Автор выражает глубочайшее почтение и всемерную благодарность завсегдатаям форума Новой фантастики «Армейские байки». «Кирилл», «Kurok», «Дед», «Котыч» – знайте: автор вдохновлялся именно вашими воспоминаниями, служивые! Честь вам и слава!

Автор обложки художник Каторкина Дарья (Tanmorna)

Иллюстрация написана специально для издания по авторскому заказу

К читателю

Уважаемый читатель! Книга основана на реальных событиях, каковые обязательно произойдут через несколько столетий, соответственно, и все её персонажи действительно будут существовать в обозримом будущем. По крайней мере, в этом меня заверил Раймон О`Террон, подлинный автор текста – и оснований сомневаться в его словах у меня нет. В самом деле: раз уж знаменитый звёздный адмирал оказался в далёком прошлом, почему бы ему не поделиться опытом со своими предками? Вон сколько книг превозносит просветительскую деятельность наших современников, попавших в другие времена и веси! Именно в таком духе высказался и сам адмирал после прочтения тоны современной фантастики. Но было и ещё одно, что заставило меня отнестись со всей серьёзностью к словам бывалого космического волка.

Мною лично было проштудировано множество форумов и книг, так или иначе связанных с современной армией. И могу сказать наверняка: многие ситуации, описываемые Раймоном, находят аналоги в современности! Это поразительно, но это так. Результаты этих изысканий представлены в последней главе книги, и каждый въедливый читатель легко сможет развеять свои сомнения. Но даже это ещё не всё.

Дело в том, что уже сейчас существуют книги, описывающие армию не в терминах «хорошо», «плохо», «смешно», «грустно», а с позиции социальной науки или высокой публицистики. Такие книги отмечают в армии нечто, неизживное в веках. Примером книг высокой публицистики можно считать «Кирзу» В. Чикунова и «Оружие возмездия» О. Дивова. Если же обратиться к отечественной классике, нельзя обойти стороной сочинения Александра Куприна, самыми яркими образчиками которых служат «Прапорщик армейский» или «Поединок». Примером социальной науки может стать исследование советских социологов С.А. Белановского и С.Н. Марзеевой о дедовщине в Советской Армии, а также книга самого автора этих строк «Исследование взаимоотношений в Российской Армии».

Уважаемый читатель, обращаясь к вам, я также хотел бы заранее извиниться – за матерные выражения, ненароком попавшие в текст книги. Уверен, к моим извинениям присоединится каждый военный. Шучу, конечно. Сначала я честно пытался вкладывать в слова героев высококультурные обороты, но встретил настолько ожесточённый отпор с их стороны, что вынужден был пойти на попятную. Оказалось, без мата передать смысл реплик солдат и офицеров просто невозможно! Оставалось либо допустить в книге мысленное общение героев, когда из мата остаётся лишь экспрессивная окраска самих мыслеобразов, либо исключить диалоги вообще, либо… сдаться на милость героев и читателей. Чтобы совсем уж не травмировать тонкую душевную организацию гражданских читателей, все матерные слова представлены первой буквой с многоточием. В любом случае, не судите строго: если Вам претит экспрессия материных выражений, лучше вообще не читайте эту книгу, а заодно забудьте, что в обществе существует армия, большинство обитателей которой не ругаются матом, а разговаривают на нём.

Предисловие отставного офицера

Моё имя Раймон о`Террон, полный адмирал¹ Космического флота Второй звёздной империи. Да, империи сейчас уже нет, и человечество пытается вытравить саму память о ней из истории обитаемой вселенной. Но. Я имею право носить этот титул, даже после гибели империи, потому что 157 лет своей жизни посвятил Космическому флоту. И ничто в этом мире не заставит меня думать и считать иначе. Если хотите, я слишком упрям, слишком амбициозен, чтобы откреститься от своего прошлого. Я считаю, что ЗАСЛУЖИЛ ПО ПРАВУ носить это звание, а бумажка от Императора – всего лишь бумажка. Он сам это прекрасно понимал, когда её подписывал, все мои сослуживцы это понимали, и все мои враги. И уж тем более, бумажкой считаю постановление Конфедерации обитаемых планет о лишении меня всех титулов и званий. Наград они меня лишить не посмели, но даже если бы и посмели, для меня всё равно неизмеримо важней не награды, а те несколько десятков татуировок на теле, что кололи сослуживцы в разные периоды моей службы.

Любой уважающий себя военный думает так же, как и я. Просто потому, что ни один гражданский даже не поймёт тех душевных переживаний, той страшной ломки, через которые приходится пройти военному. Недаром даже отслужившие год-два призывники-резервисты потом всю жизнь вспоминают именно моменты армейской жизни, окрашенные в цвета ярчайших эмоций – настолько ярких, что память о них не стирается и за годы куда более ровной и сытой гражданской жизни.

Но всё это лирика. Я ни перед кем не желаю оправдываться, и книгу эту задумал не для оправданий, а лишь для того, чтобы показать, какой реально была армия Империи. Недавно мне в руки попала книга «Закат Империи» одного известного современного публициста (не буду называть его имени). Таких глупостей, какие он излагает на бумаге, мне, отставному военному, не приходилось слышать даже в армии, вообще говоря, очень богатой на всевозможные глупости. До прочтения этой книги я, наивный, полагал, что только в условиях армии человек может проявить свою подлинную глупость и низость. Но я ошибался. Оказывается, это вполне возможно и на гражданке.

Только невменяемый человек может с умным видом излагать о поедании имперскими солдатами своих врагов. А эта сцена, где звездолётчики, выстроившись на внешней палубе, показывают свои задницы объективам вражеского крейсера! Интересно, автор пробовал в безвоздушном пространстве оголить какую-либо часть тела от скафандра? Пусть попробует. Уверен, это гарантированно вылечит его от глупости. Кстати, именно так солдаты в армии лечились от глупости во все времена. У кого в руках взрывалась граната, кто умудрялся прострелить себе голову из ракетной установки, кого засасывало в вакуумный клозет…

В общем, я решил поучить автора уму-разуму на армейский манер. Надеюсь, когда моя книга выставит его на всеобщее посмешище, он перестанет писать книги и займётся чем-то более соответствующим его умственным способностям. Главное, чтобы он держался подальше от реальной армии: ведь там нужно думать и быстро ориентироваться в реальной боевой обстановке, а не в своих извращённых фантазиях.

С другой стороны, не ищите в этой книге некой бравурной военщины. Я никогда не умел лизать задницы, умащать красивыми словесами больших чинов, вести агитацию и бравурную пропаганду. Глубоко убеждён, что занятые этим делом реально даже не представляют, что такое настоящий патриотизм. Они изображают его каким-то слюнявым, глупым, пошлым. Он становится похож на изображение любви в музыке современной эстрады и в гало-сериалах. Думаю, каждый здравомыслящий человек знает, что такой любви нет в реальности. Но то, что такого патриотизма нет в реальности, знает только военный.

В общем, я покажу ту армию, какой она была реально, без скидок на обстоятельства. И хватит слов, пора переходить к делу.

Первое разочарование

Огромный светящийся шпиль Академии разрывал облака и, подобно ракете на старте, уходил в самую стратосферу. Это здание самим своим обликом подчёркивало избранность, устремлённость в будущее, душевный полёт обучающихся в его стенах молодых космических волчат. И сейчас оно светилось в глазах молодых выпускников ещё ярче обычного, дополняя торжественность момента – долгожданный Выпуск.

Юные космонавты, уже без пяти минут офицеры Космического флота Империи, стройными рядами выстроились на плацу. Иссиня-чёрные ряды лётчиков и навигаторов, жемчужные, нереально белые ряды техников, наконец, алые ряды звёздных штурмовиков. Особое очарование моменту придавало и то, что коробки построений стояли не просто по цветам – они стояли в последовательности цветов имперского флага.

В первом ряду красных, гордо выпрямившись, со светящимися глазами, стоял курсант Раймон Ванга. Хотя какой же он теперь курсант? До полноценного офицера оставался лишь один шаг – принятие присяги. Молодой человек уже воочию видел, как вот сейчас на плац перед космонавтами выйдет лично Император, чтобы послать своих сынов к новым свершениям.

Вот перед строем медленно проплыла, и замерла ровно по центру платформа антиграва. Вот распорядитель Академии прямо с платформы гаркнул приветствие. Вот без малого две тысячи юных исполненных молодецкой силы глоток проорали в ответ. Сердце Раймона замерло. «Вот сейчас, ещё чуть-чуть, и Он появится перед нами», – думал курсант. Он так долго ждал этого момента, так долго к нему готовился; был уверен, что именно на него посмотрит Император, – сколько по этому поводу было споров с сослуживцами! А сколько драк! Молодые волчата хотели получить самую кроху монаршей ласки, готовы были принести себя в жертву только ради этой крохи. Они терпели чудовищное напряжение учебных будней, отсутствие родительской ласки, жестокость мужского коллектива с его давящей требовательностью и круговой порукой – всё это ради Него. Он олицетворял для юношей мудрость высшей власти империи, её честь, душу.

Первый из коробки красных взошёл на антиграв. Плечо к плечу рядом с ним встали один из чёрных и один из белых. Над огромной закованной в бетон площадью раздались три голоса, произносящие слова присяги. «Кому они присягают? Почему Его не показали сначала нам всем, ведь мы должны были Его поприветствовать! Кто-то ответит за это разгильдяйство!» – Множество самых сумбурных мыслей пронеслось в голове юноши прежде, чем пришёл его черёд выйти к антиграву.

За шесть лет учёбы строевой шаг вошёл в плоть и кровь курсанта, но перед лицом Императора он всё равно боялся ошибиться в чём-то. Так всегда бывало перед ответственными событиями. Зная эту свою особенность, юноша всегда готовился к экзаменам «от сих до сих», никогда не оставлял невыученным даже самый банальный вопрос. Сейчас же его ждал экзамен всех экзаменов, и даже шести лет ему казалось ничтожно мало, чтобы с честью его выдержать. Но вот силовые лучи подхватывают его и поднимают на самую платформу: часть экзамена позади. Зато впереди… «Но это же не Он!» – только сейчас до юноши дошла простая и очевидная в общем-то истина: присягу принимал НЕ Император. Какой-то пожилой офицер, с уставшим, осунувшимся лицом. Его взгляд, которым тот встретил курсанта, был тусклым и невыразительным. Офицер словно говорил: я так устал, а тут ещё ты…

Только благодаря доведённым до автоматизма рефлексам Раймон не сбился при чтении текста, не сбился при выполнении строевых фигур на пути в строй. Молодой человек был буквально раздавлен. Сегодня, вместо праздника жизни, его впервые постигло разочарование в вооружённых силах Империи.

– Курсант Ванга, вы требуете невозможного, – распорядитель Академии уже истратил все остатки душевных сил, что ещё теплились после нескольких часов приёма присяги. Его ждала грандиозная пьянка с посланцами Императора, и он уже предвкушал блаженную алкогольную расслабленность, когда в его кабинете появился этот упёртый мальчишка. Двадцать минут он с совсем не юношеской настойчивостью отчитывал распорядителя «за клевету», как он выражался. Распорядитель испробовал уже все средства, чтобы отвязаться от курсанта. Он пробовал роль любящего отца, эдак проникновенно пытаясь выставить мальчишку. Он пробовал давить, даже кричал. Он не пробовал только одного: сказать правду, объяснить. При кажущейся простоте подобного решения на деле оно оказывалось трудно выполнимым. Распорядитель никогда не прибегал к честности со своими подопечными, посему для него было просто немыслимым скормить молодому человеку горькую пилюлю правды. Это противоречило бы всей системе обучения, всему тому, что день за днём, год за годом вдалбливалось в юные головы – слишком впечатлительные, отличающиеся максимализмом, не готовые к принятию неблаговидной реальности. Уж лучше пусть молодые страдают положительным для общества максимализмом, нежели отрицательным, – так рассуждали учителя жизни в империи. Однако и у многоопытного учителя был предел терпения, и сейчас он, похоже, оказался исчерпан.

– Извините, лэр распорядитель, но я уже не курсант. Будьте добры, обращаться ко мне сообразно моему положению, – эта фраза стала для учителя последней каплей: волчонок посмел показать зубы старшему по званию! Мальчишка же ещё и припечатал напоследок. – И нет, лэр распорядитель, я требую только того, что положено мне по праву.

– Вы переходите все границы, курсант. Я буду вынужден вызвать комендантский взвод, – распорядитель тронул сенсор под столом.

– Не трудитесь, лэр распорядитель. Комендантский взвод блокирован в караулке – не только я желаю получить ответы.

– Да как вы смеете! Это бунт, прямое неподчинение приказам!

– Вы ошибаетесь, лэр распорядитель. Вы находитесь в Империи, где каждый офицер вправе призвать к ответу за свои слова любого обидчика. Вы же обманули нас, офицеров, в нашу бытность курсантами. Поэтому потрудитесь объясниться.

Распорядитель откинулся на спинку кресла, смахнул выступившую на лбу испарину. «Год от года с этой пропагандой становится всё сложнее, – думал учитель. – Скоро они начнут сначала бить, а затем разбираться. Ох уж эти молодые волчата». Он уже понял, что придётся всё объяснять, срывать покров с пропагандисткой машины.

– Вас никто не обманывал, – он предпринял последнюю попытку вывернуться. – Никто и никогда не говорил о принесении присяги лично Императору. Если прочесть устав, там дословно сказано: «Каждый офицер обязан принести присягу Императору, только с этого момента он допускается к несению строевой службы». Император здесь – это сердце Империи, а с сердцем напрямую могут общаться только специалисты-медики. Остальные довольствуются общением с другими, специально предназначенными для этого органами.

– Не уходите от ответа, лэр распорядитель. Мне сложно даже подсчитать, сколько раз учителя говорили об Императоре, о его участии в каждом из нас, о его взгляде, постоянно обращённом к нам. Рассказывали разные истории о присяге, в которых присутствовал лично Император, – в чёрных зрачках курсанта при этих словах возник восторженный блеск, видимый без всяких детекторов. Но его восторг быстро перешёл в огонь холодной ярости. – Поэтому мы требуем ответа: почему Представители Императора? Кто в этом виноват? К вам я обращаюсь только потому, что вы, как справедливо было сказано, старший по званию в Академии. Нас же учили всегда спрашивать со старшего. И… лэр распорядитель, если вы ещё раз попытаетесь уйти от ответа словом, я вынужден буду призвать вас к ответу оружием.

Раймон Ванга уже не просто говорил. Он печатал слова. Это был верный признак крайней степени ярости волчонка, что не укрылось от намётанного взгляда учителя. Дальше уходить от ответов было опасно.

– Всё дело в традиции, лэр Ванга. Вам известно, сколько именно в империи Академий? Впрочем, уверен, что известно, – распорядитель вынужден был сменить поучительный тон, когда уловил ещё один взгляд курсанта. – В сорока трёх учебных заведениях Выпуск производится в один и тот же день. Академии раскиданы по всей обитаемой человеком части вселенной, между ними могут быть тысячи световых лет! Может ли один человек, пусть он и наш всесильный Император, одновременно присутствовать во всех? Раньше, конечно, мог, но тогда их было не сорок три, а только одна. Потому с давних пор заведено: присягу принимают Специальные посланники Императора. Этих заслуженных офицеров каждый год специально выбирает лично Император, выбирает по заслугам, и своим рескриптом наделяет их правом от его имени принимать присягу у молодых офицеров.

Распорядитель аккуратно подбирал слова. Он старался максимально смягчить эффект от новых для курсанта истин, и делал это отнюдь не только для самосохранения: над ним и сейчас довлела привычка не открывать всей истины, погружать её в красивый фантик и сладкую глазурь официальной идеологии. Тем более что он видел, как молодой человек потихоньку оттаивает, его гнев сменяется растерянностью.

– Но зачем тогда рассказывать эти истории? – волчонок полностью скрылся в глубине души курсанта. Теперь перед учителем стоял обычный юноша, доверчиво заглядывающий в глаза своему наставнику.

– Я же говорю: традиция. Нужно подчеркнуть избранность наших офицеров, показать, что Император постоянно с ними. Он же действительно с ними! Да, иногда не сам – ведь Империя с момента основания шагнула далеко за пределы самых смелых человеческих фантазий! Но неизменно через тех, в чьём сердце горит частичка его души: лучших из лучших, прошедших огонь и кромешный холод – через подлинных героев!

Распорядитель вскочил на излюбленного конька. Он словно бы снова вещал целой аудитории юношей, верил всему, что говорил сам и заставлял поверить всех вокруг. Между тем, всё было куда как прозаичней. Офицеры для присяги особо и не отбирались – посылались те, кто сейчас оказывался поблизости от Академии. Главное, чтобы такие офицеры были постарше и были строевыми, прошедшими через реальные военные компании. Впрочем, среди служивых в годах иных и не было.

– Вы очень смелый человек, лэр распорядитель. Или вы нас просто не уважаете? – красноречие учителя неожиданно утекло в песок, а волчонок в душе юноши снова зашевелился, грозя погубить все психологические достижения распорядителя в разговоре.

– Вы просили говорить правду, я её вам и сказал. Если она не такова, как вам хотелось бы, то ничего не могу поделать: на то она и правда. Теперь вы должны понимать, почему учителя иногда обходят некоторые темы стороной.

– Я говорю про обман. Зачем нужно обманывать, не проще ли сказать всю правду?

– Если даже сейчас правда вам неприятна, неприятно то, что людей слишком много, чтобы Император мог лично дотянуться до каждого, то что вы предлагаете делать нам, его скромным подданным?

– Предлагаю не обманывать наши надежды. Всего доброго, лэр распорядитель, – юноша, вместо традиционного воинского приветствия, отвесил учителю лёгкий поклон. Что это означало, распорядитель так и не понял – понял лишь, что в этот раз обошлось: курсант что-то для себя решил, и в этом «чём-то» не было места мести.

На выходе из кабинета Ванга дал сокурсникам команду: «Отбой». Сделал это совершенно автоматически, благодаря вбитой годами тренировок привычке – настолько его выбили из колеи слова учителя. Он привык во всём полагаться на наставников, теперь же получалось, они могли обмануть и в чём-то ещё – если обманывали даже в таком судьбоносном вопросе, как присяга! Так рассуждал молодой офицер, интуитивно понимая уже, что многое в этом мире придётся постигать самому, пропускать через себя, а значит, его ждёт ещё множество разочарований.

В расположении его ожидали. Юноши расположились на всём, где только можно сидеть или лежать. Сегодня здесь собрались не только его товарищи по взводу, но и представители чуть ли не всего потока «красных». Всем хотелось получить ответ на извечный вопрос: «Почему?» В расположении шумели, даже срывались на крик; шутили, хотя у большинства присутствующих было совсем не праздничное настроение; строили планы, клялись в вечной дружбе «до гроба». Однако стоило Раймону переступить порог, все разговоры стихли, в помещении повисла звенящая тишина; только несколько десятков пар глаз устремили свои взгляды на вошедшего. Этот коллективный взгляд можно было почувствовать, услышать, как если бы сослуживцы вопрошали в голос.

В по-военному коротких, содержательных репликах офицер передал собравшимся суть разговора с распорядителем. С его последним словом напряжение взорвалось шквалом голосов. Впрочем, запал молодых быстро спал, когда один из них высказал мысль, что сейчас, в общем-то, уже без разницы, всё равно скоро все окажутся в войсках, а там уже у каждого появится возможность послужить Императору. У самых же удачливых появится шанс увидеть его лично: например у тех, кому удастся пережить какую-нибудь особенно опасную заварушку и заслужить высшую награду в Империи.

Офицеры расходились, но каждый из них навсегда сохранил в душе своё первое разочарование. К Раймону подошёл его сослуживец по взводу, балагур и весельчак Марек.

– Ну что ты киснешь, Ванга! Давай, что ли, отпразднуем завершение учёбы хорошей выходкой? А то ты всегда такой правильный. Вон видишь – даже твои любимые учителя оказались не такими и идеальными, – Марек вальяжно приобнял парня за плечи, доверительно вещая ему в самое ухо.

– Извини, Весельчак, но ты не прав. Теперь тем более не время для шуток.

– Это ещё почему?

– Потому что мы теперь офицеры, на нас смотрит вся Империя. Мы должны быть примером для подражания. Никто не отменял нашего долга.

– Вот именно, Ванга, вот именно! Империи нужны зрелища, нужно веселье. Не киснуть же им теперь, как тебе! Скажи, что я не прав?

– Да ну тебя к чёрту, Марек! – Раймон скинул руку приятеля с плеча. – Не буди лиха.

Весельчак только хмыкнул, однако благоразумно предпочёл не цеплять парня. При всей его правильности, Раймон легко от слов переходил к делу, а в хорошей драке на силовых шпагах равных ему на курсе не было.

Ахиллесова пята бюрократии

Огромный мегаполис распахнул офицеру свои объятия. Многоуровневые движущиеся тротуары, в самых замысловатых комбинациях сочетающиеся с транспортными развязками; огромные проекции реклам, фантастическими гроздьями «нанизывающиеся» на развязки; гигантские шпили высоток, – всё это многообразие было для Раймона непривычным. Редкие выходы в город на увольнительные происходили обычно вместе с другими курсантами, и городская фантасмагория проходила где-то на грани сознания, которое было полностью поглощено общением с товарищами. Курсанты жили в расположении-казарме коллективом, посему выходили за её пределы также коллективом, то есть неким единым целым, ощущающим окружающее особыми органами чувств, но не каждым членом по отдельности. Теперь же он был один на один с городской суетой. Ему всё казалось чужим, даже чуждым, особенно на фоне армейского порядка, когда даже положение вещей в личной стенной нише чётко определено уставами и правилами внутреннего распорядка.

Особенно непривычными были окружающие люди. В их одежде и поведении не было совершенно никакой системы, что вступало в яркий диссонанс с привычным Раймону окружением. Пёстрые наряды, улыбки на лицах или напряжённые гримасы, быстрый шаг или лёгкая непринуждённая походка – вот чем встречали его гражданские. Зато, стоило им оказаться в метре от офицера, как они резко меняли направление движения, раздавались в стороны, даже отводили взгляды, словно вокруг молодого человека действовало некое силовое поле, раздвигающее человеческий поток. «Что такого они во мне видят? Почему стараются не переходить мне дорогу? Ведь имперский солдат – их защита и опора; по крайней мере, нас так учили», – недоумевал офицер. На самом деле люди просто чувствовали исходящую от офицера ауру силы, готовности немедленно броситься убивать и умирать, и это похлестче всяких силовых полей отваживало от него простых обывателей. Не последнюю роль в подобном отношении играла и офицерская форма. Тот красный комбинезон с алой же береткой Раймон одевать не стал – это был своего рода полевой вариант формы. Если сравнивать её с далёким прошлым Земли, то по фасону и статусу он больше напоминал маскхалат, пусть и с некоторым налётом парадности – сказывалась его способность менять цвет по желанию носителя. Сейчас же лейтенант щеголял в чисто парадном офицерском одеянии.

Созданная профессиональными психологами и модельерами, впитавшая в себя века армейского опыта человечества, форма была окружена ореолом торжественности. Никаких обтягивающих комбинезонов, никаких тёмных невнятных пиджаков – только острые линии небесно-голубого одеяния и блеск множества металлических элементов. Широкие брюки с серебряным шитьём по бокам брючин, металлическая пряжка, блеск которой так интересно перекликался с блеском серебряного узора по коже ремня. Приталенный китель, до низа бёдер, с широким отложным воротом, манжеты которого идут от самого живота, расширяясь к собственно воротнику. Рукава также заканчиваются манжетами, на морской манер. На всех манжетах серебряное шитьё, вместо старомодных пуговиц совершенно неотличимые от них магнитные клипсы. Звёзды на погонах логично дополняют композицию – построенную по цветовому принципу: «Голубое небо – звёздное серебро». Ну и, конечно, знаменитая офицерская фуражка.

Ноги обуты в изящные полусапожки, скрытые широкими брючинами – как шутили сами служивые, «для нанесения максимального урона личному составу городских кабаков». В самом деле, сапожки, несмотря на их внешнюю изящность, были сработаны на совесть, из специальных пластиков и сплавов, так что удар ими выходил знатный. На умелых ногах, конечно. А если уж раскрывать все карты, то офицерские сапоги позволяли пристыковывать к ним лёгкий скафандр, что в космосе сильно экономило время во внештатных ситуациях.

Насквозь официальный облик офицера дополняли тросточка в одной руке и небольшой кейс в другой. Когда он шёл в подобном наряде в одиночку, молодцевато поигрывая тросточкой, это производило сильное впечатление. Зато когда их, таких торжественных, вывалился на улицу сразу целый поток, выглядело это несколько комично. Все с кейсами, все с тросточками, все в совершенно одинаковых нарядах, отличающихся лишь пантеоном медалей, – кто на что учился, как говорится. Вот только заметны эти отличия были лишь самим военным, для несведущих гражданских значки сливались в загадочную своей непознанностью массу серебрящегося на солнце металла – россыпь пивных пробок, ни дать, ни взять.

Остались позади сцены прощания друзей и товарищей, каковыми стали курсанты за шесть лет совместной казарменной жизни. Были здесь и попойки, и братания, и клятвы не забыть и не бросить в беде; были обещания вытягивать своих в случае такой возможности. Эти клятвы даже годы спустя не потеряют своей актуальности. Такие мелкие, юношеские сантименты, казалось бы, легко разбивающиеся о стену времени, на самом деле составляли одно из слагаемых армейского чувства локтя. Однако теперь всё это было позади, а впереди Раймона Вангу ждал секретный объект в самой пустынной части человеческой галактики. Добираться туда предстояло без малого десять суток, а для старта офицеру пришлось перелететь на противоположное полушарие планеты. Это-то и заставило его впервые за последние годы оказаться один на один с враждебным миром. Впрочем, Ванга не унывал, он в своей юношеской наивности ещё не подозревал о подлинной враждебности окружающего мира, с любопытством и доверчивостью взирал вокруг, готовый «служить и защищать».

Северный Космопорт был шумным, людным местом. Чтобы добраться до его отпускных терминалов, нужно было продраться сквозь невероятное нагромождение парковочных площадок для планетарных летательных аппаратов. Затем предстояла борьба с зоной свободной торговли, с её гроздьями торговых точек, торгующих всеми доступными во вселенной развлечениями. Борьба, между прочим, нешуточная, ибо тамошние голографические рекламы меркли перед настойчивостью местных людей-зазывал. Дальше путника ждала таможенная зона – эдакий островок порядка и дисциплины в океане космодромного хаоса. Ну а в конце прошедшего все эти круги людского ада ожидал ещё один островок, на этот раз служивший прибежищем овеществлённому ожиданию: сеть кафе, ресторанов, закусочных и просто залов праздного времяпрепровождения.

Лейтенант стоически перенёс первую зону, с любопытным недоумением миновал торговые ряды, и тут его продвижение неожиданно остановила таможня. Раймон подошёл было к длинной очереди ожидавших досмотра гражданских, когда заметил неприметную надпись, призывающую служащих звёздного флота проследовать по голубой стрелке. Был ли молодой офицер таким служащим? А почему нет? Форма, свежее офицерское удостоверение – всё было при нём, так что Раймону даже в голову не приходило иного. Лейтенант уверенно проследовал по неоновой стрелке. Мимо таможенных терминалов, дальше, дальше… пока путь офицера не преградила металлическая переборка с дверью. Дверь открывалась магнитной карточкой. Раймон провёл по считывающей зоне своим блестящим ещё совершенно новым удостоверением офицера. Он был совершенно уверен в его магическом влиянии на окружающее, посему был крайне удивлён, когда считывающий круг полыхнул алым. Естественно, дверь не открылась. Лейтенант в недоумении замер возле входа. Возвращаться к скоплению гражданских совершенно не хотелось, но и стоять возле двери было, по меньшей мере, глупо.

Заскучать Раймону не дали.

– Лэр, вы не посторонитесь? – прозвучал голос из-за спины.

За спиной офицера возник подросток в совершенно умопомрачительном наряде. Только при пристальном рассмотрении офицер узнал форму техника. Мало того, что форменная куртка мышиного серого цвета была расстегнута, так ещё из-под неё торчала совершенно неуместная для служащего оранжевая рубашка с пёстрыми разводами всех цветов радуги. Волосы парня были под стать рубашке – уложены замысловатым чубом. Облик дополняли цветные тапочки с мягкими бумбонами. И это вместо положенных по уставу сапог!

– Вы одеты не по форме, лэр, – вместо приветствия грозно констатировал молодой офицер.

– Ну и что? – странный субъект растерялся.

– Вы находитесь в императорском учреждении, служите в планетарном космопорте, и при этом вас совершенно не волнует внешний вид? – лейтенант нахмурился.

– Так вы имперский офицер? – только сейчас субъект в полной мере оценил, с кем имеет дело. Его лицо тут же приобрело по-детски обиженное выражение.

– Вы не ответили на вопрос, – холодно нажал Раймон.

– Но ведь это вход только для работников космопорта! – невпопад попытался защититься техник.

– Ну и что? – теперь растерялся офицер.

– Вас здесь не должно быть. Вообще никакого начальства не должно быть, – честно назвал причину своего разгильдяйства парень.

– Немедленно приведите себя в порядок, – Раймон был неумолим.

Под пристальным взглядом офицера техник начал нехотя заправляться. Спустя несколько минут он, по мысли лейтенанта, стал гораздо больше похож на человека, хотя тапочки и чуб на голове всё равно не давали Ванге покоя. Немного подумав, он стал собственноручно приводить причёску парня в порядок, легко преодолевая его слабое сопротивление.

– Лэр лейтенант, я восхищён: вам почти удалось сделать из этого техника человека, – возле двери возник высокий статный крепыш, с длинными усами и лицом прошедшего огонь и воду космического волка. Капитанский чёрный мундир выдавал в нём элиту космического флота человечества, а цепкий взгляд – умудрённого жизненным опытом мужчину. Впрочем, сейчас глаза мужчины блестели то ли восхищением, то ли иронией – Раймон так и не смог понять по тону и выражению лица, шутит ли флотский.

– Лэр капитан, я не ожидал встретить в первом же крупном космопорте такую недисциплинированность от служащих, – лейтенант решил сделать лёгкий упрёк и самому звёздному командиру. Однако тот только пожал плечами.

– Эти сухопутные крысы нам не подчиняются, они находятся в юрисдикции наземных служб, – капитан подмигнул технику, и тот, правильно поняв намёк, поспешил ретироваться за закрытой дверью. Трясущиеся руки парня не слушались, и он далеко не с первого раза смог провести магнитной карточкой по считывателю – в таких расстроенных чувствах находился. – Лучше скажите, лэр лейтенант, как вы смогли оказаться здесь столь своевременно?

– Моё имя Раймон Ванга, лэр капитан. Я недавно произведён в офицеры и должен из этого космопорта вылететь к месту несения службы, – Раймон предпочёл игнорировать странную манеру флотского.

– Так вы только закончили Академию? А я, право слово, думал, что вы просто от скуки решили подшутить над этим парнем. Извините моё невежество. Меня зовут Кларк Фенон, я капитан корабля «Манящая».

– О-о! Капитан, а я как раз лечу на вашем корабле.

– Да? Тогда пойдёмте, провожу вас на борт.

Прогулочным шагом они направились в лабиринт подсобных помещений космопорта. Лейтенант только сейчас в полной мере осознал: если бы ему довелось самому открыть ту дверь, блуждать бы ему по космопорту до скончания времён. Но капитан не просто провожал своего спутника, он ещё и показывал особенно примечательные места циклопического сооружения. Нет, Раймон неплохо был знаком с устройством космодрома в целом; его хорошо учили. Вот только его учили уничтожать такого рода сооружения, для чего напичкали информацией по уязвимостям строения. Так, он знал, что силовое поле отключается простым уничтожением силовой установки; знал, где её следует искать; с вероятностью в девяносто процентов мог её уничтожить тяжёлым оружием, прожигающим переборки и толщу пластобетона, словно лист бумаги. Знал он и расчётные уязвимости несущих конструкций подземных катакомб под стартовым полем, попадание в которые складывало половину поля вовнутрь, словно карточный домик. Вот только детальных планировок ему никто даже не пытался вбивать в голову, ибо банально незачем. Зато после экскурсии капитана пробел в образовании оказался заполнен, ко многим терабайтам бесполезной в гражданской жизни информации добавился солидный пласт нового знания.

На пластобетонную поверхность новые знакомые вышли уже едва ли не друзьями. Лейтенант определил в капитане опытного волчару космоса, могущего поделиться бесценным опытом, тот же увидел в молодом офицере свежие уши и… потенциального собутыльника. К слову сказать, в медицинском отсеке, где Фенон проходил предполётное медобследование, тот умудрился разжиться солидных размеров бутылью спирта. Зачем ему спирт, если в космопорте можно купить самое экзотическое спиртное почти без наценки? Ключевое слово здесь «купить». Капитан быстро разъяснил неопытному флотскому, что слово это слишком режет уши любому уважающему себя капитану или офицеру. Куда приятней на слух ложится мелодичное «халява». А уж если оно дополняется усиливающим эпитетом «чистый» (применительно к спирту), то получившееся сочетание для любого уважающего себя космического волка звучит божественной музыкой. Нельзя сказать, чтобы Раймон Ванга сразу же перенял эту философию – слишком чужда она была его воспитанию, но он оценил её по достоинству и принял к сведению.

Во время визита в медотсек лейтенант познал и другую, не менее важную жизненную мудрость. Капитан, после прочувственной лекции о великой силе искусства, вдруг бросил заинтересованный взгляд на офицерский чемоданчик Раймона. Не успел тот опомниться, как бутыль спирта оказалась помещена в это универсальное хранилище, заменяющее военным контейнер с личными вещами. На вопрос: «Зачем?» последовал не менее лаконичный ответ: «Так надо». А дальше капитан разродился очередной лекцией, на этот раз о взаимопомощи в космосе. В общем-то, лейтенант был не против взаимопомощи, даже обеими руками «за». Вот только вдалбливаемая в юных военных истина о взаимопомощи служилых людей предстала перед Раймоном совершенно неожиданной стороной. Можно сказать, с тыла. Вряд ли чемоданчик – эту высокотехнологичную вещичку, способную уменьшать предметы специальным полем, – создавали для скрытой переноски спиртного. Пришлось офицеру вновь пересматривать свои казавшиеся незыблемыми взгляды на окружающий мир.

Но вот, после долгих блужданий по катакомбам рукотворного муравейника, офицеры наконец вышли на стартовое поле. Огромное, уходящее за горизонт – живое воплощение бесконечности, – оно словно втянуло в себя двух маленьких человечков. Вот они бредут по серому коридору – неестественно узкому, подчёркнуто стерильному, безжизненному в свете фосфоресцирующих потолка и стен; бредут, не видя дальше нескольких метров из-за бесконечных изгибов и поворотов, – а вот обзор вдруг расширяется настолько, что взгляд буквально проваливается в голубую бездну простора. Раймон на целый десяток секунд застыл, поражённый. Он вдруг в полной мере осознал, что значит быть астронавтом: ютиться дни и недели в гробу из композитных сплавов, слепнуть в кромешной тьме гиперперехода, сходить с ума под холодным светом безучастных звёзд. И только иногда, в часы досуга, погружаться в подлинную свободу земного неба, вдыхать свежий живой воздух, ощущать многие миллионы оттенков цвета вокруг. Обитатели планет просто не осознают, чем владеют, им банально не с чем сравнивать. Нужно лишиться чего-то, чтобы оценить это что-то в полной мере.

Кларк показал рукой куда-то вдаль, где должен был стоять ожидающий капитана корабль. Возможно, сам Фенон и видел его, но Раймон при всём желании не смог бы вычленить незнакомый ему борт из сотен и сотен замерших на старте машин. Кораблик Кларка Фенона терялся в огромных масштабах циклопического сооружения, подобно одинокой песчинке в обширной дюне. Да и сам путь к нему по казавшейся бесконечной серо-белой равнине, то и дело обжигаемой маленькими солнцами стартующих бортов, казался вершиной утопии. Но лейтенант знал: идти не придётся. Офицеры нашли ближайших лифт, спустились на подземный уровень, и следующие несколько километров с комфортом преодолели в уютных недрах подземного электропоезда. Вся территория под стартовым полем была изрыта всевозможными элементами транспортной инфраструктуры, напоминая этим нагромождением гигантский термитник. Рабочие же термиты-электропоезда постоянно сновали вокруг, доставляя грузы, пассажиров, обслуживающий персонал. В отличие от аэропортов с их планетарным транспортом, космопорты имели не надземную, а подземную инфраструктуру: слишком велики были силы, поднимающие космические корабли с планеты, чтобы подвергать риску людей и технику.

Корабль Фенона как раз заканчивал погрузку. Ни внутри, ни снаружи им не попалось ни одного человека, всё происходило в автоматическом режиме. Раймона несколько озадачило отсутствие шатающихся вокруг пассажиров, вкупе с крайне утилитарными внутренностями «Манящей», но он не придал этому особого значения, а потом стало и вовсе не до размышлений.

– Ну что, лэр, по одной за знакомство? – подмигнул молодому человеку капитан. На столе капитанской каюты, словно по волшебству, возникла непочатая бутыль имперского виски. В следующее мгновение к ней присоединилась вторая бутыль, на этот раз с достопамятным спиртом.

– Я пью только на праздники, лэр. Извините, – выдавил из себя виноватую улыбку лейтенант.

– Так я и говорю: за знакомство. Чем не праздник?

Раймону совершенно не хотелось оскорблять отнёсшегося к нему так по-человечески астронавта. Он подумал-подумал, и решил, что по одной можно. Офицеры опрокинули по первой стопке спирта, закусили кусочком хлебушка. Прежде чем лейтенант успел опомниться, капитан уже разлил по новой.

– Я пас, лэр.

– Ну что вы, лейтенант, в самом деле? Это же ваше первое задание! Чем не праздник? – взгляд Фенона был таким честным-честным, таким располагающим к доверию… Штурмовику ничего не оставалось, как выпить вторую стопку. По телу разлилось приятное тепло, в голове чуть-чуть зашумело. Когда офицер оторвался от исследования своих ощущений, стопка была уже вновь полна прозрачной пахучей жидкостью.

– Кларк, я не пью, – он попытался отодвинуть от себя стопку.

– Да разве мы пьём?!

– Что же мы делаем? – озадачился Ванга.

– Так… выпиваем.

– Разве это не одно и то же?

– Конечно же, нет! Вот что вы имеете против спиртного?

– Ну… оно мозги туманит, реакцию притупляет.

– Вот! – капитан поднял вверх указательный палец. Молодой человек заворожено проследил за его движением. – Когда пьют, так и происходит. Зато когда выпивают… Реакция обостряется, а мозг начинает работать ещё лучше, чем прежде. Разговор сразу оживляется, появляются интересные, волнующие всех за столом темы. Разве я не прав? И как может туманить мозги спирт?! Он же чистый!

Молодой человек страдальчески закатил глаза. Он уже понимал: придётся пить. Последний аргумент капитана просто не оставил ему выбора. Одним словом, Раймон Ванга начал понемногу прочувствовать магию слова «чистый». А ещё он вдруг с кристальной чистотой вспомнил детство. Он, мелкий карапуз, сидит за высоким пластиковым детским стульчиком, а мама безуспешно пытается накормить его манной кашей. Карапуз-Раймон хмурится, мотает головой, отворачивается. Каша течёт по слюнявчику. Тогда мама резко меняет тактику: «Ты же любишь маму? Ну, давай ложечку за маму, – и проникшийся мистической важностью слова «мама» карапуз послушно проглатывает целую ложку. «Ну вот, молодец, и мама тебя любит. А где папа? Давай ложечку за папу…» – маленький Раймон спохватывается лишь тогда, когда тарелка с кашей показывает дно. Маленький Раймон хотя бы спохватывается, а большому уже не хватает на это… чего-то, в общем, не хватает. Спустя некоторое время Ванга поймал себя на мысли, что бутыли со спиртом больше нет, на столе осталась лишь маслянистая жидкость в цветастой бутылке.

– Ну вот, вашу мы приговорили, лейтенант. Займёмся теперь моей.

– Чем-чем займёмся?

– Ну, мы же с вами решили выпить по одной? Одну выпили. Теперь нужно вторую. Я прав?

Вместо ответа Ванга одним махом осушил предложенную ему стопку. Сегодня он и так спорил, как давно уже не спорил: до хрипоты, до дёргания за грудки. Продолжать споры не хотелось, хотелось полностью раствориться в блаженном беспамятстве, что вскоре и произошло.

Дальнейшее путешествие лейтенант помнил весьма смутно – отрывочными картинками, невероятно яркими на фоне серого марева основных воспоминаний. Вот перед внутренним взором офицера предстаёт полукруглое помещение капитанского мостика с сенсорными панелями по окружности, разделённой на сектора. Три человека: пилот, суперкарго и техник – приветствуют своего капитана стоя, докладывают о завершении погрузки, о готовности полётного курса и основных систем. И заинтересованные взгляды гражданских, в особенности одной… гражданской… Затем снова дымка, сквозь которую прорывается уверенный голос капитана: «Признаюсь вам, Раймон, капитан – самый бесполезный член экипажа во время полёта. Я нужен только если случится какое-нибудь ЧП, или понадобится развлекать пассажиров. Пора, кстати, приниматься за дело, виски стынет». Вот сквозь дымку забвения проступает симпатичное личико суперкарго – или суперкарги? – и склоняется над ним: «О, лейтенант! Вы просто прелесть! Как вы относитесь к тому, чтобы что-нибудь выпить?» Затем снова картинка с суперкарго – яркая, сочная, но совершенно за гранью цензуры. Вот перед Раймоном стоит тройка членов команды: все в бойцовских стойках, все подтянутые, сосредоточенные на отработке ударов. Пилот даже признаётся, что жить не может без спорта. Серый провал, и вдруг перед лейтенантом возникает лицо этого самого пилота: его взгляд жалостливый, словно у побитой собаки; парень что-то перекатывает языком во рту. Вот он наклоняется, и на пол пополам с кровью летит что-то белёсое. Теперь уже лейтенант слышит свой собственный голос: «Извините, лэры, меня учили убивать, а не танцевать». В новом кадре они с капитаном дружно «отпаивают» пилота некой «живительной влагой», как эту жидкость обозвал Фенон. Раймона настораживает только цвет жидкости – янтарно-смолянистый, да и вкус кажется смутно знакомым. По мере падения уровня «влаги» в пузатой бутылке сознание офицера всё более заполняет привычный уже «серый шум»; на этот раз настолько плотный, что даже во время коротких просветлений картинки реальности почти неразличимы.

На седьмой день пути серая пелена выпустила мятущуюся душу лейтенанта из своих мягких объятий. Офицер осознал себя лежащим на жёсткой кровати, в крошечной корабельной каюте; и кровать и каюта были ему смутно знакомы. По-воённому быстро, но без излишней суеты, Ванга облачился в парадную форму, подхватил трость, чемоданчик и оказался в узком коридоре. Ноги сами понесли его на мостик: оказывается, за время космического путешествия он успел неплохо изучить внутренне устройство транспортника! Да и передвигаться «на автомате» тренированному телу, похоже, было не в диковинку… На мостике только вяло перемигивались сенсоры, да гроздья голографов над секторами управления показывали всякие замысловатые фигуры. Тогда всё те же ноги привычно доставили своего хозяина в спортзал, но и тут оказалось непривычно пусто. Ответ мог быть только один: корабль прибыл в место назначения. Лейтенанта вдруг охватила паника, волосы на голове начали медленно шевелиться. «Всё, опоздал», – бесновалась в сознании заполошная мысль. Офицер стремглав кинулся к внешнему шлюзу, и лишь когда, уже на трапе, наткнулся на спокойный взгляд капитана, немного успокоился.

– Вот мы и прибыли, Раймон, – лучезарно улыбнулся ему флотский. Обведя вокруг рукой, он добавил, – это Вальгир, вторая планета Амалеи.

– Амалеи? А где Варан? – лейтенант нахмурился. Что-то он не мог припомнить такой планетарной системы в районе пункта назначения.

– Какой Варан? – теперь нахмурился капитан.

– Мы должны были через десять дней прибыть на Варан.

– Нет, мой друг, мы летели к Вальгиру.

Возникла немая сцена, в ходе которой мужчины растерянно буравили друг друга взглядами.

– Но позвольте, Кларк, вот мой билет. Что-то здесь не так.

Капитан стал внимательно изучать билет. Только прочитав его от корки до корки, он выдал неутешительный вердикт.

– Мне очень жаль, Раймон, но вы ошиблись кораблём.

– Но ведь вы представились капитаном «Манящей»!

– Всё верно. Только у меня – транспортник, а вам был нужен лайнер.

– И что мне теперь делать? – растерянно вопрошал лейтенант.

– Придётся искать другой корабль. До Варана отсюда две-три пересадки, как повезёт. Постараюсь помочь найти подходящий маршрут.

– Сколько это займёт времени?

– Думаю, не меньше двух недель.

– Две недели! Но я же опоздаю!

– Не переживайте, мой друг, мы что-нибудь придумаем. – Кларк Фенон глубоко задумался. Думал он, однако, недолго; уже через мгновение лицо капитана просветлело озарением. – Я знаю, что нам нужно: справка.

– Справка? – лейтенант растерялся ещё больше.

– Ну да. О том, что произошла путаница с кораблями. Да вы не переживайте, поставим в местном космопорте печать, комар носа не подточит. Ваши военные любят такие вещи, особенно на гербовой бумаге гражданского космофлота.

Пока товарищи добирались до надземной части космопорта, Раймон Ванга почти успокоился: капитану удалось заразить его своим неиссякаемым оптимизмом. Разве что возле самого входа в святая святых космофлота Фенон повёл себя несколько странно. Он за плечо остановил лейтенанта, пристально посмотрел тому в глаза.

– Теперь нужно морально подготовиться. Я лично просто набираю полную грудь воздуха, чтобы аж дух захватило, держу его в лёгких несколько минут, до головокружения, затем резко выдыхаю. После мне сам чёрт не страшен.

– Разве там есть, чего бояться?

– Нет, но… да вы и сами всё увидите, дорогой друг. Главное подготовиться, набраться терпения.

Раймону оставалось только пожать плечами. Он не стал ждать, пока его товарищ закончит свои странные манипуляции. С присущей молодости порывистостью лейтенант толкнул дверь, предварительно, конечно, проведя магнитной карточкой по жёлтому кругу.

Приёмный холл обрушился на Раймона сотнями беспорядочно суетящихся людей. Одни куда-то неслись, другие толпами стояли то тут, то там; всю эту людскую массу сотрясали конвульсии резких окриков, разговоров, криков отчаяния. Привыкший к порядку в повседневной жизни, к упорядоченному строю сослуживцев, Раймон на короткий промежуток времени потерял дар речи. Хотелось гаркнуть во всё горло зычным командирским окриком: «Становись! – Смирно!» – Но что-то подсказывало молодому человеку, что его окрик просто утонет в местной чехарде звуков. Только лёгкий удар по плечу заставил лейтенанта выйти из ступора. Конечно, это был капитан: он уже намедитировался на улице, и теперь пришёл поддержать своего товарища.

Плечо к плечу флотские влились в бушующее человеческое море. Капитан сразу разъяснил цель: нужно прорваться к одной из прозрачных дверей с противоположной стороны зала. Раймон с энтузиазмом направился вперёд, но уже через несколько шагов был остановлен грозным окриком какого-то гражданского:

– Тут очередь, лэры!

Лейтенант обозрел говорящего; им оказался худосочный мужичок в серой ничем не приметной форме технического персонала. Всё в нём было неприметным, за исключением глаз. Да, его глаза были особенными. Они горели лихорадочным блеском фанатика.

– Глубокоуважаемый лэр, я вижу очередь и никоим образом не хочу оскорбить ни вас, ни ваших спутников… по очереди, но мне нужна другая дверь, а значит – другая очередь.

– Как-как вы говорите? Ничего не знаю, тут очередь. Эй-эй! Куда это вы собрались?! Не пущу! Знаю я вас: все говорят в другую дверь, а потом – шасть…

– Добрый день, лэр, – вмешался в перепалку капитан. – Я капитан гражданского космофлота, мой спутник – императорский лейтенант. Заверяю вас…

– Ах, так вы ещё и служебным положением давите! Да хоть сам император! В очередь!

Товарищи переглянулись: ситуация выходила патовой. Тогда штурмовик быстро огляделся по сторонам, оценил «дислокацию» и боевые возможности противника и одним аргументом исчерпал конфликт. Таким аргументом стал мастерский удар под дых. То, что не смогли решить никакие аргументы и фигуры вежливости, решила специальная подготовка штурмовика. Ванга подхватил падающее тело, усадил его здесь же, на пол; теперь мужчина оказался куда сговорчивей, покивал извинениям лейтенанта, даже виновато улыбнулся на прощание. Дальнейшее продвижение товарищей оказалось чудовищным коктейлем из вежливых рулад, поклонов и ударов. Одним словом, подготовка Раймона Ванги впервые помогла ему в гражданской жизни сама по себе, причём неизвестно, какая её часть помогла больше: уроки этикета или занятия боевыми искусствами.

– Нам нужно в том отсеке получить бланк, – капитан кивнул головой в сторону прозрачной двери в стене. Товарищи уже прошли всё помещение холла насквозь и теперь стояли перед длинным рядом дверей. Как Кларк умудрился опознать необходимую именно им, лейтенант так и не понял, но лишних вопросов предпочёл не задавать.

– В чём сложность? – по-военному чётко вопрошал лейтенант, готовый выполнять любую поставленную задачу.

– Там технологический перерыв на пятнадцать минут.

– Придётся ждать?

– Присмотритесь внимательней, Раймон, что там происходит.

Ванга присмотрелся. Сквозь прозрачную дверь было отчётливо видно, как сидящая за столом дама наводит макияж. Она начала с подкрашивания губ, затем мягкой щёточкой стала наводить тени, наконец, подошла очередь причёски. Пока лейтенант, словно зачарованный, наблюдал за этим действом, прошло минут пять, не меньше.

– А без макияжа никак? – тупо спросил он товарища.

– Ну, видно без него она не сможет полноценно работать. Но дело не в этом. Уже прошло десять минут, а она только начала расчёсываться. По опыту могу сказать, наведение качественной причёски займёт ещё минут десять, затем ей обязательно нужно будет что-то подправить в облике, потом она позвонит подруге… В общей сложности нам придётся ждать не меньше часа.

– Тогда почему написано, что перерыв на пятнадцать минут?

– Положено пятнадцать минут. Только точку отсчёта отследить крайне сложно, вот они и пользуются.

Лейтенант всё понял, дальше ему можно было не объяснять. Он всегда был за справедливость, за порядок, поэтому подобное разгильдяйство было для него неприемлемо. Он коротко ударил в дверь; дверь в ответ зазвенела, однако женщина даже бровью не повела. Раймон сначала растерялся, но быстро взял себя в руки. Словно козырного туза он извлёк из кармана кителя офицерское удостоверение. Извлёк несколько демонстративно, с оттяжкой. Отвечая на прикосновение блестящего пластика, сенсорный круг вспыхнул зелёным: проход был свободен. Лейтенант смутно вспомнил, как на курсах ему рассказывали о привилегиях имперских офицеров в гражданских учреждениях. Очевидно, сейчас был как раз такой момент, когда его статус офицера начал давать о себе знать.

– Потрудитесь ускориться, лэра, – без обиняков заявил Ванга служащей. – У вас осталось ровно четыре минуты и тринадцать секунд.

Женщина обвела лейтенанта уничижительным взглядом, но, наткнувшись на его увешанную значками грудь и звёзды на погонах, несколько поумерила свою чиновнюю спесь. Под пристальным взглядом офицера она спешно завершила расчёсываться, что-то ещё подправила в тенях, потянулась было к голографу, но тут настал час «Х».

– Время вышло, лэра, – женщина отдёрнула руку от кнопки вызова, словно та ударила её током.

– Что вам угодно, лэр офицер?

– Будьте любезны, гербовый бланк гражданского космофлота, для заполнения.

– Гербовый бланк? Мы не выдаём пустые бланки, только заполненные.

– Служебная необходимость, лэра, – вмешался в разговор капитан. Дама осмотрела нового визитёра. Опознав в нём капитана гражданских линий, она погрустнела ещё больше.

– Хорошо. Предъявите, пожалуйста, согласованный с таможенной службой запрос на получение бланка.

– У меня нет запроса и нет согласования с таможенной службой.

– Тогда ничем не могу помочь, – она подарила лейтенанту полный напускной печали взгляд из-под только что накрашенных ресниц.

– Хорошо, лэра, я получу согласование и вернусь.

– Только обратите внимание, мой отсек работает ещё полтора часа, затем начинается смена отсека тридцать четыре.

– Благодарю за ценную информацию, лэра, – холодно поклонился служащей офицер. И уже обращаясь к своему спутнику, когда они вышли из отсека. – Что это за согласование?

– А! – мужчина в сердцах махнул рукой. – Совсем забыл! Мы же ещё не отметились у таможенников.

Таможенников служилые прошли на «ура», те оказались своими в доску, такими же служаками. Вот только было одно «но». Имперский офицер был вне их юрисдикции, ему нужно было заглянуть в военную комендатуру. Зато капитан гражданского флота им вполне подошёл для выдачи согласования на него. Правда, пришлось попотеть, составляя заявление, но оно того стоило. Обрадованные неожиданной победой товарищи стремглав кинулись обратно в приёмный холл, напрочь забыв про какую-то там комендатуру. В холле их ожидал очередной раунд борьбы с очередями. На этот раз локомотивом шёл капитан, лейтенант же прикрывал его с тыла. То есть мягко осаживал всех, кто пытался что-то возразить уверенно продвигавшемуся к заветной цели астронавту.

К давешнему отсеку товарищи вышли как раз вовремя: дама только что положила трубку; видно, ей всё же удалось выкроить «минутку» для разговора с подругой. На этот раз она была сама любезность, легко согласилась поставить отметку на заявлении, выдала вожделенный бланк – в общем, проявила все положительные черты имперской бюрократии. Дальше товарищи направились аккурат к начальнику службы, за печатью. Однако секретарь завернул капитана резонным замечанием, что на пустом бланке никто печать не ставит, никому потом отвечать не резон. Под «никому», очевидно, подразумевался сам секретарь. Лейтенант уже было хотел начать заполнять ценную бумагу, но у капитана внутри вовремя сработал ограничитель – не иначе сказался его многолетний опыт общения с гражданской бюрократией, – в самый последний момент он поймал руку штурмовика, буквально в миллиметре над бумагой.

– Не спешите, Раймон. Давайте сначала напишем на обычной бумаге, и пусть лэр секретарь проверит, правильно ли мы всё изложили.

Написанное на простой бумаге прошение, естественно, вызвало сначала праведный гнев секретаря. Он поначалу даже отказывался читать, что там написано, но штурмовик умел убеждать – не зря его учили вести допросы с пристрастием. В общем, чиновник быстро осознал, за что все так уважают офицеров, и что не только деньги могут выступать смазкой для бюрократической машины. Но и он не остался в долгу, оттянулся на офицерах по полной. Товарищи вынуждены были раз тридцать переписать текст, пока он не приобрёл в глазах чиновника вид «серьёзного» документа. Офицер быстро нанёс получившийся опус на бланк. Когда он распрямился после написания последних строк справки, то ощутил себя измождённым, как никогда на занятиях. Даже бег в полной выкладке не мог сравниться с пережитыми треволнениями.

Бумага бережно перекочевала в руки секретаря. Он тут же потребовал предоставить ему весь «пакет документов», то есть и заявление со всеми отметками. Получив всё требуемое, чиновник скрылся в кабинете начальника службы. Вряд ли он был столь же расторопен с другими; но неприязнь с лэрами у него оказалась взаимной и крайне сильной, и именно она, похлестче имперской пропаганды, подтолкнула служебное рвение служащего. Тот просто очень быстро понял: избавиться от ненавистных офицеров можно только, побыстрее выполнив их просьбу.

Товарищи уже потирали руки в предвкушении скорой победы. В их умах зрел эпохальный план встречи очередного праздника, и его размах обещал затмить собою всё, когда-либо происходящее в звездолёте Кларка Фенона. Но тут из кабинета появился секретарь. Его бледное, осунувшееся лицо по оттенку больше всего напоминало гербовую бумагу, что он с таким почтением держал на вытянутых руках.

– Лэры, вынужден вас разочаровать: бумага не прошла проверки, печать на неё поставить не представляется возможным, – чиновник сразу же осознал всю глубину своей неправоты, посему попятился к ближайшему письменному столу, словно желал за ним спрятаться от всего враждебного мира.

Взбешённый штурмовик прыгнул вперёд, но поймал лишь воздух: чиновник перед лицом неминуемого унижения продемонстрировал просто нечеловеческое проворство, в последний момент умудрившись нырнуть в ростовой сейф для бумаг. Дверь за ним с чмокающим звуком захлопнулась, оставляя офицера «с носом». Ванга нанёс по металлу сокрушительный удар кулаком; сейф ответил утробным гулом стенок и тихим похрюкиванием секретаря.

– Не кипятитесь, Раймон. Пусть посидит, никуда он оттуда не денется. Когда ещё его выпустят! – капитан один сохранил завидное хладнокровие: не иначе, его медитация всё ещё действовала.

– Пойдём к начальнику, пусть он объясняется за этого типа, – быстро смекнул лейтенант.

Начальник встал навстречу служивым, отвесил самый учтивый из возможных поклонов. Он сразу понял, зачем они пожаловали, и решил не будить лиха, пока оно тихо.

– Лэры! Я понимаю, зачем вы здесь. И очень хочу помочь столь уважаемым подданным Императора, но я не в силах.

– Так в чём же проблема, лэр? – Раймон даже растерялся от исполненной праведного желания услужить манеры сановника.

– Можно мне ещё раз ваши документы? Я всё покажу. Вот, смотрите. Заявление. Все согласования и отметки на нём, безусловно, присутствуют. Справка. Написана чрезвычайно грамотно, воистину, лучшими сынами Империи.

– Так в чём же дело? – в один голос вопрошали просители.

– Сущий пустяк, лэры, портит всю картину, делает меня бессильным что-либо изменить. Заявление подано глубокоуважаемым капитаном Кларком Феноном. Справка же составлена для лейтенанта Раймона Ванги. Бумаги не соответствуют друг другу, лэры.

Совершенно раздавленные убийственной логикой чиновника, товарищи покинули начальственный кабинет. Сзади ещё неслись приглашения заходить прямо к нему, минуя секретаря, но их уже никто не слушал. Бюрократический круг замкнулся.

Уважаемые лэры, растерявшие остатки оптимизма, медленно поплелись в сторону военной комендатуры. Она располагалась аккурат возле таможни, в районе пропускных терминалов. Естественно, коменданта на месте не оказалось. Тогда товарищи просто пошли, куда глаза глядят, в надежде найти спокойное уединённое местечко в этом царстве бюрократии, бардака и невежества. У офицеров оставалось только самое крайнее средство: бутылка недавно приобретённого имперского виски из метрополии. Его купили ради победы, и товарищам тогда даже в голову не могло придти использовать раритет ради успокоения нервов. Но иного способа взять себя в руки служилые не видели. Даже когда было найдено укромное местечко, офицеры до последнего момента оттягивали тягостную процедуру открытия бутыли. И тут на сцену истории вышло ещё одно действующее лицо.

– Лэр имперский офицер?! – окликнул молодой, исполненный восхищения голос.

Раймон Ванга поднял на нового собеседника мутные, лишённые интеллекта глаза. Перед ним стоял техник. Точь-в-точь, как тот, которого он приводил в порядок перед злополучной встречей с капитаном. Даже одет он был также, имел тот же чуб, разве что на ногах оказались не тапочки, а шлёпанцы из чёрного пластика.

– Так точно, – тупо отрапортовал он.

– Вам нужна помощь, лэр лейтенант?

– Помоги открыть бутылку, – брякнул Ванга первое, что пришло ему в голову.

Парень не растерялся, отработанным жестом скрутил голову крышке. Откуда-то появились металлические стаканчики. Немного засаленные, но на это никто из присутствующих уже не обращал внимания. Выпили сначала по одной, затем по второй, и только когда бутылка показала дно, лэры начали неспешную беседу.

– Лэр капитан, видно судьба у меня опоздать в гарнизон без уважительной причины.

– Ну что вы, лейтенант, дождёмся коменданта, и всё решим. Уверен, он окажется таким же своим мужиком, как таможенники.

– Не-е, лэры. Комендант – самый гнусный из всей этой чиновной братии. Представляете, он всегда, когда меня видит, тут же накидывается, заставляет заправиться, причёску портит, – в этом месте техника аж передёрнуло от жутких воспоминаний. Лейтенант поднял на него тяжёлый взгляд, но предпочёл промолчать. – А что вам, кстати, нужно от этого солдафона? Может, и я чем помогу.

Товарищи переглянулись. Раймон махнул на всё рукой. С какой-то мстительной оттяжкой он принялся изливать душу новому знакомому.

– И всего-то? Какая-то печать? Пойдёмте со мной, лэры, сейчас всё будет.

Ошарашенные неожиданным оборотом товарищи снова переглянулись, и снова решили не искушать судьбу, пойти следом за странным субъектом. Техник повёл их такими коридорами, о существовании которых не подозревал даже прожженный капитан. Им понадобилось добрых полчаса, чтобы выйти в конечную точку маршрута. Здесь уже почти не было освещения в коридорах, только из последних сил тлели какие-то древние светильники. Парень остановился перед неприметной дверью. Старомодный металлический ключ неожиданно легко провернулся в отверстии, полотно двери бесшумно распахнулось.

– Прошу, лэры, в моё скромное обиталище, – техник сопроводил слова широким жестом руки. Не дожидаясь товарищей, он скользнул внутрь затенённого помещения. ...