Плешакова Валентина Михайловна «РУССКАЯ ПЕЧЬ» Попов Владимир Владимирович «БАГЕТЫ, КАРНИЗЫ, РАМЫ» Коноплева Наталья Павловна «ПОЛСОТНИ "ЛЕНИВЫХ" УЗОРОВ ДЛЯ ВЯЗАНИЯ» Сорокина Анна Львовна «ВОРОТНИКИ "РИШЕЛЬЕ" ВНОВЬ НА ГРЕБНЕ МОДЫ» --- Журнал «СДЕЛАЙ САМ» (02)∙1996 _{Подписная научно-популярная серия}

СТРОИТЕЛЯМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ

Русская печь

В.М. Плешакова

От первого вздоха

Как зачин жизни воспринималось в семье каждодневное занятие хозяйки — растопка печи. И, действительно, лишь заиграют языки пламени на решетке дров, в доме все приходит в движение. Не потому ли в украшении избы, в элементах ее отделки так часто у нас встречается петух — символ очага, огня и света?

Исследователи русского быта объясняют языческое поклонение славян огню приверженностью роду, пониманием себя как частицы живого мира с его извечным круговоротом. В «Материалах для географии и статистики России, собранных офицерами генерального штаба», и увидевших свет более ста лет назад, издатель этой работы М.Цебриков записал такое наблюдение: «При устройстве нового очага огонь переносится непременно со старого очага: без этого нельзя ожидать прежнего довольства. Если по отдаленности нового жилища нельзя перенести туда старый огонь, то берут, по крайней мере, принадлежности очага: кочергу, ухват и т. д., как это делают переселенцы из Смоленской в малоземельные губернии».

Ритмы бытия, ритуалы определялись тем, насколько крестьянин приспособил такое устройство, как русская печь, для жизнедеятельности своей и домочадцев.

Поистине все существование человека, с рождения до последнего вздоха, проходило рядом с печью.

По сибирским приметам само появление нового человека на свет доставалось его матери с меньшими муками, если она во время родов держалась за забор печи — верхнюю боковую доску, которая отделяет дверь от деревянных пристроек к печи. Тем временем на плите роженице готовились отвары трав и ягод.

Отрезав пуповину и обмыв в корытце, младенца пеленают и в подушках укладывают на печь. Пока не подрос, не встал на ножки, его, оберегая от простуды, и купают в печи, напаривая березовым веником непременно со словами:

«Спи по ночам, расти по часам, не слушай, где собаки лают, слушай, где люди бают». Потом следует три раза постучать веником о лавку и продолжить:

«Как на венике листочки не держатся, так пусть на рабе Божьем (имярек) уроки, призоры, страхи, переполохи не держатся». А если дитя все же чахнет, на Новгородчине, бывало, вылечивали его в несколько приемов, повторив такие действия. Каждый раз размеры ребенка отмечают узелками на нитке. Потом его над квашонкой перед челом печи обливают водой. Нитку с мерками надо кинуть в первый огонь с приговором: «Как эта нитка, пусть сгинет хворь с раба Божьего…» — и называется имя.

Чтобы соска оставалась чистой, ее либо держат в квасе всю ночь, либо прогревают на шестке остывающей печи.

Прикармливая ребенка, молоко для него затапливают в горшке.

Как только приходит время отнимать малыша от труди, кормилице надо сцедить каплю на горячую плиту, тогда, по всеобщему убеждению, молоко у матери перегорит разом, и она безболезненно переживет этот период.

И хоть из народного опыта многое позабылось или наскоро было отвергнуто, кое-где до сей поры сохранились обычаи и приемы домашнего лечения с помощью печи. Такое врачевание — наука своеобразная и сложная, много в ней обрядового, основанного на поверьях, не бесспорного, но и тысячелетиями выверенного, интуитивно найденного, исцеляющего немало.

Русская печь всегда служила крестьянину верой и правшой, пребывала первой помощницей в многочисленных хозяйственных нуждах.

С наступлением холодов жизнь семьи сосредоточивалась на подворье. Хозяину предстоял обмолот зерна, надо было довести до ума лен, выкормить-выходить скотину и ее приплод, до посевной наладить орудия, инвентарь и выкроить еще время на занятия ремеслами. Тут без печи шагу не ступить.

В ней же готовили на все семейство еду, выпекали хлебы и всевозможные пироги, сушили зерно, ягоды, лен. А где, кроме того, мог крестьянин запарить корм скоту — козам, овцам, свиньям, птице? Высушить мокрую одежду, валенки, рукавицы или впитавшую влагу конскую сбрую? На печи подсушивались сырые телячьи кожи, продубленные шкурки лесных зверей.

В народе печь сравнивали с матерью родной, приговаривая: «Добрая-то речь, что в избе печь», «Хлебом не корми, только с печи не гони». А хорошую минуту человек как называл? «Словно у печки погрелся», «Сижу у печи да слушаю речи». Дружную семью по чему определяли? «У них и печки, и лавочки — все вместе».

Зимними вечерами многочисленная крестьянская семья, обычно три ее поколения, собирались у печки, как возле радушной хозяйки. Старики занимали место на лежанке, туда же, вглубь, за занавески, забивалась младшая ребятня, пока не обремененная заботами по дому. Эти сумерничанья под завывание вьюги и снежный хруст за окном приводили детей в восторг. Старшие, наконец-то переделав дела, выполняли обещанное — рассказывали сказки и былины, пели песни и прибаски. И в отсветах печного огня чье сердчишко стерпит без радостного стука от торжества сказочного добра, побед отважного и великодушного богатыря-молодца?

Перечувствованное здесь навсегда оставалось с человеком и служило ему камертоном всю жизнь. Так, из уст в уста передавались лучшие творения народного духа, сызмала наследники усваивали нравственные установления своего рода, деревни, родной земли.

Русский крестьянин и обозримый мир во многом воспринимал через привычные образы дома, семьи, печи. «Полна печь перепечей, а среди печи каравай» — что это? Небо, звезды, месяц. «У нас в печурке три чурки, три гуся, три утки, три тетерева», то есть по три месяца по временам года. В пословицах и поговорках нашего народа про русскую печь отразилась его жизненная философия, миропонимание: «Не печь кормит, а руки», «Не хвались печью в нетопленной избе». «Счастье придет и на печи найдет», «До тридцати лет греет жена, после тридцати — рюмка вина, а после и печь не греет», «Кого зовут пиво пить, а нас печи бить» (то есть на работу), «Из одной печи, да не одни речи», «Всем бита и об печь бита, только печью не бита».

Начать привычное дело — танцевать от печки. Упал с печи, понимай: недоумок, покалеченный. Псковитянка не назовет, который час, а скажет: «Печка навесело топилась», — значит, утро пришло, рассвело.

От слова «печь» образовано множество точных, выразительных названий, определений. К примеру: печня — кухня, поварня; печея — стряпуха, мастерица печь; печное — варево, горячая пища; печево — печеное и жареное; печник, печебой — печной мастер; печегляд — любитель чужих обедов; печепар, печушник — домосед, лежебока; печегнет — отъявленный лентяй.

Русская печь спасала-выручала в переломные для человеческой судьбы моменты. А в некоторых краях ей приписывали и совершенно магические свойства. Например, считалось, что она способна помогать при выборе суженого или суженой, когда надо было добиться расположения к себе избранного предмета.

Оказывается, чью-либо любовь можно приворотить, прочитав через трубу печи «присушку»:

«Встану, не благословясь, пойду, не перекрестясь, пойду ни дверью, ни воротами, ни путем, ни дорогою, а мышиными норами и змеиными тропами. Окину я своими ясными глазами на все четыре стороны, на море-окиян. Попадутся мне в полудороге 77 бесенков с полубесенком и посреди них сам сатана. Подойду я к ним близешенько, поклонюсь низешенько: взвейтесь 77 бесенков с полубесенком и сам сатана, полетите на море-окиян, на остров Буян. На острове Буяне лежит железная доска, под этой доской лежит тоска — тоска-тоскуча, горе-горюче. Доску подымите, тоску возьмите в свои ручки, носите не уроните. На землю уроните — земля загорит, на воду уроните — вода загорит. Вложите ее рабе Божьей, красной девице (имярек), в хожалые ножки, в махалые ручки, в черные брови, в ясные очи, в ретивое сердце, чтобы она, красная девица (имярек), в еде не заедала, меня в питье не запивала, чтобы она меня на уме держала, казался бы я ей (имярек) краше красного солнца, милее отца-матери, всего роду-племени, чтобы она, красна девица (имярек), в пляске не заплясала меня, в гульбе не загуляла.

Будьте мои слова все востры и быстры, крепче камня серого!

Которые слова переговорил — будьте назади, которые не договорил — будьте впереди. Моим словам ключ в небе и замок. Свои слова замкну, а ключ в море-океян опущу.

Кто может красной девице пособить от этого заговору, тому за щеки щепота, за ноги ломота, из себя кровь сосать, на себе одежду рвать».

А как же избавиться от «присушки»? Да отворотом. Взять иглу без ушка и произнести слова: «Как не найти тебе (имярек) ушко этой иголки, так не присушить тебе меня, красной девицы (имярек)!» — и воткнуть в край своей рубашки, когда догадаешься, что такой-то тебя намерен «присушить».

В семейных празднествах, при приеме сватов или торговой сделке в избе — в каждой церемонии печке отведена своя роль. Вот творит малый чин хозяйка: обносит, пригубив, чарками с вином, а потом встанет у печи, заложив руки за спину. Этим она выказала высшее уважение гостям.

Как должное принимал крестьянин и некоторые неудобства, связанные с печкой. Ведь за припечком или под печкой, в печуре, селится домовой. Отсюда и поговорка: «Вылез, как чур из печуры». По одному поверью домовыми становятся умершие родственники. По другому — из-за вины то ли Ноя, то ли Адама. Бог попросил кого-то из них показать всех своих детей, тому было совестно вести такую ораву, часть попрятал, они и стали домовыми, полевыми, лешими и водяными.

Домовые, говорят, с виду похожи на людей, некоторые считают, что у домового есть сходство с хозяином дома. Супруги домовых — домахи, или домовихи, — являются людям в белой одежде. Домовой близко к сердцу принимает хозяйские интересы. А вы думали, почему в доме стены помогают? Домовой печется о хозяине. Он плачет, стонет среди всеобщей полуночной тишины, предвещая новость стуком в дверь, в стены избы. А то кладет руку на спящего хозяина: космата и тепла — к добру, голая и холодная — к беде.

В каждом доме, в каждом подпечке может жить только один домовой. Бывает, своего вытесняет наброжий, пришлый. Этот может накликать всякие неприятности; чарует коров и отнимает у них молоко, озорничает во дворе или около дома. Не всегда делается такое по злобе. Чаще потому, что борется с другими бродячими домовыми, которые тоже бы не прочь жить тут оседло. Как видим, и в бестелесном мире существуют проблемы с жилплощадью.

Помогая «своему» домовому, архангельцы разбрасывали по углам чертополох для изгнания чужаков. Сибиряки и крестьяне Центральной России оберегали домашний очаг, перешагнув через огонь при заселении дома…

Не только от тоски по патриархальному прошлому живет в нынешней деревне русская печь. Живет рядом с природным газом, с моднейшими отопительными приборами.

В сельском доме она не дань старине — венец народного строительного искусства. Крестьянина привлекают в ней простота конструкции, универсальность и довольно высокая экономичность. Вот почему сохранилась в быту самобытная русская печь в наш так много отвергнувший век.

Из мглы веков

По годам она глубокая старушка. Русская печь появилась на свет, чтобы в нашем суровом климате люди могли обогреть себя и приготовить пищу внутри помещения. Ведь у первобытного человека очаг состоял из двух камней, с углублением между ними для углей. На камни ставили сосуд с едой, а под ним разводили огонь. Века минули до появления настоящих печей.

Постепенно камни заменил треножник-таган. Его огораживали с трех сторон стенками из несгораемых материалов. Позднее этому устройству нашлось место в жилище — в центре конической юрты, в землянке. О чем хлопотал древний мастер? Не только об удобстве и безопасности в пользовании огнем. Он ломал голову над тем, как заставить печной жар работать на человека во всю силу. Русская печь как раз и стала таким устройством, где тепло живого костра, заключенное в топливнике, используется сполна. Наши предки сбивали из глины у одной из стен горизонтальное углубление, отделяя его пирамидальным колпаком. Эта прародительница русской печи, распространенная на территории Древней Руси долгие века, известна как печь курная (рудная, черная). Именно тогда зародилась форма ее свода, перешедшая во все последующие типы русской печи.

Рис. 1. Типы курных печей XI–XIII вв.

Курная топилась по-черному: через отверстие сбоку или вверху дым шел в избу, нагревал воздух; отдав тепло — опускался вниз. Избавлялся от него крестьянин, приотворив дверь. Для этой же цели существовало в избе отверстие 10x15 см в стене у потолка, в другое время закрываемое заслоном, как и применявшиеся в старину волоковые окна, которые затягивали бычьим пузырем или промасленной холстиной.

Встречался и другой способ отвода дыма из избы — через дыру в потолке, «верхних». Дым тогда выходил сначала на чердак и через неплотности кровли — наружу. После топки дыру закрывали деревянной втулкой или мешком, набитым тряпками.

Наши предки и курную печь умели топить так, что в ней топливо сгорало полностью, копоть накапливалась лишь вокруг «верхника» или волокового оконца. Для очистки дымовых каналов крестьяне издавна использовали осину: сажа, что не успевает выгорать после протопки осиновыми дровами, становится рыхлой и легко снимается метелкой.

Соприкасаясь с деревянными деталями «верхника», дым не воспламенял их, остыв по дороге, то есть большая часть теплоты оставалась в жилище. Курная изба благодаря этому отличалась сухостью и прочностью. Известный отечественный исследователь печного искусства И.Свиязев объяснял это тем, что стены со временем покрывались смолой, в состав которой входит креозот. Он-то и предохранял от гниения животные и растительные вещества. Иными словами, дым отчасти выполнял санитарную роль, как ни странно звучит такое утверждение.

Сама печь обычно сбивалась из глины или складывалась на глиняном растворе из камней. В одних местах ее устраивали на песчаной подушке в обвязке из четырех брусков, при этом трамбовку стен и свода вели по борову, на него брали половинчатый обрубок толстого бревна. В других краях печь ладили по легкой опалубке. Иногда трамбовали с помощью «свинки» — двух полукругов из досок, скрепленных поперечными дощечками. «Свинку» обычно помещали на пол и с трех сторон обкладывали глиной, в которую рядами вбивали камень — для удержания жара. По окончании кладки «свинку» вынимали или сжигали при первой протопке. Образовавшееся полое пространство становилось топкой печи.

Как утверждают историки, курная изба долго главенствовала в домах наших предков еще и потому, что служила в гончарных, плавильных, ковочных и других работах. Уже потом для ремесел придумали специальные печи и располагали их вне жилища. Кстати, общеизвестный в Древней Руси «сыродувный» горн (домница) отличался от курной печи лишь приспособлением для искусственной подачи воздуха в нижнее боковое отверстие печи с помощью кузнечных мехов.

В доме курная печь приобретает прямоугольную форму. На Севере в ту пору вместо южных полуземлянок строили рубленые избы с печью-каменкой. Такую печь мастерили из камней на глиняном растворе или без него. До наших дней каменка сохранилась лишь в банях.

В стенах дворцов цесарей замечены каналы, и некоторые учёные предполагают, что устройство дымовых печей было ведомо уже римлянам. Однако в Европе XIV века о дымовых трубах говорили как о предметах роскоши. У нас первое упоминание о дымницах встречается в Новгородской летописи 1560 года. Вначале их делали над отверстием в кровле, чтобы удалялся дым, наполнивший чердак через «верхник» в сенях.

Чуть позднее додумались «верхник» в черной избе ставить прямо над устьем печи. Причем над самим устьем устраивали примитивный колпак, который и соединялся-то с отверстием в потолке лишь на время топки. Так родилась печь «полубелок», название которой находим в документах XVI века. Она предшествовала обычной русской печи, что и доселе в некоторых местах зовется «белой».

«Белая» печь появилась у нас не позднее середины XVII века. Со своей родственницей она разнилась лишь тем, что приобрела сквозную трубу для отвода дыма прямо наружу. Труба, как и прежняя дымница, долгое время изготавливалась из дерева, часто изнутри обмазанного глиной. Дымовую трубу, которая первоначально проходила вертикально через чердак, в дальнейшем во избежание выброса искры, ради удержания тепла, экономии топлива стали «заламывать», то есть превращать в горизонтальный лежак («боров»). Из него дым выбирался через стояк (трубу). Так в русской печи окончательно сложилась дымоходная система.

К XVIII веку также определилась и сама конструкция простой печи, то есть со щитками, несложная по устройству и уходу. Кладут ее из обычного кирпича или бьют из глины таких примерно размеров: ширина — 1270 мм, длина — 1650, высота до потолка — 2380, до палатой (перекрытия печи) — 1540 мм. Подобное устройство обогревает помещение 20–30 кв.м.

Мастеровые люди клали печи так, как было заведено в их местности испокон веков, наследуя от отцов и дедов секреты и приемы кладки. Не без интереса относились они к творениям очагов на чужестранный манер. Еще при Петре Великом, например, начали было привозить из-за границы и отпивать на наших заводах чугунные печи. Но новинка пришлась не ко двору в российском климате. Тела ведь в нагревании и охлаждении повинуются одним законам: чем скорее нагреваются, тем скорее и остывают. Вот и чугунки, накалившись, мгновенно теряли тепло, чуть выгорит топливо, комнаты превращались в волчьи ямы; наша горницы с Богом не спорница: на дворе тепло-то и у нас тепло. Воистину так и было — при одинарных-то переплетах в окнах со слюдой.

Из опытов с чугунными печами полезного в конструкцию простой русской печи переняли немного: заменили глиняные вьюшки на чугунные и закрывали их на чердаке.

При Анне Иоанновне русские печных дел мастера много работали над тем, чтобы тепло дольше стояло в печи. Идея витала в воздухе: дымообороты. Но все попытки их устройства в русской печи приводили к тому, что она дымила. Тогда придумали, сохраняя одну топку, ставить две задвижки для дыма, второй перекрывая дымообороты. Кроме того, отдельный канал выкладывали для вентиляции, а в поду отвели место поддувалу с решеткой. Такая печь и лучше горела, и меньше потребляла топлива. Сначала в обиходе появились печи с дымооборотами, выложенными винтом, «змеевиком» — горизонтально над топкой.

В царствование Екатерины II оказалась популярной еще более рациональная система дымоходов — с вертикальными последовательными оборотами (колодцами). Сооружения получились массивными, объемными. Несмотря на громоздкость, такая печь приобрела многих поклонников.

Хватало протопить ее раз в сутки, и температура в помещении колебалась очень незначительно.

«Я увидал печи огромных размеров и решил, что нужна уйма дров, чтобы их протопить, — отнюдь нет; только в России владеют искусством класть печи, как в Венеции — обустроить водоем или источник. Я исследовал в летнее время внутренность квадратной печи высотой в двенадцать футов и шириной в шесть, что была в углу большой залы. Я осмотрел ее от очага, те сжигали поленья, до самого верху, где начинался дымовник, по которому дым шел в трубу, я увидел, говорю, печные обороты, что, извиваясь, поднимаются вверх. Печи эти целый день сохраняют тепло в комнате, которую обогревают, благодаря отверстию наверху у основания трубы, кое слуга закрывает, потянув за веревочку, как только убедится, что весь дым от дров вышел. Как только в маленькое оконце внизу печи он видит, что все дрова стали углями, он преграждает ход теплу и вверху и внизу. Крайне редко печь топят два раза в день, кроме как у вельмож, где слугам запрещено закрывать вьюшку…»

Кирпичные, «дрова сберегающие», печи поразили не только авантюриста из Франции Казанову, цитата из книги которого приведена выше. В середине XVIII века иностранцы с повышенным интересом относились к русской печи. Особенно англичане. Но, как нередко случается в нашем отечестве, свое ценилось меньше заморского. И вот в городах начинается увлечение фигурными формами печей. Причудливые сооружения из кирпича заполнили дома и гостиные. И были особенно хороши… в бездействии. Потому что ради замысловатого нагромождения забывались функциональные достоинства русской печи, нарушалось правильное соотношение в ее элементах. Естественно, такие печи плохо прогревались, дымили. Зодчий и писатель Н.А. Львов весело потешался над этими уродцами, уверяя, что «печи вазами столь же безобразны, как и вазы печами».

Мода на печи-колонны, печи-обелиски, печи-пушки коснулась в основном зажиточного слоя общества. Однако на конструкцию простой русской печи все это влияния не оказало: «Очаг и вертел, — писал знаток печного искусства И. Свиязев, — удовлетворяют всем потребностям англичанина, а для русского человека необходима еще русская печь для кулебяки, щей, крутой каши и квасу, которые нельзя хорошо приготовить на очаге».

Еще М. В Ломоносов природу движения воздуха и газов в каналах и трубах объяснял разностью веса столбов холодного и теплого потоков. От разницы в температуре дыма и внешнего воздуха возникает тяга в печной трубе. Похожее явление наблюдаем с самоваром: чтобы он скорее закипал, удлиняют трубу, тем увеличивают высоту воздушного столба, который давит снизу на поддувальную решетку самовара, отчего воздух стремительно достигает углей, жар усиливается. По той же причине самовар быстрее закипает на холодном воздухе, чем в комнате.

Почти столетие спустя после Ломоносова появляются теоретические обоснования тех процессов, что происходят в русской печи, производятся расчеты теплотворной способности различного топлива, устанавливаются зависимости между размерами топливника, длиной дымооборотов и полезным действием печи. Все это наталкивает умельцев на усовершенствование традиционной конструкции. Самым значительным новшеством стало соединение английского очага (плиты в шестке) с печью, или пристройка обогревательного щитка. Тем самым печь-старушка лишилась своего крупного порока: раньше снизу она плохо прогревалась. Другое дело теперь. Щиток к ней — дополнительная печь с несколькими дымооборотами. К радости хозяйки, летом можно стало иногда саму печь и не топить, ограничиваясь плитой.

По сравнению с обычной, печь с плитой имеет в ширину до 1530 мм. Под шестком с левой стороны располагается топка для плиты.

Изменения вносились и дальше, в основном в отдельные элементы русской печи. Сегодня она существует в нескольких разновидностях, за некоторыми даже сохраняется имя автора.

На рубеже минувшего и нынешнего столетий черную печь повсеместно вытеснили печи с дымоходами. Класть такие печи стали преимущественно из кирпича. Тем не менее в ряде областей страны, и прежде всего на русском Севере, курные избы стояли вплоть до 30-х годов нашего века.

Что чему служит

Жители современной деревни, даже пожилые, не все знают, как устроена русская печь и назначение отдельных ее частей. В ней нет ничего лишнего, все детали соразмерны и целесообразны. Каждая давно приобрела свое собственное имя, и не одно.

Прежде всего печь удобно расположена. Открываешь дверь из сеней в избу — от порога направо или налево стоит боком печь с лежанкой. Снизу вдут одна или две деревянные доски — ступени. Это приступка, чтобы сподручнее взбираться на лежанку. Над верхней доской неглубокая ниша — печурка, где сушат рукавицы, валенки. Печурку часто делали и с другого бока печи.

С лежанки попадаешь на полати-антресоли, устраиваемые между печью и противоположной стеной избы. Три угла полатей примыкают к стенам, а к голбцу, или полатному столбу, — четвертый, выдаваясь внутрь избы. От столба к стенам тянутся два бруса, называемые воронцами. Они держат доски полатей. Полати в тесной избе были просто необходимы, так как служили общей спальней. На них почивали старики, но чаще всего — дети. Для членов семьи других возрастов прохлаждаться на полатях считалось предосудительным. Их немедленно зачисляли в лежебоки. А наш народ лежебок не одобряет: «На полатях лежать, так и хлеба не видать», «Много храбрых, на полатях лежучи». И в загадке: «Сидит мужик на полатях, на нем синенький халатик» — крестьянин упоминается «для отваду», с хитрым намеком на дым в курной избе.

В наши дни полати редко где не вышли из употребления как место для сна, на них хранят сезонные вещи.

От порога шагнем теперь к печи. Фасад ее народ называл зеркалом. В нижней части оставляют свободное пространство — подполье, или подпечек, куда прячут разный инвентарь. Повыше часто делают холодную печурку под мелкую посуду. Спереди, на уровне пода печи, расположен шесток — площадка, над которой предусматривают отверстие, называемое окном шестка. На шестке держат посуду с едой до варки или после нее. В разных краях России шесток именуют по-своему: загнетка, горнушка, порск, бабурка. Слева, а то и с обеих сторон, в шестке отгораживают впадины — зольники (очелки) для отгребания сюда золы.

Отделенная перегородкой часть избы перед шестком имеет свое название: середа. «На середе управлялась» — то есть хозяйка стряпала, запаривала корм, сушила зерно и т. п.

Напротив шестка находится главная часть печи — варочная камера, известная как горнило, топливник. Вход в камеру — чело или устье — делают в передней стенке прямоугольным или в виде свода. Через это отверстие закладывают топливо, ставят посуду, чтобы готовить пищу. После топки устье закрывают заслоном. Для сохранения жара само устье меньшего размера, чем ширина камеры, у него с правой и левой сторон выложены стенки, прозванные щечками или скулами. Низ камеры — под — несколько наклонен к фасаду. На поду выпекают пироги, хлебы, стряпают варево, томят молоко, овощи, в остывающей печи сушат грибы, сухари, травы.

Над шестком стенки образуют щиток или перетрубье (кожух, козырек) камеры. Здесь скапливаются дым и горячие газы, отсюда они вдут в трубу. В улучшенных печах существуют еще перегородки с отверстием, которое известно как хайло. Иногда хайлом именуют всю часть печи перед трубой.

Путь искрам до их попадания в дымовую трубу преграждают перед вьюшкой или задвижкой стенки со скосом. В образующийся отсек (зуб) из трубы оседает сажа.

Хорошо ли слушается печь хозяйку, большую роль играет форма свода в варочной камере. Считается, что придать своду полупиркулярные формы легче всего, но от них горячие газы отражаются неравномерно, и под нагревается слабо. Кладка пологих трехцентровых сводов потруднее. Зато в таком топливнике достигается более ровный и сильный нагрев основания. Многие квалифицированные печники выполняют трехцентровый свод бочкообразной формы. Кроме обычного подъема к задней стенке его в средней части возвышают на 30 мм, на 50–60 мм увеличивается к середине и ширина свода. Печь при этом работает гораздо лучше, чем в предыдущих вариантах.

В те времена, когда люди жили большими семьями, в доме были в ходу самовары. В верхней части печи для них устраивали самоварник, или душник, — квадратный, со встроенной дверкой, а иной раз и круглый, из кровельной стали. Той же цели служили просто отверстия, закрываемые металлической коробкой или деревянной чуркой по форме душника.

Для самоварника выводят отдельный канал, которому обязательно нужна задвижка, иначе зимой самоварник так будет вентилировать дом, что никаких дров не напасешься.

Гордость хозяйки — справная, «по руке», кухонная утварь и посуда. От многих предметов этого кухонного хозяйства одни поотвыкли, а иные и не видывали вовсе.

В русской печке пища готовилась непосредственно на огне, на жару. Голыми руками горшок в печь ни поставить, ни достать, да просто не дотянешься до топки через шесток. Тут хозяйку выручает ухват, на юге его называют рогачом. Он и впрямь выглядит металлической рогатиной на длинной палке. Ухватов было несколько: побольше, поменьше — под посуду разного размера.

Сковороды брали сковородником, или чапельником. Нечто похожее выпускалось еще недавно — как съемная ручка к крытым сковородам. По поводу предметов кухонной утвари народ не поскупился на меткое словцо. Про ухват (рогач) говорят, например: «Либо каши горшок, либо рогача в бок», «Хвать за ухват, ан в люди бежать», «С ухватом баба — хоть на медведя». Цепь образов возникла даже вокруг прозаической кочерги (крюки, клюки): «Кочерга в печи хозяйка», «Старого лесу кочерга», «Не боится огонь кочерги». Досталось внимания тут и совку — небольшой лопате с желобком, которым орудует хозяйка в топке и поддувале: «Совок в бок», «И масло совком пытают» (доставая изнутри для пробы). С пекарной лопатой, а ею подавали тесто в печь и доставали хлебы, также связано много точных сравнений: «Мужик богатый, гребет деньгу лопатой», «Всякого жита по лопате», «Слово по слову, что на лопате подает». Замечено: «В подпечье — полено большак». Пук березовых веток, хвойника или гусиных перьев, которым обметали под перед посадкой хлебов, — помело — стало героем ядовитых пословиц: «Бабий язык — чертово помело», «У бедного мужика — борода клином, у богатого — помелом», «Ноги колесом, голова помелом, руки веником».

Старейшина кухонной утвари — таган, таганец, таганок, тагарка — пользовался всеми правами гражданства. Этот железный обруч на ножках служил подставкой под котел, чугун и всякую посуду, в какой стряпали еду прямо на огне, хотя знали, что «шестковая стряпня дымом пахнет». Таган шел в дело в основном летом, когда огонь разводили на шестке, а саму печь не топили.

Подбором кухонной посуды хозяйка регулировала передачу тепла и нагрев пищи. Потому посуда была сложных и пластичных форм, с толстыми стенками, из чугуна или глины. И лишь в конце XVIII — начале XIX веков, когда появились чугунные литые плиты с конфорками, изолировавшими открытое пламя, емкости для приготовления пиши стали более тонкими и цилиндрическими. Но чугунные плиты долго крестьянам были не по карману, и они применяли посуду из литого чугуна, глины и дерева, в которой хорошо и равномерно держалось тепло.

Разнообразие крестьянской посуды поражает воображение, еще больше — словотворчество вокруг нее. Простейший пример — чашка, каждый из нас легко вспомнит с десяток других ее синонимов — названий, любовно придуманных, оплетенных венком пословиц и поговорок.

Самый расхожий из посуды — чугун или чугунок, чугунчик — литой чугунный горшок. В былые времена по деревням чугунные изделия (котелки, чугунки, сковороды) продавали чугунщики. В ходу были и естовые, то есть пищеварные, котлы из чугуна, либо из железного листа. В этом сосуде с округлым дном и небольшим раструбом стряпали на много едоков. Самый большой котел назывался «казан», «казанок», «казанец». («Голова с пивной котел, а ума ни ложки», «Мужика семь лет в котле варить», «Шел я мимо, видел диво: висит котел в девяносто ведер» (месяц).

Особая статья — горшки глиняные: круглые и широкие — для варки пищи, широкогорлые — для молока. Кринки, глечики, махотки, бадейки — каждый вид молочной посуды предназначался для определенной операции. В топнике, разумеется, топили молоко, а сметану делали в горшке с решеткой и рыльцем (рыльник). Топница (сосуд побольше топника) использовалась для перетопки масла. В топничке (маленьком горшке) растапливали масло, сало. Мастер, который делал горшки, назывался горшеней, горшечником.

На полке у хозяйки были и глиняный естовник, естальник (от слова «ести») — большой горшок для щей; макитра, в которой терли мак; макальщик — горшок с маслом или сметаной, куда макали блины и оладьи; иногда в доме держали горшок с длинным горлом — «горлач» — и другую глиняную посуду. Горшок в руках, на столе, на печи, а слово о нем — на языке: «Щей горшок, да сам большой», «Гора с горой не сойдется, а горшок с горшком столкнется», «Мал горшок, да мясо варит», «Не наше дело горшки лепить, а наше дело горшки колотить», «Мал горшок, да угодник», «Горшок с котлом не наспорится».

Большой глиняный или чугунный горшок в форме репы, с узким дном знали как корчагу, макитру. Корчажное, то есть вареное в корчаге, пиво, мед, щи. Корчажничать — пивоварничать, варить брагу, угощать: «Пропадай корчага и с брагою». Корчажник — гончар, который делал корчаги для варки пива.

Жаркое и пироги сажали в печь на противне — четырехугольной сковороде из листового железа. На круглых чугунных сковородах в печном жару тесто запекалось сразу сверху и снизу. Стряпня особенно удавалась, когда мука нужного помола да хорошо просеяна. Сито и решето у хозяйки всегда под рукой, пока мельницы не появились, зерно мололи вручную, толкли в ступе (ступке, толкушке, итоге) — чугунной, медной или выдолбленной из дерева. И позже ступа выручала, когда требовалась крупа, дробленка из зерна: «Не ест ступа толокна, а мир кормит».

В кухонной утвари из посуды, как украшение стола, хозяйка выделяла кувшины. Они носили разные названия — кулган (кубган, кумган — медный с рыльцем, ручкой и крышкой). В семействе глиняных — коноб, кухоль, кухлик, горлач, балакир и т. п. («Не велик кувшин, да емок»). Встречался в виде кувшина глиняный рукомойник — гилек.

Жители не только лесных районов предпочитали посуду из дерева. Прежде всего в хозяйстве требовалась дежа, или квашня, заторник — емкость, в которой квасили и месили тесто на хлебы. Квашенкой считали небольшую квашню. Валяли хлебы в чаруте — широкой и плоской чашке. В кадях, кадках, сделанных в виде полубочья, хранили печеное, крупу, муку. («Была бы мука да кадушка, по воду и сам схожу»), В деревянных ушатах и бадьях держали воду, квас, которые черпали ковшом (он же корец, корчик, кашик, кауль, уполовник): «Хватил коречком, да ушел ковшом».

Хозяин, у которого инструмент не падал из рук, сам мастерил из дерева посуду и всевозможные чашки. В миске, или мисе, — глубокой чаше (иногда она делалась глиняной) подавали на стол щи, похлебку («Только и знает, что из мисы да в рот»). Кандея, калабашка, коновка, калаушка, калга, кумка, чеплашка — это и по виду и по названию не похожие одна на другую чашки. Богаты именами и формой кружки — жбан, жбанчик, жбанец (большая кружка наподобие бочонка), коновка, карватка, канька. К жбанчикам да к чаркам народ относился неодобрительно: «Как бражки жбан, так всяк себе пан», «Чарка вина не прибавит ума», «Кому первая чарка, тому первая палка». Каждая местность признавала свой вид ложек: межеумок — это простая, широкая; бутырка — потолще и погрубее первой; боская — продолговатая, тупоносая; носатая — остроносая тонкая — чистой отделки.

Царствовал же на кухне самовар, медный, с трубой и топкой внутри. Начищенный до блеска песочком, мелким порошком из кирпича, он сиял всеми своими боками на хлебосольном крестьянском столе.

Печники и печебои

Русскую печь выложить — надобны и навык, и расчет, и верный глаз. Сами печники убеждены, что в их деле требуется особое чутье, под которым, судя по рассказам, они подразумевают пространственное, объемное воображение.

Печники (печебои) в деревне всегда были людьми уважаемыми, из тех, что известны далеко окрест. Мастер своей маркой и в меру гордился, и безмерно ею дорожил. Каждую свою печь знал, исподволь, если было возможно, интересовался, как она в деле, в случае чего, наставлял хозяев, обучая уходу.

Сложенный таким специалистом очаг действовал исправно и долго, отдавал тепло сполна. Считалось, что в хорошей печи один фунт дров вскипятит три фунта воды.

Когда печь прожорлива на дрова, медлительна в обогреве, никакие ухищрения перемен не произведут, разве только переложить ее заново.

Древнейшее из ремесел — печное — в миру было в чести в самые заповедные времена. Печник принадлежал к «живому инвентарю» любой барской усадьбы. Кладкой печей промышляли в XV–XVI веках крестьяне, в межсезонье уходя от семьи на заработки. Перехожим ремесленникам «вместе с детенышами» (учениками) выдавали харч и по 10 денег на рукавицы, не считая платы «от дела». На Псковщине и в других местах за великое благо для семьи почиталось, что хозяин дома или хозяйский сын «вышел в каменщики», стал печного дела мастером, что тогда значило одно и то же. В «Послании и наказании от отца сыну» протопопа Сильвестра в Домострое из мастеров в рукоделии каменщики и кирпищики отмечены самыми похвальными словами.

В расходных книгах различных монастырей плата за печные работы — а при отсутствии специалистов из своей братии нанимали крестьян из ближайших сел — составляла постоянную статью.

Так же высоко ценилось издавна и искусство топить печи. Еще пять веков назад прижимистые управляющие княжеских дворов, монастырских хозяйств раскошеливались на «истобников», как они поименованы в документах.

Одно и то же топливо в одной и той же печи произведет неодинаковое действие при разном уходе за топкой. Иной хозяин, доверху набив топливник дровами, ждет быстрого потепления. Топливо же, прополыхав, пользы даст меньше возможной, потому что дым беспрепятственно вылетел в трубу, не охладившись до конца по дороге.

Расточительные люди сжигают за зиму по огромной поленнице дров и тепла не видят. Опытный человек растопит печь самыми дешевыми дровами и потом регулирует силу огня добавкой более качественных и умеренно просушенных поленьев (свежесрубленное дерево содержит до 42 процентов воды).

Если дрова очень сухи, в таких случаях, как ни странно, сырое полено, брошенное в жар (полено, а не охапка — от нее повалит черный дым), несколько замедлит горение сверху, дым при всех открытых душниках поползет устало, оставляя по пути большую часть заключенного в себе тепла. Когда же действительно понадобится усилить жар, хорошо подбросить на угли березовые дрова или кокс, сгорающий медленно. Произойдет то же самое, что с закипающим самоваром, который прикрывают крышкой, отчего жар внутри трубы ускоряет кипение.

Вначале береста на березе коптит, так что топочную дверцу надо открывать почаще, чтобы от притока воздуха сами дрова занялись поскорее. От березовых поленьев золы остается всего 1 %, от липы — 5 %, от елового дерева — 8 %.

У того, кто умеет обращаться с печью, за четыре часа и печь протоплена, и обед готов.

У печных мастеров существовали свои христианские патроны — святые Фома и Павел, им приносили молитву до того, как в фундамент ложился первый камень.

Работали печники, будто священнодействовали, спокойно и невозмутимо. Печь вырастала на глазах.

По обычаю в эти дни в доме готовился праздничный обед, которым хозяева потчевали мастеров. Если заказчик не держал уговора, экономил на работниках, обязанность хозяйки была в том, чтобы найти способ эту неловкость закрыть, досыта накормить и уважить людей.

Когда же хозяева и подрядчики рассчитывались суммой, меньше условленной, скупой платил дважды. Известный исследователь народной жизни С. Максимов в своей книге «Нечистая, неведомая и крестная сила» пересказывает характерный эпизод: «Из Шуйского уезда (Владимирская губерния) пишут: «Сговорились плотники с печниками и всадили в трубу две пустые бутылки по самые горлышки. Стали говорить хозяева: «Все бы хорошо, да кто-то свистит в трубе — страшно жить». Пригласили других печников. «Поправить, — говорят, — можно, только меньше десятки не возьмем». Взялись сделать, только вместо бутылок положили гусиных перьев, потому что не получили полного расчета. Свист прекратился, но кто-то начал охать и вздыхать. Опять обратился хозяин к плотникам, отдал уговорные деньги на руки вперед, и все успокоилось». Подобными шутками мастера-строители (печники, плотники, а еще каменщики) прославились по всей земле. Все же повсеместно люди щепетильно точно рассчитывались с печниками. Ведь за ними ходила слава знавшихся с домовыми, нежитью.

Но ясно же, не в нечистой силе была причина, мастера в совершенстве знали свое дело. С помощью нехитрого инструмента такие избы и печи ладили — по сотне и более ста лет стояли. Скажем, печники, которые клали печи из кирпича, вплоть до начала XX века ничего в руках, кроме печного молотка, не держали. А состоял он из обушка квадратной формы и носка в виде лопаточки-кирочки. И управлялись. У печебоев на вооружении был бушмарь, или чекмарь, пест, кий, долбня, ручная баба, тоже единственный помощник. Видно, любили его мастера, раз столько прозвищ надавали. ...