. Насколько блаженнее тот, кто Богу предоставляет начертать предлежащий ему путь, подобно маленьким детям, полагаясь на Его выбор, ибо Он может и хочет премудрости и бесконечной любви Своей усмотреть для нас все.

Поселясь в Содоме, Лот, конечно, надеялся хорошо устроить там свои дела и жизнь своих близких; последствия, однако, доказали, как он глубоко ошибся в своих расчётах; конец его истории заключает в себе важные для нас предостережения: никогда не следовать первым движениям мирских вкусов, живущих в нашем сердце, чтобы не входить вследствие этого в сделки с миром. "Довольствуйтесь тем, что есть" (Евр. 13,5). И почему? Потому ли, что вам хорошо живётся в этом мире, что все плотские желания вашего сердца удовлетворены; потому ли, что не существует никаких проблем в жизни вашей, что вам желать больше нечего? Это ли должно служить основанием нашего душевного довольства? Конечно, нет: душевное довольство наше держится словом. "Сам сказал: "не оставлю тебя, и не покину тебя" (Евр. 13,5). Благая часть! Довольствуясь ею, Лот никогда бы не обратил своих взоров на прекрасно орошённые равнины Содомские.

Указания, каким образом мы должны воспитывать в себе дух довольства, мы находим и дальше в этой главе. Что приобрёл Лот в смысле счастья и довольства? Очень немного: жители Содома окружают его дом, угрожая войти в него силою; он тщетно старается умиротворить их, вступая с ними в постыдную сделку. Христианин, преследующий свои личные интересы в мире, неминуемо несёт на себе пагубные последствия своей неверности Богу. Нельзя лично для себя свидетельствовать против Него. "Вот пришлец, и хочет судить" (ст. 9). Это невозможно. Лишь отделение от мира и отделение не в духе гордости фарисейской, но по могуществу благодати Божией, даёт нам возможность влиять на мир. Напрасно надеется человек, ради личных своих выгод не порывающий своей связи с миром, обличить в грехе этот самый мир; бесполезно будет его свидетельство, бесплодны его увещания. Так случилось с Лотом и зятьями его. Им "показалось, что он шутит" (ст. 14). Пока сами мы живём в обречённом суду месте, пока мы участвуем в делах и радостях жителей его, напрасно будем мы возвещать им приближение суда Божия.

Другое дело Авраам: лично держась вдали от долин Содомских, он имел право предупреждать жителей её о грозящей им опасности; огонь, готовый охватить жилища беззаконников, не мог коснуться шатров Мамрийского пришельца. Сознавая себя "странниками и пришельцами на земле", да проникнемся и мы горячим желанием испытать на себе чудные последствия жизни, отделённой для Бога; тогда Господу не придётся посылать Ангелов Своих, чтоб с поспешностью вывести нас из гибнущего мира, подобно тому, как они увели Лота из обречённого гибели города; будем же неуклонно "стремиться к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе" (Фил. 3,14).

Насильно выведенный Ангелами из места беззакония, Лот не без сожаления, по-видимому, покидал этот город; Ангелам не только пришлось взять его за руку и всячески торопить его спасаться от готового разразиться суда, но, когда один из них увещевал его спасать свою душу (единственное, что он был в состоянии спасти) и бежать на гору, Лот ответил: "Нет, Владыка! Вот, раб Твой обрёл благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда, и мне не умереть. Вот, ближе бежать в сей город; он же мал; я побегу туда, - он же мал; и сохранится жизнь моя" (ст. 17-20). Ужасная картина! Не видим ли мы пред собою утопающего, который старается ухватиться за соломинку, за носящееся в воздухе перо? Вопреки приказанию Ангела искать спасения на горе, Лот останавливается на "маленьком городке", хватается хотя бы за жалкий остаток мира. Он боится найти смерть в месте, отводимом ему милосердием Божиим, опасается всякого рода зла, видит спасение лишь в "малом городе", в месте, им самим избранном. "Побегу я туда, и сохранится жизнь моя!" Вот что делает Лот вместо того, чтобы всецело довериться Богу. Да, слишком долго ходил Лот вдали от Бога, слишком свыкся он с душной атмосферой "города"; потому и не в силах: он оценить всю сладость присутствия Божия, потому не решается опереться на десницу Всемогущего. Душа его в смятении; гнездо, им самим тщательно построенное на земле, внезапно разрушилось; в сердце же не живёт доверия к Богу; он не спешит укрыться под крылами Его. Жить в тесном общении с миром невидимым он не привык, видимый же мир уходит из-под его ног. "Огонь и сера с неба" готовы пасть на все, к чему влекло его сердце, к чему стремилась его душа. Тать застал его врасплох - все духовное мужество Лота, все его самообладание исчезли. Он не в силах бороться; мир, столь прочно укоренившийся в его сердце, теперь окончательно побеждает его, заставляя его все надежды свои возложить на ничтожный городок, на "город малый". Но и там не находит он покоя; он идёт оттуда на гору, делая, таким образом, из страха то, что он отказался сделать из послушания вестнику Божию.

И какой же конец постигает его? В состоянии опьянения, до которого его доводят его собственные дети, делается он орудием появления на земле Аммонитян и Моавитян, открытых врагов народа Божия. Сколько поучений для нас! История Лота является наглядным пояснением короткого, но знаменательного изречения; "Не любите мира, ни того, что в мире" (1 Иоан. 2,15). Все Содомы и Гоморры этого мира похожи друг на друга; в их стенах сердцу не найти ни безопасности, ни мира, ни покоя, ни продолжительного удовлетворения. Ужасы суда Божия подстерегают их; один лишь Господь, в великом долготерпении Своём, удерживает ещё меч суда, не желая, "чтобы кто-либо погиб, но чтобы все пришли к покаянию" (2 Пет. 3,9).

Да будет же свято хождение наше в мире; да избавимся мы от привязанностей земных и пристрастия к миру; будем с верою и радостной надеждой ожидать пришествия Господня. Прекрасно орошённые равнины Содомские да потеряют всю свою привлекательность для нас; свет грядущей славы Христовой да рассеет для нас всю прелесть почестей, отличий и сокровищ мира сего. Сознание присутствия Божия да вознесёт нас, подобно Аврааму, над всеми обстоятельствами этой земли; тогда, с небесной точки зрения, она представится нам местом мерзости запустения, развалинами, охваченными огнём; потому что такова судьба её! "Земля и все дела на ней сгорят" (2 Пет. 3,10). Все преимущества мира сего, ради приобретения которых волнуются, трудятся и враждуют чада века, в конце концов сгорят. И кто может знать, когда это будет? Где Содом, где Гоморра? Где города цветущей некогда долины, служившей центром жизни, оживления, непрерывного движения? Исчезли бесследно. Сметены с лица земли судом Божиим, разрушены огнём и серою с неба! И теперь тяготеет суд Божий над безбожным миром; день суда приближается, до наступления этого дня возвещается ещё радостная весть спасения благодатию. Блаженны слушающие и принимающие спасительную эту весть. Блаженны основавшие спасение своё на незыблемой скале спасения Божия, укрывшиеся под сенью креста Сына Божия и там нашедшие прощение и мир!

Да даст Господь всем, читающим эти строки, на опыте познать, что значит ожидать с неба Сына Божия, иметь совесть, очищенную от грехов и свободное от пагубного влияния мирского сердце!

Глава 20

Эта глава говорит нам о двух совершенно различных фактах: о нравственном упадке, до которого способно дойти в глазах мира чадо Божие, и о нравственном достоинстве, которым оно всегда облечено в глазах Божиих. Авраам снова обнаруживает страх пред обстоятельствами, столь сродный сердцу человеческому. Он останавливается в Гераре и боится местных жителей его. Давая себе отчёт, что среди них Бога нет, он упускает из виду, что Бог, однако, всегда с ним. Мысли его, по-видимому, более заняты жителями Герара, чем сосредоточены на Том, Кто несравненно могущественнее всех их вместе взятых. Забывая, что Бог силён защитить Сарру, он прибегает к хитрости, им уже раз, несколько лет тому назад, пущенной в ход в Египте. Все это должно служить предостережением нам. Лишь только отвратил "отец верующих" взгляд свой от Бога, зло увлекает его; он временно покидает своё положение полной зависимости от Бога и поддаётся искушению; таким образом, подтверждается истина, что мы сильны лишь настолько, насколько, в сознании полнейшей немощи своей, мы доверяемся Богу. Пока мы идём путём Его указаний, ничто не может повредить нам. Если б Авраам в простоте сердца опирался на Бога, жители Герара оставили бы его в покое; и он сам получил бы таким путём возможность явить верность Божию среди самых трудных обстоятельств. Он сохранил бы также и своё собственное достоинство - достоинство души, уповающей на Бога своего.

Прискорбно видеть, как часто дети Божий бесчестят Отца своего Небесного, навлекая на себя нарекания мира. Пока наше поведение свидетельствует о том, что "все наши источники" в Боге (Пс. 86,7), мы во всех отношениях одерживаем верх над миром. Ничто больше веры не поднимает нравственного уровня человека; вера возносит нас над мнениями мира; человек светский, даже мирской христианин, не могут понять жизнь по вере. Источник, её питающий, недоступен их разуму. Живя поверхностными интересами мира, они питают надежду и доверие, пока они видят то, что почитают разумным основанием надежды и доверия; они не знают, что значит рассчитывать единственно на присутствие Бога невидимого. Напротив, верующий остаётся покоен среди обстоятельств и событий, в которых плоти не дано видеть ничего, на что она могла бы опереться. Вот почему вера является непредусмотрительной, беззаботной и мечтательной на взгляд плоти. Только люди, познавшие Бога, могут сделать правильную оценку действий веры, потому что лишь они способны понять их истинное основание и осмысленность их мотивов.

В этой главе мы видим, как человек Божий вызывает недовольство к себе и упрёки со стороны мира, благодаря своим действиям под властью неверия. Иначе и быть не может; как мы уже сказали, одна только вера способна сделать возвышенными характер и поступки христианина. Встречаются, правда, и люди почтённые от природы, с прирождённой кротостью, но природные добродетели непрочны и легко исчезают под влиянием обстоятельств, так как они покоятся на непрочном фундаменте. Одна лишь вера является могущественной и живой связью души с Богом, единым источником истинной нравственности. Удостоверено, что, если люди, раз уже на себе испытавшие действие благодати Божией, уклоняются от избранного ими пути веры, они падают несравненно ниже людей, заведомо преданных миру. В этом факте мы находим и объяснение поведению Авраама в этой части его жизненной истории.

Но мы открываем ещё и нечто другое в этой главе: оказывается, что долгие годы в сердце Авраама крылось маловерие к Богу. По-видимому, с самого начала Авраам из недостатка полного и беззаветного упования на Бога не отдал в Его распоряжение всего своего сердца. Если б он решился раз и навсегда довериться Господу относительно Сарры, ему не пришлось бы теперь прибегать к обману и поступать по соображениям человеческим: Бог сумел бы оградить Сарру от всякого зла; да и какое зло может угрожать человеку, живущему под покровом Того, Кто "не дремлет и не спит?" (Пс. 120,4). Несмотря на неверность Авраама, благодать Божия даёт ему, однако, случай открыть в сердце его горький корень, исповедать совершенный им пред Богом грех, безусловно осудить и искоренить его. Это истинный путь, как нам должно поступать. Лишь обнаружение и полное уничтожение всякой закваски греха даёт чаду Божию право исполниться силой Господа и воспользоваться благословениями Его. Неистощимо долготерпение Божие; Бог ждёт, Бог переносит; но пока в сердце человеческом сохраняется греховная закваска, хотя и явная, но самим человеком не осуждённая, Господь не может дать душе познать всю силу благословений Своих. Вот как отнёсся к Аврааму Авимелех. Рассмотрим теперь нравственное достоинство, в которое был облечён Авраам в глазах Божиих.

При изучении истории детей Божиих, взятых вместе или в отдельности, все равно, - бросается в глаза огромная разница между тем, как на них смотрит Бог и тем, как относятся к ним люди. Бог видит детей Своих сокрытыми во Христе, смотрит на них чрез Христа, почему они являются пред Ним "без пятна или порока, или чего-либо подобного". Пред Богом же они таковы, как Сам Христос. Во Христе они навеки совершенны пред Богом. Они "живут не по плоти, но по духу" (Еф. 5,27; 1,4-6; 1 Иоан. 4,17; Рим. 8,9).

Сами же по себе они являются существами жалкими, немощными, несовершенными, впадающими в заблуждения всякого рода непоследовательности. Мир смотрит на них с этой, и исключительно с этой, стороны; вот почему так различна оценка, даваемая им Богом, и оценка человеческая.

Но Господь властен проявить всю духовную красоту, все достоинство и совершенство народа Своего. Он, все это даровавший детям Своим, Один и имеет на это право. У детей Его нет красоты, в них не вложенной Богом Самим. Он Один поэтому и силён явить всю сущность красоты этой; Господь это и делает путём, Его достойным и славным, нанося поражение врагу, который всеми силами старается оскорблять, обвинять и наводить проклятие на народ Божий. Так, когда Валак идёт проклинать семя Авраамово, Господь говорит: "Не видно бедствия в Иакове, и не заметно несчастия в Израиле". - "Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль!" (Числ. 23,21. 24,5). Когда, в другом случае, сатана стоит по правую руку Иисуса, великого иерея, чтоб противодействовать Ему, Господь говорит сатане: "Господь да запретит тебе, сатана!., не головня ли он, исторгнутая из огня!" (Зах. 3,1-2). Господь всегда становится между искупленными Своими и "всяким языком, который состязается и обвиняет их на суде" (Ис. 54,17). Бог не считается ни с тем, что они представляют сами по себе, ни с тем, что в них видит мир; Он видит их такими, какими Он предназначил им быть в положении, которое Сам для них создал.

Так было и с Авраамом: последний унизил себя в глазах Авимелеха, царя Герарского, за что тот и осыпал Авраама упрёками. Но, когда Бог вступается за служителя Своего, Он говорит Авимелеху, "Ты умрёшь!" Об Аврааме же говорит: "Он - пророк, и помолится о тебе" (ст. 3,7). Да, ни простота сердца, ни чистота рук не избавила царя Герарского от смерти. Этого мало: даже исцелением своим и исцелением дома своего Авимелех был обязан заблуждавшемуся и непоследовательному пришельцу. Так поступает Бог; неверность детей Божиих не может быть угодна Господу, но стоит лишь ополчиться на них врагу, и Иегова тотчас же вступается за дело служителей Своих. "Не прикасайтесь к помазанным Моим, и пророкам Моим не делайте зла". - "Касающийся вас, касается зеницы ока Его". - "Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их" (1 Пар. 16,22; Зах. 2,8; Рим. 8,33). Ни одна вражья стрела не может пробить щит, которым Господь укрывает самого слабого агнца стада Своего, искупленного драгоценною кровию Христовой. Он укрывает возлюбленных Своих "в потаённом месте селения Своего, возносит их на скалу; возносит голову их над врагами, их окружающими, исполняя сердца их вечной радостию спасения Своего" (Пс. 26,5-6). Да будет благословенно вовеки имя Его!

Глава 21

"И призрел Господь на Сарру, как сказал: и сделал Господь Сарре, как говорил"; вот исполнение обетования, благословенный плод терпеливого ожидания. Никто никогда не ожидает Бога напрасно. Душа, верою ухватывающаяся за обетование Божие, уже вступает в обладание обещанным благом, которое не замедлит осуществиться на деле. Так было с Авраамом, таков опыт из века в век и всех верных служителей Божиих; так будет и со всяким, в большей или меньшей мере доверяющимся Богу живому. Блажен человек, среди обманчивых и призрачных теней мира сего обретший в Боге часть и место покоя своего; с каким утешением, с каким спокойствием в душе можем мы опираться на этот якорь безопасный и крепкий, вводящий нас "во внутреннейшее завесы", основываться на двух непреложных вещах: на Слове и на клятве Бога живого!

Когда Авраам увидел осуществление обетования Божия, он сознал всю суетность своих собственных усилий, некогда им приложенных к исполнению этого обетования. Измаил оказался совершенно бесполезным в деле обетования Божия. Он мог лишь сделаться и действительно сделался предметом привязанности Авраама, что значительно усложнило положение последнего. Измаил не только не играл никакой роли, но и был помехой в выполнении намерений Божиих и в деле утверждения веры Авраама. Плоти не дано сделать что бы то ни было для Бога. Надо, чтобы вера выжидала, чтобы плоть пребывала в бездействии; более этого: мёртвая и бесполезная, плоть должна быть всецело отстранена. Лишь тогда может воссиять божественная слава; лишь тогда получит вера достойное и богатое воздаяние. "Сарра зачала, и родила Аврааму сына в старости его, во время, о котором говорил ему Бог". Существуют определённые "сроки Божий", времена "благоприятные" для Бога; вера должна терпеливо ожидать наступления их. Ожидание может показаться долгим; напряжённая надежда может томить сердце; но духовный человек всегда найдёт себе поддержку в уверенности, что ожидание его непременно увенчается явлением славы Божией. "Ибо видение относится к определённому времени и говорит о конце и не обманет; и, хотя бы и замедлило, жди его; ибо непременно сбудется, не отменится... праведный своею верою жив будет" (Авв. 2,3-4). Что за чудный дар - вера! Она теперь уже вводит нас во все величие будущего века; обетования Божий становятся истинной пищей её. Силою веры душа соединяется с Богом даже тогда, когда вся действительность видимо идёт вразрез с ней. И всегда в час, назначенный Богом, сердце, живущее верою, исполняется веселием. "Авраам был ста лет, когда родился у него Исаак, сын его." Для плоти тут не было повода хвалиться. Когда человек оказался в безвыходном положении, пришёл час действия Божия; и Сарра сказала: "Смех сделал мне Бог." Сила Божия проявляется, и сердце полно ликования и торжества.

Но если рождение Исаака исполняет пением уста Сарры, событие это вводит новый элемент в дом Авраамов. Сын "свободной" ускорит развитие истинного характера сына "рабы". Водворение Исаака в доме Авраама является поистине типом внедрения новой природы в душе грешника. Измаил не изменился, но Исаак родился. Сын рабы мог быть только тем, чем он был от рождения. От него, правда, может произойти великий народ; он поселится в пустыне и научится искусно стрелять из лука; мог в конце концов сделаться отцом двенадцати сильных князей, но при всем этом он был не более и не менее как сын рабы. С другой стороны, как ни слаб, как ни презираем был Исаак, он был и оставался всегда сыном свободной; все, что он ни имел, имел он от Господа; от Него получил он своё положение, своё звание, свои преимущества и надежды. "Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа есть дух" (Иоан. 3,6).

Возрождение не есть изменение ветхой природы человека; это насаждение природы и жизни второго Человека действием Духа Святого, сопровождающим искупительную жертву Христа и непосредственно связанным с волею и высшими предначертаниями Божиими. С той минуты, как человек от сердца верует в Господа Иисуса и исповедует Его устами своими, он получает дар новой жизни; и эта жизнь - Христос; рождённое от Бога чадо Божие есть сын свободной (см. Римл. 10,9; Кол. 3,4; 1 Иоан. 3,1-2; Гал. 3,26 - 4,31).

Водворение новой природы нимало не изменяет преобладающих наклонностей ветхого естества: оно остаётся все тем же, не улучшаясь ни на йоту; напротив, дурной нрав оказывает отчаянное сопротивление новому началу, насаждённому в сердце. "Плоть желает противного духу, а дух - противного плоти. Они друг другу противятся" (Гал. 5,17). Это два совершенно различные начала; присутствие в человеке одного из них лишь содействует высшему проявлению в нем другого.

Учение о совместном существовании двух природ в сердце верующего обыкновенно мало понимается; пока же оно не будет вполне усвоено, человек блуждает впотьмах, тщетно силясь установить положение и преимущества чада Божия. Многие думают, что возрождение есть постепенное изменение ветхого характера, пока он окончательно не преобразится. Нетрудно многими местами Нового Завета доказать ошибочность подобного взгляда. Так, мы читаем: "Плотские помышления суть вражда против Бога" (Рим. 8,7). "Способно ли к улучшению то, что само по себе представляет вражду против Бога"? Вот почему апостол продолжает, говоря: "Ибо закону Божию не покоряются, да и не могут." Без покорности Богу мыслимо ли улучшение? В другом же месте говорится: "Рождённое от плоти есть плоть" (Иоан. 3,6). Делайте с плотью, что вам угодно, она всегда остаётся плотью. "Толки глупого в ступе пестом вместе с зерном, не отделится от него глупость его", - говорит Соломон (Пр. 27,22). Напрасно надеяться образумить безумного: возможно ли заставить оценить мудрость свыше сердце, до сих пор жившее лишь порывами безумия? Далее мы читаем: "Совлекшись ветхого человека" (Кол. 3,9). Апостол не говорит: "Вы улучшили или вы стараетесь исправить "ветхого человека"; нет: "вы его совлекли" - это нечто совершенно иное; починить старую одежду или совсем её бросить - две вещи разные. Апостол хочет этим сказать, что надо именно снять с себя одежду ветхую, и облечься в новую. Ничто не может быть проще и яснее.

Существует много и других мест Священного Писания, доказывающих полную несостоятельность и ошибочность теории постепенного исправления ветхого человека, доказывающих, что ветхая природа мертва во грехе и не поддаётся исправлению; что нам надлежит лишь держать её в повиновении, попирая её силою новой жизни, нам дарованной посредством нашего соединения с воскресшим и сидящим на небесах Господом нашим.

Рождение Исаака не изменило природного характера Измаила; оно лишь выдвинуло вперёд и сделало очевидным враждебное отношение Измаила к сыну обетования. До сих пор он казался тихим и благонравным; но вот, рождается Исаак, и вся необузданность характера Измаила прорывается в насмешках и преследовании сына обетования. Где же следовало искать выход из этого затруднительного положения? Быть может, в исправлении Измаила? Совсем нет. "Выгони эту рабыню и сына её; ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим, Исааком" (ст. 8-10). Вот единственный выход. "Кривое не может сделаться прямым" (Еккл. 1,15); необходимо поэтому совершенно удалить всякую кривизну прежде, чем быть в состоянии идти по прямым путям Божиим. Всякое усилие, направленное к улучшению плоти, бесполезно в глазах Божиих. Людям бывает иногда выгодно улучшать и исправлять то, что приносит им самим какую-либо пользу; детям же Своим Бог даёт в руки дело несравненно лучшее: прилагать свои силы к возделыванию того, что сотворено, насаждено Им Самим. Плоды Им созданной новой твари, ничего общего с плотью не имеющие, всецело служат к похвале славы Божией.

Заблуждение, в которое впали верующие галаты, заключалось в том, что они спасение ставили в зависимость от человека, его дел и его приверженности закону. "Если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись" (Деян. 15,1). Таким образом, подрывалось твёрдое основание славного здания искупления, лежавшее исключительно на свойствах и деле Христа; предполагать поэтому существование хотя бы малейшей зависимости спасения от природы и действий человеческих - значит уничтожать спасение. Другими словами: необходимо было удаление из дома Измаила, чтобы все надежды Авраама сосредоточивались на том, что Бог сотворил и даровал в лице Исаака. Разумеется, спасение это не даёт человеку повода хвалиться чем бы то ни было. Если настоящее или будущее счастье человека хоть сколько-нибудь зависит от перемены даже и божественного характера в ветхой природе человека, плоть, моё собственное "я", могли бы в этом случае хвалиться, а таким образом Бог лишился бы части Ему подобающей славы. Но, встречаясь с тварью, безусловно новою, я вижу, что все исходит от Бога; намерения, труд и выполнение последнего, - все от Него. Бог действует; я же благоговейно преклоняюсь пред Ним; Он благословляет, я воспринимаю благословения Его: Он "больший", а я "меньший"; (Евр. 7,7). Он - податель, я же пользуюсь дарами Его. Вот что даёт христианину его истинный характер, вот чем оно существенно отличается от всякой ложной религиозной системы. Религия, созидаемая разумом человеческим, всегда более или менее отводит место созданной Богом твари; она даёт в своём доме место "рабыне и сыну её"; даёт человеку повод хвалиться. Истинное христианство, напротив, исключает всякую плоть и совершенно лишает её участия в деле спасения; оно удаляет рабыню и сына её, воздавая всю славу Тому, Кому она принадлежит по праву.

Посмотрим теперь, что представляли собою в действительности рабыня и сын её и что именно они прообразно изображали. Четвёртая глава Послания к галатам всесторонне объясняет нам этот вопрос, и читатель не напрасно приложит труд к её изучению. Рабыня представляет собою союз закона, сын же её - все "дела закона" и всех исполнителей его. Раба рождает только рабов. Закон никогда не мог дать свободы, потому что он "имеет власть над человеком, пока он жив" (Рим. 7,1). Пока я нахожусь во власти кого бы то ни было, я не свободен; таким образом, пока я жив, закон имеет надо мною власть и лишь смерть может лишить его этой власти, что явствует из благословенных слов, написанных апостолом в Рим. 7. "Так и вы, братия мои, умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому, Воскресшему из мёртвых, да приносим плод Богу" (Рим. 7,4). Вот свобода, потому что "если Сын освободит вас, то истинно свободны будете" (Иоан. 8,36). "Итак, братия, мы дети не рабы, но свободной" (Гал. 4,31).

В могуществе свободы этой мы черпаем силу для выполнения повеления: "Изгони рабу и сына её." Если я не осуществляю свободы, я буду стараться её достичь самым неподходящим путём, а именно сохраняя рабыню в доме своём; другими словами, я буду стремиться получить жизнь, соблюдая закон, придерживаясь своей собственной праведности. Для того, чтобы вполне отстранить подзаконность (это начало рабства), потребуется несомненно борьба, потому что приверженность закону сродни человеческому сердцу. "И показалось это Аврааму весьма неприятным ради сына его" (ст. 11). Но чего бы ни стоила нам решимость эта, по воле Божией нам следует "твёрдо стоять в свободе, которую даровал нам Христос и не подвергаться опять игу рабства" (Гал. 5,1). Постараемся же, дорогой читатель, на опыте вступить в полное владение благословениями, для нас заключёнными Богом во Христе, дабы покончить наши счёты с плотью и со всем, что она в нас производит и на нас налагает. Обитающая во Христе полнота делает совершенно лишним и ненужным всякое проявление плоти в жизни нашей.

Глава 22

Духовное состояние Авраама в данную минуту таково, что Господь находит возможным особенно чувствительным образом испытать его сердце. В 20-й главе Авраам, убедившись, что сердце его не вполне было предано Господу, исповедал и осудил застарелый свой грех; в 21-й главе он изгнал из дома свою рабыню и сына её; теперь душа его была перенесена в самые благоприятные духовные условия; теперь сердцу его предстояло подвергнуться непосредственному испытанию Самого Бога. Есть много видов испытания: испытание, наводимое на нас ухищрениями диавола; испытание, причиняемое нам обстоятельствами внешними; но знаменательнее всего по характеру своему испытание, которому мы подвергаем непосредственно по воле Божией, когда Господь вводит возлюбленное Своё чадо в печь огненную, дабы показать, всю действенность его веры. Бог это делает, ища действительного осуществления веры. Недостаточно говорить: "Господи, Господи", или "Иду, Господи"; сердце должно быть исполнено до глубины, чтобы никакое начало лицемерия и лукавства не могло гнездиться в нем. Бог говорит: "Сын Мой, отдай сердце твоё Мне" (Пр. 23,26); не говорит: "Отдай Мне голову, твой ум, твои таланты, твой язык или твои деньги"; нет, но: "Отдай Мне твоё сердце." И чтобы удостовериться в искренности нашего ответа на зов любви Своей, Он налагает на нас руку Свою, простирая её на то, что особенно близко сердцу нашему. Он сказал Аврааму: "Возьми сына своего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе" (ст. 2). Это значило провести его чрез горнило испытания. Бог "возлюбил истину в сердце" (Пс. 50,8). Нетрудно исповедовать истину устами и умом; но Бог ищет её в сердце. Обыкновенные доказательства любви не удовлетворяют Бога; Сам Он не удовольствовался заурядным доказательством любви Своей к нам; Он отдал Сына Своего! А мы? Не должны ли и мы гореть желанием дать яркое доказательство любви нашей к Возлюбившему нас, бывших "мёртвыми в грехах и преступлениях наших?"

Важно, чтобы мы отдавали себе отчёт, что, испытывая нас таким образом, Бог оказывает особое благоволение к нам. Мы и читаем, что "Бог испытал Лота"; нет, Лота испытал Содом. Никогда не дошёл Лот до того духовного уровня, при котором Самому Иегове возможно было испытать его: состояние его души было слишком очевидно и без проведения её чрез горнило божественного искушения. Содом не мог прельстить Авраама; разговор и свидание его с царём Содомским явно свидетельствовали об этом. Бог знал, что Авраам Его любит несравненно больше Содома, но Ему благоугодно было наглядно доказать, что служитель Его любил Его выше всего и был способен без малейшего сопротивления Ему отдать то, что ему было дороже всего на свете. "Возьми сына твоего, единственного твоего, Исаака." Да, Исаака, сына обетования, Исаака, предмет долгого, томительного ожидания; предмет нежной отцовской любви; возьми того, в котором должны быть благословлены все племена земные. Именно этот Исаак должен сделаться жертвой всесожжения Господу! Да, то было истинное испытание веры, дабы "испытанная вера оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнём испытываемого золота, к похвале, чести и славе" (1 Пет. 1,7). Если б Авраам в простоте сердца всецело не полагался на Господа, он не мог бы без малейшего колебания подчиниться повелению, столь глубоко испытавшему его веру. Но Сам Бог был живою и непоколебимою твердынею его сердца; и ради Него Авраам готов был отказаться от всего.

Душа, обретшая в Боге "все источники свои" (Пс. 86,7), без малейшего колебания отрекается от всех "водоёмов человеческих" (Иер. 2,13). Отречься от плоти мы можем в той именно вере, в какой мы познали Создателя, и ни на йоту не больше этого: нет работы бесполезнее усилия человека отрешиться от интересов мира видимого иначе, как чрез посредство веры, осуществляющей невидимое. Пока Бог не становится для человека "полнотою, наполняющей все", душа его не может отказаться от своего Исаака. Но когда верою мы можем сказать: "Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах", мы можем к этому прибавить: "Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля, и горы двинулись в сердце морей" (Пс. 45,1-2).

"Авраам встал рано утром", и т.д. Авраам не медлит, повинуется тотчас же. "Спешил и не медлил соблюдать заповеди Твои" (Пс. 118,60). Вера не вникает в обстоятельства, не размышляет о последствиях; она взирает на Одного Бога, говоря: "Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатию Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью" (Гал. 1,15-16). Советуясь с плотью и кровью, мы наносим ущерб нашему свидетельству и служению, потому что плоть и кровь Богу подчиняться не могут. Для нашего собственного счастья и для славы Божией нам должно, с помощью Божией, спешить с раннего утра соблюдать заповеди Божий. Если Слово Божие составляет источник нашей деятельности, из него черпаем мы силу и решимость для всех поступков наших, стоит исчезнуть вдохновению, с ним упадёт и энергия наша.

Чтобы жизнь наша сделалась деятельной, последовательной и сознательной, необходимы два условия: иметь Духа Святого силою своею и Священное Писание руководителем своим. Авраам обладал тем и другим: он получил от Бога силу и повеление действовать. Его послушание носило вполне определённый характер; и это очень важно. Мы часто принимаем за преданность делу Божию изменчивые порывы человеческой воли, далеко не подчинённой могущественному действию Слова Божия. Всякая деятельность этого рода обманчива и не имеет никакой цели; дух, руководящий ею, крайне неустойчив. Можно принять за правило, что всякий раз, когда рвение человеческое не соответствует установленным Богом границам, происхождение его сомнительно: если оно не достигает этих границ, оно не совершенно; если же переходит их, оно заблуждается. Существует, правда, из ряда вон выходящие пути и действия Духа Божия; проявляющаяся в них державная сила Его не знает никаких границ; но сила Божественного действия так безмерно велика, что она очевидна для всякого духовно настроенного человека. Те исключительные случаи нимало не противоречат истине, что верность и разумное рвение основаны всегда на Божественном начале и руководствуются им. Решимость принести в жертву сына может показаться удивительным подвигом; но не следует забывать, что она лишь потому имела цену в глазах Божиих, что её основанием было повеление Божие.

Преданность Богу тесно связана с поклонением Ему. "Я и сын пойдём туда и поклонимся" (ст. 5). Истинно преданный Богу служитель смотрит не на своё служение, как бы значительно оно ни было, а на своего Господина; и это вызывает в нем чувство благоговейного поклонения Господу. Если я душою предан своему господину по плоти, я с одинаковой готовностью вычищу его сапоги и исполню обязанности его кучера; но если не его, а моя личность будет на первом плане, второе занятие я предпочту первому. Так бывает и в деле нашего служения Божественному Учителю: если все мои мысли устремлены на Него Одного, мне будет безразлично, придётся ли мне заниматься делами Церкви, или деланием палаток. То же следует заметить и относительно служения ангелов. Ангелу совершенно безразлично быть посланным уничтожить целое войско неприятеля, или же оградить от опасности одно лишь чадо Божие; мысль его всецело занята его Господином. Если б, как было кем-то справедливо замечено, с неба, положим, было послано на землю одновременно два ангела, один для управления целым государством, а другой - мести улицы города, им и в ум не пришло бы оспаривать друг у друга порученное им дело. И если это применимо к Ангелам, не должно ли быть также и с нами? Служение и благоговейное поклонение Богу должны идти рука об руку; также и работа рук наших должна всегда являться благоуханием заветных желаний нашего сердца. Другими словами, ко всякому делу нам следует приступить, сообразуясь с духом слов: "Я и сын пойдём туда и поклонимся." Это предохранило бы нас от нашей склонности к работе машинальной, к работе из любви, к работе самой, когда мы заняты своим трудом, а не Господом. Все должно истекать из беззаветной веры в Бога и послушания слову Его.

"Верою Авраам, будучи искушаем, принёс в жертву Исаака, и, имея обетование, принёс единородного (Евр. 11,17). Насколько мы ходим верою, настолько можем мы и начать совершать и доканчивать какое-либо дело во славу Божию. Авраам не только пустился в путь с целью принести Богу в жертву своего сына, но он и дошёл до самого места, указанного ему Господом. "И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож; и пошли оба вместе." И далее мы читаем: "И устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего, Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простёр Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего" (ст. 6,10). То было "дело веры", "труд любви" в высшем смысле этого слова; действительное дело, действительный, а не показной труд. Авраам не приближался к Богу устами только, тогда как сердце далеко отстояло от Бога; он не говорил: "Иду, Господи!" чтоб затем не последовать зову Божию. То была полная действенность, действенность, благоугодная Богу. Нетрудно хвалиться своею преданностью, когда не приходится её доказывать на деле; легко говорить: "Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь... хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя" (Матф. 26,33-35). Весь вопрос в том, чтоб пребыть твёрдым до конца, превозмочь искушение. Настала минута испытания, и Пётр не устоял в вере. Вера никогда не разглашает наперёд того, что она готовится совершить; она совершает, что может, силою Господа. Жалок человек, исполненный гордости и самомнения: ничтожны как самые эти чувства, так и основания их; истинная вера сказывается лишь в минуту её испытания; до этой же минуты она покоится вдали от взоров людских.

Именно эта святая, деятельная вера и служит к прославлению Бога; все её дела исходят от Бога; все они совершаются ради Него. Из всех поступков жизни Авраамовой ни один не послужил к славе Божией в такой мере, как его поведение на горе Мориа. Там Авраам засвидетельствовал, что воистину "все его источники" были в Боге, что там он имел их не только до, но и после рождения Исаака. Опираться на благословения Божий и опираться на Самого Бога - не одно и то же. Полагаться на Бога, имея пред собою источники, насыщенные благословениями Божьими - нечто совсем другое, чем полагаться на Него, когда источники эти иссыхают. Авраам засвидетельствовал превосходство своей веры, доказав, что он умел рассчитывать на Бога и Его обетование произвести бесчисленное потомство не только пока он видел пред собою в цветущем здоровье и полного сил Исаака, но и тогда, когда Исаак должен был обратиться в жертву, обречённую на сожжение. Блаженная уверенность! Уверенность беззаветная, не опирающаяся частью на Творца, частью - на творение Его, но уверенность, покоящаяся на прочном основании, на Самом Боге. Он принял в соображение, что мог Бог совершить, и не думал, что Исаак мог что бы то ни было совершить сам. Без Бога Исаак был ничто; Бог и без Исаака был всем. Вот принцип высшей важности, испытание, могущее исследовать все глубины нашего сердца. Когда видимые источники, несущие благословения Божий, иссыхают, уменьшается ли сообразно с этим и доверие моё к Богу? Или же я живу в столь непосредственной близости к самому исходному пункту живого источника, что исчезновение всех ручьёв человеческих нимало не нарушит моего неизменного благоговения к Богу? Верю ли я со всей доверчивой простотой, что Бог силён сделать все; решусь ли в силу этого в том или другом смысле "простереть руку свою и взять нож, чтоб заколоть своего сына"? Авраам оказался способным на это, потому что он взирал на Бога воскресения. "Он думал, что Бог силён и из мёртвых воскресить" (Евр. 11,17-19).

Одним словом, он имел дело с Богом, и ему этого было достаточно. Бог не допустил его нанести смертный удар сыну. Авраам дошёл до последних границ доверия: Бог любви не мог допустить его перейти эту границу; Он пощадил отцовское сердце от терзаний, которых не избежал Сам, от роковой необходимости поразить смертью Своего собственного Сына. Сам же Он дошёл до конца; да будет благословенно имя Его! Он "не пощадил Сына Своего и предал Его за всех нас." "Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению" (Рим. 8,32. Ис. 53,10). Когда на Голгофе Он приносил в жертву Единородного Сына Своего, никакой голос с неба не остановил этого. Нет, жертва была принесена, запечатлев собою наш вечный мир.

Тем не менее преданность Авраама Богу была вполне доказана и достойно оценена. "Ибо теперь, - говорит Бог, - Я знаю, что боишься ты Бога, и не пожалел сына твоего единственного твоего, для Меня" (ст. 12). Обратите внимание на слова: "Теперь Я знаю". До этого времени вера ещё не была засвидетельствована; вера существовала, и Бог это знал, но важно то, что Бог поставил наличность веры Авраама в зависимость от осязательного доказательства, которым Авраам лично засвидетельствовал её пред жертвенником на горе Мориа. Вера всегда проявляется в делах своих, а страх Божий - в плодах, из него истекающих. "Не делами ли оправдался Авраам, отец наш, возложив на жертвенник Исаака, сына своего" (Иак. 2,21). Кто мог бы сомневаться в его вере? Отнимите от Авраама его веру, и на горе Мориа пред вами предстанет убийца или же безумец. Примите в расчёт его веру, и в нем вы увидите верного и послушного служителя Божия, человека, боящегося Бога и оправданного верою своею. Но вера нуждается в доказательствах: "Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет?" (Иак. 2,14). Исповедание веры без проявления её могущества и её плодов не удовлетворяет ни Бога, ни людей. Бог, ищущий искреннюю веру, ценит её всюду, где её открывает; то же относится и к людям; они могут понять лишь живое, ясное выражение веры, проявляющееся в её делах. Мы окружены атмосферой показной религии; устами исповедуют веру почти все; но сама истинная вера все ещё остаётся редкой драгоценностью; мы говорим о вере, дающей человеку решимость, покинув берег настоящих наших обстоятельств, идти бесстрашно навстречу грозным волнам и противным ветрам, чтобы не только помериться с ними силою, но преодолеть их даже и тогда, когда Учитель как бы спит, когда лодка покрывается волнами.

Не лишним будет вставить здесь также несколько слов о чудной гармонии, существующей между учениями апостолов Иакова и Павла относительно оправдания. Рассудительный и духовно настроенный читатель, считающий все Священное Писание богодухновенным, прекрасно знает, что в вопросе этом мы имеем дело не с апостолом Иаковом, не с Павлом, но с Духом Святым. В милосердии Своём Дух Святой обратил каждого из этих заслуживших благоволение в глазах Божиих людей в Своё орудие, в перо для передачи Своих мыслей; так для выражения своих мыслей мы вольны выбрать перо гусиное или же стальное; в этом случае нелепо было бы искать противоречия в написанном двумя разными перьями: ими писало одно и то же лицо. Невозможно открыть противоречие в словах двух людей, вдохновлённых Богом, как невозможны встреча и столкновение двух небесных тел, из которых каждое вращается по своей, Богом предначертанной, орбите.

И действительно, как и следует ожидать, самая полезная, самая совершенная гармония существует между двумя этими апостолами в вопросе касательно оправдания; каждый из них уравновешивает, поясняет другого. Апостол Павел даёт нам внутренний, скрытый принцип вопроса; Иаков - описание внешнего развития этого принципа. Первый обращает наше внимание на сокровенную жизнь души; последний - на её внешнее проявление; первый рассматривает человека в связи с Богом; последний разбирает отношения человека к ближним его. И то и другое одинаково необходимо для нас, потому что наличность внутреннего принципа требует проведения его внешним образом в жизнь; но и жизнь, не воплощающая в себе её руководящего внутреннего принципа, теряет все своё значение, всю свою силу. Авраам оправдался пред Богом тогда, когда он поверил Богу, и Авраам в то же время оправдался, когда возложил на жертвенник Исаака, сына своего. В первом случае нам открывается скрытое миру положение Авраама пред Богом; во втором мы видим веру Авраама открыто признанной небом и землёю. Важно установить эту разницу. Когда он "верил Богу", никакой голос с неба не засвидетельствовал этого, хотя Бог уже видел веру Авраама и вменил эту веру в праведность ему; когда же Авраам "возложил на жертвенник Исаака, сына своего", Бог мог ему сказать: "Теперь Я знаю," - и весь мир получил могущественное неоспоримое доказательство того, что Авраам оправдался перед Богом. Так всегда будет и с нами. Где существует наличность веры, там не замедлит проявиться и внешнее её действие, значение которого всецело зависит от его отношения к вере. Отделите на минуту дело Авраама, изображённое нам апостолом Иаковом, от веры Авраама, нам описанной апостолом Павлом, и спросите себя, какие данные существовали бы при данных условиях для оправдания Авраама? Ровно никаких. Вся цена, вся суть подвига Авраама истекала из того факта, что он представлял собою внешнее проявление той веры, которая уже раньше оправдала Авраама в глазах Божиих.

Такова гармония, существующая между учениями апостолов Иакова и Павла, или таково, лучше сказать, единство голоса Духа Святого, чрез посредство которого из апостолов ни раздался бы этот голос.

Возвратимся теперь к рассматриваемой нами главе. Поучительно проследить, как испытание веры привело Авраама к более глубокому познанию характера Божия. Когда нам посылается испытание от Бога, мы непременно получим новые откровения относительно характера Божия и этим путём постигнем всю ценность испытания.

Не простри Авраам руки своей, чтоб заколоть сына своего, никогда бы не удалось ему понять все величие преизобильного богатства Божия, связанное с именем, которое Авраам дал при этом Богу: "Иегова - ире" или "Господь усмотрит". Только на деле, проходя через испытание, познаем мы, что такое Бог. Без испытаний мы остаёмся всегда теоретиками; но Бог этим не довольствуется; Он хочет, чтоб мы погружались в глубины жизни, заключённые в Нем Самом, в непосредственном общении с Ним. С какими новыми взглядами, с какими непохожими на прежние чувствами должен был Авраам возвращаться с горы Мориа в Вирсавию. Как изменились мысли его относительно Бога, относительно Исаака, относительно решительно всего!

"Поистине можно сказать: "Блажен человек, который переносит искушение" (Иак. 1,12). Испытание - это почесть, оказываемая Самим Господом, и трудно было бы оценить все блаженство, истекающее из Им сделанного опыта. Когда люди вынуждены бывают говорить словами Псалма 106 (см. ст. 27): "Вся мудрость их исчезает", тогда именно открывают они, что такое Бог.

Да даст нам Господь силу достойно переносить искушения, дабы дела Его явились, и имя Его прославилось в нас!

Прежде чем кончить эту главу, заметим ещё, с каким благоволением отмечает Иегова дело Авраама, к совершению которого он уже был раньше готов. "Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я, благословляя, благословлю тебя и, умножая, умножу семя твоё, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твоё городами врагов своих. И благословятся в семени твоём все народы земли за то, что ты послушался голоса Моего" (ст. 16-18). Это удивительно согласуется с тем, что Дух Святой говорит о деле Авраама в Евр. 11 и Иак. 2. В этих местах Писания говорится, что Авраам на самом деле принёс своего сына в жертву.

Главный смысл всех этих свидетельств заключается в том, что Авраам доказал, что он готов был пожертвовать всем, кроме Бога; это-то было одновременно и вменено ему в праведность, и послужило доказательством этой праведности. Вера может обойтись без всего, только не без Бога; она сознаёт вполне ясно, что силы Божией хватит на все. Вот почему Авраам мог достойным образом оценить слова: "Мною клянусь. "Да, чудное слово "Мною" заключало для человека веры все. "Бог, давая обетование Аврааму, как не мог никем высшим клясться, клялся Самим Собою... Люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их. Посему и Бог, желая преимущественнее показать наследникам обетования непреложность Своей воли, употребил в посредство клятву" (Евр. 6,13,16,17). Слово и клятва Божий должны положить конец всем сомнениям, всем проявлениям воли человеческой, сделаться для души непоколебимым якорем среди всех треволнений, всей суеты мирской.

Нам всячески приходится осуждать себя за то, что обещания Божий столь слабо действуют на наше сердце. Обетование дано; мы говорим, что верим ему; но оно, - увы! - не составляет для нас непоколебимой, осязательной действительности, не представляет для нас того, чем оно должно для нас в сущности быть; потому и не извлекаем мы из него "твёрдого упования", произвести в нас которое ему дано. Как мало готовы мы силою веры принести в жертву нашего Исаака! Будем же молить Бога даровать нам более глубокое познание блаженной жизни в Нем, чтобы мы могли лучше понять всю важность слова апостола Иоанна: "Победа, победившая мир, наша вера." Только верою можем мы победить мир. Неверие ставит нас в зависимость от настоящего, другими словами, даёт миру власть побеждать нас; душа же, которой Духом Святым открыто, что Бог заключает для неё все, становится вполне независимой от всех уз земных.

Постараемся же, дорогой читатель, на опыте испытать все это, чтобы обрести мир и радость в Боге, да прославится Он в нас!

Глава 23

Эта короткая глава Священного Писания заключает в себе много полезного для души. Дух Святой даёт в ней чудный образец того, как верующий человек должен всегда вести себя относительно внешних. Если вера делает человека, обладающего ею, независимым от людей мира сего, она же научает его быть честным по отношению к ним. В 1 Фес. 4,12 апостол увещевает нас "поступать благоприлично пред внешними", в 2 Кор. 8,21 - "стараться о добром не только пред Господом, но и пред людьми", а Рим. 13,8 - "не оставаться должными никому ничем". Это важные правила, правила, которыми неизменно руководствовались все верные служители Христовы всех веков - раньше даже, чем они были определённо выражены апостолом; но, увы, правила эти слишком мало принимаются в расчёт в наше время.

Глава 23 книги Бытия заслуживает особенного нашего внимания. Она начинается с описания смерти Сарры и показывает нам Авраама в дни печали его. "И пришёл Авраам рыдать по Сарре и оплакивать её." Чадо Божие призвано проходить чрез огорчения, но характер его скорби совершенно особенный. Великий факт воскресения утешает и совершенно изменяет весь характер его скорби (1 Фес. 4,13-14). Провожая в могилу своего брата, свою сестру, верующий может быть вполне уверен, что могила не надолго удержит их в себе, "ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведёт с Ним" (1 Фес. 4,14). Искупление души служит залогом искупления и тела; получив первое, мы ожидаем второго (Рим. 8,23).

Покупая Махпелу в собственность, чтоб схоронить там Сарру, Авраам выражает этим, по нашему мнению, свою веру в воскресение. "И отошёл Авраам от умершей своей." Вера не пребывает в долгом созерцании смерти. Она имеет нечто лучшее, дарованное ей "Богом живым": вера видит пред собою воскресение; взор её обращён к нему; могущество воскресения даёт ей силу "отойти от умершего". Этот поступок Авраама весьма знаменателен, и нам необходимо углубиться в значение его, потому что слишком склонны мы останавливаться на смерти и последствиях её. Смерть есть предел власти сатаны, а где кончает сатана, там начинает Бог. Авраам понял это, покупая пещеру Махпелы, чтобы сделать её местом упокоения для Сарры. Этот поступок Авраама выражает собою мысль Авраама относительно будущего. Он знал, что в грядущих веках исполнится обетование Божие относительно земли Ханаанской; потому он мог положить тело Сарры в пещеру в твёрдой надежде славного воскресения. ...




Все права на текст принадлежат автору: Чарльз Генри Макинтош.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Толкования на ПятикнижиеЧарльз Генри Макинтош