Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Роджер Желязны Девять принцев Амбера
© Тогоева И., перевод на русский язык, 2013 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018Глава 1
Похоже, наступал конец тому, что казалось мне вечностью. Я попробовал пошевелить пальцами ног. Успешно. Ноги я чувствовал, хотя они и были в гипсе. А сам я лежал распростертым на больничной койке. Я зажмурился, потом снова открыл глаза. Стены комнаты наконец перестали качаться. Где же я, черт побери? Туман в голове понемногу рассеивался; в нем, словно острова в океане, стали возникать обрывки того, что некогда было моей памятью. Я вспоминал бесконечно долгие ночи, бесчисленных сиделок, инъекции, инъекции, инъекции… стоило мне чуточку прийти в себя, как тут же кто-нибудь являлся и всаживал в меня шприц с какой-нибудь дрянью. Да, так оно и было. Это я вспомнил. И пусть я только наполовину пришел в себя, инъекции им придется прекратить. Но захотят ли они их прекратить? Почему-то упорно думалось: вряд ли. Эта мысль пробудила в моей душе естественные сомнения относительно чистоты любых, даже самых лучших человеческих побуждений. Меня длительное время пичкали наркотиками, осознал я вдруг. Причем без особых на то причин, судя по тому, как я себя чувствую. Так что, если им за это платят, с какой стати они вдруг прекратят инъекции? Нет, действовать надо очень осторожно, сказал мне мой внутренний голос. Надо продолжать притворяться, что дурман еще действует. Внутренний голос принадлежал худшей, хотя и более мудрой, половине моей души. Я последовал его совету. Минут через десять дверь приоткрылась, на пороге возникла медсестра. А я лежал себе и похрапывал. Сестра тут же удалилась. Теперь мне уже удалось кое-что восстановить в памяти. Я смутно припоминал, как попал в какую-то аварию или автомобильную катастрофу; потом – сплошное черное пятно. О том, что было до аварии, я тоже не имел ни малейшего представления. Но помнил, что сначала угодил в больницу, а уже потом сюда. Зачем? Неизвестно. Ноги мои совсем отошли и явно годились для того, чтобы на них стоять, хотя я понятия не имел, когда они были сломаны. А то, что они были сломаны, я знал точно. Я попытался сесть. Это оказалось непросто: тело было, как кисель. За окном стояла темная ночь – яркие звезды, бесстыдно красуясь в небе, смотрели на меня. Я подмигнул им и спустил ноги на пол. Перед глазами все поплыло, однако вскоре в голове прояснилось, я встал, держась за спинку кровати, и сделал первый шаг. Нормально. Ноги держат. Итак, теоретически я уже в состоянии отсюда выйти. Я снова залез в постель, вытянулся на спине и стал думать. От совершенных усилий и слабости меня знобило, я весь взмок, во рту стоял противный сладковатый вкус, поташнивало, мерещились засахаренные сливы и тому подобное. Подгнило что-то в Датском Королевстве… Да, это точно была автомобильная катастрофа. Черт знает что… Приоткрылась дверь, сквозь щель в палату ворвался поток света. Я чуть опустил веки и увидел, что это снова сестра со шприцем в руке. Этакая могучая матрона с широченными плечищами. Когда она подошла совсем близко, я неожиданно приподнялся и сел на постели. – Добрый вечер! – сказал я. – Ох! Добрый вечер, – ответила она. – Когда меня выписывают? – спросил я. – Об этом надо узнать у доктора. – Ну так узнайте. – Пожалуйста, поднимите рукав. – Да нет, спасибо, больше не надо. – Но мне необходимо сделать вам укол. – Нет, никакой необходимости в этом нет. – Так доктор велел! – Вот пусть доктор придет и сам мне об этом скажет. А пока что я категорически против. – Но мне же приказано… – Эйхман тоже так говорил, а чем кончил? – Я укоризненно покачал головой. – Хорошо, – вздохнула медсестра. – Мне придется доложить… – Пожалуйста, докладывайте, – сказал я. – Заодно сообщите доктору, что я утром намерен выписаться. – Нет, это невозможно! Вы ведь даже ходить еще не в состоянии! И у вас серьезные повреждения внутренних органов… – Ладно, посмотрим, – кивнул я. – Спокойной ночи. Она вылетела в коридор, ничего не ответив. А я снова лег и стал думать. По-видимому, я нахожусь в какой-то частной лечебнице. Значит, кто-то платит за мое пребывание здесь. Интересно, кто? Никаких родственников я вспомнить не мог. Друзей тоже. Кто же тогда платит? Враги? Я еще немного подумал. Ничего не придумывалось. Ни малейшей идеи насчет предполагаемого благодетеля. Вдруг я вспомнил: моя машина летит под откос на горной дороге и падает в озеро… Дальше – полный мрак. Я был… От напряжения я снова весь покрылся испариной. Я не знал, кем я был раньше. Чтобы отвлечься, я сел и быстренько разбинтовал себя. Под бинтами все давно зажило; похоже, их давно пора было снять. Потом я разбил гипс на правой ноге металлическим прутом, вынутым из спинки кровати. Мною овладело странное чувство: казалось, что нужно как можно скорее отсюда смыться, чтобы успеть сделать нечто важное. Я попробовал встать на правую ногу. Нормально. Потом я разбил гипс и на левой ноге, встал и потихоньку пошел к шкафу. Пусто. Одежды там не было. В коридоре послышались шаги. Я снова лег, прикрыв простыней снятые бинты и куски гипса. Дверь опять приоткрылась. В палате вспыхнул яркий свет; на пороге высился здоровенный детина в белом халате, смахивавший на быка. Это он зажег свет: пальцы его до сих пор лежали на выключателе. – Что вы тут удумали? Сестра на вас жалуется, – сказал он. Притворяться спящим больше не имело смысла. – Неужели? – спросил я. – И что же она говорит? Детина некоторое время, наморщив лоб, обдумывал мой вопрос, потом строго произнес: – Вам пора делать укол. – Вы что, доктор? – Нет, но мне поручено сделать вам укол. – А я не желаю, чтобы мне делали укол, – заявил я. – И имею на это полное право. Что вы на это скажете? – Что я все равно укол вам влеплю, – ответил здоровяк и двинулся к кровати. В руке он держал шприц, которого я раньше не заметил. Это был исключительно подлый удар, дюйма на четыре ниже пояса. Детина рухнул на колени. – Ах ты!.. – выдавил он некоторое время спустя. – Попробуй еще раз, – сказал я, – увидишь, что тогда с тобой будет. – Ничего, мы с такими пациентами справляться приучены! – выдохнул он. И я понял, что настало время действовать. – Где моя одежда? – спросил я. – Ах ты! – повторил он. – Тогда, пожалуй, придется позаимствовать твою. Раздевайся! После третьего раза мне надоело. Я накинул простыню ему на голову и как следует врезал тем самым железным прутом, которым разбивал гипс. Через несколько минут я был уже весь в белом. Этакий Моби Дик. Или ванильное мороженое гигантских размеров. Довольно-таки жуткое зрелище. Я засунул этого типа в стенной шкаф и выглянул в окно. В небе сияла полная луна, освещая ряд высоких тополей. Трава в лунном свете казалась серебристой, сверкающей. Ночь близилась к концу. Ничто не подсказывало мне, где я могу находиться. Похоже, это был четвертый этаж. Из окна я заметил внизу, слева от меня, на втором этаже свет: тоже кто-то не спал. Я вышел в коридор и осмотрелся. Слева коридор упирался в стену с зарешеченным окном. Там были еще четыре палаты, по две с каждой стороны коридора. Я дошел до окна и выглянул наружу. Ничего нового: такие же деревья, такая же трава, та же лунная ночь. Я повернулся и пошел в обратную сторону. Двери, двери, двери, и ни лучика света изнутри. И тишина. Лишь шарканье моих собственных шагов: позаимствованные ботинки были великоваты. Часы, тоже позаимствованные, показывали пять пятьдесят четыре. Железный прут я заткнул за пояс под белым халатом; при ходьбе прут втыкался мне в бедренную кость. Через каждые пять-шесть метров под потолком горела тусклая лампочка – ватт на сорок, не больше. Так я добрался до лестницы, покрытой ковром, и стал тихо спускаться. Третий этаж выглядел в точности, как мой четвертый, так что я пошел дальше вниз. На втором этаже свернул по коридору направо, пытаясь найти ту комнату, где горел свет. И я ее нашел – по тонкой полоске света под дверью – почти в самом конце коридора. Стучать я не стал. В комнате за огромным полированным столом сидел какой-то тип в роскошном купальном халате и что-то писал в настольном блокноте. Это явно была не больничная палата. Тип так и впился в меня глазами: на лице его появилось такое выражение, будто он вот-вот закричит, глаза его дико расширились… Но он не закричал – видимо, я выглядел достаточно решительно, – только быстро поднялся. Я закрыл за собой дверь, подошел поближе и произнес: – Доброе утро. Вам грозят большие неприятности. Людям всегда хочется узнать, что за неприятности им грозят. Так что уже через секунду я услышал: – Что вы имеете в виду? – А вот что: я подам на вас в суд. За то, что вы держите меня здесь против моей воли, а также за злоупотребление служебным положением и нарушение клятвы Гиппократа: вы насильно пичкали меня наркотиками. У меня, можно сказать, уже началась ломка, так что я вполне могу совершить, например, насилие. – Убирайтесь вон, – сказал этот тип – вероятно, врач. Я заметил на его столе пачку сигарет, вытянул одну. – Сядь и заткнись. Нам есть что обсудить. Он сел, но так и не заткнулся. – Вы нарушаете правила… – Суд определит, кто из нас что нарушает, – ответил я. – Пусть принесут мою одежду и личные вещи. Я выписываюсь. – Но ваше состояние… – Не твое дело. Или вещи, или судебный иск. Он было потянулся к кнопке на столе, но я отшвырнул его руку. – Ну нет, – сказал я. – Раньше надо было нажимать, когда я только вошел. Теперь поздно. – С вами трудно договориться, мистер Кори… Кори? – Я к вам сюда не напрашивался. И имею полное право выписаться, когда мне угодно. А угодно мне именно сейчас. Так что давай. – Но вы еще не поправились, чтобы выписываться, – ответил он. – Ваше состояние… Нельзя позволить… Я сейчас кого-нибудь позову, вас проводят в палату, уложат в постель… – И не пытайся. А то мне придется продемонстрировать мое теперешнее состояние. И вот еще что… Кто меня сюда поместил и кто оплачивает мое пребывание здесь? – Ну хорошо, – вздохнул врач, огорченно опустив тонкие усики, и сунул руку в ящик стола. Но я был наготове. Я выбил пистолет у него прежде, чем он успел спустить предохранитель. Так, автоматический, тридцать второго калибра. Аккуратненький такой «кольт». Я спустил предохранитель и прицелился. – Придется все же ответить на мои вопросы. По-видимому, ты считаешь меня опасным. И возможно, ты прав. Врач бледно улыбнулся и закурил. Зря – он так старался сохранить достоинство, но руки-то у него дрожали. – Хорошо, Кори. Если вы так настаиваете… Привезла вас сюда ваша сестра. «Сестра?» – подумал я. – Какая сестра? – Эвелин. Это имя мне ничего не говорило. – Странно. Я уже несколько лет ее не видел, – сказал я. – Она и не знала, что меня занесло в эти края. Он пожал плечами: – И тем не менее… – Где же она теперь живет? Я хочу к ней заехать, – сказал я. – У меня где-то есть ее адрес. – Давай сюда. Он поднялся из-за стола, подошел к шкафу, открыл его, порылся там и достал карточку. Я впился в нее глазами. Миссис Эвелин Фломель… Нью-йоркский адрес тоже ничего мне не говорил, но я постарался его запомнить. Судя по карточке, меня звали Карл. Отлично. Дополнительная информация. Я заткнул пистолет, не забыв, конечно, поставить его на предохранитель, за пояс рядом с металлическим прутом. – Ну ладно, – сказал я. – Где моя одежда и деньги – сколько ты там намерен мне выплатить? – От вашей одежды после катастрофы остались одни лохмотья, – ответил врач. – Вынужден вам напомнить, что у вас были сломаны обе ноги, причем левая – в двух местах. Откровенно говоря, я просто не понимаю, как вы стоите. Прошло всего две недели… – На мне все заживает, как на собаке, – успокоил его я. – Так как насчет денег?.. – Каких денег? – Насчет отступного, чтобы я не подавал в суд на ваше заведение. За всякие злоупотребления и прочее. – Не валяйте дурака! – Кто здесь валяет дурака? Я готов удовлетвориться тысячей, но наличными и немедленно. – Даже говорить на эту тему не желаю! – Я бы на твоем месте сперва подумал. Суд, конечно, может принять решение и в твою пользу, но как насчет прессы? Уж я постараюсь, чтобы в газетах появились кое-какие материалы еще до суда. И с телевизионщиками свяжусь. В грязи ведь вываляют… – Это шантаж! – заорал он. – Да я вообще не имею к этому никакого отношения! – Сейчас ты заплатишь или потом, после суда, – сказал я, – мне, в общем-то, безразлично. Но сейчас дешевле обойдется! Если он согласится, значит, я прав и здесь что-то нечисто. Врач долго буравил меня взглядом. – У меня нет при себе тысячи, – заявил он наконец. – Что ж, тогда поторгуемся? – Это вымогательство! – возмутился он. – Ничего подобного: ведь ты отдаешь деньги добровольно, милый. Итак? – В сейфе, наверное, сотен пять найдется. – Ладно. Доставай. Покопавшись в сейфе, он заявил, что нашел всего четыреста тридцать долларов. Мне не хотелось проверять: могли остаться отпечатки пальцев. Так что я взял эти четыреста тридцать и сунул в карман. – Так, теперь о транспорте. Как отсюда вызвать такси? Он дал мне название компании и телефон. Я проверил по телефонной книге: мы находились где-то на севере штата Нью-Йорк. Я заставил его вызвать для меня такси, потому что так и не понял, где я, и не хотел, чтобы он догадался, что голова у меня не в порядке. Между прочим, один из бинтов я снял как раз с головы… Когда врач разговаривал по телефону, я услы шал, как он назвал свое заведение: частная клиника «Гринвуд». Я погасил окурок, закурил новую сигарету и с облегчением плюхнулся в мягкое кресло возле книжного шкафа, освободив свои бедные ноги как минимум от шестидесяти килограммов живого веса. – Подождем здесь, а когда придет такси, ты меня проводишь, – сказал я. Он не ответил и больше не произнес ни единого слова.Глава 2
Было уже около восьми утра, когда мы добрались до ближайшего городка. Я расплатился с водителем и побродил минут двадцать по улицам. Потом зашел в кафе и заказал сок, яичницу, ветчину, тосты и целые три чашки кофе. Ветчина была слишком жирной. Завтракал я не торопясь, с удовольствием, наверное, не меньше часа. Потом снова отправился бродить по городку. Нашел магазин готового платья, дождался его открытия и купил брюки, ремень, три спортивные рубашки, белье и подходящие ботинки. Выбрал еще носовой платок, бумажник и расческу. Потом отправился разыскивать автобусную станцию, где сел на автобус компании «Грейхаунд», идущий в Нью-Йорк. Никто не пытался меня задержать. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Сидя в автобусе и лениво поглядывая в окно на проплывавшие мимо осенние пейзажи, на ясное холодное небо, я снова и снова мысленно перебирал все, что было мне известно о себе самом и о происшедших со мной событиях. Итак, моя сестра Эвелин Фломель поместила меня в лечебницу «Гринвуд» под именем Карла Кори. Это было следствием автомобильной катастрофы, случившейся дней пятнадцать назад, во время которой я переломал себе все кости. Кстати, ноги меня совершенно не беспокоили. Никакой сестры Эвелин я не помнил. Персоналу «Гринвуда», видимо, было велено держать меня в «отключке», и теперь они опасались попасть под суд, которым я пригрозил, когда освободился. Хорошо. Значит, кто-то меня по каким-то причинам боится. Что ж, буду иметь это в виду. Я упорно пытался вспомнить хоть что-нибудь об этой автокатастрофе, просто голова распухла. Случайностью авария явно не была. Почему-то я в этом совершенно не сомневался, хотя и не мог понять, почему. Но я все вы ясню. Тогда кому-то придется заплатить! И очень дорого! Ярость, черная ярость закипела в моей груди. Кто бы ни был тот, что так старался навредить мне или использовать меня в своих целях, вскоре он получит по заслугам!.. Я ощутил страстное желание немедленно уничтожить того, кто заманил меня в ловушку. И еще я знал: не впервые мне приходится испытывать это чувство, эту яростную жажду мести, и не раз уже в своей жизни я следовал этому желанию… Не раз. За окном, медленно кружась, опадали осенние листья.Первое, что я сделал, добравшись наконец до Нью-Йорка, это постригся и побрился в ближайшей парикмахерской. Затем зашел в туалет и полностью переоделся во все новое. Пистолет, прихваченный в клинике «Гринвуд», я сунул в правый карман пиджака. Если бы тот тип или моя неведомая сестрица Эвелин хотели засадить меня в тюрьму, то сейчас повод был бы идеальный: незаконное ношение оружия. Поправка Салливана[1]. Но я все же решил оставить пистолет при себе. Меня ведь сначала надо еще найти. К тому же необходимо узнать, зачем я им. Потом я наскоро пообедал и целый час добирался на метро и автобусе через весь город до дома Эвелин, моей так называемой сестры и возможного источника информации. По дороге я обдумывал, какой тактики мне следует придерживаться. Так что когда я постучал и массивная дверь огромного старого дома наконец открылась, я уже знал, что именно скажу. Я продумал каждое слово, направляясь к дому по подъездной аллее, посыпанной гравием. Дул холодный ветер, мрачные дубы и клены роняли листья, шуршавшие под ногами. Ветер леденил мой свежевыбритый затылок, и даже поднятый воротник пиджака не спасал от холода. Аромат парикмахерского лосьона смешивался с затхлым запахом плесени и гниющей листвы, исходившим от увитых плющом старых кирпичных стен дома. Раньше я явно здесь никогда не бывал, все мне было абсолютно незнакомо. Я постучал в дверь, и из глубины дома ответило гулкое эхо. Я сунул руки в карманы и стал ждать. Дверь отворилась, и я улыбнулся возникшей на пороге горничной. Она была смуглая, вся в родинках и говорила с пуэрториканским акцентом. – Что вам угодно? – Я бы хотел видеть миссис Эвелин Фломель. – Как мне о вас доложить? – Скажите, что это ее брат Карл. – Пожалуйста, войдите, – пригласила горничная. Я вошел в холл. Пол был выложен маленькими керамическими плитками кремового и бирюзового цвета, стены отделаны красным деревом, слева – огромное кашпо, откуда свисали пышные побеги какого-то растения с огромными зелеными листьями. Под потолком – куб из стекла и эмали, из которого вниз лился желтый водопад света. Горничная удалилась, а я оглядывался по сторонам в поисках хоть чего-нибудь знакомого. Ничего знакомого я не обнаружил. Что ж, подождем. Вскоре горничная вернулась, улыбаясь мне и кивая головой: – Пожалуйста, прошу вас. Вас ждут в библиотеке. Я пошел за нею, миновал три лестничных марша, коридор и две закрытые двери. Наконец третья дверь по левую руку от меня оказалась открытой. Горничная указала мне на эту дверь, я вошел и остановился на пороге. Это была библиотека, и она, разумеется, была полна книг. Еще там висели три картины: два в высшей степени мирных пейзажа и один, тоже в высшей степени мирный, морской сюжет. На полу – тяжелый зеленый ковер. Рядом с огромным письменным столом стоял гигантский глобус, с которого на меня смотрела Африка. За глобусом – окно во всю стену, восемь прозрачных стеклянных панелей. Но все эти предметы не произвели на меня особого впечатления, и остановился я вовсе не поэтому. У стола сидела женщина в сине-зеленом платье цвета морской волны, с узким глубоким вырезом и широким воротником. Ее длинные волосы и пышная челка были цвета облаков на закате или, может быть, напоминали тот ореол, что окружает пламя свечи в темной комнате; я почему-то знал, что это их естественный цвет. Ее глаза за стеклами очков, которые ей, по-моему, совершенно не требовались, были той пронзительной голубизны, какой обладают воды озера Эри безоблачным летним днем. На губах играла сдержанная улыбка. Но не красота этой женщины заставила меня застыть на пороге. Я знал ее! Откуда-то я ее, безусловно, знал, вот только не мог вспомнить откуда. Я подошел ближе, улыбаясь в ответ на ее улыбку. – Привет, – сказал я. – Садись, – сказала она. – Пожалуйста. И указала мне на огромное оранжевое кресло с высокой спинкой. Я сел. Она внимательно смотрела на меня. – Рада тебя видеть здоровым. Хорошо, что приехал. – Я тоже рад. Как ты поживаешь? – Спасибо, все в порядке. Признаться, не ожидала увидеть тебя здесь. – Ясное дело, – соврал я. – Но вот видишь, я здесь и хочу поблагодарить тебя, сестра, за доброту и заботу. – Мне хотелось быть чуть ироничным: интересно, как она прореагирует на это. И тут в комнату ввалился огромный пес, ирландский волкодав, и шлепнулся на пол возле стола. Потом появился еще один, обошел пару раз вокруг глобуса и улегся под ним. – Ну, – сказала «сестра», тоже стараясь быть ироничной, – это, собственно, все, что я могла для тебя сделать. Ты бы все-таки ездил поосторожнее. – Непременно, – ответил я. – Я непременно буду осторожнее, обещаю тебе. – Черт знает что за игру мы с ней затеяли, но поскольку она явно не понимает, что именно я помню, а что забыл, я решил продолжать в том же духе, чтобы вытянуть из нее всю информацию, какую она могла дать. – Мне показалось, что ты не прочь узнать, в каком я состоянии, вот я и приехал. – Да, конечно. Меня это беспокоило и продолжает беспокоить, – откликнулась Эвелин. – Ты не голоден? – Не очень. Перекусил слегка часа два-три назад. Она позвонила горничной и велела принести поесть. Потом сказала: – У меня вообще-то была мысль, что тебе взбредет в голову самостоятельно выбраться из клиники «Гринвуд», едва ты придешь в себя. Правда, я не ожидала, что это случится так скоро. И уж тем более – что ты явишься прямо ко мне. – Знаю, – кивнул я. – Именно поэтому я здесь. Она протянула мне сигареты и сама взяла одну. Я дал ей прикурить, затем прикурил сам. – Ты всегда был совершенно непредсказуем! – сообщила она мне наконец. – И хотя в прошлом это не раз тебе помогало, сейчас я бы не слишком рассчитывала на собственную непредсказуемость. – Что ты хочешь этим сказать? – Сейчас ставки слишком высоки, чтобы блефовать, а ты, по-моему, как раз блефуешь. Ишь ты, явился прямо сюда!.. Меня всегда восхищало твое мужество, Корвин, но нельзя же вести себя так глупо! Ты ведь прекрасно знаешь, в каком положении оказался. Корвин? Что ж, запомним и это имя. Оно не хуже, чем Кори. – А может быть, я ничего не знаю? Не забывай, я ведь довольно долго проспал. – Ты хочешь сказать, что с тех пор ни с кем не общался? – Как-то возможности не представлялось. Во всяком случае, с тех пор как очнулся. Она склонила голову набок, прищурив свои прелестные глаза. – Сомнительно… Хотя вполне возможно. Видимо, это действительно так. Видимо. Хорошо, предположим, я тебе поверила. Пока что. В таком случае ты весьма разумно поступил, приехав сюда. Ладно, я должна подумать. Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала. Тогда я решил воспользоваться тем преимуществом, которого, похоже, добился в этой загадочной игре с неведомыми мне игроками и слишком высокими ставками, о которых не имел ни малейшего понятия. – Уже одно то, что я приехал сюда, о чем-то говорит, – заявил я. – Разумеется, – ответила она. – Это я понимаю. Но ведь ты же хитрец, так что говорить твой приезд может о чем угодно. Поживем – увидим. Поживем? Увидим? Что увидим? Горничная принесла бифштексы и кувшин с пивом, так что я на время был избавлен от необходимости делать слишком многозначительные заявления, которые моей собеседнице казались хитроумными и уклончивыми. Бифштекс был превосходный, розовый внутри и истекающий соком. Я впился зубами в кусок свежего, хрустящего хлеба, жадно запивая еду пивом. Она, смеясь, наблюдала за мной, отрезая маленькие кусочки от своей порции. – Мне нравится смотреть, с каким аппетитом ты ешь, Корвин. До чего же ты любишь жить! Именно поэтому мне будет крайне неприятно, если тебе придется с жизнью расстаться. – Мне тоже, – пробормотал я. Пожирая мясо, я размышлял. Она вдруг вспомнилась мне совсем в иной одежде: в бальном платье зеленого цвета – такого, каким бывает море на глубине, – с длинной пышной юбкой, с обнаженными плечами. Звучала музыка, вокруг танцевали, слышались голоса… Сам я был в черном с серебром… Видение исчезло. Но это явно было воспоминание из реального прошлого. Я знал это, я был в этом уверен. Проклятие! Я никак не мог восстановить картину во всей полноте. Что она в том зеленом бальном платье говорила тогда мне, одетому в черное с серебром, ночью, наполненной музыкой и голосами танцующих людей?.. Я налил ей и себе еще пива и решил проверить себя. – Помнится, однажды ночью. Ты еще была в своем зеленом платье, а я, как всегда, в черном… Не забыла? Все тогда казалось прекрасным, и музыка играла… Ее взгляд вдруг стал задумчивым, щеки порозовели. – Да, – промолвила «сестра». – О дивные, светлые времена… Так ты действительно ни с кем не встречался? – Слово чести, – произнес я торжественно, к чему бы это ни относилось. – Положение значительно ухудшилось, – сказала она. – Из Царства Теней появляется столько ужасного, что и представить себе было невозможно. – И?.. – И у него по-прежнему множество проблем, – договорила Эвелин. – Неужели? – Ну конечно! И он, разумеется, захочет узнать, на чьей ты стороне. – Да на той же! – Ты хочешь сказать?.. – Во всяком случае, пока, – быстро добавил я. Может быть, слишком быстро, потому что глаза ее вдруг изумленно расширились. – Я ведь все еще не полностью представляю себе расстановку сил. Что бы это ни значило, пусть думает. – Ах вот как. Мы наконец покончили с бифштексами, остатки кинули псам. Потом мы пили кофе, и мне вдруг отчетливо показалось, что она мне действительно сестра. Но я подавил излишнюю сентиментальность. – А как остальные? – спросил я. Это могло означать все, что угодно, но звучало вполне безобидно. На секунду у меня, правда, возникло опасение, что она спросит, кого конкретно я имею в виду. Но она ничего не спросила, а откинулась на спинку кресла и проговорила, глядя в потолок: – Как обычно. Ни от кого никаких известий. Никто уже давно не появлялся. Ты, вероятно, поступил умнее всех. Мне, во всяком случае, это нравится. Но разве можно забыть?! Честь, славу?.. Я опустил глаза, так как не знал, что они должны в такой момент выражать. – Невозможно, – сказал я. – Забыть об этом невозможно. Последовало долгое и какое-то напряженное молчание. Потом она спросила: – Ты меня ненавидишь? – Конечно же, нет, – ответил я. – Как же я могу, памятуя обо всем, что ты для меня сделала? Это, казалось, ее успокоило. Она опять улыбнулась, показав очень белые зубы. – Спасибо тебе. Что бы ни случилось, ты всегда джентльмен. Я с улыбкой поклонился: – Ты мне льстишь. – Едва ли, – сказала она. – Памятуя обо всем, что ты для меня сделал. Тут я почувствовал себя неуютно. Гнев мой все еще пылал в груди. Интересно, подумал я, а она знает, против кого этот гнев должен быть направлен? Я чувствовал, что знает. И боролся с искушением спросить ее об этом напрямик. Искушение удалось подавить. – Ну хорошо. А что ты намерен делать теперь? – спросила она наконец. Я был к этому вопросу готов и тут же ответил: – Ты, конечно, мне не поверишь… – Конечно. Этого мы не можем себе позволить. Я отметил это «мы». – Пока что я намерен оставаться у тебя под присмотром. Буду рад, если ты здесь глаз с меня не спустишь. – А потом? – Потом? Посмотрим. – Что ж, разумно, – кивнула она. – Весьма разумно. И ты к тому же поставишь меня в довольно затруднительное положение. Я сказал так только потому, что мне просто некуда было идти, а денег, заработанных шантажом, надолго не хватило бы. – Конечно, – продолжала Эвелин, – ты можешь оставаться у меня. Но должна тебя предупредить, – и она ткнула пальцем в какой-то предмет, висевший у нее на шее, который я принял было за кулон. – Это свисток для собак. Ультразвуковой. Вот Доннер и Блицен, а еще у них есть четыре брата, и все они приучены ставить надоедливых людей на место, а на сигнал мой реагируют мгновенно. Так что не вздумай совать свой нос туда, куда не следует. При малейшей опасности я подам сигнал, и перед моими псами не устоишь даже ты. Ведь именно благодаря этим собачкам в ирландских лесах перевелись волки. – Понятно, – сказал я. Действительно, чего уж тут не понять. – Хорошо, – продолжала она. – Эрику будет приятно думать, что ты мой гость. И он, наверное, перестанет тебя преследовать. Ведь ты именно этого и хочешь, n’est-ce pas?[2] – Oui[3], – ответил я. Эрик! Очень знакомое имя! Когда-то давно я действительно знал какого-то Эрика, и это показалось мне весьма важным. Но тот Эрик, с которым я тогда встречался, все еще существовал, и это тоже было очень важно. Почему? Я его ненавидел, вот почему. Ненавидел так сильно, что готов был убить. Может быть, даже пытался. Но, кроме этого, нас с ним связывало что-то еще, сомневаться не приходилось. Может быть, он мой родственник? Да, точно. Никому из нас не доставляло особой радости быть братьями. Я вспомнил, наконец я вспомнил! Огромный, могучий Эрик. Борода вся мокрая и кудрявая, а глаза… Глаза – как у Эвелин! Меня потрясли эти проснувшиеся воспоминания, в висках застучала боль, от затылка к шее разлилась горячая волна. Но выражение моего лица оставалось неизменным. Я лишь позволил себе лишний раз затянуться сигаретой да отхлебнул еще глоток пива. Итак, Эвелин действительно оказалась моей сестрой! Только звали ее вовсе не Эвелин!.. Осторожнее, сказал я себе. Не надо вообще называть ее по имени, пока не вспомнишь. Ну а сам я? Кто я такой и что со мной происходит? И внезапно меня осенило: Эрик имеет какое-то отношение к той автокатастрофе! Я должен был в ней погибнуть, да вот выжил. Значит, это он все подстроил! А Эвелин на его стороне. Она не жалела денег, чтобы в «Гринвуде» меня пичкали наркотиками до полусмерти! Это, конечно, лучше, чем смерть, хотя… И тут мне стало ясно, что, приехав к Эвелин, я, таким образом, умудрился угодить прямо в лапы Эрику. И теперь буду в некотором роде его пленником – он в любой момент сможет снова покуситься на мою жизнь. Если я останусь в этом доме, разумеется. Однако Эвелин сказала, что если я буду жить у нее, то он оставит меня в покое. Я колебался. Ей, конечно, доверять не следует, и все время надо быть начеку. Может, лучше все-таки куда-нибудь уехать и подождать, пока полностью не восстановится память? Но в то же время меня не покидало ощущение, что мне нельзя сидеть сложа руки. Надо как можно скорее восстановить полную картину событий и действовать, уже исходя из этого. Жажда деятельности прямо-таки томила меня. Что ж, ладно, я останусь у нее, даже если за собственные воспоминания придется дорого заплатить. – А еще я помню… – сказала Эвелин, и до меня дошло, что все это время она о чем-то рассказывала, а я ее не слушал. Может быть, она и не заметила этого, потому что целиком погрузилась в какие-то воспоминания. Я же не слушал ее потому, что то, о чем я непрестанно размышлял, было для меня гораздо важнее. – …помню, как однажды вы с Джулианом играли в его любимую игру и ты его обыграл, а он запустил в тебя бокалом вина. Как он тогда ругался!.. Но ты все-таки выиграл приз. А он еще потом испугался, что слишком дал себе волю. Но ты только посмеялся, и потом вы с ним снова пили вино. Мне кажется, он тогда очень сожалел, что так разозлился: он ведь прекрасно умеет владеть собой. А в тот день страшно тебе завидовал и не смог скрыть своих чувств. Помнишь? По-моему, с того дня он и начал во всем тебе подражать. И все равно я его ненавижу! Чтоб он пропал! Я думаю, что он… Джулиан, Джулиан, Джулиан… И да, и нет. Какая-то игра… Я его обыграл, он утратил свое хваленое самообладание… Да, что-то такое вспоминалось. Нет, я так и не мог вспомнить, что это было. – А Кейн? Как ты его дурачил! Он ведь до сих пор тебя ненавидит, знаешь ли. Я понял, что в семье меня не особенно любили. И это почему-то меня радовало. Имя Кейн тоже звучало привычно. Очень знакомое имя. Эрик, Джулиан, Кейн, Корвин. Имена эти, сменяя друг друга, вертелись у меня в голове, и мне показалось, что им там тесно. – Все это в прошлом, – произнес я непроизвольно, и это было действительно так. – Корвин, – сказала она, – перестань вилять. Я же понимаю, что ты не просто прячешься здесь. И что ты по-прежнему достаточно силен, чтобы добиться своего даже при нынешнем положении вещей – если, конечно, изберешь правильную тактику. Мне трудно отгадать, что именно у тебя на уме, но, может быть, нам удастся договориться с Эриком. Опять «нам»? Она, видимо, уже определила мое место в этой большой игре. И явно углядела возможность кое-что выиграть. Я слегка улыбнулся. – Ты ведь поэтому приехал сюда? – продолжала Эвелин. – Ты что-то хочешь предложить Эрику? И тебе нужен посредник? – Может быть, – ответил я. – Но я еще должен подумать. Я ведь совсем недавно поправился, и мне есть над чем подумать, согласись. Я просто хотел некоторое время побыть в безопасности, имея, однако, возможность быстро предпринять любые необходимые шаги, если решу, что в моих интересах договориться с Эриком. – Берегись, – сказала она. – Ты же знаешь, что я передам ему каждое твое слово. – Ну разумеется! – воскликнул я, хотя не знал ровным счетом ничего и старался отделываться общими фразами. – Если только – чисто случайно – твои сокровенные интересы не совпадают с моими. Эвелин нахмурилась, на лбу ее между бровями пролегла морщинка. – Нельзя сказать, что я тебя поняла. – Я пока ничего конкретного и не предлагаю. Пока. Честно и открыто заявляю тебе, что пока ничего не знаю. Не уверен, что стану искать союза с Эриком. В конце концов… Я специально не закончил фразы: не знал, как ее закончить, хотя чувствовал, что сказать что-то должен. – У тебя есть выбор? – Внезапно Эвелин вскочила и схватилась за свисток. – Ну конечно! Блейз! – Сядь, – сказал я. – И не городи чепухи. Стал бы я сюда являться с открытой душой и безоружный, чтобы ты имела возможность натравить на меня своих собачек! И вообще, при чем здесь Блейз? Она села, пожалуй, немного успокоенная и даже смущенная. – Может быть, я и не права, зато прекрасно знаю, что ты опасный игрок и предательство тебе не в новинку. Если ты явился сюда, чтобы покончить с одним из своих врагов, используя меня, то можешь не трудиться: я не гожусь для столь важной роли. Пора было бы уже это понять. Кроме того, ты, по-моему, всегда относился ко мне с симпатией. – Правильно, всегда, – кивнул я. – И вообще, тебе не о чем беспокоиться. Блейз! Интересно, почему ты вспомнила это имя? ...
Все права на текст принадлежат автору: Роджер Желязны, Роджер Джозеф Желязны.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.