Марта Зверева Не надо, дядя Андрей!

ЛИЗА

0.

Я всегда была несносной. Неуправляемой. Непочтительной. Родительским кошмаром. Вот как начался мой подростковый возраст, так и превратилась из милой улыбчивой девочки в исчадие ада. Стала краситься как шлюха, одеваться как с помойки и дерзить родителям.

Так говорила мама.

Говорила.

Она перестала со мной справляться, когда мне исполнилось одиннадцать. Отец бросил нас, как только я родилась, и она собиралась растить меня одна. Но тут требовалась жесткая мужская рука, и она приняла предложение старого поклонника. Исключительно ради моей пользы.

Отчим был не злой, и даже по-своему меня любил, хотя временами и правда действовал жестковато. В тот теплый летний день мы собирались все вместе поехать на шашлыки. Я обожала такие поездки, пляшущий огонь в мангале, мясо с привкусом дыма и жареный на костре хлеб. Даже помогла маме замариновать мясо, хотя обычно от меня было не добиться помощи. И предвкушала прекрасный день!

Именно поэтому отчим оставил меня дома в наказание за нарушение комендантского часа. Пару дней назад я слишком увлеклась поцелуями со своим парнем и опоздала на полчаса. И сколько ни орала, что уже совершеннолетняя, он свое решение не изменил. Как всегда.

Его упрямство и моя несносность спасли мне жизнь.

Они попали в аварию уже на обратном пути. Если бы тот ублюдок, что столкнул их машину с трассы, так что она врезалась в дерево, остановился и вызвал «Скорую», все могло бы сложиться иначе. Совсем-совсем иначе. Я бы выхаживала свою мамочку всеми силами, наплевав на свою несносность и неуправляемость! Я бы стала самой лучшей дочерью, поняв, что могла лишиться ее! Я бы даже помирилась с отчимом, убиралась бы в квартире, не шлялась вечерами. Бросила бы своего парня, что давно пора было сделать. Я бы сделала все-все-все, если бы она осталась в живых!

Но врачи прибыли слишком поздно, и в больнице мама и отчим прожили всего несколько часов. Не знаю, какими угрозами и посулами отчим прорвался к маме, хотя сам был при смерти, но она взяла с него обещание заботиться обо мне. Но и сам он прожил немногим дольше, только успев передать этот долг своему брату.

Мне тоже звонили, но я обиделась и выключила телефон еще с утра. Целый день просидела дома, а к вечеру ушла гулять, чтобы назло всем вернуться как можно позже. Сидела на трубах теплоцентрали в парке за пустырем и дулась, что вот они едят вкусные шашлыки, пьют вино и смеются, а я тут одна! Никто меня не любит!

В тот момент, когда умерла мама, какая-то птица пронзительно крикнула с небес, и у меня защемило сердце от боли, словно в него вошла толстая цыганская игла. Я скорчилась, глотая теплый воздух ртом и слепо глядя в пустоту и глупо думала, что вот, теперь мама пожалеет, что не взяла меня с собой.

Я была наивная идиотка восемнадцати лет, солнечное дитя, которое мама ограждала от всех бед. Я еще не знала, что моя счастливая жизнь уже закончилась.

1.

Я не помню ничего с того момента, как мне открыли дверь незнакомые люди, когда я вернулась домой к полуночи и до того, как бросила горсть земли на крышку гроба. Кажется, я так страшно кричала, что мне сразу вкололи успокоительное, потом еще и еще, держа меня все это время в мутном тумане, из которого я ничего не видела и не слышала. Наверное, я куда-то ходила и что-то ела, садилась в машины, стояла со свечой на отпевании и наверняка увидела дядю Андрея впервые именно в те три дня.

Но не запомнила ничего.

Вздрогнула, когда мягкие комья земли выскользнули из моей руки и застыла на краю могилы, разом очнувшись, словно в моей крови не было лошадиной дозы лекарств. Принялась озираться по сторонам, пытаясь понять, как я сюда попала, споткнулась и чуть не съехала по укрытому брезентом склону прямо вниз, на мамин гроб.

Вскрикнула и забилась, когда меня жестко перехватили за живот, подняли и отволокли в сторону чьи-то суровые руки. Услышала голос: «Еще укол!» и пискнула:

— Нет, не надо!

Обернулась и увидела его.

Короткий ежик волос, жесткое волевое лицо со сжатыми в нитку губами и глазами цвета гречишного меда, белая, вопреки всем традициям, футболка, отрывающая руки, полностью покрытые татуировками в виде черных языков огня, ремень с массивной пряжкой, вытертые черные джинсы.

Цыганская игла, все еще торчащая в моем сердце, провернулась, заставив его сжаться и нанизаться на его еще плотнее. В животе вспыхнул ледяной огонь страха. Мне показалось, что этот человек сделает мне что-то плохое, еще хуже того, что уже случилось, хотя моя вселенная и так распалась на куски.

Он взял меня за руку и, хмурясь, всмотрелся в глаза:

— Лиза, ты понимаешь, что происходит?

— Понимаю, — ответила я, хотя не понимала совершенно ничего. — А вы кто? И откуда меня знаете?

Он тяжело вздохнул, прикрыл глаза и сжал губы еще плотнее. И постоял так несколько секунд, как будто сдерживал себя, чтобы не начать орать.

— Меня зовут Андрей Калашников. Я брат твоего отчима. Ты можешь звать меня дядя Андрей. Теперь я твой опекун.

— Я совершеннолетняя! — я попыталась выдернуть руку. Какой еще брат? Какой еще опекун?!

— Тебе предстоит пять лет учебы в университете и ты пока не готова жить одна, — очень терпеливо и медленно объяснял он, но в глазах разгорался огонек раздражения. — Брат попросил меня позаботиться о тебе, пока ты не встанешь на ноги.

— Не надо обо мне заботиться! — я рванулась сильнее, но крепкая рука сжала меня так, что завтра наверняка останутся синяки. — Я сама все могу!

— Ни у тебя, ни у меня нет выбора, — жестко сказал он, удерживая меня так, что я не могла даже двинуться. — Я пообещал брату перед смертью, а такие обещания надо исполнять. А тебе просто некуда идти. Так что выпрямись и веди себя прилично, после поговорим подробно.

Я просто взбеленилась! С чего он взял, что я должна его слушать?! Я даже отчима не слушала, если мама не вынуждала меня! А совсем левого мужика тем более не буду!

Дернулась, раз, другой.

Но дядя Андрей перехватил и вторую мою руку и мы оказались в опасной близости друг от друга. Он оскалил зубы и прошипел мне в лицо:

— Я сказал, веди себя прилично!

— Перебьешься! — я плюнула ему в лицо.

Моя мамочка умерла, а какой-то ублюдок будет диктовать мне, что делать!

Раздражение в его глазах сменилось на ярость, но выражение лица дяди Андрея моментально стало ледяным. Он развернул меня спиной, перехватывая под живот и оглянулся.

— Где этот чертов врач!

Но я не стала дожидаться, пока меня снова накачают наркотой. Он встал в очень удобную позу, в которой было так удобно размахнуться коленом и влупить каблуком прямо в пах!

Он выпустил меня буквально на мгновение, глухо хекнув и согнувшись, но я воспользовалась им, чтобы рвануть с кладбища со всех ног!

2.

Каблуки черных туфель вязли в черной кладбищенской земле, узкая юбка мешала бежать, но я не останавливалась, пока совсем не потерялась среди одинаковых аллей, пересекающихся под прямыми углами. Тут было тихо, только шумел в листве высоких тополей ветер и метались солнечные пятна по серым и черным надгробьям.

Никто за мной не гнался. Не знаю, почему. Вряд ли взрослый мужчина мог не догнать девушку в истерике и на каблуках. Наверное, ему было все равно. Теперь на меня всем все равно, мамочки больше нет.

Может быть, я плакала эти три дня, пока меня не было в мире, но я не помню. Я села на корточки, привалившись к ограде могилы и разрыдалась. Мама, мама, мама…

Как я буду без тебя? Кому я буду самой невыносимой заразой? Неуправляемой дрянью? Кто еще отшлепает меня по губам за мат?

Отругает за мусор в комнате?

Почему я не могла один-единственный день вести себя хорошо, чтобы поехать с вами, а не оставаться тут одной?

Так я сидела довольно долго, пока не начало вечереть и не начал накрапывать дождик. Густая грязь поплыла, мокрые волосы прилипли к лицу. Нельзя было больше здесь оставаться, надо было что-то решать.

Домой я вернуться не могла. Там больше нет мамы, и все стало страшным, чужим. И тот чужой мужчина тоже наверняка ожидает меня там. Не хочу.

А куда? У меня с собой вообще ничего не было. Ни ключей, ни денег, ни даже телефона. Все осталось в машине, наверное. Или еще где-то. У юбки нет карманов.

Кое-как я нашла выход из этого города мертвецов, к тому времени окончательно промокнув и извозившись в грязи. Впрочем, это было все равно не видно в темноте. Я дошла до остановки автобусов, надеясь попросить кого-нибудь одолжить мне денег или телефон. У кладбища люди должны быть отзывчивыми. Правда я не знала, куда ехать и кому звонить. Но тут мой взгляд упал на табличку с номерами автобусов и я узнала один из них. Он шел как раз мимо дома моего парня, Миши.

Я обрадовалась. Вот и выход! Он же наверняка позволит мне остаться. Или хотя бы обсохнуть и решить, что делать дальше.

Вошла в автобус через заднюю дверь, не заплатив, но водитель, видимо, сжалился и не стал меня высаживать. Так и доехала, а потом дошла до пятиэтажки, где жил Миша с родителями.

3.

Миша открыл дверь и очень удивился. Изумился даже. Осмотрел меня с головы до ног и обратно. Открыл рот, закрыл рот.

И наконец родил:

— Привет.

Представляю, как я сейчас выгляжу. Вся в черном, в грязи, мокрая и тушь наверняка потекла. Неудивительно, что он так смотрит.

Но мне правда некуда идти.

— Привет, Миш… Можно я у тебя обсохну? Родители против не будут? — я заглянула в дверь, думая, что надо поздороваться.

— Родоки в дом отдыха умотали. Я один, — он посторонился, пропуская меня. — Вали в ванную сразу, грязь не тащи.

Пока я грелась под горячим душем, он принес мне махровый халат своей мамы, а мои грязные шмотки закинул в стирку. Я не отдала только трусики, постирала их сама руками и повесила на перекладину под ванной. Буду уходить, заберу.

В тепле и сухости я почувствовала себя намного лучше. В сердце все равно была огромная кровоточащая дыра, маму уже не вернуть, и эта боль будет со мной вечно. Но хотя бы холодный дождь не добавлял мне страданий. А голова была рада очиститься от успокоительного.

Миша был на удивление заботливым. Усадил перед телевизором, принес плед и горячую еду. Сам ничего не ел, только пил пиво. Предложил и мне. Я сделала несколько глотков, чувствуя, как расслабляются мышцы, напряженные во время бегства с кладбища. Сердце потихоньку оттаивало, я начала всхлипывать.

Миша обнял меня за плечи и привлек к себе. Я не выдержала и разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.

— Ну ты чего? Чего сырость развела? — грубовато спросил он.

— Я так одинока… — всхлипнула я. — У меня никого нет. Совсем никого не осталось!

— Ну ты что, ты что? — он прижал меня сильнее и поцеловал в мокрые губы. — У тебя есть я.

Я обняла его и тоже поцеловала. Может быть, хотя бы он останется у меня от прошлой жизни. Даже позволила себе на секундочку помечтать о том, что он заберет меня себе, мы поженимся и мне не нужно будет даже встречаться с моим новым опекуном. Только забрать у него ключи от квартиры. И жить там вдвоем.

Правда Мише тоже надо учиться…

Но тут его руки стали настойчивее. Поползли вниз, задирая полы халатика.

Он уже не первый раз пытался перейти от поцелуев к чему-нибудь посерьезнее, но раньше делал это робко, просто предлагая. Но я не могла же прямо на трубах отопления за пустырем лишиться девственности!

А сейчас…

— Миш, не надо, Миш…

Но он уже целовал мое лицо жарко и часто, присасывался к шее и вообще был лихорадочно возбужден, глаза горели, руки подрагивали.

— Миш!

— Ну ты чего? — как-то бездумно, с пустыми глазами, повторял он. — Ты чего, Лиз?

— Не надо… — попросила я, но он все равно завалил меня на диван. Халатик, под которым ничего не было, распахнулся сам. Он только спустил трусы и потеребил рукой меня между ног.

— Я с тобой… — выдохнул он мне в шею.

Он пытался попасть членом в меня, но я зажималась и не позволяла. Для него это тоже был первый раз, а я не знала, стоит ли сопротивляться.

Вдруг мы и правда могли бы пожениться? У меня нет никого роднее Мишки, я не хочу его отталкивать.

Он взял свой член рукой, а другой прижал мое бедро к дивану. В глаза он больше не смотрел и не целовал. Только сопел, пытаясь его вставить.

А я перестала сопротивляться. Мне вдруг стало все равно. Какая разница. Не сейчас, так потом.

Боль была несильной, только ноющей, как при месячных. Я закусила губу, вцепилась в мерно двигающиеся плечи Мишки и подалась бедрами вверх. Он заработал своим поршнем быстрее. Но не прошло и трех минут, как охнул, дернулся и упал на меня сверху.

А потом начал снова целовать мое лицо и говорить:

— Спасибо! Спасибо!

4.

Мне стало противно. Он выскользнул из меня и откинулся на спинку дивана, довольно улыбаясь.

— Миш, — сказала я тихо. — Ты меня изнасиловал.

— В смысле? — удивился он. — Ты ж сама пришла!

— Я разве за этим пришла? — горько спросила я. За чем? За утешением, за теплом. За чувством, что кому-то нужна.

Ну вот. Нужна.

— Не за этим? Сама сказала, что тебе одиноко. Родоков дома нет, чего еще? Разве ты не на это намекала? — как-то агрессивно сказал Миша. — Или ты как эти, которые потрахались, а потом заяву катают? Так у меня денег нет, взять с меня нечего!

— Миш, хватит… — я попыталась накинуть полу халата на себя, чтобы не лежать с раздвинутыми ногами, но она оказалась вся в крови.

— Чего хватит? Сама шалава, а я виноват!

— Миш, — я встала и покачнулась. Между ног саднило. — Отдай мои вещи.

— Не высохли еще, — буркнул он, сдуваясь.

— Отдай мои вещи.

— Ну чо ты? — примирительно сказал он и дернул меня обратно на диван. — Оставайся, повторим.

— ОТДАЙ МОИ ВЕЩИ!!! — заорала я во все горло.

— Больная! — Рявкнул он и пошел к стиралке. Доставал оттуда еще влажные юбку и блузку и кидал в меня. — Психопатка! Истеричка!

Я, всхлипывая, пыталась натянуть их на себя. Туфли без колготок тут же начали натирать.

Мишка не попытался меня остановить, пока я возилась с замком в прихожей.

Выскочила из подъезда и поняла, что ситуация еще хуже. Уже ночь, я в мокрой одежде… и вот теперь возвращаться мне точно некуда. Не в подвал же идти.

Я добрела до своего дома, поднялась к нашей квартире, думая, что же я буду делать, если там никого нет. Посплю на лестнице?

Но он был. Брат моего отчима сидел прямо на ступенях, как будто не первый уже час. Увидев меня, он молча поднялся, отпер квартиру и впустил меня. Я направилась в ванную, но он остановил меня жестким тоном:

— Собирай свои вещи. Все, что надо на месяц. Будешь жить у меня.

Я не знала, что сказать. У него, так у него. Тупая усталость навалилась на меня. Низ живота саднил, кровь между ляжек высыхала и стягивала кожу. Я покидала все подряд из шкафа в чемодан, загрузила сумку всем, что было на столе и вышла в коридор.

Дядя Андрей подхватил и чемодан, и сумку и пошел спускаться по лестнице. Я дождалась лифта.

У подъезда стоял мрачный черный «гелендваген», который я сразу не заметила. Он закинул в него вещи, распахнул заднюю дверь и жестом предложил мне туда сесть. Прямо мокрая, как была, я забралась на задний диван из молочного цвета кожи и свернулась там калачиком, легкомысленно решив, что пристегиваться не буду. Разобьемся так разобьемся. Быстрее попаду к мамочке.

Мой новый опекун посмотрел на это, но ничего не сказал. Захлопнул дверь, сел за руль и мы поехали в мою новую жизнь, полную кошмаров.

5.

Я проснулась от того, что стало слишком тихо. Машина остановилась, мотор заглох, и вокруг не было привычного мне шума большого города. Полная тишина глубокой ночи, как в кошмарах. Может быть, поэтому я очнулась с лихо бьющимся сердцем и вся в поту. Вокруг было совершенно темно. Тело затекло, хотя задние сиденья в «гелендвагене» скорее похожи на диван. Но пока спала, я ни разу не шевельнулась. Но теперь села и попыталась разглядеть сквозь темные окна хоть что-то.

Дверца машины открылась.

Я осторожно выглянула.

Дядя Андрей стоял, сложив руки, и ждал, пока я вылезу.

— Мы уже приехали? — нервно спросила я. Он не ответил.

Пришлось выбираться. Мои вещи уже стояли на гравийной дорожке. Я попыталась взять сумку, но увитая татуировками рука оттолкнула мою руку, и мужчина подхватил и чемодан, и сумку.

— За мной, — коротко скомандовал он.

Шевелиться в высохшей, заскорузлой от холодного дождя одежде, было неприятно, но я поторопилась. Там мне дадут вымыться, я надеюсь!

Фары у машины были выключены, но вокруг была все же не полная темнота. В кустах, растущих по бокам от дорожки, по которой мы шли, в густой траве прятались крошечные светильники. И когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что идем мы от бетонной площадки у ворот к двухэтажному дому. На первом этаже окна были панорамные, в пол, а над ними темная вывеска: «Стоматологический кабинет Белая Лилия».

Но мы направились не к высокой двери под ней, а в обход, к калитке, ведущей на задний двор. Очень большой задний двор. Я даже ахнула, потому что там, в темноте, таинственно мерцала вода в большом прямоугольном бассейне, вокруг которого стояли шезлонги и столики, а за ним росли кряжистые яблони с жилистыми стволами.

Ничего себе!

Это его дом? Дяди Андрея?

Отчим был не очень богатым человеком, а у его брата на участке целый бассейн! И «гелик»! И…

Неужели он зубной врач? Я недоверчиво покосилась на идущего сбоку дядю Андрея. Я бы к такому злобному стоматологу никогда не пошла.

Из маленького холла на первом этаже на второй вела винтовая лестница. Дядя Андрей шел первым, с легкостью, как будто они ничего не весили, таща мой чемодан и сумку.

На втором этаже ярко вспыхнули лампы, когда мы туда вошли и опекун замешкался на несколько секунд, словно выбирая, куда идти. Прямо была огромная гостиная-столовая с камином, диванами, телевизором и длинным столом. Налево и направо расходились коридоры с закрытыми дверями. Наконец решение было принято и мы направились налево.

Андрей открыл самую дальнюю дверь, окна в которой выходили на задний двор. Щелкнул выключателем. Сгрузил вещи на пол.

Мы были в небольшой безликой комнате с белыми стенами, белыми шкафами, белой кроватью и белым комодом. Только покрывало на кровати было светло-серым, едва заметной уступкой.

— Это твоя комната. Устраивайся надолго. Что будет нужно дополнительно, обсудим завтра. Не забудь принять душ, гостевая ванная вторая дверь направо.

Я вспыхнула от ярости и стыда. Что значит «не забудь принять душ»?! Я что, такая свинья?!

Но оглядела себя, вспомнила, как испачкала молочные сидения его «гелика» и покраснела еще сильнее. Не уверена, что все три дня, которые я не помню, я часто мылась. На автопилоте вряд ли.

— Телефон, — сипло каркнула я, голос не слушался. — Отдайте телефон.

Я не знала, где он. Наверняка у него, где еще? Но там были все мои контакты, все мои друзья, вся моя жизнь. Пришло время получить его обратно.

— Этот? — Андрей полез в карман и достал мое «яблочко». Рука сама дернулась, но он отодвинул его от меня. — Пароль какой?

— Чегоооо? — я охренела. — Отдай телефон, быстро!

— Скажешь пароль, получишь его через час, — Андрей вертел мою «десятку» в пальцах, и я ревниво следила, как телефон почти выпадает у него из руки, но он заново его подхватывает. — Не скажешь, получишь, когда спецы взломают.

— Айфон нельзя взломать!

— Значит не получишь, — пожал он плечами. — Так пароль?

— Это моя собственность! Вы не имеете права!

— Подай на меня в суд. — Опекун холодно посмотрел на меня. — Я не мой мягкий брат, я не буду потакать твоим капризам. Я проверю все твои контакты, отсеку твоих друзей-наркоманов, потом будешь общаться только с теми, с кем я разрешу. Хватит. Ты уже довела свою мать и моего брата, у меня будешь жить так, как положено.

— Вы мне никто! Отдай телефон, ты, урод! — Я попыталась забрать его из руки Андрея, но он поднял ее выше, и я не допрыгнула.

Я повисла на его плече, стукнула его в грудь, попыталась подтянуться, но он стряхнул меня с себя.

— Советую успокоиться, а то твоя жизнь в этом доме начнется с наказания. Все, спать. Пароль от вайфая получишь, когда сдашь мне на просмотр свой ноутбук.

И он просто вышел с моим телефоном в кармане! И захлопнул дверь!

Я упала на кровать и разрыдалась.

— Не забудь про душ! — Раздалось за дверью.

АНДРЕЙ

 1.

Голова трещала как с похмелья.

Я с трудом поднялся, сел, спустив ноги на пол и некоторое время просидел так, не пытаясь думать, с чего вдруг мне так херово, если я точно вчера не пил. Откуда я помню, что не пил, я тоже пока решил не думать.

Окна спальни с самого начала и навечно закрывали плотные жалюзи и светонепроницаемые шторы. Мог бы спать в комнате без окон, ничего не изменилось бы. Но… привычка, что ли?

Протянул руку, чтобы включить свет, но передумал. Зальет сейчас пронзительным сиянием, взрежет темноту взгляда, вопьется в мозг. Нет, не заплутаю по дороге к двери, чай. Мышцы ломало так, словно у меня была температура под сорок И похмелье одновременно. И тренировка после большого перерыва. Но попытка устремиться мыслями во вчерашний день отозвалась звоном в голове. Не надо пока.

Прошлепал на кухню, не открывая глаз, щелкнул кнопкой чайника. Покачнулся, оперся на стол и тяжело дыша открыл глаза и посмотрел на пол, выложенный черно-белой плиткой.

Последний раз так херово было, кажется… никогда? Нет, вру. Когда слезал с героина было хуже. По сравнению с ломкой насухую мне сейчас очень даже ничего.

Чайник издал тихий звон. Я потянулся за чашкой, открыл шкаф и достал деревянную коробку с зеленым чаем. Будем спасаться ЗОЖем… Интересно, почему не прозвенел будильник?

Что же вчера было, что я его выключил? А работа как же?

Было ощущение, что я разворачиваю складки собственного мозга, слепленные кленовым сиропом. Вспомнил, как вешал объявление, что закрываюсь на неделю, вот телефоны экстренной стоматологии. Вспомнил, как утром стоял в гардеробной и тупо гонял по кругу мысль: футболку белую или с «Арией». Белую или со скелетами в огне. Белую не по традиции, скелеты в огне неуместны на кладбище.

Кладбище!

Виталик!

Рука дрогнула и кипяток из чайника расплескался по мраморной столешнице, закапал на пол, ящичек с чаем полетел с высоты, рассыпаясь и завариваясь в чай прямо на плитке.

Горечь на губах, шрамы на внутренней стороне щеки — закусывал, когда разговаривал с ним в последний раз.

Оперся руками на стол и дышал, дышал, дышал. Снова напряглись мышцы как в последний раз в жизни. Вот откуда боль. Все тело на взводе, словно это спасет, словно можно куда-то бежать и кого-то бить, чтобы спасти брата.

Так и не помирились. Последний час перед его смертью только и делали, что разговаривали, а ведь боялся всегда, что не успеем попрощаться, думал, что если поговорим, то всегда сможем простить друг друга.

А он ответил, что простит меня, только если я присмотрю за мелюзгой, пока она учится.

Стоп. Мелюзга.

В паху взорвалась искрами фантомная боль, холод скрутил мышцы, застывшие от долгого неподвижного положения, рассыпался под огнем разорванных мускулов, когда пытался догнать эту мелкую проблядь, которая хуйнула прямой наводкой по грязи так шустро, что уже через пять секунд скрылась, пока я разгибался и пытался продышаться после удара по яйцам.

СССССССУКА.

Убью.

Должно быть, она издала какой-то звук, когда смотрела, как меня корчит и выворачивает.

Обернулся и увидел, что Лиза стоит в дверях и пялится на меня широко открытыми глазами. Встретилась с моим взглядом, вздрогнула всем телом. Перевела глаза ниже, еще ниже… Распахнула их еще шире и с таким ужасом будто Ктулху увидала. Посмотрел, что она там нашла.

Пиздец!

Всего лишь утренний стояк. И трусы я на ночь не надеваю.

А про то, что у меня в доме теперь будет жить мелкая сучка, про которую даже мямля-Виталя выражался на наших с ним встречах исключительно матом, я забыл начисто.

— На хер пошла! В комнату! — Рыкнул я.

Ее сдуло мгновенно.

Сделал шаг в сторону и взвыл — вляпался прямо в расплескавшийся по полу чай.

Опустил на стойку руки, оперся на них лбом и закрыл глаза.

Мой ад только начинался.

2.

— Значит так.

Я вошел к ней без стука, благо гостевые спальни не запирались. Успел натянуть спортивные штаны и даже почистить зубы. Выпил таблетку растворимого аспирина и сделал маленькую разминку. Все в надежде, что меня отпустит.

Легче не стало. Над головой висели дамокловым мечом обещания, данные умирающему брату. Пришлось явиться к нахалке и начать с правил:

— В этом доме действуют свои правила и ты им будешь подчиняться. Первое — домашний арест. Пока я не пойму, что ты из себя представляешь, из дома тебе выходить запрещено.

Сучка высунула нос из-под одеяла, куда нырнула, когда я вошел и раскрыла пасть:

— Это незаконно!

Улыбнулся яростно:

— Уже говорил. Подай на меня в суд.

Затихла.

— У меня даже паспорта нету…

— Вот! — я поднял палец. — У тебя вообще ничего нет. Зато у меня есть справка от врачей о твоем психическом состоянии. Так что молчи и слушай.

Что-то пробормотала, но спряталась обратно и притихла.

— Второе. Комендантский час. Пока ты под арестом он означает, что в девять вечера ты в своей комнате и выходишь не раньше десяти утра. Можно в туалет. Все. Потом, когда начнешь выходить, это правило будет расширено. Ты обязана быть с девяти вечера и до десяти утра в доме.

— А поесть? — Из-под одеяла показался один глаз с размазанной тушью. Надеюсь, в душ она все-таки сходила.

— Третье. Еда. Мне привозят готовую еду на день каждое утро. Ты можешь посмотреть, выбрать меню и заказать. Тебе тоже будут привозить. Но это единственное, что ты сможешь есть, пока я не разрешу тебе выходить, поэтому подумай хорошенько и не выебывайся с диетами. Мою еду есть нельзя.

— А то что? — Она резко села в постели.

Пришла моя очередь охреневать.

Это вообще законно: надевать на половозрелых мокрощелок маечки из такой тонкой ткани, что сквозь нее видно не только стоящие соски на девичьей груди, но и темные ареолы? Они когда продают такие пижамы, паспорт не спрашивают, что ли?

И видно, что кроме этой майки на ней больше ничего нет. Ну, трусы, наверное, есть, но бедро выглядывает голое.

— Прикройся, — процедил. — Мне в доме только шлюхи не хватало. Свои привычки ты забудешь.

— А что что?! — Вместо того, чтобы прикрыться, она наоборот — откинула одеяло и встала на коленях в кровати.

Я был прав — микроскопические трусики и все. И майка заканчивается едва под грудью. Стоит вообще это все надевать в постель, не проще уже голой спать?

— А то узнаешь, каким я бываю злым. Прикройся. Сейчас. Иначе комендантский час продлится до 24 часов в сутки. Запру снаружи и поставилю ночной горшок.

— Какой же ты мудак, дядя Андрей! — Шипит девица. — У меня мама, между прочим, умерла!

— А у меня брат. — Парирую. — Только никто из них не озаботился сделать из тебя человека. Мне с тобой жить пять лет. Так что сейчас мы установим четкие правила и всем будет хорошо. Или ты будешь выбешивать меня и тебе будет плохо.

— Нет, тебе! — Рычит она мне в лицо. Я и не заметил, что подошел к ней вплотную.

Смотрю и бесит. Просто бесит.

По идее у меня на почти голую восемнадцатилетку должно вставать, но вместо этого сжались кулаки и челюсти.

Племянница, блять!

Дрянь разбалованная!

— Пароль от интернета получишь, когда откроешь доступ к своей переписке, — продолжаю диктовать правила. — Нет, так нет. Книжки читай.

Кривится. Книжки ей не нравятся. Тупая как все нынешние молодые соски. Мозгов не хватает на инфу длиннее записи в Твиттере и даже видео уже не могут смотреть дольше минуты в ТикТоке. Была бы моей дочерью, воспитывал бы с детства нормальную.

Но она не моя. И даже не брата. Чужое испорченное семя. Которое стало моей проблемой.

Смотрит на меня наглыми глазами и покачивает бедрами. Специально пытается соблазнить или просто испорченная по сути своей?

— Это тебя книжки научили быть таким мудаком? Ты зубной врач? Это потому что ты садист, вот и выбрал работу, чтобы людей мучить?

— Да. Я стоматолог. Могу провести профилактический осмотр.

Она заинтересованно глянула на меня, а я сделал к ней шаг, ухватил одной рукой за челюсть с двух сторон, сжал так, чтобы она открыла рот.

— Ааааааааа! — заорала маленькая дрянь.

Отпустил.

— Ни одной пломбы. Молодец. Умеешь чистить зубки.

Развернулся и ушел, потому что испугался, что сейчас просто придушу нахалку.

Выбесила.

3.

Когда Олег с Глебом увидели мой спортзал в подвале, они оба долго ржали, гиены страшные. И спрашивали, точно ли я стоматолог, потому что клиника наверху по площади меньше, чем мой домашний фитнес-клуб. Может, мне переквалифицироваться в тренера и поддерживать тут под попки жен и дочерей бизнесменов, живущих в нашем поселке, пока они крутят педали и качают пресс?

В чем-то они оказались правы. Не одну и не двух сочных телочек я драл на скамье для гиперэкстензии и вылизывал между широко разведенными бедрами на тренажере для прокачки ног. Но все же свой парк боевых машин я собирал для другого.

Братец часто говорил, что мне надо было идти в боксеры, а не в медицину. Мое призвание калечить людей, а не лечить. Он-то сам сроду не переступал порог спортзала и не догадывается, что боксеру самоконтроль нужен побольше стоматолога. Хотя и стоматолог в элитном жилом поселке для избалованных баблом богачей тоже чувствует себя как на минном поле.

Лучше всего за время практики я прокачал навыки анестезии. Не дай боже свежая соска какого-нибудь толстосума пискнет при отбеливании зубов! Сложные случаи давно приходилось отправлять в город, потому что гарантировать гламурность лечения я не мог, все как-то привык за время ранней практики быть хорошим врачом, а не прислугой, которая делает как скажут.

Но и мне оставалось чем душеньку порадовать. Несколько старых бойцов привыкли терпеть любую боль и ценят качество, а не красоту, поэтому тоже ходят ко мне, в «Лилию» лечить ошметки того, что осталось после голодного детства, жестокой юности и пофигистичной молодости.

А спортзал для души. Напрячь мышцы до полного отказа, вымотать тело искусственно, чтобы на угрозы оно отвечало вялым: «Отъебись» и не пыталось дать никому в морду.

Хотя дорогой племяннице в морду не хочется. Хочется просто придушить нахуй. Жаль, нельзя. И Уголовный кодекс против, и братик в загробном мире не оценит. Поэтому три часа силовых и еще час на дорожке пришлись совершенно некстати. Не было у меня сегодня столько времени, но только к финалу стало отпускать.

Надо было не поддаваться на уговоры матери и копать нормальный олимпийский бассейн, а не эту лужу для вечеринок. Да, вид у сада был бы не тот. Его бы вообще не было, сада этого. Зато быстрее ухайдокался бы.

Я вернулся наверх, с трудом сгибая ноги после тренировки и предвкушая как закинусь сейчас протеиновыми батончиками и уже на первом этаже почуял неладное. На втором стало ясно, что дрянь не вняла угрозам.

На весь этаж гремела музыка. Какая-то жуткая современная попса. Разобралась, стало быть, с аудиосистемой. А сама Лиза танцевала в той же самой футболке и трусиках посреди гостиной перед панорамным окном. В принципе, будь желающие, то с улицы можно было бы насладиться бесплатным блядским стриптизом. С дальнего края как раз окно просматривается.

Пляшет, подпрыгивает, сиськи трясутся, жопой вертит. Сгибается, разгибается. У меня в глазах темнеет от ярости, которой даже в мышцы не выплеснуться, там сейчас все забито.

Подошел, дернул за локоть к себе.

Она не ожидала. Не услышала, как я поднимался.

Заверещала, начала брыкаться, упала мне под ноги и сидит, сопли размазывает.

— Что, блядь, здесь происходит?! — Рычу.

— Я просто танцевала…

Она даже не делает попытки подняться.

Сидит на попе в задравшейся маечке, растрепанная и ревет.

— Какого хера ты делала это здесь?!

— А где? В комнате места мало и телефона нет, а тут у вас… колонки…

Всхлипывает и вдруг поднимает на меня глаза:

— Простите, дядя Андрей!

4.

Блестящие слезы в уголках глаз, стоячая грудь под маечкой, открытый плоский животик и смотрит снизу вверх.

Взрывная эрекция — это когда ВСЯ кровь отливает и от мозга, и от мышц и устремляется в одно место. В глазах темнеет, член чуть не лопается, мозг тело не контролирует.

Сука, как надо было умудриться собрать все мои фетиши! Дерзкой дрянью она была для меня только неудобной и тупой обузой, а покорной плачущей и просящей прощения… Я не засунул мгновенно устремившийся вверх член ей в распахнутый в плаче рот только потому что мышцы после тренировки тупо ушли в отказ.

Только покачнулся от головокружения и оперся на несущую колонну. В штанах у меня блять теперь несущая колонна. И она заметила, пялится на шатер на спортивных шортах.

— В свою комнату. Сейчас.

Просипел, но она услышала даже через гром музыки. От связок кровь тоже отлила.

— А я книжки хотела взять, вы говорили можно? — и если она сейчас засунет пальчик себе в рот, я ее точно выебу. Послушная, покорная, умненькая… Ааааа…

— Сначала книги. Потом в комнату. И не выходить.

— А в туалет?

Блядь.

— Только в туалет.

Прикрыл глаза, чтобы не видеть, как она тянется за книгой с верхней полки.

И стоял так, пока не ушла из гостиной.

Хлопнула дверь гостевой. Ну хорошо. А вот теперь, мои дорогие части тела, будем разбираться, что это было. Меньше порнухи надо смотреть: «покорная рабыня с наслаждением отсасывает господину и благодарит за науку»? Больше ебать неверных жен этого поселка? Дрочить каждое утро? Ввести правило ходить в мусульманском платье и желательно в платке? Нет, лучше в парандже.

Сказать, чтобы дерзила и дальше?

Дождавшись, пока перестанет покачивать, пошел на кухню, достал свою коробочку с едой «После тренировки». Пока разогревалась, высыпал в блендер три ложки протеина с шоколадным вкусом и прямо тут сел пожрать.

Сытый организм не рвется никого трахать прямо сейчас.

Из комнаты не доносится ни звука. Пусть делает, что хочет. Хоть книжку читает, хоть в интернете сидит, лишь бы не высовывалась.

Да, я же сам запретил интернет!

Надо что-то придумать.

И завтра у меня уже прием, кончился отпуск.

Достал планшет, пролистнул записи.

С удовольствием увидел, что на вечер назначено у Королевой. Вот это будет прекрасное завершение дня. Надо ассистентку не забыть отпустить пораньше. Королева мне восстановит кислотно-щелочной баланс где положено.

А вот на утро у меня десятилетний пацан со сложным кариесом на четверке.

Я вышел, чтобы спуститься в клинику и посмотреть данные по Егору, глянуть старые снимки и невольно покосился в сторону гостевой комнаты. Из темноты сверкнули глаза.

Поняв, что я ее заметил, Лиза ойкнула и прыгнула к своей двери, вновь сверкнув практически голой жопой.

Член отреагировал соответствующе.

Вся работа насмарку.

Пиздец.

На свою голову.

В одном состоянии девка меня бесит до желания убить, в другом возбуждает до желания изнасиловать.

Я попал.

Отпер дверь клиники, посмотрел на мерцающий экран компьютера и запер обратно.

Оставаться сейчас в доме просто неумно. Что бы сейчас девка ни сделала, я пожалею о том, что сделал после этого с ней. А у меня и без того перед Виталькой долгов до гробовой доски.

Поэтому я вернулся к себе, взял телефон и набрал Светку.

ЛИЗА

1.

Я услышала, как внизу хлопнула дверь и тут же метнулась через весь дом к панорамному окну в гостиной. Черный «гелик» вырулил со стоянки у дома и попылил вдаль по дороге. Дядя Андрей уехал. Взял просто и уехал!

Оставив меня одну в доме…

Ха! Это он зря.

Сначала я наведалась на кухню и нашла там каталоги доставки еды, про которую опекун говорил. Диету не соблюдать, значит? Хрен ему, а не моя диета! Решил дешево отделаться.

Я с предвкушением перелистнула каталог. Там были наборы для спортсменов, для худеющих, для тех, кому просто лень готовить, но в конце там были элитные наборы из лучших продуктов!

От суммы за месяц питания салатами из креветок и авокадо, тостами с красной икрой и тарталетками с черной, дальновосточными крабами и новозеландскими стейками, таиландскими манго и трюфельными спагетти у меня глаза вылезли на лоб. Это была целиком мамина зарплата и зарплата отчима вместе взятые.

Я долго выбирала между элитной фруктовой диетой и элитной морской, но сдалась и взяла тупо самую дорогую. Ничего, продаст свой «гелик», чтобы прокормить меня.

Хотя я конечно была уверена, что он откажет. Просто любопытно было посмотреть — как!

В холодильнике не нашлось ничего вкусного, кроме его собственных коробочек, лайма и парочки яблок. Я их забрала себе. В шкафчиках стояли банки для круп без круп и наборы элитных специй. И куча просто всякого кулинарного хлама, которым никто никогда не пользовался.

А вот шкаф для вина меня заинтересовал. Скучные сухие вина я отставила в сторону, зато нашла шампанское! Надеюсь, оно дорогое. Взяла сразу две бутылки и спрятала у себя в вещах.

Станет грустно — напьюсь.

Еще две гостевые комнаты кроме моей были скучными. Тоже белые с серым, только картины над изголовьем кровати разные. В одной лилии в пруду, в другой девочка с рыжими волосами. В кладовке стеллажи занимали одинаковые коробки подписанные мелким аккуратным почерком. Я попыталась их читать, но после десятка всяких «документы на бытовую технику», «платежки на материалы за 2011-й год», «шурупы шпалерные», «запасные фильтры для вытяжки» заскучала и бросила это занятие. Не будет же он писать «резиновые хуи» таким же аккуратным почерком? Небось под шурупы замаскирует, а открывать все слишком скучно.

Потом я заглянула в гардеробную. То есть сначала я не поняла, подумала, что это вторая кладовка, но потом там зажегся свет и я увидела кучу костюмов, рубашек, галстуков, футболок. И даже трусов. В ящике, куда я засунула нос. Прямо как в фильме про суперагентов. И все такое же серое или черное или белое. Я подергала за светильники, но тайного гардероба не открылось.

Зато здесь была дверь в спальню Андрея. Он запер ее снаружи, но забыл про вход отсюда!

Я приоткрыла дверь… и удивилась. Я ждала, что там тоже будет все черно-белое, но оказалось, что скучность дядечки распространяется только на обычную жизнь. А в спальне у него просто гигантский траходром, застеленный шелковым бельем алого цвета. Окна тут были закрыты жалюзи, свет проникал только из гардеробной. Я нашарила выключатель.

Лампочки зажглись по периметру потолка, скрытые, они не светили в глаза. А еще рядом с выключателем было колесико, которое меняло их яркость.

Я с разбегу запрыгнула на огромную кровать и тут же спрыгнула обратно. Фу, он тут голой жопой лежал и своим… хреном о простыни терся. Фуфуфу!

Зато успела заметить кое-что интересное. От спинки вниз шли какие-то цепочки. Я подошла поближе и потянула за них… и вытянула кожаные наручники!

С заклепками!

Ох нифига себе у меня дядя затейник!

2.

Мне сразу же захотелось забраться во все тайные шкафчики!

Но тумбочка рядом с кроватью содержала только презервативы. Обычные, даже не XXL, хаха! Лох.

И смазку. Он что — в жопу трахает кого-то? Извращенец!

Еще у окна стоял большой деревянный комод.

Я выдвинула первый ящик. Трусы.

Второй. Носки.

Третий. Футболки.

Ну четвертый! Хоть там должно прятаться что-нибудь еще горяченькое?

Но он не открылся.

Я присела на корточки и увидела цифровой замок. Потыкала в кнопочки, но не помогло.

Если там и хранится что-то извращенское, он, выходит, перед каждым сексом вскрывает свой сейф? Вот больной.

Но любопытство грызло меня изнутри. Что же, что же там может храниться у человека, который наручники и смазку не стесняется выставлять?!

У меня воображения не хватает. Вернусь сюда, когда придумаю, как взломать замок. Или буду надеяться, что Андрей как-нибудь забудет его запереть.

Аккуратно уничтожая все следы своего присутствия в спальне и гардеробной, чтобы раньше времени не запалиться, я вдруг замерла от страшной мысли.

Он тут, значит, шпилится со своими бабами? Прямо дома? И при мне будет?!

А я буду слышать через дверь все эти ахи-вздохи?

Интересно, а мне тогда парней приводить можно?

При воспоминании о том, как Мишка толкался в меня, заныло внизу живота. Вряд ли мне теперь когда-нибудь вообще захочется секса.

Это воспоминание потянуло за собой следующее — как я сидела на кладбище в темноте и плакала. А оно — о комке земли, брошенном на гроб. Память о трех днях так и не возвращалась. Выходит, я даже не видела мамочку мертвой, последнее, что я о ней помню, это как она захлопывает за собой дверь с поджатыми губами. И потом они уехали.

Я стиснула кулаки, так чтобы ногти впились в ладони. Было слишком больно думать об этом. Игла шевелилась в сердце и дергала, отдавая искрами боли то в руку, то в ногу.

Пойду лучше дальше осваиваться в доме.

На первом этаже был вход в клинику. Прозрачная дверь была заперта, за ней просматривались темные коридоры — и все. Зато вниз вела лестница в подвал. Ага! Может, там этот извращенец и держит свои извращенские причиндалы? Плетки какие-нибудь. Или что там у них бывает еще?

Но эта дверь тоже не поддалась. Да что такое! Ничего, расслабится дядя Андрей… Или вообще ключи украду, пока будет спать!

Я выбралась во двор, где оставалось самое вкусное. Бассейн. Рядом с ним стояли диванчики с подушками под навесом и столики. Быстренько обежав сад по периметру, я не нашла ничего любопытнее бассейна и рванула в свою комнату. Должен же у меня быть купальник?

Но переворошив все свои вещи и найдя много странного вроде целого пакета мандариновых корок, я ничего не нашла. Корки на всякий случай оставила. Ведь что-то меня заставило положить их в чемодан?

А купаться хотелось…

Я задумалась ненадолго. Яркие трусы и футболка, как мы в Тае купались! Сойдет! И я ссыпалась вниз по лестнице и сразу с налету нырнула в бассейн!

Вода оказалась такой теплой! Не бывает такой теплой воды у нас даже летом. Наверное, подогревается. Мне бы и так нормально было, но в теплой плавать был особенно радостно. После всего, что произошло, вода как будто ласкала мое тело вместо Миши, чего он не делал. Утешала и гладила по голове вместо мамы, которой больше не было. И была чем-то единственно хорошим в этом новом кошмарном доме.

Я выбралась из воды и решила обсохнуть на ветерке. Пробежалась снова по участку. На дальнем краю, за плодовыми деревьями, был невысокий холм, с которого было видно убегающую через поля дорогу и лес на горизонте. Вот бы туда сходить. На шашлыки.

В прозрачном белом небе крикнула какая-то птица и я снова окунулась в тот момент, когда еще не знала, что мамы больше нет.

Села, обняла колени, уткнулась в них и поплакала, чувствуя как теплый ветер высушивает мокрые волосы.

Подняла голову, вытирая слезы, обернулась и заметила знакомый «гелик», пылящий по улице к дому. Ой!

Я взлетела по лестнице в свою комнату, скинула мокрую футболку прямо на пол и накинула какой-то сарафан. В нем и встретила Андрея, который вошел в мою комнату почему-то без стука!

Он был такой довольный, как кот, наевшийся сметаны. Бросил на покрывало ноутбук и сказал:

— Интернет настроен. Можешь ходить, куда хочешь, но имей в виду, что в нем следилка и все твои переписки я могу прочитать. И проверить чем ты в интернете занималась!

Ну охренеть!

3.

Всю ночь до пяти утра я шарилась по интернету, смотрела ролики, читала форумы, просто тупила гоняя мемы со страницы на страницу. Соскучилась очень!

В свои аккаунты зайти не решилась. У меня там много такого, чего моему названному дядечке видеть совсем не стоит! Но я попозже поищу анонимайзеры, чтобы нельзя было проследить, куда я хожу.

Вот то, что он не отдаем мне телефон, это хуже. Номера своих друзей я конечно не помню.

И паспорт тоже у него. Вот это я попала, конечно…

Проснулась поздно. Куда вставать? Теперь до сентября я свободна, пока не начнется универ. Хотя какой теперь смысл в учебе? Это все было для мамы. Устроюсь в «Теремок» блины печь и все. Впрочем, нет. Лучше официанткой в приличное заведение. Буду разводить богатых мужиков на чаевые.

Я повеселела, придумав этот план. Квартира у меня есть, на коммуналку как-нибудь заработаю, еды мне много не надо. Попрошу этого Андрея меня отпустить. Нафиг мне сдалось его опекунство.

В холодильнике обнаружилась стопочка контейнеров, подписанных «Лиза».

Я достала верхний, подписанный «Первый завтрак».

Гречневое суфле с клубникой и миндалем?

Это что за извращение?

Вторая коробочка была для второго завтрака и там были кнели из авокадо и сыра тофу.

Что такое кнели? Что они мне вообще привезли?

Наклейка гласила «Элитное меню».

Овощной салат с сернурским сыром гриль, конгрио на гриле, ложное ризотто из пасты орзо и соуса песто, ростбиф су-вид с каперсами и рукколой…

Вот это я прикололась! Андрей и правда заказал, а мне теперь это все есть!

Зажмурившись, я попробовала съесть гречневый мусс. Ну… Если не вдумываться, то ничего. Клубника точно вкусная. Но клубника была в холодильнике просто так. Ею я и позавтракала, чтобы не доедать это странное из коробочки. ...