Все права на текст принадлежат автору: Алберталли Б, Сильвера А, Алберталли Б., Сильвера А..
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Albertalli_Chto-esli-eto-my.587384Алберталли Б, Сильвера А
Алберталли Б., Сильвера А.


Бекки Алберталли

Адам Сильвера


Что, если это мы


Перевела с английского Елена Фельдман


POPCORN BOOKS

Москва


Becky Albertalli

Adam Silvera

WHAT IF IT’S US


Бруксу Шерману,

агенту мироздания, который свел нас вместе,

а также Эндрю Элиопулосу и Донне Брэй,

которые расширили нашу вселенную


Часть первая

Что если


ГЛАВА ПЕРВАЯ

АРТУР


9 июля, понедельник


Я не ньюйоркец. И я хочу домой.

Этот город опутывает своих жителей паутиной негласных правил. Не застывать столбом посреди тротуара, не пялиться на небоскребы, не зависать у стены, чтобы почитать граффити. Никаких огромных складных карт, или забавных рюкзаков, или зрительного контакта. Упаси вас бог мурлыкать на улице песенки из «Дорогого Эвана Хэнсена» [1] . И уж тем более делать селфи на углу, даже если позади стоит тележка с хот-догами и целый ряд желтых такси — а это, между прочим, и есть самый типичный нью-йоркский пейзаж. Нет, вы, конечно, можете молча им полюбоваться, но не забывайте  быть крутым . Судя по тому, что я успел узнать о Нью-Йорке, это здесь главная заповедь: быть крутым.

А я не крутой.

Взять хоть сегодняшнее утро. Ошибка за ошибкой. Сперва я посмотрел на небо — всего только на секунду — и как взглядом к нему приклеился. С такого ракурса кажется, будто весь мир приподнялся на цыпочках, чтобы дотянуться до огненного шара солнца. Красиво. Пожалуй, накину Нью-Йорку десяток очков. Да. Красиво и сюрреалистично, и совсем ничего общего с Джорджией. Я разворачиваю телефон, чтобы сделать снимок. Заметьте, не сторис в инстаграме. Даже без фильтров. Просто мгновенный снимок.

Одна маленькая быстрая фотка.

Что тут начинается! Пешеходы меня растерзать готовы . О боже. Двигайся уже. Ну давай. Гребаные туристы. То есть я остановился на две секунды ради фотографии — и уже зачислен в нарушители спокойствия. Теперь я буду виноват в каждой задержке метро, дорожной пробке, даже во встречном ветре.

Гребаные туристы.

Хотя я, строго говоря, не турист. Я здесь живу — по крайней мере этим летом. И уж точно не занимаюсь осмотром достопримечательностей в понедельник после полудня. Я вообще-то иду по делам. Ну хорошо, в «Старбакс» за кофе для коллег — но это ведь считается?

Может, я делаю крюк. Может, хочу еще пару минут побыть вдали от маминого офиса. Обычно стажировки — это скорее скучно, чем ужасно, но сегодняшний день побил все рекорды по дерьмовости. Знаете, бывают такие дни, когда в принтере заканчивается бумага, в подсобке тоже ни листочка, и ты пытаешься втихую стащить немножко из ксерокса, но лоток с бумагой заедает, ты умудряешься нажать не ту кнопку, и аппарат принимается пищать как резаный?

А ты стоишь и думаешь: кто бы ни придумал ксероксы, этому человеку сейчас крайне не помешал бы поджопник. Скажем, от тебя. Или от другого милого еврейского мальчика ростом метр семьдесят, с СДВГ [2]  и темпераментом торнадо. Знаете такие дни? Ну вот.

Так что все, чего мне сейчас хочется, — это излить душу Итану и Джесси, но я до сих пор не научился одновременно идти и печатать.

Поэтому я сворачиваю с тротуара на самую обочину, ко входу в почтовое отделение — и ух ты! — здешние почты совсем не похожи на те, что в Мильтоне, штат Джорджия. У этой — белый каменный фасад с колоннами и латунными украшениями, и выглядит она так изящно, что на ее фоне я чувствую себя слишком простецки одетым. А ведь я даже при галстуке!

Я отправляю Итану и Джесси снимок солнечной улицы.   Нелегкий денек в офисе!

Ответ от Джесси приходит немедленно: Засранец. Хочу быть на твоем месте.

Понимаете, в чем штука: мы с Итаном и Джесси были лучшими друзьями примерно с сотворения мира, и с ними я всегда был Настоящим Артуром. То есть Одиноким Растяпой Артуром — в противоположность Жизнерадостному Инста-Артуру. Но по некоторым причинам мне нужно убедить их, что я просто тащусь от жизни в Нью-Йорке. Вот я и убеждаю. Неделями шлю сообщения в духе Жизнерадостного Инста-Артура. Не знаю, правда, насколько достоверно выходит.

А еще скучаю , — добавляет Джесси и разражается целой строчкой поцелуйных смайликов. Господи, она прямо как моя бабуля. Если бы моей бабуле было шестнадцать лет. Окажись Джесси здесь, она наверняка оставила бы у меня на щеке помадный отпечаток в форме губ. Главная странность в том, что у нас в жизни не было вот этой «уси-пусечной» дружбы — по крайней мере до вечера выпускного.

До вечера, когда я сказал Джесси и Итану, что я гей.

И я по вам скучаю , — признаюсь я.

ВОЗВРАЩАЙСЯ, АРТУР.

Еще четыре недели .  — Не то чтобы я считал.

Итан наконец отвечает самым двусмысленным из смайликов — со стиснутыми зубами. Ну и как это понимать? Если Джесси после выпускного превратилась в мою бабулю, то Итан превратился в мима. В групповом чате все еще не так плохо, но в личном… Вот что случилось после выпускного: мой телефон перестал пиликать от его сообщений каждые пять секунд. И чего врать, это самое дерьмовое ощущение в моей жизни. Надо вывести Итана на откровенный разговор. Однажды. Да. Скоро. Может, даже сегодня. Может…

Но в эту секунду дверь почты распахивается, и на пороге появляются — я сейчас не шучу! — похожие, как две капли воды, близнецы в одинаковых комбинезонах и с закрученными усами. Итану бы такое понравилось. Эта мысль меня бесит. Вот в чем проблема с Итаном! Минуту назад я готов был надрать ему задницу за эти двусмысленные смайлики, а теперь просто хочу услышать, как он смеется. Эмоциональный разворот на сто восемьдесят градусов ровно за шестьдесят секунд.

Близнецы проходят мимо, и я вижу, что волосы у обоих собраны в пучки. Ну конечно, у них пучки! Должно быть, Нью-Йорк — отдельная планета, потому что никто даже глазом не ведет.

Кроме…

Кроме одного парня, который идет к почте с картонной коробкой в руках и едва не спотыкается при виде этой парочки. У него на лице написано такое замешательство, что я не могу сдержать смех.

И тут он смотрит на меня.

И улыбается.

Вот дерьмо.

Богородица, Иисус и все святые. Это самый симпатичный парень на свете. Может, дело в волосах, или веснушках, или румянце на щеках. Вообще-то я не из тех, кто будет пялиться на чьи-то щеки, но на такие не грех и попялиться. И на все остальное тоже. Идеально взлохмаченные светло-каштановые волосы. Облегающие джинсы, слегка стоптанные кеды, серая футболка с надписью Dream & Bean Coffee , которую едва видно над коробкой. Он выше меня (ладно, это как раз нормально, большинство парней выше).

И он смотрит на меня.

Но двадцать очков Гриффиндору, потому что мне удается улыбнуться в ответ.

— Спорим, их двухместный велосипед припаркован у барбершопа?

Он смеется немного растерянно, но очаровательно. У меня тут же голова идет кругом.

— Определенно у барбершопа. В крайнем случае у арт-галереи или крафтовой пивоварни.

Целую минуту мы просто смотрим друг на друга и ухмыляемся.

— Гм, ты заходишь? — спрашивает он наконец.

Я бросаю взгляд на дверь.

— А, да.

И захожу за ним на почту. Это даже не мое решение. Ну хорошо, не совсем мое — моего тела. Невидимого якоря у меня в груди. Я словно должен познакомиться с этим парнем. Как будто это неизбежно.

Так, ладно, пора кое в чем признаться. Возможно, после этого вас стошнит — если до сих пор не стошнило, — но я все равно скажу.

Я верю в любовь с первого взгляда. В судьбу, мироздание, все дела. Но не так, как вы думаете. Никаких там «наши души были разлучены, и теперь мы вместе отныне и навек». Я просто думаю, что нам суждено встретить некоторых людей. Что судьба сама сводит нас с ними.

Даже в совершенно заурядный июльский понедельник. Даже на почте.

Хотя ладно, будем честны: это не совсем обычная почта. Величиной с бальный зал, с блестящими полами, рядами пронумерованных абонентских ящиков и настоящими статуями , как в музее. Парень-с-коробкой подходит к столику у входа, опускает на него свою ношу и начинает заполнять почтовую наклейку.

Поэтому я беру с ближайшей стойки чистый конверт и направляюсь к тому же столику. Прогулочным шагом, ага. Сама обыденность. Теперь мне всего-то и нужно, что подобрать правильные слова для поддержания беседы. По правде говоря, обычно у меня не бывает проблем с незнакомцами. Уж не знаю, это фишка выходцев из Джорджии или просто людей по имени Артур — но если по магазину блуждает подслеповатый старичок, именно я буду взвешивать ему пакет с черносливом. Если в соседнем кресле самолета окажется беременная дама, к моменту приземления она поклянется назвать своего еще не рожденного ребенка в мою честь. Уж с чем, с чем, а с длинным языком мне повезло.

Ну, или везло до сегодняшнего дня. Не думаю, что я сумею выдавить хоть звук. Горло будто завалило камнями. Что ж, я просто обязан прокопать тоннель к своему внутреннему ньюйоркцу — крутому и невозмутимому.

Так что я адресую Парню-с-коробкой осторожную улыбку и делаю глубокий вдох.

— Большая у тебя штуковина.

Вот черт. Само вырвалось.

— Я, э-э, про коробку. Большая она. Коробка.

Я развожу руками, подкрепляя слова жестом. Разумеется, это лучший способ доказать, что я к нему не подкатываю, — выставить руки так, будто говорю о его члене.

Парень хмурится.

— Прости. Я не… Честное слово, обычно я не обсуждаю размеры чужих коробок.

Он бросает на меня взгляд и улыбается — самым краешком губ.

— Классный галстук.

Я опускаю глаза и заливаюсь краской. Ну конечно, нормальный-то нельзя было надеть. Надо было именно сегодня позаимствовать один из папиной коллекции — темно-синий и в сотнях крошечных хот-догов.

— Спасибо, что хоть не комбинезон.

— И то верно.

Он улыбается снова — и я наконец обращаю внимание на его губы. Формой в точности напоминающие губы Эммы Уотсон. Губы Эммы Уотсон  — на лице у этого парня.

— Значит, ты не местный, — внезапно заявляет он.

Я поднимаю на него удивленный взгляд.

— С чего ты взял?

— Ну, ты продолжаешь со мной разговаривать. — Теперь уже он заливается румянцем. — Прости, это как-то странно прозвучало. Я имел в виду, что обычно только туристы завязывают беседы на улице.

— О.

— Но я не против.

— Я не турист.

— Правда?

— Ладно, теоретически я не отсюда, но сейчас живу здесь. Приехал на лето. А вообще-то я из Мильтона, штат Джорджия.

— Мильтон, штат Джорджия, — с улыбкой повторяет он.

Сходил за кофе, называется. Ноги будто резиновые, в голове вата. Наверное, теперь еще и красный, как неоновая вывеска. Даже знать не хочу. Нужно просто продолжать говорить.

— Звучит, да? Мильтон . Прямо не город, а имя еврейского двоюродного дедушки.

— Я не…

— Вообще-то у меня правда есть еврейский двоюродный дедушка по имени Мильтон. Собственно, мы сейчас у него и живем.

— Кто «мы»?

— Тебя интересует, с кем я живу у своего еврейского двоюродного дедушки по имени Мильтон?

Он кивает, и я на секунду задумываюсь. Интересно, какого ответа он ждет? С бойфрендом? С двадцативосьмилетним обжигающе горячим бойфрендом с зияющими тоннелями в ушах, пирсингом в языке и моим именем, вытатуированным на левом бицепсе? На обоих бицепсах?

— С родителями, — быстро сознаюсь я. — Моя мама — адвокат, у ее фирмы здесь офис, и она в конце апреля приехала сюда поработать над одним делом. Я хотел сразу за ней увязаться, но она такая: «Хорошая попытка, Артур, только вот до конца учебного года еще месяц». Но в итоге я даже рад, что так получилось, потому что я представлял себе Нью-Йорк одним, а он оказался совсем другим, и теперь я здесь типа как застрял и ужасно скучаю по своим друзьям, машине и «Ваффл Хаусу» [3] .

— В таком порядке?

— В основном по машине. — Я усмехаюсь. — Пришлось оставить ее у Ба в Нью-Хейвене. Она живет прямо возле Йельского университета, где я, скрестим пальцы , буду учиться. — Господи, да когда же я заткнусь. — Ладно, ты вроде не спрашивал мою биографию.

— Да я не возражаю, — отвечает он, балансируя с коробкой на бедре. — Займем очередь?

Я киваю и пристраиваюсь следом. В очереди он разворачивается ко мне лицом, но между нами продолжает маячить коробка. Он еще не приклеил почтовую наклейку — она так и лежит сверху. Я незаметно скашиваю глаза, пытаясь разобрать адрес, но этот парень пишет как курица лапой. И к тому же я все равно не умею читать вверх ногами.

Он перехватывает мой взгляд.

— А ты любопытный, да?

Теперь он смотрит на меня с прищуром.

— О. — Я с трудом сглатываю. — Ага. Типа того.

Это признание вызывает у него улыбку.

— Там ничего интересного. Просто барахло, оставшееся после расставания.

— Барахло?

— Книги, сувениры, палочка Гарри Поттера. Все, на что мне не хочется больше смотреть.

— Тебе не хочется смотреть на палочку Гарри Поттера?!

— Мне не хочется смотреть ни на что, оставленное бывшим.

Бывшим .

А это значит, что Парень-с-коробкой встречается с парнями.

Ох. Это что, серьезно со мной происходит? Наверное, мироздание в Нью-Йорке работает как-то по-другому. Может, у него тут более щедрый филиал.

Парень-с-коробкой встречается с парнями. А Я КАК РАЗ ПАРЕНЬ.

— Круто, — выпаливаю я. Но затем натыкаюсь на его озадаченный взгляд, и рука сама взлетает ко рту. — В смысле… Боже, нет. Расставания — это не круто. Искренне сочувствую твоей утрате.

— Он не умер.

— М-м, да. Точно. Просто… — Я выдыхаю и хватаюсь за стойку в поисках поддержки.

Парень-с-коробкой натянуто улыбается.

— А, ясно. Ты один из тех парней, которые при виде геев переходят на другую сторону улицы.

— Что?.. Нет! Конечно, нет.

— Ну да. — Он закатывает глаза и смотрит куда-то поверх моего плеча.

— Нет, серьезно, — торопливо заверяю его я. — Слушай, я сам гей.

Весь мир на секунду останавливает свое вращение. Распухший язык прилипает к нёбу.

Не то чтобы я часто произносил эти слова вслух.  Я гей . Родители знают, Итан и Джесси знают. Может, еще парочка временных коллег из маминого офиса — которым я случайно признался. Но я совершенно точно не из тех, кто будет рассказывать о своей ориентации всяким незнакомцам на почте.

Не из тех, ага.

— О. Правда? — спрашивает Парень-с-коробкой.

— Правда, — отвечаю я быстро. Странно, но теперь я чувствую потребность это доказать. Сейчас мне пригодилось бы какое-нибудь гейское удостоверение, чтобы эффектно достать его его на манер полицейского значка. Хотя, дай мне волю, я бы и другим способом это продемонстрировал. Ух, как бы я продемонстрировал.

Парень-с-коробкой улыбается и чуть расслабляет плечи.

— Круто.

Иисус, Мария и все святые. Это действительно происходит со мной. У меня перехватывает дыхание. Кажется, нас и правда свело само мироздание.

А затем из-за стойки раздается недовольный голос:

— Вы в очереди или как?

Операционистка с пирсингом в губе смотрит на нас как на мешки дерьма. Судя по всему, планы мироздания ей до лампочки.

— Давай, Веснушка.

Парень-с-коробкой задерживает на мне взгляд, прежде чем шагнуть к окну. Пока мы болтали, сзади вырос приличный хвост. И нет, я не подслушиваю. Не совсем. Просто мои уши настроены на голос Парня-с-коробкой, будто локаторы. Он снова напрягается и скрещивает руки на груди.

— Двадцать шесть пятьдесят за срочность, — говорит Кольцо-в-губе.

— Двадцать шесть пятьдесят? В смысле двадцать шесть долларов ?!

— Нет. В смысле — двадцать шесть пятьдесят.

Парень-с-коробкой качает головой.

— Ну и цены.

— Какие есть. Платите или уходите.

Парень-с-коробкой мгновение колеблется, а затем забирает свой груз со стойки и прижимает к груди.

— Извините.

— Следующий, — обрубает Кольцо-в-губе и готовится меня слушать, но я уже выхожу из очереди.

Парень-с-коробкой растерянно моргает.

— Как такая посылка может стоить двадцать шесть долларов?

— Не знаю. Бред какой-то.

— Видимо, само мироздание хочет, чтобы я ее пока оставил.

Мироздание.

Чтоб меня.

Он тоже в это верит! Не хочу торопиться с выводами, но Парень-с-коробкой, верящий в мироздание, — определенно знак от мироздания.

Я чувствую, как ускоряется пульс.

— А что, если мироздание наоборот говорит тебе ее выкинуть?

— Это так не работает.

— Да ну?

— Сам подумай. Избавиться от коробки было планом А. Вряд ли бы мироздание стало ему препятствовать только затем, чтобы я перешел к другому варианту плана А. Нет, здесь явно требуется план Б.

— А план Б…

— В том, чтобы смириться и признать: мироздание — та еще сволочь.

— Мироздание не сволочь!

— Именно так. Поверь.

— Откуда тебе знать?

— Ну, у него явно какие-то мутные планы на эту коробку.

— Но в том и суть! — Я так и сверлю его взглядом. — Ты не можешь знать наверняка. Ты даже представления не имеешь, что задумало мироздание. Может, ты вообще зашел на почту, только чтобы встретить здесь меня и получить совет выкинуть коробку.

Он улыбается.

— Думаешь, мироздание хотело, чтобы мы встретились?

— Что? Нет! В смысле я не знаю. В том-то и дело. Мы никогда этого не узнаем.

— Ладно. Видимо, нужно подождать и посмотреть. — Он мгновение разглядывает почтовую наклейку, а затем рвет ее пополам, комкает и бросает в урну. По крайней мере, целился он туда, но обрывки приземляются на пол. — Гм, а ты…


— Добрый день, — внезапно прерывает его искаженный динамиком голос. — Попрошу минуту вашего внимания.

Я искоса смотрю на Парня-с-коробкой.

— Это…

И тут нас заглушают восторженный визг и бодрое фортепьянное вступление. За которым в буквальном смысле следует марширующий оркестр.

Оркестр , я не шучу.

Почту заполняют люди с гигантскими барабанами, флейтами и трубами, фальшиво, но с энтузиазмом наигрывающие «Marry You» Бруно Марса. Дюжина старичков, которые вроде бы стояли в очереди за марками, дружно пускаются в пляс: вскидывают коленки, покачивают бедрами и размахивают руками. Те, кто не танцуют, снимают происходящее со всех возможных ракурсов, но я слишком оглушен, чтобы даже потянуться за телефоном. Честно, не хочу спешить с выводами, но сами посудите: я знакомлюсь на улице с симпатичным парнем, а через пять секунд мы оказываемся в гуще свадебного флешмоба… Если и это не намек от мироздания, то как вообще выглядят намеки?!

Внезапно толпа расступается, и парень в татуировках лихо подкатывает на скейтборде прямо к приемному окну. В руках у него бархатная коробочка, но, вместо того чтобы упасть на колени, он облокачивается на стойку и ослепительно улыбается Кольцу-в-губе.

— Келси, детка. Ты выйдешь за меня?

Черные дорожки потекшей туши доползли уже до самого ее кольца.

— Да!

Она влепляет ему слезливый поцелуй, и толпа разражается восторженными криками.

Вся сцена пробирает меня до печенок. Это то самое, присущее именно Нью-Йорку чувство, о котором постоянно поют в мюзиклах, — безоговорочная, сияющая, выкрученная на полную мощность радость. Я с начала лета уныло бродил по городу и тосковал по Джорджии, но теперь у меня в голове будто щелкнул тумблер.

Интересно, чувствует ли то же самое Парень-с-коробкой. Я оборачиваюсь к нему, все еще продолжая улыбаться, с прижатой к сердцу рукой…

Но его нет.

Рука безвольно падает. Нигде ни парня, ни его коробки. Я кручу головой, лихорадочно выискивая в толпе единственное лицо. Может, его просто оттеснило в сторону флешмобом. А может, он был частью флешмоба. Или ему пришлось отлучиться по какому-то срочному делу — такому срочному, что он не успел взять у меня номер телефона… Не успел даже попрощаться.

Черт, поверить не могу, что он не попрощался.

Я думал… Глупо, конечно, но на минуту мне показалось, будто мы и вправду настроились на одну волну. Мироздание буквально взяло нас за шиворот и столкнуло друг с другом. Все так и было, верно? Не знаю, как еще это можно трактовать.

Только вот он исчез, словно Золушка с двенадцатым ударом часов. Как если бы его и не существовало. И теперь я никогда не узнаю его имени и не услышу, как он произносит мое. Никогда не докажу ему, что мироздание вовсе не сволочь.

Разочарование обрушивается на меня с такой силой, что я чуть не складываюсь пополам.

А потом замечаю урну.

Нет, я не собираюсь в ней рыться. Может, я и с приветом, но не настолько с приветом.

Но, вероятно, Парень-с-коробкой прав. Вероятно, мироздание требует плана Б.

А теперь вопрос залу: если некий мусор — допустим, клочок порванной пополам почтовой наклейки — так и не угодил в мусорную корзину, можно ли считать его мусором?

Что, если это хрустальная туфелька?


ГЛАВА ВТОРАЯ

БЕН


И вот я опять в начале.

Передо мной стояла одна задача — отправить коробку бывшему. Не сбегать с этой коробкой с почты. В свое оправдание скажу, что там была масса отвлекающих факторов. Например, тот милый и клевый парень по имени Артур, который явно еще не получал оплеух от мироздания — раз считает, что именно оно свело нас сегодня. В день, когда я пытался вернуть Хадсону его вещи. Уверен, после того как нас разделил оркестр, Артур поменял свое мнение.

Я запрыгиваю в вагон поезда и возвращаюсь в Алфавитный город [4] , на встречу со своим лучшим бро Диланом. Я живу на Авеню Б, Дилан — на Авеню Д. Подружились мы тоже из-за фамилий — Алехо и Боггс. В третьем классе Дилан сидел прямо позади меня и беспрерывно тыкал в плечо, чтобы стрельнуть то карандаш, то чистый листок. С годами запросы менялись: теперь ему требовался уже мой на-две-модели-старше-чем-у-всех айфон — когда на его собственном садилась батарея, а написать очередной пассии нужно было позарез. Если я что и одалживаю — в кавычках — у Дилана, то недостающие центы на обед. В кавычках, потому что они к нему обычно не возвращаются, но Дилану на это плевать. Он вообще классный чувак. Не парится, что мне нравятся парни, а я не парюсь, что ему нравятся девчонки. Спасибо алфавиту за лучший в моей жизни броманс.

По дороге со станции я прохожу мимо нескольких мусорных баков — и над каждым честно заношу коробку. Однако так и не решаюсь избавиться от проклятой штуковины.

Пожалуй, я думал, что, если ты сам становишься инициатором разрыва, тебе потом не так больно. Хотя, раз уж Хадсон целуется со всеми подряд, это он первый начал. Все покатилось под откос после развода его родителей, но видит бог, я старался быть терпеливым. Например, когда позволил ему спланировать мой день рождения — и он отвел меня на концерт своей любимой группы. Ладно, это я проглотил: в конце концов, я никогда прежде не бывал на концертах, а The Killers  и вправду потрясающие. Потом он проигнорировал приглашение на юбилей моих родителей. Окей, решил я, нечестно вынуждать его праздновать чужую годовщину после того, что случилось с его собственными предками. Но потом мы отправились в кино на романтическую комедию про двух парней, и Хадсон буквально изошел дерьмом на тему того, что такая любовь — а следовательно, и наша собственная — не заслуживает стараний Голливуда. Я выскочил из зала, думая, что он меня догонит, или окликнет, или извинится — или что там еще положено нормальному бойфренду.

Ни звука в течение трех дней. В конце концов я сам ему позвонил и спросил, собираемся ли мы вообще разговаривать. В качестве ответа он заявился ко мне на порог и признался, будто думал, что мы расстались, — а потому успел поцеловаться с каким-то парнем на вечеринке. Это не помешало ему умолять о втором шансе, но нет уж. Порвали так порвали. Даже если он на самом деле считал, что между нами все кончено, — нельзя было хоть из вежливости выждать неделю? После такого сложно не чувствовать себя пустым местом.

Я добираюсь до дома Дилана и набираю номер на домофоне. К счастью, он впускает меня мгновенно — хватит с меня на сегодня ожидания. Под мышкой коробка с вещами бывшего, спину оттягивает рюкзак с домашкой. Не день, а дерьмо какое-то.

Пока лифт ползет наверх, я отчаянно зеваю. Из-за летней школы пришлось встать в семь. Не жизнь, а кайф. Вот как в действительности работает мироздание: сперва бьет кастетом по сердцу, а потом сразу же по самолюбию.

Когда я выбираюсь из лифта, дверь в квартиру Дилана уже открыта. Впрочем, в спальню я все равно стучусь — с тех пор как несколько месяцев назад зашел без предупреждения и обнаружил, что Дилан несколько занят… кхм, собой.

— Уже вытащил руку из штанов? — кричу я.

— К сожалению, — откликается Дилан с другой стороны.

Я толкаю дверь. Дилан сидит на кровати, уткнувшись в телефон. Со вчерашнего ужина он успел подстричься. А еще он единственный мой ровесник, который щеголяет приличной бородкой. Мне всегда казалось, что это я странный, потому что проиграл битву с пубертатом и не смог отрастить даже усов, но на самом деле фрик тут Дилан. Правда, симпатичный.

— Биг-Бен, — тянет он, откладывая мобильник. — Свет моей жизни! Вечный студент!

Вот в чем другая проблема летней школы: Дилан подкалывает меня из-за нее с тех самых пор, как я вернулся от завуча с плохими новостями. Повезло парню — его-то девчонки не подговаривали забить на учебу и надеяться, что нужные оценки сами свалятся с неба.

— Привет, — просто отвечаю я. Никогда не был силен в дразнилках.

Дилан тычет мне пальцем в грудь.

— Ну скажи, скажи — крутая майка?

Его гардероб состоит в основном из футболок с логотипами разных городских кофеен, и конкретно эту он мне пожертвовал вчера вечером, когда приходил на ужин. Я у него вообще работаю ящиком для благотворительности, если нужно облегчить чересчур разбухший шкаф. С любимыми шмотками — вроде тех, что из Dream & Bean , — он  обычно не расстается, но я не жалуюсь.

— Я ее надел, потому что все остальное в стирке. А не потому что она, э-э, крутая.

— Ты меня без ножа режешь! Дай угадаю: ты не в настроении, потому что до сих пор таскаешь коробку с вещами Хадсона, хотя должен был расстаться с ней еще утром. Что случилось?

— Он не пришел на занятия.

— Если кого-то интересует мое мнение, прогулять первый день летней школы — хреновая идея, — замечает Дилан.

— Угу. Я попросил Харриет выступить курьером, но она отказалась. Тогда я пошел на почту и обнаружил, что срочная доставка такой посылки стоит примерно миллион.

— А зачем срочная?

— Чтобы скорее от нее избавиться.

— Да тут и обычная сгодилась бы. — Дилан вскидывает бровь. — Ты просто не можешь этого сделать, верно?

Я наконец опускаю коробку, которую давно следовало либо отправить, либо выкинуть, либо привязать к якорю и вышвырнуть в реку.

— Хватит тыкать меня носом в собственное дерьмо, я и так в нем по уши.


Дилан поднимается и заключает меня в объятия.

— Эй, ну ты чего. — Костяшки пальцев выводят круги у меня по спине.

— И вот этот успокаивающий тон тоже совсем не успокаивает.

Дилан чмокает меня в щеку.

— Все пройдет, кислая ты морда.

Я усаживаюсь на кровать и подбираю под себя ноги. Страшно тянет проверить, нет ли от Хадсона сообщений или нового селфи в ленте инстаграма. Но я и так знаю, что сообщений не будет. А еще я отписался от него во всех соцсетях.

— Не хочу, чтобы его выгнали только потому, что он меня избегает. А его выгонят, если он пропустит больше трех дней.

— Возможно. Но это его выбор. А еще, если он не объявится, тебе не придется смотреть на него целое лето. Проблема решена.

Совсем недавно лето с Хадсоном было моей заоблачной мечтой. Но лето с бойфрендом — в бассейнах, парках и спальнях, пока родители на работе, — а не с бывшим и на дополнительных уроках, куда вы оба загремели потому, что изучали друг друга усерднее, чем химию.

— Жаль, ты не со мной в окопах, — вздыхаю я. — Он-то хоть попал на отработку с лучшим другом. Я тоже так хочу.

— Чувак, напомни никогда не совершать с тобой преступлений. И сам попадешься, и меня выдашь. — Дилан снова уткнулся в телефон, будто меня нет в комнате. Ненавижу, когда так делают. — К тому же это были бы не занятия, а сплошная драма. Если есть возможность, предпочитаю не пересекаться с бывшими.

— Угу, только я уже пересекся.

— Неправда. Сегодня-то он не появился. А если даже и появится, помни, что у тебя преимущество. В разрывах выигрывает тот, кто порвал. Вот если бы он тебя бросил, это было бы вдвойне отстойно. А так — всего лишь единожды.

Я бы отдал свое бедное королевство за другую версию мироздания, где «единожды отстойно» не считается победой. Но что имеем, то имеем.

Последние события как нельзя лучше доказали, что не стоит портить дружбу попытками встречаться. Не хочу показывать пальцем, но Дилан и Харриет первые начали. Мы вчетвером прекрасно тусили вместе, пока эта парочка не решила поцеловаться на Новый год. В то время я уже прилично запал на Хадсона, а он, как мне казалось, запал на меня, — но при виде этих двоих мы только переглянулись и покачали головами. Потому что он хорошо знал своего лучшего друга, а я — своего. Долго это не продлилось бы. Думаю, мы с Хадсоном вообще не сошлись бы, если бы Дилан и Харриет не начали проводить все выходные вдвоем и тем самым буквально не обрекли бы нас на общество друг друга.

Я и сейчас скучаю по нашей банде.

В конце концов я встаю и включаю приставку, чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей. С экрана доносится ликующее вступление Super Smash Bros [5] . Дилан обычно играет за Луиджи (по его мнению, Марио переоценивают), а вот мне нравится Зельда, потому что она умеет телепортироваться, отражать выстрелы и пулять огненными шарами с дальней дистанции — идеальные опции для игрока, который всеми силами избегает лобового столкновения.

Мы начинаем игру.

— Ладно, — говорит Дилан. — И где ты сейчас по шкале грусти? Начальные сцены «Вверх»? Или смерть мамы Немо?

— Черт, нет. Определенно не начальные сцены «Вверх». Я думал, я там инфаркт заработаю. Скорее последние пять минут «Истории игрушек 3». Просто мне нужно время, чтобы прийти в себя.

— Это точно. Окей, пора кое в чем признаться.

— Ты тоже со мной порываешь? — спрашиваю я. — Не круто, чувак.

— Вроде того, — говорит Дилан и выдерживает длинную драматическую паузу, пока Луиджи обстреливает Зельду зелеными фаерболами. — Короче, я повстречал в кофешопе одну девчонку.

— Звучит очень по-дилановски.

— Ну! — Смеется Дилан очаровательно. — В общем, я вчера возвращался от врача и решил заценить одну кофейню…

— Ну конечно, отметил встречу с кардиологом дозой кофеина. Иногда ты перегибаешь палку в погоне за имиджем.

— Нельзя изменять традициям, — наставительно замечает Дилан. У него пролапс митрального клапана. Звучит хреново, но на самом деле все не так плохо — по крайней мере в случае Дилана. Не знаю, как бы он жил, если бы доктора в самом деле запретили ему пить кофе. — Короче. Проходил я вчера мимо «Крутяцкого кофе» — который обычно игнорирую, потому что не считаю насилие над грамматикой смешным, — и тут она вышла выбросить мусор, и я превратился в мусор у ее ног.

— Как обычно.

— Но я не мог зайти туда в футболке Dream & Bean .

— Почему?

— А ты бы пошел в «Бургер Кинг» с «Хэппи Милом»? Это неуважительно, чувак, вот почему. Включи здравый смысл.

— Мой здравый смысл подсказывает мне поскорее обзавестись новыми друзьями.

— Я просто не хотел задеть ее чувства.

— А мои, значит, задевать можно.

— Мы вообще-то о ней говорим.

— Разумеется. Так, стоп. Ты поэтому отдал мне футболку?

— Вроде того. Я запаниковал.

— Ну знаешь… Хотя ладно, продолжай.

— Так что сегодня я отправился в «Крутяцкий кофе» как подобает. — Дилан указывает на свою скромную синюю футболку. Мило и никаких подозрительных логотипов. — И угадай, что она делала, пока варила кому-то эспрессо? Напевала Эллиотта Смита . Биг-Бен, меня растерло в пыль. В атомный пепел. Одним махом заполучить будущую жену и доступ к бесперебойному кофе!

Вообще-то трудно радоваться чужому личному счастью, когда у самого на том же фронте полный провал. Но это ведь Дилан.

— Уже не терпится познакомиться с будущей невесткой.

— Помнишь тот вирусный пост про свадьбу в стиле «Гарри Поттера»? Мы с Самантой устроим что-нибудь на кофейную тематику. Все гости — в фартуках бариста. Чокаются только кружками. И на каждом эспрессо нарисован пенкой мой профиль.

— Вот ты разогнался.

— Правда, у нее есть один недостаток.

— Ты уже и недостатки нашел?

— Саманта — настоящий фанат «Крутяцкого кофе», потому что они отчисляют часть прибыли на благотворительность, и она всерьез думает, будто все должны покупать кофе только там. Чувак, я не собираюсь хранить верность «Крутяцкому кофе» даже ради будущей жены.

— Она правда тебя о таком попросила?

— Нет, но… Она как бы попросила, не говоря напрямую. В любом случае, когда в твоей жизни появляется Та Самая, приходится приносить жертвы.

— Ты же не перестанешь ходить в Dream & Bean .

— Черт, нет. Я просто не буду пить их кофе при Саманте. Полагаю, незнание не ранит.

— Только ты можешь сделать из распития кофе тайный порок.

— Как бы там ни было. Я уже сложил в твой ящик остальные кофейные футболки. Знаешь, подальше от искушения.

Я с интересом выдвигаю ящик: возможно, сегодня мне хоть в чем-то повезет. И да, у меня есть свой ящик в спальне Дилана, а у него — в моей. Если так часто ночевать друг у друга, это обретает смысл. Когда я совершил каминг-аут перед одноклассниками, то поначалу боялся зайти в раздевалку — казалось, все только и ждут, что я стану пялиться. В этом смысле нужно благодарить бога за такого бро, как Дилан: он не стесняется переодеваться передо мной, а я перед ним. Надеюсь только, что его крутизна не испарится до выходных — как происходит всякий раз, когда он встречает Ту Самую.

— Погоди-ка. А почему ты не рассказал мне про Саманту вчера за ужином?

— Не знаю, — говорит Дилан. Как будто это сойдет за ответ. Как будто я спокойно кивну «Ну ок» и продолжу надирать ему задницу в Super Smash .

— Ты никогда не рассказываешь мне, если влюбляешься, — укоряю я.

— Неправда! Приведи хоть один пример.

— Габриэлла, и Хизер, и Натали, и…

— Я сказал, один.

— …и Харриет. Просто это странно, чувак. Мы же всё друг другу рассказываем.

Дилан кивает.

— Боялся сглазить, наверное. Помнишь рассказы моего отца, как он повстречал маму на первом курсе и сразу понял, что на ней женится? Вот я ощущаю от Саманты те же флюиды.

Я решаю не напоминать Дилану, что уже слышал эту песню — в том числе с посвящением Харриет, с которой он порвал в марте. Может, в этот раз и правда получится. Мы возвращаемся к игре, Дилан принимается рассуждать, в честь какого горячего напитка они с Самантой назовут первенца, и я решительно отказываюсь становиться дядей Беном кому бы то ни было по имени Сидр.

Меня слегка грызет зависть, что Дилан находится на том этапе романтических отношений, когда кажется, будто все возможно. Будто Саманта — действительно любовь его жизни. Еще недавно я думал то же о Хадсоне. Когда мне не терпелось скорее уснуть, чтобы скорее проснуться — и снова увидеть его очаровательно близорукие глаза, горбинку на носу и почти непристойные темные брови, странно сочетающиеся с короткими золотисто-каштановыми волосами. Когда он исподволь менял мои взгляды на мир, ставя на место придурков в школе, которые доставали его из-за женственных манер; когда он помогал мне избавиться от собственных идиотских стереотипов на тему того, как должен выглядеть мужчина. Когда я чуть все ногти не сгрыз перед нашим первым сексом в марте, гадая, будет клево или фигово. (Спойлер: было потрясно.)

Может, если я как следует выложусь в школе на этой неделе, учителя поймут, что мне совсем не обязательно полтора месяца протирать там штаны в компании Хадсона?

Хотя ладно, будем реалистами. Я бы загремел в летнюю школу, даже если бы никакого Хадсона не было и в помине.

У меня напряженные отношения с учебой.

— Ты всегда будешь для меня на первом месте, — обещает Дилан. — Ну, пока не родится малыш Сидр.

— Сначала бро, потом дети, — требую я.

— Лады.

Я пожимаю плечами.

— Лады.

— Вот увидишь, Биг-Бен, ты не застрянешь один надолго, — заявляет Дилан с уверенностью дельфийского оракула. — Ты высокий, с чувством стиля и такой шевелюрой, что хоть сейчас в Голливуд. Клянусь, если бы не миссис Саманта Кстати-Надо-Бы-Узнать-Ее-Фамилию-Пока-Не-Боггс, я бы еще до конца года сменил команду.

— Спасибо, это очень мило, — уныло отвечаю я. — Сам знаешь, меня хлебом не корми, дай склонить кого-нибудь на путь гейский.

Вообще-то я стараюсь не западать на натуралов, но вдруг кто-то захочет поэкспериментировать? Двери дома Алехо для вас открыты. Обувь можете оставить у порога — или запрыгивайте в постель прямо в кроссовках, если вам так больше нравится.

Я выигрываю первый раунд (потому что это я), и мы начинаем второй.

— А теперь давай обсудим, почему ты на самом деле  не отправил коробку, — говорит Дилан, будто поклялся сегодня выесть мне мозг чайной ложечкой.

— Только если ты бросишь этот тон психотерапевта, — отвечаю я.


— Может, начнем с того, почему тебя беспокоит мой тон? Я напоминаю тебе некую авторитетную фигуру?

Я отправляю Луиджи в нокаут и показываю Дилану средний палец.

— Просто… Я правда рассчитывал отдать коробку лично и на том закрыть тему. Но Хадсон так и не появился, поэтому я пошел на почту и с какой-то стати принялся жаловаться на Хадсона незнакомому парню, а потом в отделение вкатился флешмоб с оркестром…

— Что? Отмотай-ка.

— Серьезно, настоящий оркестр. Они играли Бруно Марса и…

— Нет. Тот парень. Что? Кто?

Дилан медленно поворачивается ко мне, снова доказывая, что магия кнопки «Пауза» пока для него недоступна.

— Ах ты засранец. Я тут, значит, подыхаю от чувства вины, а он уже кого-то подцепил…

— Что? Нет! Никого я не цеплял. Даже не собирался.

— Почему нет? Кто он? Имя. Адрес. Номер страховки. Ники в твиттере и инстаграме.

— Артур. Фамилию и адрес не знаю. Ники тем более. И раз уж мы заговорили на эту тему, почему люди не могут использовать один ник во всех соцсетях?

— Люди — сложные создания, — говорит Дилан глубокомысленно. — Что ты вообще о нем знаешь?

— В Нью-Йорке он новенький. Приехал из Джорджии. Носит самые нелепые галстуки в округе.

— Гей?

— Ага.

Круто, когда сразу знаешь ориентацию симпатичного парня. Обычно на разгадку этой головоломки уходит уйма времени и нервов — и в большинстве случаев напрасно.

— Ох, что-то мне жарко стало. — Дилан принимается демонстративно обмахиваться.

— Он симпатичный, угу. Правда, не очень высокий. Метр семьдесят пять, может, метр семьдесят без ботинок. И глаза голубые, будто в фотошопе нарисованы. Или как у пришельца.

Дилан хлопает в ладони.

— Ну все, я куплен с потрохами. Предлагаю отправить коробку курьером, а тебя — на свидание!

Я качаю головой и опускаю джойстик.

— Ди, нет. Это плохая идея. Мне бы для начала наладить отношения с самим собой.

— Ты в качестве бойфренда — всегда отличная идея, Биг-Бен.

— Спасибо, друг.

— Как-нибудь в не-столь-отдаленном будущем мы с тобой непременно наклюкаемся, я напрошусь с ночевкой, потому что на часах будет два утра, и… ох, как душевно мы с тобой пообжимаемся. Обещаю даже не называть это наутро плохой идеей.

— Эх, такой момент испортил.

— Прости, — говорит Дилан. — Я только хочу сказать, что ты к себе слишком строг. Если Хадсон оказался мудаком, который тебя ни в грош не ставил, это еще не значит, что следующий парень будет таким же. И черт возьми, ты встретил классного чувака с отвратительным вкусом в галстуках в тот же день, когда пытался поставить точку в прежних отношениях. Это знак.

Я вспоминаю, как мы с Артуром спорили о мироздании, и он снова встает перед глазами. Обычно, натыкаясь в городе на симпатичных парней, я красочно воображаю нашу эпическую любовь до гроба, но уже через час не могу вспомнить их лицо. А вот Артур остался в памяти на удивление четко. Ярко-белые зубы, чуть сколотые на клыках. Спутанная копна каштановых волос. Чересчур официальная одежда для нашего возраста — пожалуй, так мог бы одеваться пришелец, который прилетел из другой галактики и теперь пытается изображать взрослого, только вот слегка промахнулся с телом. Не надо было мне убегать. Может, Дилан прав, и я действительно проворонил знак мироздания.

— Пойду домой, — решаю я, скиснув окончательно. — Задания сами себя не сделают.

— И это летом в понедельник. Наслаждайся. — Дилан встает с кровати и заключает меня в объятия.

— Вечером позвоню.

— Если не буду говорить с Самантой, непременно отвечу.

Как будто я не в курсе. Остается надеяться, что я не потеряю за одно лето и бойфренда, и лучшего друга.


Я уже направляюсь к двери, когда Дилан меня окликает.

— Ничего не забыл? — Он указывает на коробку. — Нет, если хочешь, я с ней разберусь, конечно. Надену маску и перчатки и проникну к Хадсону под покровом ночи. Ни у кого и мысли не возникнет, что это мы.

— Это тебе нужен психотерапевт, — отвечаю я и тянусь за коробкой. — Сам справлюсь.

Не знаю, лгу я или нет.


Я сажусь за стол и включаю ноутбук. Ему нужно несколько минут, чтобы загрузиться, потому что это не новая модель и даже не новый экземпляр старой. В противном случае играть в Sims было бы куда проще.

Мне и в самом деле пора приниматься за химию — но трудно сосредоточиться, когда взгляд то и дело цепляется за коробку с останками отношений, которые должны были значить в твоей жизни всё, а в итоге обернулись пшиком. Иногда я нарочно воскрешаю в памяти хорошие моменты, чтобы не сойти с ума от злости. Например, то, как Хадсон пристраивал голову у меня на плече во время ежевечерних объятий — будто не хотел отпускать домой, не хотел вообще размыкать руки. Каким значимым я чувствовал себя рядом с ним — и как он искал меня взглядом, даже когда смотрел в другую сторону. Как мы читали бок о бок книги. Как я постоянно заряжал телефон, чтобы он не сел посреди очередного полуночного созвона.

Но Хадсон начал отдаляться, когда первого апреля его родители объявили о разводе после двадцати лет брака. Сначала он подумал, что это его мама так неудачно пошутила. Даже когда она переехала из Бруклина на Манхэттен, Хадсон не терял надежды, что они вот-вот сойдутся обратно. С такой наивностью дети в фильмах разрабатывают грандиозные планы, чтобы заставить родителей снова влюбиться друг в друга.

То, что любовь, в которую он верил с детства, развалилась у него на глазах, не лучшим образом отразилось и на нашей собственной. Мы словно рассинхронизировались. Бывало, что он отталкивал меня, когда я пытался его утешить, — или соглашался на встречу, но при этом вел себя как полный засранец. И все равно мне потребовалось множество пинков, чтобы отступиться. Я дал ему столько шансов — я дал нам столько шансов. Просто мне не удалось доказать ему, что любовь бывает и хорошей штукой.

Ноутбук наконец разогревается, но мне нужно хоть немного выпустить пар, прежде чем взяться за домашку. Поэтому я открываю файл с полуавтобиографичным фэнтези-романом, над которым работаю с января. Это единственное новогоднее обещание, которое мне удалось сдержать, — может, потому что я реально кайфую от процесса. «Великие войны волшебников» — ВВВ для краткости — пока пишутся «в стол», но я не исключаю, что когда-нибудь поделюсь ими со всем миром. Ну, или хотя бы с Диланом, раз ему так хочется взглянуть на своего персонажа.

Я нахожу место, где остановился.

Это довольно простая сцена с героем, прототипом которого выступил Хадсон. Бен-Жамин и Хадсоньен ускользают ночью из замка Дзен и углубляются в Темные леса для романтического свидания. Бен-Жамин разгоняет туман заклинанием ветра, но тут откуда ни возьмись появляются Пожиратели жизни — им давно не терпится выбить из Хадсоньена все дерьмо. Какая жалость. Я принимаюсь за подробное описание гигантской гильотины, при помощи которой они собираются лишить его головы. Картина так и встает перед глазами. Пожиратели жизни уже готовятся обрушить лезвие — но курсор вдруг замирает посреди строки.

Я не могу.

Не могу убить Хадсоньена. Или избавиться от коробки.

Может, нам все же удастся поговорить по-человечески. Найти какой-то компромисс.

Остаться друзьями.

Я хочу узнать, как у него дела.

Сердце пускается вскачь, пока я загружаю профиль Хадсона в инстаграме — @HudsonLikeRiver. Час назад он запостил новое селфи, и я понятия не имею, почему Харриет сказала, будто он болен, если выглядит он чертовски здоровым. На снимке он делает знак мира. Подпись к фото гласит: #ВремяДвигатьсяДальше. И дураку ясно, какой палец ему хочется оттопырить на самом деле.

Конечно, Хадсон знает, что я от него отписался. Как знает и то, что я не удержусь и все равно залезу к нему в профиль — раз уж он не закрытый, в отличие от моего. Правда, если у него нет проблем с движением вперед, зачем прогуливать школу?

Я задумываюсь, насколько правдив этот хештег. Хадсон упоминал, что тот парень с вечеринки не из Нью-Йорка — но, может, им удастся поддерживать отношения на расстоянии. Иногда мне казалось, будто Хадсону нравится Дэнни из математического класса, но он уверял, что Дэнни не его тип: слишком много мускулов и задвиг на тачках. Должно быть, это кто-то совершенно другой.

Я тоже мог бы запостить такой хештег. Хоть мироздание и не особенно ему способствует — иначе я бы сейчас переписывался с Артуром, а не глазел на бывшего бойфренда. Слова Дилана упорно не выходят из головы. А следом в памяти всплывает упрек Хадсона, брошенный при расставании: что у меня чересчур завышенные ожидания, и следовало бы поумерить требования к кандидату. Я тогда так и не понял, что в этом плохого. Почему нельзя хотеть бойфренда, который будет меня ценить? Который останется со мной надолго?

Я не мастер искать симпатичных незнакомцев в Нью-Йорке. Обычно я мельком вижу их в толпе, и на этом все заканчивается. Но я говорил с Артуром. Узнал его имя.

Так что я закрываю профиль Хадсона и наудачу вбиваю в поисковую строку «Артур». И что бы вы думали: мироздание не собирается упрощать мне жизнь, выдав в верхней строчке его аккаунт. Я вообще не знаю, есть ли у него инстаграм — но если Артур похож на парней из моей школы, он наверняка документирует каждый свой шаг в твиттере. Я набираю «Артур галстук с хот-догами» на тот случай, если он как-нибудь пошутил по этому поводу, — но твиттер лишь предлагает мне состязание по скоростному поеданию хот-догов, победителем в котором стал какой-то Артур. Тогда я пробую «Артур Джорджия», но получаю только гору бесполезных твитов — в основном от девушки по имени Джорджия, которая запоем смотрит все фильмы про короля Артура. Ни слова об Артуре-с-почты, который приехал из Джорджии на лето.

Черт.

Но это Нью-Йорк, и шансы, что мы с Почтовым Артуром пересечемся снова, стремятся к нулю. Может, оно и к лучшему. Не думаю, что у нас могло бы что-то получиться.

Спасибо за усмешку, мироздание.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

АРТУР


10 июля, вторник


Хадсон. Как река [6] .

Лол , отвечает Джесси.   Ты же в курсе, что это реально стремно — собирать чужой мусор?

Рыдающий эмодзи. Я знаю, клянусь, я не сталкер

А даже если бы и был — что совершенно исключено, потому что я никогда бы до подобного не опустился, — из меня вышел бы худший сталкер на свете. Наклейка порвана и скомкана до такой степени, что я даже не понимаю, на какую графу смотрю — От кого  или Кому . Адрес уцелел в лучшем случае наполовину, фамилия абсолютно нечитаема. Однако я все равно скидываю фотографию в групповой чат, пока еду на работу. В вагоне, как обычно, яблоку негде упасть. Слева меня подпирает мужчина в футболке с героями мюзикла «Кошки», справа — женщина с татуированными «рукавами».

Ну, там определенно имя Хадсон , пишет Джесси.

Я повисаю на поручне.   Да, но это парень или его бойфренд?

Я готов запинать себя за то, что его упустил. Всю жизнь думал, будто это образное выражение. Запинать себя. Но нет, я в самом деле еду в подземке и от злости попинываю пятку носком другого ботинка. От меня требовалось всего-то взять его номер. Одна простая задача.

Ну почему я такой трус?

Что???   — пишет Джесси. — Это ты-то трус? Я в жизни не решалась заговорить с симпатичным парнем на улице. По сравнению со мной ты вообще оторва!

Черт, он был реально симпатичный. Ты даже не представляешь.

И это делает твою попытку только более впечатляющей!   Эмодзи — мускулистая рука.

Согласен , — присоединяется Итан. — Ты заговорил с клевым парнем, это само по себе круто.

Ладно. Знаете, что действительно выбивает из колеи? Обсуждение парней с Итаном. И то, что он говорит сплошь правильные вещи, делает только хуже. Потому что я больше не понимаю, какой Итан настоящий. Поддерживающий из группового чата? Или игнорящий из приватного? Из моих сообщений, оставшихся без ответа, уже Китайскую стену можно сложить. И да, я в курсе, что это просто сообщения и глупо делать выводы из их количества. Моя мама считает, будто нам нужно откровенно поговорить, только и всего. Но я даже не знаю, что сказать. И заранее уверен, что он начнет отпираться.

Я открываю на телефоне фотогалерею. Какая-то часть меня хочет забыться — видимо, та же, которая в минуты уныния включает песни из «Отверженных». Ничего не могу с собой поделать. Если уж мне все равно суждено что-то чувствовать, лучше чувствовать это.

Я отлистываю снимки к началу. Одиннадцатый класс [7] . Джесси читает книгу, пока сборные Мильтона и Розуэлла пытаются надрать друг другу задницу. Итан вроде-как-в-шутку-но-вообще-серьезно примеряет шляпу-федору. Джесси дремлет на пассажирском сиденье моей машины. Десятый класс. Итан перед огромной тележкой с мороженым. Катание на коньках в «Авалоне». Крупный план вафель в шоколадном сиропе — потому что я всегда беру шоколадный сироп в «Ваффл Хаусе».

Затем я переключаюсь на видеогалерею. Примерно миллион клипов, где Итан поет. Иногда даже попадая в ноты. Достаточно сказать, что именно из-за Итана я годами думал, будто все натуралы фанатеют по мюзиклам.

Ненавижу этого придурка.

И жутко скучаю.

Я отрываюсь от экрана и замечаю рассматривающую меня старушку. Наши глаза встречаются, но она не отводит взгляда. И не улыбается. Просто продолжает таращиться, поглаживая свою сумочку, будто кошку. Нью-Йорк — реально странное место.

Хотя странное и в хорошем смысле тоже. Как вчера. Мысли неуклонно возвращаются к Парню-с-коробкой. Хадсону. Причем отчетливее всего вспоминается его улыбка — и особенно то, как он улыбнулся, когда я признался, что тоже гей. Клянусь, он был счастлив это услышать. Может, ориентация объединяет — будто Распределяющая шляпа, если бы ее изобрел Альфред Кинси [8] . «А ты, милок, отправляйся… К ГЕЯМ!»

*восторженные аплодисменты за столом факультета Гейдор, из палочки Хадсона вылетает радужный флажок*

А может, ориентация ни черта не объединяет. Может, дело вообще не в ней. Вчера это ощущалось скорее как судьба, мгновенное узнавание, «привет, вот мы и встретились». Я, конечно, не эксперт в сердечных делах, но могу поклясться, что он тоже заинтересовался. Непонятно только, почему ушел.

Я поднимаюсь из метро, и меня мгновенно окутывает удушливая жара. Вот уж чего не ожидал от Нью-Йорка — жарищи хуже, чем в Джорджии. В смысле, да, технически в Джорджии жарче, но в Нью-Йорке у тебя больше шансов испечься на месте. Тридцать два градуса? Топай пешком. Дождь стеной? Все равно топай пешком. Дома мы в летние месяцы даже парковки не переходим. Ты просто паркуешься у входа в супермаркет и идешь за продуктами. А потом садишься в свой оборудованный кондиционером автомобиль и проезжаешь сотню метров до «Старбакса». Здесь же я вынужден обливаться потом в застегнутой наглухо рубашке, а ведь еще и девяти нет. Угадайте, насколько круто быть потным стажером летом? Особенно когда ты работаешь в самом модном офисе в округе?

Серьезно, все здание сверкает. Претендующие на художественность минималистичные светильники? Есть. Обшитые зеркалами лифты? Есть. Хрустящие серые диваны и треугольные металлические кофейные столики? Есть и есть. Офис даже держит собственного швейцара по имени Морри, который упорно называет меня доктором — хотя мне только шестнадцать и о медицинском колледже я даже не думал. А все угадайте почему? Потому что моя фамилия — Сьюз. Отвечая на незаданный вопрос: нет, не родственники. И зеленые яйца с окороком я тоже не люблю [9] .

Как бы там ни было, моя мама заседает на одиннадцатом этаже. Это та же фирма, на которую она работает в Атланте, только нью-йоркский филиал в три раза больше. Куда ни глянь — всюду юристы, их помощники, секретари и клерки, почти все знают друг друга, и абсолютно все знают маму. Надо понимать, она здесь вроде знаменитости, потому что училась на одном курсе с дамой, которая владеет фирмой. В общем-то, так я здесь и оказался — вместо того чтобы ставить «Скрипача на крыше» [10]  с шестилетками в школьном драмкружке.

— Эй, — говорит Намрата. — Артур, опаздываешь.

Перед ней высится гора черных папок, а это значит, что утро предстоит веселое. Хотя Намрата любит мной покомандовать, на самом деле она классная. Этим летом в офисе только два настоящих стажера — она и Джульетта, — так что они постоянно завалены работой. Впрочем, это обычное дело, если учишься на юриста. Подозреваю, на их места претендовали еще 563 человека — в то время как мое собеседование свелось к одной лишь маминой фразе: «Такая строчка будет неплохо смотреться в твоем резюме».

Я плетусь за Намратой в переговорку, где Джульетта уже копается в горе бумаг не меньше. При звуке открывшейся двери она поднимает глаза.

— Материалы по Шумейкеру? ...




Все права на текст принадлежат автору: Алберталли Б, Сильвера А, Алберталли Б., Сильвера А..
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Albertalli_Chto-esli-eto-my.587384Алберталли Б, Сильвера А
Алберталли Б., Сильвера А.