To my parents, children, and Professor Sergei Tokarev, who have inspired me in all my endeavors.

PAULA GARB

FROM CHILDHOOD TO CENTENARIAN

PROGRESS PUBLISHERS MOSCOW

Зарубежные авторы о Советском Союзе

Редакторы русского текста Э. И. Орлова, Г. И. Мурзин.

© «Прогресс», 1984

© Перевод на русский язык, «Прогресс», 1986

ПРЕДИСЛОВИЕ

С удовольствием воспринял я предложение издательства «Прогресс» написать предисловие к русскому изданию книги американской журналистки Полы Гарб «Долгожители». На мой взгляд, в существующей довольно солидной историко-этнографической и другой литературе по абхазам и Абхазии эта умная книга всегда будет занимать свое почетное место как по важности и актуальности своей тематики, богатству фактического материала, так и по непосредственности и благожелательности авторской интонации, небанальности оценок и суждений, наблюдений, благородству чувств и мыслей.

При этом важно не только, в каком «политическом ключе» пишет автор, но и какие впечатления, навеянные увиденным, вынесла она из первых встреч с весьма своеобразным этнокультурным миром, который раньше никогда не видела, не знала и не изучала. Позволю себе сказать несколько предварительных слов о прошлом и настоящем того народа, которому посвящена предлагаемая вниманию читателей книга.

Абхазы, принадлежащие к абхазо-адыгской (западнокавказской) группе коренных кавказских народов, являются аборигенами, с незапамятных времен населяющими северо-восточное побережье Черного моря. Сами себя они называют апсуа, свою родину Апсны, то есть «Страной апсов» (или, как иногда переводят это название, «Страной души»), по-русски — это Абхазия, которую А. М. Горький назвал безумно красивым куском благодатной земли^[1].

Кроме самих абхазов, составляющих коренное население Абхазской АССР, к указанной группе относятся абазины, в позднесредневековый период переселившиеся из северо-западной части Абхазии и смежных с нею районов на Северный Кавказ; убыхи, с описания трагедии которых начинается книга П. Гарб. Они населяли район современного Сочи и, как и соседнее абхазское племя садзов, в XIX в. были поголовно переселены в Турцию. В указанную группу входят и адыги (адыгейцы и кабардино-черкесы).

Язык абхазов с конца XIX в. представлен в Абхазии в основном двумя диалектами — бзыбским на севере (Гудаутский район) и абжуйским на юге (Очамчирский район), к которым очень близок язык северокавказских абазин, живущих в большинстве своем в пределах Карачаево-Черкесской автономной области. Абхазы находятся в генетическом родстве с северокавказскими адыгами, а в результате многовекового соседства и теснейших культурно-исторических связей с Грузией они приобрели ряд антропологических и культурных черт, сближающих их с грузинами, особенно с некоторыми западногрузинскими этнографическими группами (мегрелами, аджарцами и др.).

Древнеабхазские племена, главными из которых были апсилы на юго-востоке страны и абазги на ее северо-западе, упоминаются в греко-римских исторических источниках начиная с самых первых веков нашей эры, а согласно новейшим исследованиям, известно о них было и гораздо раньше. Социально-экономическое и этнополитическое развитие Абхазии, отмеченное определенными подъемами и падениями в средневековый период, сменяется трехсотлетним владычеством султанской Турции, а в начале XIX в. (1810 г.) происходит присоединение к России, с которой неразрывно связано все дальнейшее прогрессивное развитие этого края, как и других частей Кавказа.

Абхазский народ, обессиленный многовековой неравной борьбой против византийских, арабских, турецких и других иноземных завоевателей, благодаря присоединению к России избавился от постоянного страха перед нашествием захватчиков и ужасами работорговли. Абхазия все больше стала втягиваться в социально-экономическую и культурную жизнь России, постепенно преодолевая состояние патриархально-феодальной отсталости, в котором она находилась долгие годы турецкого господства. Но это прогрессивное развитие, приобщение к более передовым формам хозяйства и культуры протекало в тяжелых условиях самодержавного строя, и народ вел упорную борьбу против колониального режима и господства местных феодалов (восстание крестьян в селе Лыхны в 1866 г. и другие).

Трагическим событием в жизни абхазского народа второй половины XIX в. явилось неоднократно упоминаемое в этой книге махаджирство — массовое выселение в Турцию под влиянием провокационных действий турецких агентов. Нелегко жилось и оставшимся на родине абхазам; они были признаны «виновными» в проявлении нелояльности к царизму («виновность» была официально снята лишь в 1907 г.).

Борьба против местных угнетателей и колониального режима царизма нарастала вместе с развитием революционного движения русского, грузинского и других народов России. Однако и после победы Великой Октябрьской социалистической революции трудящиеся Абхазии, как и всей Грузии, еще три года продолжали испытывать гнет меньшевиков, которые, опираясь на штыки иностранных интервентов, проводили антинародную, буржуазнонационалистическую политику. Но борьба продолжалась, и в феврале 1921 года родилась новая Грузия, а через несколько дней, 4 марта, Советская власть победила и в Абхазии. В многовековой истории абхазского народа наступила новая эра — эра всестороннего социалистического возрождения.

Размышляя над нелегкими историческими судьбами абхазов и перспективами их дальнейшего развития, подводя итоги своего труда, П. Гарб пишет: «Я часто задаю себе вопрос, что случилось бы с абхазами, если бы они не выбрали социализм и не присоединились к СССР в 1922 году? Я полагаю, что в лучшем случае Абхазия превратилась бы в чайную плантацию какой-либо другой мощной державы, подобно так называемым «банановым республикам» Латинской Америки, и практически не имела бы возможностей для производства своих промышленных товаров или развития национальной культуры. Худшее, что могло бы случиться с Абхазией, если бы она вышла из состава Советского Союза, — это то, что ее народ вымер бы, ведь на рубеже двух столетий ее население быстро уменьшалось. Возможно, абхазов ожидала бы та же участь, что постигла убыхов, которые как народ прекратили свое существование. Но Абхазия сделала свой выбор и стала автономной республикой в многонациональном социалистическом государстве, в котором впервые в истории многонациональность стала признаком силы, а не слабости».

Можно сказать, что лейтмотив всей работы П. Гарб выражен в приводимом ею же в качестве эпиграфа абхазском народном изречении: «Теряющий Родину теряет все».

Книга начинается с краткой исторической справки о том, как маленький свободолюбивый народ убыхи, в течение тысячелетий живший на кавказском берегу Черного моря, в 1864 году, следуя за своими мусульманскими лидерами и влиятельными землевладельцами-феодалами, поголовно переселился на заморскую чужбину. В результате этой массовой миграции совершенно исчез с лица земли целый народ со своей самобытной культурой. Остальные же народы Кавказа, в том числе и находящиеся в тесном родстве с убыхами абхазы, избрали другой путь — они остались на родной земле, хотя во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов турки, как указывалось выше, уговорили или принудили тысячи абхазов также навсегда покинуть свои дома и поселиться в Турцию.

Два родственных народа, живших совсем рядом и так похожих друг на друга, и две диаметрально противоположные исторические судьбы.

Прежде чем начать писать свою книгу, П. Гарб, разумеется, изучила большое количество разнообразной литературы и материалов. Но, как известно, никакая литература, даже самая «информативная» и объективная, не может заменить личные впечатления и непосредственные наблюдения. И вот любознательная американка из штата Колорадо то в составе московской комплексной геронтологической экспедиции или вместе с двумя своими еще очень юными сыновьями, а то и совсем одна едет на Кавказ. Пять раз, начиная с конца семидесятых годов, она прошла Абхазию вдоль и поперек. Посетила не только почти все абхазские города, но и многие сельские местности республики, где все еще сосредоточена основная часть коренного населения и полнее сохраняются обычаи народа, традиционные формы его материальной и духовной жизни. Лыхны, Дурипш, Бармыш, Ачандара, Члоу, Джгерда — вот неполный перечень наиболее крупных абхазских сел, где она вела свои не очень продолжительные, но интенсивные исследования. Встречалась со многими людьми — от самых маленьких до умудренных опытом старцев, которым перевалило далеко за сто, рабочими и колхозниками, мужчинами и женщинами, учителями, учащимися (например, сухумской абхазской средней школы), преподавателями и студентами Абхазского государственного университета имени А. М. Горького, учеными и журналистами, общественными и государственными деятелями. В частности, неоднократно и подолгу беседовала она с такими представителями национальной интеллигенции, как народный поэт Абхазии Б. В. Шинкуба, члены-корреспонденты Академии наук Грузинской ССР Г. А. Дзидзария и 3. В. Анчабадзе и другие. Материалы этих встреч и консультаций нашли широкое отражение на страницах ее книги.

Обилие фактического материала, почерпнутого непосредственно из жизни современной Советской Абхазии, придает работе характер многостороннего и оригинального документального очерка, составленного в значительной степени по личным впечатлениям автора. «Я была свидетельницей…», «Многие, с кем я разговаривала…», «Я встречала ряд семей…» — книга полна такими авторскими непредвзятыми «показаниями», убеждающими читателя в правдивости изображаемого. Книга об Абхазии, которую с любовью и уважением к ее маленькому народу написала П. Гарб, — это непринужденный и доброжелательный рассказ об одном из интереснейших народов седого и многоплеменного Кавказа, яркое повествование не только о прославленных долгожителях, но и о целом народе — его трудном прошлом, счастливом настоящем и будущем. Это — живые картины его жизни, увиденные глазами друга, умело нарисованные человеком доброй воли. Само собой разумеется, однако, что самой главной, центральной является тема, вынесенная в заголовок книги.

Как известно, феноменом долгожительства давно интересуются ученые разных специальностей в нашей стране и далеко за ее пределами. Исследование этого явления стало объектом комплексного изучения в международном масштабе медиков, антропологов, этнографов, социологов, психологов, демографов и других специалистов. Так, в конце 1977 года в Москве было подписано соглашение между Академией наук СССР и соответствующими научными организациями США о параллельном изучении народов и этнических групп с высоким процентом долгожителей. Среди них абхазы, по общему признанию, занимают особое место. Предварительные результаты первых лет наблюдений и экспедиций, проведенных в Абхазии, были сопоставлены и обсуждены на двух совместных советско-американских симпозиумах, первый из которых состоялся в Москве, Тбилиси и Сухуми в апреле 1980 года, а второй — в конце 1982 года в Нью-Йорке.

Одним из доказательств огромного интереса к проблеме абхазского долгожительства является и настоящая книга, представляющая собой своеобразный отчет о встречах с традиционным и современным «абхазским обществом».

Основная цель книги П. Гарб — по возможности всестороннее описание (в основном на основе личных наблюдений и записей бесед) жизни абхазских долгожителей, хотя, конечно, одним этим не исчерпывается все богатство содержания предлагаемого издания. В частности, значительное место занимают в нем историко-этнографические экскурсы и сравнения, а также интересные авторские мысли и высказывания, так или иначе связанные с обсуждаемой проблемой. Опираясь на неоднократные встречи и беседы с долгожителями, которым перевалило за сто лет, а также другими абхазами и абхазками, работающими в самых разных областях народного хозяйства и культуры, различные информативные материалы, автор стремится выяснить причины долголетия, показать роль старших возрастных групп в различных сферах жизни дореволюционной и Советской Абхазии. Причем акцент делается на детские годы долгожителей, когда закладываются физические и нравственно-психологические основы продолжительного и полноценного человеческого существования.

При этом хочется подчеркнуть, что самого пристального внимания заслуживают наблюдения и выводы автора, ее размышления и замечания, касающиеся основ полноценной жизни абхазских мафусаилов (факторов, влияющих на долголетие: особенностей диеты, роли психологии народа, демократических и гуманных методов трудового и нравственного воспитания детей, включая старый обычай аталычества — «материнское молоко из другого рода», — народных обычаев и этикета, традиционного абхазского семейного быта и вообще конкретной этнографической специфики), а также поиски новых источников культуры будущих долгожителей.

П. Гарб не только решительно выдвинула на передний план идею о том, что долгожительство начинается с детства и неразрывно с ним связано, что именно в раннем возрасте закладываются прочные основы полноценной личности в глубокой старости, но вместе с тем она энергично подчеркивает то, что условно можно было бы назвать «этнографизмом детства». Автор неоднократно отмечает значение проверенных опытом многих поколений разумных народных методов воспитания детей, которые «уходят корнями в древние легенды», указывает на значительную роль веками сложившегося удивительного абхазского этнографического быта, в который, по меткому выражению К. Паустовского, жизнь абхазов с младенческих лет была закована, как в кольчугу. Причем их роль, по мнению П. Гарб, будет еще долгое время значительной и весомой, поскольку, пишет она, благодаря национальной политике социалистического государства, которая поощряет сохранение прогрессивных и гуманных национальных обычаев, прекрасным традициям Абхазии не грозит ни индустриализация, ни урбанизация.

При всем том вполне вероятно, что некоторым авторским положениям иногда не хватает доказательности, а другие представляются даже спорными, но подобные недостатки и упущения в деталях, как и определенная неполнота конкретных фактических данных, не могут умалить большого положительного значения проделанной П. Гарб собирательской и научно-исследовательской работы. Нет сомнения, что ее добрая книга о некоторых наиболее существенных основах полноценно долгой человеческой жизни, обобщающая во многом уникальные авторские наблюдения за абхазами, будет встречена с большим интересом всеми читателями, внимание которых все больше привлекает такая важнейшая и актуальная проблема мировой науки, как активное долголетие.

Стоит, пожалуй, сказать еще об одном. Первое издание книги вышло на английском языке, так как написана она была для зарубежного читателя. Поэтому наш читатель на первых порах, может быть, станет недоумевать: мол, многое нам известно и чему тут автор удивляется, чем восхищается?! И все же при переводе на русский язык решено было не сокращать и не корректировать такие «общеизвестные факты». Во-первых, потому что нам показался чрезвычайно интересным и свежим такой взгляд искреннего друга из «другого мира» на советскую действительность; во-вторых, может, именно это заставит нас заново понять и оценить многое из того, что для нас уже стало давно привычным…

Шалва Инал-Ипа,

доктор исторических наук, профессор

ВВЕДЕНИЕ

В течение тысячелетий народность горцев-убыхов селилась на восточном побережье Черного моря и в горах к северу от территории современной Абхазии. Этой народности больше нет…

В 1864 году убыхи оставили свои жилища и последовали за религиозными лидерами и влиятельными землевладельцами-феодалами за море — в Турцию, где им были обещаны плодородные земли и процветание. Это было началом гибели убыхов: одни умерли еще по пути в Турцию от инфекционных болезней, другие погибли позже от голода, поселившись на отведенных им самых бесплодных землях, где не желали селиться турецкие крестьяне. Сейчас едва ли можно встретить потомков этих убыхов. Погибла и их культура.

Соседи убыхов и близкие им по культуре народности и народы, например абхазы, продолжали жить на своих исконных землях. Правда, в период русско-турецкой войны 1877–1878 годов тысячи абхазов, поддавшись уговорам или по принуждению, навсегда покинули родину и поселились в Турции. Другие устояли и остались жить на родных землях. Они и стали отцами и дедами нынешних абхазских долгожителей, рассказавших мне о своем детстве и старости, обычаях и повседневной жизни. Они объяснили причины, заставившие некоторых из их родственников отправляться на чужбину, часть из которых затем вновь возвратилась в родные края. Они познакомили меня с культурой абхазского народа, поделились своими мыслями о событиях в мире, о будущем человечества. Беседы с ними и легли в основу этой книги.

Советскую Абхазию я впервые посетила в 1977 году — через сотню лет после абхазского «ихода», в результате которого там осталось процентов 60 коренного населения. В 1977 году я была одной из примерно двух миллионов курортников, отдыхавших на прекрасных черноморских пляжах. Прошло несколько недель, и я, получив заряд жизненной энергии из источника, породившего так много долгожителей, с головой ушла в учебу на первом курсе исторического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Моей специализацией была этнография.

Летом 1979 года в составе группы советских этнографов я побывала в горных селениях Абхазии. Шел второй год осуществления долгосрочной советско-американской программы изучения проблем старения и долголетия, цель которой — разгадка секретов активного образа жизни людей старше 90 лет, именно их ученые относят к долгожителям. Советские геронтологи и этнографы из Института этнографии имени Миклухо-Маклая АН СССР проводили исследования в Абхазии, занимающей по числу долгожителей в процентном отношении ко всему населению второе место в СССР после Азербайджана. Американские коллеги советских ученых собирали такие же данные в одной из общин в штате Кентукки, среди членов которой чаще, чем в других общинах США, встречаются люди, ведущие активный образ жизни в возрасте, близком к ста годам и старше.

Еще раньше я прочитала несколько статей, опубликованных в американской и советской прессе, о легендарных кавказцах, которые доживали до 150 лет и при этом продолжали трудиться в поле полный рабочий день, участвовали в застольях, выпивая немало вина, а затем «на десерт» танцевали темпераментные горские танцы. Этими удивительными «творениями природы» были, как правило, мужчины, которые переживали полдюжины жен, имели детей и гордились еще большим числом внуков и правнуков.

Были ли они в действительности такими людьми? Если да, то как это возможно? На эти вопросы я получила ясные ответы через несколько дней после приезда в абхазский колхоз в селе Члоу — это примерно в 80 километрах к югу от Сухуми. Но после нескольких бесед с местными долгожителями у меня возникло много других вопросов. Я узнала, что старшие здесь пользуются полным уважением более молодых членов своих семей и общин. И задумалась: как же нужно воспитывать детей, чтобы в течение всей дальнейшей жизни они были послушны воле родителей и старших, не проявляя при этом недовольства и раздражения? И, что еще более важно, возможен ли прогресс в обществе, в котором людям преклонного возраста (на Западе их часто считают консервативной частью общества) всегда принадлежит последнее слово в делах семьи и общины?

Поскольку я выросла в Соединенных Штатах, то была просто поражена старинными традициями уважения к старшим в Абхазии. Эта традиция распространена также и среди жителей азиатских стран и многих районов Ближнего и Среднего Востока. В США, где я росла в 50—60-х годах, широко было распространено мнение, что конфликты «отцов и детей» — естественное и здоровое явление в обществе. А в Абхазии я стала свидетелем глубокого и искреннего уважения к старшим, что в корне противоречило моим прежним представлениям. Даже в Москве, где по американским стандартам подростки в основном уважительно относятся к взрослым, более внимательный взгляд иногда позволяет заметить такие отношения между людьми различных возрастных групп, которые не всегда можно назвать идеальными.

…Получив в беседах с абхазскими долгожителями исчерпывающую информацию об их диете, сне, работе, интимных отношениях, я попросила своих собеседников мысленно вернуться к истокам, к периоду детства и затем рассказать Мне все, что они помнят о своей долгой жизни, начавшейся еще в прошлом столетии. От этих философски настроенных людей я услышала красноречивый рассказ о жизни в Абхазии во времена царизма, когда на смену патриархально-феодальному укладу жизни абхазов только начали приходить пока еще незрелые капиталистические отношения. Старики вспоминали своих родителей, рассказывали, как те их воспитывали. Они делились также своими воспоминаниями о первом советском правительстве в Абхазии, о создании там колхозов, о годах второй мировой войны, высказывали свои мнения о современной абхазской молодежи.

Мои беседы с абхазами открыли мне глаза на совершенно новую для меня жизненную концепцию, действительно способствующую долгой жизни без одряхления, без изоляции от молодежи, от всего прогрессивного. Я приглашаю вас познакомиться с этими людьми, послушать их рассказы.

«Тот много достигнет, кто терпелив»

(Абхазская пословица)

ГЛАВА I ВСТРЕЧИ С ДОЛГОЖИТЕЛЯМИ

РАДИ КОГО МЫ СОБРАЛИСЬ

Долгожители — это очень старые люди, которые с утра до ночи обрабатывают землю, танцуют и поют в народных ансамблях и выглядят при этом не старше 60 лет. Так обычно пишут журналисты. Однако это не совсем верно. На вид долгожители — это очень старые люди; у некоторых нет зубов, лица испещрены морщинами, ходят они, как и свойственно глубоким старикам, очень медленно. И тем не менее они участвуют в решении семейных и общественных дел, действительно работают, хотя и медленно, на полях и дома, и при этом полностью сохраняют ясность ума.

Первым долгожителем, с которым я встретилась в 1979 году, был Пагуа Адлейба. В то время ему было 98 лет. Всю свою жизнь он занимался сельским хозяйством. Его дом с огородом расположен на склоне холма, поэтому он целыми днями ходил по косогору, ухаживая за посевами кукурузы, за овощами. Раньше Пагуа вместе с женой работал в колхозе. Теперь они живут на пенсию и на доходы от приусадебного участка.

Стояла солнечная теплая погода, когда я пришла в их дом вместе с абхазским переводчиком, обслуживающим советско-американскую геронтологическую экспедицию, и несколькими московскими учеными. Я хотела расспросить Пагуа, в чем же состоит секрет его долголетия. Но найдет ли он время, чтобы поговорить со мной? И захочет ли он вообще откровенничать с совершенно незнакомым человеком? Все стало ясно, когда Пагуа сделал знак своей 60-летней жене принести для гостей стулья и поставить их в палисаднике. В течение всей беседы он не обращал никакого внимания на микрофон, который я по очереди подставляла то ему, то переводчику. И Пагуа было совершенно безразлично, сколько метров магнитной ленты уходило на беседу с ним, на запись моего первого и одного из самых продолжительных среди почти 150 интервью, взятых мною в Абхазии во время пяти поездок туда в 1979–1982 годах.

За несколько часов беседы передо мной раскрылась вся жизнь Пагуа. Как объяснить секрет своего долголетия, он не знал. По его словам, он и питался, и работал, и жил так же, как и все его соседи. Просто, считал Пагуа, ему посчастливилось жить так долго. Его ответ на мой последний вопрос: «Чего вы желали бы в будущем?» — был настолько неожиданным для меня, что я решила заняться более глубоким исследованием сокровенных мыслей таких людей. Передо мной сидел человек, который всю жизнь занимался сельским хозяйством и никогда не выезжал за пределы Кавказа, но больше всего на свете Пагуа Адлейба хотел бы познакомиться с тем, что ему не удалось познать раньше. Он сожалел: силы его уже не те и это не позволит ему увидеть и услышать все, что он хотел бы. Пагуа пояснил, что каждый раз, когда он возвращался домой после поездки к своим родственникам, он долго потом чувствовал себя другим человеком…

У Пагуа сутулые плечи, тонкие ноги, не совсем устойчивая походка, голова — абсолютно лысая. Над длинным горбатым носом блестят глубоко посаженные глаза простого и доброго человека. Было видно, что Пагуа утратил значительную долю былой энергии, но энтузиазма и любознательности в нем было, пожалуй, больше, чем у многих молодых людей. Эти качества, как я позже убедилась были типичными почти для всех долгожителей, с которыми я встречалась. Практически Пагуа не умел ни читать, ни писать, но он был в курсе всех новостей дня, передаваемых по радио, часто смотрел телепередачи, особенно на абхазском языке, которые транслируются из Сухуми.

Когда вы посещаете чей-либо дом в Абхазии, в программе хозяев всегда два пункта: беседа и угощение. После нашего обстоятельного разговора Пагуа настоял, чтобы мы перешли ко второму пункту. Я взглянула на нашего переводчика в надежде, что он подскажет мне, каковы в этом случае местные обычаи. Наша группа пришла в дом без предупреждения. Меня же с детства учили не принимать в подобных ситуациях приглашения на обед, поэтому я подумала, что вежливый отказ будет наиболее подходящим ответом. Однако переводчик сказал: если мы сразу уйдем, это будет личным оскорблением для Пагуа и его жены, которая во время нашей беседы уже накрыла стол.

Пришлось принять приглашение. Через несколько минут мы уже сидели в гостиной этого небольшого дома. Кухня, как принято в абхазской деревне, помещалась рядом в отдельной постройке. Жена Пагуа принесла жареную курицу в соусе из красного перца, сыр домашнего изготовления, зелень и «абысту» (мамалыгу). Это последнее блюдо я бы назвала абхазским хлебом. Его основная составная часть — кукурузная мука, проваренная в небольшом количестве воды, достаточном для образования тестообразной массы. Абыста — единственное блюдо без специй на абхазском столе. Она является главным источником крахмала в диете абхазов и помогает смягчить остроту всех специй в других блюдах. Самая распространенная среди острых приправ называется «аджика», что на местном языке означает «соль». Аджика — это смесь соли с красным перцем и десятком различных душистых трав. В пище абхазов аджика играет ту же роль, что и соль у других народов.

Хотя по абхазским обычаям угощение было скромным, мне оно показалось просто грандиозным. И не только по тому, что все присутствовавшие выпили сравнительно много белого домашнего вина. Каждый из сидящих за столом произносил тост, скорее походивший на короткую речь. Обед не кончился до тех пор, пока о каждом из присутствовавших не были сказаны добрые ободряющие слова. Таков обычай и у всех других народов Кавказа, и он, несомненно, будет жить в Абхазии до тех пор, пока будут существовать сами абхазы.

Наш хозяин Пагуа как самый уважаемый человек из всех присутствовавших произнес первый тост, наиболее эмоциональный из всех традиционных тостов: «За народ!» В этом контексте слово «народ» означает и «абхазский народ», и «все другие народы», а также «мир». Очевидно, в течение тысячелетий (ибо никто не знает, когда зародился обычай произносить этот тост) абхазы всегда считали едиными понятия «народ» и «мир».

Если ваши туфли жмут, не ходите в гости к абхазам: по их обычаю каждый раз, когда за столом произносится тост, то все, кроме почтенных старцев, должны выслушать его стоя. Но даже если вы почтенного возраста, при тосте вы все равно встаете. Присутствующие, конечно, будут уговаривать вас сидеть, однако, вставая вместе со всеми и поступая так же, как и те, кто моложе вас, вы демонстрируете чувство собственного достоинства. Если же вы не абхаз, хозяева могут уговаривать вас сидеть, чтобы не доставлять вам неудобств в связи с непривычным абхазским обычаем. Но если вы все же настоите на своем и останетесь стоять, хозяева будут польщены уважением к их обычаям.

Однако разве так уж трудно встать? Но дело в том, что абхазский тост — это не просто короткая речь одного человека и не простое «будьте здоровы!». Это, скорее, тема с вариациями. Например, Пагуа произнес яркие, волнующие слова о народе. Затем каждый (а нас за столом было восемь человек) должен был добавить что-либо по этому поводу, сказав свой тост. Нам везло, когда подходила очередь кого-либо из молодых. В Абхазии чем вы моложе, тем лаконичнее должен быть ваш тост. Таким образом, более короткие «здравицы» иногда помогают сократить суммарное время, в течение которого гостям приходится стоять. Если за столом, скажем, восемь человек, это означает, что уже есть по крайней мере восемь тем для тостов, вернее речей, а всего их будет… да, вы правы — 64 за одно «заседание» или, вернее, за одно «стояние» за столом — можете назвать это как вам угодно. И плюс ко всему — восемь бокалов вина!

Пагуа явно наслаждался всем, что происходило за нашим столом, хотя под конец и он устал. Находясь все время в центре внимания гостей, Пагуа был тем человеком, ради которого все мы собрались за столом. Подобное отношение к старшим в Абхазии делает старость приятной или по крайней мере служит существенной компенсацией за моральные и физические страдания, которые приходят вместе с возрастом.

106 ЛЕТ ПОЛНОЦЕННОЙ ЖИЗНИ

Несмотря на многочисленные тосты в доме Пагуа, у меня в тот же день хватило сил, чтобы воспользоваться счастливой возможностью встретиться еще с одним абхазским долгожителем. Это был Тараш Джопуа, житель селения Отап. Мы встретили его на горной дороге у автобусной остановки. Этот подтянутый 106 летний старик сидел на скамейке прямо, как сидят профессиональные танцоры. Он и в самом деле оказался танцором.

Тараш был в то время вторым по старшинству членом самодеятельного фольклорного ансамбля долгожителей «Нартаа», который исполняет абхазские песни и танцы, ездит с концертами по своей республике и по стране, а иногда и за рубеж. Название ансамбля произошло от названия абхазского эпоса, повествующего о нартах^[2]. Все участники ансамбля старше 70 лет. Пока что женщин в нем нет, поэтому некому исполнять роли сестры нартов и их горячо любимой матери — женщины без возраста.

В тот день Тараш возвращался домой из соседнего селения, где хоронили его родственника. Поскольку Тараш был одним из соседей Пагуа, у меня еще раньше возникла мысль побеседовать с ним в тот же день, но никто не знал, когда он вернется с похорон. Поэтому встреча с ним на дороге была для меня счастливой случайностью. Обрадовался этой встрече и сам Тараш. Вероятно, ему хотелось отвлечься от мыслей о смерти родственника.

Тараш Джопуа был одет так, как веками одевались абхазские мужчины и как сейчас в торжественных случаях одеваются старики. Костюм состоял из белой рубахи с длинными рукавами и стоячим воротником и черкески черного цвета, а также шерстяных брюк типа галифе. Костюм завершали черные сапоги из мягкой кожи, черная каракулевая шапка и внушительных размеров кинжал в серебряных ножнах…

Местные автобусы ходили редко, и у Тараша было время, чтобы поговорить со мной. Он рассказал, что всю свою жизнь занимался сельским хозяйством, но с ранней юности и до сих пор всякий раз, когда слышал музыку, его охватывало непреодолимое желание танцевать. На мой вопрос о секрете его долголетия Тараш ответил, что точного ответа он не знает, просто вел, как он сам выразился «правильную жизнь», и объяснил, почему считает ее такой хорошей. По всей Абхазии у него были друзья и родственники. Когда он видел, что им хорошо, то и сам ощущал себя счастливым. «Тогда я чувствую, — сказал Тараш, — что твердо стою на ногах». Он вспомнил своих отца и мать, которые были уважаемыми людьми. И детям они дали достойное воспитание. Никогда в своей жизни не страдал Тараш от горя. «Конечно, люди рождаются и умирают, — сказал он, — этого всегда следует ожидать». Но сам он считает, что ни разу не пережил какой-либо «серьезной трагедии».

Возможно, вы, как и я, отнесетесь поначалу скептически к тому, что человек 106 лет может принимать активное участие в выступлениях танцевальной группы фольклорного ансамбля. Несмотря на бодрость духа, каждому был очевиден его солидный возраст.

В то же время я видела, с какой легкостью наш собеседник вызывал улыбку у других — он был неплохим юмористом. Правда, Тараш признался мне, что не все заражаются его энтузиазмом, например его теща. Что? В 106 лет еще можно иметь тещу? Ну конечно, если жениться на 17-летней девушке, когда вам уже под 50, как это сделал Тараш много-много лет назад. Он был на семь лет старше своей тещи, которую, сказал Тараш тоном молодого озорника, «ужасно раздражали мои танцы».

— Однажды мы принимали большую компанию гостей, — рассказывал он. — Среди них, кстати, были гости из США. Так моя теща стала рассказывать им, что я «немного со странностями»; похитил ее молодую дочь, хотя по возрасту тогда уже был старше матери невесты. Когда мне вконец надоели эти разговоры, я пригласил тещу на танец: «Ну, хорошо, потанцуй со мной». Она ответила, что не может, и тогда я торжествующе сказал: «В следующий раз дважды подумай, прежде чем называть меня стариком. Ты ведь моложе меня, а не можешь даже танцевать!»

Тараш репетировал с ансамблем «Нартаа» по крайней мере не реже двух раз в месяц, а также накануне каждого концертного выступления. Он пел в хоре, как и остальные участники ансамбля, но больше всего ему нравились темпераментные кавказские танцы, в которых нужно уметь выполнять замысловатые движения ногами, причем пальцы их должны быть твердыми, как сталь. Мужчины часто танцуют на носках, причем обуты они только в черные сапоги с мягкой подошвой кожи. Старики из ансамбля «Нартаа» хорошо смотрятся на сцене, хотя их, конечно же, нельзя сравнивать с молодыми танцорами в расцвете сил.

Помимо танцев Тараш занимался и своим участком земли, где росла кукуруза. Домашние дела он оставлял своей «молодой жене» — она на 33 года моложе мужа, — а также одной из трех дочерей, которая все еще жила в родительском доме. Обычно в абхазских деревнях всякая работа строго делится на мужскую и женскую. Мужчины, как правило, не готовят пищу — они это делают только для многочисленных гостей по большим праздникам, — не убирают дом и не стирают белье, если в семье есть женщины. Иногда женщины доят коров, но обычно это считается обязанностью мужчин. Они же пашут и сеют, а женщины занимаются сбором чая и табака — это наиболее распространенные в Абхазии культуры. Тараш заявил нам, что из-за возраста он предпочитает большую часть своих сил сохранять для танцев.

ГЛАВА СЕМЬИ

Вопреки распространенному и сформированному под влиянием журналистов мнению значительное большинство долгожителей в Абхазии не мужчины, а женщины. Как считают многие местные жители, женщины обычно работают больше и дольше, чем мужчины. А поскольку наиболее часто называют необходимым условием долгой активной жизни регулярный физический труд, то это, вероятно, и есть одна из причин того, что женщины обычно живут дольше, чем их мужья.

Ольге Лагвилава из селения Члоу в момент нашей встречи с ней в 1979 году было 99 лет. Она сказала мне, что секрет ее долголетия — физическая активность. Она всегда много работала, следуя абхазской поговорке: «Лучше бесцельно двигаться, чем сидеть без движения». Я спросила Ольгу, почему ей в жизни приходилось так много работать? Что же делали все эти годы окружавшие ее мужчины? Она пояснила, что еще во время второй мировой войны, когда ей шел седьмой десяток, она оказалась старшей в большом домашнем хозяйстве. Ее муж — в то время он был уже в годах — и двое сыновей ушли добровольцами на фронт. Как правило, в Абхазии главой семьи являются мужчины. Но когда муж Ольги и старший сын не вернулись с войны, она полностью взяла на себя ведение хозяйства и продолжает всем распоряжаться до сей поры. Младший сын и его семья живут вместе с матерью в ее просторном двухэтажном доме, типичном для абхазского села. Сын рассказал мне, что его мать руководит домашними делами весь день. Хотя сама Ольга уже почти не занимается физическим трудом, она вникает во все дела дома. Стоять у руля ей помогает другая абхазская поговорка: «Лучше умереть, чем быть обузой для других». Она по-прежнему хорошо знает, что и когда нужно сделать.

Ольга небольшого роста, добрая, задумчивая, говорит тихим голосом. Трудно вообразить ее в роли полновластной хозяйки в доме, какой, по словам сына, она была всегда. Обычно в абхазском доме самый старший из мужчин должен знать, что делать и когда. Но поскольку эта обязанность легла на плечи Ольги много лет назад, она стала для нее привычкой.

И вновь я задаю вопрос: в чем секрет долголетия? По мнению Ольги, все дело в труде и свежей молочной диете (особенно «ахарцви», как называют здесь кефир).

Конечно, Ольге лучше знать, но я полагаю, что немало лет к её жизни добавили любовь и внимание сына, единственного мужчины в семье, вернувшегося с фронта. Сын боготворит свою старую и деятельную мать и всегда стремится доставить ей радость.

Внучка ее живет в доме мужа в другом селе, но, когда я, как всегда неожиданно, приехала к Ольге, молодая женщина как раз была здесь со своей грудной дочерью. И внучка тоже, хотя уже и не жила с Ольгой, относилась к бабушке с самым искренним уважением.

Больше всего Ольга гордится своим внуком, который в то время был студентом Абхазского университета, изучал родной язык и литературу. Мои абхазские переводчики, также студенты университета, рассказали мне, что этот молодой человек — многообещающий поэт. И вполне может случиться, что свои стихи он будет писать в этом деревенском доме своей бабушки. Согласно широко распространенному абхазскому обычаю, самый младший сын (а в данном случае внук — наш молодой начинающий поэт) должен оставаться в деревне, чтобы помогать стареющим родителям и принять на себя хозяйство после их смерти. Бывают исключения из этого правила, но желание Ольги — соблюсти этот старинный обычай.

«ТАК БЫЛО УГОДНО АЛЛАХУ»

Если можно, живя в деревне, обрабатывать землю и писать стихи, то почему нельзя быть одновременно муллой и земледельцем? 95-летний Арутан Гицба смог стать и тем и другим. Я встретилась с ним в горном селении Дурипш, которое находится в получасе езды от Черноморского побережья. Это Гудаутский район, где всегда жило больше мусульман, чем в любом другом уголке Абхазии.

Было около полудня, когда я подъехала к усадьбе Арутана Гицбы. Она занимает несколько акров земли и стоит почти у середины идущей вверх горной дороги. Хозяин уже часа четыре трудился на кукурузном поле и намеревался сделать первый перерыв. Как и большинство других стариков, Арутан больше не работает в колхозе. Он получает пенсию и занимается обработкой своего личного участка около дома.

Когда я впервые увидела абхазских долгожителей, то была немного разочарована, что они не отвечали моему стереотипному представлению о них, как о людях, находящихся в отличном физическом состоянии. Как я уже писала, в большинстве случаев это люди медлительные, их старость очевидна. Поэтому, отправляясь к Арутану, я совсем не ожидала увидеть такого активного 95-летнего старика.

Меня сразу же поразили его темно-карие, по-молодому блестевшие глаза. Он был рад неожиданному визиту и возможности поговорить с новым человеком о своей жизни. Из дома вынесли стулья, мы уселись на зеленой лужайке под голубым небом, откуда мягко светило солнце.

Арутан женился в 20 лет, что для абхаза было необычно рано, особенно в прошлые годы. И он прожил с женой до самой ее смерти незадолго до моего приезда. Они вырастили пятерых детей, имели внуков и правнуков. Арутан жил с семьей одного из внуков, так как все его сыновья погибли на фронте. ...