Все права на текст принадлежат автору: Эмиль Карлебах.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Мы и Советский СоюзЭмиль Карлебах


Издательство «Прогресс» выпускает на иностранных языках книги серии «Свидетельства об СССР», которые адресованы зарубежному читателю. Авторы книг этой серии — зарубежные журналисты, писатели, общественные и политические деятели — рассказывают об увиденном в нашей стране, о своих встречах с советскими людьми, о различных сторонах жизни общества развитого социализма.

Книги этой серии в переводе на русский язык в несколько сокращенном виде предлагаются вниманию советского читателя. Сокращения сделаны в основном за счет приводимых авторами общих сведений об СССР, фактических данных по истории, политике, экономике, культуре, которые, несомненно, интересны для зарубежного читателя, но хорошо известны каждому советскому человеку. Читатель с интересом прочтет о личных, непосредственных впечатлениях иностранных авторов о Советском Союзе, о том, какой они видят и как воспринимают советскую действительность.



E. CARLEBACH

REISE IN DEN BOLSCHEWISMUS

Frankfurt am Main, Verlag Marxistische Blatter, 1981


Зарубежные авторы о Советском Союзе

Эмиль Карлебах

ПУТЕШЕСТВИЕ В БОЛЬШЕВИЗМ

Перевод с немецкого П. Куриленко

© Издательство «Марксистише Блеттер», 1981

© Перевод на русский язык «Прогресс», 1983

Введение

Вторник, 12 августа 1980 года. Скорый поезд Франкфурт-на-Майне — Дюссельдорф. Напротив меня сидит молодой голландец, он побывал на каникулах в Италии и возвращается теперь домой. Я читаю книгу под названием «Сто раз Советский Союз».

Кашлянув раз-другой, молодой голландец решается наконец обратиться ко мне и спрашивает по-английски:

— Русская пропаганда?

В ответ я говорю ему, что автор этой книги Герман Пёрцген долгие годы, вплоть до самой смерти, работал в Москве корреспондентом газет: до войны — газеты «Франкфуртер цайтунг», после — «Франкфуртер альгемайне цайтунг» — и был одним из известнейших консервативных журналистов Федеративной Республики Германии.

Немного смутившись, мой собеседник благодарит за ответ. Несколько позже задаю уже свои вопросы я:

— А вы любую книгу о Советском Союзе считаете русской пропагандой? Не отдает ли от такой предвзятости антирусской пропагандой?

Но я не получаю ответа. Интересно, заставил ли я своего случайного молодого собеседника задуматься?

Восемь дней спустя, в среду, 20 августа 1980 года, я отправляюсь в запланированную поездку по Советскому Союзу. Кажется, я уже в двенадцатый раз увижу эту страну, в которой впервые побывал в 1955 году. Тогда я вместе с первыми западногерманскими журналистами приехал в советскую столицу в связи с предстоявшим визитом в СССР федерального канцлера Аденауэра. Тогда я провел в Москве четыре недели. И вот я пишу книгу воспоминаний о своих путешествиях, маршруты которых пролегли с запада на восток вплоть до озера Байкал, в глубине Сибири, и с юга на север, от турецкой границы до Ленинграда, раскинувшегося на берегу Финского залива.

Книга? Что нового можно рассказать о Советском Союзе? Все, что могли написать против Советов, уже напечатано. Все, что могли сказать в пользу Советского Союза, тоже уже опубликовано. Итак?

Как репортеру мне повезло в том, что на протяжении 25 лет я мог видеть эту огромную страну, представляющую собой фактически целый континент, даже два континента, все с новой и новой стороны, в ее развитии. И я понимаю, что в этом столетии отношение к Советскому Союзу стало для нас, граждан ФРГ, «вопросом жизни и смерти». Я — журналист и профсоюзный деятель и знаю по своему опыту, как много наших людей хотели бы побольше знать об этой стране, интересуются ею и одновременно недоверчиво относятся к ней. Вот почему мне хочется рассказать, прежде всего нашей молодежи и моим коллегам по профсоюзам, о том, что я увидел, услышал, узнал.

— Дорогой коллега Карлебах, — могут сказать в ФРГ, — все это очень хорошо и мило, но мы же знаем, кто ты и о чем думаешь. Ты симпатизируешь Советскому Союзу, ты просто не можешь быть объективным!

Что мне ответить на это? Одни мне поверят, другие нет. Поэтому я начну не со своих впечатлений, а с такой загадки: «Кто написал следующие строки и где они появились?»

«Моя встреча с Москвой. Поездка в Москву закончена… Город весь в движении, бурлит почти как днем. Москва засыпает поздно. Это, собственно, город, который никогда не успокаивается.

За окном, прямо напротив меня, — красные стены Кремля, желтые фасады правительственных зданий, построенных в стиле классицизма. На башне светится алая звезда. Чуть дальше на Красной площади видны контуры собора Василия Блаженного.

Когда я приехал сюда, первые шаги по улице казались мне опасным приключением. Сегодня мне жаль расставаться с этим городом. И если бы было не так душно и жарко, то я пошел бы посмотреть на молодежь или побродил бы по скверу вдоль Кремлевской стены, а может быть, сел бы на одну из скамеек и выкурил сигарету. Наверное, я поговорил бы с каким-нибудь москвичом, кое-как, мешая русские слова с немецкими или прибегая к жестам. Мне было бы все равно, как выглядит мой собеседник, как он одет, и, уж конечно, у меня не было бы ни малейшего ощущения опасности. Это Москва. Это Кремль. Все здесь совсем не совпадает с теми представлениями, которые я привез с собой: они складывались из книг и репортажей об СССР, за которыми я внимательно следил три с половиной десятилетия. Я чувствовал настоящую физическую боль, когда старался преодолеть эти представления. И боль эта длилась несколько дней. А потом неожиданно исчезла.

Вчера мы были в гостях в одной русской семье. Нас пригласил к себе главный редактор крупного иллюстрированного журнала. Кроме нас, пришли еще двое, один из них — крупный писатель с Дона. Нас встречала хозяйка дома, врач по профессии; была здесь и ее дочь со своим мужем. Мы расположились в небольшой, типичной для сегодняшних квартир столовой. Стол ломился от настоящей русской еды. Там были икра, водка, белое и красное вино и несметное количество всяких блюд и закусок.

Я редко сталкивался с такой сердечностью. Я редко видел такие добрые и правдивые глаза, как у этого писателя. Есть в русских какая-то непосредственность, какая-то искренность, которые вмиг разрушают стену наших предрассудков и условностей. Мы сердечно обнялись на прощанье. Известный писатель непременно хотел, чтобы мы побывали у него дома, на Дону. Он никак не мог смириться с тем, что нам нужно уезжать. Мы подарили хозяевам свои зажигалки, а в ответ получили отшлифованные камни с Кавказа. Мне трудно писать эти строки. Когда я ехал в Россию, меня беспокоил вопрос: удастся ли понять эту страну? Теперь возникла иная забота: что рассказать о России читателям?

Перед отъездом из СССР возникает и другая проблема — как преодолеть барьер старых представлений? У нас за десятилетия сложились прочные суждения и предрассудки. И когда мне хочется рассказать о жизни в России, о своих впечатлениях, меня подмывает предупредить, на всякий случай, читателя: «Я, собственно, всегда был консерватором и 25 лет назад причислил бы себя к правым, так что меня можно считать кем угодно, только не коммунистом, я начинаю ощущать, что постепенно погружаюсь в трясину избитых словечек, в путаницу политической терминологии и слышу грозные слова: «Дал опутать себя Советам», а то и вообще могу попасть под еще худшее подозрение в симпатиях к коммунистам…

И когда я начинаю думать о множестве вопросов и множестве людей, ожидающих меня дома, то уже вижу, как разгораются жаркие споры и раздаются колкие аргументы, которые, возможно, и правильны, но тем не менее я с ними не могу согласиться».

Итак, кто написал это и где?

Это написал главный редактор газеты Акселя Шпрингера «Вельт» Ганс Церер. В газете «Вельт» от 29 июня 1955 года. Главный идеолог шпрингеровского концерна! В антисоветском боевом листке Акселя Шпрингера! Как так, почему?

Федеральный канцлер ФРГ Конрад Аденауэр собирался в Москву. Предстояло совещание в верхах с участием США, СССР, Великобритании и Франции в Женеве — первый шаг на пути к окончанию «холодной войны». Однако в ФРГ все еще господствовал климат «30-летней войны против Советского Союза», как сказал в свое время федеральный министр юстиции, председатель СвДП доктор Томас Делер. Президент Всемирного совета церквей Мартин Нимеллер, отважившийся побывать в Москве у своих братьев по вере, был назван «изменником родины», которому лучше было бы «сразу остаться там». Поездка в такой атмосфере в Москву могла обойтись Конраду Аденауэру потерей части своих сторонников. Значит, надо было менять настроение. Вот тогда-то и отправился в СССР главный идеолог шпрингеровского концерна, написавший серию статей, целью которых было подготовить общественное мнение ФРГ к изменению внешнеполитического курса Аденауэра по отношению к СССР. Так читатель познакомился с понятиями, которые до этого считались «коммунистической пропагандой» или даже преследовались полицией и органами юстиции.

В Москву 1955 года

Мне на плечо легла чья-то рука:

— Разве вы не знаете, что здесь фотографировать не разрешается?

За моей спиной стоял молодой полицейский. Мы были на Восточном вокзале Берлина, столицы ГДР. Я собирался сфотографировать «Голубой экспресс», советский поезд, который доставит нас в Москву. Мы — это 1500 болельщиков из Федеративной Республики Германии, собравшиеся в Москву на сенсационный матч футбольных команд СССР и ФРГ. Эта игра проводилась впервые после десятилетий смертельной вражды в рамках подготовки поездки Аденауэра и должна была послужить смягчению напряженности, существовавшей между обеими странами. Когда я попытался смущенно объяснить полицейскому свое желание, его отношение ко мне изменилось: «Ну, если так, ничего страшного, можете оставить пленку в фотоаппарате».

В нашем «Голубом экспрессе» собрались самые различные люди из всей ФРГ — коммерсанты и рабочие, служащие и журналисты, бывшие солдаты вермахта и даже, как выяснилось, бывшие эсэсовцы. Поэтому сначала мы чувствовали себя несколько напряженно. Чем дальше мы ехали, тем больше встречались со всякими неожиданностями: «Здесь я был солдатом в 1943-м, все было сожжено дотла». Такие высказывания мне приходилось слышать не раз за двое суток пути. Развалины давно расчищены, железнодорожные пути и села восстановлены, бывшие солдаты узнавали теперь другой Советский Союз, которого они прежде не видели. На станциях по всему пути от Бреста до Москвы толпились люди, прежде всего дети, пожелавшие встретиться с «немцами». Нам дарили открытки, значки, всевозможные мелкие сувениры, все русские люди радовались началу эры взаимопонимания, высказывали свою готовность к упрочению мира, дружбы и добрососедства. Это приводило к горячим спорам в купе поезда, спорам, длившимся до самой Москвы.

Москва. Есть много городов, вызывающих определенные ассоциации. Рим и Афины, Париж и Лондон, Нью-Йорк и Рио-де-Жанейро. Одни не проявляют особого интереса к античным городам, другие лишь пожимают плечами по поводу суеты современных крупных городов. Но есть город, название которого не оставляет равнодушным никого, — Москва. Это слово из двух слогов может вызывать симпатию или антипатию, расположение или неприязнь, но только не равнодушие. Это слово служит водоразделом идеологий с 1917 года.

Как живет Москва? Перед тем как начать рассказ о своих впечатлениях, я хотел бы напомнить критически настроенным читателям еще раз о том, что писали консервативные западногерманские журналисты в 1955 году, когда они впервые после войны приехали в Советский Союз и у них явно «раскрылись глаза». Вот что сообщал главный редактор «Франкфуртер альгемайне цайтунг» Гуго В. Зайб о своих впечатлениях, возникших сразу после того, как он вышел из здания Белорусского вокзала в Москве: «Я не верю своим глазам. Это Франкфурт или Париж? Передо мной залитая светом площадь, по которой в три — пять рядов едут, протискиваясь среди пешеходов и торопливо сигналя, легковые машины. Непродолжительная поездка до гостиницы занимает 20 минут. Взгляд скользит по громадной площади и останавливается на вздымающихся вверх башнях. На них на фоне вечернего неба сияют большие красные звезды: Кремль. Я в Москве»[1].

Ганс Церер из шпрингеровского концерна рассказывал о том, как он открывал в гостинице один из крупнейших городов мира — Москву: «Три ряда столов с четырьмя стульями. На столах белые скатерти с белыми колпачками салфеток, на каждом столе хрустальные бокалы. Чистота необыкновенная. Я сажусь и жду девяти часов. А пока изучаю меню, составленное на четырех языках: русском, французском, английском и немецком. В нем 20 страниц, отпечатано оно на гладкой бумаге. Цены проставлены карандашом. Я взял с собой меню за 29 июня. Пусть дирекция гостиницы простит мне это. В нем 360 наименований. Вот, пожалуй, вкратце и все об этом меню-книге.

Помещение начинает заполняться, и мне становится ясно, сколь многоязыка гостиница «Националь». Мои соседи — трое французов. Напротив сидят восемь милых китаянок. Рядом — северо-корейский офицер с женой. За столиком у стены обедают четверо индусов. В одной стороне от меня сидят немцы из Тюрингии, в другой — из Австрии. В соседнем зале расположилась компания американцев. Русские сидят без пиджаков, в расстегнутых рубашках. Душно. Много русских офицеров. В углу устроились колхозники: мужчины в куртках и сапогах, женщины в платках. Мимо меня проходит негритянка в сером приталенном платье, с короткой стрижкой, ярко накрашенными губами и красными наманикюренными ногтями. Она распространяет резкий запах французских духов. Здесь словно собрался весь мир»[2].

А вот еще одно рассуждение Ганса Церера, теперь уже о москвичах: «Люди выглядят приятными и здоровыми. Я отмечаю это, не думая о том, что они едят. Они не угрюмы, не озлоблены. Они внешне, разве только одеждой, ничем не отличаются от жителей других крупных городов. В скверах царят оживление и смех, особенно среди молодежи, часто подмечаешь даже этакий задор. Люди поют и танцуют, наслаждаются, несколько по-обывательски, солнцем и тенью, расположившись на скамейках, или просто беседуют, любуясь фонтанами.

Что они едят? Нехватки продовольствия нет, хотя тот или иной товар или продукты определенного сорта иногда исчезают (слабость распределительного аппарата), а другие неожиданно появляются. Отсюда очереди. Кстати, в Москве очень мало магазинов»[3].

В Москве в 1955 году было очень мало магазинов, и сейчас их отчасти не хватает. Реконструкция города началась в тот период, когда товаров было немного. Однако, если побывать в сравнительно недавно построенных кварталах Москвы или в новых крупных городах Советского Союза, нельзя не отметить, что за последние 25 лет и в этом отношении многое изменилось.

(Интересно, между прочим, что главный редактор шпрингеровского концерна лишь вскользь отмечает, что в Москве иногда не хватает продуктов из-за «слабости распределительного аппарата». Теперь пресса ФРГ научилась обыгрывать проблемы, которые Церер в то время не считал существенными в советской жизни, во имя того, чтобы создать у бундесбюргера столь желанное негативное впечатление.)

А вот выдержки из политического комментария. Ганс Ульрих Кемпски в газете «Зюддойче цайтунг» отмечал: «Одно определенно — подавляющее большинство населения одобряет политику своих государственных деятелей. В этом можно убедиться в Москве шесть раз в неделю. Каждый день, кроме воскресенья, в течение шести часов открыт Мавзолей. Здесь, возле красной Кремлевской стены… покоятся Ленин и Сталин. Саркофаги с их телами установлены в здании из красного гранита. Когда бы я ни приезжал в Москву, я неизменно видел одну и ту же картину: две, иногда даже три или четыре тысячи мужчин, женщин, детей стояли в, казалось, бесконечной очереди в Мавзолей, растянувшейся по всей Манежной площади от сквера, разбитого у Кремля… Люди стояли в очереди даже в дождь. Никто из тех, кто видел их, не станет утверждать, что они пришли не по своей воле. Среди посетителей преобладают не члены делегации, а обычные люди, пришедшие семьями или поодиночке. Разбившись на пары, они медленным шагом со скорбными лицами молча приближаются к Мавзолею»[4].

Предоставим слово теперь доктору Карлу Зилексу. Воскресным вечером он совершил прогулку по московскому Парку культуры и отдыха имени М. Горького: «Я не опоздал.

В этот вечерний час в парке культуры отдыхала еще добрая сотня тысяч людей. А может быть, и больше. Здесь все понятия смешиваются. Территория этого одного из крупнейших в мире парков отдыха охватывает несколько квадратных километров прекрасных зеленых насаждений, среди которых быстро растворяются большие массы людей. Повсюду расставлены скамейки, каждый может найти себе место. Здесь поют народные песни, там играют на гитарах и балалайке… Под сенью деревьев устроились любители шахмат или шашек. Иду дальше, в глубь парка. На фоне ночного неба выделяются качели, колесо обозрения. Есть во всей этой картине что-то своеобразное. И я начинаю понимать, что эти карусели работают без музыки, что в качелях без грохота кинооргана или шарманки есть что-то сказочное… Что же это за развлечение, могут сказать… Но все веселы. Девушки, мужчины, как и у нас, вынимают расчески, причесываются. Такая попытка организации развлечений для огромных людских масс, без суеты, драк и алкоголя заслуживает, по-видимому, того, чтобы ее изучением занялись отцы наших городов»[5].

В своем восторженном отзыве Зилекс не говорит ничего о том, почему в Парке имени М. Горького нет драк и повального пьянства. Да потому, что там нет развлекательных заведений, стремящихся переманить посетителей у «конкурента по соседству» с помощью драк и алкоголя.

В то время в прессе ФРГ можно было столкнуться со всякого рода неожиданностями. Так, например, возвратившийся из Москвы Гуго В. Зайб писал в газете «Франкфуртер альгемайне цайтунг»: «Я сижу у себя в гостинице, в Западном Берлине, за завтраком. Хочу познакомиться с помощью газет с событиями последних трех недель. Беру одну западногерманскую газету и пробегаю заголовки. Увидев напечатанные крупными буквами слова «Московский парад силы», поражаюсь. Читаю: «В Москве опять отгремел блестящий военный парад. На солнце сверкают тысячи штыков, раздается скрежет гусениц, над колоннами участников парада проносятся эскадрильи самолетов. Вчера, как и ежегодно, Советский Союз отметил День Красной Армии — в 37-й раз со дня ее основания 23 февраля 1918 года. На этот раз спектакль прозвучал на несколько стальных акцентов выше, так как руководство СССР сочло в настоящий момент целесообразным показать миру, какой «ужасающей силой» (по словам маршала Конева) являются его вооруженные силы. И право, это государство обладает беспримерным военным аппаратом…» Я был в Москве в День Красной Армии. Это был один из последних дней моего пребывания в СССР, поэтому я исколесил тогда на машине всю Москву. Прошел снег, и на улицах действительно раздавался лязг, но не гусениц, а снегоуборочных машин. В этот день в городе было больше солдат, чем обычно. Их приводили в картинные галереи, музеи, кино и театры. Своеобразный «парад силы». Нам бы надо посмотреть, из каких источников поступает подобная заведомо искаженная информация. К ней нельзя относиться равнодушно. Иначе может получиться так, что подобная фальсификация заставит нас усомниться или даже полностью изменить имеющиеся у нас правильные представления о Советском Союзе»[6].

Аналогично выступила газета «Нюрнбергер нахрихтен» 16 сентября 1955 года: «После визита в Москву уже больше нельзя будет разговаривать с Советским Союзом тоном, который до сих пор был принят в Федеративной республике».

Однако здесь корреспондент, к сожалению, ошибался. Он недооценивал способности многих своих коллег к манипулированию фактами, к подаче ложной информации.

Но хватит воспоминаний, перейдем к сегодняшним дням.

Древняя твердыня и рубиновая звезда

Москва. Контрасты в этом городе захватывают дух. Вот стоит многовековой Кремль, а напротив него — огромная ультрасовременная гостиница «Россия». Необычно живописный собор Василия Блаженного на Красной площади.

Соборы Кремля с играющими золотом иконами соседствуют с современным зданием Кремлевского Дворца съездов, над которым вьется красный флаг с серпом и молотом. Манят рубиновые пятиконечные звезды на башнях бывшей твердыни, старые церкви с двойными крестами на куполах, ультрасовременное метро, облицованное цветным мрамором. Москва — многомиллионный город с четырьмя аэропортами, девятью железнодорожными вокзалами, высотными зданиями и бульварами, сюда стекаются сотни тысяч приезжих из Сибири и Украины, из Средней Азии и Крайнего Севера, ежедневно прибывающих в этот город в одиночку и с семьями.

Москва — древний символ матери-России и вместе с тем заново рождающаяся столица мировой державы, символом которой являются серп и молот.

Серп и молот. Правда, серп теперь можно встретить разве что в колхозных музеях, а молот как таковой уже давно вытеснен огромными станками с электронным управлением. Но как возникла эта эмблема? Когда и кем она была предложена?

Новая столица Советского государства готовилась впервые после революции отметить всемирный праздник рабочих — день 1 Мая 1918 года. Молодая власть обратилась с призывом к массам принять участие в украшении домов и улиц. Моссовет объявил конкурс на создание эмблемы города. И вот появился один молодой человек. Опустившись на колени, он провел на полотне несколько штрихов куском угля: серп — символ крестьянства — и поперек него молот — символ рабочего класса. Если бы он знал тогда, что созданная им эмблема станет известна повсюду — от Гренландии до Огненной Земли, от Австралии до Аляски!

Кремль. Сюда стекаются ежедневно тысячи людей. Бывшая царская крепость является не только резиденцией Советского правительства. Сюда открыт доступ и всем желающим полюбоваться сокровищницами царей и росписями соборов. А на Новый год в исторических помещениях собираются дети. Здесь устраиваются для них веселые праздничные елки.

У Кремлевской стены похоронены революционеры. Покоится там также прах немцев — Клары Цеткин и Фрица Геккерта. Здесь же захоронен прах Джона Рида, американца, и многих руководителей Советского государства. Здесь же находится Мавзолей В. И. Ленина.

С именем Ленина в этой стране связывают все передовое, прогрессивное. С ним связаны перемены, предоставившие сотням миллионов людей жилье и пищу, образование и право на счастье. Только тот, кто может сравнить, какой была Россия до Ленина и какой она стала сегодня, в состоянии понять, что этот человек значит для своего народа. «Что тебе сказать, сынок? — услышал я в ответ на свой вопрос в 1955 году от пожилой гардеробщицы Большого театра. — Ну что сказать? Я жила в дыре, а Советская власть дала мне квартиру». Требования людей и достижения государства выросли. Но что бы ни свершалось хорошего, в сознании советских граждан оно всегда будет связано с именем Ленина.

Красная площадь. Чего только она не видела на своем веку! Казни восставших против царского режима. Пожар Москвы, когда Наполеон вторгся в Россию. Парад рабочей милиции в 1918 году, когда она уходила на бой с белогвардейцами и немецкой армией. Первые парады только что созданной Красной Армии, которую не один только Гитлер считал слабой и полагал, что ее можно будет разбить в течение нескольких недель. Легендарный парад войск 7 ноября 1941 года, когда у ворот Москвы стояла гитлеровская армия и Иосиф Сталин показал всему народу, что столица будет сражаться до последней капли крови и что Верховный Главнокомандующий остается на своем посту. А потом парад в мае 1945 года, брошенные на землю сотни знамен и штандартов со свастикой, так праздновалась победа, после которой Союз Советских Социалистических Республик стал мировой державой. Потом на площади стали принимать и чествовать героев, возвращавшихся из космоса. По площади пошли межконтинентальные ракеты, а ведь было время, когда здесь в изношенных куртках толпились на холоде рабочие, которым перед уходом в бой с контрреволюцией вручались винтовки. «Бурная площадь» — так сказал однажды Илья Эренбург о Красной площади. Бурно развивался и сам город.


Вид на Кремль


Гостиница «Украина» в Москве


Храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве


Аллея Космонавтов в Москве


Вид на заповедную зону «Новодевичий монастырь»


Большой театр


У Мавзолея В. И. Ленина и с другой стороны Кремлевской стены, у Вечного огня, зажженного в память о павших во время второй мировой войны, — цветы. Десятки, сотни букетов. Их кладут изо дня в день. Сюда все прибывают и прибывают молодожены. Оба — он в темном костюме, она в белом или светло-розовом платье — возлагают свои свадебные цветы в память о погибших, в память об основателе государства В. И. Ленине. Молодежь, живущая в мире и безопасности, чтит павших в боях, кто погиб ради счастья других.

Напротив Кремля — ГУМ, громадный универмаг, пересаженный в Европу восточный базар в камне с его многочисленными разбросанными на нескольких этажах магазинами, точнее, каменными лавками, в которых можно купить все: от спичек до шубы. Попавший сюда чувствует себя как на чемпионате по футболу: кругом теснота и толчея. У витрин и прилавков толпятся мужчины, женщины, дети со всего Советского Союза: из Восточной Сибири и Украины, из Армении и Литвы. И если Париж является воплощением Франции, то это вдвойне или даже втройне относится к Москве как к городу, воплощающему в себе для каждого советского гражданина Советский Союз. В Москве ежедневно бывает до трех миллионов приезжих. Их можно встретить повсюду: в метро, в автобусе, в ювелирном магазине, универмаге, на улице. Они молча и терпеливо стоят в очереди в Мавзолей, в котором покоится основатель их государства. Они посещают ВДНХ, огромную территорию выставки, где все республики Советского Союза демонстрируют свои достижения в области науки, техники и культуры. Вернувшись к себе домой, в родное село в Сибири, Казахстане, Якутии или на Украине, эти люди непременно скажут: «Прекрасна Москва. Вот какая большая, красивая и сильная у нас страна».

Битва в окружении, увенчавшаяся победой

«Битва архитекторов, попавших в окружение», — писал я в 1955 году, когда впервые увидел советскую столицу. Тогда речь шла о том, чтобы превратить старую Москву в новый город. Среди моря старых, ветхих домишек возникали районы новостроек. Это были солидные высокие здания с современными удобствами, в которые въезжали жители близлежащих старых домов. А старые дома постепенно сносились. Стали появляться бульвары шириной в 40, 50, 60 метров, обсаженные кустарниками и деревьями, — новая Москва.

Но сколько потребовалось усилий, чтобы только подготовить эту «битву в окружении», сколько нужно было преодолеть трудностей! Требовались миллионы тонн цемента, а цементные заводы предстояло еще построить, рабочих обучить. Для строек нужны были башенные краны, но еще предстояло создать тяжелую промышленность, подготовить квалифицированных рабочих. Требовались железные дороги и грузовики для подвоза стройматериалов, но предстояло еще начать выпуск грузовиков, построить автомобильные заводы, предприятия по производству железнодорожных вагонов и локомотивов. Надлежало проложить трубопроводы для подачи газа, воды, создать электросеть и канализационную систему для столицы. Ведь всего этого для большинства жителей Москвы в дореволюционной России не существовало.

После ликвидации разрухи, наступившей в результате гражданской войны, были начаты работы по реконструкции Москвы. В 30-е годы был подготовлен Генеральный план застройки столицы. В его разработке участвовали известнейшие архитекторы ряда стран. Были довольно любопытные предложения. Например, всемирно известный французский архитектор Ле Корбюзье предлагал снести всю Москву, а на ее месте построить город из небоскребов, защищенных сверху от бомбовых ударов броневыми плитами.

Но Советское правительство решило принять план, по которому историческая Москва становилась бы краше и современнее, но не теряла бы своей оригинальности. Однако осуществление этого плана было нарушено: гитлеровская Германия усиленно вооружалась, стремясь завоевать «жизненное пространство» путем покорения Советского Союза. Проектами градостроителей СССР пришлось пренебречь из-за планов наращивания оборонной мощи страны. И лишь после разгрома гитлеровцев вновь удалось взяться за реконструкцию столицы.

Между тем население Москвы ежемесячно увеличивалось на тысячи, десятки тысяч людей! Остро встала жилищная проблема. Пресса капиталистических стран злорадно рассуждала о «неспособности социалистической системы решать свои трудности».

Теперь стали предпочитать другие «аргументы», поскольку строительство в Советском Союзе приняло невиданный размах. Ежемесячно сдаются квартиры для полумиллиона жителей! Другими словами, в новых квартирах, построенных в Советском Союзе за период с 1970 года, могло бы разместиться почти все население Федеративной Республики Германии.

В новых квартирах есть все: отопление и горячая вода, газ и электричество, ванна и, разумеется, туалет. А квартплата с 1928 года остается неизменной. Она начисляется в соответствии с доходами людей и не превышает 4–5 процентов (в ФРГ, как правило, 20–30 процентов). Частное жилищное хозяйство на Западе привело к тому, что кварталы бедноты все больше превращаются в настоящие трущобы. Самым ужасным примером является в данном случае Нью-Йорк. Теперь такие районы есть и в ФРГ. А в Советском Союзе сегодня уже сносятся и со временем будут снесены все дома, не отвечающие требованиям современной гигиены.

Из-за высокой квартплаты на Западе много людей не имеют жилья. В ФРГ число бездомных составляет, по официальным данным, 800 тысяч человек. Советские люди просто не могут себе представить такого. Право на жилье закреплено в Конституции, и это ее положение соблюдается. Здесь нет ни бездомных, ни трущоб.

Интересно, между прочим, как можно манипулировать сознанием людей. Бездомные, ночующие в Париже под мостами или на скамейках в скверах, «клошары», считаются «романтической» составной частью города на Сене. Ни одна газета не станет писать о том, что они или их братья по несчастью в Нью-Йорке или Лондоне являются «жертвами системы». Но можно себе представить, что бы писалось, если бы в Москве, Ленинграде или Киеве появились бездомные, спящие под мостами или на скамейках скверов.

Колоссальное скопление людей в таком городе, как Москва, связано с рядом проблем. Некоторые из них решаются путем создания микрорайонов. Каждый микрорайон рассчитан в среднем на 30 тысяч жителей. Здесь находятся жилые дома, магазины, школы, детские сады, поликлиника, больница, столовые, клубы, кинотеатры, библиотеки. Такой район связан, разумеется, транспортом с остальной частью города. Как правило, с помощью метро или автобусов. В общем, это как бы небольшой город, разместившийся в более крупном городе.

Для советского градостроительства немыслимы такие пригородные поселки, как, например, под Парижем, где хозяева строительных организаций «забыли» о школах, потому что они не дают прибылей. Как немыслимы и кварталы типа «Меркишес фиртель» в Западном Берлине, где нет связи с метро, где для 50 тысяч жителей нет больницы, слишком мало школ и возвышается дом-чудовище с тремя тысячами квартир, в котором нет ни одного магазина.

Советские архитекторы сами приводят иногда подобные примеры, чтобы сравнить свою общественную систему с западной. «Вот если бы я мог так строить, не думая о ценах на земельные участки, о спекуляции землей», — воскликнул главный архитектор Ганновера доктор Май, когда в 1955 году мы вместе смотрели с террасы Университета имени М. В. Ломоносова на Москву.

Ликвидация частной собственности на землю имеет и еще одно преимущество: при закладке скверов и парков не возникает финансовых проблем. В Москве на каждого жителя приходится 18,8 квадратных метра зеленых насаждений, в Париже —6, в Лондоне —7,5, в Нью-Йорке —8,6 квадратных метра. Благодаря природному газу и центральному отоплению загрязнение воздуха здесь не такое сильное, как в крупных западных городах.

Особая глава — это очистка Москвы-реки. Еще в 60-е годы река была загрязнена сточными водами. И вот предприятиям было предписано соорудить очистительные установки или фильтры, и сточные воды стали очищаться и отводиться в сторону. Более того, с созданием водоподъемных плотин и крупных водохранилищ появилась возможность искусственно вызывать половодья, чтобы время от времени «промывать» все русло реки. Наносный грунт, оседающий в русле, сносится под сильным напором воды. Теперь жители столицы вновь могут купаться в Москве-реке и ловить рыбу.

К таким современным понятиям, как «охрана окружающей среды» и «микрорайон», можно добавить еще третье — «зона отдыха». Пределы города, насчитывающего более восьми миллионов жителей, ограничиваются кольцевой автострадой. За ней простирается полоса парков и лесов, служащих зоной отдыха. Только санатории и дома отдыха занимают здесь 30 тысяч гектаров. Известно желание многих москвичей иметь собственную дачу или садовый участок. Сейчас профсоюзы получают от государства земельные участки, на которых рабочие и служащие могут при желании строить дачи. Профсоюзы и предприятия помогают им при этом, как правило, стройматериалами и финансами.

Москва и Московская область занимают площадь в 47 тысяч квадратных километров, власти города не только должны заботиться, чтобы миллионы москвичей вовремя добирались на работу, но и учитывать почти три миллиона людей, приезжающих каждый день в столицу из других городов и сел. Абсолютный приоритет принадлежит общественным видам транспорта с низкой платой за проезд. За пять копеек можно как угодно долго и с каким угодно количеством пересадок ездить на метро. Его великолепные станции начали сооружаться в 30-е годы, но и в следующем столетии оно останется прекрасным памятником социализма. Пять копеек стоит также поездка на автобусе, независимо от того, на какое расстояние едет пассажир. Стоимость поездки на троллейбусе —4 копейки, на трамвае —3 копейки.

В прошедшие десятилетия трамвайные пути были сняты в центре города, и теперь трамвай ходит только на окраинах. В других крупных городах трамвай, наоборот, сознательно оставляют, учитывая, что этот вид транспорта практически не приносит вреда окружающей среде, а это порой недооценивалось. ...



Все права на текст принадлежат автору: Эмиль Карлебах.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Мы и Советский СоюзЭмиль Карлебах