Все права на текст принадлежат автору: Владимир Владиславович Малыгин.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Под крыльями БосфорВладимир Владиславович Малыгин

Малыгин Владимир Владиславович Лётчик 3 "Под крыльями Босфор"

Пролог

Царское село

— И ещё одно, Владимир Фёдорович. Не выпускайте из своего поля зрения нашего общего «друга», — последнее слово Мария Фёдоровна, Императрица Всероссийская, выделила особо. — Обязательно приставьте негласную охрану. После недавних событий к нему будет приковано всеобщее пристальное внимание. И тут непонятно, кого больше следует опасаться — своих подданных или подданных других государств…

Государыня расчётливо потянула паузу, давая собеседнику время на обдумывание своих слов, при этом пристально всматривалась в его неподвижное лицо, словно старалась заглянуть внутрь его глаз, мыслей — внимательно отслеживала малейшие проявления каких-либо эмоций.

Но и собеседник был не лыком шит. За плечами Джунковского огромный служебный опыт — просто так на подобную должность человека с улицы не назначали. И в дворцовых интригах, как говорят, «собаку съел». Одного того факта, что он сейчас находится в этом кабинете достаточно, чтобы понять — свою нынешнюю должность Командира Отдельного Корпуса Жандармов Владимир Фёдорович занимает по праву. Так что никакого намёка на эмоции не могло, да и не промелькнуло на бесстрастном лице Джунковского.

— Хорошо, — удовлетворилась результатами собственной паузы Мария Фёдоровна. — Надеюсь, вы меня правильно поняли, Владимир Фёдорович.

— Вы полагаете, что Ваш родственник может… — Джунковский с многозначительным видом скосил глаза на окно, выходящее на западную сторону, и тоже взял паузу, словно предлагая дальше продолжать фразу Марии Фёдоровне.

— Да, — правильно истолковала недоговорённое императрица. И продолжила говорить. При этом чуть-чуть, практически незаметно наклонила голову, словно этим незамысловатым жестом подтвердила невысказанное. — Кайзер сейчас чрезвычайно уязвлён недавней бомбардировкой Берлина и сожжённым куполом Рейхстага. Зная Вильгельма, скажу, что он очень разозлён. Знатный удар по самолюбию. Поэтому прошу присмотреть за нашим общим другом. Мы с Ники решили спровадить его подальше от столицы. Слишком уж часто он стал появляться в Зимнем…

— Заслуженно, позволю себе заметить, начал появляться— мягко перебил императрицу Джунковский. И даже не перебил, а позволил себе ненавязчиво поправить Марию Фёдоровну. Потому как с недавнего времени мог иногда позволить себе подобное. И, опять же, благодаря тому, за кого сейчас заступался.

— Этого никто и не отрицает. Но зависть настолько ядовитое чувство, что многим начинает разъедать глаза. До меня дошли слухи, что его в определённых кругах уже начали называть вторым Распутиным…

— Всего-то пару раз был удостоен аудиенции Его Императорского Величества. Да и то… Оба раза после награждения, — уточнил жандарм и склонил голову в уважительном поклоне. Отношения отношениями, но дворцовый, да и просто этикет, никто не отменял.

— Это двор, — откликнулась Мария Фёдоровна. — Некоторым из них и этого не удалось добиться. Впрочем, вы, Владимир Фёдорович, обо всём происходящем в столице осведомлены лучше меня. Поэтому ещё раз прошу вас не спускать глаз с нашего новоиспечённого полковника.

— Подполковника, — снова пришлось уточнять Джунковскому.

— Ну, это пока он подполковник. Слишком широко ваш Грачёв шагает. Так скоро и полковником станет…

Мария Фёдоровна помолчала, словно ожидала каких-либо возражений. И не то, что на самом деле эта фамилия вызывала у неё какое-то раздражение, нет. Напротив, именно благодаря обсуждаемому сейчас знакомцу удалось хорошенько встряхнуть Ники и ближайшее его окружение, даже кое-кого заменить на более лояльных людей, убрать с глаз подальше Аликс и, наконец-то, отправить прочь из столицы Григория. Не говоря уже обо всём остальном, что сейчас происходит на просторах страны…

Но и не сказать того, что сказала, Мария Фёдоровна, вдовствующая императрица этой великой Империи, не могла. Слишком велики ставки. Судьба и жизнь Династии и этой самой Империи…

Поэтому всё верно. Грачёва необходимо на какое-то время убрать подальше от двора, от завистливых глаз, ядовитых шепотков и змеиных языков. И вроде бы всё хорошо пока, но… Если бы не это сжигающее душу и сердце знание подступающей катастрофы. Очень уж шаткое у Ники положение сейчас…

Не дождалась возражений, решительно отбросила прочь тягостные мысли и решила свернуть разговор, — Чаю не желаете? Нет? Тогда ступайте, Владимир Фёдорович. Ступайте. Дела не ждут.

Джунковский молча откланялся, развернулся и направился к выходу.

По дороге в столицу тщательно проанализировал такое странное завершение короткого разговора и понял, в чём заключался его основной смысл. В заключительной фразе императрицы. Когда Мария Фёдоровна выделила слово «ваш».

Получается, отныне я с Грачёвым одной ниточкой связан, — усмехнулся про себя Владимир Фёдорович. И ещё раз хмыкнул, только уже вслух. — Как будто до этого разговора это не так было! После всех его откровений и так называемых «предсказаний». Я за ним по должности всё время присматриваю. В случае его успехов и мне будет хорошо. Ну а в противном… Про подобное даже и думать не хочется. Но усилить присмотр за моим протеже наверняка стоит. Вряд ли Мария Фёдоровна просто так обмолвилась о возможных проблемах для Грачёва со стороны власть имущих… Да ещё и этот прозрачный намёк на кайзера… И исполнение просьбы Государя нужно держать на полном контроле. Просьба-то она просьба, но это Государь. И, значит, просьба равносильна приказу. Самому, что ли, в Крым поехать…


Ревель

— А ведь я ему говорил держать ушки на макушке. И про то, что лучше быть подальше от начальства, тоже, — Александр Васильевич Колчак взглядом испросил позволения, достал папиросу, прикурил и с удовольствием затянулся вкусным тёплым дымом. Выдохнул и продолжил. — И про то, что не нужно повторять ошибки Распутина, намекал.

— Так он их и не повторяет. Он свои собственные делает…

Разговор этот проходил в кабинете командующего Балтийским Флотом адмирала Эссена Николая Оттовича. В отличие от начальника оперативного отдела штаба, командующий сейчас сидел в своём кресле, чуть развернувшись от массивного стола, крытого плотным и тяжёлым даже на вид зеленым сукном. Взгляд адмирала был направлен в окно. Туда, где через голые рёбра замёрзших на пронзительном, стылом ветру деревьев проглядывало такое же холодное и стылое зимнее море.

— Бр-р, — передёрнул плечами Эссен. — Что бы там ни было, Распутин не Распутин, а я к давнему предупреждению отнёсся очень серьёзно. И рисковать попусту из глупой бравады — ставить под удар собственную жизнь и судьбу флота — не собираюсь!

— А всё-таки, Ваше Превосходительство, заранее прошу прощения за этот вопрос, но очень уж любопытно. Что он вам тогда такого особенного напророчил? — наклонился к столу и затушил в пепельнице окурок Александр Васильевич. Выпрямился, привычно развернул плечи.

— Ничего особенного. Сказал, что не переживу я эту зиму, если не буду следить за своим здоровьем! — смутился адмирал, закряхтел от досады на самого себя за это неожиданное смущение и разозлился. Заговорил громко, заметно горячась. — Вы только представьте себе, Александр Васильевич! Это я! Я! Адмирал Эссен! Простыну на мостике своего флагмана, подхвачу инфлюэнцу и уже не встану! Сгорю в лихорадке! Чушь какая! Бред!

Командующий с возмущением фыркнул, настолько похожий в этот момент на старого седого моржа, только что вылезшего из полыньи, что Александр Васильевич с трудом удержался от улыбки. А Николай Оттович ухватил рукой свою густую бороду, пропустил её пару раз между пальцами, стараясь этими незамысловатыми действиями скрыть досадное раздражение. Не выдержал, подхватился на ноги и порывисто шагнул к окну. С досадой отмахнулся на отодвинувшего стул и начавшего выпрямляться Колчака. Постоял, успокаиваясь и переводя дыхание. Развернулся, переместился к столу, остановился в паре шагов от собеседника и, не отводя жёсткого прямого взгляда от глаз Колчака, медленно проговорил:

— Бред. Вы меня понимаете?

— Понимаю. Но, тем не менее, вы…

— Тем не менее, я сейчас сижу в своём кабинете и разговариваю с вами, милейший Александр Васильевич. Это вместо того, чтобы сейчас находиться в море, на мостике…

— Значит, поверили, — дёрнул углом губ Колчак. — И вы тоже…

— И я. И ещё кое-кто, — командующий оглянулся на висящий за спиной потрет Его Императорского Величества. — Только теперь Грачёву, к вашему сведению, предстоит «дальняя дорога на жаркий юг».

На заключительной части этой фразы адмирал хмыкнул и поморщился. Вот и сам неосознанно на те же самые грабли наступил… Воистину, «с кем поведёшься…». Ну да ничего, подумаешь, ляпнул. Александр Васильевич свой, дальше этого кабинета сей ляп не поползёт.

— Да никак и вы тоже по стезе предсказаний пошли, дражайший Николай Оттович?

— Так вы ещё не знаете? После награждения и признания заслуг перед Отечеством Сергею Викторовичу канцелярией Его Императорского Величества выдано предписание отбыть в Севастопольскую авиационную школу. Убирают нашего протеже из столицы, с глаз подальше, из сердца вон…

— Почему не к нам? Странно. Впрочем, может, оно и к лучшему? В Крым-то? — пробормотал Александр Васильевич.

— Может и так, — услышал это бормотание Эссен. — До меня дошли настойчивые слухи, что ближайшее окружение Государя увидело в нём второго Распутина. И наше с вами командование там, «под шпилем», с удовольствием подхватило эти… М-м… Сплетни… Очень уж напугало некоторых его стремительное и неожиданное возвышение. Поэтому вы правы, уважаемый Александр Васильевич, лучше ему будет сейчас держаться от столицы подальше. Побудет в Крыму месяц-другой — глядишь, слухи и улягутся, а наши генералы и адмиралы очередной орденок себе навесят, да успокоятся…

Эссен вернулся в кресло, выпрямил спину, жестом показал собеседнику присаживаться. Протянул руку, подхватил карандаш. Покрутил его пальцами, положил на прежнее место и поднял глаза. И медленно, но отчётливо начал говорить, не сводя глаз с собеседника:

— Что же касается лично меня… Откровенно признаюсь, я на улицу отныне без шерстяной поддёвки не выхожу. Вот так-то! «Имеющий уши да услышит!» И примет необходимые меры, Александр Васильевич…

— Всё-таки запомнили, Николай Оттович? И поверили?

— Запомнил. Ну а кто бы на моём месте не запомнил бы этакое? Тут уж лучше поверить, чем из-за простого упрямства дело всей жизни завалить. Да, Александр Васильевич, спешу Вас по-дружески уведомить. Мне тут надёжный источник на ушко нашептал — ждёт Вас новая должность. Наконец-то наверху решили удовлетворить Ваше прошение и утвердить моё назначение Вас командиром полудивизиона эскадренных миноносцев. Это пока только слухи, самого приказа ещё нет. Поздравлять пока не стану, чтобы раньше времени не сглазить, но… Рад, рад за Вас. Заслужили. — Лукаво улыбнулся в бороду Эссен. Теперь Александр Васильевич точно про ляп забудет. Потому что ни разу он не проболтался, а дозированно нужную информацию сослуживцу выдал. Умному и этого довольно. Да и для себя явная польза…

Глава 1

Неделя перед отлётом из столицы пролетела быстрым кречетом. Или соколом? Короче, пролетела так быстро, что и отдохнуть-то толком, и расслабиться как положено пусть в кратковременном, но всё равно отпуске, по-настоящему не удалось. Только-только вроде бы как закончилось наше награждение, ещё звенят в ушах мелодичным хрустальным звоном бокалы с шампанским, а я уже стою в зимнем утеплённом комбинезоне на аэродроме у своего верного «Муромца» перед выстроившимся в одну шеренгу экипажем. Раздаю предполётные указания и готовлюсь к вылету. Церемония эта у нас давно отработана должным образом за многие и многие разы и оттого проходит быстро и без каких-либо непредвиденных задержек.

Закончится погрузка, осмотрю самолёт, проверю швартовку груза и будем взлетать. В утреннем морозном воздухе звонко потрескивают остывающим металлом прогретые моторы, а мы затаскиваем в салон последние бочки с готовой горючей смесью. Генерал Ипатьев так и не придумал никакого названия для своего нового детища, оставил прежнее, полученное в процессе самого первого изготовления. Какое? Да такое! Просто горючая смесь. «ГС». И всё. Только в этой партии состава цифирка в конце этой короткой аббревиатуры поменялась с единички на двоечку.

М-да… И насчёт того, что это именно мы эти бочки затаскиваем, я снова погорячился. Нам это делать по Уставу и новому Наставлению не положено. Для подобных работ отныне есть специально обученные люди из аэродромной команды и приданной ей заводской бригады грузчиков. Вот они и закатывают по доскам эти самые бочки, гори они синим пламенем. Даже наш технический состав к этому делу не привлекается. Нет, случись подобный аврал где-нибудь на внебазовом аэродроме, и никуда бы мы не делись — впахивали бы как те самые полковые лошади и горбатились бы на погрузке во всю мощь своих далеко не лошадиных мускулов. Слава Богу, что мы не на внебазовом…

Тьфу, ты! Да что у меня за мысли такие? Особенно про «гори синим пламенем» перед полётом? Нет, гореть-то они пусть горят, но только не на борту, а где-нибудь на земле, после сброса по очередной вражеской важной цели.

Почему тогда я так бурчу? Да потому что предлагал отправить этот груз по железной дороге. Так ведь нет! Начальство упёрлось. «Отправить-то мы его отправим, но и с собой вы немного смеси возьмёте. На всякий случай», — выдал мне окончательное распоряжение порученец великого князя. Какой такой всякий? Перестраховщики! Всё равно ведь придётся на месте обязательно дожидаться отправленных той же дорогой заводских контейнеров с необходимым нам в Севастополе оборудованием. Каким? А никто кроме меня об этом грузе пока и не знает. Надеюсь и дальше не узнает. Лучше бы я вместо бочек с собой механиков взял. А везти их в грузовой кабине вместе со столь опасным грузом не положено. Поэтому и будут они добираться до Крыма своим ходом. Железной дорогой, то есть.

Теперь в очередной раз инструктирую свой экипаж. Ещё раз напоминаю правила поведения личного состава в полёте с опасным грузом на борту. Горючая смесь ещё какой опасный груз! Лучше бы было её всё-таки железной дорогой отправить, потому как сейчас она, железка эта самая, работает стабильно и перебоев в деятельности подвижного железнодорожного состава нет. Подумаешь, чуть дольше до Крыма «ГС-2» добираться будет. Зато потом всё вместе придёт. Вместе с остальным грузом, имею в виду. Всё равно те задачи, что передо мной поставлены, мы сразу не сможем выполнить. Осмотреться нужно, оглядеться на месте, подходит ли аэродром Качинской авиашколы для наших целей. Несколько дней всё равно на это уйдёт. Или недель. Насчёт «дней» я всё-таки погорячился, днями тут не отделаешься. А там и лететь можно. Задание выполнять. Какое? А это до определённого времени составляет военную тайну. Слишком высоки ставки в Ставке. Каламбур получился, однако.

Предварительная разведка? Ни в коем случае! Придётся вот так сразу лететь и бомбить. И уже по ходу пьесы или по факту же, так сказать, ориентироваться. Если только местное жандармское Управление сможет заранее чем-нибудь помочь по своей линии. Наверняка ведь какая-нибудь разведка у них должна быть? Недаром меня так настойчиво Владимир Фёдорович Джунковский наставлял и инструктировал перед вылетом. «Мол, первым делом объявиться в местном, так сказать, филиале жандармского Корпуса». Объявлюсь, куда я денусь… Только не первым, первым я своему непосредственному командованию представлюсь, а вот вторым… Вторым обязательно. У меня никаких предубеждений к этому Корпусу нет. А даже как бы наоборот. И к командующему Черноморским Флотом на приём записаться не забыть. По-другому никак…

Сначала удивился, про себя, само собой. Ну, когда о своём новом задании узнал. И пристёгнутом под него назначении. К чему такие сложности? Подумал и согласился с озвученными требованиями. Да, лучше так и сделать. Если всю предварительную подготовку начинать из столицы, то сведения о готовящейся операции быстро к противнику утекут. А нам подобного не нужно…

Хорошо хоть весь экипаж после отпуска в сборе. Все целы, никого мы не потеряли, хотя и была у меня на этот счёт в отношении кое-кого некоторая опаска, все готовы Родине служить. И на одну огневую точку у нас на борту стало больше. Отныне среди нас мой давний товарищ Миша Лебедев. Это я про себя его так называю, наедине или в полёте ещё можно обратиться по имени, а если официально и на земле, то только «господин вахмистр». И по-другому никак.

Всё, опасный груз в кабине, довольные быстрой работой «грузчики» плотным строем направились прочь от самолёта. Теперь можно и нужно проследить за его швартовкой, убедиться, что все мои указания по его креплению в точности выполнены, а затем начинать готовиться непосредственно к взлёту. Да второму пилоту все эти тонкости с грузом обязательно показать и объяснить. Пусть набирается опыта, не всё же время ему помощником летать. Когда-то и на левую чашку пересаживаться придётся…

Запуск моторов, короткое руление на старт и взлёт. Нагруженная машина отрывается от земли, разгоняется и медленно начинает набирать высоту. Тут же следует доклад бортового техника об отсутствии смещения груза после взлёта. И о порядке в грузовой кабине. Это лично мои новшества, привнесённые ещё из той жизни. Распространяю их потихоньку.

Остаётся внизу городская одноэтажная окраина, проплывают под крыльями пригороды. На улицах здесь почти пусто, усилившийся морозец разогнал жителей по домам. Лишь серые столбы дыма из печных труб говорят о том, что внизу теплится какая-то жизнь.

Карабкается в стылое небо, гудит моторами на всю округу словно рассерженный шмель, самолёт. Стараются новые российские двигатели нашего собственного производства, тянут вперёд тяжёлую машину. Короткий удар правой ладонью по штурвалу, подмигиваю скосившему на меня глаза помощнику и передаю ему управление. Команда эта у нас чётко отработана, здесь даже слова лишние — не в первый раз мы с ним прибегаем к подобной процедуре.

Владимир Владимирович Дитерихс, наш правый пилот, кивает и берёт управление в свои твёрдые руки.

А я оглядываюсь назад, осматриваю грузовой отсек через открытую дверку кабины экипажа. Груз на месте после взлёта, смещения нет, всё в порядке. Доклад докладом, но и своими глазами глянуть не помешает.

Фёдор Дмитриевич, наш Штурман с большой буквы «Ш» задаёт новый курс. Сколько с ним вместе в небе уже часов налётано и ни разу он с курса не сбился, ориентировку не потерял. Второй пилот подтверждает вслух полученное указание и плавно выполняет правый разворот. Мы летим на юг.

Высоко забираться не стали. Пробили облака и заняли высоту в две тысячи метров. Под нами верхняя кромка, летим, словно по белой перине идём. Скорость практически не ощущается. Пока так и пойдём. Начнёт облачность подниматься, тогда и мы вверх подскочим.

Часа три можно так идти, а дальше облака должны пропасть. По крайней мере так нас уверили метеорологи перед вылетом. Да, у нас всё по-взрослому — перед вылетом мы со штурманом посетили метеостанцию, получили прогноз погоды по маршруту и в пункте посадки. А первая посадка у нас намечена в Смоленске.

Нет, можно было бы напрячься и пролететь чуть дальше, например, до Гомеля, но… Всегда есть какое-нибудь «но». Вот и у меня оно имелось. Ну не хотелось мне больше семи часов в небе болтаться. Нет, всё понимаю. Мол, лётчик только небом и живёт. Да ему по земле ходить не в кайф… Бред всё это. Всего должно быть приблизительно поровну. И неба, и земли. Работы и отдыха, прозы жизни и воздушной романтики. Всё остальное сказки. Да и втягиваться в лётную работу нужно постепенно. Да ещё после такого напряжённого «Отдыха». У меня после повторяющейся изо дня в день беготни по мастерским и заводам, после лётного застывшего зимнего поля, после шумной молодёжной лаборатории перспективных конструкторов с известными мне одному в будущем фамилиями просто ноги отпадали к ночи. И ни на какие глупости времени не оставалось. Под глупостями я развлечения понимаю. Впрочем, как уверял меня Игорь Иванович, на курорте я всё наверстаю. Под курортом он Севастополь подразумевал. Шутил, само собой, успокаивал. Это и слону понятно. Так что нечего насиловать измученный недельным «отдыхом» организм и будем всё-таки рассчитывать посадку в Смоленске. Тем более, нас там должны ждать. Телеграфировали-то мы о прилёте загодя.

Зимний день короток. Садились в стремительно набегающих на землю сумерках. Хорошо хоть посадочная полоса была расчищена от снега и обозначена тусклым светом фонарей.

А дальше зачехлили остекление кабины и моторы, сдали самолёт под охрану, ну и разобрались с нашими дальнейшими действиями на сегодня. От провожатого отказались, достаточно устных объяснений. До ближайшей гостиницы-то рукой подать. Всего-то пару кварталов пройти. Извозчик? На такую ораву он не один потребуется. Да и нет их поблизости, не сориентировались смоленские «таксисты», не подкатили к аэродрому за свалившимся с неба заработком. Ну да ничего, дошли и нашли. Устроились, заказали себе тут же в ресторане поздний ужин, после которого неотвратимо потянуло в сон. По крайней мере меня точно потянуло. Сказалась неделя недосыпа. Поэтому долгожданный отдых будет кстати. И завалился я в кровать, несмотря на ранний час, с превеликим удовольствием, выставив прочь из комнаты нежелающих настолько рано отбиваться остальных членов экипажа. Не хотят спать, так пусть мне не мешают. А дело им мой помощник враз найдёт…

Утро в Смоленске выдалось морозное. Снег пушистый, лёгкий, под тёплыми сапогами поскрипывает, на солнце мелкими алмазами сверкает, глаза слепит. Холодно, щёки сразу прихватило. А настроение после чашки горячего крепкого чая прекрасное, хоть пой. Изо рта с каждым выдохом белые облачка пара вылетают, на пушистых воротниках и кашне седым инеем оседают. Усы у народа враз побелели. Папаху бы поплотнее на уши натянуть, да гонор авиационный не позволяет подобного — приходится терпеть и мёрзнуть. Ну да ничего, тут недалеко.

Огляделись на выходе — пусто, извозчиков нет от слова вообще. Да что это за город такой!? Вчера никого не выловили и сегодня пусто! Придётся своим ходом топать. Только отошли шагов на «дцать» от гостинички, как мимо с лихим посвистом в клубах снежной пыли пролетел первый из них. И, к сожалению, он был занят. Потому и нёсся по улице так шибко — с разлетающимся в стороны от саней лёгким снегом. Второго, мчавшегося буквально следом за первым нам удалось остановить. Вернее, тот сам остановился прямо напротив нас. Только рано мы обрадовались. Откинув в сторону меховую полость, так что она даже на противоположную сторону в снег свесилась, наружу выкарабкался закутанный в громоздкий тулуп фотограф, быстро установил на треногу аппарат, навёл на нашу дружную группу объектив и, ни слова не говоря, ширкнул магниевой вспышкой в глаза. Пока мы молча, заметьте, отмаргивались, этого ушлого журналюги и след простыл. Ни треноги, ни саней. Остался только крепкий запах лошадиного пота в воздухе и аккуратная парящая кучка конских яблок в снегу. Больше мы на пролетающих мимо извозчиков не реагировали — хватит с нас печального опыта. И куда они все так несутся? Не на пожар, надеюсь? Потому что как раз в той стороне наш самолёт. Но чёрного густого дыма не видно, что несколько успокаивает и снижает степень тревоги.

До самолёта добрались быстро, всего-то минут двадцать быстрым шагом пройти пришлось. Потому как и холодно, и разыгравшаяся в глубине души тревога не на одного меня повлияла, заставила нас всех неосознанно ускориться. Ф-ух, всё на месте. И самолёт наш, и аэродром местного авиаотряда.

И, несмотря на раннее утро и морозец, на краю поля столпилась небольшая группа любопытных граждан. Понятно теперь, куда все так спешили. Прилёт такого монстра в город всё-таки большое событие, и без внимания оно не осталось. Даже ещё фотографы есть, кроме того самого наглого, нам знакомого. Вспышками шипят, клубы белого дыма в небо выпускают. Какая может быть вспышка в этакое солнечное утро? Позасвечивают же свои пластины. Дань традициям, похоже…

Пробились через плотную толпу, вышли на первую линию зрителей и тут затормозили. Не пустили нас дальше, не положено. Оцепление из солдатиков выставлено. Хорошо, что у нас начальством заранее была согласована посадка на аэродроме местного авиаотряда. Пригодился караул. Иначе самолёт нам любопытные горожане точно покоцали бы, да на сувениры разобрали. Пришлось дожидаться старшего офицера. Ну да тот не задержался — всё рядом находится. Недоразумение сразу же разрешилось. Единственное, пришлось уносить за оцепление ноги в ускоренном темпе — публика очень уж здесь оказалась любопытная. Насчёт всех в этой толпе не скажу, а вот насчёт окружающих именно нас — точно так. Едва не затоптали. Впрочем, это вполне может быть и не любопытство, просто люди таким вот образом греются…

Стянули с кабины и моторов промёрзшие за ночь чехлы, кое-как их свернули, обмяли, засунули в проём грузового люка. Жаль, стремянок у нас нет. Нижние плоскости мы от нападавшего за ночь снега обмахнули, а вот до верхних не достать. Ну, сейчас моторы запустим, может быть воздушным потоком всё то, что за ночь нападало и посдувает.

Конечно, некий мандраж при этом действе и вполне понятная опаска присутствовали. А ну как после ещё более морозной ночи не запустятся двигатели? Масло-то наверняка загустело. Придётся тогда что-то придумывать, отогревать замёрзшее железо. Но обошлось. Провернули винты, запустили моторы поочерёдно — пыхнуло густым белым дымом из выпускных патрубков. Обороты неустойчивые, кашляющие и чихающие, того и гляди, что винты отвалятся. Вибрация такая, что нижняя челюсть прыгает. Но нет, обошлось — начали выравниваться обороты, затарахтели, зарычали довольно движки, уверенно освобождаясь от сковывающей стылости. И вибрация постепенно пропала.

Толпа неподалёку оживилась, зашевелилась возбуждённо. Сам знаю, что красивое зрелище, впечатляющее — от четырёх пропеллеров за хвостом сверкающее на солнце снежное облако поднимается. Жаль только, нам его никак не увидеть. И с верхней плоскости снег белой пылью слетел, это-то я сразу успел в боковое чуть обмёрзшее стекло заметить. Потому как взлетать с обледеневшим или заснеженным крылом чревато.

Пошёл прогрев — затарахтели на устойчивых оборотах моторы, перестали «плавать». Управление проверили, всё работает, рули и элероны отклоняются нормально — нигде ничего не прихватило морозцем.

И в кабине потеплело — включили отбор горячего воздуха от двигателей. Только не будем торопиться со взлётом — пусть сначала стёкла оттают от изморози и внутри хоть немного потеплеет. Да и запотели они дополнительно, по мере повышения температуры в салоне. Это мы ещё молодцы, что вчера после полёта кабину зачехлили, а то сейчас пришлось бы нам со стёкол лёд и снег соскабливать.

Готовы? Экипаж поочерёдно доложился о готовности к выруливанию и взлёту. Осталось только «карту» зачитать, да нет пока такой у нас, не «придумал» я её. Время потому что не пришло. Все предполётные действия можно в несколько пунктов уложить. Вот будет в кабине приборов побольше, тогда и перейдем к этому нововведению.

Дали с помощником отмашку провожающим. Нет, всё-таки хорошо на своих базовых аэродромах — народ там понимающий, сразу бы в стороны по этой команде разбежались, добро бы на выруливание дали. А здесь любопытствующий народ так на одном месте и остался. Ещё не знают, что такое тяжёлая многомоторная техника. Сейчас и узнают, познакомятся на своём опыте, так сказать, на личном. Мысль схулиганить промелькнула и тут же ушла — не лето, зима на улице.

Придётся чуть дальше по прямой прорулить и уже там развернуться на взлёт — не хочется людей лишний раз снегом засыпать и ветром из-под винтов морозить. Хотя-а… Может, они как раз именно этого и ждут? Вновь всплыла мысль созорничать. Они же сюда за яркими впечатлениями пришли? Тогда…

И я добавляю обороты моторам и разворачиваюсь в сторону взлётки. Ощущаю справа за плечом тёплое дыхание, оборачиваюсь — Миша. Лыбится во все свои… Сколько там у него зубов? Вот во все и лыбится. Довольный такой, да ещё и мне большой палец показывает. Смолин даже оглянулся, зыркнул раздражённо — отвлекает, мол, мешается, под руку лезет. Я бровь в немом вопросе поднял.

— Всех снежной пылью засыпали. Народ даже разбегаться начал, — правильно понял мой немой вопрос Лебедев, наклонился ближе и прокричал на ухо.

Инженер умудрился услышать, глянул на него искоса, дёрнул усом. Мол, нашёл чему радоваться…

Ну и я чуть заметно усмехнулся, качнул головой назад. Миша понял, скрылся за спиной.

По свежевыпавшему снегу колёса катятся мягко, самолёт словно плывёт по белому морю. Хорошо хоть нападало его за ночь немного, иначе бы взлетать не рискнул. А так ничего, разогнались, оторвались от земли. Глянул искоса влево вниз — из-под крыльев назад и в сторону снежные вихри уходят. Вот мы и взлётку расчистили, всё местным работы меньше. Прощай, Смоленск!

Через час после взлёта вся хмарь осталась за спиной. Небо полностью очистилось от облаков. Оно здесь даже на цвет совсем другое, пронзительное до синевы и высокое-высокое, не такое, как у нас на северо-западе…

Гудят моторы, наматывают на винты вёрсты и километры, уплывают под крылья деревушки и сёла, города и городишки. Где-то далеко справа остался Киев, вот-вот впереди должен показаться Днепр. Снега внизу всё меньше, а населённых пунктов всё больше. Воздух плотный, самолёт идёт ровно, словно по ниточке. Не шелохнётся. И никого в небе — пусто. И в эфире тишина. Пробовали связаться по радио с землёй — на запросы никакого ответа не получили. Для меня подобная ситуация со связью так вообще что-то необычное, до сих пор привыкнуть не могу. Сколько я уже здесь? С весны прошлого года. Воспоминания о тех днях настолько свежи в памяти, словно вчера всё произошло.

Да какой там вчера! Только что! Даже глаза прикрывать не нужно — достаточно отпустить на волю чувства, ослабить самоконтроль и сразу же память начинает отщёлкивать цветные картинки ещё из той, прежней жизни, закручивает перед глазами калейдоскоп совсем недавних событий. И снова я пытаюсь удержать в воздухе гибнущий тяжёлый самолёт. Вновь летит в лицо земля, медные стволы раскидистых сосен… И всё…

Затем кино в моей голове встаёт на паузу, потом экран вспыхивает вновь, но уже показывает совсем другие, чёрно-белые кадры. Проводить аналогию с кино проще — так легче принять всё произошедшее.

А потом госпиталь, осознание себя в чужом теле, в другом времени и затянувшееся выздоровление. Потому как попала моя душа или сознание /сам в этом не разобрался. Скорее всего и то, и другое вместе/после катастрофы в тело поручика Грачёва. Лётчика Псковской авиароты, как раз точно в этот же момент потерпевшего аварию на своей летающей «этажерке». И, судя по тому, что я здесь, этой аварии не пережившего. А, может, у высших сил была какая-то другая, своя собственная цель, для исполнения которой меня и перекинули через десятилетия, из конца двадцатого века в его начало, на самый порог первой Мировой? Не знаю, и гадать не собираюсь. Выпал мне шанс остаться пусть и в чужом теле, но живым — так и постараюсь им воспользоваться в полной мере. Буду жить за всех ребят. А вот что при этом буду делать? Сразу, в первые моменты, точно не определился. Ускорить прогресс? Изменить историю? Полноте. Где я и где эта история…

Но и сидеть «на попе ровно» не получилось, как собирался сделать в самом начале своего «попаданчества». Потому что страшно было — кругом всё чужое. И все. И не стесняюсь этого чувства. Потому как справился с собой, пересилил страх, осознал своё место в новом окружении, в новой реальности. Начал шевелиться.

Пришлось и полетать, и повоевать, и конечно же, кое-что кое-кому подсказать. А иначе и быть не могло. Всё равно отсидеться в сторонке не получилось бы. Несмотря на сохранившуюся память реципиента, благодаря которой я практически безболезненно вжился в окружающую меня эпоху, всё равно светился я среди местных, как та самая пресловутая лампочка Ильича. М-да, некорректное сравнение. Лампочка та была очень уж слабенькая и света давала всего ничего. Или… наоборот? Корректное? Всё-таки не историк я и не… Вот именно. Этих самых «не» слишком много набирается.

Но всё равно что-то смог подсказать, сделать, благодаря своему опыту военного лётчика совсем другой эпохи. /Ну хоть что-то своё/. И опять же благодаря этому опыту удалось познакомиться с кое-какими значимыми людьми. Заинтересовать их своими идеями и новшествами. Привираю, конечно, не мои это идеи, я их нагло уворовываю у будущего. Ну и что? Не для себя же стараюсь, для других. Стоп! Куда это меня понесло? На возвышенное потянуло? Охолонуть бы мне нужно, остыть и притормозить. И хотя бы себе не врать. Само собой, стараюсь в первую очередь для себя и только потом для Державы, как бы и чем бы я себя не оправдывал. Другое дело, что одно с другим отныне неразрывно связано…

Наклонился вперёд, прерывая воспоминания и высматривая ленточку Днепра впереди. Нашёл, немного осталось. Ещё минут десять-пятнадцать, и мы над рекой будем. Развернулся к помощнику, а он карту на коленях держит, визуальную ориентировку ведёт. И счисление пути, надеюсь. Хотя, что его счислять? Выход на цель по времени нам не нужен. Единственное — не заблудиться бы. Но в таких условиях заблудиться — это хорошо постараться нужно. Всё время вдоль реки летим. Не так давно развилку прошли. Теперь слева Донец остался, справа в стороне где-то Днепр. Невозможно заблудиться. Если уж совсем ослепнуть. А наша линия пути скоро с руслом Днепра пересекается. Вон какой прекрасный линейный ориентир перед нами. А дальше ещё лучше будет — береговая черта с её весьма и весьма знакомыми характерными очертаниями. Да и штурман у нас на борту есть. Так что никуда мы не денемся — долетим куда нужно. Топлива по расчётам хватит, даже останется в баках кое-что после посадки. Это на всякий непредвиденный случай заправили лишку. И погода отличная по маршруту. Ну и там, на месте, не должна подкачать. Да и как она может подкачать, если вокруг миллион на миллион и впереди всё чисто до самого горизонта?

Вернулся к своим воспоминаниям. Что ещё такого особо важного произошло за эти полгода с хвостиком? Отличился в пилотировании, привлёк к себе внимание командования и умудрился этим вниманием в должной мере воспользоваться. И так кстати выпавшим мне шансом прокатить инженера-инспектора из Адмиралтейства, из-за поломки своего самолёта остановившегося в Пскове. Через генерала Остроумова вышел на адмирала Эссена. А дальше усовершенствованный мною самолёт, который так всем специалистам понравился своими лётно-техническими данными, что все эти изменения тут же/с моего разрешения, само собой/ начали применять на новых машинах. После оформления нужных патентов, конечно. На заводе последовало знакомство с Нестеровым и Крутенем, уже знаменитыми русскими лётчиками-асами, разговор по душам с продолжением в ресторане. И в результате Пётр Николаевич прекрасно сейчас себя чувствует. Летает и воюет. Да, пулемёты с моей подачи начали устанавливать на самолёты с самого начала боевых действий. Может быть, именно поэтому и не пришлось Нестерову идти на свой вынужденный знаменитый таран? Справился и без него на отлично. И, самое главное, вроде бы как лётчики уже начали пользоваться привязными ремнями. Сначала у нас в Псковской авиароте, потом на Московском заводе, а там, надеюсь, и дальше новое веяние распространилось. А всего-то привёл вовремя несколько подходящих примеров, да и на своём личном примере всю пагубность отсутствия ремней показал. Голова-то у меня хоть и зажила после той самой катастрофы, но длинный рваный шрам во весь лоб так и остался…

Да, самое главное! Я же обстрел Либавы предотвратил! Воспользовался очень удачно своими воспоминаниями. И в нужное время оказался в нужном месте. Несколько изготовленных в мастерских за собственные сбережения авиабомб, пулемёт на борту… И неожиданная для всех самоубийственная атака оказалась настолько успешной, что два немецких крейсера ушли несолоно хлебавши. А по одному из них бомбы легли настолько удачно, что вызвали у него на корме взрыв подготовленных к установке морских мин.

В этом бою моего стрелка-наблюдателя ранили…

Заметили нас, само собой, награды последовали. А, самое главное, на слуху оказался.

Развитие авиации подстегнул — удалось наладить тесный рабочий, а потом и дружеский контакт с Сикорским. Ненавязчиво подсказал кое-что, а дальше пытливый ум изобретателя и сам сориентировался — попёр вперёд, только успевай в нужных местах поправлять в нужную сторону. И идеи подкидывать. А идей этих у меня столько, что ого-го! Главное, что всё в тему. Так и подкидываю до сих пор понемногу. В Совет директоров завода вошёл со своими идеями…

Встряхнулся, вновь прерывая на короткое время воспоминания, глянул вниз. Ленточка Днепра чуть-чуть ближе стала. Тихоходные пока самолёты. У нас скорость около ста двадцати сейчас. Можно бы и добавить немного, но не хочется моторы насиловать. Моторы-то у нас теперь свои. Начали недавно собирать. Производство пока слабое, денег на всё не хватает, а от государства помощи не дождёшься. Это ещё хорошо, что Игорь Иванович Сикорский заслуженный авторитет уже имеет и благодаря этому авторитету кое-какие деньги из казны на развитие завода умудряется получать. Ну и конечную продукцию продаём, как же без этого. Заказ на самолёты имеется…

Нет, обороты двигателям добавлять не будем. И так хорошо. Нам на этих моторах ещё столько полетать предстоит, что лучше их сейчас поберечь. Ресурс-то невосполняемый в этих условиях. Или на завод возвращаться для их переборки, или менять на новые. А это всё время и деньги. Так что лучше тише, но для всех лучше. Подумаешь, на полчаса позже прилетим. И расход бензина, если добавим, опять же сильно увеличится. Лучше уж так, потихоньку.

Откинулся на спинку кресла, вернулся мыслями к недавнему разговору с Джунковским в Екатерининском парке Царского Села…

— Сергей Викторович, ещё раз напоминаю — с выполнением задания не затягивайте. Сразу же по прибытии записывайтесь на приём к адмиралу Эбергарду. Сопроводительные бумаги чуть позже получите. С ними вам будет проще найти с адмиралом общий язык. Да, груз по железной дороге мы уже отправили. Я лично проконтролировал.

Не удержался, глянул в лицо Владимиру Фёдоровичу. Неужели лично?

— Ну, не совсем лично, — правильно понял мой взгляд и мои сомнения Джунковский. — Но об отправке вагонов мне уже доложили. На месте груз примете, с хранением и охраной определитесь и дожидайтесь команды. Забот на первое время вам хватит. А дальше будет видно. И напоминаю, Андрей Августович Эбергард человек прямой, отличный офицер и большой умница. Уверен, вы с ним общий язык найдёте. И рекомендательные письма адмирала Эссена на первых порах вам помогут. А дальше от вас всё будет зависеть.

Помолчал значительно, словно давая мне время хорошо осознать только что сказанное и продолжил:

— Ещё раз прошу, Сергей Викторович, не затягивайте с выполнением личного поручения Государя. Сами же знаете, что у нас в войсках творится. Да и немецкая разведка не дремлет. И турецкая, кстати, тоже.

— А наша контрразведка? — не удержался я от вопроса.

Джунковский даже приостановился на мгновение, глянул искоса в полглаза и хмыкнул:

— Наша тоже не дремлет, — ответил этак весомо, словно гвоздь-сотку в дубовую плаху с одного удара вбил. И с укоризной продолжил. — Сергей Викторович, ну что вы как маленький?

— Прошу прощения, Владимир Фёдорович, постараюсь не задерживать.

— Постарайтесь, а то слухи о вашем прибытии в Крым быстро до Босфора долетят.

Вот в этот-то момент и вынеслась из-за поворота шальная упряжка разгорячённых коней, запряжённых в тот самый крытый возок на санном ходу, сбила Джунковского с мысли, заставила отступить на обочину в снег. Отпрыгнуть, то есть, чтобы под копытами да полозьями не оказаться. Ну и я вслух да от всей своей широкой души своё отношение к подобному хулиганству во весь голос высказал. Нет, понятно сразу, что не каждому вот так свободно будет позволено по парку носиться да хулиганить. Наверняка же это кто-то из власть имущих, а всё равно выругался. Потому что нечего! И ладно бы я один был, так ведь нет. Со мной тоже человек далеко не последний и не простой. А эти в санях словно берега потеряли, носятся во весь опор, между прочим, по пешеходным дорожкам, добропорядочных горожан и граждан конями затоптать пытаются…

Вылезли из сугроба, отряхнулись, посмотрели друг на друга и оба рассмеялись.

— Да, Сергей Викторович, мы тут прожекты строим, о высоком мыслим, о судьбе Империи что-то с вами лопочем, а нас мимоходом и на обочину… Да в снег мордами…

Только руками и развёл в стороны. Что тут в ответ скажешь…

А хорошо я в воспоминания ударился. Так за воспоминаниями Днепр и прозевал? Не заметил. Ну и ладно, не очень-то и хотелось на него сверху посмотреть. Увижу ещё не раз. Зато время пролетело. Впереди уже и береговая черта показалась. И море. Море…

Хотя до него ещё далеко, и ничего особо не видно, кроме уходящей в небо и сливающейся с ним где-то далеко-далеко огромной сине-серой равнины. Но и это впечатляет, ведь воображение же работает на всю катушку. Даже запах вроде бы как ветром донесло — ноздри предвкушающе расширились, втянули в себя запах водорослей и йода. Умом понимаю, что всё это игра воображения, нет никакого запаха, а вот сердцем я уже там, на мокром от волн берегу. И, пока ещё есть время, снова окунулся в воспоминания…

— И ещё одно, Сергей Викторович. Даже не одно, а… Вы почему в церковь не ходите?

И не знаю, что в ответ сказать. Как-то я этот момент упустил. Только руками в ответ и развёл.

— Веруете?

— Верую, — уж в этом-то я точно уверен.

— Тогда настоятельно вам рекомендую не откладывать посещение церкви. К вам и так слишком много внимания приковано, а после награждения этого внимания будет ещё больше. Опять же, слухи уже ходят разные, и не нужно давать лишний повод злословящим вас.

— Я вас понял, Владимир Фёдорович.

Потому что действительно понял. Даже подосадовал на это своё упущение. Мог бы и сам сообразить и не дожидаться подсказки. Поэтому сегодня же и исправлю это своё упущение, посещу храм. Только подумать нужно хорошо, какой именно. Чтобы и заметили, и слухи быстрее подзатихли. Местный? Или столичный? Подумаю ещё. Времени до вечера хватает.

— Хорошо, Сергей Викторович. И ещё одно. Пожалуй, самое для вас главное. Авиароты у вас пока не будет. Нет, она будет, но лишь на бумаге, — заторопился Джунковский, приостановившись вместе со мной. — Вы же сами понимаете, что у нас пока ни самолётов столько нет, ни людей. Мы даже эскадру Шидловского не успеваем укомплектовать должным образом. Так что потерпите, голубчик, потерпите. Всё у вас будет. Но, позже. А пока так даже лучше. Должность сия подкрепляет и ваше звание, и ваши награды. И вам удобнее. Хлопот же меньше! А людей для себя там и готовьте. Высочайшим Указом это будет разрешено…

И вот уже заходим на посадку в плотных вечерних сумерках, под самую темноту. И, как уже привыкли, без какой-либо радиосвязи с землёй. Чудом, но всё-таки успели сесть. Садиться в ночи не рискнул бы — аэродром незнакомый, мало ли что? А вдруг лётное поле не подготовлено к ночному приёму самолётов?

Так что нам повезло. Сели нормально, в воздухе ни дуновения — ветра нет, штиль, штиляра. Нас хоть и ждали, но явно не в такое позднее время, и уже, похоже, потеряли надежду на наше прибытие. Наверняка решили, что мы где-то заночевали, а прилетим уже завтра. Потому что внизу никого, пусто.

И как не хотелось пройти над городом, но пришлось садиться сходу, с рубежа снижения. Ничего, успею ещё похулиганить, себя и самолёт показать и на город сверху посмотреть. Потом, когда всё закончится. Зато пока хоть на немного сохраним наше прибытие в секрете. Хотя-а, какой тут секрет, до окраины Севастополя всего ничего, всё равно жители рёв моторов услышат. Если только садиться и сразу после посадки двигатели выключать… Так и сделал.

Глиссаду сделал покруче, чтобы обороты держать поменьше. И угол посадочный получился очень уж большим, даже в первый момент испуг по спине мурашками проскочил — как бы заднее колесо не обломать… Но, обошлось. И больше таких экспериментов ставить не буду. Случись какая поломка, и кто мне здесь самолёт починит? Может и есть такие умельцы в местных мастерских, но я-то их пока не знаю.

Крымская земля толкнулась в ноги, стукнули гулко колёса по твёрдому укатанному грунту, машина чуть подпрыгнула, опёрлась на крылья, плавно умостилась на три точки. Зашелестели винты в почти полной тишине. Почти, потому что колёса по грунту гудят. А так да, тихо. Моторы-то мы сразу выключили после окончательного касания.

Пока совсем не остановились, отвернул в сторону, к темнеющим силуэтам аэродромных ангаров. Покатился и не докатился, остановилась машина окончательно на полпути, замерла. И чуть заметно откатилась назад, буквально на сантиметры, словно выдохнула с облегчением после подзатянувшегося перелёта. Ничего, дело уже, в общем-то привычное. Особенно в последнее время. Только на «радиус» и летаем.

От тех самых ангаров замелькали огоньки, замельтешили в нашу сторону. Встречающие показались. Ну что, пора на выход?

Глава 2

С утра завертелось. Сначала первым делом выгрузили все бочки из самолёта, определили их под замок в ближайший пустующий ангар школы. Пустующий — потому что самолёты здесь старые, ломаются слишком часто. Да и ресурс у техники выбивается очень быстро — летают с утра до ночи, а то и в ночь. Именно по этой причине и обратился с утра пораньше ко мне начальник караула с просьбой убрать наш аппарат с поля, дабы он «не мешал производству учебных полётов». Просьбе вняли, приступили к работе. А в этом процессе мне пришлось принять непосредственное участие, потому как рабочих рук не хватало. В отличие от загрузки, разгружаться пришлось самим. Говорил же — не на базовом находимся. Пока не на базовом. И ещё неизвестно, станет ли Качинское лётное поле нашим базовым аэродромом.

Так что пришлось засучить рукава и впрячься в разгрузку. «Катать квадратное, носить круглое». Шутка такая существует в авиации.

Или же можно было сидеть в сторонке в компании Смолина и Дитерихса и наблюдать со стороны, как младшие чины горбатятся на выгрузке под руководством нашего инженера. Картина, в общем-то, обычная для этого времени, насмотрелся я на подобное отношение к подчинённым «выше крыши». Я подобных вещей никогда не понимал. И в нашем экипаже подобного никогда не будет. Будем подавать пример другим. Поворчат, покосятся, но запомнят. Глядишь, и ещё что-то вокруг нас переменится…

Разобрались с грузом, перекурили, взялись за сам самолёт. Перекатили его к месту определённой для нас стоянки. Не с грузом же его было перекатывать? Хорошо, что здесь грунт плотный, сухой, не то что в Петербурге. Там бы мы за ночь колёсами, да под такой загрузкой точно увязли бы. А тут вообще без последствий обошлось, даже не верится. В лёгкую перекатили. Как по «бетонке». Но с посторонней помощью, правда. Нашими силами можно было, конечно, справиться и с этим, но как-то надрываться не хотелось. А тут весьма своевременно и добровольные помощники объявились. Откуда они вдруг объявились и где так удачно до этого скрывались, непонятно. Но… Почему бы и не воспользоваться предложением? Интересно, где все они были, когда мы бочки катали? Риторический вопрос. Кто служил, поймёт.

Местные ангары для нашего «Илюши» несколько маловаты будут, разика эдак в два, поэтому пока ограничились стоянкой под открытым небом. Ну а затем, только после окончания всех работ, пошёл представляться местному начальству, благо оно меня наверняка уже ждёт. Взял с собой документы экипажа, надо же каждого из них на все виды довольствия поставить. Сам справлюсь, а у них сейчас послеполётная подготовка, совмещённая с подготовкой к повторному вылету. И дозаправка.

Вроде бы и всё рядом, а идти пришлось далеко. Метров двести-триста по быстро поднимающемуся к зениту солнышку. Это у нас на севере ещё зима, а здесь уже почти весна. Хоть и конец января, но пригревает не по-детски — пришлось несколько изменить первоначальные планы и сначала переодеться в летнее обмундирование. Хорошо ещё, что всё у нас с собой и особо форма помяться не успела. Позориться-то не хочется. М-да, вчера только щёки морозили…

Хорошо! Над Крымскими горами пролетали, так на них ещё снег лежал, а здесь красота. Это не побережье Финского залива и не стылые берега Невы. Как там говорили у нас? Ещё в той реальности? «Южный берег Северного ледовитого океана»… Нет уж, гораздо лучше пусть хоть и северный берег, но Чёрного моря!

Сегодня не утерпел, поднялся с утра пораньше и на берег сходил. Спустился на галечный пляж по крутой набитой тропке, прохрустел камешками под ногами, остановился у самой воды — волна мелкая, прозрачная, на камни с тихим шорохом накатывает, до сапог только чуток не достаёт. Наклонился, положил ладонь в воду, пошевелил пальцами. Выпрямился, поднёс руку к лицу, вдохнул солёную горечь морской воды и не удержался, лизнул пальцы. Действительно, горько. Оглянулся по сторонам — никого. Потому что солнце только-только собирается вставать. Вдохнул полной грудью с таким удовольствием, аж рёбра захрустели. Воздух настолько густой — пить можно!

А дальше закрутило делами, снова события понеслись вскачь. Два дня непрерывной суеты. Казалось бы, ничего особенного — перелететь на новое место, встать на все виды довольствия, найти общий язык с местным командованием, не прогнуться под него и среди местных врагов не завести. Варяг я всё-таки столичный, как ни крути. А столичных нигде не любят. Это я ещё в своём времени чётко усвоил. Слишком они какие-то… Такие… Столичные, короче.

Для проживания нам на следующий день определили отдельное помещение в одном из только что построенных каменных зданий. И на самом верхнем, втором этаже. Помещение просторное, потолки высокие, окна огромные. Красота! Светло! Только я при виде этой красоты как-то сразу о летнем жарком солнце подумал. Помрём же, задохнёмся от зноя и духоты. Но пока можно до весны и здесь перекантоваться.

Разделим помещение на перегородки, потому как никто не поймёт, если, например, я в чине подполковника буду с младшими чинами в одном кубрике жить. Нонсенс. Не положено так. Даже невзирая на все мои «тоговремени» привычки. Экипаж экипажем, а от окружающего нас общества никуда не денешься. У меня пока и так с местным руководством образовались весьма непростые отношения. Косятся, на награды искоса поглядывают. Если бы не они, так мне вообще бы туго пришлось. И если я уже упоминал о своём якобы столичном происхождении, то тут ещё и служебные интересы столкнулись, наложились одни на другие. Ведомственные. Хотя, казалось бы, подобного и быть не может, одно же дело делаем. А оно есть. Ведь мы у местных мало того, что помещения какие-то заняли, так ведь нас ещё и кормить-поить нужно, на все виды довольствия ставить, обслуживать технику. Заправлять её, в конце-то концов. А у нас не «Фарманы» и не «Блерио» с «Хамберами», мы бензина столько берём за один раз, сколько всей школе чохом можно целый день летать, да ночь прихватить. Я как раз в штабе находился, с местным начальством общался, когда к нему в ужасе начальник ГСМ после нашей заправки прибежал. А ведь у нас пока только один самолёт. Что начнётся, когда их будет хотя бы два….

Это ещё мы не летаем, но ведь будем когда-то? Обязательно будем! Вот тогда-то недовольство до небес и вырастет. Скорее бы организоваться. Наш-то техсостав по железной дороге добирается, сопровождает приданное нам имущество. И когда ещё он прибудет? Неизвестно. Давать грузу зелёный свет и этим привлекать повышенное к нему внимание столичное начальство не стало. Вот когда прибудет, тогда и начнём готовить и места под размещение самолётов, и под склады ГСМ, то есть топлива. И под многое-многое другое. И под личный состав, само собой. Я уже тут и местечко подходящее подо всё это присмотрел, чуть подальше от занятой местными территории.

Если коротко говорить, невзирая на несколько предвзятое к нам отношение, стараюсь «навести мосты» с местным командованием. Или, что вернее, с руководством школы. Пока есть такая возможность. Потому как мы ещё у него и людей скоро планируем отнимать… Ох, чую, после такого вообще перейдём на «возвышенные обороты речи». Так вот и живём.

Ничего, прорвёмся. А там обживёмся, если задержаться в Крыму придётся. Придут контейнеры, так нам будет куда временно переселиться. Или что-то более удобное и достойное для жилья подыщем, если сами себе не построим.

Да, а ведь если я не найду общего языка с местным начальством, то придётся мне вообще другое место для нашей группы подыскивать, куда-нибудь перебазироваться. Под Симферополь, может быть? А почему бы и нет? Железнодорожный узел, дороги все туда идут. Потихоньку отстроим аэропорт, наладим воздушное сообщение со столицей, начнём заниматься пассажирскими перевозками, зарабатывать… Ох, ты, куда меня в моих мечтах занесло… Хотя, почему бы и нет? А ведь есть ещё и Джанкой, и будущее Багерово. Но только что будущее. Нет, последние два места пока ничего из себя ценного не представляют. Ни дорог нет, ни… Да ничего там нет! Вот я распланировал, размечтался, а сам ничего своими глазами и не видел пока. Так что нечего раньше времени думу думать. Джанкой Джанкоем, а Симферополь для тяжёлых самолётов по любому самый лучший вариант, если в будущее заглянуть. Ладно, отложим пока эту мысль в сторону. Вот выполним то, для чего нас сюда заслали, тогда и буду выходить на Александра Михайловича и Марию Фёдоровну со своим предложением. Только обосновать нужно будет всё это грамотно. Подумаю ещё…

Что за мысли в голову лезут? Конечно, найдём мы с местным руководством общий язык, никуда не денемся. За Державу ведь все радеем! Но ещё одну пометочку у себя в голове сделал…

А пока с местным командованием у нас, то есть у меня, установилось что-то вроде нейтралитета. Ни я им не нужен, ни они нас не трогают. Присматриваются. Хорошо выразился. А что? Палки в колёса не суют, уже хорошо. И даже помощь на словах обещали. Посмотрим. Мне сейчас самое главное с жандармами всё решить. Насчёт разведки на акватории Чёрного моря подсуетиться. Как и договаривались с Джунковским, в местное Отделение я на следующий же день сходил. Съездил, то есть. Теперь жду результаты этой нашей встречи. Как-то слишком медленно всё делается, не спеша. Никуда никто не торопится. Не может же такого быть, чтобы специально тормозили. Чем дольше мы здесь находимся, тем больше вероятность, что утекут к туркам сведения о нашем прилёте.

Одно утешает — в Севастополь въезд только по пропускам. Может, и сведения противнику о появлении в Крыму «Муромца» так быстро не уйдут? Только на это и надеюсь.

И на приём к Командующему я записался. Только его пока нет. В море он. Придётся некоторое время подождать. Но и оно ещё терпит. Опять же, контейнеры с нашим грузом ещё не прибыли. Без него у нас ничего не получится. И без взаимодействия с флотом. Вот как раз и нужна для этого встреча с Командующим.

Самолёт у нас пока накрыт маскировочными сетями и по максимуму зачехлён. Издалека, от въезда на аэродром, и не разобрать, что это за серая куча на поле находится. Специально смотрел. Отныне наш стоящий под открытым небом аппарат перестанет всем любопытным глаза мозолить. Что удивительно, любопытных почти и не было. Списываю это на то, что прилетели мы сюда под ночь, когда нас никто не видел. И садились мы на малом газу, не пробудили округу треском моторов. Хотя, к треску моторов местное население привыкло, этим их не удивить. Но всё равно удачно получилось.

А так, конечно, в самый первый день нам курсанты прохода не давали, будущие лётчики в очередь выстраивались, чтобы в кабину пробраться да за штурвалом посидеть, а потом всё, как отрезало. Правда, и мы этим моментом в полной мере воспользовались — распустили слухи о наборе желающих на новую технику. Пока таковых нет, но народ думает. Пусть думает.

И опасения мои не оправдались. Местное руководство денёк покосилось, но на этом всё и закончилось.

Да, удивляет ещё одно. Отсутствие ограждения вокруг лётного поля и почти беспрепятственный проход всех желающих на территорию авиашколы. На дороге для приличия стоит одинокая будка караульного с почти всегда поднятым в зенит полосатым шлагбаумом. Да и будка та почти всегда пустая. Появляется в ней кто-то, насколько я уже успел заметить, лишь утром во время построения и развода на занятия. Когда начальство в школу из города приезжает.

Короче, голова кругом идёт. Была у меня мыслишка свалить всю организацию предстоящего дела на местное начальство, но теперь вижу, что ничего из этого не выйдет. И без меня у него забот выше головы. Опять же, от такого совместного сосуществования сейчас толку мало будет. Наш знаменитый авиатор Ефимов человек сугубо гражданский, он вот так организацию службы в школе и полагает. Придётся порядок как-то наводить. Хотя бы в части, касающейся нас. Слишком уж тут всё… Запущено, что ли… Вольница какая-то. И летают как хотят, то вдоль поля, то поперёк, то вообще во все стороны. Понимаю теперь, почему нас попросили свой «Муромец» перекатить ближе к ангарам. М-да…

Самолёты вокруг старые, я уже и отвык от такого разнообразия. Казалось бы, всего-то без малого полгода прошло, как я со своего «Фармана» пересел на «Ньюпор», а уже всё забылось. И эти хрупкие этажерки кажутся действительно этажерками. Посмотрел здесь на французские летающие лодки «Ф.Б.А.»… Ведь у Григоровича они гораздо лучше… Почему в школе их нет?

Через неделю всё-таки получилось попасть на приём к командующему Черноморским флотом. На удивление, встретили меня неплохо. То ли слухи обо мне и моих «подвигах» сюда вместе с газетами уже докатились, то ли Эссен такому отношению поспособствовал. А, может, всё гораздо проще и всё дело в поступившей сверху команде? А какая, по большому счёту, мне разница? Главное, дело будет сделано.

С командующим, Андреем Августовичем Эбергардом, разговор сразу пошёл по правильному руслу и в нужном нам обоим направлении. Моё задание настолько пришлось ему по душе, что мне тут же был дан «зелёный свет». И была обещана всяческая помощь и поддержка. Правда, с оговорками. Мол, для начала следует дождаться прибытия контейнеров по железной дороге и… И — остальное потом. Ладно, действительно — пока нашего груза нет, я особо дёргаться и не буду. А уж как обрадуется адмирал, когда позже истинную цель моего сюда прибытия узнает…

А пока сидим с личным составом на аэродроме, изучаем карты полуострова, предстоящего маршрута, готовимся. Даже в небо нам не подняться, крылья не размять, самолёт так и находится всё время под сеткой. Скрываемся на всякий случай. Разойдётся слух или не разойдётся, этого пока никто не знает. Но если в небо хоть раз, да ещё у всех горожан на виду поднимемся, то тогда уж точно разойдётся. А ещё есть курсанты школы, инструкторы и механики, обслуживающий персонал. И за всеми не уследишь…

Через несколько дней пришли наши контейнеры в сопровождении приписанной к нам небольшой группы техников, и первым делом мы начали ставить ангар для нашего «Муромца». Сначала собрали металлический каркас, потом обтянули его брезентом. Ну и навесили на тросах сдвижные шторки-ворота. Конструкция получилась огромная, тяжёлая. Чтобы эти шторки в сторону сдвинуть, одному человеку не справиться, хотя бы вдвоём тянуть необходимо.

Работа по сборке заняла всю последующую неделю. Да и то, если бы не помощь местных, мы бы своим составом и вообще недели две провозились. А так, выкрутились, справились. Но и руки поободрали, и перепачкались, как поросята. Ну и вымотались, само собой, до чёртиков.

Сбоку, впритык к ангару, поставили две большие армейские палатки. Одна для нас, другая для техсостава. С печурками — всё, как положено. Зато теперь можно и нам переселяться. Освободим помещение к удовольствию местного командования.

Перетащили койки, вещи, отгородили для них угол сбоку от входа. Места хватает, а нам так будет спокойнее. Даже не нам, а мне, так оно точнее. Теперь ни на кого оглядываться не нужно. Верите ли, нет, а на сердце легче стало. ...



Все права на текст принадлежат автору: Владимир Владиславович Малыгин.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Под крыльями БосфорВладимир Владиславович Малыгин