I G.Stain

ICH THANK AUS DER UKRAINE BRUNNEN

Berlin, Verlag der Nation, 1983

Зарубежные авторы о Советском Союзе

Редактор А. Ф. Лаврик. Художник В. В. Кулешов. Художественный редактор В. К. Кузнецов. Технический редактор Л. В. Житникова. Корректор Н. В. Ожерельева.

ИБ № 15330

Сдано в набор 10.02.87. Подписано в печать 1.09.87. Формат 84 х 108 1/32 — Бумага офсетная № 1. Гарнитура «Баскервиль». Печать офсетная. Условн. печ. л. 7,98. Усл. кр. — отт. 8, 60. Уч. — изд. л. 8,06. Тираж 22000 экз. Заказ № 176. Цена 40 к. Изд. № 41020. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Прогресс» Государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 119841, ГСП, Москва, Г-21, Зубовский бульвар, 17.

Можайский полиграфкомбинат Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.

© Verlag der Nation, 1983

© Перевод на русский язык с сокращениями «Прогресс», 1987

Один из многих

Снежные ковры на мостовых, мягкие и белые, такие же, как на склонах украинских Карпат, заглушают задорный поскрип шин мчащихся по дороге автомобилей. К нам в машину не проникает ни звука, здесь царит неестественная тишина. Строго поблескивают золотые купола почтенных церквей, возвышаясь над крышами старых домов, над скверами и аллеями, над великолепными каштанами, украшающими Крещатик. Тем, кто снуют там, на зимних улицах, всему многомиллионному городу, вовсе нет дела ни до меня, ни до моего растревоженного сердца. Я чувствую себя необъяснимо одиноким, нервничаю, волнуюсь. Кажется, что каждый киевлянин видит во мне невесть откуда прибывшего чужака.

Отчасти в этом повинны люди, сидящие со мной в «Волге». Это они вселили в меня беспокойство, настаивая, чтобы я выступил без какой бы то ни было подготовки перед студентами, преподавателями и аспирантами университета. Как писатель и переводчик, я должен поведать им о том, что меня связывает с Украинской Советской Социалистической Республикой, с ее литературой…

Медленно поднимаюсь по обледенелым ступенькам лестницы, ведущей к подъезду, и тоскливо оглядываюсь назад, на памятник Тарасу Шевченко, словно ищу поддержки у пышноусого поэта. Каждая с трудом взятая ступенька неумолимо приближает время моей «казни». Сам поэт гораздо убедительнее, чем я, мог бы рассказать студентам о том, как мы «с ним впервые встретились» двадцать лет назад, как быстро подружились и как он указал мне путь к сердцу своей родины.

Высокий, просторный вестибюль университета заполнен студентами. Кто-то неторопливо прохаживается, кто-то спешит. Одни перекусывают на ходу, другие смеются, кокетничают, спорят. Мы протискиваемся сквозь толпу. В голове у меня совершенно пусто. Но я не сдаюсь, думаю, стараюсь сосредоточиться.

Внезапно меня озарило. И как это раньше не пришло мне в голову? Вот оно! Я нашел то, что нужно! Мое первое знакомство с Шевченко, поездка в Кандыбино. Да, вот о чем я буду говорить!

Я начинаю рассказ с того, как был потрясен встречей, которая была оказана мне в небольшом украинском селе Кандыбино, где мои соотечественники покрыли себя однажды несмываемым позором, с каким чувством я слушал там немецкие песни и немецкую речь, как, затаив дыхание, внимал мелодичным поэтическим словам Тараса Шевченко, как я нашел свой путь к народу Украины и к собственному народу.

Закончив выступление, я собрался было сойти с кафедры, и вдруг с высоты рядов гигантским водопадом на меня обрушился поток аплодисментов. Пораженный, я замер, понимая, что эта буря восторга предназначалась не столько мне, сколько стране, которую я представлял…

Неожиданно передо мной появилась студентка с голубовато-фиолетовыми цветами, напоминавшими орхидеи, она грациозно вручила мне большой букет. Приветствие, которое она при этом произнесла от имени собравшихся студентов, потонуло в новом потоке аплодисментов. Я был так растроган, что не мог произнести ни слова…

Снежные ковры на мостовых, мягкие и белые, такие же, как на склонах украинских Карпат, заглушают шум и грохот множества машин на улицах более чем двухмиллионного города. Из окна автомобиля я вижу, как спешат куда-то люди, мелькают шапки, рукавицы, шарфы — красные, зеленые, желтые, кипит жизнь славного Киева, которая неожиданно захватывает меня и влечет за собой. Золотые купола церквей возвышаются над знакомыми скверами и аллеями, над великолепными каштанами, украшающими Крещатик и приветствующими — да, да, теперь уж я в этом не сомневаюсь! — приветствующими меня. Украина… Небывалой радостью наполняет меня мысль о предстоящих встречах с друзьями, сознание того, что на этой земле, от живительных родников которой и мне довелось испить, я — один из тех, кого понимают и кто понимает… Один из многих.

1. Я давно хотел побывать на Волыни

Песни… Они мои попутчики везде, на всех дорогах Украины. Они рвутся ввысь, словно жаворонок по весне, они напоены силой летних садов, дарующих урожай, они опьяняют, словно дурманящая сладость спелых ягод винограда. Они со мной даже в сверкающем безмолвии зимы. В этот солнечный февральский день их поет ветер, слегка приглаживая заснеженные поля. Он подгоняет наши автобусы от самого Киева, как бы спеша побывать вместе с советскими и иностранными писателями в местах, связанных с именем прекрасной поэтессы Леси Украинки.

Чем дольше мы едем, тем меньше разговоров в автобусе, и я все отчетливее различаю многоголосое пение ветра. Он то кружит вокруг нас, окутывая погрузившийся в молчаливое ожидание автобус вихрящейся снежной пеленой, то молниеносно проносится над широкой равниной, маня каждого вслед за собой. Трудно описать ощущение, которое испытываешь на безграничных просторах здешней земли…

А что чувствовал ты, когда почти полтора столетия назад влюбился в польскую графиню Эвелину Ганску? Да, да, я говорю о тебе, французе, в то время уже признанном у себя на родине романисте! Ведь это ты, Оноре де Бальзак, восхищался богатствами этой привольной земли, где открылась твоему сердцу красота польской графини, с которой ты сочетался браком в Бердичеве за пять месяцев до своей смерти. Посмотри, Оноре, как нежно поблескивают поля, как сияет сверкающее безбрежье! Где еще увидишь такое?

И вот, забыв о морозе, пощипывающем щеки, я смотрю без устали в бесконечную даль, любуюсь, будто дитя, упоительной яркостью света. Так и хочется встать под парус и отдаться воле волн этого алмазного океана, отражающего всю голубизну бездонного неба. Двадцать градусов мороза, экий пустяк!

Волны снега непрестанно бьются о горизонт, и в далеких брызгах пенящегося прибоя загорается огненная радуга, а метель рвет, захлестывает ее, вырисовывая замысловатые картинки и фигуры. Потом радуга возникает вновь, словно шлагбаум перед мчащимися к ней автобусами. И вдруг на заснеженной дороге появляется яркая, под стать радуге, трепещущая полоса — едва различимые человеческие фигурки. Что это, мираж?

Все в автобусе, вытянув шеи, завороженно смотрят вперед. Подъехав ближе, мы видим большую группу молодежи в национальных костюмах — темно-красных и темносиних юбках и шароварах, которые полощет веселый ветер. Он подхватывает разноцветные ленты, ниспадающие пестрым, красочным водопадом на пышные блузки девчат, точно хочет унести эти ленты в небесную высь вместе со звонкой песней, исполняемой молодежным хором.

Мы выходим из автобусов, остановившихся у обочины дороги метрах в ста от поющих, и направляемся в их сторону.

Я нестерпимо мерзну. Подпрыгиваю на месте, раскачиваюсь, трясу плечами, но голова словно заледенела. Мне не повезло, я забыл в Киеве шапку. Киев… Мой друг Савва Голованивский подкатил на своей машине к отъезжавшему уже было автобусу на улицу Ленина, и я в последний момент влетел в него. Все тогда, как, впрочем, и сейчас, посмеивались над моей «геройской» рассеянностью…

— Почему мы остановились? — поинтересовался один из гостей, застегивая канадскую шубу.

— Мы уже на Волыни, и хозяева по традиции приветствуют нас, — пояснил нам сопровождающий Дмитро.

От хора отделяется большеглазая девушка в красной юбке — она несет на вышитом полотенце пышный каравай и солонку; синие, желтые, красные, зеленые ленты, вплетенные в венок, нежно ласкают ее румяные щеки.

Мне вспомнился портрет Леси Украинки: те же большие сияющие глаза, тот же красочный венок на голове. Наверное, она была такой, когда недуг еще не подточил ее силы. Личность поэтессы, ее судьба постоянно присутствуют в творчестве Леси Украинки, в котором сочетаются суровость и мягкий лиризм. Леся доказала, что она истинная дочь своего народа и что все ее творчество подчинено его интересам.

Мировоззрение писательницы, ее эстетические взгляды формировались под глубоким воздействием Тараса Шевченко и русских революционных демократов. У них Леся училась борьбе с социальной несправедливостью и национальным угнетением. В 20-летнем возрасте она заинтересовалась марксизмом, сблизилась с социал-демократами. Это побудило ее прочитать «Капитал» К. Маркса и перевести на украинский язык «Манифест Коммунистической партии»; как литературный критик, она участвовала в изданиях легальных марксистов. За связь с российскими марксистскими организациями поэтесса подвергалась репрессиям, находилась под надзором полиции.

В поэзии и драматургии Леся Украинка продолжала и развивала традиции Т. Шевченко. Книги ее стихов «На крыльях песен», «Думы и мечты», «Отзвуки» проникнуты революционными идеями и призывами к борьбе. В творчестве поэтессы важное место занимает тема борьбы возвышенного и низменного, прекрасного и уродливого, вольнолюбивого и рабского. Разбудить усталых и спящих, дать опору обессиленным и колеблющимся, увлечь за собой отчаявшихся и внушить всем веру в победу — вот ее главная жизненная цель.

Примером тому может служить известное стихотворение «Предрассветные огни», которое я еще до поездки сюда перевел на немецкий язык. Мысленно я произношу первые, очень грустные строки этого страстного произведения:

Кто-то попросил Дмитро побольше рассказать о Волыни, ее истории и народе.

— Волынь, — рассказывал Дмитро, — расположена по обоим берегам Буга и в истоках Припяти. В древности здесь проживали славянские племена дулебы, бужане и волыняне. В конце X века на земле волынян сложилось Владимиро-Волынское княжество, входившее в состав Киевской Руси. Позже, в результате княжеских междоусобиц, оно обособилось от Киева, а в 1199 году Волынские земли вошли в состав нового, Галицко-Волынского княжества. Во 2-й половине XIV века Галиция попала под власть Польши, а Волынь временно отошла к Литве; после Люблинской унии 1569 года Волынь была присоединена к шляхетской Польше…

… Пока Дмитро рассказывает, я вспоминаю о своей поездке в Новоград-Волынский, где тогда состоялся торжественный митинг, посвященный памяти Леси Украинки, которая здесь родилась и прожила девять лет.

Первыми на митинге выступили хозяева — партийные работники, деятели культуры и представители общественности. Они были немногословны, поскольку пронизывающий ветер и бьющий в лицо снег мешали говорить. Гости познакомили слушателей с переводами стихов Леси Украинки на английский, румынский, венгерский языки. Я прочитал свой перевод стихотворения «Предрассветные огни». После печального начала стихи как бы обретают крылья и зовут за собой в грядущее…

Предавшись воспоминаниям, я и не заметил, как мы прибыли в село Колодяжное Ковельского района, где с 1880 года в течение ряда лет проживала семья Косачей (Леся Украинка — литературный псевдоним Ларисы Косач).

В доме, в котором когда-то жила Леся, теперь музей. Там нам рассказали, что будущая поэтесса родилась в дворянской семье, ее мать была писательницей; Леся получила хорошее образование и уже в юные годы овладела многими иностранными языками. В девять лет она написала свое первое стихотворение, а уже в тринадцать начала публиковаться.

В книжном шкафу рядом с книгами английских и французских писателей прошлого столетия я обнаружил немецкие издания произведений Шиллера, Гёте, Гейне. А до этого в музее Леси Украинки в Луцке я заметил «Книгу песен» Гейне и отрывки «Коммунистического манифеста», переведенные поэтессой на украинский язык.

Пригнувшись, мы выходим из музея через довольно низкую дверь на улицу. Я зажмуриваю глаза: свежий порывистый ветер разогнал облака, вьюга стихла. Нас бодро приветствует яркое волынское солнце…

Перед нашим отъездом нарядные девушки вручают всем сувениры. Одна из них подходит ко мне и протягивает серый полотняный мешочек, украшенный цветастыми узорами. Он наполнен землей… Той самой, которая взрастила великую дочь Украины…

Много времени прошло с тех пор, как я побывал на Волыни. Порой я беру в руки серый мешочек с землей и вновь слышу звонкие украинские песни, вижу знакомые лица. И в моей памяти оживает все, что так согревает душу и сердце. Волынь…

2. Там, где рассекали воды казацкие струги

Лето… В пестром благоухающем сарафане оно дарит людям ягоды, цветы, зерна пшеницы, улыбки молодости, счастье и радость…

А мне оно подарило зеленый Киев, омытый могучими водами прохладного Днепра.

Овеянная легендами река… Ее широкое русло проложено вековым бегом волн. Крутой горой вздымается правый берег, подпирая могучими плечами старинный город. Река и город… Не могу ими налюбоваться. Жадно вдыхаю свежий утренний воздух, подставляю лицо ветру, носившему всю ночь по небу вздыбленные облака. Вдалеке уже видна заря нарождающегося дня, первые лучи солнца ложатся на золотые купола бесчисленных церквей и соборов. Словно старых знакомых, приветствую я возвышающиеся среди зелени каменные громады; прочной стеной стояли они на пути тех, кто шел сюда с огнем и мечом…

Здравствуй, Киев, город на широкой, как море, реке, матерь городов русских! Ты радушно протягиваешь мне через Днепр свои изящные руки-мосты.

Каждый раз ты по-новому волнуешь меня, и я не устаю восхищаться твоей полуторатысячелетней историей, твоим славным прошлым и настоящим.

…Киевская Русь… Все, что я еще студентом-славистом узнал об этом древнем государстве, теперь как бы оживает передо мной: борьба с азиатскими кочевыми народами и период феодальной раздробленности, татаро-монгольское нашествие, крестьянские и казацкие восстания, войны с литовцами, поляками, шведами…

По зеленоватой поверхности Днепра бесшумно скользят суда… Когда-то здесь ходили казацкие струги… Представляю, как, повинуясь словам команды, в воду опускались тяжелые длинные весла и неслись вперед быстроходные суденышки, рассекая носом пенящиеся волны. А на берегу под сенью знамен замерла казацкая конница; вместе с гетманом Богданом Хмельницким празднуют казаки победу над войском польских феодалов…

Софийский собор… В этот ранний час здесь, кроме меня, никого нет, и под седыми сводами древнего строения пока еще не разносится многоголосое эхо.

И вдруг — солнечный луч! Подобно золотому мечу, он рассекает сонную тишину, и оживает мозаика, рассыпаясь голубым пламенем сапфиров, золотым блеском топазов, красным накалом рубинов, весенней свежестью изумрудов, десятками всевозможных оттенков. Какое великолепие красок!

Золотые ворота. Конец XI в.

Памятный знак в честь 1500-летия Киева

Мир «Слова…». Он знакомит нас с героическими страницами истории, богатством древней культуры, красотами языка…

Софийский собор (1037 г.)

Герои «Слова…» князь Игорь и Ярославна

Андреевская церковь (XVIII в.) ...