АКОНИТ № 2 (6)
2019, август

*

© Издательский дом Boroff & Со, Новосибирск, 2019.

Все права защищены.

Высшими силами.

РЕДАКЦИЯ

Главный редактор

Андрей Бородин

Редактор

Василий Спринский

Литературные редакторы

Илья Бузлов

Виктория Рихтер

Литературный консультант

Василий Спринский

Иллюстрация на обложке

Катерина Бренчугина

Дизайн обложки

Катерина Бренчугина

Внутренние иллюстрации

Катерина Бренчугина

(стр. 8, 41, 61, 71)

Лиза Майская

(стр. 11, 13, 20, 21, 23, 25, 29, 30, 46, 51, 53)

Илья Бузлов

(стр. 17, 36)

Внутренний дизайн

Катерина Бренчугина

Вёрстка

Андрей Бородин

Группа VK

https://vk.com/aconitum_zine

E-mail

aconitum_zine@mail.ru

СОДЕРЖАНИЕ

ЭХО НАШИХ ГОЛОСОВ

Евгений Абрамович

Сны червей

Кассандра Тарасова

Старик Баргаст

Василий Спринский

Белый соус, костный бульон

Владислава Гуринович

Полынь

Бари Сыч

Городок чуть в стороне

Станислав Романов

Любимцы

Алексей Искров

Грибной год

Руслан Лютенко

Смертный сон

Илья Соколов

В подвале видений

Николай Скуратов

Дредноут

Станислав Курашев

Отсутствие переговорных устройств между жизнью и смертью

Наталья Солнечная

Бесы

Евгений Долматович

Дом, полный прошлогоднего дождя

ПО ТУ СТОРОНУ СНА

Эрих фон Нефф

Мистер Обжора

(перевод с английского: Олег Кустов)

Шеймус Фрэзер　

Пятая маска

(перевод с английского: Илья Бузлов)

Требования к присылаемым рукописям

*

Я видел грозный сон. Не знаю, где я был,

Но в бледной темноте тонул я, словно в море;

И вот, как ветра вой, как шум от тысяч крыл,

Зачался странный гул и рос в немом просторе, —

И вмиг вокруг меня какой-то вихорь плыл,

Кружился в бешеном, чудовищном задоре…

То были остовы. Казалось, всех могил

Все кости тут сошлись в одном ужасном сборе!

О, этот прах!.. Он жил!.. Всё ближе и быстрей

Меня он обвивал, и дикий, страшный хохот

Порывами звенел над звяканьем костей.

Вдруг голос прозвучал, как грома резкий грохот:

«Пляши, о смерть! Ликуй! Бессмертна только ты!..»

И я тонул один в разливе темноты.

Пётр Бутурлин. «Пляска смерти»

ЭХО НАШИХ ГОЛОСОВ ♦

ЕВГЕНИЙ АБРАМОВИЧ СНЫ ЧЕРВЕЙ

В пятницу пошли смотреть на комету. В субботу папу должны забрать в больницу. В хоспис, напоминала себе Ира. Хоспис — это не больница. Это место, где люди умирают, а не лечатся. Больницы не помогли папе.

— Всё, — просто сказал он однажды. — Не могу больше.

Услышав его, Ира поняла, что это действительно всё. Люди вроде папы не разбрасываются такими словами. Они бойцы, идут до последнего, не теряют надежды. Но при этом прекрасно понимают, что мирная капитуляция лучше бессмысленной борьбы, когда война уже проиграна. Всё значит всё. Ире было тяжело, но она не стала спорить.

Вокруг было много весёлых людей. У многих майки и бейсболки с мультяшным изображением кометы — улыбающаяся звёздочка с длинным светящимся хвостом. Это стало чем-то вроде праздника. Комету ждали с радостью и тревогой. Больше года назад астрономы объявили, что она пройдёт в предельной, но безопасной близости от планеты, как ещё не одно космическое тело до этого. Народ ждал сегодняшней ночи.

Ира хотела бы остаться дома, но папа настоял.

— Давай, доча, — сказал он, — развеемся.

Ира поддерживала папу под локоть. Его руки, которые всегда были сильными и крепкими, сейчас напоминали птичьи лапки. Высохшие, тонкие.

На улице уже совсем стемнело. Начало осени выдалось тёплым, днём стояла жара, как летом, но по ночам чувствовалось наступление холодов. Тянуло сыростью, с деревьев с шелестом осыпалась листва.

Толпа собралась в центре города, возле ратуши и монастыря. Люди стояли по обоим берегам реки и на мосту через неё, задирали головы, смотрели вверх, в звёздное небо. Показывали пальцами на север. Туда, где пылала комета. Уже несколько недель она была видна невооружённым глазом. Поначалу казалось, что это всего лишь ещё одна звезда. Но с каждой ночью она увеличивалась в размерах. Хвост становился всё ярче и длинней. Сегодня ее можно будет рассмотреть во всей красе.

Ира подвела папу к ограждениям на берегу реки. Он тяжело опустил руки на перила. От его лысого черепа отражался лунный свет. Подняв глаза, Ира ахнула от изумления. Комета словно сорвалась с неба. Подобно реактивному самолёту она прочертила звёздный купол от горизонта до горизонта, светящимся снарядом пронеслась по нему и скрылась за высотками на юге, оставив после себя только длинный пылающий след. Люди провожали ее взглядами, кричали и визжали. Снимали происходящее на камеры и смартфоны. Когда комета исчезла, Иру оглушили вопли и аплодисменты. В воздух взмыли фейерверки, то ли вторя людям, то ли провожая небесную гостью. На высоте с грохотом лопались разноцветные огни. Салют длился долго, его вспышки красиво отражались в спокойной воде реки.

Папа тронул ее за руку.

— Ну как, доча, понравилось?

Ира кивнула. Папа улыбнулся. Улыбка получилась плохой. Натянула тонкую кожу на лице, обнажила маленькие и кривые зубы. Как же она раньше не замечала, какие у него некрасивые зубы? Раньше ей всегда нравилась папина улыбка. Они смотрели друг на друга, Ира надеялась, что папа не видит ее слез.

Ночью Ира плохо спала. Как и всегда в последнее время. Ворочалась, дремала, проваливалась в короткое забытье и снова просыпалась. Прислушивалась к тому, что происходило в соседней комнате. Двери теперь всегда были открыты. Папа ворочался и тихо стонал. От боли. Она это знала. Скоро он позовёт ее. Как всегда, сделает это с извиняющимися нотками в голосе. Стыдливо, словно сделал что-то плохое и теперь сожалеет об этом.

— Доча…

Сначала тихо-тихо, словно сквозь сон. Потом громче.

— Ирочка!

По голосу слышно, что он едва сдерживается, чтобы не сорваться на крик. Ему очень больно. Ира поднялась и, не включая свет, пошла на голос.

— Доч, — папа с трудом сел в кровати. — Больно мне. Не могу. Давай…

Он просил укол обезболивающего, чтобы можно было хотя бы заснуть. За последний год Ира научилась их делать не хуже любой медсестры. Всё необходимое лежало здесь же, в тумбочке. Она включила свет, достала шприц и пузырёк, повернула лёгкое и костлявое отцовское тело.

— Ну как? — спросила она после укола, сидя на его кровати.

— Лучше, — соврал он, улыбнувшись через силу, — спасибо, Ириска.

Ириска. Ласково, как в детстве. Ира выключила свет, собираясь вернуться к себе, но папа снова заговорил.

— Посиди со мной, доча…

В темноте она вернулась обратно к кровати. Села на край. Подумав немного, подтянула ноги, легла, опустив голову отцу на грудь. Дышал он медленно, тяжело. Ласково гладил ее по волосам. Тридцатидвухлетней женщине хотелось снова стать маленькой девочкой, забыть обо всём рядом с сильным отцом.

В окно застучала мелкая дробь.

— Дождь, — тихо сказал папа.

Ира не ответила. Она уже спала, свернувшись калачиком на одеяле. Ее голова тёплым грузом покоилась у него на груди. Его мучили боли, укол не помог. Он стойко терпел, скрипя зубами и обливаясь потом, но молчал и не шевелился, боясь разбудить дочку.

Дождь барабанил по стеклу. Казалось, что вместе с водяными каплями снаружи падает что-то ещё. Маленькое и мягкое, как комки земли. Оно почти бесшумно ударялось в окна, стучало по отливу под окном и летело вниз.

Утром проснулись рано, ещё в темноте. Волонтёры из хосписа должны были приехать в одиннадцать. Ира помогла папе одеться, умыться и отвела на кухню, где накормила безвкусной водянистой овсянкой. От всего остального его рвало. Потом они долго сидели на кухне, делая вид, что им интересно смотреть утреннюю передачу по телевизору на стене. Не хотелось ни говорить, ни делать что-то. Оба понимали, что скоро он уедет и больше уже не вернётся в эту квартиру. Так и сидели, пока не раздался звонок в дверь.

— Не приходи пока, доча, — сказал папа вместо прощания, — отдохни сегодня-завтра. К мальчику своему сходи. Ты и так со мной намаялась. Потом придёшь. Я устроюсь пока, обживусь. Потом, — он махнул рукой. — Договорились?

Ира кивнула, боялась что-то говорить. Знала, что не выдержит и разревётся. Они обнялись, папа при помощи волонтёров покинул квартиру. Ира стояла возле окна на кухне и смотрела, как они садятся в машину и уезжают. Потом она всё стояла и смотрела во двор. Дождь не прекратился. Небо затянули низкие серые тучи. Значит, наступила настоящая осень. Закончились тёплые дни.

Целый день Ира не выходила из дома. Дождь. Да и смысла особого не видела. Валялась на диване, смотря фильмы, пролистывала страницы в интернете. «К мальчику своему сходи», — сказал папа. От этой мысли Ира грустно улыбнулась. Свой мальчик. Игорь. Милый, смешной, безотказный и навязчивый. Влюблённый и вечный друг, готовый на эту роль ради двух встреч раз в месяц, редких походов куда-то вместе и поздравлений на Новый год и день рождения. Странно, иногда думала про себя Ира, почему я ничего к нему не испытываю? Хороший же, правда. Добрый, щедрый, весёлый, умный. С ним всегда есть о чем поговорить и о чем помолчать. И папе он понравился в тот единственный раз, когда они виделись. Игорь тогда был на седьмом небе. Был уверен, что знакомится с будущим тестем. Но после этого ничего не изменилось. Снова редкие встречи и скудные переписки в мессенджерах. Любой другой мужик уже давно плюнул бы на неё, дуру, а этот терпел, ждал. Но однажды, месяц назад, и он не выдержал.

— Знаешь, Ира, — сказал он тогда, — я всё понимаю, у тебя дела, работа, отец больной. Но и я так больше не могу. Бегаю за тобой, как собачонка, уже который год. Нужно же и мне какую-то гордость иметь. Вы, женщины, жестокие. Говорите, что все мужики одинаковые, а ведь многим из вас самим это всё не нужно. Отношения, я имею в виду. Семьи там и всё такое. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Я для тебя всё сделаю. Скажешь уйти, я уйду, не молчи только, не мучай.

Ира сказала что-то плохое, грубое. Они поссорились. После того разговора прошёл уже месяц. Игорь как пропал. Не писал и не звонил, хотя раньше напрашивался на встречу чуть ли не каждый день.

— Доигралась, дура? — спросила Ира саму себя. — Вот и радуйся теперь. Тридцать два года, и ничего у тебя нет. Даже кошки, только работа. Всё принца ждала?..

За этим маленьким курсом самобичевания Ира даже не заметила, как заснула прямо на диване перед телевизором. Видимо, усталость и тревоги последнего времени сморили ее окончательно. Во сне она находилась в толпе людей, которые стояли под дождём и смотрели на небо. На серые низкие облака, словно пытаясь что-то в них разглядеть. В них или за ними. На лицо падали капли дождя и что-то ещё. Шевелилось, пыталось заползти в нос и глаза. Ира ворочалась и вскрикивала во сне.

Так и прошли выходные. Дождь за окном, сидение дома, телевизор, компьютер. И сонливость. Веки стали тяжёлыми, будто свинцовыми. Движения замедленными. В сон клонило постоянно. Нервы, была уверена Ира, просто нервы. Ночью она проваливалась в сплошную черноту без сновидений. Пробуждение оставляло только смутные образы, которые тут же забывались. Точнее, их хотелось забыть.

В перерывах между бездельем Ира бралась за телефон. Хотелось или позвонить папе, или написать что-нибудь Игорю. Ни того, ни другого она не сделала. Папа запретил, велел отдыхать и ни о чем не беспокоиться. А Игорь… В прошлый раз они плохо расстались. Что теперь? Будет ли он рад ее сообщению, как всегда раньше? Ира в который раз ругала себя и откладывала телефон.

В понедельник она пошла на работу. Можно было проехать три остановки на метро, но она решила пройтись, развеяться и размять ноги. Дождь не прекратился, но утих до невесомой мокрой взвеси, словно сам воздух стал жидким. Мокрой плёнкой оседал на одежде, лице, волосах, натянутой ткани зонта над головой.

Под ногами ползали дождевые черви. Почувствовали сырость, выползли из земляных нор. Копошились в траве газонов, на кирпичиках и в швах тротуарной плитки. Их тощие тела сокращались и удлинялись, перетягивая себя с места на место. Тут же двигались толстые неповоротливые слизни, оставляя за собой блестящие следы. С интересом шевелили короткими рожками. Ира шла медленно, стараясь не наступать на маленькие тонкие тела, но всё равно время от времени подошва скользила по чему-то мягкому. Вскоре уже невозможно было обойти их. Черви валили сплошным живым ковром. Казалось, что сам тротуар ожил, пришёл в движение. Рябью копошились они на плитке, на асфальте, на припаркованных машинах. Ира застыла на месте, парализованная удивлением и страхом. Вместе с ней остановились и черви, прекратили движение, замерли. Они поднялись, вытянулись почти вертикально, словно в одну секунду тротуар и дорога проросли живой, скользкой, розоватой травой.

Ира оглянулась по сторонам. Увидела ещё нескольких таких же замерших в недоумении пешеходов. На миг ей показалось, что черви отдают честь, приветствуют именно ее. Но каким-то внутренним чувством тут же поняла, что это не так. Они тянулись к тому, что было выше, над ней. Ира убрала зонт, посмотрела наверх. Небо брызнуло ей в лицо холодной водой. Оттуда же летели вниз люди. Один, другой, третий, десятый. Широко расставив ноги и руки. Одежда трепыхалась на них, как перья птиц. Человек ударился об асфальт в десятке метров от неё. В самой гуще медитирующих червей. Что-то лопнуло с глухим влажным треском, как расколовшийся арбуз. Его голова, подумала Ира. Когда остальные начали падать, она проснулась.

— Девушка, — ее осторожно тряс за плечо бородатый парень в капюшоне, — с вами всё в порядке? Девушка?

Ира осмотрелась. Она сидела на скамейке на автобусной остановке. Вокруг люди, машины, автобусы. Больше ничего. Ни червей, ни падающих с неба людей. Всё это… сон. Она заснула здесь, пока шла на работу. Даже не заметила. Это какая-то нервная болезнь. Она читала о чем-то похожем.

— Вы кричали, — сказал бородач.

— Всё, — она вскочила и чуть не бегом бросилась прочь от остановки, — всё в порядке.

Даже не оглянулась на сердобольного спасителя. Раскрыла над головой зонт, дождь по-прежнему моросил. На тротуаре вытянулся раздавленный кем-то длинный дождевой червь. Ира поёжилась. Перешла дорогу. Впереди уже виднелся квадрат бизнес-центра, где расположились офисы компании, в которой она работала.

Ира не сразу заметила лежащего на земле человека. Слишком погрузилась в свои мысли. Немолодой мужчина лежал навзничь на мокрой траве газона. Рот чуть приоткрыт, на небритом подбородке блестела слюна. Над ним склонился такого же вида персонаж. Довольно грубо тянул за рукав мокрой куртки.

— Э, друг, — хрипло звал он, — э, вставай давай. Проснись.

Рабочий день тянулся длиннее обычного. Время, казалось, застыло. Дождливая серость за окном, полутьма помещений, которую не могли разогнать потолочные лампы. Гудение кондиционеров и компьютеров, щёлканье кнопок, бессмысленные разговоры коллег.

Ира держалась за эту работу. После того, как папу забрали в больницу (в хоспис!), после ссоры с Игорем больше у неё ничего не осталось. Одинокая стареющая трудоголичка, работающая сверхурочно и по выходным. Работа дала ей должность заместителя начальника отдела, отпуска в Европе, новую квартиру, хоспис и дорогостоящее лечение для папы, которое всё равно не помогло.

На лицах коллег отпечаталось тоскливое после-выходное похмелье, отходняк, ломка начала рабочей недели. Они создавали иллюзию бурной деятельности, делали вид, что им действительно интересны расчёты, графики и таблицы на мониторах компьютеров, лениво попивали кофе и перешучивались друг с другом. Но делали это медленнее, чем обычно, сонно, через силу. Широко зевали, тёрли глаза ладонями, подолгу смотрели в одну точку, словно пытаясь сфокусировать взгляд. Некоторые открыто кемарили в креслах, опустив подбородки на грудь.

Ире было всё равно. Пусть делают, что хотят, не до них сейчас. Утром, придя в офис, она сразу позвонила папе. Не выдержала. Он сказал, что врачи предлагали погрузить его в искусственную кому. Так, мол, он будет меньше страдать. Папа отказался, хотел встретить смерть в своём уме, осознанно. После разговора Ира пошла в туалет, долго брызгала в лицо холодной водой. Взбодриться, отогнать слезы и плохие мысли. Никто здесь не должен видеть ее такой. Получалось плохо. Летом папе давали несколько месяцев, не больше. Уже заканчивался сентябрь. Скоро он не ответит на звонок.

Настроение было нерабочим. Ира взяла чашку и вышла в коридор, набрать воды из кулера. Там толпились люди. Очередь выстроилась к аппарату с краниками, увенчанному большой прозрачной бутылью. В коридоре царили сумерки, под потолком тускло мерцали лампы. Люди стояли молча, неподвижно. Ира встала на цыпочки, заглянула вперёд, пытаясь рассмотреть причину заминки. Человек возле кулера нажимал на кнопку крана, в бутыли булькала вода, тонкой струйкой лилась в подставленную чашку. Там же, за прозрачным пластиком, как в аквариуме плавали длинные черви. Извивались в поднимающихся пузырьках воздуха. Синхронно, грациозно, словно танцуя. Человек продолжал набирать воду. Ни он, ни кто-то другой вокруг словно не видел плавающих в воде червей. Ира хотела крикнуть, предупредить, но ее отвлёк стук из соседнего кабинета. Она с тревогой заглянула в открытую дверь. На оконном стекле снаружи распласталась большая серая ворона, широко расставив дрожащие крылья. Птица на лету врезалась в окно и теперь медленно сползала по нему. Из открытого клюва сочилась мутная красная кровь. Через секунду рядом с ней грохнулась ещё одна, только гораздо сильнее, прочное стекло треснуло. Ира даже подпрыгнула на месте. По окну катились крупные дождевые капли, смешиваясь с птичьей кровью. За окном пролетел вниз кто-то ещё, гораздо крупнее любой птицы. Потом ещё. Ира стояла и смотрела, как с неба падают люди. Кусок серой тучи в высоте зашевелился, свернулся во что-то живое, подобие щупальца или гигантской лапы. Потянулся к окну, к зданию, к Ире. Она отступила на шаг, упёрлась спиной в стену и только тогда почувствовала на теле чьи-то цепкие руки.

Она подняла голову со стола и недоуменно оглянулась по сторонам. Ни птиц, ни падающих людей. Она по-прежнему на рабочем месте. Опять заснула? Не может быть. Но тяжёлые слипающиеся веки говорили об обратном. Что ж за день сегодня такой?

— Сегодня у всех так, — словно прочитав ее мысли, сонно улыбнулась ей Светка от соседнего стола, — я сама никакая. Как будто ночью вагоны разгружала. Вон на нашего посмотри.

Она кивнула на начальника, Дениса Петровича, который удобно устроился в мягком кресле за прозрачными стенами своего кабинета. Дверь была приоткрыта. Его громкий густой храп разносился по отделу и был слышен даже в коридоре. Он коротко вскрикнул и заворочался, сквозь сон замотал головой. Как ребёнок, которому приснился кошмар.

Вечером, возвращаясь домой, Ира решила посидеть немного на скамейке у детской площадки возле подъезда. Не хотелось идти одной в пустую квартиру. Она посмотрела на свои окна на седьмом этаже. Пусто, никого. Она подумала об этом с грустью, разочарованно, словно действительно собиралась увидеть там свет. Кто может там ее ждать? Папа и Игорь, сказала она сама себе. Готовят ужин, смотрят телевизор, говорят о футболе. Ждут ее, любимую дочь и жену. А ей самой остаётся только войти, отдаться уюту и покою. Ира грустно улыбнулась этим мыслям. Вдруг захотелось плакать и курить. Даром, что бросила полгода назад, глядя на папу. Курить, не плакать.

Сонливость к вечеру не прошла, наоборот, только усилилась. Ира чувствовала себя так, словно у неё сильный жар и всё вокруг плывёт, как во сне. Погода тоже не улучшилась. В мокрых сумерках загорались уличные фонари, тусклыми бледными звёздами висели на изогнутых ножках опор. Ира сидела почти в полном одиночестве, если не считать одинокую молодую мамашу, которая, несмотря на холод и сырость, вывела на прогулку маленького мальчика. Малыш, потешный и пухлый в теплом комбинезончике, смешно и неловко ковырял лопаткой тяжёлый слипшийся песок в песочнице. Мама сидела рядом на корточках, с улыбкой спрашивала ребёнка о чем-то. Тот что-то звонко лепетал в ответ. Ира не слышала их разговора. Всё звуковое пространство для неё заслонил скрип детской карусельки, стоявшей тут же, неподалёку, в метре от песочницы. Четыре пластиковых сиденья крепились к стальной раме, которая крутилась вокруг забетонированной в земле оси. На одном сидел человек, медленно отталкиваясь ногами, двигался спиной вперёд. Карусель скрипела громко, натужно, словно ей было больно. От этого звука по коже бежали мурашки. Поначалу Ира даже не заметила незнакомца, слишком увлеклась разглядыванием окон, своими мыслями и матерью с ребёнком. Из ступора ее вывел именно скрип, словно любитель каруселей пришёл только что.

Ира пригляделась лучше. Сердце застучало, она подалась вперёд. На карусели сидело длинное тощее тело, знакомое до боли. Сидело ровно и почти неподвижно, только ноги продолжали путь по кругу, задом наперед.

— Папа! — дрожащим голосом вскрикнула Ира и бросилась к нему. — Папа, как… что… почему… как ты здесь?..

Незаконченные вопросы, нелепые слова лились из неё, как рвота. Карусель замолчала, человек остановился. Поднял глаза, в упор посмотрел на дочь. Это он, без сомнений. Ушёл из хосписа? Отпросился? Сбежал?

Одежда на нем висела, как на пугале. Та самая, в которой его забрали в субботу утром. Она шевелилась, шла волнами, словно под ней кто-то был. В доказательство этого появились черви, они лезли из папиных карманов, рукавов, из-за пазухи и воротника. Ира отступила, ее замутило. Отец подался вперёд, силясь что-то сказать. Но вместо слов изо рта хлынули длинные извивающиеся нитки червей. Выкручивались, цеплялись за лицо, подбородок, лезли в нос, глаза, уши. Они лились потоком, раздували человеческое тело изнутри. Когда что-то громко хрустнуло и с влажным хлюпом упало на землю, Иру вырвало. Она стонала, не в силах открыть и поднять глаза. Когда приступ закончился, она вытерла рот ладонью и осмотрелась. Папа исчез так же, как и появился. Она снова заснула, не поняв этого.

В песочнице кто-то возился. Ребёнка не было видно. Его закрыло собой материнское тело. Оттуда слышался только испуганный женский голос.

— Дима, — расслышала Ира, — Димочка… проснись. Не пугай маму.

Ира, шатаясь, встала. Переступила через лужу рвоты. Пошла к песочнице. Молодая женщина сидела прямо в песке, держа на руках спящего ребёнка. Сонно гладила его по лбу, аккуратно трясла за тоненькие плечики. Мальчик лежал на спине и только вздрагивал, словно ему снилось что-то плохое. В сумерках, в свете фонарей Ира видела, как из-под длинных ресниц по щекам ребёнка 6eiyr крупные слезы. Когда она подошла ближе, малыш открыл глаза. Поднял пальчик, указал на небо.

— Когда закончится дождь, — серьёзно сказал он, — мы проснёмся…

Сел на коленях у матери, которая уже тихо сопела, опустив голову. Длинные волосы свешивались, закрывая ее и ребёнка. Мальчик посмотрел на Иру, добавил:

— И умрём.

Вторник и среда прошли тихо, но тревожно. Дождь не переставал, люди засыпали. Им снились кошмары. Дома, на улице, в транспорте, на работе. Потом просыпались, недоуменно оглядываясь по сторонам. Не понимая, где они. Каждый потом рассказывал, что видел во сне червей и мёртвых людей, чувствовал прикосновение чужих рук.

В четверг уже никто не мог молчать. Это назвали сонной болезнью. По телевизору объявили, что ситуация под контролем. В городах ввели карантин и комендантский час. На улицах появились солдаты, патрули, блок-посты. По громкоговорителям просили сохранять спокойствие и оставаться дома. По домам ходили «инопланетяне» — волонтёры в масках и комбинезонах. Были видны только глаза. Сонные, уставшие, покрасневшие. Они пили какие-то таблетки от сонливости, звонили в двери, интересовались, нужна ли помощь. Ира каждый раз вежливо улыбалась и говорила «Спасибо, всё в порядке».

Из магазинов исчезали кофе и энергетики. Из аптек — пантокрин, риталин и настойка лимонника. Дома люди громко слушали музыку и смотрели кино, выкрутив динамики на полную. Сводки происшествий переполняли новости об авариях и несчастных случаях. Люди засыпали за рулём, падали с платформ на рельсы поездов и метро. Маляры, монтажники и промышленные альпинисты срывались с лесов, люлек и навесов. В соседнем городе без электричества остался целый микрорайон. На местной ТЭЦ произошла авария, персонал заснул на работе.

Метеосводки показывали одно и то же. Бесконечные дожди на несколько дней вперёд, на неделю, на месяц. Даже новости с орбиты наводили на тревожные мысли. Члены экипажа МКС говорили, что никогда не видели ничего подобного. Вся планета окутана серым непроницаемым слоем дождевых облаков. Нигде нет ни просвета, ни синевы. В эфир утекла странная беседа между станцией и ЦУП.

— Мы спим, — хрипел голос космонавта, — мы спим и летаем во сне. Мы плачем, и слезы в невесомости Ж1уг нам глаза. Снаружи стучат. Мы смотрим в иллюминаторы и видим его. Хозяин червей, пожиратель миров, принесший дождь и сны. Когда закончится дождь…

Связь обрывалась, и орбита больше не выходила на связь. По телевизору монотонно просили сохранять спокойствие. Ведущий новостей заснул прямо во время прямого эфира. Его голова тяжело рухнула на стол. Ещё полчаса камера показывала, как он кричал и пускал слюни. За кадром слышался храп и крики съёмочной группы в студии. Потом картинка исчезла, сменившись просьбой «Оставайтесь с нами».

С улицы всё чаще доносились громкие хлопки. Милиция и военные стреляли в мародёров.

Ира пришла в хоспис около полудня. Светлое время суток превратилось в одну сплошную серую дождливую пелену. Сонную и медлительную.

Вчера вечером позвонили. Усталый женский голос, сказал, что папе стало хуже, он впал в кому. После этого Ира набрала номер «службы помощи». Выходить из домов запрещалось, для этого требовались пропуска. Ира долго, срываясь на слезы и крик, спорила с мужчиной, который предлагал ей подать запрос. Его рассмотрят в течение суток и обязательно сообщат. В конце концов, мужчина вошёл в положение и пропуск, пластиковый прямоугольник на шнурке, поздно ночью доставил ей волонтёр.

Дорога до хосписа была долгой. Транспорт не ходил, пришлось идти пешком. На каждом углу Иру останавливали военные или милиция, проверяли пропуск и документы. Город словно вымер. Его единственными звуками стали шум дождя и редкие шаги случайных прохожих. Таких же испуганных, усталых, сонных, с болтающимися пропусками на шеях.

По дороге она увидела, как двое волонтёров вели под руки женщину. Она еле переставляла ноги и громко кричала. Глаза ее были закрыты, она спала. Таких отправляли в палаточные городки. Там их укладывали на раскладушки и топчаны. Люди ворочались и кричали во сне. Когда они приходили в себя, волонтёры отводили их домой.

Хоспис встретил Иру пустым холлом и бледным светом ламп над потолком. В дороге она промокла до нитки, не смотря на зонт и плащ. Сырость проникла под одежду, волосы прилипли к щекам. За стойкой администрации клевала носом девушка в белом халате. Ира подошла, назвала фамилию.

Ее повели по лестнице наверх и по коридору вглубь здания. Вокруг никого. Двери палат раскрыты, там храпели и стонали больные, пищали медицинские приборы. У папы была отдельная палата, самая лучшая. Зайдя внутрь, Ира тут же бросилась к отцу, который лежал неподвижно, как мумия, со скрещёнными на груди руками. Словно уже был мёртв. К запястьям крепились датчики и трубочки, рот и нос закрывала прозрачная маска. По застывшему каменному лицу ползали черви. Ира, давясь слезами, борясь с отвращением, руками собирала их скользкие тела, отбрасывала в стороны. Черви извивались, летели на пол, прилипали к стенам палаты, оставляя после себя разводы слизи.

Их становилось больше. Выползали из-под подушки, одеяла, пижамы больного, маски на лице.

— Помогите! — срывая голос, в ужасе вопила Ира. — Кто-нибудь!

Без сил она поскользнулась в раздавленных на полу червях, упала на лежащего отца. Зарылась лицом в его костлявую твёрдую грудь. Горько зарыдала. Черви копошились в волосах, щекотали уши, словно успокаивали. Они уже не вызывали омерзения. На затылок Ире опустились руки, погладили. Папа, жив. Руки вцепились в волосы, сильно, до боли. Прижали сильнее, дышать стало тяжело. Ира хотела закричать, но не смогла. Руки вдавливали, толкали куда-то в сырость и копошащуюся темноту. Раздался стук. В окне. Ира не могла поднять голову, чтобы посмотреть. Ударили сильнее, было слышно, как по стеклу с хрустом побежали трещины.

Кто-то дёрнул ее назад, повалил на спину.

— Девушка, — услышала она, — проснитесь…

Женские руки осторожно, но сильно хлопали ее по щекам. Ира с медсестрой сидели на полу. Папа лежал неподвижно, вытянувшись дугой. Голова запрокинута, стеклянные глаза уставились в стену, прозрачная маска сползла на подбородок, рот приоткрыт. Приборы пищали монотонно, без остановки, на одной ноте. Пульса не было.

Ира заплакала.

Чтобы организовать похороны, пришлось сделать десяток звонков, сорвать голос, потратить часы, нервы и слезы.

На третий день после посещения хосписа Ира ехала в арендованном микроавтобусе за город, к городскому кладбищу. Кроме неё в салоне сидел накачанный кофеином водитель и двое волонтёров. Гроб с папой стоял в проходе. Пришлось убрать половину сидений, чтобы он поместился. Больше не было никого. Телефоны близких и дальних родственников не отвечали, да и вряд ли кто-то из них смог бы сейчас приехать. Даже венок искусственных цветов у гроба был только один. От Иры. С надписью «Дорогому папочке» на длинной ленте.

У кладбищенских ворот их встретили четверо заспанных медлительных рабочих. Открыли задние двери микроавтобуса, осторожно вытащили гроб, понесли. Ира шла следом, несла венок. Дождь хлестал по волосам и плечам. На папином костюме оставались тёмные мокрые разводы. Заострившийся нос покойника уставился в серое небо.

На другом конце кладбища было движение, рычали машины и громко переговаривались люди. Там были братские могилы. Солдаты и волонтёры в брезентовых костюмах хоронили убитых мародёров и неопознанных мертвецов. Тех, кто погиб в несчастных случаях. Кого санитарные бригады находили во дворах и на городских улицах.

Гроб поставили возле глубокой ямы, на дне которой уже скопилась приличная лужа.

— Прощайтесь, — хмуро сказал рабочий.

Ира подошла, коротко поцеловала отца в мокрый холодный лоб. Слез не было. Она уже не могла плакать. Не было сил. Хотелось только спать. Уже не в первый раз она заметила, что под открытым небом чувствует себя неуютно. Было желание сжаться, спрятать голову в плечи, будто сверху кто-то смотрит, прибивает взглядом к земле. Она посмотрела на остальных. То же самое. Дёрганные, нервные, испуганные. ...