Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Алексей Иванович Пантелеев (Л. Пантелеев) ЧАСЫ
С Петькой Валетом случай вышел. Гулял Петька раз по базару и разные мысли думал. И было Петьке обидно и грустно: есть хотелось и не было денег даже колбасных обрезков купить. И негде было достать. А есть хотелось ужасно. Попробовал Петька гирю украсть. Но гирю украсть ему не позволили. Гирей стукнули Петьку слегка по затылку. Пошел Петька дальше. Попробовал кадку украсть. И с кадкой попался. Кадку оставил и дальше пошел. И вдруг видит бабу. Толстая баба стоит на углу и торгует пампушками. И пампушки в ее решете — румяные, пышные, дым от пампушек идет. Задрожал Петька и подошел ближе. И ничего особенного не сделал, только взял пампушку, понюхал и положил в карман. И даже обидного ничего не сказал той бабе, а повернулся и тихо, спокойно пошел прочь. А баба за ним. Баба шуметь стала и хвататься за Петькины плечи. Баба кричать стала: — Вор! Отдай пампушку! — Какую пампушку? — спросил Петька и дальше пошел. Но тут уж толпа поднаперла. Кто-то Петьку за глотку схватил, кто-то коленкой сзади ударил, повалили, намяли бока. И огромной толпой потащили Петюшку в милицию. В базарный пикет. Притащили — к начальнику: — Так, мол, и так. Познакомьтесь: вор малолетний. Пампушку украл. Начальнику некогда было. Начальник знакомиться с Петькой не стал, велел посадить Петьку в камеру. Сунули Петьку в камеру: сиди!
Сидит Петька в камере на грязной, замызганной лавке, сидит не шелохнется и в окно глядит. А на окне решетка. А за решеткой небо. Ясное такое небо, чистое, голубое, словно воротник у матроса. Смотрит Петька на небо, и горькие мысли лезут ему в башку. Невеселые мысли. «Ой, — думает Петька. — Жисть ты моя жистянка. Опять я, бродяга, засыпался. Нехорошо засыпался. С пампушкой». Невеселые мысли. Разве весело, когда человек с позапрошлого дня хлеба не нюхал? А за решеткой охмуряться приятно? Небом любоваться интересно? Было бы за дело, а то — тьфу! — пампушка какая-то. Ну, ясно, расстроился Петька. Глаза зажмурил, решил судьбы дожидаться. Только решил он судьбы дожидаться — слышит стук. Громкие такие удары. И не в дверь, а в стенку, в деревянную переборку. Встал Петька. Глаза разожмурил, прислушался. Определенно кто-то кулаком переборку ломает. Подошел Петька к стене, заглянул в щель. Видит Петька — стены каменные, лавка, окно с решеткой. Окурки на полу. А человечьих следов не видно. Пусто. Никак невозможно понять, откуда идет этот стук. «Что, — думает Петька, — за дьявол стучит? Гвозди заколачивают, что ли? Или давят клопов?..» Подумал это и слышит голос. Бас. Мутным этаким басом кричит из угла человек: — Пом-могите! Мам-мочки! Кинулся Петька в угол, к печке. У печки щель. Видит Петька — тыркается в щель нос. Под носом шевелится ус. И черный косоватый глаз печально смотрит на Петьку. — Мам-мочки! — мычит бас. — Голуби драгоценные. Отпустите меня за ради бога. А глаз, как таракан, бегает в щелке. «Что, — думает Петька, — за чудик такой? То ли псих, то ли пьяный? Ну факт, что пьяный — вон ведь как разит… Фу!..» А разит действительно здорово. Течет по камере дух, не поймешь, самогонный ли, водочный ли, но здорово крепкий. — Мам-мочки! — гудит пьяный. — Мамочки! А Петька стоит, смотрит, и совсем неохота ему с пьяным в разговоры вступать. Другой раз непременно бы связался, а тут — скучно. Сказал только: — Чего орешь? — Отпусти, голубь, — говорит пьяный. — Отпусти, ненаглядный! Вдруг как взвизгнет: — Ваше благородие! Господин товарищ! Отпустите вы меня! Меня детки ждут! Смешно Петьке. — Дурак, — говорит. — Как я тебя могу отпустить, когда я такой же арестант, как и ты? Где в тебе разум? И вдруг видит Петька: просовывает пьяный сквозь щель ладонь, а на бородавчатой его ладошке лежат часы. Золотые часы. Чистокровные. С цепкой. С разными штучками и подвесными брелоками. Выворачивает пьяный свой косоватый глаз и говорит шепотом: — Товарищ начальник! Отпустите меня, я вам часики подарю. Глядите, какие славные часики… Тикают… А часики, верно: тик-так, тик-так. И сердце у Петьки: тик-так, тик-так. Схватил Петька часы и — в угол, к окну. От радости дух захватило, кровь в головешку ударила. А пьяный рукой замахал. И вдруг орать начал. Как заорет: — Кар-раул! Как затопает, заблажит: — Караул! Ограбили! Ограбили! Испугался Петька, забегал. И кровь у Петьки обратно к ногам побежала. И пальцы быстро-быстро цепочку теребят, а на цепочке разные штучки болтаются и подвесные брелочки бренчат. Слоники разные, собачки, подковки и между всем зеленый камень-самоцвет в виде груши. Отцепил Петька цепку со всем барахлом, сует пьяному. — На! — говорит. — На! Возьми, пожалуйста! А пьяному память вином отшибло. Он уже забыл про часы — цепочку берет. — Спасибо, — говорит, — спасибо, голубь драгоценный!.. И тянется через щель Петьку погладить. И губы выпячивает через щель. Чмокает как поросенок: — Мамоч-чки! А Петька опять у окна. И кровь снова бежит в головешку. Шумит голова. «Эх, — думает Петька. — Подвезло!» Разжал он кулак, поглядел на часики. За решеткой на ясное небо солнце вышло. Засияли часики в Петькиной руке. Дохнул он на них — помутнело золото. Рваным рукавом потер — снова сияют. И Петька сияет. «Верно, — думает, — говорят умные люди: нет худа без добра. Ведь этакую штучку заимел. За такую штучку любой маклак полста монет отвалит. Да что полста… Больше!..» Закружилась у Петьки башка. Замечтался Петька. «Куплю я, — думает, — перво-наперво булку. Огромадную булку. Сала куплю. Буду булку салом заедать, а запивать буду какавом. Потом колбасы куплю цельное колечко. Папирос наилучших куплю. Из одежи чего-нибудь… Клёш, френчик. Майку полосатую… Штиблеты. Э, да чего там мечтать, теперь бы отгавкаться только, а там…» Действительно, все хорошо, одно только нехорошо — сидит Петька. Сидит Петька в камере, как мышь в банке: на окне решетка, на дверях замок. И счастье в руках, а не вырвешь. Крепко припаян парнишка. «Ну, — думает Петька, — все равно. Наплевать. Просижу как-нибудь до вечера… Не помру. А вечером, базар отторгует, — выпустят». Вечером-то выпустят, знает Петька, — не впервой. Было дело. Только до вечера еще ух сколько ждать! Еще солнце по небу гуляет, разгуливает. Поглядел он в последний раз на часики и спрятал их в драный карман. Карман узелком завязал для верности, сердце успокоил. А за переборкой окончились крики и стуки, щелкнул замок, и не успел Петька глазом моргнуть — отворяется в его камеру дверь, входит молоденький милиционер, черненький такой, кучерявый и говорит: — А ну, выметайся, шпана! Ужасно обрадовался Петька. Испугался даже. Вскочил, подтянул портчонки и быстро вышел из камеры. Кучерявый за ним. — Шагай, — говорит, — шпана, до начальника. — Ладно… Идет Петька к начальнику. Сидит начальник за зеленым столом, держит бумажку в руках и бумажкой играет. Гимнастерка на нем расстегнута, шея красная, и от шеи пар идет. Курит начальник и дым в потолок пускает кольчиками. — Здоро́во, — говорит, — маленький вор. — Здоро́во, — отвечает Петька. Смирный такой стоит. Скромный. Улыбается и безвредно на начальника смотрит. А начальник кольчики пускает и в бумажку поглядывает. — Скажи, — говорит, — гражданин хороший, какого ты года рождения? — Года рождения не знаю, — отвечает Петька, — а годов мне одиннадцать. — Ну, а который, скажи, пожалуйста, раз ты у меня в пикете гостишь? Седьмой, кажись? — Нет, — отвечает Петька. — Кажись, пятый только. — А не врешь? — Может, и вру… Не знаю. Вам видней. Спорить не хочет Петька. С начальником спорить — гиблое дело. Ладно. Седьмой, так седьмой. Черт с ним. «Волынки, — думает, — меньше, если не спорить. Отпустит скорей». А начальник бумажку на стол положил, рукой прихлопнул и говорит: — Резолюция моя, — говорит, — такова: ввиду твоей малолетней несознательности отослать тебя на предмет воспитания в дефективный приют. Понял? Охнул Петька. Закачался. Обомлел. Оглоушили Петьку начальниковы слова, словно кирпичом по башке стукнули. Не ожидал он таких слов. Совсем не ожидал. Очухался, однако ж, голову поднял и говорит: — Ладно, — говорит. — Что ж… — Согласен? — спрашивает начальник. Смеется, будто не понимает, до чего тяжело Петьке и грустно. До чего не смешно. До чего плакать хочется. Ай, Петя, Петя, не везет тебе, Петя Валет!
А тут еще хуже. Тут совсем уж крышка. Гибнет Петька. Подзывает начальник кучерявого милиционера и наказывает ему обыскать Петьку с головы до ног. — Обыщи его, — говорит, — с головы до ног, нет ли при нем оружия или в крайнем случае ценных предметов. Обыщи формально. Шагает кучерявый на Петьку, у Петьки сердце замирает, ноги у Петьки дрожат, как студень. «Прощай, — думает Петька, — ценный предмет!» Но, на Петькино счастье, кучерявый дурак попался. Брезглив. Посмотрел он на Петьку и говорит: ...
Все права на текст принадлежат автору: Леонид Пантелеев, Алексей Пантелеев.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.