Глава 1

Корпус, в котором располагалась столовая, напоминал криво воткнувшуюся в землю летающую тарелку. Футуристическая конструкция из стекла и бетона, с царством ослепительно белого в интерьерах, чуждо контрастировала с серостью тоскливой осени, царствующей за панорамными окнами.

Не только диск здания столовой, но весь комплекс, куда переехала гимназия имени барона Александра Витгефта, был построен в стиле хай-тек: словно не одна летающая тарелка, а целая эскадра космических кораблей внеземной цивилизации приземлилась здесь, на острове Ягры в устье Северной Двины.

Впрочем, вид из окон столовой открывался не на остальные занятые гимназией корпуса, а на «большую землю» материка, отделенную от острова Никольским заливом. И среди серой ноябрьской хмари на другом берегу единственным ярким пятном выделялись синие и золотые купола Николо-Корельского монастыря.

Северная погода — по всеобщему впечатлению, — встретила прибывших с юга страны гимназистов примерно с такой же приветливостью, каким бывает ласковый удар мокрой тряпки по лицу. И если поначалу казалось, что можно привыкнуть — то сейчас, в середине ноября, после полутора месяцев без настоящего теплого солнца, пейзаж за окном вызывал уныние практически у всех.

Ясноглазая Наденька одна из немногих взирала на окружающий мир с восторгом юного натуралиста, для которого у природы нет плохой погоды. Эльвира же, как и Илья, о погоде высказывались в сдержанном, но негативном ключе. Особенно когда Андре устраивал нам многокилометровые марш-броски по окружающим город сопкам. Черноглазый Модест комментариев себе не позволял, но было видно — он, привыкший к гораздо более комфортному климату, страдает сильнее всех.

— Ну, хотя бы не Норильск, — пробормотал я негромко, нарушая повисшее молчание.

— Что? — поинтересовался только присевший за наш стол Валера.

— Не «что» а «где», — моментально отсек я его, возвращаясь взглядом к тарелке с овощным салатом, который все никак не мог победить.

— И где?

— Там.

— А там что?

— А там глухих повезли, — пожал я плечами, насаживая на вилку крупный кусок авокадо.

Мое меню теперь от меня не зависело, и было составлено диетологами гимназии по заявке Андре. И почему-то моя нелюбовь к некоторым продуктам не учитывалась вовсе, хотя информация об этом у составителей наверняка имелась в личной карточке. Хотя может быть, дело именно в этом.

— Чем тебе не нравится Норильск? — не сдался Валера, предсказуемо забирая у Модеста чай.

— Валер, это мой чай, и он невкусный… — начал было темноглазый оруженосец сибирской царевны, но Валера от него только отмахнулся. Модест пожал плечами и отвернулся. Выглядел он, кстати, совершенно спокойно, хотя вчера даже пробовал после подобного с Валерой разборки устраивать. Смирился?

— Чем мне не нравится Норильск? — между тем недоуменно переспросил я и невольно задумался.

После того как побывал в Норильске (в прошлой жизни), понял почему дежурные жалобы петербуржцев на климат вызывают у непробиваемо-спокойных северян лишь снисходительную улыбку. Потому что все присказки, которыми описывают столичные жители свой климат, по типу «здесь три месяца холодно, а остальные девять — очуметь как холодно» или «да было у нас лето, просто я в тот день работал» относятся в первую очередь к Норильску.

— Купаться там неудобно очень, — нашел наконец я вполне нейтральный ответ.

— Чем же? — поинтересовался Валера, держа на весу кружку с горячим чаем, все никак не собравшись сделать первый глоток.

— Там дно водоемов даже летом не оттаивает. И поэтому даже комфортно не встать передохнуть. Если ты конечно понимаешь, о чем я, — выдал я самую мерзкую улыбку, на которую был способен.

Илья, судя по взгляду, единственный из всех догадался о смысле сказанного. Широкоплечий светловолосый крепыш постарался сохранить невозмутимость, но не выдержал и пару раз негромко хрюкнул, сдерживая рвущийся смешок.

— Ты чего? — поинтересовался Валера у Ильи, на котором сейчас скрестились взгляды всех присутствующих. Нет, не всех — Модест то и дело поглядывал на свой чай в руках Валеры.

— Анекдот он забавный вспомнил, — пришел я на помощь Илье, отвлекая внимание.

— Какой анекдот? — снова повернулся ко мне Валера.

— Про пятнистых змей, — широко улыбнулся я. Все же багаж целого культурного пласта незнакомого этому миру, позволяет использовать многие шутки эксклюзивно, и по-настоящему в первый раз.

Но продолжить привычную пикировку с принцем не удалось — Валера все же отхлебнул забранный у Модеста чай. Глоток он сделал хороший и после моментально изменился в лице. Ненадолго, очень быстро вернул себе спокойствие, но выражение лица говорило о предельной собранности и задумчивости. Выплевывать чай Валера не стал, но и глотать ему почему-то не хотелось.

— Валер, я предупреждал, что он невкусный, — негромко произнес Модест, всем видом показывая, как он переживает случившийся казус. Валера только сверкнул глазами, поднялся и быстро направился в сторону выхода, так и не решившись ни проглотить, ни выплюнуть чай прямо здесь.

На ходу он едва не столкнулся с Анастасией, которая двигалась со своим подносом к нашему столу. Проводив взглядом Валеру, она подошла к столу, поставила поднос и вновь бросила короткий взгляд вслед торопливо уходящему принцу.

— Что это с ним? — поинтересовалась княжна, осмотрев присутствующих подсвеченным слабым ультрамариновым сиянием взглядом.

— Климат местный обсуждали, — меланхолично пожала плечами Эльвира, — не выдержала душа поэта, видимо грустить ушел.

— А что не так с климатом? — недоуменно глянула Анастасия сначала на Эльвиру, а после на лучившегося гордостью восстановленного достоинства Модеста.

— Там, если ты не заметила, не только Архангельск, но еще и ноябрь, — показала между тем Эльвира княжне на серую хмарь за окном.

Анастасия только плечами пожала — ей, работающей с ледяным пламенем адепту водной стихии, минусовая температура неудобств никаких не доставляла. И она единственная из присутствующих за столом пользовалась стихийной силой источника, а это — как хорошо помню, даже визуально делает мир ярче. И сейчас княжна, даже когда ее глаза не сияют ультрамарином ледяного пламени, видит окружающее в холодных синих цветах. И осень за окном для нее подкрашена более ярко, словно изображение на мониторе с преобладающим балансом синего.

— Вы в Астрахани в июле не были, если уж о плохом климате речь, — после некоторой паузы также меланхолично, как и Эльвира ранее, произнесла княжна принимаясь за еду.

— Отличный климат в Астрахани. В июле тоже, — ровным тоном ответила Эльвира и обернулась ко входу в столовую, потому что выплюнувший чай Валера уже возвращался.

В руках он держал бутылку воды, из которой то и дело отхлебывал. Как раз в этот момент Валера проходил между двумя столами с новыми, недавно принятыми на обучение гимназистами — сплошь девушками. И конечно же он совершенно нечаянно задел стул, учинив локальный разгром. Сразу не меньше десяти гимназисток обернулось на Валеру. Выглядело это… немного пугающе, если честно. Потому что все десять обернувшихся были адептами ледяной стихии, и смотрели за Валерой сейчас сплошь подсвеченные ледяным пламенем глаза.

Впрочем, в этом мире Игру Престолов кроме меня никто не видел, и никто подобных моим чувств не испытывал. Валера между тем подмигнул синеглазым девушкам «Ледяного» факультета, разослал сразу несколько воздушных поцелуев и вернулся к нашему столу.

— Не нашла еще общий язык? — словно ничего не произошло, поинтересовался Валера у Анастасии, подбородком дернув в сторону группы снежных королев. Княжна только усмехнулась и головой покачала.

Я раньше не обращал особого внимания, но в Елисаветграде она единственная из всех моих знакомых юных одаренных оперировала стихией Воды, используя холод. Сейчас же, после переезда в Архангельск, адептов ледяного пламени в гимназии оказалось огромное количество. Как раз вследствие переезда — потому что из Елисаветграда выехала едва половина гимназистов. Но количество обучающихся осталось прежним — часть классов перевели из императорской школы «Аврора», находящейся на другом берегу от нас, на территории Никола-Корельского монастыря. Расширение Авроры давно планировалось, и комплекс зданий в который переехала гимназия Витгефта, изначально строился именно для знаменитой на весь мир императорской школы.

Ситуация с переездом и отчуждением новейших корпусов возникла довольно щекотливая — в Авроре естественно подобному никто не обрадовался. Напряженности добавил еще и то, что уязвленные ситуацией руководители Авроры не подумали соблюсти даже минимум приличий: ряды гимназии Витгефта пополнили имеющие самый низкий рейтинг ученики — в пику практике, когда в подобных ситуациях переводили классы целиком, делая исключение лишь для отдельных учеников. В это же раз просто взяли весь подвал таблиц личного рейтинга — как успеваемости, так и магических способностей.

Кроме внешнего напряжения, существовало еще и внутреннее: в необжитых еще стенах гимназии Витгефта между старыми и новыми гимназистами отношения пока оставались весьма холодными. В прямом и переносном смысле, особенно учитывая профиль большинства новых учеников (в подавляющем большинстве учениц).

Ситуация осложнялась тем, что беженцев — как нас за глаза называли, количественно было не больше отщепенцев или балласта, как некоторые из «старых» гимназистов называли за глаза местных. Поэтому естественным образом возникло прямое соперничество примерно равных групп, с показательным друг от друга отчуждением. Конечно, атмосфера в столовой гимназии сейчас казалась не столь взрывоопасной, как в последние недели обучения на старом месте, когда в преддверии грядущих событий произошло разделение на «имперцев» и «республиканцев». Но ощутимая линия водораздела незримо присутствовала. В общем, ситуация со всех сторон сложилась не очень приятная и даже гнетущая. Осень еще эта…

В этот момент через несколько столов от нас разговорились три гимназистки, переведенных из «Авроры». При этом в ходе бурного спора одна из них настолько увлеклась, что в череде пулеметных фраз из русского и французского повышая голос перешла на поморский говор.

— Меня пока к себе не принимают, я еще не прошла тест на произношение, — негромко сказала Анастасия, вызвав у всех за столом легкие улыбки. Своеобразный местный северный выговор, с упором на протяжные гласные в окончании слова, от местных новичков практически не слышали, но он был постоянным предметом для шуток. Среди своих, конечно же — от чужих можно и приглашение на дуэль получить.

После слов Анастасии за столом вновь повисло молчание.

— Ну… зато можно на выходных на доске выбраться покататься. Кто-нибудь хочет? — вновь нарушая тишину, произнес я.

— Как? — переспросил Валера, судя по виду совершенно не поняв смысл мною сказанного.

— Как глухих повезли? — посмотрел я на него.

— На какой доске? — с видимым пренебрежением нахмурился он. — Ты перебрал северной погоды?

— На обычной доске, Валер, — удивился я.

— Артур?..

— Валер?..

— Артур, я понимаю, что ты вырос в местах, где снега не видели, но…

Валера замолчал, делая многозначительную паузу, за время которой я вдруг поразился удивительной догадке.

— Но что? — уже понимая в чем дело, перепросил я.

— По снегу с горки не катаются на досках, — менторским тоном произнес Валера. — Технически, конечно, так можно назвать две тщательно технологически обработанные доски, но и то не все, потому что в основном все же используется пластик. И это принято называть лыжами — запомни на будущее. Лыжи надеваются по одной на каждую ногу, используются в комплекте с лыжными палками, предназначенными для удержания равновесия. Есть еще санки или ватрушки, но это для младшего школьного возраста.

— Вот как… — протянул я, не скрывая самого настоящего удивления.

— Вот так. Видишь, твой внутренний варвар сделал еще один маленький шажок к освоению лежащего за границей Калифорнии мира. Можешь сказать мне за это спасибо.

Однажды я при Валере упомянул неосторожно, что мне как прибывшему из британской Калифорнии варвару свойственно ошибаться, и он теперь беззастенчиво использовал мою ремарку. Впрочем, сейчас я даже внимания на попытку уязвить не обратил, в этот раз оставляя победу за ним. Потому что размышлял о том, что в это мире просто не получил распространение сноуборд.

«I’ve got the snowboard under my feet», — зазвучали в памяти слова песни, текст которой хорошо помнил: — «I can fly so high, I can fall so deep…»

— Snowboard? — посмотрела на меня княжна, уловившая эхо возникшего мыслеобраза. Очень внимательно посмотрела, поскольку голос воспоминаний у меня прозвучал женский — вокалистки группы «Guano Apes», которые стали по-настоящему знамениты после исполнения написанной к чемпионату мира по сноуборду песни «Lords ofthe boards».

— Снежная доска? — ухватился за слово Валера. — Знаешь, я привык что в Америке считают, что у нас по улицам белые медведи ходят, но не думал, что вы даже не знаете, что такое лыжи…

— У вас это где, в Месопотамии? — поддела его Анастасия.

— Не усложняй, — легко уклонился от ее шпильки Валера, и вновь посмотрел на меня: — Как ты это представляешь? Снять, допустим, межкомнатную дверь, прийти на горку и…

Валера продолжал что-то говорить, шутя и смеясь сам с собой, пользуясь моим молчанием. Я же внешне на его слова реагировал, все же сделав над собой усилие и доедая салат. Ограничивался лишь редкими «угу» и «ага», в это время полностью уйдя в себя.

За последние полтора месяца после переезда из Елисаветграда в Архангельск событий в моей жизни уместилось меньше, чем за несколько дней во время памятного визита в Петербург, или двух поездок в Высокий Град. Да, была учеба в гимназии, тренировки темных искусств с фон Колером, тренировки практической стрельбы и городской охоты с Андре, контроль хозяйственной деятельности Зоряны и Фридмана, который воевал за имущество рода Власовых; конечно, это все расслабиться не позволяло, но все же у меня появилось достаточно времени отдохнуть и просто прийти в себя.

Пользуясь свободным временем, я много размышлял, смогу ли применить здесь знания из своего мира. И не могу сказать, что придумал что-то дельное. Этот мир, с появлением в начала двадцатого века одаренных пошел по иному пути, и многие мои знания были ему просто чуждыми. А технологически во многих аспектах местная реальность вовсе ушла далеко вперед, так что мне наоборот приходилось догонять развитие, расширяя понятийный аппарат.

Но больше от идеи даже предварительных расчетов привнести что-то новое, меня отвадило нечто другое. Ведь для того, чтобы занять пустующую нишу, даже если ее найду, требовалось предпринимать поистине титанические усилия: для производства, казалось бы, элементарной вещи необходимо часто развивать даже не одну отрасль. Да и я, как гуманитарий, вряд ли смогу воспроизвести технологическую цепочку сложнее, чем производство английской булавки. Это еще не говоря о востребованности новинок в обществе — что вообще лотерея, даже не беря в расчет технические вопросы продвижения или сбыта.

Да, есть и другие пути. Можно позаимствовать собственность интеллектуальную, но… Написать историю о мальчике-волшебнике-который-выжил? Да даже если я смогу это сделать, или найти грамотного исполнителя, рассказав ему вехи сюжета и желаемый стиль изложения истории, перспективы у подобной книги так себе. Далеко не факт, что популярные в моем мире вещи взлетят здесь — совершенно другое восприятие мира, иные направления массовой культуры.

Даже в моем мире сверхпопулярные вещи, будучи написанными не в свое время, вряд ли приобрели признание — ну какую популярность мальчик-волшебник получил бы допустим во время Карибского кризиса? Тем более, есть и другие примеры — изобретатель велосипеда потратил всю жизнь на свое детище, умер в нищете, а его творение приобрело признание только много после.

Но со сноубордом же совершенно иной случай. В Америке наверняка давно есть сноусерф, к которому здесь Джейк Карпентер по каким-то причинам не приделал ножные крепления. Так, как это произошло во второй половине двадцатого века в моем мире, создав столь простым на первый взгляд действием новую сверхпопулярную субкультуру.

И ведь здесь, в этом мире, широко распространены и популярны горные лыжи — вокруг Архангельска больше двух десятков курортов на любой вкус и кошелек, с уже давно наспанным искусственным снегом. Горнолыжных курортов, куда мне все никак не выбраться.

Конечно, будь я простым парнем с улицы, перспектив со сноубордом никаких бы не было — такие гении-изобретатели табунами пороги инвесторов околачивают. Но сейчас сама ситуация благоприятствует. У меня есть средства и специально обученные люди, вернее возможность их найти.

Найти тех, кому можно поручить выполнение работ на основе словесных объяснений и кривого эскиза — художник из меня такой же прекрасный, как и технарь. И самое главное, у меня есть окружение, которое позволит быстро популяризовать это вид спорта. Потому что на признание в моем мире сноуборду потребовалось немало лет, а в Европе сноубордистов долгое время даже не пускали на большинство горнолыжных курортов.

— Ловушка псевдоэлитарности коварна, — выходя из состояния спокойной задумчивости, глянул я Валере в глаза, сбив его на полуфразе фантазий о катаниях с гор на дверях.

Замолчав, принц внимательно на меня посмотрел, не став переспрашивать.

— Человек животное стадное, — продолжил я мысли вслух. — И при достижении определенного уровня благополучия он стремится в первую очередь быть не хуже других. А когда человек достигает определенного уровня достатка, позволяющего не напрягаться о перспективе завтрашнего дня, то он и вовсе старается выделиться из толпы.

— Ты это к чему? — поинтересовалась заинтересовавшаяся вдруг моими словами Эльвира.

— Я это к тому, что с ростом благосостояния наступает момент, когда индивидуальное потребление для отдельного члена общества в первую очередь становится демонстрацией социального статуса, — объяснил я и обернулся к Валере: — Сколько твой «Inseguimento» стоит?

— А я не знаю, — пожал плечами принц.

Совсем недавно Валера отпраздновал свое первое совершеннолетие (отлично погуляли), и по этому поводу приобрел себе личный автомобиль. Маску обычного парня «Валеры Медведева» персидский принц снимать и не думал, поэтому был куплен достаточно скромный для его настоящего статуса Альфа-Ромео, используемый итальянской полицией и называемый «Перехватчик».

Не супер-люкс, но все же достаточно недешевый и статусный автомобиль. «Inseguimento» внешностью сильно напоминал Мустанг шестьдесят восьмого года, только со встроенным альфа-ромеровским щитом в радиаторной решетке, и был весьма популярен у молодежи.

— Девятьсот рублей, плюс-минус, — прикинул я цены. — Видишь, ты даже не знаешь, сколько он стоит. А кто-то, для того чтобы приобрести себе такой автомобиль, тратит свой годовой доход, а иногда и большую сумму, влезая в кредиты. А знаешь, зачем?

— И зачем?

— Затем, чтобы прикоснуться к другому, более высокому уровню мира, хоть немного стать его частью. Потому что на таких как у тебя машинах ездят самые разные люди — не только аристократы, но и владельцы заводов, газет и пароходов. На такой как у тебя машине бывает даже принцы ездят. Вот ты, Валер, видел в жизни принца хоть раз? Я имею в виду настоящего принца, всамделишного?

Модест, обычно сохраняющий каменную невозмутимость, в этот момент демонстративно хмыкнул — он до сих пор почивал на лаврах после авантюры с чаем (разбавленным видимо вместо сахара солью). Валера, впрочем, на него сейчас даже внимания не обратил.

— Знаешь, что дважды повторенная шутка уже так себе шутка?

— Зависит от ситуации. Бывают моменты, когда дважды повторенная шутка становится в два раза смешнее.

— Можешь повторить еще в третий, глянем на результат.

— Валер, ты бываешь таким нудным, что аж зубы вяжет.

— Ты к чему все это рассказывал-то? — откинувшись на спинку кресла, напомнила о себе вопросом Эльвира, опередив открывшего было рот Валеру.

— А! — вспомнил я вообще с чего все началось: — Если дать человеку возможность прикоснуться к жизни другого мира, причем поместив его в условия, где нет ни эллина, ни иудея, еще и за сумму в десять раз меньшую чем стоимость купленного тут недавно одним пареньком итальянского ведра с гайками…

— Что? — не выдержал такого наглого выпада Валера.

— …то можно будет создавать своих богов, строить новые империи и культуры, — закончил я.

— Ты это сейчас про сноуборд? — с некоторым недоумением поинтересовалась Эльвира.

— Купи межкомнатную дверь и иди с ней на гору, прикоснись к миру богов, — ответил за меня Валера, и постучал пальцем по виску. Я в ответ только выдал широкую дежурную улыбку, совершенно не расстроившись.

— А… — понимающе вдруг покивал Валера, — это у тебя идеи такие от страха перед ареной?

— Какой ареной? — вообще не понял я о чем речь.

— Валера, ну что ты… — осуждающе посмотрела на него Эльвира и взмахнула рукой. Мгновением позже вокруг нас закружился вихрь поглощающего звуки и размывающего изображения купола.

— Ой да ладно, а то никто не знает, чем мы все вместе в темноте занимаемся, — отмахнулся было Валера, но под взглядом Эльвиры извиняющимся жестом поднял руки. — Все, прости-прости, был неправ. Больше не буду нарушать конспирацию.

— Мизинец себе отруби, чтобы честь сохранить, — посоветовал я ему и обернулся к Эльвире: — Так что за арена?

— Сегодня у вас практическая демонология и визит на арену. Даже я знаю, — опередила всех с ответом Анастасия.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился я.

— Хвастался тут кое-кто перед твоим ординарцем, что скоро научится управлять существами из нижних миров и после запряжет его в собачью упряжку. Пальцем ни на кого показывать не буду, — выразительно посмотрела Анастасия на Валеру.

Я только головой покачал, всем видом показывая, что у меня нет слов. Судя по виду, Эльвира была со мной полностью солидарна.

— Ладно, арена так арена, — поднялся я. — Пойду, мне еще к Марьяне Альбертовне надо зайти…

— Я тоже пойду, — одновременно поднялся со мной Валера.

— Валер, останься пожалуйста ненадолго. Разговор есть, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, попросила принца Эльвира.

Подмигнув и одобряюще показав Валере большой палец, я поднялся и с легким усилием преодолел тут же сомкнувшуюся за моей спиной пелену купола. Двигаясь к кабинету директора, все размышлял насчет сноуборда. Идея интересная, но где найти время?

Уже через пару недель начало отборочных матчей национального турнира за приз принца Ольденбургского. Кроме того, впереди еще три светских мероприятия, в числе которых знаменитый Бал дебютанток. Демонология эта еще практическая совсем невовремя — с ней у меня отношения ну никак не складываются. И с учетом того, что случилось на последнем занятии посвященному демоническому пламени, ничего хорошего от сегодняшней лекции ждать точно не приходится.

Глава 2

Марьяна Альбертовна, директор императорской гимназии имени барона Александра Витгефта, когда я зашел даже взгляд на меня не подняла, настолько сосредоточенно над чем-то размышляла. Ну как размышляла — просто делала вид, предполагаю. Потому что сам, в прошлой жизни еще, тоже бывало принимал такую позу — опустив лицо чуть вниз и подперев голову руками; подушечки больших пальцев под скулы, остальные на лоб, по линии роста волос, а мизинцы на переносицу. Таким образом легко отдохнуть и расслабиться можно, имея при этом предельно рабочий, задумчивый вид. Главный же плюс в том, что совсем не заснешь и не уронишь голову, обратив на себя внимание на совещании.

Когда я зашел, Марьяна Альбертовна не сразу подняла голову. Как есть, расслабилась в полудреме — увидел я, как она не сразу сфокусировала на мне взгляд покрасневших глаз.

Впрочем, заминка длилась доли секунды. Поймав мой взгляд, директор жестом показала на гостевое кресло. Когда я присел, Марьяна Альбертовна порывисто встала и прошла к окну, вглядываясь в серую хмарь. Вид из ее кабинета наверху главной башни, стрелой шпиля достающий почти до самых тяжелых, низких облаков, открывался на всю гимназию, занимающую большую часть острова Ягры.

Пока я разглядывал из-за спины директора открывшуюся картину, испытал ощущение, словно смотрю на отдельное поселение колонистов на чужой планете. Настолько ярко и чужеродно выделялась современная архитектура на раскрашенном осенью в серое острове, омываемым свинцовыми водами северного моря.

Пока наблюдал за белоснежными, подсвеченными холодным синим сиянием постройками, пытался догадаться зачем она меня вызвала к себе. Директор же по-прежнему разглядывала пейзаж за окном, напряженно вглядываясь вглубь своих мыслей. Сам внимания к собственной персоне не привлекал. Марьяна Альбертовна даже несмотря на кукольную внешность — ясные глаза и смешные кудряшки, производила впечатление человека, с кем связываться не стоит.

Поэтому я дисциплинированно ожидал. Только теперь разглядывал красно-оранжевый флаг с гербом гимназии — орлом и солнцем, висящий над столом директора. Мне тоже есть не только о чем подумать, но и над чем поспать с открытыми глазами.

— Артур Сергеевич, — обернулась ко мне наконец хозяйка кабинета.

— Да, Марьяна Альбертовна, — встрепенулся я, переводя взгляд от раскинувшего крылья орла гимназии и возвращая собранность.

— Вы помните наш разговор в начале учебного года, состоявшийся в присутствии Валерия Георгиевича?

— Прекрасно помню, — просто ответил я.

Еще бы не помнить. Директор тогда устроила нам обоим довольно чувствительный разнос, потому что мы оба, став старостами своих классов, самоустранились не только от клубных, но и от общественно-полезных дел — сената, визитов вежливости в другие школы для обмена опытом и прочих знаковых мероприятий. Хотя на нас, как оказалось, директор имела весьма определенные виды. Но если Валера об этом знал и просто беззастенчиво-нагло соскочил, то я просто не был в курсе. И никакой вины за содеянное не чувствовал.

— Ситуацию, в которой оказалась гимназия с переездом, и перспективами еще более низкого падения нашего рейтинга представляете? — поинтересовалась Марьяна Альбертовна.

— Представляю, — кивнул я.

Я на самом деле хорошо представлял возникшую ситуацию и ее грядущие последствия. И более того, я сейчас хорошо понимал Марьяну Альбертовну и всей душой ей сочувствовал. Потому что меньше чем за месяц перевести и наладить образовательные процессы в заведении ее уровня это само по себе непростая задача. Но суматошный переезд с насиженного места был самой малой причиной для головной боли Марьяны Альбертовны.

Вопрос грядущих перспектив рейтинга обсуждался среди гимназистов ни раз и не два, тем более среди своих. Гимназия Витгефта, о чем свободно говорила сама директор, и так была бессменным обитателем подвала рейтинга императорских образовательных учреждений. Впрочем, особого урона репутации ни учебному заведению, ни репутации учеников это не шло — из-за многолетней и кропотливой работы, проделанной Марьяной Альбертовной на прежнем месте.

В гимназии Витгефта учили управлять тремя базовыми стихиями — Огнем, Воздухом и Водой. Кроме того, в гимназии присутствовала знаменитая на всю Конфедерацию кафедра целителей, а рекомендация «целитель от Витгефта» открывала самые разные двери в жизнь выпускникам гимназии. Именно кафедру целителей Марьяна Альбертовна холила и лелеяла долгие годы, вкладывая в ее развитие большую часть наличных ресурсов.

Все целительницы, обучающиеся в гимназии в Елисаветграде, отличались зеленым магическим сиянием глаз. Для лечения они использовали природную силу на основе стихии Воды, и пышущий жизнью южный регион для обучения подходил как нельзя лучше. Но это было на пышущим теплом и жизнью Юге, а мы сейчас оказались на Севере. Там, где природным целительницам не только учиться, но и работать применяя свою силу некомфортно. Так что вся кафедра целителей в полном составе была переведена в Белгород, в императорскую школу «Белогорье».

Здесь же, на севере России, потребность Северной Флотилии и Арктических бригад Русской императорской армии в одаренных обеспечивали школы, расположенные по большей части близко к полярному кругу. Специфика действий на севере — Арктику здесь делили гораздо более активно, чем в моем мире, предполагала комплектование частей боевыми магами из адептов Огня и Воды (в основном Льда). Целители же работали не с силами живой природы, а с астральным планом. Мистики, как их называли — именно эту школу магии отличало фиолетовое сияние глаз, с которым я впервые столкнулся, увидев Ольгу.

По итогу в Архангельск гимназия переехала без своих сильнейших учеников, все согласованные планы обучения полетели в тартарары, а состав обучающихся «приятным» бонусом был дополнен отщепенцами из Авроры, для которых у Марьяны Альбертовны еще и не было в наличии профильных профессионалов преподавательского состава. Просто замечательная ситуация: сразу даже не определишься, какие дыры латать — хозяйственные, или грядущие репутационные, потому что соревновательное значение рейтинга учебных заведений никто не отменял.

— Артур Сергеевич, как вы относитесь к тому, чтобы сложить с себя полномочия старосты класса и поучаствовать в общественной жизни гимназии? — поймав мой взгляд, поинтересовалась директор.

— Отрицательно отношусь, Марьяна Альбертовна, — после секундной паузы ответил я.

Мог, конечно, задвинуть минутную тираду ни о чем на чиновничьем языке, но делать этого не стал. Директор далеко непроста, обидеться может. Но и соскакивать с синекуры желания у меня никакого нет, и так света белого не вижу. И не потому, что темнеет в четыре часа вечера, а потому что дел навалом. Еще и идея со сноубордом столь привлекательная…

— Еще бы не относиться отрицательно, Артур Сергеевич. Учитывая, что все обязанности за вас выполняет Надежда Геннадиевна, — покачала головой директор.

В ответ я только плечами пожал. Спорить смысла нет — ясноглазая Наденька, которая была старостой в прошлом году, оказалась для меня просто незаменимой находкой. Она, будучи лишена персональной ответственности, которую на себя взял я вместе с должностью, просто преобразилась — ушло ненужное стеснение, и пришел бронебойный энтузиазм. Вот что значит подходящие условия для работы — из Наденьки получился бы просто идеальный исполнительный директор, ответственный за организационную и операционную деятельность.

Так что за минувшие полтора месяца, пока весь преподавательский и ученический (по типу сената гимназии) состав носился как угорелый, затыкая многочисленные дыры, я избавился от головной боли самых минимальных обязанностей. Обязанностей, которые даже у обычного гимназиста занимали время до вечера. И в результате этого смог максимально сконцентрироваться на тренировках и личных делах.

— Мы усиленно готовимся к турниру, вы же знаете, — нарушил я осторожно повисшую паузу. — И задачи одерживать победы, добравшись до золотой сетки, с нас никто не снимал.

— Знаю, — кивнула Марьяна Альбертовна. — Но все же рискну попросить вашей помощи.

Оу. Не нравится мне это — с козырей зашла.

— Всегда рад вам помочь… если это будет в моих силах, — осторожно произнес я.

Марьяна Альбертовна, которая судя по всему видела меня насквозь, только усмехнулась.

— У меня к вам будет непростая и весьма деликатная просьба.

— Весь внимание.

— В грядущем турнире, выполняя наши предыдущие договоренности, вам необходимо не только отобраться в золотую сетку.

— Но и…

Марьяна Альбертовна отвечать не стала. Вместо этого она вызвала свое управленческое интерактивное меню и легким нажатием активировала воспроизведение — на сайте, как я успел заметить, «Мессалина» — закрытого видеохостинга для узких кругов.

Возникшая на полкабинета трехмерная проекция (практически неотличимая от реальности) показала нам помещение со школьными партами, где находилась затянутая в черный блестящий латекс дама, двое вооруженных охранников в броне корпоратов и пара подростков — парень и девушка. Оба в синей школьной форме, у юноши яркий красный галстук, у девушки такая же красная юбка.

С нескрываемым интересом я смотрел как светловолосый, худощавый и абсолютно незнакомый мне паренек с поникшими плечами встает из-за парты. С откровенно жалким видом он направился по проходу между партами. Его спутница шла с другой стороны прохода, причем было видно, что руки подростков скованы длинной цепью, которую приходилось приподнимать. Вот как раз сейчас цепь зацепилась за парты, загремела мебель и скованный страхом парень, вызывающий жалость одним своим видом, едва не упал. Он принялся неуклюже и суматошно поправлять сдвинутую мебель. Стало заметно что его спутница, глядя на суетливые движения напарника, также начинает поддаваться панике.

Но какой-то краткий миг и ситуация полностью изменилась — паренек вдруг стремительным прыжком разорвал дистанцию и отправил в глубокий нокаут одного из охранников, зарядив ему в опрометчиво открытое забрало. После, словно танцуя, он выхватил из кобуры падающего корпората пистолет, одновременно ударив ногой с разворота в голову женщине, затянутой в латекс. Учитывая, что рука главного героя видео была скована цепью с его спутницей школьницей, и двигался он избегая этой помехи, происходящее завораживало.

Завораживало тем более, что камера крутилась вокруг участников событий; то и дело в эффекте замедленного движения изображение рвалось чередой повторов с усилением громкости бодрой музыки, давая возможность рассмотреть происходящее с разных ракурсов, не упустив ни малейшей детали.

Я с нескрываемым интересом наблюдал за тем, как главный герой видео разрядил весь магазин во второго корпората — тот успел опустить забрало шлема, а пистолетная пуля такую броню не берет. Но с толку ненадолго сбить получилось — очередь из десятка пуль с пары метров бесследно не проходит. После парень с короткого разбега взвился в воздух и ударил дезориентированными серией попаданий корпората ногами в грудь, отправляя того в окно.

В то время, когда массивная, закованная в броню фигура в ореоле крошки стекла вылетала на улицу, парень уже развернулся. Резким движением он перехватил пистолет за ствол и бросил его словно томагавк, попав в голову уже поднявшейся даме в латексе. От попадания женщина судорожно дернулась, голова ее ушла назад, пятки скользнули по полу, смешно поднимаясь и она рухнула на пол, откуда только что встала.

Юная блондинка между тем — так, что взвилась красная легкая юбка, бросилась вперед, приседая рядом с отправленным в нокаут корпоратом. Она схватила с пола автомат и кинула его спутнику. Парень, только что бросивший пистолет, со стремительной элегантностью поймал оружие. Высунувшись в окно, он выпустил короткую очередь, пригвождая пытающегося подняться охранника к земле. Вскрытая броня брызнула темной кровью — пулям из АК бронепластины помехой не стали.

Этот момент транслировался уже со стороны фасада здания — так, словно камера вылетела в разбитое окно. И нагоняя драйва в демонстрационный ролик, изображение закрутилось, словно камера находилась в скоростном квадрокоптере, который вдруг затормозил, оказавшись совсем рядом с лицом парня.

Крупным планом появился прищуренный глаз, вжатая в щеку приклада скула, а после изображение плавно перетекло по направлению линии прицеливания. И без малейшей задержки — вместе с вылетевшей из ствола пулей, скакнуло вперед. Туда, где по изумрудно-зеленому футбольному полю бежала другая пара участников смертельной игры. В такой же школьной форме как и разобравшиеся с корпоратами и латексной дамой подростки, только с другим цветом галстука и юбки. Картинка скакнула стремительно, влетев в бедро бегущего парня, и на экран на миг брызнуло бордовой пеленой.

Раздался глухой звук попадания пути в кость, громкий крик боли, на картинке завертелось закрутившееся небо. Камера в этот момент отлипла от раненого парня, рухнувшего на газон, крупным планом показала остановившуюся девушку-японку с неестественно, по-анимешному большими глазами. Обреченная девушка замерла, обернувшись к виднеющемуся в окне убийце своего спутника.

Камера крупным планом выхватило ее лицо, приближаясь все ближе, пока весь экран не занял глаз девушки. Но и после этого приближение не остановилось, погружаясь в расширившийся зрачок. В отражении которого через мгновенье, словно в зеркале, получилось увидеть целящегося из автомата в девушку стрелка в окне. Сверкнула дульная вспышка и в мелькнувших языках пламени появилась заставка шоу для избранных.

Видео, надо сказать, производило сильное впечатление. Оно было так смонтировано, что напоминало трейлер-синематик какой-нибудь суперпопулярной игры, созданный при помощи компьютерной графики. За подобный ролик я бы и мог его принять, если бы не одно но: очень хорошо помню тот день. И сам выставочный ивент-турнир смертельной схватки, в котором принимал непосредственное участие. Да, меня на видео не узнать — подкорректировали не только лицо, но и фигуру. Здесь я даже был выше Зоряны, которая также изменилась до неузнаваемости.

После просмотра ролика у меня возникло сразу несколько важных вопросов, но задавать их нужно явно не директору гимназии. Поэтому я, выдержав короткую паузу, глянул на Марьяну Альбертовну. Единственное, хотел было поинтересоваться откуда она взяла это видео. Не стал. Сам могу узнать, не думаю, что это будет так сложно.

— Занимательное видео. Впечатляет.

— Да, меня тоже равнодушным не оставило, — кивнула Марьяна Альбертовна. — И просьба моя, Артур Сергеевич, будет заключаться в том, чтобы вы в грядущем турнире приложили все усилия для того, чтобы ваши выступления выглядели также эффектно. Не скрою, мне бы очень хотелось, чтобы ваши действия поражали зрителей подобной элегантностью.

— Это легко выглядит со стороны, но…

— Я все это прекрасно понимаю. Тем не менее, просьба моя заключается в том, чтобы в первых кругах вы не просто побеждали, а доминировали. Сложность еще усиливается тем, что при этом вы не должны унижать соперников. Одерживать победы необходимо играючи и красиво. Также, как и на продемонстрированном мною видео.

Не отвечая, я взял долгую — не меньше минуты, паузу на раздумья.

— Капитан нашей команды Эльвира, — произнес я наконец.

— Я знаю, — кивнула директор.

— Задача попасть в золотую сетку стоит не только для меня, но и для Валеры.

— Валерия Георгиевича.

— Вы же сейчас разговариваете только со мной.

— Буду откровенна, — откинулась на спинку высокого кресла Марьяна Альбертовна. — С подобной просьбой я могу обратиться только к вам. И более того, если вы согласитесь мне помочь, об этом никто кроме нас двоих знать не должен.

— Могу услышать подробности?

— Конечно. Но только если вы примете решение мне помочь.

— А если я откажусь?

— Естественно, никаких претензий естественно к вам иметь не буду. Мы сохраним профессиональные и рабочие отношения, как и положено сторонам, связанных подписанным контрактом.

— То есть, при моем согласии я могу рассчитывать на некоторые преференции?

— В плане оценки вашего учебного процесса конечно же нет.

— Я совсем не это имел ввиду, — даже поднял я руки, обратив их раскрытыми ладонями к директору.

— Всенепременно, я же предлагаю вам взаимовыгодное сотрудничество. Учитывая характер нашей с вами сделки, вы можете рассчитывать как на откровенность с моей стороны, так и на неформальную поддержку.

— Я согласен. Но вы должны понимать, что мое согласие не гарантия обеспечения результата.

— Разумеется, — кивнула директор. — Не буду скрывать, я очень рада вашему решению.

— Теперь позвольте пару вопросов.

— Конечно. Прошу.

— Доминирование в национальном турнире нужно для того, чтобы нивелировать негативный эффект падающего рейтинга гимназии яркой вспышкой интереса к турниру и ажиотажу вокруг побед, если у нас все получится?

— Вы правы.

— Может быть вопрос покажется неуместным, но все же его задам. Почему беседа происходит лишь со мной, и вы не можете обратиться с подобной просьбой к Эльвире или Валере?

— Эльвира Рафаэловна, учитывая положение ее семьи в последние пять лет, сейчас никак не может быть в центре внимания. И творцами побед, желательно поражающих изящной легкостью, должны быть именно вы с Валерием Георгиевичем.

Под внимательным взглядом Марьяны Альбертовны я кивнул. Действительно, она верно подметила: все наши командные тренировки проходили в том ключе, что роль исполнителей-ганфайтеров доставалась именно нам с Валерой. По аналогии с футболом моего мира — когда для создания голевой ситуации работает вся команда, а слава, лучшие контракты и всеобщее признание достаются завершающим атаки нападающим.

Эльвира, несмотря на то что была капитаном нашей команды, ролью была схожа с носящим капитанскую повязку вратарем, практически не участвующим в атакующих действиях, зато являющимся именно тем, от кого полностью зависит результат всей команды.

— С Эльвирой ситуация мне ясна, — произнес я.

— Валерий Георгиевич принадлежит к сильному роду, и не испытывает недостатка ни в информационных ресурсах, ни в возможностях получения каких-либо преференций. В отличие от вас, я не могу его ничем заинтересовать. И в отличие от ситуации с вами, моя обращенная к Валерию Георгиевичу просьба не предполагает сотрудничества на одном уровне.

— Вы же приведете мне сейчас пример помощи, на которую я могу от вас рассчитывать? — поинтересовался, прямо намекая на озвученные преференции.

— Конечно. Для примера — в понедельник, для организации и нормализации учебного процесса, в гимназию прибывает отдельная миссия из императорского благотворительного общества. В ее составе будет группа преподавателей, а также известных выпускниц школы «Аврора». И среди прибывающих к нам целителей есть некая девица Алина Нелидова. Вы с ней знакомы?

— Встречались пару раз, — кивнул я. — Можно сказать случайно.

— Уровень владения целительным искусством позволяет привлекать Алину Нелидову к обеспечению безопасности участников грядущего турнира как официального целителя вашей команды. Я могу утвердить ее участие как члена команды сопровождения — о чем мне уже прозрачно намекнули. Но могу и согласовать группу сопровождения, составленную из использующих силу природы целительниц еще до ее прибытия.

— Впечатляет, — только и кивнул я.

Действительно впечатляет — Марьяна Альбертовна не только сообщила мне о том, что в ближайшее время я встречусь с Ольгой, но и, что более ценно, практически прямым текстом сказала, что может при необходимости держать ее от меня на расстоянии. Тем более это впечатляет, что мы сейчас находимся в вотчине Мекленбургов.

— Благодарю за откровенность, — после некоторой паузы произнес я и поднялся.

— You are welcome, — легко улыбнулась Марьяна Альбертовна.

Окружающий мир не был англоцентричным, как привычный мне. И английский язык здесь воспринимался в общении также, как французский в моем мире. Но французский не был моей сильной стороной, а употребляемые английские идиомы и выражения — когда необходимо было удержаться от более крепких смыслом слов, уже стали моей визитной карточкой «варвара из британской Калифорнии». И видимо, об этом знало все больше и больше самых разных людей.

Степенно и без лишней спешки я покинул кабинет. Аккуратно прикрыл за собой дверь и сразу перешел на быстрый шаг, ускоряясь — время до начала лекции фон Колера оставалось совсем немного.

От главного корпуса гимназии до учебного полигона, где находилась подземная арена, расстояние было немаленьким. Петляя среди белоснежных, с синей подсветкой корпусов я перешел на бег, не обращая внимания на недоуменные взгляды редких встречающихся гимназистов.

Глава 3

Новые корпуса, изначально предназначенные для Авроры и переданные гимназии Витгефта, занимали немалую площадь острова. И мне, конечно же, необходимо было в самый дальний конец занимаемой гимназией территории, поэтому пробежаться пришлось изрядно.

Профессор темных искусств барон Максимилиан Иванович фон Колер знает, что я был у директора гимназии, и опозданием мне, несомненно, сильно пенять не станет. Но он же потом будет напоминать об этом постоянно, а его педантичность и в некотором роде даже занудство уже стало притчей во языцех всех тех, кто посещает его лекции. Душу же вынет. Так что, покинув главное здание гимназии, разогнался я даже быстрее ветра.

Арена для одиночных поединков, где проводилась лекция, находилась под землей. Персонала гимназии на входе уже не было, а проходил я в автоматические двери по подтвержденному фон Колером допуску.

За зоной контроля царство белого хай-тека уступило место необработанной каменной кладке: внутри Арена узнаваемо напоминала римский Колизей. Размерами только гораздо меньше, конечно. Видимо, по традиции императорский учебных заведений, предназначенная для одиночных или групповых дуэлей арены выглядела стандартно-аутентично, с минимально видимым вмешательством технологий. Наверное для того, чтобы выполнить общие требования соответствия, чтобы при этом античный вид площадки не выделялся на фоне бело-голубого хайтека корпусов, арену и спрятали под землю.

Овальная площадка здесь также была стандартного размера, точь-в-точь как на малой арене гимназии Витгефта, где я наблюдал дуэль Анастасии и Разумовской. Вот только песка здесь сейчас не наблюдалось, а площадка была закрыта выдвижным синтетическим покрытием темно-фиолетового цвета.

Вместо напитанной магической сетки арена по периметру была оборудована самыми современными защитными экранами. Они, по идее, должны защищать зрителей от дуэлянтов. Но сейчас экраны наоборот были настроены так, чтобы закрыть нас от всего остального мира.

Лекции по темным искусствам имели самый высший, красный класс опасности. Официально подобные занятия конечно же не проводились, поэтому в расписании у меня сейчас стояла лекция «Языческий огонь» — фон Колер ведь читал у нас еще и Славянское язычество. Тоже в практических занятиях имевшее красный класс опасности.

На скамьях пустой арены расположилось всего пять человек. Валера как обычно занял место чуть поодаль ото всех. Всем видом он демонстрировал усталость от жизни, со скучающей ленцой взирая на происходящее из-под полуприкрытых глаз. Ясноглазая Наденька, чья кавайная внешность периодически все же вызывала у меня подозрения в генетической модификации, наоборот смотрела на мир с неослабевающим любопытством. За ее спиной уткнулся в ассистант Илья, самый молчаливый из нашей сборной команды гимназии по практической стрельбе. По совместительству еще и являющейся группой одержимых, обучающихся темным искусствам.

Модест и Эльвира как обычно, сидели совсем рядом друг с другом, в то же время сохраняя показательную дистанцию — как будто вообще незнакомы. Неразлучные, и внешне совершенно непохожие — он черноглазый, худощавый, с тонким носом и аристократической бледностью, она — настоящая северная валькирия с толстой косой; внешность, отлично соответствующая ее титулу сибирской царевны.

Расположилась вся команда на первой скамье, прямо напротив стоявшего за невысоким ограждением фон Колера. Профессор провожал меня внимательным цепким взглядом, пока я спускался по проходу. И говорить он начал еще до того, как я присел на скамью.

— Все вы знаете, что у нашего мира есть изнанка. А изнанка, это… Надежда Геннадиевна?

— Одна из граней астрального плана.

— Отлично, Надежда Геннадиевна. А можете сказать, каким образом мы путешествуем в Изнанке?

— С помощью астральной проекции мы покидаем собственное тело, отправляясь в астральный план нашего мира, — без запинки ответила ясноглазая девушка.

— Почему одержимые могут путешествовать по изнанке мира, а одаренные нет? — задал ей очередной вопрос профессор.

Что он, что Андре испытывали необъяснимую слабость к всезнающей девушке, часто превращая свои лекции в ее бенефис, и практически не трогая вопросами остальных.

— Фундаментальные различия в природе использования силы, — между тем безо всяких раздумий начала отвечать Наденька. — Суть возможностей владеющих стихийным даром это Aether. Эфир, или квинтэссенция, пятый элемент. Одаренные люди после активации своего психоэнергетического центра средоточия силы, так называемого источника, могут работать со стихиями. А именно — используя свой источник, черпать энергию стихий из нашего мира, накапливая ее в своем внутреннем резервуаре.

Одержимые люди не работают со стихиями. Мы не принадлежим этому миру полностью и наша физическая оболочка, в отличие от ауры одаренных, имеет астральный план. Благодаря этому, при должной тренировке концентрации разума, мы можем использовать Тьму из других планов бытия. Не касаясь эфира, так как в этом нет нужды.

— Все согласны с озвученными Надеждой Геннадиевной выводами? — поинтересовался фон Колер.

Несогласных не было. Что и неудивительно — потому что ясноглазая Наденька как по писаному повторяла в точности все то, что говорил нам профессор на самых первых лекциях.

Фон Колер между тем медленно кивнул. Мановением руки справа от него возникло два призрачных манекена. Человеческие фигуры — одаренный и одержимый: у первого вместе со стихийным свечением присутствовала лазурь эфира; манекен, отображающий одержимого, дополнился астральной аурой и серыми лоскутами, так знакомыми мне по визитам в теневую изнанку нашего мира.

— Надежда Геннадиевна, скажите пожалуйста, что такое астральная проекция?

— Астральная проекция — практика, при которой усилием концентрации наш разум может покинуть физическую оболочку и оказаться за границей нашего плана бытия.

— Можем ли мы, находясь в Изнанке мира, влиять на события в нем?

— Нет, потому что в Изнанке мы находимся бестелесным духом. В форме астральной проекции мы можем только наблюдать.

Фон Колер согласно кивнул и сделал еще один жест, после которого между двумя манекенами появился реалистичный шар планеты. Который был окутан голубоватым сиянием атмосферы и отсвета океанов, смешанных с зеленым цветом континентов. В сравнении с одаренным, подсвеченным лазурью ауры души — эфира, стихийное сияние выглядело очень похоже. Особенно стало похоже после того, как фон Колер вывел на проекцию данные о плотности населения, которые концентрируясь в районе больших городов еще более добавили глубины цвета и жизни лазурному сиянию планеты.

— Люди и стихии часть души нашего мира? — негромко поинтересовалась Эльвира.

— Точно сказать этого никто не может, — ответил ей профессор. — Но, согласитесь, выглядит очень похоже.

Фон Колер дал нам несколько секунд посмотреть на манекен одаренного и изображение планеты, после чего сделал еще один легкий жест. Голубоватое сияние земного шара после этого разбавили серые лоскуты астрального плана, а рядом с планетой появились призрачные и смутные изображения отражений других миров.

Демонстрация оказалось столь наглядной, что никто даже вопросов не задал. И планета, и изображения людей рядом выглядели невероятно похоже. Вот только у одаренного отсутствовал астральный план, а у одержимого — явно видная аура эфира. Планета же совмещала обе ауры.

— Надежда Геннадиевна, в чем разница между заклинанием и конструктом? — поинтересовался после паузы фон Колер.

— Заклинание — это повеление. Конструкт — это создание, плетение.

— Именно так. Одержимые используют гораздо более серьезные силы, чем подчиняющиеся одаренным, и создают плетения. Мы не только создаем, но и повелеваем — чужими силами, ресурсами и даже душами. Делаем то, чего никогда не смогут сделать обычные стихийные одаренные. Какие же конструкты создают стихийные одаренные? Названия? — добавил фон Колер через секунду, уточняя вопрос.

— Ледяная стрела…

— Зимняя стужа, огненный взрыв…

— Девятый вал..

— Воспламенение сущности, метеорит…

— Поцелуй жизни..

— Шаровая молния, ледяной конус…

Профессор оглядывал нас одного за другим, выслушивая названия конструктов, применяемых одаренными. Когда фон Колер счел, что слышал достаточно, он поднял руку и благодарно кивнул.

— Что их все объединяет? Надежда Геннадиевна?

— Это все магические конструкции, основанные на природных явлениях.

— Все верно, — удовлетворительно кивнул фон Колер. — Добавлю только: максимально простые стихийные конструкции.

Выдержав паузу, профессор отступил на несколько шагов. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь, а когда открыл на нас посмотрели два заполненных мраком провала. От уголков век профессора под кожей потянулись быстрые черные змейки, уродуя лицо.

В руке фон Колера материализовалась катана, которая почти сразу подернулась лоскутами мрака. Я узнал этот теневой конструкт — профессор демонстрировал нам его на одной из лекций. Между тем сквозь черные лоскуты видоизменяемого оружия уже проглядывала рукоять с оголовьем в виде черепа, а клинок расползся в девятихвостую змеиную плеть.

Стеганул по ушам яростный инфернальный визг и превратившиеся в змеиные тела хвосты плетки забились в ярости. С клыков открытых пастей закапал яд, а на нас дохнуло холодом потустороннего мира.

— Артур Сергеевич, — зазвучал словно ото всюду хриплый голос фон Кодера, — будьте добры, сформируйте два клинка Тьмы.

Поднявшись, я прямо по ограде арены отошел чуть в сторону ото всех и поднял руки. Привычный холодок, и вокруг предплечий заклубились лоскуты мрака. С «сырой» Тьмой я уже работал не раз, а под руководством фон Колера уже хорошо отточил навык простейших конструкций.

— Перед вами два конструкта, — вновь зашелестел словно отовсюду голос фон Колера. — Самый простой и грубый, — он дернул подбородком в мою сторону, а после поднял свой пугающий хлыст: — И плетение седьмого ранга.

Змеиные головы с распахнутыми клыкастыми пастями вдруг прянули вперед, истошным визгом нам всем ударило по ушам, а демоническое оружие подернулось лоскутами мрака. Змеевидная плетка забилась в руках профессора, словно нехотя подчиняясь чужой воле, а после окуталась черной дымкой, закрутившейся вихрем лоскутов мрака.

Яростный инфернальный крик вдруг оборвался, оставив после себя только забившееся под сводами арены эхо, а пугающее оружие неожиданно превратилось в черный, густой дым — как от горящей резины. Частично он рассеялся в воздухе, а частью опал на пол в виде черной, неприятной и опасной даже на вид густой жижи. Часть капель прожгла синтетическое покрытие, потянуло запахом жженого пластика, но заработавшая вентиляция быстро справлялась.

Не дожидаясь указания профессора, я отпустил сформированные клинки Тьмы, которые почти сразу растворились в воздухе. Встряхнув руками, избавляясь от покалывающего холодка, я вернулся на место.

— Надежда Геннадиевна, — приходя в себя, произнес профессор почти своим голосом. — Скажите, как вы думаете, к какой школе темных искусств принадлежит примененное мною заклинание конструкта?

Ясноглазая Наденька сразу не ответила. Не ответила она и через несколько секунд, что для нее совсем нехарактерно. Но это совсем неудивительно — не думаю, что сейчас кто-либо из нас мог сходу дать правильный ответ. Потому что в прошлый раз, когда фон Колер формировал это плетение, он — я хорошо то помню, избавляясь от него как будто разорвал границу реальности и выкинул свое живое, ярящееся оружие прочь из нашего плана.

Тогда, после первой демонстрации профессора мне казалось очевидным, что живая змеевидная плеть — конструкт школы демонологии, призыв покоренного демона. Сейчас же, избавляясь от созданного заклинания, фон Колер сделал то же самое, что и я — а именно просто отпустил Тьму от себя, так что она развеялась. А это уже прямой признак Элементарной, или Тайной магии темных искусств.

Наденька между тем сильно закусила губу и покраснела, пытаясь найти правильный ответ и нервничая из-за возникшей паузы.

— Надежда Геннадиевна, — заметив состояние девушки, успокоил ее профессор. — Не переживайте, если у вас пока нет ответа на поставленный вопрос. Сейчас мы найдем его вместе. Пока же попрошу вас, расскажите пожалуйста нам что такое сила стихийного одаренного.

— Сила стихийного одаренного — это размер энергии, которую он может сохранить и усвоить для использования, — отчеканила Наденька.

— Все верно, Надежда Геннадиевна. Если говорить прямо, сила одаренного — это размер его источника. А теперь будьте любезны, дайте определение силе одержимого.

— Сила одержимого — это сила мысли, умение контроля и концентрации. Это уровень его умения в обуздании потока энергии при создании конструктов, а также способность повелевать ими с помощью заклинаний.

— Замечательно, Надежда Геннадиевна. Теперь скажите пожалуйста, что такое… ледяная стрела?

— Ледяная стрела — это конструкт стихии Воды школы магии Льда, созда…

Едва только Наденька начала говорить, как профессор поднял обе руки, привлекая внимание, и ясноглазая девушка сразу осеклась.

— Мне бы определение попроще. Валерий Георгиевич, думаю вы сможете мне помочь. Скажите проще, ледяная стрела это…

— Сосулька? — пожал плечами Валера, даже не переменив своей вальяжной позы.

— Сосулька? — взметнулись брови профессора, а голос его вновь зазвучал словно отовсюду шелестящей Тьмой. От его тона Валера выпрямился, и невольно сглотнул.

— Большая сосулька, — произнес он осторожно и напрягся, ожидая последствий. Которые незамедлительно последовали, причем совершенно неожиданные.

— Именно! — даже щелкнул пальцами фон Колер. — Большая сосулька! Заклинания стихийных школ элементарной магии, если обобщать, являются просто большими сосульками. Если встречаются два мага школы Льда, в их споре поединком победит тот, кто кидает свои сосульки сильнее, дальше или быстрее. Ну, и кто чаще попадает в противника, конечно же.

Каждый конструкт одаренного, как мы уже с вами сегодня говорили, это зеркало обычного природного явления. И даже его максимальный уровень по сложности исполнения ненамного превышает сложностью создания клинков Тьмы, которые продемонстрировал нам Артур Сергеевич. Банальная грубая сила, применяемая в создании конструктов на основе элементарных вещей и явлений.

Выдав эту тираду фон Колер помолчал, после чего обернулся ко мне.

— Артур Сергеевич, сложно было создавать клинки Тьмы?

— Нет, — ответил я, совершенно не покривив душой.

— Действительно, ничего сложного, — согласился со мной фон Колер и вытянул руку, вокруг которой сразу заклубилась Тьма, формируясь в черный клинок. — Просто представить в руке меч, саблю, нож, да даже оторванную от забора штакетину, простите за определение. Эффект одинаков, у в результате вас в руках грубое и смертоносное оружие. Но, — посмотрел на меня профессор. — Артур Сергеевич, если бы вы попытались отрубить своими клинками хоть один хвост созданной мной змееглавой плетки, как думаете, что бы произошло?

— Точно сказать не могу, но предполагаю, что ничего хорошего для меня.

— Правильно предполагаете, Артур Сергеевич. Эффект для вас был бы похож на попытку потушить костер бензином. Сможете более полно сформулировать причину этого?

— Наверное потому, что сформированные мною клинки, как и ваше заклинание, являются представителем одной школы. Используя недавнее сравнение — ваша сосулька сильнее.

— И…

— Больше?

— Сложнее и выше уровнем исполнения, Артур Сергеевич, — с явным неудовольствием моей недогадливостью покачал головой фон Колер. — Если соперничество двух одаренных разного ранга — это два встретившихся в океане айсберга, большой и маленький, то соперничество двух одержимых разного ранга…Для сравнения представьте как авианесущей крейсер нашего Тихоокеанского флота пытается атаковать германская миноноска из девятнадцатого века. Системы активной защиты крейсера уничтожат атакующего наглеца в автоматическом режиме, даже не отвлекая операторов от девочек из социальных сетей, а офицеров от утреннего кофе.

Подождав, пока мы усвоим озвученную разницу, профессор заговорил снова.

— Теперь, после вводной части, можете ли вы мне озвучить вполне очевидный вопрос, к которому я подводил вас этой демонстрацией?

На некоторое время повисла пауза. Когда фон Колер с расстроенным видом собрался было уже заговорить, он увидел взгляд Эльвиры.

— Эльвира Рафаэловна?

— Каждый одаренный, создавая конструкт, использует для этого как образец простейший природный элемент. Артур, создавая только что клинки Тьмы, как образец взял представление об обычном мече, конструкция которого не отличается сложностью.

По мере того, как Эльвира говорила, фон Колер кивал, а лицо его разглаживалось. Царевна между тем продолжала.

— Если продемонстрированная вами змееглавая плеть не заклинание призыва школы демонологии, а созданный конструкт… возникает вопрос, что послужило образцом для его создания, и…

— И каким образом я смог получить этот образец, — продолжил за нее фон Колер, жестом показав, что выводом Эльвиры более чем удовлетворен.

Снова выждав паузу, профессор продолжил.

— Пока официально существует четыре школы темных искусств, и каждому из вас предстоит выбрать, на изучение какой из них вы собираетесь делать упор. Но изучение каждой школы немыслимо без посещения и изучения Изнанки. И начинается практическое изучение в том месте, где эфир и астрал нашего мира пересекаются с границами других миров. В месте, где астральная проекция обретает плоть. А это значит… Надежда Геннадиевна?

— Это значит, что посещение подобных мест опасно для жизни? — без задержки предположила Наденька.

— Все верно. Посещение подобных мест опасно для жизни, но без них изучение темных искусств невозможно. И сейчас одно из подобных мест, безопасное при условии навигатора в сопровождающих, а также при определенных подготовительных действиях, мы с вами посетим. Прошу, подойдите ближе.

В этот момент у меня появилось нехорошее предчувствие, а на душу легла муторная тяжесть. К сожалению, я как далекий от мира магии совсем не предполагал, что адепты темных искусств с предчувствиями осторожны куда более даже чем авиаторы, не употребляющие слово «последний».

Это была одна из тех очевидных и элементарных вещей, которых я на тот момент еще не знал.

Глава 4

После слов профессора мы все без малейшей задержки поднялись с мест и поочередно перескакивая через ограждение, вышли на площадку арены.

— Щит Давида, — коротко бросил сосредоточившийся фон Колер, и жестом показал Эльвире, на каком удалении от него нужно встать. Царевна удивилась — как и все, но послушно отошла метров на десять по указке профессора.

Фон Колер на нас уже не смотрел. Впрочем, контролировать наши действия нужды не было — подобное построение под защитную гексаграмму мы отрабатывали не раз. Просто ни разу не участвовали в создании такой огромной, практически во всю дуэльную площадку.

Небольшая заминка произошла только с Валерой. Эльвира шикнула, привлекая его внимание, и принц по ее указанию отодвинулся дальше от Модеста, приближаясь к Надежде. После этого мы все расположились равноудаленно друг от друга и от профессора, обступив его по кругу. Ошибку Валеры Эльвира, судя по взгляду и короткому кивку, не осуждала — все же защитное построение впятером без оборотня, в пентаграмме, мы отрабатывали гораздо чаще, чем гексаграмму вместе с принцем.

Понизу между тем заклубилась созданная фон Колером серая мгла. Ноги при этом как будто погрузились в мягкий ковер лесного мха. Вскоре мглистая завеса обволакивающими лоскутами поднялась, доставая всем уже почти до груди. Сгустившаяся пелена словно отделила ступни от пола, а чуть погодя появилось чувство, похожее на нахождение в невесомости. И чтобы стоять прямо, нам сейчас всем приходилось едва балансировать, словно на плавно двигающейся платформе.

— Заходим в изнанку, господа и дамы, — негромко произнес фон Колер. Профессор уже побледнел, черты его лица заострились, а вокруг кистей поднятых рук клубился мрак.

Глубоко выдохнув, я вошел в состояние расслабленной сосредоточенности и ощутил, как дух выходит из тела, в то же время оставаясь в нем. Но вопреки привычной практике краски мира не поблекли, только на периферии зрения появилась легкая размытая серость. Не скрывая удивления, я быстро стрельнул взглядом по сторонам. Эльвира, которая стояла от меня справа, также осматривалась с недоуменной настороженностью.

Царевна как и я почувствовала — из-за созданной фон Колером пелены мы оказались неразделимы со своими астральными проекциями. И сейчас в телесном виде, в привычном течении времени мы, получается, находились и в истинном мире, и в его изнанке одновременно.

Почти сразу после того, как вся команда вышла в изнанку — я почувствовал присутствие остальных неожиданно активизировавшимся внутренним радаром, серая пелена под ногами опала. Колышущиеся лоскуты мглы поползли вниз словно гибкие стебли лиан, отпуская нас. Пара секунд, и мы теперь стояли на плотном ковре правильного круга, сотканном из прессованной серой пелены.

Фон Колер между тем взмахнул рукой — как художник кистью, и положил на пол первую линию шестиконечной звезды. Она легла прямо передо мной, будто барьером отсекая ото всех остальных. Еще одно движение, еще одна упавшая на плотный серый ковер линия и стоявшая лицом к лицу с профессором Эльвира оказалась внутри первого острого угла. Профессор в это время поворачивался против часовой стрелки, широкими взмахами бросая на пол очередные, источавшие густую пелену мрака линии гексаграммы.

По правую руку от Эльвиры стоял Модест. И третья брошенная на пол черная линия, легшая на пол слева от него, одновременно отсекла от нас всех Эльвиру — царевна оказалась внутри небольшого треугольника, одной из вершин только создаваемой гексаграммы. Теперь никто из внешнего мира не мог бы к ней попасть; но и сама она без создающего конструкт навигатора покинуть защитную капсулу не могла.

Очередная линия оказалась на клубящемся мглой полу, и следом еще одна — одновременно заключая в следующую крепость вершины гексаграммы Модеста. Эта линия легла прямо перед Валерой, который стоял напротив меня через профессора. У меня в этот момент многократно усилился холодок плохого предчувствия. Насторожившись, я оглянулся по сторонам — никто их моих спутников беспокойства не показывал, все выглядели абсолютно спокойно.

Рассказать о своем беспокойстве фон Колеру?

Теперь я так и собирался сделать, потому что всегда руководствовался принципом, что в непонятной ситуации лучше задать вопрос и выглядеть дураком, чем после выглядеть дураком из глубокой лужи. И корил себя за то, что промолчал еще до начала создания конструкта. Но сейчас сделать ничего уже точно не получится, необходимо дождаться окончания создания защитной конструкции — попытка отвлечь профессора от процесса плетения может стоить слишком дорого. И вдруг, совершенно неожиданно, мое беспокойство прошло как не было, и даже наоборот — появилось чувство полного и безмятежного спокойствия.

Одновременно с тем, как профессор взмахнул рукой, готовясь положить на пол последнюю, замыкающую гексаграмму линию, на плече я почувствовал легкое касание. И сразу ощутил всепоглощающую ауру тепла и любви. Любви особенной, не требующей ничего взамен. Профессор между тем бросил последнюю линию на пол, и в этот миг по его расширившимся глазам я успел заметить — что-то пошло не так.

Фон Колер должен был положить линию, завершающую начертание защитной гексаграммы. Она должна была окончательно заключить меня, Надежду и Илью в отдельные треугольники вершин шестиугольной звезды, а также завершить начертание гексагона — правильного шестиугольника, внутри которого оказывался сам профессор.

Рука профессора дрогнула на середине штриха — причем так, словно кто-то его перехватил за запястье, а он пробовал этому воспротивиться. Последняя линия уже ложилась на пол, огородив Наденьку, но зайдя внутрь звезды вдруг потеряла плавность. Клубящаяся Тьма словно вышла из-под контроля и расплавленным черным свинцом брызнула в стороны, попав тягучими кляксами на безукоризненный костюм профессора. Лицо фон Колера мгновенно перекосило, а рот открылся в беззвучном крике.

Профессор попал словно под струю сжигающей все на своем пути черной кислоты — и в последний момент рука его все же дрогнула, а завершающая линия легла криво. Щит Давида, шестиугольная гексаграмма, был завершен не полностью: тот треугольник, в котором находился я, остался открытым.

Время в этот момент для меня не просто замедлило свой бег, а совсем замерло, остановившись. Я видел застывшее лицо профессора, искаженное не болью от расплавленной обжигающей Тьмы, а от страха за нас, своих подопечных. Сомнений в этом у меня не было — слишком уж отчаянный ужас читался в глазах обычно невозмутимого фон Колера.

Несмотря на то, что время полностью остановилось, сам я не испытывал никаких неудобств. Ни следа привычной тяжести нахождения на глубине — как бывает, когда самостоятельно ускоряюсь в скольжении, замедляя время. Кто-то более сильный поставил жизнь на паузу, выдернув меня из бега времени, так что я оказался зрителем среди скульптурной композиции. И я — по знакомой ауре рядом, даже прекрасно знаю, кто остановил мгновенье.

Обернувшись, встретился глазами с удивительной красоты женщиной. Сейчас, когда она оказалась так близко, я впервые смог рассмотреть своего ангела-хранителя без спешки и предельного напряжения сил. Как это было в тот раз, когда увидел ее во время наложения на меня слепка души.

Передо мной стояла совсем молодая, ослепительно прекрасная девушка. Не старше двадцати лет — сама по сути еще ребенок. Шагнув вперед, этот юный ангел взяла меня за руку. Она качнула головой и показала взглядом в сторону, словно предлагая покинуть пределы гексаграммы через проем, оставшийся после криво брошенной фон Колером линии, завершивший ставшую дефектной конструкцию.

Коротко глянув на профессора, я осмотрел лежащую на сером пологе незавершенную гексаграмму, оставшуюся открытой как раз на моей вершине. И не стесняясь в выражениях, мысленно поблагодарил фон Колера за привычную показуху — сначала отправить нас куда-то, а только потом объяснить свои действия.

Профессор, судя по ранам, не жилец. Умрет он в ближайшие секунды, минуты, а гексаграмма со всей командой окажется неизвестно где — не думаю, что есть составленный профессором план занятия, с указанием предполагаемого к посещению места.

Конечно, на фон Колере должен быть слепок души, но его тело уже изуродовано истинной Тьмой — и даже воскреснув, не факт что профессор сразу придет в себя. И вообще сможет вспомнить последние минуты, дни, и даже годы жизни. А вся остальная команда, заключенная в защитной гексаграмме, отправится сейчас неизвестно куда с перспективой никогда не вернуться.

— Пойдем, — между тем раздался негромкий шепот оказавшейся столь неожиданно юной матери Олега.

— А как же они? — показал я глазами на своих напарников по команде.

Прекрасная девушка только пожала плечами. Этим жестом ясно показывая, что судьба моих спутников ей не интересна. Потому что для нее была важна моя жизнь, а остальные ее не волновали ни капельки, проходя в графе «допустимые потери».

Но больше всего меня сейчас беспокоил другой вопрос: знает она, что я не Олег?

— Я не могу их бросить, — покачал я головой.

— И спасти их ты тоже не можешь, — медленно прикрыла глаза прекрасная девушка.

— Я реалист. И поэтому всегда требую невозможного, — после недолгой паузы ответил я под взглядом огромных васильковых глаз.

— Остановить тебя от безумного самопожертвования не получится? — в ответ едва наклонила голову моя ангел-хранительница.

— Но теоретически если, я смогу им помочь избежать смерти?

— Ну… — сморщила носик она, состроив гримасу, словно я спросил у нее может ли выиграть футбольная сборная Южной Кореи и команды Германии. — Как сказать, — добавила девушка и вновь пожала плечами.

Сейчас моя ангел-хранительница совсем не напоминала высшую сущность, за которую я ее раньше считал. У нее еще и смешные веснушки на носу — неожиданно увидел я.

— А ты можешь помочь мне их спасти?

— Отправиться с тобой я не могу, для меня это слишком опасно, — покачав головой, произнесла девушка. Сразу после этого понял — то, что я не Олег, она уже давно и прекрасно знает.

— Советы, знания?

— Ты окажешься в нижнем мире, в своей телесной оболочке. Если ты умрешь там, умрешь и здесь.

— На мне есть слепок души.

— Если Максимилиан Иванович, — показала глазами девушка на изуродованного Тьмой профессора, — создает Щит Давида, то он либо серьезный перестраховщик, либо есть немалая вероятность в конечной точке маршрута встретить того, кто обладает способностью организовать любому одержимому истинную смерть.

— Какие еще проблемы можно ждать?

— Ты не сможешь спасти своих спутников. Щит Давида тебе не преодолеть, а твой навигатор скоро умрет.

— Но есть же какие-то способы?

— Вообще… Да. Теоретически ты сможешь понять, где оказался, оставить там якорь или маяк, потом вернуться в наш мир и зеркально восстановить щит Давида с этого же места, повторив работу твоего навигатора, — коротко стрельнула глазами девушка в сторону фон Колера. — И только после вновь отправиться за своими друзьями, отзеркалить защиту и уже безопасно вернуть всех сюда.

— Обязательно для этого сходить туда и вернуться? Можно ли…

— Сходить куда?

— А, черт…

Фон Колер создал щит Давида, обеспечивая нашу безопасность. Вот только куда мы должны были отправиться — знает только он один. А судя по тому, что у профессора сейчас отсутствует нижняя челюсть, часть руки и половина грудной клетки, сожженные вышедшей из-под контроля Тьмой, вряд ли он в ближайшее время сможет что-либо сказать.

— Имей ввиду, если навигатор создает Щит Давида, вряд ли ты сможешь попасть домой именно с того места, где окажешься — наверняка там небезопасно. Придется найти другую точку пересечения границы.

— Ну, если в общем, пока все звучит выполнимо.

— Если не вдаваться в детали. И забыла еще сказать, что одной из главных задач будет вопрос выживания, — невесело улыбнулась девушка.

Вздохнув сквозь стиснутые зубы, я покачал головой. Раньше, в прошлой жизни, в крупных военных конфликтах я не участвовал. И, глядя на политрука Еременко — знаменитую фотографию, где он поднимает пехоту в атаку, всегда думал, как это — просто встать и побежать по чистому полю на чужие пулеметы. Теперь я примерно знаю как это, но не могу сказать, что удовлетворен получением ответа.

— Это не твоя вина и не твоя война, — показала ангел-хранительница на остальных моих товарищей, замерших в защитных коконах вершин гексаграммы. — Данная атака к тебе никакого отношения не имеет.

— Да какая разница? — с усталой обреченностью ответил я.

Несмотря на внешне безразличный вид, после слов своей неожиданной покровительницы испытал облегчение — все же проскакивали мысли, что являюсь первопричиной происходящего, и ошибка фон Колера часть действий направленных именно против меня, которыми невольно стали задеты остальные.

— Знаешь… Бывают моменты, когда осознаешь, что необходимо сделать шаг вперед, а не назад. Даже если тебе этого не хочется. И даже если он будет стоить тебе жизни, — посмотрел я в глаза опекающей меня матери Олега. Она, пожертвовавшая своей жизнью ради ребенка пятнадцать лет назад, сама при этом толком не начав жить, в ответ на мой взгляд только грустно улыбнулась.

— Я знала, ради кого и ради чего это делаю, — негромко произнесла девушка. И тут же потупила глаза под моим внимательным взглядом — а я по ее реакции понял, что она принесла себя в добровольную жертву, благодаря которой на Олеге появился первый слепок души, находясь в здравом уме и при полной памяти. Самостоятельно, а не погибая не в силах противиться безвозвратной одержимости, как мне говорили раньше.

После того, как моя личность соединилась, полностью поглотив память предшественника-подростка, я сам частично стал им. Начал испытывать ранее несвойственные эмоции, пару раз даже попробовал застесняться в общении с противоположным полом. И сейчас вот тоже, совершенно неожиданно для себя, ощутил эхо направленного на эту незнакомую мне девушку сыновьей любви.

— У меня нет выбора. И даже не ради них, ради себя, — произнес я после долгой паузы.

— Я в тебе не сомневалась, — после короткой паузы произнесла девушка, и вдруг бросила мне статуэтку, примерно тридцати сантиметров в высоту. Фигурка с поразительной точностью изображала крайне испуганного Василия, замершегося в позе готового сорваться в бег человека.

— Не знаю, где и в каких условиях ты окажешься. Но тебе надо будет продержаться хотя бы несколько секунд, пока он не придет в себя и не сможет тебе помочь, — пояснила девушка, показав на фигурку Васи.

— Спасибо, — отводя взгляд от статуэтки, произнес я. — Ты даже примерно не предполагаешь, где я окажусь?

— Даже примерно не знаю. А у него уже не спросишь, — покачала головой и развела руками девушка, коротким движением подбородка указав на изуродованного Тьмой фон Колера.

— Отлично, — чувствуя нервную дрожь мандража, покачал я головой. — Еще есть что-то важное, что ты можешь мне сказать?

— Береги себя, — кивнула мне мой ангел. И очень внимательно посмотрела в глаза. Вслух не спрашивала, но явно ожидала, что я могу все же принять взвешенное решение, покинув дефектную конструкцию плетения.

— Поехали, — произнес я. И глядя в огромные васильковые глаза, только головой отрицательно покачал.

Девушка кивнула и закусив губу, отступила на шаг. И сразу время скачком вернулось к прежней скорости, вместе с ворвавшимися в сознании противным звуком рвущейся плоти, шелестом Тьмы и утробным криком боли фон Колера.

Гексаграмма оказалась завершена не полностью, но плетение было активировано. Из мглистого ковра под ногами рванулись серые лоскуты пелены, поднимаясь выше и окрашивая весь мир в плотный белесый туман. Пространство вокруг закрутилось, и на несколько секунд я ощутил себя словно в центрифуге. В животе ухнул комок, и вместе с вращающейся шестиугольной звездой я полетел вниз, как будто находился в сорвавшемся с тросов лифте. Неподалеку кто-то кричал: туман серой пелены прикрывал нас друг от друга, но звуки через него проходили, пусть и приглушенные, как сквозь вату.

Падение вдруг закончилось. Причем скорость была погашена плавно и ожидаемого мной зубодробительного удара не последовало. Клубящаяся вокруг пелена рассеялась, словно сбитая порывом сильного ветра, и я осмотрелся, сразу же закрутив головой по сторонам. Несомненно, вокруг лежал чужой мир — и здесь есть только камень и знойный ветер. Не освежающий, а колко бросающий в лицо горячие песчинки.

Не знаю, похоже ли это место на ад, но вот американский великий каньон на закате напоминает точно. По сторонам, разрывая линию горизонта, зубцами вздымались ввысь красно-коричневые скалы, а по низкому небу, без следа синевы, разлилось багряное свечение, заливая и плотные облака. Никаких других цветов, кроме красного и коричневого — от темного оттенка скал, до более светлого в кладке булыжников стен вокруг.

Мы оказались… на вершине крепостной башни, служащей площадкой арены. И появились здесь в расстановке как в защитной гексаграмме, довольно далеко друг от друга. Башня с площадкой арены была одной из многих в замке, словно выточенном из тела высокой скалы. Масштаб сооружения поражал — размерами крепость не меньше, чем Крак-де-Шевалье в Сирии. Только эта без округлых плавных линий, везде сплошь рубленые углы, под стать окружающим крепость скалам.

Арена, куда привело нас плетение фон Колера, по размеру была меньше той, с которой мы только что сюда переместились. Вместимость здесь на несколько сотен мест, не больше. Причем конструкция непривычна: овальная площадка, расположенная в глубокой яме, огорожена трехметровыми стенами, поверху вплотную располагаются отдельные зрительские ложи, и только за ними скамьи трибун. Причем для удобства высоких гостей над ложами, расположенных ниже общих скамей, когда-то была натянута плотная ткань тентов. Сейчас они истрепались в лохмотья, болтающиеся на оставшемся частоколе шестов, выглядевших словно оголенные ребра скелета.

На одной из высоких лож появился я — а остальные мои спутники оказались на соседних. Мы, как и совсем недавно, находились на равном удалении друг от друга; и каждого от меня закрывала полупрозрачная темная пелена защитного кокона — выглядела она словно купол легкой москитной сетки. Но при этом чувствовалось, что пелена эта напитана силой. ...