Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Роберт Брындза От тебя бегу к тебе
Эта книга посвящается всем, кто не боится мечтать и имеет смелость воплотить свои мечты в реальность.© Robert Bryndza, 2015 © Павлова И., перевод, 2019 © ООО «Издательство АСТ», 2020
Действующие лица
Мое свадебное платье сгорело быстро. В тот летний денек – день моего венчания – я стояла в поле за домом на нашей ферме вместе с мамой, бабушкой и своей лучшей подругой Шэрон. До двух часов пополудни оставались считаные минуты. А в два часа (как утверждали мои свадебные приглашения) должен был начаться официальный прием. Так что мне уже следовало сидеть за главным столом – рядом с моим прекрасным новоиспеченным мужем по имени Джейми. И внимать речи, из-за которой мой папа не находил себе места последние несколько недель. Но вместо этого я не сводила взгляда со старой бочки. И с нездоровым любопытством наблюдала за тем, как завивались и закручивались кружева и атласные складки на моем свадебном платье. Затем они превратились на миг в карамель, а потом резко сморщились, опалились и воспламенились с легким свистом. Языки пламени взметнулись высоко-высоко, и в их жарком чаду холмы на горизонте подернулись рябью и нервно искривились. – Натали… Что ты делаешь? Это же безумие! – вскричала мамуля. – Я даже не сфотографировала тебя в нем, – удрученно вздохнула Шэрон, на запястье которой болтался фотоаппарат. Она все еще была в персиковом платье подружки невесты. – Это был всего лишь платье, Натали, и ты походить в нем на кремовое пирожное, – пробормотала, закуривая, бабушка. Изящно щелкнув золотистой зажигалкой, она ловко запихала ее обратно в карман своей шубы. Моя бабуля, Анушка, – венгерка. Она приехала в Англию еще совсем юной девушкой, но так и не потрудилась избавиться от своего акцента. – И как только у тебя язык повернулся такое ляпнуть! – укорила ее мама. – Натали в нем выглядела бесподобно! – Она выглядеть в нем как бесподобное кремовое пирожное, которому уготована одна участь – быть сожранным, – возразила бабуля. – Разве так она хотеть начать свою жизнь замужней женщины – сладкой, но ничего не значащей штучкой? – А ты знаешь, сколько времени и сил потратила наша старая миссис Гаррет, чтобы пришить все это кружево? И в какую кучу денег обошлось нам это платье! – возбудилась мамуля. – Появись я здесь на пять минут пораньше, я бы не позволила его сжечь! Ветер изменил направление и окутал нас едкой завесой дыма. Мы закашлялись и замахали руками. – Натали не хотеть выходить замуж! И если на то пошло, за платье заплатила я… – огрызнулась бабушка. – Но это не давало тебе право его сжечь. Я бы предпочла его сохранить, – заявила мама. – Ну да, конечно, только чтобы напоминать бедной девочке о том, что, по твоему мнению, она должна была пройти через все это! – язвительно пробурчала бабуля. С противными шипящими хлопками языки пламени устремились к фальшивым жемчужинам на лифе. Онемевшая от шока, я продолжала молчать, не в силах выдавить ни слова. А мамуля снова раскрыла рот: – О чем ты думала, Натали? На виду у доброй половины деревни ты под руку с отцом продефилировала по проходу в церкви к алтарю, а через две минуты после этого пронеслась по нему назад и выбежала на улицу. – Я решила, Нат, что у тебя скрутило живот, – вставила Шэрон. – Как я теперь покажусь на глаза людям? Какой срам! И бедный Джейми! Такой красивый, замечательный мальчик! – воскликнула мама. – Энни, смотри на вещи объективно, – одернула ее бабушка, швырнув окурок в бочку. – Разве я не говорить тебе, что Натали слишком юна для замужества? Нашей девочке всего девятнадцать. Ей еще только предстоит узнать большой мир… – Прищурившись от солнца, бабуля глянула на меня. – У тебя впереди целая жизнь, моя дорокая. Тебе следует присмотреться к нескольким мужчинам, оценить их, примерить на себя… – Еще чего не хватало! Примерять на себя мужчин… – прошипела мама. – Ей нужно… – А как насчет того, чего хочу я? – внезапно вырвался из меня дикий вопль. – Вы все рассуждаете обо мне так, словно меня тут и нет! Вы хоть раз можете побыть нормальной семьей? И попытаться понять, что я чувствую? Все, что ты делала, – это кричала и убеждала меня сжечь свадебное платье! – накинулась я на бабулю. – Если ты не хотеть, чтобы я его сожгла, ты должна была подать голос, – заявила бабушка. – Как будто у бедной девочки был выбор! Если тебе что-то взбредет в голову, тебя не остановить! – парировала мама. Воцарилось неловкое молчание. Шэрон наклонилась и взяла мою руку. А в следующий миг я заметила папулю, осторожно пробиравшегося к нам по грязному полю. Он все еще был в своем праздничном костюме и роскошных ботинках. Приблизившись к нам, папа заглянул в бочку и явно не поверил собственным глазам. Мое платье к этому моменту уже превратилось в почерневший бесформенный комок. – Черт подери, это что?.. – заговорил папа, но мама быстро его перебила: – Мартин, мне показалось, будто ты собирался переодеться. – Она похлопала по лацканам его фрака, стряхивая с них воображаемую грязь. – Я хотел уточнить, что мне делать с моими родителями, – отстранившись от нее, признался папа. – Я оставил их в отеле «Трэвелодж». Но они желают знать, будет ли у нас праздничный обед в пабе? – Ну, конечно же, не будет! – По правде говоря, у меня все это в голове не укладывается, Натали. Джейми сделал что-то не то? – поинтересовался папа. И все разом повернулись ко мне. В ответ я открыла рот, но за несколько секунд из него не вылетело ни звука. И только потом мне удалось поднатужиться и выдавить: – Просто… просто я не чувствую себя готовой… Мои слова прозвучали плаксиво и патетично. – А когда ты почувствуешь себя готовой? – взвизгнула мамуля. – Завтра? На следующей неделе? Не мешало бы нам это узнать, когда мы готовились к чертовой свадьбе. – Я вам все компенсирую, все до копеечки, – сказала я. – С каких это шишей? – озадачилась мама. – Откуда ты возьмешь деньги? В министерстве социального обеспечения? У тебя же нет работы. Ты провалила все экзамены, потому что влюбилась в Джейми. Ты хоть понимаешь, что ты наделала? – Конечно, я понимаю, что я наделала! – выкрикнула я. – Или ты думаешь, что я это сделала исключительно назло тебе? – Сейчас я уже ни в чем не уверена! Похоже, ты способна на все! – прорычала она. – Глаза бы мои на тебя не глядели! – Тебе следует успокоиться, Энни, – произнес папа, водрузив на мамино плечо свою руку. – Не смей говорить, что мне следует, – стряхнула ее мамуля. – Она и в детстве была легковозбудимой, – констатировала бабушка, смерив маму бесстрастным взглядом. – Я даже иногда по утрам добавлять ей в овсянку немножко своего валиума… ради тишины и покоя… Мамуля отошла от папы и пошагала назад к дому. – Прости, что я так и не послушала твою речь, – сказала я папе. Он бросил взгляд на обугленное платье, помотал головой и побрел за мамой. Слезы тихо заструились по моему лицу. Бабушка вытащила из своей сумочки кружевной носовой платочек и подала его мне. – Хочешь побыть одна, Натали? – спросила она меня. Я взяла ее платок, приложила к лицу и кивнула. – Пошли, Шэрон, – позвала мою подругу бабушка. Шэрон улыбнулась и пожала мне руку. Они последовали за мамой и папой, бывшими уже на полпути к дому. А я схватила палку и ткнула ею в почерневший комок в бочке. Палка зацепилась за него своим кончиком, и из бочки я ее вытащила вместе с ленточкой оплавленной ткани.После бегства из церкви Святой Вирсавии я оказалась на безлюдной проселочной дороге. Рядом со мной остановился местный автобус – наверное, потому, что людям не часто доводится видеть на обочине невесту в свадебном платье и фате, которая машет руками как сумасшедшая. У меня не было с собой денег, и за билет я расплатилась собственным букетом (по окончании смены водитель собирался навестить свою тетю в больнице, и цветы пришлись ему как нельзя кстати). Традиция требует, чтобы у невесты было в день свадьбы что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь чужое и что-нибудь голубое… И почему-то никому не приходит в голову, что ей не помешало бы иметь при себе еще и немного наличных – на тот случай, если она раздумает выходить замуж…
Когда я зашла на кухню, мама готовила крепкий чай, ложку за ложкой отправляя в заварочный чайник скрученные листики. Папа наконец переоделся и занял свое место за столом рядом с бабушкой и Шэрон. Они молча разглядывали замысловатые ярусы моего свадебного торта, стоявшего посередине стола. – Его принесла сюда работница паба, – сконфуженно-извиняющимся тоном пробормотала Шэрон. Я поглядела на безукоризненную королевскую глазурь, увенчанную короной из желтых сахарных розочек. А мама подошла ко мне и протянула длинный нож. – Хочешь, чтобы я его разрезала? Прямо сейчас? – спросила я. – Да, а что останется, придется заморозить. Мы его весь не съедим, – сказала она. – Энни, Натали не нужно разрезать его прямо сейчас, – встрял папа. – Да что ты говоришь, Мартин? Неподходящий момент? Так? Натали с радостью позволила бабуле предать огню свое свадебное платье. А когда наступит подходящий момент для… – Мамину тираду оборвал стук в заднюю дверь. За матовым стеклом замаячило пятно персикового цвета. – Микки! Мы забыли о Микки! – вскричала мама и, бросившись к двери, открыла ее. На пороге стояла моя четырнадцатилетняя сестра в своем платье подружки невесты. В руке Микки держала белые туфли, которые она благоразумно сняла, чтобы не извозить в грязи подъездной дороги. – Микки, куда ты ходила? – спросила сестрицу мама. И расстелила на полу у порога газету. Микки прыгнула на нее. – И она еще говорит мне, что я быть плохой матерью, – пробурчала бабушка, закуривая очередную сигарету. – Я погуляла по кладбищу, а потом меня подвез человек, который копает могилы. У него в багажнике лежат лопаты! – восторженно выпалила Микки. – Видишь, Энни, Микки всего четырнадцать, а она уже выискивает интересных мужчин, – сказала бабушка. – Ох, да заткнись ты уже! – буркнула мама. Затем подошла к мойке, наполнила теплой водой тазик и поставила его у двери. Микки стала мыть ноги, а мы молча наблюдали за ней. – И что случилось с нашей Нат? – полюбопытствовала она, вскинув на меня вопросительный взгляд. – Я думала, что вы с Джейми очень любите друг друга! Последовала тишина. А потом я подпрыгнула, потому что зазвонил телефон. Папа встал, ответил на звонок и тут же вернулся. – Это тебя, Натали. Джейми. Я замотала головой. – Он на дороге, звонит по мобильному. Говорит, что не уйдет, пока ты с ним не переговоришь, – попытался втолковать мне папа. – Бедный парень! Ты должна с ним объясниться, хотя бы ради приличия, – заявила мама. – Ладно… Скажи ему, что я выйду, – вздохнула я. И обула резиновые сапоги. Мама попыталась пригладить мне волосы. Но я отбросила ее руку и вышла из дома. Джейми стоял в своем свадебном костюме за калиткой, в самом конце дороги – высокий, стройный и красивый до замирания сердца. В его петлице все еще торчала роза с веточкой гипсофилы, а в каштановых волосах отражалось золотыми бликами солнце. Хлюпая сапогами по грязи, я обреченно пошагала к нему. – Что за фигня, Нат? – спросил Джейми, когда я приблизилась к воротам. – Я… очень сожалею. – И только-то? Ты сожалеешь? – Джейми отворил калитку и собрался зайти. Подняв вверх руку, я вышла на дорогу и, прикрыв за собой калитку, встала с ним рядом. – Я не готова… – изрекла я. – Как это ты не готова? Ты же надела платье, села в машину… Ты же прошествовала по церкви к алтарю! – засыпал меня вопросами Джейми. В ответ я только молча уставилась на него. – Ты хоть понимаешь, какое унижение я пережил? Музыканты все играли и играли этот долбаный Свадебный марш… они думали, что ты вернешься… Как, впрочем, и все мои родственники… Мои кузины прилетели из Канады. Билеты на самолет обошлись им в целое состояние! – Когда я сказала, что не готова, я имела в виду… – попробовала объяснить я, но Джейми не дал мне договорить: – Мои кузины полетят назад через неделю. Тетя уже пытает меня вопросом, сможем ли мы это сделать в какой-нибудь другой день… – Сделать что? – Как что? Пожениться! Тетушка Джин призналась, что перед свадьбой с дядей Полем у нее был жуткий мандраж. Она готова была вытворить то же, что и ты… сбежать… Но они прожили в счастливом браке уже тридцать пять лет. Я посмотрела на красивое лицо Джейми. Он так хотел, чтоб я ему сказала: «Да, мой любимый, виноват предсвадебный мандраж!» – Нет, это другое, – тихо проговорила я. – Что? – У меня не мандраж случился… Я просто поняла, что не хочу замуж. Скажем так: я не хочу выходить замуж именно сейчас. – А когда ты захочешь выйти замуж? – поинтересовался Джейми. – Не знаю, Джейми… Может быть, завтра. Может быть, на следующей неделе или через месяц… А может, и в тридцать пять лет. Но именно сейчас я замуж выходить не хочу! Лицо Джейми стало мрачнее тучи. – Я думал, что мы любим друг друга, – сухо процедил он. – Так и есть, но ты не находишь, что все изменилось – раз мы уже не пойдем в университет вместе? Мы планировали уехать из дома, выбраться отсюда и начать новую жизнь. – Мы можем пересдать экзамены, – сказал Джейми. – Попробовать поступить в университет в следующем году. – Колледж, в котором можно пересдать экзамены, находится отсюда очень далеко. У нас нет ни машины, ни денег. А если я ненароком забеременею? – А что в этом плохого? – Как что? Мы будем без работы, без дома, да еще и с ребенком… – Мы могли бы пожить у моих родителей. – Где? В твоей спальне с креслом-мешком и постерами «Звездных войн»? – Или у твоих родителей. – Ну уж нет! – взвилась я. – Мне бы не хотелось, чтобы новорожденный малыш оказался в лапах этих психов… Джейми поневоле рассмеялся. На его лоб упала прядь волос, и я рукой убрала ее ему за ухо. – Просто я поняла: если мы поженимся сейчас, мы упустим жизнь. Мы были такими дураками! Мы совсем не готовились к экзаменам. Проводили все свое время… – Трахаясь? – слабо ухмыльнулся Джейми. – И не только… мы еще ходили в кино, на прогулки, – добавила я. – И во время этих прогулок, и в кино тоже трахались. Ты выглядела очень счастливой, – снова усмехнулся Джейми. А потом наклонился и собрался меня поцеловать. – Джейми, пожалуйста, взгляни на все это по-взрослому. Я стараюсь рассуждать серьезно… – А я, значит, – незрелое дитя, да? – отстранился от меня Джейми. – Почему ты не заикалась об этом, когда наши семьи стали готовиться к свадьбе? – Все были так возбуждены и увлечены этими приготовлениями… И мне казалось, что еще не наступил подходящий момент… пока… – запнулась я. – Пока ты не дошла до алтаря? – закончил за меня Джейми. Я вытянула руку и схватила его за локоть. – Ты совсем не беспокоишься о будущем? О том, как обернется твоя жизнь? – спросила я. На лице Джейми отобразилось замешательство. – Не знаю… Я действительно об этом никогда не думал… – То-то! А я думала. И я хочу достойную жизнь, с карьерой и перспективами! – Прекрасно! Значит, жизнь со мной для тебя недостаточно хороша? – Речь не только о тебе. Я не хочу здесь застрять, в этой чертовой деревне! Я не хочу быть просто твоей женой и завязнуть здесь навечно! – выкрикнула я, заставив проезжавшую мимо нас седовласую даму завилять на своем допотопном велосипеде. – Натали. Ты согласилась выйти за меня замуж! – взревел Джейми, утратив последнее терпение и стиснув мою руку. – Ты не можешь так со мной поступить! Ты не можешь пойти на попятную! Я отскочила от него, потеряла равновесие и шлепнулась на пятую точку. Несколько секунд я просидела на ней, погружаясь все глубже в грязь и ощущая, как намокают мои треники. – Извини, – пробормотал Джейми, помогая мне подняться. Встав, я застыла на месте. Джейми провел пальцем по воротнику своей рубашки. Он выглядел таким хорошеньким в своем праздничном костюме! – Значит, это твой окончательный ответ. Ты не выйдешь за меня замуж? – Нет, – почти прошептала я. – Отлично, – сказал Джейми. – Значит, ты меня больше никогда не увидишь. – Я вовсе не этого хочу! – Все просто. Либо ты меня хочешь, либо не хочешь! – с вызовом выпалил Джейми. – Ты что это? Удумал меня шантажировать? Или свадьба, или ничего? – спросила я. – Да, – кивнул Джейми. – Или свадьба, или ничего… Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Джейми ждал от меня ответ, а я его дать не могла. Внезапно он резко повернулся и зашагал прочь, через дорогу, к лужайке у паба. Мне следовало пойти за ним. Мне надо было броситься за ним и остановить. Но что-то удержало меня на месте. Я проводила Джейми взглядом. А когда он скрылся за углом, явно направившись в паб, я вдруг разревелась, как маленькая. Несколько минут я держалась за калитку, пытаясь подавить истеричные всхлипы. И только взяв себя в руки, я побрела обратно к дому. Но не успела я приблизиться к задней двери, как ее распахнула мама. – Ну что? Все хорошо? – с надеждой улыбнулась она. И придержала меня за локоть, чтобы я, снимая сапоги, не потеряла равновесие. – Все кончено, – ответила я. Мама зашлась в приступе бешенства. И раскричалась как сумасшедшая, пока все остальные молча смотрели на нас. Она кричала, что я никогда не найду себе мужа достойнее Джейми, что я выставила себя полной дурой и опозорила всю нашу семью и что ей теперь остается только одно – лечь в постель и сдохнуть от стыда. – Ладно уж, Энни, угомонись! Хватит! – крепко ухватил маму за руку папуля. – Я думать, у Натали все сложится как надо, – сказала бабушка и загасила свою сигарету в вазе для фруктов. – Ей нужно смотреть мир! Мне повезло это сделать, когда моя семья бежать от нацистов… – Тебе не нужно было бежать! – выкрикнула мама. – Венгры были союзниками нацистов! И ты всегда говорила, что считала Гитлера красавчиком. – Не мели вздор, Энни!.. – рявкнула бабушка. – Я считать красавчиком Гиммлера. И будь Гиммлер главным, нацисты преуспеть гораздо больше. – Ты слышишь это, Мартин? – обратилась мама к папе. – И это говорит женщина, под чьим присмотром мне пришлось взрослеть! Не удивительно, что мои нервы на пределе! Бабушка встала. С минуту она изучала мой свадебный торт. А потом выдала: – Натали, я планировать после твоей звадьбы поехать в Лондон, пожить у своего друга Пауло. У него квартира в самом центре… Хочешь поехать со мной? – В Лондон?! – воскликнула мамуля. – На кой ляд ей туда ехать? – Мне кажется, Натали необходимо отдохнуть, обождать, пока улягутся страсти, – объяснила бабушка. – Отдохнуть? – переспросила я. Мысль о том, чтобы оставаться в Девоне и наблюдать за тем, как мою несостоявшуюся свадьбу заволакивает грибовидное облако кривотолков, вызывала во мне неподдельное беспокойство. – Считай это торжеством совершеннолетия, – хмыкнула бабушка. – Дом Пауло всегда открыт, там с радостью привечают гостей. Пауло играет на кларнете в Лондонском сумфоническом оркестре. – А кто оплатит эту поездку? – полюбопытствовала мама. – Я позабочусь о Натали, – заверила ее бабушка. – Может, мне действительно поехать? Ненадолго? – подала я голос. Бабушкина идея вдруг показалась мне спасением. Мамины губы поджались и вытянулись в тонкую струнку. – Она уже взрослая, – сказал папа. – Ты могла бы взять с собой и подружку, – показала пальцем на Шэрон бабушка. – Правда? – вскричала та. – Вау! Я никогда раньше не бывала в Лондоне. – А я? – встряла Микки. – Я могу поехать в Лондон? – Тебе нужно ходить в школу, Микки, – сказала мама. – Это несправедливо! Почему Натали поедет в Лондон, а я нет? Ненавижу вас! – выпалила Микки. – Микки, дорогая, ты обязательно поедешь в Лондон с бабушкой, когда станешь постарше, – постарался утешить ее папа. – Даже если я не сбегу от жениха у алтаря? – уточнила Микки. – Гм… ну да, – подтвердил папа неуверенно. Воцарилась тишина. Бабушка подошла и обвила нас с Шэрон руками. – Решено! – резюмировала она. – Вы ехать со мной в Лондон, да? Я посмотрела на сияющее от восторга лицо Шэрон и кивнула: – Ладно, мы едем в Лондон!
В тот же вечер мы уехали в столицу. И с тех пор я редко возвращалась назад.
Акт первый Пятнадцать лет спустя…
Ключ
Я проснулась рано, когда лучи летнего солнышка, просочившись в окно, испещрили веселыми квадратиками стену спальни в моей квартире. Я потянулась и села на кровати. Мой бойфренд Бенджамин продолжал дрыхнуть рядом со мной. Покосившись на него, я легонько провела пальчиками по мускулистой мужской спине. Веки Бенджамина дрогнули под длинными черными ресницами, но сам он не пошевелился. Прилив возбуждения в предвкушении нового дня вышвырнул меня из постели. Я по-быстрому приняла душ, натянула на себя свободное летнее платье и отправилась готовить завтрак. Квартира у меня крошечная, а кухонька маленькая, как камбуз на судне – вытянутая и узкая, все необходимое расположено вдоль стен: плита, холодильник, стиральная машина, микроволновка. Чтобы не разбудить Бенджамина, я тихонько притворила за собою дверь. В торце кухни, под длинным окном, выходящим во двор нашего дома, у меня установлена маленькая барная стойка, на которой я держу свою косметику, фен и выпрямители для волос. Я засунула капсулу в кофеварку и воткнула в сеть выпрямители. Я ненавижу свои кучерявые волосы и трачу кучу денег на средства, способные их укротить. И уже научилась мастерски с ними справляться – я делаю себе прическу всего за двадцать минут! Когда выпрямители нагрелись, я включила негромко радио и, покачиваясь под музыку и попивая кофе, принялась сушить и укладывать волосы. Обуздав свои кудри, я решила отключить свой ноутбук, «Блэкберри» и «Киндл» от их домодельной зарядной станции на полу у холодильника. И только я к ней наклонилась, как дверь на кухню распахнулась и ее порог переступил Бенджамин, протирающий глаза, в одних семейных трусах. – Прости, я тебя разбудила? – спросила я, запихивая все подряд в свою безразмерную сумку. – Нет… Ммм. Ты выглядишь прекрасно. Намасте, – прорычал Бенджамин, обвивая мою талию руками и притягивая меня к себе. Он очень высокий; я ему по плечо. И стоило ему прижать меня, как я ощутила исходящее от его тела тепло. Подняв руку, я провела пальцами по его коротким волосам с легкой проседью. А его руки скользнули вниз к моим бедрам и начали задирать подол платья. Бенджамин наклонился и поцеловал меня, а затем чуть-чуть отстранился и сверкнул на меня недовольной улыбкой. – Ты почистил зубы перед завтраком, – заметила я. – Да, – подтвердил он и опять притянул меня к себе. – Я не могу, Бенджамин, – пролепетала я. – Мне нужно идти на работу… – Какая у нас занятая девочка, – буркнули его сердито надутые губы, но руки расцепились и выпустили меня на свободу. – Вряд ли меня можно назвать девочкой, Бенджамин, – пробормотала я, убирая в сумку солнечные очки. – Ну да, тебе скоро сороковник… держись, – произнес он и вышел из кухни. – Мне только тридцать пять! – прокричала я ему вдогонку, глянув на свое отражение в хромированном чайнике. Потом выждала пару минут и, посмотрев на часы, направилась в спальню. – Что ты делаешь? Мне надо идти! – рявкнула я. Бенджамин пристроился на краю кровати и, открыв свой рюкзак, принялся выкладывать из него свою одежду, ноутбук, ботинки и плотно набитый пакет с туалетными принадлежностями. – Почему бы тебе не оставить здесь хотя бы свой пакет для душа? – спросила я. – А я бы могла оставить у тебя свой? Те же выпрямители для волос? Мы таскаем через весь Лондон столько вещей, чтобы повстречаться друг с другом… – Натали, – вздохнул Бенджамин, роясь в своем рюкзаке. – У нас должно оставаться собственное пространство. Это возбуждает… – Меня совсем не возбуждает паковать мини-чемодан на колесиках каждый раз, когда я собираюсь у тебя заночевать, – парировала я. Бенджамин продолжил копаться в рюкзаке. На ковре рядом с ним выросла приличная горка вещей. Наконец Бенджамин отыскал на дне рюкзака пластиковый футляр. Он открыл его и извлек на свет божий шариковую ручку и один из рекламных буклетов, которые он напечатал для своей студии йоги. Под логотипом «БЕНДЖИ ЙОГА» он нацарапал адрес своей электронной почты и дописал: «Для Райана Харрисона – конфиденциальность гарантируется». А потом протянул буклет мне. – Бенджамин! – воскликнула я, скрестив руки. – Натали, ты обещала мне, что передашь это Райану Харрисону. – Обещала… Но только не сегодня, черт возьми. Через пару дней. – Ну да, конечно, а он за эту пару дней найдет другое место для занятий йогой. – Мы даже не знаем, занимается ли он йогой. – Райан Харрисон – очень известный телеактер из Лос-Анджелеса. Поверь мне: он занимается йогой! Бенджамин встал с кровати и взял мою голову в свои руки. – Ты – театральный директор, Натали, босс. Я доверяю тебе. Я знаю – ты все сделаешь правильно… Мне это будет выгодно, а значит, это будет выгодно нам обоим. Возможно, я пересмотрю свою позицию и разрешу тебе оставить кое-какие вещи в моей квартире. – Ладно, – сказала я, забирая у него буклет. – Я сделаю все от меня зависящее. – Спасибо тебе, Натали. Намасте. – Бенджамин наклонился и поцеловал меня, а затем начал снова паковать свой рюкзак. – Знаешь, ты мог бы пойти сегодня вечером со мной на презентацию. Шэрон тоже придет… – заикнулась я. – Мне не хотелось бы пропускать свой мастер-класс по медитации. Он для меня очень важен, – заметил Бенджамин. – Но эта презентация для меня не менее важна! – возроптала я. – Это замечательно, что у нас в жизни есть важные вещи, Натали, – сказал Бенджамин, не уловив смысла сказанных мною слов. И, застегнув на молнию свой рюкзак, направился вместе со мной к входной двери. Я подхватила складной саквояж с нарядом на вечер и проверила наличие в сумке ключей. – А что, если я дам тебе ключ? – импульсивно спросила я, поглядев на запасной ключ в связке. Бенджамин ответил не сразу. – Ладно, давай, – произнес он через несколько секунд. Мои натужные попытки снять ключ со связки сопроводило неловкое молчание. Наконец я отцепила ключ и протянула его Бенджамину. – Вот, теперь ты… – …теперь я смогу сам открыть твою дверь, – закончил он за меня. Я попробовала потянуть время, убирая ключи обратно в сумку – в надежде, что Бенджамин предложит мне взамен ключ от своего жилища. Но он потянулся к двери и открыл ее нетерпеливым рывком. – Эй, когда мы опять увидимся? – Скоро, Натали, скоро. И не забудь про буклет. Намасте, – улыбнулся Бенджамин и хлопнул дверью.Было все еще довольно рано, когда я вышла из калитки с кодовым замком на Бик-стрит. Позднеиюльское солнце сверкало ослепительно, обещая жаркий денек. Я прошла мимо паба в соседнем доме. Его работники обливали водой из шланга мощеную террасу перед входом. В воздухе, наполнившемся мелкими брызгами, которые с приятным покалыванием опускались на мои голые руки, повисла радуга. Чуть дальше, у бордюра, тихо пофыркивал на холостых оборотах грузовик, и в унисон с ним позвякивали еще не разгруженные бочки с пивом. Я надела солнечные очки и перешла через дорогу. Равен-стрит находится в самом сердце Сохо. И я прошла мимо вереницы сверкающих гей-баров, ресторанов и секс-шопов; все они были наглухо задраены ставнями и отдыхали после очередной ночной смены. Работали в столь ранний час только кофейни. Я по своему обычаю протолкалась в «Гранде», заказала у бледного паренька с дредами «американо» на вынос и вместе с курьерами и офисными трудягами стала ждать, когда кофе-машины с ворчливым шипением наполнят наши стаканы. Кинув взгляд в панорамное окно, я обвела глазами лаконичный белый фасад напротив – наш Театр на Равен-стрит. Он был построен в стиле ар-деко в 1919 году и функционировал до Второй мировой войны. Потом театр пришел в упадок, закрылся, и в его стенах на многие годы разместились бесплатная столовая, порнографический кинотеатр и огромный букинистический магазин. Затем здание и вовсе заколотили досками, чуть было не превратив в тематический паб. И я до сих пор считаю своей особой заслугой и горжусь тем, что приняла активное участие в сборе средств для спасения, реставрации и возвращения былой славы этому «храму Мельпомены», директором которого я в конечном итоге заделалась. – Ой! – само собой вырвалось у меня. Это «Ой!» слетает с моих губ всякий раз, когда я открываю его массивную дверь и врываюсь с шумной улицы в тихую билетную кассу с затейливой лепниной и латунными светильниками ар-деко. Потому что я всегда испытываю легкий страх, благоговейный трепет и огромную ответственность за благополучие своего любимого детища. Очередь наконец подошла, и бледный паренек с дредами вручил мне мой кофе.
Я вышла из «Гранде», пересекла дорогу и вошла в театр через главный вход. Я всегда поднимаюсь в свой кабинет по лестнице. На стенах вдоль нее развешаны фотографии наших самых успешных постановок, и они заряжают меня уверенностью, пока я преодолеваю пять лестничных пролетов. На полпути я остановилась на ступеньке возле моего самого любимого снимка – на нем запечатлена я вместе с Ким Кэттролл. Он был сделан во время благотворительного вечера, который мы провели в прошлом году. И самым ярким моментом этого приема для меня оказалось общение с мисс Кэттролл; она была очаровательна и настояла, чтобы я называла ее просто Ким, а потом выступила перед гостями, прочитав им несколько монологов. На снимке актриса получилась великолепно – вся такая ухоженная и лощеная… А я выгляжу рядом с ней простоватой и вымотанной; волосы уже начали завиваться жуткими кудряшками, а мой костюм смотрится дешевой «сборной солянкой» – как у социальной работницы, потратившей свои подарочные рождественские сертификаты на более-менее сносный наряд. Зайдя в наш офис с открытой планировкой, я застала там Ксандера – нашего нового офис-менеджера. Он тщетно пытался разобраться в алхимии кофе, которое ему заказывала Никки, моя деловая партнерша на протяжении пяти лет. Никки долгое время работала в лондонском Уэст-Энде. И знает всех и все, что можно знать о театре. Она оказала серьезную финансовую помощь при возрождении нашего театра. И если я отвечаю за повседневное управление им, то Никки возглавляет отдел по связям с общественностью и рекламе. – Маленький стаканчик очень горячего колумбийского кофе без кофеина с сиропом из фундука, соевым молоком и сахарином… И я узнаю, если вместо него добавят сахар или аспартам, – растягивая слова, выговаривала Никки со своим техасским акцентом. Жакет ее ярко-розового брючного костюма, зауженный в талии, эффектно подчеркивал все важные выпуклости. Гладкие темные волосы были туго стянуты сзади, а глаза скрывали очки с ярко-розовой – под стать костюму – оправой. – Ладно, нет проблем, – пробормотал Ксандер, яростно строча что-то на самоклеющемся листочке для записей. Почувствовав меня, Никки обернулась. – Нат! Я обожаю Ксандера! Он такой очаровашка! Ну просто котик! – Никки игриво взъерошила его блестящие каштановые волосы. – Когда ты его наняла? В больших карих глазах Ксандера отразился шок. – Доброе утро, Ксандер, – сказала я извиняющимся тоном и повернулась к Никки. – Он начал работать у нас, когда ты была в отпуске. Никки скосила глаза на Ксандера, который проворно, как настоящий маленький котик, уселся за стол. – Ксандер… какое интересное имя! – Это сокращенно от Александра. Мой маленький брат не мог выговорить его правильно. Так я стал Ксандером, – пояснил «котик» с сильным шотландским акцентом, изобличавшим его молодость. – О, господи! Какой акцент! – воскликнула Никки, играясь серебряной цепочкой, угнездившейся на ее впечатляющей груди. – Добро пожаловать в Театр на Равен-стрит, душка. Ты просто прелесть! Никки подошла к струйному принтеру и открыла лоток для бумаги. На какое-то мгновение я заподозрила, что она собирается вытащить из лотка все листы и отдать его Ксандеру, чтобы «котик» мог в него писать. Но Никки закрыла лоток и обернулась: – Ксандер, душка! Этот кофе сам не перейдет через улицу… – Да, конечно, – кивнул Ксандер, хватая свой телефон и поднимаясь из-за стола. – Натали? – Мне ничего не надо, спасибо, – ответила я, продемонстрировав всем свой «американо». Ксандер помчался выполнять заказ, а Никки проследовала за мной в наш общий кабинет и прикрыла за собой стеклянную дверь. – Так этот Ксандер, он?.. – Да, у него есть партнер по имени Пол, – сказала я. – Бляха-муха! А такой невинный взгляд… – Как твой отпуск? – поинтересовалась я, положив сумку на стол. – О, Нат! Курорт оказался просто потрясающий. Единственным минусом было то, что из-за Барта у меня разболелось запястье… – Мужчины могут быть такими противными, – сказала я. И поняла, что Никки имела в виду совсем другое – она вытянула вперед свое запястье и показала мне великолепный, ослепительный браслет. – Вот те на! Они настоящие? – спросила я. – Да. Бриллианты. Настоящие, – подтвердила Никки, с ухмылкой вращая запястьем. – Так много каратов, что мне больше никогда не придется есть по пять раз в день. – Да иди ты, Никки! Твой муж и спустя двадцать лет остается романтиком… Я вытащила свой ноутбук, и буклет «Бенджи Йога» вывалился на пол. Никки его подняла. – «Для Райана Харрисона, конфиденциальность гарантируется», – громко прочитала она. И вопросительно приподняла идеальной формы бровь. – Бенджамин насильно запихал его мне в сумку, – пробормотала я, забирая у нее буклет. – Нат! Райан Харрисон не будет ходить в «Бенджи Йогу», – произнесла как отрезала Никки. – Почему? Бенджамин – хороший учитель йоги. – И хороший саморекламщик, что, собственно, совершенно неплохо. Но нам нужно беречь Райана… Я попыталась протестовать. А Никки продолжила: – Его менеджер вынудила нас добавить в контракт пункт о том, что в случае болезни Райана сможет навещать только врач с Харли-стрит… – Что это значит? – Нат, ты разве не подцепила грибок в «Бенджи Йоге»? – вопросом на вопрос ответила Никки. – Это случилось несколько месяцев назад, и это была эпидермофития стоп… – Это лишь красивое название для грибка на ногах. А ты знаешь, сколько врач с Харли-стрит берет за его лечение? Думаю, нам оно может стоить львиную долю средств, выделенных на финансирование нашего худсовета в следующем квартале. – Ладно, ладно, – поспешила я свернуть буклет и запихать его обратно в сумку. Никки положила свою руку мне на кисть: – Дорогуша, мне очень симпатичен Бенджамин. Он высокий, хорошо сложен, амбициозен. И я не сомневаюсь, что он сможет достигнуть высот, которые другим мужчинам не по плечу… Но тебя где-то рядом поджидает совсем другой парень, намного лучше Бенджамина… Я в этом уверена… – Я дала ему сегодня утром ключ, – вызывающе заявила я. – Ключ от чего? – уточнила Никки. – От моей квартиры… Я не расслышала ответ Никки, потому что с улицы донесся громкий хлопок, а затем визг металла. Мы подошли к окну и увидели грузовик, припарковавшийся у бордюра. На дороге рядом с ним высилась огромная груда ограждений для сдерживания толпы. – Ты действительно думаешь, что они понадобятся нам сегодня вечером? – спросила я. – Нат, это же Райан Харрисон! – сказала Никки. – У него сумасшедшая слава! Из костюмерной его телешоу наряды в прачечную возили на бронированном грузовике. А одна женщина из Огайо предложила на благотворительном аукционе десять тысяч долларов за пинту воды из его ванны. Ходят слухи, что у его упорных преследователей есть свои преследователи… – Ладно тебе, наши гости будут вести себя сдержанней. Мы ведь пригласили прессу и театральных деятелей, – сказала я. – Ты будешь удивлена, – хмыкнула Никки. Тут кто-то постучал. И в следующий миг в дверь просунулась голова с короткими седыми волосами. – Доброе утро, дамы! – поприветствовала нас Вэл, заведующая билетной кассой. – В фойе столпилась группа мускулистых мужчин. Это что? Заблаговременный подарок мне ко дню рождения? Или вы наняли охранников? – поинтересовалась она. – Мы уже купили тебе ко дню рождения шлепанцы, – подмигнула я кассирше. – Ксандер скоро вернется и разберется с этими ребятами. – Хорошо, а пока я отведу их в бар. А когда вернется Ксандер, я снаряжу его за кофе для себя. – Голова Вэл с улыбкой на губах скрылась за дверью. – Так. Давай-ка пробежимся по списку дел, которые у нас намечены перед сегодняшней презентацией. Проверим, не забыли ли мы чего, – предложила я Никки. – Сначала мне бы хотелось узнать, что ты наденешь? – сказала Никки. Я расстегнула молнию на саквояже для одежды и достала из него черную юбку-карандаш и оранжевую блузку. Никки нахмурила брови. – Ты сама выбирала этот наряд или тебе его навязал продавец-консультант? – Я не так-то легко поддаюсь уговорам, – возразила я. – Дорогуша, ты же – британка. Половина вещей в твоем гардеробе куплена из вежливости. – Этот наряд я выбрала сама. В том магазинчике на Карнаби-стрит, где можно одеться так, как одевались девушки во время Блица… Это винтаж! Никки втянула сквозь зубы воздух и помотала головой: – Юбка еще куда ни шло. Но у блузки такой цвет… Два слова: Easy Jet![1] – EasyJet – это одно слово, – заметила я. – Да без разницы! Ты выбираешь униформу бюджетной авиакомпании… Этот вечер, возможно, самый важный для нашей карьеры. Если ты это наденешь, люди не будут восклицать: «О, да это Натали Лав, она здесь всем распоряжается!» Они начнут расспрашивать тебя о чипсах «Принглс» и благотворительных лотереях. – Но это же совсем другой оранжевый, не как у EasyJet. Разве нет? – сказала я, прикладывая к себе блузку перед зеркалом у двери. Никки только пожала плечами. – А ты что наденешь? – спросила у нее я. Никки вышла на пару минут и вернулась с красивым жемчужно-белым платьем от модного дома «Александр МакКуин». – Ого! – не сдержала я восторга. – Оно потрясающее! – Мне купил его Барт, в дополнение к браслету… Я бы предложила тебе что-нибудь из своего гардероба, но ты же знаешь – у меня большая толстая задница и огромные… – Да-да, мне это известно, – перебила я Никки, возвращая блузку на вешалку. – Не переживай, я все улажу. Возможно, Шэрон одолжит мне что-нибудь из своего гардероба… А теперь давай, наконец, поговорим о вечере. – Хорошо, только вот еще что… – замялась Никки. – Что? – Почем нынче приоритетная посадка?[2] Я не смогла удержаться от смеха.
Всю оставшуюся часть утра и первую половину дня мы провели за встречами и инструктажами сотрудников, периодически отмечая галочками выполненные задачи в нашем огромнейшем списке дел. В три пополудни у нас наконец-то образовалась пауза – на пару часов. И я улизнула из театра, чтобы забрать у Шэрон сменный наряд. Почти пробежав по Ковент-Гардену до перекрестка Чаринг-Кросс, я запрыгнула в поезд, шедший в Нью-Кросс. И через двадцать пять минут вышла из него на Нью-Кросс-роуд. Миновав крупный супермаркет «Сейнсбери», я постучала в ярко-зеленую дверь одного из типовых домиков ленточной застройки, скучившихся в стороне от шумливой дороги. Дверь открылась. Шэрон встретила меня в прихожей с прилизанными пенкой волосами и полотенцем на плечах. – Ты уже видела Райана Харрисона? – возбужденно поинтересовалась она. – Какой он, а? – Успокойся. Он не приедет раньше пяти вечера, – сказала я. Из конца коридора донесся пронзительный вопль. – Оставайся у раковины, Эми! – крикнула Шэрон через плечо. – Проходи, Нат. Я прошла вслед за подругой в большую кухню, выходящую окнами в ее уютный маленький сад. За кухонным столом сидел десятилетний сын Шэрон, Феликс – тоже с пенкой на волосах и с полотенцем супермена, завязанным под подбородком, как накидка. Рядом ерзала его сестричка Эми. Ноги восьмилетней дочки Шэрон позволяли ей не сходя с места склоняться и распрямляться над раковиной, пока с ее волос стекали капли воды. – Вши, Нат, – пожаловалась Шэрон. – У нас у всех завелись эти чертовы вши. – Схватив со стола маленький серебряный гребень, подруга начала расчесывать им густые мокрые волосы Эми. – Вши? Да ты что! – воскликнула я, водружая на стол свою сумку. – У кого вы подцепили эту дрянь? – У Лауры Дальтон, тетя Нат, – ответила за Шэрон Эми. Даже в свои восемь лет она сумела нацепить на свое лицо осуждающе-неодобрительное выражение. – Не факт, что у Лауры Дальтон, – решила быть справедливой Шэрон. – А у кого же еще? – не сдалась Эми. – Эта Лаура постоянно торчит на детской площадке, тряся своими паклями возле мальчишек. Рано или поздно она должна была заразиться от них чем-нибудь! – У девчонок тоже водятся вши! – возопил Феликс. – Платье, которое ты решила у меня позаимствовать, висит на двери спальни, – сказала Шэрон, продираясь гребнем через спутанные узелки в волосах Эми. – Ты не передумала его брать? – Да пока нет, – пробормотала я и направилась к спальне. За моей спиной снова вскрикнула Эми: – Ой! Это Феликс во всем виноват. Он вчера поцеловал Лауру Дальтон! – Я не делал этого! – завопил Феликс.
Я всегда испытываю небольшую зависть, бродя по дому Шэрон. Он такой уютный! Повсюду детские рисунки, фотографии с каникул в рамочках, маленькая пепельница в виде фигурки Гомера Симпсона, которую Феликс вылепил из глины для своего папы Фреда – типичного итальянца, низкорослого, симпатичного и обаятельного. Все эти вещи постоянно мне напоминают о том, что я могу упустить свой шанс завести детей. Бенджамин не решался оставить у меня в квартире даже свою зубную щетку. Что уж говорить о том, чтобы меня обрюхатить… – Это всего лишь вода, дуреха. Я даже еще не нанесла на твою голову шампунь от вшей! – донесся до меня с кухни голос Шэрон. И тут я увидела на двери ее спальни заветное платье – красивое, зеленое, шелковое! Я схватила полиэтиленовый чехол и поспешила обратно. – Ну что, Нат, подойдет? – спросила Шэрон. – Оно великолепно, спасибо тебе, – поблагодарила я подругу. – А я надену свое черное «галактическое платье», – сказала Шэрон. – Не последний писк, конечно, но оно меня стройнит и выгодно подчеркивает все нужные места… – осеклась Шэрон, сообразив, что рядом с ней дети. Эми тотчас округлила свои карие глаза под запененными волосами. – Мама, ты же вроде бы замужем? А Райан Харрисон не твоего поля ягода! – заявила девочка. – Где она всего этого набралась в своем возрасте? – озадачилась Шэрон. – Не моего поля ягода… Я люблю вашего папу. Мне просто хочется взглянуть воочию на этого актера… Может, мне еще удастся прикоснуться к нему! – Сбавь обороты, Шэрон! – хмыкнула я. – Мне пришлось нанять в театр охранников. Шэрон вытерла руки и открыла дверцу буфетной. На ее внутренней стороне висел настенный календарь с фотографиями Райана Харрисона. Календарь был раскрыт на июле – на черно-белом снимке Райан лежал без рубашки, в одних плавках, на пляже, и по его накаченному брюшному прессу был кокетливо распылен мелкий светлый песок. – Ты только взгляни, как он тут томится в моей буфетной со всеми этими батончиками «Уитабикс»[3] и сушеной чечевицей… А сегодня вечером я увижу его живьем! Выпьешь бокальчик вина, Нат? – предложила мне Шэрон. – Я бы с удовольствием, но пора уже возвращаться в театр, – виновато отказалась я. – Ладно, выпьем позже… У вас все еще есть бесплатный бар? – Да, мы даже наняли профессионального бармена-миксолога для составления коктейлей. – Правда? Супер! – обрадовалась Шэрон. – Феликс, прочитай, что там написано делать дальше. Феликс раскрыл проспект лосьона от вшей и начал громко читать: – «После нанесения лосьон должен оставаться на коже восемь часов. По истечении этого времени смойте лосьон тья-тша… тща…» – Тщательно! – выкрикнула Эми. Шэрон примолкла, закрывая дверцу буфета, а потом решилась уточнить: – Там, наверное, написано, «восемь минут», да, Феликс? – Нет, мамочка. Тут написано «восемь часов»… Шэрон бросилась к сыну и выхватила у него проспект. – Восемь часов? Почему мне этого не сказала проклятая аптекарша? Я не хочу ждать восемь часов! Через восемь часов уже будет… – Полночь, – договорила я. – Ура, ура, ура! Мы можем не спать? – возликовала Эми. – А то нам разрешается не спать до полуночи только раз – накануне Нового года! – Вот здорово! – выкрикнул Феликс и запрыгал вместе с Эми от возбуждения. Шэрон застыла с проспектом в руках; глаза ей защипали слезы. – Да ничего страшного, – сказала я. – Просто смой этот лосьон, а завтра снова его нанесешь и продержишь на голове сколько надо. Шэрон прикусила губу. – Нет, так не годится, ведь у меня еще остались вши, и мне придется снова их выводить. А говорят, что химические шампуни нельзя применять чаще одного раза в месяц… И я не смогу повести завтра детей в школу, если не выведу им этих гнид… – Да неужели? – усомнилась я. – Там практически устроили охоту на ведьм, пытаясь выяснить, чьи дети виноваты во вспышке педикулеза… И нет! Я не могу пойти на твою изысканную вечеринку с гнидами! Вдруг я заражу ими Райана Харрисона? Да мне прощения за это не будет! Схватив со стола салфетку, Шэрон вытерла глаза и высморкала нос. – Мамочка, а можно нам посмотреть сериал «Доктор Кто»? – спросил Феликс. Шэрон со вздохом кивнула. Дети с радостным визгом помчались в гостиную. – ТОЛЬКО НЕ САДИТЕСЬ НА ДИВАННЫЕ ПОДУШКИ! – прокричала им вслед Шэрон, а затем пожаловалась мне: – Этот шампунь воняет как промышленный растворитель. – Ты твердо решила не ходить? Ты могла бы остаться у меня и… – Спасибо, но нет, – снова вздохнула Шэрон. – Материнские обязанности превыше всего. – У тебя еще будет уйма возможностей встретиться с Райаном. Он проработает в театре пять недель. Ты обязательно увидишь его живьем, – пообещала я, обняв подругу. – Я даже купила в «Маркс энд Спенсер»[4] новый лифчик… жутко дорогой, – всхлипнула Шэрон. – Мои сиськи оказались больше, чем я думала. Эх, если бы я только попалась на глаза Райану со своими новыми большими сиськами. Он же из Лос-Анджелеса, ему должны нравиться такие… Я посмотрела на ее бюст, но никаких перемен в нем не заметила. Шэрон еще раз высморкалась и вытерла слезы. – Ты справишься, Нат, если я не пойду? А Бенджамин придет? – осведомилась она. – Я его звала, но у него сегодня медитация… – ответила я. Шэрон повернулась к холодильнику и достала из него бутылку вина. – Не отворачивайся! Я и так вижу, что ты скривилась, – добавила я. – Ничего я не скривилась, – соврала Шэрон. – Я знаю, что ты считаешь Бенджамина эгоистичным… И я не спорю: иногда он действительно бывает таким. Но он просто очень увлечен своей йогой и медитацией. И… нам всем необходимо какое-то увлечение. Я тоже сосредоточена на своей работе. Шэрон неубежденно кивнула и налила себе большой бокал вина. – Я дала ему сегодня ключ, – сболтнула я. – От чего? – Никки задала такой же вопрос. От своей квартиры, естественно… Шэрон собралась что-то сказать, но в этот момент начался «Доктор Кто» и мы услышали характерные, легко узнаваемые голоса далеков[5]. – Им не следует смотреть эту серию, Феликс потом не заснет. Он ужасно боится далеков, – вскочила Шэрон. Я последовала за ней в гостиную и через секунду увидела, как моя зареванная подруга в момент перевоплотилась в «строгую мать», отобрала у детей пульт и включила другой эпизод. Я поняла, что мне нужно уходить. Шэрон обняла меня возле двери. – Позвонишь мне потом и расскажешь, как все прошло, – сказала она. – Конечно, – пообещала я. – И спасибо еще раз за платье. По дороге к железнодорожному вокзалу меня грызла зависть. Не то чтобы мне захотелось бороться со вшами или посмотреть «Доктора Кто». Нет… Я просто позавидовала полному дому Шарон.
Райан Харрисон
Пока я проделывала обратный путь от вокзала Чаринг-Кросс до Сохо, небо тяжелело от туч. Час пик достиг своего апогея. Я ловко прокладывала себе дорогу в плотной толпе, хотя из-за усилившегося после полудня зноя полиэтиленовый чехол с платьем Шэрон назойливо лип к моей коже. Добравшись до театра, я испытала неподдельный шок – масса собравшихся там людей была просто огромной! Тротуар и часть дороги непосредственно перед главным входом уже были перекрыты длинной цепочкой ограждений. В первом ряду скопища, предвкушавшего материализацию знаменитости, преобладали, естественно, представители прессы и папарацци. Явно привычные к долгому ожиданию, они с вялой вальяжностью нависали над заграждениями. В противоположность репортерам теснившиеся за ними поклонники Райана Харрисона безумствовали в возбужденном исступлении, что-то выкрикивая, вопя и гогоча. В числе фанатов были и подросткового возраста парни и девушки, и женщины тех же лет, что и мы с Шэрон. Камеры их мобильных телефонов то и дело сверкали вспышками – все они делали групповые селфи. И многие держали над головами самодельные плакаты: «МЫ ОБОЖАЕМ ТЕБЯ, РАЙАН!», «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РАЙАН!», «РАЙАН! Я ХОЧУ ОТ ТЕБЯ ДЕТЕЙ!» А несколько дам почтенного возраста заявились к театру в розовых майках с надписью «МЫ – МОРМОНКИ, РАЙАН. ЖЕНИСЬ НА ВСЕХ НАС СРАЗУ!» Шестеро полицейских в униформе, выстроившихся вдоль цепочки заграждений на равном расстоянии друг от друга, напряженно наблюдали за растущей толпой. На тротуаре внутри огороженной зоны Никки надзирала за тем, как Ксандер и двое ребят из билетной кассы разворачивали перед главным входом и одновременно пылесосили огромную красную дорожку. Я подошла к ограждению и похлопала одного из полицейских по плечу. Блюститель порядка отказался признать во мне директора театра. И мне пришлось позвать Никки, чтобы она это подтвердила. Полицейский безмолвно отодвинул ограждение, и я проскользнула внутрь. – Извини, Нат, я хотела дать тебе пропуск еще до твоей отлучки, да что-то вылетело из головы, – сказала Никки, передавая мне ламинированный прямоугольник с моим именем и фотографией. – Люди Райана Харрисона уже связались с нами. Он опаздывает на полчаса. Я глянула на часы. Было тридцать пять минут шестого. А в следующий миг раздался раскат грома и толпа завизжала. К нам подбежал Ксандер с планшетом для Никки. – Это окончательный список гостей, – сказал он. – Каждый пришедший будет проверен трижды. Первый раз – на входе, второй – в фойе, где ему вручат подарок, и третий раз – на входе в бар. Снова прогремел гром, и тучи на небе стали на вид еще тяжелее. – У нас есть зонтики? – спросила я. – Да, у нас их целая куча наверху. Я перенесу их вниз, в фойе, – сказал Ксандер и ушел в театр. – Можно мне глянуть на платье? – спросила Никки. Я отлепила его от плеча и увидела ее одобрительную улыбку. – Оно безупречно! – воскликнула Никки. – Полное сумасшествие, да? – Я знаю. Эти ограждения, пресса, поклонники… Все в нашем театре! Ухмыльнувшись, Никки сжала мою руку: – Мы ведь к этому стремились, Нат, так долго… Посмотри, к нам пожаловала даже пресса из Америки! – Никки указала на блондинку в безукоризненном брючном костюме, говорившую что-то на камеру в микрофон. Мы зашли в здание театра, и я направилась в одну из запасных гардеробных – переодеться. Зеленое платье Шэрон было прекрасно – простое и элегантное, с небольшим «ручейком» в декольте, обнажавшим ложбинку на груди ровно в меру. Вооружившись выпрямителями, я подправила свою прическу и немного освежила макияж. Это был тот самый случай, когда у меня все получилось хорошо. Мои глаза, накрашенные в технике «смоки айс», стали выразительными и томными. Гладкие прямые волосы легли на плечи естественно и обрели желанный объем. Почему у меня никогда не получалось так выглядеть на свидании? Последние несколько раз, когда мы выходили куда-нибудь с Бенджамином, я напивалась так, что волосы свивались в кучерявую мочалку. Достав мобильник, я позвонила Бенджамину. Но после нескольких гудков его телефон переключился на голосовую почту. Я уставилась на экран. Он сбросил мой вызов… «Наверное, он уже собрался медитировать», – успокоила себя я. Из задумчивости меня вывел стук в дверь; в гардеробную заглянула Никки. – Нат, автомобиль Райана Харрисона подъедет к театру через десять минут, – предупредила она. – Хорошо, я спущусь вниз через пару секунд, – пробормотала я, внезапно сильно разволновавшись.Когда мы с Никки вышли из театра, атмосфера на улице была уже безумной. Раскаленный воздух загустел, черные тучи нависли над крышами совсем низко. И уличные фонари уже начали зажигаться, хотя до темноты оставалось еще несколько часов. Толпа желающих увидеть Райана Харрисона набухла, заполонив всю Равен-стрит. Навстречу нам выдвинулась одна полицейская. Она сообщила нам о принятом решении перекрыть улицу с обеих сторон и перенаправить транспорт в объезд. – Городская полиция взяла под свой контроль управление толпой и все зоны общественного пользования. Пожалуйста, не вмешивайтесь, – добавила она грозно. И мы покорно и безропотно кивнули. Рация на лацкане суровой блюстительницы порядка сначала зашипела, затем затрещала, а потом проговорила дребезжащим голосом: «Подъезжает». Визг и вопли внезапно усилились. Вспышки камер суетливо засверкали, освещая обезумевшие лица людей, головы которых разом завертелись в разные стороны в попытках понять, что происходит. – Началось, Натали! Это автомобиль Райана! – прокричала Никки над всеобщим переполохом. Черный минивэн прорвался через заграждение, выставленное на середине Равен-стрит. Четверо полицейских окружили его с двух сторон, оттесняя с дороги фанатов. Автомобиль прополз сквозь толпу и остановился у заграждений. Едва сдерживая фанатов, полицейские образовали небольшой свободный карман возле его задней дверцы. Прошло несколько секунд, и она медленно приоткрылась. Из машины под эпилептический психоз вспышек вышел модно растрепанный Райан Харрисон. И терпеливо попозировал перед камерами с пару минут. На актере были простые синие джинсы и облегающая белая футболка. А его глаза скрывали от поклонников культовые солнцезащитные очки «Рэй Бен». Только вот, как и большинство знаменитых сердцеедов мужеского пола, он оказался… коротышкой. Вслед за Райаном из минивэна вылезла его «свита»: крупная женщина с черными как смоль волосами, зачесанными назад с довольно бледного лица, и две невероятно серьезные девушки в темно-синих брючных костюмах. Крупная дама сразу же направилась ко входу в театр и исчезла внутри здания. Одна из девушек двинулась ко мне, а другая тенью проследовала за Райаном, который неспешно прошел вдоль заграждений, позируя для фотографий и селфи с репортерами и фанатами. – Кто здесь Натали Лав? – прокричала девушка над гулом толпы. – Это я, привет! – откликнулась я. – Ждите здесь, – резко бросила мне девушка, указав на пятачок тротуара, где стояли мы с Никки. Затем она вернулась к Райану и провела его до конца цепочки заграждений, с каждым шагом ускоряя ход. – Кто все эти женщины? – спросила я, немного ощетинившись от такого отношения к себе. – Темноволосая великанша – это Терри, менеджер Райана. А те, что помоложе, – ее помощницы, – объяснила Никки. Минут через десять эти дамы решили, что Райану хватит красоваться перед публикой. Актер попозировал для последнего группового фото с мормонками, готовыми составить его гарем, потом попрощался с ними, проскользнул мимо нас и нырнул в фойе. Мы поспешили за ним вдогонку. ...
Все права на текст принадлежат автору: Роберт Брындза.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.